Я боялась обратной дороги. Гадала, чего ждать, и подумывала удрать на автобус. Правда, спросить насчёт остановки так и не решилась. Не хотелось на ровном месте устраивать представление уровня утренника в детском саду, сейчас и без моих моральных терзаний проблем хватало.
Как оказалось, если проблемы не выдумывать, их почему-то становится меньше. И от меня не стали требовать продолжения ночного разговора, которого я так боялась. И домой я вернулась раньше мамы, и к её приезду уже точно знала, что дорогой братец благополучно принят и заперт в клинике.
На волне некоторого облегчения я приготовила ужин и даже немного прибралась. И поймала себя на осознании того, что теперь эти привычные дела воспринимались иначе. Точнее, иначе воспринимался дом — он стал совершенно чужим. Я помнила, что жила здесь много лет, но понимала: если получится, если представится возможность, уйду отсюда без сожалений. Идея переезда даже в общежитие нравилась мне больше и больше.
Мама привезла с собой запахи лука и копчёной рыбы. Узнав новости о Дилане, немедленно ему позвонила, но поговорила, к счастью, только с врачом. И после четверти часа обязательной паники принялась печь любимые братцем пирожки с вареньем. Мне пришлось помогать, попутно слушая все последние новости о родне.
Глядя на неё, я представила себе себя, лет так примерно через двадцать: такую же усталую, рано постаревшую тётку, погружённую в возню с тестом и разговоры о каких-то семейных пустяках вроде свадеб, крестин и похорон. А рядом с собой — дочь, не очень успешно пытающуюся изобразить, что всё это ей очень интересно. Как будто на свете нет ни единой более занимательной темы для беседы. Нет, нужно было бежать. Бежать, пока всего этого со мной не случилось.
— Сходишь завтра к брату? — спросила мама, отправляя в духовку первую партию пирогов.
— Не могу, работаю, — изо всех сил постаралась я изобразить огорчение.
— И никак не отпросишься? А то мне ещё выходной точно не дадут.
Я мотнула головой и быстро прикусила губу, чтобы сдержать нервный смешок. Дилан потребовал, чтобы я бросила учёбу, потому что он теперь, видите ли, будет зарабатывать достаточно. Бред какой, подумать только, вообще никакой связи одного с другим. А вот с работы уволиться, что было бы куда логичнее, он мне не предложил. Более того, он и маме такого не предлагал, хотя прекрасно знал, как ей с её мигренями и спиной тяжело там справляться. Настоящий мужчина, чего там, глава семьи и центр мироздания по совместительству. Само воплощение заботы и ответственности.
— Мам, а ты не планируешь уйти с работы? — на всякий случай всё же спросила я.
— Нет, ты что, — решительно отмахнулась она, ловко раскатывая вторую часть теста. — Нам хорошо бы с долгами расплатиться до твоей свадьбы.
Ну да, конечно. Что же может быть важнее? Вот, кстати, и ещё одно проявление эгоизма братца, весьма яркое, но прежде отчего-то никогда не бросавшееся мне в глаза. Как дети полицейского, погибшего при исполнении, мы с Диланом имели право получить высшее образование за счёт государства, но распространялось это не на все специальности. И разумеется, брат выбрал ту, которой в списке не было. Кстати, ещё и ту, где профессионального успеха и хорошего дохода можно прождать всю жизнь. Очень разумно это было в нашем тогдашнем положении. Но разве тогда он подумал о ком-то, кроме себя любимого? Так чего же я ждала от него сейчас?
Отчего-то вдруг мне очень захотелось прямо здесь и сейчас сказать маме, что я не хочу выходить замуж за Кевина Бинби. Просто на реакцию посмотреть. Впрочем, большого смысла в этом не было, я и без того прекрасно знала, какой она будет, эта реакция. Мне скажут, чтобы не выдумывала ерунды, потому что далеко не всем везёт попасть в такую хорошую семью. Но всё-таки от провокационного вопроса я не удержалась.
— Мам, — спросила я, укладывая на противень очередной пирожок, — а ты любила папу?
— Конечно, — быстро ответила мама.
Слишком быстро ответила. Раньше я о таком даже не задумывалась, а вот теперь поняла: нет, не любила, никогда не любила. Терпела молча, потому что какая жизнь досталась — ту и живи, так положено и так правильно. Но я так не хочу.
— Я по нему скучаю, — вздохнула я, чтобы не поворачивать разговор в неудобное русло.
— Он был бы сейчас за тебя очень рад.
Нет, не был бы. Отец не хотел, чтобы я выходила замуж за этого Кевина, потому и придумал условие с учёбой. Тянул время, надеясь, видимо, что семейству Бинби надоест ждать так долго. Ошибся, не надоело. Интересно, кстати, почему.
С точки зрения здравого смысла я была не очень-то удачным выбором для фермера, тем более будущего преподобного. Во-первых, какая из меня хозяйка? Я, конечно, умею довольно много чего, но умений моих достаточно в городе, где отопление, водопровод и канализация, где кур покупают в магазинах, ощипанных и выпотрошенных, где молоко в бутылках, а не в коровах, и так далее. Пока я научусь тому, что тамошние девчонки делают с детства, не один год пройдёт. Во-вторых, репутация у нас, городских… не лучшая, словом, репутация. Не такая должна быть у супруги преподобного.
И всё-таки семейство Бинби упорствовало в желании меня заполучить так, будто ко мне прилагалось нечто, крайне для них важное. Настолько, что можно было и подождать, и все мои явные недостатки потерпеть. Вот только я даже представить себе не могла, что же это такое может быть. Видно, и отец не знал. Но уж если я решила от свадьбы отделаться, стоит это выяснить, и поскорее.
И если уж так подумать, очень кстати, что Бинби надумали нас посетить. Будет возможность к ним присмотреться, может, это натолкнёт на какие-нибудь выводы. Да и товар лицом, так скажем, показать не помешает. Может, сами ещё брать передумают.
— Смогу забежать к Дилу послезавтра, — предложила я, снова меняя тему. — К нему всё равно не пустят, но хоть передачу отнесу.
— Забеги, — тут же обрадовалась мама. — Хоть так. А то в больницах этих кормят невесть чем.
И посидеть на заслуженной диете братцу не помешает. Лично я с радостью предоставила бы ему сейчас такую возможность, но говорить с ним в любом случае ещё придётся. Так что да, дам ему время подумать до послезавтра, а потом повторю своё щедрое предложение.
* * *
К вечеру пятницы мне начало стойко казаться, что жизнь стала прежней. В универе и на работе дела шли своим чередом, дома без Дилана снова было спокойно, только немного непривычно тихо — ни я, ни мама телевизор не включали. Даже никакие твари меня не беспокоили. Потому подвоха я ждала уже, можно сказать, с нетерпением. И, разумеется, дождалась.
Очень знакомая машина стояла чуть в стороне от остановки. Темнота и тонировка не позволяли рассмотреть, есть в ней кто-то или нет, но я знала — есть. А я, прямо как назло, пошла сегодня с девчонками. О том, чтобы подойти к ней при них не могло быть и речи. Звонить или писать сообщения тоже не стоило, Марла и без того давно хотела выяснить, к кому же я бегала той приснопамятной ночью. Бесцеремонности на то, чтобы посмотреть, что и кому я пишу, ей хватало с избытком.
К счастью, судьба в лице управления городского транспорта решила сегодня проявить ко мне благосклонность, пусть и довольно специфическую: автобус мой согласно расписанию явиться не соизволил. То ли отменили его, то ли просто застрял где-то в последней вечерней пробке. И дожидаться его я очень удачно осталась в одиночестве.
— Предупреждать надо о таких вещах, — буркнула я, садясь в машину, едва автобус девчонок скрылся за поворотом.
— Сообщения надо читать. Час назад тебе написал.
— Что-то случилось? — тут же насторожилась я.
Плохим… любым новостям не удивилась бы. А ещё он мог бы сказать, что его, как и меня, начало уже пугать полное отсутствие каких-либо действий демонолога. Мягко говоря странное, учитывая совсем недавние события. Но ответ оказался совсем другим.
— Просто хотел тебя увидеть.
Отношения — дорога, которая исчезает за спиной. Сделав шаг вперёд, ты уже не сможешь вернуться туда, где был неделю, день, даже час назад. Невозможно сказанное сделать несказанным или отменить то, что уже случилось. Всё это будет с тобой, и ты можешь только остановится или свернуть совсем в другую сторону. Если можешь, конечно.
Откинувшись на сиденье, я прикрыла глаза. Какая-то адская чехарда творилась сейчас со мной и с моей жизнью. И самым адским в ней было то, что она спасала меня от участи гораздо худшей. От участи перестать жить совсем.
— Я тоже соскучилась, — тихо сказала я, не открывая глаз.
* * *
— Чего ты улыбаешься? — спросила мама за ужином.
— Просто день хороший, — пожала плечами я.
Прекрасный, замечательный день. И никакие мрачные мысли о будущем его уже не испортят. Наконец-то я поняла, чего мне не хватало всю жизнь — просто возможности поговорить с кем-то. И не о том, о чём нужно или можно, а просто о чём захочется. Я годами отказывалась от этого, из страха потерять то, что не приносило мне никакой радости. И даже никакой выгоды, что совсем уж досадно.
— В воскресенье нужно будет съездить на рынок, — безмятежно продолжила мама, не догадываясь о ходе моих мыслей.
И даже это напоминание настроение мне не испортило. Посмотреть на Кевина будет интересно, для общего, так сказать, развития. Сильно сомневаюсь, что с нашей последней встречи он особо поумнел.
— Конечно, — согласилась я.
— И убери свои брюки, пожалуйста.
— Я не буду их надевать.
— Нет, — с неожиданной решительностью ответила мама. — Убери их, пожалуйста. Сложи в чемодан и отнеси на балкон.
— А что? — не удержавшись, спросила я. — Мои вещи будут досматривать?
— Конечно.
Я едва не подавилась последним кусочком котлеты, уставившись на маму в полном замешательстве. Услышанное никак не желало умещаться в рамки даже той порядком искажённой картины мира, которую я раньше соглашалась терпеть. В ней было много всего ненормального, но не настолько же!
— Никто не будет рыться в моих вещах, — тихо и раздельно произнесла я.
— Почему? — удивилась мама, напрочь проигнорировав мой тон. — Тебе же нечего скрывать, правда? И потом, так всегда…
— Мне плевать, как там всегда, — отчеканила я, чуть повысив голос. — В моих вещах никто рыться не будет. Это ясно?
По маминому лицу промелькнула растерянность. Совершенно точно никогда в жизни я не говорила с ней подобным образом. Иногда капризничала, пару раз спорила о каких-то пустяках, но всегда в итоге подчинялась. Мой категорический отказ был для неё в новинку.
— Оливия…
— Ты слышала меня, мама, — перебила я. — И этот разговор закончен.
— Дилан был прав, да? Ты связалась с кем-то?
— О, вот мы и добрались до сути, — усмехнулась я, чуть подаваясь назад и скрещивая руки на груди. — До вашей с братцем гениальной идеи отделаться от меня прямо сейчас. Вы ведь это задумали, правда?
— Это для твоего же блага, — неожиданно мягко проговорила мама. — Ты должна понимать: то, что допустимо для подростка, для девушки твоего возраста уже неприемлемо. Твой брат не может следить за тобой, как подобает, и я тоже не могу.
— И поэтому вы решили сплавить меня замуж, — едко подхватила я. — Чтобы муж за мной следил. Как подобает.
— Вы ведь всё равно поженитесь, почему не сейчас?
— Потому что не хочу, как ты, за гроши перебирать на складе овощи, если вдруг останусь вдовой, — ответила я, сама удивляясь собственному спокойствию. — Потому что я хочу получить диплом и профессию. Потому что мне нравится то, чем я занимаюсь. И потому что моё право на это записано в контракте.
Я подумала было ещё добавить, что так хотел отец, и я это уважаю, но не стала. От этой слишком правильной фразы сейчас пахло поражением, возвращением к прежним правилам игры, где я говорю то, что нужно и правильно, а не то, что хочется.
— Так Дилан был прав, — серьёзно сказала мама.
— Нет, — качнула головой я.
— Тогда что тебе мешает?
— Я уже сказала, — ответила я, вставая и беря пустую тарелку. — И если ты не слушала, прости, но я не буду повторять. Этот разговор тоже закончен.
— Что с тобой случилось? — ещё больше растерялась мама.
— Об этом ты тоже можешь спросить Дилана, — сухо ответила я. — Я вымою посуду, иди спать.
Посуду я мыла неспешно и основательно, мне было о чём поразмыслить. Например, о тактике будущих действий. О том, как именно подать свой вежливый, но твёрдый отказ, чтобы это действительно сработало, и меня оставили в покое. На время, которое очень нужно, чтобы придумать, как выбраться из всего этого навсегда.
Пожалуй, лучшим выбором будет держаться примерно так же: спокойно и твёрдо стоять на своём. Не поддаваться ни на какие уговоры, слёзы и даже ругань, ни в коем случае не позволять перевести разговор в область эмоций. И довод про отца, наверное, всё же пригодится, при всей его излишней правильности, точнее как раз благодаря ей, крыть его им будет нечем.
* * *
— Нет уж, объясни, будь добр, что конкретно ты задумал, — с нажимом повторил профессор, ставя опустевший стаканчик на стол.
— Собираюсь поймать инсумара.
Лицо у некроманта было сосредоточенное и какое-то злое, и мне это очень, ну просто очень не нравилось. А идея не нравилась в квадрате. Я слишком хорошо запомнила встречу с этой тварью, чтобы желать её повторения когда-либо ещё.
— Это же очень опасно, — пробормотала я.
— А дед сказал бы, что есть и менее болезненные способы самоубийства, — фыркнул магистр. — Но выбора особо нет. Прежде чем пытаться добраться до руны, нужно избавиться от этой твари. Иначе пытаться и смысла нет.
— То есть подожди, — мотнул головой профессор, — я правильно тебя понимаю? Ты считаешь бессмысленным лезть на демона большой группой, но собираешься сделать это в одиночку?
— Точно.
— И где тут логика?
— Логика очень проста. В такого рода драке всегда побеждает тот, кто готов к нападению. Когда группа припрётся к храму, готов будет демон, и просто убьёт всех. А я хочу сделать наоборот.
— Хочешь застать его врасплох?
— Вроде того, — кивнул некромант. — Скорее всего, его хозяин сейчас совершает ту же ошибку, что и я поначалу — считает меня наглым и не слишком умным выскочкой, которого стоит поучить хорошим манерам. Он уже понял, что его инсукор попался, и наверняка подозревает, что я знаю, где спрятана руна. Но у него слишком мало времени, чтобы перенести всё в другое место, проще от меня избавиться.
— И ты решил этим воспользоваться?
— За неимением лучшего варианта.
— И как это должно произойти?
— Девушка, что вы делаете в среду вечером? — поинтересовался некромант, поворачиваясь ко мне.
— Работаю, — растерялась я. — Наверное. Вообще-то хотела поменяться, у нас гости будут.
На самом деле меняться я не хотела, предпочла бы провести с этими гостями по возможности меньше времени. Но даже не пообещать попытаться было бы невежливо. Как минимум. Зря я сейчас так выразилась. Плохо умею говорить правду, придётся долго этому учиться.
— Могу отпроситься, но сказать, что не получилось, — со вздохом договорила я.
— Ты с собой её тащить собрался?
— А как ещё увидеть демона?
— А ты сам не можешь?
Я как-то неожиданно ощутила себя очень лишней в этом небольшом кабинете, и даже сделала шаг к дверям, но почти сразу передумала. Не хотелось, конечно, включать вредного подростка, охваченного духом противоречия, глупо это было, но господи, как же надоело, что за меня вечно всё решают! Будто у меня нет своей головы на плечах.
— Если нужно, я согласна, — заявила я, предварительно демонстративно прокашлявшись, чтобы привлечь к себе общее внимание. — Только меня правда могут с работы не отпустить.
— Это решаемая проблема, — отмахнулся некромант.
— И куда мы пойдём? — уточнила я, не собираясь даже спрашивать, как именно он планирует её решать.
— В библиотеку магистрата.
— И что ты надеешься там отыскать? — удивился профессор.
— Собственно говоря, ничего, потому что там ничего нет. То, что мне нужно, давно хранится в другом месте. Но демонолог этого, надеюсь, не знает, так что захочет попытаться мне помешать.
— Отличный план.
— Придумай получше, — язвительно предложил некромант. — А ещё лучше — придумай, как всё-таки уломать нашу доблестную полицию нанести визит в гисберский храм.
— На этот счёт у меня есть одна идея, — задумчиво ответил профессор, с явно преувеличенным вниманием изучая висящий на стене календарь. — Правда, подозреваю, Шетт мне этого никогда не простит.
— Он и так тебя ненавидит, — хмыкнул некромант. — Даже чуть больше, чем меня. Вряд ли ты много потеряешь.
— Так когда отправляемся? — спросила я, поглядывая на часы.
— Можешь выезжать сразу после занятий, там и встретимся, — рассеяно отозвался некромант, возвращаясь к чтению, прерванному нашим приходом.
Выскользнув из кабинета, я сбежала по лестнице, на всякий случай притормозила у расписания, чтобы убедиться, что хотя бы тут пока не случилось никаких сюрпризов, потом торопливо оделась. Добраться на работу я пока успевала с запасом, но нужно ведь было ещё и Марлу застать. В прошлый раз я особо не уговаривала её отпустить меня и на среду тоже, и она, кажется, слишком правильно истолковала мои намёки.
В итоге Марлу я поймала уже на крыльце. Пришлось изобразить на лице самое трогательно несчастное выражение и клятвенно пообещать отработать и в субботу, и в воскресенье. А потом ещё и в понедельник. На этом мы сошлись, и я побежала переодеваться.
Всю смену Кармен пользовалась каждой свободной минутой, чтобы попытаться вытянуть из меня побольше подробностей о моём женихе. Ответы на многие из её вопросов я и сама узнать не отказалась бы. А на остальные предпочла бы не узнавать никогда. Потому пришлось отделываться короткими репликами и пожиманием плечами, повергая дорогую коллегу в глубочайшее разочарование.
— Ты что, совсем ничего о нём не знаешь? — не выдержала она в конце концов.
— Он фермер, — ответила я устало, понимая, что из угла, куда неосторожно сунулась, мне теперь так просто не выбраться. — Не красавец и не урод. Средний такой, в общем. Обычный парень.
— И ты вот так возьмёшь и замуж за него выйдешь? — недоверчиво уточнила Кармен. — Даже толком не познакомившись? Ну знаешь, нормальные люди ведь сначала встречаются и всё такое…
— У нас так не принято, — отрезала я, начиная терять терпение. — Всё куда проще: он парень, я девушка, возраст подходящий, родственники согласны. Больше ничего не требуется.
— А если он тебе не понравился? — продолжила цепляться Кармен, игнорируя мой недовольный тон. — Или ты ему?
— Стерпится — слюбится, — огрызнулась я любимой фразой покойной бабушки, наконец-то протискиваясь мимо неугомонной коллеги. — Хватит болтать, работать надо.
— Ну ничего себе…
Я и без того всегда хорошо понимала, как эта замечательная схема выглядит с точки зрения нормального современного человека, можно было и не напоминать. Тем более сейчас это бесило как никогда раньше. Отказаться от чего-то гипотетического, когда ты даже не уверена, что оно тебе понравится, куда проще, чем от того вполне конкретного, которое уже понравилось.
К счастью, на этом Кармен угомонилась и отцепилась от меня до конца дня. И даже в раздевалке не стала караулить, унеслась первой. А вот я переодевалась особенно неспешно, домой идти не хотелось. Там сейчас мама наводила последний лоск для дорогих гостей — прятала с глаз долой всё, что могло заронить хоть тень сомнения в нашей добропорядочности.
А ещё я очень ждала. И боялась разочароваться. Даже загадала: если будет меня ждать, значит… на самом деле я не знала, что это значит. Или будет значить. Просто так загадала. Если будет ждать, то не всё просто так. Ну, а если нет — надо обо всём забыть. Нет, не согласиться выйти замуж по договору, разумеется, но и не играть ни в какие игры. Просто вернуться к тому, что было раньше.
И он ждал. Прежде чем выйти из-за угла, я думала, начну волноваться, сердце спрыгнет с насиженного места куда-нибудь в горло и всё такое, но нет, ничего подобного не случилось. Просто стало тепло и радостно, словно и не было всего долгого и утомительного дня.
— Как ты отнесёшься к приглашению на чашку кофе? — спросил он, когда я села в машину и закрыла дверь.
— Это будет свидание? — спросила я.
Кажется, сначала я хотела сказать, что у меня нет времени. Потом решила уточнить, куда именно для этого придётся ехать. А ещё промелькнула мысль придумать какой-нибудь отказ повежливей. Но сказала я то, что сказала, и не почувствовала ни тени смущения или сожаления. Да, я могу быть нормальным человеком, как ни странно.
— Да, — просто ответил он, а потом неожиданно уточнил: — Это тебя смущает?
— Меня смущает то, что меня это не смущает, — так же неожиданно, только уже для самой себя, призналась я. — Хотя должно бы, наверное.
— Ну, раз не смущает, тогда поехали.
— Куда? — всё-таки спросила я.
— Увидишь.
Толком испереживаться я не успела, приехали мы раньше. Центр города на самом деле не такой уж большой, когда уже или ещё не забит пробками. Вот только я тут совсем не ориентировалась. Знала несколько мест вроде библиотеки Магистрата, Музея Истории, да ещё оперного театра, в котором так ни разу и не побывала. К опере я была равнодушна… наверное, мне не случилось составить о ней собственного представления, но само здание всегда меня завораживало красотой и какой-то загадочностью.
Кафе, по виду очень старое, оказалось как раз напротив, но расположилось с торца здания, весь фасад которого занимали огромные окна роскошного ресторана. Я невольно залюбовалась залом в лучших традициях классики, несмотря на будний день заполненным роскошно одетой публикой.
— Такое себе место. Очень много пафоса, а кухня ниже среднего. Правда, сюда не ради неё и ходят.
— А зачем тогда? — удивилась я, не успев вовремя прикусить язык.
— Наряды и кавалеров выгуливать.
Я выскочила из машины прежде, чем с языка сорвался следующий, совсем уж неприличный вопрос. Его тут часто, поди, выгуливали. И красавицы, не такие, как я. При нарядах. О чём я вообще думала, когда соглашалась?!
Он поймал меня на втором шаге в сторону автобусной остановки, развернул и заставил посмотреть ему в лицо. Я замерла, как кролик, попавшийся удаву, даже дышать перестала. Удав долго молча смотрел в глаза кролика, а потом сказал:
— Не буду гадать, что именно ты сейчас себе придумала. Так что предлагаю пропустить вот эти много страниц, где ты некрасивая и все остальные «не», и всё-таки перейти к кофе.
— А я красивая?
Да, от этого вопроса пахло детским садом. Самое большее — средней школой и первыми танцами вечером после уроков, на которые я, кстати, так ни разу и не сходила. И глупо это было, пожалуй, но всё-таки хотелось услышать. Когда-нибудь. Вот хотя бы сейчас.
— Красивая.
— Тогда идём, — согласилась я.
Кофейня была действительно старая, и кофе здесь варили не в модной хромированной машине, а в раскалённом песке, по джанирской традиции. Зал был наполнен завораживающими ароматами незнакомых пряностей и сладостей.
— Никогда такого не пробовала, — озвучила и без того, наверное, очевидный факт я, глядя на принесённое официантом блюдо. — Как их есть?
— Руками.
— Конечно, — усмехнулась я, обдумывая, с чего бы начать пробовать всё это богатство. — И часто ты тут бываешь?
— Теперь уже нет. Раньше мы всегда заходили сюда с мамой после театра. Несмотря на все её старания, классической музыкой я так и не проникся. В отличие от классического кофе.
Кофе я тоже прониклась, даже раньше, чем сделала первый глоток. Запах его отличался, и не только от стандартной растворимой бурды, но и от того, считавшегося приличным, что варили в университетском кафетерии. А уж о вкусе и говорить было нечего.
— А я не бывала в театре, — созналась я.
— Хочешь сходить?
— Наверное, стоит, — улыбнулась я. — Вдруг проникнусь.
— Звучит пугающе. А может, заманчиво.
— Почему? — озадачилась я.
— Потом расскажу. Или ты сама поймёшь.
— Театр это же не кино, — подозрительно заметила я. — Там это не работает.
— Что не работает?
Его глаза смеялись. Всё он прекрасно понял, просто дразнил меня, заставляя вслух говорить о том, о чём я на самом деле не должна была даже догадываться. Как будто то, что мы вообще сидим вот так здесь, недостаточно бесстыдно нарушает все нормы приличий.
— Ой, да ты знаешь, — отмахнулась я, откусив половину небольшой штуковинки, украшенной орехами.
Внутри как назло оказался какой-то сюрприз, кисло-сладкий и очень сочный. Смутившись, я поспешно потянулась за салфеткой, но бесцеремонные пальцы успели первыми. Я хотела отвернуться, опустить глаза… хотя нет, не хотела. Мне нравилось наблюдать, как он слизывает остатки сладости. А ещё мне нравилось самой делать то же самое, потому что в эту игру куда интереснее играть вдвоём.
— Некрасиво так вести себя за столом, — заметила я, облизнув напоследок и губы.
— Некрасиво выставлять на витрину блюда, которых нет в сегодняшнем меню.
— Ты первый начал! — от души возмутилась я.
Как будто я статуя храмовая, и мне от таких… картин не становится жарко в прохладном зале. И мягкий уютный диван не делается неудобным до чёртиков. А ещё хочется сбежать. Или наоборот.
— Попробуй розовое печенье.
— А в чём подвох?
— Увидишь.
Подвоха не было, просто печенье оказалось действительно очень вкусным. Идеально сочеталось с пряной горечью кофе. Я съела три и поняла, что ужинать сегодня не буду. И есть уже не хочется, и настроение не то.
Если бы мне сейчас предложили загадать желание, я попросила бы совсем немного — ещё всего пару часов этого вечера. Но сегодня был не вечер чудес, время таяло быстрее, чем мороженое в кофе, и мама звонила уже дважды. Я не стала отвечать, всё равно собиралась соврать, что задержалась на работе, подменяя коллегу за завтрашний выходной. А стоило, пожалуй, придумать себе ещё одну ночную смену.
— Мы увидимся завтра?
Я торопливо оглядела улицу. К счастью, никто из соседей сегодня не выбрался на позднюю прогулку с собакой и не решил навестить круглосуточный магазинчик в четырёх кварталах.
— Конечно, прямо с утра, — напомнила я не без ехидства, поправив шарф напоследок. — Первой парой.
И выскочила из машины раньше, чем меня успели поймать. Мама уж не преминёт придирчиво меня осмотреть, не хватало ещё, чтобы правда что-то заметила. Время для семейных разборок сейчас было предельно неподходящее, к войне на два фронта разом я готова не была.
* * *
Кевин оказался всё таким же, каким я его запомнила по прошлой встрече: молчаливым и каким-то нарочито серьёзным. Он явно пытался казаться взрослее, чем есть на самом деле, и выглядело это по-прежнему слегка нелепо. Зато госпожа Клара говорила без умолку и очень громко, как все глуховатые люди.
Через час посиделок за чаем я узнала все новости Исора. Не самые, надо сказать, интересные. Свадьбы, похороны, прибавления в незнакомых мне семействах, виды на будущий урожай, огорчения урожаем прошлым, купленный и проданный скот, десять кур соседки, которых придушил хорёк… я не посвятила бы обсуждению подобного и десяти минут. Но вынуждена была вежливо улыбаться и временами кивать, изображая заинтересованность. Если бы раньше хоть немного сомневалась в своём нежелании вести подобную жизнь, теперь с этими сомнениями уж точно рассталась бы.
— Хорошо бы, кстати, блинов напечь, — вздохнула госпожа Клара, закончив рассказ про их новую замечательную племенную корову, за которую её муж выложил в Исоре весьма кругленькую сумму.
Честное слово, похвастаться тем, как хорошо обеспечена её семья, можно было бы как-нибудь и попроще. Тем более мама моя в этом никогда и не сомневалась, а лично мне было вообще всё равно.
— Ох, а ведь яиц-то мы и не купили! — спохватилась мама.
Я внимательно посмотрела сперва на неё, потом на госпожу Клару. Да уж, и способ остаться наедине, чтобы обсудить что-то, для наших с Кевином ушей не предназначенное, тоже можно было найти другой. Я, например, с удовольствием бы сейчас ушла в комнату и занялась учёбой, вместо того, чтобы сидеть тут для мебели. А Кевина можно было попросить починить шкаф на балконе, у Дилана до этого дела руки уже полгода не доходили.
— Сейчас схожу в магазин, — обречённо сообщила я, поймав мамин выразительный взгляд.
— Да, и Кевин с тобой сходит, — с радостным энтузиазмом поддержала эту идею госпожа Клара. — Нечего тебе тяжести таскать.
Навряд ли десяток яиц был такой уж тяжестью, которую мне не донести домой без мужской помощи, но спорить я не стала. С Кевином так с Кевином. В конце концов, нам с ним тоже не помешает кое-что обсудить наедине.
Быстро обувшись и набросив куртку, я дождалась, пока Кевин сделает то же самое, и вышла на площадку. Лифт вызывать не стала, судя по звукам, он как раз пилил куда-то на самые верхние этажи, пешком было быстрее. Когда успела дойти уже до конца первого лестничного пролёта, мама высунулась в коридор и попросила:
— Молока ещё захватите, у Ларри должно остаться сегодняшнее.
Выдав это прощальное напутствие, она закрыла дверь. Я пожала плечами и пошла дальше. Успела сделать всего два шага, прежде чем Кевин довольно грубо схватил меня за плечо, толкнул в угол площадки и шагнул следом, отрезая пути к бегству. Я оказалась зажата между стеной и его грудью, почти такой же твёрдой.
— Ты что?! — возмутилась я, вскидывая голову, чтобы посмотреть ему в лицо.
— Заткнись, — хрипло буркнул Кевин в ответ, притискивая меня к стене ещё сильнее.
Руки его скользнули по моим бедрам, потом беззастенчиво перебрались выше, грубо и как-то придирчиво ощупывая меня. Судя по растянувшей губы усмешке, результаты исследования оказались… удовлетворительными. После чего Кевин чуть отклонился назад, открывая себе простор для манёвра, и его ладони сильно и ещё более грубо чем раньше, до боли, стиснули мою грудь.
— Прекрати! — не выдержав, пискнула я, без толку рванувшись в сторону.
— Заткнись, — равнодушно повторил Кевин, продолжая лапать меня. — Да, ты ничего так. И говорят, целенькая ещё. А в другом месте — тоже? Или правду говорят, что вы, городские, умеете задницей повертеть?
Я онемела, потрясённая всем, что он сказал и сделал. И продолжал делать. Потому что рука его торопливо забралась под чёртову юбку и колготки и в следующую секунду нырнула туда, где ей было совсем уж не место. Я опять дёрнулась, всё так же без толку, но хотя бы наконец-то смогла заговорить.
— Отпусти немедленно! — прошипела я.
И это стало моей ошибкой. Надо было сразу кричать, звать на помощь не надеясь на требования и увещевания, просто прекратить этот кошмар любой ценой. И пусть бы потом обо мне что угодно говорили и думали. Но нет, я пошла на поводу у стыда и страха, и за это поплатилась. Свободной рукой Кевин попросту зажал мне рот и продолжил делать, что хотел. А мне осталось только извиваться и скулить.
— Неплохо, — бормотал Кевин, обдавая жарким дыханием моё ухо. — Не зря тащился в такую даль. И хорошо, что с ночёвкой.
Не знаю, почему он прекратил. Где-то выше этажом открылась дверь, и он, похоже, испугался, что сейчас нас увидят. Не подумал, что в доме есть лифт, и скорее всего соседи просто поедут на нём сразу на первый этаж, даже не догадываясь, что творится в нескольких метрах. На моё счастье не подумал.
Когда он отпустил меня, я едва не упала. С минуту, наверное, просто стояла с закрытыми глазами, прислонившись к стене, и переводила дыхание. Было до сих пор немного больно, но эту мелочь я едва ощущала. Зато стыд и унижение буквально сжигали меня изнутри, от этого хотелось кричать. А ещё лучше — умереть на месте. Никогда больше не открывать глаз, не видеть этого подъезда, этого парня, да и саму себя тоже.
— Идём, чего встала? — грубо скомандовал Кевин. — Я жрать хочу.
Я с трудом оттолкнулась от стены и пошла вперёд, совершенно механически переставляя ноги, в глубине души надеясь оступиться, улететь с лестницы и свернуть себе шею. А появись сейчас передо мной демонолог или какая-нибудь его тварь, обрадовалась бы как родным. Потому что окончательно осознала, что кошмар мой ещё отнюдь не закончен. Впереди ночь в одной квартире с этим уродом. И у моей мамы в ушах как всегда будут беруши, а его глуховата и без них, так что никто нас не услышит.
Осенний ветер мягко коснулся прохладой моего пылающего лица, за спиной звучно лязгнула дверь подъезда, и только тут я немного очнулась. Поняла, почему жертвы так часто почти не сопротивляются. И ещё осознала, что не стану вести себя подобным образом. Ничего ещё не потеряно, если я сама не сдамся.
Нельзя спать? И не буду. Простенькая магия исключит случайности, я же делала это, наверное, сотню раз. И если только попробует ко мне сунуться, заору так, что не только эти две глухие тетери — весь дом услышит. И пускай объясняет своей мамочке, чего в нашей комнате среди ночи позабыл. С удовольствием полюбуюсь этой картиной.
Я даже нарисовала эту сцену в своём воображении, чувствуя мстительное удовольствие. Но тут же призадумалась, так ли всё просто на самом деле. Кевин, конечно, умом явно не блещет, но даже он едва ли настолько глуп, чтобы надеяться, что после случившегося в подъезде я просто лягу и спокойненько засну. Он мог сказать про ночёвку просто увлёкшись, не планируя больше ничего. Или чтобы запугать меня покруче. Чёрт знает, что там взбрело ему в голову. Но это и не важно на самом деле, каким бы там ни был его план, у меня есть идея покруче.
Всю дорогу до магазина я злилась. Больше всего на себя, за то, что так глупо струсила. Конечно, подобного я не ожидала, да и никто бы на моём месте не ожидал, пожалуй, но всё равно было досадно.
— А попробуешь орать, — прошипел Кевин, догнав меня почти у крыльца и схватив за предплечье, — или болтать станешь, все узнают, что ты шалава.
— Все — это все в твоей деревне? — едва не рассмеялась я, сообразив, что парень, оказывается, глуп именно настолько. — Да, это большая трагедия. Даже не знаю, как смогу её пережить.
К счастью, в магазине мне повстречалась соседка, живущая прямо над нами. И как раз сегодня я прониклась просто невероятным интересом к проказам трёх её собак, так что до самых дверей нашей квартиры мы с ней шли под ручку и очень оживлённо их обсуждали. Кевину пришлось тащиться следом, даже иногда поддакивая. А я развлекалась от всей души. Во-первых, собаки не такие уж скучные существа. Во-вторых, я кожей чувствовала, как бесится парень, не имея возможности оставить за собой последнее слово и вообще видя, что мне наплевать на его угрозы.
Кажется, к нашему возвращению все тайные разговоры были закончены, потому что меня немедленно привлекли к приготовлению блинов. А Кевина всё-таки послали на балкон, разбираться со шкафом.
Бодро орудуя то поварёшкой, то лопаточкой, я напевала себе под нос. Давно не бывала в таком хорошем настроении. И как ни парадоксально, им сейчас я была обязана главным образом именно моему дорогому женишку. Да, мне было немного совестно вот так бросать хорошего, пусть и не нравящегося мне парня, потому и хотела поговорить с ним по-человечески. Но его поступок избавил меня от трудного разговора, а заодно и от последних угрызений совести, и теперь я была окончательно и бесповоротно готова сжечь мосты.
Снотворное я раздобыла ещё весной, у одной студентки-целительницы. В обмен на телефончик братца, между прочим. Да, у Дилана были поклонницы, и я всегда стойко подозревала, что он этим пользуется, причём довольно бессовестно. Но упрекать в подобном брата, тем более без доказательств, никогда не решалась. Просто честно предупредила ту девчонку, чтобы ни на что не рассчитывала. И подарочек взяла, да.
Брала я его, конечно, для себя, чтобы нормально засыпать перед экзаменами и не сидеть на них в состоянии зомби второй свежести. Воспользовалась всего один раз, и не то, чтобы осталась недовольна эффектом, просто перед остальными экзаменами в попытках выучить хоть что-нибудь лечь не успела в принципе. А эффект, к слову, был ну просто замечательный. И вот сегодня он мне очень пригодится.
Порошочек я отмерила в чайник с замечательным травяным сбором, которым нас щедро угостила госпожа Бинби. Мне он совершенно не понравился, а вот мама пришла в восторг. Уж не знаю, насколько искренний, зато весьма многословный, и теперь, разумеется, заваривала только эту пакость. Не будь речь о маме, честное слово, заподозрила бы, что таким манером она мстительно вознамерилась споить гостье как можно больше её же гадкого подарочка. Я бы так и сделала, во всяком случае.
Впрочем, мой план заключался в том, чтобы споить дорогим гостям, а заодно и маме, ещё более приятную штуковину. И совесть меня не грызла. Кажется, госпожа Бинби не так давно жаловалась, что всегда плохо спит на новом месте? Ну так я решаю эту её проблему, чего тут стыдиться?
* * *
Осторожно заперев дверь, я прислонилась к ней, прикрыла глаза и замерла. Не потому, что сомневалась в принятом решении. И не потому, что боялась или вроде того. На самом деле как раз пыталась понять, почему совсем не боюсь. Никогда от себя самой не ожидала ничего подобного.
Было ли решение правильным? У меня была куча доводов в пользу его полнейшей ошибочности, очень разумных доводов, но я была готова пренебречь ими, и всеми вместе, и каждым в отдельности. Я сделала в жизни слишком много разумных и правильных вещей, и ни одна из них не дала мне и капельки счастья. И вот сейчас, когда мне, возможно, осталось жить от силы пару недель, я не собиралась тратить время на разумное.
В кармане зажужжал телефон, сообщая о прибытии такси. Медленно выдохнув, я отлепилась от двери и пошла вниз по лестнице, мысленно считая ступеньки. Станет ли моя жизнь лучше или хуже? Как знать. Но прежней она не будет точно.
Когда я назвала адрес, таксист покосился на меня подозрительно, но почему-то ни слова ни сказал, сразу поехал. А я всё крутила в пальцах телефон, не решаясь набрать номер. Но нужно было уже сделать это.
— Почему ты не спишь? — спросил он, пока я пыталась собраться с мыслями, в очередной раз куда-то попрятавшимися. — Что-то случилось?
— Я приеду, — просто ответила я. — Минут через десять.
Я была благодарна за то, что хотя бы сейчас он не стал ни о чём спрашивать, вообще ничего не сказал. Не хотелось признаваться, что до последнего сомневалась в собственной решимости. И это было необходимо — зайти настолько далеко, чтобы страх попросту потерял смысл.
— И ничего даже не спросишь? — немного устало поинтересовалась я, когда такси уехало.
Под ногами прошуршали опавшие листья. Тридцать шагов по дорожке, шесть ступенек крыльца, тихо стукнувшая за спиной дверь. Промозглый холод осенней ночи сменился теплом. В камине потрескивали дрова.
— Жду, что ты расскажешь.
Я села в кресло, протянула руки к огню. Пальцы дрожали, но не от холода. И даже не от страха. Это было что-то совсем другое, чего раньше со мной не случалось. Но всё однажды происходит впервые.
— Они все спят, — тихо сказала я. — Я им снотворного подсыпала. Сначала хотела остаться, всё равно спят же, а потом поняла, что не могу. Всё думала — он что, правда такой дурак? А потом поняла — они всё знали. Ну, моя и его мать.
Хотелось закрыть лицо руками или сквозь землю провалиться, лишь бы всего этого не рассказывать. И в то же время впервые в жизни я чувствовала, что не могу просто в очередной раз спрятать это дерьмо в себе, промолчать, будто ничего не случалось, будто всё хорошо и прилично. Будто я сама во всём виновата, повела себя неправильно, спровоцировала такое к себе отношение. Я не была виновата, уж точно не в этот раз.
— Что он тебе сделал?
Тон был настолько ровным, что я чуть не вздрогнула. Слишком ровным, так не говорят, когда действительно всё равно.
— Ничего, — пожала плечами я, прикрывая глаза. — Это не страшно, противно просто, вот и всё. И даже не то, что он сделал, а то, что они вообще считают нормальным поступать со мной вот так, понимаешь?
— Ты не должна там оставаться.
Он опустился передо мной на колени, поймал холодные дрожащие пальцы. Я медленно перевела дыхание и невесело поинтересовалась:
— Кто ж меня отпустит?
— Отпустят.
— Обещаешь? — улыбнулась я.
— Обещаю.
— И как ты это сделаешь?
— Увидишь. Тебе холодно?
— Нет, — мотнула головой я. — Но если честно, я бы выпила.
— Чаю, кофе?
— Покрепче есть?
— Знаешь, — тихо сказал он, не выпуская мои пальцы, — алкоголь не помогает найти ответ.
— Зато помогает забыть вопрос, — парировала я со смешком.
— Где ты только нахваталась этой сомнительной мудрости?
— А что, это неправда?
Я этого не хотела, но вопрос прозвучал с каким-то вызовом. Потому, наверное, что все правила, к которым я привыкла, рухнули и потеряли смысл, и теперь я была слишком растеряна. Так мечтала от них отделаться, а когда получила, чего хотела, как-то не обрадовалась. Хотя и не огорчилась, надо признать. Просто всегда думала, что когда до этого дойдёт, у меня уже будет чёткий план, но сложилось всё совершенно иначе.
— Ну почему? Просто эффект временный, вопрос никуда не девается. Рано или поздно ты всё равно его вспомнишь.
— Меня устроит.
— Ну хорошо.
Через минуту он вернулся с двумя бокалами, отдал мне один и сел в соседнее кресло. Я осторожно пригубила вино. Оно было лёгким, чуть кисловатым, пахло цветами и мёдом. Но мне на самом деле не хотелось его пить. Я просто не знала, что делать. Сказать нужно было очень много, а слов не находилось. Вообще не умела о таком говорить. Все мои уроки бесед об отношениях — парочка бульварных романов, подсунутых одноклассницами и прочитанных в школе под партой. И я была уже достаточно взрослой и здравой, чтобы понимать, насколько то были плохие уроки. Хотя сюжет, в который я угодила, в целом как раз был примерно оттуда.
— Это всё враньё, — сказала я наконец. — Я жила в нём годами, и знаешь, почему? Так было удобно. На самом деле удобно. Что я хорошо умею делать, так это врать. А ещё прятаться от правды. Если бы можно было продолжать делать это, я бы продолжала.
Вот, я её озвучила. Самую противную и неудобную правду о себе. Я ведь могла бы бороться и раньше… наверное. Но куда там. Проще было плыть по течению и ждать, что всё как-нибудь образуется. Само собой, без моих стараний. И ведь образовалось. Только я этого не заслужила. Совсем нет.
— Я знаю. Я не ждал чуда. По крайней мере, не сразу. Не так просто.
— И почему я приехала, ты тоже знаешь.
— Знаю.
Мне-то казалось, что я уже на всё решилась, но, видимо, это был слишком поспешный вывод. Я вообще больше не понимала, чего хочу, и не представляла, что делать. Судьба почему-то сделала мне подарок, такой вот странный и совсем неожиданный. И я очень боялась всё испортить.
— Иди сюда.
Я встала, поставила бокал на столик и посмотрела на огонь. Сейчас это совсем не успокаивало, скорее уж наоборот. Но сбегать мне совсем не хотелось. Я была именно там, где мне сейчас нужно было быть. На своём месте. Просто в очередной раз на пороге самостоятельного решения искала, за что бы спрятаться. А ничего не было. Привычные правила остались слишком далеко позади.
Вот если бы он хоть руку протянул, но нет. Он просто ждал, предоставив мне решать всё самой. И мне хотелось закричать, что это нечестно. Что мне нужна поддержка, нужно хоть что-то, чтобы опереться. Но как бы я ни сердилась, он был прав. Для начала эту опору следовало найти в себе самой. И я сделала собственный шаг.
— Ты знаешь, зачем я пришла, — повторила я.
— Знаю, — повторил он, медленно ведя пальцами по моей щеке.
— Мне не страшно, — шепнула я. — Просто я не знаю, что делать.
— Пойдём спать.
Я чуть не вскочила. Точнее, почти вскочила, но мне не позволили. Я без толку дёрнулась ещё раз и ещё, чувствуя, как щёки и уши жжёт всё сильнее. А раньше думала, что сгореть со стыда — это фигура речи…
— Не ёрзай. Или сделаю то, о чём мы оба пожалеем.
Я задохнулась, окончательно перестав ориентироваться в происходящем. В планах всё было как-то проще. Намного проще. В жизни оказалось абсолютно не так. На самом деле, оказалось гораздо лучше.
— Буду ёрзать, — сообщила я с вызовом, замерев на пару секунд. — Делай.