Пять яблок власти

Профессор Подбельский осторожно поправил галстук и вытянулся за кафедрой. Его небольшой рост не позволил сделать это максимально грозно, поэтому в придачу он нахмурил кустистые брови и внимательно посмотрел на аудиторию.

— Повторите, что вы сказали, молодой человек. Я не расслышал ваш вопрос.

Разумеется, этот вопрос он уже слышал. И слышал не раз. За все 25 лет, что он преподает на кафедре современную историю, не проходило и года, чтобы кто-то не спросил…

— А что было бы, если бы революционное движение в стране взяло верх?

Подбельский внимательно посмотрел на студента, что задал вопрос. Совсем еще юный мальчишка, первый курс. И хотя в университете с неодобрением относились к таким личностям, профессор считал нужным дать ответ. Пусть лучше знают, чем фантазируют, чертовы романтики.

— Вы же знаете события двадцатого века, правда? — слегка прищурился он, провоцируя любопытного мальчишку.

— Да, разумеется, — с жаром подхватил тот, вскочив с места, и начал тараторить: — В начале двадцатого века вспыхнула Первая Мировая Война, когда правители основных государств Европы разделились на две группы. Одна поддерживала агрессора, а вторая им противостояла. Во время этой затяжной войны родилось множество революционных движений, которые за несколько лет слились в общее антивоенное и антигосударственное. Результатом стало свержение многих правительств Европы.

— Прекрасно. — Подбельский улыбнулся, провокация удалась. — А знаете ли вы, как эти события называются по ту сторону границы, в странах победившей революции?

— Борьбой за свободу, народную власть и еще как-то… — здесь студентик смутился и немного спрятался за парту.

— Вы же отлично все помните, — профессор-провокатор широко улыбнулся, сверкнув зубами. — То, что это слово не в чести в нашей империи, еще не значит, что вам запрещено его произносить. По крайней мере, в этой аудитории. Ну же?

— Антиимпериалистской, — последовал робкий ответ.

— Да, действительно. — Подбельский выдержал театральную паузу, наслаждаясь тишиной, которая повисла в аудитории. — Похоже, вы действительно хорошо знаете этот период. Не желаете ли рассказать о событиях, которые последовали после 1918 года? Как вас, простите?

— Николай.

— Слушаю вас очень внимательно.

Профессор облокотился на идеально чистую кафедру. Он терпеть не мог, когда его дорогой пиджак регулярно покрывается пятнами от пыли или мела. Современные технологии позволяли транслировать изображение на экран, но у него болели глаза и потому видеотрансляторы применялись крайне редко.

— В 1920 году, к моменту, когда закончилась Великая Война, большая часть европейских стран была разорена. Правительства не могли поддерживать экономику и путем революций власть перешла в руки восставших. Наша империя менее других пострадала в результате военных действий, поскольку сражения велись в приграничных зонах.

— Но и у нас были потери, — вставил свое слово профессор. Остальная аудитория затихла.

— Да, территориальные. На землях Украины и Польши тоже было мощное движение, однако в 1924 и 1928 соответственно эти страны вернулись в нашу империю.

Николай осторожно замолчал, ожидая реакции преподавателя. Глаза остальных были устремлены на него. Историю двадцатого века знал весь курс. В конце концов, это был один из самых известных университетов Империи, поэтому сюда не брали людей, которые не имели должного базового образования.

— Давайте не будем забывать о причинах этого возвращения и о том, что вернулись не только эти страны. Хотя, если государство просуществовало всего несколько лет, можно ли называть его государством? — Подбельский посмотрел на студентов и улыбнулся. — Итак, к 1928 году к Империи на западных границах присоединились…

— Польша, часть бывшей Австро-Венгрии, вернулись украинские земли и кусочек северной Германии.

— И весьма хороший кусочек, скажу я вам, Николай. Садитесь. Ваши знания базового курса весьма и весьма качественные. Давайте я расскажу вам о причинах и вы сами получите ответ на свой вопрос.

Николай сел, слегка вспотевший от волнения. Сосед сбоку ободряюще ткнул его локтем в бок и показал большой палец.

— Что ж, друзья мои, — профессора слегка повысил голос, чтобы все его слышали. — Кто из вас назовет три причины, по которым революционеры снова обернулись в сторону Российской Империи?

Повисло тягостное молчание. Подбельский ухмыльнулся. Такие знания в школах не дают, а родители старательно уберегают головы своих детишек от такой информации. До поры до времени. Ну что ж, на то и существует высшее образование, чтобы не просто давать факты, но связывать их между собой, показывать систему и учить видеть причинно-следственные связи. Не то что там, на западе.

— Не знаете? Даже вы, Николай?

Юноша в ответ покачал головой, но взгляда не отвел.

— Первая причина, — еще немного повысив голос, начал Подбельский, — Экономика. Не все страны смогли за столь короткий срок фактически с нуля создать собственную экономику. Не на чем, нечем и некем было ее восстанавливать. Об этом более подробно мы будем говорить на следующей лекции. Вторая причина — люди. Не все поддерживали смену власти. Традиции были опорой, но их разрушили до основания, поэтому те, кто оказался вне системы, были недовольны. И их было много. Ну и, в третьих, влияние более крупных стран, к которым тяготели регионы.

— Профессор!

— Да? — с легким недовольством ответил Подбельский. Он не любил, когда его прерывали.

— Но если люди так хотели равенства и справедливости, — продолжал студент из третьего ряда. — Почему они не смогли это сохранить? Ведь война 1969 года между Францией и Германией, попытка переворота в Британии в 1971, мелкие стычки на границах Югославии и Румынии…

— Я понимаю, о чем вы, — профессор расплылся в улыбке. — Но люди всегда остаются людьми. Давайте сыграем в очень простую игру. Мне она нравится своей наивностью. Выходите сюда.

Студент неторопливо встал из-за длинного стола, и, подвинув нескольких своих сокурсников, двинулся к преподавателю под негромкие приободрения: «Давай, Макс!», «Вперед!» и прочие.

Тем временем Подбельский открыл ящик и достал оттуда пять свежих яблок. При всей своей тучности он обожал хрустеть свежими фруктами между занятиями. Мужчина выпрямился и прищурился — через окно аудитории ему в глаза било низко висящее зимнее солнце. Яблоки он зажал предплечьем на уровне груди.

— Смотрите, что у меня есть, — громко объявил профессор. — Пять спелых, сочных, красивых яблок. Всего два столетия тому назад на склонах Кавказа невозможно было выращивать такие сады, какие есть сейчас. Но поскольку территории к югу от гор тоже принадлежат нашей империи, эти благодатные почвы наконец-то приносят пользу! Хотите угоститься? — предложил он студенту яблоко, потерев его платком так, что ярко-красный бок сиял на солнце.

— Конечно! — Макс с вожделением смотрел на яблоко.

— Представим, что эти фрукты — власть, — Подбельский повернулся к аудитории. — И она вся сосредоточена в моих руках. Это — мои фрукты и делиться просто так ими я не буду. Нет-нет, серьезно, даже полфрукта не отдам, — насмешливо продолжил он, глядя на слегка погрустневшего Максима. — Я дам вам власть, а вы что-нибудь эдакое сделаете. Можно же предложить полфрукта, скажем, чуточку власти. Но там есть семена, которые часто упускают из виду. Потом из них вырастет дерево, дичка, а дальше и до хаоса недалеко. Понимаете?

— Не очень, — студент покачал головой.

— Это вы поймете чуть позже. Но ведь вам же хочется яблок?

— Разумеется!

— Они такие манящие, правда? Но что вы сделаете с одним?

— Съем.

— Так, хорошо, а если их будет два или три.

— Отложу или поделюсь.

— Угу, — профессор поднял вверх палец, призывая к вниманию. — А как вы определите, кому дать яблоко? Тому, кто больше нуждается или другу?

— Другу, конечно же, никаких сомнений! — воскликнул Макс.

— И вы помните, какой у нас сегодня символизм: яблоки — это власть!

— Да, помню.

Профессор недоверчиво посмотрел на студента, затем повернулся в сторону аудитории, где несколько десятков человек внимательно наблюдали за экспериментом.

— Желание делиться — похвально, но надо уметь продумывать свои решения, — поучительно добавил мужчина, переложив яблоко с одного места на другое. — Если я не дам, а я, собственно, и не хочу давать вам яблок, вы сочтете это несправедливым?

— В некоторой степени, — последовал ответ после недолгих размышлений.

— Только потому, что у меня их пять, а у вас ни одного? — насмешливо подхватил Подбельский.

Пауза, взятая на раздумья, длилась еще дольше.

— Пожалуй, что так.

— Следовательно, это не очень-то и справедливо, по вашему мнению? — профессор дернул бровью, провоцируя Макса.

— Да, — неторопливо, опасаясь дать неверный ответ, проговорил юноша.

— Итак, отлично! Мы подошли с вами к революционной ситуации в послевоенные годы, которая сложилась во многих странах. Есть власть, — профессор поднял руку с яблоком, — тот, кому она всецело принадлежит, — он ткнул в себя пальцем, — и люди, которые хотят справедливости. Все же, они проливали кровь, спасали страну, а в результате — ничего. Думаю, вы бы хотели отнять эти яблоки силой? — Подбельский продолжил подзадоривать студента.

— Одному мне этого не сделать.

— Отлично, вы прекрасно включились в эту игру. Один человек ничто не может сделать против системы. Вы позовете на помощь друга?

— Лучше не одного!

— Прекрасно!

На лакированный деревянный помост рядом со стойкой кафедры поднялись еще двое студентов и, широко улыбаясь, заняли места рядом с Максом.

— Тааак, вы уже сила, теперь я вас могу опасаться, — профессора явно увлекала эта игра и он наслаждался ее развитием. — Но я же не могу отдать вам все. Мне нужно сохранить лицо. Вот вам яблоко.

Он кинул яблоко максимально круто вверх. Макс бросился его ловить, но твердый фрукт, болезненно скользнув по самым кончикам пальцев, упал на пол. Юноша недоуменно смотрел на профессора.

— Я дал вам власть, а вы не смогли ее удержать. Я вас только что дискредитировал. Вам нет доверия. Но, если товарищи вас поддержат, мы повторим.

Друзья одобрительно закивали.

— Потрясающая дружба. Подайте мне, пожалуйста, яблоко. Мы отыграем продолжение.

Максим наклонился и вручил профессору фрукт со следами сильного удара. Подбельский огорченно вздохнул.

— Запомните, что делить фрукт нельзя. Это одно из условий. Ваши друзья оказали вам великое доверие, оставив вас во главе, Максим. Я вынужден признать вашу силу и даю вам власть в виде одного яблока.

С этими словами профессор передал из рук в руки побитое яблоко.

— Здесь опять какой-то подвох? — спросил один из друзей Максима.

— Разумеется. Вас трое. А яблоко одно. У меня по-прежнему больше яблок, чем у вас. Вы вроде бы как и свершили революцию, а справедливости нет. — Подбельский глянул на часы. — И, между прочим, наша борьба затянулась. Давайте немного ускоримся.

И мужчина кинул второе яблоко, целясь прямо в Максима. На этот раз яблоко перехватил второй друг, Сергей.

— Ситуация усложняется. У меня по-прежнему больше власти, а у одного из твоих друзей ее нет совсем. Посмотрите на него, он готов урвать кусочек даже у вас!

Аудитория взорвалась хохотом, обратив внимание на сосредоточенное лицо Сергея, который не отводил глаз от рук друзей с фруктами.

— Вы давно завтракали? — участливо поинтересовался профессор.

— Давненько, — вздрогнул студент.

— Советую после занятий заглянуть в столовую. Мне по секрету сказали, что там готовят отличный гуляш. Но вернемся к нашей ситуации. Мы уже несколько минут делим яблоки. А вы ни про кого не забыли? Кроме Сергея.

По залу снова прокатился смешок. Друзья переглянулись, нервно катая в ладонях яблоки.

— Народ? — робко предположил Максим.

— Конечно! Это самая большая и мощная сила в государстве. Его люди. У меня три яблока, у вас — два. Шансы почти уравнялись, но до справедливости еще далеко. Надо дать людям мотивацию. Поможете своим друзьям? — громко крикнул профессор.

— Да, — почти хором отозвались остальные слушатели.

Подбельский притворно испугался, пригнулся, семеня ногами подбежал к трем друзьям и переложил им свои яблоки.

— Я сдаюсь, все. Я здесь больше не при чем. Вся власть — у них. — Он ткнул пальцем в ребят рядом. — Кстати, как вы намерены делить? У вас опять не поровну. Снова несправедливо.

— Погодите! — Николай, на чей вопрос разыгрывался ответ, подал голос. — Но так революция уже свершилась.

— Именно, — подхватил профессор. — В точку. А стабильности нет. Нет равенства. Нет справедливости. У кого-то стало два яблока. У кого-то — одно. А большинство как было без яблок, так и без них и сидит. Когда найдутся новые лидеры или когда народ поймет, что его обманули, начнутся большие проблемы. Это та причина, по которой многие страны после Великой Войны так и не смогли стабилизироваться.

Студенты, немного погудев, успокоились. Подбельский уловил момент, когда все замолчат, и снова обратился к Николаю.

— Вы видите, какая сложная у нас сложилась ситуация. Мы долго боролись, получили множество людей, подхваченных течением и недовольных несправедливостью. Что-то хорошее вышло бы с победы революции в нашей стране?

— Нет, ничего, — Николай посмотрел на трех друзей, которые начали меняться яблоками, тихонько посмеиваясь над дележом «власти».

— Ни в одной революции в перспективе на 15–20 лет нет ничего хорошего. Совсем. Особенно для больших стран вроде Российской или Китайской империй. Вы получили ответ на свой вопрос, Николай?

Тот лишь молча кивнул, задумавшись над чем-то.

— Господа, можете оставить яблоки себе. Делите их честно. Можно даже резать, — улыбнулся профессор и в ту же секунду громкий звон обозначил конец занятия. — Не забудьте поесть, — шепнул он Сергею, когда тот проходил мимо. И подняв обе руки для привлечения внимания, крикнул: — Все свободны!