С самого детства Тобирама знал: старший брат особенный. Знал не потому, что об этом говорили в клане и ворчливо повторял отец — он ещё сетовал матери, что одарённый старший сын удручающе не удался характером. Нет, Тобирама сам это чувствовал: чем-то его ани-чан неуловимо не такой, как прочие. И дело даже не в чакре, хотя она у Хаширамы невероятно мощная, живительная и такая яркая, что Тобирама долгое время не решался активировать при брате продвинутые сенсорные техники — боялся, что та его часть, которая улавливает чакру, попросту ослепнет, как могут, не выдержав слишком сильного света, глаза. Потом, конечно, он пришёл к выводу, что подобного произойти не может, но это — позже.
Всегда мысливший рационально, с ранних лет приучивший себя Тобирама знал, что должен делать: наблюдать, собирать информацию, анализировать. Однако чувства, те, что не подвластны логике, говорили: «Это же ани-чан». Странный, но аргумент. Потому что старший брат в любом случае — лучший, самый-самый, и неважно, что странный и не такой. Это был единственный случай, в котором Тобирама всецело положился на чувства. Ведь солнце по имени Хаширама было таким замечательно светлым, тёплым и ярким.
— Нам нужно заключить мир с Учихами.
Слишком упёртый вид, слишком горящий взгляд. Плохо.
— С чего вдруг? — спросил Тобирама, хотя знал: идея живёт в старшем брате уже давно. И всё равно просто уступать не собирался.
— Оба клана обескровлены, — вздохнул Хаширама, плавно махнув рукой в сторону свитков на рабочем столе — мол, не веришь мне, почитай донесения. — В то время, пока мы сражаемся друг с другом, прочие кланы, те же Хьюга и хитрые Нара, забирают себе миссии, которые могли бы достаться нам. Если так пойдёт и дальше, мы с Учихами либо перебьём-таки друг друга, либо вымрем от банального голода на фоне безденежья.
— Ты намеренно сгущаешь краски, — строго констатировал Тобирама. — Подобное длится веками — и ничего, Сенджу до сих пор живы, — он сложил руки на груди. — Однако я согласен с тем, что нужно обратить больше внимания на прочих. Нара подвинуть довольно легко — достаточно подбросить компромат на них Инузука, те давно ждут повода спустить собак, с тех самых пор, как Нара обошли их в выслуживании перед дайме. С Хьюга, конечно, будет сложнее. Однако не забывай: Учихи в таком же положении, что и мы. Очень удивлюсь, если они ещё не начали продумывать план, как устранить конкурентов за миссии.
В том, что разведка Учих не дремлет, Тобирама не сомневался: он уже больше десяти лет сражается с шиноби, который ею теперь заправляет. Не понаслышке знает его находчивость и талант делать подлости.
Хаширама недоверчиво вскинул брови.
— То есть, предоставить им решать наши проблемы ты готов, а заключить перемирие — нет?
— Не перевирай, — отрезал Тобирама. — Эти проблемы не только наши. Так сложилось, что сейчас они у нас и Учих общие. Зачем тратить собственные силы на то, что враг сделает для себя, попутно принеся пользу нам?
Громко фыркнув, Хаширама поджал губы и совершенно по-детски надулся — вот только взгляд не вязался с выражением его лица.
— Говори, что хочешь, Тобирама, но я пошлю Мадаре письмо с предложением мира.
Как младший и опасался: на самом деле Хаширама уже всё решил. Этот разговор — не совещание с братом, а вызов для отдачи приказа. Вот только какого? Написать за него послание Учихам он не попросит. Что тогда?
— Ты правда думаешь, что Мадара не проигнорирует твоё новое предложение, как поступил с предыдущей тысячью?
— Не проигнорирует, если на этот раз к свитку будет прикреплён хвост Изуны.
Тобирама шире распахнул глаза. Так вот оно что…
— Шантаж? — решительный взгляд брата не оставлял сомнений, но Тобирама всё же дождался кивка старшего. — Ани-чан, это на тебя не похоже.
— Знаю, — вновь кивнул Хаширама. — До последнего не хотел идти на это, но другого выбора нет — я хочу прекратить клановую войну. При этом Изуна не должен — слышишь, Тобирама: не должен — пострадать больше, чем потребуется для его захвата. Что до Мадары… уверен, он поймёт — побесится, конечно, но поймёт. Он желает того же, что и я, но из-за гордости не признается. Я дам ему повод протянуть руку.
Его слова пропитаны пылом, а открытое лицо Хаширамы притягивает, заставляет хотеть положиться, поверить в него, безропотно последовать, куда он укажет. Но не только лицо играет роль. Чакра Хаширамы тонким-тонким слоем обволакивает собеседника, осторожно воздействует, подталкивая, — интересно, ани-чан замечает это? Хотел бы Тобирама знать… и в то же время — нет. В этом отношении всё осталось, как было в детстве: нечто в душе противилось самой идее углубляться в анализ. Возможно, это — его эгоистичная боязнь разочароваться в идоле-брате, сияющем, как солнце. Наличие пятен на котором с годами стало очевидно.
Тобирама прикрыл глаза, вдохнул-выдохнул. Брат не оставлял ему альтернатив, кроме как подчиниться.
— И каков твой план?
— Изловить Изуну — для начала, — произнёс Хаширама уверенно и чётко. — Выясни, где он будет один в ближайшее время. На этот раз нападём вместе — я не хочу рисковать, а вы по силе примерно равны. Когда Изуна будет у нас, я напишу Мадаре, предложу встретиться.
— А после? — уточнил Тобирама, когда брат замолчал.
Хаширама располагающе улыбнулся. Тобирама нахмурился.
— То есть полностью посвятить меня в свой план ты не хочешь?
— Нет, — брат спокойно пожал плечами. — Я всё сделаю сам. Кроме того, Тобирама, это же Мадара: даже если что-то пойдёт не так, тебе с ним не справиться. Да и говорить он всё равно будет только со мной.
Тобирама мрачно посмотрел на него, однако ани-чан без труда выдержал взгляд, из-под которого все в клане спешно ретировались. На этот раз Хаширама явно не был в настроении уступать брату ни пяди решения. И Тобирама покорился.
— Что требуется от меня помимо поиска Изуны?
— Как уже сказал, участие в бою, — быстро ответил Хаширама. — Ты лучше меня знаешь его стиль.
Упоминать, что на самом деле брату не нужно знать стиль подавляющего большинства шиноби, чтобы победить в схватке один на один, Тобирама не стал. То, что ани-чан вовлекает его, хотя и по-настоящему не нуждается в помощи, греет душу.
— Немедленно свяжусь с информаторами.
— Спасибо, Тобирама, — Хаширама вновь улыбнулся. — Знаю, что могу положиться на тебя.