Пьесы

Волшебник, чьим словам подвластен мир огромный,[2]

Предпочитает жить в пещере этой темной.

Здесь мгла всегда царит. Лишь бледные лучи

Светил мерцающих, что кружатся в ночи,

Сюда пытаются проникнуть на мгновенье,

И обитают здесь таинственные тени.

Но сила волшебства, храня чудесный грот,

Карает каждого, кто близко подойдет.

Стена незримая возносится в ущелье;

Она из воздуха, но если б захотели

Вы сквозь нее пройти, смерть вас настигла б вмиг.

Преграду потому волшебник здесь воздвиг,

Что дорожит своим покоем он и может

Жестоко покарать тех, кто его тревожит.

Вы нетерпением охвачены, но вам

Придется подождать, пока не выйдет сам

Он на вечернюю прогулку. Все приметы

Мне говорят о том, что близко время это.

Хоть не надеюсь я, что он мою беду

Сумеет одолеть, я этой встречи жду.

Любимый сын мой дал мне повод для мученья:

Покинул он меня, дурного обращенья

Не выдержал, и вот я .целых десять лет

Ищу его везде — и не напал на след.

Решив, что он забрал свободы слишком много,

Стал обращаться с ним я чересчур уж строго,

Наказывал его, корил и обижал,

Пока от строгости моей он не сбежал.

И как я был не прав, тогда я понял только,

Когда, его побег оплакивая горько,

Остался я один. Страдая день и ночь,

Я горю своему ничем не мог помочь.

Я сына стал искать и, странствуя по свету,

Увидел Рейн и Тибр, не раз менял карету

И был единственной заботой поглощен —

Найти убежище его; однако он

Исчез с лица земли, В отчаянье и. горе,

Поняв, что от людей мне не услышать вскоре

Совета мудрого, я, выбившись из сил,

У духа адского совета попросил.

Со знаменитыми встречаясь колдунами,

Что были, как Алькандр, превозносимый вами,

Могущества полны, я все-таки не смог

Ответа получить, никто мне не помог,

Никто не указал, куда идти мне надо, —

Чтоб сына отыскать... Молчали силы ада.

Алькандра сравнивать вам с ними ни к чему:

Все тайны волшебства известны лишь ему.

Не стану говорить, что по его веленью

И будет гром греметь, и быть землетрясенью;

Что вихрей тысячи он может вдруг поднять

И на своих врагов их бросить, словно рать;

Что только силой слов, таинственно могучей,

Сдвигает горы он, рассеивает тучи,

Умеет зажигать светила в небесах, —

Вы не нуждаетесь в подобных чудесах.

Достаточно для вас, что мысли он читает,

Что знает прошлое и будущее знает,

Что во вселенной нет секретов для него:

Все судьбы видит он, не скрыто ничего.

Я так же, как и вы, не мог поверить в это,

Но встретились мы с ним — и что когда-то где-то

Я в жизни испытал, он все мне рассказал —

В кого я был влюблен, что думал, что скрывал.

Узнал не мало я.

А сказано не много.

Но после ваших слов в душе моей тревога

Не уменьшается, и думать я готов,

Что все мои труды не принесут плодов.

С тех пор как, навсегда уехав из Бретани,

Я поселился здесь, где сельские дворяне

Жизнь мирную ведут и где вступил я в брак, —

Так вот, с тех самых пор волшебник наш и маг

Не обманул ничьих надежд и ожиданий:

Кто б ни пришел к нему, согбенный от страданий,

Уходит от него с утешенной душой.

И было бы весьма ошибкою большой

Вам с ним не встретиться. Моих рекомендаций

Вполне достаточно: он будет рад стараться.

Увы, не верю я в счастливый поворот.

Надейтесь... Вот и он! Смотрите, к нам идет.

И сколько важности в чертах его застыло,

Как проницательны глаза, какая сила

В его движениях, хотя теченье лет

Оставило на нем свой беспощадный след.

Столетний старец он, почти лишенный плоти,

Но так легко идет! Вглядитесь — и поймете,

Что тайной силою сей старец наделен.

Он чудеса творит, и сам стал чудом он.

О дух познания, чья сила и уменье

Нам дали созерцать чудесные явленья!

Любой поступок наш и помысел любой

Ты знаешь: тайны все открыты пред тобой.

Но если власть твоя с ее волшебной силой

Ко мне благоволит, ее бы попросил я

Отцу несчастному страданья облегчить.

Я дружбой связан с ним и потому просить

Решился за него; мы жили по соседству,

Он пестовал меня, мое лелеял детство,

И сын его родной — ровесник мой, и с ним

Был неразлучен я, так мной он был любим.

Не надо продолжать, я знаю, в чем причина

Прихода вашего.

Старик, ты ищешь сына.

Не потому ли ты утратил свой покой,

Что твой любимый сын поссорился с тобой?

Что обращался с ним ты без причины строго,

Чем оттолкнул его от своего порога?

И что, раскаиваясь в строгости своей,

В напрасных поисках провел ты много дней?

Оракул наших дней, перед тобой напрасно

Мне боль мою тащить: ты знаешь все прекрасно

И видишь, как я был несправедливо строг.

Причину бед моих легко открыть ты мог.

Да, был мой грех велик, но велико мученье,

Которым я плачу за это прегрешенье;

Так положи предел беде моей! Верни

Опору старости, чьи быстротечны дни.

От взора моего куда его укрыли?

Где он приют обрел? Мне придала бы крылья

Надежда, что его я встречу наконец.

Будь он за сто морей, найдет его отец.

Утешьтесь! Волшебства чудесное зерцало

Вам не откажет в том, в чем небо отказало;

Вы в нем увидите, что сын ваш полон сил

И полон мужества; Дорант за вас просил,

И, ради дружбы с ним, я покажу вам вскоре,

Что тот, кто дорог вам, живет, не зная горя.

В искусстве новички,[3] чей вид весьма суров,

С их заклинаньями из непонятных слов,

С их фимиамами, что притупляют чувства,

Лишь могут принижать высокое искусство.

Вся их фальшивая таинственность в речах

Нужна им для того, чтобы внушить вам страх.

С волшебной палочкой мы так шутить не станем.

Вы можете судить по этим одеяньям,

Чего ваш сын достиг: по-царски он одет.

Поднялся высоко, сомненья в этом нет.

Утешили меня... Но он по положенью

Наряды пышные и эти украшенья

Носить не должен бы. Хоть за него я рад,

Все ж не по чину он нашел себе наряд.[4]

Как видите, судьба ему явила милость:

У сына вашего все в жизни изменилось;

И вряд ли кто-нибудь начнет теперь роптать,

Когда в наряде том захочет он блистать.

Вы возвращаете мне радость и надежду,

Но я заметил там и женскую одежду.

Быть может, он женат?

Вам о любви его

И приключениях расскажет волшебство; ~

И если смелы вы, то в иллюзорном виде

Я покажу вам то, что слышал он и видел,

Что в жизни испытал. И перед вами тут

Воскреснет прошлое и существа пройдут,

Не отличимые от созданных из плоти.

Мне в сердце заглянув, вы без труда поймете,

Что эти образы меня не устрашат:

Того, кого ищу, я видеть буду рад.

Вам, к сожалению, придется удалиться:

То, что произойдет, пусть в тайне сохранится.

Тайн от Доранта нет, мы старые друзья.

Его решение оспаривать нельзя.

Я жду вас у себя.

Поговорить свободно

Вы дома сможете, коль будет вам угодно.

Не сразу сын ваш стал тем, кто теперь он есть,

Не все его дела вам оказали б честь.

Но было б тяжело вам видеть в ваши годы,

Какие перенес он беды и невзгоды.

Взяв деньги перед тем, как из дому уйти,

Он в первые же дни истратил их в пути,

Пришлось ему тогда, довольствуясь немногим,

Молитвы продавать калекам и убогим,

Быть предсказателем, и так с большим трудом

Парижа он достиг. Там жил, как все, — умом.

Публичным был писцом, потом поднялся выше,

Став у нотариуса клерком, но не вышел

Служака из него: он от бумаг устал;

Тут с обезьяною ученою он стал

Бродить по ярмаркам. Потом слагал куплеты

Для уличных певцов, которые за это

Ему платили мзду. И он, трудясь, как мул,

И выработав стиль, на большее рискнул —

Писать романы стал, не выходя из дома,

И песни для Готье, и байки для Гийома.[5]

А после снадобьем от яда торговал.

И столько раз потом профессию менял,

Что никогда Бускон, Гусман и Ласарильо[6]

С ним не сравняются, что б там ни говорили...

Зато Доранту есть о чем поговорить.

Как за его уход мне вас благодарить!

Я вам не показал еще мое искусство,

И краток мой рассказ: щажу я ваши чувства.

Так вот, потом ваш сын, утратив прежний пыл,

Судьбой капризною в Бордо заброшен был

И находился там в неважном положенье,

Покуда не попал однажды в услуженье

К вояке местному, который был влюблен.

И так его дела повел удачно он,

Что деньги храбреца влюбленного попали

В карман его слуги; к тому же вскоре стали

Они соперниками: очень уж мила,

Как догадались вы, красавица была.

Все, что он пережил, вы знать должны по праву.

Потом я покажу вам блеск его и славу

И покажу, каким предался он трудам.

За утешение я благодарен вам.

По свету странствуя, сообразил он скоро,

Что можно не всегда под именем Клиндора

Являться на люди, и начал называть

Себя он Ла Монтань. Вам это надо знать.

А также помните: хоть медлю я с показом

Теней, которые имеют речь и разум,

Сомненье ни к чему, гоните прочь его:

Тут заурядное бессильно волшебство;

И, в этот грот войдя, вы убедитесь лично,

Что волшебство мое от всех других отлично.

Любое зрелище вас не должно пугать.

А главное, мой грот нельзя вам покидать,

Иначе мертвым вас близ грота обнаружат.

Смотрите: вот ваш сын и тот, кому он служит.

Летит к нему душа, забыв про волшебство.

Велите ей молчать и слушайте его.

О чем задумались вы, сударь? Разве можно,

Такие подвиги свершив, мечте тревожной

Дать овладеть собой? Не утомили вас

Победы, почести и славы, трубный глас?

Ты прав, задумчив я: все не могу решиться,

Кого еще должна сразить моя десница, —

Великий есть Могол,[8] и есть персидский шах...

О сударь, пусть живут. Повергнув их во прах,

Чего достигли б вы? Нет вашей славы выше!

И армии у вас нет тоже, как я слышал.

Нет армии? О трус! Зачем же мне она?

Иль недостаточно рука моя сильна?

Или при имени моем не рухнут стены?

Не побегут полки, как было неизменно?

Так знай же, негодяй: я храбростью своей,

Как только появлюсь, смирю любых царей;

Три Парки[9] прилетят по моему приказу,

И царство целое они разрушат сразу;

Гром — артиллерия моя, а взмах руки

Сметает крепости, редуты и полки;

А стоит дунуть мне — взлетит все остальное.

И ты об армии смел толковать со мною?

Нет! Недостоин ты с героем рядом быть!

Да мог бы взглядом я одним тебя убить!

Но думаю сейчас я об одной девице

И не убью тебя: я перестал сердиться.

Божок со стрелами, смирявший всех богов,

Смиряет и меня, он смерть изгнать готов

Из страшных глаз моих, что все вокруг сжигают,

Разносят, режут, бьют, крушат, уничтожают.

Но прилетел божок, что сводит всех с ума,

И я сама любовь и красота сама.

Переменились вмиг! О да, вам все подвластно:

Ужасны были вы и стали вдруг прекрасны,

И бьюсь я об заклад — нет женщины такой,

Что устояла бы пред вашей красотой.

Я говорил тебе и повторяю снова:

Все будет, как хочу, скажи я только слово;

Могу очаровать и устрашить могу,

Дать счастье женщине и страх внушить врагу.

В те дни, когда мой вид все время был прекрасен,

От женской пылкости я просто стал несчастен:

Едва мне стоило переступить порог,

Их сотни замертво валились тут же с ног.

Принцессы у меня под окнами бродили,

И жены королей любви моей молили,

А эфиопская царица при луне

Стенала горестно, мечтая обо мне.

Одна султанша вдруг рассудок потеряла,

Другая из дворца султана убежала,

Султан турецкий был ужасно раздражен.

Не жалко мне его, имел он много жен.

Вредило это все моим военным планам

И мир завоевать мешало постоянно,

К тому же под конец я от любви устал;

И я гонца судьбы к Юпитеру послал,

Велев ему сказать чтоб страсти, слезы, драмы

Он от меня отвел: мне надоели дамы;

В противном случае поднимется мой гнев,

Захватит небеса и, громом завладев,

Сместит Юпитера и Марсу[10] во владенье

Гром этот передаст. Великое смятенье

Объяло небеса, и я с минуты той,

Когда угодно мне, блистаю красотой.

Иначе сколько бы записок вам носил я!

Их в руки не бери: избавился насилу!

Но если... Понял ты? Что говорит она?

Что вы храбрее всех и что поражена

Тем, как прекрасны вы и как во гневе грозны,

И если впрямь у вас намеренья серьезны,

То участь ждет ее богини.

В те года,

О коих говорил я раньше, мне всегда

С богинями везло. Довольно странный случай

Припомнил я сейчас: весь мир был взбаламучен,

Сошла природа вдруг с извечного пути,

И все лишь потому, что не смогло взойти

Дарующее день небесное светило.

Оно не двигалось, оно не находило

Аврору... Что же с ней? В лесах Цефала — нет,

Искали во дворце Мемнона,[11] но одет

Во мрак его дворец, и продолжалось это

До середины дня... Весь мир сидел без света.

И где ж она была, владычица зари?

Где? В комнате моей! Но что ни говори,

Зря время провела и плакала напрасно:

Я был неумолим к речам и клятвам страстным.

Она любви моей просила, но в ответ

Я отдал ей приказ вернуть природе свет.

Мне, сударь, помнится, что дело было летом.

Я в Мексике служил, когда узнал об этом.

И также слышал я, что Персия на вас

За божество свое сердилась.

Я в тот раз

Не наказал ее за дерзость: вел сраженья

Я в Трансильвании,[12] куда просить прощенья

Послы персидские пришли, мой зная нрав.

И что же? Я простил, дары у них приняв.

Как снисходительность пленительна в герое!

Ты мне в лицо взгляни — оно прекрасней втрое

От добродетелей, что в нем отражены.

Да! Полчища врагов мной были сражены,

И земли их пусты, и в доме ветер бродит.

Но что виной тому? Что их в могилу сводит?

Их гордость! Кто со мной почтителен, и мил,

Того не трону я, пускай живет, как жил.

В Европе короли воспитаны, как надо,

И я им говорю: пасите мирно стадо,

Не ждите от меня ущерба и беды.

Но в Африке цари тщеславны и горды,

И я их покарал за дерзость и гордыню,

Разрушил царства их, все превратил в пустыню;

Раскинулись пески, конца и края нет,

Все вымерло: мой гнев там свой оставил след.

Смотрите, кто идет. Вперед, к иным победам!

О черт! Соперник мой идет за нею следом.

Куда же вы?

Уйду. Он к битвам не привык,

К тому ж изрядный фат и дерзок на язык,

И в ослеплении своем он, может статься,

Забудет, кто пред ним, и будет задираться.

Тем самым путь найдет он к гибели своей.

Когда красивый я, то становлюсь слабей.

Оставьте красоту и будьте вновь ужасны.

Не представляешь ты, как это все опасно:

Наполовину стать я страшным не могу,

Обоим смерть грозит — и даме и врагу.

Дождусь, когда они окажутся не вместе.

Благоразумны вы, скажу без всякой лести.

Увы, с моей бедой не справлюсь я никак:

Вздыхаю, мучаюсь, а с места — ни на шаг;

И клятвы пылкие произношу напрасно —

Вы мне не верите, что я люблю вас страстно.

Упрек несправедлив, хоть речь полна огня:

Я, сударь, верю вам, что любите меня.

Взгляд нежный, томный вздох — да разве это мало

Но если б, видя их, я вам не доверяла,

То положилась бы на вашу честь вполне

И верила б тому, что вы сказали мне.

Так отплатите мне доверьем за доверье.

Глазам не верите — словам, по крайней мере,

Поверьте: от души об этом вас молю.

Ну сколько повторять, что вас я не люблю!

А справедливость где? За верность и усердье

Так может отплатить одно жестокосердье!

Но что плохого я сказал вам, чтобы вновь

Презреньем отвечать мне на мою любовь?

Мы с вами пользуемся разными словами:

Что розой звали вы, я назову шипами.

По-вашему — любовь и верность, а по мне —

Навязчивость и казнь на медленном огне.

Вы полагаете, что знаками вниманья

Мне оказали честь, а я как наказанье

Воспринимаю их. От вас я не таю

Мое презрение и ненависть мою.

Платить презрением за чувство столь святое!

Но пламя зажжено не вашей красотою,

А волею небес; и это их приказ,

Чтоб с первых дней моих я видел только вас:

Я с вашим образом на белый свет родился,

Еще не зная вас, к вам всей душой стремился,

И, встретив наконец, покорно отдаю

То, что принадлежит одной вам, — жизнь мою.

Нет! Повеления небес я не нарушу.

Не тот вам идеал они вложили в душу.

Но никому нельзя нарушить их приказ:

Вы любите меня — я ненавижу вас.

Да! Ненависти вам отмерено немало.

Или за тайный грех вас небо покарало?

Ведь хуже муки нет, чем страстно полюбить

Того, кто ненавистью будет вам платить.

И, о страданиях моих великих зная,

Вы не сочувствуете им?

Нет, я не злая,

И мне вас, право, жаль, хотя и не пойму,

Зачем страдать вам так жестоко? Ни к чему

Не может привести такое постоянство.

Сомнительная честь тут проявлять упрямство.

Отец ваш за меня, и он применит власть,

Чтоб защитить мою отвергнутую страсть.

Вступив на этот путь, вы убедитесь скоро,

Что вам не избежать презренья и позора.

Надеюсь, день еще не подойдет к концу,

Как покоритесь вы безропотно отцу.

Могу надеяться я более, чем прежде,

Что удалитесь вы, сказав "прощай" надежде.

Для снисхождения наступит ли черед?

Чего вы медлите? Ведь вас отец мой ждет.

В душе вы каетесь, что так со мной суровы,

И эту холодность вы были бы готовы

Оставить наконец, но ждете, чтобы вас

К тому принудили. Ну что же! Пробил час.

Я все испробую.

Негодны ваши средства.

Как увидал меня, так обратился в бегство.

Моим присутствием он явно был смущен.

Бежали короли от вас, не только он.

Об этом слышать мне нередко приходилось,

И вашим подвигам я, как и все, дивилась.

Вы правду слышали, и, чтобы доказать,

Насколько я могуч, прошу вас указать

Любое царство мне, империю любую:

Я их для вас, мадам, немедля завоюю.

Вы можете легко мне царство подарить,

Но я у вас в душе хотела бы царить,

Чтоб ваши помыслы, желания и страсти

Моими подданными стали.

Это, к счастью,

Уже произошло, и вы царите там.

А в доказательство секрет открою вам:

Я не пойду в поход, мне надоели войны,

И могут короли отныне спать спокойно.

Я только двум иль трем приказ мой передам, —

Служить мне и носить мои записки к вам.

Но блеск подобных слуг привлек бы к нам вниманье

И зависть вызвал бы, разбив очарованье

Взаимных наших чувств, привыкших к тишине.

Поэтому Клиндор подходит нам вполне.

Характер ваш с моим во многом совпадает:

Вас так же, как меня, величье утомляет.

Со скипетром любым, захваченным в бою,

Я тут же расстаюсь: обратно отдаю.

А если бы к моим ногам принцессы пали,

То тверже камня я и холоднее стали.

Вот в этом не могу не усомниться я:

Отвергнуть всех принцесс и предпочесть меня?

Как ни приятно мне, поверить я не смею.

Пожалуй, Ла Монтань все объяснит скорее.

Когда, прибыв в Китай, сошел я с корабля,

Ты помнишь, Ла Монтань, две дочки короля

Меня увидели и страстью воспылали?

Об этом при дворе немало толковали.

Но вы отвергли их, и умерли они.

Об этом я узнал в Египте, где в те дни

Стоял великий стон, и залит был слезами

Каир, что трепетал от страха перед вами.

Семь великанов злых убили вы тогда,

Сожгли пятьсот домов, врываясь в города,

Все крепости смогли вдруг превратить в руины

И, на Дамаск напав, сумели в миг единый

Разбить там армию в сто тысяч человек.

Ты помнишь все места и каждый мой набег.

А я их позабыл.

Я просто в изумленье:

Какие подвиги вы предали забвенью!

Но стольких королей разбил я в пух и прах,

Что помнить не могу о всяких пустяках.

К вам, сударь, прибыл...

Кто?

Гонец со свитой целой.

А кем он послан к нам?

Исландской королевой.

Нигде покоя нет. О небо, видишь ты,

К чему меня привел избыток красоты?

Избавь от королев, и буду я спокоен.

Все это из-за вас: влюблен великий воин.

Он убедил меня.

О, это перст судьбы!

Напрасно вздумалось ей расточать мольбы:

Пусть не надеется и пусть себя не мучит,

Свой смертный приговор в письме она получит.

Пойду ей напишу. Вернусь к вам через час.

С моим наперсником я оставляю вас;

Поговорите с ним и убедитесь сами,

Над кем одержана была победа вами.

Но чем скорее вы вернетесь, тем верней

Докажете любовь возлюбленной своей.

Судите же теперь, каков наш храбрый воин:

Весь разговор с пажом нарочно был подстроен,

Паж должен объявлять чуть ли не каждый час,

Что прибыл к нам гонец, что ждет посланник нас.

Безумец наш в игре не соблюдает правил,

Но он ушел и нас наедине оставил.

Подобные слова внушают смелость мне:

О многом вам сказать хочу наедине.

И что вы скажете?

Скажу, что Изабелла

Моими мыслями и сердцем завладела,

Что жизнь мою отдать...

Все это знаю я

И верю вам. К чему вам повторяться зря?

Не я ли только что от царства отказалась,

Гоню поклонников и вам в любви призналась?

Когда любовь слаба и страсть не родилась,

То завереньями хотят упрочить связь;

У нас совсем не то, нам пылких клятв не надо,

И потому слова мы ценим меньше взгляда!

О, кто поверил бы, что мой несчастный рок,

Преследуя меня, любви моей помог!

Я изгнан из дому, с отцом суровым в ссоре,

Без денег, без друзей, один в нужде и горе,

Обязан потакать капризам чудака,

И, несмотря на то, что жизнь моя горька,

Ничто в моей судьбе, с которой нет мне сладу,

Не отвратило вас, не вызвало досаду;

И хоть соперник мой и знатен и богат,[13]

С презреньем на него бросаете вы взгляд.

Так выбор нам велит. Когда любовь не ложна,

Того, кто ей не мил, любить нам невозможно,

Все домогательства тогда обречены.

А те, кому нужны богатство и чины,

Не любят никого и потому не вправе

Любовью называть корысть или тщеславье.

Я знаю, думает иначе мой отец,

И будет он мешать союзу двух сердец.

Но велика любовь, что мною овладела,

И принуждению иметь с ней трудно дело.

Есть у отца права, есть чувства у меня,

Свой выбор сделал он, но сделала и я.

Как мало заслужил я слушать эти речи!

Сюда идет Адраст, я не хочу с ним встречи.

Везет вам! А во мне от горя все дрожит:

Моя возлюбленная от меня бежит;

Как ни приятно ей общенье с вами было,

Увидела меня и скрыться поспешила.

Не видела она, как приближались вы.

Покорный ваш слуга наскучил ей, увы!

Вы ей наскучили? О, это очень мило!

При вашем-то уме чтоб скуку наводила

Беседа с вами? Чушь! О чем же рассказать

Вы ей изволили?

Не трудно угадать:

О том, как войны вел, выигрывал сраженья

И покорял сердца в своем воображенье

Хозяин мой.

Смешно тут было б ревновать.

Но если прихоти безумца выполнять

Придется вам еще, то я прошу по чести:

О выходках его в другом толкуйте месте.

Чем может повредить такой соперник вам?

Убийством и войной пленить пытаясь дам,

Он душит, режет, бьет недрогнувшей рукою.

Не так уж вы просты, чтоб быть его слугою,

И не без умысла пошли служить к нему,

А почему пошли, никак я не пойму.

Но с той поры, как здесь вы стали появляться,

Меня день ото дня все больше сторонятся

И видеть не хотят. Мне кажется подчас,

Что планы дерзкие таите вы от нас:

Какой-то ловкий ход задуман, видно, вами.

Но пусть ваш фанфарон другой расскажет даме

О подвигах своих. Или, еще верней,

Пусть посылает он слугу другого к ней:

Нет! С волею отца она должна считаться!

А он избрал меня, и тут уж колебаться

Мне не приходится — все средства хороши.

Коль не хотите вы сгубить своей души,

Уехать надобно вам поскорей отсюда.

Послушайтесь меня, иначе будет худо.

Вы думаете, я могу вам повредить?

Все! Кончен разговор. О чем нам говорить?

Должны убраться вы!

Но в вашем положенье

Вас не роняет ли такое раздраженье?

Хотя не знатен я, но в этом сердце есть,

По милости небес и мужество и честь:

Коль должен я кому, поверьте, рассчитаюсь...

Вы угрожаете?

Нет-нет! Я удаляюсь.

Не много чести вам вступать со мною в спор.

Да и не место здесь вести нам разговор.

О, этот дерзкий хлыщ еще и недоволен.

Вы просто вне себя, у вас рассудок болен.

Что?

Ревность — как болезнь, которой нет конца.

Чем виноват слуга, что служит у глупца?

Кто я — известно мне, я знаю Изабеллу;

Слуга не повредит задуманному делу;

То прихоть и каприз — вести беседы с ним,

Но в данном случае каприз недопустим.

Вот и признались в том, что отрицать хотели.

Пусть подозрения мои и в самом деле

Нелепы и смешны, но, свой покой храня,

Его прогнал я прочь: так лучше для меня.

Кому он нужен здесь?

Когда бы я посмела,

То так сказала б вам: вздыхает Изабелла

О нем и день и ночь.

О чем толкуешь ты?

О том, что лишь к нему летят ее мечты,

О том, что влюблены они друг в друга страстно.

Но можно ли взирать на это безучастно?

Неблагодарная! Посмела предпочесть

Меня бездомному бродяге! Где же честь?

Бродяга говорит, что знатного он рода

И будто бы богат...

Свою он душу продал.

Отцовской строгости не выдержав, свой дом

Покинул тайно он, скитался, а потом,

Как видно, будучи в тяжелом положенье,

Пошел к безумному вояке в услуженье;

Он стал поверенным его сердечных дел

И так приемами соблазна овладел,

Так очарована была им Изабелла,

Что, вашу страсть презрев, она к вам охладела.

К ее отцу пойти вам надо поскорей,

Чтоб, власть употребив, вернул он разум ей.

Иду к нему сейчас. Я жду вознагражденья!

За долгое мое и верное служенье,

Которому пора уже плоды нам дать.

Ты не могла бы мне услугу оказать?

Любую. Для меня нет, сударь, выше чести...

Устрой тогда, чтоб я сумел застать их вместе.

Сегодня вечером удобно вам?

Вполне.

Но только не забудь, что обещала мне.

А вот тебе аванс за верность и усердье.

Когда с ним встретитесь, отбросьте милосердье.

Спокойна можешь быть: получит он сполна

Не менее того, что выдержит спина.

Гордец мной пренебрег и должен быть наказан.

Он думал, цель близка, но путь ему заказан.

Девицей знатною он хочет быть любим.

Я для него плоха, мне, дескать, рядом с ним

И делать нечего: я недостойна ласки.

Но только пусть другим рассказывает сказки.

Служанка я. А он? Слуга. Хорош собой?

Хорош, но разве я обижена судьбой?

Богат и знатен он? Как тут не рассмеяться:

Здесь неизвестен он и может называться,

Кем только вздумает. Но интересно знать,

Как будет этот принц под палками плясать.

Разволновались вы.

Она его погубит.

Нет, Лиза все-таки Клиндора очень любит.

Но он отверг ее, и к мести повод есть.

Все сделает любовь, чтоб отступила месть.[14]

Не надо слезы лить, кляня девичью долю:

И слезы и слова мою не сломят волю.

Хотя любой беде я сострадать готов,

Рассудка доводы сильнее ваших слов.

Я знаю лучше вас, как поступать вам надо,

Адраст мне нравится, не потому ль преграды

Вы ставите ему? Не потому ли в нем

Достоинств не нашли? Но в мнении моем

Стоит он высоко: умен, богат и знатен.

Иль внешний вид его вам чем-то неприятен?

Или характер плох?

Достоинств и не счесть.

Я знаю хорошо: он оказал мне честь.

Но если б вы могли мне оказать вниманье

И выслушать меня, то я бы в оправданье

Одно сказала б вам: все беды оттого,

Что я его ценю, но не люблю его.

Нередко небеса внушают нам такое,

Что все бунтует в нас, лишает нас покоя,

Не позволяя нам с покорностью принять

То, что навязано. Но можно ли пенять

На небеса за то, когда по их веленью

Две связаны души, когда ни на мгновенье

Они уж не смогли б друг друга позабыть?

Коль этой связи нет, любви не может быть.

Кто вздумал отвергать законы Провиденья,

Напрасно будет ждать от неба снисхожденья:

Несчастья на него обрушатся, и он

От них уже ничем не будет защищен.

О дерзкая! Вы так решили оправдаться?

Мне с философией прикажете считаться?

Ни ваши знания, ни к рассужденьям страсть

Не могут отменить родительскую власть.

Вам ненависть внушил мой выбор; но кому же

Вы сердце отдали? Хотите в роли мужа

Увидеть нашего вояку? В добрый час.

Весь мир он покорил, а заодно и вас.

Пусть этот фанфарон со мною породнится.

Нельзя так с дочерью жестоко обходиться!

Что заставляет вас не слушаться меня?

За будущее страх и молодость моя.

А то, что вы могли назвать счастливым браком,

Мне адом кажется, погибелью и мраком.

Насколько лучше вас Адраст: он будет рад

Все сделать, чтоб попасть в такой чудесный ад.

Меня вы поняли? Иль снова спорить станем?

Моей покорности другое испытанье

Могли б устроить вы.

Испытывать вас? Вздор!

Я вам приказываю. Кончен разговор.

Вот молодежь пошла! С упрямым постоянством

Веленья разума зовет она тиранством;

И даже самые священные права

Бессильны перед ней: все это, мол, слова.

А дочки каковы? Отцам противореча,

Им не хотят ни в чем идти они навстречу

И, следуя в любви лишь прихотям своим,

Отвергнут всякого, кого укажут им.

Но ты, о дочь моя, не думай, что покорно

Я уступлю тебе, упрямой, глупой, вздорной.

Я усмирю твой бунт... Смотрите, снова он!

Однако надоел мне этот фанфарон.

Ну разве жалости я недостоин все же?

Великий визирь вновь нас просьбами тревожит,

Татарский государь на помощь нас зовет,

А Индия послов к нам ежедневно шлет.

Выходит, должен я на части разорваться?

Без вашей помощи придется им сражаться:

Едва окажете услугу одному,

Другие ревностью начнут пылать к нему.

Ты прав, они меня интересуют мало.

А ревность возбуждать одной любви пристало...

Ах, сударь, я прошу прощения у вас

За то, что ваш приход заметил лишь сейчас.

Но на лице у вас лежат заботы тени.

Скажите, кто ваш враг, — убью в одно мгновенье.

По божьей милости нет у меня врагов.

По милости моей их всех зарыли в ров.

Я до сих пор не знал про эту вашу милость.

Едва симпатия моя к вам проявилась,

Как обуял их страх и померли они.

Я вот что вам скажу: приятно в наши дни

Увидеть эту длань столь мирной и спокойной.

А между тем вокруг не утихают войны.

Как? Чтобы звание героя заслужить,

Баклуши надо бить и беззаботно жить?

Здесь стали говорить, что будто не по праву

Себе военную вы приписали славу.

Жить в мире, черт возьми? Я сам себя кляну.

Но как уехать мне, коль я теперь в плену?

Меня прекрасная пленила Изабелла,

Обезоружила и сердцем завладела.

Ну, если это так, плен не опасен ваш.

Спокойно можете садиться в экипаж:

Ее вам не видать... Так уезжайте смело.

Ну что вы! Я хочу, чтобы она надела

Корону на себя...

Довольно! Только раз

Способен рассмешить нелепый ваш рассказ,

Но он невыносим стократно повторенный.

Другим раздаривайте царства и короны.

А здесь появитесь, то встрече быть иной...

Да он сошел с ума! Так говорить со мной!

Несчастный! Сам султан с отрядами своими

Трепещет и бежит, мое услышав имя.

Да раздавить тебя могу я в миг один!

Есть слуги у меня, и я их господин.

Они ни воевать, ни хвастать не умеют,

Но верно служат мне и кулаки имеют.

Скажи ему, кто я! Что совершил, скажи!

Могли бы обойтись без хвастовства и лжи.

Прощайте, Мне пора. Хоть, не враги мы с вами,

Нрав у меня горяч, а слуги с кулаками.

О, уважение к возлюбленной моей!

Тобою скован я, и ты меня сильней.

Будь сто соперников, а не родитель девы,

Они бы не ушли от праведного гнева.

Пособник дьявола, сын ада, злобный дух,

Старик чудовищный, чья речь терзает слух!

Кого ты гнал сейчас? Кому грозил расправой?

Подумать страшно: мне, увенчанному славой!

Покуда нет его, легко проникнуть в дом.

Зачем?

Увидев дочь, отца мы проведем.

Какой-нибудь слуга там надерзить мне может.

Любого наглеца ваш грозный меч уложит.

Но искры сыплются, когда разит мой меч,

Они в один момент способны дом поджечь,

А пламя все пожрет: и балки, и распорки,

Пороги, плинтусы, полы, дверные створки,

А с ними заодно засовы и замки,

Проемы, выступы, стропила, потолки,

Обои, сундуки, столешницы, гардины,

Цемент, подсвечники, стекло, горшки, картины,

Подвалы, лестницы, прихожие, ковры,

Матрасы, комнаты, чуланы и дворы...

Сам посуди: разгром! И в доме Изабеллы!

Боюсь, чтобы она ко мне не охладела.

Поговори с ней ты: я, видишь, не могу.

А надерзит слуга — сам покарай слугу.

Но это риск...

Прощай. Дверь открывает кто-то.

Внушать лакеям страх теперь твоя забота.

Чтоб испугать его, достаточно листка,

Былинки хрустнувшей, дыханья ветерка;

Всегда настороже, всегда готов дать тягу:

Страх перед взбучкою бросает в дрожь беднягу.

А... Лиза, вот и ты! Открыла дверь — и вдруг

Смельчак скрывается: объял его испуг.

Смотри-ка: убежал великий наш воитель,

Гроза всех королей, всех женщин покоритель.

Должно быть, этот страх ему внушил мой вид;

Есть лица, что влекут, мое лицо — страшит.

Страшит одних глупцов, а умных привлекает.

Как мало лиц таких в людской толпе мелькает! —

Как много есть причин, чтобы тебя любить!

С тобою никого я не могу сравнить.

Умна, насмешлива, покладистого нрава,

Прелестно сложена, и я не знаю, право,

Чьи губы так свежи, чей взгляд волнует так.

Кто тут не влюбится? Слепец или дурак!

Так вы находите, что я похорошела?

Взгляните: Лиза я, отнюдь не Изабелла.

Что делать, если два предмета у любви:

Ее приданое и прелести твои?

Придется выбирать — иначе не бывает.

Ее приданое вас больше привлекает.

Хотя преследую я эту цель, но ты

С не меньшей силою влечешь мои мечты.

У брака и любви различные стремленья:

Брак ищет выгоды, любовь — расположенья.

Так что же делать нам? Я беден, ты бедна.

Две бедности сложить? Две больше, чем одна.

И сколько б радости любовь ни обещала,

Она двум беднякам ее отмерит мало.

Вот и приходится богатство мне искать.

Но грустью тайною охвачен я опять,

С тобою встретившись, и снова вздох невольный

Не в силах подавить: обидно мне и больно,

Что страсть моя должна рассудку уступить.

О как бы я любил, когда бы мог любить

Того, кого хочу, кто мил мне в самом деле.

Как были б вы умны, когда б молчать умели!

Благоразумие с любовью пополам

Могли б вы приберечь для благородных дам.

Вот счастье выпало! Поклонник мой боится,

Что будет худо мне, и потому стремится

В брак выгодный вступить, и говорит мне вслед:

"Зачем тебе нести груз наших общих бед?"

Вовек мне не забыть участливость такую.

Но вам пора идти, зря с вами я толкую.

Насколько же с тобой счастливей был бы я!

Вас в комнате своей хозяйка ждет моя.

Меня ты гонишь?

Нет! Но вас влечет дорога,

Где будет радости отмерено вам много.

Ты и отталкивая можешь покорять.

Минуты дороги, не стоит их терять.

Идите же!

Но знай, что если я с другою...

То это потому, что вы моей судьбою

Обеспокоены. Я верно поняла?

Ты издеваешься, и все же так мила,

Что, говоря с тобой, влюбляюсь я сильнее.

Поэтому уйти мне надо поскорее.

Меня красивою теперь находит он

И притворяется, что по уши влюблен,

А сам играет мной, нужна ему другая;

И, чувством искренним моим пренебрегая,

Клянется мне в любви и тут же говорит:

Нельзя нам вместе быть, рассудок не велит.

Ну что же! Поступай со мной неблагородно,

И в жены выбирай себе кого угодно,

И пусть рассудок твой убьет в тебе любовь, —

Знай: ни одну из нас не проведешь ты вновь.

В подобный брак вступить не может Изабелла,

И я с таким, как ты, иметь не буду дела,

Но прежде над тобой поиздеваюсь всласть.

А чтобы удалось вернее в цель попасть,

Обиду утаю, ее не обнаружат;

Кто свой скрывает гнев, тот лучше мести служит;

Я буду ласковой: надежен и хорош

Такой прием, и ты... в ловушку попадешь.

Но можно ли считать тебя столь виноватым

За то, что хочешь ты стать наконец богатым

И что, любя меня, пошел на этот шаг?

О господи, в наш век все поступают так!

Не лучше ли забыть свое негодованье?

Зачем вредить тому, кто, вопреки желанью,

Решил со мной порвать? И так наказан он,

И все же дорог мне, и должен быть прощен...

Мутится разум мой. Как? Даровать пощаду

Тому, кто жизнь мою вдруг уподобил аду?

О справедливый гнев, ни на единый миг

Не потухай во мне, будь страшен и велик!

Пусть полюбил меня — он мной пренебрегает,

Пусть я его люблю — меня он оскорбляет;

Молчи, любовь, молчи! Пришла пора карать,

И ты мне не должна, не смеешь мне мешать:

Надеждой призрачной мои ты множишь муки.

О ненависть, приди и развяжи мне руки,

И в сердце поселись, и мщение готовь;

Любовь обманутая — больше не любовь.

Спасайся! Вот они! Нет ни души. В чем дело?

Смелей вперед! Постой, дрожь сотрясает тело,

Я слышу их. Беги! То ветер прошумел.

О сумрак, спрячь меня, и я останусь цел.

Мою владычицу здесь подожду я все же.

Лакеи чертовы, вот что меня тревожит.

Ну, как тут не дрожать? Риск очень уж велик:

Появятся они — и мертв я в тот же миг.

Нет, лучше умереть, чем слугам дать сраженье.

Марать о них свой меч? Какое униженье!

Во имя доблести не буду рисковать.

Но в крайнем случае меня им не догнать.

Дойдет до этого — самим же будет хуже:

Ведь мне не только меч — и ноги верно служат.

О боже, вот они! Что делать? Мне конец!

Я не могу бежать: в ногах моих свинец.

Пропал... Нет, не пропал... Как тут не удивиться?

Да это ж мой слуга и с ним моя царица!

Теперь послушаем, как он толкует с ней

О доблести моей и о любви моей.

Отец неумолим. Как быть? Да видит небо,

Он никогда еще таким суровым не был:

Вам с вашим воином пощады он не даст.

А в довершение, стал ревновать Адраст.

Нетрудно в комнате моей застать нас было,

И потому сюда я выйти вас просила;

Здесь безопаснее: коль преградят вам путь,

В другую сторону вы сможете свернуть.

Не слишком много ли уделено вниманья

Тому, чтобы продлить мое существованье?

Не много! Если бы оно прервалось вдруг,

Все потеряло б смысл, была бы тьма вокруг.

Оно дороже мне всего, что есть на свете,

Благодаря ему мне в небе солнце светит.

И пусть родитель мой с Адрастом заодно,

Владеть моей душой вам одному дано.

Меня преследуют? Сулят мне муки ада?

Коль это из-за вас — и этому я рада,

Мои страдания благословляю я,

Так велика любовь и преданность моя.

Я счастлив и смущен, ликую и страдаю:

Ведь только жизнь мою взамен я предлагаю;

Нет больше ничего у вашего раба.

Но если все-таки позволит мне судьба

Увидеть край родной, увидеть дом мой отчий,

Тогда и сами вы увидите воочью,

Что не был выбор ваш таким уже плохим

И что сравнение с соперником моим

Не так уж мне вредит... Одно меня тревожит:

Он с помощью отца добиться цели может.

Не бойтесь ничего: что б ни предпринял он

И как бы ни был мой родитель убежден

В своем всесилии — я приняла решенье,

И нет в моей душе ни страха, ни сомненья.

Их планы призрачны, беспомощна игра...

Как это вытерпеть? Вмешаться мне пора.

Подслушивают нас!

Но кто? Храбрейший в мире!

Не бойтесь, я сейчас его утихомирю.

Предатель!

Тише вы! Лакеи...

Что?

Как раз,

Ваш голос услыхав, набросятся на нас.

Иди сюда. Так вот, преступник и повеса,

Как ты отстаиваешь наши интересы?

Старался я как мог, чтобы счастливым стать.

Какую смерть тебе за это загадать?

Убить ли кулаком? (Страшнее нет удара.)

Или загнать живым вовнутрь земного шара?

Иль разрубить мечом на тысячу кусков?

Иль в облака швырнуть? Нет, выше облаков!

Итак, на выбор смерть. Что скажешь мне на это?

И не задерживай меня, я жду ответа.

Есть выбор и у вас.

А что мне выбирать?

Хотите битым быть или стремглав удрать?

Угрозы? Черт возьми! Какая дерзость все же!

Пал на колени он? Взмолился? Не похоже.

А поднял шум какой! Я это не люблю.

Знай: утопить тебя я морю повелю.

Так много жидкости не надо человеку.

Нет, море далеко, и я вас брошу в реку.

Потише говори, услышат...

Шутки прочь.

Десятерых сразить пришлось мне в эту ночь.

Рассердите меня — число я увеличу.

О дьявол! Хочет плут принять мое обличье.

Да! Глядя на меня, героем можно стать.

Будь он почтителен, его б я мог признать.

Послушай: я не злой, и было бы обидно

Мир храбреца лишить. Но как тебе не стыдно?

Проси прощения! Лишь я достоин той,

Чей вид тебя смутил своею красотой.

Знай: доброты во мне не меньше, чем отваги.

Тогда не лучше ли скрестить немедля шпаги?

Посмотрим, кто из нас сильней в нее влюблен.

Твоим характером я просто восхищен.

Бери ее скорей, со мной хитрить не надо;

За службу верную вот лучшая награда.

Нет щедрости моей предела!

Этот дар

Мой ослепляет взор, как молнии удар.

О королей гроза, о бескорыстный воин!

Великой милости я ныне удостоен!

Без боя обошлось! Вам ссориться нельзя.

Приятно видеть мне, что вы теперь друзья.

Мадам, придется вам лишится этой чести —

Моей женою стать: полученные вести

Мое решение переменили вдруг.

Но не расстраивайтесь: вы из этих рук

Получите того, кто воевал прекрасно.

Раз вам угодно так, конечно, я согласна.

Об этом никому не надо говорить.

Я обещаю вам молчание хранить

И покровительство вам обещаю тоже,

Куда б вы ни пришли, оно везде поможет:

При имени моем дрожат в любом краю.

Тому, кто дорог вам, я сердце отдаю.

И нечто большее пусть будет в результате...

За речи дерзкие умрешь ты! О, проклятье,

Пощады нет тебе!

Захвачен я врасплох.

Скорее в эту дверь. Какой переполох!

А... с этой шайкою почувствовал ты силу!

Постой. Не скроешься. Готовь себе могилу.

О боже! Ранен он. Врача сюда скорей!

А вы преступника хватайте. О злодей!

Мне не хватает сил. Их много. Плохо дело.

Я в бездну падаю. Прощайте, Изабелла.

Адраста в дом теперь внесите, а ему

Пощады никакой: свяжите — и в тюрьму.

Увы! Погиб мой сын.

Как сильно вы дрожите!

Волшебник, в помощи ему не откажите.

Терпение, мой друг, и до счастливых дней

Сумеет он дожить без помощи моей.

Час приближается. Как время торопливо!

Свершится завтра казнь. О суд несправедливый!

Неумолимая восторжествует власть,

И месть, презрев закон, свою разверзнет пасть.

Так, над возлюбленным моим чиня расправу,

Хотят неправедно страны возвысить славу,

Честь мертвому воздать, умерить гнев отца

И причинить мне боль, которой нет конца.

Увы! Кругом враги. Чудовищная сила

На невиновного обрушилась; сразила

Того, кто беден был, но полон был огня

И чья вина лишь в том, что он любил меня.

Клиндор, твоя любовь не ведала сомненья,

Ты совершенством был, а это преступленье;

Но тщетно думают смирить мой гордый нрав:

Расстанусь с жизнью я, Клиндора потеряв.

Я гибели твоей причина и готова

С тобою разделить твой приговор суровый.

Когда ж обоих нас земной поглотит прах,

Две любящих души сольются в небесах.

Тогда увидишь ты, жестокий мой родитель,

Что небеса для нас — счастливая обитель;

И если смерть моя внушит тебе печаль,

Мне, дочери твоей, тебя не будет жаль.

И над раскаяньем твоим и над слезами

Смеяться буду я... А если слезы сами

Не потекут из глаз, то будет призрак мой,

Являясь по ночам, твой нарушать покой.

Во мраке за тобой всегда следить он будет,

На муки совести твой скорбный дух осудит,

Рассудок погрузит в смятение и страх,

И будет смерть моя стоять в твоих глазах.

Так, дни свои влача в отчаянье и горе,

Начнешь покойнице завидовать ты вскоре.

Что здесь вы делаете в этот поздний час?

Клянусь, что ваш отец тревожится за вас.

Когда надежды нет, то нечего бояться.

Здесь горю моему хочу я предаваться:

Клиндора видела я здесь в последний раз,

Во тьме мерещится мне блеск влюбленных глаз

И голос слышится, что был мне всех дороже;

Он говорит со мной, мои страданья множа.

Зачем же горести свои усугублять?

А что, по-твоему, должна я предпринять?

Из двух возлюбленных, что верно вам служили,

Один вот-вот умрет, другой уже в могиле.

Не тратьте время зря, оплакивая их,

Найдите третьего, что стоит их двоих.

Как смеешь, дерзкая, мне говорить такое!

Что толку слезы лить, страдать, не знать покоя?

Так можно подурнеть. И этот скорбный вид

Смерть от возлюбленного разве отвратит?

Победой новою себя прославьте снова.

Есть некто, чья душа для рабства уж готова.

Прекрасный человек...

Исчезни с глаз моих.

Поверьте, он один заменит вам двоих.

Для горя моего тебя недоставало!

А разве хорошо, чтоб радость я скрывала?

Откуда же она в столь неурочный час?

Есть повод у меня. Узнаете сейчас.

Нет! Лучше помолчи.

А если это дело

И вас касается?

Молчи, раз я велела.

Не много пользы здесь от ваших горьких слез,

А мой веселый нрав спасение принес

Клиндору вашему.

Спасенье?

Не иначе.

Вот как я вас люблю, хоть с вами и не плачу.

Он выйдет из тюрьмы? О, правды торжество!

Я дело начала, вам довершить его.

Ах, Лиза!

С ним бежать вы были бы согласны?

Бежать? С тем, без кого была бы жизнь ужасна?

Да если б от оков его ты не спасла,

Я в преисподнюю тогда б за ним пошла!

Не спрашивай меня, согласна ль я на бегство.

Чтоб выйти из тюрьмы, другого нету средства.

И кое-что смогла я сделать, но сейчас

Его спасение зависит лишь от вас.

В тюрьме привратник есть, и он имеет брата.

А брат в меня влюблен. Я разве виновата,

Что, на меня взглянув, теряют свой покой?

Короче говоря, бедняга сам не свой.

И не сказала мне?

Стыдилась я немало

Знакомства этого и потому молчала.

Клиндор четыре дня, как заключен в тюрьму,

И я к поклоннику смешному моему

Уже не отношусь все эти дни, как прежде,

И повод расцвести даю его надежде.

Кто в первый раз влюблен и верит, что любим,

Готов на многое, все можно делать с ним.

Мой кавалер в таком сегодня положенье,

Что выполнит любой приказ без возраженья.

Однако я ему потачки не даю:

Коль хочешь быть со мной, работу брось свою.

Хоть он из-за меня на все пойти согласен,

Но тут колеблется, ведь этот шаг опасен:

Владеет с братом он единственным добром —

Ключами от тюрьмы. А как им жить потом?

Я говорю ему: решись, себя не мучай,

Теперь представился тебе счастливый случай;

Разбогатеешь ты, не будешь горя знать

И сможешь наконец меня своей назвать.

Бретонский дворянин в твоей тюрьме томится,

Под именем чужим он должен был таиться;

Спаси его и мы в краю его родном,

Отправившись за ним, на славу заживем.

Мой кавалер смущен, но я не отступаю,

Он о любви твердит — я слушать не желаю,

Прощенья просит он, предчувствуя беду, —

Неумолима я и в гневе прочь иду.

Что ж дальше?

Я назад вернулась. Он в печали.

Я наседаю — он... колеблется вначале.

Тогда я говорю: "Нельзя нам больше ждать,

Твой брат в отсутствии, о чем тут толковать?"

Он отвечает мне: "Путь длинный до Бретани,

Без денег пропадем, а их у Ла Монтаня

В помине даже нет".

И ты ему тотчас

Не предложила все, что только есть у нас?

Одежду, жемчуга, кольцо...

Не только это

Ему сказала я... Открыла по секрету,

Что любит вас Клиндор, что вами он любим

И что хотите вы последовать за ним.

Расцвел поклонник мой, и тут-то я узнала,

Что тайной ревностью душа его пылала;

И колебался он так сильно до сих пор,

Что думал, будто мой возлюбленный — Клиндор.

Но, уяснив теперь, в каком вы положенье,

Переменился он, отпали возраженья,

Все сделать обещал и вам велел шепнуть,

Чтоб в полночь были вы готовы.

Значит, в путь?

Ты жизнь вернула мне и счастье.

И к тому же

Я нежеланного приобретаю мужа;

Я в жертву принесла себя.

Я отплачу...

Нет, благодарности я вашей не хочу.

Идите складывать багаж и прихватите

С ним деньги вашего отца. Вот посмотрите,

Что у меня в руке: ключи его. Я вмиг

Сумела их стащить, едва заснул старик.

Пойдем, поможешь мне.

На этот раз придется

Все сделать вам самой.

Что? В страхе сердце бьется?

Нет! Можем разбудить мы вашего отца.

Постой: как разбудить?

Болтая без конца.

Опять смеешься ты!

Чтоб нам достигнуть цели,

Должна я встретить здесь того, кто главный в деле.

Покуда не дождусь — отсюда ни на шаг:

Сейчас быть узнанным ему нельзя никак.

Тут не до смеха мне.

Тогда до скорой встречи,

И стань хозяйкою сама на этот вечер.

Ну что ж...

Будь начеку.

Добычи вам большой.

Клиндор, твоей судьбой, и жизнью, и душой

Распоряжаюсь я: мной ввергнут ты в оковы

И будешь мной спасен от участи суровой.

Хотела помешать я счастью твоему,

Свободу отняла, но жизнь не отниму.

И вот, в твоей судьбе опять приняв участье,

Я жизнь тебе дарю, а вместе с ней и счастье.

Любовь потухшая вновь в сердце ожила,

Внушая мне, что месть чрезмерною была.

Обиды прежние я позабыть готова

И на признательность твою надеюсь снова.

Как! Сударь, это вы? В чем дело?

В прошлый раз...

Что в доме делали вы в этот поздний час?

Вот наваждение! Откуда же он взялся?

Я шла по лестнице, а он по ней спускался.

Хотя я в прошлый раз к вам чувства изменил,

Но покровительство свое не отменил.

Что дальше?

И когда вдруг вспыхнула здесь ссора,

Вы в дом вошли, а я, с вас не спуская взора,

За вами поспешил, чтоб в случае чего...

Такой порыв души милее мне всего!

Но дальше было что?

Как часовой на страже,

Стоял я наверху.

А мы не знали даже!

Все время были там?

Все время был.

Итак,

Теперь все ясно: страх загнал вас на чердак.

Страх?

Вы дрожите так, что мне неловко стало.

Дрожу не я, а он: резвее Буцефала[15]

Был страх, и потому он стал моим конем;

Его бросает в дрожь, когда скачу на нем.

Ваш выбор скакуна мне показался странным.

Он к новым подвигам и непокорным странам

Домчит меня скорей.

Но как четыре дня

Прожить на чердаке смогли вы?

У меня

Есть выдержка.

А чем питались вы?

Нектаром

С амброзией.

И как?

Не нужно их и даром.

И потому сюда держать решили путь...

Чтоб вам возлюбленного вашего вернуть,

Разбить его тюрьму, порвать его оковы

И дать возможность вам его увидеть снова.

Согнал вас голод вниз. Осталось лишь признать,

Что вы хотите есть, а не тюрьму ломать.

То и другое я хочу. О силы ада,

Душа моя совсем амброзии не рада:

Я болен от нее. Хотя на вкус она

Весьма изысканна, однако лишена

Того, что придает нам сытость: только боги

Способны ею жить, а я чуть было ноги

Не протянул...

А как спаслись вы?

По ночам

Спускался с чердака, на кухню шел и там

Остатками еды питался, словно нищий:

Я их чередовал с божественною пищей.

Вы нас обкрадывали!

Упрекать меня

За то, что я страдал, вас от невзгод храня?

Да в гневе я могу испепелить на месте...

Ну, Лиза, слуг зови!

Уйдем-ка честь по чести.

Я не дурак их ждать.

Смотрите: убежал!

Страх — быстроног, седок сам это утверждал.

Однако сделать вы успели очень мало.

Да, эта встреча с ним все планы поломала.

Так повернулись бы тотчас к нему спиной!

Но он узнал меня, заговорил со мной.

Одна и в темноте, боялась я, что будет

Он приставать ко мне и в доме всех разбудит,

И чтобы от него отделаться верней,

Спустилась с ним сюда и с помощью твоей

Мне быстро удалось уладить это дело.

Как видишь, перед ним совсем я не робела.

Все верно, но пришлось нам время потерять.

Ну что же, я его сумею наверстать.

Смотрите, кто идет! Немного задержитесь:

И в ловкости его вы сами убедитесь.

Так, значит, пробил час поспорить нам с судьбой?

Ответь же: смерть иль жизнь принес ты мне с собой?

Мой друг, в твоих руках моей надежды нити!

Все хорошо идет, и страх свой прочь гоните.

Готовы лошади, и вы готовтесь в путь.

Да! Скоро сможете свободно вы вздохнуть.

Я, как Всевышнему, тебе внимать готова.

Чем отплатить тебе? Скажи мне только слово...

Могу награду взять я лишь из этих рук.

Ах, Лиза, сделай все, чтоб счастлив был наш друг!

Отвергнуть нелегко достоинства такие.

Но как откроем мы ворота городские?

Карета есть у нас, за городом она,

И знаю место я, где рухнула стена:

Нетрудно перелезть через руины эти.

Как на иголках я. Скорее бы в карете

Отсюда укатить!

Идем, пока темно.

Поднимемся наверх: там дело есть одно.

О, как прекрасны вы, мои воспоминанья!

Пусть вскоре сменят вас предсмертные страданья,

Покуда не пробьет последний страшный час,

Всем существом моим я буду слушать вас.

Так будьте мне верны, меня не покидайте

И в горестной судьбе мне утешенье дайте.

Когда же смерть свои знамена развернет

И взвалит на меня весь груз моих невзгод,

Напомните душе, смятением объятой,

Как незаслуженно я счастлив был когда-то,

И мне теперь нельзя роптать на свой удел:

Был слишком дерзок я и многого хотел.

Но то, чего хотел, мне было недоступно,

И потому была мечта моя преступна.

Ведь преступление и впрямь я совершил:

Я полюбил — и смерть за это заслужил.

Но пусть моя душа покинет вскоре тело,

Я счастлив: из-за вас умру я, Изабелла.

Кто б ни нанес удар, прекрасна смерть моя:

Во имя ваших глаз погибнуть должен я.

Увы! Напрасно я пытаюсь без боязни

Вообразить позор неотвратимой казни.

Как горько сознавать, что не смогу я вновь

Смотреть в глаза, чей взор зажег во мне любовь!

Перед врагом моим лежу я распростертый,

Он побежден живой, но побеждает мертвый;

Что силою не смог, то званием достиг:

Он пал — и сто убийц ко мне явились вмиг;

Из крови пролитой его они восстали,

В их сердце страха нет, рука их тверже стали,

Их месть присвоила закона грозный вид

И безнаказанно убийство совершит.

Я завтра заплачу за храбрость головою,

Преступником в цепях предстану пред толпою;

Всем так не терпится честь края поддержать,

Что приговор нельзя сомненью подвергать,

И гибель верная грозит мне отовсюду.

Я, смерти избежал — убит за это буду,

Жизнь защитил свою — и жизнью заплачу,

Из рук врага попал я в руки палачу.

И содрогаюсь я: страшны мне эти руки,

Отдохновенья час исполнен горькой муки,

Сон от меня бежит, и в тишине ночной

Орудье казни вдруг встает передо мной.

Я вижу палача, я слышу, как читают

Ужасный приговор... Вот двери открывают...

Выводят из тюрьмы... Оковами звеня,

С трудом иду... Толпа глазеет на меня...

Иду туда, где смерть ждет жертвоприношенья...

Мутится разум мой, и нету мне спасенья.

На помощь кто придет? Никто!.. Всему конец...

Страх смерти так велик, что я уже мертвец.

Лишь, Изабелла, ты мне возвращаешь силы:

Когда передо мной встает твой образ милый,

Все эти ужасы, смятение и страх

Теряют остроту и тают на глазах.

Так помни обо мне! Судьба была сурова,

Но в памяти твоей жизнь обрету я снова.

Как? Открывают дверь? Так поздно в первый раз.

Друг, что ты делаешь здесь в неурочный час?

Из состраданья к вам суд изменил решенье

И под конец решил явить вам снисхожденье.

О боже, правда ли?

Умрете ночью вы.

Не все ль равно, когда лишусь я головы?

Вы милости суда отвергли слишком скоро:

Вас от публичного избавили позора.

Господ моей судьбы как мне благодарить?

Казнят — и доброту желают проявить.

Пред милостью такой смирили б вы свой норов.

Друг, выполняй приказ без лишних разговоров.

Вас у ворот тюрьмы ждет стражников отряд:

Посмотрите на них — и прояснится взгляд.

Сейчас мы встретимся.

Глаза у вас сияют.

Вернулась к жизни я, все страхи исчезают.

С Клиндором связана навек судьба моя.

И если б умер он, погибла бы и я.

Удастся ли уйти вам от подобной стражи?

Так это вы, мадам? Не верится мне даже!

Обманщик добрый мой, слова твои не вздор:

Я в эту ночь умру... от счастья.

О Клиндор!

Оставим нежности, нам надо торопиться.

С возлюбленными мы успеем объясниться.

Как? Значит, с Лизою любовь его свела?

И знайте: их любовь свободу вам дала.

Как много времени теряем мы напрасно!

Нас могут захватить. Поверьте, здесь опасно.

Тогда скорей бежим. Но оба вы должны

Нам с Лизой обещать, что будете скромны,

Покуда с нами в брак не вступите.

Ну что же!

Я в этом вам клянусь.

Могу поклясться тоже.

Теперь и жизнью мне не страшно рисковать.

Должны немедленно отсюда мы бежать.

В погоню бросились за ними — не догнали.

Все позади теперь: опасности, печали.

Свободно я вздохнул.

И не прошло двух лет —

Добились почестей высоких... Нужды нет

Мне вам рассказывать о всяких испытаньях,

Судьбой им посланных, о встречах и скитаньях,

О том, каким путем высоко вознеслись;

Вы главное смогли увидеть: как спаслись

Они от гибели, кто принял в них участье.

Теперь я покажу их на вершине счастья.

И так как о иных делах пойдет рассказ,

Я новым призракам явиться дам приказ:

Те, что прошли сейчас пред нашими глазами

И чью историю вы наблюдали сами,

Не предназначены для столь высоких дел;

Любить они могли — блистать не их удел.

Величественна как! Да это ж Изабелла![16]

И Лиза рядом с ней: она не захотела

Покинуть госпожу... Но заклинаю вас:

Отсюда ни на шаг, иначе вы тотчас

Погибните. Итак, мое предупрежденье,

Надеюсь, ясно вам?

Без всякого сомненья.

Когда же наконец домой вас уведу?

Или хотите ночь вы провести в саду?

Что привело сюда, утаивать не стану:

Мое молчание лишь бередит мне рану.

Знай: герцог Флорилам.

Но ведь его здесь нет.

И в этом-то как раз причина наших бед.

Мы с ним соседствуем, он к нам любовь питает

И в свой огромный сад охотно нас пускает.

Но с герцогинею Розиной мой супруг

В его отсутствие, как я узнала вдруг,

Здесь стали назначать свидания друг другу.

Пришла пора сказать коварному супругу,

Что я не потерплю предательства его.

Не лучше ль сделать вид, что ровно ничего

Не ведаете вы об этом? Разве можно

Исправить ревностью мужчину? Осторожно

Тут надо действовать: мужской изменчив нрав.

Раз мы зависимы, всегда мужчина прав.

Скрывать, что знают все? Таить, что негодую?

Мол, называй женой, а сам люби другую?

Но можно ль честным быть и верности обет

Бесчестно нарушать? Что скажешь ты в ответ?

Так было в старину, теперь другое время;

Мужчин не тяготит супружеское бремя:

Особые права даны им в наши дни,

И где теряем мы, там с прибылью они.

Брак не в обузу им, а совесть не преграда.

Коль хочешь быть в чести, иметь любовниц надо.

И слышать не хочу я про такую честь!

Так, значит, им почет, когда измен не счесть?

А если человек измену ненавидит?

О, пусть тогда вокруг он лишь презренье видит,

Пусть всеми осужден, мне дорог он и мил,

Когда такой ценой бесчестье заслужил.

Пусть за любовь к жене отвергнут он толпою,

Его отверженность считаю я святою.

Должно быть, это он, открылась тихо дверь.

Уйдем.

Увидел нас. Нам не уйти теперь.

Вы убегаете? Постойте, герцогиня!

Или раздумала уже моя богиня

Позволить мне излить любовь мою в словах?

Приблизьтесь, час настал. И пусть исчезнет страх:

Уехал Флорилам, моя жена в постели.

А если нет?

Судьба! Казалось, был у цели.

Изменник, я не сплю, и даже мрак ночной

Не помешает мне позор увидеть твой.

Пришла уверенность на смену подозренью:

Все слышала сама, и места нет сомненью.

На речи нежные твой ум настроен был,

И вот, придя сюда, ты тайну мне открыл;

Так ловко действовал, как ни один влюбленный:

Во всем признался сам жене своей законной.

Но кто поклялся мне любить меня всегда?

И где твоя любовь? Так вспомни, что, когда

Я с благосклонностью словам твоим внимала,

Не равны были мы, нас пропасть разделяла,

Но я отвергла всех соперников твоих,

И ты, простой солдат; был выделен средь них.

Отец меня любил, и дом был полной чашей —

Я нищету твою назвать решила нашей,

И в дерзком замысле я помогла тебе,

Соединясь с тобой наперекор судьбе.

Но сколько всяких бед досталось мне в наследство!

Какие тяготы таило наше бегство!

Что выстрадала я, покуда не был ты

Судьбой исторгнут вдруг из мрака нищеты!

Но если счастье так тебя переменило,

Верни меня к отцу: здесь сердцу все немило.

Любя тебя, я шла тернистою тропой

Не из тщеславия, а чтобы ты был мой.

Меня не упрекай за то, что ты со мною

Бежала из дому: любовь тому виною,

Она заставила тебя за мной идти,

Искала счастья ты и только так найти

Могла его тогда... И пусть я значил мало,

Но бегство из дому тебя со мной сравняло.

Да, был богатства блеск! Но мне какой в нем прок?

Он за тобой никак последовать не мог.

Был только меч моим единственным владеньем,

Одна твоя любовь служила утешеньем, —

Она возвысила меня в чужих краях.

Он риску подвергал в бесчисленных боях.

Теперь на дом отца взирай печальным взглядом,

Скорби, что герцоги стоят с тобою рядом;

Вернись в свой край родной — тебя богатство ждет,

Хотя не встретишь там такой, как здесь, почет.

На что ты жаловаться можешь, в самом деле?

В чем был тебе отказ? Когда-нибудь посмели

Глаза мои смотреть с презреньем на тебя?

Нет, право, женский ум постичь не в силах я.

Пусть муж боготворит, пусть из любви к супруге

Готов он оказать любые ей услуги

Пусть окружит ее вниманьем, пусть всегда

На просьбу всякую он отвечает: "Да", —

Но если в верности дал повод для сомненья,

Все позабыто вмиг, нет хуже преступленья:

Да это ж воровство, предательство, подлог!

Отца зарезал он и дом его поджег!

И казнью страшною, постигшей Энкелада,[17]

Без промедления казнить злодея надо.

Уже сказала я: не славою твоей

Ты смог меня прельстить. Что знала я о ней,

Когда отцовский дом с тобою покидала?

Но если для тебя теперь я значу мало,

Ты помни хоть о том, кому обязан всем;

Один лишь Флорилам, когда ты был ничем,

Помог тебе в нужде: солдат, бродяга-воин

Благодаря ему был чином удостоен.

Так счастье начало сопутствовать тебе;

И вскоре сам король решил в твоей судьбе

Принять участие по слову Флорилама,

Чья дружба о тебе заботилась упрямо.

Теперь могуществом ты большим наделен,

Чем покровитель твой, хоть рангом выше он.

Как благодарностью тут не платить! И что же?

Ты вздумал осквернить супружеское "ложе

Того, с чьей помощью сбылись твои мечты!

Свое предательство как оправдаешь ты?

Он одарил тебя — ты кражу совершаешь,

Тебя возвысил он — его ты унижаешь,

К высоким почестям тебе открыл он путь —

Его доверие ты смеешь обмануть.

Душа моя (так звать тебя всегда я буду,

Покуда не умру и все слова забуду),

Поверь, что и судьба, и перед смертью страх

Не так сильны, как ты с упреком на устах.

Зови меня лжецом, кори меня изменой,

Но не кляни любовь и пламень наш священный:

Они еще хранят присущую им власть,

И если бы могла моя слепая страсть

Исчезнуть навсегда при самом зарожденье,

Была бы их вина в ее исчезновенье.

Но тщетно долг велит сопротивляться ей:

Сама познала ты, что нет ее сильней,

Когда отцовский дом и край свой покидала,

Чтоб с бедностью моей в пути искать привала.

Сегодня тот же бог, бог страсти правит мной;

И, обделив тебя, я отдаю другой

Вздох тайный, нежный взгляд, я весь в огне...

И все же

Из сердца вытеснить тебя никто не сможет.

Любовь, с которою соседствует порок,

Сама разрушится, ее недолог срок;

А та любовь, что нас навек соединила,

Возвышенна, чиста, и никакая сила

Ее не победит: покуда мы живем,

Становится она лишь крепче с каждым днем.

Прости же мне мой грех, прости мне речи эти:

Бог страсти — злой тиран, и он за все в ответе.

Но не пройдет и дня — погаснет жар в крови,

Ничем не повредив супружеской любви.

О, как желание любви непобедимо!

Дать обмануть себя, поверить, что любима,

Хочу я всей душой: ведь дорог мне и мил

Тот, кто неверен был и боль мне причинил.

Прости, о мой супруг, что сдержанности мало

В минуты первые в речах я проявляла:

Когда пришла беда, нельзя спокойной быть,

И сдержан только тот, кто перестал любить.

Прошли года, и я теперь не так красива,

Ко мне ты охладел, и это справедливо;

И все же верю я, что твой минутный пыл

Для наших брачных уз не столь опасен был.

Подумай о другом: великое несчастье

Тебе сулит предмет твоей минутной страсти.

Скрывай желания, таи мечты свои:

У сильных мира нет секретов в их любви,

За власть имущими, как тень, шагает свита,

У свиты сотни глаз, от них ничто не скрыто,

А люди таковы, что каждый только ждет,

Чтоб сплетней заслужить внимание господ.

И вот окольными путями или прямо

Слух о твоих делах дойдет до Флорилама.

Кто знает (эта мысль страшит всего сильней),

Как далеко зайдет он в ярости своей?

О, если жаждешь ты любовных похождений,

Ищи их, бог с тобой! Но ради наслаждений

Хоть жизнью не рискуй, чтоб холодно могла

Смотреть я на твои поступки и дела.

Я говорил тебе и снова повторяю:

Так страсть моя сильна, что жизнь я презираю,

А сердце ранено настолько глубоко,

Что страх в нем возбудить, поверь мне, нелегко.

Я страстью ослеплен и, чтоб достигнуть цели,

Готов на риск любой... Коль страсти одолели,

Дано им бушевать, пока не минет срок.

Но в скором времени иссякнет их поток.

Что ж! Если смерти миг таит очарованье,

Не дорожи собой, забудь мои страданья;

Но разве Флорилам свою насытит месть,

Карая лишь тебя за попранную честь?

И кто тогда служить защитою мне станет?

В могиле будешь ты, и мой черед настанет

Гнев герцога навлечь: он отомстит вдвойне,

Пришельца покарав и мстя его жене.

Но я не буду ждать коварного удара,

Когда, вслед за тобой, меня постигнет кара

Или когда решат, мольбы мои презрев,

Честь у меня отнять, чтоб свой насытить гнев.

На гибель и позор меня ты обрекаешь,

Я умереть хочу, коль жить ты не желаешь.

То тело, что сама тебе я отдала,

Не станет жертвою насилия и зла.

Нет! Муж любовницы не насладится местью,

Не будет радоваться моему бесчестью.

Прощай навек. Умру, пока ты не убит,

И смерть моя от клятв тебя освободит.

О нет, не умирай! Твоих достоинств сила

Чудесным образом меня преобразила.

Узнать, что сделал я, — и продолжать любить!

Желать загробной тьмы — но честь свою хранить!

Величье мужества, любви твоей величье

Предстали предо мной в их истинном обличье,

И пред тобой готов я на колени пасть.

Я снова чист душой, где низменная страсть

Не может властвовать: цепь разорвав на части,

Освобождается душа моя от страсти,

Был беззащитен я, когда пришла беда.

Не вспоминай о ней.

Не вспомню никогда.

Пусть все красавицы, чей блеск поэты славят,

Составят заговор и мне войну объявят, —

Бессильны чары их и стрелы взоров их.

Ты — божество мое, ты — свет очей моих.

Мадам, сюда идут.

Вот плата за измену!

Любовнице своей теперь ты знаешь цену.

Спасите же его, о мудрый человек!

Пусть все предатели кончают так свой век!

Что сделал ты, палач!

То, что примером будет

В веках служить всем тем, кто, как и он, забудет

О благодарности, кто вздумает опять

На честь высокую коварно посягать.

Да! Герцог отомщен и герцогиня тоже.

Отомщены и вы. Однако не похоже,

Чтоб вас утешило деянье наших рук,

Хоть трижды виноват неверный ваш супруг.

Лишили жизни мы того, кто был бесчестен,

И потому, мадам, ваш ропот неуместен.

Прощайте.

Вами он убит не до конца:

Нет, он во мне живет. Добейте ж мертвеца!

Меня прикончите и завершите дело.

О бедный мой супруг, я слушать не хотела

То, что предчувствие подсказывало мне:

Кинжал тебя пронзил и по моей вине.

Я отстранить его могла, но так случилось,

Что зримым стало зло, когда оно свершилось.

А надо было... Нет! К чему теперь слова.

Дышать мне нечем... Мрак... Кружится голова...

Убита горем я. Мой друг, до скорой встречи

На небесах...

Она лишилась дара речи.

Мадам... О господи, ее-то в чем вина?

Врача, скорей врача, ведь при смерти она!

Вот так со смертными судьба порой играет:

То вознесет их вверх, то в пропасть низвергает.

И так устроен мир, что в счастье иногда

Уже заключена великая беда.

Слова подобные приносят утешенье,

Когда ничтожные нам выпали лишенья.

Но, с ужасом узрев смерть сына моего,

Надежду потеряв, не зная, для чего

Теперь на свете жить, я был бы проклят вами,

Когда б утешился подобными словами.

В скитаньях, в нищете, погибнуть он не мог, —

Погублен счастьем был. О, беспощадный рок!

Какие горькие мне выпали мученья!

Но, жалуясь на боль, мы ищем облегченья,

А мне зачем оно? Хочу я умереть,

Чтоб сына моего на небесах узреть.

Вполне оправданно отчаянье такое.

Вас отговаривать — занятие пустое,

Коль вы задумали уйти за сыном вслед.

Но как? Убить себя? Позвольте дать совет —

Пусть горе вас убьет, что и случится вскоре:

Вид похорон его удвоит ваше горе.

Что вижу я? Расчет идет у мертвецов!

Причем никто из них не тратит лишних слов.

Никак не ожидал подобного сюрприза!

Клиндор, его жена, его убийца, Лиза —

Все здесь присутствуют, и споров нет у них.

Но что свело их вновь — и мертвых и живых?

Свело их только то, что все они актеры.

Прочитан монолог — и кончились раздоры.

Убийцей был один и жертвою другой,

Но правит вымысел смертельной их враждой;

Стихи ведут на бой, слова кричат о боли,

Когда же сыграны разученные роли,

Враги перестают хитрить и убивать

И делят выручку, друзьями став опять.

Ваш сын и те, кто с ним участье принял в деле,

Погоню сбить с пути с большим трудом сумели;

Однако от нужды еще трудней уйти —

Театр им помог прибежище найти.

Увы, мой сын — актер!

В искусстве трудном сцены

Четыре беглеца узрели клад бесценный.

Что после бегства их произошло потом?

Любовь к чужой жене, душевный перелом,

Смерть неожиданная — это все играли

Они для публики в битком набитом зале.

Конец печален был... Зато не первый год

В Париже восхищен игрою их народ.

Они не бедствуют, и роскошь одеянья

(Что не оставили вы сразу без вниманья),

Клиндору вашему сопутствует... Но он

На сцене только был в ту роскошь облечен.

Хотя притворною смерть сына оказалась,

Для радости моей все ж места не осталось.

Так вот те почести и славы торжество,

Которыми судьба венчает путь его!

Вы не должны роптать. Театр в наше время

Достиг таких высот, что обожаем всеми.

С презреньем на него смотрели в ваши дни,

Теперь же слышатся лишь похвалы одни.

Париж им покорен, в глуши о нем мечтают,

Все образованные люди почитают,

Народу в радость он, утеха для господ,

Всем удовольствие и ото всех почет.

А те, чей дух высок, чья мудрость постоянна

И кто заботится о благе всех так рьяно,

Находят в зрелище, достойном мудрецов,

Отдохновение от тягостных трудов.

И даже сам Король, великий наш властитель,

Гроза враждебных царств, сражений повелитель,

Порой одаривал вниманием своим

Театр французский — он и королями чтим.

Парнас там в наши дни сверкает чудесами,

И лучшие умы туда приносят сами

Трудов своих плоды, в которых отражен

Их созревания виновник: Аполлон.[18]

Но если деньгами удачу надо мерить —

Театр их дает; и можете поверить,

Что сын ваш не бедняк: имеет он сейчас

Гораздо больше благ, чем мог иметь у вас.

Пора вам общее отвергнуть заблужденье:

Клиндор находится в завидном положенье.

Теперь понятно мне, не должен я роптать:

Его занятие с моим нельзя равнять.

Меня расстроило, что сын попал на сцену:

Театр я судил, ему не зная цену,

И осуждал его, не ведая о том,

Как много блеска в нем, какая польза в нем.

Однако ваша речь своей достигла цели,

Мое неведенье рассеять вы сумели.

Сын верный путь избрал.

Легко проверить вам.

Поэтому себе я отдыха не дам

И завтра же — в Париж. Но как, скажите сами,

Мне вас благодарить? Не выразить словами

Мою признательность.

Я должен вам сказать,

Что радость для меня — услугу оказать.

Счастливым вижу вас, и в том моя награда.

Вам, о великий маг, других наград не надо.

Но знайте, что всегда, во всякий день и час,

За вашу доброту я буду помнить вас.