Путь рыцаря

Ардова Людмила Владимировна Путь рыцаря

Пролог Место действия: галактика

Млечный путь

Солнечная система

Планета Земля

.. Широты… долготы

В мире все очень обманчиво. На протяжении жизни не раз убеждаешься в этом. Время, как старый фокусник, смеясь, открывает карты. Мы удивляемся или не удивляемся — фокус старый как мир: то, что мы видим, не всегда соответствует реальности. Если говорить об истории, с которой начинается эта книга, то, согласитесь, глядя на холодные равнины и холмы, мерцающие снегом под пристальным светом звезд трудно усомниться в том, что они безжизненны. И те не менее, это та правда, которая в буквальном смысле слова лежит на поверхности.

Кому придет в голову, что под толстым слоем снега и обледеневшего грунта ведет свое необычное существование жизнь, по чьим — то жилам течет кровь, стучит чье-то сердце, происходят долгие задушевные разговоры.

Ледяная пещера, скрытая в глубинах земли. Чтобы убедиться в ее существовании и узнать о приключениях наших героев, придется переместиться туда, если, конечно, вы не страдаете клаустрофобией. Итак, переместились. И попали в небольшой круглый зал, абсолютно ледяного цвета, со множеством коридоров — ответвлений.

В сущности, там не так уж и страшно. Есть определенный дискомфорт, а где его нет?

На чей-то вкус может показаться, что света маловато — так это все решаемо! Кто-то скажет прохладно, но это будут избалованные личности — можно им возразить, что это тоже решаемо. В небольшом овальном зале есть и регулируемые источники света, в том числе восковые свечи и источники тепла, взять хотя бы огромный очаг.

В этом зале с круглыми стенами, украшенными витиеватым орнаментом, много необычного…Хотя бы, шестнадцатилучевая звезда под куполом, на гранях которой сияют потрясающей красоты камни. Она разгорается время от времени то ослепительно- солнечным, то огненным, то филотевым, а то рубиновым светом. Может, кого-то не слишком впечатлит эта звезда. Подумаешь! Звезды! Кто их не видел? Нас такими спецэффектами не удивишь!

Но вот обстановка! Кто додумался втащить сюда такие дикие грубосколоченные столики и скамейки — они как бородавка на лице красавицы. Тяжелое сочетание с общим благородным, классическим стилем помещения. Или деревянная стойка, из-за которой выглядывают полки заставленные бутылками с известным всем содержимым и полки с провиантом, ну и, разумеется, очаг, о котором мы уже говорили, более подобающий деревенскому дому или трактиру. Да это же самый настоящий трактир!

Неужели в подобном месте, в подземелье могут появиться посетители, жаждущие глотка вина? Вот тут то и начинаются вопросы. И все же!

Из-за высокой стойки разгибается трактирщик: стройный сухощавый мужчина, сорока лет от роду. Он задумчиво созерцает содержание какой-то древней бутыли.

С одной скамейки слышится исполинский храп. Но вот он стих и мощным прыжком с нее соскакивает еще одно живое существо в этом странном месте — небольшой зверь о четырех лапах, по виду собака, рыжего окраса, с мощным хорошо развитым туловищем. Цокая по гладкому полу ногтями лап, она направляется к трактирщику.

Они оценивающе смотрят друг на друга.

Лицо мужчины отмечено печатью жизни, богатой событиями. Морда зверя выглядит добродушной и плотоядной. От собаки ее отличают маленькие рожки. Гладкая шкура с короткой шерстью блестит, и хвост дружелюбно повиливает.

— Что за дьявольское вино мне подсунули в Риме? Я боюсь его пить. Как ты думаешь, Бэтмор, наша гостья уже выспалась?

Собакоподобный зверь, для удобства будем в дальнейшем называть его — собака — смотрит на трактирщика выразительными коричневыми глазами, с чудесным ободочком из темных ресниц, и садится на задние лапы.

Словно в ответ на вопрос хозяина в одном из коридоров появляется девушка, как водится, неописуемой красоты. Она направляется к стойке, на ходу подбирая роскошные каштановые волосы драгоценной заколкой.

— Доброго дня, мессир Жарра! Видимо, я ужасно долго спала. Когда я сюда попала? Который час? — как и всем истинным женщинам, ей не хватает одного предложения для вопроса.

— И вам того же, — отвечает трактирщик. — Вы проспали недолго — всего шесть часов по местному времени. Но если припомнить ваше эффектное прибытие сюда, то отдых был очень кстати.

— Да, меня буквально вышвырнули сюда, — улыбнулась девушка.

— И вы замертво свалились у моих ног.

— Я не очень вежливая гостья.

— Бывали и похуже.

— Вы не хотите меня ни о чем спросить?

— Если вы сочтете нужным, то расскажете сами.

— Все очень просто — мне необходимо спрятаться. Меня постигли мелкие неприятности.

— Именно так и говорят разумные девушки королевской крови. Это в их стиле.

— Я хочу переждать здесь некоторое время. Вам знаком мир Тигров?

— Вы собираетесь туда?

Она кивнула.

— Но вход в это измерение откроется через двадцать часов.

— Я не тороплюсь, как видите, вряд ли мои преследователи начнут искать меня здесь.

— Но погодите, в последний раз, когда мы с вами виделись, ваши королевские дела были очень даже ничего.

— Все течет, все меняется.

— Философствовать банальными фразами — это не на пользу принцессам — у них от этого морщинки могут появиться.

— Вы все такой же ироничный чудак.

— А вы все так же очаровательно уклончивы в ответах.

— Скажем так, я встала на пути у одного очень нехорошего типа.

— Ну да ведь от хороших людей не прячутся в иных мирах. Он хочет отомстить?

— И это тоже. Ему нужна я, точнее, то, что я знаю.

— Мое любопытство удовлетворено, и мы с Атиной Бэтмор постараемся показать чудеса гостеприимства.

— Это вы про собачку?

— Я вовсе не собака, уважаемая госпожа Колири, — ответил зверь чуть вкрадчивым хрипловатым голосом.

— О, вы даже имя мое знаете!

— Конечно, ведь у меня же есть уши, — рассудительно заметила Бэтмор, — к тому же, мне не раз приходилось слушать истории о вас.

— А вас не удивляет, принцесса, то, что она умеет разговаривать?

— Обычное дело, — вполне по-королевски махнула тонкой ручкой Колири.

Она о чем-то призадумалась.

— Но что вы, мессир Жарра, чем занимаетесь на досуге?

— Как видите, служу трактирщиком. Ничего не изменилось с тех пор, как мы виделись в последний раз.

— Но ведь когда мы виделись прежде, ваши дела тоже были "ничего"!

— Я и сейчас на жизнь не жалуюсь. Меня развлекают мои гости. Кстати, познакомьтесь еще с одним. Представляю вашему вниманию: Биг Фут!

Один из белоснежных коридоров вдруг озарился всеми цветами радуги. Именно так была раскрашена шкура нового гостя. На миг ее сияние затмило зрение всем присутствующим. Когда их глаза привыкли, они смогли различить в этом ярком фейерверке очертания высокого прямоходящего существа, чем-то напоминавшего обезьяну. У него были ясные, зеленые как изумруд, глаза и детская мечтательная улыбка до ушей.

Биг Фут был прост и простодушен, но отнюдь не простоват. На голове его имелась яркая шляпа, которая в некоторых мирах известна под названием "сомбреро". Длинная густая шерсть огромными волнами развевалась вокруг. Ладони Биг Фута не были покрыты мехом — на них виднелась темная кожа, а гигантские ступни шлепали по гладкому полу, оставляя чуть влажные следы.

— Мессир Жарраа! — нежно пропел утробными звуками этот пушистый исполин.

— Приветствуем тебя, Биг Фут!

— Вы разрешите у вас перекантоваться?

— Разумеется! Только не оставляй меня без сладкого. Как твои похождения?

— На этот раз они были не слишком веселыми. Пришлось убегать из дурных краев — местные дикари с ружьями на меня охоту объявили! — он жаловался как обиженный ребенок.

— Не удивительно — ты потряс их воображение, но я тебе сочувствую.

— Путешествия стали превращаться в пытку — сплошное перенаселение, а там, где не кочуют орды милых потных людей, все оккупировали какие-нибудь гады. Все труднее становится путешествовать по мирам в поисках головных уборов.

— Поздравляю тебя с новым приобретением — это тебе местные дикари подарили?

— Одному настырному я в ухо лапой заехал и оставил висеть на дереве — зачем ему теперь шляпа?

— Он у нас большой модник, — объяснил хозяин принцессе Колири, — охотник за шляпами.

— Вполне невинное увлечение, я одобряю. Лучше, чем охота за головами.

— Несомненно!

— Люблю горы! — широко улыбаясь, заявил Биг Фут: видно было, что Колири ему очень понравилась.

— Ноги не мерзнут? — поинтересовалась она.

— Многолетняя закалка! — хвастливо сказал Биг Фут и повертел на своей голове шляпу.

— У нас уже целая коллекция шапок и шляп образовалась.

— Надо думать, гости мои, вы все зверски проголодались? Включая Атину и меня. Поскольку я здесь единственный человек, который умеет что-то делать, то я буду вам говорить, а вы мне поможете быстренько накрыть на стол.

Воцарилось ледяное молчание. Трактирщик рассмеялся и щелкнул костлявыми пальцами — самый большой стол в одно мгновение оказался заставлен разнообразными закусками и сервирован лучшим образом.

— Вы меня не разочаровали! — рассмеялась девушка.

Далее последовал обед, и компания провела его в теплой дружественной обстановке. Но, как и все хорошее, он слишком быстро подошел к концу.

Мне надо ненадолго отлучиться по делам, — сказал трактирщик. — Отдаю в ваше распоряжение все мое хозяйство. Атина пойдет со мной. А вы останетесь в компании Биг Фута. Если будет докучать — бросьте в него туфелькой.

С этими словами наш герой растворился в одном из ледяных коридоров. Последнее, что увидела Колири, был кончик хвоста загадочного зверя.

Наступила тишина. От такой оглушительной тишины девушке стало не по себе. Но это длилось недолго — покой ледяного царства грубо нарушило чье-то выразительное чавканье: это Биг Фут хозяйничал за деревянной стойкой, расправляясь с продовольственными запасами трактирщика.

— Биг Фут! — воскликнула девушка, — что ты себе позволяешь!

Из-за стойки высунулась виноватая рожа лохматого существа.

— Извините, госпожа, вы ведь не расскажете трактирщику?

— Биг Фут, я приказываю тебе выйти на середину зала и лечь.

— Зачем же это, добрая госпожа?

— Чтобы я всегда могла тебя видеть — ты меня беспокоишь.

Биг Фут послушно выполнил приказ. Шерсть его длинными волнами рассыпалась по блестящему полу.

— Ты как радуга, Биг Фут!

— Радуга! — ласково повторил Биг Фут.

— Не мешай мне, — строго сказала Колири, — я сама хочу похозяйничать за стойкой трактира — когда еще принцессе выпадет такая возможность!

И она прошла за стойку и внимательно осмотрелась.

— Так, так! — она открывала и закрывала шкафчики, принюхиваясь и разворачивая непонятные пакетики и коробочки. Иногда она говорила: "Мгм", иногда — "Божественно!" и глубоко втягивала носом аромат ванили или шоколада, а то, вдруг чихала от какой-нибудь пряности.

— Ну, в общем, ничего интересного, — подытожила она и облокотилась о стойку. Одна рука ее наматывала на пальчики пряди роскошных волос, которыми так гордилась принцесса, а другая — упала на стопку листов плотной бумаги. Часть листов лежала беспорядочной кучкой, как будто кто-то писал в большой спешке. Рядом дружно расположились чернильница и стаканчик с перьями.

— А это еще что такое? — с восторженным любопытством произнесла Колири.

Она зашелестела листами.

— О Боги! — Да ведь это какое-то произведение! Пожалуй, я нашла именно то, что мне сейчас нужно. Занимательное чтение, чтобы скоротать время. Но где же начало? Эти мужчины! — бормотала она, — на порядок здесь не надейся.

Она еще немного поворчала в несвойственной принцессам манере и, наконец, объявила:

— Вот оно — начало! Похоже на то. Биг Фут, приказываю тебе не мешать мне в течение часа. Если мне наскучит, я дам тебе знать — и ты станешь моим единственным развлечением здесь.

— Му! — обиженно ответил Биг Фут.

Колири вооружилась бумагой и устроилась в неудобном громоздком кресле, укрытом звериными шкурами. Первые минуты она ерзала и ворочалась, но вскоре затихла, увлеченная повествованием.

Представляем и на ваш строгий, взыскательный или не очень, суд эту рукопись, уважаемый читатель — поскольку наш трактирщик из иного измерения авторское право нарушено не будет — ибо там действуют уже другие законы.

Глава1 О том, как меня на приключения потянуло.

Мое имя Льен Жарра. На древнем языке моего народа — значит огненный. Наверное, мой род получил его в награду за огненно-рыжие волосы. Мои же — вполне обыкновенного: темно-русого. Но я никогда не противился своему имени: огонь- это мощь, сила. Без него мы питались бы сырым мясом и сидели в холодных пещерах.

А я — вечный искатель.

Обреченный на странствия магической силой в лице таинственной дамы из чужих краев.

Каким ветром ее занесло в наше захолустье — можно удивляться. Но именно в глубокой провинции проходили мои юные годы. И я тогда нисколько не беспокоился об этом.

Меня весьма устраивало мое положение, и я был счастливым и здоровым, подобно большинству жителей тех мест.

Юность свою я проводил, как и полагается крепкому, полному задора парню из обедневшего рода.

Все что окружало меня: была старенькая крепость вроде сторожевой башни, которую мы гордо называли Замок, мой отец с одной рукой и хромой ногой, старый сад и поля, поля на многие дали кругом.

Матери своей я не знал и, насколько помню: я не видел в нашем замке ни одного ее портрета. Я думаю, она умерла, когда я был еще ребенком. Рос я сорванцом, каких мало.

Затевал проказы с окрестными ребятами, чесал языком с хорошенькими девушками, которые во мне души не чаяли, поддразнивал зрелых кумушек, чистил и запрягал лошадь, потому что от великой нужды у отца не осталось денег даже на слуг.

В ярмарочные дни мимо наших ворот по дороге, идущей в город, бесконечно тянулись крестьянские подводы, проезжали кареты окрестных дворян и повозки зажиточных людей. В один из таких ясных, нарядных, веселых дней, я, вместе с соседской девушкой Нэллой, сидел возле ворот и грыз орехи, весело задирая проезжих.

Виновница моих странствий подъехала в огромной колымаге, которую тащил мощный пятнистый мул. Женщина поражала воображение необычным и странным видом. На ней, как я помню, было много ярких разноцветных одежд, ленты с диковинным орнаментом вились по ее волосам и пышным юбкам, в одном ухе у дамы было большое кольцо, в другом — серьга в виде полумесяца, на голове — весьма диковинный головной убор из перьев, ярких камней и золотых подвесок, которые бешено раскачивались в такт повозке.

Необычным гортанным голосом она спросила у меня как проехать в город, (как будто дорога вела не в него!) и где она может найти одного известного человека. А закончила свое обращение какой-то чудной фразой: гэл-гор сат асурн кни-рг пи-мар-ото.

Я усмехнулся, а моя соседка хихикнула.

Не могу теперь понять: почему, но меня понесло! Я наигранно-вежливо осведомился у этой особы: из каких краев она привезла в нашу провинцию такую любопытную моду, отчего не продела кольцо в нос — там оно смотрелось бы куда эффектнее, почему ее волосы окрашены в нежно-голубой цвет, а не в ярко-оранжевый цвет моркови, который больше подошел бы к ее зеленым как изумруды глазам, еще я спросил: не за золотой ли сбруей она отправилась на ярмарку в город для своего мула, чтобы он во всем соответствовал своей хозяйке.

Дама, не моргнув глазом, внимательно выслушала все мои насмешки — лицо ее оставалось невозмутимым. Она еще раз повторила свой вопрос о том человеке. И моя подружка ответила ей. Дама очень любезно поблагодарила Нэллу и протянула ей красивую алую розу. А мне сказала:

— Не хотите попробовать, милый юноша, чудесное вино из заморских стран? — ее загорелая нежная рука, переливаясь браслетами и перстнями, протягивала мне кубок из тонкого стекла.

Было что-то провоцирующее в ее вопросе — я не мог отказаться. А соседка моя, уколов палец розой, вскрикнула и обиженно сказала:

— Осторожно, Льен, не стоит принимать напитки из рук чужеземки! Что если вино — отрава?

Рассмеявшись, я выхватил кубок и залпом осушил его. И тут, в моей груди началось какое-то жжение, а в руках и ногах появился зуд. В голове забродил хмель, и меня неудержимо потянуло куда-то.

Теперь настала очередь колдуньи посмеяться над нами. Смех ее звучал, как сотни хрустальных колокольчиков и рокот водопада. Мне показалось, что вокруг женщины свет играл всеми цветами мира, словно яркая радуга, и в стороны летели прохладные брызги из лесного озера, а потом повеяло чудным запахом странствий, и я услышал топот чистокровных скакунов в дикой скачке, звон мечей, пение рога — мыслями я унесся за океаны и дальние земли.

Ведьма промолвила:

— Ноги твои не будут знать покоя. Всю жизнь станешь искать пристанище — но так и не найдешь. Всякое место, что облюбуешь ты — оттолкнет тебя, как девушка отталкивает ненавистного жениха и будешь ты скитаться по свету. Но воля моя требует милости: будет известен тебе смысл языков многих, и заговоришь на них без труда, а еще — открываю у тебя талант выпутываться из разных глупостей и вселять в сердца любовь. Но судьба твоя — служить тайнам. Смотри — не стань их рабом.

А ты, девушка, с уколом этой розы, заболеешь от любви. Что будет потом — узнаете сами.

На мгновение, я и Нэлла потеряли сознание.

Когда оно вернулось ко мне, загадочной чужеземки и след простыл. И хотя не могла она так быстро уехать на своих мулах, нигде на горизонте я не увидел странную повозку.

Взгляд мой коснулся Нэллы — и я был ошеломлен: чудные перемены произошли с ней. Прежде аккуратно уложенные волосы растрепались и вились как змеи, она тяжело дышала и горящими глазами неотрывно смотрела на меня так, словно хотела проглотить.

— Что с тобою, Нэлла? — заботливо спросил я. — Тебе стало нехорошо? Может быть, позвать лекаря?

Но девушка, простонав, бросилась ко мне на грудь и стала сжимать в цепких объятиях, бессвязно лопоча какие-то глупые ласковые словечки. Она все больше распалялась, и я не мог оторвать от себя этот привлекательный груз. Девушка была недурна, хотя и не красавица. Она мне нравилась — но не более — женщины еще не поцарапали своими коготками мое сердце: я любил их всех сразу — и брюнеток, и блондинок, и рыженьких, и пухленьких — их мир был, как калейдоскоп, у бродячего фокусника.

Нэлла становилась все одержимее — она начала срывать с меня одежду! И во взгляде ее я прочитал нестерпимое животное желание. Будь она дочкой крестьянки, я, пожалуй, не стал бы сопротивляться ему, но Нэлла была родом из благородной семьи и — страсть ее напугала меня.

Смешно и стыдно говорить, но я стал звать на помощь. Когда прибежали отец и несколько человек соседей, то их глазам предстала очень недвусмысленная картина: часть моих вещей валяется на земле, а я сжат в крепких девичьих объятиях.

Они сочли, что я — виновник бесчестья Нэллы, самым подлым образом совратил бедную девушку, которую, кстати сказать, уже сосватали в жены одному человеку, не очень знатному, зато богатому.

Я думал, что если бы отец увидел нас один, то еще можно было бы все скрыть и уладить, но оказалось достаточно свидетелей.

Нэллу увели домой, а меня, заломив мне руки, оттащили в свою комнату и посадили под замок.

Позже мне стало известно, что на семейном совете родители Нэллы решали в тот день: женить меня на ней или признать ее больной и одурманенной, созвать знатных лекарей и объяснить все происшедшее болезнью.

Но слухи распространились, и человек, который хотел прежде жениться на Нэлле, узнал обо всем.

Он крайне осерчал, велел седлать коня и отправился в дом Нэллы. Он устроил там безобразную сцену, публично высмеял ее, чем окончательно опозорил доброе имя девушки — теперь она получила вето на вход в храмы, и знатные дома. Затем, жених ее направился в дом моего отца. По понятиям нашего времени он мог сразу разделаться со мной, как угодно!

Я был еще мальчишкой, едва научившимся держать меч в руках.

Конечно, кое-чему меня мой отец все же научил, но Сэтиоун, тот человек, был опытный и взрослый боец. Ему бы хватило двух ударов, чтобы выбить у меня оружие из рук.

Отец печально потупил голову и повел его в мою комнату, будучи уверен, что я еще нахожусь там. Распахнув дубовые двери, он увидел, что меня и след простыл. Сэтиоун пришел в негодование!

— Позор трусу! — кричал он. — Обесчестил мою невесту и скрылся, как мерзкая крыса!

Да, меня точно бы ждал позор, если бы я, заслышав громкий голос Сэтиоуна, не рванул, что есть мочи в замок Хэф.

Там проживал барон Арен Мастендольф, самый влиятельный человек в округе. Сэтиоун был ничто по сравнению с ним.

Барон был могучим человеком и владел огромными территориями. Он собрал всех разрозненных мелкопоместных дворян под свое начало и мог успокоить любую смуту. Многое ему удавалось. Я знал, что барон недолюбливает выскочек вроде Сэтиоуна, и всегда рад поставить их на место.

К тому же, здравый смысл подсказывал мне, что барон нуждается в преданных воинах.

Мой возраст, и благородное происхождение позволяли мне поступить к нему на службу: сначала в обучение, затем полноправным дружинником.

Барон принял меня и выслушал мою историю. Взгляд его был серьезен и хмур.

— Можешь поклясться кровью твоего отца, что сказал правду?

— Да могу. Я клянусь, что все сказанное мной — правда! На девушку навели чары. Я бы никогда не посмел ее обидеть.

— Но люди тебе не поверили. И девушка покрыта позором. Что ты думаешь по этому поводу? Почему бы тебе не жениться? Она уродина?

— О, нет! Напротив, она самая красивая девушка в округе! — горячо сказал я.

Барон усмехнулся.

— Но видите ли, глубокоуважаемый кэлл, мне нечего ей предложить. Моя семья пребывает в нужде, а я слишком молод и мне надо сначала преуспеть в занятии, достойном мужчины, а уж потом думать о женитьбе.

Барон почесал брови толстым пальцем в тяжелых перстнях, а потом изрек:

— Ты говоришь достойные и разумные речи. Я хочу, чтобы ты остался у меня — будешь служить мне, мой оруженосец Дордоне уже достиг возраста, когда надо всерьез браться за меч, теперь ты займешь его место. Девушку отдадим в надежные руки — будет помощницей жреца-Хранителя Лунной Горы, потом сама станет жрицей.

— А что это значит? — спросил я, волнуясь за Нэллу.

— Да ничего особенного. Самые подходящие занятия для чересчур красивой девушки с горячей кровью, из-за которой ссорятся мужчины: будет собирать травы, петь песни горным духам, приносить жертвы и развлекать паломников — ей это подойдет. Лунная гора избавит ее от любовного наваждения. А тобой займется мой человек, хэлл Энгрик Робано, ты пройдешь у него обучение молодого воина.

Все так и произошло по его повелению: заплаканную Нэллу увели к жрецу, меня стали обучать воинскому искусству.

Семья барона меня приняла очень хорошо. И я стал заниматься вместе с двумя его сыновьями.

У нас подобралась хорошая компания. Мои новые товарищи: Аньян и Богол — были отчаянные ребята. Вместе мы "рубились" на мечах под началом старого воина хэлла Робано, посещали соседние деревушки в поисках деревенских красоток, делали заплывы в холодных озерах, охотились на оленей и косуль.

Хэллу Энгрику Робано пришлось много пережить в своей жизни, и он любил поговорить о делах давно минувших дней. А еще, он подолгу мог доказывать преимущества бостокского лука перед остальными, говорить о секрете особого сплава для мечей, которым владеют заморские мастера, о том, как он под началом капитана Черный Шлем совершал набеги на смотлские острова и как они, однажды, охотились за знаменитым морским разбойником Красная Голова.

Старый воин научил нас разным особым приемам и выпадам — меч в его умелых руках летал словно перышко, и он легко рубил им чучела, показывая, как можно разбить одним мощным ударом сверху голову противника надвое.

Он обучил нас хорошо владеть любым видом холодного оружия: и колющего, и режущего, а также стрельбе из лука, закидыванию лассо и рукопашному бою, утверждая, что все это может пригодиться, что надо быть ко всему готовым.

Хэлл Робано научил нас любить оружие, "меч-это ваша жизнь", — говорил он, нежно перебирая старые клинки в оружейной, и заводил новый рассказ о каком-нибудь легендарном мече или воине.

Я выполнял скромные, но почетные обязанности, в основном прислуживая своему господину: подавал пищу и вино за столом, помогал одеваться и облачаться в доспехи, чистил и приносил оружие, и между тем, я очень внимательно слушал все, о чем говорит этот человек. Пожалуй, самое важное, что я усвоил, находясь рядом с ним — это то, что мало быть хорошим воином и овладеть лишь воинскими премудростями — надо еще много думать головой и всегда искать пищу для развития своего ума. Частенько барон привлекал меня к игре в шахматы. Я быстро схватил суть и эти бои не меньше, чем с хэллом Робано пошли мне на пользу. У меня развились логика и здоровая тяга к размышлениям.

Так бы все и шло своим чередом, если бы не ведьмино заклятие. Нэлла, через день, сбежала и высматривала меня у ворот замка, не в силах пробраться в него.

А в моей груди заныло что-то такое, что не давало мне никакого покоя, и я забирался на главную башню замка и, глядя вдаль с необычайной высоты, пытался узреть там свое будущее. Мне не сиделось на месте.

И более года спустя, все же случилось то, что нарушило мирный порядок моей жизни.

Хотя, справедливости ради, надо сказать, что после моего почти деревенского существования, время, проведенное в замке Хэф, в городе с одноименным названием, было полно впечатлений разного рода.

При доме барона существовала дружина из его верных рыцарей, прошедших разные испытания, грубых сильных и загорелых мужчин, большинство были, подобно мне, из бедных, но благородных семей, которым не на что завести свой дом, и они нашли приют у Мастендольфа.

Содержать небольшую армию было дорого, но надо было понимать: что в те времена происходило в Гартуле. Король Эрик Огненная Лава, ушел в мир иной, а отпрыски его стали драться за отцовские наделы. Первенство перешло к тщедушному и бестолковому Рэму Безбородому, но он беспокойно сидел на троне: пять братьев не давали ему разумно править — каждый тянул одеяло в свою сторону, и это — в то время, когда двухсотлетняя вражда с Фергенией не прекращалась ни на минуту. Почти двести лет, две страны вели спор за княжество Аламанте. Короли Фергения без конца доказывали свое право на эти территории, полные природных минералов и железа, а также ценные своим положением на карте. Так они и переходили из одних рук в другие, было еще много прочих поводов для столкновений и вражды.

Итак, попав в город, после сельского уединения, я познал много сторон жизни, ранее неизвестных мне.

Я впервые увидел, что бывают падшие женщины, и это открытие произвело переворот в моей душе. Я понял, что в жену барона тайно влюблен его верный и преданный соратник, кэлл Ильяно. Я впервые попал на роскошный пир, который устраивал барон для влиятельных соседей и смог ознакомиться с манерами, богатыми нарядами и спесью знатных людей. Для меня все было внове: разговоры, которые велись дружинниками, синие брови леди Мастендольф и бесконечно глубокий вырез на ее платье: в Гартуле было немодно прятать грудь: в среде знатных людей, она почиталась, как символ жизни. И самым удивительным, сокрушившим мое воображение действием было то, что во время торжественного церемониала, приветствуя особо отличившихся вассалов, в качестве почетного жеста, было целование этим героем сосков хозяйки. Все происходило со значительной помпой и торжественностью. Муж ее при этом не испытывал и тени ревности он, пожалуй, гордился происходящим.

Боги, которых почитали в Гартуле: Вер-хранитель дома, Гэрунр-повелитель неба, земли и моря, и его помощники: Мэдо — на небе, Тайала — на море, Влокида — на земле, по словам жрецов, приветствовали столь раскрепощенные нравы.

Знатные дамы в День Открытого Дома, следуя канонам языческого гостеприимства, могли запросто отдаться любому благородному человеку при условии, что он не будет видеть ее лица. Это был древний обычай, но многие теперь восставали против столь откровенных языческих обрядов.

Я, время от времени, то краснел, то бледнел. Больше всего меня вгоняла в краску хэлла Астратера. Встречая меня в разных уголках замка, она столь красноречивым взглядом проводила по моему мужскому органу, что произошло то, что всегда происходит в таких случаях: я оказался в ее постели. Эта рыжая хищница обучила меня азбуке любви, которая не раз приходила мне на помощь в дальнейшем. Тогда я был горд и раздувал свои перья, как павлин: такая красотка выбрала меня — это было здорово! И я, по-дружески, обсуждал все прелести наших с ней встреч с Аньяном и Боголом — Богол завидовал моим любовным успехам, а Аньян предостерегал: он был на год старше меня, но у нас возникла крепкая дружба. Оба дали мне слово не болтать про Астратеру. Но наши отношения не остались незамеченными для окружающих, на нас стали поглядывать с определенными улыбками, но самое печальное в этой истории оказалось то, что хэлла Астратера была в ту пору любимой дамой хэлла Родрико.

Не могу сказать, что этот человек внушал мне враждебные чувства. Скорее наоборот — я находился под впечатлением от него. Он был бесстрашным рыцарем, участвовал в кровопролитной схватке при Балео, он не бросил своих солдат, когда те оказались отрезанными от отряда, и три недели выбирался из вражеских земель. Он был первым на турнирах, и поединки эти всем доставляли большое удовольствие. Честно говоря, я в то время никак не мог понять женщин: что заставило Астратеру искать себе другого любовника, когда у нее был такой герой — на зависть ее подружкам. Но видать, этой рыжей кошке не жилось спокойно — она вздумала крутить хвостом.

Но все неожиданно прервалось нападением фергенийцев на пограничную крепость Сол.

Я уже был готов к тому, что хэлл Родрико под любым предлогом вызовет меня на бой- взгляд его был темнее ночи, но и этой дуэли мне удалось избежать — о чем я нисколько не сожалею. Барон сообщил мне, что мы с его старшим сыном Аньяном отправляемся под начало кэлла Лодовико, который возглавит штурм осажденной крепости.

Мы с большим азартом восприняли эту новость, у меня для радости были свои причины: куда лучше драться с врагом, чем с человеком, которого считал собратом по оружию и по дому. Я почувствовал, как камень свалился с моей души и отправился прощаться с моим отцом.

Странно, насколько время, проведенное порознь, меняет облик близких людей: лицо отца, которое я каждый день видел прежде, не казалось мне тогда особенно старым. Увидев его сейчас, я понял, как он не молод, какие глубокие морщины бороздят его лик: годы, заботы и потери оставили на нем свои отпечатки! Что-то горькое шевельнулось в моей душе, как будто я осознал, что мы прощаемся, быть может, навсегда.

Отец крепко прижал меня к своей груди. И говоря слова напутствия, взял с меня слово, что я когда-нибудь, непременно, зайду в лавку купца Антонина в Лавайе. Меня это несказанно удивило, но я легко дал обещание. Молодость с большой легкостью и поспешностью раздает любые обещания, о чем в последствии люди частенько раскаивается: иные обеты дорогого стоят.

С тем мы и расстались.

С этого дня началась моя новая жизнь.

Странно, что потом я хорошо помнил: из-за чего начались мои странствия, но надолго забыл дорогу к своему дому.

Я многих людей расспрашивал про необыкновенную женщину, но никто никогда таких не видывал. Она словно не существовала, а была лишь плодом моего воображения.

Много раз я натыкался на дома, похожие на мой дом из моего прошлого, но это были чужие дома. Много раз мне в толпе виднелись фигуры стариков похожие на моего отца, но это были чужие старики, много раз я ловил запах колдовских духов моей ведьмы, но то были запахи обыкновенных женщин. Но это было позже.

Тогда же я не думал об этом. Меня влекла война, как и всех юнцов, не видавших крови — она казалась мне интересным событием, местом, где я смогу проверить себя.

Что ж, умение хорошо и ловко надевать доспехи — не значит еще победить.

Была ранняя осень — самое подходящее время для осады и ферганийцы хорошо подготовились к ней.

Пограничная крепость из красного камня, в местечке Сол, являлась опорным пунктом, важным для обеих враждующих сторон, и ферганийцы воспользовавшись неразберихой, царившей среди наследных принцев Гартулы, совершили нападение.

Отряды, высланные на помощь осажденным, встретили на подступах к крепости мощную армию ферганийцев. На замок уже делались атаки, которые были достойно отбиты, но силы его защитников были измотаны.

Урон, который потерпела крепость, мог склонить осажденных в любой момент сдаться.

Во многих местах стены были рассверлены солдатами противника, в них отсутствовали камни, подготавливались проломы для штурмовых отрядов.

В сторону замка делались подкопы для закладки пороха.

Враг был готов к решающему штурму: были подогнаны требюше и машины с бревнами, стрелометы и штурмовые башни.

Мы расположились так близко, насколько это было возможно, и производили разведку.

Лорд Лодовико ждал подкрепление, силы наши были недостаточны, чтобы отбить крепость. Пока же мы занялись тем, что стали вести войну короткими набегами на лагерь противника, отвлекая его силы от осады крепости. Задача была такая: небольшими отрядами совершать стремительные атаки и уводить за собой в густые леса Гартулы погоню, где ее ожидает засада.

Возникла необходимость предупредить защитников крепости, что помощь на подходе, наладить с ними связь. Сделать это было чрезвычайно сложно. Лорд Лодовико задумал один план, суть его сводилась к следующему: нужно пробраться под видом лекаря или фуражира во вражескую армию и вместе с одним из снарядов, запущенных из метательной машины, отправить к своим — письмо, скрепленное печатью лорда Лодовико.

Эта почетная роль досталась мне. Наверное, потому что у меня возникла идея по воплощению плана. За лекаря я сойти не мог, а значит, надо было прокладывать себе путь хорошим провиантом и шлюхами. Подделав отличительные знаки фергенийцев, и нацепив их на себя, а также, поупражнявшись в фергенийском наречии, которое мне было знакомо с детства, ибо у нас работали беглые фергенийские крестьяне, которых приютил мой отец, я встал во главе нескольких обозов и, прихватив трех развеселых девиц, отправился в стан врага.

Я выдал себя за фуражира. Не скажу, чтобы меня там встретили очень доверчиво, но провизия и девушки сделали свое дело. Пока разгружали мои повозки, я сумел подойти к одной из требюше и вытащил чучело кошки, спрятанное под плащом — это была дохлая кошка. Всем было известно, что на гербе княжества Аламанте была изображена кошка, как символ хитрости и независимого характера, и что князья очень почитали этих тварей.

Не было ничего необычного в том, что я предложил солдатам, заряжающим требюше разными снарядами запустить эту дохлую тварь — солдаты, осаждавшие крепости нередко закидывали за стены врага разную падаль.

Меня горячо, со смехом поддержали и спросили, лишь, где я подобрал такой подарочек.

На что у меня был придуман ответ.

Странной была сама кошка — она не была мертвой — наш лекарь опоил ее какой-то микстурой, и она на время: часов на семь — восемь одеревенела, вроде как застыла, выпучив голубые свои глазищи. Проснуться она могла и от сильного шока — кто угодно может очнуться, если его запустят, как мяч, через высоченные крепостные стены. На это и был наш расчет- кошка падает оземь — сперепугу орет, а от вопля разжимаются челюсти, скованные искусственным морозом, и из пасти выскакивает письмо. Лекарь наш, ученейший человек, родом из Кильдиады, богатой своими врачевателями, сбежавший оттуда от гнева жрецов и властей, сказал, что он не раз проделывал подобные опыты и не только с животными, и они заканчивались большей частью благополучно.

Важно было, чтобы кошка наша долетела до нужной цели, и осажденные ее сразу заприметили. Этот план не был лишен недостатков, но ведь не бывает полностью совершенных планов: иной раз приходится надеяться на удачу, во всяком случае, я тогда думал именно об удаче, считая ее — основой своего предприятия.

Итак, с радостью запустив моею кошкою во врага, ферганийцы, простые солдаты, и, как мне показалось, нормальные ребята, — мне бы даже стало жаль убивать их в то время, пока я пробыл в их лагере, — стали весело шутить и рассказывать разные истории. Они даже показали мне лагерь и сообщили много полезного, уж не знаю, чем я их так взял, но я умею располагать к себе людей: чужакам могу показаться "своим в доску".

Странно, что там, в чужом лагере я совсем не боялся, у меня был какой-то особый азарт: мне было интересно, смогу ли я их провести вокруг пальца. Вообще, это показалось довольно легко, может, потому что наружностью я совсем не походил на гартулийцев и хорошо знал язык, на котором пришлось говорить, может потому что во мне не было страха, сковывающего человека не меньше, чем пойло лекаря, сковавшее нашу кошку.

Разгрузив мои повозки и надавав многие заказы, меня отправили восвояси.

Мне пришлось проявить немало ловкости и смекалки, а также особого хладнокровия, чтобы миновать посты, выставленные на дороге, и свернуть к своему лагерю, расположенному в другой стороне.

У своих, ждавшие меня с нетерпением приняли радостно, надеясь на благополучный исход моей миссии. Как узналось позже, цель наша была достигнута — кошка произвела фурор среди защитников замка, и прочитанное письмо подняло их боевой дух. Некоторые крепости, как люди: хоть и неказисты, да стоят намертво, а иные — сдаются без боя. Крепость Сол могла гордиться своими защитниками.

Но, наконец, подоспели наши главные силы. И было назначено сражение. Противник, прознавший о нашем приближении, пришел в полную готовность. Теперь он оказался зажат между нашей армией и осажденной крепостью, откуда ему в тыл могли вырваться нам на помощь до восьмисот человек воинов. Впрочем, командиры фергенийцев приняли это в расчет. Фергенийские воины умели сражаться.

Едва рассвет подернулся золотой дымкой, и мягкий пар пошел от остывшей за ночь земли, как выстроились полки с обеих сторон, и взгляд запестрел от вымпелов, знамен и флагов, ярко убранных, начищенных до блеска доспехов, красочных наверший, украшающих шлемы, и щитов, с горделивыми девизами: "умри, но победи", "упасть телом, но устоять духом" и тому подобных изречений, которые приходилось подтверждать своей кровью.

Тогда я еще не был разочарован рыцарством и все его постулаты были дороги мне, словно я впитал их с молоком неизвестной мне матери. Меня увлекали мысли о великом предназначении воина: отстаивать честь, проявлять доблесть и скромность. Мне тогда мнилось, что я пойду по жизни бескорыстным воином в борьбе за правое дело. Наверное, в этом сила и слабость всех идеалистов. Но настало время, когда мысли пришлось доказать действием.

Эта была великолепная битва, которая потрясла мое воображение. Мы с Аньяном были сами не свои от волнения, готовясь к ней, я помог ему облачиться в легкие доспехи, мне помогал вэлл Сатрат. В чрезвычайном возбуждении мы выступили в бой.

В руках наших были мечи, за поясом кинжалы и боевые топоры. К крупам коней были приторочены короткие дротики, которые мы в замке Хэф долго тренировались кидать в цель, а еще у нас были цепы, с ежами на конце и все это мы собирались пустить в ход.

Ярость, с которой налетел на нас противник, откровенно говоря, ошеломила меня. Раньше я не бывал в таких сражениях, и все, что было прежде, а, ведь, я даже не участвовал в турнирах, было детской забавой перед тем, что я увидел здесь на поле, где каждый рвется вперед с одной целью: убить врага и уцелеть самому. Инстинкт выживания подталкивал самых неумелых к звериной хватке, и, поначалу, это действовало против меня лучше любого оружия. Но я бы теперь не говорил с вами, если бы в тот миг, когда все понеслось в диком вихре перед глазами, не устремился к своей победе. Я забыл про дротики и цеп и только рубил своим мечом, как дровосек. Вскоре, моего доброго коня подцепили на пику, и пришлось спешиться; меч мой был сломлен — я взялся за боевой топор и рубил им, что есть мочи. Позже, герцог Брэд, который заметил меня в этой схватке, скажет: этот парень, как сто диких голодных тигров бросался на свой обед.

Когда утих бой, я стоял по колено в крови, среди тел врагов и друзей, в порванной кольчуге, и не чувствовал ничего кроме дикой усталости, словно на самом деле был тем дровосеком в лесу, и тяжкая работа изморила меня, мне захотелось прилечь на наваленные в кучу тела. Но полю пошли герольды, отыскивая наших воинов по геральдическим знакам, и их печальный труд показался мне не менее тяжким.

Я отыскал Аньяна, он получил две раны — одна оказалась достаточно серьезной, и им занимался военный лекарь. С бледным лицом он улыбнулся мне и помахал рукой. Я вышел из шатра и, присев подле него, погрузился в крепкий сон, лишенный сновидений: здоровый сон уставшего телом человека с более — менее ясной душой.

Сколько я так проспал — не знаю, только проснулся от дружного смеха, бывалые воины, столпились вокруг меня и весело шутили:

— Вы посмотрите-ка на этого богатыря! Как его сморило, однако!

— Ладно вам, — сказал один из них, — не мешайте парню, это его первый бой и показал он себя что надо!

Эти слова, услышанные сквозь сон, были тогда мне слаще любой награды.

Но после взятия крепости, я был удостоен и самой настоящей почетной награды — на этой войне меня перевели из оруженосцев барона Мастендольфа в его рыцари.

А кроме того, история о нашей летающей кошке успела стать легендою и обрасти рассказами: гордые за этих мохнатых тварей князья Аламанте, расчувствовавшись решили учредить Орден…Бриллиантовой кошки в знак безмерного мужества и сплоченности рыцарей в минуту опасности, а также хитрости и независимости, которыми славятся отважные звери возносящиеся через крепостные стены, дабы спасти страждущих….

И, как вы думаете, какой рыцарь был удостоен первым этой награды? Нет, не я — первым был тот самый Кот Летающий Через Стены. В виду своего мужского достоинства, которое он не опорочил, его возвели в рыцари и выдали бриллиантовый орден, оставив служить знатным крысоловом в замке Аламанте. Я был вторым!

Но нам некогда было прохлаждаться. Надо было гнать фергенийцев дальше и отвоевывать другие крепости, захваченные ими.

Все это время мне пришлось сражаться бок о бок с герцогом Брэдом. Надо объяснить, что в этой войне участвовали не только гартулийские воины. Гартула заключила союз с Ларотумом и призвала на помощь его военные силы.

Возможно, это было большой ошибкой со стороны Рэма Безбородого, но подозреваю, что у него просто не было другого выхода. Гартула — небольшая по размерам страна, расположенная на берегах моря. С одной стороны она прижата Ларотум, впятеро большим по своим территориям, государством, а с другой — он граничит с Аламанте, из-за которого разгорелся очередной конфликт и частично с Фергенией — маленькое Аламанте, как бы, вклинилось между ними.

Фергения, чуть больше Гартулы. Но эта страна, уже долгое время раздираемая внутренними и внешними конфликтами, находится в весьма сложном положении. Княжество Аламанте — очень выгодный вассал — просто жизненно необходимо и той, и другой стороне, как возможность поправить свои финансовые дела.

Ларотуму, по существу, был необходим этот конфликт, и как я понял позже, все происходило не без "дружественного" участия Тамелия Кробоса, короля этой страны. У этой страны имелись свои виды, но не на Аламанте, ее интересовала Гартула в отношении полной вассальной зависимости от Ларотума.

Тамелий направил часть своих войск, во главе с коннетаблем герцогом Брэдом, и таким образом, гартулийцам удалось, увеличив свои силы вдвое, освободить крепости и территории в Аламанте, занятые фергенийцами. Более того, нам пришлось совершить наступательные действия в глубь самой Фергении, и мы захватили город Фесрос.

Наступление было столь внезапным, что фергенийский король Цирестор оказался просто не готов к нему. Его самого не было в Фесросе. Он пребывал в столице — Миринделе.

В Фесросе находились его жена и трое детей. Они оказались в заложниках у нашей армии. Можно было начать переговоры.

Нам не надо было захватывать Фергению — это не входило в планы компании, да вообщем-то не имело смысла.

Герцог Брэд сказал так: "нам нужны преданные союзники, а не рабы".

Но Тамелий хотел подкрепить союз чем-то большим, чем простые слова на бумаге.

2 Чудеса Фергении

У меня появилась уникальная возможность отправиться в глубь Фергении — края густых лесов и бурных рек, вместе с посольской миссией, которую возглавил герцог Брэд. Я был в числе воинов, охранявших послов.

Может, покажется странным, что я придаю этому такое значение в своем рассказе, но надо знать о том, что происходило в Фергении в ту пору. По ее лесным дорогам ездить было чрезвычайно опасно. Много отчаянных людей из обнищавшего населения промышляли не только охотой на дикого зверя — они собирались в шайки и грабили, захватывали в плен и убивали на дорогах. Это стало большим бедствием для страны, потому что на долгие месяцы могло остановить движение торговых караванов. И, таким образом, еще более усугубляло и без того сложную ситуацию. Сначала страшная эпидемия скота. Потом неурожайный год. Выпуск золотых монет, в которых золота становилось все меньше, королевским монетным двором, лишь добавил неразберихи и сложностей. Люди перестали верить золоту. На Фергению сыпались несчастья. Фергенийский король был в долгах как в шелках: римидинским ростовщикам был неоднократно перезаложен даже его бриллиантовый трон, и тут было о чем задуматься.

На нашу миссию несколько раз совершались нападения, прежде чем мы достигли столицы. Часть людей мы потеряли по дороге, отбиваясь от бандитов, вместе с нами ехали плененные командиры из армии Фергении — они должны были подтвердить захват города Фесроса. Хотя, к тому времени король, уже должен был знать об этом.

Сложнее всего нам пришлось у водопада Элинамо. Странно, но со мной стало происходить нечто необычное.

Еще в Фесросе, где мы провели ночь, мне приснился сон. Мне снилась женщина в черно-белом платье неописуемой красоты — это была красота сна — в реальности такие не существуют, значит, это была фея. Она сказала: идите к водопаду Элинамо. Повторила она эти слова несколько раз. И помолчав, добавила: все дороги будут закрыты — вас пропустит водопад. Она сама была словно в фонтане искр, брызг и мелкой водяной пыли, сверкавшей на солнце.

Я не придал сну никакого значения, потому что я не верю в сны. Я даже не знал, что такой водопад существует. Но он был, на реке Игристая. Остаток пути к Миринделу шел именно через нее. Через реку было сделано три моста поблизости от нашего направления. Остальные были слишком удалены. Но один каменный мост недавно разрушили "лесные демоны".

А за двумя подвесными мостами они вели наблюдение, поэтому мы ими тоже воспользоваться не могли.

Они засели на нашей стороне реки и с верхушек высоких деревьев вели наблюдение, обстреливая тех, кто не подчинился их требованиям. Нашему каравану предложили отдать всех лошадей, оружие и деньги, которые были при нас. Стоит ли говорить, что удовлетворять эти требования мы не собирались.

Вот здесь я и вспомнил о своем сне. Я спросил путешествующих с нами фергенийцев, нет ли на этой реке водопада под названием Элинамо. И каково же было мое удивление, когда мне сказали, что такой водопад существует.

— Как далеко он отсюда находится?

— Часа два пути.

— Почему вы спрашиваете про этот водопад? — удивился герцог.

— Я еще и сам не знаю, но нам надо идти именно к нему.

— Вы с ума сошли, Жарра. Разве водопад поможет нам перебраться через реку? Нам надо подумать сейчас, как мы будем отбивать мосты, и какой из них — именно. Нас мало и это будет тяжело.

— Почти невозможно. При всем моем уважении, герцог, вы и сами это понимаете. Ведь кто-то из нас должен будет предстать перед королем Цирестором, чтобы провести переговоры.

— Что вы предлагаете? — раздраженно спросил Брэд.

— Мне подбросили сведения о том, что через Элинамо есть проход.

— Кто же это?

— О, я не могу вам сказать.

— Вы понимаете, что мы можем потерять драгоценное время?

— И все же, стоит попробовать.

Фергенийцы поперешептывались между собой и обратились к нам:

— Вам не перебраться возле водопада — это невозможно.

— Идем туда, — вдруг решил герцог. И мы пошли по направлению к водопаду, следуя за фергенийцами, покачивающими головами. Им моя затея вовсе не нравилась.

Нас не обманули: идти оказалось ровно столько, сколько нам обещали. Хуже всего, что вскоре, после того как покинули охраняемый мост, мы заметили за собой хвост. Разбойнички были весьма удивлены нашим отходом и решили последить за нами. Нас оставалось двенадцать человек. Их было человек пять — не больше, но они, в отличие от нас, хорошо знали этот лес и передвигались скрытно, а также держали в руках мощные луки, в чем мы скоро имели возможность убедиться.

Подойдя к месту, которое нас интересовало — о приближении к нему нас задолго предупредил раскатистый шум и необыкновенная свежесть, мы, встав лицами к потоку, замерли перед необыкновенным зрелищем: водопад низвергался с пятнадцатиметровой высоты, и это было — нечто!

— Ну-с, что вы теперь скажете? — обратился ко мне герцог.

Я молчал. И в самом деле, глупо было рассчитывать на чудо. Я обошел берег, насколько это возможно приблизился к водяному столбу, вымокнув до нитки. Странно, что во многих местах река была неглубока и, спустившись с громадного навеса, вода дальше текла относительно спокойно. На какой-то миг я замер, сраженный усталостью и досадой на свою глупость. И отрешившись на миг от реальности, я снова увидел видение: на этот раз им был мужчина: статный темноволосый красавец в таких же черно-белых одеждах. Он сказал: иди за мной. И я пошел. Я полез прямо в воду, пробредя под штурмующим потоком воды, там, где еще ноги хватали дна, я по камням подобрался к скале, с которой срывалась вода и продолжал двигаться, ничего не видя, — но вдруг там, где должна была нащупываться поверхность скалы, я не почувствовал ничего — там была пустота-вода доходила мне до горла, я шел дальше по узкому скользкому проходу, рискуя в любой момент сорваться в воду. Вскоре, мне удалось выйти с другой стороны водопада. Маленький мост из громадных валунов, неглубоко спрятанных в воде, вел к берегу. Люди под грузом оружия и доспехов могли спокойно проделать этот путь. Но кто-то должен был прикрывать наш отряд.

Потому что, как только я, вернувшись, изложил свой план герцогу, и он его принял, сразу приказав всем двигаться за мной, в нас стали стрелять.

Трое наших людей начали отбиваться, двое фергенийцев, раздевшись, вплавь переводили лошадей.

Я провел людей под скалой и вернулся на помощь к товарищам: двое из них были убиты, один тяжело ранен. Добив из его лука двух оставшихся в живых бандитов, я взвалил воина на плечи и побрел в воду. Раз десять я мог сорваться на глубину вместе со своим грузом. Но в тот момент судьба была благосклонна ко мне: нам удалось перейти реку.

Рыцарь, которого я спас был, ни много — ни мало, двоюродным племянником короля. Я узнал об этом позже — тогда он путешествовал не под своим именем, желая украсить жизнь подвигами и приключениями, которых был лишен во дворце.

Герцог Брэд горячо благодарил меня. Одна лошадь утонула. Еще одна повредила ноги. Остальные благополучно переплыли реку.

Мы немедленно продолжили свой путь. Уже не так быстро: пришлось соорудить носилки и привязать к двум лошадям.

Но ехать оставалось недалеко. Вскоре мы увидели острые стены Мириндела, по древней традиции, раскрашенные в черный цвет.

Нельзя сказать, что нашу миссию приняли очень любезно. Король Цирестор Черный и в самом деле был чернее тучи, не только своими одеждами, но и настроением. А впрочем, каким же могло быть его настроение, если его Фергенийское королевство терпело одни беды. И почему он должен был радоваться посланцам своих врагов.

Но надо отдать ему должное — все было весьма церемонно.

В черном зале, некогда сплошь отделанным серебром, и великолепной мозаикой, на своем знаменитом, необыкновенной красоты троне восседал человек, чьих близких сейчас удерживали в заложниках в Фесросе. Конечно, никто об этом не говорил прямо, но всем было понятно, что происходит и это, отнюдь, не добавляло Цирестору хорошего состояния духа.

Я не присутствовал в зале для переговоров: всех людей, сопровождающих послов, попросили удалиться, остались лорд Лодовико и герцог Брэд.

Я прошел по роскошной, вырезанной из зеленого камня галерее: она была украшена под каждой аркой огромной вазой с цветами и маленьким диваном в нише. Я задержался возле красивого мозаичного панно, изображавшего древнюю сцену. Меня заинтересовал знак саламандры на щите одного из воинов. Что-то шевельнулось в моем сердце, когда я смотрел на лицо этого человека.

Спутники мои ушли в голубую приемную, где дожидались послов. Я же, любопытства ради, свернул в боковую галерею и там, в маленьком круглом зале присел на каменный выступ, прислонившись спиной, к высоченной вазе в человеческий рост — она полностью скрыла меня и так, я задремал.

Разбудили меня голоса. Я не сразу сообразил, проснувшись, где я нахожусь, и не стал показываться.

Говорили двое: мужчина и женщина. Мужчиной оказался сам король. Когда до меня это дошло, мне стало не по себе — мое тайное присутствие, которое могли обнаружить, было совсем неуместным.

— Вы хотите отдать им семилетнюю девочку, — со слезами в голосе сказала женщина. Позже я понял, что это была сестра короля.

— А что прикажете делать, сударыня? Они прижали нас и если мы с ними не договоримся, они еще долго не уберутся отсюда, а у нас и без того забот хватает.

— Но это грабительский договор со всех сторон. Уж лучше союз с ненавистным Римидином, чем с этими псами из Ларотума. Тамелий обманет вас — это самый вероломный из всех ныне существующих в Светлых землях монархов. Он преследует свои цели, неужели, вы это не понимаете, брат?

— Послушайте, сестра, у меня тоже есть свои цели: я хочу очистить Фергению от разного сброда, усмирить восставших крестьян и наладить производство кораблей: в Фергении полно древесины, мы можем поднять страну с колен, неужели вы не понимаете, что с этим тяжелым наследством мне необходимо только одно — время?

— Тамелий не даст его вам. Вы слышали, что говорил посол? Он предлагает настроить здесь храмы своих богов. Не надо иметь дар предвидения, чтобы понять — Тамелий хочет погубить нас. Вы не верите мне, — горько сказала дама.

— Послушайте, Исэль, я очень люблю вас, но сейчас вы льете мне яд на раны — я не могу ничего сделать, мне нужен мир с Ларотумом. Идите к себе и отдохните — у вас очень усталый вид.

— Да! — горячо воскликнула женщина — я отдаю все силы своей души, чтобы погубить ларотумского пса. Я колдую дни и ночи напролет, и я готова заплатить за это жизнью! У меня слишком мало сил останется, чтобы прожить долгую жизнь, потому что Тамелий окружил себя хорошей защитой, и они знают про меня.

Собеседники вышли, и я остался в полной задумчивости. Скоро за мной пришли мои товарищи: они искали меня по всему дворцу.

— У нас хорошие новости, — сказал весьма довольный герцог. — Я выполнил пожелание короля — Цирестор отдает в жены сыну Тамелия, принцессу Гилику. Пока это будет духовный союз, а когда они достигнут возраста положенного для свадьбы — они поженятся. Сейчас маленькой Гилике всего семь лет. Король Тамелий хочет гарантии крепкой дружбы. Он пригласил принцессу в Ларотум, и Церестор не посмел отказать. Как знак доброй воли короля Ларотумского, я предложил королю Фергенийскому помощь, скоро сюда подтянется часть нашего войска, мы можем устроить облавы на лесных разбойников, которые портят мосты. Вы примете в этом участие. Жарра. Вам понравится, уверяю вас, с таким явлением как лесные люди, вы не сталкивались прежде, не так ли? А потом мы отбываем по Черному Озеру, на корабле.

Король просит вернуться именно таким образом, чтобы не подвергать девочку большому переходу через Гартулу. Скоро ее, вместе со всем семейством, привезут сюда из Фесроса. А потом, мы отправимся к Черному Озеру, оно отсюда недалеко и погрузимся на судно. Водный путь — и легче, и безопаснее.

Все было так, как объявил герцог, мы занялись внутренними делами Фергенийского королевства. Часть наших людей отправилась на север подавлять крестьянские выступления.

Остальным герцог Брэд предлагал отправиться в маленький поход за лесными демонами. Как он выразился: "для легкой разминки".

Нас пригласили на прием, во дворец, по случаю сватовства к принцессе и заключения мира. Кроме всех прочих, там находилась та самая дама Исэль, сестра короля, как я узнал позже — сводная. Она была задумчива и печальна, и чрезвычайно красива. Но вдруг, я почувствовал, что она скоро умрет — это было странное чувство, будто что-то толкнуло меня изнутри, и острая жалость проникла в меня — это было тревожное и неприятное чувство, заставляющее сострадать, и я дал себе слово больше никогда не поддаваться ему. Исэль, как обычно, была в черном. В этой женщине была какая-то трагическая участь — такое отпугивает всех, кто любит жизнь и боится смерти: им становится неловко за свое жизнелюбие.

Герцог Брэд завел разговор о разбойниках, которые контролируют почти всю Фергению.

— Надо найти и разрушить их логово? Известно ли, где они скрываются?

— Нам известно, по меньшей мере, одно из них. Они нашли приют в полуразвалившейся крепости Брун, она стоит в дикой чащобе, в свое время древние короли ушли из нее, это место с тех пор считается проклятым. Туда не может пройти ни один человек — только лесные дьяволы — у них есть волшебное заклинание, которое они хитростью выманили у волшебников, и лес пропускает их туда.

— А в чем заключается сложность проникновения в тот лес?

— Крепость эту сторожат птицы гиуру, у них там гнезда, и они настолько дикие, что бросаются на людей, разбивая клювами их головы и терзая лапами тела.

— Но шлемы, кольчуги, разве их недостаточно для защиты?

— Да, но птиц слишком много и они бросаются большими стаями.

— В других местах они не обитают? — удивились мы.

— Нет. Я же сказал — птицы заколдованы.

"Как же, — подумал я, — всему должно быть объяснение, — наверное, в этом лесу есть что-то такое, чего нет в других местах Фергении, поэтому птицы так яростно охраняют его и люди вызывают у них беспокойство. Но почему разбойникам удается спокойно миновать лес?" — "Цвет их одежды зеленый и он не раздражает птиц", — подсказал мне внутренний голос.

— Наверное, дело в цвете, — вслух предположил я, и все обернулись в мою сторону.

— В цвете? — удивился граф Болэф.

— Извините, что вмешался в беседу, позвольте я объясню.

— Говорите!

— Птицы не воспринимают лесных людей враждебно, потому что те не отличаются от среды, в которой они живут. Может, это цвет, а может, они прикрываются ветками. Возможно, дело еще в чем-то. Что любят в пищу эти птицы?

— Я не знаю, но в тех местах много ягодного кустарника чируг. В других местах его почти нет.

— Если гиуру питаются им, то они могут беспокоиться за свой корм. Сейчас осень, значит, потомство они уже вывели. Обычно птицы волнуются за гнезда с кладкой яиц. Если птицы пропускают разбойничков, то у тех есть какой-то способ. Надо попробовать отвлечь их.

— А как же волшебство?

— Прежде чем искать волшебство, надо понять реальность. Вы не думали, что разбойники сочинили историю о волшебниках и заклятии для того, чтобы другое никому не приходило в голову?

— Интересная мысль, — произнес граф Болэф.

— Прислушайтесь к речам этого паренька, — сказал Брэд, — однажды, его подсказка нам очень пригодилась.

Болэф обещал подумать над этим.

— Так вы совсем не верите в волшебство, юный рыцарь? — спросила меня Исэль.

— Пока мне не доводилось сталкиваться с ним впрямую.

— Вот как? — удивилась принцесса.

Я смутился.

— Но я допускаю, что могут существовать какие-то силы.

Всех увлекла эта тема, и наш разговор плавно перешел к различным преданиям и мистификациям. Наиболее трезвые умы стояли на том, что все ложь и суеверие простонародья, некоторые, среди которых был герцог Брэд, не были до конца уверены,

Один из присутствующих уверял, что сам видел, как из трубы одного дома вылезали чумазые демоны.

— И вы не остановили их? — смеясь, спросил Болэф.

— Конечно, нет. С потусторонним миром я не мастак сражаться. А что если бы они меня за собой потащили?

— А вы не пробовали зайти в тот дом?

— Нет, с какой стати?

— Возможно, вы могли бы узнать, что там делали чумазые демоны.

Придворный понял насмешку графа и криво улыбнулся, но, подумав, сказал:

— Вообще, я слышал, что на другой день в одном из домов на улице…обнаружили убитую семью и пропажу всех ценностей.

— Вот и объяснение вашим демонам. Вы упустили случай изловить опасных преступников.

— Но люди не могут пролезть через узкий дымоход.

"Взрослые люди", — подумал я.

Исэль очень странно посмотрела на меня и, уловив момент, подошла ко мне. И сказала:

— Так вы не верите в волшебство? А сами читаете мысли других. Но кто знает, может в вас наше спасение, ибо мне никто не верит — и, не потому что я — женщина, а потому что этот дар проклят. Люди не верят тому, что я говорю. Но они поверят вам.

И посмотрев на меня долгим глубоким взглядом, она вернулась на свое место и за весь вечер больше не проронила ни слова.

Прием прошел, как положено. Роскошный пир с фергенийскими, гартулийскими и ларотумскими национальными блюдами. На самом деле эти народы очень близки между собой. И вообще, бытовало мнение, что все мы — часть одного народа, расселившегося на разных землях. И все произошли от одной семьи. Не знаю: стоит ли верить этому. Потому что внешне мы очень не похожи: гартулийцы — высокие, широкие в кости, в основном рыжеволосые и белокожие люди; фергенийцы — обладатели темных волос, темных глаз, более худощавы, речь их мелодична, и они редко смеются — этому народу свойственна какая-то замкнутость и меланхолия; что касается ларотумцев — я пока их слишком мало знал. Но судя по герцогу Брэду — это люди открытые, простые, средней комплекции и с русым цветом волос. Но среди любого народа есть свои исключения — как я, например, мои волосы не соответствуют гартулийцам, лицо жестче, речь язвительнее и быстрее. Одним словом, все народы, так или иначе, смешались постепенно между собой. Был еще и загадочный Римидин, о котором я почти ничего не знал. То, что знал, не говорило об этой стране ничего хорошего. Король Цирестор был данником Римидина, несмотря на какие-то родственные узы, в прошлом связывающие эти страны. В Ларотуме также ненавидели и боялись римидинских воинов, в Гартуле их называли самыми оскорбительными словами.

У нас было мало времени, и уже на утро Болэф сообщил нам, что моя теория не лишена оснований, и он согласен выслать под началом Брэда и двух опытных командиров фергенийцев большой отряд в глубь леса, где дикие птицы охраняют крепость Брун.

Итак, воспользовавшись снова моим советом, герцог Брэд отдал распоряжения о том, чтобы сделать запасы чируг и приготовить плащи и куртки зеленого цвета. В одном мне понравились фергенийцы — все приказы они выполняли с молниеносной быстротой. В течение одного дня были найдены охапки кустарника с подмороженными сладкими ягодами — я попробовал одну и обомлел — действительно вкуснотища — неудивительно, что птицы так ревниво оберегают лесные дары. Кроме того, нам приготовили подходящие костюмы. "Где фергенийцы раздобыли столько зеленой ткани?" — поразился я, но уже к вечеру была готова одежда для всего отряда — в этом нам помогала, как выяснилось, сама Исэль — чуть ли не все женское население замка и с десяток приглашенных мастериц работали, не покладая рук, сооружая зеленую одежду — тут уж было не до красоты фасона, но все же мой плащ был великолепен. Пришлось обмотать и шлемы кусками зеленой материи, а на лошадей накинуть зеленые чепраки. Когда наш отряд собрался на площади перед замком — это было то еще зрелище! — казалось, сам господин лес вышел в город собственной персоной — поклониться королю.

Выезжали мы тихой ясной ночью.

Необычный лес был совсем недалеко от Мириндела, и не вся его часть считалась опасной, а лишь та, что располагалась по правой стороне от скалы: она как острая пика стояла у дороги, показывая людям: куда следует сворачивать.

С полчаса мы ехали спокойно, нас никто не тревожил. Фергенийский лес, сухой и большей частью хвойный, был полон своих лесных звуков и запахов; у меня острое зрение и я заприметил плавный полет совы, в клюве котрой болталась добыча: большие янтарные совы — лучшие ночные хищники, я слышал, что есть умельцы, которые приручали их и использовали в ночной охоте на шкопров (мясо этих зверьков — настоящий деликатес). Но сейчас мы не на сов ехали любоваться, и поскольку не было ни разбойников, ни гиуру, я уже начал сомневаться — правда ли, все рассказанное про них.

Но это было преждевременное сомнение — ближе к рассвету нам пришлось столкнуться и с теми, и с другими. Для начала, мы выдержали первую атаку из громаднейшей стаи птиц, которая беспросветно закрыла небо и плавно кружила над нами. Я предложил всем поднять вверх руки с кустами ягодника, и моя хитрость сработала — птицы не выдержав соблазна, пикировали и выхватывали ветви из наших рук и улетали прочь к своим гнездам, слышались отдельные резкие гортанные крики, и теперь они уже стали ссориться между собой за право обладать вкусной добычей. Когда же запасы наши иссякли, мы замерли и притворились чем-то вроде…елок — гиуру потеряли к нам всякий интерес, и стая полетела прочь.

Я, да и все остальные, пожалуй, облегченно перевели дух: первая атака была с честью выдержана — Брэд с восторгом пожал мою руку. Мы тронулись дальше по плотной, хорошо сбитой тропе, лошади наши ступали спокойно, и все же я опасался, что на подступах к крепости нас заметят — хоть разбойники и считают себя защищенными гиуру, сон их должен быть чуток, как у всякого, кто занимается преступным делом.

Еще не замаячили мрачные стены частично укрытые лапником, как Брэд предложил всем спешиться и, привязав коней к деревьям, у которых должна остаться охрана, пешими приблизиться к стенам, выслав вперед нескольких людей на разведку. Среди которых, разумеется, оказался и я — на мне была кольчуга, скрытая плащом, мое лицо измазано глиной и, двигаясь почти бесшумно, я и мои товарищи производили впечатление лесных духов. У ворот был выставлен пост из двух охранников и, затаившись, мы наблюдали за ними.

Крепость была полуразрушена, но я заметил, что разбойники, не надеясь в ней скрываться вечно, все же предпринимали действия по ее укреплению — во многих местах пробоины закладывали камнем и бревнами.

Выбрав момент, мы расправились с караулом — здесь мне помогли приемы рукопашной борьбы, изученные под началом хэлла Энгрика, а другого воина снял метким ударом фергениец — он метнул нож, и тот вонзился в незащищенное горло разбойника.

Ворота были заперты изнутри, и ломать их — значило разбудить спящих. Мы обошли стену и заметили самое низкое место, откуда можно было легко перебраться внутрь.

Вернувшись к своим, мы сделали им знак следовать за нами, и вскоре слабый участок стены высотой в человеческий рост был преодолен.

Едва последний наш воин пересек препятствие, как события стали развиваться с молниеносной быстротой — нас заметили и подняли тревогу. Наши люди уже были внутри крепости — сырые холодные коридоры, разрушенная лестница, отовсюду выскакивали заспанные бандиты с голыми телами, но с саблями и ножами в руках. Все двигалось так стремительно, что я не успевал понимать толком, что делаю — руки мои действовали сами по себе, а я, как в каком-то страшном сне, рубил тела нападавших: в отличие от нас, они не успели защититься кольчугами.

Все плясало перед глазами, в крепости было полно сладковатого, противно обволакивающего сознание запаха, позже мне объяснили, что — это дурман-трава: разбойники вдыхали ее запах постоянно, но мы же не привыкли к нему и быстро теряли ориентацию, в глазах стало двоиться, но все же на нашей стороне было преимущество — внезапность нападения. И победа досталась нам, хотя мы тоже потеряли часть своих людей. Потери разбойников были значительнее, оставшиеся в живых, поняв, что им — конец, решили сложить оружие, они столпились возле стены и ждали, пока мы их свяжем.

Наши люди спускались в подвал — там находились награбленные ценности.

Итак, первая крупная банда была уничтожена. Король Цирестор был чрезвычайно доволен. Всем нам выдали солидные подарки и денежные суммы.

Была еще одна шайка, которая орудовала в самом Миринделе. Она грабила богатые дома, забираясь в них ночью, через трубы, через маленькие окошки, через любые щели: многим казалось, что это какие-то сверхестественные существа — и люди боялись, потому что грабители не щадили никого, они убивали всех, даже спящих. В самый раз — вспомнить рассказ трусливого человека о демонах вылезавших из трубы. Дошло до того, что сам король стал опасаться этой банды — слухи о ночном разбое достигли дворца — он усилил охрану, но спокойствия ему это не прибавило. Мы не спешили с отъездом — об этом попросили королева — ведь ей предстояла такая длительная разлука с дочкой, и у меня появилось много свободного времени, которое я проводил, в основном слоняясь по городу. В один из пасмурных сырых дней — подступала поздняя осень со всеми ее прелестями, а в Фергении климат более суровый, чем в родной мне Гартуле, я, укрывшись теплым плащом, вышел на прогулку.

Я прошелся по узким и мрачным улицам Мириндела. От моего взгляда не ускользнула ни одна деталь. То как были построены дома, их кладка, по которой можно было легко карабкаться легкому человеку с помощью разных приспособлений, покатые крыши с широкими дымоходами, маленькие чердачные окна. По задней стороне некоторые дома так плотно примыкали друг к другу, что казались почти сросшимися, на этих стенах зачастую отсутствовали окна. Двухэтажные дома зажиточных горожан выглядели лишь на первый взгляд неприступными — на самом деле, ловкому человеку маленького роста можно было легко преодолеть все препятствия, особенно, если у него есть умелые помощники. Я поспрашивал кое-что у графа Болэфа, которому докладывал начальник городской стражи, и меня удивило, то, что ограбления случаются накануне дня глухаря, когда уставшие за десяток предыдущих трудовых дней, люди садятся за хороший ужин, пьют пиво и спят в ту ночь вполне невинным сном. То же имело отношение и к слугам в богатых домах. Значит, в эти ночи бдительность бывает ослаблена. А следующая ночь — как раз ночь глухаря. Надо бы подготовиться и узнать, какие еще в городе дома достойны ограбления. Следует поговорить с Болэфом и предложить тайком выставить охрану в этих домах, под видом слуг или гостей, оставшихся ночевать.

Я зашел в несколько пивоварен. Кто знает, может, именно там подсыпают в пиво какой-то сонный порошок. В одной из пивоварен крутился юркий паренек.

— Вам че? — спросил он осипшим голосом.

— Мне бы хозяина. Хочу купить бочонок пива в дом к графу Болэфу. Этой ночью у него ожидаются гости. Он хочет, чтобы слуги тоже отметили день глухаря.

— Скажите, где живет этот граф, и мы доставим пиво.

Я сказал, как найти дом графа.

— Хорошо же, а то мне надобно еще и вина прикупить на праздник этот.

— Тогда вам лучше в тот погребок, на другой стороне улицы, как раз напротив пивоварни — там говорят, вино отменное. Вы что, новый дворецкий графа, что ли?

— Дворецкий слег с болезнью, а я — его родственник.

— Говорите как-то странно.

— Вот тебе деньги. Доставь бочку с пивом.

Я зашел в погребок, куда мне показал мальчишка и заказал сорок бутылок вина. Вся надежда была, что кто-нибудь клюнет на эту приманку. Мне пришлось зайти и в другую пивоварню, сделав тот же заказ.

Граф был до крайности удивлен, когда я изложил ему свой план. Но он согласился. Часть наших людей мы незаметно распределили по разным домам, договорившись с их владельцами. Я же остался караулить в доме Болэфа. Мы мирно провели вечер, и от нашего прежнего холодка — все же, мы в недавнем прошлом стояли по разную сторону на поле боя — не осталось и следа, граф Болэф одно понимал безусловно — преданность своему господину. И то, что мы воевали с ним — не означало нашей с ним личной вражды, а лишь хорошо исполненный долг. Теперь же наши сеньоры заключили мирный союз, и ничто не мешает нам вести благопристойную беседу. Граф Болэф похвастался своей коллекцией тяжелых доспехов. Нынче такие уже не носят — кольчуги из римидинской стали весят гораздо легче, шлемы имеют удобные забрала. Все со временем меняется. Нет уже прежней вычурности и массивности: рыцарю очень часто приходится сходить с коня и сражаться на земле, и тяжелое вооружение не выручит на болоте, или в жуткую непогоду, как, например, во время штурма крепости под странным названием Капуста. Тогда погибло более тысячи тяжело вооруженных воинов при высадке в заливе Добрый. Это все прошлые бои за Аламанте. К слову, его завоевывали как с суши, так и с моря. Но все равно, меня, как и графа, завораживал тусклый блеск гладко-отполированного металла, такой своеобразный металлический запах, тонкая гравировка, чернение; повсюду красовался герб Болэфов — янтарная сова позади меча на черном поле.

Мы засиделись в темной гостиной, специально потушив все свечи, и говорили едва слышным шепотом, чтобы не уснуть, напряженно прислушиваясь в темноте.

Глубоко за полночь, ближе к рассвету, мы услышали легкий шорох и царапанье, словно большая птица скреблась по крыше; звук перемещался ближе к трубе, мы караулили у камина. Их было двое. Когда они вылезли из дымохода, то казались похожими на представителей потустороннего мира — одного удалось схватить сразу же, другой вырвался и выпрыгнул в окно.

Мы бросились следом. Ох, и шустрый же он оказался. Вор привел нас к городской стене — там его ждали с толстой веревочной лестницей его сообщники. Он ловко, как обезьяна, вскарабкался по ней и сиганул через стену, — мы же, отворив ворота, выбежали обычным путем. Три детские фигурки улепетывали по дороге, так что пятки сверкали, мы бросились следом. Они привели нас к городскому предместью, петляя среди старых осевших домишек, и вывели к дубильной мастерской. Двери ее оказались открыты. Мы вбежали внутрь, повсюду были развешаны шкуры, их терпкий аромат ударил в нос. Беглецов там не было — они ушли через лаз в стене — нам пришлось обогнуть стену снаружи. Кажется, они залезли в большой сарай, что был по соседству.

В нем слышался какой-то шум и возня, раздались: чей-то жалобный вскрик и звук как от удара бичом.

Когда мы ворвались в сарай, оттуда уже все сбежали.

— Не могли же они просто исчезнуть? — растерянно спросил один воин.

— Нет, не могли, смотрите! — я отодвинул несколько досок, болтавшихся на одном гвозде, и все увидели большую дырку — лаз, они ушли по нему.

— Воистину они, как черви земные, — сказал Болэф.

— Куда может вести этот лаз? Нам по нему не пробраться.

— Через несколько домов отсюда, в направлении к реке есть одна маленькая пещерка, может этот лаз ведет к ней, — сказал один из людей графа.

Мы побежали туда, оставив у лаза человека охранять его, на случай если они задумают вернуться этим путем.

Действительно, в пещере были признаки жизни: чье-то прерывистое даханье и шмыганье носом, а еще — запах грязного тела. Мы стали кидать туда зажженные факелы. Кто-то пронзительно вскричал от боли — пещера была неглубока.

Вскоре из недр ее вылезла огромная ватага грязных чумазых ребятишек самого разного возраста. Интересен был предводитель этой банды — маленький человечек, но отнюдь не ребенок. У него не было ни усов, ни бороды — зато очень старые с беспросветной усталостью, глаза. Ростом он не превосходил самых рослых сорванцов.

— Что вам надо? — голос его был резок и гнусав. — Зачем явились сюда, грязные чужеземцы, что вам нужно?

— Нам нужно схватить предводителя этой странной шайки, которая не дает спокойно спать мирным горожанам. Грабит их дома, а многих людей убивает.

— Это ложь, грязная ложь. Мы никого не грабим. Мы никого не убиваем.

— Нам кажется, что место этих детей не в сырых пещерах, где их может уничтожить обвал, а среди людей в нормальных условиях.

— Людей! — с ненавистью прошипел карлик, — что вы знаете об этих людях. Вы детей хотите спасать, но где вы видите детей? — большинство из них за кусок хлеба вам руку или ногу откусят.

В чем-то он был прав — на нас глядели глаза совсем не детские — холодные, враждебные, даже жестокие — глаза и во всех было презрение, смешанное с недоверием, но страха мы в них не обнаружили.

— Что вы знаете о них? — кричал карлик, — Что вы знаете о том, как Джо выкинули на помойку, где он был мной подобран, прежде чем его съели свиньи. Что вы знаете о Люси, которую били плеткой наравне с лошадью и запрягали в плуг обеих. Грязная коренастая и косматая Люси хищно оскалилась — у нее не хватало трех зубов.

— Что вы знаете о нашем мире? — продолжал кричать карлик, — чего приперлись…. щерии? Это было самое оскорбительное слово на языке фергенийцев — хуже некуда.

— Ну, ты! — закричал Болэф и взмахнул мечом, но тут! — его меч так и застыл в воздухе — карлик оказался колдуном!

Болэф не мог даже дернуть рукой. Это все осложняло.

— Послушайте, любезный карлик, — обратился я к нему.

— Ты — мне? — заорал карлик. — Прочь, пошли прочь! — и он стал кидаться камнями, вслед за ним стали кидаться дети — эта атака была, пожалуй, самой страшной из всех, что мне доводилось видеть в жизни, ибо я и мои товарищи не знали, как ответить: применить оружие рука не поднималась — многим из ребят было не больше пяти, но те, что постарше, прикрываясь маленькими, очень болезненно дрались. К счастью, детских сил надолго не хватило. И заброс камнями пошел на убыль. Мы потирали руки, ноги, головы.

Карлик снова применил магию: мы на какой-то момент все оцепенели, а он и дети, проскочив мимо нас, побежали в лес.

Оцепенение длилось недолго, и мы бросились в погоню.

Видно было, что многие дети измотаны и силы их на исходе.

Мы погнали их к реке, по узкой тропе. Они остановились и снова стали бросаться в нас ветками и камнями, но это был жест отчаяния.

Бежать им было некуда — сзади был крутой обрыв, и под ним шумела река. Карлик, наверное, понял это, и еще больше распалился: стал показывать разные страшные фигуры, кидаться огнем и песком, но надолго его магии не хватило — и он, вдруг развернувшись, растопырил руки, ноги, и за его спиной выросли крылья; он бросился к пропасти и спустился на крыльях вниз — раздался треск и шипение, и в тот же миг крылья сгорели. Он поднял голову и сыпал на наши головы проклятья, но их заглушал шум воды. Дети стояли ошеломленные и растерянные.

— Он бросил нас, он бросил! — вдруг закричал один мальчуган, — предатель, он — тоже!

— Неправда! Он вернется, — плакала одна замурзанная девочка.

Страшная Люси громко смеялась.

— Что мы будем с ними делать?

— Не знаю, — сказал Болэф.

Я выдал еще одну мысль: а что, если этих детей вырастить в воинов, в особый отряд преданных королю, воспитывать их в строжайшей дисциплине, они будут готовы на все, особо подготовленный отряд. Вряд ли они смогут зажить нормальной жизнью, во всяком случае, большинство.

— Они как звереныши, — покачал головой Брэд.

Графу Болэфу моя идея понравилась, и он сказал, что подумает над ней, пока надо отвести детей в крепость, где держат преступников, накормить хорошенько, а потом уж будет видно.

— Мы не тронемся с места, — вдруг сказал низенький паренек с очень злым и холодным взглядом — видимо, он был готовым вожаком на место карлика.

— Почему же это?

— Вы нас убьете, — твердо сказал он.

— Убить — мы можем вас и сейчас.

— Вы скормите нас злым псам, на потеху богачам.

— Послушай, вам надо где-то укрыться от холода — осень, и не время бродить под открытым небом. Как твое имя?

— Черный Волк.

— Это не имя для человека.

— Уж, какое есть!

— Ладно, — миролюбиво сказал Болэф, — как хочешь — будь Черным Волком, только мое слово — закон — вы пойдете с нами, или мы будем убивать вас по одному, и начнем с тебя, Черный Волк, чтобы другие могли выжить. Решай скорей.

— Пойдемте, — мрачно процедил Черный Волк, и взгляд его не предвещал ничего хорошего — я понял, что при первой же возможности он сбежит и уведет за собой всю стаю.

Так мы изловили "злых духов", держащих в страхе всю округу.

Но дело этим не ограничилось. Пришлось отлавливать и другие банды. Это было удивительное явление — нигде больше я не встречал такого массового разбоя — люди словно ополоумели — их не пугали ни жестокие казни, ни пытки — возможно, у них просто не было выбора — многим нечем было питаться, и они уходили в банды.

Был еще такой человек, звали его Смутьян. Он ходил по деревням и собирал разорившихся, обедневших в конец крестьян которым терять было уже нечего, в толпы, и они нападали на господские дома, устраивали поджоги и расправлялись самым жестоким образом. За Смутьяном отправили карательный отряд, и вскоре он был схвачен и предан казни на главной площади.

Мы присутствовали на этой казни, я еще нкгода не видел ничего такого, и скажу, кикогда бы мне и не видеть, а пошел, потому что был молод и глуп — любопытства ради, вместе с товарищами.

Удалось захватить других зачинщиков крестьянских выступлений и сдать их королевской власти, мы, почти навели порядок в этой истерзанной распрями стране. Наши похождения в Фергении подошли к концу. Настала пора возвращаться.

Королева Ялтоса была сама не своя от горя, и признаюсь, у меня дрогнуло сердце, когда я понял, на какую жертву она пошла ради мира.

Из разговора с герцогом Брэдом я узнал интересные подробности о жизни в Ларотуме, например, о праве наследования, которое передается в королевской династии следующим образом:

— После смерти короля трон переходит не к его сыну, а к брату — следующему по старшинству, после смерти этого брата к следующему и так далее, когда умирали все братья, если они были в семье, то только тогда право на трон переходило к сыну старшего брата. Это было придумано, — рассказывал герцог, — возможно, для того, чтобы сохранить жизнь наследников, так как были нередки случаи покушения. И к тому времени, когда сын короля мог принять бразды правления, он был уже зрелым человеком, знающим жизнь, ему уже не нужен был регент.

Во всех наших походах я был на виду у герцога Брэда. Наверное, я пришелся ему по душе. Потому что случилось так, что герцог позвал за мной и предложил служить у себя. Я не скрывал своего удивления, но, встретившись взглядом с серыми, немного задумчивыми глазами этого человека, я понял, что он всерьез интересуется моей судьбой.

— Мне очень дорого ваше предложение, но я служу барону Мастендольфу. Я сожалею, но вынужден отказаться.

— Неужели ты думаешь, что я забыл об этом. Тебе известно, что мы с бароном старые друзья, когда-нибудь я расскажу тебе об этом. Я посылал барону письмо с просьбой отпустить тебя на службу ко мне, и вот его ответ — читай:

"….мой уважаемый собрат по оружию, я очень признателен за память обо мне и нашем славном прошлом, которую ты хранишь в своем сердце. Я рад, что юный рыцарь не осрамил моего доброго имени и доказал свою верность.

Твоя просьба тому доказательство. Я не могу отказать тебе, и все, о чем прошу: спроси этого славного юношу — каковы его намерения. Если он жаждет славы и новых подвигов и знаний, что является достойным уделом любого рыцаря, то путь в твою страну и твой дом ему открыт. Прими его и обучи как сына".

Я задумался. Мне очень нравилось в замке Хэф. Гартула — мой родной дом. Но теперь мне выпал шанс осуществить то, о чем я давно мечтал: ведь, в замке барона я куда-то стремился. Желания мои были неосознанны, но явны.

Мне не пришлось долго решать, я прямо посмотрел Брэду в глаза и сказал, что еду с ним.

Ночь перед нашей поездкой я провел беспокойно: что-то тревожило меня и поднимало с постели: то я хотел воды, то подул ветер, и залаяла собака, в комнате которую я делил с одним из воинов из нашей миссии, было неуютно — сильно сквозило и что-то ходило ходуном — не то пол, не то привидения. Замок, старинной постройки, пережил немало событий: и грустных, и кровавых, междоусобной резни и предательства — если бы его стены обладали даром речи, они многое могли бы рассказать из истории королевских родов Фергении. Страну довели до ужасного состояния династические войны и, кажется, теперь настало время успокоиться и примириться с призраками прошлого. По молодости, я просыпался иногда ночью и предавался всяческим размышлениям, тогда как мне бы в пору — предаваться иному времяпровождению, быть может, в жарких девичьих объятиях.

Но этой ночью моя странная привычка спасла не одну голову. Выглянув в окно, я увидел — Боги! Что я увидел! Девочка, принцесса Гилика шла по двору замка с маленьким горбатым человеком — карлик! Он умел обращаться с доверчивыми детскими душами и сейчас он уводил принцессу крови.

Мои покои находились на втором этаже, и я спрыгнул, больно разбившись о булыжную площадь. Карлик с девочкой свернули за угол — раздался топот копыт. Я побежал следом, и все, что предстало моим глазам — это красное марево, сворачивающее в сторону леса. Где караульные? Где вся охрана?

Я поднял тревогу и побежал в конюшню. Все лошади были расседланы — конюхи пьяны. Недолго думая, я вскочил на свою покладистую лошадь, и, руководя словом и рукой, рискнул ехать без седла. Следовало торопиться, чтобы не упустить след карлика.

Меня услышала дворцовая охрана, и я успел крикнуть, чтобы они готовили лошадей и направлялись следом за мной в лес по Главной дороге. В Фергении вообще очень лесистая местность, было темно и только лунный свет освещал мне путь. Я боялся сбиться с дороги, к счастью лошадь моя очень хорошо знала ее. Но ни ей ни мне не пришлась по душе эта ночная прогулка.

Признаться, езда на неоседланной лошади в юности была мной основательно подзабыта. Лошадь моя казалась озадаченной, она как бы вопросительно поворачивала ко мне голову. Для меня самого это было странным и мне явно не хватало сноровки. Но, тем не менее, мне удалось развить хорошую скорость и почти догнать похитителя. Но он оказался готов и к такому повороту событий. Прямо передо мной на тропе вдруг рухнуло подпиленное дерево — как ему удалось привести в действие эту ловушку, я ума не приложу, но это изрядно напугало мою лошадь. Она занервничала и стала очень боязливо вести себя в дальнейшем.

Увы, моя добрая лошадь не зря опасалась: сработал следующий трюк карлика, и над моей головой пронеслось копье — я едва успел уклониться — оно даже поцарапало мою щеку.

Явно карлик чувствовал себя в этом лесу как дома, он смело ступал, а я же стал изрядно отставать. Эта утомительная гонка вывела нас из леса и привела к дороге. Я не понимал: зачем карлику это было нужно, почему он покинул лес.

Мне стало все понятно лишь, когда раздался стук тяжелой кареты — кто-то помогал карлику, у него были сообщники.

Но это было еще не все! У дороги меня поджидали. Трое вооруженных человек пожелали сразиться со мной. Не мог же я им отказать, тем более, что моего согласия никто не спрашивал. И мне пришлось нелегко.

Эта драка сильно задержала меня. Я убил двоих и получил болезненную рану. Но пока я отбивался от третьего противника, ко мне подоспела помощь. Целая кавалькада из пяти или шести человек выехала из леса. Я услышал знакомые голоса — Болэфа и его людей!

— Как вовремя вы, однако!

Общими усилиями мы покончили с последним из похитителей, и снова собрались в погоню.

— Только я очень прошу, отдайте мне кто-нибудь свою оседланную лошадь.

— Ким, поменяйтесь с Жаррой, — приказал Болэф своему человеку, — у вас кровь, — спокойно заметил он.

— Ерунда!

— Куда они поехали?

— Прямо по дороге, но я потерял, наверное, треть часа.

— На чем они уехали?

— В карете. Как вы думаете, чего хочет этот злодей? — спросил я графа.

— Не знаю. Нам надо хоть из-под земли достать девочку. Огромное везение наше в том, что я приехал во дворец с ночным визитом к одной обожаемой мной фрейлине, но это, разумеется, строго между нами, а поскольку я один в этой богами оставленной стране никогда не езжу: меня сопровождают мои люди, — то именно моя, по мнению некоторых болтунов, чрезмерная острожность и послужила к пользе его величества. Ибо охрана его дворца никуда не годиться! О чем я не раз уже предупреждал его величество, — граф говорил все это на скаку, ибо медлить и вести светские беседы было некогда.

Мы продолжили преследование. Но с нашим отрядом начали твориться какие-то чудные дела. Болэфу вдруг что-то почудилось, да так отчетливо, что он натянул тетиву лука и выстрелил в одного из своих людей — стрела застряла у него в мясистой части спины, что находится ниже талии — и ясно дело — ехать он уже не смог. Он же остался с моей неоседланной лошадью на дороге дожидаться любой помощи, а Ким пересел на его лошадь, и мы продолжили путь впятером.

Теперь настало время вмешаться стихии: налетел страшный ветер и он барабанил по нашим телам что есть мочи, одна из градин так больно саданула Болэфа в глаз, что чуть не оставила его без зрения. Мы ехали по дороге, которая тянулась к городу Искре. Но я был уверен, что карлик сменит способ передвижения и свернет с дороги — опасения мои подтвердились. Вскоре мы нашли пустую карету, но следов похитителя не обнаружили-он мог свернуть в лес и направо и налево, мог продолжить путь по прямой.

"Он движется в сторону Римидина", — осенило меня.

Но возникли и другие мнения.

— Он уйдет в глухой… лес и спрячет ее там, — сказал один из людей Болэфа.

— Зачем?

— Я думаю, он захочет выкуп и тогда он выползет из этого леса.

— Вряд ли, — сказал я, — двигаться по прямой ему опасно, потому что рано или поздно его кто-нибудь встретит, — но если он свернул влево, то через тот лес он может добраться до реки, а значит, он будет держать путь оттуда в сторону Римидина.

— Почему вы так решили?

— Одно из двух: или Римидин хочет использовать эту карту в будущей войне против вас или кто-то хочет спровоцировать ее.

Болэф задумался.

— Возможно — и первое и второе, — мир с ними всегда ненадежен. К счастью для нас, пока Римидин находится в нестабильном состоянии, империя расколота на две части. Нам надо, во что бы то ни стало, вернуть принцессу.

— Но почему нигде не видно следов ни лошади, ни человека? — удивился Ким.

— Потому что наш карлик — настоящий фокусник, когда ему надо, он превращается в мерзкую горбатую птицу.

— Тьфу ты! — с досадой сказал Болэф, — как все осложнилось! Ким, вы направитесь прямо по дороге — если все-таки он пошел по ней рано или поздно вы увидите следы его продвижения — будьте внимательны. Вы — двое, свернете в тот лес по правой стороне дороге, осмотрите ближайшие тропы — вряд ли он смог долго лететь. Я думаю, надолго ему этого волшебства не хватит — иначе бы он все время им пользовался. А мы с вами, Жарра, повернем налево.

Так мы и поступили.

Был близок рассвет, в этой зыбкой серой дымке все принимало какие-то странные очертания, видимость была плохая…

Вдруг я услышал плач, или от сильнейшего напряжения мне показалось?

— Вы слышали? — спросил я Болэфа шепотом.

Он приложил палец к губам. Они где-то рядом и я думаю, что карлик тоже слышал наших лошадей.

— Стойте здесь, Жарра, — прошептал Болэф, — если меня долго не будет, идите вперед и…найдите девочку, я вас очень прошу.

Он пошел пешим, а я остался, держа в руках поводья его лошади.

Вскоре послышался какой-то шум и треск, все стихло. Я направился на помощь к Болэфу, ведя за собой его лошадь.

Увы, она ему теперь точно не понадобится: я был уверен, что он мертв. Чем сразил его карлик непонятно, но граф лежал бездыханный и белый, широко закинув правую руку — рядом лежал его меч. Я поднял меч и вложил его в ножны.

Мне пришлось отпустить лошадь Болэфа, я развернул ее в сторону дороги, с которой мы пришли и, надеясь на ее чутье и память, похлопав по холке, отправил в этом направлении — она, словно удивленно, посмотрела назад и, качнув своими чуткими заостренными ушами, повиновалась мне. "Надеюсь, так близко к дороге диких зверей нет", — подумал я.

Столкнувшись с таким обстоятельством, я попал в затруднение — с одной стороны надо было позаботиться о теле Болэфа, а с другой — я мог потерять время, и я решил продолжить поиски один, надеясь, что лошадь Болэфа приведет наших товарищей к этому месту.

Карлик больше не пользовался крыльями — я видел его следы, судя по всему, он нес девочку на руках.

Я снова почти нагнал их. За деревьями мелькнула спина маленького человека, он двигался, тяжело ступая, и отлично слышал меня. Но когда я думал, что он скоро будет в моих руках — я все время забывал о его волшебстве: у меня даже и мысли не возникало, что это меня как-то остановит, — появилось неожиданное препятствие. Деревья вдруг расступились. Я увидел карлика с Гиликой на руках, кажется, она спала или была без чувств. Путь преградило узкое ущелье — словно, земля расступилась однажды и дала глубокую трещину, по дну ее бежал ледяной ручей. Карлик опять применил свой фокус с крыльями. Крепко схватив девочку, он перелетел через ущелье и теперь стоял на противоположной стороне и смеялся своим нехорошим смехом.

Я внимательно прикинул свои возможности — ущелье не было широким и, крепкая лошадь, доставшаяся мне, легко могла брать такие препятствия, но сама мысль о том, что она вдруг совершит ошибку пугала сильнее, чем это ущелье. И все же, приходилось рисковать. Разогнав коня, я доверился его силе и ловкости. Это длилось считанные мгновения, и щекотало нервы. Когда я почувствовал глухой и упругий толчок передних копыт о влажную землю, душа моя возликовала. Карлик не рассчитывал на столь стремительное преодоление препятствия, услышав топот коня, он стал сыпать проклятия и применил новый фокус, снова сильно напугав мою лошадь. Яркие вспышки света направленные в глаза испугают даже очень спокойное животное. Конь мой поднялся на дыбы, крутился и испуганно ржал. Уши его были плотно прижаты к голове. Я как мог успокаивал его, конь пытался меня сбросить. Карлик молча смотрел на нас и криво улыбался. "Что за мерзкая рожа!" — вдруг подумал я. Он снова прокричал заклинания и вдруг на землю лег густой туман. Я больше не видел карлика — он растаял.

Лошадь моя, потеряла видимость, успокоилась и молча встала, тяжело всхрапывая, от ее горячей спины шел пар. Я не знал, как поступить — идти на ощупь не хотелось — но так же внезапно туман рассеялся — карлика не был видно. Я осмотрелся на месте. Следы вели к большой лисьей норе. Но не мог же он забраться туда? Я раскинул ветки и листья — там лежал камень. Отвалив его, я увидел большой лаз, но он не был глубоким — скорее всего, карлик что-то забрал оттуда, но где же он вылез? Я обошел это место кругом и обнаружил другое отверстие норы — он вылез оттуда — бедная принцесса, что ей приходится терпеть. Далее следы опять вели через лес, я продолжил путь. Его преградило новое ущелье — на этот раз: пологий склон, по которому карлик спустился вниз — там были какие-то поселения.

Эта скачка по холодному лесу порядком измотала меня. Но был еще один человек, которому было гораздо холоднее и сложнее, чем мне. Преследуя карлика, я наткнулся на Черного Волка, мальчишку из его шайки. Вместе со всеми его отправили в крепость. Но я уже тогда знал, что он вскоре сбежит — было в его глазах нечто, не поддающееся дрессировке.

Он крался по склону горы, как зангнанный зверь: на нем болталась рваная рубашонка, к ногам были привязаывын какие-то шкурки и зубы его стучали от холода. Он плотно обхватил свое тело дохлыми ручонками, как будто они помогали ему согреться. Услышав топот моей лошади, он забился под куст, думая, что там его не увидят, но было поздно — я подъехал к его укрытию и извлек его из-под веток.

— А-а, Черный Волк, — устало сказал я. — Приветствую тебя. Вижу, что жизнь в человеческом обществе пришлась не по вкусу тебе.

— А чего в ней хорошего? — задиристо ответил мальчуган.

— И то верно! Шататься одному по диким тропам и спать на земле-оно конечно приятнее.

— Зато я свободен!

— Э-э нет, друг мой, тебе это только кажется. Ты безнадежно связан с людьми, ибо ты — человек. От этого не убежишь.

— Они у меня попляшут.

— Люди сильно насолили тебе, я это понимаю. Но ты рассуждаешь как твой маленький сморщенный наставник. Это к нему ты пробираешься, словно жалкий волчонок?

— Хотя бы и так! Вопрос — зачем я пробираюсь! Может, я хочу разделаться с ним. Он предал нас. А сам обещал заботиться о нас вечно.

— Так ты знаешь, где его можно найти?

— Возможно.

— А что если нас с тобой объединяют сейчас общие интересы? Ты проводишь меня к нему, и я помогу тебе справиться с ним.

— Это мое дело!

— Но карлик-колдун. Тебе может пригодиться помощь.

— Но почем я знаю, что вы не обманете меня. У карлика есть богатство. Я хочу его найти и самому стать богатым. Выручить своих друзей — Кривого Тигра, Красотку Люси и маленького Джо.

— У тебя есть способ получить желаемое. Если ты поможешь вернуть часть награбленных богатств короне, король помилует вас всех и сможет устроить вашу судьбу. Вас обучат военному делу или любому другому искусству — это лучше, чем проживать награбленные деньги, зная, что в любой миг тебя могут схватить.

— Проливать кровь за короля, — презрительно фыркнул Черный Волк.

— Почему нет? Что плохого в том, чтобы быть преданным кому-то — этим ты отличаешься от вашего карлика — ты не хочешь бросить друзей. Это тебя возвышает над ним. К тому же — ты умен, и своим умом сможешь пробить себе дорогу. А если ты поможешь мне вернуть принцессу Гилику — король будет вечным твоим должником. Можешь просить его, о чем хочешь — он не откажет. Я могу ходатайствовать даже о титуле дворянина для тебя.

— А мои друзья?

— Пожалуй, вряд ли.

— Тем самым я отделюсь от них.

— Придется сделать выбор. Но в любом случае в твоих руках сейчас большой козырь — воспользуйся им.

— А вы умеете подбивать на лихое дело!

— На правое дело. Ты спасешь одну человеческую жизнь, а может, даже предотвратишь новую войну. Где может скрываться карлик?

— Есть одна заброшенная деревня. Все считают, что там живут прокаженные, и никто не заглядывает туда.

— А на самом деле?

— Проделки хозяина, бывшего хозяина. Это место где мы обычно скрывались.

— Веди меня туда. И знаешь что, возьми-ка мой плащ и укройся им.

— Я измажу его, вы же видите какой я грязный.

— Да, ты, грязнуля, испортишь дорогую вещь! Но что поделать. Учти, я спас тебя от холода — ты мне теперь должен.

— Ну, вы и хитрец господин, — ухмыльнулся парнишка.

Мы аккуратно спустились по склону горы и дальше пошли по узкой каменистой дороге, которая привела нас к к бедной деревушке. Пахло скотиной и навозом и прочими низменнми запахами. Следов карлика я не увидел.

— Это не здесь, — прошептал мальчишка, — карлик выберет другой путь, а мы пройдем через деревню, так удобнее.

Мы прошли через ряд убогих домишек, я достучался в один — вышла испуганная женшина. Я велел ей налить парню кружку молока и дать краюху хлеба. Хозяйка принесла сладких лепешек, и он с жадностью впился в них зубами.

Женщина жалостливо вздыхала, глядя на него. Я бросил ей монетку. Она почтительно поклонилась и закрыла дверь.

Мальчишка привел меня в заброшенное место. Там действительно были знаки, которые указывали на то, что приближаться к деревне не стоит. Несколько чучел обмотананых тряпками были прислонены к заборам. Эта хитрость хорошо удалась.

Карлик опередил нас. Он уже занял один дом и разводил там огонь, из трубы шел дым. Ему хотелось передохнуть, он не рассчтывал, что я пойду в эту деревню, он не знал, что мне доведется повстречать Черного Волка.

— Как быть с магией? — спросил я мальчишку.

— Ему требется восстановить силы, — сказал Черный Волк, — если он делает много волшебства, то очень устает. Тогда нам всем плохо. Он забирал силу у нас, поэтому ему нужны дети.

— Сейчас он забирает силы у принцессы? — я обеспокился за жизнь девочки.

— Не знаю, наверное. Но если он развел огонь, значит, он будет обедать, а потом завалиться спать — так он всегда поступал.

— На этот раз ему следует поторопиться.

Пришлось спешиться и оставить мальчишку, доверив ему своего коня. Осторожно, стараясь не шуметь, я приблизился к дому. Из него шел густой мясной запах.

Я распахнул дверь: рука карлика застыла с ложкой в руке над черным котелком, в котором была похлебка.

— Верни девочку! — сказал я. — Зачем тебе все нужно? Когда у тебя есть твое волшебство, ты можешь жить безбедно. Зачем вредишь людям?

— Ты на самом деле хочешь знать? Я скажу. Затем, что люди — фергенийские твари, уничтожили всю мою семью, сожгли как колдунов во времена отца Цирестора, забрали все наши сокровища. Я дал клятву, что буду мстить всему его роду. Свести Римидин и Фергению в кровавой бойне — что может быть для меня приятнее? А вот зачем ты, потомок огненного зверя, помогаешь своим врагам — это мне непонятно.

— Что имеешь в виду? — я нахмурился.

Карлик зло засмеялся и снова попытался помочь себе магией: он выкрикивал заклинания, но они не действовали. Он взбесился — ведь раньше всегда спасало волшебство — что-то помешало ему сейчас. Когда он понял всю бесполезность попыток, им овладело отчаяние — он стоял словно зверь, попавший в засаду.

— Извини! Этот мой долг! — сказал я и протянул руку к оружию. Карлик тяжело смотрел, как я вынимаю меч из ножен. Легкий замах, не встретивший на своем пути преграды — и, повинуясь неведомой силе, острый клинок, верный друг ложится на толстую шею карлика — у меня до сих пор стоят в памяти его глаза — черные и глубокие как омут. Что-то случилось со мной, когда он лишился своей головы: сноп странного света и яркие мысли понеслись в моем сознании. С минуту, я стоял оглушенный и потрясенный — что это было — я не понял, но во мне словно силы прибавилось. Я наклонился к телу карлика, рядом с его головой лежал небольшой амулет. Мне вовсе не хотелось брать странные вещи этого существа, и мне стало не по себе, когда я держал эту вещицу в руках — но что-то заставило меня положить ее в карман. Меня нисколько не смущало то обстоятельство, что я убил безоружного маленького человека — хотя бы потому, что это был единственный момент, когда я мог остановить его, пока к нему не вернулось его магические способности, и я был полностью уверен в том, что он заслуживает смерти. Не думаю, что им руководили благородные мотивы, когда он спасал с помойки ребятишек — он был ничем не лучше остальных, ибо превратил детей в своих рабов — а уж о том, что грозило девочке, можно было только догадываться.

Нам предстояло еще найти ее. Потому что в доме ее не было. Вместе с Черным Волком я обыскал все подворье и, отчаявшись, мы заглянули в старый заброшенный колодец. В нем не было воды. На самом дне его лежала Гилика. Ее темные волосы в крупных колечках разметались. Личико ее было как у Ивенка — мистического существа неописуемой красоты, бога-ребенка из древних легенд. Я испугался, думая, что она мертва.

— Сбегай за помощью в деревню, — сказал я мальчишке. — Вот тебе деньги — заплати им, только пусть скорее приходят сюда. Нужна пара крепких мужчин, и добавь, чтобы прихватили прочную веревку.

Мой подопечный побежал, прихрамывая — ноги его были сильно разбиты, но я не мог идти — мне следовало охранять девочку на случай, если появяться сообщники карлика.

Вернулся мальчишка, он сидел на ослике рядом с крепким парнем, тот боязливо покосился на чучела и подъехал ко мне.

— Что-то случилось?

— Да. Надо вытащить ребенка из колодца. Размотайте веревку и держите, я полезу вниз. У вас хватит силы?

Парень ухмыльеулся. Силы ему хватило — он мог с легкостью трех коров поднять.

Я спустился по веревке в колодец и прикоснулся к девочке — она была жива. Но взгляд ее был очень странный — она казалась не испуганной, а словно, удивленной.

— Кто ты? — спросила она.

— Я — Льен.

— А я — принцесса.

— Я знаю, дитя мое. Вас никто не обидел?

— Нет. Я видела чудный сон, что меня уносит маленький человек в заколдованную страну.

— Вы только никому не рассказывайте про свой сон, ладно, пусть это будет ваш маленький секрет?

— Хорошо, — серьезно сказала она, — вы вылечили меня, да?

— Да, а сейчас крепко обхватите мою шею ручками и держитесь.

Она так и сделала.

— Поднимайте, — крикнул я наверх.

Едва ноги мои коснулись земли, и я отпустил девочку, огромное напряжение покинуло меня. Раздался топот лошадей: в деревню въезжали люди — сам граф Болэф живой и невредимый сидел на своей умной лошади, вместе с ним ехали Ким и двое наших товарищей.

— Вы нашли ее! — с неописуемой радостью вскричал Болэф. — Нет, воистину, Жарра, вы один хотели быть героем — и вам это удалось. Он бросился на встречу принцессе.

— Ваше высочество, позвольте узнать у вас о вашем здоровье, — он почтительтно преклонил перед девочкой колено.

Она удивленно захлопала ресницами и вдруг рассмеялась:

— Благодаря этому юноше, мое здоровье находится вне опасности. — Она кокетливо посмотрела на Болэфа и бросила такой же взгляд на меня.

"А она быстро освоит науку разбивать сердца", — подумалось мне.

— Позвольте заметить, ваше высочество, — сказал я, — что все эти люди рисковали своей жизнью ради вас.

— Я вам всем бесконечно благодарна, — церомонно произнес этот лукавый ребенок, — так обычно говорит моя мама, — смущенно добавила она.

Болэф все так же почтительно усадил девочку на лошадь рядом с собой, и мы с большими предосторожностями вернулись в столицу. Рядом со мной сидел чумазый Черный Волк, я расскзал Болэфу о его участии в этом деле и он обещал, что мальчишка получит достойную награду.

— А вы ведь чуть меня не похоронили! — со смехом сказал он мне, — я чувствовал, как вы собираетесь это сделать и если бы не ваша забота о принцессе, то лежал бы я сейчас под толстым слоем земли. Но вы поступили разумнее — оставили меня на съедение волкам. И если бы не моя умница-лошадь, которую вы догодались отправить за помощью, то не знаю: смог бы я сейчас с вами говорить!

Он не на шутку развеселился. "Что-то не нравится мне его юмор", — подумал я.

— Но вот видете, граф, хоть что-то полезное я догадался сделать.

Похоже, Болэф ревновал меня к победе в этом предприятии. Судя по всему, он сам хотел найти принцессу. "Ну уж, нет дорогой граф, эту победу я вам не отдам", — упрямо подумал я — в те годы, как и большинством юнцов, мною очень часто руководило пустое тщеславие.

Но внутренне благородство графа все же перевесило легкую зависть.

К тому же, он мог не сомневаться, что Цирестор не обойдет своим вниманием никого из всех участников этого похода.

Эти события задержали нас на несколько дней в Фергении — похищение принцессы, пока держалось в тайне, но все же, какие-то слухи поползли, и король объявил народу, что принцесса отложила свой выезд по причине болезни. Но мы то с герцогом Брэдом прекрасно знали, что произошло. Другие люди из нашей миссии тоже догадывалсиь, но предпочли сохранить все в тайне. Никто не знал, как отреагирует Тамелий Кробос на все события — принцесса, побывавшая в заложниках, могла вызвать противоречивые мысли.

Цирестор достойно наградил меня за усердие — мне вручили меч рыцарского ордена — это было церемониальное оружие. На гарде его был выкован знак факела. Оно давало мне право стать одним из рыцарей Цирестора, получить титул барона и надел земли, если бы я пожелал этого. Но я уже дал слово герцогу Брэду.

Сокровища карлика отыскать не удалось. Мальчишка ничего не знал об их местонахождении или не хотел говорить. Но ему простилось его молчание, и Болэф сдержал слово — он начал устраивать судьбу детей. Черный Волк остался при нем обучаться военному делу.

Настало время уезжать. Мы добрались до небольшого городка на берегу Черного Озера. Там нас уже заждалась команда корабля. Простившись с провожатыми, мы взошли на палубу широкодонного и, как мне показалось, немного неуклюжего судна, оно было предназначено для плавания по неглубоким водам. Поскрипывали снасти, пахло озерной влагой, раздавались короткие команды капитана. Мне казалось, что я оставляю за собой свою юность, свое безмятежное прошлое. Будущее притягивало к себе мой ум, как камень- магнит.

Глядя на волны, которые ветер гнал вместе с кораблем, герцог задумчиво сказал:

— Когда-нибудь и это озеро может стать ареной великой битвы.

Что ж, если бы герцог захотел стать пророком, то это могло у него получиться. Но тогда о великой битве никто еще не помышлял. И мы с надеждой и нетерпением смотрели в сторону другого берега.

Время от времени по палубе пробегала Гилика. Она уже отошла от своего приключения и вела себя так, как ведут себя все дети — ей хотелось шалить и проказничать.

Однажды, она подбежала ко мне и протянула свою ладонь, хвастаясь:

— Видите три кольца на моих пальчиках.

На трех пальцах ее были кольца с тремя буквами, вместе они образовывали слово "дом" на фергенийском языке.

— Я вам скажу по секрету, что значат эти буквы. Первая означает тайное имя моей матери, вторая — отца, а третья — то, что я когда-нибудь стану королевой.

— Наверное, эти колечки должны напоминать вам о доме?

— О да! Матушка сказала, что пока эти кольца на моей руке, я буду помнить, где мой настоящий дом и обязательно вернусь в него. Но я такая потеряшка, я все теряю. Боюсь, что мне не удастся сохранить эти кольца. Вы ведь поможете мне найти их, если я их потеряю?

— Я постараюсь помочь вам в любой вашей трудности, — сказал я, а сам подумал: весьма неострожно со стороны королевы Ялтосы внушать такие мысли девочке, которую отдают в заложницы. А на счет колечек, у ребенка оказалось больше здравого смысла — она может их потерять и, к тому же, пальчики ее станут с возрастом крупнее — так что эта память о доме совсем недолговечна.

Мы переплыли Великое Черное Озеро, разделяющее три страны, и пристали у города Ведамо. Там нас уже ждали королевские посланцы, важные вельможи. Они торжественно встретили заплаканную принцессу, которая была кругом обманута — девочке сказали, что она едет погостить к доброй тете и все, что позволили взять собой — немного игрушек и свою кормилицу. Судьба этой девочки казалась всем предрешена. Но, все-таки, она была принцессой. С большими почестями ее препроводили по дороге в Мэриэг. Король, по такому случаю, не выдержал и выехал навстречу кортежу принцессы, что было удивительно для него: всем известно, что он не любитель путешествовать.

Встреча с ним состоялась в городе Бирмедере. Герцог Скатола устроил пышные торжества по этому случаю. Меня и других людей, сопровождающих герцога Брэда, поселили рядом с его покоями в старинном замке. В тот же день мой сеньор нанес визит к королю. Их разговор был долгим и заставил придворных строить разные предположения по этому поводу.

Странно, но после визита к королю, герцог вернулся с хмурым лицом — ему бы радоваться и ждать почестей и наград — он привез нужный Ларотуму союз. Было необъяснимо, но король оказался чем-то недоволен. Кто бы мог подумать, что Тамелий Кробос вовсе не был заинтересован в помощи Фергении в поимке лесных демонов и что крестьянские восстания тоже на руку ларотумскому монарху. Если бы мы знали в ту пору тайные мотивы короля, тогда все стало бы понятно: почему он был так недоволен Брэдом, явно превысившим свои полномочия. Но герцог за всю свою жизнь не сумел стать опытным царедворцем — он был воином, в первую очередь, талантливым полководцем. И он сделал неверный ход.

Герцога освободили от должности коннетабля, и он решил не ехать в столицу, а вернуться в свои владения. Он был удручен, но тщательно скрывал свои чувства. Теперь я был должен сопровождать его. Герцог думал, что он временно находится в опале, и продолжал строить честолюбивые планы, но время шло, а его никто не приглашал и он, потихоньку, смирился. Все же, он не проводил время в праздности. И я получил несомненную пользу от службы у этого человека. Он обладал большим запасом теоретических знаний и имел образ мыслей хорошего стратега. Но здоровье герцога пошатнулось, и все чаще он мучался головными болями. Вот так, случилось, что я вошел в сложную и запутанную жизнь ларотумского королевства.

Глава 3 Письма Сафиры

Воспоминания о моей жизни носят зачастую хаотичный характер. Но есть одна история, которая стоит особняком в череде прочих. Она приходит на ум, когда я думаю о цепочке случайностей в человеческой судьбе — так ли уж они случайны? Иной раз жизнь сводит тебя с какими-то людьми и приводит в какие-то места — и ты думаешь, что все это случай. Став старше, я перестал так думать. Теперь, мне уже кажется, что есть некое предопределение.

Мне не следовало появляться в Сафире: там меня слишком хорошо помнили те, встречи с кем я уж точно не жаждал. Но как я уже заметил, жизнь любит заманивать нас своими извилистыми тропами совсем не туда, куда мы стремимся. Нередко она толкает в сомнительные предприятия, где выгода оборачивается одними неприятностями.

Меньше всего я мечтал лицезреть людей по моей доброй воле разоблаченных в одном постыдном, пятнающем их честь, деле. И если бы вся история ограничилась скандалом и парочкой поединков, то это полбеды, но ее следствием стал отказ Совета Старейшин в участии в выборах знатнейшему роду Фендуко — и сами выборы перестали иметь место.

В тот злополучный год, когда я свалился как снег на голову моим нынешним врагам, Совет встал в тупик: из трех претендентов на должность консула все трое попали под сомнение!

А ведь звание консула Сафиры давало большие полномочия. Именно консул утверждал все судьбоносные для города решения в мирное время, а в дни войны возглавлял ополчение и регулярное войско. Он же мог накладывать вето на решения Совета старейшин.

Вспоминая историю, в которую я попал против своей воли, и сделавшую для меня посещение Сафиры опасным, не могу не заметить об исключительном уважении, внушаемым этим городом своим гостям. В городе проходили богатейшие ярмарки, лучшие на центральных землях. Славившаяся своими ремесленниками и купцами, Сафира привлекала к себе множество путешественников.

Сафира — морской порт, и расположена она в устье судоходной Розовой реки. Она стала узлом многих торговых путей, идущих в разные концы света. В ее основу была заложена мощная крепость Але-Баторд. Все прошлое города сводилось к тому, что он вырос на землях одного барона, который, к своему глубочайшему несчастью, не смог оставить прямых наследников. После его смерти началась борьба за прекрасные богатейшие территории. Несколько феодалов из соседних земель, по отдельности не представлявшие реальной силы, объединились и захватили Але-Баторд, отбив наследство барона у законных, хотя и дальних по своему родству наследников. Их боевые отряды, действуя сообща, никого не допустили в область Гэродо. Король Ларотумский, в ту пору молодой и неопытный, занимался защитой королевства на других рубежах страны и не смог отвлечь свои силы еще и на борьбу за Гэродо, которая перешла во владение непокорных вассалов. За несколько столетий, в центре Гэродо вокруг крепости Але-Баторд вырос город, получивший название Сафира.

Мятежные феодалы, владевшие им, установили выгодные для себя порядки. Всеми делами в городе заправлял Совет Старейшин, первоначально состоявший из семи именитых дворян, верховного судьи и магистра Веры в Верховного бога Дарбо — официальной религии Ларотума. А впоследствии, когда купечество и зажиточные ремесленники стали представлять значительный вес в жизни города, чему явно способствовали несколько бунтов горожан против местной аристократии, в Совет вошли еще три представителя этого сословия.

И все же, несмотря на видимую коллегиальность, самой значительной и влиятельной фигурой в городском самоуправлении оставался консул — его слово было решающим в любом вопросе, вынесенном на обсуждение. Каждые два года за эту должность боролись представители трех родов, когда-то завоевавших земли Гэродо — истинные хозяева города и соперники, объединенные его стенами. Так была устроена внутренняя жизнь Сафиры.

Что касается посягательств на ее честь, конечно же, они имели место. Она была предметом многочисленных домогательств.

Короли Ларотума не оставили надежд: вставить в мозаику королевства недостающий фрагмент. Но знаменитая осада Сафиры, которую пришлось пережить городским жителям, ничуть не навредила ни ее красоте, ни ее благополучию. Город набрал полную силу, и любые попытки сломить его казались тщетными. Война мешала торговле, а поскольку Сафира стала центром транзитной торговли, то у нее нашлось немало союзников, заинтересованных в ее независимости.

Мысленно посочувствовав бесплодным потугам ларотумских монархов, я вернулся к саркастическим размышлениям о должности консула, из-за которой и началась вся история. На нее претендовали три знатных кэлла: Фендуко, Атикейро и Либарус. Нет необходимости объяснять, что она являлась одинаково притягательной для всех претендентов, боровшихся за руку красавицы Сафиры.

— Брак на два года, — хмыкнул я, — а потом снова период жениховства?

Нет! Это беспокойство кого угодно подтолкнет к решительным действиям по устранению соперников. Заветная должность открывала доступ ко всем тайным прелестям "красотки": городским финансам, городской армии, и самым разнообразным злоупотреблениям. Кто сможет спокойно пройти мимо возможности упрочить свое положение, усилить влияние — человек слаб, кто знает: может, в один прекрасный день на тщательно удобренной почве пробьется дерево единовластия.

Фендуко, уж точно, не спалось спокойно: за последние шесть лет на выборах в консулы предпочтение отдавалось графу Атикейро. И было небезызвестно, что в ожидании предстоящих выборов симпатии Совета опять на его стороне.

Род Фендуко достиг немалого преуспевания, но он был менее знатен, чем род Атикейро, ведущий свою родословную от основателя предшествующей королевской династии. В маловероятном случае смерти всех претендентов на престол, граф Атикейро мог заявить о своих правах на верховную власть. И по своему имущественному положению он ни в чем не уступал Фендуко. Понятно, что скрытая зависть при удобном случае грозила перейти в открытую вражду.

А вот дела Либарусов с некоторых пор пошли под гору. Их богатства по куску растащили в качестве приданного многочисленные дочери. Несколько разрозненных поместий Либарусов в области Гэродо выкупил Фендуко, убеждая их отдавать приданое деньгами, а не землей, таким образом, к Сафире не удалось приблизиться не одному чужаку. Но у старого Либаруса еще оставались очень ценные участки земли в самом городе. Маркиз Фендуко и здесь не упустил свой шанс. Он предложил объединить интересы, закрепив союз браком младшего брата с последней незамужней дочерью Либаруса. Такое объединение грозило нарушить первоначальное равновесие сил. Осторожные старейшины сочли разумным сдерживать растущие амбиции Фендуко: им стало преждевременно известно о готовящейся свадьбе, поэтому нейтральные Либарусы тоже попали под сомнение.

У кэлла Фендуко появился ощутимый повод для волнений, и он решил разом покончить с ним, отодвинув Атикейро от участия в выборах.

Для того чтобы отстранить кэлла Атикейро от заветной должности годился только один способ: выставить его в дурном свете перед Советом старейшин.

Тут мои воспоминания прерываются мыслями о том, кто поведал мне эти любопытные подробности, спустя год после описанных событий.

И о том, как меня угораздило влипнуть в историю, от которой: попахивало и гарью, и кровью; и отчетливо звучал лязг стали.

В ту пору я служил у герцога Брэда, чьи владения располагались по соседству с Гэродо. Я находился в ожидании военного похода, который собирался предпринять герцог в область Сенбакидо, и мой ум будоражили мысли о наживе: за помощь нам должны были хорошо заплатить. Но поход откладывался, и я потихоньку впадал в уныние, так как не вижу для себя ничего хуже, чем быть привязанным надолго к одному месту. Хотя герцог весьма хорошо относился ко мне, возможно, он оказывал мне благодеяний даже, более чем я заслуживал. Он сделал меня начальником личной охраны. Почему я вошел в такое доверие — я и сам не знаю. Знаю только, что это не оставило равнодушным некоторых завистников в замке, коих вообще не мало топчет землю — таковы люди, и я смотрел на все философски.

Заметив мое настроение, герцог предложил мне совершить небольшую поездку в Гэродо. Нужно было отвезти какой-то пакет купеческой гильдии: герцогство Брэда не гнушалось заниматься торговлей. Передавая мне пакет, сенешаль замка скорбно заметил:

— Всякий раз, как я вспоминаю о Сафире, мне приходится сожалеть о том времени, когда у власти был почтенный кэлл Атикейро. Фендуко ненормальные — они отказались от соглашения с нами. Их перекупили купцы из Синегории, а у них кожа хоть и дешевле, да в десять раз местной уступает. Раньше нам разрешали беспошлинную торговлю, а теперь отказали!

— Понятно. — И я отправился выполнять поручение.

Проделав изрядную часть пути, я въехал в окрестности Сафиры.

Журчала река, светило мягкими, предзакатными лучами солнце, жужжали мухи — чем не рай земной?

Мое благодушное состояние нарушил отряд всадников, выехавший мне навстречу. Его командир, оценив мой внушающий доверие вид, обратился ко мне с вопросом:

— Скажите уважаемый путник, вам не попадался по дороге один лысый старец, одетый в белый хитон, верхом на осле?

— Нет. Ни стариков, ни ослов не видел, — ответил я и сам не понимаю, что на меня нашло, но мне захотелось подтрунить над ними — с издевкой спросил:

— Неужели старик, которого вы разыскиваете, столь опасен, что для его поимки требуется десять вооруженных мужчин?

Любезность начальника отряда мгновенно рассеялась:

— Шутить на дорогах — вот, что опасно, — мрачно процедил он, и резко скомандовав своим людям, помчался дальше.

Я же продолжал свой путь, но безмятежно доехать до Сафиры мне так и не удалось — всему виной проклятый осел — я услышал возле рощи его пронзительные крики. Я свернул с дороги, направив своего коня на зов противного животного. Осел запутался в веревке, которой был привязан к дереву, совсем недалеко от дороги. Можно лишь чудом объяснить то, что всадники не услышали столь энергичные крики. Я распутал ноги осла и привязал его к другому дереву, так как у старого не оказалось ни травинки. Скотина благодарно взглянула на меня и занялась свежим завтраком.

А я подошел к белому, как зима, старцу, борода которого служила ему чем-то вроде одеяла, а вот голова его могла лишь мечтать о такой растительности — она сверкала, как начищенный котелок.

Ему было явно не до шуток. Он постанывал и держался за поясницу.

— Что с вами приключилось, почтенный старец? Почему вы один, в лесу, лежите на сырой земле? — ваши кости не вынесут такого обращения.

— Увы, добрый человек, ваше предупреждение запоздало. Мои кости уже пострадали и не от сырой земли, а от недельной тряски на строптивом осле. Не для моего возраста такие путешествия. Злая немочь вселилась в мое тело — я прилег на землю и силы оставили меня. В боку стреляет, а ноги отнялись. Совсем немного я не добрался до цели своей поездки.

— Какая забота погнала вас в путь? — удивился я.

Старик не ответил.

— Скажите, какую помощь я могу вам оказать?

— Вы никого не встретили на дороге? — обеспокоенно спросил старик.

— Меня спрашивали о том же совсем недавно десять вооруженных людей. Кажется, они искали человека похожего на вас.

— Значит они рядом! — воскликнул старик и погрузился в тяжкие раздумья.

— Простите, почтенный старец, я вызвался вам помочь, но вы не ответили мне.

— Да, да…Добрый человек. Я очень благодарен вам за внимание, но я буду честен с вами: ваша доброта может вам повредить. В настоящее время я опасен для тех, кто обо мне заботится.

— Вы хотите сказать, что я должен бросить вас одного, неподвижно лежащего в лесу, чтобы вы умерли от голода, и холода. Неужели я похож на человека способного на такое? Впрочем, я и сам не верю в свое бескорыстие. Я предлагаю вам свою помощь в обмен на некоторую порцию правды. Согласитесь: я должен знать в какую историю впутываюсь.

— Это справедливо, — кивнул старик. — Я готов поделиться с вами рассказом, хотя опасаюсь, что он отпугнет вас от меня, как от заразной болезни.

— У меня лицо человека, умирающего от страха?

Старик наконец-то улыбнулся.

— Почему за вами охотятся и кто эти люди?

— Люди, разыскивающие меня, принадлежат Дому Фендуко — одному из самых влиятельных кланов Гэродо. А вот для того, чтобы сказать вам: почему они охотятся за мной — придется рассказать всю историю. Но мне бы тоже хотелось задать вам несколько вопросов: кто вы и как вас зовут, откуда держите путь?

— Зовут меня Льен Жарра, я служу у герцога Брэда и еду по его делам в Сафиру.

— Герцог Брэд — это неплохо, — задумчиво сказал старец.

— А ваше имя, почтенный человек, я могу узнать?

— Я — Пентамон, слуга Лесных Духов из братства Синего Клена, еще несколько месяцев назад был жрецом в Лесном Храме, неподалеку от Сафиры.

— Что же произошло?

— Пренеприятнейшая история, — тяжко вздохнул человек. В голосе его звучала смертельная усталость. — Новая история о старых как мир вещах: корысть, опасное честолюбие, предательство и лжесвидетельство. И я, самым постыдным образом, оказался замешанным в это дело.

— Что случилось с вами?

— В нашем городе, замечательном прекрасном городе, полном самых лучших из богатств: человеческими талантами, мастерством искусных ремесленников, гостеприимством и радушием, не поделили власть люди, именующие себя его отцами. Но что хуже всего: они впутали в свои игры священнослужителей, столкнули лбами представителей двух вероучений. А ведь раньше мы мирно уживались рядом.

Вкратце поведав мне о предстоящих выборах и политических распрях, о которых я уже сообщил, лесной жрец стал рассказывать о себе:

— Видите ли, молодой человек, в Сафире официальной религией стала общая с Ларотумом, вера в Верховного Бога Дарбо.

Я же — представитель старой исконной религии Лесных Духов, которая существовала на землях Гэродо с незапамятных времен. Но, увы, люди отвернулись от нашего вероучения. Их увлекли красивыми рассказами новомодные священники. И наши храмы стали пустеть, утратив былое влияние. Что ж, это испытание для слуг истинной веры. У братьев Синего Клена осталось несколько храмов, один из которых находится в городе, и два небольших монастыря, где они, уединившись от мирских забот, жили своей замкнутой общиной, не вторгаясь в мирские дела.

Братья Синего Клена — искусные врачеватели, и теперь я начинаю подозревать, что только это помогло нам просуществовать спокойно некоторое время до недавних гонений.

Фендуко было необходимо втравить нас в свои интриги. Для расправы с кэллом Атикейро, он изготовил поддельное письмо.

Будто оно было написано королем Тамелием к графу. Но Совету все надо было представить так, чтобы не возникло никаких сомнений. Поэтому он не поленился и разыграл целую партию.

Ему было необходимо чье-то серьезное свидетельство: братья Синего Клена в данном случае вызывали доверие. Получить нашу помощь он мог только в одном случае: если мы будем решительно настроены против Атикейро. Он подстроил несколько вещей, которые показывали полное нерасположение графа к нашей вере.

В свое время, уже давно, у графа умерла любимая дочка, и он винил наших жрецов в том, что они не смогли ее спасти. Он не захотел принять фатум-судьбу, и много страдал. Но этот крепкий человек справился с горем — у него появилось много других дочерей. И все же, у него были основания относиться к нам более чем прохладно. Граф поддерживал новых жрецов, считая их учение более прогрессивным.

Фендуко договорился с нами, что у нас, в лесном монастыре, расположенном близ Серебряной дороги, вы ведь знаете ее направление, не так ли, — она ведет в столицу Мэриэг — некоторое время пробудет для излечения от какой-то загадочной хвори один молодой человек. Обычно, мы не берем больных из города, предпочитая помогать путникам и бедному люду из окрестных сел, но кэлл Фендуко был любезен, и он нередко оказывал нам услуги — отец храма не мог ему отказать.

На мой взгляд, здоровье у того человека было железное, но он усердно изображал из себя больного: громко охал и стонал, чем чрезвычайно надоел. Он не был человеком из Дома Фендуко. Что их связывало — я тогда не мог понять. Он был орудием, таким же, как и мы.

Фендуко нужно было представить дело так, будто письмо перехватили у посланца короля Тамелия.

Жаль мне этого юношу: непонятно как — он пострадал от злого умысла, ибо все, как я уверен теперь, было подстроено. Его скинула лошадь: вполне надежная и спокойная с виду, она вдруг взбесилась.

И произошло это неподалеку от нашего монастыря. Юношу привезли к нам проезжие крестьяне. Голова его была разбита в кровь. Он не двигался, был бездыханен, а жизнь в нем угасала с каждой минутой. Крестьяне сказали, что лошадь его умчалась в поля. Позже, наши люди выловили ее, и она не внушала никаких опасений.

Юноша, несмотря на наши старания, отошел в мир иной, но при нем оказалась почта. И мы дерзнули посмотреть. Найдя, кроме прочих, письмо короля к Атикейро. Но теперь мне кажется, что оно попало туда уже в монастыре. Возле нашего раненного и его вещей все время крутился тот человек Умальфих, страдающий выдуманными хворями. Я предполагаю, что каким-то образом ему удалось засунуть письмо в сумку. Мы с отцом Лесного Храма Гедеторисом перебирали почту и думали: кого бы отправить по указанным адресам, как вдруг, мой уважаемый собрат, словно был околдован бесами — по-другому я объяснить то, что случилось, не могу: он схватил письмо короля и взломал печать!

— Что вы делаете? — закричал я, но было поздно, — отец Гедеторис читал письмо, и оно дрожало в его руках.

— Вы должны прочитать это, — обратился он ко мне.

— Я не могу. Вы не должны просить меня об этом.

— Вы не понимаете! В нем говорится об ужасных вещах. И вы должны знать о них. Я требую от вас послушания.

Я прочел. И маска недоумения застыла на моем лице.

— Немедленно отвезите это письмо к кэллу Фендуко, в нем говорится об измене, — сказал он Умальфиху, который уже был наготове.

— Когда Умальфих уехал, мы посовещались, но к единому мнению не пришли: отец храма Гедеторис твердо был уверен в виновности Атикейро, меня же смущали некоторые вещи.

Фендуко придумал подлейшую вещь: он состряпал поддельное письмо, якобы написанное графу королем, не утратившим надежду завладеть Сафирой. Для Тамелия наш город имеет большое политическое значение. Он сам хочет контролировать торговые пути, которые идут через Сафиру. Письмо было составлено таким образом, чтобы ни у кого не возникло сомнений в том, что между королем и графом заключена сделка: Атикейро обещал сдать город со всеми потрохами. Граф дал слово, что в урочный час опустит подъемные мосты, откроет городские ворота для королевской армии и поможет устроить расправу с верхушкой городской знати, естественно, членов клана Фендуко вырежут одними из первых, а все поместья и замки его конфискуют. Атикейро получат герцогство Гэродо и станут его полноправными

правителями, лояльными к королевской власти. Письмо выглядело как ответ короля, подтверждающий его согласие с условиями предложенными Атикейро.

— Духи наших лесов подтолкнули мои руки, — улыбнулся отец храма Гедеторис.

Но я так не думал. Мы похоронили королевского гонца.

Фендуко встретив Умальфиха, созвал Совет — и письмо огласили для всех. Мастерски подделанная печать и почерк короля не оставляли никаких сомнений в подлинности письма. Оно произвело на Совет ужасающее впечатление. С каменными лицами слушали уважаемые люди о предательстве человека, на которого они возлагали свои надежды.

А самым досадным было то, что обвиняемый отсутствовал в тот день, не только на Совете, но и в городе. С большим количеством приближенных людей Атикейро уехал в загородный замок. Я думаю, Фендуко и это предусмотрел, учитывая, что Атикейро не сможет прийти на Совет и немедленно оправдаться.

Наиболее горячие головы из Совета хотели тотчас расправиться с Атикейро, на что, видимо, рассчитывал Фендуко, но скорой расправы не произошло. Мудрые старейшины в большинстве своем оказались настроены менее дерзко. Атикейро был настолько влиятельным человеком, что они не решились предпринять против него какие-либо насильственные действия.

Для того, чтобы не обострять ситуацию, которая могла спровоцировать резню и беспорядки, они выбрали иной способ устранить Атикейро.

Узнав, когда он возвращается в Сафиру, они выслали навстречу ему посланцев. Двое из них сами входили в Совет.

Гонцы объявили ошеломленному графу и его свите, что всем уже известно о готовящейся измене. Они предложили ему согласиться на следующие условия: Атикейро отстраняется от участия в выборах в консулы, преданного ему начальника городской стражи лишают должности, а его люди не должны находиться в городе в количестве более тридцати человек одновременно.

В противном случае — Совет будет вынужден пойти на крайние меры и привлечь Атикейро к суду, что может привести к самым непредсказуемым результатам для обеих сторон. Такой ход событий может повлечь военные выступления, город потрясут междоусобицы, и прольется немало крови.

А еще они не советовали ему появляться в городе в ближайшее время, чтобы страсти остыли, так как нет уверенности, что горожане не взбунтуются, увидев его: каким-то непостижимым образом — я то догадываюсь каким — сведения об измене Атикейро просочились с заседания Совета и стали достоянием толпы.

Потрясение кэлла Атикейро было трудно представить. Его спутники — молодые, горячие люди чуть не растерзали послов. В отряде слышался ропот и призывы к нападению на город. Но кэлл Атикейро нашел в себе силы сдержаться и принять правильное решение. Вы ведь сами знаете, друг мой, как трудно бывает порой, в пылу гнева, суметь сохранить спокойствие и невозмутимость. Но кэлл Атикейро — исключительный человек, несмотря на мои сожаления о его отступничестве от нашей веры, я отдаю ему должное — он умеет подавлять свои страсти, в чем все имели случай убедится. Наверное, поэтому люди охотно подчиняются ему. Люди ведь — былины на ветру: им нужна скала, чтобы к ней приникнуть. Успокоив своих воинов, граф дотошно расспросил удивленных послов, о чем шла речь в скверном письме. Недоверчиво встретив его неведение, они кратко пересказали суть послания. Грозное лицо кэлла исказила горькая складка: за долгую жизнь он привык ко многим человеческим порокам, они уже не ранили его так, как в юности, и почти всегда был готов встретиться с ними в разных проявлениях, но все же велика изобретательность человеческого ума в устройстве подлых дел!

Вот вы, мой юный благодетель, проявивший заботу о незнакомом старике, как считаете: что было бы, если бы люди тратили свои силы не на придумывание разных гадостей друг другу, а на достижение каких-то более высоких красивых целей? Каким бы тогда мог стать наш мир? А? Как вы считаете?

— Это философский вопрос, отец. Я не забиваю пока себе голову философией. Но, наверное, вы правы.

— О! Вот то-то же. Но вернемся к нашей истории. Атикейро спросил: кто и как доставил письмо, и еще узнал много разных подробностей. Он долго расспрашивал озадаченных послов: они ожидали чего угодно — только не царственного достоинства и спокойствия, которыми был преисполнен граф. Да и вел он себя как-то странно — непохоже на предателя. Скорее — он пытался что-то выяснить, разобраться в деле.

Одним словом, в головы этих людей запало некоторое сомнение в причастности Атикейро ко всей этой грязной истории.

Граф испытал недоумение, узнав что посланец и свидетель Умальфих не был приспешником Фендуко, как раз наоборот- у него имелись основания держать зуб на него: он почти разорил его семейство, жившее на своих землях. Вероятно, он чем-то купил его. У Фендуко хватило проницательности использовать в этой игре человека нерасположенного к себе. Тонкий ход.

— Что было дальше? Что предпринял Атикейро?

— Дальше… Дальше было то, что он поехал в один из своих загородных замков. Он отправил посланца к королю Ларотума с письмом, содержащим определенные вопросы. Я думаю, что он предпринял еще много других полезных действий. Граф — деятельный человек, непривыкший сидеть, сложа руки.

Конечно, кэлл Атикейро мог обратиться к старому законному способу решать подобные дела. Вы слышали о судебных поединках? Я думаю: он не захотел этого не из-за боязни быть убитым: Фендуко моложе его и в отличной форме — нет здесь что-то другое. Кэлл Атикейро — опытный воин и умереть с оружием в руках не боится. Скорее всего, он хотел распутать клубок интриги. Официальное расследование ему тоже было ни к чему — была затронута честь короля — вряд ли, Тамелий признает перед всеми, что писал такое письмо — он откажется и обвинит его же. Именно поэтому Атикейро предпочел действовать, находясь в тени.

Что касается кэлла Фендуко, то после исполнения своего плана на совете, он решился на другое мерзкое дело: ему нужно было устранить свидетелей: Умальфиха и нас — братьев Синего клена.

На Умальфиха было совершено нападение, но ему удалось бежать. У него имелись обрывки черновика того злополучного письма, написанные рукой Фендуко с краткими указаниями, а также расписка, в которой Фендуко прощал ему долг за кусок земли, на которой проживал бедняга. Умальфих чудом избежав гибели, примчался в наш храм, ища спасения. Пробыл он у нас недолго — Фендуко догадался, где его искать — и, передав мне на сохранение все бумаги, скрылся в неизвестном направлении. Позже его нашли убитым. И вину за это убийство молва приписала Атикейро!

С нами, братьями Синего клена, Фендуко поступил иначе — грех его не знает прощения. Он устроил погром и пожар в Храме Дарбо, и подкинул туда какие-то "улики", указывающие на нас. Возмутительно! Братья синего клена — противники всякого насилия. А уж вандализм совершенно неприемлем нашей вере.

Но совершенное злодеяние дало повод храмам Дарбо объявить "кастелло", — вы знаете что это — право на месть, — и уничтожить все лесные храмы. Магистр Бруманден даже не счел нужным провести расследование! Зачем возиться с представителями старой, отсталой веры. Зато их прогрессивное вероучение не стыдится взять в руки меч на защиту своих интересов. Мы же — сторонники Высшего промысла. Так что, все их призывы — сплошное лицемерие. Последователей нашей веры власти изгнали из этих мест, — интересно: кто же теперь будет их лечить? Так многобезобразнейший кэлл Фендуко избавился от ненужных людей.

Но в результате всех этих происков, надеждам его не дано было осуществиться, ибо Совет старейшин принял совершенно неожиданное решение. В договоре, заключенном некогда основателями города было прописано правило, которое позволяло при особых обстоятельствах временно выбирать проконсула с ограниченными правами в лице достойного горожанина, не состоявшего в Совете, а наиважнейшие обязанности консула распределять между членами Совета. Причем право накладывать вето доставалось высшему духовному лицу города. Что самое удивительное: кэлла Атикейро формально не исключили из Совета, по сути, представители клана Атикейро являлись пожизненными его членами. Но фактически — он стал изгоем на общих собраниях: как только он появлялся на собрании — все разом замолкали и поворачивались к нему спинами — это был знак полного недоверия! Впрочем, попытку посетить собрание он сделал только один раз. Так обстояли в городе.

Мне же пришлось скитаться в чужих краях, — устало молвил Пентамон, — к счастью, в некоторых местах нам еще оказывают гостеприимство: всем известно, что братья Синего клена — прекрасные целители и знатоки травяной магии, кое-где это еще ценится. А вот в Ларотуме истинных богов давно забыли. Хотя чего можно ожидать, если Тамелий был рожден чужеземкой, женат на чужеземке и все чужеземное ему по вкусу.

Лысая голова, словно склоненная под тяжестью мыслей упала на грудь. Вообще, видно было, что силы его на исходе.

— Куда же теперь вы направляетесь?

— Я должен внести ясность в это дело, и отвезти бумаги к графу Атикейро. А уж он решит, что дальше с ними делать.

— Но сейчас вам ехать опасно.

— Я переночую здесь, а отправлюсь в путь на рассвете, когда все еще спят.

— Могу составить вам компанию. Только ваша великолепная борода делает вас слишком заметным.

— Что ж, хоть это и не к лицу мне, но ради благого дела я готов пожертвовать ей.

— Вы это сделаете утром, а сейчас вам надо отдохнуть.

Кое-как устроив его на ночлег, благо ночи в тех краях были теплые, я тоже прилег под раскидистым деревом. Солнце ушло за кромку деревьев, и всюду легла тень, вечерние птички, не умолкая, щебетали, и под их ласковые песни я задремал.

Разбудил меня дребезжащий голос старца:

— Добрый юноша, подойди ко мне.

— Что вы хотите, отец?

— Кажется, я умираю.

— Да что вы болтаете. Вам еще жить сто лет.

— Не спорь со мной. У меня к тебе одна просьба. В одежде моей спрятаны те злополучные бумаги, проливающие свет на историю, о которой я тебе поведал. Ты должен передать их кэллу Атикейро. Найдешь их сам: у меня нет сил — пошевелиться. И еще: сними с моей руки перстень. Он может тебе пригодиться, если встретишься с Братьями Синего Клена, которых осталось на свете немного, но они держаться друг за друга. В случае чего — они смогут тебе помочь.

С этими словами, будто выдохнув из себя все силы, старик замолчал навечно.

Печально светили звезды, лес шептал своей ночной таинственной жизнью: что-то ползало и щебетало, носились светляки, и все было так безмятежно, что казалось странным желание некоторых людей нарушить столь роскошную благодать, всколыхнуть царственный мир леса. Душа старика потихоньку отлетала в мир теней, и больше не нуждалась ни крове, ни в пище, обретя свой вечный покой, — и клянусь, — я даже ему позавидовал на мгновенье.

— Свалил на меня свои мерзкие тайны и помер, старый хрыч, — проворчал я. — А что мне делать с ними? Я точно знал, что не хочу вмешиваться ни в какие интриги. Когда грызется свора — кошке лучше держаться подальше — не ровен час и ее порвут.

Настало утро. Отряхнувшись от росы, я перешел к делам земным, начав с дел скорбных: надо было похоронить старика — не тащить же его в Сафиру. Сняв перстень, обещанный мне, и разыскав среди жалких остатков вещей старика нужные бумаги, я предал его тело земле.

Совершив печальный обряд, я отправился в путь.

Явившись в город, я первым делом занялся выполнением поручения моего повелителя герцога Брэда. Каким-то образом, уладив все дела в быстрые сроки, видать, эта Сафира — действительно деловой город, я совершил небольшую прогулку. Осмотрев все достопримечательные места, сделав нужные приобретения и посетив некоторые развлекательные места, коих я оказался лишен в замке Брэда — все же, в ту пору я был молодым, полном жизненной энергии и разных естественных желаний, человеком, я, наконец, вспомнил и о встрече в лесу. Мне стало не по себе.

С одной стороны, я дал слово старцу, и я уже посвящен в эту историю, а нет ничего хуже тайны, которую ты носишь в себе. Она просто опасна для тебя, пока ты ее знаешь один. Разыскав Атикейро, я освобожусь от этой ненужной ноши, но с другой стороны поведав ему ее, я сразу делаюсь врагом для других не менее важных людей. Влиятельный клан Фендуко не простит мне вмешательство в это дело.

На всякий случай я зашел в одну харчевню отобедать. Может, процесс поглощения хорошей пищи способствовал созреванию моего решения, но я сделал свой выбор, сказав себе: "была — не была" и, расплатившись за обед, направился к дому Атикейро.

Надо полагать, что последней каплей, перевесившей чашу весов в моих колебаниях, являлась мысль, что герцог Брэд, был всегда положителен в своих отзывах об Атикейро, и более того, поняв: каким мерзавцем оказался Фендуко, я решил, что моему господину будет опасно такое соседство. Ведь, расправившись со своими соперниками в городе, он может заняться близлежащими владениями.

Я встретился с могучим, как столетний дуб, патриархом Нобилусом Атикейро. Такие люди могут согнуть своим взглядом кого угодно. С минуту он изучал меня, но к удивлению своему, выяснив, что на меня его мощь не действует, раздраженно сказал:

— Что вам угодно?

Представившись бедным странствующим рыцарем, я ответил:

— Меня привело в ваш дом, граф, одно очень важное для вас дело. Оно касается вашей, опороченной подлыми измышлениями, чести.

В глазах графа появился стальной блеск, и он кивнул, чтобы я продолжал.

— Я хочу сообщить вам сведения, важные сведения. Для вас они прямо-таки бесценны. А мне нужно всего лишь ваше покровительство. Вот о чем я осмелюсь просить вас.

Лицо графа налилось кровью, но он сдержался и сказал:

— Ближе к делу!

И я поведал ему о своей встрече с Братом Синего Клена, а также обо всех умозаключениях, сделанных Пентамоном. А в доказательство протянул, переданные мне, бумаги.

Атикейро молчал. Это было тяжелое молчание человека, добившегося правды, но отнюдь не радовавшегося ей. Такая правда, словно оскорбляла гордого человека, привыкшего защищать свою честь с оружием в руках.

Я тихонько покашлял и вывел его из глубокого раздумья.

— Если мой рассказ пригодился, вы позволите мне откланяться?

Не обратив никакого внимания на мои слова, он встал и позвал своего человека. Отдав ему какие-то распоряжения, он отправился в свои покои. Мне было велено ждать. Я остался, как полный болван, не зная: на что мне рассчитывать.

Вскоре хозяин вернулся и приказал следовать за ним. Я с ужасом понял, что мы направляемся в здание Совета старейшин. Мы вошли в зал заседаний, где уже собрались некоторые из членов Совета. Они с любопытством поглядывали на меня, демонстративно держась подальше от Атикейро. Вскоре прибыли и остальные. Я почувствовал холодок, услышав фамилию Фендуко, объявленную при его появлении, и даже если бы я захотел избежать этой встречи, Атикейро бы мне не позволил.

Он коротко сообщил Совету, что молодой человек поведает всем о новых обстоятельствах неприятного инцидента, в котором его обвинили, не дав никакой возможности оправдаться.

В зале возникло напряжение. Я огласил свое открытие.

Федуко и Либарус пожирали меня глазами, я чувствовал себя, как на углях, и думал в ту минуту только об одном: чтобы испариться подобно дыму у костра, понимая, что переделка, в которую я попал, создала серьезную угрозу моей жизни.

Совет старейшин встретил мое сообщение недоверчивым молчанием. Пришлось предъявить всем бумаги, доставшиеся от Пентамона.

Это был черновик королевского письма, немного отличавшийся по тексту, но это было неважно. Важно то, что сделан он был рукой маркиза Фендуко — его почерк сразу все узнали, а еще на нем были какие-то пометки и указания для Умальфиха, весьма недвусмысленно указывающие на организацию Фендуко заговора против графа.

Я указал Совету на место захоронения жреца и коротко поведал о том, что оказался замешанным в эту историю случайно, ибо другие дела привели меня в город, что ни с кем из присутствующих я не знаком, стало быть, лицо незаинтересованное.

Совет зажужжал, как обеспокоенный улей, передавая из рук в руки бумаги Пентамона. Фендуко даже не стал их читать, а бросил их в сердцах на пол, что-то выкрикнув в мою сторону, он вызывающе обратился к собранию. Страсти стали накаляться и председатель, позвенев в колокол, вынес решение: отложить разбор дела, до следующего заседания, а кэллу Фендуко подготовиться, как следует, и дать объяснения всему случившемуся. С великим шумом все разбрелись.

Я не стал дожидаться развязки этой истории, и последующие события стали известны мне гораздо позже.

В тот день кэлл Атикейро помог мне благополучно покинуть город, он был чрезвычайно доволен поворотом дела и на радостях отсчитал мне двести золотых баалей. Моя поездка в Сафиру принесла мне врагов и деньги — чаще всего так и случается: одно неминуемо следует за другим. Я ехал довольный собой, но, увы, прибытие мое в замок Брэда омрачилось печальными событиями. Но это уже другая история.

И вот, я снова в Сафире. И зная вышеизложенный рассказ, становится понятным: почему мне не стоило сюда приезжать.

Но пути судьбы человеческой извилисты как горные дороги. Мне пришлось приехать Сафиру по делам будущего мореплавания. Да, еще мой добрый друг Родрико меня попросил, воспользовавшись оказией, передать деньги причитающиеся купцу Бэлансу, ибо они оказались невостребованы в деле завоевания селиньи Маленны. А проживал и вел свои торговые дела сэлл Бэланс как раз в Сафире. Я не хотел отказывать герцогу Сенбакидо — теперь нас связывали общие дела. Тем более, что делать, в сущности, мне в Ритоле было нечего и я очень надеялся, что о моем существовании недруги кэлла Атикейро давно забыли.

Оказался у меня и попутчик, добродушный торговец, разъезжавший по своим торговым делам из одного конца страны в другой. Я не чванился и не считал зазорным это общество — торговый люд — кладезь разных полезных сведений. И мы мирно проделали вместе большую часть пути. Человек этот превозносил Сафиру. В ней нет места обману между купцами, в ней заключаются самые выгодные сделки. Он так долго пел хвалебные песни этому городу, что я и сам вдруг захотел в нем снова оказаться. Уже по более приятной причине. На этот раз я твердо решил: никаким старцам не помогать, и ни в какие истории не впутываться. Оделся я не броско и ничем особенным не выделялся. Под видом небогатого горожанина, я осторожно миновал городские ворота и направился к кредитору Родрико. Человек он был чрезвычайно занятой, и каждое утро проводил в хлопотах. Я застал его за погрузкой товара. Он очень обрадовался мне, но приглашать на обед меня не стал, чем я был несколько разочарован. Наверное, он заметил мой огорченный вид, засуетился и, немедленно пригласил на ужин. Это уже кое-что, — подумал я и, рассчитавшись с любезным торговцем, отправился далее. Голод привел меня в одну небольшую харчевню, где и был совершен священный ритуал принятия пищи, сопровожденный некоторым количеством местного вина. Ответив на мольбы своего желудка, я воспрял духом, и мысли мои забегали как тараканы в кромешной тьме. Я подумал, что мне непременно надо посетить какое-нибудь игорное заведение и попытать счастья: мне хотелось удвоить имевшийся у меня капитал. Да и покидать чудесный город, где процветают прекрасные ростовщики, как-то сразу не хотелось.

Кто ж знал, что в заурядном игорном доме меня ждет знаменательная встреча!

Увы, мне пришлось убедиться в метком замечании, старом как мир, что везет новичкам или дуракам. Ни тем, ни другим я не был, поэтому незамедлительно продул все свои баали.

Пошарив, как следует, по карманам, я пришел к выводу, что положение мое критическое, и стал лихорадочно соображать: где мне теперь раздобыть деньги. Закладывать мне было нечего кроме коня и его сбруи — и я решил рискнуть.

Но мои попытки отыграться были прерваны самым грубейшим образом! Чья-то тяжелая рука упала сзади на мое плечо, а другая вцепилась в горло, и, кажется, стала меня душить! Но не зря меня хэлл Робано научил приемам рукопашой борьбы — я сумел выйти из этого захвата — и теперь мой обидчик стоял напротив меня и потирал ушибленное место. Что не помешало устремить на меня ненавидящий взгляд: маркиз Фендуко! Собственной персоной!

— Я вижу, ты тоже рад меня видеть, — процедил он сквозь зубы.

— И поэтому вы хотели задушить меня, как грязный убийца?

— Ты кое-что должен мне!

— Вы забыли не только правила хорошего тона, но и поведение, подобающее человеку благородного происхождения! Хотя после ваших проделок с графом Атикейро, чего еще от вас можно ожидать.

— Ты не уйдешь отсюда живой! — он был абсолютно невменяем.

Фендуко говорил достаточно громко, и несколько голов обернулись в нашу сторону, наверное, предвкушая хорошую стычку.

— Ты ответишь мне за все, что сделал, — мстительно пообещал Фендуко, но, тем не менее, он не торопился приступить к моему умерщвлению, словно наслаждаясь своими угрозами.

Я потянулся за клинком.

— Нет, нет, — возразил он, и лицо его побледнело.

Мне показалось, что внутри Фендуко началась какая-то внутренняя борьба: с одной строны он жаждал драки — это читалось по его глазам-черным и полным злобы, а с другой — он в чем-то сильно нуждался. Так сильно, что готов был отступиться от своей ненависти.

— Послушайте, Фендуко, лично я против вас ничего не имел. Я поступил, как должен был поступить. Вы сами виноваты в том, что случилось. Предлагаю вам мирно разойтись.

Он решительно покачал головой.

— Ну, уж нет! Ты окажешь мне услугу, это будет твое искупление!

— Вы говорите, как сумасшедший. Как вы себе представляете заставить меня иметь с вами хоть какое-то дело!

Остатки здравого смысла все еще были в его голове — он понимал, что я прав. С минуту Фендуко что-то обдумывал и прикидывал и, наконец, изрек:

— Я знаю, что вы проигрались, — он даже сподобился перейти на "вы"! Предлагаю сыграть со мной.

— Вообще-то у меня ни малейшего желания. Какова ваша ставка в игре?

— Я ставлю деньги, хорошие деньги — втрое больше того, что вы проиграли.

— Мне нечего ставить.

— Кроме услуги. Мне надо, чтобы кто-то отнес письмо в некий дом, сам я не могу сделать это.

— Бред! Вы хотите подставить меня.

— Это игра — я ведь могу и проиграть. К тому же вас никто не знает — обычный посыльный. Зато вы знаете, где искать меня — у вас не будет никаих неприятностей, решайтесь! Вам надо отыграть назад свое золото. Даже более того — я готов вернуть ваш проигрыш в случае, если вы опять проиграете — это будет моя плата за услугу.

Как всегда, когда вас хотят заманить в ловушку, искушение становится слишком велико, чтобы ему сопротивлятья — вечная мудрость. Только люди и мудрость ходят сами по себе.

Я призадумался: что-то ужасно подозрительное было в этом предложении — не мог Фендуко, так ненавиля меня, предлагать что-либо хорошее. Ясно — это ловушка. Но я так привык к риску, что порой искал его сам, даже там, где можно было бы обойтись и без него.

— Что в этом письме и кому оно предназначено?

— Одной замужней даме. Я не по вкусу ее мужу, сами понимаете почему.

"Все понятно: любовью здесь и не пахнет". Фендуко сейчас больше напоминал загнанного в угол зверя, а не счастливого любовника.

Я прикидывал шансы и вдруг почему-то решил, что обыграю Фендуко.

— Я согласен — будем играть.

Мы взяли кости. Вокруг нас собрались любопытные, которые, не дождавшись нашей драки, решили посмотреть на игру. Фендуко выиграл у меня!

Он улыбался холодной улыбкой человека, уже знавшего что будет. И не то, чтобы он был доволен — его лицо выражало старческое безразличие, потерявшее даже искорку надежды.

— Давайте ваше письмо и обещанные деньги, — сказал я. Если уж умру, то хотя бы умру не бедным!

Он отсчитал сумму равную моему предыдущему проигрышу, и добавил, что в точности такую же сумму я получу, когда выполню поручение, на что я пожал плечами. Он вытащил из-за пазухи толстый пакет, запечатанный красивой гербовой печатью.

— Вы должны дать слово, что отнесете письмо по указанному адресу.

— Кому я должен отдать его?

— Любому, кто откроет дверь.

Ругая себя мысленно последними словами, я пошел выполнять поручение.

На улице, чуть отойдя от игорного дома, я осмотрел врученный мне пакет, и сразу отогнав назойливое любопытство, решил не нарушать необычную печать. Она представляла собой странные символы в виде поломанных стрел и копий, по которым ползают две змеи. Ничего подобного я раньше не видел и решил, что это геральдический знак какого-то рода, но насколько я знал, у клана Фендуко была совсем другая живность на гербе.

На конверте был указан вполне определенный адрес, выяснив у прохожих, где находится обозначенная улица, я подумал, что дело сделано. Я сделал глубокий вдох: воздух был напоен вечерней свежестью. Мои плечи расправились, губы растянулись в беззаботной улыбке, и я отправился в нужном направлении. Идти было недалеко, но мне каким-то непостижимым образом удалось столь короткое расстояние превратить в пикантное приключение и столкнуться с превратностями ночной жизни в городе.

А всему виной то, что меня преследовал неистребимый интерес к женскому полу.

Два чудесных видения ангельской наружности проскользнули мимо меня по узенькой и горбатой улочке, заворожив неизъяснимым ароматом чудесной женственности. Я, не раздумывая, направился за ними. Все мои неприятности не стоят ровно ничего, когда такие красотки бегают по улицам.

И я твердо решил: сначала провести лучшие часы в своей жизни в компании брюнетки с томным взором или золотоволосой дамы в голубом, как небеса платье. Они семенили очаровательными ножками в направлении противоположном нужной мне улице. Судя по всему, они шли к площади Трех Владык. Стук моих сапог сопровождал их легкое щебетание, и вскоре преследование мое было замечено: меня остановил взгляд полный восхитительного гнева! О боги! Глаза-черные как ночь, с легкими порханиями ресниц, подобных крыльям королевской бабочки. Они прожгли мне сердце!

Милые создания направлялись в Храм Верховного бога Дарбо. Это великолепное сооружение вздымалось над неказистыми домишками, как исполин над лилипутами. Я не был верующим человеком, хотя мне приходилось время от времени обращаться в ту или иную веру из соображений практического порядка. Боги снисходительно смотрели на мои шалости. Кто для них человек? — не более, чем жалкий червяк. Вряд ли их всерьез интересует такой жалкий человечишка как я, заботящийся о собственном выживании. Словом, мне казалось, что я смогу с ними договориться в загробном мире. Когда надо — убеждать я умею.

Иногда выглядело уместным вмешательство высших сил в мою судьбу, спасавших меня от немедленной расправы. Моя горячая благодарность к ним стоила мне двух денежных знаков малого достоинства (ибо большего — были проиграны), возложенных мной на алтарь Дарбо. Мое благочестие дало мне прекрасную возможность приблизиться к незнакомкам под безобидным предлогом. Кажется, они приняли всерьез мое настойчивое внимание. Несколько кокетливых взглядов из-под вуали, легкое хм-хм, движение ножкой в расшитой золотом туфельке, случайно оброненный обольстительной брюнеткой веер, который я кинулся незамедлительно поднимать — вся эта игра хорошо мне знакома. И, когда наши руки прикоснулись к вееру одновременно, кажется, по нему пробежала искра, взгляды наши встретились, и… она, прошептав: спасибо, подхватив под локоть свою золотоволосую подругу, выбежала из храма. Я немного растерялся, но…конечно же, я знал, что делать: она хотела, чтобы я догнал ее. И, правда! Я встретил женщин за воротами храма — там у нашей черноволосой красотки, будто бы расстегнулась пряжка на туфле и она присела ее застегнуть. Подружка ее, заметив меня, лукаво улыбнулась и что-то шепнула. Вдруг, блондинка направилась в храм, словно вспомнив о чем-то, уж, какую причину она выдумала — я не знаю, только она дала возможность мне побыть наедине с ее спутницей.

Я вежливо осведомился у своей мечты: не требуется ли ей какая-нибудь помощь.

Она ответила: "настоящей даме всегда требуется помощь благородного мужчины", и поинтересовалась: как меня зовут. Я представился. Ее звали Одавэна. Знакомство наше состоялось и дальше шло как по маслу. Она оказалась замужней дамой, муж ее был в отъезде и ей на вечер: часа в два ночи! требуется компания, чтобы отвлечься от "грустных мыслей". Кажется, по телу ее бегали волны неутоленного желания и передавались мне. Отлично, — думал я. — Боги любят меня сегодня. Договорившись о свидании, мы нехотя распрощались, из храма возвращалась другая красотка, игриво посмеиваясь. Видимо, она тоже была не прочь отвлечься.

"Какие в этой Сафире страстные дамы!" — подумал я и отправился дальше.

В приподнятом настроении я шагал по мостовой и с уважением думал о властях Сафиры, позаботившихся о благоустройстве города: все улицы были хорошо освещены — демоны света всегда поддерживают огонь в тысяче ночных фонарей, и запоздалые путники могут спокойно прогуливаться по городу, не рискуя сломать себе что-нибудь в кромешной тьме. Большинство городов, даже самые крупные среди крупных в Светлых землях не могут похвастаться таким обилием ночных огней.

Я пересек площадь и свернул к нужной мне улице через узенький проход между домами, но, как оказалось, он привел меня к новому происшествию: до моих ушей донеслись металлические звуки и жалобные вопли.

— Эге-ге! Кажется, здесь кого-то грабят.

Двое здоровенных парней самым бесстыжим образом потрошили человека купеческой наружности — и, судя по качеству сукна, из которого была сшита его одежда — довольно богатого. Его оружие лежало поодаль. Один из бандитов примерял на себя денежный пояс, снятый с купца, а другой — прижимал к горлу пострадавшего тяжеленный тесак.

Волей-неволей пришлось вмешаться: веселая компания загородила мне путь.

— Эй вы, господа-грабители! Вы создали на этой милой улице некоторый беспорядок, не думаю, что он придется по вкусу городской страже.

Тут уж рыжебородому пришлось отложить примерку и схватиться за меч.

Но дело то в том, что мой меч тоже был не из глины сделан, а мне доводилось и прежде им отбиваться от неприятностей. Мой противник понял это не сразу — ему еще попрыгать захотелось, зато, когда на его животе выступила кровь, до него дошло с кем он имеет дело, и он, решив больше не искушать судьбу, закричал о пощаде. Его сообщник сделал ноги.

Все бы хорошо, да к моей досаде — крики и шум от драки достигли проходившего неподалеку дозора. И гнев хмурого сержанта, глазам которого представилась жуткая картина ночного грабежа в виде полумертвого от страха, раздетого купца и окровавленного человека, присевшего на землю, обратился на меня.

— Ваш меч, — обратился он ко мне, — он в крови! Вы арестованы, — он приказал солдату забрать у меня оружие. — А вам, хэлл, будет оказана помощь, но вы должны объяснить мне, что произошло. Этот человек напал на вас? — Он наклонился и подобрал оброненный пояс. — Кому это принадлежит?

Когда речь зашла о деньгах, к купцу вернулся дар речи.

— Это мои вещи, сержант. Мое имя — Гаспех.

— Вы — известный человек, — с уважением произнес солдат. — Что с вами приключилось?

— На меня напал вон тот нечестивец — беглый преступник, наверное.

А хэлл, которого вы хотите арестовать, вступился за меня и сразился с разбойником, ранив его, так что сержант вы немного ошиблись. У этого типа есть сообщник. Он убежал.

Разобравшись в недоразумении, командир дозора освободил меня и вернул меч, и также хмуро, пробормотав слова извинения за оплошность, отправился далее.

Спасенный мной купец пустился в пространные изъявления благодарности, честно говоря, я предпочел бы ее в звонкой монете с гербами королей ларотумских — что мне слова купца. Но разговор я все же поддержал — как знать — может этот человек где-нибудь еще подвернется и будет полезен. Оказалось, что он торгует с Анатолией и Кильдиадой, у него несколько кораблей и он действительно очень богат.

Он пригласил меня к себе на следующий день, на обед, и я сказал себе: о, это уже кое-что. Мы распрощались, и я продолжил путь.

Я пересек небольшую площадь, обошел древний храм, затем спустился по кривой истоптанной лестнице, которая подвела меня к заднему дворику постоялого двора, миновав его, я вышел на узенькую улочку, петлявшую меж близко построенных домов — она была удивительно пустынна: ни людей, ни собак, ни кошек. Она вывела меня к маленькому садику со старинной решеткой, за ним начиналась уже более солидная улица с богатыми купеческими домами. Я долго кружил, разыскивая — нужный, в конце концов, отыскав, постучал в тяжелую окованную железом дверь. Она, вдруг приоткрылась — я вошел. Дверь с грохотом захлопнулась.

"Какое милое место!" — подумал я.

Шумная и душная стихия игорного заведения распахнула свои объятия, как старый друг. Меня встретила хорошо знакомая обстановка: закопченный потолок, отсутствие окон, грубые столы с длинными рядами скамеек, и… милые люди с "добрыми" улыбками людоедов. Где-то я все это уже видел. Хотя все такие места чем-то похожи. Кто-то приканчивал бутылку, кто-то — партнера по игре. Стук костей и грубоватые песни моряков: Сафира — портовый город.

Какое славное место, — думал я, — да оно прямо как родное, будто я провел здесь немало веселых и приятных вечеров. Вон та рыжая кривая шлюшка — она знакома мне как сестра!

Я ни минуты не сомневался, зачем пришел сюда, твердо зная, что хочу округлить некоторую сумму и, быстро подобрав партнеров по игре, я рискнул оной, нисколько не сомневаясь в том, что делаю.

Один щербатый тип с неприятной рожей уставился на мой пояс, по-видимому, прикидывая: сколько из меня можно выжать. Мы уселись за игру в кости, проиграв битых полчаса, с переменным успехом, я поймал себя на мысли, что как-то предугадываю щербатого: вот я подумал: он почешет под лопаткой и — он почесал! Я подумал: сейчас в дверь войдет толстый мужик в красном балахоне — и он вошел! Но столь полезное предвидение слишком поздно пришло ко мне — я не успел извлечь из него пользы и обыграть соперника, которому сильно проигрывал, потому что на той самой минуте, когда осознал свои таинственные способности, на мое плечо упала чья-то тяжелая рука. Я обернулся: в меня, как фурия, злобным взглядом уставился Фендуко!

Смутное воспоминание всколыхнулось во мне.

Некоторое время этот злодей орал, насмехался и угрожал прикончить меня. От дуэли со мной он отказался, и это сильно удивляло. Закончилась встреча тем, что он навязал мне игру и, после проигрыша я слышу, что вся моя "вина" перед Домом Фендуко будет забыта, если я отнесу некое письмо в некий дом. При слове "письмо" меня как будто что-то дернуло за руку, и я даже сунул ее за пазуху, но там ничего не было. Странно: что я хотел там найти? Вспомнить я не мог.

Я вынужден по условиям игры выполнить распоряжение Фендуко. И отправился в путь. Выйдя из игорного дома, я огляделся: уже порядком стемнело. Ото всюду разносился запах цветения: весна была в самом разгаре.

Жизнь на улицах Сафиры нехотя стихала. Торговцы запирали свои лавки, завсегдатаи кабачков расходились по домам, мирные обыватели готовились ко сну. Я не торопился, рассуждая, что отдать письмо еще успею: мне не хотелось спешить, чутье подсказывало мне: перед всякими непонятными делами надо, как следует, насладиться прелестью мира поднебесного.

Я был бысовершенно доволен жизнью, если бы не мое слово. Но, махнув на все рукой, я решил не хоронить себя раньше времени и, беззаботно насвистывая модную песенку, побрел потихоньку вперед.

Вдруг, нелепое наваждение смутило меня: две прелестные дамы в дорогих одеждах возникли передо мной, но они уходили, и я рассмотрел лишь их спины. Что-то подтолкнуло меня, и я погнался за ними. Услышав топот моих сапог, они обернулись. О, боги! Где-то совсем недавно я видел эти роскошные изгибы, мягкую ложбинку на груди, а чудные ресницы, как опахала, приоткрыли удивленные глаза.

— Уважаемый хэлл Жарра, там, в храме мы обратились к вашему великодушие и скромности, — вы пообещали не преследовать нас, — и вам, как, достойному рыцарю, была обещана награда. Почему же вы нарушили свое обещание?

— Баронесса, а что если он нанят моим мужем? — взволнованно прошептала блондинка.

— Нет. Я не думаю, — упрямо, надув губки, возразила моя черноволосая фея, имя которой вертелось на языке, но вспомнить его я не мог.

— Что вы молчите, хэлл? Вы проглотили свой язык? — бесовка расхохоталась. — Я прощаю ваше невежество-оно вполне объяснимо. Мужчины как мухи, моя дорогая, — обратилась она к подруге, — летят на все сладенькое, куда бы его не унесли. Вам надо искупить свою вину, хэлл Жарра. Вот вам десять баалей. Отнесите их в Храм Верховного Бога. Они пойдут на благие дела. И не забудьте — в два часа! До скорой встречи, мой любезный, разговорчивый хэлл!

Ни слова не дождавшись от меня в ответ, женщины испарились. А у меня остались деньги, непонятное письмо и много вопросов. Тем не менее, я отправился в Храм Дарбо, нашел там жреца и передал ему пять баалей, пять же оставил себе — боги поймут меня. Мое физическое тело гораздо больше нуждается в разменной монете, чем их эфемерные субстанции.

— На храмовые нужды, значит? — мерзко хохотнул человек, внешность которого скорее соответствовала исполнителю казней его величества, чем жрецу, охраняющему святыни.

Выйдя из храма, я хотел пересечь площадь, но навстречу мне вышел дозор. Его начальник незамедлительно приблизился ко мне и весьма недовольным тоном осведомился у меня: чего это я так поздно шатаюсь по городу — одной истории с грабителями мне показалось недостаточно?

Интересно: о какой истории он говорит? Я смотрел на него во все глаза и ничего не понимал. Похоже, этот человек знает меня или где-то встречался со мной, но при каких обстоятельствах — я вспомнить не мог. Вдаваться в ненужные расспросы я не стал. Промычав в ответ что-то невразумительное, я попросил разрешения удалиться.

— Идите, идите! И смотрите: не найдите себе новое приключение, — ухмыльнулся он, — ишь как налакался, — обернувшись к товарищам, сказал он, — так напился, что ничего не понимает бедняга.

Я проделал оставшийся путь, никуда не отклоняясь, и постучал в искомую дверь. Она отворилась. Я вошел. Дверь захлопнулась.

Милое приятное заведение для азартных игр, ведь надо же где-то развлекаться добрым гражданам Сафиры! И ее гостям, к числу которых отношусь я.

Чем я и занялся. Странно, но игра шла каким-то заранее известным образом: я удвоил, имевшуюся в наличии сумму, соперники мои огорченно вздыхали — щербатый тип грозно ощерился, мне уже казалось: он развяжет драку, но в самый последний момент я проиграл все, что у меня было с собой. Не успел я оправиться от пригрыша и привести свои мысли в порядок, как новая напасть — чья-то дерзкая рука трясет меня за ворот. И это: грубо, нагло, неуместно.

О, это кэлл Фендуко живой и здоровый, и злой как демон. Я чувствовал, что знаю, как он поступит: он не станет убивать меня при свидетелях, а лишь впутает в какое-то темное дело, и отправит туда, куда идти мне точно не хочется. Я не знал: почему, но что-то сопротивлялось во мне. Я даже подумал, что для меня предпочтительнее драка с тем щербатым типом. Но от дел кэлла Фендуко меня просто мутило.

Поорав, о, и это мне было хорошо знакомо, он предложил игру. Я соглашаюсь! Хотя все во мне противится этому.

Не удивительно! Бесславный проигрыш — вот, что я нашел в этом заведении.

Мне протягивают конверт — условием игры было то, что я отнесу его по адресу. У меня какое-то неприятное дежавю. Я медлю и очень хочу задать кое-какие вопросы, но почему-то сдерживаюсь. Все-таки взяв пакет, я выхожу на улицу. Везде волнующее весеннее благоухание, луна плывет в безмятежном величии, по улице веет теплый ветер, и все дышит покоем.

Теперь по прошествии времени я все думаю: что-то удерживало меня от опасности в ту ночь.

Я тогда не спешил. Прислонившись к стене, молча любовался ночью и, наверное, потому что я тянул время, чей-то слуга моей успел меня перехватить. Я не сразу его понял, но парень втолковал мне, что у меня с его хозяйкой назначена встреча. Вот это да! Интересная манера устраивать поздние свидания молодым незнакомым эллам — я то в точности был уверен, что в этом городе у меня знакомых женщин нет, но все же покорно пошел вслед за слугой, ибо идти мне было больше некуда, а проклятое письмо подождет!

Слуга провел меня в тихий богатый дом с наглухо закрытыми дверьми и окнами.

— Подойдите к задней стене, вас уже ждут, — прошептал мой провожатый и бесследно растворился в ночной мгле.

Я подошел к указанному месту: из маленького узенького окна на втором этаже выскользнула веревочная лестница и соблазнительно закачалась у меня перед носом. Я не привык к подобным проникновениям в дома, и восхождение мое оказалось не слишком ловким, но все же я попал внутрь. Старания мои не оказались напрасными.

Это была дивная ночь. Я и не подозревал, что знатные дамы могут быть такими раскованными и страстными. Партнерша моя не пожалела ласк, словно сама упиваясь ими. Имя ее Одавэна, загадочное, как она сама, чарующее, словно летняя ночь с ароматами трав и цветов. Эва! Да так я, пожалуй, из бродяги стану поэтом. Хотя одно другому не мешает: все поэты — те же бродяги. Но ум мой слишком насмешлив, душа цинична — нет, не бывать мне поэтом. Но любовницу свою я, наверное, долго буду помнить. Только одно отравляло веселье: время от времени проскакивала мысль о муже красотки. Слуг она, хитрым образом, удалила, но мужья — такая штука — они всегда неожиданны, как летняя гроза. А ввязываться в новую драку мне не хотелось. Вообще, я по природе, очень миролюбивый человек, лишь под влиянием обстоятельств вынимающий клинок из ножен. Вся эта трубадурская чушь о рыцарях — полночный бред пьяных идеалистов. Рыцари по сути своей — самые практичные расчетливые ребята, которым убить — раз плюнуть, но они предпочитают видеть в этом определенный смысл. Но если кому-то хочется верить в сказки — пускай верит.

Итак, я не был в душе рыцарем из стихотворения возвышенным и идеальным: в душе моей жил расчет, именно поэтому я влезал в разные глупости гораздо чаще, чем того требовала необходимость.

Зато, надо полагать, я оказался хорошим любовником, ибо дама моя вздыхала, что есть мочи на шелковых простынях, и провожала меня к окну столь томным взглядом, что я снова чуть было, не очутился в ее объятиях. В награду за восхитительную ночь мне был подарен, снятый с ее прелестной груди, медальон. Она сама надела своими нежными ручками его мне на шею. Мы с большим сожалением расстались.

Я спустился все тем же способом: по веревочной лестнице.

Ночь была на границе своих владений. Она будто затихла перед полным отступлением, словно медлила: уходить — не уходить. И все было в ожидании этого момента: ставни, чтобы заскрипеть, петухи, чтобы загорланить, коровы, чтобы замычать, девушки, чтобы надеть свои кружевные косынки — мир ждал пробуждения.

Я устало присел на кромку дороги. Эта ночь измотала меня.

Я тупо разглядывал конверт, тихо рассуждая вслух:

— Если я снова пойду туда, то, скорее всего, опять вернусь в то место, где меня поджидает Фендуко.

Что делать? На мгновение я почувствовал себя полным болваном. И поверьте: это чувство — не самое приятное в мире. Как же мне доставить треклятое послание.

Я сел и призадумался: что же делать? Ясно уже, что с письмом дело нечисто. В тот момент я как будто понял, что не один раз появлялся в игорном доме, но Фендуко воспринимал каждое мое появление по-новому, как впервые.

К сожалению, я дал Фендуко слово. Слово отнести письмо, а как раз это мне не удается. Слово отнести, отнести…Но я не давал ему слово не открывать его. Читать чужие письма — недостойное дело, но если посмотреть на все с другой стороны, то для того, чтобы сдержать слово и отнести письмо мне может помочь его содержвние. Может, в нем есть подсказка как это сделать, таким образом, я не нарушу клятву. Что ж, человек такое создание, которое может убедить себя в чем угодно, если это соответствует его интересам.

Я решил проявить гибкость в вопросе морального свойства — другого пути уменя не было. Нарушить слово, данное другому благородному человеку, хотя бы и с повадками шакала, я считал для себя недопустимым.

Итак, я вскрыл конверт — липкая тайна расползлась по моим пальцам, сжала мои ладони, просочилась в самое сердце — мне стало жарко, потом холодно!

Лист бумаги был девственно чист.

"Может, какие-то тайные чернила", — подумал я. — "Что же это? Что? Безумная выходка Фендуко?"

И сквозь красивые водяные узоры бумаги начали проступать буквы, скоро смог читаться весь текст:

"Получателю сего письма.

Если вы вскрыли конверт, раньше означенного срока, знайте: вы избежали участи своих предшественников. Но теперь, вы — тайный участник Истории. Вам следует молчать — сожгите письмо. Данное вами слово переходит к магу Белого Храма. Вы будете должны ему за спасение своей бесценной души, ибо третья попытка проникнуть в Двери навсегда бы закрыла для вас выход во внешний мир".

Это еще что за шутка! — возмутился я. Но не успел больше ничего сказать, потому что письмо вспыхнуло в моей руке, и я отбросил его на землю, успев обжечь руку.

Вот так магия! Надо подумать о том, что же делать. Возращаться в игорный дом у меня не было никакого желания. Денег у меня довольно. Свои — я уже вернул, а более — мне было ненужно. Только бы убраться подальше отсюда. Ни черные, ни голубые глаза красоток, ни горы золота меня уже не остановят.

Я понял только одно: письмо задурманило и меня, и Фендуко.

Ясно, что он не может выбраться из игорного дома, и от отчаяния обратился ко мне. Интересно: скольких человек он уже посылал с подобным поручением, странно, что по городу не поползли какие-то слухи.

Я решил дождаться утра и разузнать все как следует. Утро не замедлило себя ждать: едва я о нем подумал, как внезапно вспыхнул рассвет, нежными лучами, пронзительно коснувшись моих глаз, измученных ночью.

Выбравшись на городские улицы, залитые солнечным светом, я побродил по трактирам, заглянул на рынок и выяснил интересные вещи: оказывается, кэлл Фендуко старший уже с год как пропал. Вся его семья сходила с ума. Розыски ни к чему не привели, испарился он при невыясненных обстоятельствах.

Дрожь прошла по моему телу: судя по всему, я имел дело с духом!

После долгих колебаний я решил все же зайти в игорный дом посреди белого дня, но Фендуко там не обнаружил, а на мои расспросы о нем люди удивленно отвечали отказом.

Еще я узнал с помощью городских сплетен, что некоторое время спустя после исчезновения Фендуко, появился некий человек, рассказывавший, что к нему обращался человек похожий по описанию на кэлла Фендуко с просьбой отнести какое-то письмо, но выполнить его просьбу он не смог, объясняя все магией и колдовством.

Семья Фендуко вместе со жрецами Дарбо пытались вытрясти правду из этого человека, но так ничего и не узнали; что с ним стало дальше — горожанам неизвестно, но история эта заставила всех замолчать. Если и были другие жертвы ночного видения, то рассказывать о нем не стали, опасаясь расправы. Лично я был уверен, что Фендуко обращался не только ко мне.

Выяснив, что мне было нужно, я не стал мешкать. Сев на моего верного коня, выехал за крепостные стены.

Унося ноги из Сафиры, я думал о тайне кошмарного письма. Мне казалось, что мой ночной Фендуко — все же не дух и не оборотень, а живой человек, я хорошо помню: как он вцепился мне в горло, и даже запах этого человека стоял у меня перед носом. Еще я был уверен, что близкие заплатили бы хорошие деньги за его возвращение домой. Вот тут все мое существо теряло невозмутимость и требовало от меня каких-то неясных мне пока действий по разгадке тайны. Но я уже обжегся, бегая всю ночь по городу, гонимый мыслями о долге, до тех пор, пока не пересмотрел свои принципы. Видимо, письмо действовало на какие-то особые человеческие мотивы, загоняя человека в заколдованный круг — другого объяснения я не находил. Что касается содержания письма, то все напоминало розыгрыш, и если бы не пузырь от ожога на моей руке, то, возможно, я тут же посчитал его ночной фантазией.

"А интересно, — подумал я, — вся жизнь человеческая является неким подобием проклятого письма: искушения, обязательства подстерегают нас на каждой шагу". Тем не менее, кругленькая сумма из новеньких недавно отчеканенных баалей приятно щекотала мой карман. Я задумался о материально-осязаемых вещах, в которые их можно обратить.

— Вы — раб желудка, — сказал я себе. — Вам следует мечтать о любви, о подвигах, о славе, — и тут же возразил, — все это…преходящее. А жареные фазаны, ветчина, сыр…вечны как сама жизнь.

Итак, мои баали представились мне в виде беленьких барашков, стройным отрядом бегущих к жаровне.

Провидение умнее нас. Отяжелив наше существование разными призрачными желаниями, оно все же позаботилось о нашем утешении, придумав на радость человеку много прекрасных созданий.

Я завершаю исповедь голодного дикаря, а насчет обещаний никогда не возвращаться в Сафиру, то я не стал тогда зарекаться и правильно сделал: мне не удалось избежать новых встреч с ней — в конце концов, у каждой истории есть свое продолжение, а у каждой тайны — разгадка.

Глава 4 Плащ и магия

Мой второй благополучный отъезд из Сафиры, мог бы поставить точку в этой истории, если бы….не тайна письма. Но прошло, еще некоторое время прежде, чем я утолил свое любопытство. Всему помог, как водится, случай, по крайней мере, я тогда так думал. После посещения Сафиры, я еще не знал точно: куда мне следует держать путь, но мне захотелось посетить Мидделу, — любопытство влекло меня в новые места, и я направился в этом направлении.

Путь мой был бы однообразен, если бы, не разные дорожные происшествия. И по дороге в Мидделу в пустынном месте, где лес расступался и обнажал чудесные поляны, мне довелось увидеть прелюбопытную картину: как один человек с рукой, сжимающей большой тесак гонялся за воздухом! Повсюду слышался какой-то странный металлический звук и человеческие стоны. Стук копыт моего коня не привлек внимания дикаря.

Это было нечто! "Сумасшедший-бедняга", — подумал я и некоторое время, приостановив коня, наблюдал за ним. Но вскоре мне довелось вскрикнуть от удивления: тесак одержимого человека извлек из воздуха окровавленное тело другого человека — стоявшего на коленях и прижавшего руки к груди, одна нога его была на цепи прикрепленной к дереву.

— Ага! — закричал человек с тесаком, — вот ты и попался! Раненый с криками о пощаде протягивал ему какую-то тряпку.

— Возьми, возьми, любезный брат и оставь меня в покое.

Но видимо его "любезный брат" не испытывал никаких братских чувств, потому что снова замахнулся и хотел опустить тесак на своего родственника, но тут вмешалось провидение в моем лице и острый клинок, брошенный мной достиг цели, вонзившись в спину злодея. Тот ненадолго замер и, чуть постояв, слегка раскачиваясь, словно от удивления, грузно упал на землю.

Я подошел к привязанному человеку и попытался ему помочь, но рана его была ужасной, и жить ему оставалось совсем недолго. Я устроил его поудобнее, и безуспешно пытался остановить кровотечение. Он заговорил со мной.

— Добрый человек, я благодарен вам за помощь.

— Почему у вас произошла драка? И как получилось, что вы были совершенно для меня невидимы?

— Я открою вам тайну, но поклянитесь, что используете мою откровенность во благо.

— Обещаю вам это.

— Хорошо, — вздохнул умирающий, — ибо нас с братом одолели низменные чувства, волшебная вещь перессорила нас, сделала врагами и заставила поднять друг на друга оружие. Вот как!

— О чем это вы?

— Я о той вещи, — он показал на тряпку, которую все еще сжимала рука убитого.

Я подошел и поднял ее — это был старый поношенный плащ, правда, с замысловатой пряжкой.

— Это всего лишь плащ!

— Плащ невидимка, — прошептал человек, — присядьте, я расскажу вам всю историю — перед смертью хочу очистить совесть.

Наверное, нас наказали те волшебники за нашу наглость и преступные действия.

Переведя дух, он снова заговорил:

— Однажды, пришлось мне в холодную осеннюю пору странствовать, и путешествие мое было лишено всякого удовольствия ввиду затруднительного положения, в котором я пребывал. В тех местах, где я оказался, люди не были наделены щедростью к незнакомым путникам, да оно и понятно, быть может, я, окажись на их месте, тоже страшился бродячих вэллов. Плащ свой я выменял на кое-какой ужин, краюху хлеба в дорогу и кусок старого сыра, лошади у меня отродясь не было. Путь свой держал в город, надеясь там прибиться на службу.

Шел я по пустынной дороге, уже темнело, а до города — далеко. Заметил я вдруг странников на привале. Подойдя поближе, разглядел, что они спят крепким сном. Их было двое: один крепкого сложения, светловолосый, другой — постарше, с морщинистым решительным лицом. Тот, что помоложе, храпел исполинским храпом. Два коня стояли поодаль и мирно щипали траву. У еще неостывшего костра я приметил остатки ужина.

Приблизившись, я вежливо покашлял, но в ответ никто не проснулся. Тогда, осмелев, я наклонился и прихватил то, что было у костра (несколько кусков жареного мяса и хлеб). После я хотел, было бежать, но взгляд мой зацепил теплый глухой плащ на модной пряжке — он съехал со спящего человека и лежал подле него.

Искушение мое не знало границ. Ловко извернувшись, я подцепил веткой это вожделенное для меня изделие портновских дел мастера и стремительно пустился прочь.

Слегка свернув с большой дороги, я выбрался на проселочную, решив, что проснувшиеся путники вскоре догонят меня на хороших лошадях, я задумал сделать крюк. Но сначала устроил привал в кустах, съев украденное мясо и благословляя хозяина плаща, мирно укрылся им с головой.

Отдохнув минут пять, я продолжал свой путь, озираясь украдкой. Вообще-то я впервые опустился до воровства, не в моих это правилах, но видно, в особых ситуациях человеку что-то подсказывает пренебречь правилами — если есть охота выжить.

На второй день пути я миновал одно поселение, почти не приближаясь к нему. В поле мне повстречалась одна худенькая девчушка, у нее были такие прелестные синие глаза, что я, поддавшись внезапному порыву, сорвал несколько осенних цветов и притянул к ней руку с букетом. Девушка громко завизжала и бросилась наутек.

В полном недоумении я направился дальше, но вскоре испугался не меньше девчонки, когда, заглянув в большой пруд, не увидел своего отражения.

— Что за дела? — сорвалось у меня с языка. Мне стало жарко от ужаса, и я скинул с плеч плащ — отражение тут же появилось. Так вот в чем загадка! Плащ — волшебный! Поэтому та девица так кричала: видела цветы в воздухе, но не видела меня. Я снова накинул плащ, не застегивая его: отражение все еще было, тогда я повернул кольцо на пряжке — оно исчезло, узнав, как он действует, я стал размышлять о том, кто таков хозяин плаща? А что если он выследит меня и накажет за дерзость. Волшебными вещами обычные люди не располагают. Тут меня уже не жар, а дрожь пробила.

Нет! Пора сматывать из этих мест, а плащик может мне пригодиться, не возвращать же его обратно.

Я добрался до города — там у меня брат служил вэллом у знатного человека — и я думал, что он пристроит и меня на службу. Но как только я заполучил плащ, меня стали посещать разные мысли, и признаюсь: не очень честные мысли, например, как под его покровом можно было много дел наделать — кто помешает мне разбогатеть? И все же, я не был тогда полностью плохим человеком — совесть удерживала меня, и я решил поделиться находкой с братом. В том была моя ошибка: он забрал плащ и стал придумывать разные планы, как можно им воспользоваться. Первым делом он проник в сокровищницу своего господина, и выкрал оттуда много ценных вещей. Потом, он поступил еще ужаснее. Человек низкого происхождения он посмел тайно влюбиться в знатную женщину и самым недостойным образом ее желать, но его положение не позволяло к ней приблизиться. Вдруг он пропала, исчезновение красавицы наделало много шума, позже ее нашли мертвой на речном острове. Когда до меня дошли эти новости я был напуган ужасно, догадываясь чьих рук это дело. Я думал, что мой брат устроил ее похищение и что-то сотворил с нею.

Я не знал уже как удержать безумца, он не расставался с волшебной вещью, стал подозрительным и раздраженным, не доверял никому — даже мне, но я изловчился и выкрал плащ и попытался с ним бежать — вот тут то он меня и настиг. Вы сами видели: до чего дошла его одержимость.

— А что ваш брат сделал с награбленными ценностями?

— Не знаю. Часть он втихаря продавал чужеземным купцам, а часть — наверное, прятал,

— Были ли у него с собой какие-то вещи?

— Они остались в гостинице, где он остановился в Мидделе, называется "Пурпурный крест". Может, вы там что-нибудь найдете. У меня к вам просьба: не бросайте тело моего брата — предайте его земле. Как поступить со мною — решайте сами. Ведь это я во всем виноват, с меня начались все беды у других людей, — раненому говорить было нелегко, он угасал с каждым словом.

— Вы — неплохой человек. Не беспокойтесь — я позабочусь о вас.

— Плащ теперь в ваших руках — от вас зависит, как им воспользоваться. Не мне указывать, но я бы на вашем месте просто уничтожил его, от него одни неприятности людям. Позвольте узнать ваше имя, чтобы я мог умереть с молитвой за вас.

— Мое имя — Льен Жарра. Назовите же и вы — свое.

— Фен Рез — зовут меня. Я благодарен вам, но хочу еще раз предостеречь — плащ опасен. Чтобы он заработал, надо повернуть пряжку на нем.

С этими словами душа его отлетела.

Осмотрев тело брата-злодея я не нашел ничего заслуживающего внимания, в карманах были деньги — и только. Судя по всему, он хранил место спрятанных ценностей в своей памяти, но все же был смысл наведаться в гостиницу, где он жил.

Я доехал до ближайшего постоялого двора и велел хозяину отправить слуг в то место, чтобы предать земле два мертвых тела, замеченные мной по пути. Поскольку это были всего лишь простолюдины, об их смерти никто не забеспокоился и не стал искать убийцу.

Примерив плащ, — он был мне как раз в пору и, убедившись в его силе, я захотел осмотреть комнату бывшего его владельца. Теперь у меня возник особый интерес попасть в Мидделу.

Добравшись да этого города, я разыскал указанную гостиницу и сказал хозяину, что мне надо забрать вещи одного человека.

Золотые баали открывают любые двери. Меня провели в убогую комнату — там была только старая кожаная сумка — я покопался в ней и не нашел ничего примечательного — что ж, дважды повезти не может, и я, расставшись с надеждой отыскать спрятанные ценности, покинул гостиницу.

Я собирался провести в Мидделе несколько дней, и снова тронуться в путь: мне следовало вернуться в Ритолу, где у меня был особый интерес.

Но тут меня поджидало новое приключение — нет, определенно, жизнь мою нельзя было назвать в то время скучной — все чего желает молодость: острых ощущений, любовных историй, драк — я получил сполна.

Я выехал из Мидделы. Но меня стали преследовать злоключения: я обронил по пути кошелек с деньгами, погода испортилась и, к тому же в тех местах мор какой-то прошел: нельзя было рассчитывать даже на кусок хлеба в крестьянской избе.

Первый день пути я проделал по пустынной дороге, и резко стемнело: надо было где-то заночевать.

В полной темноте я доехал до какой-то заброшенной деревни. Уцелевшие крестьянские дома стояли разоренные и пустые.

Видимо, жители покинули родные края в поисках лучшей доли. Мор животных погнал их отсюда.

Я вошел в одну лачугу, грязную и вонючую, решив, что даже в ней будет лучше спать, чем под открытым небом стучать зубами от холода.

Привязав коня у охапки с соломой, и кое-как обустроившись, я прилег на грязную лавку. Что-то живое пробежало под ней. Крысы! Я бросил ей вслед сапог, но промахнулся. Да, никогда я еще так не бедствовал, но что поделаешь — жизнь моя никогда не текла однообразно, и я снова лег, стараясь не думать о голоде.

Но мне опять помешали уснуть. На сей раз — люди. Негромкие мужские голоса и стук обуви раздались за стенами моего укрытия. Я насторожился и прислушался. Они прошли мимо. Наверное, моя хижина им не понравилась, потому что заскрипела дверь соседней.

Незнакомцы расположились рядом. Была слышна неразборчивая речь и шум от передвижений. Я натягивал сапоги, размышляя как же мне быть. Кто эти люди? А вдруг у них окажутся недобрые намерения. Их, вроде, двое. А я — один. Им может приглянуться мой добрый конь, сапоги и даже моя шляпа.

В наши времена все может быть. Надо быть начеку. В принципе, я мог бы отбиться от них в случае необходимости, но ничего не будет страшного, если я им не покажусь, пока они не заметили мое существование. Но не мешало бы все же выяснить: кто они такие.

О, теперь мне сделать это гораздо проще, — я улыбнулся, коснувшись рукой своего волшебного плаща. Тихонько выскользнув на улицу, стараясь не издавать ни единого звука, я подошел к соседнему дому и постарался заглянуть сквозь щелку в двери. Окон в этих убогих жилищах, разумеется, не было.

Я прислушался — мои незнакомцы располагались на отдых. Судя по всему, настроение у них было мирное. Наверное, потому что в отличие от меня они располагали съестными припасами. Вытащив из дорожных мешков разную снедь и, разведя огонь в очаге, они уселись есть.

Первое время я не слышал ничего кроме громкого смачного чавканья и хруста, которые сводили меня с ума, и я уже готовился поубивать этих парней только за возможность как следует пообедать, как вдруг один из них резким гортанным голосом изрек: "Что за шельмы — эти крестьяне! Два года назад они в тех же краях сперли вещь прямо под носом у спящего человека. Теперь же отвратительно подковали мою лошадь. Нет! Правильно, магистр Френье, вы навели порчу на их скотину. Поделом им. Пускай мучаются. А самое непонятное — какой прок этим дуракам в волшебной вещи — все равно с их тупыми мозгами ничего путевого они сделать не смогут.

— Ха! Это вы зря, уважаемый Асетий. Плащик-то — очень полезная штука, — отозвался другой, тот, что постарше.

— Что за сволочи! Эти подчиненные нам народы — одна головная боль с ними. То наложи заклятие, то сними. И никакой благодарности. Потом, они такие тупые! Взять хотя бы этого олуха из Сафиры, сколько было с ним возни.

— Да, парень не слишком сообразительным оказался, но все — таки, до него дошло. А ведь он был на волосок от своей гибели — еще одно посещение игорного дома и ему заказан возврат в наш мир. (При этих словах меня озноб прошиб, потому что я догадался, что они говорили обо мне!).

— Но Локман и Нермин со своими приспешниками зря старались — ничего у них не вышло! И вообще, это позор для мага: вступить в сделку с королем Ларотумским!

— Да, люди иногда такие недалекие существа, что и говорить. Взять хотя бы этого герцога Брэда! Однажды, он взялся обыграть меня в шахматы, думая, что играет с простым путником, мы играли на то, что есть у него и чего он не знает — он проиграл эту партию, да… Интересно устроена жизнь человеческая! Просто парадоксально: тот, кто владел серьезным оружием для защиты — от него же и погиб, всего лишь, по причине собственного невежества.

— Не будьте так строги — не невежества, а неведения. Я знаю, что он увлекался чтением.

— Да, но ему надо было читать не трактаты об охоте, а древние легенды собственного рода. А так, он погиб из-за древнего манускрипта в руках негодяя. И, будет ли он отомщен?!

Более я не услышал ничего интересного: едкие замечания о жарком в трактире, о хитрых горожанах, простоватых и жадных крестьянах, о том, что человеческим миром правят предрассудки и невежество.

У меня мелькнула мысль: может, стоит им показаться и расспросить хорошенько, но я сразу отказался от нее — не станут они со мной разговаривать — столько презрения к людям было в их голосе, а к тому же, кто знает, что они могут выкинуть.

Ночной разговор двух путников (я назвал их магами) заставил меня поменять свои планы. Ведь сначала я хотел ехать в герцогство Сенбакидо.

Подумав, я решил, что про постройку корабля я могу узнать из писем, и, в сущности, мне нечего пока было делать в Ритоле. Раньше я подумывал о том, чтобы добраться до Мэриэга и устроиться там на службу: кем и к кому — для меня было еще неясно, но я знал, что что-нибудь придумаю, потому что я всегда придумываю, когда есть в этом необходимость, а в столице у меня будет больше возможностей.

Но слова магов о загадочных обстоятельствах смерти герцога Брэда вызвали у меня множество вопросов. И такой уж я человек, что мне захотелось получить на них ответы. Как-никак, этот человек приблизил меня к себе, когда я был практически никем. Я должен был отвечать за его безопасность: герцог неспроста сделал меня начальником личной охраны. Почему же умер он во время моего отсутствия? И о каком отмщении говорили ночные маги? В ту ночь я долго не мог уснуть, все ворочался на неудобной скамье: то рука сваливалась, то — нога; мыши подняли такую возню, что хоть уши затыкай, но хуже всего — мысли, которые лезли непрошенными гостями в голову. Я перебирал воспоминания о жизни в замке, и вдруг, разные подробности, на которые я раньше не обращал внимания, заставили меня всерьез забеспокоиться и окончательно утвердиться в своем решении: ехать в замок герцога Брэда.

Глава 5 Тайны герцогства Брэд

Утренние лучи проникли сквозь дырявую крышу, прохладный ветер дул изо всех щелей, живот мой скрутило от голода. Я не мешкая, собрался в дорогу. Вывел коня на улицу и, не оглядываясь, помчался вперед.

А жаль! Быть может, если бы я оглянулся, то заметил пару внимательных глаз и холодную улыбку одного из магов, глядящего мне вслед.

Ехать пришлось более суток. Добравшись кое-как, и совершенно выбившись из сил от голода, я подъехал к подступам замка Брэда. Это было великолепное сооружение. Воистину сказал поэт: замок-воля рыцаря в камне.

Замок герцога Брэда — старая постройка с большой историей. Покойный хозяин почти ничего в нем не переделывал: также победно высится грозный донжон в окружении четырех квадратных и трех круглых башен именуемых Сестрами. Их остроконечные крыши в ясные дни ярко сверкают на солнце. Стены замка, выложенные из белого камня, которого много в здешних местах, в отдельных частях достигают двухметровой толщины — построен он весьма прочно. Крутые склоны холма плавно переходят во внешние стены, а те уже тянутся к внутренней стене, она же, в свою очередь, — к Главной башне, в безуспешном соревновании за высоту.

Мне очень нравился замок Брэдов: своей строгой красотой и изящными рисунками немногочисленных украшений, часть из которых — это тяжелые фигурные решетки с изображениями разных диких тварей. По периметру замок повторяет очертания холма, на котором стоит.

Близ него раскидано много деревень, прекрасные зеленые рощи с маленькими озерами — раздолье для охотников. Чудные холмы раскинулись окрест этих мест, кажется: небо спустилось на их гребни, а весной они сплошь покрываются красными маками.

Но такую идиллию мне сейчас увидеть не довелось. Напротив, замок Брэдов встретил меня весьма строптиво: и погодой, и приемом, оказанным стражей.

Я приехал вечером, и еще в пути попал под сильный ливень. Холодный ветер и вода не пощадили меня. А, учитывая, что у меня давно не было порядочного обеда, прибыл я чрезвычайно уставшим. Мост не был поднят, и я приблизился к воротам. Пришлось стучать битых полчаса колотушкой, пока меня, наконец, не услышали. Сквозь шум дождя до меня донесся недовольный отзыв: "Чего вам"?

Я попросил открыть ворота.

— Еще чего! Скажите кто — вы, для начала.

Я назвал свое имя.

— А мы вас — не знаем, — был весьма грубый ответ.

Этот стражник начал выводить меня из терпения. При мне, здесь себе такого не позволяли.

— Так пойди и доложи хозяйке! — потребовал я.

— Обождите.

Прошло еще некоторое время, и мне открыли. Стражник пропустил мою лошадь и закрыл ворота.

— Следуйте за мной.

Он провел меня к внутренним воротам и что-то сказал другому охраннику. Тот впустил меня, и я въехал во внутренний двор. Меня проводили к башне, именуемой Старшая Сестра. Я удивился. Разве наследники герцога обитают все еще здесь? Им следовало занять покои герцога в Главной башне. Но что ж!

Я вошел в двери, сказав слуге, чтобы он позаботился о лошади. Внутри было темно и прохладно. Меня провели в покои герцогини. Маленький зал освещался лишь огнем в камине и небольшим количеством свечей, ветер рвался в узкие окна. Буря, кажется, усилилась.

Герцогиня поднялась и сделала шаг мне навстречу. Было что-то радостное в этом порыве: не знак вежливости, а облегчение оттого, что увидели близкого друга. И это приятно задело мое тщеславие. Я и не знал, что ко мне испытывают столь теплые чувства.

Ивонна Брэд Шпаор Лордодо являла собой воплощение идеала скромной женственности и вполне соответствовала статусу владелицы большого замка. Мягкий взгляд васльковых глаз, волосы цвета спелой пшеницы, обласканной солнцем, маленькая точеная фигурка и гордая поступь.

Эта тихая и милая женщина с изящными манерами и грациозными движениями, отнюдь, не вела праздную жизнь богатой бездельницы — напротив — в пору моей службы здесь она была весьма деятельной особой и очень внимательной ко всем, кто находился в замке. Возможно, этому способствовал ее первый ранний брак с кэллом Лордодо, возможно, то, что ей приходилось заботиться о, ныне покойном, рано овдовевшем отце, но она стойко несла на своих хрупких плечах достаточно серьезную ношу.

Сейчас она, казалось, с трудом сдерживается, чтобы не накинуться на меня с вопросами. Но кэлла Ивонна была слишком хорошо воспитана, и я все прочел по ее глазам, глазам чрезвычайно испуганной и взволнованной женщины.

Она предложила мне присесть.

— Вы очень устали? — мягко спросила она. — Располагайтесь ближе к камину. Я распоряжусь насчет ужина и сухой одежды.

Она уверенным голосом отдала приказ служанке, и та поспешно отправилась его выполнять, забрав мой мокрый насквозь плащ, из-за чего я немного забеспокоился.

— Как вовремя вы вернулись, если бы вы только знали, — с чувством прошептала она. — Что бы ни привело вас сюда: дела или воспоминания — все это — провидение.

— Я вижу, произошло много событий с тех пор, как я покинул вас? — улыбнулся я.

Казалось, в прохладную комнату вернулось тепло, и это был не огонь камина, а надежда, вспыхнувшая в сердце герцогини. Кэлла Ивонна с трудом прятала радость в уголках губ.

— Так что же случилось?

— Это будет очень долгий рассказ. Теперь вам надо отдохнуть.

В комнату вернулась служанка и попросила меня следовать за ней — мне было необходимо переодеться.

— Вы позволите ненадолго покинуть вас, лучезарная кэлла, акавэлла?

— Я прошу вас: переоденьтесь и как можно скорее возвращайтесь к столу.

Я переоделся в маленькой комнате, с облегчением увидев свой плащ, раскинутый на стуле у очага. Мне оставалось надеяться, что служанка не заметила его волшебные свойства. Я решил, что плащ действует лишь тогда, когда надет на человека полностью.

Вернувшись в Малый Зал, я увидел богато заставленный стол. Меня любезно пригласили отужинать.

За столом сидело несколько человек из ближнего круга: придворная дама, сенешаль и старая родственница, находящаяся на попечении герцогини.

Я поинтересовался у герцогини:

— А разве кэлла Шпаора не будет с нами?

— Он в отъезде, — сказала она и завела общую беседу.

Присутствующие за столом подробно расспросили меня о моих странствиях, о цели моего возвращения и о том, что нового происходит в мире за границами владений Брэда. Я охотно рассказывал разные были и небылицы. А вот, к вопросу о цели моего возвращения, я оказался не готов и — замялся. Выручила меня сама хозяйка, сказав всем, что это она лично вызвала меня, отправив за мной гонца, и я снова приглашен на службу к ней в качестве ее охранника.

Сенешаль покашлял и с сомнением в голосе сказал:

— Не припомню, чтобы в ближайшее время из замка уезжали какие-либо гонцы.

Герцогиня гордо вскинула голову и строго на него посмотрела, но кэлл Постоверро не унимался:

— И как на это нововведение посмотрит ваш супруг?

— С каких это пор вас стали занимать тонкости семейных отношений, любезный кэлл Постоверро, — недовольно сказала она. — Вас не должны беспокоить взгляды кэлла Шпаора, ведь вы подчиняетесь не ему.

И она перевела разговор на другую тему. После ужина и прослушивания мелодичной песни под старинную арфу все разошлись. Меня попросили задержаться.

Герцогиня велела придворной даме кэльяне Севубеле Лагу удалиться. Та, удивленно вскинув брови, молча вышла.

— У меня будет к вам приватный разговор, — тихо сказала кэлла Ивонна.

— Я понял это сразу, сиятельная кэлла.

— Он не должен быть долгим, увы, правила запрещают дамам моего положения оставаться наедине с мужчиной. Поэтому буду краткой. После смерти отца, в замке стали твориться неприятные вещи…Я стала очень беспокоиться из-за некоторых обстоятельств.

— Каких же?

Герцогиня смутилась, было видно, что она хочет со мной чем-то поделиться, но по каким-то причинам ей приходится говорить избирательно, продумывая фразы.

— Я надеюсь: вы сами поймете со временем. Скажу лишь, что за смертью отца последовали другие: моей любимой служанки, моей придворной дамы Эвесты Тельбусо: она сорвалась со стены, а еще одна служанка отравилась моим кремом, — я же чудом избежала гибели, не успев его попробовать! Мне кажется….все эти события не случайны, а может, даже связаны между собой. Иногда мне начинает казаться, что меня хотят убить! — с горечью сказала она.

— Но кто же?

— Вот это вы и должны выяснить.

— Почему вы не обратитесь к вашему мужу, акавэлла?

— О! Он считает все мои страхи женской фантазией и объясняет их больными нервами! Он не принимает мое беспокойство всерьез, — в словах герцогини слышались обида и разочарование.

— Обращались ли вы к друзьям вашего отца?

— Боюсь, они не могут мне помочь. Один свалился с лошади и разбил себе голову. Другой был застрелен на охоте. А Нориленд был вызван на дуэль под каким-то глупым предлогом и тяжело ранен.

— А Пушолон, Гартузи? Где эти кэллы?

— С ними пока ничего не произошло, но у них очень неприязненные отношения с моим мужем. Вы же знаете: после смерти отца все преданные ему люди принесли присягу на верность мне, я — герцогиня, а Павелий так и остался герцогом — консортом. Думаю, он питал определенные надежды, и у него возникла обида на всех, кто предпочел меня. Я знаю, что он страшно рассердился в тот день. И он сделал невыносимым посещение этими кэллами нашего замка. Он отлучил их от двора и приблизил своих людей, которым у меня нет никаких оснований доверять.

С каждым словом герцогини у меня сжималось сердце: я почувствовал недоброе. Теперь мне стала понятна вся ее непосредственная радость.

— Я хочу, чтобы вы помогли мне. Я ведь беспокоюсь не только за себя — у меня есть сын, вы знаете. И его отец умер. А общих детей мы с Павелием не нажили.

— Я не увидел мальчика за ужином.

— Его нет сейчас в замке. Я отправила погостить сына в дальнее поместье к родственникам. После всех событий я стала очень тревожиться за него — и решила, что для него сейчас безопаснее находится подальше отсюда.

— Надеюсь что так. Что мне предстоит сделать?

— Я думаю: вы сами поймете. Отец, почему-то, очень доверял вам. Здесь дело не в том, что вы хороший человек, верный человек. Здесь дело в другом: он что-то знал о вас. И это давало ему основания верить и помогать вам. У него были планы на ваш счет. Я это знала. Он рассчитывал устроить вашу военную карьеру.

— Какими полномочиями я буду наделен в замке?

— Полномочиями моего телохранителя. Разве этого недостаточно? Вы вольны делать все, что считаете нужным. Лишь бы докопаться до истины — я хочу знать, почему погибли приближенные ко мне люди. И кого мне следует опасаться.

— Но если мои действия будут иметь препятствия или возражения со стороны кэлла Шпаора?

— Обо всех разногласиях с ним сразу докладывайте мне. Я сама улажу все. Но если не будет прямой возможности обратиться ко мне — принимайте решение, не раздумывая: для меня важна цель вашего пребывания здесь: предотвратить угрозу. Ничего более важного, чем это я не вижу. Для кэлла Шпаора нет никакого исключения.

— Почему вы не переехали в Главную башню?

— Ее сначала занял мой муж, а меня на время оставил здесь. Но теперь он расположился тоже на время в башне под названием Младшая Сестра. А про Главную башню придется пока забыть — он считает, что там надо сделать какой-то ремонт. Он затевает большие перемены, — грустно продолжала она, — и, боюсь, в них мне нет места.

Я смутился от столь внезапной откровенности.

— Вот почему, вы должны быть здесь. Я хочу развеять свои женские фантазии, уничтожить страхи, и…предотвратить новые неприятности.

Утро в замке встретило меня приветливой погодой, хотя и осенней, но сухой и солнечной. Встал я спозаранку и прежде, чем в замке закипела жизнь, успел совершить обход по территории и заметить много интересного.

Для начала я решил побеседовать с ночным сторожем, не желавшим меня впускать.

— А кто вчера вечером был на воротах? — спросил я у дежурившего при входе в замок вэлла.

— Гарбоне, его можно найти в помещении для солдат гарнизона.

Я отыскал нужного мне вэлла в указанном месте, кроме него там никого не было, разве что большая рыжая кошка.

— Ну-ка, милейший, вам придется потолковать со мной, — обратился я к невоспитанному стражу.

— О чем это?

— Видите ли, вы мне кое-что должны.

— Я? — брови его поднялись к затылку.

— Да, вы. По вашей милости я вчера простоял полчаса под воротами, ожидая пока вы изволите проснуться, или мне пойти доложить об этом вашей хозяйке?

— Нет! Нет! Не надо! И вовсе я не спал. Просто дождь очень шумел.

— Ну, ну….рассказывай! А допрос с пристрастием, что ты мне устроил?

— Так почем я знал: кто там стучит. Не мало лихих людей шатается по свету. Я ж для того и стою на воротах.

— Это хорошо, что ты — такой недоверчивый сторожевой пес. Но мне теперь свой долг вежливости вернешь в виде помощи.

— Какой же?

— Герцогиня поручила мне позаботиться о безопасности и боеспособности замка. Поэтому я должен все, как следует, осмотреть: стены, оружие, конюшни. Ты будешь моим провожатым и расскажешь подробно все, что знаешь.

То, что я увидел и услышал, отнюдь не порадовало меня. За год после смерти герцога кэлл Шпаор, взявший в свои руки командование гарнизоном — герцогиня просто не могла отказать ему, у него был веский довод: ведь женщина не может этим заниматься — сумел довести сплоченный дисциплинированный отряд до крайне плачевного состояния. Часовые на постах: кто дремал, а кто вовсе — спал; постов осталось немного. Большую часть гарнизона Шпаор отправил для участия в небольшой военной кампании, за деньги! — неслыханное дело — он посчитал, что содержание всего гарнизона слишком дорого обходится ему, и решил заняться коммерцией.

Конюшни были в идеальном состоянии, но, как выяснил я, лошадей принадлежащих герцогине и мальчику осталось совсем немного — в последнее время Ивонна просто боялась ездить на лошади.

На оружейной висел замок, но подле нее никого не было!

Как доложил солдат, тренировки, которые регулярно проводил старый герцог, давно прекратились: командир, служивший при нем, отправлен на пенсию, а новый — все время проводит в пьянстве и праздности. Помощник, командира — дельный толковый юноша — я его помнил еще по моему первому пребыванию в замке — отправлен вместе с частью гарнизона в ту военную авантюру кэллом Шпаором.

Мы подошли к внутренним крепостным стенам: мягкое осеннее солнце золотило верхушки башен, все казалось таким мирным.

— Вы знаете, откуда упала та женщина, придворная дама герцогини?

— Да, вон с той башни.

— Мы можем подняться туда?

— Конечно.

Мы совершили довольно крутое восхождение, потому что стена была достаточной высокой. И вступили на верхнюю площадку. Нам представился грандиозный вид.

— Что делала здесь придворная дама? — удивился я. — Для осмотра окрестностей ей не надо было рисковать своими юбками на старых крутых ступенях, по которым и мужчине не легко ходить.

— Вот уж не знаю, — усмехнулся Гарбоне, — но поговаривали, что, будто молодая кэльяна не просто так сюда поднималась. Говорят: их частенько видели вместе с кэллом Дагераном, из свиты кэлла Шпаора.

— Вот как?!

— Да…Кто знает, может, он ей тут свиданья назначал.

"Тогда какое это имеет отношение к герцогине?" — подумал я.

— Откуда она упала?

— Вот с этого места.

— Но это же даже не в башне, зачем она полезла на стену?

— Вот уж не знаю, — опять ухмыльнулся вэлл, — может, у нее что-то улетело туда, — говорят: в тот день был сильный ветер.

— А внизу рядом с ее телом ничего не нашли?

— Это вам надо спрашивать у людей хозяина. Они увидели бедную женщину мертвой у стен замка.

— Наверху, значит, она была в тот день одна.

— Получается так.

— Что же, ее никто не сопровождал?

— В таких делах кто ж провожатых берет, — засмеялся вэлл.

"Может, служанки знают что, — подумал я, — надо бы их расспросить".

Еще раз, внимательно осмотрев стену и площадку башни, я не увидел ничего подозрительного, но обратил внимание, что, и на скате крыши, и за квадратными выступами стены вполне мог укрываться молодой взрослый мужчина, если бы он захотел незаметно поджидать кого-то. Он же мог столкнуть девушку, но это только предположение — надо еще узнать: зачем она вышла из башни и поползла по крутой стене. Во время баталий с таких крутых стен легко было сталкивать вражеских воинов.

Мы спустились. И поверьте: спускаться оказалось не легче, чем подниматься. Какая же сила заставляла хрупкие ножки девушки преодолевать эти препятствия. По крайне мере об одной такой силе я догадываюсь. Скорее всего, людская молва не ошиблась: девушка бегала сюда на свидания.

Расставшись со своим проводником, я вернулся в замок. Все уже проснулись, и замок напоминал потревоженный муравейник: кругом сновали слуги. Герцогиня совершала свой утренний обход: отдавала распоряжения об обеде повару, посещала мастерские и кладовые, проверяла больных в лазарете: Ивонна сама вникала во все хозяйственные мелочи. Конечно, у нее был распорядитель для всех этих неромантичных дел. Но Ивонна любила свою раскрепощенную провинциальную жизнь. Вот только второй муж ее с этим не мог согласиться, считая все ее занятия неприличными для дамы ее положения. Я думаю, он был недоволен, из-за того, что герцогиня просто лишала его возможности разорить все хозяйство. И, насколько я смог узнать от челяди, можно утверждать, что он устраивал ей бесконечные препятствия по любому поводу.

Во дворе замка я встретил сенешаля. Он беседовал с поставщиком и был чем-то недоволен.

— А! Это вы, хэлл Жарра, я вижу: вам не спится, — обратился он ко мне. — Скоро возвращается герцог. И у нас будут неприятности. Этот болван не может доставить вовремя заказ. Его корабль, видите ли, задержали шторма. И он сам явился лично предупредить об этом. Как будто мне от этого легче.

— Почему вы так беспокоитесь из-за кэлла Шпаора? Ведь вы же принадлежите к людям старого герцога.

— О, мой мальчик! Вы то сами знаете, что не возможно быть слугой двух господ. Власть в этом замке потихоньку меняется. Герцогиня Ивонна — милая женщина, но всего лишь женщина. Она не сможет долго сдерживать амбиции своего мужа.

— Может это оттого, что ей не на кого больше положиться?

— Вы намекаете на то, что я предал ее интересы! — вспылил сенешаль.

— Нет, я не об этом. Вы, всего лишь, управитель, спокойный пожилой умудренный долгой жизнью человек.

— Именно поэтому она обратилась к вам — молодому энергичному красавцу. Но ведь вы не ровня ей.

— Я это понимаю. Я всего лишь ее слуга на время. Преданный слуга. И я считаю, что герцогиня имеет право на свое законное волеизъявление. И если кто-то, неважно кто, будет мешать этому — я его убью.

— О! Как вы настроены, однако. Но советую вам быть все-таки осторожнее.

— Вы поможете мне?

— Смотря в чем.

— Для начала мне будут нужны ключи от некоторых помещений в замке. Я хочу осмотреть все башни, а также служебные помещения. А еще вам надо договориться насчет пятерых солдат с их командиром, чтобы они поступили в личное распоряжение кэллы Ивонны — я их подготовлю для охраны.

Взгляд сенешаля перестал быть снисходительным, кажется, ему понравился мой план действий.

— Но как я могу договориться с их командиром, ведь он подчиняется непосредственно кэллу Шпаору.

— А вот это уже вопрос вашей изобретательности. Я думаю, их надо купить у него.

— У командира?!

— А почему нет? Я вижу: здесь это теперь приветствуется, раз более половины солдат отсутствует для участия в коммерческом предприятии.

— Я подумаю над этим.

— И мне надо попасть в Главную башню.

— Вот это уже сложнее. Кэлл Шпаор установил там охрану, и даже меня туда не пускают.

— Интересно! Что можно так рьяно охранять в башне, где затеяли ремонт? Но ведь вы — сенешаль замка.

— Да, но мне неохота спорить с этим истеричным упрямым человеком: он не очень то любит, когда ему возражают.

К нам подошел слуга, посланный герцогиней, и пригласил к завтраку.

В малом зале собралась все та же скромная компания. Но, когда все с приветливыми улыбчивыми лицами — герцогиня же, вообще, бросала на меня заговорщицкие взгляды, явно желая меня расспросить — уселись за стол, наш мирный завтрак был омрачен появлением одного человека.

Не только темная одежда его производила тревожное впечатление — само выражение лица Советника Сваготена действовало настораживающее. Казалось, этот человек все про вас знает: кто вы, зачем и почему здесь находитесь.

— Так, так уважаемая кэлла, — начал он говорить, немного растягивая слова и с определенным выражением: и соблюдая положенные приличия по отношению к хозяйке и словно насмехаясь над ней. Как это у него получалось: не знаю, — только его манера разговаривать оскорбляла гордую Ивонну больше, чем откровенная грубость.

— Я вижу, что мою скромную персону не побеспокоились позвать для знакомства с интересным гостем, о чем я бесконечно сожалею. Чем я заслужил вашу немилость, кэлла?

— Присаживайтесь к столу, — сухо предложила Ивонна, — я распоряжусь насчет прибора для вас.

— И кто же этот молодой человек, если не ошибаюсь, кэлл Жарра? Вы вроде служили у покойного герцога, не так ли?

— Да я служил здесь раньше, а вот вас что-то не припомню: кто вы?

— Я друг, советник не по долгу, а по велению души, и наставник, заменивший почтенного отца нашему уважаемому доброму хозяину.

При этих словах Ивонна как будто вздрогнула.

— К тому же, мне предстоит в скором времени заняться обучением молодого кэлла Унэгеля. Ведь его мать недолго, я надеюсь, будет удерживать его вдали от нас.

Лицо Ивонны сделалось хмурым.

— Расскажите о себе, уважаемый гость, мы соскучились здесь в унылой провинции. — Сваготен специально сделал ударение на слове "гость", словно давая понять, что я задержусь здесь ненадолго: уж он побеспокоится об этом. Мы с ним прекрасно поняли друг друга. И я саркастично ответил:

— Рассказы о моих странствиях — ничто по сравнению с рассказами об "унылой" провинциальной жизни.

— Ну да, ну да.

К счастью, фрейлины герцогини прервали нашу милую беседу, втянув меня в обсуждение новой моды в одежде. Оказалось, что им известно больше, чем мне: и береты носят теперь на другой бок, и у шляп поля меньше, а уж про женские штучки и, вообще, говорить не приходится. А еще: бриллианты стало модно носить, небрежно свисающими с карманных цепочек (это, наверное, чтобы ворам было удобнее их срезать — подумал я) и вообще, при дворе теперь приветствуется "очаровательная небрежность в одежде".

— Откуда такие свежие сведения, — полюбопытствовал я.

— О, это все Советник Сваготен! — как колокольчик прозвенел голос фрейлины. — Он подарил нам прекрасного почтового ящера, преодолевающего расстояние до Мэриэга всего за несколько дней. Удивительное существо! У него есть брат.

— У кэлла Сваготена?

— Да нет же, у ящера — брат близнец! — звонко расхохоталась девушка.

"Любопытно", — подумал я и продолжил светскую беседу с фрейлиной Севубелой.

Все время, пока я непринужденно болтал с дамами, Сваготен исподтишка внимательно наблюдал за мной. Я сделал вид, что не заметил это.

— Когда же возвращается кэлл Шпаор? — прощебетала кэльяна Лагу.

— Он должен вернуться завтра вечером.

— Вы повлияете на него, кэлл Сваготен? Он должен устроить нам праздник!

— И по какому же случаю? — приторно улыбнулся Сваготен.

— По случаю нашей молодости.

— И неотразимого очарования, — галантно добавил я.

— Что ж, это веский довод. Я поговорю с хозяином и, думаю, есть основания удовлетворить вашу просьбу. Хотя, кэлл Шпаор был настроен сначала закончить ремонт в Главной башне.

— Это слишком долго, — надула губки прелестная Севубела, — самое настоящее преступление лишать молодых женщин праздника, ведь они могут умереть от скуки.

— Ради вас, моя милая, я постараюсь применить весь мой дар красноречия, чтобы предотвратить это.

После завтрака, мне удалось не надолго встретиться с кэллой Ивонной. И я задал ей несколько вопросов, касающихся смерти отца.

Дело в том, что все считали, будто он умер от удара. У старого герцога частенько шла носом кровь, несмотря на то, что домашний лекарь лечил его от полнокровия. Как объяснил он, у герцога Брэда были плохие сосуды. Но все же, существовали некоторые странные обстоятельства. Нашли его лежащим на полу, с широко открытыми глазами и с гримасой ужаса на лице. Он лежал лицом ниц на роскошном ковре, раскинув руки и вцепившись ногтями в ворс. Лицо его было испачкано кровью, как раз по той самой причине, которую указывал доктор. И красивый рисунок на ковре был измазан также.

— Где это случилось?

— В его кабинете. Туда никто не входил без особого дозволения.

— Я могу увидеть эту комнату?

— Конечно, а зачем? — удивилась Ивонна, и тут же извинилась, — ах, простите меня, я же сама сказала вам действовать по — своему усмотрению. Пойдемте, я покажу вам ее.

Мы прошли в Главную башню. Охранник косо посмотрел нам вслед, однако возразить ничего не посмел: перед ним стояла хозяйка.

Мы поднялись по красивой винтовой лестнице и вошли в кабинет герцога, кстати сказать, сообщавшийся со спальней.

Это было небольшое, уютное помещение с изначально — маленькими узкими окнами, которые позже герцог приказал удлинить и расширить, что не составляло особого труда: старинная кладка разбиралась легко. С возрастом герцог перешел от военных действий к мирным занятиям и полюбил чтение, особо увлекаясь старинными свитками.

— Его комнату после смерти оставили без изменений — я попросила, — прошептала Ивонна. — Лишь ковер пришлось постирать от крови.

— Он также лежал, в тот день?

— Кажется, нет, пожалуй, он по-другому был повернут, а теперь лежит вверх ногами, если смотреть из этой части комнаты. На нем очень оригинальный рисунок.

Я перешел на противоположную сторону и посмотрел оттуда. Да, рисунок действительно был оригинален! Это были письмена и какие-то знаки, расположенные на лучах пятиконечной звезды.

Я подошел к массивному дубовому столу, заваленному свитками и книгами. Я взял одну из них: "Все существующая способы ловли дикага зверя и птицы в лесах и полях, описанная мэтром Бурлоэ и с ними прилагающая рисунки оных", на следующем манускрипте была надпись: "Суть харахтера человека заключенная в линиях и образе его физиогномии изложанная братом Золотой Розы Цестополосом для отличения добрага человека от недобрага", "Свод правил и чертежей для жалающего строить хорошую крепость", "Легенды древних смотлов", "Сказания о добрых рыцарях, переданные чрез многие леты", "Подвиги знаменитых предков наших, укротивших злую силу", "Как рыцари всякую тварь подчиняли копьем и мечом" и так далее…..

— Ваш отец увлекался такими вещами?

— Да, это также интересовало Советника Сваготена. Перед смертью отца они иногда беседовали на разные темы. Притом, что Советник не очень располагает к себе, он очень ученый человек, и мой муж настаивает даже, чтобы он взял на себя обучение моего сына разным наукам. Теперь мало быть рыцарем, — вздохнула она, — кроме военного дела нужно знать еще много других премудростей.

Я попросил разрешения у кэллы Ивонны взять часть свитков и старинных книг, отобранных, по моему усмотрению. Напоследок, я заглянул в спальню герцога. На огромном резном кресле я заметил детали женской одежды.

— Матушка умерла очень рано, когда я была еще девочкой, и с отцом много времени проводила хэлла Лучия. У них были теплые отношения, — смущенно сказала Ивонна.

Я прекрасно понял: о чем она говорит.

— Мы с ней дружили, — продолжала она.

Я вспомнил хэллу Лучию и то, как нежно относился к ней герцог Брэд.

— Где она теперь обитает?

— Она живет неподалеку у своей родни.

— Наверное, ваш отец многим с ней делился?

— Да, я думаю это так.

Я отложил чтение на вечер, хотя в тот же вечер мне почитать не удалось.

Когда мы выходили из Главной башни, я полюбопытствовал, что за перемены устраивает Павелий в ней — я пока не заметил ничего обновленного. Оказалось, что он затеял ремонт главного зала. Он хочет расширить и увеличить его своды — зал кажется ему тесным. У него какая-то идея насчет розового пирского мрамора с рисунком удивительной красоты, он, кажется, хочет сделать потолок из него.

— В старых зданиях опасно устраивать такие значительные переделки. Известны случаи обвалов и проломов между перекрытиями. Кто руководит ремонтом?

— Какой-то человек, — его порекомендовали мужу. Говорят, известный на юге мастер. Он даже что-то перестраивал в Мэриэге.

— Можем мы взглянуть на этот зал?

— Конечно.

Мы приблизились к парадному залу, но путь нам преградил Сваготен.

— Что вы надумали, сиятельная кэлла? Входить в зал в самый разгар ремонта опасно — на вас может что-нибудь обрушиться, что я тогда скажу кэллу Шпаору? Нет, я не могу допустить нового несчастья. А вы о чем думаете, хэлл Жарра? Вы сейчас подвергаете большому риску вашу госпожу.

— Мы просто хотели взглянуть: как продвигаются работы, — сердито сказала Ивонна, — было ясно, что ей очень не нравится эта навязанная против ее воли опека.

— А вот это — большой сюрприз! — засмеялся Сваготен. — Всему свое время. Осталось потерпеть еще немного, вот если бы поставщики не подводили и привозили материал вовремя.

— Я могу здесь чем-нибудь помочь?

— Разве что у вас есть деловые связи в Сафире?

— В некотором роде.

— Наслышан, наслышан. Вы — потрясающе смелый человек: выступить с таким заявлением, обвинить влиятельного кэлла!

— Он заслужил эти обвинения. Я всего лишь сделал то, что должен был сделать.

— Скромность — отличная черта, но в данном случае она не уместна. Вы нажили себе много врагов своим поступком.

— И много друзей, — равнодушно сказал я.

Он метнул в меня холодный взгляд и ничего не ответил.

Интересно: когда он успел собрать обо мне сведения. Уж не ящера ли почтового посылал. До Сафиры ему лететь отсюда недалеко. Я был почти близок к истине.

— Я вижу, вы тоже древностями интересуетесь? — кивнул он на кучу свитков, которые мы с Ивонной держали в руках.

— Да, придется себя развлекать разной литературой. В замках бывают скучные вечера.

— Обращайтесь ко мне: я много знаю о старинных вещах.

— Благодарю, возможно, я воспользуюсь вашим предложением.

Когда мы вернулись в башню Младшая сестра, на герцогиню было жалко смотреть: внезапная встреча и разговор с Советником сильно расстроили ее. Создавалось такое ощущение, что он следил за нами.

В тот день я сделал еще немало полезных открытий. Вместе с кэллой Ивонной я осмотрел то место, где разбилась ее служанка.

Это была не парадная лестница, ведущая вниз с этажа, который занимала герцогиня, в хозяйственные помещения: кладовки и кухню. Было известно, что Ивонна каждое утро проделывает этот путь, и он стал ей так привычен, что она порой забывает прихватить с собой свечу, полагаясь лишь на тусклый свет из высоко сидящих окон.

Когда человек ежедневно проделывает одно и то же действие, то он перестает его контролировать: зачем смотреть под ноги, когда они сами знают куда ступать.

В то утро спускалась не герцогиня — она, вдруг, неожиданно расхворалась — а ее молоденькая горничная. Слуги сказали, что она с воплями полетела вниз, ее не удержали даже старые перила: на помощь прибежали люди снизу. Герцогиня криков не слышала, так как спала крепким сном. Она выпила стакан чая, который принесла другая служанка с кухни. Можно предполагать, что чай этот предназначался не ей, а бедной девушке. А, возможно, они обе пили напитки: одна, чтобы крепко спать, а другая, чтобы потерять твердость походки — мне известно: есть и такие. Только, судя по всему, женщины перепутали их.

Я посмотрел на крутую лестницу. Меня особо заинтересовали две верхние ступени. Что-то не то было в их кладке. Я приблизил свечу насколько возможно и заметил отличия в местах стыков камней. Я провел ногтем по некоторым из них: он шел мягко, а в других связующий материал был тверд, как камень. Я подцепил ножом в мягких местах: камни легко сдвинулись с места. Итак, все ясно: кто-то старательно разбирал ночью кладку ступеней, зная, что герцогиня пройдет утром и обязательно оступится, а перила, скорее всего, были тоже испорчены, потому что теперь стояли новые. Лишь, случай уберег Ивонну. И берег он ее, как выяснилось, не один раз.

Второе "чудесное" спасение связано с отравленным кремом. Я спросил у Ивонны, как случилось так, что к ней попал отравленный крем для лица.

— Это ужасно! — по плечам ее побежала дрожь. — Бедная девочка, ведь это я должна была погибнуть — ее погубило собственное любопытство.

— И дерзость!

— Не говорите так, бедняжка, всего лишь, захотела попробовать капельку крема.

— И этой капли хватило, чтобы ее убить?

— Да!

— Я слышал про умельцев, проживающих на Винзирском побережье и знающих толк в разных ядах, они там змей и прочих гадов разводят как кроликов в садке. Откуда этот крем попал к вам?

— К нам в замок иногда заходят проезжие торговцы, на этот раз было также.

— Разыскать его вряд ли удастся!

— Мы пробовали, ничего не вышло, я посылала Мажонэ, помощника командира гарнизона, на его розыски — ничего не вышло. Теперь все бояться служить у меня, я плачу Асасире тройное жалованье.

— Вот как! Уж не она ли погубила своих предшественниц, — пошутил я.

Герцогиня с укором посмотрела на меня.

— Осталось теперь выяснить: почему погибла Эвеста Тельбусо.

Любопытно, что кэлл Шпаор вернулся в замок на день ранее, чем его ожидали. С ним приехала почти вся его свита. Прекрасные чистокровные лошади были взмыленные, их сильно гнали, таким же примерно выглядел кэлл Шпаор. В страшном возбуждении он бегал по своим апартаментам в Младшей Сестре. И сквозь узкие окна, на улицу доносился его громкий и нервный голос.

Другой голос, спокойный и уверенный, принадлежал Советнику Сваготену. Они о чем-то долго говорили.

И я многое отдал бы за то, чтобы слышать их разговор. У меня даже возникла мысль воспользоваться магическим плащом. Но было поздно бежать за ним: накал страстей у герцога — консорта пошел на убыль. И вскоре, он отправился в столовую, где его ждала Ивонна за столом заставленным яствами. Служанка, направленная Ивонной ко мне, шепнула, что меня представят хозяину завтра. Хотя чего меня представлять — я ума не приложу: Павелий много раз видел меня на службе у его тестя. Но официальный порядок был таков: меня должны представить.

Я немного поразмышлял о сути беседы между наставником и послушным учеником и пришел к выводу, что как все неуравновешенные люди, Шпаор легко прислушивается к человеку с более твердым характером. Сваготен, действительно, имел на него большое влияние. Я думаю, он убедил Шпаора смириться для виду с моим присутствием в замке. И, втихаря, продолжить осуществление своих планов. Еще я подумал, что бы сам делал на месте Сваготена. Скорее всего, вошел ко мне в доверие — что он и постарался сделать — только у него не получилось — а еще, наверное, отвлек какими-нибудь вещами. Он постарается нащупать мои слабости — тем более, что обо мне кое-что известно.

Ночь я провел в жарких объятиях прехорошенькой служанки Асасиры, той, что сушила мой плащ. Мы как-то сразу нашли с ней общий язык. Пушистые рыжие волосы и крепкое тело деревенской девушки с лихвой искупали отсутствие титулов и богатства.

Не считая ночных ласк и поцелуев, я добился от девушки еще много важных сведений. Может быть, и не хорошо так говорить об этом, но я по-своему использовал девушку.

Она с удовольствием посплетничала про хозяйку и ее мужа, про разные странные события, на свой манер, объясняя их.

На другой день меня все же вызвали к кэллу Шпаору. Мне пришлось около часа дожидаться в приемной, пока он соизволит закончить свои утренние прихорашивания: а прихорашивать то и было, что редкие усики на хилом дерганном лице, жидкие черные волосы и нескладное как у подростка тело. Хотя эта болезненность была, на самом деле, обманчивой: Шпаор регулярно упражнялся с холодным оружием: и на мечах, и на ножах, метал в цель копье и очень любил охоту.

Сейчас на нем был парчовый халат, и он сидел, развалившись, на подушках. Он кисло взглянул на меня и таким же кислым голосом изрек:

— Так значит, это ты — тот герой, которому доверила свою жизнь моя супруга. Ну, смотри, смотри теперь в оба, ежели с ней чего приключится — с тебя весь спрос. И постарайся не путаться под ногами у меня и моих людей.

Я постарался. В то же утро я разыскал кэлла Постоверро и напомнил о своей просьбе насчет пятерки вэлов. Он сказал, что у него был разговор с командиром, и есть вероятность, что он согласится, поскольку накануне залез в карточный долг.

— Отлично!

— Я вам уже сегодня, наверное, пришлю троих парней, — сказал Постоверро.

Я хорошо помнил слова одного из магов о древней легенде и о каком-то манускрипте. Но Ивонна ничем не могла мне помочь: она не знала, что читал отец, и ни о каких древних преданиях не слышала. Но, — сказала она, — хэлла Лучия может помочь, она разделяла увлечение отца и, возможно, что-то знает.

Узнав, где можно разыскать хэллу Лучию, я отправился к ней. Она жила по соседству в старом доме своей овдовевшей тетки. Позеленевшие от времени грубые стены прятались среди дивного сада, и не будь сейчас осенняя пора, можно было восхищаться изобилием растений и цветников.

Меня приняли весьма любезно: Хэлла Лучия угостила меня домашним вином и паштетом, и много расспрашивала о том, как я провел год после разлуки с замком Брэда.

— Я очень скучаю по нему, вы понимаете? — волнуясь, спросила она.

— Я понимал: она потеряла герцога и, конечно же, по нему скучала, а не по замку.

— Не могли бы вы мне помочь? Меня интересуют любые предания герцогского рода, истории.

— Вы можете взять генеалогическое древо, составленное мэтром Бурлоэ, а также "Историю рода Брэдов", а какие легенды вас интересуют?

— Быть может, связанные с какими-то роковыми обстоятельствами, смертью. Я сам не знаю, что именно.

— О легендах я ничего не слышала, и о привидениях тоже, но герцога интересовало одно родовое предание — он знал о том, что оно существует, только не одного свитка с ним не нашел.

Герцог посещал одну лавку древностей в Сафире, и купец помогал ему приобрести разыскиваемые им вещи, я знаю, что герцог расспрашивал его и о разных сказаниях, возможно, ему что-нибудь удалось найти.

Я отправился в Сафиру, попросив Ивонну соблюдать повышенную осторожность: не ходить без сопровождения и, вообще, поменьше ходить, принимать проверенную пищу и не пользоваться косметикой — она грустно засмеялась.

В той лавке, где любил бывать герцог, я не нашел торговца, о котором говорила Лучия — этот выглядел иначе, чем описанный ею.

Я, все же, стал расспрашивать его о замковых легендах и, в особенности, о преданиях рода Брэда. Он заинтересовался, понимающе кивал, и стал рассказывать. Оказывается, он перекупил эту лавку у того человека. И он знает об одной любопытной легенде — ему передали ее устно заезжие сказители. Эта легенда повествует о демоне, заключенном в замке Брэда.

В ней говорится о том, что давние времена, когда рыцари носили еще тяжелые двуручные мечи, а жены их только черную одежду, был человек по имени Никола Брэд. Он получил в наследство от отца недавно отстроенный замок, но время было неспокойное — постоянные набеги и грабежи смотлов, войны Ларотума с Гартулой и Акабуа. Было много опасности со всех сторон. Случилось так, что, пока Никола был в военном походе, его крепость, в которой находились жена и дети, взяли в осаду. Когда он вернулся домой, то увидел, что замок его скоро рухнет. Один Волшебник подсказал ему, что поможет пленить страшного демона пенктаграммой, в обмен на его жизнь. Жена и потомки уцелеют, а демон навсегда станет защитником Замка. Граф не поверил ему и спросил, как узнает он, выполнено ли обещание, если умрет. Тогда волшебник сказал, что сначала он покажет чудо, а потом настанет его очередь сдержать слово и показать свою доблесть, расставшись с жизнью любым угодным ему способом. В случае, если граф нарушит слово, весь его род ждут бесчисленные беды. Положение было таково, что тянуть с решением не представлялось возможным. И Никола Брэд сказал, что вступает в сделку. Они скрепили ее рукопожатием, замешанным на крови, и принесением клятвы. После, Волшебный Человек прошептал слова заклинаний, из недр земли выскочил страшный демон и в тот же миг обратил враждебные войска вспять. Осажденные облегченно вздохнули, всеобщее ликование. Молодая жена счастливо кинулась на грудь своему супругу, на лице которого играла мрачная улыбка.

Он испросил у Волшебного Мастера позволения поговорить с верным другом. В кратких словах он просил его заботиться о семье. Тот удивленно смотрел на него, не понимая, зачем им прощаться. После граф показал своему юному старшему сыну, как осуществить заклятие, которому его научил Волшебный Мастер, для вызова демона, взяв с него слово для пустого развлечения его никогда не использовать, а далее, поцеловав его по-отечески, отпустил и стал прощаться с женой. Но ни ее молодое красивое тело, ни сказочная красота, ни заплаканные глаза не разубедили его нарушить клятву. И он пришел к Волшебному мастеру со словами — вот он я, берите мою жизнь и поскорее, ибо дальше медлить нет сил. Волшебный Мастер удивился: почему тот так спешит умереть, и рыцарь горько воскликнул: будь я на войне — смерть не так была б горька, как сейчас в кругу родных и близких.

На минуту продавец древностей замолчал, но проникновенный его рассказ до чрезвычайности тронул меня. И я нетерпеливо спросил:

— Ну и что же было дальше?

— Дальше, конец легенды рассказывали на разный лад. Кто говорил, что волшебник расчувствовался и сделал его бессмертным, кто говорит, что он бросился вниз со стены замка, кто-то придумал, как он бился со страшным драконом, на которого его вывел все тот же волшебник, и совершил еще много других подвигов, никогда не встретившись более со своей любимой женой. Это же сказание, сами понимаете. Но говорят еще, что Никола получил от того Волшебника не только способность руководить демоном, но еще много всего заключенного в некой книге.

— Были ли какие-то упоминания о том, что кто-то позже использовал эти заклятия?

— Вот уж не знаю, — покачал головой мой собеседник.

Вернувшись, я приступил к тренировкам с моей доблестной пятеркой, выкупленной у их безответственного командира.

Они должны были, сменяя друг друга попарно, охранять покои герцогини ночью, один же из них — будет следовать за ней попятам днем. Конечно, этого может быть недостаточно, чтобы уберечь герцогиню, но ничего другого я пока придумать не мог. У меня не было возможности находиться при Ивонне неотлучно, потому что, кроме всего, я хотел выйти на след злоумышленника, а значит, надо было предпринимать какие-то действия.

С самого начала я искал возможности приблизиться к Шпаору. Я был уверен, что он что-то знает, что-то затевает, и мне хотелось знать: что.

Найти подход к Павелию оказалось непросто. Он практически всегда был окружен своими людьми.

Сваготен, как обещал, уговорил Шпаора устроить праздник. Да и повод подвернулся подходящий: каждую осень в тех местах проходило древнее языческое торжество с карнавалами, пирами, соревнованиями. Знать тоже не брезговала этими увеселениями и проводила их с большим размахом. Фейерверки, парадные обеды, танцы, маски — все это затевалось и на этот раз.

Ивонна заказала себе и фрейлинам роскошные наряды. Шпаор ей натянуто улыбался, и вроде, между ними воцарился мир. Решено было устроить маскарад в Старшей Сестре, где, проживала сейчас Ивонна. Хотя зал для приемов там был небольшой, а на праздник предполагалось пригласить многих окрестных дворян и некоторых гостей из Мэриэга. В первый день предполагалось сначала устроить фейерверк на площади и представление приглашенных актеров, а позже продолжить в Замке: танцы и ужин.

Ивонна очень суетилась. Элинья Лагу была сама не своя от счастья: в последнее время она очень скучала. Я подумал, что будет удобный случай воспользоваться плащом и приблизиться к Шпаору.

Я накинул плащ, застегнул пряжку и, прихватив карнавальную маску, направился в парадный зал. Но когда я смело подошел к группе окружившей Шпаора, раздался дружный смех.

— Вы посмотрите на знаменитого телохранителя! — воскликнул один хлыщ Фагуадон. — Я и не знал, что у нас сегодня маскарад старых плащей? Вы ничего смешнее надеть не могли?

— Вы несправедливы, Фагуадон, — сказал с усмешкой Дагеран, — это отличный плащ для приема, на случай внезапного похолодания в этом жарко отапливаемом зале, хэлл Жарра хочет все предусмотреть — это резонно!

— Уж не заболели ли, вы? — вступил в беседу Налабер. — Наверное, в Сафире вам простудили организм, учитывая, как вас там любят!

— Что, нынче мода пошла на пряжки, которые носили еще наши дедушки?

— Нет, наш знакомый решил действовать от противного — привлекать к себе внимание не красивым видом, а, желая выделиться, решил одеваться как можно безобразнее.

Павелий Шпаор наслаждался, слушая весь этот вздор в мой адрес. Даже кончики его усов выгнулись вверх в торжествующей улыбке.

Я отошел от них чрезвычайно сконфуженный. "В чем дело, — думал я, — ведь, не приснилось же мне волшебное действие плаща: я помню: как проверял его в Мидделе. Что если его можно лишь какое-то незначительное время или при определенных ситуациях". Но, к сожалению своему, я не знал: как и при каких. Теперь же, придется действовать по- другому.

Я стоял, растерянный и огорченный, ко мне подлетела кэльяна Лагу и стала весело болтать, приглашая меня принять участие в общем веселье. Заиграла музыка, и начались танцы.

Я равнодушно наблюдал за всем происходящим, и взор мой, скучая, скользил по залу. Это был небольшой, но роскошный зал для приемов. Красные, золотые, черные краски преобладали в витиеватом орнаменте, а также элементы, изображающие диковинных птиц и животных. Роскошные светильники, с огромным количеством свечей, слегка покачивались в такт танцующим. Множество поздних осенних цветов и еловые лапы производили чудный аромат. Все присутствующие время от времени походили к специальному столу с напитками и освежались, было действительно жарко.

Мне так хотелось слышать, что говорят люди Шпаора, что я приблизился к ним на самое кратчайшее расстояние, встав чуть ли не за спинами. Я прислонился к красивой красной колонне, необычно витиеватой формы — много таких же волнистых, но золотых линий сбегало по ней наискосок.

Фагуадон, Дагеран, Налабер и еще несколько человек стояли, закинув ногу за ногу, оттопырив руки с веерами (кто-то завез моду, из-за моря, на веера — и теперь ими увлекались не только дамы, но и мужчины, мне это казалось смешным; я видывал и такие веера, которые можно было использовать как оружие, но, на мой взгляд, это все пустое кривляние). Я очень внимательно прислушивался.

К сожалению, я ничего особо интересного не услышал, кроме глупой болтовни и был бы, наверное, очень удивлен, если бы услышал хоть что-то имеющее смысл.

Один из них, вдруг повернулся и прошел так близко от меня, что чуть не зацепил плечом. Он даже не взглянул в мою сторону, словно меня там не было. Я уж было подумал, что плащ начал действовать, и вплотную подошел к той же группе — они меня снова увидели и удивленно уставились на меня, не понимая, что мне нужно.

"Что за ерунда!" — подумал я и больше не стал надеяться на волшебные свойства плаща.

На празднике присутствовал маркиз Гиводелло вместе с супругой. Они приехали в замок Брэда, аж из самого Мэриэга. Только вот у меня сложилось впечатление, что человек этот уделял все свое внимание не прелестной хозяйке, а ее мужу. Весь вечер они практически не расставались, о чем-то без конца перешептываясь, и это стало выглядеть уже просто неприличным. Жены их не выдержали, и увлекли танцевать.

Вечер не принес никаких открытий. Я все думал: почему погибла Эвеста Тельбусо? Ведь она не была похожа на герцогиню — их не могли перепутать. Да и за герцогиней не замечалось, чтобы она совершала вылазки на крепостную стену.

Я стал расспрашивать служанку Асасиру. Оказывается, раньше она прислуживала Эвесте, до того как заменила погибшую девушку прислуживавшую кэлле Ивонне.

И она догадывалась, что Эвеста не равнодушна к Дагерану из свиты кэлла Шпаора. Этот молодой дворянин обладал смазливой внешностью и бойким языком — он умел угождать дамам. У них точно был роман. Асасира знала, что у Эвесты был тайничок, в котором она прятала записочки от любимого.

Я спросил ее: не могу ли я взглянуть, где находиться этот тайничок.

— О конечно! Он находится в розовом пуфе погибшей девушки.

— Мы можем пройти в ее комнату? — спросил я Асасиру.

— Теперь ее занимает другая фрейлина, кэльяна Лагу, — задумалась Асасира. — Но я могу провести вас туда, когда она уйдет на прогулку.

— Отлично!

Мы проникли в комнату Лагу, как и обещала Асасира.

Изящный розовый пуф, обитый мягкой бархатной тканью, со складками и бантами стоял у зеркального столика, заваленного пузырьками и помадами. Я взял его в руки. Покрутив и перевернув его вниз сиденьем, я отыскал пружину в складках одного бантика, нажав на нее, я заметил, что крышка сидения поддалась: я повернул ее по часовой стрелке — она легко снялась, и внутри я увидел тайник, о котором говорила Асасира, действительно, служанки знают все о своих хозяйках!

— А ты сама не пыталась открыть его?

— Пыталась, — огорченно сказала моя ночная фея.

— Сейчас любопытство твое будет удовлетворено, — усмехнулся я.

Внутри была красивая шкатулка, а в ней — куча всяких женских глупостей: пряди волос, надушенные письма от подруг и Дагерана, в которых, в сущности, не было ничего компрометирующего, одни ахи, вздохи, но вот одна писулька привлекла мое внимание: это было незаконченное письмо Эвесты к сестре. И вот что там было написано:

"…дорогая сестричка, я знаю: ты осуждаешь мои тайные встречи урывками под деревьями и на старой башне, но прошу тебя проявить снисхождение — ты понимаешь, что рано или поздно родители подыщут мне подходящую партию, и счастье мое сразу закончится, а пока, я наслаждаюсь им в полной мере. Вот и вчера, я встретилась с милым Дагераном в Главной Башне, закрытой для всех, потому что в ней сейчас идет ремонт; Дагеран знает туда особый вход, и мы миновали охрану. Нами была избрана для уединения галерея смежная с Большим Залом. Не буду рассказывать о том, как мне хорошо было в объятиях любимого, тебе это известно не хуже меня: о твоих встречах с Т. наслышаны все — вдруг, мы услышали шаги, и, бежать было некуда, мы спрятались в одной нише.

В галерею вошли Советник Сваготен и кэлл Шпаор — я узнала их по голосам. И между ними произошел такой чудной разговор. Советник сказал, что все устроено и скоро их план осуществится, что на днях должны привезти колонны, и горючий порошок сделает свое дело; надо лишь дождаться Дня Посвящения в члены Ордена Серебряного Замка.

Они ушли, а меня так позабавил их разговор, что я стала расспрашивать Дагерана, но он внезапно стал холодным, и я связываю это с тем странным разговором, услышанным нами, он сказал, что сейчас нам необходимо расстаться. Мы, расцеловавшись, договорились встретиться утром в нашем обычном месте. Вечером я задумалась, и хотела уже пойти рассказать все герцогине, но меня сморил сон, поделюсь с ней позже, хотя трудно будет объяснить, что я делала в Главной башне.

Ну ладно, милая сестричка, я не заканчиваю письмо, продолжу завтра после свидания с любимым".

"Интересное письмо, — подумал я, — осталась лишь выяснить, что имелось ввиду".

Я оторвался взглядом от письма и встретил любопытный взор Асасиры:

— Ну, что там? Вы расскажете мне, наконец?

— Послушай, Асасира, скажи, что тебе дороже: узнать, о чем писала покойная Эвеста, или пара кружевных косынок из лучшей лавки Сафиры? А в приложение к ним один золотой бааль?

— Ах, вот, значит, вы какой!

— Какой — такой?

— Ну ладно, — насупилась девушка, а потом вдруг рассмеялась, — а когда я увижу свои косынки с денежкой?

— Сегодня ночью ты увидишь дукат в своей постельке, а подарок привезут через несколько дней — я сегодня же пошлю за ним.

— А вас я увижу в своей постельке? — игриво спросила девушка.

— А то! Но ты должна хранить молчание о том, что мы тут делали.

На этом и порешили. Мы оба выполнили свое обещание, оставшись довольными друг другом.

Я раздумывал о находке в тайнике несчастной Эвесты. Было ясно, что записанные ею слова Сваготена о колоннах имеют отношение к ремонту в Главном зале.

Но о каком горючем порошке он говорил — было неясно. Если это порох, то, как они собираются использовать его. Неужели они замышляют взрыв? Каким образом можно все устроить? И почему говорилось про День Посвящения? Я спросил о нем у Ивонны.

— О, это знаменательный день. Орден Серебряного замка был учрежден еще предками Брэдов. Собираются только посвященные, в основном, это жители нашей провинции, поочередно, в каждом из замков, принадлежащих им. Поскольку, я наследовала права отца, то фактически сразу стала одной из них. Эти встречи особые — на них мы обсуждаем важнейшие заботы провинции, решаем: кому необходимо протянуть руку помощи, и даже некоторые отношения с Мэриэгом! — с гордостью сказала Ивонна.

— Вы не могли бы огласить список участников Собрания?

— Могу. Но почему вы этим интересуетесь?

— Вероятно, этот день избран вашими врагами для того, чтобы нанести решающий удар. Но я полностью в этом еще не уверен. Мне нужны доказательства.

— Я верю вам, Жарра, — тихо сказала герцогиня. — Но может тогда нам следует отменить встречу?

— Не спешите. Я хочу разобраться с этим. И кто знает, может нам будет на руку ваше собрание. Скажите, а пирский мрамор уже привезли?

— Да.

— Вы не спрашивали мужа, как будет выглядеть новый потолок?

— Он сказал, что мраморные плиты украсят свод потолка на изящнейших колоннах. Такая мода во дворцах…

— Но ведь мрамор очень тяжелый материал. Как он будет удерживаться у вас над головами?

— Боюсь, это не наша забота, а зодчего, который руководит всем. Про него говорят, что он хороший мастер.

— Как скоро установят колонны?

— На днях. Я слышала от Советника. И скоро мы отпразднуем это событие.

Копаясь в свитках, я обнаружил один: он рассказывал о строительстве замка и о том, как задумывался план всех помещений. Я наткнулся на план подвальных помещений в башне под названием Средняя Сестра, и на одном участке была сделана пометка "семейный архив". Я стал разбираться и выяснил, что он находится рядом с бывшим винным погребом.

— Им давно уже никто не пользовался, — объяснила мне Ивонна, — насчет предполагаемого архива она покачала головой, и добавила, — мне кажется, что пометка на свитке сделана свежими чернилами.

Но я решил проверить. И прихватив с собой свечу и ключи у сенешаля, потому что в Средней Сестре никто не жил, отправился на свои исследования. Я разыскал старый винный погреб, про который все давно забыли.

С трудом, отворив древнюю дверь, я проник в помещение с очень низкими потолками, деревянным полом и, о чудо! — с большим количеством бутылок на полках, обнаружив также с десяток старых бочек. Никакого выхода в архив я там не увидел. Зато решил, что необходимо проверить, как сохранилось вино. Наверное, за столько лет оно превратилось в уксус.

Я взял первую попавшуюся бутылку, вскрыл пробку, и поднес бутыль к носу: пахло вполне приятно, густой терпкий аромат хорошо выдержанного вина. Я сделал глоток: пошло неплохо. Видимо, это старое вино в глухом подвале ударило мне в голову, потому что я перепробовал еще с десяток бутылок, проверяя качество напитка. Закончилась моя дегустация, как и полагается: богатырским храпом на полу погреба.

Не знаю: сколько я проспал, но, придя в себя, я обнаружил весьма неприятную вещь.

Едва я поднялся, как захотел сделать глоток свежего воздуха и направился к выходу из подвала. Но моему блуждающему взору предстала плотно запертая дверь. Я точно помнил, что не закрывал ее, но она была не просто прикрыта, а точно заперта снаружи! Я стал колотить по ней, но безрезультатно! В двери не было замка, и запиралась она либо снаружи на засов, либо изнутри тем же способом. Довольно неудобная система, надо сказать — ведь если бы обитатели замка прятались в погребе от врагов, то те могли их там запереть, и они не вышли бы. Разволновавшись, я почему-то тогда не развил эту мысль, а зря, ведь если бы я подумал сразу, то понял, что в таком случае, если жители замка не дураки, они должны были предусмотреть путь выхода из подобной ловушки. Но эта мысль пришла в мою голову позже, а пока я думал над тем, как выломать дверь. На удивление, я разыскал, металлический стержень, которым можно было орудовать наподобие лома, и часа два трудился, как последний идиот, высаживая им дверные петли. К сожалению моему, наши предки строили на совесть — ну да, они ведь предусматривали возможность осады и прочие катаклизмы. Все же, мне удалось ценой неимоверных усилий взломать эту дубовую крепость. Но тут я приуныл еще больше. И не только приуныл, но еще испугался! За обломками двери я обнаружил кое-что похлеще: свежую кладку кирпича. Интересно, сколько рядов его было уложено? Что за старательные мастера-"золотые руки" проживают в этом замке? Сначала они портят прекрасную старинную лестницу, по которой без всякого риска для жизни пробежало не одно поколение Брэдов, потом они взялись замуровывать винный погреб с нетрезвым человеком — (вот вам наглядный пример вреда пьянства!), даже не подумав о ценности содержимого.

Теперь я рассердился не на шутку. Но глупо сердится на кого-то, когда его нет рядом. Это, все равно, что лопатой гонять воздух. Поэтому, кое-как совладав со своим гневом, я впал в глубокие раздумья.

Надо было выбираться; идея ломать кладку мне не улыбалась: неизвестно: что за ней. Я решил внимательно осмотреть помещение. Было порядком темно, а свеча моя погасла. Но у меня оказался в сапоге дежурный кремень, и я высек искру. Как заправский узник, отсидевший много лет в катакомбах, я лез по стенам, руками ощупывая их, буквально прогладив поверхность каждой стены. Я не нашел никаких трещин или разломов: стены были почти монолитные. Я разочарованно присел на пустую бочку, кругом валялись опорожненные мной бутылки. Махнув на все рукой, я взял новую, еще неопробованную мной, пузатую бутылку и открыл ее. Я погасил свечу, решив, что надо ее беречь и не палить всю сразу, и пока устроил себе отдых. Но, то ли вино в этой бутыли оказалось другого сорта, то ли от усталости и страха, я потерял равновесие, меня понесло в сторону. Я налетел на группу отдельно стоящих бочек, и, ломая свои бока, покатился по ним: какие-то из них были пустые, какие-то полные, одна из них перевернулась и потянула скрытый механизм. Раздался страшный скрип и лязг. Что-то зажужжало и завыло — все это шум, который производят все старые механизмы. Мне пришлось снова искать свечу и высекать огонь. То, что предстало моим глазам, было значительнее всяких описаний!

Я не увидел одной стены — она просто уехала в сторону. Вместо нее был темный провал.

Я был так ошеломлен, что не сразу сделал шаг, подземный коридор вел куда-то в глубь замка: я, осторожно пригибая голову, пошел по нему. Он разветвлялся на три рукава, два из которых вели вниз по лестнице, третий — наверх. Я интуитивно избрал тот, что вел наверх. Эта лестница привела меня из подземелья, самое меньшее, на второй этаж Старшей Сестры. Я попал в маленькое помещение, которое соединялось с какой-то комнатой. В принципе, я мог уже выбраться оттуда, но счел необходимым обследовать другие рукава подземного хода и вернулся к исходной точке. Далее, я избрал один из путей, что вели вниз: он шел бесконечно долго, сначала спускаясь, затем более- менее ровно, но бесконечно долго, и вывел меня за внешнюю крепостную стену. В этом не было ничего удивительного. Во многих замках делались такие ходы на случай осады. Мне снова пришлось вернуться. Немного передохнув, потому что ходьба в полусогнутом положении под землей слегка измотала меня, и, утолив свою жажду вином, я ринулся в новое путешествие. Надо сказать, приятного в этом было мало: пахло плесенью и землей; к тому же, я боялся завалов; время от времени пробегала какая-то живность, и под ногами было скользко и сыро.

Ход этот, углубившись под землю, вдруг выровнялся и пошел довольно извилистым образом. В некоторых местах я заметил двери: интересно, что там? — подумал я, и тут же холодная мысль прожгла меня до пяток: а что, если там хоронили узников!

Я прибавил шагу. Но мне снова пришлось набирать высоту, так как я уперся в новый коридор с лестницей, заблокированный стеной, к счастью, я уже имел опыт не пасовать перед тупиками, и заправским способом отыскал пружину. И ход привел меня, как я позже понял, в башню Младшая Сестра, в которой проживал муж герцогини, а что самое приятное, потайная лестница эта привела меня к самым покоям Шпаора, в одну маленькую укромную комнату. Интересно, что в планах найденных мной в куче свитков таких коридоров не было — конечно, ведь они были засекречены: мастера, строившие их, уносили тайну в могилу. Знал ли старый герцог про них? Знает ли Ивонна? А самое главное: знает ли Шпаор?

Осмотревшись в этом пенале, я не увидел ничего интересного кроме красивого витражного стекла на самом верху. Тут была даже предусмотрена узенькая вертикально стоячая лесенка, для тех, кто желает подсматривать. С раздражением подумав о том, что мне придется шпионить, вскарабкавшись, я заглянул в выпуклый глаз — окуляр в лепестке витражной розы/он еще и вращался в нужную сторону, он еще и увеличивал изображение (интересно, во всех ли спальнях и кабинетах дворца есть такие приспособления?) Сейчас я не увидел ничего любопытного, кроме слуги герцога, взбивающего подушки — вся комната была как на ладони. Можно было не только смотреть, но и подслушивать. Я решил, что в это время суток Шпаор вряд ли окажется здесь.

И вернулся в свой погреб. Мне надо было решить: каким способом, и каким путем выбраться из него. Лучше это сделать ночью, когда все спят, выходить за крепостную стену нет никакого смысла, мне будет непросто войти в город через ворота. К тому же, у меня созрел один план:

Я решил тайком переговорить с герцогиней и некоторое время провести в своих катакомбах — так можно кое-что выяснить. Значит, надо вернуться в Старшую Сестру, в которой проживает герцогиня — там меня ждет помощь. И я снова отправился в путь. Я добрался до новой потайной комнаты, но ничего там не увидел, это была просто комната, без потайных глазков. И мне пришлось отворить дверь. Я попал на этаж, занимаемый герцогиней — это было уже хорошо, и вышел я в тот самый коридор, в котором погибла девушка-служанка. Я пробрался, с подозрением глядя себе под ноги, в коридор с жилыми комнатами. Было, на удивление, тихо: ни слуг, ни хозяев. Я на цыпочках подошел к покоям герцогини и заглянул внутрь. Рядом с кэллой Ивонной сидела служанка. Они занимались рукоделием. Вскоре служанка попросила разрешения выйти и направилась к выходу — я отпрянул. И спрятался за полотном плотной занавеси, кстати, как же я раньше не подумал — за этой занавеской может прятаться злоумышленник. Надо будет сказать об этом герцогине. Пока служанка отлучалась, я проскользнул в комнату.

— Льен? — герцогиня испуганно встала. — Где вы пропадали? Мы вас обыскались! Что произошло? Вы такой грязный! — она удивленно оглядывала мой подпорченный костюм.

— Я вам все объясню, но сначала позаботьтесь о том, чтобы нас никто не видел и не слышал.

— Конечно, — она вышла в коридор и позвала служанку, сказав ей, что будет отдыхать, велела никого не впускать в ее комнату.

Она вернулась и закрыла дверь на ключ.

Я все по порядку ей рассказал. По мере того как я ей рассказывал, зрачки ее глаз все больше расширялись: во взгляде ее были и испуг, и восхищение.

— Это возмутительно! Кто посмел сделать это! Я немедленно подниму всех на поиски преступника.

— Постойте, не надо спешить. Поднять шум мы всегда успеем. Кстати, где ваш муж?

— Он уехал по соседству, его позвали на пир, я сказалась больной.

— Это превосходно! То, что вы оказались дома, — поправился я. — Понимаете, у меня возник один план, и я хочу поделиться с вами.

— Я внимательно вас слушаю — говорите!

И я ознакомил ее со своим планом. Мы договорились сделать так, чтобы все думали, будто я пропал. На это время я посоветовал герцогине приставить к себе того верного стража с ворот, чтобы находился при ней неотлучно. Я же пока поживу в погребе, если она предоставит мне некоторые вещи: одеяло, сухую солому, с десяток толстых свечей и съестные припасы, то я смогу вполне сносно продержаться несколько дней.

— Конечно, вы отлично придумали! — горячо сказала Ивонна, глаза ее блестели как у опытной заговорщицы.

Кстати, про ход она не знала, ей был известен лишь другой ход, вполне прилично обставленная подземная галерея, ведущая в Главную башню — они все ею пользовались для сообщения, чтобы в холодное время не выходить на улицу.

— Шпаор? Вряд ли, — покачала она головой на мой вопрос о том, знал ли ее муж.

Я снова ушел под землю, с вещами, перечисленными мной и так необходимыми любому узнику. Но спокойно ночевать мне в тот вечер не пришлось, так как вернулся объект предполагаемых наблюдений. Я весь вечер дежурил в потайной комнате, и чуть было не свалился с лестницы, задремав ненароком. Но ужасный шум прервал мой отдых, подобный отдыху певчей птицы на жердочке.

Это ввалился пьяный Шпаор со своей свитой. Они громко смеялись, обсуждали окрестных дворян, прелести их жен и дочек, и вели разные недостойные речи. Я услышал и кое-что предназначенное для меня

— Послушайте, кэлл Шпаор, как хорошо, что мы избавились от этой мерзкой ищейки Жарры! — радостно воскликнул Дагеран.

— Да, он получил свою порцию гостеприимства от замка Брэд.

— Подвела парня любовь к дармовой выпивке! — загоготал Налабер.

— Он просто одержимый был какой-то: носился повсюду, везде совал свой нос. А эта личная гвардия герцогини, которую он каждый день дрессировал!

— Помолчите, Фагуадон, мне надоело слушать и говорить об этом. Герцогиня всерьез больна паранойей.

В разговоре этом не было ни одной светлой мысли, ни одной интересной темы не прозвучало за битых два часа.

Надо признаться, я порядком заскучал сидя под землей. Потому что, Шпаор днем уходил из своих апартаментов, и делать там мне было нечего. В это время я либо дремал, либо блуждал по подземным лабиринтам. Меня и пугали и притягивали одновременно закрытые двери в одном из коридоров — уж очень я не люблю скелетов! — но любопытство все же пересилило страх, и я полез в одну из них, не так-то это было просто — все отсырело и проржавело-пришлось воспользоваться уже испытанным способом: орудовать ломом.

За первой дверью я не нашел ничего — просто кладовка! Зря возился. За второй я нашел действительно скелет, я с ним вежливо поздоровался и аккуратно прикрыл дверь, стараясь не потревожить духа. Со следующей — мне повезло еще меньше: там была свалка черепов — возмутительно! Но тут, во мне взыграл какой-то нездоровый азарт: я слышал от хэлла Энгрика о том, что в старину, в Кильдиаде, на места старинных кладов специально выкладывали такие трофеи, чтобы отпугивать воров. И я решил не церемониться с предками, выкинув их, как мячи, из своего укрытия. Я, к радости своей, на самом деле нашел ларец — вот это да! Это была интересная шкатулка с секретом, и я прихватил ее с собой, перед уходом наведя порядок на месте ее нахождения.

Я все думал, почему третья комната оказалась пуста, и решил еще раз осмотреть ее, было странно, может ее берегли для нового трофея? Я осветил ее свечой: и разглядел на полу что-то вроде люка, я потянул крышку, и сверху выехала полка, на ней лежало несколько книг, покрытых плесенью и пылью, я долго потом чихал, переворачивая страницы. Странно, что от одной из них исходила какая-то странная сила — у меня даже свечу задуло, и, читая ее, я странным образом волновался, словно предчувствуя что-то. Мне в руки попала книга магических заклинаний.

Я аккуратно открыл ее по середине: пальцы мои почувствовали холод, поднеся свечу, я увидел знакомый рисунок. Та самая звезда, что была на ковре в кабинете герцога!

Очень древним языком — половину слов я едва понял, в ней рассказывалась легенда, и описывался способ вызова семейного демона. Нужна была капля крови члена семьи, но только по мужской линии — она должна была упасть на пенктаграмму, перед этим требовалось произнести соответствующее заклинание из книги.

Самым сложным теперь было уговорить мою хозяйку дать разрешение на участие в этом ее сына Унэгеля.

— Вы сошли с ума! — воскликнула Ивонна, когда я рассказал очередной план. — Она с удивлением и каким-то недоверием крутила книгу в руках, но то ли оттого, что книга и впрямь была волшебная, то ли повинуясь каким-то инстинктам, она вдруг притихла и сказала:

— Я подумаю. Нас ведь все равно не оставят в покое?

Я кивнул ей в ответ.

— Как долго придется мальчику добираться до замка?

— Неделя пути.

— Я советую вам вызвать его, а вы пока решите, что делать.

С трудом преодолевая сомнение, герцогиня дала свое согласие.

Я несколько раз проникал по подземным переходам в Главный Зал, осматривая фрагменты работ, близящихся к завершению.

Но никак не мог понять: каким способом Шпаор и Сваготен замышляют убийство. Слова о колоннах и горючем порошке не давали мне спать спокойно. Я почти не сомневался, что Шпаор задумал убить свою жену. Мне было только непонятно: какую цель преследует Сваготен — ясно, что он старался не для себя, а выполнял чей-то приказ. И я снова осматривал место предполагаемой встречи. Колонны стояли уже на своих местах и подпоры поддерживающие мрамор, действительно великолепный, уже убрали, шла отделка стен Зала и они обещали быть роскошными.

На полу, возле колонн я обнаружил какой-то порошок. Я поднес его поближе и стал разглядывать: у меня возникло предположение, и я решил его проверить: я поднес свечу к колонне и со всех сторон внимательно осмотрел ее снизу до верху — вот оно! Я не поленился приставить лестницу, чтобы доказать свою теорию. Примерно в середине я нашел следы тщательно сделанных заплат. Их было почти невозможно заметить, но у меня это получилось, потому что я искал. Поверхность колонн в двух местах с противоположных сторон была нарушена. Кто-то выточил в ней глубокие отверстия. Оглядев тяжеленные мраморные плиты над своей головой, я понял теперь слова о горючем порошке.

Я вернулся к себе чрезвычайно взволнованный. Беспокойство не давало мне усидеть на месте, и я снова и снова блуждал по подземным галереям. Обследуя стены в башне Младшая Сестра, я обнаружил еще несколько потайных комнат. Двери в них были сильно повреждены временем. Мне удалось открыть одну из них — она привела меня в комнату Сваготена! Это было редкой удачей.

Я начал следить за Советником, и терпение мое было вознаграждено. Подглядывая за Сваготеном, я увидел, однажды, как он развлекается на досуге:

Проговаривая шепотом какие-то заклинания, он выбрасывал вперед руку с вытянутыми и сжатыми вместе двумя пальцами, на одном красовался безобразный перстень громадных размеров (я давно его заприметил) и от жеста его, свечи вспыхивали ярким пламенем, в камине начинал шуметь огонь.

— Так вот оно что, — прошептал я, — ты маг или знаком с магами.

И я плотнее прижался к стене поддерживающей меня. В тот миг я думал, почему Советник не чует меня, волшебники обычно отличаются особой чуткостью. Но я вспомнил, как мне удалось следить за двумя ночными магами в заброшенной деревне, и я почувствовал странное волнение. Я вернулся к своим наблюдениям.

Более всего меня удивило другое занятие Сваготена, которому он предавался с удивительным постоянством: его разговоры с черным вороном, который жил у него в клетке.

Позже я понял, почему Советник совершал свои монологи перед птицей: как и все коварные люди, он не доверял в этом мире никому, но потребность высказаться, излить свою мрачную душу у него оставалась.

В пустой темной комнате, наедине, его речь звучала почти дико. Холодный неприязненный голос вызывал впечатление безумия, и по началу я не понял к кому он обращается, называя его Карлайл.

— Ну что, добрый Карлайл, дело наше близится к завершению: осталось ждать совсем чуть-чуть и мрамор опуститься им на головы — никакой демон замка не придет на помощь.

Да, король будет мной доволен. Чудак, жалкая марионетка, вообразивший, что он может тягаться с магами. С теми, кто его сотворил, как личность, воспитал, вскормил, дал защиту — этот жалкий пузырь хочет тягаться с нами! Это даже не смешно! Это скучно! Вот ведь и привязалась ко мне это выражение от проклятого интригана Мараона.

(Мараона?! Не тот ли Мараон, что перевязывал мне рану и пел свои песни? Что могло бы их связывать?) Мысли мои лихорадочно носились, а между тем Сваготен продолжал свои причитания:

— Если бы ты знал, Карлайл, как мне все надоело здесь, в этом дьявольском замке — темном и унылом.

"Странно, мне он таким никогда не казался", — подумал я, — наверное, это зависит от настроения человека: и золотые покои могут показаться мрачными человеку с такой мрачной душой и, словно, в подтверждение моих слов он сказал:

— У меня унылое сердце: я устал искать совершенство в этом мире — все скучно, Карлайл, как долго мы с тобой живем на этом свете! Но жизнь не отпускает меня. Вот и теперь, она вовлекла меня в новое дело. Я не могу расстаться с ней, Карлайл! — вдруг страшно задурачился Сваготен, он вел себя как сумасшедший, менял голос, строил рожи, как будто сам смеялся над собой. Мне стало ясно, что человек этот сильно ненавидит себя самого, поэтому он говорил с птицей. Мне пришлось дальше вслушиваться в этот бред.

— А ведь началось наше дело с чьей-то небрежности. Потомки Николы настоящие олухи: доверить переписчикам столь важный манускрипт — кто-то сделал копию заклинания и сам, потом, утратил ее.

А я, как истинный знаток и любитель древних текстов, подобрал этот свиток в куче других запылившихся свитков, в лавке старого Антонина — чудак и не знает, чем торгует — боги нарочно выбрали такого глупца для своих проделок!

При этих словах Сваготена что-то кольнуло мою память, мне показалось, что я прежде где-то слышал это имя.

— Один Жарра развлекал меня в этой дыре — чудак, он думал, что сможет обвести меня вокруг пальца. Пришлось подкинуть ему свиток с указанием на старый архив, вот уж пришлось порыться этому глупцу в винном погребе! Жаль, конечно, хорошего вина, но что поделать! Зато теперь он, уж точно, никуда не выйдет.

Плохо, что мне не удалось отыскать книгу заклинаний — она была бы очень кстати — но не перекапывать же весь замок. Да, наш магистр что-то затевает, что-то грандиозное, и очень плохо, что меня нет сейчас рядом с ним. Эти прохвосты, Нермин и Шунжак, опять сумеют заслужить внимание магистра и поднять свой уровень за счет его знаний.

Исповедь Сваготена сильно озадачила меня. И я долго раздумывал над смыслом сказанного. Вся его речь так четко врезалась в мою память, что я мог повторить ее слово в слово.

Вскоре тайно встретившись с Ивонной, я узнал радостную новость о том, что домой вернулся Унэгель.

Я обрадовался, увидев, как подрос Унэгель. Он стал высоким крепким мальчиком с ясными улыбчивыми глазами и светлой шевелюрой.

Кэлла Ивонна поведала ему о наших планах и взяла слово хранить молчание. Лицо мальчишки сияло оттого, что его приняли в таинственное, опасное, взрослое дело.

— Я вижу: ты не боишься принять участие в нашем приключении? Хочу предупредить тебя, что сам не знаю точно, как все будет, а меня неизвестность пугает. Ты должен отдавать себе отчет в том, что делаешь — это не игра.

Кажется, сейчас до мальчика дошло, что ему предстоит, и он сразу сделался серьезным:

— Я немного боюсь. Но ведь я — рыцарь! Я сын своего отца, внук своего деда, а они были смелыми людьми. Я не должен бояться, да? — и он с надеждой посмотрел мне в глаза.

Я расчувствовался от его доверчивости и, проглотив комок в горле, сказал:

— Страх — самое сильное оружие — он убивает лучше любого меча, но есть еще другое, то, что сильнее страха — это любовь к своим близким. Ты — единственный мужчина у своей матери, ты должен позаботиться о ней!

— Я знаю, — тихо сказал Унэгель, — я все сделаю как надо.

Мы решили воспользоваться все тем же ковром с пенктаграммой — раз он уже однажды сработал, то почему второй раз не должно получиться?

Через подземный ход мы проникли в Главную башню. Поднявшись на второй этаж, мы с трепетом вошли в кабинет герцога.

Сквозь окна лил лунный свет, и дорожка его враз падала на ковер. Унэгель крепко сжал мою руку и глубоко вздохнул. Ивонна положила ему руки на плечи и привлекла его к себе, но мальчик выскользнул из материнских объятий и стоял, приоткрыв рот, зачарованно глядя на ковер.

— Ну что ж, пора действовать! — твердо сказал я.

Мы расположились вокруг ковра, зажгли свечи, Ивонна приготовила изящный клинок из римидинской стали — он дрожал в ее хрупкой руке, и я открыл книгу на нужной странице.

Самым сложным мне показалось прочитать заклинание: оно было написано древним витиеватым стилем и трудно выговариваемым языком — надо было не сбиться и повторить отдельные строки нужное число раз, надо было капнуть воском на свою ладонь, и повернуться против часовой стрелки тоже в определенных местах, а еще, я вкладывал в это действие всю свою веру, на которую был способен — только так, мы могли доказать: как погиб герцог.

Закончив читать, я взял руку мальчика в свою ладонь и сказал: не волнуйся, все будет хорошо. Ивонна дрожащими руками передала мне клинок, и я легким взмахом сделал надрез на ладони Унэгеля. Тяжелые капли крови упали на ковер, Унэгель пронес руку над всей пенктаграммой и громко сказал:

— Демон, страж Дома, появись!

Все силы души, вся энергия вложенные нами в это действие, не пропали даром.

После сказанных Унэгелем слов, что-то зашевелилось и комнату заволокло темной пеленой, свечи погасли. Ивонна слабо вскрикнула. Когда же тьма рассеялась, лунного света, словно прибавилось: комната была полна им. В самом центре пенктаграммы стояло нечто! Это был и не зверь, и не человек, хотя силуэт его был вполне человеческий. Три красных глаза смотрели недобрым взглядом, трудно объяснить, что у него была за шкура, но она приходила в волнение, когда демон сердился или радовался. Отвратительный вид дополняли страшные когти на нижних конечностях. В одной лапе он сжимал грозный посох, один конец которого был заострен, а другой выглядел как трезубец. Он встряхнулся, словно на нем была вода, и целый сноп холодных искр полетел в разные стороны от этого движения. Мороз прошел по моему телу.

Хуже всего, что я вдруг стал слышать мысленно все, что происходило в головах Ивонны и Унэгеля, у них был мысленный разговор с демоном. Демона звали Венбул, он сам представился перепуганному обществу.

Он сказал, что знает: почему мы его вызвали. И, вообще-то, ему все ужасно надоели — не дают спокойно пожить в вечности!

— Зачем ты убил моего отца? — испуганно спросила Ивонна Венбула.

— О нет! Кэлла, я и не думал причинять вред потомку Николы — нет! Я вынужден защищать его. Я собирался ему помочь, но он почему-то страшно разволновался и умер! Приходится сожалеть о том, что род Николы вырождается — уж больно хлипкие вы пошли нынче! Допустили до такого безобразия, как покушение. В былые времена, за самую мысль о таком, подозреваемого привязывали к четверке лошадей и рвали на части. А вы теперь ждете, пока вас не изведут всех до единого!

Маленький потомок Николы, — обратился он к мальчику, — ты зря так волнуешься. Пусть твои коленки перестанут дрожать — я поджарю негодяев. А тебе советую учить грамоту и знать нужные заклятия на зубок, а то книги имеют неприятное свойство теряться во времени и пространстве!

Мальчик стал его расспрашивать и демон вежливо отвечал, — и было так странно слушать их мысленный разговор, что я вспотел от напряжения.

— А ты бы не подслушивал, — вдруг обратился демон ко мне, и у меня от его вторжения в мой ум резко заболела голова, словно ее укололи тысячью иголок — не надо слушать то, что тебя не касается — у нас приватная беседа — думаешь, если ты отмечен печатью, то тебе все дозволено — ты еще салага, понял? Ты даже не знал, что в этом замке никакие магические штучки, подобранные на большой дороге, не действуют.

— Как, вы уважаемый Венбул, осуществите свой план по устранению злодеев? — спросил Унэгель.

— А нет никакого плана — это вон у него всю дорогу планы, а я действую спонтанно — раз и готово.

— Ну да, ну да, и у старого герцога удар с перепугу, — подумал я.

— А ты бы помолчал, лучше, дуралей!

Милую беседу пришлось закончить: демон стал сердиться, и непонятная шкура его встала дыбом и от нее снова полетели искры.

"Еще пожар наделает старый хрыч", — снова подумал я, и зря, потому что демону это совсем не понравилось.

— Научись сдерживать свои мысли тупиццца! А то можешь оказаться сегодня первой жертвой! Ладно, отправляйтесь к себе, а я пойду разбираться с вашими заговорщиками. Эх, дети еще свалились на мою голову.

Демон испарился, и я облегченно вздохнул: не ожидал, что демоны бывают такими грубиянами! Хотя чего удивляться: в свое время его пленили, связали договором, не спрашивая его: хочет он или нет, и он вынужден отвлекаться от своих забот, чтобы разбираться с нашими делами. Мне бы, пожалуй, тоже это не понравилось.

— Что нам теперь делать? — прошептала Ивонна.

— Вы же слышали: он отправил нас к себе.

— Я не хочу спускаться подземным ходом, — вдруг заупрямился мальчик, — я, потомок Николы никого не боюсь! Я должен ходить с высоко поднятой головой.

"Чего это стало с ним, — удивился я, — демон, что ли, на него так подействовал", но спорить не стал и сказал:

— Что ж, вернуться можем и обычным путем.

Мы спустились вниз и прошли мимо удивленного охранника. Странно, что он не спал в такое время. Мы пересекли небольшую площадь и хотели уже войти в Старшую Сестру, как вдруг услышали дикий крик, ярко блеснула молния, и раздался грохот.

— Это он из посоха стреляет, — прошептал восхищенно мальчик.

Несколько мгновений спустя снова сверкнула молния, снова раздался крик и загремел гром.

Вдруг пошел проливной дождь. А ведь, была поздняя осень и в пору снегу скоро начать валить, а тут-гроза с дождем!

Мы вошли в замок. Герцогиня разбудила слуг. Велела развести огонь в камине. Послала слуг в Малую Сестру, узнать о здоровье мужа, и приказала служанке принести вино и бокалы.

Мы уселись вокруг камина, и озноб наш стал стихать. Нам даже стало весело от ночного приключения, и мы стали смеяться, вспоминая, как испугались Венбула. Вино окончательно разгорячило нас, и удивленная Севубела Лагу, спустившаяся из спальни на звуки шума, смотрела на нас в полном изумлении.

Тут в зал вошел слуга, посланный к Шпаору. Он выглядел оторопелым и как будто не мог сообразить: как докладывать.

— Ну что, долго ты будешь молчать? — спросила Ивонна.

— Понимаете уважаемая, кэлла Ивонна, ваш кэлл Шпаор…он…

— Говори же!

— Ваш муж умер! Его убило молнией! И Советник Сваготен тоже мертв! Ему сердце прожгло змеей.

— Какой еще змеей?

— У него на сердце лежала мертвая змея. Она укусила его в сердце.

Слуга был в полном потрясении. Не знаю, что его больше сразило: то, что его хозяин и Советник погибли столь странным образом или то, что хозяйка так вовремя послала узнать об их здоровье. Он с чувством некоторого страха смотрел на Ивонну, что ее окончательно развеселило.

— Иди же прочь, — сказала она.

События в замке всполошили всю округу. Павелия Шпаора и Советника Сваготена похоронили с почестями, свита их пребывала в мрачном настроении. Я понял, что дело еще не закончено и назревает новый заговор.

Как ни странно, его зачинщиком стал смазливый мерзавец Дагеран. Я только не мог понять: чего он хочет. Если Шпаор еще по своему положению мог на что-то претендовать, то Дагерану не было никаких шансов для захвата власти.

Но я понял, что заговор этот направлен не против Ивонны, а против меня, прихвостни покойного Шпаора посчитали меня — виновником их неудачи. Вряд ли, они расценивали смерть Шпаора как личное горе, скорее как большую неудачу.

Весь их заговор сводился к тому, чтобы "поговорить" со мной в лесу, на охоте — это осенью то охота!

Но я согласился. Может, это была бравада, но я решил, что будет полезно поразмяться и заодно разобраться со всей этой компанией.

К тому же у меня был некий личный счет к Дагерану — убитая им девушка. При всей моей бесчувственности — нехорошо так поступать с влюбленными в тебя девушками.

К тому же надо было полностью оградить герцогиню Брэд от любых поползновений в ее сторону.

Мы встретились в лесу. Стояла ясная и морозная погода, деревья хорошо прихватило инеем, и из ноздрей жеребцов валил пар, они нетерпеливо перебирали копытами, и всадники были так же охвачены холодом и нетерпением в своем желании перебить друг друга.

Я отправился не один: ко мне примкнули Пушолон и Гартузи со своими людьми, которых набралось человек семь. Группа Дагерана насчитывала человек пятнадцать. Они не ожидали, что я приведу с собой столько людей, и нервно засмеялись, когда увидели наш отряд.

— На какого же зверя вы приехали охотиться с такой толпой народа, хэлл Жарра? — насмешливо произнес Дагеран.

— Вы имеете что-нибудь против? — ответил ему Пушолон в том же тоне. — Все мы здесь отличные охотники на крупного зверя, — это вам не в трактире валить впятером нетрезвого человека, — сказал он, намекая на тяжелораненого Нориленда.

— Что ж, мы не прочь поохотиться вместе.

Мы сошлись строем, но после, разделились на группы — их было больше — и кому-то из нас досталось по два противника. Кто-то среди них фехтовал лучше, кто-то среди нас, но, в целом, силы примерно были равны, не считая численного превосходства.

Я схватился с Дагераном, он кидался на меня как бешеная собака, да еще и острить не забывал.

Все же, мне удалось нанести ему первый удар в область живота, его смягчила кольчуга, он оказался неглубок и важные органы не пострадали, лишь выступило большое красное пятно на светлой куртке, обшитой мехом.

— Это тебе за бедную девушку, которую ты погубил! — сказал я. — Может, скажешь, почему она полезла на стену? Там, наверное, лежала любовная записочка, оставленная тобой, а ты подкрался сзади, чтобы столкнуть влюленную в тебя фрейлину, ведь она стала случайной свидетельницей вашего заговора.

— Ты слишком догадливый и любопытный, придется тебя убить! — рассвирепел Дагеран.

— Нет! Это мне придется тебя убить, гнида.

— Тебе не простят эту дуэль. В Мэриэге есть влиятельные люди, мои покровители.

— Ну, не думаю, что они захотят повторить участь Эвесты Тельбусо. Ты, наверно, хочешь взять опеку над герцогиней Ивонной, поэтому вызвал меня в этот лесок.

Дагеран еще больше зарычал и снова кинулся на меня в новой атаке. Гнев лишь мешает в бою. Дагеран был отличным фехтовальщиком, но перестал рассчитывать удары. Мне удалось заставить его раскрыться, когда он пошел в новую атаку и слегка зацепить его ногу. Он стал покачиваться, но все еще держался на ногах.

Я использовал серию ударов и свой коронный финт, на который Дагеран не смог ответить, и, закончив атаку тяжелым диагональным ударом на поражение, я рассек его туловище сверху вниз.

Секунд пять он стоял, покачиваясь, пока я вытирал кровь с моего меча, потом упал сраженный на землю.

Мне некогда было прощаться с этим мерзавцем, потому что следовало помочь товарищам: им приходилось нелегко.

Пушолона, опытного бойца, сильно теснили два противника. Гартузи был ранен, один юноша из нашего отряда стоял на коленях, схватившись за живот. Остальные бились в горячей схватке.

Я взял на себя одного противника Пушолона. Надо сказать, этот драчун основательно вымотал меня. Он не входил в свиту покойного герцога-консорта, а был приглашенным бойцом. Судя по всему, его участие в драке считалось наиболее важным обстоятельством, которое должно было решить исход в нашем поединке.

Он прекрасно владел мечом и я, едва успевал уходить от его ударов и с трудом отражал атаки. Это был не стандартный воин, а настоящий профессионал. Пришлось мне вспоминать все, чему учил меня хэлл Энгрик, тут все его приемы и тактики пошли в ход. Противник мой был подготовлен ничуть не хуже меня.

Спас меня свет, блеснувший из-за деревьев — солнце вышло так неожиданно и так не по осеннему ярко, что на мгновение враг потерял контакт, этого мгновения мне хватило: мой меч коснулся его горла.

— Выбывайте из драки, или я вас прикончу!

— Лучше прикончи меня, — засмеялся он сквозь зубы. — Анфран Наденци еще никому не сдавался.

Мне почему-то вдруг сделалось жаль этого превосходного фехтовальщика, но пока я раздумывал, случай все решил за меня. В пылу битвы один из бойцов запустил в нашу сторону тяжеленным камнем. Это было совсем не по-рыцарски, зато лаконично и действенно. Мой противник сдался, против своей воли, от удара по голове, ибо камень этот по случайной траектории выбрал целью именно его.

Далее мне пришлось отбиваться сразу от троих. Двое из них умудрились в этой схватке, вместо меня, ранить друг друга, а третий подвернул ногу и, запнувшись, упал.

Я осмотрел поле боя: Гартузи добивал своего врага, несколько противников сидели, тяжело дыша на пеньках, оглядывая свои кровоподтеки, в общем, схватка пошла на убыль, охота убивать друг друга пропала.

Я громко предложил всем уцелевшим мир, с чем не соглашался только противник Гартузи, отчего тот окончательно рассердился и одним ударом зарубил его.

— Получай, гад! — сказал довольный Гартузи, куртка его намокла от пота, одна бровь была рассечена, но на лице была глупая улыбка человека, который довел дело до конца.

Мы вежливо раскланялись с оставшимися в живых противниками, пожелав пострадавшим скорейшего выздоровления. По обоюдному согласию, каждый дал друг другу слово: не мстить за своих товарищей. И, сравняв численное превосходство, потому что враг понес больше потерь, чем мы, все участники схватки, подобрав убитых и раненых, разъехались по домам.

Вернувшись в замок, я несколько дней зализывал царапины. Ивонна измучила меня вконец своей опекой и сердоболием, пришлось ей твердо сказать о своем решении: уехать в Мэриэг. Она сокрушенно вздохнула и лишь попросила провести под ее крышей еще неделю. На это я согласился. Ко мне постоянно забегал Унэгель, с огромным интересом расспрашивая меня о дуэли и о разных моих приключениях, словом, нам было о чем поговорить. Мы очень подружились с этим любознательным пареньком, и однажды у него даже вырвалось:

— Знаете, хэлл Жарра, если бы моя мать захотела завести мне нового отца, то я желал бы, чтобы он был, непременно, таким как вы.

После этих слов пришлось его ругать и объяснять различия в нашем с ним положении: он наследник знатного рода, а я всего лишь рыцарь, все богатство которого — меч.

В один из дней моего безделья герцогиня пожелала меня видеть. Она сообщила мне, что наделенная волей своего покойного отца для принятия важнейших решений в интересах будущего герцога Брэда, она дарует мне титул баронета и небольшой надел земли в ее герцогстве.

С этими словами она протянула мне свой указ, скрепленный печатью, и засмеялась, увидев мое изумленное лицо.

— Я недостоин такой чести, благодетельная кэлла!

— Вы будете вдвое недостойны, если откажетесь. И это не должно повлиять на ваше решение покинуть нас. Вам надо ехать — я понимаю это. Мой отец не пожелал бы для вас лучшей доли. Я всего лишь следую его устремлениям.

Так я стал баронетом в чужой для меня стране.

Прекрасно проведенное время моего излечения подошло к концу. Настал день прощания. Герцогиня позвала меня к себе и вручила письмо для принца Орантона.

— Я в нем замолвила словечко за вас, и еще написала про шкатулку, найденную вами в подземелье, ибо наши с вами попытки открыть ее не увенчались успехом, в письме я все подробно описала и, если принц будет заинтересован, я сама привезу ее в Мэриэг.

(Когда я извлек из подвала эту вещь, мы попробовали проникнуть внутрь, но ларец оказался настоящим монолитом, и у него явно был секрет. Кэлла Ивонна подумала, что род Орантонов имеет отношение к этой шкатулке, потому что на крышке ее было изображение герба династии Эргенов: мифический золотой цветок Ланг на черном поле, в золотом кольце. Мать Валедо происходит из этого рода, это ее девичий герб: она — дочь покойного короля Фергении Ианарра, старшего брата Цирестора.)

И вот я на площади перед замком. Меня вышли проводить почти все его жители. Кроме кэлла Шпаора и его прихвостней никто не питал ко мне вражды и со многими я был в добрых отношениях.

У меня породистая лошадь в отличной сбруе, пара дорогих клинков из римидинской стали — подарки герцогини, да еще туго набитый кошель за поясом — жалованье, выданное Ивонной мне за службу. А на пальце сияет драгоценное кольцо. Если бы, я ее не остановил — она навязала бы мне еще кучу подарков.

— Вы твердо решили искать службу в Мэриэге? — спросила Ивонна.

— Да, сиятельная кэлла, теплом души своей озарившая жизнь мою, я должен! А вам, будет, чем заняться: у вас сын, вам непременно надо найти себе достойного мужа (по крайней мере, такого, чтобы не желал вашей скорейшей смерти, — мысленно добавил я).

— Траур длится три года, а потом, не везет мне с мужьями. Одного до сих пор оплакиваю, другой разбил мне сердце. Я не вынесу новых разочарований. Тяжело разочаровываться в людях.

— Да, я знаю. Но смотрите на вещи философским взглядом — печальный опыт сделал вас мудрее и искушеннее.

— Разум стал искушеннее. Но сердце все так же наивно! Прощайте же, и пусть вам повезет в вашей беспокойной жизни, да не забудьте про рекомендательные письма, что я написала для вас.

Отвесив низкий поклон, я вскочил на лошадь и тронулся в путь, оставляя с немалой толикой сожаления один из самых красивых и благородных замков на свете.

Глава 6 В погоне за пиратами

Расставшись с герцогиней, я неслучайно выбрал местом своей новой службы Мэриэг — меня влекло туда как мотылька на пламя. Мне казалось, что в этой великолепной столице мне уготовано великолепное будущее.

Но кроме моих честолюбивых планов, меня тянуло туда жгучее любопытство: я чувствовал, что именно там я найду ответы на многие свои вопросы. Мне хотелось приблизиться к Тамелию Кробосу: этот человек, пока, был для меня загадкой, но я подозревал, что он имеет отношение ко многому, что случилось со мной. Слова Сваготена не выходили у меня из головы, имя короля было замешано в ту историю с письмом из Сафиры. И была еще одна история, благодаря которой я вольно или невольно встал на пути Тамелия Кробоса. Она стоит рассказа за бутылкой доброго вина в хорошей компании.

Случилось это, когда я, вернувшись из Сафиры в замок моего хозяина герцога Брэда, узнал о его смерти.

Здесь уместно сообщить кое-что о нашем славном королевстве Ларотум, тогда многое из того, что я поведаю, станет понятным. Ларотум — морское государство, но в ходе исторических катаклизмов, дележа территорий, монархических браков вышло так, что ныне правящий монарх Тамелий не контролировал ни один из трех главных портов страны.

Его предшественники под разными предлогами делали попытки захватить Сафиру, но они потерпели неудачу. Один из портов входил в состав провинции Квитания — владений младшего брата короля, принца Валедо Орантонского.

Еще один крупный, хорошо укрепленный порт Ритола принадлежал герцогству Сенбакидо.

Им владели родственники герцогини Ивонны по первому мужу, кэллу Лордодо. Старший брат ее покойного мужа, герцог Орандр Сенбакидо был хорошим правителем, но в последнее время его начали преследовать неприятности, и это еще мягко сказано.

Корабли, покидающие его порт, стали регулярно подвергаться набегам пиратов. Союз, заключенный с островными пиратами, смог продержаться недолгое время — хуже всего, что они изменили тактику: если прежде они ограничивались только грабежом и насилием, то теперь, они стали уничтожать всю команду и всех пассажиров захваченных кораблей. Они убивали всех, кто на них находился и, если корабль был пригоден — угоняли его, если нет-безжалостно топили вместе с людьми.

Порой все выглядело так, будто они точно знали: где, когда и чем нагруженные пойдут корабли из порта Ритола.

Их действия уже начали напоминать настоящую войну.

А с некоторых пор появилось новое бедствие. На дорогах герцогства ездить стало просто небезопасно, в особенности, подвергались нападениям торговые караваны, ведущие из герцогства в другие провинции.

Грабились они с такой точностью, как будто разбойникам было все заранее известно — скорее всего, так оно и было.

У герцогства Сенбакидо возникли серьезные трения с купеческими гильдиями. Герцог обещал усилить охрану дорог и выполнил обещание, но ничего не помогало. Многие купцы решили предпочесть более длинный и дорогой способ доставки товаров, используя порт Сафиры, либо порт Касоль в Квитании. Так было надежнее.

Герцог Сенбакидо обратился к Ивонне, еще при жизни ее отца, за помощью. У герцога Брэда имелось регулярное войско из шестисот человек, которое он не скупился содержать и обучать военному делу. Герцог Сенбакидо нуждался именно в таких людях. Это был, как раз, тот самый поход, которого я ожидал перед поездкой в Сафиру. Далее уже известно, что приключилось со мной, герцог в мое отсутствие умер, бразды правления приняла его дочь и, хотя, ее муж противился походу, она все же отправила несколько преданных ее отцу кэллов во главе небольшого войска на помощь родственникам. Мне удалось участвовать в этом походе, что, вообще было на руку мне: так я мог на время скрыться от мести Фендуко. Да и деньги мне не помешали бы. Шпаор потребовал от жены, чтобы за помощь хорошо заплатили.

Хорошо известные мне по прежней службе граф Пушолон, виконт Нориленд, барон Гартузи, к которым, с согласия герцогини Ивонны, примкнул и я, возглавили двести человек солдат, и повели отряд в Сенбакидо.

Пересекая прекраснейшие плодородные земли двух герцогств, я наблюдал замечательные виды из лучших пастбищ и добрых виноградников и самую разнообразную растительность, невиданную мной прежде. В герцогстве Брэд все шло хорошо, мы двигались быстро и без осложнений. Но вот мы вступили в беспокойный край Сенбакидо. Я не ожидал, что до приезда в столицу герцогства Ритолу нас станет кто-нибудь беспокоить.

Странно, что уже на подходе к городу Вилеко, от которого до Ритолы было три дня пути, нас ждала засада. Все произошло ночью, во время привала, не знаю: на что рассчитывали разбойники — может, это была разведка, как утверждал Мажонэ, а может, попытка внести сумятицу и панику, как говорил Пушолон, но их нападение ни к чему не привело. Разбойникам удалось, ловко орудуя ножами, снять пятерых часовых, а потом забросать нас зажигательными бомбами, отчего лошади взбесились, и поднялся невообразимый шум, но этим же они нас и разбудили: мы все схватились за оружие и приготовились отражать атаку — только никто не собирался с нами драться, нападавшие растаяли в темноте.

Барон Гартузи предложил сразу же отправиться за ними вдогонку. На что, я сразу стал возражать, мотивируя тем, что, скорее всего, от нас и ждут именно таких действий, в темноте, в незнакомой местности, чтобы оторвать часть отряда и завести ее неведомо куда, а там, в ловушке, спокойно разделаться с нами.

— Откуда у вас такие познания в их тактике? — насмешливо спросил Мажонэ. — Уж, не были ли вы сами разбойником, любезный хэлл Жарра?

— Нет. Но я встречался с ними в лесах Фергении. Ими там кишмя кишит, лесными демонами. Точно так, они и поступают.

Гартузи пришлось нехотя со мной согласиться, потому что все поддержали меня.

Прибыв в оживленную и нарядную Ритолу, мы первым делом нанесли визит герцогу, он распорядился устроить наших солдат на отдых и пригласил нас на обед.

Командиром нашего отряда мы избрали графа Пушолона, вполне рассудительного и опытного человека. Я этим был вдвойне доволен, и оттого, что граф не испытывал ко мне предубеждения и охотно говорил со мной, и оттого, что он готов был выслушивать любое мнение, если в нем присутствовало рациональное зерно, и уж тогда принимал решение — горячность же барона Гатрузи и амбиции виконта Нориленда могли только помешать делу.

Герцог Орандр Сенбакидо был светловолос, с загорелым и очень открытым лицом, в котором еще не умер огонь молодости. Фигура его была легка и подвижна — я не дал бы ему пятидесяти.

Угостив нас прекрасными блюдами из разнообразных морских продуктов, которыми славится Ланийское побережье, и дорогими заморскими винами, герцог перешел к делу, ставшему целью нашего прибытия.

Ознакомив нас с тем, что было нам немного известно, он загорелся и стал рассказывать о жизни своей провинции, о своих прекрасных задумках и планах, например, как он хочет перестроить порт и оборудовать его удобными доками для ремонта кораблей, потому что существующие — никуда не годились. Еще он хотел наладить систему охраны и сопровождения торговых кораблей, он понимал, что многое зависит от хорошей торговли. Ему были необходимы корабли, и он начал потихоньку собирать свой флот, но это было очень дорогое мероприятие, вот, если бы другие достойные кэллы откликнулись на его призывы и приняли свое горячее участие, а так — ему самому приходилось заниматься торговлей, и надо сказать довольно успешной. Герцог оказался большим патриотом и очень увлеченным человеком, он думал не так, как думают удельные бароны — его мысль явно опережала время, но всем нам понравился его азарт и многие идеи, мы горячо поддержали его.

— А теперь, все созданное мной и моими предками может рассыпаться из-за ужасных бесчинств, что творят пираты и разбойники.

— Всему виной, лишь ваша мягкосердечная натура и нерешительность, — возразил граф Гезон Мерденги, сидящий вместе с нами за столом. Герцог представил его как своего младшего сводного брата, который, к тому же, исполняет обязанности коннетабля герцогства.

— То, что ты предлагаешь — безумие и ужасная жестокость.

— Я предлагаю совершить военную вылазку на Кинские острова и разом навести там порядок, — объяснил нам граф, — а еще у нас есть заложница, одна из жен Касанги. Он еще не знает о том, что она у нас, ну и пусть, — я предлагал допросить ее, как следует, и казнить, чтобы этим морским тварям было неповадно убивать наших людей.

— Подожди, не горячись! Нами еще точно не доказана вина кинских островитян. А если это так, то убивать жену Касанги и вовсе глупость — она пригодится нам живой. Я поселил ее в своем доме и приставил к ней хорошую охрану. К тому же, она ждет ребенка.

— Еще одного морского дьяволенка, — криво усмехнулся граф Мерденги.

— Жестокость тебе не к лицу, брат, — мягко урезонил его кэлл Орандр.

Герцог рассказал немного из истории пиратства в бассейнах Теплого, Изумрудного и Пьяного морей.

Больше всего, в свое время, мореходам Теплого и Пьяного морей доставляли кинские пираты. Это был разный сброд, обосновавшийся на Кинских островах, и быстро подчинивший себе местное население. Оно так смешались с ним, что по прошествии времени, образовалось новое государство под названием Кинский Союз. Ну и что ж, что он был непризнан другими государствами, зато с ним приходилось считаться на море! В него входили острова: Кин, Кэч, Лоа, Бэл, Оро, и много других, названия которых не представляют, в сущности, никакого интереса.

Островное государство это имело весьма внушительный по количеству кораблей флот (несколько сотен разнообразных кораблей) и достаточную численность моряков. Они нападали на суда, проходящие мимо их островов, или прятались за двумя островами: Остров Чести и Остров Надежды, и неожиданно вылетая оттуда, бросались на свои жертвы, тараня их мощными носами и выбрасывая абордажные крючья. Они были стремительны и всегда неожиданны. В свое время они занимались тем, что захватывали "живой товар" — пленников. Продавали их в рабство в Кильдиаду. Но с тех пор, как возмущенные короли Светлых Земель объединились на борьбу с пиратами и направили свой флот провести карательную акцию на Кинские острова, не пощадив ни женщин, ни детей, кинские пираты, прекратили свой ужасный промысел, перейдя к грабежу ценностей, зерна и прочих товаров. На островах Чести и Надежды были основаны мощные крепости, принадлежавшие Ларотуму, они охраняли пролив.

После заключения Морского Союза между Кильдиадой, Кинскими островами, смотлами, и рядом стран, занимающих Светлый материк, в числе которых находится Ларотум, решено было прийти к следующему: любая из стран за прохождение через воды, контролируемые ею, взимала пошлину с каждого судна. Суда кинских пиратов отныне должны, лишь, нести вахту на границах своего квадрата, которые никому миновать не возможно. На общем собрании, все четко поделили морские территории, и пришли к взаимным соглашениям. Для жителей Кинских островов был выгоден грабеж, поэтому пришлось сделать им определенные предложения, которые вели к развитию мирной торговли, а чтобы использовать их флот, им было разрешено мирное патрулирование в срединных водах за плату от купеческих гильдий, а также решено привлекать их для участия в разных морских операциях.

Кроме кинских разбойников, существовали еще и другие — они не были так хорошо организованны и действовали каждый за себя — за ними охотились все государства.

В прежние времена много беспокойства доставляли смотлы, тоже не брезговавшие грабежом в плохие годы, когда не удавалось забить достаточное количество морского зверя — их обычного промысла.

Им ничего не стоило нарушить любой договор, если у них появились более выгодные сделки. Смотлы владели широкими, легкими, обтянутыми выделанными шкурами морского зверя кораблями, прекрасно метали гарпун, были знакомы с порохом для зажигательных бомб и считались отличными лучниками, а навык держать обоюдоострые мечи они никогда не теряли. Это было то еще соседство — люди морского зверя занимали Смотлские острова, или, как их еще называли, острова Близнецы. Об этих грубых смотлах я еще в Гартуле был наслышан во времена своего детства. Они запросто могли пойти на любую военную авантюру — было бы, чем поживиться.

— Из всех кандидатов на роль нынешних морских разбойников, досаждающих мирному мореплаванию и Сенбакидо, на наш взгляд, больше всего подходят кинские пираты: мои люди нашли кое-что на местах гибели утопленных кораблей. Некоторые вещи не утонули, а плавали. Это были трупы убитых, зацепившиеся на деревянных обломках, с воткнутыми в них стрелами, у которых имелись выкрашенные зеленой краской перья, да еще, во многих — торчали криволинейные клинки — всем этим оружием пользуются кинские пираты.

— А кто-нибудь видел, как они нападали? Хоть какие-нибудь очевидцы нашлись? — спросил я.

— Нет, — покачал головой герцог, — лишь время спустя, какой-нибудь корабль видел обломки на море, всплывших мертвецов, следы боя, разнесенные по волнам.

— Вы же слышали, — вступил в беседу Гезон Мерденги, — они теперь никого не оставляют в живых — вероломные негодяи! Пользуются всеми льготами и правами, находясь в Морском Союзе, и сами же продолжают промышлять разбоем, — конечно, свидетели им не нужны!

— Вы сказали, что они пользуются многими выгодами, находясь в Союзе — так зачем же им рисковать? Стоит ли того? — ведь рано или поздно на них начнется охота, — удивился Пушолон.

— Да, я думал об этом. Но мы много не знаем об их жизни. Это люди войны.

— Вы не пробовали выйти на переговоры с ними?

— Я послал к ним один корабль. Он еще не вернулся. — У меня такое чувство, — с досадой сказал герцог, что у меня из-под носа выносят добро из дома, раздевают меня догола, насилуют мою жену, а я смотрю и ничего не могу с этим поделать!

— А как обстоят дела на дорогах?

— Хуже некуда. На днях разбойники отбили два каравана, один был нагружен дорогим металлом, второй — шелком, парчой и драгоценной тканью вак. Самое печальное то, что почти всех сопровождающих караван изрубили насмерть, только двоим — удалось бежать.

— Но неужели патрулирование дорог совсем не помогло?

— У нас пять торговых дорог, и разбойные нападения случаются на всех пяти. Очень трудно уследить за перемещениями банды. Мы призвали на помощь местное население, под страхом смерти запретив оказывать любое содействие преступникам. Мы объявили о награде за поимку или любые сведения о банде. И нам приносят много недостоверных сообщений, которые приходится проверять. Порой создается такое впечатление, что орудуют несколько шаек — с такой быстротой они меняют направления для своих налетов. И как они узнают о караванах с товарами — я ума не приложу.

— Их нападения происходят только на границах герцогства?

— Отнюдь. Эти наглецы так осмелели, что действуют, чуть ли не под носом у нас.

— Вы догадываетесь об их примерной численности?

— Человек двести-триста не меньше.

— Почему вы так думаете? Ведь такое количество разбойников трудно не заметить: они должны выходить в какие-нибудь города — покупать пищу, а потом, куда они сбывают награбленное?

— Кто-то оказывает им содействие. Я уже приказал схватить двух купцов в городках Вилеко и Ранжемон — в подвалах крепости Бэро они расскажут всю правду! — зловещим голосом объявил граф Мерденги.

— А если не расскажут?

— В их домах и лавках произведен обыск. И нашлись вещи, принадлежащие ограбленным караванам. По закону, эти купцы будут преданы казни, а все их имущество конфисковано в герцогскую казну.

— Хороший закон, — сказал я, и почему-то подумал: "чем же эти купцы так насолили Мерденги?".

— Вы не просили помощи у короля? — обратился граф Пушолон к герцогу.

— Я посылал к нему гонца с письмом, — покачал головой герцог, но лучше бы я к нему не обращался. Он во всем упрекал меня же, а в помощи пока отказал.

Посовещавшись, военный совет в лице Пушолона, Нориленда, Гартузи, Мажонэ и моей скромной персоны, пришел к следующему плану действий.

Пушолон и я производим разведку и обеспечиваем безопасность на море — легко сказано! — а Нориленд, Гартузи и Мажонэ отправляются на поиски сухопутных разбойников, им предстоит выставить посты на пяти дорогах, устроить засады и патрулировать все опасные участки на пути следования караванов. Странно, почему это не сделали прежде — у герцога Сенбакидо было свое небольшое войско.

— О нет, — сказал герцог, — граф Мерденги уже давно занимается этим, но все его усилия оказались напрасны — то ли разбойники пошли хитрее, то ли мы не расторопны.

Утром следующего дня я отправился в порт — именно оттуда уходили важные сведения о передвижении судов, пострадавших от нападений.

У старшего инспектора порта я ознакомился с записями, сделанными обо всех входящих и выходящих кораблях. Такой учет ведется еще и для контроля сборов пошлины в королевскую казну.

Как выяснилось, далеко не все суда выходящие из порта Ритола подвергаются нападению. Я установил интересную закономерность: за последние два месяца активного разбоя на море, из сорока кораблей, принадлежащих Анатолии, пострадало только пять, да и то, на одном — возник пожар по вине пьяных матросов, а другой — оказался перегружен и из-за неопытности капитана и налетел на мель, три других корабля принадлежали анатолийскому купцу Свильбестру. Почему из всех анатолийских купцов не повезло только ему — для меня явилось загадкой, но именно его три корабля стали первыми жертвами морских разбойников, я думаю, что это плохо сказалось на его коммерческой деятельности.

Кораблям из других стран везло еще меньше. Любопытно, что среди утопленных оказалось совсем немного кораблей принадлежащих Ларотуму. Вообще, изучение разных мелких подробностей, содержащихся в деловых документах, лишь, на первый взгляд — скучное занятие, на самом деле, они могут дать большую пищу для размышлений.

— Кто имел доступ к этим бумагам? — спросил я у старшего мастера порта, грузного седого человека с тяжелой походкой и характерной стойкой для моряка — как оказалось, он сам бывший капитан и знает обо всех тяготах морской службы — герцог очень доверял ему.

— Я и, пожалуй, больше никто, а граф Мерденги, как коннетабль, регулярно просматривает мои записи.

— Вас самого не удивляет такое внезапное оживление на море, в связи с грабежом, довольно прицельным, по судам выходящим из порта Ритола?

— Вы о том, что кто-то продает им сведения? Я думал об этом, мы с графом отправляли уже несколько разведывательных кораблей — но все безуспешно. Я сам ломаю голову. Но, пожалуй, граф прав — надо отправить карательную экспедицию на острова. Я сам когда-то попадал в плен к пиратам, моя семья потратила уйму денег на выкуп, и у меня нет к ним ни капли доверия — эти люди пойдут на все ради наживы.

Я как можно больше разузнал о тех островитянах, которых нам предстояло изловить и урезонить.

Старшего командира морской флотилии прозвали Дикий Гусь, на языке народов островов Кин это прозвище звучит Касанга. Это был опытный и смелый до безрассудства адмирал. Он возглавлял все морские экспедиции островитян и ни один из походов с ним не закончился поражением.

Но поскольку, у нас не было точной уверенности, что нападают именно кинские островитяне, я не считал нападение на их острова целесообразным, по крайней мере, пока их вина не будет доказана. Установить ее можно было только одним способом: с помощью очевидцев.

Мы с графом могли долго обсуждать план действий, но времени было в обрез, и решения приходилось принимать немедленно.

Я все думал: как это устроить и не придумал ничего лучше, как отправиться самому в море на одном из кораблей, выходящих из порта. Но сразу возникла сложность — если кто-то в порту Ритола каким-то образом связан с морским разбоем, то он сразу проведает о нашем походе и предупредит сообщников.

Я решил подозревать решительно всех, больше всего сомнений у меня вызывал очень близкий к герцогу человек — граф Мерденги. Даже, если он чист, то все равно сможет помешать моим планам в силу дурного характера.

Всю операцию следовало проводить в строжайшей тайне.

В нее был посвящен только герцог Сенбакидо. Мы с графом Пушолоном настоятельно просили его не делиться этими сведениями ни с кем, даже с братом.

Мы спросили у него: не знает ли он какого-нибудь хорошего капитана, на которого он может рассчитывать как на самого себя — да, такой был ему известен, и нет ли у него на примете надежного купца, владельца хорошей быстроходной галеры, неболтливого при этом, и способного пойти на сделку, которую мы ему предложим. Герцог задумался и сказал, что такой тоже есть.

Итак, герцогу удалось договориться с хозяином судна. Суть сделки была такова: их корабль вместо груза с товаром примет на борт человек сто вооруженных людей. Сам корабль будет переделан под военные цели: например, часть палубы необходимо разобрать и установить катапульту.

Герцог готов был заплатить купцам неустойку за рейс и выплатить страховую премию в случае гибели корабля. Как только они заключили договор, мы стали готовиться к отплытию. Для начала мы пустили слух о том, что на корабле "Дин" собираются перевозить дорогой груз. Затем начались работы по его усовершенствованию.

Поскольку это была быстроходная галера: корпус ее был легок — следовало укрепить борта. Я предложил добавить еще одну мачту, и по совету старого мастера из Кильдиады мы заменили крепления парусов. На одной мачте было три паруса, на другой — два. Пришлось изменить форму парусов, которые прежде были треугольные. Мачты укрепили вантами. Сделали трюм для катапульты с легко-сдвигаемой крышкой на роликах.

Чтобы произвести все эти работы, судно вытащили на берег у старой верфи. Но надо было очень незаметно установить катапульту, чтобы у чересчур внимательных людей не возник вопрос: зачем купеческому судну нужна катапульта. Это делалось ночью, когда вся жизнь в порту стихала. Когда катапульту убрали в трюм и спустили судно на воду, то с берега ее никто видеть уже не мог. Подготовка к операции шла с большими предосторожностями.

Наш капитан мне сразу понравился. Это был настоящий моряк, по призванию души — очень дельный, толковый. Невысокий коренастый человек с загорелым морщинистым лицом и смешливыми глазами. Меня удивила тогда эта привычка смеяться глазами. Его лукавства и смекалки хватило на то, чтобы организовать наш выход в море наилучшим образам.

Делать все пришлось скрытно и незаметно, потому что в таком городе как Ритола, можно было затеряться, до поры до времени. Все время прибывали и уходили корабли. Но, из-за участившихся грабежей на море, прибывавших судов стало гораздо меньше. И мы могли оказаться легкой мишенью досужего любопытства. Поэтому пришлось идти на разные хитрости.

Возникла новая сложность: как незаметно собрать на нашем корабле команду вооруженных людей?

У нас с Пушолоном оставалось пятьдесят человек привезенных из герцогства Брэда. Но бдительный Мерденги не спускал с них глаз, он и за нами с графом велел присматривать своему шпиону, но мы ловко уходили от его слежки. Поэтому я предложил такой план: мы с графом предлагаем, что я и пятьдесят человек вэллов отправляемся на Конную дорогу, она была так названа, потому что по ней перегоняли табуны лошадей из Анатолии, и устроим там засаду, так как здесь в Ритоле нам делать нечего. Кажется, Мерденги очень понравился этот план: он не почуял в нем подвоха и любезно стал давать советы как лучше организовать наш отъезд.

Но этих людей, по моему мнению, нам все равно может показаться мало в случае абордажного боя. Я это обсуждал с самого первого дня нашей затеи. Тут нам на помощь пришел капитан.

Крагерт отправил своего помощника на попутном корабле в Сафиру, чтобы он набрал там дополнительно около шести десятков наемников, приказав делать все очень скрытно и быстро. Они должны были работать под видом каторжных гребцов. Но сначала им следовало явиться в Ритолу разрозненными группами на попутных кораблях. Так и поступили: помощник капитана, человек, которому он доверял как самому себе, отправился в Сафиру, и через семь дней саллы вся команда была в сборе.

Корабль был готов к отплытию, а мы — к выходу в поход. Корабль вышел почти ночью, еще до рассвета.

Отряд вэллов под моим началом выступил ранним утром — за нами никто не присматривал, и я поначалу следовал по Конной дороге, а часа через два пути свернул вправо и отвел отряд в бухту Ракушек, где нас должен был подобрать корабль "Дин". Он там уже ждал нас, и мы поднялись на его борт.

Перед уходом я переговорил с графом Пушолоном и предложил ему внимательно последить за Гезоном Мерденги. У меня возникло нехорошее чувство, и граф был со мной согласен, что Мерденги каким-то образом причастен ко всем происходящим событиям.

— Я глаз с него не спущу, — пообещал Пушолон.

Устроившись на корме, я отдыхал, наслаждаясь свежим ветром. Чего нельзя было сказать о людях, благодаря которым наше судно могло передвигаться. Равномерные удары в барабан старосты, всплески весел. Это был тяжкий труд. Моряки, которых нанял помощник капитана, большей частью, были людьми отчаянными и, судя по виду, многим пришлось достаточно пережить. Для них не составляло разницы, что взять в руки: весло или абордажную саблю — пожалуй, второе было для них даже предпочтительнее.

Я смотрел на блестящие от пота спины, с напрягшимися до боли мускулами, многие из которых были украшены многочисленными шрамами от ран и рубцами от плеток на коже, задубевшей под солнцем и ветром, и думал:

"Ведь и я мог оказаться гребцом на какой-нибудь галере, меня могли захватить в плен и продать в рабство. Случай? Неужели это он все решает в человеческой судьбе".

— Размышляете о судьбе галерных гребцов? — ко мне подошел капитан.

Он все время пожевывал веточку дерева…, и от этой привычки у него почернели зубы.

— Да, я невольно задумался: каково быть гребцом на галере. Наши наймиты вольны выбрать свою судьбу, а вот каково тем, кто находится в неволе.

— Это самая страшная участь, которая может постигнуть человека.

— Я думаю: когда-нибудь люди научатся строить такие корабли, которые будут приводиться в движение только воздухом.

— Ветром, значит?

— Возможно — не только ветром. Люди научатся приручать демонов природной силы.

— Но сейчас мы полагаемся лишь на силу и выносливость этих людей, кем бы они в прошлом не были.

Я любовался игрой солнечных бликов на воде, движением быстрых косяков рыбы — разум мой был свободен, как это море. Тогда я на миг задумался: что может быть ценнее этого ощущения полной свободы? Есть ли вещи важнее? Для меня стало важным быть свободным, подобным стихии. Капитан украдкой наблюдал за моим лицом, его забавляли мои чувства, которые я тогда еще не научился прятать слишком глубоко. Мы продолжили наш разговор.

— Вы ходили в Кильдиаду? — поинтересовался я.

— О да. Много раз. Возил туда орехи ишатр, сок яле, ковры, серебряные изделия, вино, а оттуда драгоценную ткань вак, смолы, кожу черной антилопы, благовония, дерево пальмы.

— Что это за страна?

— Она большая. Это мощная империя. Сейчас ею правит семидесятилетний Ресунос-Рес. Когда-то маленькая Кильдиада, заключив союз с щетскими племенами, поработила все народы материка и завоевала много земель. Страна охватывает обширные территории. Разный климат в разных ее частях. В одном месте жара и засуха, а на другом конце — заснеженные горы. Я даже ходил по рекам: Юнгле и Памо. Памо — просто огромная, судоходная река. В ней водятся опасные твари, и она проходит почти по всему материку, но на земли гопсов кильдиадцы не ходят: там грязь и болезни, зеленая смерть в болотах. В Кильдиаде есть на что посмотреть. Бои исполинов, люди карлики, бойцы — "смертоносные пчелы", забеги на колесницах, цирк, много садов и фонтанов! В Ньягере, столице Кильдиады очень жарко и там более тридцати фонтанов, огромные сады и дворцы. Императоры ведут роскошную жизнь, которую им обеспечивают рабы.

Так мы коротали время, за дружеской беседой, из которой я почерпнул много полезных сведений.

Но настал тот час, когда все хорошее остается позади — и приходиться поднимать оружие. Впрочем, я знал: за чем отправился в этот поход.

Это была довольно рискованная операция, хотя бы, потому что мы не располагали сведениями о том, в каком количестве нападают пиратские корабли.

Нас атаковали, когда мы проходили мимо бухты Синего Глаза, оттуда вырвались две военные галеры, без опознавательных знаков и флагов, и стали теснить нас с разных сторон. Мы не собирались спасаться бегством. Команда "Дина" приготовилась отразить атаку. Как только корабли достаточно сблизились, метательные машины с зажигательными бомбами были приведены с обеих сторон в действие, раздались многочисленные взрывы. На палубе одного вражеского корабля заполыхал пожар — люди пытались его тушить. Снарядом из катапульты противника пробило борт нашего "Дина" ниже ватерлинии. Всем пришлось туго после первой атаки. Отовсюду летели стрелы. Мы отчаянно отбивались.

Один из вражеских кораблей плотно прижался к нашему судну и с его палубы полетели абордажные крюки.

Тут пошло в ход приготовленное нами тайное оружие: из трюмов с громкими криками вылетела абордажная команда. Враг не ожидал такого поворота событий, и было видно, что поначалу бойцы на атакующих кораблях пришли в замешательство, но их численность превосходила нашу, и — завязалось серьезное сражение. Одна вражеская галера оказалась объята пламенем. Наши люди не позволяли ей приблизиться к борту "Дина", чтобы не позволить огню перекинуться на его палубу. Команда загоревшегося судна бросалась в воду и вплавь добиралась до второй галеры.

Мне надо было точно выяснить: кто находится на борту этих кораблей. Схватив саблю и пару кинжалов, я прыгнул на чужую палубу. Кипела схватка — я принял в ней участие. Хуже всего, что я никогда сам не видел этих кинских пиратов и не знал, как они выглядят, но множество мелочей, которые я заметил на этом судне, убеждали, меня, что он мало похож на разбойничий корабль — у команды была особая выправка, приказы раздавались по военному четко. Мне удалось отыскать взглядом в драке капитана нашего судна — он имел представление о кинских разбойниках, а также о мореходах других стран. Он прокричал мне:

— Это не пираты, клянусь всеми богами, это военный корабль Анатолии.

— Что? — закричал я.

— Анатолии!

С этими словами он получил удар пикой в грудь, которая порвала на нем кольчугу, и раненный, он еще пытался отбиваться, но вскоре упал.

Наш корабль получил пробоину и стал потихоньку погружаться в воду. В пылу схватки на это никто не обращал внимания. Я понял, что нам надо отбивать уцелевшую вражескую галеру — теперь битва пошла за нее. Наши лучники действовали настолько умело, что уменьшили численность вражеских бойцов чуть ли не вдвое. Нам удалось захватить судно врага — мы не стали убивать всех людей, а позволили на шлюпках перевезти всех на ближайшие острова, необитаемые, но расположенные вблизи морских путей, у людей был шанс спастись оттуда, тем более, что мы велели им захватить запас пищи с тонущего корабля. Мы взяли в заложники одних командиров и их помощников. Поскольку, мы пересели на судно, являвшееся военной галерой, то на ней присутствовало большое число рабов. Наша купеческая галера первоначально приводилась в движение каторжными работниками, которые отбывали наказание и которых мы заменили способными драться наемниками. А это судно было полно рабов, говорящих на самых разных языках. Наш капитан не погиб, а оказался тяжело ранен. Я велел перенести его на уцелевший корабль и оказать помощь, а его помощнику взять курс на Кинские острова.

Он удивленно посмотрел на меня, но не стал возражать и отправился отдавать команды. Я обратился к команде гребцов на родном гартулийском наречии: есть ли среди вас, добрые люди, хоть один житель из родных для меня мест?

Каково же было мое удивление, когда я узнал хэлла Родрико! Правда, то, что сделала с ним жизнь, не поддавалось описанию. Складки, язвы и шрамы избороздили его, красивое прежде, лицо, пышная шевелюра сильно поредела, а все тело было в синяках, ссадинах и следов от ожогов, как и на остальных пленниках, наготу прикрывала небольшая повязка вокруг бедер. Во взгляде читалась вся череда тяжелых лишений и боли, которые он перенес. И все же, гордый дух его не был сломлен, он тлел как угли в остывающем костре. Он мрачно, исподлобья посмотрел на меня и сказал, лишь, одно слово:

— Вы!

Я тут же велел снять с него цепи. И обратился к другим с вопросами на языках известных мне: ларотумском наречии и сходных с ним — откликнулось трое.

Далее, мне пришлось привлечь к разговору старого матроса с "Дина", который много лет ходил по морю и знал вдоволь языков. Он опросил остальных и узнал по многим признакам их родины. Для начала я узнал: есть среди них врач — таковой нашелся, и ему было поручено заняться раненным капитаном и другими пострадавшими в схватке.

Всем, кто мог нас понять, мы сказали, что они станут свободными людьми и их охотно примут на берегах ларотумского королевства, если они помогут нам совершить еще один поход. Это обращение было воспринято одинаково мрачно: они все еще чувствовали себя пленными и не могли возражать, я дал приказ снять с них цепи.

— Осторожно, хэлл Жарра, что, если они поднимут бунт, — сказал помощник капитана, взявший командование кораблем на себя.

Я остановил его жестом.

Когда все рабы были освобождены, напряжение в их лицах не исчезло, но они все же взялись за весла.

К счастью, идти до Кинских островов было недалеко, в относительно тихих водах Теплого моря, галера пришлась в самый раз. Сорокаметровое судно развивало хорошую скорость. Корабль вошел в зеленые воды Теплого моря. Было так тихо, что не пришлось даже поднимать парус. На горизонте показались два острова: Кин и Кэч. Мы взяли курс на Кин и часа через три вошли в бухту Чонхе.

Пиратский поселок издали выглядел очень живописно: белоснежные двухэтажные здания, облепившие склоны холмов, утопали в зелени. Солнце, отражаясь в них, ослепляло глаза.

На пристани было полно народу. Стоял невообразимый шум. Повсюду сновали работники в синих длинных рубахах, с босыми загорелыми ногами, на которых бренчало с десяток браслетов всевозможных форм. Гладковыбритые головы их были повязаны пестрыми косынками, на многих были надеты маленькие шапки из тонкой ткани, сделанные в виде конвертов.

Встав на рейде, мы причалили к берегу на шлюпке. К нам подошел высокий, худой, очень загорелый человек. Это был а-год порта. Он отвечал за вход, выход судов в бухту Чонхе. На поясе у него болталась сабля с кривым лезвием.

Он спросил у нас: зачем мы пожаловали.

На что, я и двое спутников моих представились и выразили свое скромное желание повидаться с адмиралом Касангой.

— Ишь, чего захотели! — покачал головой а-год….Адмирал Касанга, слишком важный человек, чтобы его беспокоили попусту.

— У нас есть очень важные для него сведения. Я думаю, он будет рад их услышать.

Еще раз, внимательно взглянув на мое лицо, этот человек решился нас проводить во дворец Касанги. Мы молча шествовали за ним.

Я внимательно смотрел по сторонам, ибо не знал: какой прием нам окажет этот грозный адмирал. Тем более, что вести которые я привез, ему вряд ли понравятся.

Непонятно, правда, как я бы попытался бежать в случае холодного приема: дворец находился в глубине острова и имел мощные укрепления, расположившись на высоком холме.

Нам пришлось обождать некоторое время, пока Касанга закончит свои дела на Совете островного братства.

Наконец, он принял нас.

Я начал издалека. Но по мере того как я приближался к сути рассказа, его лицо становилось все жестче и жестче, скоро от его узких глаз остались одни щелки. И черные усы время от времени вздрагивали от нервного тика на лице, поврежденном чьей-то саблей.

Подбирая, насколько возможно, мягкие выражения и, пытаясь представить действия герцога продиктованными самыми лучшими побуждениями, я проявил, мне кажется, чудеса дипломатии, чтобы этот вспыльчивый и очень злопамятный, по словам других, человек воспринял мой рассказ так, как мне хотелось бы.

К сожалению, а может и к счастью, он был не дурак, и мой рассказ о спасении его жены в Изумрудном море кораблем герцога он сразу отмел прочь одной единственной фразой:

— Каким ветром ее занесло так далеко от дома?

Вместо того, чтобы начать изворачиваться, я сказал чистую правду:

— Вас и вашу жену вместе с другими островитянами, а вместе с вами и своего брата хочет погубить граф Мерденги. Неужели вы позволите ему сделать это, поддавшись на чудовищную провокацию.

— Где сейчас моя жена?

— Она в доме герцога под личной охраной герцога, — я не стал добавлять, что за ней еще поставлены присматривать и мои люди.

— Если хоть один волос…,- голос Касанги охрип, — хоть один волос упадет с ее головы — все пожалеют об этом. Чего хочешь ты — чужеземец, ведь судя по говору и лику, ты не родной сын Ларотума, твои предки с золотых берегов Римидина.

— О нет, в одном вы ошибаетесь наимудрейший Касанга, я, действительно, не ларотумец по крови, но я служу знатным людям этого королевства. А родина моя — Гартула.

— Нет. Ты не из Гартулы, твой волос не медного цвета, а кость не так широка, а еще у тебя легкая поступь — я разбираюсь в народах.

— Пусть так, я не знал своей матери, может она из чужих краев.

— С каким делом ты пожаловал ко мне?

— Кто-то хочет нарушить с таким трудом завоеванный мир. Кто-то использует вас и герцогство Сенбакидо в своих грязных играх, наживаясь на бедах купцов, и отбирая вашу законную добычу.

— Я уже слышал об этом. Мои люди рвутся в бой, их руки тянуться к оружию, чтобы проучить жадных псов.

— Герцог предлагает вам все тот же мир, и хочет, чтобы бы вы проучили самозванцев. Я выяснил, что в грабежах участвуют корабли Анатолии.

— Вот как! Эта жадная свинья Яперт сам взялся за пиратский промысел. С него и не такое станется!

— Судя по всему, он вступил в сговор с Мерденги.

— Вот их то мы и проучим.

Я кивнул головой: это был единственный способ остановить боевые корабли Анатолии.

— Но кроме вашей помощи на море, мы просим вас вот о чем. Сенбакидо испытывает нужду в солдатах, чтобы зачистить дороги от всякого сброда, который грабит купеческие караваны. Вам хорошо заплатят, — сказал я, еще не имея на то полномочий от герцога, — но я рискнул: мне не с кем было советоваться.

— Ну да, у вас есть средство уговорить меня? — снова прищурил свои мрачные глаза Касанга.

— Если вы намекаете, что мы будем использовать в переговорах вашу жену, то — нет! Мы даже и не думали об этом! Напротив, вернувшись в Ритолу, я немедленно предприму все действия по отправке ее домой.

— Я иду с вами! Сколько вам нужно людей?

— Пятьсот-семьсот человек вы можете выделить?

— Да вы войну хотите развязать, что ли? Я могу дать и больше людей — только надо подсчитать: сколько это будет стоить: три сотни — моя личная охрана — пойдут со мной не за деньги, а вот остальным придется заплатить.

— Это справедливо.

Мы договорились о шести сотнях бойцов. А также о том, что корабли островитян будут дежурить у островов, расположенных вблизи бухты Синего Глаза, и отбивать торговые суда у анатолийских разбойников.

— Почему бы вам не обратиться к Тамелию Кробосу? — спросил Касанга.

— Я не уверен, как поведет себя ларотумский король, ведь возникает серьезный повод для военного столкновения с Анатолией, и мы не знаем: хочет ли он этого. В любом случае решение: посвящать Тамелия или не посвящать в новые факты — принимать буду не я.

На трех хорошо вооруженных кораблях, примкнувших к нашей галере, мы вышли в море.

Сразу по прибытии в порт я заменил рыцаря Родрико другим гребцом, на что он пожал плечами и ничего не сказал. Я предложил ему плыть в Ритолу пассажиром и, если он пожелает, принять участие в нашем предприятии, за что получит вознаграждение.

Он опять пожал плечами. Мне эти пожатия стали действовать на нервы. И я прямо спросил его:

— Послушайте, Родрико, если у вас есть ко мне какой-то личный счет, то давайте, выкладывайте напрямую. Хватит с меня вашего молчания.

На что, он церемонно поклонился и сказал:

— У меня был к вам личный счет, но, волей судьбы, вы спасли мне жизнь и дали свободу, и теперь я вроде в долгу перед вами. Так что, мы по-своему квиты. Но это не значит, что я буду заводить с вами дружбу.

Признаться, от этих слов я вспыхнул, но…сдержался. Несмотря на высокомерие и холодность, Родрико был мой земляк, и я хотел услышать вести про родные края, а также меня мучило любопытство: я хотел узнать, как этот герой попал в плен.

— Я объясняю вашу заносчивость и спесь, лишь униженным положением, в котором не пристало находиться таким людям, как вы. И поэтому прощаю вас и снова предлагаю свою помощь и дружбу.

— Вы прощаете меня! Бросьте, не надо хитрить. Вы хотите знать о Мастендольфе и Гартуле. Поэтому вы так любезны со мной! Интересно, чем объясняются ваши интрижки с Астратерой? Той же любезностью ко мне?

— Если вы хотите подраться, то, пожалуйста, я к вашим услугам, быть может, тогда вам удастся поговорить со мной на равных.

— Перестаньте, Жарра, если бы я хотел драки, я бы ее получил. Надо мной смеялся весь замок Хэф. И я не виню вас — Асратера — это яд для мужчин и я всегда понимал это: после вашего отъезда она быстро нашла вам замену.

— Тогда начнем наше знакомство заново. Я предлагаю вам дружбу. И я на самом деле хочу узнать про Гартулу и Мастендольфа.

— Мастендольфа больше нет в живых. Его убили. Эта подлая крыса Рэйсмулан Красный убил своего брата и взгромоздился на трон, а всех верных Рэму людей он со своими прихвостнями вырезал тихой черной ночью. Я пытался отбить замок Хэф, но его взяли, мне пришлось спасаться по морю. И что самое примечательное, корабль наш почти сразу захватили, а всех рыцарей отправили в рабство.

— Но, берега Гартулы находятся далеко от Кильдиады и пиратских кораблей.

— Это были не пираты. И нас точно ждали. Один человек предал нас, он сообщил, кому следует — и нас поджидали. После войны за Аламанте, ларотумский король подцепил Рэйсмулана на такой крючок, что он и дернуться не смеет. Хуже всего, что гартулийский король запустил ларотумских жрецов со своими богами в наши земли, и сам поклоняется им, и навязывает новую веру всему населению, он обещал построить несколько храмов и уничтожить старую веру.

Ни про детей Мастендольфа, ни про моего отца Родрико ничего не знал. Я был потрясен его рассказом — как быстро зыбкий мир может быть нарушен чьим-то подлым вмешательством.

Я вернулся к своим наблюдениям за горизонтом. Мне понравилось выходить в море, несмотря на опасности, которые оно таило. Его огромные просторы манили меня, звали душу к неизведанному. Мне хотелось заглянуть за горизонт, дотянуться до неба силой ума, узнать, что находится за его пределами, оно представлялось мне каким-то колдовским туманом, окутавшим землю, и за ним непременно что-то пряталось, ибо были небесные светила, и я подозревал, что они очень далеки. Но желания мои были нереальны, и корабль наш шел по земному обычному делу: отстаивать чьи-то интересы. Бороться за право существовать.

Вскоре, наша флотилия вошла в воды Изумрудного моря. Я предложил отправиться сначала нам на нашей галере, чтобы предупредить герцога и мастера порта.

К нам пересел Касанга с командой из двадцати головорезов. Часть нашей команды он оставил в заложниках на одном из своих кораблей.

В порту нас встретил очень обеспокоенный Пушолон.

— Где вы пропадали? Граф Мерденги затеял тут настоящее следствие по поводу вашего исчезновения. Я уже начал думать, что вы погибли. Что случилось с нашим кораблем?

— Я поменял его на эту прекрасную галеру, сделанную на анатолийских верфях.

Я коротко поведал ему обо всем и представил Касангу, тот небрежно кивнул головой и снова стал смотреть в сторону, как будто разговор его вовсе не касался.

Граф сделался задумчив.

— Пожалуй, вы во всем поступили правильно, Льен. Вот только как быть с жалованьем для трех сотен кинских пиратов?

Мы отправились во дворец. Касангу оставили в приемной, а сами прошли в кабинет. На лице герцога светилась неописуемая радость. Пришлось повторить свой рассказ.

— У меня возникло такое мнение, что кто-то помогает им в нашем порту, снабжая сведениями обо всех кораблях.

— Больше всего известно старшему мастеру порта.

— Было бы неплохо допросить его и узнать с кем ему приходиться делиться.

— Я прикажу ему немедленно явиться. Ваша мысль на счет кинских бойцов мне кажется удачной. Я не буду платить из своей казны — за все заплатят купеческие гильдии.

— Как обстоят дела на суше?

— Хуже некуда. На днях было совершено нападение на храм Моволда в окрестностях Ритолы. Все люди при нем оказались убиты. Ценности и святыни похищены. Этот храм был очень важен для жителей Сенбакидо. Моволд является нашим покровителем. Люди в смятении и поползли разговоры о том, что теперь Ритолу некому защищать. Герцогство было неуязвимым, пока ему покровительствовал морской бог. Наш порт много раз пытались захватить, но каждая попытка была неудачной: бури, туман, многодневные шторма, и это в нашем, довольно спокойном, море! Когда пятьдесят лет назад на Сенбакидо напали анатолийцы, их корабли просто вспыхивали от ударов молний! И люди говорят, что теперь, тот священный жезл, которым жрецы вызывали в союзники силы стихии, украден. Если все слухи — правда, и нас действительно лишили такой мощной защиты — это очень, очень плохо!

Наши отряды патрулируют все дороги, пристраиваясь к купеческим караванам, но пока ничего. Всеми операциями руководит граф Мерденги.

— Мгм.

— Надо допросить пленных.

— В приемной находится адмирал Касанга.

— Ах, да! Немедленно отправляйтесь за его женой и ведите ее сюда, — приказал он Нориленду.

— Вы понимаете, граф, что я не могу вести переговоры с кинскими островитянами. Мое положение не позволяет мне разговаривать с Касангой. Эти переговоры я поручаю вам.

Граф вежливо поклонился.

Герцог вышел в другую дверь, а из приемной ввели Касангу. Граф объяснил, что он доверенное лицо герцога и уполномочен им вести переговоры. Темное лицо Касанги не отражало никаких чувств.

Вскоре привели жену адмирала. Это была яркая, как экзотический цветок, красотка, с большими карими глазами, с черными гладкими длинными до пола волосами, с золотой диадемой на голове. Одета она была в шаровары из драгоценной ткани вак, которая переливалась на стройных ножках всеми цветами радуги, повторяя плавные линии ее тела, верх наряда был сделан как корсет из алого бархата с глубоким декольте, обнажающим знойную грудь — и такое чудо Мерденги собирался мучить в застенках! Да, он просто чокнутый! Я был не единственным, кто так думал. Граф Пушолон, улыбаясь сквозь усы, отошел к окну, предоставив возможность Касанге расцеловать свою милую.

"Надо же, это изваяние может проявлять свои чувства", — подумал я об адмирале.

Убедившись, что с его женой полный порядок, он приступил к делу. Мы обсудили, каким образом будем действовать, а также граф передал Касанге аванс для его людей за помощь в поимке разбойников. Было решено, что часть пиратов разделится на группы, под командованием наших людей, отправится блокировать важнейшие участки дорог.

Дом герцога представлял подобие буквы "г", и в малом крыле располагался граф Мерденги.

Меня с моими товарищами поселили в соседнем.

В море я так полюбил наблюдение за горизонтом в подзорную трубу, что капитан подарил мне ее. Вернувшись из похода, мне пришлось вспомнить свое увлечение.

Граф Пушолон заметил, что Мерденги постоянно обращается к двум большим почтовым ящерам. Приобрести такого зверя — весьма дорогое удовольствие: они довольно редкие существа и водятся в далеких землях, а также с трудом поддаются обучению, и тренировка их стоит больших денег. Звери эти реагируют на запахи своих адресатов, чтобы отправить такую почту, надо дать понюхать ящеру вещь с запахом того, кому он должен доставить послание, но кроме всего адресат еще должен сказать командное слово, на которое отзывается ящер — только тогда он позволял изъять почту. Граф сказал, что Мерденги отправляет их в одно и то же время: около шести утра. Ему удалось заметить направление полета: один летел на юго-запад, а другой — на северо-восток, как раз именно там больше всего бесчинствовали дорожные разбойники, в густых рощах и на горных дорогах.

Стало ясно, что граф Мерденги держит очень быструю и хорошо налаженную связь, и у нас почти исчезли сомнения по поводу его причастности к заговору против герцога.

Накануне у меня созрел план, и я поделился им с графом.

Во-первых, мы объявили всем, что на следующий день, во главе кинских пиратов отправляемся на поимку дорожных разбойников — у нас есть сведения по их местонахождению.

Во-вторых, я договорился с графом, что он спрячет двух-трех отличных лучников — у нас не было права на ошибку — в ветвях высоченных деревьев, расположенных возле дома герцога. Они должны были целиться из луков в почтовых ящеров. А граф Пушолон должен был любыми средствами отвлечь Мерденги от окна по моему сигналу: в виде красного платка выкинутого за окно-граф Пушолон располагался на балкончике по соседству с комнатами Мерденги, я же находился на другом конце буквы "Г".

Подойдя рано утром к окну, я снова взялся за свои наблюдения, изучая в подзорную трубу обстановку.

Наш замечательный план сработал, и результат превзошел все ожидания.

Мерденги, запустив ящеров воздух, сразу же помчался вон от окна. Ящеры, сделав несколько кругов над двором, словно для разминки крыльев, хотели направиться вдаль, но наши отличные лучники оказались на высоте! Вскоре, в условленном месте я встретился с ними. Стрелки протягивали мне туши убитых ящеров — жаль было этих прекрасных созданий, но наш интерес важнее. В жестких складках их воротников под панцирем были спрятаны письма. Мерденги даже не потрудился их зашифровать — одно предназначалось командующему флотом анатолийского королевства с краткой выкладкой по известным событиям: наш приход в порт, союз с кинскими пиратами и предупреждение.

Второе — предназначалось неизвестному лицу с четкими указаниями, где устроить засаду на новый караван. Странно, что в письме этом не было никаких предупреждений о нашем готовящемся нападении. Но важно было одно: письма эти указывали на преступное участие Мерденги во всей истории.

Но это была не вся почта, захваченная нами в этот день — Мерденги послал гонца — своего преданного человека — и мы решили на свой страх и риск перехватить его, отправившись за ним вдогонку. Нам удалось остановить его на дороге в направлении к Мэриэгу.

Глаза этого человека были испуганны, но было ясно, что письмо он нам просто так не отдаст.

Мне пришлось немного поработать мечом — и посланец сдался. Он мрачно смотрел, как я вскрываю почту, и не говорил ни слова — потом он, вдруг, неожиданно вытащил кинжал и что есть силы, воткнул себе в грудь. Позже мы поняли, почему этот человек не говорил ни слова: у него просто отсутствовал язык. Но зачем он убил себя?

На нас с графом это произвело неприятное впечатление: какое-то липкое и грязное — от таких вещей душу мою всегда выворачивает.

Мы читали письма. И одно из них было адресовано человеку по имени Бино. В нем описывались все события, связанные с нашим приездом, наш поход в море и многое другое, не было никаких указаний на то, что делать с полученными сведениями этому Бино, не было ничего личного и дружеского, не было рассуждений — простое изложение событий. Создавалось такое ощущение, что этот Бино сам должен решить — как ему поступить. А Мерденги просто сухо и кратко сообщает ему. Ясно стало одно — корни заговора растут из Мэриэга.

Странно, что Мерденги, сообщил нам точное местонахождение пиратов. Я думаю: он решил подстраховаться и отвести все подозрения от себя, ведь ему не было известно, на самом деле, знаем мы что-то или нет. Понятно, что он решил избавиться от этой банды с нашей помощью, сообразив, что дело может для него зайти слишком далеко, а так, он приносит нам ее на блюде — и все довольны, он же еще и герой!

Предатель даже не догадывался о том, что нам открылась его подлинная роль в деле с грабежами.

Наверное, я очень хорошо чувствую людей, если смог сразу разглядеть истинную суть этого мерзавца — его мотивом не было богатство. Нет! Он мечтал занять место герцога. Одного я не мог понять — как он собирался обойти его наследника маленького Унэгеля? Мне даже подумать было страшно, что он мог сделать, а ведь мог! Я подозревал, что у этого типа совершенно отсутствуют какие-то нормальные человеческие чувства.

Мы догнали отряды, передвигавшиеся по дороге в направлении города Ранжемон. Именно там, по сведениям Мерденги, в достоверности которых мы уже не сомневались, потому что они были подтверждены письмом, перехваченным нами, должны были устроить засаду разбойники. Но мы то знали, что никакого торгового каравана не будет!

По молчаливому уговору с Касангой, который отправился вместе с нами, я точно знал, что Мерденги при любом раскладе не уйдет оттуда живым.

Коварный граф привел нас к пещерам, вблизи дороги, в которых, по его словам скрываются грабители. Мы окружили их логово на рассвете. Часовые не спали и сразу подняли тревогу. Но численностью и внезапностью мы превосходили разбойников и они были загнаны, что называется в угол — все же, просто так они не собирались сдаваться: часть их отстреливалась снаружи, а другая часть засела внутри — и я стал опасаться, что они уйдут каким-нибудь подземным ходом, каких бывает довольно много в пещерах. Так оно и оказалось.

К счастью, другой выход оказался неподалеку, и там были привязаны лошади разбойников: они подготовили путь к отступлению, но мы растянули своих людей в цепочку. Оцепление оказалось достаточно большим — и все же разбойники прорвались сквозь него. Нам пришлось пуститься в погоню. Все это время я внимательно следил за Мерденги и следовал за ним неотступно. Еще одна пара глаз не сводила взгляд с этого человека. И во время погони за разбойниками, когда граф с громким возгласом: "За мной!" поскакал в чащу леса, чья-то искусная рука очень выпустила в него стрелу из лука, и это не была характерная стрела кинских пиратов — за что я мысленно похвалил Касангу — он не разочаровал меня: в уме ему не откажешь. Сраженный граф упал на землю — стрела пробила его легкую кольчугу, но он не был мертв, и тело его извивалось на земле: он пытался добраться одной рукой и выдернуть стрелу. Толко у него ничего не вышло. К нему подъехал всадник и довершил дело ударом кинжала. Почти всех разбойников нам удалось догнать, большая их часть погибла, отбиваясь от нас, от всей банды осталось в живых человек двадцать не больше, но, что было весьма досадно — и эти не достались нам живыми: поняв, что они попали в плен, эти люди выхватывали небольшие клинки из-за пояса и вонзали себе в грудь. Совсем, как тот человек, на дороге. Что это были за люди — мы уже не могли узнать — единственной ниточкой оставался Бино из Мэриэга.

Пятеро разбойников, все же, не были мертвы. Очнувшись от ран, они наотрез отказались говорить и, взглянув в их бесстрастные каменные лица, я понял, что пытки не развяжут им языки.

Перед возвращением в Ритолу, я предложил графу Пушолону поговорить с купцами, заключенными графа Мерденги.

Один из этих людей от пережитых волнений и пыток умер в подвале крепости Бэро в городке Ранжемон, другой был почти при последнем издыхании — нам удалось его ненадолго вернуть его к жизни и вот, что он нам рассказал.

Граф попросту взял в заложники его юную дочь. И только поэтому заставил торговать награбленными товарами. Купец понимал, что дело нечисто, но не мог противиться. Граф обещал освободить его дочь и даже устроить ее будущее — он много чего обещал, но все закончилось, как нам было известно: купцов схватили и отправили в тюрьму. Что стало с его дочерью неизвестно. И он отчаянно умолял нас найти эту девушку. Чем граф прижал другого купца — мы не знали, и спросить уже было не у кого. Мы разыскали неподалеку от этого городишки дом, куда пару раз наведывался граф и нашли там едва ли не целый гарем. Несчастные девушки, потерявшие не только свою честь, но и многие — своих близких, рыдали оттого, что мы их нашли, не веря в свое спасение. Дочь купца, кроме всего прочего, ждала ребенка от Мерденги и была на грани отчаяния. Нам удалось устроить ее встречу с отцом. Позже, в Ритоле, мы поговорили с герцогом, в деликатных выражениях объяснив ситуацию. На лицо герцога было жалко смотреть. Он обещал вернуть все конфискованные состояния и взять опеку над этой девушкой, носившей ребенка его недостойного родственника.

Итак, наш поход в Сенбакидо закончился весьма успешно. Мы возвращались весьма довольные походом — все получили вознаграждение и горячую благодарность герцога.

К сожалению, по возвращении в замок Брэда меня ждали менее приятные новости. Граф и другие знатные кэллы из нашей компании разъехались по своим поместьям, нанеся визиты к кэлле Ивонне, мне же ехать — было некуда. Но и остаться в замке, несмотря на свои заслуги, я не мог. Дело в том, что со мной успел поговорить сенешаль замка Постоверро. Он меня предупредил о том, что я попаду в очень непростую ситуацию — герцогине просто неудобно указать мне на дверь, а отношение ее мужа ко мне оставляет желать лучшего — он сам не свой после нашего отъезда в Сенбакидо, всех изводит приступами дурного настроения. И, по мнению сенешаля, меня здесь видеть никто не хочет. У меня не было оснований не доверять этому человеку.

Поразмыслив немного над его словами, я пришел к выводу, что лучше мне пока сменить обстановку и не мешать добрым отношениям супругов. Я предстал перед герцогиней с просьбой о том, чтобы она меня отпустила на вольные хлеба, и что я готов вернуться в замок по первому ее зову.

Кэлла Ивонна глубоко вздохнула, но отговаривать не стала и сказала, что очень сожалеет, но у нее есть ко мне небольшая просьба. Она хочет, чтобы я сопровождал ее сына Унэгеля в герцогство Сенбакидо, откуда я только что вернулся. Меня немного удивила такая просьба, но я отказываться не стал. Так, я еще раз совершил прогулку в Сенбакидо по уже знакомым мне и безопасным дорогам.

Возвращаясь к своим умозаключениям о Тамелии Кробосе, я добавлял ко всем своим сомнениям еще и мысли о событиях в Сенбакидо. Каким-то внутренним чутьем я чувствовал непростую роль Тамелия Кробоса в той истории.

Тогда я не придал этому должного значения, но теперь, расставшись с герцогиней Ивонной, я понял, что встречи с королем мне избежать не удастся: уж слишком часто наши пути пересекались. Наивно было так думать? Наивно! Но молодость всегда наивна и безапелляционна. Чего хотел добиться я, на что рассчитывал? Я и сам, пожалуй, этого не понимал: невозможно было вывести короля на чистую воду, все мои догадки были бессильны. Король недосягаем. Его особа неприкосновенна, и никто не осмелится ни в чем его обвинять.

Конечно, я осознавал, что все бессмысленно. И направляясь, по дороге в Мэриэг, я даже не помышлял ни о каком вмешательстве в политику Ларотумского государства. Но позже я понял, что обманывал себя, когда думал, что еду лишь на службу — устраивать свое будущее. Наверное, мной двигали злые духи, чтобы снова впутать в чьи-то интриги и нарушить чужие планы. Глава 7 В погоне за кладом Следуя моим воспоминаниям о Сенбакидо, надо сказать, что мне еще раз удалось посетить шумную и яркую Ритолу — место оживленной торговли и морские ворота Ларотум. Я привез сына герцогини Ивонны к его дяде, она считала, что он сможет избавить мальчика от ее нежного влияния и воспитает в нем качества достойные мужчины. По дороге в Ритолу мы много разговаривали, и я успел привязаться к смышленому пареньку. Прибыв в Ритолу и передав с рук на руки веснушчатого и загорелого, как пряник, наследника двух герцогств, ибо у Сенбакидо не было других наследников, я хотел было снова отправиться в путь. На этот раз меня задержал сам герцог. Он пригласил меня в свой роскошный кабинет, устланный мягкими коврами и заставленный тяжелой темной мебелью из редких пород деревьев. Многие вещи были безумно дороги и привозились издалека. Усладив мой взор изысканностью обстановки, а вкус заморскими винами и шоколадом, герцог приступил к разговору. — Вы и ваши товарищи оказали мне неоценимую услугу. Я не забываю тех, кто мне помогает. Теперь у вас снова появилась возможность проявить себя, послужив к пользе моего герцогства. Вы готовы снова прийти на помощь? 'Что ж, — подумал я, — видно мне всю жизнь придется этим заниматься: приходить на помощь, ибо мне самому помогать было некому, а раз тебе некому помогать, значит, ты не нуждаешься в помощи — вывод один: ты сам — ходячая помощь всем страждущим'. -Я буду рад, если мои скромные услуги снова пригодятся в полезном деле, — сказал я и отвесил поклон. — Понимаете, Льен, что получилось….-герцог сделал пузу, словно раздумывая, как мне все преподнести, — когда граф Мерденги погиб, — кэлл Сенбакидо покашлял, видно было, что воспоминания о таком родственнике не доставляют ему никакого удовольствия, — так вот, когда граф погиб, мне пришлось просмотреть кое-какие его бумаги. Граф вел много и моих дел тоже: я вскрыл сейфы в его кабинете (снова: кхм, кхм), у графа даже тайник нашелся с особо секретными бумагами, и мне попалась на глаза любопытная карта. Когда мы накрыли логово разбойников, как вы помните, там не нашлось никаких ценностей, а ведь они должны были что-то иметь: деньги, товар, драгоценности. — Да, мы с вами нашли только оружие. — И добиться признания от оставшихся в живых нам не удалось. Я кивнул. Герцог продолжил: — Значит, они куда-то все это перевозили и прятали. Самое печальное, это то, что злодеи осквернили прекраснейший храм и украли оттуда святыни. Я бы очень хотел исправить зло, которое причинили эти нелюди. В карте моего, кхм, кхм, бывшего родственника, есть интереснейшие указания. Как вам известно, он был связан с шайкой, кхм, кхм. Так вот, ему, видимо, удалось выследить, куда они увозят награбленное добро. И он отметил эти места на карте. 'Очень даже может быть',- подумал я. — А что собой представляет эта карта, таннах? — Это карта Ланийского побережья и островов, расположенных вблизи от него. Вот на эти острова я и собираюсь отправить небольшую экспедицию, но мне нужны преданные и неболтливые люди. Это очень важная миссия. Если удастся добыть ценности, я использую их во благо. Вы помните о планах, которыми я с вами делился? Я подтвердил. — Я считаю, что очень важно увеличить количество кораблей, новых, мощных, хорошо вооруженных. Я собираю под свое начало мастеров и изобретателей, и они придумывают лучшие, чем ныне существующие модели кораблей. Недостаток средств — моя основная беда. Если бы вам удалось найти спрятанный клад — я смог бы осуществить свои планы! Я не зря обратился к вам: вы кажетесь мне человеком серьезным, а самое главное — честным, вас уважают люди, и вы сможете привести их к победе. Я дам вам корабль, вместе с капитаном подберете надежную команду и прикажете доставить на него все, что потребуется. — Вы отправляетесь с нами? — Нет. Я буду нужен здесь. Да, и еще одно дело, Льен. С вами поедет человек, брат Саделий. Он поможет отличить одну вещь. Если на этих островах найдете клад разбойников, то есть надежда, что отыщется жезл, принадлежащий храму Моволда. Я попросил герцога разрешения взглянуть на карту. — Вот она, — кэлл Орандр протянул мне немного измятые листы на темной коричневой бумаге. Я внимательно изучил их. И мне многое показалось странным. Например, то, что карта была в трех экземплярах. И все варианты ее были разные. Что в них — было много исправлений, и делались они, как будто наспех. — Да я знаю, — кивнул герцог, — я уже думал об этом. Возможно, граф сам точно не знал местонахождение клада, а лишь строил разные предположения, на основании каких-то обрывочных сведений. Вам предстоит обследовать все указанные места. Легко сказать! Я покачал головой. Пометок было так много, что наше плавание могло растянуться на годы. На всех вариантах был изображен с десяток островов. В углу карты была сделана надпись, гласившая ' путь скроют вода, и огонь, и камень'. Чтобы это значило? В другом месте была приписка: 'Там, где цветут розы, и дракон улыбается солнцу'. Наверное, это какое-то образное выражение. Я разыскал в Ритоле хэлла Родрико. Он остался служить у герцога, ходил воином на судах Сенбакидо. Мы встретились на празднике королевы Моря. Раз в году, летом, в Ритоле происходило одно из самых увлекательных и ярких увеселений, какие мне приходилось видеть. Праздник открывался соревнованием ныряльщиков. Молодые люди прыгали с высокой скалы и должны были поднять со дна моря золотую диадему с изумрудами. Она вручалась самой красивой девушке, по выбору победителя, вместе с украшением получавшей титул Королевы Моря. Возле скалы собралось много народу, были сооружены помосты, с которых было удобно наблюдать за соревнующимися. Нарядные дамы, подобно радуге, переливались красочными платьями, радовали взор богатыми туалетами и яркими зонтиками, которыми укрывались от солнца. Среди всех, я выделил одну, отличавшуюся особой красотой: темные волосы ее были уложены в высокую прическу с белоснежным цветком, выточенным из драгоценного камня кедопы. Она обмахивалась тяжелым веером из страусинных перьев, а служанка держала над ее головой зонтик. Эта экзотическая красавица со светлой кожей очень внимательно следила за ныряльщиками. Как сообщили мне добрые люди, кэлл Родрико принимал участие в этих состязаниях. Я сразу узнал его рослую мощную фигуру в числе других претендентов. Разрешалось три попытки. Под звуки мощного барабана, который хранился в храме и был выигран по легенде у морского бога Моволда, служившие сигналом к началу, пятнадцать участников, сильных, стройных загорелых мужчин, совершали прыжки в морскую пучину. Несколько минут все напряжено следили за ними, устремив взгляды на зеленоватую рябь волн, игравших на солнце яркими бликами, когда один за другим они выныривали на поверхность моря. Первая попытка вышла неудачной, и все вернулись на вершину скалы. Снова звуки барабана — и прыжки в воду. На этот раз вышел победитель. Им оказался Родрико! Покачиваясь на волнах, он высоко поднимал над водой руку с диадемой, сверкавшей золотыми гранями. С безумно-счастливой улыбкой, он вышел на берег, где его встретила восторженная толпа. Победителя подхватили на руки и понесли по кругу почета усыпанному цветами. Он все также размахивал диадемой и по его могучему телу скользили капли морской воды, орошая носильщиков — но это никого не огорчало, все еще больше неистовствовали. Совершив ритуальный круг почета, его опустили на землю, точнее, на песок, по которому он побрел босыми ногами, снова взбираясь на верхушку скалы, где восседали оставшиеся зрители. Теперь он должен был выбрать Королеву Моря. На него накинули пурпурную мантию и на голову водрузили душистый венок из ветвей дерева ашатр. Ни минуты не сомневаясь, под громкий голос глашатая, и музыку флейты, он направился к той красотке с изысканным украшением в волосах. Она сидела в почетном ряду, подле нее находился пожилой человек с грузной фигурой и тяжелым взглядом. Он недовольно смотрел, как Родрико, опустившись на одно колено, протянул даме диадему. Девица, приподнявшись, скромно потупя глазки, вымолвила несколько благодарственных и поощрительных слов нежнейшим голоском. Далее, она, отцепив от своего платья, около предплечья, ленту, вручила ее победителю. Страсть, с которой Родрико прижался губами к этому священному предмету, насмешила меня. — А наш пловец снова попался в сети! — сказал я. — Что вы говорите? — спросил меня маленький седой старичок. — Какая красотка! — восхищенно сказал я. — О да! Это гордость Ритолы — первая красавица города. Все знатные дамы ей завидуют. Все мужчины в нее влюблены. — А разве, она не знатная дама? — Нет, она дочь богатейшего купца Кашапеля. — Вот как? — удивился я. Тем не менее, она восседает в почетном ряду. — Это потому что Кашапелю много, кто должен денег и услуг — он как паук опутал Ритолу. — Это уже любопытно, — подумал я, — интересно, как Родрико собирается взять эту крепость: закон не придумал исключений для купеческих дочек. А он — рыцарь. Брак благородного с простой женщиной не приветствуется. Так можно лишиться рыцарского звания. Если только король или герцог не пожалуют Кашапелю дворянство, что сомнительно, или не дадут свое разрешение на брак, что тоже сомнительно. Но пока сословные различия не останавливали Родрико на пути к предмету его страсти. После этого знаменательного заплыва, Королева Моря дала знак, что позволяет перейти к следующему этапу состязаний: соревнованиям маленьких лодок с яркими парусами. Эта регата разворачивалась, как на арене, на ослепительно бирюзовой глади моря, на которую все взирали с высоты скал, и на нее стоило посмотреть. Снова церемония награждения. Снова овации и музыка. Следующим, очень зрелищным и важным этапом в празднестве был бой с когезопром — весьма опасной тварью черного цвета, с четырьмя мощными жилистыми лапами, снабженными костяными наростами, длинным хостом, которым она хлестала вокруг себя как хорошей плеткой, но самым опасным оружием его служили роговые наросты. Ими зверь поддевал всех неудачливых бойцов. Тех, кто выживал от удара рогов, что случалось крайне редко, он не рвал их, а просто топтал мощными лапами, ломая ребра и прочие кости. Когезопр был травоядным, но очень вспыльчивым существом: он не любил, когда его беспокоят, и привозили этих животных из Кильдиады, где их научились разводить уже давным-давно. Только в Кильдиаде знать не рисковала сражаться с ними, а использовала в гладиаторских боях, а у нас, с чьей-то легкой руки, это развлечение стало уделом рыцарства. Ларотумцам так не терпелось щегольнуть своей храбростью, что все готовы были сразиться хоть с десятком когезопров. К тому же, за эти бои всегда раздавали хорошие награды. Я успел заметить, что мой неугомонный приятель Родрико собирается выйти на поле. — Нет! — прошептал я, — он хочет собрать все награды мира. Когда все переместились к арене с когезопрами, и, рассевшись, ждали начала схватки, я подошел к старшему герольду и сообщил, что хочу принять участие в этом действии. — Это очень опасное дело, — сказал он, окинув меня внимательным взглядом, — и мы записываем желающих за три дня до начала. — Я прошу вас сделать исключение. — Если только, вы выступите чьим-то помощником. Но у вас мало времени. После танца амазонок и чернокожих рабынь, начнется бой, у вас есть примерно полчаса. Я подошел к Родрико. Он уже переоделся и выглядел ярко и празднично: на нем была алая рубаха с трехцветным поясом. На этих соревнованиях носить кольчугу не допускалось. Бойцы не были защищены практически ничем. Короткие сапоги из мягкой кожи черной антилопы, защитный амулет из зуба ящера на груди, легкие штаны, обшитые золотым галуном — это было все, в чем боец выходил на арену. — Вы смотритесь великолепно, Родрико. — А-а, это вы? Я приветствую вас. Где вы пропадали? — Я ездил в имение моего сюзерена. И снова вернулся сюда. Вообще-то, у меня к вам разговор. — Можно его отложить до окончания соревнований. — Разумеется! Я хотел бы тоже поучаствовать, но уже опоздал. Говорят, что я могу пойти к кому-нибудь помощником. У вас есть помощник? — Нет! Но я никого не беру. — Вот как? Хотите один наслаждаться плодами славы перед белокожей королевой. Боюсь, ей доставит мало радости увидеть затоптанный труп своего героя. — Я могу справиться сам. — Люди знают это. Но у всех есть помощники, с ними бой выглядит интереснее: я буду поддразнивать зверя и разжигать у него ненависть, он понесется на вас, а вы его прикончите одним красивым ударом. Лавры все равно достанутся вам. Согласны? — Ладно, считайте, что убедили меня. Только не высовывайтесь и не берите лидирующее положение на арене. Вы хоть раз занимались чем-то подобным? — Нет, — сказал я, — но я способный и быстро схватываю, — а сам при этом подумал: и куда я лезу? Демон меня разрази! — Послали боги помощничка! — вздохнул Родрико. — Идем со мной, я сообщу о вас герольдам. Мы подошли к герольдам и объявили о моем участии. Пока записывали мое имя, пока я переодевался в нужный костюм в одной из палаток, которых было множество раскидано неподалеку от поля, и там нашлись для меня подходящие вещи, на арене начался первый бой. Первая пара опытных бойцов очень быстро справилась со своим зверем, и его зарубленную тушу уносили с поля. Второй паре не повезло: новый зверь, выпущенный на арену, учуял запах крови своего предшественника и оказался более свиреп: он поднял своего укротителя на рога и высоко подкинул его. Чудовище носилось по кругу, громко рыча, и этого рыка шел мороз по коже, помощник погибшего, быстро уносил его еще незатоптанное тело с арены. Настала наша очередь сразиться с когезопром. Герольды громко объявили наши имена. Нас выпустили через специальные ворота на арену и захлопнули их сзади на засов. Зверь, уже изрядно заведенный стоял, опустив голову, глаза его были сведены в одну точку, и этой точкой был — я! Когда до меня это дошло, я побежал! Видят боги — так быстро бегать мне еще не приходилось! Делая зигзаги и неожиданные повороты в разные стороны, выписывая восьмерки, я проявил чудеса ловкости, увертываясь от грозных рогов, но самым коронным номером было сальто в сторону от взбешенного зверя: я отпрыгнул в сторону, а он, нос к носу, столкнулся с Родрико, держащим наготове свой меч. Родрико отскочил в другую сторону, а когезопр вписался с разбегу в столб — тут и настигла его доблестная смерть. Мой друг сделал широкий замах мечом и вонзил ему в шею. Зрители бесновались! Прекрасное животное упало на колени. Зло, которое символизировал зверь — побеждено! Кровь его была собрана в блюдо и отнесена на жертвенник бога Моволда. Родрико, в прилипшей к спине, от пота, рубашке снова склонился перед дамой сердца, и был снова одарен — на этот раз ему пришлось разделить награду со мной: нам достались тяжелые золотые цепи. Выступление продолжилось. Выступило еще несколько пар, но менее удачно. Счастливые и гордые, мы наблюдали за дальнейшими событиями. Закончилось все по обычаю тех мест: рыцари все свое оружие передавали выбранным ими девушкам. Те несли оружие в храм Моволда и всю ночь сторожили его там — что-то вроде девичьих посиделок — молитвы, ритуальные танцы, музыка и освященное вино — девицы тоже нуждались в развлечениях. По легенде, очень давно, в тревожные времена завоеваний Ланийского берега Кильдиадой, женщины собрали все оружие, бывшее в оружейных города и оставшееся на поле брани, и спрятали в храме, пока, оставшиеся в живых, мужчины скрывались в лесах. Но кроме этого, хитроумные ланийки похитили много оружия завоевателей, которым они прислуживали или подчинились, чтобы подобраться поближе: в одну ночь они опоили многих зельем, и, дав сигнал своим мужьям и сыновьям, сами удалились в храм. Те же, напали на разоруженный город и вернули себе его. Так, девушки напоминают об этом знаменательном подвиге своих прародительниц и возвращают оружие мужчинам на следующий день во время карнавала. Этот ритуал, своего рода обряд разоружения, символизировал силы добра и силу женских чар, которые могут победить даже грозное оружие и превратить мужчину из грозного воина в кроткого ребенка. Все это, конечно, страшный вздор, хотя и красиво рассказанный. Почему мы попались на эту чушь? Наверное, Родрико очень хотелось, чтобы 'Прекрасная Лилея' коснулась своими ангельскими ручками его стального клинка. Но мы поддались и, как все прочие, разоружились. В этот день не задумывалось проводить пиры. Они планировались на завтра, когда завершающим моментом праздника станет карнавал. Это было выгодно всем содержателям питейных заведений. Ибо разгоряченные соревнованиями мужчины шли именно туда утолить свою жажду и поделиться впечатлениями об увиденном зрелище. Поэтому, мы налегке отправились в кабачок, чтобы отметить наши победы винными возлияниями и, заодно, поговорить о моем деле. Широкая, хорошо замощенная улица, из красного камня, плавной дугой спускалась с того холма, на котором происходили игры, и вела к портовой площади. Там было много достопримечательностей: недавно отстроенный храм Верховного бога Дарбо, строительство шло по нашим меркам удивительно быстро: то, на что прежде ушло бы полсотни лет, теперь построили за десять. Ларотум славится своими зодчими. В Ритоле много двух — и даже трехэтажных домов. Храм необычайной высоты высится над берегом как белый исполин, украшенный статуями шести богов. Еще на этой пятигранной площади есть городская академия, миссия спасения моряков, купеческий совет, и… городская библиотека! А также, оттуда тремя лучами разбегаются улицы: улица Роз, улица Промелу, названная по имени одного купца, который пожертвовал городской казне все свое состояние (интересно: как это оценили его близкие?) кстати, на его средства построили миссию спасения моряков и библиотеку, и улица Желтая. Почему она называется Желтая — до сих пор, никто толком не знает, вообше, я давно заметил, что многие названия имеют довольно нелепое происхождение, но так прочно прикрепляются, что остаются с местом навсегда. Может, из-за множества домишек, окрашенных в желтый цвет. Так вот, на эту Желтую улицу мы и направились, ибо на ней было большое количество кабачков и трактирчиков, где вернувшиеся из плавания морячки спускали свои кровные деньги или на спиртное, или на шлюх, или на азартные игры. Мы зашли в первый кабачок 'Две русалки'. Родрико сказал, что там очень вкусно готовят рыбу. Мы решили отпраздновать в нем нашу победу. Русалок мы там не нашли, разве что дочка хозяйки немного смахивала на одну из них своей кудрявой головой. В заведении было шумно и весело, кричали пьяные моряки, вернувшиеся из плавания, бренчали музыка, громко смеялись девицы. Мы заняли место в углу, чтобы никто не мешал нашему разговору. На столе у нас высилась горка жареных камбал — одно из любимых лакомств в Ритоле, крабы, мидии и морская трава в маринаде; нам принесли три бутылки белого вина — мы собирались хорошо посидеть. Родрико рассказал мне о том, что сходил в два плавания в Анатолийские порты. Герцог возит туда бочки с вином, и орех ишрет, который собирают с его плантаций, а из Анатолии привозит местные вина и лошадей. Известно, что Анатолия славится своими скакунами. Конечно, герцог не сам этим занимается, у него есть очень толковый управляющий с коммерческой жилкой. Родрико сообщил мне много интересного об Анатолии, и я подумал, что когда-нибудь непременно там побываю. — Вы не хотели бы вернуться в Гартулу? — спросил я его. — К чему мне возвращаться — моего господина убили. Мне остается только мстить за него. Но я не буду действовать сгоряча. Кому я сейчас там нужен? Я подожду, пока оставшиеся братья не перережут друг друга, а уж потом, если на то будет воля Гро, я вернусь, чтобы помочь наследнику. — Какому наследнику? — А вы разве не знаете предсказание? 'Белый трон займет наследник Однорукого короля и наступит мир в садах Гартулы'. Пока еще у всех руки на месте. Я верю предсказаниям. Вы сами хотели бы вернуться туда? — Не знаю. Нет, пожалуй, нет. У меня сейчас появилось новое дело. И поэтому я вас пригласил сюда. Мне нужны верные люди. Герцог Сенбакидо хочет устроить одну морскую экспедицию. — На острова, я знаю, — кивнул Родрико. — Вот как? Это уже не секрет? — Уже давно всем известно, что на островах спрятан клад лесными разбойниками. Они боялись оставлять его в пещерах, возле которых бывает много людей. И перевозили на своем суденышке, с пустынного берега, на острова. Его многие ищут. — Да-а, — я потер рукою лоб. — О такой конкуренции Сенбакидо не упоминал. Что ж, это усложняет задачу, но не делает ее невыполнимой. Так вы идете с нами? Герцог всем обещает большое вознаграждение. — Я отказываться не буду. Деньги мне нужны. — Есть маленькое 'но'. У нас не точная карта. Я ломал над ней голову, но так ничего и не понял. Нам придется хорошенько поискать это место, и я не гарантирую, что мы его найдем. Вас это не остановит? В случае находки клада герцог выдаст всем премию, если поход будет неудачный, то вам заплатят как за рейс на обычном корабле. — Мне подходят эти условия. Пока мы были заняты нашей дружеской беседой, в кабачок, где проходила наша встреча, стали прибывать новые люди. Стало еще больше шума. А в одной компании, сильно выпивших моряков, вспыхнула ссора. — Не пора ли нам покинуть сие замечательное место? — предложил я Родрико, и он со мной согласился. Но едва мы решились выйти из-за стола, как к нам подошел один человек из той компании и, ни слова не говоря, треснул Родрико в живот. Это было так неожиданно, что мы опешили. Родрико разогнулся, удар вышел сильным. На моем товарище не было кольчуги. В Ритоле была очень теплая и влажная погода, поэтому все одевались легко: тонкие светлые рубахи, да штаны из прочной, но легкой ткани — это все, что прикрывало нашу наготу. На поясе носили яркие шарфы, за которые засовывали ножи и меч. Но мы-то оставили свое оружие в Храме! Едва Родрико перевел дыхание, последовал следующий удар: на этот раз в лицо. Но теперь он не достиг цели: Родрико перехватил руку и сделал бросок, от которого драчун отлетел в сторону и при этом, по инерции, при этом, опрокинул несколько столов. Раздался страшный грохот. Почему этот человек налетел на Родрико — было непонятно: мне он не показался сильно пьяным. Те, что ссорились, сразу обратили внимание на нас: и они сочли происходящее… хорошим поводом развлечься. Как-то очень быстро у них в руках оказались ножи. Началась драка, и было непонятно: кто с кем борется: два спорщика дрались между собой, кулачный боец, неудачно отправленный на пол Родрико, поднялся и, с налитыми кровью глазами, быком пошел в повторную атаку, а мной занялись те, что поначалу участвовали в чужом споре. Не знаю: чего они на нас полезли? Может, парням размяться захотелось — это я тогда так думал. Все оказалось куда интересней. Пока я отмахивался с помощью подносов и ваз от трех кинжалов и, надо сказать, неудачно, потому что мне нанесли довольно много мелких порезов, Родрико демонстрировал зачинщику драки разные варианты и способы падений. Наконец, моему доблестному другу надоело упражняться, и он свернул противнику голову. Придя мне на помощь Родрико, очень умело и качественно располосовал двух противников их же ножами, пока я все еще отбивался от одного. Этот оказался проворным, словно уж, я никак не мог его обезоружить. Несколько раз мы выбивали друг у друга оружие из рук, бросались за ним и снова продолжали драку. Родрико, оставшийся без противника, решил не мешать нам и, закинув ногу за ногу, наслаждался увлекательным зрелищем. Он наблюдал, как меня, истекающего из разных мест кровью, хотят прикончить у него на глазах. Наконец, он не выдержал и крикнул: — Вам еще не надоело держаться, Жарра, может, попросите меня о помощи? 'Идиот, — подумал я, — мне нельзя просить его, — и он это прекрасно знает!' Но Родрико продолжил издеваться: — Когда вам надоест развлекаться — скажите мне. 'Вот, гад!'- опять подумал я. И, разозлившись, размахнулся скамейкой и вырубил моего врага ударом по голове. — Браво! — захлопал Родрико, — вас, вполне, можно выставлять на гладиаторских боях в Кильдиаде. И в любом порту вы тоже не пропадете — вам удалось прекрасно освоить один из видов кабацкой драки. — Послушайте, Родрико, — сказал я, тяжело дыша, — в следующий раз, когда захотите предложить мне помощь, вы кричите погромче, а то у меня со слухом плохо. — Бросьте, не обижайтесь. Считайте, что это моя маленькая месть за Астратеру. 'Интересно, его месть ограничится этой дракой?'- подумал я. — Надо, все-таки, разнять этих бойцов, — сказал Родрико, показывая на двух матросов, которые катались по полу и душили друг друга грубыми загорелыми руками. Я зашел в помещение, где была кухня, и взял оттуда бочку с водой, засмеявшись над испуганным видом трактирщицы. Поднатужившись, я опрокинул эту бочку на двух врагов, и они мокрые и всклоченные вскочили с пола: вода-то оказалась совсем не холодной, а — едва остывшим кипятком. — Ну, вы! Совсем, что ли?! Один был черный и кривой. Другой был здоровяком с красной толстой рожей и жирным загривком над шеей, у него свисали руки как у павиана и рот был толстым и слюнявым — вообщем, картина та еще! Черный страшила, проклиная нас всеми демонами мира, убежал на улицу, а этот красный человек устало присел на скамью и сказал: — Фу, ветра и туманы! Давно я так не забавлялся. Старею видать. Но он не был стар. И мы предложили ему вина. Взволнованная хозяйка вернулась и всплеснула руками. — О боги! Какие разрушения. — Нет, мы не боги, всего лишь люди, — сказал ей Родрико, — но вот вам деньги — вы все восстановите, а теперь несите нам еще вина, надо отпоить этого храбреца, — кивнул он на красномордого парня. — Как тебя зовут отважный воин? И где тебя так варили, что кожа стала багрового цвета? — О-о, — простонал человек, — мое имя — Каплут. Меня два дня продержали под палящим солнцем, голого! — А почему над тобой такое учинили? — полюбопытствовал я, пока, молодая дочка хозяйки вытирала кровь с моих царапин. — Я отказался идти с моей командой. — Куда ты отказался идти? — снова приторным голосом спросил я. — О, добрый элл. Если бы вы только знали, что это за люди! Это страшные люди, — сказал он, не менее 'страшным' шепотом. — Они приказали нам затеять с вами драку. — Так что же тебя остановило? Я вижу, твои товарищи не отказались от приглашения. — Я стал возражать. Мне жить — еще не надоело. Я не хочу становиться врагом нашего доброго герцога, который дает работу морякам — так я и сказал товарищам, а они словно одержимые — наш главный пообещал им много денег. Они захотели купить новую фелюку: мы промышляем тут в прибрежных водах ловом разной живности, но мои товарищи умеют еще хорошо драться, некоторые из них были сбежавшими рабами из Кильдиады. Главный научил нас всех драться, он сказал, что это всегда может пригодиться — вот поэтому, он так взбесился, когда я отказался нападать на вас, потом я дал слово, что пойду со всеми, но, увидев вас, я снова передумал — нет, неохота мне раньше времени трупом становиться. Я сразу сказал своим, что вы — бойцы, и нам не по зубам. — Что ж, ты — дальновиден. — Но теперь, я без команды и работы. Они не пустят меня обратно к себе. — Придется заняться устройством твоего будущего, — засмеялся Родрико. На его лице играла улыбка и, словно горечь позора и боль рабства остались для него позади. 'Наверное, его душа успокоилась',- подумал я. Мое предложение всколыхнуло в нем надежду на нормальную жизнь. — А почему они хотели напасть на нас? — Наш главный, сказал, что вы полезете на острова! И вас надо остановить. — Это почему же? — удивился Родрико, а я удивился тому, как быстро стало известно в этом городишке то, что мы собираемся 'лезть на острова'! Прямо чудо какое-то! — Я не знаю почему, но главный сказал, что это нужно важным людям и они хорошо заплатят всякому, кто вас остановит. Так я и оказался не у дел. — А что, ты скажешь, Каплут, если мы возьмем тебя в свою команду? — О, я так благодарен вам за милость! — и этот дурень упал на колени. Мы велели ему где-нибудь укрыться от мести своих дружков и завтра приходить в порт в назначенное время. 'Одно из двух, — рассуждал я, — либо этот парень и впрямь лопух или это — подстава. Надо только выяснить: как эта шайка узнала о наших планах, едва они успели родиться?' Договорившись с Родрико о встрече на следующее утро, мы разошлись. Вернувшись в дом герцога, я поведал ему о нашем приключении. — Вот как? — удивился герцог. — Да, да, — ваши планы ни для кого не секрет! — сказал я. — Про сокровища знают все: от мала до велика — и дружно ищут их. — Допустим, кто-то что-то пронюхал, но точно о месте спрятанных ценностей не знает никто. — Почему, вы так думаете? — Потому что, если бы клад был найден, то жезлом…уже непременно воспользовались. Пока ничего особенного не происходило. — Что ж, нам осталось тогда, лишь разгадать тайну карты и — половина дела сделана! Я решил лечь поспать, так как драка в кабаке измотала меня. Но отдохнуть спокойно — не получилось. Ночка выдалась беспокойная. Едва я склонил голову к подушке, как услышал какой-то шепот с улицы. Ночи в Ритоле были теплые, и окно мое было распахнуто. Я подошел к нему и от любопытства выглянул. Это молоденькая служанка любезничала со своим приятелем, свесившись чуть ли не по пояс из окна. — Ах ты, чертовка! — сказал я и неплотно прикрыл ставни. Сон сморил меня. Но что-то заставило меня раскрыть глаза. Черная тень скользила мимо большого сундука с моими вещами. Я знал, что они там ничего не найдут и, кажется, я понял, что они ищут. Притворившись, что сплю, я тихо потянулся рукой за мечом — его не было. Но под подушкой у меня был спрятан нож. И я взял его в руку прикрытую одеялом. Закончив обыск в моей комнате, тень хотела выскользнуть в коридор и направиться далее. Но там уже стоял я. Мне снова пришлось драться. Опрокидывая вазы и канделябры, мы боролись, противник сцепил крепкие пальцы на моем горле, я вырвался и стал сам душить его. Драка закончилась тем, что мне удалось выкинуть этого пришельца в окно, и он с громкими воплями шмякнулся на каменную площадь перед дворцом. В одном из окон кто-то жалобно вскрикнул. — Ах, вот оно что, голубушка, да ты не с простым любовником шушукалась под окнами! Я поднял тревогу: во дворце могли находиться сообщники моего незваного визитера. Когда мы выбрались на улицу, тела ночного грабителя никто не обнаружил. Наверное, его сообщники ждали внизу и, пока я будил всех, они его унесли. Ничего не понимающий герцог, ни как не мог проснуться, кажется, его опоили какой-то дрянью. Утром я его посвятил во все подробности ночного происшествия. — Они искали карту, — сказал герцог, — а вот, кто шпионил, оказывается, у меня под носом. Он велел позвать ту служанку. — Ну что же, милая. Или ты все расскажешь нам или…сама знаешь, что тебя ждет. Девица упала на колени и разрыдалась. — Я все-все расскажу, но только не казните меня. Что вы хотите знать? — Кто этот ночной гость? — Он мой ухажер, я познакомилась ним в городе и не о чем таком не помышляла. Он был так любезен. Он много спрашивал о вас и все такое. — Ну-ка, не темни! Кто подмешал мне порошок в суп? — О, мы хотели встретиться в моей комнате, но мой кавалер сказал, что вы услышите и накажете меня. — Где его логово? Где он живет? — прикрикнул я на нее. — Она испуганно смотрела на нас своими глупыми большими глазищами и ничего не могла сказать. — Я не знаю, я, правда, не знаю. — Вот к чему приводят неразборчивые связи, девушка, — с издевкой сказал я, — зачем ты болтала ему про герцога? — Похвастаться хотела он такой…такой. — Все ясно! Любовь слепа и глупа! — Девицу вон из моего дома. И чтобы в городе ее духу тоже не было! — вспылил кэлл Орандр. — Может высечь розгами, — спросил я, — в воспитательных целях? Герцог махнул рукой с досады. — В наше время нельзя положиться даже на слуг! 'Не говоря про родственников',- подумал я. Следующий день был днем карнавала. И мы нашли, что это будет удобный момент для отхода судна. Под шумок на нас никто не обратит внимание. К сожалению, так думали не только мы. Герцог сказал, что мы пойдем на быстроходной галере с сорока гребцами, и с нами будет капитан Крагерт — он выжил после той страшной раны, во время абордажной драки, когда вражеское копье порвало на нем кольчугу. Оно прошло вскользь, и пострадали лишь ребра. В Кильдиаде умеют лечить кости, и оттуда пришло много рецептов смол, которые заживляют даже очень серьезные раны. Узнав про капитана Крагерта, я очень обрадовался — об этом человеке у меня было самое лучшее мнение, и с ним я готов был идти хоть на край света. И вот, настало утро. Ритола просыпалась от сна с музыкой и ароматными хлебами, с запахами ритуальной пищи, которая готовилась в этот день — день освобождения и торжества. Мы должны были еще вернуться себе оружие, ночевавшее в компании девушек. — Надеюсь, наши клинки не впитали в себя девичью осторожность, — бурчал Родрико. Он не понимал этот странный обычай, и его примиряло с ним только одно — Маленна. Эта церемония была назначена на раннее утро, и сразу после нее открывался карнавал. Я ночевал в доме у герцога, а Родрико уже снимал комнату на Желтой улице. Туда я и отправился. Нарядно разодевшись, мой друг сиял как золотой дублон, предвкушая встречу с дамой сердца, немедля ни минуты, мы отправились к храму Моволда. Там уже собралась большая толпа. Играла музыка, шелестели платья и веера, звенел нежный смех, и вились чудные ароматы, солнце восходило, и вместе с ним мужчины принимали из нежных девичьих ручек, под кокетливые взгляды, свои мечи и кинжалы. Глаза Родрико горели страстью — и, кажется, он совсем смутил свою возлюбленную. Я не позволил ему наслаждаться дальше ее обществом: схватив за руку, потащил к порту. Там нас уже ждала лодка, чтобы отвезти на корабль. Мы поднялись на борт 'Молнии' — так называлось гребное быстроходное судно. Кроме гребцов на нем был косой парус и, взяв попутный ветер, оно быстро вышла в море. Не считая нас с Родрико и капитана, на борту было двадцать человек, готовых сражаться — это была личная охрана герцога. Итак, я снова вышел в море. Отличный корабль, хорошо вооруженный, с надежной командой, капитан Крагерт заслуживал полного доверия, солнце светило по-утреннему ярко, свежий морской запах, от которого шире раздуваются легкие и слегка пьянит, взгляд, устремленный вдаль — все было как надо! Одно меня перестало устраивать с самого начала в этом плавании: человек, которого к нам пристроил герцог. 'Странно, — подумал я, — почему люди достойные очень часто не могут разглядеть рядом с собой мерзавцев. Может, их широкая открытая душа лишает циничного и трезвого взгляда на жизнь, но позже я не раз сталкивался с подобным. Выходя на 'Молнии' в море, я еще не имел явных подтверждений зловредности брата Саделия, но этот тип не нравился мне — я нутром чувствовал, что здесь дело нечисто и дал себе слово смотреть за ним в оба, о том же самом попросил кэлла Родрико и нашего капитана. Впрочем, брат Саделий вел себя очень умно. Он старался не путаться у нас под ногами и не задавал лишних вопросов. На одной из карт, которую я сразу счел бесполезной, был указан остров Вилы. Он был удален от Ритолы в сторону Квитании. Я не знаю, почему Мерденги делал на нем свои обозначения, но я знал, что найти там сокровища невозможно. Это было слишком далеко, и я понял, что Мерденги не мог побывать там, отсутствуя всего три дня, по словам герцога, он выходил в море. И он не мог так быстро вернуться. Я думаю, что он ходил на разведку, под предлогом войны с пиратами, к тому же там, по словам капитана, холодное течение, и не 'цветут никакие розы'. У меня возникло предположение, что Мерденги умышленно сделал дополнительный экземпляр карты, причины, которые двигали им — мне непонятны, возможно, он хотел так сбить кого-нибудь со следа или держал его на случай опасности, как ни странно, но это принесет нам пользу в дальнейшем. Капитан, взглянув на карту, сказал, что среди семи близко расположенных друг к другу островов кораблю пройти невозможно: они плотно сжаты, что есть риск разбиться о скалы и рифы. А плыть на лодках от корабля к островам далеко. Вот эти три острова расположены более удачно. Мы подошли к ним уже, когда солнце присело на волны, и бросили якорь недалеко от одного из них. Мы добрались на лодках и высадились на берег, но этот остров был плоский как пирог, на нем было мало мест подходящих для укрывания кладов. Никаких указаний на розы и драконов мы там тоже не заметили. В разочаровании мы вернулись на корабль. Стало быстро темнеть. Я сказал Родрико: — Сейчас мы подойдем к острову справа (я назову его Акулой, чтобы не путаться) и быстро осмотрим его, и рано утром подойдем к следующему (этот назовем Китом). Так, мы сможем сравнить их, чтобы не терять ценное время на долгие поиски: если нам больше понравится предыдущий, мы вернемся к нему, если нет — будет искать на новом. Итак, мы подошли к острову Акулы, проплыли вокруг него и вдвоем с Родрико высадились на берег. Многое нам понравилось: на нем имелись небольшие пещеры, много трещин, он представлял собой широкую гору с многочисленными впадинами. Сделав для наблюдения, я сказал Родрико, что пора возвращаться на корабль. Вернулись мы уже при свете факелов. — Как съездили? — спросил капитан. — Неважно, у меня есть сомнения, — громко сказал я. — Рано утром осмотрим остров Кита. Родрико переглянулся со мной, кажется, он понял мой план. Капитан потихоньку повел наш корабль в сторону острова Кита, чтобы утром оказаться вблизи от него там было много удобных бухт и, поначалу он мне очень понравился. Ночь была яркая: звезды облепили небосвод и висели так низко, что казалось, что они готовы свалиться нам на головы. Вдруг, темное небо пересекла белая змея, ее длинный хвост перечеркнул все полотно неба. — Хорошее знамение! — сказал Родрико. Он был прав: в Гартуле считалось, что небесная змея — хороший знак. Хотя, в других местах я слышал совершенно обратное. Люди везде по-своему толковали одни и те же явления. Но мне было приятно видеть эту белую змею — путешественницу неба. Мы отправились отдыхать в маленьких узких сетках, гребцы спали между своих скамеек, насытившись орехами ишрет и утолив жажду водой с питательным соком растения яле, этот скромный запас питания был для них рассчитан на весь поход. Едва солнце просочилось сквозь пелену утреннего тумана, и серая мгла стала таять, мы сели на лодку и высадились на берег. Около часа проходил осмотр остров Кита. Он нам совсем не понравился. Мы снова вернулись на борт 'Дина'. Нас снова встретили вопросами. — Что скажете на этот раз? — Боюсь, что с этим кладом вышла какая-то путаница. И он гораздо дальше отсюда. Плыть надо к острову Вилы. Я неспроста во всеуслышание говорил ложь. У меня еще на острове Акулы появилось такое чувство, что мы не одни в этих водах. А с самой высокой точки острова Кита я заметил две лодки, выплывавшие из-за утеса. Так оно и оказалось. Когда мы стали отходить от острова и, повернув корабль в нужную сторону, обогнули его, мы почти нос к носу столкнулись с другим кораблем, выкрашенным в черный цвет и со знаками Ларотумского королевства на флаге. — Я приказал гребцам остановиться, и корабль наш плавно покачивался на волнах. От другого корабля отплыла лодка. В ней сидело несколько человек. При виде одного из них, Каплут вздрогнул. — Это он — главарь моей бывшей артели. — Вот как? — Приглядевшись, я вспомнил этого человека: он получил от меня удар скамейкой по голове. — Что ж, веселая компания подбирается, — сказал я. В лодке сидел еще плотный человек с наглой ухмылкой, которая не сползала с его лица, одетый неряшливо и грязно, как оказалось, это был капитан той галеры. И еще там присутствовал один миловидный молодой человек одетый нарядно и изысканно. — А это что за птица? — удивился Родрико, — что он то с ними делает? Мы спустили трап, и вся троица поднялась к нам на борт. — Тот драчун сразу узнал меня, и что-то булькнуло у него в глотке. — Можем мы узнать, кто вы такие и что привело вас в эти воды? — спросил наш капитан гостей. — Я капитан этой галеры, — самодовольно высказался один из них. Надо сказать: держались они с большим превосходством, и сложилось такое впечатление, что это они — хозяева положения, во всяком случае, наши непрошенные гости так думали. — Откуда и куда вы держите путь? — продолжал задавать вопросы Крагерт. — Мы путешествуем в этих водах по поручению его величества короля Тамелия Кробоса, и я не обязан докладывать вам о цели нашего плавания, — важно объявил нарядный человек. 'Какая наглая ложь', - подумал я. — Мое имя — барон Анзулио Сат, — он поклонился. — Могу я теперь узнать ваши имена? И что привело вас сюда? — Мое имя — капитан Крагерт, эти достойные люди: хэлл Родрико и хэлл Жарра. Наш корабль — наполовину военное судно. Занимаемся патрулированием в прибрежных водах по заданию герцога Орантонского. Если вы знаете, не так давно в водах Изумрудного моря пострадало множество кораблей от пиратских набегов. По нашим сведениям, на этих островах могут укрываться пираты. Следя за лицами нежеланных гостей, я подумал, что они нам точно также не поверили, как и мы — им. Но крыть было нечем. Они не могли нам сказать: убирайтесь, потому что было хорошо известно, что судно принадлежало герцогу. — Вот как? Но где же на этих островах прятаться пиратам? Мы не заметили ничего подозрительного, — вступил в беседу пострадавший от меня тип. Это был человек со светлыми глазами, немного сплюснутым лицом и жесткими рыжеватыми торчащими как иголки у ежа усами, по левой щеке его пробегал безобразный шрам. — Вот мы и проверим все как следует. А кстати, я могу взглянуть на какие-нибудь бумаги, указывающие на то, что вы говорили мне правду? — наш капитан ни за что бы не позволил никому себя обдурить. При этих словах, рыжий схватился рукой за меч, торчавший из-за пояса. Глаза его капитана налились кровью, а барон Сат, неприятно засмеявшись, сказал: — Большая дерзость с вашей стороны: требовать от нас доказательств. Но я не буду раздувать конфликт из-за чьей-то глупости. Бумаги находятся на борту, принадлежащего мне корабля. Если хотите взглянуть на них — прошу пожаловать за нами. — Это ловушка, — шепнул Родрико. — Я пойду, — сказал я. Подойдя к капитану Крагерту, я тихо сказал: — Нацельте на них катапульту и, если через двадцать минут я не вернусь, начните обстрел. — Этот человек пойдет с вами, — сказал рыжий главарь рыбаков, и показал на Каплута, лицо которого из красного сделалось белым. Но ему пришлось подчиниться, потому что я велел ему сопровождать меня. Мы поднялись на борт чужого корабля. Команда головорезов внимательно следила за нами. Всего там было человек тридцать пять- сорок способных драться, не считая гребцов на веслах. Два человека сидели в корзине и целились из лука. Остальные были готовы в любой момент схватиться за оружие, их взгляды не обещали ничего хорошего. Барон Сат выполнил свое обещание: он показал мне бумагу короля. Честно говоря, я не ожидал этого. Я был уверен, что он врет с самого начала. Но я своими глазами видел королевскую печать и приказ следовать с поисковой операцией (какой — не уточнялось) в воды Изумрудного моря. — Что вы ищите? — спросил я. — Пропавшую королевскую галеру. Король уже давно считает, что герцог Сенбакидо не владеет обстановкой и хочет направить в Ухрию своих людей, чтобы они навели порядок. Уж слишком много чего стало пропадать в этих краях. Много людей гибнет. Это невыгодно Ларотумскому королевству. — Но ведь, насколько мне известно, герцог просил о помощи. — Что ж, всякая помощь должна приходить в свое время, — насмешливо ответил Сат, играя жемчужной нитью, свисавшей из его кармана. — Чушь какая-то, — прошептал я, — но это невозможно, король не может участвовать в таких авантюрах. Сат, улыбаясь, следил за моим лицом, он торжествующе спросил: — Не ожидали? Вы думали король — не при чем. А клад разбойников уйдет мимо королевской казны! Ваш коварный герцог сильно надеялся на это. — Но откуда королю известно столько подробностей? — О, вы так наивны! Не ожидал от вас — вы показались мне человеком неглупым, хоть и пришли сюда. Что, впрочем, объяснимо: вас пригнало нестерпимое любопытство. На него то я и рассчитывал. Мне говорили, что вы очень любопытный молодой человек. Это оказалось — правда. Теперь, я должен вас убить, потому что вы знаете слишком много, но я поступаю гуманно — предлагаю сделку. Вы отдаете нам карту, получаете свой процент — и мы квиты. — Это невозможно! — Тогда вы умрете прямо здесь. Хотя, подождите! У вас, наверное, был какой-то план, как вырваться отсюда, например, нацелить на нас свои катапульты, только мой корабль готов к такому повороту событий, вы тоже у нас находитесь под прицелом. Решайтесь, что вам дороже: голова или сокровища? — Карта находится на 'Молнии'. -Я отправлю за ней Каплута. Ваш человек в лодке, с картой, встретится с нашей лодкой, где будете сидеть вы, и мы совершим обмен. — Я не отвечаю за своих людей. Они могут не согласиться. — Согласятся. У них есть еще шанс опередить нас. Меня больше не спрашивали, а Каплута, подробно проинструктировав, отправили на 'Молнию'. Я надеялся, что Родрико сообразит: как поступить. Все произошло, как предложил Сат. Лодки встретились, передача состоялась, и я вернулся на борт 'Молнии'. Сат, презрительно улыбаясь, помахал мне рукой. Он не стал меня убивать, посчитав букашкой, которая ничем не сможет ему навредить. — Что вы наделали! — громко закричал я на Родрико и ударил его по щеке. Мои крики и эта пощечина были замечены и услышаны на другом корабле. Потом, я схватил Каплута за шиворот и стал душить его. Вскоре враждебный корабль поднял якорь и стал уходить от нас я, пока, не мог решить: куда он направляется, он шел строго по курсу между островом Акулы и островом Вилы. Но это мог быть лишь маневр. Я обратился к Родрико, который мрачно смотрел на меня и держался за щеку: — Я очень надеюсь: вы дали им не ту карту? — Вы ничего не хотите мне сказать, Жарра? — А вы — насчет карты? — Вы ударили меня! — Карта? Отвечайте! Какой экземпляр вы отдали им? Куда они направляются? — Жарра, мне придется вас убить, — глухим голосом продолжал Родрико. Крайне раздраженный, я воскликнул: — Бросьте ваши рыцарские штучки! Вы знаете, я это сделал специально: они должны были видеть, что между нами вспыхнула ссора! Скажите про карту! — Вы — тоже рыцарь, я напомню вам, если вы забыли об этом, и вы ударили меня! — Карта! — Извинитесь! — Демон вас забери. Да, извините меня! Простите меня, что я такой болван: полез нам этот идиотский корабль, рискуя своей шкурой, чтобы убедиться, что я болван. — Убедились? — уже более спокойным голосом спросил Родрико. — Да! Мы оба тяжело дышали. И смотрели друг на друга, как два деревенских мальчишки подравшихся из-за пряника. — Мир? — я протянул руку. — Мир! — он ответил крепким рукопожатием. — Что вы им отдали? — Я отдал экземпляр, на котором был изображен остров Вилы. Они быстро снялись и помчались туда, чтобы опередить нас. — Это хорошо, это очень хорошо, — довольно сказал я. — Значит, они проглотили наживку. Я позвал за Каплутом: — У меня есть к тебе парочка вопросов. И, о чем же, любезный краснолицый друг, ты так долго шептался с рыжим боссом? Пока я мило беседовал с бароном Сатом? Каплут молчал и тревожно сопел носом. — Отвечай, или я зарублю тебя вот этим мечом сейчас же, хотя и не охота марать это благородное оружие о такую мразь, как ты. — Я не виноват, правда. — Они схватили мою жену и держат у себя. Я должен делать все, что они скажут, иначе они убьют ее. — Она у них на корабле? — Нет, мне сказал об этом человек из моей бывшей артели. Они держат ее на берегу. — Что ты рассказал им — отвечай. — Ничего. Они спросили, где мы были и куда идем, я сказал, что вас интересует этот остров, но судя по всему, здесь клада нет. — Они велели следить за вами и при удобном случае сбежать к ним. О, моя бедная жена! — он залился слезами. Мы вернулись к острову Акулы. В ответ на недоумение капитана я сказал: — Так надо. — Кажется, он все понял. Я зацепил взглядом лицо брата Саделия. Хм, он был доволен не меньше меня и, кажется, тоже все понял. Только, какие причины его привели на борт 'Молнии', до сих пор оставалось для меня неясным. Солнце стояло уже высоко. Мы решили высадиться на остров впятером. Но тут неожиданно выступил брат Саделий, он стал так настаивать, угрожая гневом герцога, что пришлось уступить. На трех лодках мы отправились на сушу. Я велел верному и опытному человеку из нашей команды следить за чересчур 'любознательным братом'. Он молча кивнул. Нам пришлось обследовать остров со всех сторон. Чтобы могло напоминать розы и…дракона, о каких воде и огне говорилось в записи? Я предположил, что вход в сокровищницу может находиться в самом море. И вместе с Родрико, уже доказавшим мне свое умение плавать, делал заплывы, пока, четверо остальных исследовали поверхность острова. На острове было мало деревьев, и он хорошо просматривался, но на нем имелось много валунов, и сам он представлял собой невысокую гору. Мы доплыли до одной отвесной стены высотой в два человеческих роста. Я посмотрел на нее: солнце стояло в зените, и на поверхности скалы четко прослеживался рисунок: он не был хорошо заметен, потому что это был природный рисунок: выступы скалы очень напоминали гребень и пасть чудовища. — Вот оно — дракон, — прошептал я, — кажется, мы на верном пути. Но что за розы? Капитан предполагал, что это морские цветы: они иногда растут вблизи скал и утесов, но не везде, поскольку они были очень чувствительны к температуре и выбирали, лишь некоторые участки. Я сделал несколько нырков — на глубине и впрямь нашлись эти морские диковины. Я вынырнул и махнул рукой Родрико. — Надо искать подводный ход в этом месте. Мы позвали своих людей и велели им караулить на верхушке скалы. После небольшого отдыха мы стали спускаться в воду. Да, прежде чем добраться до сокровищ нам пришлось изрядно попотеть. Мое глубокое погружение в воду, отнюдь не способствовало быстрому достижению цели: Я сделал пять попыток прежде, чем отыскал отверстие, потом пришлось повторить попытки, чтобы добраться до выхода в подводном гроте на поверхность выше уровня моря, сначала никак не удавалось рассчитать нужное количество воздуха в легких. Не очень длинный, но узкий коридор поднимался внутри скалы, достигая полого и снабженного воздухом пространства: скала не была монолитной, в ней имелись расщелины — это была настоящая пещера, из которой вели свои коридоры в глубь горы. Выплыв на поверхность, вместе с Родрико, мы забрались на площадку, где не было воды, и осмотрелись. В этой пещере клада не было. Мы решили проверить коридоры, я предупредил Родрико, чтобы был осторожнее — на что он только усмехнулся и полез в один из них. Он не нашел там ничего, кроме морских пауков, и сообщил мне об этом с досадой. Я отправился в соседний: он был пошире, вся проблема была в том, что у нас не было факелов — о, напрасно я об этом подумал, ибо едва я занес ногу над входом в подземный коридор, как ярко взметнулось пламя. — Вот, дьвол! Я чуть не обжег ногу. Путь в проход преградила стена огня. — Что же нам теперь делать? — Что делать? что делать? — проворчал я, — вечный вопрос…он мучает всех. Не знаю, тут должно быть, какая-то рычаговая поделка. А какие ловушки дальше еще могут быть? — Не думаю, что их много, — сказал Родрико, — вообще, странно, что разбойники прятали свои ценности с такими сложностями, все должно быть проще. Вы можете себе представить, как им пришлось бы все отсюда доставать — они должны были об этом подумать. — Возможно, на поверхность ведет какой-нибудь выход, через который предполагалось все вынимать. — Я не думаю, что они успели настроить здесь много ловушек. — Но нам надо как-то пересечь это пламя. Пришлось вернуться к своим товарищам и привязать к поясу свернутые плащи. Я решил попробовать пройти через огненную стену в мокром плаще, укрывшись с головой. Так и поступили. Легко сказать! Плащ дымился, я кашлял, и впереди была черная пустота — что ждет меня там? Кто же знал, что там все та же ловушка: эти разбойники не были разнообразны в своих придумках а, впрочем, зачем им было ломать голову. Мне пришлось еще раз пресечь огненную стену. На этот раз она, к удивлению моему, не была такой плотной и даже раздвинулась при моем проникновении внутрь. Чуть отдышавшись, потому что дышать стало гораздо тяжелее, я снова стал вглядываться вдаль, как будто тонкий луч света забрезжил внутри кромешной тьмы. Что ж, рискнем здоровьем еще раз. Плащ потихоньку высыхал, и я не медлил более, разбойники не разочаровали: третье препятствие было таким же, как первые два. Едва переведя дух от своего прыжка, я осмотрелся кругом. Это была круглая небольшая пещера, внутри которой лежали различные вещи весьма ценного свойства, например: десять бочек с серебром и золотом, большой ларец с драгоценными каменьями и украшениями, и рядом стоял он… Сомнений быть не могло. Это был тот самый волшебный жезл, за которым меня послал герцог. Я осторожно взял его в руки: все же имеет отношение к божественной силе — кто его знает, а вдруг возьмет да и шарахнет меня в лоб. Следом за мной в пещеру пробрался Родрико и радостно сообщил, что, наверное, подпалил все свое достоинство. — Но, — сказал он, — после того, как ты пересек огненные стены, огонь стал тише. Усмиритель…огня! — Да, ладно тебе! — Итак, что мы имеем? — сказал он. — Оооо! — он восхищенно разглядывал посох, — хорошая палка, чтобы лупить ею врага. — Осторожнее Родрико, это — посох бога. — А, ну если так, я лучше помолчу. — Скажите лучше, как мы будем отсюда выбираться? — Не знаю, не знаю… здесь что-то должно быть еще. Мы стали разглядывать пещеру, и в одном темном углу нашли милый очаровательный скелет верного стража, забытого тут навсегда. — Ой! — вырвалось у Родрико: он, как и все нормальные люди, остерегался мертвецов. — Что-то он прикрывает своей спиной. Я откинул парня в сторону. И впрямь, за ним нашлись рычаги. — Так вот что, они рычагами приводили в действие те ловушки с горючей жидкостью. Потянув один, я услышал тяжелый скрип, и над нашими утомленными и закопченными лицами показался свет дня. Рычаг двигал каменную плиту над сводом пещеры. — А вот и выход, — Родрико подсадил меня на плечи, и я выглянул в окно: — О, да отсюда до наших совсем недалеко: я слышу их голоса. Я спрыгнул и сказал: — Вот что, Родрико, про жезл никому ни слова. Надо бы его вытащить под видом чего-нибудь такого не знаю…Давайте испачкаем его глиной и сажей и скажем, что это палка, с помощью которой мы выбирались отсюда. Мы не надолго присели на бочонки с золотом. — Какое приятное чувство, — сказал я. — Вы о чем? — О золоте, конечно! Представляете Родрико, мы сейчас сидим с вами на сумме равной по стоимости хорошему графству, а может, даже, и герцогству. — Меня это нисколько не трогает. Вот тот парень поплатился за свои низменные чувства жизнью: от денег — одно зло. — И, все-таки, когда их нет — добра тоже мало. — Да-а, парень этот вряд ли умер от обычной лихорадки: тот кинжал, который торчит в его ребрах, о многом говорит! — А на кости руки свисает какая-то штука. — А ну-ка я взгляну. Я подошел и стащил с лапы этого невезунчика довольно интересную вещь. Это был браслет, тяжелый медный браслет военного образца. На нем была какая-то печать с любопытными символами. Мне эта штука понравилась и, нисколько не смущаясь, я ограбил парня. — Что вы делаете! — закричал Родрико, увидев, как я примеряю браслет на свою руку. — Он ему больше ни к чему, а мне принесет удачу. — Вряд ли! — покачал Родриго. — Бросьте! Не будьте так суеверны. Тогда я был молод, и все мне было нипочем. Итак, мы нашли клад. Но наши поиски затянулись. И когда мы, с помощью наших людей, подняли все бочки и ларец на поверхность горы, солнце угасало в морской воде — надо было перетащить все сокровища к берегу. И оттуда сигналить на борт корабля. Но пока мы занимались этим, наступил глубокий вечер. И вместе с ним на землю спустился туман. Почему именно сейчас? Обычно туманы бывают под утро, но в Изумрудном море иногда бывают такие необъяснимые вещи, что у неопытных людей они вызывают смятение — это мне рассказал еще капитан. Итак, нам придется заночевать, ибо рисковать в тумане нам не хотелось, да и сигнал наш никто не заметит. У берега были привязаны две лодки и одну мы спрятали в кустах, на всякий случай. Почему мы уснули, наверное, от сильной усталости и, кажется, дежурить должен был я, но только мной овладела дикая усталость и как-то незаметно веки мои слиплись против моей воли. За ужином я почти не ел — у нас было мало припасов и остальные жевали соленое мясо, а я едва дотронулся до сухарей; у Родрико прихватило живот, и он тоже не притронулся к еде. Позже я думал, что брат Саделий, все-таки, что-то всем подмешал в эту солонину. Сон наш был крепок, и я тоже почти уснул на своем посту — но все же, в каком-то уголке сознания я бодрствовал, потому что услышал шершавый звук: такой звук издает тяжелый предмет, если кто-то тащит его по песку. Машинально моя рука потянулась к жезлу — он пропал! Я вскочил, услышав на этот раз всплеск воды и движение весел. — Тревога! — я закричал и стал трясти Родрико. — Зажигай факел! — велел я ему, а сам бросился к луку. Он начал разводить огонь. И я смог прицелиться: все же в свое время хэлл Робано в Гартуле меня хорошо обучил этому искусству. Я не промазал. Моя стрела достигла цели. Раздался глухой стук от падающего тела, на лодке исчез силуэт гребца, и ее понесло в открытое море. Родрико ничего не сказал. Он сделал. Скинув с себя одежду, мой друг прыгнул в воду и, делая широкие взмахи руками, быстро поплыл в туман. — Он сошел с ума! — закричал один из воинов. — Утонет. — Замолчите! — приказал я ему. — Родрико — хороший пловец. — Там сильное течение, оно унесет его. — Знаю, но у нас нет выбора. Я сам был хорошим пловцом, когда-то вместе с ребятами Мастендольфа мы переплывали бурные реки и большое холодное озеро. Я помню, как однажды, у Богола свело судорогой ногу, и он стал тонуть, запаниковав, но мы с его братом были рядом и, подхватив пловца, мы дотащили его до берега. Сейчас Родрико был один, и мог заплыть неизвестно куда. Мысленно я восхитился выдержкой и смелостью этого человека. Я бы, конечно, поплыл следом, если бы он не вернулся, но пока, я решил ждать, доверяя ему. Никогда я еще так напряженно не отсчитывал минуты. Время стучало в моей голове. Родрико догонит лодку — в этом я не сомневался — я боялся лишь одного, что он потеряет берег. Я приказал зажечь факелы и размахивать ими. Хуже всего, что в этом месте было сильное течение и поэтому так быстро уносило нашу лодку. И вода и воздух были против нас. Прошло полчаса. Мы с облегчением разглядели в молочной мгле Родрико. Он вернулся в лодке на веслах. Его подвиг тем более был хорош, что осматривая берег, мы не нашли других лодок. В том месте, где они были привязаны, мы обнаружили концы веревок, потому что Саделий, ибо этим ночным вором был именно он, решил отправить их в море, чтобы нам не на чем было его догнать и переправиться на борт 'Молнии'. Чрезвычайно радостный оттого, что мой друг возвращается из опаснейшего заплыва, я бросился навстречу ему, протягивая руку. — Я же говорил, что было хорошее знамение, — бодро сказал он, только его зубы стучали от холода и сильного напряжения. Я велел ему растираться толстым плащом. — Я думаю, что медлить больше нельзя, надо переправляться ночью, — сказал я. — Утром на нас могут напасть. — Почему вы так думаете? — спросил один из наших людей. — А куда, по-вашему, направлялся этот парень? Где-то недалеко есть корабль. — Как вы хотите перевезти все в такой туман? — Но ведь хэллу Родрико удалось доплыть до берега. — Только, если мы начнем светить факелами, то враг тоже заметит их свет. — Да, но мы сделаем хитрее. Надо добраться до нашего корабля и протянуть к берегу канат, тогда лодки наши не собьются с курса. Родрико снова вызвался попробовать. Мы пристроили к нему на лодку одну бочку с золотом, и закрепили моток с веревкой, один конец которой был у меня в руках, и он поплыл. Веревка кончилась — ее длины оказалось мало. Я почувствовал, как она ослабла: Родрико выпустил ее из рук. Оставалось лишь надеяться, что плыть ему придется недалеко, и он увидит наш корабль. Вскоре он вернулся за нами и бросил нам конец нового каната. — Держите его и грузите! Мы погрузили еще несколько бочек, и я прыгнул в лодку, чтобы помогать грести. Меняя друг друга на веслах, чтобы один мог держаться за канат. Мы добрались до 'Молнии'. Наш груз был поднят на борт, и я вернулся за оставшимися на берегу бочками и людьми. — А где же почтенный брат Саделий? — спросил капитан. — Он отправился с почетной миссией прямо к морскому богу, объяснять ему, зачем хотел украсть священный жезл! — засмеялся Родрико. Мы прошли в каюту и сели за стол. Вино никогда еще так не пьянило, фрукты не были такими сочными, а сыр и жареная рыба вкусными. Точно замечено, что пережитые опасности сильнейшим образом бодрят дух и заставляют полюбить прелести жизни. Но расслабляться было преждевременно, мы пока не закончили вести счет опасностям, оставалась еще одна: тот корабль, что был у нас на хвосте. Просто мы решили сейчас об этом не думать. — Эх, хорошо жить! — потянулся Родрико, и, подняв бокал, объявил тост: — За жизнь, мои друзья, за жизнь! Все с воодушевлением его поддержали. Мне тогда показалось странным, что все пьют за жизнь, а не за золото, которое покоилось в своих бочонках в трюмах этого корабля и не за успех предприятия. Но в то время я еще многого не понимал. Но все же, в одном был согласен: что жизнь стоила бокала вина. К утру туман рассеялся, и можно было отправляться в путь. Но вместе с солнцем и голубым небом нашим взорам предстала черная галера — она стояла очень близко от нас, и на ней тоже готовились к отплытию. Мы вышли в море, развив максимальную скорость, чтобы оторваться от погони, но наши соперники не хотели сдаваться так легко и они тоже заставили своих гребцов налечь на весла. До нас доносились щелчки от ударов плеток. — Расстояние сокращается, — сказал капитан. Вот если бы ветер переменился. Тогда мы поднимем паруса. — Но у них тоже есть парус. — Наш корабль быстрее. Вся надежда на ветер. Но ветер не переменился. — Не могу понять: почему их галера идет быстрее. У нас столько же гребцов, дно у корабля чистое, перед выходом в море его чистили от морских наростов. — Что-то здесь не так. — Простите, — я хочу вам подсказать, — вдруг высказался Каплут. — Что ты хочешь, говори! — Наш главный как-то рассказывал, что когда-то он был пловцом и, бывало, подплывал ночью к чужому кораблю и к килю крепил на веревке подводный якорь или груз, который при движении цепляется за дно и задерживает ход. Может, он проделал это опять? — Что ж, ты раньше то молчал, дурень! — напустился я на него. Но Каплут и так стоял чрезвычайно пристыженный. — Теперь нам делать что-то бессмысленно, — сказал капитан. Но в любом случае мы уже не могли уйти просто так. И нам придется дать бой. Капитан начал осуществлять маневр, разворачивая судно так, чтобы можно было протаранить вражеский корабль. Несмотря на флаг с гербом Ларотума, он для нас был вражеским и мы очень хорошо понимали, что, если нас схватят, то мы тут же попадем в руки королевского правосудия. Наши лучники прицелились, натянув тетивы луков с зажженными стрелами. Но было еще далеко. И все напряженно выжидали. С противоположной стороны в нас целились точно так же. Тогда я вспомнил о жезле и решил устроить ему испытание: кто знает, а вдруг он заработает. Я схватил палку и стал целиться во вражеский корабль, выкрикивая призывы к морским божествам, чтобы они спасли нас. Надо мной стали посмеиваться. — Что вы хотите сделать этой палкой? — спросил меня капитан. — Пытаюсь остановить врага с помощью морского бога. — От боя нам не уйти. — Я не хочу рисковать грузом. И я снова стал размахивать жезлом, сам себе не веря. Но слепая удчача оказалсь на нашей стороне. Мой призыв к богу был услышан. Жезл действовал! Посреди ясной тихой погоды подул резкий ветер, набежали тучи. По мере того как приближался корабль, погода менялась и менялась так стремительно, что было очевидно: дело пахнет бурей. Небо почернело. Воздух стал таким напряженным. Сверкнула молния. Одна, другая! Третья попала точно в центр вражеской палубы. На корабле вспыхнул пожар, загорелись бочки с порохом, их стали выкидывать за борт. Люди тоже выскакивали с горящего корабля. Пожар остановить не удалось, и вскоре раздался взрыв. Черную галеру разнесло на части. — Вот так демоны! — воскликнул капитан, — как у вас это получилось? На борту нашего корабля раздались крики ликования. И все же, нам не удалось добраться без приключений, ибо, вызвав грозу с молниями, я потревожил морского бога — и он возмутился, разволновав гладь моря. Начался сильный шторм. И целый день нас болтало по волнам. От этой качки в моем животе проснулись все демоны мира. И я с трудом сдерживал себя, чтобы не подбежать вместе с другими и не вывернуть свое содержимое в обезумевшее море. Более всего я опасался, что если нас так будет долго болтать и корабль наберет много воды, нам придется выкинуть все золото за борт! Но морской царь или бог, кто бы он ни был, все же сменил гнев на милость, наверное, его завлекла в свой морской грот какая-нибудь морская дева, которой я, не переставая, молился, чтобы она соблазнила его своими любовными играми. Шторм утих. Вода, прежде изумрудная и прозрачная, такая, что было видно дно моря, окрасилась в грязно-серый цвет и помутнела. Повсюду болтались дохлые медузы и черная трава, которую штормом подняло на поверхность воды. Мы взяли курс на Ритолу. И, несмотря на жуткую усталость людей, и бессонные сутки, капитан приказал гребцам работать, сменяя друг друга для короткого отдыха. Нам пришлось, все же, пережить еще одну ночь и только к следующему полдню мы вошли в родную бухту у долгожданной Ритолы. Нас встретили с большими почестями. Герцог даже не ожидал, что сумма перевезенных сокровищ будет столь значительна. Выслушав наш рассказ, он нахмурил брови на том месте, где я передал слова барона Сата о короле Ларотумском. Когда я рассказывал о поступке Родрико, он посмотрел на него с большой благодарностью. Но более всего кэлла Орандра возмутило поведение брата Саделия. — Откуда он вообще взялся? — спросил я герцога. — Он пришел сам и сказал, что хочет вернуть храму жезл, что он один из тайных братьев храма, поэтому остался жив. У меня не было причин ему не доверять. Я только покачал головой — герцог был неисправим. — Ваша доверчивость вас когда-нибудь погубит. Он засмеялся и сказал, что сейчас не время говорить о плохом — у него большие планы. Герцог дал распоряжение перевезти с корабля груз и спрятать его в своих подвалах. Но сначала он выдаст нам нашу премию, которую мы полностью заслужили. По его мнению, нам троим: капитану Крагерту, Родрико и мне — причиталось по третьей части клада. Мы пересчитали — это было примерно более двадцати тысяч на каждого. Герцог вызвал ювелира-оценщика, чтобы выяснить стоимость камней и драгоценностей — он сказал, что проценты от их стоимости мы получим не менее, чем через пять лет. Мы посчитали его решение весьма справедливым. — Кажется, судьба начинает проявлять к нам свою милость, — сказал я Родрико, когда мы покинули герцогский дворец. — И все-таки, нам придется с вами драться, — упрямо ответил Родрико. — Ну, вот опять! Началось! Вы так надоели мне со своей пощечиной, что я хоть сейчас готов убить вас. Но сначала давайте потратим нашу премию, хотя бы на бутылку хорошего вина в трактире. Глава 8 Сватовство Родрико Если у тебя появился друг — надо помочь ему, когда он не может просить об этом. Я был должен Родрико за ту пощечину на корабле, но я снова не хотел драться с ним, и мы оба это понимали. После нашего похода на острова, за сокровищами, у меня появилась возможность вернуть ему свой долг. Еще в праздник Королевы Моря, я обратил внимание на то, как Родрико неравнодушен к прекрасной купеческой дочери. Я слишком хорошо изучил Родрико, чтобы понять: просто так он от нее не откажется — волю этого человека укрепляли препятствия. Я поначалу решил, что следует заставить его разочароваться в этой диве. Можно придумать много способов, как разуверить его в собственных чувствах. Но там, на море, когда он так безудержно и бездумно бросился в туман, быть может навстречу гибели, я понял, как велико может быть его безрассудство — мысли об этом заставили меня усомниться. Однажды, он пережил разочарование в любви — и мне искренне захотелось теперь помочь ему на пути к счастью. Но все дело было в том, что сам я не очень доверял женщинам. Я понимал, что в природе их лежит неверность — итак, я, овладеваемый противоречивыми чувствами, оказался перед выбором: с одной стороны я хотел помочь Родрико осуществить его мечту, с другой — защитить от нового разочарования, которое неминуемо последует вслед за эйфорией. Так я тогда думал. Мой выбор за меня сделал Родрико. Он прискакал в гостиницу 'Золотой Конь', в которой я остановился, однажды утром, и громко объявил мне, что собирается сделать дочке Кашапеля предложение руки и сердца. Я с минуту переваривал эту новость и, махнув рукой, решил сдаться под натиском любовного пыла. Мешать было глупо — значит надо помочь. Я спросил его, как он себе все представляет. Он не долго мучался с ответом и сказал, что пойдет и объявит Кашапелю, что он 'делает ему большую честь и все такое…' Я, покашляв немного, сказал: — Хочу вас предупредить мой друг, что вам, в случае положительного ответа купца, придется добиться согласия от короля или герцога на этот брак. Родрико понимающе закивал и сказал, что он вправе надеется, что после той услуги, которую он оказал Сенбакидо, ему удастся легко получить его согласие в данном деле. — Но если купец будет рад вашему предложению! Мне не хочется вас заранее пугать, но почему вы так уверены в том, что Кашапель захочет отдать в жены свою дочь именно — вам? Родрико посмотрел на меня так, словно он не уверен, в своем ли я уме. — Вы надеетесь расположить его своим дворянским званием. Но вы — простой рыцарь о, это конечно, очень почетно для простого горожанина, даже если он богат как бог. Но не надо исключать такую возможность, что у него есть уже свои планы. Родрико рассмеялся. Мне не понравился этот смех! Но ему море было по колено. Договорившись встретиться завтра, после его визита к Кашапелю, здесь же, мы попрощались. На следующий день Родрико к назначенному времени не явился. Прождав его битых полчаса напрасно, я сказал хозяину гостиницы, чтобы он сообщил Родрико, если тот появится, что я пошел сначала к нему домой, а затем, если не найду его там — на берег, к скале горожанина, где он частенько любил бывать и — либо встречу его по дороге, либо он сам найдет меня. В доме с окнами облепленными геранью, на Желтой улице, где снимал комнатку Родрико, мне сообщили, что он не появлялся с раннего утра. Мне это не понравилось вовсе. И я пошел к морю. Родрико, в редкие дни отдыха между плаваниями, любил сидеть на скале Горожанина и отрешенно созерцать море — словно оно ему в море не надоело, но такова была его замкнутая натура. Я не нашел его и там. Но я случайно наткнулся на него, когда совсем потерял надежду его найти, на портовой площади. И, надо сказать, очень кстати — этот сумасшедший настойчиво искал себе ссоры с каким-то бледнолицым, хрупким, но тоже задиристым до безрассудства, юношей. Дело попахивало поединком — оба говорили на повышенных тонах и глаза их горели. — Ах, вот вы где, мой добрый друг! — воскликнул я. — А мне пришлось стоптать пару сапог, пока я отыскал вас в этом благословенном городе. — А, это вы Жарра, — равнодушно сказал Родрико, — простите, что заставил вас ждать, но у меня тут неотложное дело. — Вижу, вижу. Этот ребенок вас чем-то обидел? При этих словах, они оба, вспыхнув, обернулись и уставились на меня с возмущенными лицами. Кажется, теперь они нашли общего врага — уже кое-что. В деле улаживания конфликтов главное — не перестараться и не подсунуть себя в качестве кубка мира: две стороны могут объединиться и пойти с войной на тебя. — Где вы увидели ребенка, мой друг? Этот тип только что посмел беспокоить мою невесту! — Но это уже — ни в какие ворота! — на взводе прокричал его соперник. — Кто сказал, что она ваша невеста? Как вы смеете называть меня ребенком?! — это он уже ко мне обратился в праведном гневе. — Если ваш друг хочет драки — я готов удовлетворить его претензии. — Кто ты такой вообще? Обычный сэлл — сын торговца вином. — Которое — вы пьете! — По закону я могу побить тебя прямо сейчас! И ты не ответишь. — Да мы не равны в правах! — гордо вскинул голову юноша. — Но у меня есть превосходство перед вами в делах любви: Маленна благоволит мне, а с вами она даже не стала разговаривать! — Ах ты!! — Спокойно, спокойно! — я стал разводить их в разные стороны. — Послушайте, Родрико, — вы не можете драться с ним на поединке. — А вы, я уверен, достойный юноша, но сейчас должны понять: мой друг очень огорчен и мне не хотелось бы, чтобы вы пострадали из-за его чувств. Предлагаю всем — мирно разойтись. Родрико резко дернулся и со злостью посмотрел на меня. — Родрико, — прошипел я, — идемте — вы привлекаете ненужное внимание. Их ссора стала собирать любителей поглазеть и послушать, попросту — ротозеев. — Я ухожу, но если еще раз встречу тебя около сэлиньи Маленны — я выкину тебя в окно без разговоров, понял? Парень зло рассмеялся и ушел, насвистывая мелодию. — Родрико, предлагаю вам прогуляться до вашей любимой скалы и там все хорошенько обдумать, вы согласны? Он мрачно кивнул. — Тогда идемте. А по дороге начните рассказ. Кое-что я уже понял. Вам отказали, не так ли? — Не совсем. Этот Кашапель — просто полоумный! Ему показалось мало того, что я — дворянин делаю ему честь: хочу стать его зятем — мне даже для этого придется обращаться к знатному вельможе — нет, ему подавай землю — графство или, по меньшей мере, баронство! Нет, вы слышали, каков наглец! Но какова она!!! У меня дух захватывает, когда вижу ее лицо. — Родрико опять унесся мечтами к объекту своих вожделений. — Родрико, послушайте, если вы все время будете парить на крыльях любви, мы с вами так ничего и не решим. Чего точно хочет Кашапель? — Он хочет землю. — Так в чем же дело? Пойдите и раздобудьте ее. — Как? — с тоской в глазах спросил Родрико. Я задумался. Землю можно получить в наследство, можно получить в дар, можно купить за звонкую монету. Из трех названных вариантов — нам подходил более всего третий. Благо, что со звонкой монетой затруднений теперь никаких. Осталось лишь придумать, у кого ее купить. Земля не такой товар, чтобы каждый день продавалась как мясо и овощи на рынке… Но тут все решал вопрос цены. Кто в городе мог знать о таких вещах? Конечно же, в первую очередь — герцог. Мы пошли во дворец. — Землю? — удивленно спросил кэлл Орандр. — Я не слышал в ближайшее время, чтобы кто-нибудь собирался расстаться со своими владениями. — Но возможно, есть люди, испытывающие недостаток в средствах и, если им предложить выгодную цену — они согласятся. — А что? Пожалуй, стоит подумать: к кому обратиться с таким предложением. После минуты воспоминаний, в которых кэлл Орандр перебирал всех дворян своего герцогства и ближайших по соседству, он сказал: — Есть одна дама. Черная вдова, так ее за глаза называют, пережила трех мужей — очень властная женщина, но у нее имеется необходимость в деньгах, быть может, вам следует обратиться к ней. Ее имя — графиня Шади Руф Бленше. Поместье Черной вдовы находилось почти в двух днях пути от Ритолы. Оно не было большим, но давало верный, хоть и небольшой доход — зачем его продавать, — думал я. Герцог объяснил, что она хочет откупиться от родственников, которые претендуют на часть ее других владений, больших по размеру и расположенных вдали от поместья Бенгроуз, о котором мы хотели говорить и куда направлялись. Поместье Бенгроуз стало обременительно для нее, ей неудобно управлять им. Сейчас она приехала по делам туда, и у нас есть возможность поговорить. Расставшись с герцогом, мы, не минуты не медля, отправились к графине. Дорога была нам незнакома и вела в сторону графства Истолито. За время нашей поездки с нами не случилось ничего особенного: мы любовались красивыми видами — это был благодатный край; много холмов, виноградников, садов и пастбищ. Я уже стал сомневаться — захочет ли графиня продать свое имение. Заночевав в гостинице 'Путник', которая нашлась к нашему удовольствию в большом поселении в местечке Кабэр, мы, несмотря на насекомых, плохую пищу и неважное вино, остались довольны — все лучше, чем ночевать в поле. Во второй половине следующего дня мы прибыли в Бенгроуз. Старый забор, очень старый дом из грубого камня, с узкими онами, расположенными на втором этаже, правда, весь обвитый плетистыми розами и плющом — крыша требует ремонта, камни в крыльце шатаются. Сад выглядит заброшенным. Да, работы здесь непочатый край. Интересно, понравится ли Маленне жить в этом неудобном, древнем доме. Солнце клонилось к закату и мягкие гаснущие лучи нежно освещали землю; повсюду легли тени, нежно шелестела листва, качались ветви и травы — все располагало к этому месту, и я решил, что, несмотря на неудобства, избраннице Родрико должен понравиться столь романтический уголок. Нас встретил старый, словно покрытый плесенью времен, слуга, почти беззубый и глухой. — Вы к кому? — прохрипел он. — Хотим увидеть твою хозяйку. Она дома? — Графиня никого не принимает, — снова прохрипел слуга. — Послушай человек, — проорал Родрико, — позови хозяйку. — А? — Вот видишь этот серебряную монету? — А? — Тьфу, ты! — Касперо, кто тебя беспокоит? — раздался сердитый крик, как будто мы побеспокоили не ее, а слугу! И из дома вышла грозного вида старуха. Она, хромая, проковыляла к нам, опираясь на палку, и сказала: — Что вам здесь нужно? — Мы бы хотели увидеть графиню Шади Руф Бленше. — Зачем она вам? — Простите! Но у нас к ней важный разговор. — Это — я. Проходите в дом. Но без оружия. Касперо, забери у них оружие. Родрико это очень не понравилось. — Вы должны меня понять — я вас вижу впервые, а в этих краях проходимцев хватает. Не поймите, что я боюсь — в этой жизни я уже никого не боюсь — любого готова порвать, если он задумает плохое, но я уже стара, и верный Касперо — старик, к тому же оглох, бедняга. Пришлось подчиниться. Мы вошли в этот старинный дом, полный своих древних запахов и тлена. — Итак, зачем вы пожаловали в Бенгроуз? Я, не торопясь, и в деликатной форме, поведал ей о цели нашего визита. Она смотрела на нас цепкими черными глазами. — Вы хотите купить Бенгроуз? — Да! — Кто-то навел вас на эту мысль? — Буду откровенен — это был герцог Орандр. — А-а, старый прохвост! 'Вот как, — подумал я, — да он ей в сыновья годится, к тому же, называть герцога прохвостом! — этого доверчивого человека'. Но видать, у нее были свои причины сердиться на герцога, что, впрочем, не повлияло на ее отношение к нашему разговору. — Герцог считает, что я заинтересуюсь. Что ж, отчасти он прав. Но почему вы думаете, что я не прогадаю, продав его вам? — Это просто выяснить — надо распустить слух о том, что вы его продаете и, если найдутся покупатели, которые заплатят больше то… — Аукцион? — черные смоляные брови старухи взлетели к переносице, и она стала похожа на толстую старую ворону. — А что, это хорошая идея. — Мне надо подумать. Я очень люблю Бенгроуз, я росла здесь ребенком. Он задвигала синими губами, из носа ее торчали волосы, и желтые костлявые руки, не спеша, перебирали густую шерсть анатолийской кошки. Не хватало еще, чтобы она предавалась воспоминаниям, — внутренне содрогнулся я. Но это была деловая старуха без сантиментов. Все, чем она удостоила нас, была галерея с портретами ее покойных мужей и всех здравствующих детей. — Агволбф! — гордо произнесла она — мой первый! — ух и горячий был мужчина. Его убили на дуэли из-за меня. Мы с ужасом посмотрели на нее и снова содрогнулись, представив ее в дни молодости. — Мой второй — Лофдт — умер от ангины бедняга, но успел мне состряпать трех непутевых дочерей, Рыбециус — отец Аберина — моей гордости — он все унаследует — кровинка моя. Мы дошли до портретов ее дочерей, и все они оказались довольно милы и даже повыходили замуж и портрет сына, на который она смотрела как на бога — он служит в Мэриэге! 'Он у меня умница!' — восторженно скрипела графиня. Но остался еще один потрет скрытый под вуалью. — А этот чей? — вежливо поинтересовался я. — Этот? А на этом, собственно говоря, изображена я, — и она резко откинула ткань. Надо было видеть наше потрясение — до чего она была хороша в юности — эта старая ворона. Или художник ей польстил, или годы сделали свою грязную работу. Но невозможно было узнать в этом тонком гордом лице с точеными линиями, старую сгорбленную черную вдову. — Что хороша? — довольно улыбнулась она, — за мной волочился сам король — дед нынешнего. То-то же! — Скажите нам, если вы все-таки надумаете продавать поместье, каков минимум, на который нам следует рассчитывать, ниже которого вы не станете продавать 'Бенгроуз'. -Если я и решусь продать 'Бенгроуз', то попрошу за мою землю самое малое — двадцать пять тысяч золотых баалей. На меньшее — даже и не надейтесь. Мы ушли в приподнятом настроении. Старая дама не дала согласия, но и не отказала — и, во всяком случае, мы уже знали: на какую сумму можем рассчитывать. Но кто бы знал, чем обернется вся эта затея! Я и не надеялся, в отличие от Родрико, получить ответ сразу. Но все влюбленные — немного сумасшедшие, и на пути в Ритолу, мне пришлось не обращать внимания на стоны и жалобы Родрико. Мы вернулись в город, и я занялся своими делами. Родрико предавался мечтам и лени, либо в своей гостинице, лежа на кровати, либо на скале. Кстати, позже эту скалу переименуют в скалу Рыцаря. Вот так-то! На привезенные нами с островов деньги герцог начал строительство новой верфи, потому что старая — никуда не годилась. Он выписывал лучших корабелов, мастеров, плотников. На старой верфи началось строительство корабля по новому образцу. — Как съездили? — поинтересовался при встрече герцог. Я коротко рассказал о нашей поездке, не забыв поделиться своими впечатлениями о старой даме. — А вы знаете, что она ходила на войну наравне с мужчинами и даже надевала доспехи. На ее счету с десяток убитых воинов. Она сопровождала первого мужа в походе. — Вот как? Этим она забыла похвастаться. Но она как-то странно говорила о вас. — Ах, вот что! — засмеялся герцог. — Когда-то она мечтала выдать за меня одну из своих дочерей. Она была так настойчива, что мне пришлось даже уехать из Ритолы. Но она упорно не расставалась с этой идеей фикс, и я подыскал себе достойную замену — одного из своих старых друзей. Вот за это она может быть на меня обижена. Разговор наш происходил на строящейся верфи — повсюду стоял невообразимый шум — стучали молотки, визжали пилы, кричали мастера и подмастерья, эти звуки немного смягчались плеском моря и особым морским ветром — теплым и плотным. — Вы хорошо начали! — похвалил я герцога. — Да, это только — начало! Вот посмотрите: что — здесь будет через год! Я планирую спустить на воду тридцать мощных, хорошо вооруженных кораблей. Я подумал: сколько хорошей решимости в этом человеке. Мы попрощались с герцогом. Еще раз взглянув на берег, Родрико задумчиво сказал: — Если никто не остановит Сенбакидо — он далеко пойдет. — Вы считаете: кто-то может быть против его начинаний? — У любого, даже очень хорошего дела, всегда найдутся противники! Вы не задумывались о том — какая это пика Тамелию Кробосу. — А ему то что? Герцог укрепляет побережье страны. — Нет, я думаю, что формально он — непротив, но по закону — это все принадлежит герцогу, и вместе с побережьем он укрепляет самого, себя свое влияние. Тамелий наверняка подозревает о планах Сенбакидо, который стремится контролировать морские ворота страны. Мне кажется, что король как хочет, так и не хочет этого флота. Но ему деваться некуда — он будет вынужден терпеть, хотя бы потому, что рядом — воинственная Анатолия. Но сейчас нас в большей степени волновали собственные дела. Ни для меня, ни для Родрико — Ларотум не стал родным домом. Это был край, где мы хотели закрепиться, ибо на родине — нам делать было нечего. И теперь мы проводили время в ожидании. Ждать нам пришлось надолго. Через пару дней Шади Руф Бленше явилась в Ритолу собственной персоной. Она остановилась в доме своих родственников. А нам, в гостиницу были присланы приглашения на участие в аукционе, который состоится на десятый день саллы, у нее в поместье Бенгроуз. В этом была вся графиня — просто, быстро, лаконично! Я стал проникаться к ней уважением. Но мы с Родрико забеспокоились. Особенно, когда герцог сообщил нам: кто собирается принять участие в этом аукционе. У нас, оказывается, появились серьезные соперники. По крайне мере, об одном нам рассказал кэлл Орандр. Это был купец, содержатель игорных домов по всему герцогству. Он испросил позволения у герцога участвовать в аукционе. Герцог, проводил свою политику в Сенбакидо, он был очень заинтересован в деньгах богатого купечества и не видел причин для отказа. В сущности, это было формальное разрешение. Не было закона, по которому не дворянин не мог приобрести землю, если только для этого не найдутся серьезные возражения у знатных особ. Звали нашего противника Вен Гэлхен, добрые люди показали нам его, когда он прогуливался в Ритоле, опираясь на руку громадного телосложения слуги, угрожающей наружности. Видимо, считалось, что размеры этого 'юноши' послужат надежной защитой. Сам Гэлхен имел толтсую рожу с двойным подбородком и маленькими цепкими глазками. Я понял тайную надежду Вена Гэлхена. Он рассчитывал, со временем, выпросить у герцога дворянство. Что ж, это было не так уж и невозможно — всего лишь вопрос цены этой просьбы. Фанатичная мечта герцога о флоте требовала финансовых вложений. Про остальных участников нам пока не было известно. Вместе с моими деньгами, у Родрико было сорок тысяч баалей. Нам предстояло поразмыслить… Средств, которыми располагали мы, было недостаточно, чтобы обеспечить себе победу на аукционе. Я сказал, что надо иметь на руках хотя бы тысяч пятьдесят-шестьдесят тысяч баалей. — Можно взять у ростовщика, — предложил Родрико. Но эту идею я посчитал неудачной. Такую сумму можно взять в долг, но под очень большие проценты. А что мы будем делать, когда придется их отдавать — я не был уверен, что поместье обладателем, которого может стать Родрико может дать большой доход в скором времени. Мы обратись все к тому же Кашапелю с разговором о том, чтобы он нам помог в этом деле, поскольку имеет прямую заинтересованность. Это был очень неглупый человек — полный, но при этом поворотливый, с вьющейся каштановой бородой и яркими глазами — вот от кого Маленна унаследовала свои очаровательные глазки, — одетый в костюм из черного бархата до пят и пунцового плаща подбитого мехом заранской кошки — это в жаркой-то Ритоле! Кашапель, приняв нас очень любезно, выслушал просьбу, но отвечал, что все свободные деньги он пустил в оборот и в данное время не может ничем помочь. Одно обстоятельство смягчило разочарование Родрико — его встреча с Маленной, на которую он зачарованно смотрел, когда она прошелестела юбками, проходя мимо, и церемонно поздоровалась. Мне пришлось, чуть ли не силой, вытолкать Родрико из дома купца. Я очень не хотел обращаться к герцогу. Он и так, отблагодарил нас достойно, и мне не хотелось бы ничем омрачать наши отношения. Капитан на полученную сумму собирался приобрести корабль — и обращаться нему было бессмысленно. Помощь явилась сама в виде маленького сухопарого человека с очень живыми и умными глазами. Он нашел нас в гостинце и обратился с такой речью: — Добрейшие и достойнейшие хэллы, простите, что отнимаю ваше драгоценное время, позвольте мне выразить вам мою искреннюю благодарность за ваше своевременное вмешательство в дело моего покойного брата. Вы очистили его доброе имя от ложных обвинений, вы спасли его дочь от гибели — я не знаю чем мне ответить на ваше добро. Меня зовут Йон Бэланс, если вам угодно узнать мое имя. Я понял, что речь шла об одном из купцов, которых держал Мерденги в крепости Бэро, в городке Ранжемон. — Вы слишком преувеличиваете наши скромные заслуги в этом деле — мы всего лишь помогли правосудию свершиться положенным образом, сообщив известную нам правду герцогу Сенбакидо. Кстати, в этом принимал участие еще один человек — граф Пушолон. Его нет сейчас с нами. — Позвольте мне узнать ваши имена и передать через вас мою искреннюю признательность графу. — Меня зовут хэлл Жарра, а это мой друг, хэлл Родрико. — Скажите, не могу ли я быть чем-нибудь вам полезным? Мне очень хочется вас вознаградить, но я не знаю, как это сделать. Может быть, вы испытываете затруднения в чем-то? — Давайте мы с вами, для начала, если вы никуда не спешите, сядем за стол и попросим хозяина налить нам его самого лучшего вина. — Это большая честь для меня, — произнес сэлл Бэланс, — я согласен, с превеликим удовольствием. Мы осушили по бокалу вина, и я поинтересовался у нового знакомого, как обстоят его финансовые дела в свете того, что произошло с его братом. — О, очень, очень хорошо, именно благодаря вам. Брат умер, но оставил меня попечителем своего большого состояния. — Скажите, вы располагаете суммой равной двадцати тысячам баалей? Мы хотим взять ее в рассрочку на год, но под не очень большие проценты. Бэланс немного призадумался, и я уже решил, что его испугал размер востребованной благодарности, но это оказалось не так — он спросил лишь, когда нам понадобится указанная сумма и, что он готов нам дать ее под два процента — это было смешно! Я так ему и сказал: — Это слишком мало — мы не собираемся вас грабить, злоупотребляя вашим великодушием. — Нет! Нет! — запротестовал Бэланс, — вы не должны так думать. Я считаю, что обязан оказать вам ответную услугу. Я торговый человек и вовсе не глупец, сейчас я делаю свои вложения — как знать, может судьба нас сведет еще раз и знакомство наше окажется мне куда полезнее этих денег. 'А что, он прав',- подумал я и сказал: — Нам нужны эти деньги через пять дней. — Они у вас будут. Он выполнил свое обещание, и мы, получив деньги, решили отнести их в тот же банк, где находились остальные наши капиталы. Итак, деньги наши были положены в банк. А мы приготовились к поездке в Бенгроуз. На пути к нему мы заночевали в гостинице 'Алая роза', в селении сыроваров Багрэ, от которого до Бенгроуза было четыре часа езды на лошадях. В той же гостинице остановились еще несколько человек приехавших по тому же делу. Нотариус с помощником. Представитель герцога барон Бонерго, приглашенный распорядитель аукциона мэтр Лосинер, человек, по имени Рэно Кверо и, уже известный нам, Вен Гэлхен со своим мощным слоноподобным слугой. Это соседство нам совсем не понравилось! Но как будто ночью не случилось ничего особенного. Как нам сообщил слуга гостиницы, нотариус барон и мэтр Ломсинер выехали спозаранку — так пожелала сама графиня. Рэно Кверо уехал ночью — куда никто не знал, но похоже у него были дела в соседнем имении. Вен Гэлхен тоже успел испариться: как — никто не знал. 'Или он хорошо заплатил этому слуге', - подумал я. Но добиться от него более ничего не мог. Аукцион был назначен на полдень. Впрочем, явиться в поместье все желающие могли за час до его начала. Так нам сообщил посыльный графини. Мы выехали с запасом как раз в час — на этом настоял я. И по началу все шло очень хорошо — мы ехали с хорошей скоростью, бодрые и полные надежд. Но где-то на середине пути между селением Багрэ и Бенгроузом у нас стали возникать серьезные затруднения. Мы оказались на пустынном участке дороги, и до ближайшего населенного места было далеко. Конь мой вдруг запротестовал — он затряс головой, стремясь освободиться от упряжи, шелковая грива его заколыхалась на ветру, он вдруг сорвался в галоп — от неожиданности я выпустил поводья и, пытаясь их поймать их на скаку, чуть не слетел с лошади. Но удивительней всего было то, что лошадь Родрико тоже взбесилась — они мчали нас как одержимые и за несколько минут скачки увлекли с дороги в небольшую рощу. Там, эти взбунтовавшиеся создания успокоились и остановились у молоденьких мафлор, они начали общипывать листья, и мы с Родрико, перекидываясь словами, решили дать возможность им немного успокоиться. Но когда лошади успокоились и, по нашему мнению, могли продолжать путь, они наотрез отказались подчиняться, невозможно было их сдвинуть с места. Не помогли ни шпоры, ни кнут. — Что будем делать? — спросил раздосадованный Родрико. — У нас есть запас времени — около часа. Если мы с вами будем двигаться быстро, то сможем попасть на аукцион во время. — Насколько быстро? Я произвел в уме вычисления: — Бегом. Родрико тяжело вздохнул. — Нам может быть повезет — и мы встретим по пути другое средство передвижения. — А что делать с этими упрямыми скотинами? — Ну, ну, полегче, мой друг. С ними что-то сделали. Может, опоили чем-то. Я не вижу другого объяснения. — Так что? Побежали? — Легко! — ответил я, — у меня была сильная надежда, что мы встретим кого-нибудь на дороге. Камни и песок хрустели под ногами, легкий ветерок немного облегчил наши усилия. Но было что-то странное в том, что нам никто не попадался навстречу. Мы пробежали уже достаточно долго. Но до Бенгроуза было еще далеко. Внезапно, в моих газах вспыхнул ослепительный свет — он был таким нестерпимо ярким, что смотреть на мир было невозможно, и я прикрыл глаза. Послышался голос Родрико, который тоже потерял ориентацию и кружил на месте, ослепленный подобно мне. — Что за дрянь? — кричал он. — Жарра, вы хоть что-нибудь видите? — Нет! А с вами — тоже самое? — Да, меня ослепил какой-то свет, и он так ярок, что не позволяет мне открыть глаза. Что будем делать? — Не знаю. Давайте немного обождем, и, если он не исчезнет — нам придется двигаться на ощупь. — Но это невозможно! Так — мы забредем невесть куда. — Но в противном случае мы потеряем время. Может нам повезет, и мы все-таки встретим кого-то. — Как вы думаете — это случайно? — То, что с нами происходит сейчас? Вряд ли! Кто-то хочет нам помешать. — Но это подло! — Согласен. Только наши возмущения нам не помогут. Вам не стало лучше? — Нет! — Тогда идем. И мы побрели как два слепца. Меня вело вперед мое чутье. Когда-то в детстве я, помнится, развлекался тем, что копировал движения слепого старика, жившего по соседству. Меня это забавляло и, кажется, хорошо выходило двигаться с закрытыми глазами; отец удивлялся, глядя на меня и, если поначалу он сердился из-за этих проделок, то потом, даже стал поощрять упражнения с завязанными глазами, напирая на то, что не хорошо смеяться над слабыми, но побывать в их шкуре полезно: в жизни может пригодиться всякое умение. О, он был очень мудр — мой отец. Итак, я вспомнил о давних тренировках, и осторожно брел, вытянув вперед руку и нащупывая ногами путь. Несколько раз мы падали и вставали, снова продолжая идти. Это было и смешно и горько. Но больше всего меня беспокоил страх, что наше наваждение не закончится никогда. И может, мой страх еще больше подгонял меня. Правда, бежать мы уже не могли. Но нам удалось не сбиться с пути и скоро добрести до маленькой деревушки. Еще на подходе к ней зрение наше восстановилось — это была временная помеха. Крестьяне очень дорого продали нам двух не самых лучших лошадей — на таких пашут и возят, а не скачут. Но пока оставалась слабая надежда, что мы явимся вовремя. И все же, мы опоздали. Но так уж вышло, что еще один участник не смог приехать к назначенному времени, и графиня, воспользовалась правилом аукциона, по которому меньше двух не могли участвовать — и предложила подождать остальных претендентов. Гэлхен очень рассчитывал на то, что ему удастся воспользоваться ситуацией и уговорить графиню на свои условия, но она не пожелала даже начать с ним разговор. Шади Руф была тверда в своих решениях, а ее решением было продать свою землю подороже. Вен Гэлхен был чрезвычайно раздосадован этим. Но ему пришлось подчиниться. Рэно Кверо и мы прибыли почти в одно время, встретившись во дворе графского дома. Этот человек, с ироничным расчетливым лицом и длинным носом, был набларийцем, по происхождению; будучи женатым на дочери местного дворянина, и достаточно богатым, он ничего не имел против того, чтобы купить в Сенбакидо землю. — Почему вы опоздали? — спросили мы у него. — Моя карета виновата — у нее лопнуло колесо, — хмуро ответил он. — Мне все это ужасно не нравится, — сказал Родрико. Вместе мы вошли в дом, слуга проводил нас в старую залу, где важно восседали графиня, толстый аукционщик, представитель герцога, стряпчий и 'бесподобный' Вен Гэлхен. Он окинул нас тяжелым взглядом. Мы извинились и спросили позволения участвовать в аукционе, если графиня его не собирается отменить. — Нет, отчего же, — гордо сказала графиня. — Мы — Бленше всегда держим слово. И, как женщина, могу сказать, что в отличие от мужчин, я привыкла ценить время. Все, втихаря ухмыльнулись. Родрико, Вен Гэлхен и Рэно Кверо приготовились к сражению — более желающих не нашлось. — Итак, уважаемая графиня, уважаемый кэлл Бонерго, уважаемый нотариус, уважаемые участники, — начал говорить дородный и важный мэтр Лосинер, с очень высоким голосом, который как-то плохо сочетался со всем его видом, и зачитал правила аукциона. — Если названные правила удовлетворяют присутствующих — прошу подтвердить свое согласие. Мы все ответили согласием. — Приступаю к торгам. Начальная цена: двадцать пять тысяч баалей. Кто может назвать другую цену? — Двадцать шесть! — прокричал Родрико. Все шло обычным ходом: аукционщик называл суммы, участники перебивали цену друг у друга. Меня с самого начала озадачил самоуверенный взгляд Вена Гэлхена — он время от времени поглядывал на меня с усмешкой — чего я ему дался — не понимаю — тем более, что соперничал он с Родрико И хотя, я просил Родрико не лезть вперед и проявить хладнокровие, он слишком горячился, слишком явно показывал свой интерес. Азарт Рэно Кверо угас на сумме пятьдесят пять тысяч баалей. Глаза Гэлхена, сощурившись, внимательно следили за глазами взволнованного Родрико. Он же был спокоен и насмешлив. Родрико поднял ставку до шестидесяти тысяч. — Шестьдесят тысяч раз, шестьдесят тысяч два, шестьдесят тысяч… — тут я уж думал, что Гэлхен сдался. Но заветное 'три' не прозвучало. Раздался резкий голос Гэлхена: — Шестьдесят одна тысяча! Мое сердце упало. На лицо Родрико нельзя было смотреть — он был потрясен не меньше моего. Так разбилась наша надежда сделать из Родрико землевладельца. Все поздравляли Гэлхена. Стряпчий договаривался с ним о передаче денег и прочих формальностях. Мы отошли в сторонку и молча разглядывали поеденный молью ковер. — Вижу, вы тоже возмущены тем, как все делалось? — спросил ироничный голос. К нам подошел Рэно Кверо. — Простите, мы не поняли, что вы имеете в виду. — А то, что сэлл Гэлхен очень хорошо подготовился к этой игре. Я говорю даже не о поломанной карете и не о вашем опоздании. Нет, он с самого начала знал: на что он может рассчитывать — и ехал сюда уверенный в своей победе. — Объясните. — Ну не будьте так наивны — у этого жука свои люди по всей Ритоле, наверняка он знал точную сумму, которой вы располагаете. — Это невозможно! — Отчего? Вы ведь где-то храните свои деньги. — В банке. Но… они гарантируют тайну вклада. — Глупости. На чьи деньги, как вы думаете, существуют эти банки? Мы переглянулись с Родрико. — Я считаю, что Гэлхен точно знал свой предел, до которого он будет торговаться и только потому он находится здесь сейчас. А вот мы с вами оказались не готовы. Мы покинули Бенгроуз в ужасном настроении. Поместье должно было достаться Родрико. Я видел, как он переживает из-за нашей неудачи, и не знал, чем ему помочь. Приехав в Ритолу, я предложил пойти в кабачок 'Омары и креветки' и напиться с горя. Но при всем моем видимом равнодушии к происшедшему и браваде, я никак не мог откинуть мысль о том, что я проиграл. Это дело уже перестало быть делом Родрико: я так проникся им, что стал считать своим — мне нужна была победа — …неужели любой ценой? Чем сильнее я хотел отказаться от всего, тем сильнее терзало меня чувство поражения. До этого дня мне всегда все удавалось, у меня получалось осуществлять свои замыслы!!! И я должен, должен выиграть! Это бесило меня, даже больше, чем Родрико — он был подавлен и решил оступиться от затеи с поместьем и искать другие пути для того, чтобы завоевать свою милую. Мы очень по-разному переживали одно и то же — он терзался из-за того, что упустил предмет своих мечтаний, а я из-за собственного просчета. Мне казалось — все будет просто. Теперь мне хотелось все отыграть, но как? — я не видел иного пути, кроме того, чтобы играть нечестно — словно демон какой- то подкидывал мне мысли о ветельерах. Но это было слишком низко — я так не хотел: это была бы очень дешевая победа. Пока мозг мой лихорадочно работал, Родрико выдвигал проекты один фантастичнее другого, и половину его слов я пропустил мимо ушей, отвечая рассеянно и невпопад. Мне было известно, что Гэлхен содержит игорные заведения, и я подумал, что есть смысл наведаться в одно из них. Мне без труда удалось разыскать этот дом, где паразитировал наш соперник. Интересно, как получится у нас теперь сыграть, потому что я твердо решил победить этого жирного паука. Итак, я в игорном доме — это был очень богатый игорный дом — туда приходили знатные и именитые люди, люди с большими связями. Там все было роскошно: дорогая мебель, картины, много позолоты в убранстве и роскошные синегорские ковры. Аромат благовоний, приглушенные разговоры, слуги с подносами, на которых мерцают мидделийские стеклянные бокалы с золотистым вином. Люди здесь все одеты роскошно и между игрой поддерживают легкую непринужденную беседу. Мне удалось отыскать Вена Гэлхена. Он цепким и жадным взглядом изучал все пространство помещения. Я подошел к нему и поздоровался. — А-а, хэлл Жарра, если не ошибаюсь, как же помню, помню. Решили посетить мое заведение, здесь проводят время лучшие люди Ритолы. — Сэлл Гэлхен, я предлагаю вам сыграть со мной в кости, так сказать, отметить ваш успех на аукционе. — Ставки здесь крупные, вы знаете это? — он цепко смотрел на меня, пытаясь прикинуть в уме: во сколько меня оценивать — для него я был — темная лошадка. — Тысяча баалей, для вас, не слишком маленькая сумма? — предложил я. — Совсем нет! — он остался доволен, хоть и не показывал виду. — Пройдемте вон к тому столу. Он взял стаканчик с костями и выкинул семь, — теперь моя очередь: я сосредоточился и что-то неправильное почудилось мне в мыслях этого человека — он был уверен, что я проиграю — особенные кости? — что ж, вполне, может быть — но я умел с этим кое-что делать: я мысленно сделал бросок — и кости легли, так как мне было надо: у меня было десять. — Повторим? — я улыбался, глядя на разом вспотевшее, лицо Гэлхена. — Теперь вы — первый. У меня выпало девять. У него — три. Тут он занервничал. И вошел в раж. Я выиграл у него восемь раз подряд — в принципе, даже я понимал, что такое невозможно, но я имел талант, о котором вспоминал очень редко, в случае крайней необходимости — сейчас такая необходимость была. Я предложил Вену Гэлхену остановиться. Он был красен, зол и озадачен. Я весело пожелал ему всего наилучшего, собрал выигрыш и распрощался. У меня был увесистый мешочек с золотом. Я сел на своего коня и поскакал в дом на улице Ростовщиков к банкиру Дуну. Было уже темно, и все окна и двери закрыты. Сквозь маленькое окошечко слуга спросил, что мне нужно. Я сказал, что мне нужен хозяин, и назвал свое имя. Двери открылись, и предо мной предстал банкир в длинной белой рубахе до пола и со встрепанной головой. — Что вам угодно в такой поздний час? — Я хочу дать вам на сохранение некоторую сумму. — Проходите, — пробурчал заспанный хозяин. Банкир быстро составил документ, и я ушел со спокойной душой, зная, что деньги мои в безопасности и на них будут начисляться проценты. Итак, позаботившись о своих деньгах, я вернулся в гостиницу и предался сладкому сну. Чего нельзя было сказать о Вене Гэлхене. Этот человек уж точно всю ночь не спал. Он разыскал меня на следующий день, и лицо его стало еще отечнее и безобразнее. Я мирно отдыхал в своей комнате с книгой в руках. Это был солидный труд 'Движение тел в небесах и водах' профессора Дромолуса из академии Унденги. Он выдвигал интересные идеи о неизвестных закономерностях в природе, приводил примеры, сообщал результаты своих опытов. Это была очень интересная книга — я был увлечен: ничего подобного я еще не читал. Наверное, это почтенный человек с седой бородой — было бы хорошо побывать на его лекциях. Слуга в гостинице сообщил мне, что меня хочет видеть какой-то человек. С большим сожалением прервав свое занятие, я спустился вниз. Там стоял Вен Гэлхен, тяжело опираясь на толстую палку. 'Уж, не драться ли он сюда пожаловал?' — подумал я. Я вежливо поинтересовался, что привело его ко мне. Гэлхен без лишних разговоров приступил к делу. — Нам надо поговорить. Где нас не будут беспокоить? — Идемте вон за тот столик. Мы расположились в стороне от остальных посетителей. Гэлхен вполголоса начал говорить. — Вы вчера обыграли меня, хэлл Жарра, я знаю, что это невозможно. И открою вам правду: почему я так думаю. — Ваши кости? Он вздрогнул и сказал: — Вы знаете? Я сразу понял, что вы знаете про заклятие. Вот что я скажу: раз уж мы оба в этом замешаны, давайте начистоту — за сколько вы продадите ваше заклятие? Мне было смешно — в душе я смеялся над ним. Но отказаться от такого случая я не мог. И я решил не выводить Гэлхема из заблуждения. Пусть продолжает считать, что мы с ним одинаково мошенничаем в игре. Меня оскорбляла сама мысль его об этом, и я решил проучить этого жадного паука. — Видите ли, уважаемый Гэлхен, такие вещи не продаются и не покупаются. — При всем моем почтении, хэлл Жарра, — перебил меня Гэлхен, — все это вопрос цены. Еще раз спрашиваю: сколько? — Гэлхен, Гэлхен, вы не дадите мне то, что я хочу, поэтому вопрос закрыт. — Вы только скажите! — Поместье Бенгроуз, за него я готов расстаться со всеми заклятиями мира. Лицо Гэлхена еще больше надулось и покраснело — он думал. — Я предлагаю вам сделку: вы получите Бенгроуз, но отдадите мне часть денег — номинальную стоимость его на аукционе. Это будет справедливо. — Двадцать пять тысяч баалей? — Я должен хоть частично покрыть свои расходы. — Сделка состоится, но я не гарантирую вам защиты от более сильных заклятий, если таковые имеются. — Согласен! Как выглядит ваше заклятие? — Оно заключено в амулете. — Я вытащил из кармана резную кость с письменами и разными знаками, котрую я приобрел в обычной лавке на рынке Ритолы. Глаза Гэлхена подозрительно блеснули. Сделка наша состоялась. Гэлхен ушел практически ни с чем. И я не чувствовал, что хоть в чем-то обманывал его — этот человек заслужил подобное отношение. Он трижды пытался обмануть меня, и получил по заслугам. Я разыскал Родрико — он придумал очередную глупость, которая вряд ли поможет ему легко и быстро заполучить Маленну. — Собирайтесь, мой друг, мы идем к Кашапелю за вашей невестой! — У вас получилось?! — У меня — да не получится! — Сейчас я чувствовал себя человеком, для которого нет ничего невозможного. Весьма обманчивое чувство — как я понял позднее. Но чувства для того и существуют, чтобы порой нас обманывать — иначе бы Родрико так не сорвался, сияя от радости, не кинулся ко мне с объятием, не бросился бежать в одном сапоге (я застал его за одеванием). Мы помчались с бумагами в руках в дом Кашапеля на улице Гусей. Но слуги нам сообщили, что хозяина нет дома, а сэлинья Маленна надолго покинула Ритолу. Мы ничего не понимали. Слуга нам не захотел дать никаких объяснений — не помогли ни деньги, ни угрозы. Я заметил напротив дома Кашапелей человека, Грентема, поклонника девушки, с которым соперничал Родрико — вот, кто нам сможет что-то объяснить. Но когда мы к нему обратились, вид у парня был совершенно потерянный. — Она уехала! — со слезами в голосе произнес Грентем, — и не со мной! — Но мы беспокоились, что она любит вас. — Нет, — покачал головой Грентем, — она любит другого. 'Неужели — Родрико',- подумал я. — Отец отправил ее на корабле в Анатолию. — Вот как? — Она едет к жениху. — Скорей! — закричал Родрико, — этот проходимец заплатит за свой обман. — На каком судне она уплыла? — он схватил парня за шиворот и стал трясти его. Тот захрипел и смотрел испуганными глазами. — Родрико, оставьте его, вы задушите парня. — Скажи нам, Грентем, на каком корабле уехала сэлинья Маленна. — На 'Флейте'. Это корабль Кашапеля. Он вышел в море два часа назад. — Так чего же мы ждем? — закричал Родрико. Мы помчались в порт. Нам удалось найти корабль капитана Кагерта — очень легкую быстроходную галеру — и за хорошее вознаграждение договориться с хозяином. Ветер сопутствовал нам. Судно, на котором отправили Маленну, было тяжелым, тихим, полным товара, и нам без труда удалось догнать его. Едва оно показалось на горизонте, Родрико чуть не заплясал от радости. Наш корабль, наконец, заметили и мы просигналили, чтобы нас подождали. Похоже, там не поняли — и мы продолжили погоню. Когда расстояние сократилось настолько, что корабли наши встали вровень, с судна Кашапеля нам прокричали: — Что вам нужно? — Мы хотим поговорить с вашим пассажиром. Они посовещались. — Нам некогда и у нас нет таких указаний от хозяина. Какие у вас намерения? — Самые лучшие. Наступила пауза. Родрико нервничал, и лицо его побелело. 'Еще минута — и он начнет войну', - подумал я. Наконец, нам прокричали, что мы можем подняться на борт их судна. Я приказал спустить шлюпку. Родрико готов был убить всех, кто находится на борту 'Флейты', кроме, своей Маленны, разумеется. Мне не нравилось его решительное настроение, но я не знал, как ему помешать. Я надеялся, что разговор с девушкой успокоит его. Мы подплыли к кораблю, и нам спустили трап. Мне показалось, что Родрико идет на штурм вражеской крепости — такое у него было лицо. Нас встретил пожилой, но очень уверенный в себе капитан. Я не думал, что нам удастся его легко напугать — видно было, что этот человек уже побывал во многих переделках. — Что вам угодно? — спросил он. — Почему вы нас преследовали? — его тон был холоден, ибо от его взгляда не укрылось воинственное настроение Родрико. — Меня зовут хэлл Жарра, а это мой хороший друг хэлл Родрико. Мы принадлежим к людям герцога Сенбакидо. Мы не хотели вас преследовать — просто так получилось, что на борту вашего корабля есть один человек, девушка, которая не дождалась в Ритолле хэлла Родрико, хотя ему было дано обещание ее отцом. — Вы говорите о сэлинье Маленне? — Да, о ней. — Меня удивляет ваш разговор об этой даме, потому что она направляется в Анатолию на собственную свадьбу. — Нам уже сказали об этом люди Кашапеля. Но выяснить наши разногласия с ним мы не можем, ибо он покинул Ритолу вслед за дочерью, хотя и в другом направлении. — Но какой тогда у вас может быть интерес к сэлинье Маленне? Я считаю ваше появление здесь вдвойне неуместным. — Простите нас, уважаемый капитан, разумом я разделяю ваше мнение, но как друг хэлла Родрико, я на его стороне, а им в данную минуту руководят лишь сильные чувства к сэлинье Маленне — он считает, что ее увозят против собственной воли. Все о чем мы вас просим — дать возможность объясниться этим двум людям. Капитан задумался. — Я не вижу ничего страшного в том, что они поговорят, хотя это, еще раз повторяю, неуместно, но я вас хочу предупредить, для меня важнее всего нам свете обязательства перед моим хозяином — если вы выкинете какой-нибудь фокус — я буду обязан убить вас. Вон там сидят лучники и целятся в вас. Надеюсь на вашу порядочность. Я кивнул в знак согласия, Родрико тяжело дышал и сжимал пальцы. Капитан что-что сказал своему человеку, и тот ушел в надстройку, где была каюта Маленны. Когда она показалась на пороге каюты, даже мне показалось, что второе солнце взошло над морем — эта чудесная девушка приковала к себе все взгляды. На лице Родрико появилась счастливая улыбка. Но, как все страстные поклонники, он вдруг потерял дар речи, хотя взгляд его был красноречивее любых слов. Пришлось мне вступить в разговор и повторить примерно тоже, что я уже сказал капитану. — А почему ваш друг сам не говорит со мной? — нежно пропела Маленна. — Он от восхищения перед вами не может вымолвить ни слова. Она подошла к нему и, очень серьезно и нежно глядя на него своими чарующими темными глазами, сказала: — Мне очень жаль, что мой отец ввел вас в заблуждение, хэлл Родрико, ибо я с самого начал вела с ним речь о том, что выхожу замуж за моего избранника, проживающего в Анатолии — этот достойный человек давно ждет меня. Вы мне очень дороги и я глубоко тронута вашими чувствами ко мне, но, увы, я не могу ответить тем же. Это был бы брак без любви с моей стороны, а вы достойны большего. Кажется, теперь до Родрико начало доходить. Даже я был ошеломлен, так как тоже считал, что Кашапель увозит Маленну насильно. Девушка сочувственно глядела на своего рыцаря и была очень взволнованна. — Поклянитесь, что вы любите его! — глухо сказал он. — Неужели мой искренний голос и мои глаза могут обмануть вас, хэлл Родрико? Она была права. Я думал, что в эту минуту Родрико упадет на палубу, как падает подрубленное дерево, но он ничего не сказав, резко развернулся и шатающейся походкой пошел к трапу. Я задал Маленне еще несколько безобидных вопросов, дабы удовлетворить свое любопытство и, раскланявшись, покинул этот корабль. Грести пришлось мне, поскольку мой друг сидел, сгорбившись, и не желал разговаривать. Наш корабль развернулся и пошел обратно в Ритолу. За все время Родрико не произнес ни слова. Да, это было тяжело. Вот и Ритола показалась вдали. На лице моего друга была все та же безучастная гримаса. Наконец я не выдержал и сказал ему: — Родрико, или вы вернетесь в этот мир и отпустите от себя свою мечту, или я вас утоплю в этом чудном Изумрудном море. О! Мои слова подействовали — я даже не ожидал! У него появился удивленный взгляд. Ну раз, мне удалось его удивить — надо постараться теперь вызвать и другие чувства. — Родрико, я вас утоплю! Теперь он стал раздражаться — я мешал ему упиваться своим разочарованием. — Отстаньте от меня, Жарра, вам заняться более нечем?! — Нет! Когда я вижу, что мой друг превращается в деревянное полено, я не могу остаться равнодушным. — Вам то, какое дело? — огрызнулся Родрико. — А вот, мы сейчас и посмотрим. Я подошел и резко толкнул его. — Вы совсем очумели! — заорал он и оттолкнул меня. Взгляд у него из стеклянного стал бешеный. Я толкнул его еще раз — сильнее Он набычился и пошел на меня — я отскочил от фальшборта, у которого находился, и он налетел на него, я сзади резко дернул его за ноги и перекинул в море! Раздался всплеск, и полетели брызги. — Ну, хоть теперь что-то ему придется делать, — довольно произнес я. — Человек за бортом! — закричали матросы. — Что вы натворили! — воскликнул изумленный капитан. — Ничего! Пускай освежится. Но, кажется, вместо того, чтобы работать руками, этот чурбан решил пойти к дну. Я сорвал с себя всю одежду и тоже бросился в море. Там началась беспощадная возня — я не давал ему тонуть, а он отталкивал меня. Но тащить меня с собой на дно ему не хотелось, так мы и барахтались — то, уходя под воду, то, всплывая и отплевываясь от воды набравшейся в носы и глотки — Ну, нет, я не дам тебе так просто уйти! — заорал я. — Отстаньте, Жарра! Я вас ненавижу. 'А меня то за что?' — мысленно удивился я. — Ведь, Маленна предпочла не меня, а жаль, кажется, я сам успел в нее немножечко влюбиться. — Знаете что, предлагаю вам сделать заплыв на перегонки до берега, если вы выиграете — так и быть отстану от вас, делайте, что хотите, если нет, то дудки! вы — мой и во всем подчиняетесь мне. — Идет! — закричал Родрико. И мы поплыли. Пожалуй, я погорячился с этим соревнованием. Родрико подгоняла его злость, а я оказался чем-то измотан — никак не мог понять чем: так бывает, когда кажется, что вдруг все силы внезапно оставили тебя. И нет этому объяснения. Я отчаянно пытался настичь Родрико, но у меня почему-то кружилась голова, и сводило ноги. Мне почти удалось его догнать. Я вышел на берег и упал. Мы приплыли к мысу Ножей, названному так, наверное, за то, что на нем вечно происходили какие-то драки с поножовщиной, отсюда было видно, как корабль наш входит в бухту. Я лег на песок и с отчаянием смотрел на мощную фигуру Родрико, думая: неужели, этот сумасшедший всерьез надумал проститься с жизнью. Он устало подошел ко мне и протянул руку. — Вы настоящий борец, Жарра! — Но я проиграл, снова проиграл, — с досадой сказал я. — Нет, вы выиграли. То, что вы хотели сделать — у вас получилось. Вы были правы: я — осел. И тут, он впервые рассмеялся. Вряд ли кто может представить: как я был счастлив в ту минуту — словно тяжелый груз свалился с моей души. Мы пожали друг другу руки. — Кстати, где ваша одежда? — спросил я Родрико. — Я ее скинул в море, чтобы плыть было удобнее. — Нам придется идти голыми. Мы смеялись, и так и шли — голые и примирившиеся — и друг с другом и с жизнью. На нас показывали пальцами ребятишки, ухмылялись прохожие, девушки стыдливо прятали лица и хихикали украдкой, а шлюхи предлагали свою фальшивую любовь. Но нам ничего не было нужно, нас ничего не волновало — такое ощущение свободы вдруг наполнило нашу жизнь, что казалось, воздух поднимет сейчас наши тела. Родрико сказал, а я с ним согласился, что в любви он останется вечным неудачником. Все-таки, странные существа — женщины — я в очередной раз убедился, что невозможно понять их — почему прекрасная Маленна предпочла знатному, богатому, красивому Родрико обычного, невзрачного, не очень богатого жителя другой страны. Мы бросились ее спасать, а спать было некого — она ехала навстречу своему желанию. Итак, Родрико остался землевладельцем и холостым, Королева Моря предпочла другие берега, а я лишился части денег в пользу друга, которому они уже не могут помочь. Все вышло так, как и должно было выйти. Таковы были мои приключения в Сенбакидо. Глава 9 Не белые, но пушистые Итак, мои воспоминания о приключениях в Ритоле помогли мне немного скоротать время на пути в столицу. Но перед тем как попасть в Мэриэг, мне нужно было сделать еще одно весьма важное для меня дело. Я, все-таки, недавно стал баронетом и мне необходимо увидеть свое поместье, так нежданно свалившееся ко мне в руки. Оно располагалось на границе герцогства Брэд. Это было весьма обширное владение, немного вытянутое, словно огурец и как бы прикрывающее земли герцогини. Наконец, я въехал на свою территорию и остановил коня на вершине высокого холма, а потом, гордо восседая, как король, взирал на прекрасный густой лес и маленькое озеро, расположенные по левой стороне дороги, справа от нее были поля, которые засевали овсом, ячменем и пшеницей, и большие плантации винограда. — О! Этот вид ласкает взор! — восхищенно молвил я и направил лошадь по дороге, ведущей к усадьбе. Ехать пришлось порядочно; по пути я увидел деревню, где проживают крестьяне, возделывающие мою землю, миновал прекрасные луга и пруд, где разводили мою рыбу, проехал мимо великолепного, но немного запущенного парка и въехал во двор через тяжелые чугунные ворота. Я никогда еще не ощущал себя собственником чего-то значительного, вроде поместья, и клянусь, чувствовал себя теперь весьма приятно. Дом был небольшой, не слишком старой постройки. Он состоял из двух этажей и башни. По фасаду располагались: три окна, слева от входа, на первом и втором этажах, одно овальное окно над входом, и справа от входа по одному узкому окну; сразу после них дом переходил в четырехэтажную башню, верх которой так же, как и крыша другой части дома, заканчивался прямоугольными зубцами. Таким образом, это было нечто среднее между жилищем обычного землевладельца и маленькой крепостью. Дом стоял на возвышении и у него был высокий цоколь, а вокруг него имелся небольшой ров, заросший кувшинками и который имел, скорее, декоративное, чем оборонительное значение, через него был перекинут небольшой подъемный мостик. Перед входом имелась маленькая лужайка с высокими вазонами, в которых летом высаживались цветы. С другой стороны дома, немного в стороне, располагались конюшни и хозяйственные постройки. Мой приезд заметили сразу: едва я подъехал к воротам, как ко мне навстречу выбежал слуга. Чуть поодаль, важно шествовал сенешаль этого замка. Это был немолодой, немного хмурый, всегда сосредоточенный человек, необычайно гордый сам собою. Почему-то мне показалось, он не очень рад моему приезду. Но жизнь научит меня позднее, что иногда первое впечатление бывает верным, а иногда-обманчивым. — Приветствуем вас, досточтимый кэлл Орджанг! Все несказанно рады вашему прибытию в эти края. Меня зовут Брарио, я здешний дворецкий. Позвольте, я провожу вас в дом. Круглаки! — крикнул он слуге с немного нахальной рожей, — отведите лошадь в конюшню и сделайте все, что необходимо: этот красавец нуждается в особом уходе. Слуга, обладатель черной, как сажа гривы на голове и блестящих, словно две спелые сливы, глаз, которыми он плутовато сверкнул, помчался с моей лошадью в конюшню. 'Э! Да он так — моего коня танцевать заставит', - подумал я. И вошел вместе с Брарио в дом, свой дом! Несколько человек: домашний слуга, кухарка и садовник склонились передо мной в почтительном поклоне. — А быть землевладельцем, отнюдь, не плохо, — отметил я и пошел осваивать новое место своего обитания. В доме давно никто не жил. Баронет Орджанг, прежний владелец поместья, чей титул пожаловали мне, тот самый неудачливый ездок, упавший с лошади, о котором упоминала Ивонна, погиб больше года назад. Мне было известно, что сюда изредка наведывался Шпаор — зачем — я, пока, не понял. Может, он здесь отдыхал от ненавистной ему супружеской жизни. — Кэлл Шпаор охотился в здешних лесах, — словно, отвечая на мой мысленный вопрос, произнес Брарио. — Он очень любил здешнюю охоту. В нашем лесу раньше водилось много косуль. — А теперь их стало меньше? — Ох, хозяин, страшная участь постигла эти края. Можно я, с вашего позволения, поведаю об этом чуть позже. Могу ли я узнать у вас: не хотите ли вы отобедать? — Очень даже хочу. Я выехал не позавтракав. И уже порядком успел проголодаться. — Вот здесь находится ваша столовая. — Он провел меня в уютную комнату, обтянутую синей тканью в цветочек и с большим столом из ореха покрытым белоснежной скатертью. — Я сейчас же прикажу накрыть на стол. Не угодно ли вам переодеться? Я заметил, что вы приехали без вещей. — Вещи мои привезут вечером. Вам надо будет их принять. Я оставил Брарио заниматься устройством обеда, и, не спеша, обошел дом. Дом был обставлен скромно, мебели оказалось не много, и она выглядела немного старой. Чувствовалось, что ему не хватает заботливой женской руки. 'Ну, это дело поправимо',- подумал я, поскольку всегда обманывал себя, думая, что не прочь со временем — жениться и осесть на одном месте. На первом этаже имелись большая гостиная с огромным камином и мрачными глубокими креслами, столовая, где я уже побывал и хозяйственные помещения, в частности, кухня. Массивная скрипучая лестница вела на второй этаж. Повсюду тяжелые кованые светильники и древние гобелены-все было тяжело и добротно, старинные, чуть потертые ковры, выцветшие на солнце занавеси зеленого и винного цвета. Наверху располагались комнаты для гостей. Также, имелась очень изящно убранная и с новой мебелью комната, в которой кто-то жил и, явно, не Брарио. Я не стал ее осматривать, лишь окинул взглядом через приоткрытую дверь. Рядом — библиотека с тяжелыми старинными фолиантами и мрачными картинами с изображениями холмов темно-коричневого цвета и лиц, наподобие пожелтевших пергаментов. Я повернул в коридор, который вел в четырех этажную башню на первом и втором этажах находились очень простые комнаты со скромным убранством, там жили Брарио и слуги, а вот на третьем и четвертом — комнаты, обставленные недурно. Я сразу решил, что займу четвертый этаж, потому что вход на него блокировался тяжелой массивной дверью, значит, меня никто не будет беспокоить, если я вдруг захочу уединиться. Там же был кабинет покойного баронета. Мечи и кинжалы на стенах. Жилище старого холостяка. — Почему покойный баронет не женился? — спросил я дворецкого, когда вернулся в столовую. — Это длинная история. — Я не тороплюсь. — Видите ли, хозяин, я мало знаком с местными сплетнями, ибо сторонюсь таких разговоров, но поговаривали, что сосед прежнего баронета, граф Канегио, — владения этого достойного человека расположены по левую сторону вашего имения, между вашими землями находится лес, — женился на девушке, которая была прежде невестой покойного баронета. И с тех пор, ваш предшественник, мой прежний хозяин, стал сторониться женщин. А теперь, граф уже с вами будет делить тот страшный лес. Ваши владения в нем разделяет большой ручей. Когда-то, граф Канегио хотел заполучить весь лес, но кэлл Орджанг не согласился. Он сказал, что хватит с него невесты, которой он лишился по вине своего соседа, и свой участок он ему ни за что не уступит. Но потом и делить то стало нечего. — Что же случилось? Брарио сделал очень интересный жест ладонью, словно прикрываясь от посторонних слушателей, и стал говорить тише: — В лесу завелась ужасная тварь. Она извела всю округу. Откуда она появилась — никто не знает. Но люди думают, что ее привезли в лес и выпустили чародеи из Темных Земель. Лесного зверья монстру показалось мало, и она наведывается в деревню, таскает скотину у крестьян. Они очень бояться за своих детей. А с недавних пор, говорят, их уже не одна. Так много следов замечено в окрестностях. Все жители этих мест в отчаянии. — Как она выглядит? — Никто не знает. — Разве, ее нигде не встречали? — Те кто, охотился за ней, не могут толком вспомнить. Видели ее мельком и говорят: что- то страшное! — А ловушки не пробовали ставить? — Пробовали, конечно! Копали в лесу ямы, кидали приманку, устраивали ночные засады: твари выходят на охоту ночью, но они такие хитрые, что все чуют и обходят их. Крестьяне шепчутся, что это никакие не звери, а злые духи, которые прогневались на них. Ходят к ворожее, местной колдунье, но даже она не может ничего сделать, хотя обычно многим помогала. Я задумался. Неужели герцогиня не знала об этом? Но она ничего не сказала мне. Она просто подарила мне это беспокойное поместье. Теперь, после рассказа Брарио, мне ее жест перестал казаться по-королевски щедрым. О, Ивонна — умная, очень умная дама. Подарив землю, она рассчитывала одним ударом убить двух зайцев: привязать меня навсегда к себе и заставить очистить ее владения от опасного зверья. Ну что же, давно я не охотился! Помнится, в Гартуле это было моим постоянным занятием. Только зверь теперь оказался хитрее, но нет такого зверя, которого нельзя было бы поймать. Я сел за стол, заставленный блюдами. На одном, в ценрте стола — нежнейшее мясо зулбы, на другом — фаршированный лебедь, золотистый картофель, поджаренный на решетке и политый маслом сафмука, ароматная зелень пышными пучками свисает с блюда, на котором расположились сочные овощи. По правому краю стоит большая тарелка с мелкой рыбешкой бордового цвета под названием тус (она водится в местном озере, — объяснил Брарио), необычный местный деликатес, и, наконец, на десерт — белые замороженные шары с соусом из вавири. Вавирь — воистину королевское лакомство. В Ларотуме, особенно в области Брэд, Гэродо, Мидделе эта ягода доступна любому смертному. Кроме того, что она растет в лесах, люди научились разводить ее на своих огородах. Она просто необыкновенная на вкус — тает во рту и, кстати, продукты из нее являются очень выгодным товаром, который вывозится в другие страны. Брарио, стоя около меня, наливал мне вино из высокого кувшина, стекла мидделийской работы, перекинув через руку тончайшее полотенце — изделие сафирских мастеров, украшенное вышивкой, изображающей герб Орджангов: черный лебедь на поле из двух цветов: зеленого и лазоревого. Я задумчиво следил за бордовой струйкой, скользившей по краю бокала. Было что-то завораживающее в том, с каким чародейным мастерством и достоинством дворецкий совершал это простое действие: он словно творил некое чудо. С последней каплей, упавшей в бокал, я нарушил молчание: — А что, любезный Брарио, здесь всегда так мало народу: только вы, да хозяин? — Отчего же? Если вам будет угодно, вы сможете собрать у себя изысканное общество из ваших соседей. Владения графа Канегио находятся неподалеку, и, если сойдетесь по-дружески, вы можете легко видеться с ним и с его семейством. — С бывшим нашим лесным соперником? — Так точно. А еще, здесь проживает хэлл Валеграс. Вы могли видеть его комнату на втором этаже слева по лестнице. Он возглавляет охрану поместья. В том строении за конюшней проживают ваши солдаты: восемь человек. — Вот как? — Да, и он скоро явиться сюда, засвидетельствовать вам свое почтение. Хэлл Валеграс отъехал ненадолго по делам, мы не знали, когда вы прибудете. — Валеграс…знакомое имя. — Может, вы видели его в замке герцогини. Он был очень дружен с ее мужем. — Павелием?! — Именно с ним, кэллом Шпаором. Странно, Ивонна ничего мне не сказала и об этом человеке. Сплошная загадка — моя герцогиня! Брарио так уважительно произносил это имя, что, казалось, это был самый достойнейший человек в мире. Но я сразу раскусил моего умного дворецкого: он всегда говорил в уважительном тоне обо всех, кто заслуживал это своим чином и титулом, и оттенок его голоса менялся в зависимости от положения человека на этой строгой иерархической лестнице, и он был на высоте во всем, что касалось его обязанностей — пока, я не нашел в его поведении ничего, к чему можно было придраться. Но интонации голоса этого человека вовсе не означали, что он хорошо относился к кэллу Шпаору, в чем я позже смог убедиться. — В замке герцогини? — я вспомнил, что, действительно, при Шпаоре в замке бывал один молодой человек, которого все называли Валеграс. Так, он оказывается из этих краев. А жизнь здесь, пожалуй, становится все интереснее. Вскоре, я смог увидеть этого молодого человека. Он подъехал на прекрасном жеребце цвета меда. Сапоги его были грязные, но вместе с грязью к ним прилипли семена масбуха, хвойного дерева с очень красивой кроной, а это растение не из наших мест, значит, он прибыл из Мидделы, мне было известно, что оно растет там, интересно: зачем Валеграс туда ездит? — О, появился новый хозяин Орджанга, наконец, вы нашли время посетить здешние места. Мое почтение, вам, наверное, Брарио сказал: кто я такой. Но представлюсь лично: Валеграс Алонио, из рода Раммахов. — Вот как? Почему же… — Да, да, да…У меня нет права на этот титул. При Кресалфе Кробосе, моего прародителя лишили баронства и всех земель, кстати сказать, это прекрасное поместье тоже когда-то входило в его владения. Политическая интрига, знаете ли. Предка обвинили в заговоре. Навели тень на плетень, подозрительный король, очень больной к тому времени, верил всему, что ему говорили. Хорошо, хоть, не лишили дворянства. Но моя семья прозябала. Он говорил, словно рисуясь, шутя. Так, будто его все это ничуть не волновало. Но я чувствовал, что это неправда. Валеграс был симпатичный молодой человек. Одевался он с лоском, несмотря на свое незавидное положение. Вряд ли, это от щедрости Ивонны. — Вы, наверное, думаете: откуда все это, — он оказался очень проницательным, так как заметил мою задумчивость, и показал на свой костюм, — одежда, лошадь. Я развею ваши сомнения: одна добрая старая дама по соседству завещала мне часть своих денег. Поэтому мне можно немного позволить себе всей этой роскоши, но боюсь, полученных денег мне с такой расточительностью хватит ненадолго. — Вы не обязаны мне это объяснять. — Нет, отчего же? Я должен сам рассказать, ибо злые языки все равно что-нибудь наплетут про меня, а я хочу стать вам добрым другом. — Откуда такое мнение о людях? — Помилуйте, вы же попали в самое пекло провинциальной жизни. Неподалеку паршивый городишко Столборн, где полно досужих сплетников, а по соседству с Орджангом три поместья, где проживают завистливые люди. Их интересует все то, что находится рядом, и они не прочь прибрать это к рукам. — Надеюсь: я никому не перейду дорогу. — Искренне желаю вам этого, — усмехнулся Валеграс, — вас, конечно же, вездесущий Брарио уже посвятил в ту жуткую историю. — Да, он что-то болтал про хищников, которых много развелось в лесу. — А вы не придали значения! — засмеялся он. — Напрасно, напрасно, не надо недооценивать положение, на этих монстров охотится вся округа, двоих любителей охоты звери уже задрали насмерть, а один чуть не тронулся умом и долго лежал в горячке. Монстры очень хитрые. Мы прошли в гостиную, и я приказал развести огонь в камине и принести две бутылки вина. — Брарио, вино из шарайского винограда, — крикнул вслед дворецкому Валеграс. Мне показалось, какая-то тень пробежала по лицу Брарио. — Это чудеснейший сорт, который растет только на наших землях. Граф Канегио очень ревновал к этому, его люди воровали у нас отростки, пытались развести его на земле графа — ничего не получалось — нежнейший оттенок у вина из этого сорта, запах особенный. Видимо, на нашей земле есть какой-то минерал или вещество в почве, что способствует этому. Теперь, этот сорт под угрозой исчезновения, монстры любят не только мясо, они пожирают ягоды на десерт. Нам принесли вино и зажгли веточки оргасы, от которых шел чудесный аромат, кстати, отпугивающий насекомых, я глубоко потянул носом воздух и, расслабившись, упал в глубокое кресло, полный неизъяснимого блаженства. — Не правда ли, здесь хорошо? — улыбнулся Валеграс. — О да. — Но ведь, вы слишком деятельный человек — я это сразу понял, — чтобы долго прозябать в провинции. — Отчего же? Мне очень понравилась это глухая, как вы ее назвали, провинция. И я не вижу причин отсюда уезжать в ближайшее время. Мне, собственно говоря, некуда спешить. Я не на службе, герцогиня меня отпустила, я ей более не нужен. — Ну да, ну да, это после всего, что случилось в имении Брэд! Нам здесь все хорошо известно: то, как вы храбро сражались. — Помилуйте, разве вас это не смущает? Ведь, насколько мне известно, вы должны меня недолюбливать. — Вы говорите о моем знакомстве с кэллом Шпаорм? Не будьте так наивны. Кто я такой? Бедный, никому неизвестный дворянин с темным прошлым своих предков и совсем без будущего. Я приблизился к Павелию только для того, чтобы он помог мне выбраться в Мэриэг, я знал, что у него были хорошие связи, сам король благоволил к нему. Теперь вы понимаете? Я кивнул, что понимаю, но сам подумал, что, следуя его логике, он вдвойне должен меня ненавидеть, ибо я сорвал его планы. — Для меня ничего не изменилось. У меня все равно остались друзья, и я надеюсь, что с моим скромным умением располагать к себе людей, я раздобуду себе еще покровителей. — Я искренне желаю вам этого. Несмотря на мое укрепившееся недоверие к Валеграсу, вечер прошел довольно мило. Весь следующий день я решил предаваться безделью и, между прочим, стал подумывать, а может, и впрямь не стоит никуда уезжать из этих чудесных мест. Глядя на мою безмятежную улыбку, на мою ленивую походку и неторопливые движения, Валеграс сделался задумчивым, что-то острое промелькнуло в его взгляде. Он спросил: не буду ли я против того, чтобы он продолжал жить в моем доме. — Отнюдь. Живите — сколько пожелаете. Я никогда не заскучаю в хорошей компании. Кстати, вы ничего не имеете против совместной охоты? — Конечно, я рад буду составить вам компанию, хотя и считаю это занятие бессмысленным. Когда вы хотите устроить охоту? — Я думаю, что мы устроим ее на пятый день саллы — надо подготовиться. Я хочу изучить лес. — Разумное решение. Вы не будете возражать, если я покину вас этой ночью — мне надо навестить друга в Памлоне. — Поезжайте. Итак, Валеграс снова сел на своего волшебного жеребца и уехал в графство Памлон. Я же отправился на прогулку по своим владениям, решив сначала посетить виноградники. Вид их произвел на меня удручающее впечатление: прошлым летом там поработали чьи-то лапы и когти, много кустов пострадало от набегов зверей. Затем, я отправился к озеру, но на берегу, к своему удивлению, совсем не обнаружил следов. Странно, звери должны пить воду, но почему-то озеро они избегают. Потом, я долго обследовал заросли и искал следы тварей. Мне удалось их обнаружить только через два часа мучительных поисков. Стояла теплая ясная погода, листва на части деревьев отсутствовала, тут были и хвойные, всегда зеленые растения, много ягодных кустарников. Лес был разнообразен и привлекателен, конь мой мягко ступал по влажной мягкой земле с плотным покровом из хвои и сгнивших листьев. Уши его нервно вздрагивали, и я провел рукой по его теплой бархатной морде: спокойно, Огонек, спокойно — хищники должны спать в какой-то норе. Прыгнула белка, и с ветки посыпались брызги, накануне противно моросил дождь. Влажный воздух с пряными ароматами леса волновал ноздри. Я заметил большую округлую вмятину, размером с человеческую ногу — она походила на след, но у нее не было пары — это совсем непонятно, если только…тварь не прыгнула, оттолкнувшись одной лапой. Я осмотрел дерево пенриш с очень толстым стволом — в таких очень часто бывали большие полости, выдолбленные птицами, и подточенные древесным жуком. В этих дырках прятались белки и совы, там строили гнезда птицы, и за эти 'дома' шла беспрестанная борьба между разной живностью. Но мои хищники там не могли поместиться, я осмотрел ствол: он был исцарапан, кора во многих местах была содрана, несколько тонких веток болтались поломанные под чьим-то весом. Я заметил капли крови. Значит, здесь кто-то поужинал этой ночью. Осмотрев соседние деревья, я пришел к выводу, что зверь хозяйничал в этом месте в одиночку, но где же была остальная компания? Исследуя стволы деревьев, я приблизился к тому самому ручью — границе наших с графом владений, и там нашел ответ на свой вопрос: где утоляют жажду хищники. Там было множество следов. Там же я увидел следы работы человека — не я один был такой догадливый: здесь проработали до меня другие охотники, с лопатами в руках, строя ловушки, по крайней мере, две я заметил сразу — к сожалению, твари тоже их заметили, потому что очень умно обошли их все, не попавшись на вкусную приманку. Заморосил дождик — 'он размоет остатки следов',- с досадой подумал я и, поискав еще немного в районе ручья, решил возвращаться — мне не удалось найти логово монстров. Дома, (дома!)…обо мне уже стали беспокоиться, и Брарио, тщательно храня свою невозмутимость, все же выдал волнение одной фразой: — Кэлл Орджанг, вам следует брать с собой солдат, этим бездельникам здесь совершенно нечего делать, простите меня. То, что Брарио позволил себе давать мне советы — было выше моего понимания, значит, этот скрытный тип переживал за меня! — Глупости, Брарио, если бы я взял с собой этих людей, они затоптали бы все следы. Вот на охоту я их, пожалуй, возьму, но сначала мне надо хорошо изучить лес. Я не нашел логово зверей. — Не вы один, у многих возникло такой чувство, что звери спят в воздухе или под землей. Лесок-то не такой и большой, его можно обойти вдоль и поперек, но никому не попадались их норы или другие спальные места. — Ну ладно, ладно, веди меня скорей обедать — я голодный как волк. Этот обед ничем не уступал предыдущему. И остаток дня я убил за бездельем, разговаривая с Брарио, потягивая чудно вино из своих запасов, разглядывая огонь в камине, сложа ногу на ногу и укрывшись толстым пледом, за окном кто-то играл на свирели, и смеялась женщина. — Кто это так хохочет? — спросил я у Брарио. — А! — махнул рукой Брарио, — это все Круглаки, конюший, бегает на свидание к своей любезной в деревню. Я уже распекал его за это, — он у меня дождется. — Но на этот раз свидание под моими окнами. — Обещаю положить этому конец. Будут ли еще какие-нибудь распоряжения, кэлл Орджанг? — Не будет, разве что, скажи-ка мне, Брарио, почему я ни разу не попробовал это чудесное вино из шарайского винограда, когда жил в поместье Брэд? Брарио густо покраснел и потупил голову. — Отвечай же! — Уверяю вас, это не моя вина. Видите ли, этих бутылок осталось немного, а после неурожая в прошлом году, запасы еще больше уменьшились и… — И? — Мне приказал хэлл Валеграс придержать эти прекрасные бутылки. — Вот как? Но сам то он не сдерживает себя. — Да, он частенько берет их с собой, когда ездит к друзьям в Памлон или Канегио. — Вот как? Знаешь что, Брарио, ты сходи в погреб и пересчитай все запасы этого чудесного вина и сообщи мне. Я думаю, что только один известный мне человек может пить это необыкновенное вино. — Осмелюсь спросить: кто же это? — Ты еще спрашиваешь! Конечно же, наша герцогиня. Завтра, немедленно, ты отправишь человека в замок Брэд и с ним мула нагруженного этим королевским подарком. — Сколько вы хотите отправить вина? — Отправляй все! — Все пятьдесят бутылок? — А ты знаешь точное число? Но ведь я только что приказал тебе их посчитать. — Я — дворецкий, — скромно произнес Брарио. — Он, как всегда, был на высоте. — Брарио, отправь все, что есть! — Хорошо, будет исполнено. — Да, и вместе с подарком мое письмо. Я отдам его завтра. После того как Брарио удалился, я сел за послание к герцогине, в котором выражал всю свою благодарность за ее величайшую доброту ко мне и прозорливость, и сообщал, что посылаю ей скромное угощение из поместья Орджанг. Я намеренно не упомянул ни словом о тварях — она поймет мой тонкий намек. Если герцогиня хотела игры — она ее получит. Я отправился спать. Мне показалось, что в комнате было слишком прохладно, и я подошел к окну, чтобы закрыть его, но створка не закрывалась, у нее была сломана задвижка, тогда я потянулся за решеткой, чтобы опустить ее, что-то застряло в пазах и она не двигалось. Мне еще почудилось: от окна шел какой-то знакомый запах. Было уже поздно, я устал от выпитого вина, мне хотелось спать — и я, махнув рукой, слегка притворил створки окон и лег в постель. Но, увы, сон мой был нарушен. Каким чудом я услышал звуки, доносившиеся с крыши, я не знаю, потому что я обычно крепко сплю, но на этот раз что-то толкнуло меня, может, мне снился страшный сон, в котором меня рвали на части чудовища, и я звал на помощь; услышав возню на крыше, я поднялся и долго сидел на кровати, прислушиваясь к звукам: как будто кто-то всхрапывал, и что-то возилось над моей головой. Потом все стихло. Мной овладело нехорошее предчувствие. Я подошел к окну. Приоткрыв его, я немного высунулся из него и! — нос к носу столкнулся с отвратительным созданием. Очень близко от моего лица, глядя на меня в упор грязновато желтыми выпуклыми глазами, торчала звериная морда, прежде невиданная мной. Зверь испускал запах вина и крови. От неожиданности я резко отпрянул, но он, так же неожиданно, кинулся ко мне в окно! К счастью, реакция моя оказалась настолько стремительна, что спасла мне жизнь — я мгновенно прихлопнул створку окна. Стекло проломилось об эту морду, раздался звон и посыпались осколки. Тварь пронзительно завизжала и отпрянула от окна. На какие-то пять секунд она замерла, с ненавистью глядя на меня, и я стал прощаться с жизнью, но она вдруг отцепилась от стены и, как птица, зависла в воздухе: она плавно спускалась, широко растопырив толстые лапы, и шерсть ее длинными лохмотьями развевалась вокруг. Это было внушающее ужас зрелище. Шмякнувшись на землю пружинистыми лапами, она встряхнулась и стала валяться по земле, воя от боли. Потом ее припадок прошел, и она направилась в сторону леса, легко перепрыгнув через ров с водой, и удалялась, делая высокие быстрые прыжки: не бежала, а почти летела, подпрыгивая, как большая гигантская лягушка, зависая в воздухе. Я долго не мог оправиться от шока. Теперь я был единственным, кто видел воочию эту тварь, и не могу сказать, что она мне понравилась. Но кого она могла сожрать на крыше? И почему она попала туда? Что привело ее к моему дому, по словам Брарио, эти хищники никогда не пытались проникнуть в дом: их жертвами была более легкая добыча в деревне, в хлевах у крестьян. Может, ей стало не хватать этой еды: крестьяне стали хитрить — делать колья на крышах, лучше запирать скотину. У меня возникло множество вопросов и не покидало ощущение, что случившееся ночью — вовсе не случайность! Шум и вопли зверя разбудили Брарио и слуг. Я услышал стук в свою дверь. — Кто там? — Это я — дворецкий Брарио. С вами все в порядке, хозяин? — Да, почти, не считая нервов. — Простите за беспокойство но… Накинув одеяло на плечи, я распахнул дверь. — Брарио, скажите мне, неужели мое хозяйство в таком запущенном состоянии, что нет даже гвоздей, чтобы починить окна? Брарио удивленно смотрел на меня, ничего не понимая. — Подойдите к окну. — Он подошел, и, приблизив свечу, громко охнул: — Вот это да! Кто же сотворил такое? — Вот и я хотел бы знать: кто злоумышленник, который ломает мое имущество и в ту же ночь на меня пытается накинуться летающий монстр. — Это??? — на лице Брарио был подлинный ужас. — Да, да, да, Брарио, вы меня прекрасно поняли: это был тот самый зверь, не дающий всем покоя, он сам явился познакомиться со мной лично, хотя я его сюда не приглашал, и давайте-ка поднимемся на крышу, мой уважаемый дворецкий, посмотрим, что за пикник там был устроен этой ночью. Я прихватил еще одну свечу, а в другую руку взял свой меч и мы поднялись на крышу. Вышла луна, и все стало хорошо видно. — Вот это да! Рожки да ножки — это же останки стракобара. Не повезло бедняге. Да, но как он то сюда попал — стракобары летать не умеют! — Так вы видели его, кэлл Орджанг? — Очень хорошо рассмотрел! Брарио недоверчиво смотрел на меня. Ему показалось странным это. — Только не нужно разглашать о моем ночном приключении. — И каков он? — Ужасен! Ужасен! Но его можно готовить… Я расхохотался: у Брарио был очень испуганный и глупый вид: в шлепках на босу ногу, с тяжелой палкой в одной руке и догорающей свечой в другой. — Брарио, подойдите еще раз к моему окну и понюхайте: вам ничего не кажется странным? — Как будто, пахнет вином, — пробормотал Брарио. Он провел рукой по подоконнику — э-э да здесь кто-то вино пролил. — Кто же и зачем? Я хоть и пил накануне, но хорошо помню, что не проливал здесь никакого вина. Странно! Было еще темно. Я послал слугу в домик, где жили вэллы. — Приведи двоих. Вскоре они пришли, едва сдерживая зевки. — Скажите любезные, чем вы тут занимаетесь? Вашего хозяина чуть не убили у вас подносом, вы спите и думушки не думаете. Кто-нибудь вообще дежурит этой ночью? — Конечно! Хафон и Турб. — И где же находятся их посты? Ступайте и приведите обоих, а заодно, по пути проверьте: нет ли чего подозрительного. Пришли Хафон и Турб с заспанными рожами, они были сконфуженными и это понятно: товарищи нашли их крепко спящими, но мне выдавать не стали. Я это понял сразу. И напустился на них, что есть мочи, угрожая всех порвать на кусочки, если они еще хоть раз позволят себе подобное. Они отправились восвояси. А я отправился досматривать свой сон. Утром я проснулся с больной головой сердитый и подозрительный — и это понятно: кто-то умышленно испортил окно, кто-то подманил тварей, кто-то хочет меня убить — с чего бы ту веселиться. Но вот хэлл Валеграс, вернувшийся к обеду, выглядел как раз напротив веселее обычного: видно было, что он удачно съездил погостить, и он сразу пришел посветить на меня лучезарной улыбкой. — Говорят, этой ночью на дом было нападение? — Кто это вам рассказал? — Не смешите, здесь кроме вас проживает еще полно народу и всем рты не заткнуть, кстати, смотрите, что я нашел на дороге — он протянул мне комок грязно-серой шерсти. — Это было на лужайке перед домом. Там, где валялась обиженная зверюга, — подумал я. — Какая интересная шерсть у этого хищника, словно полая внутри, видимо за счет этого они могут планировать, — сказал Валеграс. Вы знаете, я ведь учился два года в академии Унденги, там читал лекции профессор Гросий, потом его кто-то убил, ученейший был человек. Вот, он-то считал, что когда-нибудь люди смогут строить летательные корабли и подниматься в небо — смешно, не правда ли? — Отчего же смешно? Если человек придумает, как построить такой корабль — я не против: на нем прокатиться. — Вы сердиты — я понимаю. Все вэллы, которые должны были охранять вас, будут строго наказаны. Ведь я отвечаю за безопасность в поместье Орджанг. Все что случилось — возмутительно. — Перестаньте, Валеграс. Вся эта шумиха ни к чему. Давайте, лучше исполним наш план и пойдем, как и собирались, на охоту. — А вы не из пугливых, — улыбнулся Валеграс. Я внутренне содрогнулся при мысли о том, как еще раз встречусь с чудовищами. Но не могу же я не пойти. — Вы смогли разглядеть эту зверюгу? — Милое создание, но вот улыбка ее — не очень! Валеграс громко рассмеялся. — Не очень! — повторял он и снова хохотал. Я с удивлением посмотрел на него: чего это он? — Мне нравится ваше чувство юмора. Вы бы пришлись ко двору во многих знатных семействах. Итак, этой ночью мы собрались на охоту. Я, подумав на досуге, решил еще раз осмотреть крышу при свете дня. То, что осталось от мертвого животного, слуги уже убрали, а вот кое-что я все же нашел. Это была медная пряжка с выбитым ромбом, такие — носят на ремнях мои вэллы. Так, значит, кто-то из них. Я дошел до домика, где они жили, и заглянул туда, спросив одного из них, не терял ли кто этой ночью пряжку от ремня. — Нет, — ответил удивленный солдат, — никто не терял. 'Искать здесь, все равно что, иголку в стоге сена', - подумал я и вернулся в дом. — Я кое-что выяснил, — сообщил мне довольный Валеграс. — Что именно? — Есть подозрительный человек, который ночью натоптал множество следов, и я нашел кое-что, принадлежащее ему под окнами дома. Он протянул мне ярко-красный, засаленный шейный платок — эта вещь принадлежала Круглаки. — Его видели на конюшем, таком страшном чумазом парне. Он мне давно не нравится от него вечно воняет всякой дрянью, и запах этот передается лошадям. — Но это не повод еще обвинять его в злом умысле. — Почему нет? Это он привел тварей в дом. Съеденное животное, стракобар принадлежало ему, он разводит их, хотя, я строго-настрого, запретил это делать. Однажды, я застал двух стракобаров в конюшне. — Но как животное попало на крышу? — Он его там спрятал. — Чушь! Круглаки никогда не появлялся в доме, у него не было возможности забраться на крышу. — Но у него в доме есть подружка, повариха, она могла его впустить. 'Но это не объясняет другие вещи', - подумал я. — Что вы предлагаете? — Я предлагаю наказать злодея и выгнать вон. Я подыщу хорошего конюшего. — Хорошо, я подумаю. Но думать тут было нечего: я прекрасно понимал, что такой простофиля, как Круглаки ничего специально подстраивать не станет и прятать животное над моей головой тоже не самая удачная идея. Вскоре, Валеграс пришел сообщить мне, что Круглаки избит палкой и заперт в сарае. Не знаю, что больше меня возмутило: то, что Валеграс не дожидаясь моего решения, вздумал вершить суд над моими слугами, или то, что он так настойчиво пытается убедить меня в вине этого парня. Я решил чуть обождать и не срываться пока что — мне было интересно посмотреть, что дальше предпримет Валеграс. У него явно возник какой-то интерес в этом деле. Возможно, он, таким образом, решил избавиться от неугодного слуги, но почему не сделал этого раньше, до моего приезда в Орджанг? Я сказал Валеграсу, что не согласен с ним и не вижу вины Круглаки в ночном происшествии, потому что сам видел, как он встречался с кухаркой, и отвести животное на крышу он не мог. — Что ж, как вам угодно, — выдавил из себя Валеграс, и, помахивая шляпой, отправился в свою комнату. Я пошел к сараю и открыл запертого Круглаки. Он лежал на полу связанный и побитый и, кажется, был готов проститься с жизнью. Я разрезал веревки и сказал: — Мой конюший должен находиться возле лошадей. Хватит отдыхать — вставай и иди работать. — Вы оставляете меня, хозяин? — Конечно. — Но хэлл Валеграс…сказал, что вы… — Послушай, Круглаки, если ты захочешь когда-нибудь из конюшего перейти в мои личные слуги, ты должен усвоить одну вещь: для тебя важно только то, что говорю тебе я, понял? Он быстро закивал головой. — А что, даже у меня может быть такой шанс стать вашим личным слугой? — Почему нет? Чем ты хуже других. Куло стареет, однажды, он захочет на покой и мне придется искать себе нового слугу. Что-то невероятное случилось при этих словах с Круглаки. Он заскакал и запел, как полоумный. — Ой, простите меня, хозяин. — Ладно, на первый раз прощаю, и смени одежду на чистую и пусть кухарка отмоет тебя в корыте с водой как следует. — О, вы же знаете, что я не виноват. — Послушай, Круглаки, если ты встречаешься с кухаркой не надо, чтобы это было известно моим гостям — они не поймут, что у меня под окнами происходят деревенские романы. — Обещаю вам, что никогда больше не зайдут так далеко. — Вот, вот. — Хозяин, Миметта не просто подруга, мы с ней обязательно поженимся, если вы будете не против. — Отчего же, я должен быть против? Может, тогда ты перестанешь распевать свои серенады? — Вы мне так нравитесь хозяин, что только вам я скажу по секрету, как я называю мою Миметту. — И как же?! — спросил я, смеясь, — я всю жизнь мечтал услышать твои откровения. На полном серьезе, этот дурень прошептал страшным шепотом: — Стракобарочка! Меня распирало от смеха. — Смотри, чтобы эту упитанную девушку не съели, как ту, что разгуливала по моей крыше. Кругаки залился горючими слезами. — Что с тобой? — Если бы вы только знали, как я люблю этих животных — они такие замечательные. Тот стракобарчик, что гулял по крыше, был сестрой другого, я прячу его в конюшне, в яме от хэлла Валеграса. Кто-то похитил сестричку, и ее сожрал монстр. — Вот как было дело? — я призадумался. — Но это не правильно, что ты прячешь животное в яме. Пусть оно на равных правах поселится в конюшне, лишь бы дурно не влияло на характер моих лошадей. — Оооо! — восхищенно молвил Круглаки и упал на колени. Вскоре я смог наблюдать из окна столовой любопытнейшую картину. Круглаки тащил маленького стракобара, это маленький зверь, вроде козленка, но с повадками собачки, его белая волнистая и очень нежная шерсть свисала ровными волнами до земли, на голове были маленькие рожки и очень красивые нежные глаза, вообще, стракобары — милейшие существа в мире. Они могут служить человеку так же преданно как собаки, но, к несчастью для них, человек предпочитает в пищу их нежное мясо. Стракобар упирался копытцами, а Круглаки его уговаривал. Я послал Брарио узнать, что нужно этому чудаку. — Он хочет сделать вам подарок, — важно объявил дворецкий. Мне его прогнать? — Вот как? Нет, не стоит я, пожалуй, к нему выйду. Круглаки загнул такую пышную цветистую речь, что я долго потешался в душе, слушая ее. Он был очень забавен — этот слуга. Суть ее сводилась к тому, что он приносит мне в дар это самое прекрасное в мире животное. И плащ можно из его шерсти связать, и компанию составит — лучше любой собаки. — Его зовут Невинность, — гордо объявил он. — Интересное название, — ухмыльнулся я. Брарио, едва сдерживал улыбку. — И что прикажешь мне с этой Невинностью делать? — Так вы отказываетесь? — огорченно вздохнул конюший. — Нет, почему же, пускай бегает. — Как здорово! — закричал Круглаки, — Теперь они не посмеют! — Что не посмеют? — строго спросил я. — Обидеть Невинность. Хэлл Валеграс не обидит его, зная, что он ваш. — А, ты хитрец! — поразился я. — Круглаки был не так туп, как могло показаться с первого взгляда. — Ладно, отведи твой подарок в мою конюшню и позаботься о нем как следует. — Вы самый лучший хозяин на свете! — заорал Круглаки. — Ну ладно, я сделаю тебя своим слугой, если ты больше не будешь так кричать, — сгоряча пообещал я. Этот ненормальный запел от радости во всю свою деревенскую глотку и тут, я по-настоящему усомнился в своем решении. Круглаки, отвешивая мне поклоны, стал пятиться назад. Я забавлялся, глядя на ров за его спиной — мне было интересно: вспомнит ли он о нем. Посмотрев на дворецкого, я приложил палец к губам. Брарио усмехнулся. Но Круглаки был так увлечен новой ролью, что забыл про все на свете и вспомнил, лишь, когда раздался: 'Бульк', и он со всеми потрохами плюхнулся в воду, выпустив из рук ремешок, к которому был привязан строкобар. Невинность, жалобно плача, бегал взад-вперед, не зная, как спасти своего бывшего хозяина, а он смешно кувыркался в воде и кричал: 'На помощь!' — Брарио, будьте добры, протяните ему руку! — смеясь, сказал я. — Если от него и есть какой-то толк в моем хозяйстве, так это — развлекать меня. Надо сказать, что Валеграс сделал вид, что мое поведение его нисколько не задело. То, что я так откровенно ему противоречил, с виду не нарушило нашу фальшивую дружбу. Он даже никак не отреагировал, когда на его просьбу о бутылке шарайского вина Борарио равнодушно заметил, что все вино отправлено по моему указанию в замок Брэд. — Вы настоящий дамский угодник! — сказал он мне. — Отнюдь. Я — всего лишь, хороший слуга и чту мою герцогиню. — Надеюсь, она всегда будет нуждаться в ваших услугах? — засмеялся Валеграс. — Вам можно не волноваться о будущем. — В таком важном вопросе, как мое будущее, я не привык полагаться на женщин, я держу судьбу в своих руках, — ответил я, а сам подумал: ' в отличие от тебя'. Днем прошел небольшой дождь, и все небо было затянуто. Мы решили с Валеграсом, что, как ни досадно, но мы не пойдем охотиться: ночь была совершенно безлунная, и в лесу — еще слишком сыро. Ночь прошла без происшествий. У меня был свободный день, и я решил: почему бы мне не прогуляться? Взять и нанести визит своему склочному соседу. И поехал я к нему через тот самый лес, по которому все ходить боялись. С утра пораньше я приказал седлать коня, а также велел Круглаки прилично одеться в дорогу и сопровождать меня верхом на муле. Я решил, что он меня развлечет во время этой прогулки. Мне показалось, что ему не понравилось мое распоряжение. Но делать было нечего — он сам вызвался ко мне в слуги. Когда он предстал передо мной в ярко-желтой рубахе, шляпе с широкими свисающими полями и большим тесаком за поясом, я вздрогнул. Но хуже его вида — был запах. — Боги! За что вы обиделись на меня? — закричал я. — Что ты слопал, злой человек, наверное, не меньше двух бочек фашета (всем известно, что это любимое блюдо крестьян состоит из овощей и большого количества чеснока). — Я же сказал, что ты будешь сопровождать меня, а теперь, к тебе ближе, чем на выстрел из лука, подходить страшно. — Вот потому-то я и наелся чеснока, деревенская колдунья сказала, что это поможет отпугнуть тварей. — Глупость, какая! Если это кого и отпугнет, так только графа Канегио и его домочадцев. — Стало быть, вы меня не берете с собой? — радостно вопросил Круглаки. — Вот уж нет, я вижу ты — хитрец. Я не буду бить тебя палкой — я возьму тебя с собой: это для тебя — худшее наказание. Круглаки залился горючими слезами. — Какой же вы жестокий, кэлл Орджанг, а я вчера открыл вам свою тайну, теперь моя невеста овдовеет прежде, чем успеет выйти замуж. — Замолчи! Я пострадал от твоей выходки больше твоего — мне всю дорогу придется ехать с наветренной стороны. Я наделся, что запах чеснока выветреется по дороге, но не тут то было: с перепугу Круглаки не закрывал рот не на секунду. За всю свою жизнь я не слышал еще столько нелепых историй — сколь смешных, столь и неправдоподобных. И понял одно, что хорошего слуги из Круглаки мне сделать не удастся, потому что он со своей непосредственностью и потребностью в актерстве будет вечно попадать впросак сам, а что еще хуже — ставить меня в глупое положение. Но то ли и вправду чеснок помог, то ли Круглаки своими историями распугал всех, но нам никто не попался навстречу, зато я хорошо еще раз осмотрел по дороге мой лес. Дом соседа оказался куда солиднее моего: в нем было три этажа, четыре угла его закруглялись башнями, наверху была площадка наподобие той, что находилась на крыше моего дома, закрытая квадратными зубцами; и он был окружен высокой каменной стеной, за которой шла еще одна — зеленая изгородь. Граф Канегио был очень вальяжный и уверенный в себе человек, привыкший бороться. Но за последние годы в нем что-то надломилось. Как будто он устал бороться и сделался безразличным. Что это было? Так просто, без всяких причин, апатия не овладевает подобными людьми. Или он в чем-то разочаровался сверх меры. Он как будто обрадовался моему появлению, радушно пригласив отобедать вместе с его семьей. — Вам, наверное, уже сообщили, что между мной и покойным баронетом шел кое-какой спор. Он слыл обидчивым человеком: вбил себе в голову, что я увел от него невесту. А это она сама решила по доброй воле. И лес принес нам только одни неприятности-эти зверюги замучили нас. Теперь, они разорят мое хозяйство. — Я думаю, стоит попытаться их выследить. — Вы собираетесь охотиться на них? — удивился Канегио. — Что ж, вы — храбрец, но должен вас предупредить, чтобы вы не рассчитывали на легкую победу. Звери никого не подпускают к себе. На них уже приезжали охотиться лучшие в этом искусстве люди. Дело в том, что, хотя, все и утверждают, что звери страшные — толком описать их ни один человек не может. Никто не видел их и не только потому, что они ночные хищники, но и по другой причине. — Какой же? — Их не видно: какая-то серая масса — так описывают их, и она может совершать огромные прыжки, стремительно прыгает на высокие деревья — вот почему она забирается в крестьянские сараи для скота, пробивает легкие крыши и хватает живность оттуда. Они миновали все ловушки, расставленные на них. Про них, вообще, стали поговаривать, что это духи зла и все такое прочее. — Но духи зла не питаются ягнятами и курами, они не истребляют лесных оленей. Я думаю надо попробовать. — Послушайте, дорогой сосед, если вы спасете лес от этой твари, видят боги — я подарю его вам. Мы терпим огромные убытки, звери разорят все наше хозяйство. — Для того, чтобы поймать зверя, надо найти его нору или другое место, где оно отдыхает. Мне сказали, что звери выходят на охоту ночью. И еще, надо ловить их у ручья, у озера они не появляются. Там они пьют воду. Изучал ли кто-нибудь их меню, какую пищу они любят более всего? Граф покачал головой. — Они бросаются сверху с ветвей деревьев, я видел ободранные стволы, сорванную листву. Могут ли они прятаться на верхушках высоких деревьев? Я знаю, что в некоторых краях есть звери, которые могут спать на ветках, зацепившись за них когтями. — Я понял, что у вас есть опыт, — уважительно сказал граф, — как знать, может вы именно тот, кто избавит нас от этого зла. Вместе с нами в гостиной сидели две женщины: жена и дочь графа. Они были очень милы и каждая хороша собой по-своему: одна немеркнущей, но увядающей красотой, а другая — свежестью и наивностью весеннего цветка. И обе были очень заинтересованы в хэлле Валеграсе. Они расспрашивали меня о нем, выражали сожаление по поводу того, что он не составил мне компанию, и наказывали непременно взять его с собой в следующий раз. Я задумался о том, что неплохо бы пригласить этих милых дам и главу семейства Канегио на обед, но, понимая, что в ближайшее время мне будет не до этого, схитрил и сказал так: — Я буду рад видеть вас всех у себя, после того как по лесу станет безопасно ездить, а это я обещаю устроить в самое ближайшее время. Молодая графиня надула губки и сказала: — Но мы с мамой вовсе не трусихи, и совсем не нужно из-за такой причины откладывать наш визит. — Урсула! — укоризненно сказала мать, — кэлл Орджанг совершенно прав, — не будь как малое дитя, у нашего доброго соседа теперь много важных дел. Мать оказалась мудрее дочери: она не стала настаивать, но, провожая меня, она незаметно сунула мне письмо и улыбнулась глазами. Позже я взглянул на надпись возле печати, оно предназначалось хэллу Валеграсу. Я пожал плечами: теперь мне стала ясна причина, из-за которой в глазах Канегио застыло глубокое разочарование. Вернувшись домой, я передал послание Валеграсу. В сущности, его интрижка с графиней меня не касалась. Какое мне дело! Если бы Канегио захотел, он мог бы вызвать Валеграса на дуэль. Но он почему-то не делал этого. Валеграс, выхватив конверт из моих рук, провел им у себя перед носом и глубоко вдохнул аромат духов графини. Он с превосходством взглянул на меня и покровительственно сказал: — Если хотите, покажу вам урок, как делать замужних дам ручными. — Слушайте, Валеграс, не впутывайте меня в свои любовные похождения. — Но, давайте договоримся, дамы Канегио принадлежат мне, надеюсь, вы не перейдете мне в этом дорогу. — Как, у вас виды на обоих? — Скажу вам по секрету, я хотел бы удачно жениться. Хоть, у меня мало шансов, но… — Желаю удачи, — перебил его я, — мне совсем не хотелось слушать излияния этого человека. Наша охота, наконец, состоялась. Вместе со мной были Валеграс, все восемь вэллов, Круглаки — я взял его, хоть он и отчаянно упирался. Мы разделились на две группы и заняли позиции возле ручья. На нас были кольчуги и шлемы, у каждого вэлла были острые пики и луки, у меня и Валеграса мечи и луки, мы засели в кустах и приготовились ждать. Часа через два полностью стемнело и нами овладело напряжение — у меня сильно затекли ноги, вскоре я услышал шелест и несколько мягких хлопков об землю: я видел тварей — их было две, а где остальные? Они с шумом лакали воду из ручья — судя по всему, охота их уже состоялась и была удачной. Я решил не дожидаться остальных и натянул тетиву. Валеграс, заметив мое движение, хотел меня остановить, но я отвел его руку и прицелился. Я точно знал, что должен был попасть в нее: мы были очень близко, светила яркая луна и озаряла всю поляну, раздался легкий свист стрелы, и, вот, я вижу, как она в полете плавно отклоняется от своей цели и скользит мимо нее. Тварь напряглась — шерсть на ее спине встала высокой горой, и она поджала задние лапы, вторая продолжала пить, как ни в чем не бывало. Я снова прицелился — на этот раз во второго зверя. И опять же самое: стрела, изменив траекторию, что в принципе невозможно, если нет ветра, а было безветренно, летит в ручей. Я сделал пять таких попыток, но в результате — звери насторожились, стали принюхиваться и прислушиваться, у них вспыхнула ярость — и теперь уже они превратились в охотников. Хищники бросились к одной группе людей и стали терзать вэллов, сидящих там. Солдат спасли доспехи, и вскоре чудовища оставили их и бросились в чащу. Я попытался встать у них на пути, но они просто перепрыгнули через меня; кто-то жалобно стонал: ему откусили ногу. Я вместе, с Валеграсом бросился в кусты, он сказал, что надо идти влево — он видел: куда они направились, честно говоря, я сам потерял их и, доверясь Валеграсу, пошел за ним. Мне тогда показалось, что уж чересчур уверенно он идет, позже я понял почему, но в тот момент меня интересовало только одно — найти зверей. Валеграс привел меня к высокому дереву пенриш, и все мое внимание было приковано к нему: там шевелились ветки, и что-то громко хрустело так, словно ломают кости какой-то большой птице. Сделав еще один шаг, я вдруг потерял контакт с землей — ноги мои оторвались и я, больно разбившись, упал на дно ямы. — Вот, демоны! — закричал я. — Валеграс, помогите мне. Он осторожно заглянул ко мне. — Вам? Вы еще живы? Я копал глубокую яму? — Что же, вы не предупредили меня? — А зачем? — снова раздался глухой голос. — Валеграс, — зашипел я, — это уже слишком, вытащите меня. Но в ответ — одно молчание — тут до меня стало доходить и мне сделалось страшно — эту яму выкопали специально для меня. Он, вдруг, размахнувшись, что-то бросил ко мне. Это оказалась бутылка, она со звоном разбилась, а Валеграс, сказав: 'Выпейте за мое здоровье!', ушел. Он ушел, не говоря лишних слов, это был человек дела, он не трепался, он просто хотел кушать, как те мерзкие твари, из-за которых я оказался в этом ужасном лесу. Кричать было бесполезно. Так я мог привлечь лишь тварей и — сделался молчалив. Я наклонился, чтобы посмотреть на то, что он бросил ко мне и снова услышал знакомый запах-запах вина. Мне был совершенно непонятен этот поступок. И в тот момент, наверное, это уберегло меня от паники и страха — то, что я предался размышлениям, разбитая бутылка с вином что-то мне напомнила: где-то я уже слышал этот легкий, немножко терпкий запах. Прошло некоторое время, вдруг я услышал чей-то шепот. — Кэлл Орджанг. Вы там? — Да, а кто это? — Это я, Круглаки, я шел за вами попятам, боялся оставаться один. Я видел, что вы упали, а Валеграс ушел, не оказав вам помощи. Я спрятался. — Говори тише — ты должен мне помочь. — Как? — У тебя пика собой? — Да. — Протяни мне острый конец. Он сделал, как я сказал: перегнувшись, протянул пику. Я обмотал ее конец своей одеждой, чтобы не порезать руки и, упираясь ногами, что есть силы, в скользкие стенки ямы, подобрался к руке Круглаки, там он перехватил меня и вытянул наверх. И это было вовремя, потому что тварь не выдержала и спикировала за приманкой. Я сверху всадил в нее пику, и она застряла у нее между лопаток. Раздался ужасающий рык и вопль. — Побежали, — крикнул я Круглаки. И мы пустились наутек. Я боялся одного, что мы снова свалимся в какую-нибудь яму. Вскоре мы наткнулись на Валеграса, его тело лежало растерзанное, неподалеку от места, где мы находились: зверь изловчился и перегрыз ему шею. — Тебя настигла смерть, которую ты готовил мне. Мы вернулись к ручью. Там были следы настоящего побоища. Стонал раненный вэлл, один был мертв, третий сидел возле раненого и держал в руках две пики. Но зверей я уже не видел. — Где остальные вэллы? — Трое убежали, а двое пошли за помощью, чтобы вытащить раненного товарища. — Хорошо. Сиди — жди остальных. Мы пойдем искать тварей. — Может, не надо, — взмолился вэлл. — Что значит не надо? — строго сказал я, — или я слышу не солдата, а девчонку. Мы пошли обратно к тому дереву. Я надеялся, что туда прибудут остальные звери, привлеченные запахом крови своего товарища. Круглаки дрожал от страха, но, как ни странно, шел со мной. Когда мы вернулись на место, где была страшная яма, то никого не увидели рядом, задрав головы, мы внимательно присматривались, пытаясь увидеть при свете луны силуэты на кронах деревьев. Но там тоже никого не было, по крайней мере, мы так решили. Тогда, я осторожно заглянул в яму. — Тьфу ты! Что за демоны? — в яме тоже никого не было, зато валялась пика. — Как им это удалось? — спросил заплетающимся языком Круглаки. — Спроси, что полегче, — раздраженно ответил я, и тут получил мощный удар по голове. Я не устоял на ногах и упал, в глазах сверкали звезды, 'они научились драться',- подумал я и быстро перекатился в сторону. На то место, где должно было лежать мое тело, приземлился зверь, я же вскочил, шатаясь и хватаясь руками за ветки деревьев, отбежал в сторону, нащупывая меч, но его не было. — Куда он запропастился? Круглаки вопил от ужаса шепотом! Это было так дико! У меня закружилась голова. — Бежим, хозяин, бежим! И мы побежали. Я ничего не видел, в глазах было темно, и я то и дело натыкался на кочки и пеньки, в сущности, убегать было бесполезно, но мне показалось, что нам это удалось — и в ту же минуту я услышал свист воздуха за своей спиной, и что-то длинное и мохнатое коснулось моего лица, я рванул в сторону. Она подбиралась ко мне, прижавшись к земле и готовая к прыжку, я, пятясь от зверя, налетел спиной на большой камень, кажется, я его сдвинул, но что-то произошло, ибо в ту же секунду — я провалился в пустоту. В моей голове мелькнула мысль, что я попал в новую ловушку, приготовленную Валеграсом. Но это было не так — меня, словно засасывало туда какой-то необычайно мощной силой, и я на некоторое время перестал ощущать происходящее. Когда разум вернулся ко мне, я увидел себя в пустынном ущелье. Было непонятное время суток: рассеянный свет, будто раннее утро, я немного прищурился, потому что в глазах еще мелькали звездочки — и прямо перед собой увидел зверя. Он сидел на задних лапах и смотрел на меня очень холодным, равнодушным к моей ценной жизни, взглядом. Все стало происходить очень быстро. За спиной зверя была гора, и я помчался прямо на нее, вообще-то я неплохой бегун и доказал себе это во время марафона с когезопром, но так быстро я даже и тогда не бежал — теперь, словно, не две, а четыре ноги несли меня на эту гору, потому что там я увидел дом. В нем было мое спасение. Несколько раз я оглядывался на зверя, может мне показалось, но на его морде было удивление, потом он вдруг отстал и, высоко подпрыгнув, начал планировать: воздух поднял его на верхушку горы и он там расселся, поджидая меня. Я надеялся, что мне удастся проскочить мимо него. Видимо, он подумывал, что все равно я от него никуда не денусь 'карабкайся, карабкайся, а там я тебя и съем'. Так — он был спокоен. Когда я одолел крутой подъем, я встретился с тварью, она сидела, загадочно пялясь на меня желтыми глазами, но бросаться не собиралась. Впрочем, куда ей спешить? Нагуливала аппетит. Но шерсть, развевавшаяся на ветру, вдруг прилипла к зверю: он упал на живот и положил морду на передние лапы. Что случилось? Я повернул голову: рядом стоял высокий старик в длинном синем балахоне со знаком дракона, там, где у человека находится сердце. У него было спокойное лицо, насмешливые глаза, длинные поседевшие волосы, короткие усы и загорелая кожа в глубоких морщинах. Странно, но я почувствовал, что этот человек хорошо знаком мне, словно мы встречались прежде. Очень яркие синие глаза с интересом смотрели на меня. — Беспокойные создания, не так ли? — сказал он, кивая на зверя. — Ветельеры, так я их называю. Научились держаться в воздухе, молодцы, это я их научил, — с гордостью прибавил он, — раньше они только прыгать, как шимпанзе, умели. — Так вам известны эти звери? — я стоял, ни жив, ни мертв, ожидая, что монстр в любой момент может броситься на меня. — Конечно! А вам разве нет? Я видел, что вы вместе эту гору одолели. — Нет, мы с ним не знакомы. Более того, если вы заметили, я убегал от этого монстра. — Зря вы так! Они могут быть очень милыми тварями, если знать их секрет. — Какой же? — Они любят, когда их считают частью семьи, как собаки, но при этом любят независимость как кошки. — Простите, но мне кажется, что вы говорите чушь. Эти твари недавно задрали нескольких человек. — Вот как? — Мне бы хотелось знать, где я нахожусь, и как я здесь появился. Потому что, только что, я был совсем в другом месте — не прилетел же я на этой твари. Зверь сердито зарычал. — Где? В…неважно. А откуда вы? — Перед тем как подняться на эту гору, я был в лесу, где охотился на этих зверей. Они разоряют мое поместье. — Зверей? — удивился старик. — А сколько их? — По крайней мере, три или четыре. Один зверь погнался за мной, и я куда-то провалился. — Так вы из Ларотумского царства? — А вы разве нет? — Я бывал там когда-то. Но я вижу вы устали. Не хотите ли зайти в дом? Я накормлю вас. — С превеликой радостью. Мы вошли в дом. Там было все очень просто. Старик жил отшельником в совершенном одиночестве. — Люди утомили меня, и я отдыхаю здесь, на вершине горы. Он поставил миски с едой на грубо сколоченный стол. Это была простая мясная похлебка, с ломтем обычного хлеба, но она неожиданно придала мне много сил: я почувствовал в себе желание снова сражаться с десятком ветельеров, их желтый взгляд более не пугал меня. — Я вижу: вам полегчало. — Значительно! Это какой-то волшебный суп. — Самый обыкновенный, — лукаво улыбнулся старик. — Как вас зовут? — спросил я его. — Ммм, — промычал он, — никак — старик, просто старик, неужели нельзя обойтись без имен. — Так принято, чтобы обращаться друг к другу, не могу же я вам говорить: старик! — Почему нет? Я не возражаю — зовите меня: старик. — Я пожал плечами. Мое имя тоже вас не интересует? — Я его уже знаю. Вас зовут Огонь. — Вроде того. — У вас, наверное, много вопросов ко мне. — Есть вопросы. Где я? — Там, где не должны быть. Это моя оплошность, разгильдяйство, если хотите. Когда-то несколько лет назад эти чудесные животные стали допекать меня, и я стал искать возможности отправить их на подкорм, чтобы самому не помереть с голоду. Так вот, я выкинул их в иные миры. — Куда??? — В другие миры. А что, это был хороший выход из положения. Я могу открывать и закрывать дыры для входа и выхода. Так я попал в Ларотумское царство. Надо сказать, оно очень понравилось мне. Там я повстречал человека, его звали Канеги. — Канегио? — Да, точно! — Мы разговорились с ним. И у нас возник договор. Я отправляю животное на подкорм на некоторое время, а ему — зачем это было нужно, так я и не понял, кажется, он хотел отомстить соседу, ну это уже не мое дело. — Вот как! — возмутился я, — не ваше дело, от этого договора пострадали люди и, в первую очередь, сам Канегио. Я негодовал в душе на лицемерного графа. Ему все прекрасно было известно, а он притворялся бедной жертвой, когда сам заварил всю кашу. — У меня теперь возникло предположение, что эта зверюга, отправленная в ваш мир, родила там детенышей и это изменило все заклятие. — Так значит, заклятие имело место? — торжествующе спросил я. — А вы мне тут про любовь кошек и собак пели. — Не горячитесь, дорогой гость. — Вы должны помочь мне вернуться и вернуть оставшихся тварей. Почему вы говорили про оплошность? — Наверное, я не смог полностью закрыть дырку входа — выхода. И они сами бегают через нее. Потому что, время от времени, я встречаю их спящих в ущелье. — И вас это никогда не удивляло? — Чего мне удивляться — мне это было выгодно. Я почувствовал, что сейчас заведусь. — Послушайте, вы должны мне помочь. — Нет уважаемый. Я вам-то как раз ничего не должен. Если я и стану вам помогать, то это будет сделка. — Сделка? Что вы хотите? — Совсем немного — чтобы вы поработали на меня. — А поточнее? — Пробить ту скалу. В ней находится дивный источник с ценной водой, очень необходимой мне в мои годы. — Как я сделаю это, вы шутите? — Очень просто! У вас есть браслет. — Что? — Вы не знаете сами: чем обладаете? Я вижу на вашей руке магический браслет, вызывающий молнии. Попробуйте разбить скалу, держась одной рукой за меня. — Вы смеетесь надо мной. — Одно из двух: или вы подобрали его где-то случайно, но на дороге такие вещи не валяются, или где-то украли. И сами не знаете — что. — Ничего я не крал, как вы смеете, это трофей. — Но сняли вы его с мертвеца. Ладно, не буду вам голову дурить, скажу все как есть. Он не работает сам. А только в паре с другим волшебным предметом или сильным магом, волшебником. Чтобы пользоваться им, вам надо найти нечто особое. — Однажды, на море мне удалось вызвать молнию, но я думал, что все дело в жезле из храма Моволда. — Нет, жезл лишь то, что запускает силу браслета. — Вот как, значит, они не смогут воспользоваться им, — прошептал я, — и про него никто не знает. — Ладно, я сделаю то, что вы просите, но обещайте помочь мне. А почему вы не попросите браслет у меня? — Он мне не нужен: я могу сам подчинять обстоятельства. А вам он еще пригодится. Зачем отбирать у детей игрушки, — хмыкнул старик. Итак, мы пошли к скале. Выйдя из дома, я с ужасом увидел дремлющего ветельера. Уже наступил рассвет, и животное отдыхало. Заслышав наши шаги, ветельер, приоткрыл свои страшные глаза и, прищурясь, проводил нас взглядом. Старик наклонился и погладил ветельера — он издал какой-то звук и потянулся, словно большая глупая кошка. Мы подошли к скале. — И вы хотите найти там воду? — недоверчиво спросил я. — Да, да, — рассеянно молвил старик, он принюхивался и прислушивался к чему-то, наклонялся и прижимал голову к скале, потом решительно сказал: — Здесь! Это место здесь! — Что мне делать? — Сейчас мы с вами возьмемся за руки, а вы протянете свободную руку с браслетом и направите на это место — вам надо всего лишь захотеть. — Что захотеть? — Вызвать молнию, конечно. — Ну что же, давайте! Мы приготовились, старик схватил мою руку своей сухой жилистой рукой, и я почувствовал некую связь между нами. На какой-то миг я увидел страшный и огромный мир этого старика, и у меня закружилась голова. Я стал желать, но вот тут-то на самом простом месте у меня ничего не получалось: Казалось, чего проще: захотеть вызвать молнию, но то ли я устал, то ли из-за того, что не до конца верил у меня появлялись любые желания, кроме — нужного. Я хотел ягод вавири, я хотел спать, я хотел женщину и прямо сейчас, я хотел треснуть старика чем-то тяжелым по голове, в общем, что угодно, кроме желания вызвать молнию. Наконец, старик не выдержал и закричал: — Ну что за олуха мне судьба подбросила? Что за чушь у вас в голове? — Не получается! Я стараюсь! — закричал я. — Не получается, потому что в твоей голове компот. Ничего, сейчас у тебя получится, — угрожающе сощурил он свои синие глаза, — я отведу тебя и посажу на цепь вместе с ветельером! — и он зло захохотал. Опа! Едва старик произнес свою угрозу, я сразу понял, что очень хочу запустить эту молнию! Сверкнуло и грохнуло! Еще как сверкнуло! Еще как грохнуло! По скале пошла трещина. — Не хватило! — прошептал старик. — Повторяем. — Снова угроза про ветельера, снова — молния — и трещина стала глубже. — С третьей попытки получилось. Правда, не совсем то, что мы ожидали. Вместо небольшого отверстия — наша скала разварилась. Она вся была из какой-то рыхлой горной породы: из-под обломков текла вода, она просачивалась через эти камни, и старик восхищенно восклицал и пробовал ее на вкус. Теперь ты поможешь мне разобрать эти завалы. — Об этом мы не договаривались! Старик выразительно посмотрел на меня и стал ворочать камни сам. — И какой же вы сильный, старик, — уважительно произнес я. Делать было нечего: чтобы не пришлось торчать в этом мире слишком долго — мне надо было торопиться — пришлось помогать старику. Вместе мы ворочали тяжелые глыбы, и это как-то скрепило нашу дружбу. — Ну что теперь по чайку и домой? — спросил меня старик. Мы вернулись в дом на горе, и попили чаю. Мне удалось еще немного поговорить со стариком. — Почему кроме меня никто не видел тварей? — Почему? почему? Он еще спрашивает! Вы не такой, как другие, неужели это непонятно? Вы можете проникать в самую суть вещей, видеть подлинное, вы не человек. — Шутите! — Тогда ищите сами объяснения, а не спрашивайте их у меня. — Но почему? И я ничего не замечал раньше необычного. — Вот как? — Кроме одной волшебницы. Это она заколдовала меня? — Нет! Вас никто заколдовать не может. Она просто открыла вам доступ. Все мы проходим через это, нужен какой-то толчок, потрясение или человек, чтобы мы вызвали к жизни истинных себя, а не эту человеческую чепуху. — Вы так странно говорите, старик, я совсем ничего не понимаю. — Со временем вы все поймете. Что, зачем и почему. Главное, не теряйте себя самого. — А где вы еще бывали кроме нашего мира? — Много где, хоть и не должен был. Но я не могу об этом говорить. — Как вы это делаете, кто вас научил? — Некоторым вещам не надо учиться, они открываются сами. Я еще поспрашивал про другие миры, и где приходилось бывать старику, тот отвечал уклончиво. И можем ли мы снова встретиться. — Вряд ли, но чего не бывает! — Что же вы теперь сделаете с ними? — я показал на ветельера. — Не знаю, — может, продам их в одно царство-государство. Там любят такие развлечения. — Как же мне выманить их из леса? Что они любят? — А что, в вашем мире все такие глупые, сын мой? Может, ты немного подумаешь. — Странно, но я не обиделся на эти слова, ибо в ту же секунду понял! — почему так много сорванных и разрушенных кустов в винограднике — эти твари ходили туда лакомиться десертом, а запах вина! Вот почему Валеграс разбил ту бутылку в яме. Вот почему от моего окна так пахло вином. — Ты понял, я вижу, — хитро улыбнулся старик. — Да, да, какой же я… — Ну, ну, не стоит…С кем не бывает? Так ты возвращаешься? — Немедленно! Меня там уже все обыскались, решили, наверное, что меня тоже съели на ужин. — Не думаю, — покачал головой старик. Он проводил меня на дно ущелья и сказал на прощанье: — Спасибо за добрую компанию. Не каждый день встречаешь обладателя молний…Нажми ногой на этот камень, только сильнее. Я сделал, как он сказал, и черная тьма поглотила мой разум. Очнулся я на сырой земле, в куче вонючих экскрементов и услышал чей-то вопль над своей головой. На меня упала шапка. — Вот демон! Так вонять потом и чесноком может только шапка нашего Круглаки, хотя, теперь, я сам перебиваю его ароматы. — Вы совершено правы. Вот он — я, — снова послышалось сверху. — Как ты туда забрался? — Скажу, если только вы скажете мне, как я называю мою Миметту. — Кажется козленком, что-то вроде стракобара, — засмеялся я. — Одного ты мне подарил. — Да, пожалуй, вы это вы. Только не кричите так громко. Я хочу пожить еще хоть полчаса. — Чего ты так напуган? — Спрашиваете! И все-таки, вы — демон: вон как спокойны и холодны… — только демоны не воняют, — снова стал рассуждать мой деревенский мыслитель. — Я же доказал тебе свою человеческую сущность, а спокоен я, потому что умею владеть собой, в отличие от глупого неразумного недотепы. — Тогда скажите, откуда вы словно из-под земли явились? — Прятался в лисьей норе. — Ничего себе — лисы! — Там лисий город! Чего не веришь?! Да как ты смеешь не верить своему хозяину, черномазый осел! Мне все же придется тебя проучить палками. — Вот теперь я верю, — удовлетворенно выдохнул Круглаки и начал ныть, чтобы я помог ему слезть с дерева. — А зачем ты забрался на это дерево? Да я запрыгнул на него, когда спасался от демонов, от этих злых тварей, от этих беспощадных чудовищ. — Как ты красноречив, жаль, если бы не запах чеснока, из тебя мог бы выйти толк…Ты — прирожденный оратор. Но эти твари легко могли тебя снять оттуда, спасться от них таким способом было бесполезно, тебе помогло только одно — они испугались запаха, которым ты каждый день пугаешь меня, моего дворецкого и мою лошадь. — Шутить изволите! — обиделся Круглаки. — Прыгай — здесь мягко. Слуга спрыгнул и уже более бодрым голосом сказал: — Ничего себе мягко — я отбил себе зад об этот камень. — Тогда ты легко сможешь его запомнить? — А как же! Каждую бугринку. — Но все же, давай его отметим, возьми-ка эти экскременты и вымажи камень, нарисуй например свою любимую букву. — Какую? — Хотя бы, букву ястреба. — Угу, — сказал Круглаки. В темноте было трудно узнать это место, ибо факелов не было, луна скрылось, и мы двигались на ощупь. Если бы Круглаки не стонал от испуга на весь лес, то поход наш можно было считать удачным потому, что очень скоро мы выбрались на тропу к дому. Я решил перенести отлов трех отпрысков на завтра, ибо сил у меня не было никаких. Одна мысль все время преследовал меня: 'сколько времени я пробыл у старика?' Мне казалось — день. Но Круглаки утверждал, что я не долго отсутствовал, и все происходило той же ночью. Решив, что это волшебство, а волшебством не стоит сильно забивать голову, я махнул на все рукой и, добравшись до дома, наконец, привел себя в нормальный вид. У меня было поцарапанное лицо, разорванная одежда, от меня ужасно пахло, и я потребовал от Брарио немедленно согреть воду. Я по очереди залезал в купальные бочки: с горячей водой из настоя оргасы, с холодной, и еще одной горячей бочки, в которой чуть не уснул от своих приключений. Вода ласкала мое тело и во сне ко мне приставали девушки с неземными прелестями, когда я открыл глаза, то почувствовал на своем лице чей-то влажный язык — это стракобар, подаренный мне Круглаки, забрался в дом и пробрался ко мне. — Ах ты, негодный, а еще Невинностью называешься, пошел прочь! — закричал я на него. — Придется тебя пристрелить, мне твои ласки совсем не по вкусу! Полдня я отсыпался. Потом выслушивал леденящие душу новости, как утром нашли изуродованное тело Валеграса, как один из вэллов вернулся без ноги. Я еще раз зашел в домик вэллов. Изувеченный вэлл лежал на постели и стонал. — Я подошел к нему и спросил: — Это не ты потерял пряжку от ремня? — Да, кэлл Орджанг, это был я. А где вы ее нашли? — Там где ты по приказу Валеграса подготовил приманку, над моей головой. В глазах вэлла, кроме боли появился смертельный ужас. — Но ты уже наказан за свое предательство. Я могу выкинуть тебя сейчас как паршивую собаку. Но я не сделаю это. Ты будешь прозябать здесь под носом у своих товарищей, получать пищу, чтобы с голоду ноги не протянуть и думать о своем предательстве. Наступила следующая ночь. Я долго ломал голову, как изловить остальных. Важно было, чтобы они появились у ручья, но если они испугаются и не придут? Глупость — они все равно захотят пить. Надо будет поставить им миски с вином много-много мисок. Теперь вся надежда на пристрастие ветельеров к вину. Я не знаю, как про это узнал Валеграс — теперь не у кого было спросить, но он правильно действовал. Я решил, что не стану брать много людей: вэллы были напуганы и, если мой план напоить ветельеров не удастся, то мне все равно никто не поможет. Со мной, как ни странно, вызвался идти Брарио. — Перестань, Брарио, я не хочу потерять такого дворецкого, что я буду делать без тебя. Зачем тебе это нужно? Брарио смутился и сказал: — По правде говоря, кэлл Орджанг, меня терзает сильное любопытство. Я очень хочу взглянуть на этих зверей: все про них столько говорят. Кто знает, может я вам смогу чем-нибудь помочь. Мы пришли в лес в сумерках и приготовили приманку. Брарио все с тем же достоинством и величавостью налил вино из бутылок в глиняные миски, и мы поставили их в разных местах у ручья, в одну из мисок я рискнул подсыпать сонного порошка, взятого мной у старой знахарки — она сказала, что вино перебьет его вкус и запах. Мы разделились: Брарио и один самый опытный вэлл сели в засаду у кустов вблизи ручья. А я вместе с Круглаки пошел к месту, где разворачивались события предыдущей ночи. Когда мы подобрались туда, где, по моим воспоминаниям была нора, то я ничего, разумеется, не узнал: в сумерках серый свет исказил очертания предметов. — Ну и где же тот камень? — спросил я шепотом слугу. — Не знаю, мне кажется, надо было повернуть раньше, но я простой слуга и могу что-нибудь напутать. — Нет, я считал шаги. — Тогда мы от страха шли быстрее, и шаги были шире. — Да вон же тот камень, что ты отметил… — Нет, это другой! Правильный камень тот, — и он показал в другую сторону. Я посмотрел: на обоих было дерьмо. — Вот дела! — удивился Круглаки. — Да, дела! Ты какой знак нарисовал? Я просил тебя написать букву ястреба. — Я не знаю: как пишутся буквы, — виновато сказал Круглаки. 'Какой же я глупец, — подумал я про себя, — конечно, он не знает грамоты — он же слуга'. -Так отчего же ты мне не сказал. А что ты нарисовал тогда? — Колечко в знак моей любви к Миметте, скоро я надену ей на палец кольцо. — Боюсь, это случится нескоро. На другом камне тоже кто-то нагадил колечком. Делать нечего: придется проверить оба. — Прыгай, — приказал я ему — Зачем? — Я сказал: прыгай! Какие могут быть вопросы, если хозяин приказывает. Кажется, ты хотел стать образцовым слугой? Он прыгнул — ничего не произошло. — Значит, другое место. Стой возле этого камня и сторожи его, а я пойду к ручью. — А если они нападут? — С чего бы это? Они такими олухами безграмотными не питаются. И, не обращая внимания на стоны слуги, я пошел к ручью, одной рукой невольно прикасаясь к рукояти меча. Идти было не далеко. Мой расчет оказался верным. Еще издали я заметил несколько туш. Они стояли, покачиваясь на лапах, и тупо заглядывали в пустые миски. Но ужаснее всего: среди них я увидел того, что должен был, по моему мнению, быть убитым, я хорошо помню, как вонзилась ему в спину пика. Как ему удалось выбраться из ямы, кто выдернул пику из его спины? Может, его сородичи? Меня прошиб ужас. В кустах я отыскал Брарио и старого вэлла. — Дай мне одно лассо, — шепнул я Брарио. Он вопросительно кивнул, что означало: они на месте? Брарио так же, как и другие, не мог их видеть. Я утвердительно покивал в ответ. Он сделал знаками: может, обождать? Я отрицательно покачал головой. После этого немого диалога я приступил к очень ответственной части нашего ночного приключения. Я прицелился, размахнулся, и сразу почувствовал, как натянулось лиана. 'Только бы выдержала', - молился я: зверь упирался, остальные пьяницы не обращали на него никакого внимания, и я сильнее тянул его в сторону. Брарио, заметив меня и то, как напряглась лиана, на одном конце которой для него было видно лишь темное пятно, подоспел ко мне на помощь: ему удалось набросить сеть и спеленать задние лапы ветельера. Вэлл должен был прикрывать от других зверей наш отход. Вдвоем с дворецким мы потащили отчаянно сопротивлявшегося зверя. Но лиана, крепко натянувшись, сжала глотку монстра, и чем сильнее он дергал, тем больше она его давила. Неудачными оказались попытки подняться в воздух: мы почувствовали рывок, который сделал зверь вверх. Спины наши были мокрыми от напряжения, и по лицам тек холодный пот. Ему пришлось подчиниться. Брарио ничего не понимал: он не видел зверя, но он знал, что мы ведем кого-то страшного и ноги его подгибались от ужаса, но это был стойкий человек и он выдержал испытание до конца. Мы привели зверя к нужному месту, и я, сказав Брарио, чтобы он отошел, подтащил его к норе, надавив на камень под весом чудовища, которое сделало рывок ко мне — что-то случилось, все потемнело, на миг закружилось, и я снова оказался в таинственном ущелье. Я долго не рассуждал: там кружила мамаша и смотрела на меня полными ненависти глазами, я снова прыгнул на камень и вернулся в свой мир. Брарио и Круглаки уставились на меня полными ужаса глазами. — Только никому не рассказывайте. — Буду молчать как могила, — сказал заплетающимся языком Круглаки. — Можете на меня положиться, — подтвердил Брарио. Мы пошли за остальными тварями. Случилось нечто интересное: пока мы ходили, два зверя, напившись, уснули мертвецким сном. — Что делать? — Надо расстелить сетку, и мы погрузим их, — сказал я. Во время сна защитная пелена спала с ветельеров, Круглаки и Брарио вздрогнули от отвращения. Вэлл произнес что-то нечленораздельное. Круглаки растягивал сетку, распевая сперепугу любовную песню деревенского образца. — Что ты орешь, чудак? — Я проверяю: как крепко они спят. — Твой голос кого хочешь — разбудит. Но звери не шевелились, и мы погрузили их на сетку. Связав их в большой узел, мы потащили его волоком, меняя друг друга. Спины наши были мокрые, лица белые, а мы, то и дело вздрагивали, потому что от ударов о землю они проснулись и начали возню и рычание. Второй заход в мир иной оказался для меня еще опаснее, чем первый: меня караулили двое и они могли легко порвать мое тело на куски. Но я волновался напрасно — старик уже поджидал меня и поглаживал присмиревшую мать. Он каким-то образом мог контролировать зверей. Ей очень не понравилось то, каким способом я доставил ее детенышей, и она оскалила свои кривые острые зубы. Старик поднял руку, и она присела, тяжело дыша. — Вот и все, а ты боялся. — Но если они вернуться? — спросил я его. — На этот раз я хорошо закрою для них выход. И потом, я уже подыскал для них подходящее место. Вернувшись к себе, я нашел всю компанию в сборе и с волнением ожидавшую меня. Брарио протянул мне бутылку вина, припасенную им. Я подумал, что теперь, пожалуй, могу разлюбить вино помня о том, какую роль оно сыграло во всей этой истории. — Выпейте, кэлл Жарра, вам нужны силы. Я сделал несколько живительных глотков — и какими же бесценными показались мне они после пережитых волнений. Передав бутылку Брарио, я приказал всем выпить оставшееся вино за благополучный исход дела. — Что, Круглаки, у тебя после ночных событий не пропала охота служить у меня? Но он каким-то очень испуганным взглядом посмотрел на меня. Так и окончилась эта история, в которой, я путешествовал — сам не знаю куда, и увел туда — сам не знаю что, а главное — что я беседовал о жизни — неизвестно с кем. И рассказать я об этом никому не мог, ибо никто не поверит. Весело! Но то ли еще будет. Жизнь тем и интересна, что никто не знает ее продолжение. Так я тогда оптимистично думал о будущем — оно казалось мне захватывающим приключением, наверное, потому что я был молод. История с ветельерами не надолго задержала меня на пути в столицу. Но я очень сильно стремился туда — мне еще рано было предаваться покою в поместье Орджанг. И с некоторой толикой сожаления, я покинул его Глава 10 'Спящая красавица' Когда я выехал из поместья, то впереди лежала ровная и безлюдная дорога. Я заскучал, и мысли мои снова вернулись в прошлое. Как я уже рассказывал, мы с Родрико стали обеспеченными людьми. Но, не взирая на внезапное богатство, он продолжал служить герцогу и был доволен своим новым положением, а вот я — нет. Мне не сиделось на месте и, несмотря на то, что все у меня складывалось в Ритоле наилучшим образом, я надумал уехать. Когда я приготовился покинуть город, у меня были неплохие карты на руках: полезные связи в Ритоле, расположение герцога, верный друг, и капиталу около тридцати тысяч баалей, не считая, обещанных в будущем герцогом денег. Я задумался о том, что мне с ним сделать — я не привык быть богатым. И когда у меня завелись крупные деньги, стал сильно беспокоиться по этому поводу. Мне казалось, что если они будут находиться в банке, я их слишком быстро истрачу. Родрико подсказал мне идею. — Почему бы вам ни вложить ваши деньги в какое-нибудь дело? — Но это невозможно, я же не купец. — Совсем необязательно заниматься торговлей. — Ростовщичество? Это еще непростительнее. — Может, вам тоже обзавестись землей? — Но такие поместья, как ваше, каждый день не продаются, и потом, купить землю — значит осесть, а я еще не готов к этому. Как водится, все дело решил случай. Как-то вечером я стал свидетелем одного занятного разговора. Обычно в трактирах люди не считаются с соседями по застолью и говорят, не церемонясь и не понижая голоса. Таким образом, возле двух собеседников может организоваться целая компания из заинтересованных слушателей. Два человека странной наружности, явно, чужаки, а не местные вели следующий разговор. — Как хорошо, что вы приехали, профессор Флэт! — обратился один из них к другому. — Я надеюсь, вы сможете объяснить этот феномен. — Где находится эта женщина, Прополинг? — В доме у одной доброй женщины в рыбацкой деревне. Я попросил присматривать за нею. Только диву даешься, как это суденышко могло пересечь Багровый океан. Все говорят, что это невозможно! — Возможно, Пино, возможно. Я давно об этом твержу, но никто меня слушать не хочет. А что еще люди говорят? Что сделали с тем судном? — Сожгли вместе с содержимым. Там было много вещей, но рыбаки посчитали их поделками злых духов: разные ритуальные фигурки, таблички с тайными письменами. Женщина, чудом уцелела. Некоторые одержимые страхом рыбаки хотели предать ее тело земле за большим Черным камнем, но кто-то догадался позвать меня, потому что тело ее не было окоченевшим, они хотели убедиться, что она мертва. Так я и узнал всю историю. — Давно она у вас? — Вот уже вторая салла пошла, как я занимаюсь ею. — И что? Ей полегчало? — Какое там! Она спит беспробудным сном и не собирается просыпаться. Она не дышит — тело ее прохладно, но она жива. — Почему все решили, что она приплыла из-за Багрового океана? — Потому что в наших землях никто никогда таких людей и судов не видывал. Потому что на днище было много наростов из красных раковин, а такие — только в опасном рифовом море водятся. Ликом женщина совсем не походит на представителей известных нам народов. — Неужели из того судна ничего не удалось спасти? — Сафу, Мане, Бедор, Лимо….- посыпались незнакомые моему уху незнакомые слова — этот язык я не знал — и изо всех сил напрягал слух и силу ума, чтобы проникнуть в смысл разговора. Но, увы, — ничего не выходило. Профессор отвечал на том же незнакомом языке. Вдруг он перешел на знакомое ларотумское наречие: — Доктор Прополинг, я хочу ее видеть. — Я отведу вас туда. Они заговорили на другие ученые темы: отчего приливы и отливы бывают, что находится на самой глубине океана. Один считал, что там расположена бездна, другой с этим не соглашался, и они приводили друг другу тысячи аргументов. Меня так заинтересовали их сведения о Темных землях, что я уже ни о чем другом и думать не мог. Закончив ужин двое ученых собеседников, отправились по своему загадочному делу. Я не знал, что делать и решил немного последить за ними. Кажется, они не заметили, что я иду следом, так как опять были увлечены новой беседой — воистину эти ученые мужи странные люди: они могут часами обсуждать какой-нибудь интересный им предмет. Они вышли из города и направились в рыбацкую деревню. Подошли к одному неказистому домику. Там раздавались какие-то голоса и громкие восклицания. Ученые остановились в растерянности у порога и навстречу им вышли двое крепких, высоких, до зубов вооруженных мужчин, у одного из которых на руках была женщина — тело ее выглядело безжизненно, одна рука свисала и болталась как плеть. — Послушайте, кто вы такие и по какому праву вы забираете мою пациентку? — попробовал остановить их сэлл Прополинг. Они не снизошли до объяснений, а просто грубо оттолкнули лекаря с дороги со словами: Пошел прочь! Врач и его товарищ стояли в полной растерянности. Я находился чуть поодаль и наблюдал за происходящим. Кажется, меня заметили, и один что-то сказал другому. Они направились к большой карете. Я пошел следом. Один обернулся и положил руку на рукоять меча. — Вам что-то нужно? — сказал человек. — Нужно. Эта женщина. Кажется, вы совершаете похищение. — Ищите приключений? — Можно сказать и так. Он выдернул меч из ножен, и мы вступили в схватку. — Гони! — прокричал он своему товарищу. Тот погнал, но на задок кареты успел запрыгнуть приятель лекаря из Файлено. Мне же пришлось сражаться. Я успел хорошо разглядеть и лицо и одежду этого человека — он был благородного происхождения и богат. О его благосостоянии говорил великолепный камзол из дорогой ткани, на который был накинут роскошный черный плащ с темно-вишневой подкладкой и с вышитым знаком, изображающим черного лиса в золотой шапке на алом поле. Человек достаточно зрелый, уверенный, с твердым взглядом, с его обликом как-то странно сочетались золотистые пряди волос, спадавшие на лоб, которые ему приходилось откидывать. В пылу драки я попытался спросить своего противника — меня интересовало, почему он и его товарищ похищают женщину — но Черный Лис, так я его мысленно назвал, не счел нужным дать ответ — он твердо вознамерился убить меня. В его взгляде была правота, твердое убеждение, что он поступает правильно, дерется ради определенной цели. Это пугает сильнее металла. Слышался звон от ударов мечей и порывистое дыхание, мне казалось, что я различаю стук сердца этого человека, напряженная морщина на его лбу очень отчетливо врезалась в мою память. Рыбный запах сводил меня с ума. Вокруг собрались припозднившиеся зеваки посмотреть на поединок. Из-под каблуков в разные стороны летел песок и мелкие камни, я так быстро двигался, что делать это быстрее казалось невозможным — я давно заметил, что некоторые вещи меня очень сильно распаляют, и я теряю что-то человеческое, принимая форму пространства — это помогает выжить. Дрались мы хорошо, и я чувствовал радость от поединка — этот человек меня раззадорил. В своих первых боях я все же чувствовал себя, как и все новички, неуверенно, боялся сделать ошибку, чего греха таить, боялся умереть — я и сейчас боюсь — это нормальный страх, боялся стать калекой. Со временем, когда убийства становятся профессией, частью твоей жизни, начинаешь привыкать к ним и все уже зависит от твоего соперника — есть обычные посредственные бойцы, на них не потратишь много сил, есть такие, в которых гнева больше чем разума, а встречаются те, с которыми биться сложно и весело, как ни странно это звучит. Мое удовольствие достигло апогея, когда я ощутил, как клинок мой глубоко проникает в плоть врага. Я нанес ему смертельную рану и удовлетворенно взирал на окровавленное тело — я считал, что это достойно человека — воина, ибо на месте своего противника, на желтом песчаном дворе мог лежать сам. Столпившиеся рыбаки громкими криками выразили мне свое одобрение. Я дал денег и велел, позаботиться о теле этого человека как положено. Сам же обратился к растерянному лекарю: — Почему они напали на вас? — Право не знаю. — Кто они? — Мне известно столько же, сколько и вам. — Почему ваш товарищ решил сопровождать карету? — Наверное, ему это представляется важным. — Где он сможет найти вас? — В моем доме на улице Роз. — Пойдемте туда. И подождем его там. Заодно вы расскажете мне все, чего я не знаю. — Что вы хотите узнать? — Все, что известно вам. Идемте. Пусть все считают, что я ранен, а вы намерены оказать мне помощь, — и я схватился за бок и слегка застонал. Случайные свидетели подумали так, как я пожелал. Мы пришли в скромное жилище лекаря. Его звали доктор Прополинг. Это был вежливый и скромный человек. Я вообще удивился, как такой тихий спокойный человек смог попасть в подобное приключение. Он принадлежал к числу тех людей, которых разные авантюры за много миль обходят стороной. Их стезя — безмятежное существование. Но видно бывают особые случаи. И доктор в этом со мной согласился, когда я изложил ему свои мысли. Но, так или иначе, он увяз в этой истории по уши, и чем она ему грозила — было еще непонятно. Он коротко поведал мне о том, как все случилось. На берег возле поселка рыбаков прибило небольшое, сильно пострадавшее во многих местах, судно, с широкими обводами, чем-то напоминающее ладьи смотлов. На нем нашлись глиняные таблички с разными знаками и кое-какие вещи. В нем же была найдена женщина. Она спала беспробудным сном, и лекарь не мог ее привести в нормальное состояние ни какими средствами. Его очень заинтересовал этот случай с научной точки зрения. И он вызвал письмом друга, профессора естествознания, по имени Жадкерий Флэт, из университета Унденги, что находится в анатолийском городе Файлено, дабы тот высказал свое авторитетное мнение и помог чем сможет. Друг приехал. Так они и направлялись в деревушку, где за женщиной присматривали за небольшую плату жены рыбаков. — Я слышал, что вы говорили, будто ладью принесло из-за Багрового Океана. Вы уверены в этом? — Помилуйте! Как я могу быть уверен — всего лишь строю гипотезы, основываясь на некоторых фактах. — Что вы думаете о людях, похитивших вашу пациентку? — Я их не знаю и не пойму: зачем им это. Но этот герб: Черный Лис на алом поле — кажется, я слышал, что такие носят рыцари ордена мадариан. — Что это за Орден, расскажите, мне. — Он защищает дарборийскую веру и ее приверженцев. Иван Мадарианин был одним из толкователей, заложивший основы религии и создавший книгу Мира. Поэтому орден Белого Алабанга называют еще орденом мадариан. — Белый Алабанг — это древний город недалеко от Ларотума. — Да, а еще — священное место для дарборийцев. История такова, что в этом месте состоялась встреча верховного бога Дарбо со своей семьей. И привел на эту встречу потерявших друг друга богов Черный Лис- помощник пятерки. Кстати, по другой версии знаменательная встреча состоялась в древнем местечке Небера. На этом настаивает учитель Занария в книге Истины. И другой Орден защищает неберийцев или занарийцев, как их еще зовут. Я слышал, что он называется Орден Белой звезды. Потому что по легенде, все боги пришли на Аландакию с Аранды. Если учесть, что Аранда тоже солнце, только очень далекое и потому мы не чувствуем ее тепло, то все это лично у меня вызывает серьезные сомнения, но что делает с людьми их вера в чудеса. — Зачем им понадобилась эта женщина? Откуда они узнали о ней? — Узнать могли от рыбаков, а вот зачем она им понадобилась — я даже представить не могу. Но скажу вам, что все это плохо. То, что вы убили одного из них — плохо. Рыбаки расскажут о вас. Ордену мадариан говорят, что ему оказывает покровительство сам король. — Да, дела… Наше ожидание тянулось недолго — скоро послышался лай собаки, и заскрипела входная дверь, десять неровных шагов по внутренней лестнице, шарканье ног, стук головы о притолоку. В проеме четкие контуры Жадкерия Флэта, товарища лекаря из Файлено, такого прыткого и смелого, несмотря на природную неуклюжесть. Он выглядел взбудораженным и тяжело дышал. — Надо что-то срочно предпринять, — нервно заговорил он, — ее скоро увезут в другое место оттуда, где сейчас оставили. Мне нужна ваша помощь. Тут он, наконец, сподобился заметить меня. — Ой! — Этот человек, хэлл Жарра, обезвредил одного из похитителей, — объяснил ему лекарь. — Ааа! Весьма благодарен вам за помощь, хэлл Жарра. Позвольте представиться, к вашим услугам Жадкерий Флэт, профессор из Файлено. Я кивнул. — Что с нашей пациенткой, где она? — спросил лекарь. — Ее спрятали в доме, в уединенном поместье, с ней сейчас находятся только слуги. Человек, который привез ее, уехал, сразу же уехал. — Куда же? — В Ритолу. Он должен здесь встретить кого-то. В час белого волка. — Итак, у нас в запасе около двух часов, — подытожил я. — Почему вы говорите 'у нас'? — Потому что мы все замешаны в этом деле. — И что вы предлагаете? — Насколько я понимаю, вы хотели бы вернуть эту загадочную даму. — Непременно! — решительно сказал Жадкерий Флэт. — Я должен ее увидеть своими глазами. Это не просто человек-это явление науки. — Вы настроены точно так же? — спросил я у лекаря. — Я думаю, что у нас возникли большие сложности в этом деле, но как человек врачующий, я бы хотел довести дело до конца. — Какой неудачный каламбур, доктор, — пошутил я — хорошо, что не я ваш пациент. Лекарь сильно смутился. — Итак! Что предлагаю я — добраться до этого места, где держат похищенную и забрать ее оттуда. На меня посмотрели с большим изумлением. — А кто нам отдаст ее? — робко вопросил лекарь. — А разве мы у кого-то спрашивать будем. — Но эти люди настроены серьезно. — Уж куда серьезнее — они жизнь готовы отдать. Но мы то с вами тоже серьезные люди, а не девственницы на выданье. Но у меня будет к вам следующий вопрос — что вы намерены делать дальше с этой находкой? — В Ритоле ей оставаться нельзя, — заявил Флэт. — Мой добрый друг, — с укоризной сказал лекарь, — вы больны — ей нельзя оставаться не только в Ритоле, ей нельзя оставаться в Ларотуме. — Вот, вот! — Надо везти ее в Файлено. — Одно из двух — это или убьет ее или наоборот приведет в чувство, — с сомнением сказал лекарь. — Итак, мы решили скрыться в Анатолии. Как будто там ее не достанут? — Там мы что-нибудь придумаем. Но боюсь, нам потребуется помощь…сильного и смелого человека, с легкой примесью лести добавил Флэт и заискивающе посмотрел на меня. — Я согласен, но с условием…, поскольку вы люди ученые и надо полагать не слишком богатые, то за мои услуги вознаграждения я не увижу. Но я не могу влезать в эту историю просто так — вы расскажете мне, все, что вам станет известно о морском пути через Багровый океан? — Я — непротив, — пожал плечами Флэт. — Итак, договор наш скреплен словом, надеюсь, вашему — я могу верить? — Как же может быть иначе, мы люди простого звания — но знаем цену словам. Я велел лекарю приготовить самые необходимые вещи и отправляться в гостиницу за моей лошадью, а также приобрести еще две для себя и Флэта — я передал деньги для хозяина. Потом отвести лошадей на Конную дорогу, и там дожидаться нас. Поскольку незнакомец говорил о том, что скоро назначен отъезд, то, стало быть, карета должна быть готова, и трудностей с доставкой беспомощной женщины у нас не возникнет. Очень скоро мы добрались до этого поместья. В темноте я не смог разглядеть герб над парадным входом. Надо будет узнать у Сенбакидо кто владелец усадьбы. Я пробрался в дом — слышались голоса двух слуг: старого и молодого. — Скоро уже, скоро…Хозяин должен сначала встретить в Ритоле важного человека, главного жреца Храмов Дарбо, Миролада Валенсия. Это имя очень хорошо врезалось в память и не случайно — много времени позже дороги наши пересекутся, но уже сейчас я пересек дорогу очень многим влиятельным людям, вмешавшись в судьбу незнакомки. Я ворвался в дом и оглушил молодого слугу ударом по голове, он упал, я велел старику связать его крепко на тот случай, если он очнется. Старый слуга жалобно всхлипывал и что-то бормотал о своем хозяине. Но он сделал все, как я сказал. Мне жаль было этих бедолаг, но иного пути освободить таинственную путешественницу не было. — Проводи меня в комнату, где спрятана дама, старик, — приказал я. Он отвел меня в укромную комнату. На роскошной постели лежала похищенная. Теперь я смог разглядеть ее. Это была женщина экзотической наружности: прямой точеный носик, тонкие крутые дуги бровей; смоляного цвета волосы, убранные в длинную косу; узкое платье с длинными рукавами, расшитое яркими нитями разнообразным орнаментом; никаких украшений. Но она не была похожа на представительницу простого сословия, во всяком случае, на это намекали изящные кисти рук, тонкие пальцы, маленькие ступни. Состояние, в котором она пребывала, лишило ее большей части природной привлекательности и сделало очень строгой и…мертвой. Я не дал бы ей больше тридцати лет. Она выглядела настолько безжизненной, что я усомнился — а есть ли вообще смысл ее спасать — но если бы я только знал в ту минуту, как ошибочно было это суждение — но в любом случае я не собирался менять своего решения и, подхватив на руки тело женщины, сказал старику, отвести нас к карете. Там меня уже поджидал Флэт, он с волнением вглядывался в женщину и я приказал старику возвращаться в дом. — Свяжите меня, — попросил он, — иначе мне не поздоровиться. Я сделал, как он просил и вернулся во двор — следовало поторопиться. На дверце кареты был изображен герб: орел с разноокрашенными крыльями, сидящий на башне. Флэт уселся в карету, удерживая на коленях безжизненное тело, а я сел на место кучера и погнал четверку крупных быстрых лошадей к Конной дороге. Возле экипажа нас поджидал взволнованный Прополинг, от сильного беспокойства лицо его сильно покраснело и покрылось испариной. Бедняга-доктор — теперь ему путь в Ритолу заказан. Кажется, он и сам это хорошо понимал. Мы проехали небольшое расстояние, и миновали перепутье, когда я решил оставить карету. Во-первых, она нам не принадлежит и это уже грабеж, во вторых, она слишком заметная и герб на дверцах быстро укажет путь, по которому мы сбежали, и было бы неплохо отвести ее в другое место, чтобы сбить со следа. Я велел доктору взять на руки незнакомку и спрятаться в лесу, а там ждать меня. Флэту вместе с одной лошадью для меня следовать верхом за каретой, которую я собирался отогнать на другую дорогу. Я повернул лошадей в обратную сторону и свернул на дорогу в Истолито. Отъехав на некоторое расстояние, я оставил карету. Пересел на лошадь, которую вел для меня Флэт, и вместе мы быстро вернулись к Прополингу. Затем я вернулся к своим попутчикам. — И что мы теперь будем делать? — недовольно вопросил Флэт. Он считал, что лучше было ехать в карете как можно дольше. — Пока придется везти ее на себе до ближайшего постоялого двора, а там вы наймете какую-нибудь повозку. Будете всем говорить, что везете свою больную тетушку на лечение в чудотворный храм Солнца, что расположен в Пабуако. — Простите, но это чушь. — Почему? Оттого что она не похожа на тетушку? Тогда пусть Прополинг назовет ее своей женой, и закройте ее лицо от любопытных взглядов. — Как мы ее повезем? Она же не контролирует свои движения. — Довольно грубым способом. Извините, но я как-то не догадался прихватить с собой иноходца для этой женщины. Придется ей потерпеть все тяготы дороги — это лучше чем попасть к тем нахалам, недостойным звания рыцаря. Я взвалил тело женщины на свою лошадь перед собой и прикрепил за пояс ремнем, чтобы оно не соскальзывало от скачки. До ближайшего постоялого двора было рукой подать — там Флэт и Прополинг что-нибудь придумают… Уже порядком стемнело. И когда мы добрались до места, на дворе стояла глухая ночь. 'Может, оно и к лучшему — ночь побега дружит с темнотой'. Когда мы подъезжали к дому, служившему гостиницей для дальних путников, я стащил тело с лошади и, закрыв своим плащом лицо женщине, передал ее на руки Прополингу. Флэт взял поводья лошади, на которой ехал Прополинг и не спеша они поехали дальше. Я немного опередил их и подъехал к гостинице первым так, будто я путешествую отдельно. В помещении гостиницы было шумно — немного подвыпивший толстый хозяин громко ругался с хозяйкой — им было не до новых постояльцев, и они уже готовы были излить новый поток брани, как маленький слуга подошел и подергал трактирщицу за плечо, показав взглядом на меня. Я начал ужинать, когда в гостиницу вошли Флэт и Прополинг с женщиной на руках. — Моя жена нездорова. Нам требуется комната. Хозяйка отвела их в комнату. Прополинг велел их не беспокоить. А Флэт подсел ко мне и стал ужинать: мы переговаривались как люди, случайно оказавшиеся за одним столом. Вскоре спустился Прополинг, сказав, что жена его спит, и ее нельзя беспокоить. Он спросил у трактирщика нет ли у него повозки, запряженной мулами, и если есть — он будет рад обменять ее на свою лошадь или же купить по сходной цене. Потому что жена его захворала и верхом продолжать путь уже не может. Хозяин переглянулся с женой и сказал: — Отчего же, есть и повозка. Я повел с двумя компаньонами тихий разговор. До нас не было никому дело, ибо семейная потасовка продолжилась после краткого перерыва. — Кстати, Прополинг, — сказал, я — а как зовут вашу больную жену? Прополинг изумленно посмотрел на меня и сказал: — Но ее имя неизвестно мне, также как и вам. — А вот это вы говорите напрасно. Как верный и любящий муж вы просто обязаны знать имя вашей благоверной. Предлагаю наречь ее именем Джильаланг, что значит на древнем языке 'морская'. -Покороче имени вы не могли придумать? — спросил недовольно лекарь. — А вы — голова, — сказал Флэт, — как же я сам не додумался. Теперь, если кто-то спросит лекаря, то он хотя бы не растеряется. Я не зря пригласил вас в наше путешествие. От вас есть явная польза. 'Эти ученые — сумасшедшие!'- подумал я. Говорить мне о том, что от меня есть польза — после того как я похитил женщину и убил одного из конкурентов! Ночью нас никто не потревожил. Но встали мы очень рано — до рассвета. Хозяин запряг двух крепких крестьянских лошадок в повозку и Прополинг устроил свою 'жену' полулежа, укрыв толстым одеялом. Я и Флэт продолжили свой путь верхом. Так началось наше бегство. Флэт надеялся с помощью своих университетских коллег вывести женщину из ее необычного состояния. Как всякий малообразованный человек, я питал большую слабость к ученым людям — они казались мне загадочными существами. Я вспомнил и о прочитанной книге профессора Дромолуса — она сильно заинтересовала меня. Теперь у меня выпал шанс поговорить с этим человеком. Благо — ехать было не слишком далеко. Все осложняло возможное преследование. Но на территории Ларотума нас никто не побеспокоил. И мы почти успокоились. Конечно, меня подтачивала мысль о том, что человек с гербом орла догадается о том, кто забрал женщину из его дома, ведь он видел, как я ссорился с его товарищем, он поймет, что это я его убил. И возможно, вся развязка этого приключения ждет меня по возвращении в Ритолу. Но сейчас я предпочитал думать о более приятных вещах. Путь наш лежал в городок Файлено, который был знаменит своими мастерицами — кружевницами, славившимися и красотой и искусством на все Светлые земли. Как знать, может, их прелести привлекли мастера Унденгу в этот тихий провинциальный городок. Во всяком случае, студенты были этим очень довольны. Хотя у основателя университета были и другие причины обосноваться именно здесь — в Ларотуме королевская власть косо смотрела на всех, кто несет разумное, доброе, вечное. Конечно, в Ларотуме были свои учебные заведения — для юристов, нотариусов, для обучения грамоте торговых людей, но их было мало и прочие 'отвлеченные' от жизни науки преследовались. Известны истории о противостоянии Тамелия Кробоса с ученейшими людьми. Был такой профессор Гросий — своего рода легенда университета. Острым умом и неосторожными высказываниями об устройстве мира он навлек на себя гнев короля Тамелия, про которого он однажды смело пошутил: сладкая смерть. Ибо всем была хорошо известна привычка Тамелия быть особенно ласковым со своими заклятыми врагами, а также его пристрастие к различным сладостям, в которых специально для высочайшего удовольствия творили лучшие повара. Гросий много и дерзко шутил. Он был выходцем из благородного семейства, с которым неучтиво обошелся Тамелий Кробос. Но это уже отдельная история, которую я узнал гораздо позже. Гросий был седьмым сыном и все, на что мог рассчитывать, так это на свой блистательный ум. И неспроста любимым изречением профессора было: 'мои мысли — кинжалы, разить им всегда зловонную глупость'. Когда-то он жил в Ларотуме и там у него были свои ученики и поклонники, которые собирались на импровизированные лекции, чтобы послушать профессора. Тамелий Кробос с фанатичным упорством преследовал эти собрания. Этому ученому Тамелий Кробос отдельным указом запретил: '…читать лекции и вести прочую деятельность на землях королевства Ларотум'. Тогда Гросий стал читать свои лекции в пещере близ города и, когда пришли его арестовывать за нарушение указа, он спокойно отвечал, что сказано: 'на землях Ларотум', а он находится под землей. Королю обо всем доложили, и Гросия отпустили, велев убираться из пещеры. Тогда он устроился на маленьком островке на Розовой реке, который считался нейтральной территорией по миру заключенному с княжеством Акабуа, и там читал свои лекции даже в плохую погоду. Но его прогнали и оттуда, тогда ученый встал на площади перед дворцом и, собрав преданных студентов, расположился на ковре с контурами Кильдиады и продолжил занятия. Когда его привели к возмущенному королю, тот спросил, побагровев от гнева: до каких пор он намерен испытывать его терпение. Ученый вежливо поклонился и ответил, что на этот раз он попирал ногами земли государства иноземного, изображенные на ковре. Тамелий оценил находчивость ученого и отпустил его, сказав, что в последний раз пощадит его жизнь — следующая выходка закончится заключением в Тангетскую крепость. Он приказал с отрядом вэллов конвоировать его к границам королевства. Так закончилось пребывание знаменитого Гросия на землях Ларотумских. Он нашел любезный прием в университете Унденги. Но позже его нашли убитым в комнатке, которую он снимал в одном доме, в Файлено. Убит он был именно ударом кинжала. Его убийц не нашли и ходили слухи, что это месть Кробоса за насмешки ученого, хотя, кроме короля, он многим успел наступить на больные мозоли. Яперт, правитель Анатолии, несмотря на многие свои недостатки, был хорош в одном — он оказывал покровительство наукам и искусству. И Унденга решил, что будет лучше, если университет окажется поближе к Ларотуму, в котором могут оказаться желающие учиться в соседнем государстве, а с другой стороны — он будет вечно раздражать Тамелия Кробоса. В Файлено же собрались настоящие умы, — так, по крайней мере, утверждал профессор Флэт, когда мы беседовали в одной из гостиниц под видом случайных сотрапезников. Доктор Прополинг всегда ужинал в уединении, точнее, наедине со 'своей женой' в отдельной комнате. Беседуя с профессором Флэтом, я заинтересоваться странным значком на медной бляшке, что украшал его сутану. Он был выкован в виде маленького длиннобородого старика с большим коробом за плечами, ноги его были согнуты как при ходьбе. — Что значит сей гном на вашей одежде? — Оооо. Это почетный знак нашего университета. — Что он означает? Хотя, позвольте, я сам попробую догадаться. Старик, надо полагать, означает мудрость. Флэт согласно закивал. — А вот что значит его короб, и куда он идет? — То, что он идет — символизирует ученого человека, который находится в вечном поиске истины, в вечном пути к знанию. А короб-это вместилище для уже известных мыслей и знаний. Оно вечно при нас, если мы не побоимся держать его при себе открытым — наш разум. И от того, чем наполним его, зависит качество путешествия по дорогам жизни. — Обосновано превосходно и глубоко, — заметил я. Ныне я сам уподобился этому старцу, ибо путь мой лежал как раз к храму знаний. Итак, продолжая ехать на некотором удалении от своих подопечных, я никогда не выпускал их из поля зрения и мог в случае опасности попытаться прикрыть их отход. Иногда я спрашиваю себя: что руководило мной, почему я помогал беглецам? Почему был против того, чтобы спящая незнакомка попала к рыцарям ордена Белого Алабанга. Наверное, это было большей частью интуитивное решение: я вспомнил рассказ о рыбаках, которые чуть не похоронили женщину, поведение рыцарей было наглым и оскорбительным и, честно говоря, кроме вышеперечисленных причин, мной двигал жгучий интерес — я надеялся в Файлено получить ответ на эту загадку; к тому же, я заключил некий договор о том, что Флэт раскроет возможные пути по Багровому океану. К счастью, ехать было не так уж далеко — дней пять к ряду, ибо мы продвигались не спеша. И на шестой день, наконец, пересекли границу Ларотума, отмеченную скромной речушкой Каменистая. Она и впрямь была настолько каменистая, что вода, прыгая по ее порогам, обрызгивала всех проезжающих по древнему мосту сложенному еще во времена третьей династии. Повозка спокойно миновала пограничную крепость, я наблюдал издали как двое вэллов, служивших на переправе, подошли к ней и поинтересовались у Прополинга содержимым. Я видел, как лекарь откинул одеяло и стал что-то объяснять солдату — тот лишь махнул рукой и сказал что-то товарищу — вместе они громко расхохотались и пропустили повозку. Моя персона вызвала куда больше уважения, еще бы! — и я спокойно пересек мостик, соединяющий две державы. Глава 11 Храм наук В Анатолии куда более жаркий климат и пейзажи ее отличаются от видов Ларотума. Все вокруг благоухало как в неземном саду и путь до Файлено, который находился почти на границе двух королевств, я проделал с большим удовольствием. Я видел, что мои ученые компаньоны въехали на улицы города, сумев привлечь к себе сразу много внимания — этот провинциальный город скучал, как скучают все захолустные тихие города, и любое изменение в его сонной жизни замечалось сразу. Толстые стволы вековых деревьев, гибкие ветви ивы, повсюду пышные плети диких роз и дурманяще — сладкие камелии, пряный запах травы вено, горчащий — розового кустарника чамин и тончайший аромат апельсиновых деревьев. Повозка объехала небольшую площадь и, свернув в одну улочку, остановилась у трехэтажного здания, построенного в виде коробки, въехать в которую можно было через четыре арки, с металлическими решетками, которые на ночь закрывались, а днем стояли открытыми. Въехав или войдя в арку, вы попадали во внутренний дворик, украшенный клумбами и, в котором в жаркую погоду бил чудесный фонтан, окруженный скамейками. Флэт взял Джильаланг на руки и внес в двери храма наук. Несчастный Прополинг, утомленный путешествием и внезапными, нежеланными переменами в своей судьбе, покорно последовал за ним. Еще заранее мы условились, что я остановлюсь в единственной гостинице города. Там меня и нашли вскоре по приезду два моих сообщника. Пока же я предоставил их самих себе, дабы позаботиться о собственном теле бренном. Мне досталась чистенькая скромная комната, с тщательно выбеленными стенами. Хозяева гостиницы, добрая семейная пара, были рады меня принять, заметив во мне человека небедного и достойного во всех отношениях. Тонкий аромат душистого горошка, фиалок и настурции наполнял гостеприимный дом. Я уселся за стол и отведал блюда местной кухни. Кроме меня вкушали пищу еще два человека непонятного звания и рода занятий — они, кажется, даже не взглянули на меня, но и между собой разговор они не поддерживали. Едва я успел закончить свой обед, как в гостиницу вошли Прополинг и Флэт. — Простите, уважаемый хэлл Жарра, что помешали вашей трапезе, но все то же дело, по которому мы прибыли сюда заставило нас сделать это. Я кивнул им, чтобы они присели. — Понимаете, — начал говорить заговорщицким шепотом Флэт, — нас плохо встретили в университете. Ректор Пепро Таг, в целом, неплохой и, я бы даже сказал, не лишенный здравого смысла человек, но иногда на него находит некоторое…упрямство. Вот сейчас он считает, что нам нужно больше уделять внимание идеям, имеющим практическое воплощение и коммерческий интерес, но мы ведь не купцы и не банкиры. А как же чистая наука?! Вообще, ректор не желает, чтобы мы отвлекались на 'отвлеченные от жизни' исследования. Как будто все мы должны следовать одним курсом, четко проложенным обывательскими интересами. Он не понимает значение сделанной нами находки. Он даже не захотел обсуждать это! — Чего же вы хотите от меня? — Вас он послушает. Вы важный человек! Я усмехнулся. — Вы умеете убеждать! 'Это ближе к делу'- подумал я. — Если бы вы сумели договориться с ректором, чтобы он дал нам некоторое время для изучения загадочного состояния этой женщины, а вы бы…могли послушать наши лекции….внеся некоторую сумму в виде компенсации за расходы университета — вы же сами нам говорили, что испытываете тягу к наукам, и потом, вас, кажется, очень интересует путь за Океан. 'А за все надо платить', - подытожил я. — За скромную сумму вы получите столь много. Знания — великое богатство. — Они же приумножают печали. И какова скромная плата? — Небольшое пожертвование пойдет на пользу науке. — Я подумаю. Полагаю, что мне придется обсудить этот вопрос с тем самым ректором Пепро Тагом? Оба ученых мужа дружно закивали. — Когда лучше нанести ему визит? — С утра не стоит — он обычно не в духе. Поближе к полудню. Так я и поступил, следуя советам знающих людей. Я с любопытством осматривал здание изнутри — было немного сыро и пахло странными запахами, видимо, так пахнут науки — глупо подумал я, позже мне сказали, что так пахнут вещества: сера и фосфор, которыми злоупотребляет профессор Болополь для своих опытов, о чем имел уже много неприятных разговоров с ректором Пепро Тагом. — Что вам угодно? — спросил меня старенький служитель. — Мне нужен самый главный человек в этом заведении. — Ректор Таг, он сейчас читает лекцию, придется обождать. — А нельзя ли мне попасть на его лекцию и послушать? — Не знаю, — с сомнением сказал старичок, — каждое слово, что вылетает из уст ректора Тага наверное бесценно — ведь ему платят за обучение. — Сколько же, если не секрет? — Двести золотых монет за год. — Значит, мы сможем подсчитать во что обойдется мне прослушивание этой лекции, если умножить… ваш ректор медленно говорит? — Неторопливо — степенно говорит. — И, наверное, отвлекается на вопросы и объяснения. Значит, если он говорит с возможной скоростью — семьдесят или девяносто слов минуту — берем среднее — восемьдесят. Это, конечно, приблизительные подсчеты. — Сколько лекций в году читает ректор? Старичок задумался: — Четыре изумрудных и четыре золотых саллы в университете лекции не читают, и еще две саллы идут экзамены. — Итого: свободных от занятий сто дней. Остается двести шестьдесят дней, то есть двадцать шесть салл. Сколько часов он читает в день? — Каждый день он читает то по шесть, то по четыре часа — через день. И в выходные дни занятий тоже нет, и еще один день в каждой салле он занимается делами университета. — Итак, сорок часов в каждой салле. Я произвел в уме вычисления. — Значит, одна тысяча сорок часов в год. Умножаем на шестьдесят — шестьдесят две тысячи четыреста минут. А потом на восемьдесят слов — 4992000 слов в год. Делим двести на это число и получается, что каждое бесценное слово ректора Тага, на самом деле, имеет свою цену и не такую уж значительную — ноль целых четыре стотысячных одного бааля, а мы знаем, что в баале сто затори….значит, оно стоит ноль целых четыре тысячные затори. Кажется, я произвел на Кухтена, так звали служителя, неизгладимое впечатление своими способностями к арифметике, которой меня обучил мой отец в Гартуле. Он позволил мне войти в аудиторию, но, увы, лекция подошла к концу. Разномастные студенты в серых льняных хитонах разбрелись по коридору. Я встретился с полноватым, лет сорока, но молодящимся, франтовато одетым человеком. Ректор Таг всегда хранил многозначительную мину. Он окинул меня быстрым взглядом. — Пройдемте в мой кабинет. Мы вошли в его кабинет, обставленный с чрезмерной вычурностью и претензией на богатство — он больше напоминал гостиную титулованного помещика, чем кабинет ученого. Ректор Таг не начинал разговор, давая мне возможность высказаться. Я прокашлялся и начал. — Вообще, моя просьба покажется странной, я не собираюсь становиться ученым человеком — нет, но мне бы хотелось пополнить свои познания о мире — что-то может пригодиться в жизни. Он кивал. Я не мог понять — он одобряет мою тягу к знаниям или прикидывает мысленно: сколько можно выжать денег из моей прихоти — пожалуй, ближе к истине — второе. — Но кроме прочего, я бы хотел попросить вас за одну милую даму, порученную мной здешнему профессору. — Я догадался, о какой даме идет речь. Понимаете, положение наше и так достаточно уязвимое, мне бы не хотелось раздражать власти. А кто такая эта дама — никто не знает, если я правильно понял из несвязной болтовни Флэта. Рано или поздно поползут слухи, и мне придется объяснять — откуда она взялась в нашем университете. Выяснится, что ее выловили из моря в Ларотуме, откуда и куда держала путь — мы не знаем, привез ее ларотумский дворянин — все это может сильно не понравиться нашим покровителям. — Не думаю, что профессору Флэту понадобится слишком много времени, чтобы выяснить природу ее сна. Я прошу вас о двух циклах саллы — если за это время он не добьется никаких результатов, то я лично заберу ее из этих стен. — А у вас то, что за интерес в этом деле, позвольте узнать. Ведь насколько я понимаю, вы человек светский и стараетесь совсем не ради науки. — Мной движет лишь простой практический интерес. Я хочу узнать о морском пути через Багровый океан. — Думаете, что он возможен? — Так считают ваши профессора. — Мечтатели, отстраненные от реальной жизни. Если бы не я, это заведение давно бы развалилось. Ладно, один десяток дней я допущу ее пребывание в стенах университета, но потом — придется перевезти ее в другое место. Мы договорились, что я заплачу за полгода обучения со свободным посещением по моему выбору лекций. Это было мое скромное пожертвование на научные изыскания, связанные с Джильаланг. Настало время познакомиться поближе с вышеперечисленными предметами и людьми, кои оказали всем честь излагать их в стенах этого заведения, хотя бы по той причине, что все они в некоторой степени имеют прямое отношение к моему рассказу. Все тот же неугомонный Жадкерий Флэт посвятил меня в университетскую жизнь. — В Унденге десять кафедр: естественной природы, которую имею честь представлять я своей скромной персоной; философии и риторики, самый успешный и востребованный факультет, надо сказать, ибо ничего более не желают так люди, как уметь силой своего убеждения и красноречия подчинять окружающих и влиять на них; правоведения, ибо люди всегда стремились упорядочить жизнь друг друга — это естественная и самая насущная потребность человеческого рода; математики, дабы изучать законы и свойства чисел, из которых создана гармония мира; механики, науки практической и полезной для устройства разных вещей; гестетики, что означает изучение свойств неживой материи как-то: воздуха, воды, ветра, огня и прочая стихия; астрономии; алхимии; летописи и обычаев всех народов; оккультных наук, на мой взгляд, самая лженаучная и бесполезная кафедра. Но я помышляю о том, что естественные науки требуют расширенного изучения и, возможно, я сумею склонить ректора Тага к тому, чтобы создать еще две кафедры: растениеведения, и зоологии — науки о живых существах: животных, рыбах, птицах, насекомых. А также будет отдельно преподаваться география материков и океанов, но, увы, пока это только мечта! У медиков своя собственная школа в Пабуако. А в Кильдиаде целая каста лучших врачей, но они свои знания держат в строжайшем секрете и передают только внутри своей группы. Мы заходили в аудитории, и Флэт представлял мне преподавателей. Более всего меня удивил профессор Дромулус, книгу которого я имел удовольствие прочесть в Ритоле. Я думал, что увижу старого седого человека, но мне представили молодого, лет тридцати, милого человека — добродушного заику. В обычном разговоре он сбивался и путал слова, но стоило ему заговорить о теме своих исследований, как он становился образцом красноречия. Он потирал плечи, поеживался, словно ему все время было холодно. Механик Вагро Пэпт уделял какое-то особое внимание своей бороде, которую заплетал в мелкие косички, но при этом длинные седые волосы его были собранны в пучок, и схвачены на затылке грязной тесьмой, столь же засаленным кушаком был подпоясан льняной балахон. Предметом его особой гордости был орден, полученный от города Елог за победу в медвежьем турнире. У профессора алхимии Болополя Дэнала были ожоги на пальцах и пятна на одежде. От него вечно пахло какими-то не слишком приятными веществами. Правовед имел колючее сухое лицо, жесткие коротко подстриженные волосы и жесткие жесты, у него была странная привычка хрустеть пальцами. Астроном говорил, сильно гнусавя, теребил козлиную бородку, и у него не хватало двух зубов спереди. Он показался мне слегка сдвинутым на своих звездах — он мог часами говорить о них, забыв про сон и еду. Математик любил постукивать линейкой по кафедре, а в особо азартные моменты речи, увлекшись, просто барабанил ей, я и не предполагал, что наука о числах может доводить людей до такого экстаза, Профессор философии и риторики Обоймер Лайо, маленький, кругленький, с большой лысиной, которую он обожал причесывать костяным гребешком, говорил теплым певучим голосом, от этого голоса хотелось спать, и, надо полагать, он очень нравился его толстому коту. Этого трехцветного кота, философ-риторик всегда приносил с собой на лекции, но философия явно не входили в сферу интересов данного животного, и он мирно спал на кафедре — возможно, так и поступают настоящие философы — принимают жизнь, как молоко и сон, мирно созерцая происходящее, не противясь природе вещей. Кроме профессоров, иными словами людей, которые готовят пищу познания в очаге научной мысли, было не малое число людей вкушающих эту добрую пищу. Студенты. Все они были разные и по-разному отнеслись к моему появлению в аудиториях. Большинство сходилось во мнении, что я чудак, у некоторых я вызвал подозрение, а иных я просто раздражал, и — это было заметно. Пока я изучал неведомую для себя область жизни, знакомые профессора решали непростые задачи. Флэт был чрезвычайно недоволен тем, что ему дали так мало времени, и он развил невероятную активность. Возле путешественницы собрался настоящий ученый совет в лице — алхимика, астронома, даже механика, математика, гестетика и его самого. Они придумывали самые невероятные гипотезы про ее происхождение, о пути, который она проделала и, разумеется, о ее странном состоянии. Мне позволили присутствовать на этом собрании. Но вскоре веки мои стали тяжелеть, и я почувствовал, что еще два часа этих ученых разговоров — и я сам впаду точь-в-точь в такое же стояние, как Джильаланг — я теперь называл ее именно так. При обследовании пациентки доктор Прополинг обнаружил множество тайных знаков на ее теле: вся спина, и ноги, и руки, и даже живот были исписаны темно-синей краской. — Растительного происхождения, — сказал алхимик, попробовав на ней разные вещества, — она недолговечна. Прополинг и Флэт тщательно скопировали все, что было на теле Джильаланг на бумагу. И теперь, все ученые умы занялись расшифровкой этих знаков. Кроме того, там были нарисованы фрагменты какой-то карты. Следовало разобраться и в ней. Прополинг, как лекарь тоже был в не себя: — Вы не представляете, но на теле этой женщины отчетливо видны следы от работы иглой. Маленький шрам выше внутреннего локтевого сгиба на правой руке, длинный поперечный шрам внизу живота и еще один шрам на животе справа. Это говорит о том, что ей делались две полостные операции! И еще у нее был внутренний перелом руки, но она прекрасно функционирует в сгибе. Эта женщина перенесла достаточно много врачебного вмешательства. А значит, на той стороне Океана существует более развитая медицина, чем на Светлых Землях! Прополинг без конца испытывал на своей больной какие-то припарки и лечебные ванны. В общем, дело нашлось для всех. Я же ходил на некоторые лекции и терпеливо ждал. Потому что, кроме прочего предпринимались попытки разбудить Джильаланг. Прибегли к разным способам — тело ее нагревали, натирали, охлаждали, мяли, давили, кололи иглами, держали вниз головой, окуривали разными ароматами — результата не было, разве что вид ее стал еще несчастнее и болезненней. От отчаяния обратились к фольклору, к легенде о спящей красавице. — Кто знает, может тут какое-то колдовство и требуется лишь один поцелуй! — сказал со вздохом механик, видимо, он сам вознамерился оказаться в роли прекрасного принца. Все присутствующие посмотрели на него как на сумасшедшего. Но и эта сумасшедшая мысль получила право на доказательство. — Что ж, целуйте! — в отчаянии сказал Пропролинг: ему как первооткрывателю доверили право накладывать вето на самые безумные эксперименты. — Вам, как ее мужу, принадлежит это право! — со смехом сказал я. Он укоризненно посмотрел на меня. Все стали его дружно уговаривать. — Нет, я не могу, — стеснялся Прополинг. Все головы повернулись в мою сторону. 'Что? Я вызываю такие чувства у людей — чуть что неприличное сразу — ко мне?' Но общество настаивало. Я взглянул еще раз на равнодушную ко всему Джильаланг и представил ее стройной молодой блондинкой, с гибкой талией, пышной грудью и…без юбки — получилось: мне захотелось поцеловать эти безжизненные губы. Но увы, я был, все-таки, не тем принцем и уж точно не был влюблен. Хор разочарования — вот что я получил в награду за свое самопожертвование. — Говорю же: надо было мне попробовать! — обиженно зарокотал механик. — Давайте повторим попытку. — Ну уж, нет! — возмутился Прополинг. Так мы с вами бог знает до чего дойдем. Гномы!!!! — уничижающе обозвал он нас всех и заявил, что требует, чтобы его любимую жену оставили в покое, а он сам напишет медицинским светилам в Пабуако, Гело и Вармионо письма и вызовет их на консилиум. — Она просто больна! — твердо сказал он, и никто не захотел с этим спорить. Я надеялся, что известный лекарь Дарим Вал из Гело, занимавшийся изучением летаргии поможет своим советом. Миноч Авен из Пабуако был крупным знатоком растительных ядов и возбуждающих веществ. Илал Дюм из Вармионо был известен тем, что много раз оживлял сердце, переставшее биться, он был знатоком сердечных болезней. Все они могли помочь вернуть нашу больную к жизни. Я даже согласился опалить услуги этих светил. Мы обратились к ректору с просьбой поместить ее для наблюдения в одну из свободных комнат. Здание, как я уже говорил, имело вид коробки — четырех, соединенных между собой корпусов — в трех были аудитории и мастерские, а также парадный зал и небольшой музей, а в четвертом корпусе жили многие ученые, некоторые со своими семьями. Нашу несчастную поместили в комнате-музее, в которой хранились коллекции из разных вещей, представлявших научный интерес. Надо сказать, что комната эта была изрядно переполнена, и большинство предметов пылилось в разных кладовках. Для Джильаланг специально соорудили стеклянный ящик, немного напоминавший гроб. Только в таком виде ректор Таг позволил оставить ее, — как экспонат! В крышке было проделано множество отверстий для воздуха, и она легко открывалась на случай, если героиня эксперимента надумает проснуться. Флэт утверждал, что с помощью разгаданных знаков он сумеет доказать, что путь, предсказанный им через Багровый океан, возможен. — Сколько всего неизученного таит в себе наш мир, — рассуждал Прополинг. — В морских водах кроется много неизведанного — важно изрек профессор Флэт. — И не только в морских, — добавил я. — О чем вы говорите? — поинтересовался профессор — Однажды, доводилось мне увидеть необычное существо, что живет в водах озерных. — Расскажите нам, пожалуйста, о нем! — загорелся профессор. — Боюсь, что рассказ мой будет выглядеть как мистификация. Но от профессора уже было не так просто отделаться. Он настаивал. И вот мой рассказ. — Случилось все в ту пору, когда я обитал под надежной крышей замка Мастендольфа, в городке Хэф. Нас было трое горячих юнцов, которые вели жизнь обычную для крепких здоровых ребят. Все развлечения наши представляли в основном, активные, развивающие силу и ловкость забавы: борьба, верховая езда, различные прыжки и метания, игра с мячом — все, что так украшает юность и о чем сожалеет старость. Нередко мы ходили купаться в чистых, как слеза, озерах — их в Гартуле было не счесть. Существовало одно Дальнее озеро, которому людская молва приписала дурную славу. Его почему-то обходили стороной. — В нем нечисть водится, — сказал хэлл Энгрик Робано, — вы к нему даже и не приближайтесь, потому что там я уже ничем вам помочь не смогу. — Но, хэлл Робано, разве кто-нибудь видел сам эту нечисть, — насмешливо сказал Богол. — Некоторых людей, мой недоверчивый кэлл, что-то на дно утащило. — Может, они просто не умели плавать? — Не советую вам соревноваться с ними. Если ваш интерес к этому озеру не иссякнет, придется поговорить с вашим батюшкой. После разговора с хэллом Робано, мы отправились на свое излюбленное место — площадку бастиона крепости Хэф и там мирно распивали бутыль яблочного сидра, которую стащили из кладовой замка, заедая напиток сладкими лепешками и кусками вяленого мяса или копченостями. Мы снова вернулись к разговору о Дальнем озере. На этот раз о нем заговорил Аньян: — И все-таки интересно было бы взглянуть на это создание: если оно из крови и плоти, значит, оно живое существо и можно понаблюдать за ним. — Брось, Аньян, ты же слышал, что сказал Робано — оно обитает в воде, поэтому его никто не увидит. — Отчего же не увидит? — заявил я, — если кто-нибудь совершит заплыв в озеро и поныряет как следует, то есть надежда, что существо это повстречается ему. — Это будет встреча знаменательная во всех отношениях! — пошутил Богол. Ребята дружно расхохотались. — Только вряд ли, найдется такой смельчак. — Почему нет? — спросил я. — Да ну! Вот ты, например, Льен, смог бы? — Не вижу необходимости делать это. — Вот и я говорю, что ни у кого нет необходимости. — Просто я люблю оправданный риск. Если люди предупреждают, что там небезопасно, то к чему попросту дразнить судьбу. — А вот, если бы я поспорил с тобой на что-то — ты ведь парень небогатый, верно, — у тебя даже кольчуги хорошей нет — ты бы согласился? Я немного подумал и сказал: — За твою римидинскую кольчугу, я, пожалуй, не прочь нырнуть десяток раз в водах дальнего озера. — Так что же, по рукам?! — сказал Богол. — Эээ, вы с ума сошли! — попытался нас урезонить Аньян, — к чему все это? Но мы уже вошли в раж. — Когда выходим? — спросил я. Мне было уже наплевать на всех тварей мира. Кроме любопытства меня теперь подстегивал азарт и, разумеется, награда: я давно мечтал о той кольчуге. Боюсь, что другом Боголом руководили в тот момент совсем не возвышенные чувства — он давно искал возможности осадить меня хоть в чем-то, потому что я никогда ему спуску не давал — иначе мне было не выжить в замке Хэф — мы боролись за лидерство. Но Аньян всегда находил возможность для компромисса, а вот задиристый характер Богола подстегивал к вечному соперничеству. При всем том, мы оставались хорошими друзьями и после всех потасовок очень быстро мирились. — Давайте этой ночью! Чего откладывать? — предложил Богол. Итак, мы собрались к Дальнему озеру под вечер. Оно и в самом деле было дальним, поэтому мы захватили теплые вещи и провизию, рассчитывая вернуться к утру. Вышли мы, когда солнце только надумало садиться — оно медленно клонилось к горизонту вместе с тем, как мы приближались к цели своего похода. И когда мы добрались до берега дальнего озера, последние лучи его тонули в воде. Наступил сумрак. Чуть поодаль мы развели костер и отдыхали от перехода, все равно надо было дождаться луны. С берега было хорошо видно все это загадочное озеро — гладь его была невозмутима — ничто не указывало на то, что в нем есть какая-то опасность. Мы развлекали себя разными веселыми историями. Богол, чтобы нагнать на всех страху подбирал те рассказы, что щекотали нервы о разных чудищах и вурдалаках. Про длинную руку, про зеленые глаза и прочую чушь, которой разве что детей пугать можно. Но вот настал заветный момент — луна сияла в полном блеске, и свет ее мягко струился по зеркалу озера. Земля потихоньку отдавала свое тепло — стало чуть прохладнее, но вода в озере не должна быть холодной, если в нем только нет внутренних источников. Я скинул одежду и решительно побрел в воду. Отмель была достаточно длинная, но вот она внезапно оборвалась — ноги мои потеряли дно, и пришлось работать, чтобы удержаться на воде. Делая широкие ровные замахи руками, я поплыл к центру озера. Приблизившись к середине, я на миг поднял голову — великолепная картина неба — величественная и простая раскинулась надо мной, вот созвездие Ангела, вот моя любимая звезда Белая Лошадь — ее всегда хорошо видно в это время года. Но мне следовало смотреть сейчас вниз, а не наверх — тогда возможно я заметил бы длинную узкую тень, кружившую возле моего тела. Но я был почти уверен в том, что не встречу никого — таким мирным казалось мне это дальнее озеро. Я набрал воздуха в грудь и приготовился нырять. Тело мое пружинисто изогнулось и ушло под воду. Я потихоньку открыл глаза и присматривался к тому, что находится под водой. Но на первый раз я ничего не увидел. Воздух закончился, и — пришлось вынырнуть. Передохнув, я повторно зашел под воду. На этот раз я уже хорошо освоился — вода была достаточно прозрачная, и можно было различать многие вещи — например — большую темную скалу, подводные растения — дно не просматривалось. Я проплыл немного в сторону. Я нырял несколько раз, но так ничего и не увидел и так, почти отчаявшись обнаружить ту самую загадочную жизнь, на дне озера, я развернулся в сторону берега, сделав прощальный заплыв под воду. На меня смотрело оно! Два громадных черных глаза на длинной вытянутой шее — не было ни пасти с клыками, ни страшных когтей — словно длинная вытянутая круглая труба — что-то вроде змея. Но морда — совсем не змеиная. Мы замерли. Кажется, она не собиралась нападать. Но воздух в моих легких подошел к концу, и мне пришлось подняться наружу — 'вот тут она и схватит меня за ноги и потащит под воду', - с отчаянием думал я. Но, поднявшись на поверхность, я не ощущал насильственных действий со стороны этого существа. Все было спокойно. Потихоньку я поплыл в сторону берега — повторно нырять мне расхотелось. Или мне показалось — или рядом двигалась какая-то тень. 'Она играет со мной, — снова подумал я, — а поближе к берегу сцапает. Что ж, сам напросился'. Но ничего страшного не происходило. Может, она уж привыкла к виду людей, изучая тех, что утаскивала под воду прежде и уже перестала ими интересоваться. Я ощутил дно — снова темная лента промелькнула рядом. Нехотя вода отпускала меня: сначала плечи, потом живот и ноги, в которых словно весу прибавилось — так себя ощущаешь, выходя из водного плена. На коже сверкали капельки воды — и мне показалось, что на суше гораздо холоднее, чем в озере. На встречу мне бросились ребята. — Ну как? Живой? — Ты весь светишься! — закричал Богол. И, правда, тело мое словно чем-то покрылось, будто на него светящуюся краску нанесли. — Я слышал про такое: в морских водах есть это светящееся вещество. Ничего страшного — оно смоется с тебя. Накинь теплый плащ, — успокоил нас Аньян. — Ты видел его? — Ну да, ну да, толстый, страшный и ушастый. — Водичка тепленькая? — Как молочко. — Я тоже! — закричал Богол. — Что — тоже? — Поплыву! — Он уже раздевался. — Богол, не надо. Там что-то есть. — Ты шутишь. В Богола словно бес вселился. Он уже делал шаги в воду, как вдруг…на самой середине озера раздался всплеск — и, словно огромный столб, взлетела мощная струя — из воды поднялось нечто! Светящееся, черное, длинное — и у него были большие плавники, которые я не заметил поначалу — оно на какой-то миг замерло высоко над озером, словно демонстрируя свое необычное тело, свою силу и говоря: 'вот, он я — хозяин озера!'. Это был потрясающий момент. Больше никаких доказательств мне не потребовалось. Богол и Аньян с восхищением смотрели на меня, когда это животное ушло под воду. Воды озера снова приняли свой спокойный невозмутимый вид. Так я заполучил великолепную кольчугу из римидинской стали. Отец Богола даже не рассердился на меня. А вот Боголу досталось, когда до его родителя дошли кое-какие разговоры. Потому что ни Богол, ни Аньян удержаться не могли, чтобы не похвастаться видом чудного животного-рыбы-змея. — Позвольте, позвольте, — прервал меня Флэт, — должно быть что-то одно — либо животное, либо рыба, либо змей. Вы все смешали в одну кучу. — Я не ученый, профессор. Я не смог толком рассмотреть это существо — оно было похоже именно на всех, кого я перечислил. — Существо неизвестное пока науке, — задумчиво произнес Флэт. — Как много еще таких существ и явлений, которые мы не знаем. Флэт попросил изобразить на бумаге озерного жителя. Я, как мог, начертил палочкой то, что запомнил. Я предложил механику Вагро Пэпту заняться одной безделушкой, которая попала ко мне в руки очень давно. Медальон карлика из Фергении, слетевший вместе с его коварной головой оказался весьма любопытным механизмом с секретом. Это был предмет цилиндрической формы на одном конце цилиндра была вставка из неизвестного кристалла, а с другой — торчала звериная морда, много тонких пластин с текстами опоясывали цилиндр и мне представлялось, что эти пластины должны каким-то образом раскрываться. Для чего этот амулет служил карлику — я не знал. Возможно, он являлся магическим предметом, но среди моих знакомых волшебников не было, зато нашлись ученые люди, и я решил попытаться с их помощью проникнуть в тайну амулета. Но, повертев в руках эту вещицу, Пэпт сказал, что ему некогда разменивать свое время на подобные мелочи — у него сейчас королевский заказ и все его силы отданы новой работе, а вот ученики его могут побаловаться этими фокусами в свободное время, которого, по мнению Пэпта, у них чересчур много. Он рекомендовал мне одного. Его звали Шип Соро. Это был большой крепкий юноша с длинными волосами, схваченными как у учителя лентой на затылке, и черной бородкой клинышком. Он явно подражал своему профессору — также повертел на пальцах амулет и почти равнодушно сказал, что займется им в свободное от лекций время. Я написал в Ритолу письмо моему другу Родрико, с поручением выслать мне немного денег. Мне очень нравилось в Файлено — там была такая вольная жизнь. Я встречался с профессорами, вместе обедал и обсуждал разные вещи. Поскольку я был человек обеспеченный, в мою гостиницу сразу потянулись и профессора и студенты, в попытке вовлечь меня в азартные игры и другие доступные им развлечения. И скажу честно, было еще кое-что: прогуливаясь по улочкам Файлено, я присмотрел одну милую девушку, и загадочными теплыми вечерами она меня чудесно развлекала на скамейке под развесистыми деревьями и не отказывалась разделить в будующем со мной мою комнату. Кругом мелькали светлячки, и доносилось чье-то пение, небо было обтыкано крупными звездами, и мне было очень хорошо в объятиях местной красотки. Я не спешил возвращаться в Сенбакидо — на это имелись свои причины. Я подумал, что будет неплохо, если обо мне в Ритоле забудут на некоторое время. Встреча с уцелевшим мадарианином меня не слишком привлекала. После месяца проведенного мной в Файлено, меня вдруг неожиданно сорвали с нового места. В гостиницу, в которой я обосновался, нагрянул, сияя доспехами и улыбкой, мой добрый друг Родрико. — Это было непросто, но я понял из вашего письма, где вас искать. — Это делает честь вашему уму Родрико — я не рассчитывал так скоро вас увидеть. — Чем занимаетесь вы в этом богами забытом городишке? — Осваиваю разные науки. Родрико немного удивили мои слова: — Но вы — воин, а хотите стать ученым человеком — я вас правильно понял? — Что мешает воину кроме умения держать меч, приобрести еще другие навыки и знания? — Но всему есть свой порядок: курица не может летать — она несется, рыба не выходит на сушу, а плавает в море-океане. Я расхохотался. — Ну, вы скажете, Родрико! Весьма благодарен вам за столь удачное сравнение с курицей и рыбой!(Родрико сконфузился) Но если уж говорить о рыбах — есть и такие, которые выходят на сушу, например, длинные черные рыбы переползают большие отмели, чтобы метать икру в водах Дирского внутреннего моря, а есть такая рыбка грибон, она, между прочим, просто выходит на своих плавниках — погреться на солнышке и на свет посмотреть, и может долго обходиться без воды. Видимо, я принадлежу к числу этих странных рыб и курицы-философа. Знаете байку про куриц? Однажды, две курицы рассуждали каким способом предпочтительнее умереть. Одна сказала, что хочет умереть от солнечного удара, другая от несчастного случая, тогда они спросили третью подружку. 'Я бы хотела умереть от старости', - ответила та. — И все равно, ваше решение меня удивляет, — сказал, смеясь Родрико. — Погодите, я вас однажды еще и не так удивлю! — Я вижу, вы совсем тут в ученого сухаря превратились, — громко сказал мой товарищ, и все присутствующие разом обернулись в нашу сторону с любопытными взглядами. — А что позвало вас в дорогу, мой добрый друг? Надеюсь, моя просьба не нарушила ваших планов, я предполагал, что вы вышлете деньги с хорошей оказией. — Вот он я сам- какая оказия может быть лучше? А в дорогу меня позвал кроме вашего дружеского письма, торжественный клич герольдов: в столице Анатолии в скором времени состоится турнир года, на который съедутся многие знаменитые воины. — И вы принимаете в нем участие? — Разумеется! И вы — тоже. Все необходимое для вас я прихватил с собой, во дворе стоят две навьюченные лошади, за которыми присматривает мой слуга Каплут, тот самый красномордый Каплут, которого чуть не изжарили на солнце — я простил его и взял к себе в услужение. — О нет! — простонал я. — Мне едва удалось забыть ту страшную схватку с когезопрами, а вы снова зовете меня на бой. — Жарра, я вас просто не узнаю, что с вами сделали в этом Файлено? Вам вредно учиться: от этого вы становитесь трусом или мне показалось? — Вы стали сильны в аргументах. — Ну да, ведь теперь я титулованный землевладелец. Так мне показалось? — Показалось, показалось. Просто я стал ленив, как толстый булочник. Когда мы едем? — Сейчас же. — Дайте же отдохнуть лошадям, — сказал я, думая как бы мне его задержать в Файлено. — Да, лошади должны отдохнуть, вы правы — на выигрыш куплю себе лучшего анатолийского скакуна, а может, даже выиграю его сам. — Что, выигрыш такой значительный? — Мгм. Мою лень как рукой сняло — ценный приз меня заинтересовал. Тем более, что теперь возникло так много непредвиденных расходов. — Я должен сейчас предупредить своих профессоров. Предлагаю выехать завтра с утра. Расскажите мне про условия турнира. — В первый день бой на копьях, в каждом туре у рыцаря одна схватка по три захода. За один удар в щит полагается одно очко, за удар в туловище — два очка, за удар в шлем три очка. В случае если противник вылетает из седла, то выбившему его рыцарю засчитывается победа, и он получает доспехи и коня проигравшего. Награда перстень с огромным бриллиантом. На второй день противники будут биться пешие мечом, наградой победителю будет браслет с драгоценными камнями и серебряный кубок. На третий день назначена общая схватка, и рыцари будут сражаться половина на половину; победители берут пленников и ведут их к дамам, награда — меч, кинжалы работы лучших мастеров, и лучшему воину достанется анатолийский конь в роскошной упряжи. Все, желающие отличиться, приглашены приехать в Номпагед за три дня, чтобы разместить гербы у дворца, по соседству с ристалищем, — так гласит королевский приказ. Глава 12 Фокусы дороги И в тот же день мы отбыли в Номпагед, столицу Анатолии. Путь наш украсило некое развлечение в одном из постоялых дворов. Кого только не встретишь, передвигаясь от города к городу. На этот раз, нас хотя бы здорово развлекли. Трое шумных менестрелей собрались в кружок около толстой бутыли с вином они били по столу тяжелыми кружками и в один голос распевали на разные голоса песенку, надо сказать весьма нескромного содержания. Служанки прыскали смехом и закрывали покрасневшие щеки передниками, хозяин гоготал и шлепал себя по толстому телу, одна лишь жена его сердито ворчала. Подыгрывала эта троица себе на гитарах. Мы дослушали до конца поучительную песенку о вреде воздержания и принялись за ужин. Менестрели притихли. Но вот они снова зашумели и чем дальше — тем больше. Спор их переходил в ссору. Один — солидный и большой, как бочка. Свои длинные рыжие волосы подпоясывал разноцветным кушаком. Другой спорщик, оказался сорокалетним темноволосым мужчиной, с серьезным лицом. Третим в этой шумной компании был благообразный старец — этакий белобородый патриарх с некогда ясными голубыми глазами. Какми бы разными они ни были, все обладали сильными и звучными голосами, пожалуй, даже слишком. И они силились перекричать друг друга. — А ну потише, братцы — менестрели! — закричал хозяин. — Или вам мое вино так в голову ударило? А быть может, вам принести еще одну бутыль, чтобы вы помирились между собой. Ваш крик мешает другим мирно трапезничать. — Позвольте, добрый хозяин решить наш спор, — сказал человек-бочка обладатель густого голоса. — Что за спор между вами певцы? — крикнул ему Родрико. — А может, вы, благородные господа, нас рассудите. Ваш тонкий вкус будет всему судьей. — Так в чем же дело — говори, — засмеялся Родрико. — Дело в том, что мы держим путь на конкурс менестрелей, что скоро состоится в Номпагеде вслед за рыцарским турниром, приуроченным ко дню рождения принцессы. Но каждый из нас утверждает, что его песенка о гитаре — самая лучшая. — И вы ссоритесь из-за этого? Но на вашем состязании вас и рассудят. — Да, но если вы решите, что один из нас прав, значит, другие ошибаются, и какой им смысл петь свои песни для сына короля. — Но полагаться на слова и вкус случайных слушателей… — вам не кажется что это опрометчиво. А как же решимость бороться до конца? — Мы не воины! Мы поэты и музыканты. Так вы будете нам судьями? — Только не я, — сказал Родрико — я плохо понимаю, что сам говорю, а вы просите меня слушать, что сочинили сами. — Пойте свои песни, — решил я, — по крайней мере, они помогут нам скоротать время. Запел большой человек. Его полукруглая гитара, покрытая красным лаком, и украшенная красивым узором, приятно рокотала под толстыми и проворными пальцами. Вот слова этой песенки: Дело было под вечер- Остывала земля. Шел бродяга беспечно, Слушал свист соловья. Может серая птаха Пробудила в нем пыл- Только странник внезапно Все на свете забыл Снял с плеча он гитару И погладив ее, Вдруг запел с ней на пару Прямо в сердце мое. Прикоснулся рукой Он к певучей струне- Задрожала она Тетивой в тишине. Эти грубые пальцы Так проворны легки, И подвластны напору Загорелой руки. Пробежали по ряду, Звукам жизнь подарив, Подбирая по ладу Свой любимый мотив. Отрешенно — влюбленно, Нараспев с тишиной, Он играет проворно Свой мотив огневой. Огневое, шальное Сердце пело мое, Вспоминая с тоскою Свет далеких краев. В буйном пламенном вихре Страстно пела душа. Все просторы притихли, Замерев, не дыша. Песня всем понравилась: и стук кружек по столам и одобрительные возгласы требовали продолжения концерта. Вторым запел белобородый старец. Голос его, несмотря на почтенный возраст, был полон жизни и вслед каждому слову он скидывал с себя по году жизни. Его песня тоже была необыкновенно хороша. Память моя сохранила и этот текст. По остывающей дороге Человек с гитарой брел, У заката на пороге Он пристанище обрел. Поклонившись всем просторам, Встретив сердцем тишину, Словно, лошадь острой шпорой, Он задел ее струну. У заката на пороге, На песке раскинув плащ, Он в объятиях гитары От души затеял плач. В огненном мотиве звуки Прожигали тишину. На другом конце Вселенной Слышно было их волну. От заката до заката, От села к селу, Эти сладкие раскаты В вечном странствии плывут. Он, прикрыв глаза, отдался Плачу струн и их тоске, Словно день один остался, Словно жизнь на волоске. Словно, словно, словно, словно, Словно кто-то сердце рвет, Эта музыка — бесспорно — В бесконечности полет! В ней: янтарь и запах воли, В ней: дождя вечерний стук, Страсть, пропитанная болью, И кольцо дрожащих рук. Звук бродячей песни — это: Воздух северных морей, Все сиянье красок света, Перемешанное в ней. Это — крик и горечь сердца, Это — громовой раскат, Это — трели и журчанье, И тревожащий набат. Это — песенка о ветре, Это — странника глаза, Это — непокорность смерти. Это — женская слеза. Жаркая любовь к свободе, И вся радуга любви- Вот о чем поет гитара Где-то посреди пути. У заката на пороге Под колдующей рукой Огневой мотив в тревоге Расстается с тишиной. Он растает как мгновенье Но когда-нибудь в ночи, Каждым шорохом и трелью, В чьем-то сердце прозвучит. Упал и рассыпался последний аккорд. Все вышли из оцепенения: определенно, и музыка и слова задели чувства людей. Потрескивала жаровня, и запах ее сладко смешивался с ароматом цветущего сада врывающимся в открытые окна и двери…Было очень хорошо сидеть и слушать музыку, и ни о чем не думать, никуда не спешить: редкие минуты покоя. Настала очередь последнего менестреля. Что-то хитрое мелькнуло во взгляде этого человека — он точно знал, что кому нужно. И мотив и слова этой песни были куда игривей двух предыдущих. Отдавая долг заре вечерней Знойной песенкой огня и стали Подчиняясь музыке и слогу, Гитарист бродячий очарован Звуками, взлетающими к богу. Его песня страстно тосковала По душистым травам на закате, По коню гнедому в чистом поле, По морским безудержным раскатам. По ветрам, гуляющим на воле, По жемчужным зубкам Халаниты, По ее медовой сладкой коже И цветастой юбке. По ее горячим стройным ножкам, Что к нему доверчиво прижались, По постели смятой на рассвете. Его пальцы пели и дрожали, На груди качался амулетик. Эта песенка вызывала совсем иные чувства: и я, и Родрико были молоды и легко нарисовали в своем воображении и ножки и постель с горячими ласками. Стихла гитара. Жужжание мух и стук тарелок — ведь дело происходило на постоялом дворе — рассеялось наваждение, разом пленившее всех, кто находился в помещении. — Даа, пожалуй, я погорячился, когда взялся вас судить. На меня пытливо уставились три пары таких разных глаз. — Я дам тебе вечную мудрость — и ты станешь советником королей, — шептал старик. — Я дам тебе силу великую — и ты будешь побеждать на турнирах, — шептал человек-бочка. — Я дам тебе дар входить без труда в мысли людей, — смеялся сорокалетний человек с глазами юнца. Это он пел песенку о смятой постели. — Все вы бесспорно — превосходны, и всем непременно надо выступать перед публикой. Дайте же мне слово, что так и будет независимо от моего выбора. Всех ждет успех. Но один из вас купил меня прелестями женского тела, и я отдаю свое предпочтение именно ему. Но каждая песенка будет теперь со мной для подходящего случая. Юные глаза, озорно блеснув, вдруг сделались печальными и серьезными: они стали старше и менялись с каждым ударом моего сердца — от зрелого человека к старику — этот превращение видел только я. С виду это был все тот же менестрель. Остальные двое поклонились мне и пожали руку своему товарищу. Я услышал, как один из них шепнул: — Ты победил, Мараон — она твоя. На этом наше знакомство закончилось, потому что менестрели удалились на покой. Рано утром мы поехали дальше. До Номпагеда оставался день пути, и мы решили сделать остановку в местечке Ад-юл. В гостинице было полно народу и царило необычайное оживление. Мы отдали распоряжение Каплуту насчет лошадей и поклажи, а сами уселись за стол, раздвинув грубосколоченные скамьи пошире, пока слуги накрывали на стол мы рассматривали прочих постояльцев. Радостная суматоха и раскатистый смех были вызваны импровизированным представлением, которое давали два артиста. Они показывали различные фокусы, чем приводили всех в чрезвычайный восторг — мне прежде не приходилось видеть подобные штуки, и я засмотрелся. Фокусников было двое: старый как ворон мужчина с длинным носом и пронзительными черными глазами и юноша с длинными вьющимися волосами и не менее выразительными глазами. Он ассистировал старику в синей шелковой мантии. Тот вытаскивал кроликов из шляпы, разноцветные платки из уха у юноши, розы из-за корсажа служанки, отчего она заходилась в заливистом смехе, — руки его виртуозно летали и обманывали зрителей. Представлением увлеклись все присутствующие, за исключением, двух мужчин, сидевших спиной к залу. У одного с плеча ниспадал плащ с уже знакомым мне рисунком — Черный Лис — герб ордена Белого Алабанга. Я подумал еще, что слишком часто стали мне попадаться мадариане в последнее время. Но этот меня не беспокоил. Наверное, равнодушие этих людей раззадорило юного фокусника, а быть может, задело его тщеславие, и он, спрыгнув с импровизированного помоста из сдвинутых скамеек, подошел к собеседникам. Он отвесил им грациозный поклон и обратился с такой речью: — Глубокоуважаемые гости 'Золотого Блюда' (так называлась гостиница), чары моего патрона вовлекли вас в магическое представление, которое здесь происходит — и вы стали обладателями одного из волшебных предметов, жизненно необходимых нашему кролику. Сказав эти слова, он протянул руку к шляпе одного из мужчин, лежавшую на столе и вытянул из-под нее большую морковку. Видимо, поступок этот показался слишком дерзким для одного элла, ибо он тут же вскочил и схватил юношу за руку, сжимавшую в ладони морковь. — Ты что сэлл, совсем разума лишился?! Как ты смеешь прерывать своими дурацкими выходками беседу двух благородных людей! Убирайся вон, чтобы духу твоего здесь не было! — и он с силой оттолкнул молодого фокусника. Тот, отлетев назад, сильно ударился о стену и стал потирать плечо. Раздался негодующий ропот. Но незнакомец, не обращая больше ни на что внимания, с самым невозмутимым видом продолжил беседу с сотрапезником. Судя по всему, самолюбие и гордость юноши оказались сильно задеты, потому что он стал показывать различные фокусы в расчете на этого грубого элла. Например, от его внимания не ускользнула принадлежность его к религиозному ордену. И юный факир, начал изображать определенные ритуальные жесты дарборийцев, дополняя их фокусами. Дарборийцы использовали такие жесты: прикосновение рукой к голове означало, что помыслы их чисты, рука, приложенная к груди в области сердца, говорила о преданности вере, крепко сжаты замком руки, поднесенные к губам, у мадариан означали обет хранить тайны Ордена. И над всем этими знаками немного поглумился неосторожный юноша — прикладывая руку ко лбу, он выпускал из нее облачко черного дыма, прикасаясь к груди — освобождал из рукава ворон и мышей, что касается пальцев сжатых в замок, то при этом он делал непростительные рожи. Всеми этими трюками он заслужил одобрительный свист и улюлюканье зрителей: дело было в Анатолии, а там дарборийцев не очень то жалуют, и недовольный взгляд умудренного жизнью напарника. Так или иначе, цель была достигнута — над мадарианином посмеялись, и последствия дерзкого поступка не заставили себя ждать. Рыцарь и его собеседник заметил эти выходки, потому что они повернулись и уставились на сцену. Я увидел их лица. Одно показалось мне знакомым! Второй похититель из рыбацкой деревни — коротко подстриженные черные усики топорщились на его искривленной бешенством физиономии. Взгляд его был прикован к артистам и не предвещал ничего хорошего. Он резко встал и, подойдя к парню, прижал к стене и стал душить его за горло. — Ах ты, щенок! Выродок демонов! Как посмел глумиться над священными жестами! Я придушу тебя! Юноша хрипел, и лицо его сделалось багровым. Мы с Родрико бросились к негодяю и схватили его за руки с двух сторон, разводя их с силой и освобождая парня. Теперь его гнев обратился на нас. — Как вы смеете? — Смеем! — спокойно сказал я. — В отличие от вас, мы смеем выбирать себе равных по силе и положению противников. Согласитесь, нападать на детей — занятие не самое достойное для человека, который считает себя благородным. Тяжело дыша от охватившей его злобы, он вглядывался в мое лицо — оно тоже показалось ему знакомым. Наконец он вспомнил — А! Человек из Ритолы! Очень кстати мы с вами встретились! Нам есть о чем поговорить. — Неужели? — Я бы желал знать, почему вы, неугомонный элл, который так любит встревать везде, где его не просят, почему моего друга нашли убитым в рыбацкой деревне. Рыбаки указывали на человека, по описанию очень похожевого на вас. Но не только это волнует меня — женщина, которую я отвез в дом графа Нев-Начимо: кто-то ворвался в его дом, избил слуг и похитил ее. — Замечу, что вы более разговорчивы, чем ваш друг — вот он-то ну никак не желал со мной разговаривать. — Так это вы убили его! — Несомненно! — Ты мне скажешь, кто ты и что тебе нужно, почему встал на моем пути и где женщина? — Я буду краток: мечтать не вредно! — Я заставлю тебя сказать все! — Попробуй — я ведь не беспомощный мальчишка, — я был зол и весел. — Хорошая разминка перед турниром не повредит, не правда ли, Родрико? — Она просто необходима, мой друг! Снова клинки чиркнули о ножны, снова раздвинуты столы и скамейки, несмотря на бурные протесты хозяина, снова — драка. Потревоженные постояльцы гостиницы столпились у стен, им в это вечер, определенно, выпало достаточно разнообразных зрелищ. Итак, мы сошлись в поединке. Приятель мадарианина, человек робкий, отказался от участия в дуэли и отошел в сторону. Я попросил Родрико быть моим секундантом — он тоже наблюдал за нами. А мы с моим врагом между тем рассекали воздух клинками, делая изощренные попытки вонзить их в тела друг друга. Элл Черные Усики фехтовал не хуже своего убитого собрата, но на сей раз все решилось быстро — он рассадил мне ногу по касательной и кожа длинным лоскутом отвалилась от мяса. Я ранил его дважды — в ногу и в плечо. Он упал, и тут самое время мне было добить его. Именно такая мысль пришла в голову, но я тут же ее отмел: убить раненного — ниже моего достоинства. Тогда я и помыслить не мог, что может быть по-другому. Я отер кровь с клинка и позвал хозяина. Протянув ему пару крупных монет, я сказал: — Возьми деньги и налей нам вина, а также наведи здесь порядок, да позаботься о раненом. Я думаю, что этих баалей тебе с лихвой хватит, чтобы возместить причиненное неудобство. Он подобострастно поклонился и отдал необходимые распоряжения слугам. Мадарианина, извергавшего проклятья на мою голову, унесли в комнаты на второй этаж. А я присел на скамейку, разглядывая свою рану, из которой при всей ее пустяковости мерзкой струйкой сочилась кровь. — Вам нужно перевязать рану, — Родрико покачал головой и заметил, что может быть глупо за несколько дней до турнира устраивать поединок, хотя этот индюк с лисьей мордой ему тоже жутко не понравился, и вполне заслужил удар мечом. — Что поделать мой друг, я не искал ссоры, ссора сама нашла меня. — Ну, ну! К нам подошли артисты и начали горячо благодарить за вмешательство. — Жизнь внука оказалась в ваших руках, и вы спасли ее. Просите что угодно. Я ваш вечный должник. — Полно старик! Покажите нам еще парочку фокусов — и мы квиты. Я велел слуге разлить вино по бокалам и два протянул им. — Выпейте за мое здоровье и успех в бою! Отвесив поклоны, они осушили их и удалились восвояси. Тут я увидел еще одного случайного знакомца — менестрель, которого мы встречали прошлым вечером на постоялом дворе — он развлекал нас песнями. Эти артисты ведь тоже ехали в столицу, и вот, волей дороги мы снова встретились. Певец заметил нас и сразу направился к нам. — Доброго вечера, смелые воины — знатная драка! Хочу предложить свою помощь — в прошлом я помогал лекарю и кое-что знаю о ранах. Позвольте, я перевяжу вашу ногу. Он вытащил из-за пояса баночки с мазями и бинты. — Я не прочь принять вашу помощь, но давайте уйдем отсюда. Эй, хозяин уступи на время нам свою кладовку, чтобы этот человек перевязал мою рану. Мы прошли туда, и я оголил ногу. Менестрель разложил свои принадлежности и стал прижимать к ране салфетку — она мгновенно пропиталась кровью, и он положил ее в пустую склянку и отставил в сторону. — Это еще зачем? — Кровь хорошего воина? Спрашиваете! Я отнесу ее в храм на жертвенный алтарь, вы непротив поделиться ею для благого дела? — Но только для благого. Он остановил кровотечение и приложил к ране салфетку с волшебной, как он сказал, мазью, уверяя, что под ее воздействием в два счета исцелюсь, и ловко перебинтовал ногу, напомнив мне, чтобы сменил повязку на следующий день. Как ни странно, но после всего я почувствовал себя отлично, как будто этот человек не только наружную рану излечил, но еще и влил в меня свежие силы. Мы вернулись в зал для посетителей. — Вы не сказали мне свое имя, добрый человек. Сколько я должен за вашу услугу? — Меня зовут Мараон-ты. Вы ничего мне не должны, ведь медицина не мое основное занятие. Я — певец, поэт, менестрель, распевающий свои произведения. Это мой кусок хлеба, хотя справедливости ради надо сказать — не всегда сытный. — Где же ваши товарищи? Надеюсь, они не из-за меня задержались в пути? — Не беспокойтесь, хэлл Жарра, в положенное время они доберутся до Номпагеда, просто я выехал раньше — достали они меня своими спорами! Мараон-ты поужинал вместе со мной и Родрико, а потом удалился в свою комнату, сказав, что будет спать долго, и советует нам не ждать его с утра, а спешить в Номпагед, чтобы успеть на турнир. Глава 13 Нездоровое увлечение Далее рассказ принимает странный оборот: все мои воспоминания о знаменательном турнире начинаются… с конца — так я восстанавливал в своей памяти цепочку событий. И конец этот начинается с очень болезненного ожога левой руки — всему виной сырая погода, когда вольно — невольно пристраиваешься поближе к огню. Так поступают все, так поступил и я, заняв столик у самого очага в трактире, пододвинул скамейку очень близко к пламени и занялся трапезой — крепкое вино ударило в голову — и сразу кровь веселее побежала по жилам. И огонь в очаге, и прелестница-хозяйка, подмигивающая мне задорными глазками — все было весьма кстати. Напротив меня расположился ученый человек — лекарь, который держал путь в Ларотум и, в общем, нам было по пути — он собирался выехать по той же дороге, что и я. Вообще, много путешествуя, я заметил, что самые лучшие собеседники это — толстые доктора, провинциальные дворяне — выпивохи, купцы и прочие торговые люди — одним словом, люди, не угнетающие вас разной глупостью и с которыми легко встретишься — легко расстанешься. К тому же, беседа с ними всегда познавательна. Мне не нравятся ханжи с назидательным тоном, зануды, которые могут завести длинные никому ненужные разговоры с пустыми измышлениями, есть еще один ужасный тип собеседников — язвительные завистливые кобры или самоуверенные многозначительные снобы… К счастью, сегодня мой сотрапезник оказался типичным лекарем: немного пошлым, немного циничным, немного прожженным и мудрым словно старый филин. Подвыпившая компания по соседству громко обсуждала разнообразные подробности жизни в столице Анатолии: накануне было совершено ограбление ювелира набларийца Апано. — И кто ж его ограбил, по-твоему, это был Кривоногий? — Да не-е…У него другой манер — он разносит лавки и подчистую, а тут — аккуратненько зашли и взяли все, что нужно. — И многое оказалось нужным? — Да почти все! Самое лучшее, что может быть у ювелира — большие камни, баснословных денег драгоценности. — И никого не убили при этом? — Ни одной живой души. Ювелир спал как младенец. А его слуга утверждает, как видел его в доме, будто тот расхаживал по коридору. — Все ясно — слуга в сговоре. — Почему вы так думаете, друг мой? — Не мог же он видеть спящего. — Но может, кто-то прикинулся ювелиром, чтобы его не остановили у той лавки. — Не знаю, не знаю, как слуга может не узнать своего хозяина? Когда обнаружили пропажу? — На утро лишь. — Теперь их, наверное, ищут. — А что искать то. Ищи — ветра в поле… Меня позабавил этот рассказ. Ничего необычного — богатые люди всегда являлись хорошей приманкой для разных охотничков поживиться, и ограбления вовсе не редкость в наши дни. Я продолжил свою беседу с лекарем. Судя по всему, я собирался вернуться в Файлено, где недавно прервал свое ученичество, бросившись в погоню за победой и знатными трофеями на турнир в Номпагед — это я точно понимал в тот момент, сидя у камина, — дальше в моей памяти был странный провал. Но я был расслаблен и доволен собой, не хотелось спешить, в сущности, ничего не хотелось — было приятно и хорошо. Но все веселье и тепло ужина было прервано весьма досадным способом: сочная, как вишенка, хозяйка оказалась слишком неуклюжа. Подавая нам на стол, она зацепилась ногой за скамейку и навалилась на меня своим теплым и, надо сказать, соблазнительным телом, отчего я, потеряв равновесие, и ища опоры, одной рукой угодил в камин. Резко вскрикнув от боли, я закричал еще сильнее — в моей голове, словно туман рассеялся; очень болела рука, рукав камзола дымился, хозяйка сбивала с него огонь полотенцем и громко причитала, я же — стоял, как громом пораженный. В голове творилось что-то невообразимое. Воспоминания будто яркие вспышки проносились перед моими глазами: стыд и растерянность впились в меня своими когтями. Боги, что я натворил! И где были вы, если не остановили меня? Вот, что я вспомнил. Прекрасный солнечный день. Огромная толпа людей. Большие помосты, с которых зрители, в их числе король Яперт с супругой и молодой принцессой, лицо которой скрыто, по обычаю анатолийцев, плотной вуалью, наблюдают за турниром. Вижу себя на большом поле, напротив всадник. Кони наши несутся навстречу друг другу. Моя рука сжимает длинное копье, и я должен в идеале сбить противника с лошади, или хотя бы ударить его. И вдруг, притихшее утоптанное ристалище, попутный ветер, по которому словно по желобу скользит древко копья, моя рука, отправившая его — все сливается, переходит в одну цель, в одно летящее мгновение. Я уклоняюсь от вражеского копья. Мой противник и я — мы оба удерживаемся в седле, и, повернув коней, снова сходимся все с той же решимостью. Сквозь решетку забрала не различить глаз врага. Мне кажется — они черные как угли. Он молод и силен, и у него есть опыт в таких схватках, которого так не хватает мне сейчас. Но когда не достает опыта — призываешь на помощь ум, отвагу, везение. Мне удается сбить его во втором заходе. Он стоит на земле, отряхивая пыль с наколенников. Лошадь его нервно ржет и делает круг. Я почти дошел до финала. Как и Родрико. Когда мы встлали друг напротив друг, сумасшедшая мысль мелькнула у меня. Я подумал, что Родрико должен выиграть этот туринир. Ему так долго невезло, что он заслужил благосклонность Даарте. Наверное, эта мысль сбила меня с толку, а меня сбил мой противник — Родрико. По иронии судьбы, именно мой друг лишил меня одного приза на турнире. Он одержал победу надо мной — удар его был настолько мощным, что разнес мое копье в щепы. Я долго смеялся потом над его виноватым видом, когда мы отмечали эту победу в шатре сеньора Абжера, куда нас любезно пригласили, проявляя гостеприимство по отношению к чужеземцам. — Единственное, о чем мне приходится сожалеть, так это о том, что я вернусь в Файлено пешком, — смеяясь сказал я и похлопал 'убитого' своей победой Родрико по плечу. — Хотя у меня остается еще шанс выиграть этого хваленого анатолийского коня. — Вот уж нет! — возмутился Родрико, — я ни за что не приму от вас вашу лошадь. К тому же, я сам льщу себя надеждой выиграть главный приз, — проговорился он. Мы пьем вино в компании дружелюбных анатолийцев. Сегодня мы пируем, а завтра — будем биться друг с другом. Турнир это подобие жизни. Главное это кодекс поведения, достойного дворянина. Можно и допустимо вежливо убить своего знакомого. Вежливо и галантно. Почему бы нет! Это воспоминание сменяет другое. Герольды объявляют победителя турнира. Им стал Родрико! Он луше всех проявил себя в Большой схватке. Мы примкнули к лагерю Черных, и побили Синих рыцарей. Он подходит к королеве турнира и преклоняет колено, красавица возлагает ему на голову прелестный венок из полевых душистых цветов и дозволяет поцеловать подол платья. Она же вручает ему роскошно сделанный меч и пару кинжалов. Юноша-паж ведет чистокровного анатолийского гнедого скакуна. Стройные ноги коня полны силы, пышная грива убрана волосок к волоску, на нем дорогое седло и укрыт он золотым чепраком. Родрико переполнен гордостью и тщеславием: не везет в любви — везет в бою. Похоже, скоро это станет его девизом! Но теперь я хорошо помню, что во втором состязании, в пешем поединке, я тоже был победителем — и мне достался золотой браслет, со вставкой из редких камней и тяжелый серебряный кубок. Я встретился в финальном поединке с рыцарем из лагеря Синих, сеньором Мангендом. Он обладал безупречной техникой боя — пришлось, как следует, попотеть. Но удача была на моей стороне. После турнира и роскошного бала во дворце, мы распрощались с Родрико: он уплывал на попутном корабле в Ритолу. Я же собирался вернуться в Файлено и продолжить знакомство с науками и их достойнейшими представителями. Проводив Родрико — его корабль уходил вечером, — я тронулся по ужасно замощенной улочке в направлении своей гостиницы, то и дело спотыкаясь. Она была узка, крива и горбата. Ее плотно обступили мрачные двух — и даже трехэтажные дома, в которых кишела самая разнообразная жизнь, включая людей и насекомых. В одном темном проулке я услышал возню и всхлипы. Двое мерзких бугаев насиловали женщину, точнее, они собирались это сделать: с нее была сорвана часть вещей, лицо ей замотали ее же шарфом, один урод крепко держал ее сзади, а другой — спереди расстегивал ее платье, скрепленное множеством крючков. Пришлось вмешаться и спасать бедняжку — кто бы она ни была. — Эй вы, субчики, а ну оставьте женщину в покое. — Иди своей дорогой, прохожий! — грубо ответил мне утробным голосом один негодяй. — Это ты мне?! — тут кровь моя вскипела — ублюдки даже не посчитали нужным — отложить свое мерзкое дело. Я вынул меч из ножен и приставил его сзади к шее одного. — Я отрублю тебе башку, грязная свинья, если ты сейчас же не уберешься со своим дружком отсюда. Он протянул назад руку и нащупав острое лезвие взглянул на своего напарника, который ко мне лицом находился — тот кивнул ем пару раз — соглашайся мол. И делать нечего — они поняли, что лучше не связываться — убрались по добру- по здорову, напоследок прокричав даме: — Это еще не конец, дорогуша! Один большой человек хочет, чтобы ты получила удовольствия сполна, а потом прибить тебя как мерзкую крысу. Женщина присев на корточки, дрожала от плача. — Позвольте, я помогу вам. — Ой, ненужно — мне так стыдно, мне так стыдно, это ужасно, унизительно! — восклицала она чудеснейшим голосом. — Я чувствую себя грязной оттого, что они прикасались ко мне. — Это легко исправить, — мягко сказал я, — вам надо лишь прийти домой и принять теплую ароматную ванну. — Вы думаете, это поможет? — Если это не успокоит душу, то хотя бы расслабит и согреет тело — в любом случае будет польза. Она откинула шарф с лица и мне открылась прелестнейшая картина. — Меня зовут Дизанна. Я прошу вас, зайдемте ко мне в дом. Мы стоим рядом с ним. Мне очень хочется отблагодарить вас. И мне нужно сейчас чье-нибудь участие. Я не могу сейчас остаться одна, потому что начну переживать весь этот кошмар. Эта женщина не была знатной — финиара, вот кто она. Красивая женщина, из простого сословия, о которой заботятся знатные мужчины, в Ларотуме такие вещи делались тайно. В Анатолии они тоже не предавались огласке, но положение подобных дам было узаконено, содержанки не могли называться сеньора, к ним обращались валин — что значит: просто красивая женщина — это все на что они могли рассчитывать в свете общественного положения. Но меня это не остановило, — напротив, очень сильно привлекло — молодой дурак. Но неспроста она была на содержании у богатых людей — эта женщина знала толк в искушении. Я ей просто не мог отказать — нежная, трогательная, порочная — этот хмельной напиток не оставит равнодушным ни одного мужчину. Губы ее заставляли думать о поцелуях, грудь так соблазнительно останавливала взгляд на себе, округлые бедра, коварная походка — ягодицы обтянутые тонкой тканью вак, сквозь которую просвечивают стройные ножки, которыми она аккуратно вышагивала, вызывая желание, а все прочее, что скрыто под этим платьем, я очень быстро нарисовал в своем воображении. Словно конь в поводу, я послушно пошел за ней. Меня усадили в глубокое кресло, такое, из каких ни за что не хочется выбираться, взяли в руки гитару — инструмент, излюбленный в Анатолии, и тонкие пальцы пробежали по струнам, вызывая к жизни страстную мелодию. Голос ее глубокий и естественный зачаровывал — пела она с чувством, и музыка сделала свое дело — проникла в мою циничную душу. Изредка женщина поднимала голову, откидывая блестящие темные локоны со лба, отчего яркими искорками качались рубиновые подвески на тонкой золотой диадеме, и пристальным взглядом больших, чуть увлажненных глаз, словно наполненных слезами, смотрела в мои. — Это старинная песня анатолийских рыбачек. Я ведь из простой семьи, где все держится на хрупких женских плечах. Отцы и мужья подолгу пропадают в море. А бедным женщинам нелегко защитить себя от посягательств липких богатых бездельников. Мне просто повезло — знатные люди позволили мне вести жизнь вполне достойную. — Она отложила гитару и приблизилась ко мне. Ее бедро было, как раз около моей головы — она нарочно так близко, так интимно подошла и провела струящейся тканью платья по моей ладони, лежащей на подлокотнике — пальцы мои сжались, чего не скажешь о воле — она начала расползаться, как засохший мед под лучами солнца. — Позвольте, я вас угощу самым лучшим шоколадом из Кильдиады. — Вообще, я не любитель подобных сладостей. Она посмотрела на меня таким взглядом, что возражения мои сразу иссякли. Дизанна изящнейшими движениями разливала горячий шоколад в замысловатые серебряные чаши. — Выпейте! Этот напиток придает столько сил, — голосом, ставшим глухим от желания, сказала она. Тогда я поверил, что этой ночью буду обладать прекрасной женщиной. Аромат ее руки смешался с ароматом напитка. Я сделал глоток. С этой минуты начались мои приключения. Наверное, то, что я рос без матери, сказалось на моей пагубной привычке пробовать все из незнакомых рук. Однажды, я поплатился за свою неосторожность — выпитое вино, предложенное чужестранкой, смутило мой разум. Но того урока мне показалось явно недостаточно. С другой стороны, не могу я всю жизнь бояться того же. Дизанна поселила меня у себя. Но я не помню, чтобы мы занимались с ней любовью. Я очень желал ее, но она тянула время, играя со мной. Я уже готов был ради нее на все. Готов назвать ее древним именем малунна — источающая нежность, соррла — подобная далекой звезде. Такие вещи не говорят обычным девушкам. Надо было очень сильно влюбиться, чтобы так назвать ее. Но это не было любовью — позже я понял, что Дизанна сделала со мной, она попросту заколдовала меня, сделала своим рабом. И еще я понял, что если бы не ожог в трактире, я вряд ли бы вернулся в нормальное состояние — огонь рассеял чары. Но до этого счастливого случая, снявшего заклятие, Дизанна с моей помощью успела много дел натворить. В вечер нашего знакомства на мой вопрос о людях, напавших на нее, она, пожав плечами, сказала: — Обычная мразь — такие есть в любом месте, в любом городе, на большой дороге. — Они что-то кричали про другого человека! — Прости, но я не хочу впутывать тебя в свои неприятности. — Но тебе угрожали. О каком большом человеке они говорили? Скажи мне: кто — он, и я разберусь с ним. — Он недосягаем для тебя. И я не хочу, чтобы ты нажил себе такого врага — ты сильный молодой, такой необыкновенный — мечта любой женщины — я почти влюбилась в тебя — а со мной это редко бывает. Я не хочу, чтобы тебя убили на поединке. — Дизанна, если ты не расскажешь сама-завтра я вызову на дуэль всех именитых людей этого города, и тогда мне придется драться уже не с одним, а с десятком, быть может, и все — благодаря твоему милому упрямству! — С двумя. — Что? — не понял я. — С десятком не надо — их двое — мужчин, оскорбивших меня, своей страстью и ревностью, они не дадут мне жить спокойно в этом городе. — Кто они? — Маркоб и Влашер. Они разыграли меня как вещь между собой. Кровь моя вскипела в жилах — я был готов растерзать ради нее на кусочки даже анатолийского короля, если бы она на него обиделась. — Где я смогу их найти? — Они сейчас не показываются на людях, сказываясь больными. Маркоб проживает в доме на улице Часов, Влашер — в своем имении поблизости от Номпагеда. Но вам не стоит беспокоиться по этому поводу. Завтра в честь дня рождения принцессы состоится представление в открытом театре Агэи. Они оба появятся там, им деваться некуда. Маркоб — двоюродный брат короля. Не прийти на представление — значит нанести оскорбление королевской семье. Таковы обычаи в Анатолии. Там, в театре, вы найдете их обоих. — Как я их узнаю? — Возьмите мальчишку-слугу с собой, он вам покажет. Вот я снова в публичном месте Номпагеда. И внимательно разглядываю окружающих, выискивая глазами нужных мне людей. Громкая торжественная музыка в честь принцессы и ее родителей перекрывает весь шум, царивший в амфитеатре, котрый похож на разноцветное волнующееся море. Театр Агэи — очень древнее сооружение, не слишком удобные каменные скамьи, нависающие над головами сидящих внизу, узкие проходы, но это важное и любимое место в Номпагеде. Чтобы не случалось в истории Анатолии, неизменным оставался этот театр, и люди любили его за это. В нем давались спектакли, устраивались спортивные состязания, проводились колоссальные танцевальные представления, в которых участвовали танцовщицы — рабыни, привезенные из Кильдиады, и происходило много других интересных событий Между скамейками сновали слуги, разносившие чаши с водой, вином и виноградом. И от этой пестроты я теряю всякую надежду обнаружить обидчиков Дизанны. — Их еще нет, господин, — уверяет слуга. И я продолжаю разглядывать собрание. Появляется королевская чета с отпрысками и рассаживается в своей богатой ложе. Интересный человек этот король Яперт. Более сорока лет ему не дашь, у него мужественная физиономия, большой нос с легкой горбинкой, седая овальная бородка с черной полосой посередине, ярко-красные напомаженные губы, седая волнистая грива с черными прядями. Держится этот человек горделиво, как и подобает королю, и очень выразительно водит бровями: то удивлено поднимает одну, то сводит их вместе. Очень редко губы его расползаются в сладострастной улыбке, или мелькает отеческая нежность, когда он поворачивает голову к детям. Одет король в пунцовое платье, расшитое золотом, с огромными рукавами, обшитыми жемчугом, касающимися земли — от такого блеска даже солнце стыдливо краснеет. Но самое потрясающее — трехъярусная корона, усыпанная драгоценными камнями, словно все звезды мира свалились на венценосную голову. Я никогда ничего подобного не видел. В одной руке короля посох, словно свитый из золотых и серебряных нитей и венчает его алмаз величиной с детский кулак. Королева вышла в платье цвета черного золота. Десятки бронзовых кос, преплетенных золотыми цепочами с бриллиантовыми вставками разбегаются по стройной фигурке. Венчает ее голову роскошная лучеобразная диадема, с заостренных концов двух лучей ниспадает тончайшая вуаль из небесного цвета ткани, которая более тонкая, чем ткань вак, что привозят из Кильдиады. Этот предмет роскоши называют дау, что означает 'паутина'. У королевы открыты необыкновенно красивые руки — их прикрывают драгоценные браслеты и тончайший шарф. Принцесса одета не менее нарядно, но она не показывает лица — таковы обычаи в этой стране. Рядом с ней сидит мальчик-наследник, а сзади стоит охрана — угрожающего вида воины. Говорят, что Яперт очень опасается покушений. Красивые девушки приводят в движение огромные веера из страусиных перьев. К королевской ложе подходят представители знатных семей и приносят свои поздравления и подарки. Я уже отчаялся увидеть нужных мне людей. Но вот появился новый человек, одетый в оранжево-черные одежды, с золотым шитьем, на лице его была золотая маска. В ярких лучах анатолийского солнца его наряд полыхает как факел. Он подошел к подножию королевской ложи и низко поклонился, — бровь короля удивленно взлетела вверх, и он что-то спросил у оранжевого костюма. Тот, делая почтительные жесты и бесконечно кланяясь, отвечает. Король делает взмах рукой и отпускает его. С видимым облегчением оранжевый гость отходит и встает в сторонке. Многие, увидев его, перешептывались. Король Яперт наклонился к королеве и сказал ей что-то на ухо. Люди все прибывали. Еще один человек приковал к себе внимание толпы — одетый в серые цвета одежда его была расшита крупным жемчугом, что говорило о большом богатстве, с гербом, изображающим радугу и золотой дождь со словом 'Изобилие', в сопровождении двух человек. На нем была серебряная маска! Он тоже подошел поприветствовать государя и его семью — у того сделалось совсем изумленное лицо. Когда человек в серебряной в маске отошел в сторону, король опять что-то прошептал на ухо королеве, она поднесла веер к губам. Что скрывалось за этим веером? Я думаю — улыбка. Люди начали перешептываться, когда поняли странное совпадение — две титулованные особы, по непонятной всем причине, закрывают лица. Но и сами виновники всеобщего внимания не могли не заметить друг друга. Когда взгляды их встретились, они как будто замерли. Раздался удар барабана. Началось представление. Но всем было интересно: кто эти люди и о чем они говорили с королем, представление уже мало кого волновало. И по длинной цепочке от сидящих вблизи от короля стали расползаться самые невероятные версии замеченного, среди которых правдой было только одно — их имена. Грузный человек сидящий справа сказал мне: — Сеньор Маркоб и сеньор Влашер. Говорят, что Маркоб поранил лицо на охоте в горах, а Влашера покусали дикие пчелы. Тот, что в красном остюме — это Маркоб, а тот, что в сером — Влашер. Потому они и надели маски, чтобы своим видом не оскорбить взгляд короля. 'Вот как! — подумал я, — они нашли очень заметный способ выделиться из толпы, и, если я раньше беспокоился по поводу того, как мне их найти, то теперь их трудно будет потерять из виду. Осталось только подойти к ним и затеять ссору'. За все время церемонии Маркоб и Влашер буквально пожирали друг друга глазами. Я сгорал от нетерпения — единственная цель моей жизни стала дуэль с этими синьорами. Настало время действовать. Я изловчился и протиснулся через длинные ряды скамеек насколько возможно к Маркобу. Он был один, без сопровождения. И стоял, облокотившись в заднем ряду о бортик каменного навеса. Приблизившись к нему, я грубо наступил ему на ногу. — Эй, вы поосторожнее, — прошипел он, — вы наступили мне на ногу. — Неправда! — дерзко ответил я, — это вы подсунули свою ногу под мой каблук. От такой наглости у синьора Маркоба чуть глаза из орбит не повылезали. — Мелкий рыцарь из дальних стран, вы на своей родине привыкли вести себя как деревенщина! — Синьор, ваши слова стоят удара мечом. — Через неделю я смогу скрестить с вами оружие. — Отчего так долго? — У меня есть дела важнее. — Важнее того, чтобы отстаивать свою честь? Разве могут быть у благородного человека дела важнее? — Завтра. В час зеленой ласточки. У крепости Лиггерг. Там безлюдно, и я убью вас. На нас стали поглядывать окружающие и шептаться между собой. Спектакль на сцене привлекал гораздо меньше внимания, чем наша беседа. Теперь — очередь Влашера. Он расположился в противоположной стороне амфитеатра. В отличие от Маркоба он предпочитал смотреть представление, сидя, в большой ложе. Влашера плотно окружали его люди, но я смог выбрать момент, когда их внимание было сосредоточено на арене, и, подойдя к нему сзади, резко толкнул его. Он обернулся и уставился на меня. Но ничего не сказал и отвернулся. Я снова толкнул его. — Что вам нужно, вы ищете ссоры? Я вас правильно понял? Кто вас подослал ко мне? Люди его плотно обступили меня, лица их не были скрыты, и я видел все, что отражалось на них — они хотели убить меня. — Как вы смеете говорить, что меня кто-то подослал. Вы дважды зацепили мой плащ своей спиной, а он мне очень дорог. — Я искромсаю вам его на кусочки. — Когда же? — Когда угодно. — Сейчас не подходящий момент. — Тогда завтра. Час черной лисицы вас устроит? — Вполне. — Я встречусь с вами на улице Павлинов, можете прихватить товарищей, если они у вас есть. — С нетерпением жду нашей встречи. Я ушел весьма довольный собой и спал как младенец, ни минуты я не сомневался в том, что поступаю правильно. Наступил рассвет. Мне спозаранку предстояла драка с Маркобом. Я не знал: каков он в деле, да и спросить было не у кого. Дизанна очень странно улыбнулась, когда я спросил ее про умение этого человека. Пришлось полагаться на судьбу. Я спустился к старой крепости. Маленькая площадка перед ней была залита солнцем. Солнце било в красные камни крепости, и вся она была словно объята пожаром. Вскоре я увидел сеньора Маркоба, за ним следовал один человек. — Мой приятель, сеньор Густав Бэм, я попросил его ассистировать мне. — Я новый человек в этом городе и буду драться один. — Что ж, как вам угодно. Едва мы встали в боевую стойку и взялись за мечи, как нам помешали. Это был сеньор Влашер, собственной персоной, как водится, в сопровождении своих людей. Поначалу это была немая сцена. Я соображал, почему Влашер явился сюда, если мы назначили поединок в другом месте. Маркоб и Влашер буравили друг друга взглядами и вот уже они друга против друга. — Снимите маску, — глухо сказал Влашер? — Это вы мне? — голос Маркоба был полон презрения. — Вам мало красивой женщины, вы ловите грязных шлюх на улицах Номпагеда? — Как вы смеете! — Я пришел сюда, чтобы призвать вас к ответу. — Так вы следили за мной! Они собирались развязать ссору, забыв о моем присутствии — пришлось вмешаться. — Позвольте сеньоры, кажется, сеньор Влашер помешал нашему делу с сеньором Маркобом, если он не забыл про долг чести. — А вы то кто такой, что вам нужно? — закричал Влашер. — Он с вами тоже дерется?! — Да, но в отличие от вас, лицо мое не спрятано стыдливо под драгоценной маской — я всем открыт и честен. Тут оба бросились ко мне. — Послушайте, — вмешался секундант, пришедший с Маркобом, — надо следовать правилам. — В преисподнюю — правила! — прорычал Маркоб. — Этого мелкого рыцаря я вообще не знаю, а вот сеньор Влашер должен мне гораздо больше, чем он может себе представить. — Получается весьма интересная дуэль, — сказал я. — Мы деремся втроем. Ибо, у каждого из нас есть по два разных врага. Сеньор Бэм, как вы посмотрите но то что, в наш поединок с сеньором Маркобом вступит сеньор Влашер. Если эти сеньоры согласны сражаться подобным образом — я не прочь скрестить меч сразу с двумя. — Принимается! — хрипло сказал Маркоб. — Что вы себе вообразили! — прошипел Влашер, — считаете себя неуязвимым? Далее не следовало никаких разговоров, ибо все мы схватились за клинки. Я не давал их ненависти не на секунду забыть обо мне. И мое присутствие их только больше раздражало, потому что они не знали: кто я и зачем я здесь, зачем дерусь с ними — это раздражает! Маркоб был сильным фехтовальщиком, вот почему Дизанна промолчала, но и Влашера нельзя было скидывать со счетов: он был менее опасен, но он был хитер — выбирая в основном защиты, он ждал момента, когда я и Маркоб прикончим друг друга, чтобы в нужный момент добить одного из нас, но мы не давали ему этой возможности и — ему тоже было нелегко. Придерживаясь своей трусливой тактики, он пострадал первым, и мне и Маркобу он, просто говоря, надоел, путаясь под ногами. И клинки наши почти одновременно пронзили тело этого человека. Он упал сраженный на землю, но успел прохрипеть проклятия, среди которых я отчетливо услышал имя: Дизанна. Его секунданты бросились к нам и хотели обнажить мечи, но сеньор Бэм, судя по всему, имел большой вес в обществе Анатолии, и он остановил этих людей. Они отошли в сторону и о чем-то договаривались. Мы с Маркобом переводили дыхание. Мой камзол намок от пота, в Номпагеде стояла жаркая погода, но Маркоб не снимал своего — и мне пришлось следовать этому. Мы продолжили наш бой вдвоем. Секунданты молча наблюдали за нами. Теперь я понял, что если бы Маркоб присутствовал в тот день на турнире, то вопрос о моей победе мог оказаться весьма спорным. Он был отличным фехтовальщиком. И я выбился из сил. Но тут что-то произошло. Позже я понял, что это было — чьи колдовские ручки устроили сюрприз, но тогда — Маркобу словно в глаз что-то попало — он одной рукой коснулся его и потер — этого момента мне хватило, чтобы подрубить ему ногу — он не мог стоять и упал поверженный на землю. Одной рукой он сорвал маску, и вытер пот со лба, а я смог увидеть лицо этого человека. Оно было довольно красивым, но красные полосы изуродовали его, словно следы от ожога, — я не понял причину их появления. Я не стал добивать анатолийца, а, подойдя к нему, сказал: — Если вы дадите мне слово оставить Дизанну Больери в покое, я сохраню вам жизнь. — И вы тоже? — простонал человек. — Что — тоже? — Вы тоже попались на ее штучки, как я и Влашер! Как последние дураки! — Вы подсылали к ней убийц! — Не я. Она мне стала ненавистна, но я не убийца. Это Влашер, она оставила его без наследников. У меня трое сыновей. Мне легче. — Вы обещаете, что не станете искать ее смерти? — Да. Пусть только уберется из этого города подальше. Когда я вернулся к Дизанне и рассказал ей о поединке, она отреагировала неожиданно для меня. Ее возмутило то, что я сохранил жизнь Маркобу. Она настаивала, что его непременно нужно убить. — Он не оставит меня в покое. Он станет преследовать меня. — Душечка, он не посмеет, — убеждал я ее. Затем, она, обиженно поджав губы, заявила, что есть один человек владелец ювелирной лавки, жестоко оскорбивший ее и следует его поучить хама и негодяя — он посмел отказать ей в кредите самым грубым образом, он выставил ее на посмешище когда она пришла к нему забирать подарок… — Чем же я могу помочь? — растерянно спрашивал я. — Ты еще спрашиваешь? — возмущенно восклицала Дизанна. Конечно, пойти и добыть мне то ожерелье. И бриллиантовое колье в придачу и серьги — все хорошее, что хранится в той лавке. — Как же мне проникнуть в нее? — Вот тебе перстень, он мне велик, а тебе будет в пору, потом все равно вернешь мне — он позволит тебе принять лик того человека хозяина, под его видом, и войдешь в лавчонку. — А ключ? — Слушай, на что тебе своя голова, сам придумай, как изловчиться — надо проучить лиходея. И я пошел на это, я изловчился, рискуя честным именем. Наверное, пока проносились в моей голове эти воспоминания — я выглядел не очень, ибо доктор сочувственно глядя на меня, покачивал головой и твердил, что это шок от боли. А хозяйка вдруг стала до удивления знакомой — с нее словно личина сползала, она очень загадочно посмотрела на меня и сказала: — Вы найдете женщину из Гартулы в Мэриэге, — с этими словами она вышла на улицу. Я был так ошеломлен всем происшедшим, что не сразу понял: о чем она болтала. Меня сильно потрясла вся эта история. Словно туман рассеялся из моего сознания — я все так четко и быстро восстановил в памяти — мне не понадобилось десятка секунд. Я был просто раздавлен. Осознав все, что приключилось со мной, я испытывал самые ужасные чувства — и стыд, и злость на себя — как я позволил так собой распорядиться — как бестолковый баран! Я вернулся мыслями к настоящему — может, странная хозяйка трактира не случайно толкнула меня. К тому же, оказалось, что она не была хозяйкой: только что с шумом и грохотом вернулась настоящая — грубая, толстая, и ни о какой прелестной вишенке она слыхом не слыхивала и смотрела на меня как на полоумного, когда я пытался расспросить ее. '…из Гартулы в Мэриэге',- повторил я про себя — 'из Гартулы'! О ком она могла говорить, если не о той ведьме с розой и кольцами. Я хватился слишком поздно — она ушла. Расталкивая скамейки и посетителей, я бросился следом. На улице никого не было. Опять эта таинственная колдунья! Это все ее проделки. Но имеет ли она отношение к Дизанне? И, как ни странно, — на этот раз связь с ней помогла мне. Я вернулся в трактир. Лекарь все так же качал головой и предлагал мне чудодейственные капли от нервов собственного изобретения. Но я, махнув рукой, снова выбежал на улицу — следовало 'позаботиться' о другом человеке — и стал соображать, где живет моя ненаглядная Дизанна. Я быстро разыскал ее дом, и вовремя — она была готова к бегству, на ней была дорожная одежда, возле выхода стояли две лошади — она поправляла подпругу у одной — чудесного вороного коня, подаренного кем-то из ее кавалеров, а другая лошадь была вьючной и груз, который она должна была везти, еще находился в доме. Заметив меня, Дизанна сообразила, что поздно бежать в дом, она почуяла, что чары ее исчезли и, вскочив на породистую лошадь, помчалась прочь. На мое снисхождение она не рассчитывала. И это было резонно. Мне казалось в ту минуту, что я готов ее убить. Я вошел в дом — в ее спальне, пропахшей ложью и сладкими духами, я очень быстро разыскал тайник. До чего же странные существа — эти женщины, кто бы они ни были — они обожают хранить разные штучки, даже если от них один вред им самим. Что заставило Дизанну сохранить письмо, в котором ее порочили — я так до сих пор и не понял, но она его сохранила. Вот его содержание: ' Глубокообожаемая дева Дизанна! Прелестница, околдовавшая меня своими чарами — меня старого распутного колдуна! Ты перехитрила меня, девочка, и я — старый осел поплатился за глупость. Ты ограбила меня на три хороших волшебных вещи — кольцо, созидающее личину, камень — приворот, и мое разбитое сердце. Две я вернул. А вот с третьим пришлось проститься. Но ты заплатила мне за это. Тот курчавый юноша — раб, которого ты присмотрела на рынке Кильдиады в качестве своего наложника — ты разве не знала о коварной болезни под названием 'огненная лилия', пришедшая из гнилых болот Кильдиады, где подцепил ее этот добрейший парень. Она таит в себе скрытую опасность, потому что не сразу ее различают люди, а любящие друг друга быстро делят ее наравне со своей любовью — женское тело продолжает хранить ее тайно, а вот мужчинам достается несладко — их лица до полного излечения покрывают яркие разводы, как печать распутства — так то, милая. Зная твой род занятий, искусница, смогу предположить скольких знатных людей ты отравила своей лживой любовью, взамен их щедрости — вряд ли они тебе это простят. Так что, сокровище мое, не вини раба — он всего лишь игрушка в руках судьбы. Вини свое холодное сердце. Твой А.!' Любопытное послание — так вот почему те двое были в масках, так вот почему они хотели зарезать друг друга. Вот почему Влашер подослал убийц к Дизанне. Знатные люди. Она опозорила их. Теперь до меня дошло, как велика была ненависть Влашера — ведь он совсем недавно женился — и у него еще не было наследников, как раз про это говорил Маркоб — я слышал рассказы про огненную лилию: семя мужчины, переболевшего ею, становится бесполезным. Если Влашер это тоже знал, то он, безусловно, желал смерти этой женщины. Кроме этого милого любовного послания, я обнаружил то шикарное ожерелье, которое я похитил для нее, прекрасную диадему: бриллианты играли при слабом свете свечи. Я собрался вернуть все вещи, похищенные в ювелирной лавке, но, кроме того, я решил наказать бесовку и забрал все ее личные сбережения и деньги — она легко раздобудет себе новые, а эти пригодятся мне на постройку корабля. Всего я насчитал около девяти тысяч баалей и драгоценностей, как минимум, на шестьдесят тысяч. Я нашел ювелира и передал ему все ценности — он был в полном изумлении и стал расспрашивать. Я сказал, что выследил разбойников и наказал их по заслугам. От такой нежданной радости он сделал мне роскошный подарок — пояс расшитый серебряными нитями и богато украшенный бирюзой. Я возвращался в Файлено пристыженный и недовольный собой. Так я впервые испытал каково, когда тебя имеют 'втемную'. Самонадеянно было давать себе слово, что я больше никому не позволю это сделать — но я поступил именно так. Уязвили мою гордость — задели ум. Словно глупый мальчишка! — все кипело во мне при одной мысли об этом. Отчасти я наказал красотку — демониху, лишив сбережений, но все же память о ее проделке каждый раз жгла меня каленым железом. К счастью, жизнь человеческая устроена так, что мы не можем вечно злопыхать и извергаться гневом — другие заботы стирают и унижение, и злость — точнее заталкивают их глубоко на дно души до более подходящего случая. Глава 14 Великие энтузиасты Когда я вернулся в Файлено, меня ждали весьма интересные новости — больная наша, наконец, очнулась! — Как это случилось? — спросил я взбудораженного Флэта. Именно он поспешил сообщить мне это известие. — Потрясающе — просто феноменально! Она вдруг открыла глаза — правда, я не видел этого — встала и пошла. И тут же грохнулась — упала, — поправился он, — упала и заплакала, так ее услышал…наш служитель. Она была очень слаба и не могла держаться на ногах. К тому же, хрустальный гроб в котором она находилась — испугал бедняжку, сами понимаете. Мы собрались вокруг нее и стали спрашивать — она ничего не могла нам сказать — потому что просто не знает нашего языка, а следовательно, ее язык нам тоже неизвестен! Мы придумали язык жестов и потихоньку осваиваем ее язык. Но она в полном потрясении: все время плачет, называет какие-то имена — ей тяжело бедняжке. Судя по всему, она частично потеряла память. — Что вы намерены делать? — Надо освоить ее язык — на это уйдет время. Кое-что мы, конечно, уже поняли, но нам нужна полная картина ее путешествия. Сами понимаете, хэлл Жарра. — Я бы хотел ее видеть. — Можем прямо сейчас прогуляться в дом Прополинга. Перемены, которые произошли с нашей путешественницей, были просто удивительны. Она сильно похорошела, и смуглое лицо ее от смущения время от времени заливалось румянцем. Прополинг с помощью служанки одел ее в красивый наряд. — Я накупил ей уйму платьев, — гордо сказал он, — она меня обожает, только иногда грустит о чем-то. Флэт долго размахивал руками и что-то говорил ей. Их диалог был примерно следующего содержания: — Вильа, хэлл Жарра, он аве — друг…,-долгая жестикуляция, потом опять слова, — он помог — сав, спасать вас, венчо — хочет, вернуть вас, нами — домой. — Я сообщил Джильаланг, что вы участвовали в ее спасении, — пояснил он нам смысл сказанного. Джильаланг встала и упала передо мной на колени, низко склонив голову. Было что-то и смешное и трогательное в этом поклоне. Вместе мы подняли ее с колен — на лице женщины читалось недоумение. — Это она так благодарила вас. — Судя по всему, ваш язык ей не до конца понятен. Собственно, мне нечем было больше заниматься в Файлено. Следовало вернуться в Ритолу и поделиться своими соображениями с герцогом. Все пожелали, чтобы я уговорил Сенбакидо собрать экспедицию за пределы Багрового Океана. Я оставил Флэту дополнительную сумму на изыскания, связанные с Джильаланг и ее страной. И сам поехал в Ларотум. А Флэт и Прополинг собирались продолжить занятия с Джильаланг. Прополинг снял квартиру и поселил там свою подопечную. Она так привязалась к нему, что доктор счел уместным поддерживать все ту же легенду о том, что Джильаланг его жена. Добравшись до Ритолы, я сразу же направился с визитом к Сенбакидо. Меня приняли немедленно. Кэлл Орандр еще ни разу не заставил себя ждать — таково было его отношение ко мне. — У меня к вам разговор, — сказал я герцогу. — Судя по вашим горящим глазам, я подозреваю, что это интересное дело. — Очень! Как вам известно, я ездил в славный город Файлено слушать лекции в университете Унденги. Я знаю, что это не самое подходящее для рыцаря занятие, но таков уж я — мне не дает покоя мое любопытство, интерес к силам природы и знаниям о мире. Скажу, что это было очень поучительное путешествие во всех смыслах. Но кроме прочих знаний я почерпнул сведения об интересных землях, которые находятся вне досягаемости народов Светлого материка. Я говорю о таинственных землях… по ту сторону океана. Лицо герцога приняло заинтересованный вид. — Так, так, так, — сказал он, — продолжайте. — Большинство считает, что пересечь океан невозможно в силу разных причин: ветра, туманы, опасное рифовое море, и очень коварные неизученные течения. Герцог согласно кивал. — Так вот, один профессор, Жадкерий Флэт, читающий лекции по естественной природе, сообщил, что у него есть теоретические выкладки по возможным способам достижения отдаленных земель. Вот в этих бумагах результаты его умозаключений, — я протянул их герцогу. — Предлагаю вам ознакомиться с исследованиями ученого, и подумать над моим предложением. — Значит, я не ошибся — есть и предложение, — улыбнулся Сенбакидо. — В чем же оно заключается? — Я предлагаю отправить экспедицию к землям, расположенным за Багровым Океаном…Сам профессор Флэт готов участвовать в ней. Герцог при этих словах помолодел лет на десять. Вообще, я заметил, что подбить его на какую-то авантюру — ничего не стоит: в душе — он вечный искатель приключений. Но все же, в нем жил очень сильный трезвый расчет. — Что принесет это путешествие, кроме интереса и славы? — спросил он меня. — Богатство. Новый путь, проложенный нами, откроет новые возможности. Если верить разным легендам и предположениям, в дальних землях полно золота и драгоценных камней. — Что, если легенды и россказни окажутся ложью, и путешествие не оправдает себя? — усомнился герцог. — Почитайте, что думает по этому ученый. Он все обосновывает. И есть еще кое-что, о чем я хочу умолчать, чтобы не вовлекать вас в одну историю. Пока я один замешан в ней, неприятности обойдут вас стороной, в крайнем случае, вы сможете от всего отказаться — во всем буду виноватым лишь я один. — Что за история? Уж не имеете ли вы отношение к убийству в рыбацком поселке рыцаря Ордена мадариан? — Это был равный поединок. Он посягал на то, что ему не принадлежит, и еще…мне пришлось защищать честь дамы. Больше я вам сказать не могу. Герцог покачал головой и обещал, что сегодня же сядет за чтение. Мы хорошо провели вечер, обсуждая разные вещи, занимавшие беспокойный ум герцога. Он выполнил свое обещание: прочел умозаключения Флэта, и, кажется, они его убедили, потому что на следующий день у нас состоялась знаменательная встреча, перевернувшая в последствии весь мир Светлых земель. — Я принимаю ваше предложение. Но на кораблях, которые имеем мы, вряд ли удастся совершить такое плавание. — Значит, мы построим новый корабль, достойный великого плавания. — Это дорогое предприятие. — Надо вовлечь в него торговых людей с большими капиталами. — Не уверен, что им захочется пойти на такие риски. — Надо придумать, как убедить их. Я готов внести свою лепту. Мы более трех часов обсуждали детали вероятного путешествия. Самой большой сложностью были неизученные морские течения и ветры, и отсутствие какого-либо опыта мореплавания в те края. Моряки Кильдиады утверждали, что проплыть через Океан невозможно — путь будет очень длительным вдали от береговой линии и за такой срок не удастся сохранить нужное количество питьевой воды и свежих продуктов. А еще, там подстерегала какая-то непонятная опасность для самих судов — говорили, что был жучок, поедающий дерево: он попадал в корабль из воды и точил все древесные части, даже пропитанные самой лучшей смолой, и к концу плавания могло статься, что просто не на чем будет его продолжать. В общем, следовало подумать и об этом. Как всегда в рассказах мореходов всплывали истории о неведомых чудищах морских и ужасных бурях — одним словом, страхов хватало! Решено было задуматься о постройке особого корабля — у герцога уже работала новая верфь, и он очень гордился ею. Стук топоров и визг пил не умолкал с утра до позднего вечера. Корабелы готовились спустить на воду еще один корабль, построенный на деньги морской торговой гильдии. Мы прогулялись на верфь, и герцог показал мне это замечательное судно. Но, не взирая на его достоинства, оба мы пришли к одному выводу — дальнее путешествие такой корабль не потянет. И говоря о большом путешествии, лучше будет, если в него отправится не один корабль. Герцог озадачил мастеров — корабелов своим проектом — он уже уверовал в него, осталось только от разговоров подтолкнуть его к практическим делам, связанным с возможной экспедицией. Вот как раз после этой истории я поехал в Сафиру по просьбе герцога и Родрико. А что было дальше — уже известно. Странная встреча в игорном доме с маркизом Фендуко, магический плащ из рук умирающего Фен Реза, белые маги с непонятными намеками, приключения в замке герцогов Брэд, и, наконец, мое поместье, из которого я теперь держу путь в Мэриэг. Такова цепочка событий, и, как в последствии выяснится, они так или иначе связаны между собой. Казалось бы, теперь до столицы я мог ни о чем не беспокоиться, но по дороге в Мэриэг меня еще поджидали встречи. Глава 15 Как магия соперничала с наукой Время в пути я скоротал за воспоминаниями, и вот уже солнце заходит за горизонт, вот уже черные волки понеслись по небу, и я удачно добрался до постоялого двора. Он ничем не отличался от других. Все было как обычно. Зато среди постояльцев нашелся один человек, на котором останавливается мой взгляд. Однажды, я уже видел этот конский хвост, схваченный лентой на затылке, и черная бородка кого-то мне очень хорошо напоминала. — О, я вижу знакомое лицо! — громко сказал я, подходя к столу в трактире, за которым ужинал Шип Соро — студент из Файлено вместе со своим сотрапезником. Он поднял голову от тарелки и сразу узнал меня, но вместо радостной улыбки от встречи с добрым знакомым на его лице возникли испуг и смущение. Он густо покраснел, начал кашлять и суетиться. — Прости, мой друг, — сказал он своему соседу по столу, — мне необходимо побеседовать с этим эллом, я покину тебя. Мы расположились в дальнем углу трактира, где никто не станет мешать, и Шип Соро рассыпался передо мной в любезностях. — Какими судьбами? Что привело тебя в Ларотум, мой ученый друг? — прервал я его. — Мой учитель направил меня с поручением привезти для его опытов необходимые материалы, которых не найти в Файлено. Я еду в Аламанте. — Как поживают мои добрые знакомые, профессор Флэт и доктор Прополинг? — Они в полном порядке! Особа, которой вы оказывали покровительство, окончательно пришла в себя и выглядит чудесно. Она почти освоила наш язык, и дни напролет проводит в разговорах со всеми. Я очень рад встрече с вами, хэлл Жарра! Что-то незаметно по твоей физиономии, — думаю я. — Называй меня теперь кэлл Орджанг, мне жаловали титул баронета и поместье в герцогстве Брэд. — О, вы теперь важный человек! — восхищенно молвил Соро, — примите мои поздравления, добрейший кэлл. — Пользуясь случаем, хочу спросить тебя об известной нам с тобой безделице. Тебе удалось в ней разобраться? — О, добрейший кэлл Орджанг, я бесконечно виноват перед вами, но тут целая история произошла, и она имела отношение к вашей вещице. — Так ты узнал секрет? — На свою беду — да, но не все вышло не так как хотелось бы! Я сделаю сейчас признание — эта вещь была мной непростительно утрачена, но есть обстоятельства, которые я не смог преодолеть. — Вот как! — Да, к моему глубочайшему стыду и сожалению. — И при каких обстоятельствах это случилось? — Вот это как раз-часть той самой невероятной истории, происшедшей в стенах нашего заведения. — Готов выслушать даже самые чудовищные по фантазии истории, если только тебе с их помощью удастся оправдать утрату амулета. — Если вы позволите, я расскажу все по порядку. Соро еще раз густо покраснел и начал свой рассказ. — Почти сразу, после того как вы покинули нас, университет постигла напасть. Стали происходить странные и непонятные вещи. Я бы даже сказал — катастрофические явления. Не могу точно отметить: с чего все началось, — пожалуй, впервые мы обратили внимание, когда профессор Дромулус сжег свои записи — плод многолетнего труда. Он заперся у себя в комнате и не выходил оттуда несколько дней. Это так озадачило всех, что поначалу никто не обратил внимания на профессора философии Обоймера Лайо. На своих лекциях он вдруг стал утверждать вещи, полностью противоречащие тому, что он говорил прежде — его взгляды радикально изменились. Он не мог так неожиданно изменить свое мнение и даже не мнение, а веру в научную теорию, особенно учитывая характер этого человека — очень консервативного склада: он всегда превозносил древнего философа Муредо, а тут вдруг обозвал его лжецом и стал высказываться о нем в крайне неприятных выражениях. Его ученики, в частности мой добрый друг Лава Дар, были в замешательстве. Обоймер Лайо никому не желал давать никаких объяснений — перессорился со всеми своими коллегами. От каких либо разговоров он уходил. Что касается профессора астрономии — он разбил свой лучший телескоп и объявил, что отныне посвящает себя составлению гороскопов! Вместе с этими чудными событиями произошло еще одно — профессор оккультизма Лопнер Бив вдруг надумал жениться на местной девушке, кухарке, надо сказать очень непривлекательной наружности. Это было нечто! — он закоренелый холостяк, сноб — и на тебе! — женщина низкого звания, толстая кривая кухарка. Правовед Фрадус Йон ни с того ни с сего начал пить и пропускать лекции. Это было совершенно необъяснимо — сухой, сдержанный человек, аккуратный до педантизма. Он целую саллу не читал лекции, а когда надумал вернуться в аудиторию и снова начать преподавание, то лучше бы не начинал! Мой учитель тоже отличился — чуть не разломал сложнейшую модель, над которой долгое время трудился — мы успели помешать ему! Так он пошел проверять свою силу на деревьях — повалил голыми руками с десяток тополей на городских улицах. Потом ввязался в драку с местными жителями. Это — просто какое-то безумие! Болополь Дэнал решил навсегда покинуть унверситет и в ближайшее время готовился к отъезду. Ваш добрый знакомый Флэт начал утверждать, что все ваше путешествие сплошная чушь, а сеньора Джильаланг-шпионка ларотумского короля. У них с Прополингом вышла крупная ссора. Вы понимаете теперь, что я хочу сказать — происходила целая цепочка странных событий, — Соро торжествующе уставился на меня. Я пожал плечами. — С кем не бывает! Ваши профессора всего лишь люди. Им тоже свойственны все слабости рода человеческого! Я подумал, что единственным, кто меня беспокоил в этом списке по-настоящему, был Флэт, в связи с его участием в экспедиции. Соро протестующе воскликнул: — Но не тогда, когда их слабости ставят под угрозу существование университета. Чудачества профессоров зашли слишком далеко. И даже благоразумный сверхосторожный и расчетливый ректор Таг стал делать глупости. — А-а, человек, на котором все держится. И что же он натворил? — Вздумал писать прошение королю с просьбой перенести наш университет в Мэриэг, но это ерунда! — он написал еще отказ одному знатному человеку в ответ на его пожертвование и вернул деньги!….. -Это действительно пугает, — улыбнулся я. — Мы не сразу поняли, что все взаимосвязано. Но все ученики ломали голову над тем, как исправить бедственное положение. — И? — Я и двое моих товарищей стал очень внимательно присматриваться ко всему, что происходило вокруг. Лава Дар выяснил интересный факт: его сосед по дому, в котором он снимал жилье, делал ставки в азартной игре на женитьбу профессора Лопнера незадолго до того, как тот надумал жениться, и, разумеется, он выиграл, когда профессор объявил о своем намерении. Еще мы припомнили случай, когда все тот же Юнжер и его приятель — не слишком приятный молодой человек крутились возле профессора Дромулуса и как будто что-то незаметно сыпали ему на мантию. Рассеянный Дромулус удивленно обернулся — и они со смехом убежали. Почти сразу после этого случая Дромулус и сжег свои труды. Кто-то из студентов говорил, что видел Юнжера, держащего в руках кота Обоймера Лайо-философа-и тот истошно вопил. Опять же, Юнжера частенько замечали в компании подозрительного типа — не местного. Наверное, все эти мелочи заставили нас внимательно понаблюдать за Юнжером. Лицо его было слишком довольным — казалось, его развлекает все происходящее в университете. Мы решили для начала обыскать его комнату. Подгадав время, которое он проводил в кабачке, мы забрались к нему — благо, что подобрать ключ для меня дело плевое: я ведь любые механизмы быстро разбираю. И нашли в его вещах склянку с остатками какого-то неизвестного порошка. Я предположил, что это какое-то дурманящее средство, под воздействием которого люди себя странно ведут. Однажды мне приходилось наблюдать такое у деревенской колдуньи, к которой ходила гадать моя мать. Но такие средства обычно имеют непродолжительное действие, а нам казалось, что профессора посходили с ума надолго. Наш друг Слэкс Лион захотел проверить порошок, но я его остановил. — Надо сначала допросить хозяина, — сказал Лава Дар. Дело было вечером, мы знали, что Юнжер сидел это время в кабачке со своими товарищами, и мы решили подождать, пока он не вернется домой. Но ждать пришлось долго — той ночью Юнжер так и не вернулся домой, где он пропадал — мы не знали, и от безделья и томительного ожидания нам захотелось заняться чем-нибудь полезным, поэтому мы отправили Слэкса за вином. Он сказал, что принесет нам кое-что получше, и, некоторое время спустя, принес бутыль с какой-то странной жидкостью прозрачного цвета напоминавшую воду, но с немного резким запахом. — Этот напиток поможет нам сегодня скоротать время! — объявил Слэкс. — Что это? — спросили мы с Лавой нашего товарища. — Одна забористая штука, которую мы получили способом перегонки. Она гораздо крепче вина и сразу ударяет в головы. Так что держите их хорошенько, чтобы не снесло! — засмеялся он. — Нам ведь сегодня нужны свежие головы, — укоризненно сказал Лава. — Да ну! Юнжер сегодня все равно не придет — он небось отправился ночевать к своей девушке Мари Роз. Поймаем его, когда вернется на рассвете. А сейчас предлагаю снять пробу с этого экспериментального напитка. Уверяю вас: он не разочарует! И мы, махнув на все рукой, уселись вокруг стола. Слэкс вытащил стаканы и закуски прихваченные с собой. И мы сделали по глотку обжигающего горло напитка. Штука оказалась и в самом деле забористая, в чем мы имели удовольствие убедиться. Наша компания многократно поднимала стаканы и выдумывала все более замысловатые тосты. Упражняясь в изощренности ума, с каждым из них мы становились все бесшабашней. Я не выдержал и перебил Соро: — Какое же отношение это имеет к… — Самое непосредственное. Сейчас вы обо всем узнаете, хотя, боюсь, мне не поздоровится. Итак, мы признали, что этот напиток действительно отменный, хотя и обжигает глотку. И тут я, случайно сунув руку в карман, нащупал вещицу, доверенную вами. Дело в том, что я все время после вашего отъезда пытался разгадать ее секрет, и к моему глубочайшему стыду — все безуспешно. Я даже собирался обратиться за советом к моему учителю, как тут приключилась эта история! Зацепив рукой амулет, я выронил его из кармана. Лава Дар поднял его и прочитал надпись: 'сартор'. -Что это? — Вещица, с которой мне поручили разобраться, а что за слово ты сказал? — Сартор. Здесь так написано зеркальным способом. На древнем языке это значит — меняю стихию. — Видите ли, кэлл Орджанг, я — механик и хотя, мысль разобрать буквенный код приходила в мою голову — я не знал языка. Все захотели взглянуть на ваш амулет. Мы передавали его из рук в руки, и наконец он вернулся ко мне. Я засунул его обратно в карман и, машинально повторив: 'Сартор', задумчиво присел на стул. И тут! Внезапная сила сорвала меня с него так, как срывает ветер листву с деревьев. И эта неведомая сила подняла меня и понесла по комнате. Потолки в ней были довольно высокими, и только это спасло меня. Я не мог управлять этой силой и то и дело натыкался на стены и мебель и отбил себе все бока и голову. Все происходило как в кошмарном сне, только ощущения были отчетливей — так, по крайней мере, считало мое тело. Пока я летал, Лава Дар и Слэкс Лион стояли широко раскрыв рты и наблюдали за моими беспорядочным передвижениями, поворачивая мне вслед свои головы. Непередаваемое изумление застыло на их лицах. Мои чувства были иными. Я отчаянно хотел приблизить к себе землю, то есть пол и не знал — как это сделать. Ноги мои разлетались в разные стороны, я осуществлял безуспешные попытки удержать их вместе. Потом началось худшее — я стал переворачиваться и делать это так быстро, что окончательно потерялся в этом диком полете. Первым из оцепенения вышел Слэкс Лион — он решил что надо срочно что-то предпринять и не нашел ничего лучшего как схватить меня за ноги — но тело мое отказалось повиноваться ему — ноги мои вырвались и непочтительно лягнули его. Он отскочил сердито и сконфуженно. Я же взмыл от него повыше к потолку и больно треснулся об него головой. — Хватит! — заорал я. — Хватит! Хочу на землю — сартор тебя разрази! Едва эти слова сорвались с языка, как тело мое стремительно полетело вниз, и я рухнул на пол, вывихнув при этом челюсть. С минуту я лежал на полу с распростертыми руками. Ко мне осторожно приблизились мои товарищи и помогли подняться. Я, постанывая, присел на стул и встряхнулся всем телом. Слэкс Лион потянулся за бутылкой, но в ней было уже пусто. — Не надо больше крепких напитков, — остановил его Лава Дар. — Хватит! Может, это на него ваше вино так подействовало. — Не думаю, — возразил Слэкс, — но признаю тот факт, что мой напиток требует доработки — он прошел не достаточную фильтрацию. — Налейте ка мне, друзья мои, обычного вина. Я заметил в том шкафчике у Юнжера несколько бутылок. Но Слэкс решительно отверг мою просьбу: — Не следует смешивать эти напитки. Тот, что мы с вами выпили — гораздо крепче вина и смею предположить, что вино подействует сейчас плохо, наутро у тебя может разболеться голова. — Но я потрясен — мне надо восстановить силы, приобрести равновесие, так сказать. — Мы потрясены не меньше тебя. Съешь лучше ветчины. И Слэкс и Лава вступили в долгий научный спор о природе моего полета. Меня разморило и я, кажется, задремал от пережитого волнения. Разбудил меня стук сапог и грохот двери. Я открыл глаза — в комнате было светло. Похоже, ночь подошла к концу. Я увидел, что двое моих товарищей повисли на Юнжере, заламывая ему руки — он пытался отчаянно освободиться, и от такой возни они опрокидывали стулья. Мои товарищи повалили его на пол. Наша засада принесла плоды — зверь пойман в ловушку — теперь вступает в дело сила вербального воздействия. Я наслаждался картиной нашей победы, пусть и не очень честной, но в данном случае результат важнее средств его достижения. Друзья мои связали Юнжеру руки и усадили на стул. Он был растерян, зол и ничего не понимал. Не могу сказать: почему, но мы никогда не испытывали к нему симпатии. Вероятно потому, что он втягивал нас в азартные игры и частенько оставлял без денег, а может, потому, что он был плохим товарищем и всегда держался особняком; но, в сущности, до сей поры, он был вполне безвреден, если не считать финансовых трат по его вине. — Вы совсем спятили? Что все это значит? — прошипел он. — Послушай, приятель, нам все известно, — твердо сказал Слэкс. — Что вам известно, ненормальные? — Ты бы поострожней был в выражениях, а то мы можем тебя и поколотить! — Связанного, — усмехнулся Юнжер, — сразу видно, что вы не благородных кровей. — Кто бы болтал о чести! Твоих рук дело — то, что происходит сейчас с профессорами, не хочешь нам все объяснить? За что ты так расправился с почтенными и уважаемыми людьми? Говори же, мы тебя внимательно слушаем. — Вы — идиоты! Что вы себе нафантазировали! — Знаешь, коллега, ты можешь отпираться, сколько хочешь, но это тебе не поможет. Мы не выпустим тебя отсюда, пока ты все не исправишь. Ведь у твоего порошочка наверняка есть противоядие. — Какой еще порошок? — а вот этот, дубина! или ты хочешь, чтобы мы тебя им посыпали? — и Слэкс, вытащив из шкафа банку с остатками порошка, занес ее над головой побледневшего Юнжера. — Так ты ни чего нам не скажешь? Но ни один мускул не дрогнул на лице этого типа. Признаться, мы почувствовали растерянность. Я надеялся, что он струхнет — неужели мы ошибались на счет порошка? Или он знал: как исправить его действие для себя и не желал делиться с нами этой тайной. Выбить из него признание оказалось не просто. — Так ты будешь говорить или тебя пытать каленым железом? — настойчиво сказал Слэкс, у него среди нас был самый твердый и решительный характер. — Мне все равно делайте что хотите, — равнодушно сказал он. — Мы свяжем тебя и заставим поголодать недельку с кляпом во рту, — продолжали мы свои угрозы. — Скоро сюда явиться служанка, чтобы сделать уборку, — ухмыльнулся Юнжер. — Вот, скотина! Боюсь, нам не удастся сладить с ним добром, — окончательно разозлился Слэкс. — Удастся! — раздался немного злорадный и уверенный голос из-за спины Лавы Дара стоявшего у выхода. В комнату вошел человек. При виде его лицо Юнжера сильно побледнело, и в нем промелькнул испуг-это уже что-то! Нежданный посетитель был высок, я бы даже сказал — огромен, крепок как дуб и все в нем говорило о несгибаемой воле, решительности. Коротко подстриженные волосы, широкий квадратный лоб, прямой нос, тяжелая челюсть, напористый взгляд. Одежда его была проста, но добротна. — Так, так! Вот значит, для чего тебе понадобилась Книга! Маг — недоучка. Предатель! Позор на мою голову за то, что позволил тебе явиться на свет, неблагодарный сын. Позволил обольстить себя смертной женщине. И вот моя расплата — мое отцовское разочарование! Юнжер попытался дернуться, но мы держали его крепко. — Позвольте, кто вы такой? — пробормотал Лава. Незнакомец метнул на него грозный взгляд и подошел к Юнжеру, на лице которого играла гаденькая улыбочка. Но он не выдержал тяжелого взгляда отца и отвел глаза в сторону. Мы расступились. — Я хотел, чтобы мой сын стал великим магом, лучшим из лучших, занял достойное место в Совете. У тебя были для этого все необходимые задатки, большой талант! А ты все продул. Дешевка! Играть в азартные игры! — голос мужчины задрожал от негодования, — заключать пари на артефакты и знания! Украсть вещь, принадлежащую нашему клану! Скажи мне — разве я недостаточно о тебе заботился, разве я тебя мало любил? Кто ввел в заблуждение твой хлипкий разум? Мать? Она смутила твою душу? Не простила мне ухода. Ты должен был думать своей головой, а не поддаваться чужой горечи и обиде. Я бы всему тебя научил, глупый мальчишка, ты бы мог получить весь мир. Ты проиграл свою первую и самую важную битву, сынок. Впрочем, чего это я бисер мечу! Закончив отповедь, высокий человек сделал некий знак рукой в воздухе, и ко всеобщему изумлению из ниоткуда у Юнжера под мышкой появилась книга. Это был увесистый фолиант в потертом кожаном переплете и с металлическими пряжками, от нее шел свет, и чудно пахло волшебством! У всех захватило дух, ибо мы увидели ч то-то чудесное, чего в обычной жизни никогда не увидишь. Наш пленный словно окаменел, его отец беспрепятственно вытащил у него эту книгу и сунул в небольшой заплечный мешок. — А вы, юноши, чего хотите от этого балбеса? Я вижу: у вас — недобрые намерения. — Он навел какую-то порчу на всех профессоров нашего университета. Мы предполагаем, что все дело в этом порошке, — робко ответил Лава. — Вот как! Это очень легко исправить — фокусы для новичков в магии! — сказал мужчина, понюхав склянку и с насмешкой посмотрев на сына. — Мы будем вам очень признательны, элл, позвольте узнать ваше имя. — Зачем оно вам? Достаточно того, что я уже знаю все вши имена. Но если вам так этого хочется, то называйте меня Влаберд. — На древнем языке это значит холодный ветер, — обрадовался Лава, — у него был талант к изучению языков. — Вот именно! Итак, я помогу вам, но вперед вы должны добровольно отдать мне одну вещь. — Какую же? — нахмурился Лава. — Амулет, который ваш друг прячет в кармане своих штанов, — и он показал на меня. — Мы не понимаем, о чем вы. — Перестаньте мальчики! Или вы будете доказывать мне, что там ее нет, и что вы не забавлялись с этой штучкой этой ночью, и один из вас не летал! — Как вы узнали это?! Вы следили за нами? — Вы все еще сомневаетесь в моих силах, а сами ждете помощи — это, по меньшей мере, невежливо, не говоря о том, что глупо. — Видите ли, — вмешался в разговор я, — есть одна сложность: та вещь, которую вы требуете у нас, на самом деле нам не принадлежит, она принадлежит другому человеку и оставлена мне на хранение. — Я знаю это. — Не говоря о том, что нам безумно жалко расставаться с такой необыкновенной штукой, не изучив, как следует и, не воспользовавшись ею. — Я знаю и это. Но разве вы не хотите помочь своим учителям — маленькая жертва с вашей стороны пойдет им на пользу. — Но разве вы только что сами не толковали о долге и чести? — И это верно — а все-таки, не стоит волноваться по этому поводу. Дело в том, что человек, отдавший ее вам, тоже не является ее настоящим хозяином. Она принадлежала нашему клану, и однажды ее украли, но это был не ваш доверитель: тот, кто это сделал, уже мертв. Я доставлю ее человеку, который по праву может обладать ей. — Как же я смогу оправдаться перед своим знакомым? — спросил я, имея в виду вас. — Если у него будут к вам претензии, отправьте его ко мне. Он очень настырный, он меня найдет. Все, что я могу сделать-расколдовать ваших профессоров. Так не будем же медлить — дайте мне вашу склянку. Он провел вокруг нее рукой и протянул нам. — Здесь еще достаточно порошка, чтобы поправить дело. — Но как? — Я изменил силу порошка с отрицательной на положительную. Мы очень усомнились, и все подумали, что он обманывает нас — ведь не было никаких заклинаний и прочих магических действ. Он понял наши сомнения и засмеялся. — Если хотите, я для вашего спокойствия могу пошевелить губами, но от этого ничего не изменится. — Надеюсь, вы понимаете, кэлл Орджан, что у меня не было выбора? Я бы не смог совладать с таким человеком. Соро обеспокоено вглядывался в мое лицо. Я пожал плечами и равнодушно сказал: — Что ж, легко пришло — легко ушло. Соро вздохнул с облегчением. Зачем ему было знать, что я всю эту историю сразу взял под сомнение и очень хорошо запомнил каждое его слово и приметы человека, описанные им, и при случае желал все проверить, например, разыскивая такого колоритного типа. Если то, что Соро сказал о свойствах амулета — правда, то вдвойне обидно потерять его, ни разу не воспользовавшись им. — Так чем же закончилось ваше приключение? — Вы имеете в виду профессоров? — Да, конечно, ведь с них же все началось. — Влаберд объяснил нам, что нужно посыпать тем же порошком любимые вещи профессоров, с которыми они никогда не расставались, и они перестанут чудить. Вам интересно будет послушать, как мы справились с этой задачей — было довольно занятно! — За утраченный амулет ты должен быть готов развлекать меня баснями хоть до самого утра. — Зря вы так, — печально вздохнул Соро и продолжил историю своих превращений. Влаберд ввел своего сына в оцепенение и сказал, что тот простоит так еще несколько часов, и у нас будет достаточно времени, чтобы расколдовать профессоров. — Да, и когда этот дуралей очнется, передайте ему от меня, что он — осел! С этими словами грозный папаша умчался как черная туча. — Уф! — сказал Лава. — Он восхищенно смотрел вслед этому человеку. — Интересное для науки явление, — заметил Слэкс. А у меня в голове был такой сумбур! Слэкс пощелкал неудавшегося мага по носу: он сделал несколько обидных щелчков — никакой реакции. Зрачки его уставились в одну точку и он, не мигая, смотрел в нее. Тело его словно окаменело. — Это какой-то временный паралич, — решил я. И мы приступили к устранению неприятных явлений, вызванных магией. Самое важное было установить с точностью наиболее любимые вещи учителей. Мы обменялись своими наблюдениями друг с другом и в основном пришли к единому перечню. За ректором Тагом было замечено пристрастие к роскошной трости, которую, как уверял он, ему жаловал сам король. Эта вещь была излюбленным предметом его тщеславия. Профессор философии и риторики Обоймер Лайо никогда не расставался с любимым котом, и все утверждали, что этот кот побывал в руках у Юнжера. Математик Шропотен Мино вечно размахивал огромной линейкой, и один раз даже чуть не выбил себе зуб, но таскал ее повсюду. У алхимика на цепочке болтался большой прозрачный кристалл. Астроном Лесий Кар имел пристрастие к жевательным палочкам и подзорным трубам — с трубами было не просто, решили сначала попробовать на жевательных палочках. Профессор оккультизма Лопнер Бив не расставался с четками, а теперь еще и с толстой кухаркой. Дромулус, которого вечно знобило, пытался согреться в меховом палантине. Механник гордился орденом за победу в Медвежьем турнире больше, чем всеми своими научными изобретениями: таковы выверты человеческого тщеславия. Флэт всегда носил с собой лупу. А вот, правовед Фрадус Йон, колючий как щетка, вызвал у нас сомнения — он был какой-то… обыкновенный. Кто-то из нас предположил, что у него есть черная кожаная папка, в которой он хранит тексты лекций. Кто-то уверял, что дело в маленьком гребне, он кладет его в карман мантии. А еще при нем всегда были увеличительные стекла для глаз, которые изготовил его приятель астроном. Но, кроме того, и у него и у остальных профессоров имелись часы, которые мастерил Вагро Пэпт, ведь до того, как стать профессором, в юности он был подмастерьем часовщика. Итак, мы приступили — порошка было немного и следовало экономить. Начали с Болополя, потому что нам сообщили, что этим утром он выехал из города верхом на осле. К счастью, он не торопился. Болополя удалось перехватить почти сразу за городом, на Конной дороге, он направлялся в Ларотум. Профессор был сам не свой от удивления, когда мы сказали что догнали его изключительно из научного интереса — проверить действие его кристалла, потому что поспорили. Он сказал, что это чушь и кристалл, который не дает покоя воображению студентов ничего более, чем простое украшение, подаренное ему матерью. Стоило немалых трудов уговорить его показать напоследок этот кристалл. У Болополя глаза на лоб полезли, когда мы стали посыпать его крупицами порошка. Потом они у него полезли к самому затылку, когда он пришел в себя (порошок заработал!) и спросил: какого корня он едет на этом осле! Мы от смеха чуть животы не надорвали, но это был как-никак наш уважаемый профессор — он требовал к себе почтения, но что тут скажешь? Пришлось сочинять ему всякую ерунду: мол, едет за какой-то особой голубой глиной для своих опытов. Тогда он резонно спросил, почему при нем все его имущество. Кто так нагрузил бедного осла. Это здравомысленное замечание убедило нас, что опыт удался. Далее мы помчались в университет, ибо на тот же день была назначена знаменательная свадьба. Наверное, это чересчур жестоко по отношению к бедной девушке — раз в жизни ей выпало такое счастье, но мы проявили здорувую мужскую солидарность-надо было спасать от неравного брака несчастного, потому что брак сам по себе способен стать сплошным несчастьем, а уж когда человек осознает, что причиной его стало колдовство! Вышло много сложностей с этим Лопнером: он не хотел поддаваться — никого не подпускал к себе и всех ревновал к своей невесте, а дело уже близилось к финалу! И вот уже, счастливый, нарядный и важный, как павлин, жених выходит на улицу, чтобы направиться в каморку к своей кухарке, откуда путь их лежит к храму, как тут появляемся мы его и окружаем его. Четки у профессора все также намотаны на руку. Лава хватает его за руки и начинает молоть всякий вздор, вроде поздравлений — сам же высыпает порошок на четки! Тут выплывает эта страшная кухарка, несется к нам и бросается с разбегу на шею Лопнеру! Да, такого спектакля Файлено еще долго не увидит. Закончилась пылкая страсть ужасной потасовкой — когда до женщины дошло, что профессор многовенно охладел к ней и резко поменял свои планы насчет женитьбы, от дикого отчаяния она моментально перешла к боевым действиям. Будто из-под ее юбки выскочила кастрюля и стала летать нал головой бедного Лопнера. Хуже всего, что Файлено городок небольшой — этот скандал доставил массу неприятностей оплошавшему жениху. Дромулус никак не мог понять, чего мы от него хотим, и пока открывал рот и переспрашивал, Лава подобрался сзади к его накидке и сделал дело. Особенно много хлопот доставил астроном. Сначала мы посыпали порошок на коробку с жевательными палочками. Но это было неудачно, потому что в его кабинете тоже имеласть коробка, и мы не могли знать наверняка: какая из коробок подверглась магическому воздействию. А, кроме того, в его кабинет еще нужно было попасть. Он уединился там и не желал никого видеть. Пришлось выманивать самым банальным враньем, на которое он, к счастью купился, — мы крикнули ему через дверь, что сам Яперт пожаловал собственной персоной за гороскопом для себя! Такая ложь — какие угодно двери распахнет. И мы вошли. — Что вам угодно, олухи мои, — прогнусавил Кар, — кто мне сказал добрую весть про короля? — О, великий профессор, он будет здесь к следующей салле. А пока вы должны составить ему гороскоп. — Но ведь я уже составлял ему гороскоп. — То был гороскоп на его рождение. — Так я делал ему гороскоп и на этот год. — А он хочет более подробный на следующий год. Но ради такой счастливой вести, вы не позволите, взглянуть в вашу трубу. — Вы дерзкие олухи, — гнусавит профессор, как смеете нарушать мой покой, когда сам король Анатолии жалует меня! Это препирательство заканчивается тем, что мы все-таки завершаем дело. Пока я отвлекаю профессора, Слэкс посыпает все небесные трубы и пачку с палочками, на всякий случай. К астроному возвращается ясность рассудка, что выражается в нудных и неудобных для нас вопросах: что мы здесь делаем, что плели ему про короля, и вообще, он доводит до нашего сведения, что мы олухи стоеросовые. С моим собственным учителем пришлось помериться силой. Его просто обуяла потребность в борцовских схватках — он задирал прохожих, выкорчевывал голыми руками деревья, сломал наш фонтан. И я, рискуя своим здровьем, ибо учитель мой наделен недюжинной силой, вызвался побороться с ним. Прихватив щепотку порошка в руке, я дождался, пока он повалит меня на землю, и успел ухватить его за цепь, на которой болтался орден. Моя хитрость сработала — я потирал синяки, а Вагро Пэпт пытался понять — чего это я валяюсь перед ним на пыльной мостовой. Он устроил мне нагоняй и пошел в мастерскую, откуда долго еще слышались его громкие крики: 'Это что за монстры прошлись по моей мастерской. Я бы этим недоклееным, недоделанным, недовинченным остолопам и разбойникам ноги бы повыкручивал, я бы винтики то им позавинчивал. Ой! Моя любимая столешница! Мой верстак! Это что же за дурень тут погулял. Шииип! Сороооо! Кто должен наводить здесь порядок? Почтенный профессор, обросший бородой до пупка? Или вы бездельники-студенты? О-о-го-го! Мой проект водонапорной башни. Кто же его так? Какой осел здесь танцевал, словно медведь в буреломе'! И все в таком же духе. Бедняга забыл, что сам учинил там погром недавно. Следующим нашим заданием был ректор Таг. У него случилась настоящая истерика — когда мы сыпанули порошок ему на знаменитую трость! Он завопил, потом успокоился и сказал, что к концу семестра выгонит нас из университета за дикие выходки. Мы долго и мучительно извинялись. Кот философа или философский кот, как мы его называем, чуть не расцарапал Лаве лицо и умчался в окно — философа чуть удар не хватил! Мы всем университетом ловили кота по крышам — а он упал в печную трубу. Повезло котяре, что она в тот день уже протопилась. Вымазвашись в саже он прошлепал по чистому полу и запрыгнул на стол. Этот демон обожрался маслом на кухне и пирогом, испеченным для ректора. В общем, с тех пор, кошек я больше не люблю — намаялись мы с ним, но все же, и котяра от нас не ушел. С правоведом, пришлось действовать тайно — слишком много вещей было на подозрении и, кто бы думал, но все они оказались не теми, что нужно. Мы залезли к нему поздно ночью, когда он спал после попойки, и посыпали все, что могли, но безрезультатно — дело оказалось в его стоптанных старых туфлях — выяснилось это совершенно случайно — Лава споткнулся о них и рассыпал остатки порошка. Мы зашипели от негодования, а вместе с нами проснувшийся профессор Фрадус — пришлось бежать через окно. Мы уже потеряли надежду на его преображение, но на утро он явился на лекции посвежевшим, побритым и собранным как обычно. Университет был спасен! Но знаете, что самое обидное: расскажи мы кому-нибудь обо всем, что случилось — нас засмеют! А хуже всего, что все это антинаучно, особенно мне и Слэксу трудно признать, что есть некая сила, которая не поддается ни одному научному объяснению. Лаве проще — он учится на философа, а они, как известно, мастера искать черную кошку в черной комнате, и слова за уши засовывать. Ну, как вам мой рассказ? — робко спросил Шип Соро. — Он заслуживает доверия? — Насчет доверия — не знаю. Доверие — такая штаука, брат Соро, но одно скажу тебе точно: он заслуживает бутылки хорошего вина. Итак, я угостил его вином и сказал себе: ладно, Жарра, если вас и обманули, то хотя бы доставили некоторое удовольствие! Мы простились и разошлись на ночлег. Наутро я продолжил свой путь. Глава 16 Своенравная невеста После нескольких дней пути мне довелось заночевать в городке Сусер, графства Олдей, в обычной провинциальной гостинице, где останавливались разные люди. Распорядившись о лошади, я прошел на второй этаж, где привел себя в порядок в снятом номере. Сейчас, внизу, где столовались приезжие, было немного народу. Разместившись в комнате, я спустился, чтобы поужинать. Было уже темно. Ко мне подсел плотный и добродушный, как старый филин, элл, попросив моего позволения поужинать вместе, чтобы скрасить дорожное одиночество хорошей беседой с добрым человеком. Он мне не досаждал — и я был не против такой компании. Мы завели неспешный разговор, смакуя вино и наблюдая за другими постояльцами, мой сотрапезник не вызывал у меня опасений. Все шло мирно и не предвещало ничего необычного — я даже не представлял в те минуты, как близко я нахожусь от новой истории, которая неумолимо приближается к гостинице, где я мирно потягивал вино, в тяжелой дорожной карете, запряженной четверкой лошадей. Но не зря говорят: тому, что должно случиться, ничто помешать не может. Итак, я не искал приключений — они сами меня нашли. Мой собеседник был немолод и за долгий день утомился. Пожелав мне доброго вечера, он решил покинуть меня — ему на утро нужно рано выезжать. Мне спать пока не хотелось — я разомлел от еды и тепла и решил продлить себе удовольствие, попросив еще бутылку вина. Может, я захмелел, может, мне было скучно, может, я просто — молодой азартный человек, всегда готовый кинуть кости с судьбой, но я отчаянно захотел каких-либо событий — и… мое желание исполнилось. С улицы послышался стук подъезжающей кареты и топот копыт. В помещение гостиницы вошли двое: высокий, крепкого сложения мужчина в черном, расшитом серебряной нитью костюме, со знаками рыцарского достоинства, на плече его была изображена малиновка, а по левому рукаву пробегали три полосы: серебряная, бордовая и лазоревая — цвета его господина; и женщина, в неброской, но дорогой дорожной одежде. Это была молодая элинья, наверное, я так спокойно говорю о ней, потому что повидал достаточно красивых и необыкновенных женщин, но не буду кривить душой: она обратила на себя все взоры, и один из первых в их числе был — мой. Ее спутник казался мрачным и раздраженным, но в присутствии дамы он не показывал своих чувств, а подвел ее к лучшему столику, помог расположиться, и вел себя очень предупредительно. Я обратил внимание на то, как она резко отдернула свою руку, как подобрала край плаща, случайно зацепившегося за его ногу — и во всем чувствовалось, что эти люди не были близки. Мужчина распорядился насчет лошадей, чтобы о них позаботились — вытерли им спины и дали воды, но не расседлывали, и обратился к девушке с вопросом о том, чего она изволит желать. — Мне холодно, я замерзаю, — пойдите, помешайте огонь в камине, — повелительным голосом сказала она. Он ей сдержанно поклонился — похоже, все капризы взбалмошной элиньи ему порядком надоели, но отправился выполнять поручение. Только в помещении было и так жарко. И оно стало еще более жарким, когда эта дива, легко, как дуновение, подбежала к моему столу и склонилась надо мной. — Помогите, умоляю вас, меня увозят насильно, — шепотом сказала она, ее горячее дыхание у моего уха вскружили мне голову: бесовка — ее запах был так соблазнителен, а губы чувственным изгибом заставляли мечтать о поцелуях. Тонкий край, расшитый орнаментом, зеленого как море платья, светлый локон, скользящий по груди, другой взлетающий над мочкой уха — эта юная колдунья так проникновенно смотрела мне в глаза, что… я погнался вслед за новой мечтой. Но едва я открыл рот, чтобы задать встречный вопрос, как ее хмурый спутник быстро подошел к нам и спросил, что мне угодно. — Я обратилась к этому юноше, чтобы он дал мне соль. — Соль? — недоверчиво спросил мужчина, — в этой гостинице для гостей не найдется соли? Эй, хозяин, пойди сюда. — Он стал распекать его за нерадивость, а девушка тем временем делала мне какие-то знаки. Я не мог понять, чего она хотела. — Сядьте за тот столик, элинья, и скажите что вам угодно, — настойчивым тоном попросил мужчина. — Я хочу вина…и сладких лепешек, — сказала девушка. — Что прикажете делать мне, я все еще вас раздражаю? — О, гораздо меньше…Пойдите, проверьте наших лошадей. Очень неохотно этот человек подчинился — видно было, что ему не нравилось ее оставлять одну, и он бросил подозрительный взгляд на меня. Я же сделал вид, что мне все безразлично, и мирно уплетал утиную ножку. Едва человек в черном вышел за порог, как красотка снова подлетела ко мне: — Придумайте же что-нибудь! Он сейчас вернется. — Но что вы хотите? — Чтобы вы его убили! 'Ого, какая кровожадная'! — подумал я. — Чем он так провинился? — Не время болтать. — Тогда объясните. Она надулась. — Меня хотят насильно выдать замуж. — Неужели! — Я собираюсь убежать — этот человек ужасен. Он одну жену уже заморил до смерти. — Как в сказке о синей бороде. — Вам смешно?! — сердито спросила она. — Куда вы собрались бежать? — Меня ждет верный человек в лесу. Он мне поможет. — Но это — безрассудство. Она ничего не ответила — она взглянула на меня с презрением — этого молодому глупцу было достаточно. Зачем я влез в эту историю — отчаянные мольбы о помощи — я тогда еще не умел противостоять им, или молодость и обаяние девушки пленили мой разум, но я сделал то, что не следовало делать: вмешался в события. Вошел тот человек. И сразу направился ко мне. — Что вы хотите от этой девушки? Что вам нужно? — Нужно не мне, а очаровательной элинье — она не желает ехать с вами. Человек бросил быстрый взгляд на девушку и потом тяжело посмотрел на меня. — Вы ищите себе неприятностей, элл? — Нет, я их создаю другим! — вызывающе ответил я. Что на меня нашло в ту минуту? Я вел себя как никогда глупо. Эта девица околдовала меня. — Я предупреждаю, вас наглый путешественник, что вы навлечете на себя гнев высокопоставленной особы. — Уж не король ли это? — Как знаете! — сказал он и схватился за меч. Я же схватил скамейку и ударил его по голове. Человек потерял равновесие. — Бежим! — я схватил девушку за руку и увлек ее во двор. Там стояла оседланная лошадь этого человека, рядом с каретой, в которой он привез девушку — видно было, что он не собирался надолго задерживаться в этом месте, я помог забраться на лошадь девушке и сел сам. Мы помчались, следуя указаниям Ринны, судя по которым, она очень хорошо знала эти места. Погони за нами не было, видимо, мой удар надолго вывел 'черного рыцаря' из игры. Мы углубились в лес. Просторные поляны, твердо сбитые тропы, высокие деревья — все должно было радовать взгляд, но стало уже темнеть, и красота леса осталась незамеченной. Ничего не понимая, я ехал, подчиняясь воле девицы — тепло ее тела сильно волновало меня и крепкие прикосновения от тряски лошади друг к другу заставили меня сильно желать ее. Мы забрались в чащу. И очень вовремя спешились — еще пара минут и я не смог бы противостоять своим чувствам — заключил бы девушку в объятия. — Там! — красавица указала путь к маленькой лесной сторожке. Но к двери была прислонена наискосок палка. — Не понимаю: его нет дома, — с беспокойством сказала она. — Кого нет? — …моего друга. — Кто он? — Вам то, что за дело, — равнодушно сказала она. 'Вот те раз! — подумал я — сама вовлекла меня в неприятности своим колдовским взглядом и…' — Простите! — спохватилась она, — но я очень волнуюсь из-за того, что с ним. — Да с кем же? — С учителем. Я ведь не к любимому сбежала, как вам, наверное, показалось. Думаете, я — избалованная капризная кукла? — Вовсе, я так не думаю. — У меня есть способности, впрочем, как и у вас — поэтому наша встреча была предопределена, но мне нужен был сильный союзник, чтобы развивать их дальше, мне казалось: я его нашла — мы договорились о встрече в лесу. По дороге к графу Олдей, меня за него должны были выдать замуж, меня должны были отбить люди, подкупленные мной, но, увы, их убили люди графа, которые и сами пострадали в той схватке — уцелел один лишь хэлл Джер Симонир, Черный Рыцарь, как я его называю, — улыбнулась она своей королевской улыбкой. — Он самый преданный человек графа, к сожалению. Но мне подвернулись вы, и неслучайно, как я теперь понимаю. — Могу я хотя бы узнать имя прекрасной дамы, которую я спас от столь печальной участи, как стать самой знатной и богатой женщиной графства Олдей. Ее глаза сверкнули: она заметила мою иронию: — Хэльяна Ринна Зото — Лабернир. — Но что же вы собираетесь теперь делать? Что если ваш учитель не придет? Девушка вздрогнула, — похоже, все свои надежды она возлагала именно на него. — Кстати, кто он? Как вы с ним познакомились? — Мне не нравится ваш вопрос. Я более не хочу разговаривать с вами. От нее пошел странный холодок — она закрылась как ледяная скала и излучала равнодушный свет. Но в душе ее волновалось пламя. — Я вам нужен еще? Она сделала знак, чтобы я уходил. Мне ничего не оставалось делать, кроме как следовать ему. И я ушел, хорошенько запоминая дорогу и делая кое-какие знаки. Девушка зашла в сторожку и принялась там ждать своего таинственного друга. Теперь настало самое время мне подумать о том, что я буду делать. Порядком стемнело и в гостиницу возвращаться стало опасно — меня там могли дожидаться, но на мне был мой плащ-невидимка и я решил по его покровом вернуться туда и забрать свою лошадь и вещи. Так я и поступил: повернул пряжку и исчез полностью в темноте — заметна была лишь лошадь. Я был прав — у гостиницы меня ждали. Темная тень мелькнула в дверь, и вскоре на улицу вышло человек семь. — Лошадь, как странно, — сказал низкий властный голос. — А где же он сам? Разве ему лошадь больше не нужна? — Возможно, его убили? — предположил другой голос. — Все возможно, — уже озабоченно сказал главный. (так я его назвал) — Они на все готовы. Но брать женщину в заложники — это слишком! Я боюсь, что ей угрожает большая опасность. При этих словах я напрягся — тут что-то было не то. — Вы думаете? — Да…, да, они хотят получить власть, любой ценой, любой — именно поэтому собрание обратилось ко мне, чтобы я возглавил партию. Всем известно: меня мало, что может остановить — про хэльяну Ринну тогда еще никто не знал. Они пытаются воздействовать на меня — мало того, что это подло и низко, так это еще и глупо — они лишь вызвали мою злобу — я не прощу им похищения моей невесты. — Вы думаете, тот человек, с которым она убежала, был связан с этими негодяями? — Я допускаю такую мысль. Тогда он здесь не покажется. Но я все равно его найду, и у него будут большие неприятности! — человек, сказавший эти слова, с досадой ударил хлыстом по земле и вошел вместе со своими спутниками в дом. Я призадумался. Вышел слуга и отвел лошадь в стойло, поместив рядом с моей. Прислонившись к ограде, я поднял голову вверх: черное покрывало ночи было облеплено звездами — яркими и низкими. Безразличие и глубина неба всегда зачаровывали меня. Созерцая их, я думал о происшедшем. Мне с самого начала не нравилась эта история. В ней чуялся какой-то подвох. И вот, теперь этот знатный человек — мой личный враг из-за чего собственно — непонятно, девица могла со своей женской взбалмошностью все извратить. Но более всего мне был непонятен разговор этих людей. Я повернул пряжку на плаще и, вернув себе человеческий образ, вошел в гостиницу. Все разом обернулись. И впились меня взглядами. Это был настоящий обстрел, если можно так образно выразиться. Человек, побитый скамейкой, буравил меня весьма красноречивым взглядом. На голове его был большой кровоподтек, и он угрожающе приподнялся, снова положив руку на рукоять меча. Стараясь сохранить хладнокровие, я подошел к тому эллу, который по моему предположению выглядел значительнее всех — чутье меня не подвело — это был старший среди всех по титулу — граф Олдей, покинутый жених Ринны. Но тогда я еще точно не был уверен в этом. И я обратился к нему, произнеся речь примерно следующего содержания: — Многоуважаемый элл, прошу простить мое невежество, но я человек новый в здешних местах, и имя ваше мне не знакомо — зато я отлично слышал ваш разговор за дверью и вот, что я хочу вам сказать. Вышло досадное недоразумение, для меня — по крайней мере, в котором я оказался замешан по милости прекрасной дамы. Этот человек свидетель нашего знакомства с ней — я показал на избитого мной черного кавалера. Тот вскочил, но старший остановил его рукой, велев мне договаривать. — Итак, я помог этой даме основываясь, лишь на ее мольбах о помощи. Она уверяла меня, что над ней совершают насилие, и просила освободить, что я и сделал. Брови графа нахмурились. — Я отвез ее в место, которое она мне указала. И вернулся сюда. Но… — Так чего же вы хотите? — перебил меня граф. — Мне многое непонятно в этой истории, и я решил проверить — правильно ли поступил, пойдя на встречу ее желанию. — Вы! — вспылил граф Олдей, — если бы вы знали: что вы натворили только что! Ваше невежество не искупает вашей вины. Зачем вы влезли в это дело? Или вы думаете, что дворяне провинции Олдей — сплошь насильники и обидчики женщин? — О, я никогда бы так не подумал — я склонился в поклоне. Граф перевел дыхание и старательно сдерживал себя в разговоре — теперь я уже начал кое-то понимать. — Я прошу вас, проявить милосердие ко мне, если я оказался не прав. И давайте, обсудим спокойно это дело — предложил я. — Где она? — Я… -Где она? Что-то в голосе этого человека убедило меня сказать правду — он был преисполнен волнения о девице, сильного беспокойства за нее, которое могут испытывать, лишь сильно любящие люди. — В лесу, в сторожке. — Вы отведете нас туда. Посмотрев ему в глаза, я решил, что лучше не противиться. — Но скажите мне хотя бы ваше имя, меня зовут баронет Орджанг, Жарра по имени Льен. — Граф Олдей, — сухо ответили мне. Мы приехали в лес уже глубокой ночью. Нас ждали. Возле той самой сторожки началась резня — к сожалению, я не был кошкой и не мог видеть в темноте: пришлось двигаться на ощупь, но вдруг странный свет вспыхнул в моих глазах — я увидел сквозь темноту, и этот свет исходил от моей груди, от какого-то маленького предмета на ней — медальон Одавэны! Он помог мне драться. И убивать нападавших на нас — их было не больше нашего, но они превзошли нас внезапностью и трех человек уложили сразу на месте, орудуя ножами, ибо нам всем пришлось спешиться — несколько человек с их стороны лежали на земле — остальные решили ретироваться. Все стихло вдруг. Осторожно отворилась дверь сторожки — из нее выглянула светлая головка, натворившая столько дел. Элинья Ринна осмотрела поле боя и, кажется, это смутило ее покой. Девушка со слезами бросилась ко мне на грудь. — Осторожно, элинья Ринна. Вы должны благодарить этого человека, который спас вас из очень опасного положения, и я показал на графа, в руке которого дрожал факел. — Меня предали, — горько сказала Ринна. Более она ничего не говорила. Мы усадили ее на лошадь и, оттащив мертвых в сторожку и прикрыв ее от лесного зверья, отправились прочь из этого леса. Я молчал и ехал рядом. Но люди эти не собирались возвращаться в гостиницу — они поехали в графский замок. Когда я собрался откланяться, меня 'попросили' поехать вместе с ними. — Будьте так любезны, — мрачно сказал граф, — нам важно понять ваше участие в этом деле. Я согласился, потому что сам хотел все прояснить, и я подумал, что раз мне скрывать нечего, то и опасаться не нужно. Граф, как все вспыльчивые люди, быстро отойдет, и конфликт будет исчерпан. А где ночевать — в гостинице или в графском доме мне было без разницы. Второе даже предпочтительней. В доме графа меня отвели в комнату и, прислав слугу с легким ужином, после его ухода прочно закрыли дверь — фактически посадили под замок. 'Однако!'- подумал я и лег спать, решив, что на утро, со свежей головой во всем будет гораздо проще разобраться. Странно, но всю ночь я слышал звуки сладкой музыки под окном. Может, мне это снилось? Нет, мне не снилось — как я узнал потом, всю ночь под окнами играл маленький оркестр, услаждая слух будущей графини. Чтобы сон ее был легок — так граф начал завоевывать сумасбродную красавицу. Мне позволили предстать перед их ясными очами только к полудню — ожидание уже стало выводить меня из терпения. Но вот заскрежетал ключ в замке, и двери отворились — слуга провел меня в комнату, где расположились: граф Олдей и хэлл Джер Симонир. — Итак, настала пора нам с вами объясниться. — Я жду этого момента уже целое утро, и хотя, мог бы оскорбиться приемом, оказанным мне здесь, я не стану делать этого, оправдывая ваши действия гневом, которому были причины. Не нужно было запирать мою комнату, — вежливо отвечал я. — В этом я был не прав, — сухо ответил Олдей, — и прошу принять мои извинения, но вы сами заметили, что у меня были причины не доверять вам. Зачем баронету Орджангу, человеку герцогини Брэд, понадобились приключения на дорогах? 'Ого, он кое-что успел выяснить', - подумал я. — Куда вы направлялись? — В Мэриэг. Позвольте, я расскажу все по порядку. Он кивнул. — Я ехал на службу. — К кому? — Еще сам не знаю. — Смело. Дальше? — В гостинице ко мне обратилась девушка, которую вы называете Ринной. Она мне представила дело так, что ее хотят похитить, и обвиняла этого человека, — я указал на Симонира, который все так же буравил меня взглядом. — Я помог хэльяне, но меня насторожили ее слова о том, что тот человек, с кем у нее была назначена встреча в лесу, не приехал. Чутье подсказывало мне, что она может оказаться в сложном положении, если он не явится, и я поехал в гостиницу, чтобы разузнать что-нибудь про нее и заодно забрать свои вещи. Там я наткнулся на вас и услышал странный разговор, убедивший меня переговорить с вами. — Где вы нас слышали? Мы вас не видели, или вы обладатель слуха как у лесного зверя? — иронично спросил граф. — Я могу слово в слово повторить то, что вы говорили. Но не это главное. Меня удивили ваши слова. Кто хотел использовать ваше чувство к элинье Ринне? И кому она так безоговорочно доверяла, что готова была пойти на все? — Я не могу вас посвятить в это, — хмуро сказал граф — скажу лишь, что это мои враги. — Вы верите этому человеку, таннах? — недовольно вмешался Симонир. — А что мне остается?! Граф задумался. — Я нисколько не оправдываю ваше поведение-оно глупо и безрассудно. Вы непозволительным образом вмешались в дело, которое вас не касается. Моя невеста совершила не менее безрассудный и неправильный поступок — по ее вине погибли люди. Но я люблю эту девушку и не собираюсь отказываться от нее. — Так в чем же дело? — Хоть это и претит мне, я вынужден обратиться к вам за помощью — хэльяна Ринна заявила, что будет разговаривать со мной только после встречи с вами. Я подумал про графа, что он очень смелый человек, если не боится брать в жены столь своенравное и непредсказуемое создание. — Я не знаю: зачем ей это нужно, но я надеюсь, вы понимаете чего я хочу от вас в данной ситуации — вы мне кажетесь, несмотря на случившееся, человеком неглупым. — Постараюсь использовать нашу встречу с вашей невестой вам во благо. — Ну что ж, тогда подождите здесь. Хэльяну Ринну сюда приведут. Граф отправил слугу за девушкой. И он, и его вассал не сводили с меня неприязненных взглядов. Ринна, сияя красотой и холодной невозмутимостью, появилась в комнате, с высоко поднятой головой, и небрежно кивнула всем. Граф и Симонир церемонно приветствовали ее. Она уселась в роскошное кресло, обтянутое леопардовой шкурой. — Мы вас покидаем, — сказал граф и вместе с Черным Рыцарем вышел из комнаты. Я развел руками и улыбнулся самой шикарной улыбкой, на какую только был способен. — Я снова к вашим услугам…элинья. Надеюсь, вы меня позвали сюда, с единственной целью: попросить взять вас в жены. Но должен сразу вас разочаровать — я перешел на сторону графа — и вынужден отказаться от такого соблазна! Моя речь не произвела никакого впечатления — девица была озабочена отнюдь не собственной судьбой. — У вас есть одна вещица, — как бы небрежно произнесла Ринна, — вам от нее проку мало, — а мне….она очень мне нужна, — уже страстно сказала девушка и заглянула в мои глаза. — О чем вы? — Медальон Одавэны. Он на вашей шее, — я знаю, — улыбка ее была торжествующая: ей понравилось мое удивление. — Но… — Как я узнала? Я знаю еще и не такое, — прошептала она. — Я сводная сестра Одавэны. Мы давно не виделись — ее муж против того, чтобы она общалась со своей семьей. — А кто ее муж? — Его имя вам ничего не скажет, но он — осел! — Зачем вам этот медальон? Признаюсь — мне не хотелось бы его терять — он вызывает у меня чудесные воспоминания. — Видите ли, — она сделала паузу, — медальон Одавэны — магическая вещь, — но…он много может в руках женщины, это — женская магия. — Он кое-что сделал и для меня, — возразил я. — О, — такая ерунда — если вам будет темно — можно зажечь свечу или факел, — в моих руках медальон сможет работать по-настоящему. В голове у меня шевельнулось подозрение. Более всего я не мог понять: зачем Одавэна отдала мне его, если он так много мог в руках женщины. Она поняла это и сказала: — Я вовсе не собираюсь просить его у вас, я предлагаю равный обмен. Но вам придется сказать графу вот что: я выйду за него замуж…, но с одним условием — он должен впустить нас с вами в его сокровищницу. У меня сделалось очень удивленное лицо, и Ринна расхохоталась: — Что вы подумали? У графа есть особая сокровищница, которая досталась ему от предка, ограбившего пещеру мага, — там могут быть полезные вещи для вас, — если вы найдете такие, то…вы согласны поменяться? — Вам не жалко будет отдавать мне эти вещи? — Для меня они все равно бесполезны! — Откуда вы все это узнали? — Из моего сна…,- рассмеялась Ринна, — так вы согласны? — Мне надо сначала взглянуть на эти сокровища. Мы пригласили графа в комнату. Ринна сама обратилась к нему с премилой речью, и, надо сказать, она возымела успех — жених не сводил с нее страстного взгляда. Сказав вступительное слово, она удалилась из комнаты и настала пора говорить мне. — Элинья Ринна хочет попасть в вашу сокровищницу магических вещей — она просит вас об этом подарке на вашу свадьбу. Лицо графа выражало недоумение. — Вы разыгрываете меня! — Я всего лишь передал вам ее пожелание. — Откуда ей известно про эту комнату — поклянитесь, что вы не замышляете против меня ничего плохого. — Я клянусь в этом, — очень серьезно ответил я. — Но все это глупости — там нет никаких магических вещей — это всего лишь семейные реликвии, которые мы преданно храним. Я развел руками. — Не вижу ничего дурного в том, что вы посмотрите на них. Граф велел сообщить Ринне, что ее желание будет удовлетворено. Когда она появилась снова в комнате, на ее лице играла торжествующая улыбка — она ни минуты не сомневалась в своей власти над графом. И вот, мы в том самом месте. Старый чулан в подвале — именно в нем мне предстояло увидеть нечто необыкновенное. Пожалуй, граф Олдей прав — на маленьком грубосколоченном столике лежал старый хлам — несколько потертых перчаток, гусиное перо в засохшей чернильнице, набор палочек непонятного назначения, обломок старого меча, длинный медный гвоздь, кусок грубой ткани, желтый зуб огромного животного, с десяток перстней и пряжек. Ринна вертела эти предметы в руках, затаив дыхание, и глаза ее взволнованно горели, она по очереди подсовывала мне разные вещи и сосредоточенно ждала какого-то результата — я держал их в руках, думал о них, но ничего не происходило. — Когда станете хозяйкой этого дома, потребуйте устроить в этой комнате уборку. В углу, в куче мусора и пыли я подобрал предмет, на который мы сначала не обратили внимания. Это было странно, но им оказался тоже медальон — очень похожий на медальон Одавэны, но с другими символами. Я подобрал его и вытер от пыли. И…он засветился в моих руках еще более ярким светом, чем медальон Одавэны в лесу — я увидел его внутренним зрением и, словно некая сила холодной волной пробежала по моему телу. Никогда я еще не чувствовал такой острой ясности сознания: и люди, и вещи обрели для меня свой тайный смысл, так, будто я увидел их внутреннюю сущность, я понял, что медальон — та вещь, которая может пробудить силу браслета, которая во много раз усиливает и слух и зрение, помогает узнавать смысл чужих языков. Но было и другое более важное откровение, которое обожгло своей внезапностью — он дал возможность увидеть самого себя изнутри — и…я испугался, ведь никогда прежде мне не доводилось видеть себя со стороны и осознавать: кто я. То, что я увидел в пыльном чулане, напугало и восхитило меня — это был не тот человек, которым я привык ощущать самого себя — это был полный сил волшебник, но сильный не волшебством и магией, а внутренним талантом проникать в сущность мира и менять ее. Будь я другим человеком, я был бы очарован своим открытием, но я очень быстро прогнал это колдовское наваждение. Ибо понимал, что тогда оно слишком рано посетило мой разум — еще не был пройден тернистый путь жизни, который дает важный урок человеку из его собственного опыта, из его личной боли и переживаний. Поэтому все, во что я захотел поверить в ту минуту, было ощущение колдовства медальона, а не собственной силы. Обмен состоялся — хэльяна Ринна была счастлива так, словно получила власть над всей вселенной, она готова была взлететь на воздух — и я даже захотел поверить ей в том, что медальоны обладали разной магией: мужской и женской. Она спросила: — Вы нашли что-то лучшее для вас? — Прелестная акавэлла, вы были правы — мне нужна мужская магия. Свадьба состоялась. Счастливый граф приглашал меня остаться на это торжество, но мне следовало продолжать путь к намеченной цели. И снова — в седло, и снова — дорога. Дорога обычного рыцаря. Дорога поиска и испытаний. Дорога в Мэриэг. эпилог Место действия: галактика Млечный путь Солнечная система ПланетаЗземля… Широты… долготы Принцесса, дочитав последнюю страничку, мечтательно уставилась в блестящую стену подземелья, как будто увидела там что-то скрытое от других глаз. Но ее задумчивое настроение прервало возвращение хозяина — так шумно всегда возвращаются представители мужской половины человечества, дети, да собаки — и молчаливые своды зала сразу наполнились жизнью, ибо звуков издаваемых Биг Футом для этого оказалось недостаточно. — Я вижу: вы ознакомились с незатейливыми плодами моего воображения, вызревшими под воздействием скуки и одиночества в этом склепе. — Вы меня удивили, — улыбнулась девушка, — история ваших странствий так убедительно рассказана, что я почти поверила в нее. Хотя следует заметить: избыток скромности не входит в число ваших недостатков. Но, несмотря на то, что вам хочется казаться лучше в лице своего героя-это ведь свойственно многим людям — я по достоинству оценила ваш труд — он скрасил часы моего ожидания здесь. Но, к сожалению, история рассказана не до конца. — Когда-нибудь на досуге я напишу продолжение. — Жаль, я не смогу его дождаться здесь — время моего пребывания у вас подходит к концу — и я покидаю вас с чувством неудовлетворенного любопытства. — Быть может, уже очень скоро я найду способ его удовлетворить. — Я настаиваю на этом, — улыбнулась принцесса Колири и направилась к одному из коридоров, осветившемуся голубой вспышкой. Она растаяла в нем — прекрасное видение. Лишь легкое: 'Прощайте!' вместе с ароматом духов на мгновение зависло в воздухе. — До новых встреч, — пробормотал трактирщик и задумчиво взялся за перо. Приложение Выписка из протокола заседаний Совета Галактического конклава: 'Для проведения операции по спасению эгрегора планеты 'А' на нее был отправлен оперативник. В настоящее время он следует к месту своего внедрения'. Из письма Баст к Мараону-ты: Мой любезный Мараон, или вы сообщаете мне все подробности операции 'Аландакия', или больше никогда не увидите моего пушистого хвоста в своем ужасном доме. Я требую объяснений. Зачем вы взяли кровь из раны? Из письма Мараона-ты к Баст: 'Я перехватил его по дороге в Номпагед. Капля крови упала на алтарь — программа замкнулась на код ДНК Льена. Целую ваш пушистый хвостик!' Кто такая Баст вы узнаете в следующей книге.