Эрих Фромм Ради любви к жизни

Павел Гуревич. В любви человек хочет стать богом

(об Эрихе Фромме)

У Фромма есть книга «Искусство любить». Она посвящена любви как специфически человеческому чувству. Может ли такой философский очерк, написанный несколько десятилетий назад, заинтересовать современного читателя? На книжный рынок выброшены сотни изданий об эросе и сексе. Многие обнаружили обостренное, пытливое отношение к физиологии, к технике секса. И вот размышление о духовной стороне любви… Не отдает ли викторианством, унылой архаикой?

Фромм понимал любовь как универсальное чувство. В нашем сборнике помещена другая работа Фромма — «Во имя любви к жизни». Автор полемизирует прежде всего с Фрейдом, но его стрелы достигают и современной традиции, которая абсолютизирует эротику, телесность, секс и глумится над романтикой любви. Но речь идет вовсе не о противостоянии здоровой чувственности и одухотворяющей сентиментальности. Американский философ рассматривает любовь как универсальное чувство, которое раскрывает человека во всем богатстве присущих ему физических и духовных свойств.

Фрейд видел в любви выражение или своеобразную сублимацию полового инстинкта. Он рассматривал половое влечение как результат мучительного напряжения, химического по своей природе, которое требует разрядки. Австрийский психиатр подчеркивал, что факт половой потребности у человека и животного биологи выражают в биологии тем, что у них предполагается «половое влечение». При этом допускают аналогию с влечением к пище и голодом. Соответствующего слову «голод» обозначения не имеется в народном языке; наука пользуется словом «либидо»[1].

Фромм возражает против такой концепции, согласно которой цель полового влечения — снять мучительное напряжение. Такой взгляд был бы оправдан, отмечает он, если бы половое влечение действовало на организм точно так же, как голод и жажда. С этой точки зрения половое влечение подобно зуду, а половое удовлетворение состоит в устранении этого зуда. По мнению Фромма, если встать на такую точку зрения, то идеальным способом полового удовлетворения был бы онанизм.

Фрейд действительно оставляет в стороне психобиологическую сферу сексуальности — противоположность мужского и женского — и желание преодолеть эту противоположность в соединении. «Общепринятая теория полового влечения, — отмечает он, — больше всего соответствует поэтической сказке о разделении человека на две половины — мужчину и женщину, стремящихся вновь соединиться в любви…»[2].

Фрейд исходил из патриархальной установки, согласно которой сексуальность — по существу мужское начало. «Удивительно большая часть навязчивых действий в виде скрытого повторения и модификации восходит к мастурбации, которая, как известно, этим единственным сходным по форме действием сопровождает самые разнообразные формы сексуального фантазирования»[3].

По мнению Фрейда, либидо имеет, как правило, «мужскую природу» независимо от того, у мужчины или у женщины оно возникает. Австрийского психиатра часто критиковали за пансексуализм. Фромм же спорит с Фрейдом вовсе не по поводу того, что тот переоценил роль секса. Фрейд сделал, по мнению Фромма, лишь первый шаг к раскрытию значения страстей между людьми. В соответствии со своими философскими установками он объяснял эти отношения физиологически.

Фромм же сознательно выделяет биологический и экзистенциальный аспекты человеческого общения. Он подчеркивает, что постоянное и напряженное удовлетворение чисто физических потребностей не приносит счастья. Оно порождает фрустрацию. Более того, именно личностное, духовное начало содействует более полному раскрытию эротики и секса. Это не столько полемический вывод, сколько итог обобщения обширнейшей эмпирики.

Но прежде чем говорить о человеческих потенциях, надо, судя по всему, ответить на вопрос: в чем проявляется сущность человека. В философской литературе понятия «природа» и «сущность» часто употребляются как синонимы. Однако между ними можно провести концептуальное разграничение. В принципе под «природой человека» подразумеваются стойкие, неизменные черты, которые присущи человеку разумному во все времена, независимо от биологической эволюции и исторического процесса. Несомненно, человеку разных эпох присущи какие-то общие задатки и свойства, которые выражают его особенность как живого существа. Раскрыть эти признаки — значит выразить человеческую природу. Но задача эта крайне сложная.

Перечисляя те или иные человеческие качества, философы приходят к выводу, что среди них есть определяющие, принципиально значимые. Например, разумность присуща только человеку. Раскрыть человеческое в человеке, то есть выявить его главенствующую черту, означает постичь сущность человека. У человека разумного могут быть постоянные признаки, но в какой мере они приоткрывают тайну человека? Следовательно, человеческая натура, проявляется в разном, но в чем-то, надо полагать, обнаруживается верховное, державное качество человека. Это и есть его сущность.

Однако какое качество можно считать специфически человеческим? Есть ли вообще в человеке какое-то внутренне устойчивое ядро? Философы отвечают на эти вопросы по-разному. Многое здесь зависит от общей мировоззренческой установки, то есть от того, что данное философское направление выдвигает в качестве высшей ценности.

Человек — прежде всего, живое, природное существо. Он обладает пластичностью, несет на себе следы биогенетической и культурной эволюции. Поэтому некоторые философы, указывая на способность человека изменять самого себя, приходят к выводу, что никакой, четко фиксированной человеческой природы нет. Они утверждают, что человеческая натура восприимчива к бесконечным пересотворениям, ее внутренне устойчивое ядро может быть расколото, разрушено, а изначальная природа преобразована в соответствии с той или иной программой.

Такая позиция характерна для тех философов, которые стоят на позициях социоцентризма, то есть отстаивают мысль об абсолютном приоритете культуры, общественных форм над природными предпосылками человеческого бытия. В частности, среди структуралистов бытует убеждение, что человек есть слепок формирующих его культурных условий. Отсюда вывод: хочешь проникнуть в тайну человека, изучай те или иные структуры культуры, ибо индивид отражает их изменчивые формы.

Фромм показывает, что человек — это животное, которое по сравнению с другими животными недостаточно оснащено инстинктами. Поэтому его выживание гарантировано лишь в том случае, если он производит средства, удовлетворяющие его материальные потребности, и если он разовьет свой язык и создаст инструменты. Человек, как и другие животные, обладает осведомленностью, знанием, которые позволяют ему использовать процесс мышления для достижения непосредственных практических целей.

Но человек, как отмечает Фромм, обладает еще одним духовным свойством, которого нет у животных. Он осознает самого себя, свое прошлое и свое будущее. Он воспринимает свое ничтожество и свое будущее. Человек находится внутри природы, он подчинен ее диктату и изменениям. Человек видит свою вовлеченность в трагический конфликт. Он пленник природы, но, несмотря на это, он свободен в своем мышлении. Это делает его обособленным от всех, одиноким и преисполненным страха.

Но если этот конфликт осознается, то сразу же возникают вопросы: что может сделать человек, чтобы справиться с этой ужасной ситуацией? Как он может прийти к гармонии, которая освободит его от мук одиночества, даст возможность почувствовать себя в мире как дома и достичь слияния с природой. Ответы на эти вопросы, по мнению Фромма, не могут носить теоретического характера. Откликаться можно только своим бытием, своими ощущениями и действиями. Различные формы бытия человека не составляют его сущности, это лишь ответы на конфликт, который сам выражает сущность человека.

Первый ответ на стремление преодолеть обособленность существования и достичь единства с природой Фромм обозначает как регрессивный. Пытаясь освободиться от страха одиночества и неизвестности, человек стремится вернуться к своим истокам, к животной жизни. Он пытается стряхнуть с себя все, что делает его человеком и одновременно служит источником мучений. На протяжении многих тысячелетий человек пытается освободиться от разума. Об этом, по мнению Фромма, свидетельствует история примитивных религий.

Именно потому, что безумие нередко в истории разделялось большинством, оно зачастую выступало в качестве мудрости. Индивид, принимающий участие в массовом безумии, теряет ощущение своей полной изоляции, обособленности от других и избегает таким образом интенсивного страха, от которого он страдал бы в более прогрессивном обществе. Не следует забывать, что для большинства людей здравый смысл и реальность есть не что иное, как всеобщее одобрение. Если все думают так же, как сам человек, значит он не потерял рассудок.

Альтернативой регрессивному, архаическому решению проблемы человеческого существования служит иной выбор — прогрессивный. Он заключаются в достижении новой гармонии не с помощью регрессии, а посредством полного развития всех человеческих сил, человечности в нас самих. Фромм называет множество религий, отражающих переход от архаически-регрессивных к гуманистическим религиям.

В качестве первой человеческой потребности, выражающей специфически человеческое, Фромм называет тягу к общению, к межиндивидуальным узам. Потребность слияния с другим существом, соединения с кем-то повелевает нами, пишет Фромм, здоровье человека обусловлено именно этой потребностью. По мнению американского психоаналитика, идеальной формой, в которой названная потребность получает полное раскрытие, является любовь. Поэтизируя это чувство, Фромм пересказывает по существу все, на что уже в течение многих веков указывала мировая литература. В любви человек обнаруживает могучий душевный потенциал, растворяя себя в другом и тем самым предельно выявляя собственную сущность. Только любовь раскрывает подлинное приобщение к вечному, ибо она бескорыстна и бескомпромиссна.

Однако было бы неверным видеть в этих рассуждениях условно-романтическое обобщение, воскрешение фейербаховских идей или уяснение духовности этого чувства. В работах американского исследователя любовь трактуется как некий принцип, определяющий коренные основы человеческой жизни. В ее осмыслении очевидна всевозрастающая драматизация, свидетельствующая о том, что Э. Фромм видит в этой теме едва ли не главную разгадку тайны человека.

По мнению Фромма, любовь в области мышления означает специфически индивидуальное миропонимание; в области действия — это творчество и самореализация; в аффективной сфере — это ощущение единства с другим человеком, со всеми людьми, с природой. Любовь, отмечает Фромм, — это активная сила в человеке, сила, которая опрокидывает стены, отделяющие человека от других людей, и объединяет его с другими. Любовь, стало быть, — это уникально-обобщенное обозначение предельного самораскрытия личности.

Сущность любви представлена Фроммом как некое универсальное начало мироздания. Эти рассуждения американского психоаналитика близки той трактовке древних мифов, которая прослеживается в романе Т. Манна «Иосиф и его братья». Любовь, в истолковании Фромма, имеет два начала (точнее, полюса, поскольку речь идет о своеобразной мифологической структуре): мужское и женское. Это противопоставление сродни поляризации материи и духа. Такая же полярность мужского и женского начал, пишет Фромм, существует и в природе, и не только у животных и растений, что само по себе очевидно, но и в полярности функций неприятия и проникновения. Это полярность земли и дождя, реки и океана, ночи и дня, тьмы и света, материи и духа.

В соответствии с этой глобальной установкой Фромм выделяет шесть конкретных форм любви: материнская, отцовская, любовь к родителям, братская, эротическая, любовь к Боту. Каждое из этих чувств уникально, своеобразно, но обусловлено противоборством женского полюса, характеризуемого свойствами плодородной восприимчивости, защиты, реализма, терпения и материнства, и мужского начала, наделенного качествами вмешательства, активности, дисциплины и авантюризма. Поэтому Фромм не рассматривает любовь как отношение к конкретному лицу — в его трактовке это скорее фиксируемый тип отношения к миру в целом, определенная ориентация характера в процессе поиска слияния с миром.

По мнению Фромма, самые прекрасные, как и самые уродливые наклонности человека не вытекают из фиксированной, биологически обусловленной человеческой природы, а возникают в результате социального процесса формирования личности. Иными словами, общество осуществляет не только функцию подавления, но и функцию созидания личности. Человеческая натура — страсти человека и тревоги его — это продукт культуры. По сути дела, человек сам — это самое важное достижение беспрерывных человеческих усилий, запись которых мы называем историей.

Фромм спрашивает: действительно ли любовь — искусство? Он отвечает на этот вопрос положительно. Для большинства проблема любви — это, прежде всего, как быть с любимым, а не то, как любить самому, то есть не проблема способности любить. Американский философ подчеркивает: принято думать, что любить просто, а найти достойный объект для любви или для того, чтобы быть любимым, — вот что трудно. По его мнению, корни такой установки — в развитии современного общества. Он отмечает, что в XX столетии произошли резкие ценностные сдвиги в отношении к этому чувству. Ведь в викторианской традиции, как и во многих патриархальных культурах, любовь не была непосредственно личным переживанием, которое могло привести затем к браку.

В современном мире, по мнению Фромма, окончательно восторжествовала концепция романтической любви. Это утверждение может показаться преувеличением. Но в книгах Фромма мы находим далекие историко-культурные экскурсы, сопоставления. Этот исторический фон помогает высветить глубинные, существенные ценностные сдвиги. И в этом смысле XX веку присущи не только призывы к освобождению телесности, но и поиск духовности в любовных переживаниях.

Особенно ясно показывают эту тенденцию современные социологические опросы. Опыт сексуальной революции породил тоску по индивидуальному, романтическому чувству. Сколь созвучны этой установке рассуждения Фромма о том, что любовь — это искусство, подобно тому, как и жизнь есть искусство. Если мы хотим научиться любить, мы должны поступать так же, как если бы мы хотели овладеть любым другим искусством: музыкой, живописью, плотницким делом, медициной или инженерным мастерством.

Фромм не только типологизирует различные виды любви. В ряде своих сочинений он показывает, как менялось отношение к любви в различные эпохи, какие оттенки приобретало это чувство в связи с господствующими жизненными ориентациями. Вот, скажем, как характеризует американский философ средневековое общество. Оно не лишало индивида свободы уже потому, что как такового «индивида» еще не существовало. Человек был еще связан с миром первичными узами. Он видел себя через призму своей общественной роли (которая была в то же время и его естественной ролью), а не в качестве индивидуальной личности.

Американский гуманист подчеркивает, что мышление Лютера и Кальвина, как и мышление Канта и Фрейда, основано на предположении, что эгоизм и любовь к себе — это понятия тождественные. Любить другого — это добродетель, любить себя — грех. Более того, любовь к другим и любовь к себе друг друга исключают. Здесь, по мнению Фромма, допускается ошибка в понимании природы любви. Любовь, как ее оценивает Фромм, не создается каким-то специфическим «объектом», а является постоянно присутствующим фактором внутри самой личности, который лишь «приводится в действие» определенным объектом.

Подобно тому, как ненависть — это страстное желание уничтожить, так любовь — страстное утверждение «объекта». Это не «аффект», а внутреннее родство и активное стремление к счастью, развитию и свободе объекта любви. По словам Фромма, любовь — это готовность к контактам, которая в принципе может обратиться на кого угодно, в том числе и на нас самих. Исключительная любовь лишь к одному «объекту» внутренне противоречива. Не случайно, само собой понятно, что «объектом» явной любви становится определенная личность.

Факторы, определяющие выбор в каждом отдельном случае, слишком многочисленны и слишком сложны. Важно, однако, по мнению Фромма, что любовь к определенному «объекту» является лишь актуализацией и концентрацией постоянно присутствующей внутренней любви, которая по тем или иным причинам обратилась на данного человека.

Эту идею Фромм высказал еще в «Бегстве от свободы». Он отмечал, что дело обстоит совсем не так, как предполагает концепция романтической любви: существует только один человек на свете, которого вы можете полюбить, что найти этого человека — величайшая удача в вашей жизни и что любовь к нему приведет к удалению от всех остальных людей.

Любовь, как и всякая другая человеческая потребность, далеко не всегда выступают в идеальном облике. Она может быть деформирована, искажена, подчинена специфическим ценностным и жизненным ориентациям. Например, любовь такого рода, которая может относиться только к отдельному человеку, уже в силу этой ограниченности доказывает, что она не любовь, а садистско-мазохистская привязанность. История в изложении Фромма полна драматической напряженности, ибо человек тщетно пытается реализовать свои «здоровые» стремления. Таким образом возникают глубокие отклонения от истинных проявлений психической жизни. А эти аномалии в свою очередь приводят к стабилизации типичных патологических состояний.

Став мазохистом, человек стремится подчиниться кому-нибудь: другому человеку, институту, Богу, чтобы таким образом спастись от одиночества. Садист, напротив, стремится возвыситься и командовать, навязывая свою власть и волю. Крайним выражением такой патологии является нарциссизм, при котором фактическое единение людей подменяется субъективным миром нарциссической личности. Тревога и беспомощность, страх и угнетенность могут вызвать неожиданные вспышки аффективной реакции, «охваченность» деструктивизмом, то есть желанием уничтожить враждебный мир. Конформист преисполнен желания потеряться в толпе, раствориться в ее анонимности, чтобы таким образом избежать «дискомфортных» состояний одиночества и нависшей угрозы.

По мнению Фромма, наиболее частые формы мазохистских тенденций — это чувства собственной неполноценности, беспомощности, ничтожности. Эти чувства — не просто сознание своих действительных недостатков и слабостей. Такие люди постоянно проявляют отчетливо выраженную зависимость от внешних сил: от других людей, от каких-либо организаций, от природы. Они стремятся, как разъясняет Фромм, не утверждать себя: не делать то, чего им хочется самим, а подчиняться действительным или воображаемым приказам этих внешних сил. Часто люди попросту не способны испытывать чувство «я хочу», чувство собственного «я», жизнь в целом они ощущают как нечто подавляюще сильное, непреодолимое и неуправляемое.

Мазохистские тенденции, как показывает Фромм во многих своих работах, часто ощущаются как чисто патологические и бессмысленные. Но чаще всего они рационализируются, и тогда мазохистская зависимость выступает под маской любви или верности, комплекс неполноценности выдается за осознание подлинных недостатков, а страдания оправдываются их неумолимой неизбежностью в обстоятельствах, которые невозможно изменить.

Кроме мазохистских тенденций наблюдаются, с точки зрения Фромма, и прямо противоположные наклонности — садистские. Они проявляются сильнее или слабее, являются более или менее осознанными, но чтобы их вовсе не было — такого не бывает. Фромм выделяет три типа садистских тенденций, более или менее тесно связанных друг с другом.

Первый тип — это стремление поставить других людей в зависимость от себя и приобрести полную и неограниченную власть над ними. Второй — эксплуатировать их, использовать и обкрадывать. Третий тип садистских тенденций состоит в стремлении причинить другим людям страдания или видеть, как они страдают. Страдание может быть и физическим, но чаще — это душевное состояние. Целью такого стремления, по словам Фромма, может быть как активное причинение страдания — унизить, запугать другого, так и пассивное созерцание чьей-то униженности и запуганности.

Но возможна ли любовь в своем идеальном выражении? Возвышающее утверждение личности, заключенное в любви, направлено на возлюбленного как на воплощение всех лучших человеческих качеств. Любовь к одному определенному человеку опирается на любовь к человеку вообще. А любовь к человеку вообще вовсе не является, как часто думают, некоторым обобщением, возникающим «после» любви к определенной личности, или экстраполяцией опыта, пережитого с определенным «объектом». Напротив, по мнению Фромма, это предпосылка такого переживания, хотя такая предпосылка и возникает лишь из общения с конкретными индивидами.

Как полагает Фромм, очень часто — и не только в обыденном смысле — садомазохизм смешивается с любовью. Особенно часто за проявления любви принимается мазохизм. Полное самоотречение ради другого человека, отказ в его пользу от собственных прав и запросов — все это преподносится как образец «великой любви». Считается, подчеркивает философ в ряде своих работ, что для любви нет лучшего доказательства, чем жертва и готовность отказаться от себя ради любимого человека.

На самом деле, как вытекает из фроммовского анализа, любовь в этих случаях является мазохистской привязанностью и коренится в потребности симбиоза. Если понимать под любовью страстное и активное утверждение главной сущности другого человека, союз с этим человеком на основе независимости и полноценности обеих личностей, тогда мазохизм и любовь противоположны друг другу. Любовь основана на равенстве и свободе.

Какие же выводы можно сделать из фроммовского анализа такого специфического переживания, как любовь? Прежде всего, необходимо подчеркнуть, что нельзя понять этот феномен без развернутой философско-антропологической теории. Лишь на базе философии человека как целостной системы взглядов можно приступить к диагностике данного универсального чувства. У животных, подчеркивает Фромм, тоже обнаруживается любовь. Но привязанности животных относятся главным образом к области инстинктов.

У человека задействованы не только инстинкты. Когда он рождается, он изгоняется из среды, столь же определенной, сколь определенны инстинкты, и попадает в среду неопределенную, ненадежную, открытую. Человек любой эпохи, подчеркивает Фромм, и любой культуры сталкивается с одним и тем же вопросом: как преодолеть одиночество, как достичь единения, как выйти за пределы своей отдельной жизни и обрести воссоединение. Но при этом человек всегда остается суверенным, уникальным существом. Убеждение в единственности индивида выражено, например, в изречении из Талмуда, в котором спасший одну жизнь, считается спасшим целый мир, а погубивший чью-то жизнь, погубившим целый мир.

При анализе феномена любви Фромм весьма убедительно критикует концепцию примитивного равенства. Он обращается к философской традиции. Ведь философы европейского Просвещения понимали равенство как условие развития индивидуальности. Это означало (яснее других это сформулировал Конт), что ни один человек не может служить средством для достижения целей другого. Однако, как справедливо подчеркивает Фромм, в современном обществе понятие «равенство» претерпело изменения. Теперь оно означает скорее «единообразие», нежели «единство». Это единообразие людей, которые выполняют одинаковую работу, одинаково развлекаются, читают одни и те же газеты, одинаково чувствуют и думают одинаково. Положение, выдвинутое философией Просвещения, — «душа не имеет пола» — получило применение повсюду.

К фроммовскому анализу «равенства» в его современной аранжировке, несомненно, можно было бы присовокупить идею уравнительности, выношенную в лоне казарменного коммунизма. Она сопряжена с проповедью идеала равенства без индивидуальности. На этой основе невозможно межличностное единство. Любовь обретает черты рыночной ориентации.

Процесс социализации, по мнению Фромма, начинается уже с того мгновения, когда индивид определяет себя и свое отношение к другим людям через различные формы человеческих отношений. Развитие конкретного способа общения людей приводит к формированию социального характера, то есть стабильной и четко выраженной системы ориентации. Соответственно пяти способам социализации (мазохизм, садизм, деструктивизм, конформизм и любовь) возникает пять форм адаптации к обществу: рецептивный, эксплуатирующий, накопительский, рыночный, продуктивный.

В каждом конкретном обществе может оказаться несколько типов ориентации. Однако условия жизни, ценности и вся социальная структура в целом влияют на формы адаптации по-разному. Иное общество активно выявляет и культивирует конформизм, иное — эксплуатирующий тип поведения. В XX в., по мнению Фромма, социальный характер существенно преобразился. Прежде всего рациональный или иррациональный авторитет, который столь явно обнаруживался в прошлом столетии, был заменен анонимным авторитетом, обезличенным выражением которого стали общественное мнение, каналы пропаганды и т. д. В качестве механизма этой власти выступает конформизм, имманентное свойство индивида, который сам тяготеет к подчинению.

Таким образом, анализ любви в концепции Фромма сопряжен с развернутой социологической теорией. Он далек от исследователей, которые видят в этой теме повод для диагностики чувств, но не ощущают при этом, что сам этот феномен раскрывает социальный характер, демонстрирует связь различных форм человеческой активности.

Наконец, подчеркнем еще один аспект темы. Любовь, в изложении Фромма, выступает как созидательное, творческое начало. В ней ощущается разнообразное человеческое содержание. В такой трактовке феномена Фромм, разумеется, не одинок. Вот что пишет, например, А. Ф. Лосев: «Самая животная, самая физическая, самая откровенно половая любовь вовсе не есть любовь только одного индивидуума к другому, только влечение одного организма к другому. Уже самое обыкновенное животное половое влечение есть влечение к каким-то новым порождениям; это влечение к таинственной дали бесконечных воспроизведений жизни; это страсть к созиданию, к творчеству, к воплощению в себе иного рода, к размножению и самоповторению еще в ином и в ином, еще по-разному и по-новому, еще богаче, шире, глубже, сильнее, чем то, что есть в настоящее время. Любовь только и живет этим общим, только и стремится к бесконечной перспективе утверждения себя во всем или по крайней мере в некотором. В любви человек хочет стать как бы Богом, порождая из себя целый мир и изводя из себя целый мир и зная его и изнутри, зная его еще до его созидания…»[4]

П. Гуревич, проф.

Загрузка...