Радуга и Дракон

Эта история случилась очень давно, много сотен вёсен тому назад в одной прекрасной стране. Она так и называлась – Прекрасная. В ней царило вечное лето, с одной стороны её окружали седоглавые Драконьи горы, а с другой она омывалась тёплым Океаном. За горами лежала земля людей-драконов, о ней речь пойдёт позже. Властвовал в Прекрасной стране король Кипарис – стройный, как это дерево, с льняными волосами и небесно-голубыми глазами. Правил он хорошо и мудро, и страна процветала.

Жила в этой стране добрая волшебница, которую все звали леди Радуга. Когда она играла на небольшой арфе и пела, сердца слушателей наполнялись счастьем и безмятежностью, любящие души любили ещё сильнее, а ожесточённые смягчались. Своим волшебством леди Радуга врачевала печаль, вселяла надежду, успокаивала тревогу. В её доме всегда сияли восемь хрустальных сосудов с разноцветным огнём: семь по цветам радуги, а восьмой, самый прекрасный, переливался сразу всеми цветами. Огонь из этих сосудов кудесница вплетала в струны своей арфы и ткала из него тончайшее кружево песен.

Дом леди Радуги окружал вечно плодоносящий сад, который круглый год приносил своей хозяйке душистые фрукты и сочные ягоды. Также волшебница держала пчёл, которые давали золотой тягучий мёд. Его аромат щемил и чаровал сердце сладким дыханием лета, а пользу для здоровья он приносил огромную. Мёда было много – хватало и самой волшебнице, и её соседям-сладкоежкам.

Каждый вечер, завершив свои домашние и садовые дела, леди Радуга отправлялась в Златоград – стольный город Прекрасной страны, гуляла по улицам и пела. Она любила городские скверы – садилась там под сенью цветущих деревьев со своей арфой и, озарённая лучами вечернего солнца, извлекала из струн волшебную целительную музыку. Её волосы золотым плащом окутывали её фигуру, а когда она убирала их в косы, венчали её головку тяжёлой короной. Тонкие пальцы плясали на волшебных струнах, а в сиреневато-голубых глазах разливался умиротворённый вечерний покой. Едва заслышав её, жители спешили к ней с кувшинами и горшками – любыми свободными сосудами. К концу выступления они наполнялись чудесным светом. Всех леди Радуга одаряла радостью, миром в душе, ясностью ума и крепостью духа. Благодарные слушатели приносили волшебнице дары: гончар – посуду, сапожник – туфельки, ткач – отрезы ткани на платья, а её соседи, сельские жители – свежие яйца, молоко, сыр, муку...

Кудесница варила варенье и пекла фруктовые и ягодные пироги, которыми любила полакомиться даже семья самого короля. Монарх нередко приглашал леди Радугу в свой дворец, чтобы усладить свой слух и душу звуками её чудесной арфы. Он был готов осыпать её золотом с головы до ног, но денег волшебница не брала. Всё же король нашёл способ её отблагодарить: вместо её старенькой деревянной лачужки велел выстроить для неё добротный каменный дом в два этажа и вдобавок подарил полную мебельную обстановку.

Иногда среди её слушателей можно было увидеть чужеземного воина необычной внешности. Одет он был в кожаные штаны и свободного покроя куртку, на широком поясе носил меч в богатых ножнах, а с плеч его ниспадал тёмный плащ с поднятым капюшоном. Из-за последнего невозможно было разглядеть волос воина, а лицо его покрывала затейливая маска из перламутровых чешуек. Открытым оставался лишь суровый тонкий рот и гладкий подбородок, а в глазных отверстиях маски виднелись щелевидные зрачки, выдававшие в воине представителя народа людей-драконов. Они придавали взгляду этих удивительных золотистых очей холодно-пронзительное, гипнотическое змеиное выражение. Воин не приносил с собой сосудов, как все прочие жители, а просто слушал леди Радугу, не сводя с неё своих пристальных драконьих глаз.

Ловя на себе этот взор, волшебница невольно ощущала лопатками холодок: отчего незнакомец так смотрел на неё, чего он хотел, о чём думал? Но вскоре она привыкла к своему необычному слушателю, а в дни, когда он не показывался, испытывала смутную грусть, будто ей чего-то или кого-то не хватало.

Однажды она нашла на крыльце своего дома листки со стихотворными строчками. Они были заботливо придавлены камушком – очевидно, чтобы не унёс ветер. Заварив себе крепкого душистого чая с липовым цветом и присев в своё любимое плетёное кресло-качалку под яблоней, волшебница принялась читать и была очарована поэтическим талантом автора. Стихи воспевали прекрасную даму с глазами цвета сирени, в которой леди Радуга узнала себя. Она была польщена и озадачена. Кто же этот неведомый стихотворец? Отчего он подбросил ей свои произведения тайком, почему не хотел показаться сам? Чай согрел волшебнице руки и губы, а стихи – сердце. Улыбаясь, она ещё долго сидела под яблоней, слушала ласковый шелест своего сада и утопала мечтательным взором в светлом и чистом вечернем небе.

Так и повелось: каждые несколько дней она обнаруживала у себя на крыльце новые стихи, раз от раза всё более нежные, страстные, зовущие... Их образы окутывали ей душу щемящим томлением и грустью, она чувствовала: эти строчки рождались в глубоко любящем сердце. Ей очень хотелось увидеть влюблённого поэта, но подкараулить его никак не получалось. Тогда леди Радуга вечером поставила на крыльцо кувшин персикового компота, ручку и бока которого намазала мёдом. К нему она прикрепила записку:

«Утоли жажду, мой неизвестный друг. Прими это весьма скромное угощение, ибо вкус этого напитка не сравнится со сладостью, которая воцаряется в моём сердце от твоих строк».

Утром она нашла на крыльце новые стихи, а на обороте записки прочла:

«Благодарю, моя леди. Твой напиток восхитителен, а мои неуклюжие строки недостойны столь щедрой хвалы».

А к липкой ручке кувшина пристала перламутровая чешуйка... Кажется, волшебница знала обладателя такого необычного кожного покрова.

– Попался, голубчик, – мягко засмеялась леди Радуга, и сад вторил ей весёлым шелестом и птичьим гомоном, а солнечные лучи зажглись золотом на короне её волос.

Когда вечером волшебница вновь посетила город, огласив его улицы чудесной музыкой своей радужной души, среди слушателей опять появился тот воин с золотыми драконьими глазами. На этот раз волшебница пела, не сводя с него сияющего взора, но никто вокруг не догадывался, что она пела сегодня только для него. В конце своего выступления она подарила ему самую лучистую и ласковую улыбку. Тонкий и твёрдо сложенный рот человека-дракона не дрогнул в ответ, ничем не выдал чувств; внимание леди Радуги отвлекла маленькая девчушка, которая подбежала к ней, чтобы поцеловать, а когда волшебница вновь вскинула взор, таинственного слушателя и след простыл.

Впрочем, в городе его знали. От почтенных, но словоохотливых старушек леди Радуга услышала, что воин-поэт был рыцарем из страны людей-драконов, служил наёмником в разных иноземных армиях, а в последнее время занимался ловлей жемчуга, писал пьесы в стихах для местного театра и принимал заказы на стихотворные поздравления. Звали его сэр Драко.

Уже совсем стемнело, а путь волшебницы домой лежал через медоносную липовую рощицу. Путь ей преградила фигура в тёмном плаще с капюшоном, и леди Радуга немного вздрогнула.

– Моя леди, не бойся, – прозвучал мягкий и молодой голос. – Я не враг и не разбойник, а твой верный слушатель и почитатель. Ты позволишь проводить тебя до дома и понести твою арфу?

В сумраке мерцала чешуйчатая маска и стальные заклёпки пояса, а зрачки из щелевидных стали круглыми и чёрными. Их окружал мягко светившийся золотой ободок.

– Здравствуй, сэр Драко, – улыбнулась леди Радуга. – Рада видеть тебя и буду весьма признательна за помощь.

– Вижу, ты всё знаешь обо мне, – усмехнулся человек-дракон. – И, наверно, уже догадалась, кто писал тебе те дурацкие стихи...

– Они не дурацкие, что ты! – искренне воскликнула волшебница. – Они очень понравились мне. Ты талантливый поэт.

– О степени моего таланта пусть судят потомки, – молвил сэр Драко. – История всё расставит по местам. Но благодарю тебя за добрые слова, моя леди.

Леди Радуга не могла не пригласить сэра Драко в дом. Он стал смущённо отказываться, но волшебница настояла. Чай и сладкий пирог с вишней помогли сделать вечер уютным. В свете хрустальных сосудов с чудесным огнём леди Радуга разглядела руки гостя: на тыльной стороне кистей мерцал узор из перламутровых чешуек, который немного захватывал и ладони по бокам. Даже в доме сэр Драко не снимал маски и капюшона.

– Какой прекрасный, – задумчиво молвил гость, зачарованно рассматривая сосуд с радужным огнём. – Он лучше всех.

– Этот огонь в сосудах – моя сила, – ответила волшебница. – Красный – любовь, оранжевый – радость, жёлтый – веселье, зелёный – умиротворение, голубой – нежность, синий – мудрость, фиолетовый – счастье.

– А этот, что состоит из всех цветов? – Сэр Драко продолжал любоваться радужным огнём.

– Это моя душа, – сказала леди Радуга.

Гость выдул изо рта огненную струйку себе на ладонь, и столбик рыжего пламени заплясал в его руке.

– Мы с тобой в чём-то схожи, моя леди, – молвил он. – А именно, вот этим. Огнём.

Леди Радуга протянула руку к живому и дышащему, танцующему пламени и застыла в нерешительности. Сэр Драко приподнял уголки твёрдого рта:

– Не бойся, моя леди. Он не обожжёт тебя. Возьми.

Огонёк перепрыгнул с его ладони в сложенные горстью руки волшебницы. Он и правда не обжигал, а лишь горячо покалывал, и леди Радуга мягко рассмеялась.

– Какое чудо!

– Чудо – это ты, – проговорил гость еле слышно, с затаённой нежностью.

Огонёк перекочевал на поленья в камине, а сэр Драко исполнил несколько песен на свои стихи. Он недурно играл на лютне и флейте, причём на последней – особым образом. Он держал её в руке, а огоньки, рождённые его дуновением, плясали над дырочками, извлекая музыку. Леди Радуга заслушалась: его голос совсем не походил на голос воина. Это был голос поэта, музыканта, но никак не рубаки-наёмника.

– Что заставило тебя отправиться на войну? – спросила кудесница.

– Я изгнанник, моя леди, – вздохнул сэр Драко. – Мне пришлось покинуть родину и пуститься в скитания.

– Но почему? – недоумевала леди Радуга.

– Позволь мне не говорить об этом подробно, прекрасная госпожа, – мягко уклонился гость. – Нет, никакого преступления я не совершал, если ты об этом подумала. Я просто... не оправдал ожиданий и отказался принять навязываемую мне судьбу. Я устал от кровопролития и осел здесь. Мои сбережения, что я накопил, работая мечом, давно кончились, и приходится добывать средства к существованию другими способами. Немного стихами, немного ловлей жемчуга – не шикую, конечно, но на хлеб с маслом хватает.

Способность людей-драконов пребывать под водой без дыхания до часа делало сэра Драко выдающимся ловцом, а морским хищникам он был не по зубам.

Они так увлеклись разговором, что забыли о времени, а между тем близилась полночь. Напоследок спев друг другу по песне, они попрощались, и сэр Драко покинул гостеприимный дом волшебницы, унося с собой маленький сосудец с чудесным огнём.

Следующие несколько дней леди Радуга не видела сэра Драко и даже забеспокоилась. Он не приходил в сквер послушать её и не приносил стихов на крыльцо, и волшебница решила отыскать его. Ей подсказали, где он живёт: обитал человек-дракон в маленькой лачужке в квартале бедняков.

– Сэр Драко, ты дома? Это я, леди Радуга! – позвала волшебница, постучав в дверь.

Хозяин дома открыл не сразу. Он встретил её всё в той же маске, но без плаща – в скромном тёмно-зелёном кафтане. Волосы его прятались под мешковатым бархатным беретом. Оказалось, сэр Драко усиленно работал над новой пьесой, чтобы успеть в срок. В доме у него даже поесть было почти нечего. Рядом с рукописью на столе красовалась тарелка с засохшими объедками, на огне стоял чайник, из носика которого валил пар.

– Ох, забыл совсем, – спохватился сэр Драко, хватая его и снимая с огня. – Прости, моя леди, угостить тебя нечем: я немного на мели...

– Вижу, – проронила волшебница, окидывая взором бедное холостяцкое жилище, состоявшее всего из одной комнаты, которая служила и кухней, и спальней, и рабочим кабинетом поэта.

Леди Радуга поставила на стол корзинку и начала выкладывать гостинцы: яблочно-клубничный пирог, горшочек малинового варенья, яйца, копчёную грудинку, сыр, масло и свежеиспечённые булочки.

– Моя леди, зачем? Не стоило, право же! – дрогнувшим от смущения голосом воскликнул сэр Драко.

– Чтоб творцу лучше работалось, – засмеялась волшебница.

Заварку она принесла тоже свою, особую: смесь липового цвета, жасмина, мяты и чабреца. Чашки в этом холостяцком хозяйстве оказались не очень чистыми, и леди Радуга, к ещё большему смущению сэра Драко, самолично отдраила их до блеска, перед тем как разливать чай.

За чаепитием хозяин дома пересказывал ей сюжет своей новой пьесы – полную приключений историю любви бедного ловца жемчуга и дочери богатого торговца. Казалось, весь мир ополчился против влюблённых, но юноше посчастливилось найти огромную редчайшую жемчужину, сбежать с нею от владельца промысла и выгодно продать. Половину вырученных денег, весьма немалую сумму, он пустил на ставку в игре в кости, получив десятикратный выигрыш. А тем временем его возлюбленную уже собирались выдать замуж, и он выкрал её прямо в ночь перед свадьбой. Вместе они сели на корабль, чтобы уплыть за море, но вот беда: судно потерпело крушение. Их, выживших, вынесло волнами на берег чужой страны. Юноша нанялся садовником в богатый дом, а его возлюбленная – прачкой. Однажды к хозяевам пришёл в гости богатый старик, когда-то потерявший любимого сына; бывший ловец жемчуга оказался так похож на него, что чудаковатый богач тут же решил усыновить его и сделать своим единственным наследником. Этому попытался помешать алчный племянник старика, который претендовал на наследство. Он устроил нападение на юношу, заплатив разбойникам, чтобы те ограбили и убили его. Однако главарь разбойников узнал в нём сына своего старого друга, когда-то уплывшего за море, и отказался его убивать. Везучий ловец жемчуга вернулся в дом к богачу и благополучно стал его сыном по закону. Пьеса заканчивалась свадьбой главного героя и его возлюбленной.

– Ломаю вот голову, как озаглавить сие творение, – заключил сэр Драко, дожёвывая последний кусочек пирога. – Думал назвать «Удачливый ловец жемчуга», но этот заголовок портит интригу...

– Назови «Жемчужина судьбы», – улыбнулась волшебница. – Ведь везение героя началось именно с этой редкой жемчужины.

– Точно! – щёлкнул пальцами драматург с перемазанными малиновым вареньем губами. – Моя леди, ты гений!

Он закончил пьесу в срок, и вскоре леди Радуга получила приглашение на премьеру. Конечно же, после спектакля её упросили выйти на сцену и спеть, в чём леди Радуга зрителям и актёрам не отказала.

Дни шли, сэр Драко посвящал волшебнице новые и новые стихи, каждая строчка которых дышала страстной и нежной любовью – такой огромной, что сердце леди Радуги окуналось в сладостную дрожь и отчаянно щемило... Засыпая, она с улыбкой повторяла эти строчки, а просыпаясь, спешила на крыльцо, чтобы проверить, нет ли там очередного поэтического «гостинца». Однако её приводил в недоумение упорный отказ сэра Драко снять маску и показать лицо.

– Оно всё в боевых шрамах, моя леди, и безобразно, – отвечал он.

– Я не испугаюсь шрамов! Какие глупости, друг мой! – убеждала волшебница. – Какое они могут иметь значение?

Сэр Драко снова и снова отказывался, а однажды сказал:

– Моя прекрасная леди... Как ты уже давно могла понять из моих стихов, я люблю тебя. Люблю всем сердцем, всей душой. Для меня не существует на свете иных женщин, кроме тебя: или ты, или никто. Но если ты увидишь моё лицо, боюсь, ты отвергнешь меня и мою любовь... Так же, как меня отвергли в моей семье, на родине. Если ты отвернёшься, если оттолкнёшь, для меня наступит конец. Конец всего.

В его голосе послышалась тихая, горькая дрожь, от которой сердце леди Радуги отчаянно ёкнуло и облилось болью.

– Милый Драко, – со слезами прошептала она, касаясь пальцами прохладных чешуек, – я не могу тебя оттолкнуть, просто не могу, поверь!.. Ты поселился в моём сердце, и ничто не сможет меня настолько потрясти и испугать, чтобы я решилась вырвать тебя из него! Прошу тебя, сними маску, покажи своё лицо... Будь оно покрыто даже тысячей шрамов, испещрено рубцами и обезображено – ничто для меня на свете не сможет быть милее его.

– Если я открою его, я потеряю тебя, моя радужная леди, – тихо проронил сэр Драко, ловя её пальцы и прижимая к губам. – И тогда мне останется лишь умереть.

– Ты меня не потеряешь! – с жаром воскликнула леди Радуга. – Я клянусь тебе в этом!..

– Не давай клятв, которые не сможешь сдержать, – вздохнул человек-дракон печально. – Ты толкаешь меня навстречу погибели, любовь моя, но я повинуюсь. Так не может продолжаться вечно, правда всё равно рано или поздно откроется. Что ж, смотри.

Он откинул капюшон и снял берет, и по его плечам и спине рассыпалась тёмная грива жёстких, взъерошенных волос, а в следующий миг маска распалась на отдельные чешуйки и осыпалась. Чешуя осталась только на бровях, а на очистившейся коже мерцал серебристый узор, повторявший рисунок маски. Ни единый шрам не пересекал это исполненное своеобразной, суровой красоты лицо, точёное, с сияющими внутренним золотым огнём глазами, и леди Радуга не назвала бы ничего, что с ним могло быть не так, за исключением одного: оно принадлежало женщине.

– Сэр Драко – не мужчина, – вздохнула красивая девушка-дракон. – И все эти исполненные любовного бреда строки писал тебе не мужчина. Моё имя – Злата. Матушка выбрала мне будущего мужа – замечательного во всех отношениях, вот только жить с ним я не смог... не смогла бы. Меня не влечёт к противоположному полу. Матушка разгневалась и выгнала меня из дома. Ну, а дальше ты знаешь... Ну что, моя леди? Что скажешь? Как тебе такой сэр Драко?

Леди Радуга опустилась в кресло: у неё ослабели колени.

– Так ты обманул меня, – слетело с её пересохших губ. Она так привыкла говорить о человеке-драконе в мужском роде, что и сейчас, узнав правду, продолжала это делать.

– Только в отношении своего пола, – тихо и печально проронила Злата. – Но не в любви. Я люблю тебя, моя прекрасная госпожа. И всегда буду любить. Но нужна ли тебе теперь моя любовь? Сможешь ли ты ответить на неё?

Леди Радуга молчала, охваченная неодолимым вихрем чувств, который унёс все слова и разбросал по свету – не собрать, не высказать. Губы девушки прильнули к её похолодевшим пальцам.

– Вижу всё по твоему лицу, моя леди... Этого следовало ожидать. Что ж... Прощай.

Это слово – «прощай» – холодной каплей пробилось сквозь бурю ошеломления, и леди Радуга вздрогнула всем телом и душой.

– Я... Мне нужно подумать, – встрепенулась она вслед уходившей девушке.

Та, убирая волосы под берет и набрасывая капюшон, проронила глухо:

– Прости, госпожа. Сам не знаю, на что я, безумец, надеялся. Не тоскуй обо мне: я того не стою.

Злата-Драко ушла, и вскоре сад наполнился шелестом дождя. Ослабевшая, с ломотой в теле, леди Радуга поднялась и распахнула окно... Влажная свежесть хлынула бодрящим потоком в комнату, вливалась в грудь, и отчего-то хотелось кричать... Не петь, как всегда, а впервые выть зверем от тоски.

Этот вой она сдерживала в себе, пыталась успокоить, излечить светом своих хрустальных сосудов. Впервые она, мудрая волшебница, не знала, как поступить... Бессонная дождливая ночь только вводила в заблуждение своим грустным, тревожным шёпотом.

Рассвет пробился розовыми лучами сквозь рваные тучи, отражаясь в лужах. Наскоро выпив чаю, леди Радуга отправилась в город, чтобы разыскать Драко... или Злату, к новому имени она ещё не привыкла. Дверь холостяцкого жилища была не заперта, и волшебница ворвалась внутрь:

– Драко!

Домик рыцаря-поэта встретил её пустотой и сиротливым беспорядком. На полу валялись исчёрканные черновики стихов, на одном листке отпечатался след сапога... Разлитые чернила на столе, недоеденная яичница с грудинкой, оставленная почти нетронутой чашка с остывшим чаем... Злата собиралась в спешке, очевидно.

А к внутренней стороне двери было прибито письмо.

«Моя милая, любимая, бесценная... Никогда я не посмею тебя так назвать, моя леди. Прости, что вторгся в твою жизнь и лишил тебя покоя. Зря я всё это затеял, трижды безумец! Знал же, что ты никогда не сможешь полюбить меня. Да ещё и очернил себя в твоих глазах обманом. Не ищи меня, прекрасная госпожа, я снова отправляюсь на войну – в такую треклятую даль, что туда даже письма не дойдут. Забудь обо мне, живи как прежде. Пой свои светлые песни и приноси людям радость и счастье, моя... впрочем, ты никогда не была и не станешь моей, дивная радужная леди. Прощай, всего тебе самого прекрасного».

Леди Радуга осела на пол. По щекам катились слёзы, дрожащие пальцы перебирали притоптанные черновики. Взгляд бегал по строчкам, но смысл читаемого ускользал. Тогда она начала читать вслух, пока слова не стали вырываться из груди навзрыд. Скомкав листок, она смолкла. Слёзы текли безостановочно, одна за другой.

Вернувшись домой, леди Радуга прижала к себе арфу и запела новую, страшную и тоскливую песню, которая пронеслась над землёй волчьим воем. Так пело разбитое сердце. Снова сгустились тучи и разразилась гроза, а волшебница сидела на мокрой земле под хлещущим ливнем. Струны арфы смолкли, разорванные, а сосуд с самым прекрасным радужным огнём треснул и угас.

Она несколько дней не выходила из дома и не появлялась на улицах города. Обеспокоенные соседи, заглянув к ней, нашли кудесницу лежавшей в постели. В её прекрасных золотых волосах, разметавшихся по подушке, серебрилась седина.

– Что с тобой, наша дорогая леди Радуга? – кинулись соседи к ней. – Ты захворала? Что стряслось?

Волшебница не отвечала, её горький взгляд был неподвижно устремлён в потолок. Она думала о своём дорогом Драко, который наверняка собирался искать смерти в бою... Далеко, на чужбине.

Хлопоты соседей привели её в чувство. Они взяли на себя заботы о ней: один готовил еду, другой убирал дом, третий копался в саду... Леди Радуга не могла их ничем отблагодарить, но милые, простые, добрые селяне, которые любили её всем сердцем, были готовы заботиться о ней, даже не получая взамен целительных чудесных песен.

– Пташка ты наша сладкоголосая, госпожа пресветлая, кудесница любимая, – приговаривала рыжеволосая, веснушчатая Ягодка, жена охотника Ореха. – Ничего, ничего, всё будет хорошо...

Она гладила волшебницу по волосам, как малое дитя, и та, уткнувшись в её мягкую грудь, беззвучно заплакала.

Понемногу леди Радуга пришла в себя и принялась за привычные дела, стараясь себя ими отвлечь от нестерпимой горечи в груди. Она пекла пироги, хозяйничала в саду, разливала целебный мёд по горшочкам... Но петь она не могла: чувствовала, что если попытается, то из её души вырвется что-то совсем не радостное, не светлое, не прекрасное. Людям не следовало слышать это. Спустя две недели её навестил сам король Кипарис. Леди Радуга встретила его с должным почтением и гостеприимством, поставила на стол его любимый вишнёвый пирог и медовое печенье.

– Благодарствую на угощении, прекрасная леди Радуга, – сказал король. – Рад видеть тебя в добром здравии. Но нас всех беспокоит, отчего ты перестала появляться. Мы соскучились по твоим чудесным песням, по той исцеляющей душу радости, которую они приносят. Что случилось? Отчего твои глаза печальны?

– Я пока не могу петь, государь мой, – грустно улыбнувшись, ответила волшебница. – Когда снова смогу – не знаю. Моё сердце болит, и пока эта боль не утихнет, я не смогу выдавить из себя ни одной светлой песни.

– Отчего болит твоё сердце, милая леди Радуга? – обеспокоенно принялся расспрашивать правитель. – Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь тебе, только скажи, как!

Не могла волшебница рассказать всей правды, проронила только:

– Если бы можно было разыскать одного человека... Точнее, человека-дракона. Сэра Драко. Он вновь ушёл на войну, и я боюсь за его жизнь.

– А, так вот оно что! – улыбнулся король. – Что ж, достойную даму выбрал сей доблестный рыцарь. А вот за то, что он заставил её проливать слёзы, похвалить его нельзя... Я отправлю людей на его поиски, дорогая леди Радуга, рано или поздно мы его отыщем. Даю слово короля.

Эти слова немного успокоили волшебницу, и её сердце озарилось лучиком надежды – робким и слабым, но это было лучше, чем беспросветная тьма. Спустя некоторое время она нашла в себе силы запеть. Попробовав голос дома и убедившись, что вместо радости не вгонит людей в тоску, она решилась отправиться в город. Новые струны арфы она оплела светом из семи сосудов, а взглянув на пустовавшее место восьмого, только вздохнула.

Снова летел её голос над улицами, прыгая солнечным зайчиком по красным черепичным крышам, а в золотом плаще волос, озарённом вечерними лучами, блестело первое серебро. Не стала её музыка хуже, не утратила своей волшебной силы, просто звучала по-новому. А может, люди замечали эти изменения в ней самой – седину, грусть в глазах... Они подходили, целовали её руки, края платья и пряди распущенных волос, говоря:

– Мы любим тебя, леди Радуга.

Волшебница растроганно улыбалась, сверкая тёплыми слезинками. Теперь настал черед людей исцелять её своей любовью, и её сердце, купаясь в этой любви, оживало, воскресало из пепла. Маленькой занозой в нём жила неистребимая боль и тоска по Драко, но леди Радуга успокаивала себя надеждой, что королевские гонцы его разыщут. Или, точнее, её... Непросто было уложить в голове и душе эту удивительную истину, но так уж вышло: золотоглазый человек-дракон поселился в её сердце, и не имело значения, какого он пола.

А тем временем над Прекрасной страной раскинулись тёмные тучи: пришла беда, откуда не ждали – из-за моря. Могущественный чернопарусный флот Владыки Спрута приближался к безмятежным берегам земли короля Кипариса. Стоя на палубе, Спрут всматривался в подзорную трубу, и его чёрная борода оплетала его грудь, как щупальца осьминога.

Все боевые корабли Прекрасной страны встали на защиту, сияя парусами. Прекрасными белыми птицами заслонили они родные берега, отважные капитаны приняли грудью первый удар, который оказался сокрушителен. Вражеские корабли плевались огнём, разнося флот Кипариса в щепки... Не удалось остановить врага, и войско Спрута посыпалось на берег, как чёрная саранча.

Воины Кипариса сражались отважно и стояли насмерть, но натиск заморского супостата продолжался неумолимо. В кровопролитных битвах таяли силы короля, крепость падала за крепостью, город за городом оказывался во вражеских руках.

И вот Спрут вошёл в Златоград, взяв его штурмом, который длился намного дольше, чем он рассчитывал. Бои шли на улицах, по мостовым текли алые ручьи, всюду лежали тела убитых, стонали раненые. Среди всего этого кровавого кошмара шагала леди Радуга – гордая, неустрашимая, с сияющими, как солнце, глазами. Её песня могучей птицей летала над городом, вселяя силы и мужество в его защитников – потому-то штурм и затянулся. Город был взят ценой больших потерь среди воинов Спрута. Вражеские солдаты не смели поднять руку на волшебницу, расступались и давали ей дорогу, а направлялась она к самому Владыке – сразить его своей песней, смягчить его жестокое сердце. Это всё, что она могла сделать...

Он уже был перед ней – чернобородый, с холодными, бешеными глазами навыкате, но из-за его спины шагнул долговязый и тощий человек в плаще из вороньих перьев, с длинным, как птичий клюв, носом... Воздев когтистые пальцы к тёмным тучам, он издал протяжный крик-клекот, и песня леди Радуги застряла у неё в горле: её втолкнула туда мощная, безжалостная сила этого человека-ворона. Ещё один крик, пронесшийся, как рёв охотничьего рога – и волшебницу охватило пламя. Она упала сломанным цветком, пылая, как лучинка, и в этот миг в её доме разом раскололись и погасли все семь сосудов с разноцветным огнём. Последняя её мысль была: «Драко...»

Королевский гонец разыскал-таки Злату, которая глодала лопатку горного барана, сидя на снегу у шатра. Она отрастила на теле боевой панцирь – огромные, толстые чешуи, которые сливались между собой, образуя что-то вроде рыцарских доспехов, и только неизменный плащ остался на ней из обычной человеческой одежды. Горели костры, войско отдыхало. Когда показалась спешащая к ней фигура, Злата нахмурилась и накрыла когтистой рукой рукоять меча, но разглядела на груди незнакомца герб короля Кипариса. Видно было, что бедолага проделал долгий и непростой путь: весь перепачкался, истрепал одежду, зарос щетиной...

– Сэр Драко... Тебе письмо от его величества!

«Любезный сэр Драко! Я, король Прекрасной страны, Кипарис Первый, приветствую тебя и желаю удачи твоему оружию, где бы оно сейчас ни сражалось. Должен сообщить тебе, что известная тебе дама пребывает в глубокой печали и сокрушается о твоей судьбе. Мы ещё никогда прежде не видели её в таком состоянии, и оно нас очень беспокоит. Прошу тебя, где бы ты сейчас ни был, откликнись хотя бы письмом, а ещё лучше возвращайся, ибо счастье этой дамы, а вместе с нею и наше напрямую зависит от тебя».

Сердце ёкнуло и сжалось: «...в таком состоянии». Что с нею? Неужели захворала? Злата полезла в свой походный мешок, чтобы достать драгоценный сосудец с волшебным огнём, тепло которого согревало её даже здесь, в горных снегах. Вместо переливающегося всеми цветами радуги сияния из сосудца на неё глянула холодная пустота... Он погас. Свет леди Радуги погас. Душа окаменела...

– Нет, только не это, – шевельнулись твёрдые губы почти беззвучно. – Милая, не смей! Не вздумай...

За спиной раскрылись огромные кожистые крылья. Забыв о гонце и о своём войске, Злата взмыла в небо с одной лишь мыслью, бившейся в висках: «Не умирай... Только живи!»

Она летела быстрее мысли. Под нею раскинулась Прекрасная страна, но что в ней творилось! Огненный червь войны пожирал эту поцелованную солнцем землю, оставляя после себя пепелища. Горе и смерть царили всюду. Сердце Златы сперва тронуло дыхание гнева, а потом захлестнула ледяная, мертвящая ярость. Кто бы ни был враг, сотворивший всё это, он должен был поплатиться за содеянное и исчезнуть с лица земли.

Прекрасная страна корчилась в агонии, её столица пала. С горящим от боли и тревоги сердцем Злата отыскала дом леди Радуги. Деревня по соседству была сожжена, но жилище волшебницы и сад вокруг него уцелели. Под ногой у Златы захрустели осколки хрустальных сосудов, в которых когда-то сиял разноцветный огонь... Словно одна сплошная рана, заныла душа девушки-дракона, но слёз не было, только челюсти стиснулись в жажде отмщения за любимую. А в спальне между тем послышался звук, и Злата тут же устремилась туда. Там пряталось семейство охотника Ореха; завидев незнакомца в боевом драконьем снаряжении, веснушчатая Ягодка заслонила собой детишек.

– Господин, не убивай нас, пожалуйста, – залепетала она бескровными от страха губами.

– Не собираюсь я вас убивать, дурёха, – сказала Злата. – Не бойся, я Драко, друг леди Радуги. Где она?

– Ах, господин Драко, прости, я не узнала тебя! – от облегчения женщина осела на пол, и ребятня её обступила, прильнув к матери кучкой. – Беда с нашей радужной леди, беда... В город отправилась она, да только оттуда не вернулась... Люди говорят, что её какой-то злой и чёрный, как ворон, колдун погубил, заживо сжёг... А иные сказывают, что жива она, во дворце короля пленённая лежит, в цепи закована, вся израненная! Уж и не знаю, каким слухам верить!

Не теряя ни мгновения, Злата полетела к дворцу Кипариса. Сердце отказывалось верить в гибель любимой, оно стучало надеждой, а внутренний огонь рвался наружу, готовый изничтожить всякого, кто встанет на пути. Пролетая мимо огромных окон тронного зала, Злата увидела две чёрные фигуры, склонившиеся над третьей, лежавшей на дубовом столе... Один – чернобородый, второй – худой, носатый, точь-в-точь ворон. А третья фигура... Лучше бы глаза Златы ослепли, чем увидели это. На столе лежал кто-то обожжённый с головы до ног, лишь лицо и грудь пострадали меньше всего. В этом покрытом чёрно-красными корками мученике Злата узнала леди Радугу.

Владыка Спрут кричал на своего придворного колдуна, топая ногами:

– Вран, ты подлец и изверг! Зачем, зачем ты с ней это сделал?!

Колдун ему отвечал сдержанно и учтиво:

– Мой государь, это всё её чары. Они зацепили твоё сердце. Прошу, только не вздумай в неё влюбляться, этого нам ещё не хватало!.. Ну ничего, ничего, я очищу тебя от её волшбы, и никакие песенки сладкоголосых дев не помешают нашим грандиозным планам!

Колдун заиграл молниями на кончиках пальцев, собираясь направить их прямо в сердце своего повелителя, когда раздался душераздирающий звон, как будто разом разбились все окна во дворце. В облаке сверкающих острых осколков на них летел человек-дракон в боевом облике: его стройное тело покрывали мощные щитки с отростками-шипами, обломки стекла отскакивали от кожистых перепончатых крыльев, растопыренные пальцы заканчивались кривыми смертоносными когтями, оскаленные клыки обещали жестокую расправу, а из ноздрей рвались струйки пламени. Его лицо пряталось под чешуйчатой маской, а глаза горели расплавленным золотом.

Раскалённая яростная струя ударила Врана, охватив с головы до ног бушующим огнём, но колдуна было не так-то просто сжечь. Он завертелся волчком, после чего взмыл к высокому потолку огромного зала чёрной птицей, чьи крылья в размахе не уступали драконьим. Началась схватка: Вран метал молнии в воина-дракона, а тот уворачивался и выпускал по противнику огненные струи. Одна молния попала отважному дракону в грудь, и он со стоном вскинулся, а потом резко спикировал к полу, но вырулил, кончиком крыла оцарапав Спруту щёку. Сцепив зубы, он снова бросился в бой.

Набежали воины, и в дракона вдобавок к молниям полетела туча стрел. Впрочем, все они отскакивали от его брони.

– Дураки, это же дракон! – каркнул Вран. – Используйте волшебные!

Воины тут же начали пускать стрелы, в наконечники которых Вран вложил свою магию. Дракон ловко уклонялся, но одна стрела всё-таки пробила его броню, попав в плечо. Неизвестно, как долго он продержался бы под обстрелом, но вдруг зазвучала песня...

Она проросла из пустоты – сначала тихо и измученно, как колыбельная, с которой выжившая мать укачивает дитя на пепелище, потом чуть громче – нежно, как оклик возлюбленной, а затем светло и величественно, как тризна по павшим воинам. Солдаты Спрута застыли как вкопанные, а у Врана отчего-то кончились молнии. Колдун скорчился и упал на пол, обернувшись человеком.

Леди Радуга находилась при смерти, все её огненные сосуды были уничтожены, но силы на последнюю песню она собрала. С губ Златы радостно сорвалось:

– Родная!..

Жива – это главное! Одним ударом меча девушка-дракон отсекла ослабевшему колдуну голову, и обомлевшие от песни воины ничего не смогли сделать. У Спрута горела борода, и он с воем носился по залу. Схватив леди Радугу на руки, Злата вылетела с нею в разбитое окно.

Поражённое молнией сердце стучало с перебоями, болело, но Злата не обращала внимания – летела быстрее ветра, ища надёжное укрытие. Она опустила леди Радугу на свой расстеленный плащ в укромной пещере, далёкой и недосягаемой, приложила ухо к груди: родное сердце билось.

– Дыши, любовь моя, держись, – прошептала она.

Кровь драконов обладала чудесными целительными свойствами. Надрезав себе кинжалом обе ладони, Злата заскользила ими по ожоговым струпьям... Кровь впитывалась без следа, открывая взгляду здоровую и гладкую, сияющую белизной кожу, которую Злата тут же покрывала поцелуями. Она не оставляла без внимания ни одного дюйма тела любимой, наполняясь тугим, как тетива, восторгом, но усилием воли подавляла в себе страсть. Сейчас главное – вылечить Радугу. В огне сгорели и её прекрасные волосы, и Злате, желавшей немедленно и полностью восстановить красоту своей любимой леди, оставалось только одно...

Наточив кинжал до бритвенной остроты, она снимала им свои волосы прядь за прядью. Себе она не оставляла даже четверти дюйма. Когда вся её тёмная и жёсткая грива аккуратно, волосок к волоску, лежала на полу, Злата закрыла глаза, и её голова покрылась шапочкой из чешуек. Над лбом выросли три пары рожек – две подлиннее и одна покороче, похожие на зубцы короны.

А леди Радуга тем временем приоткрыла мутные глаза – она была ещё очень слаба – и прошептала:

– Я должна была подумать... И сказать, смогу ли я ответить на твою любовь...

Злата нежно прижала её губы пальцем:

– Молчи, моя леди, береги силы. Мне ничего не нужно, только чтобы ты была жива, здорова и счастлива. Вот всё, чего я хочу.

Окуная пряди в свою кровь, она прикладывала их к голове леди Радуги, и те тут же приживались, будто всегда тут росли. Когда последний волосок очутился на своём месте, вся шевелюра озарилась сиянием, разгладилась и посветлела, став похожей на прежние, шелковистые и мягкие волосы волшебницы.

Злата закутала её, нагую, в свой плащ. Снаружи леди Радуга исцелилась, оставалось вернуть ей утраченный свет души... «Мы с тобой в чём-то схожи, моя леди. А именно, вот этим. Огнём», – закрыв глаза, Злата ловила эхо своих собственных слов. Собравшись с духом, она выдохнула себе в ладони весь свой внутренний огонь до последней капли. Больше она не сможет изрыгать пламя – ну и пусть. Главное, чтобы к любимой вернулась сила.

Она утонула в сиреневой глубине глаз волшебницы. Они открылись легко, будто та пробудилась от тёплой дрёмы в собственной постели, а не восстала из пепла почти в буквальном смысле. Обведя недоуменным взором пещеру и пощупав прядь волос, леди Радуга непонимающе спросила:

– Волосы немного другие... Что с ними?

– Они были моими, – чуть заметно улыбнулась Злата. – Твои сгорели. Удивительно: ты укротила мою своенравную гриву.

Брови леди Радуги дрогнули, рука протянулась к рожкам на голове девушки-дракона и потрогала их. Под её пальцами чешуйки маски осыпались с сухим шелестом, и Злата сомкнула веки, впитывая прикосновения любимых рук.

– Отдыхай, моя прекрасная леди, – открыв глаза и снова утонув в тёплых гроздьях сирени, сдержанно молвила она. – А я пока добуду что-нибудь съестное. Здесь ты в безопасности.

Она поймала на лету дикого гуся, насобирала топлива для костра и отыскала кремень для добычи огня. На подлёте к пещере Злата с нежным и радостным содроганием сердца услышала знакомую песню – ту самую, что когда-то пленила её навеки... Опустившись у входа, она прислонилась спиной к скале и слушала некоторое время, потом вытерла увлажнившиеся ресницы и вошла в пещеру.

– А вот и добыча, – сказала она и бодро принялась разводить у входа огонь.

Она била кремнем о кремень, высекая искру. Та не хотела высекаться. Леди Радуга смотрела в недоумении на такой способ добычи огня.

– Разве тебе не достаточно просто подуть на дрова?..

– Больше я так не могу, моя леди. – Злата, не сдаваясь, упорно била камнем о камень.

Леди Радуга, присев рядом, накрыла её руки своими и остановила эти попытки. Глядя на Злату испытующе-нежно, она проговорила:

– Мне почему-то кажется, что в моей груди бьётся твоё сердце и горит твой огонь... Ты отдала его мне. Ты исцелила меня, вырвала у смерти.

Кремни упали: леди Радуга сжимала руки Златы, а её губы тепло касались дыханием уст девушки-дракона.

– Я всё-таки должна дать тебе ответ, которого ты не дождалась. Я люблю тебя. Мне неважно, кто ты – Драко или Злата. Я просто люблю тебя...

Они стояли возле кучи хвороста на коленях. Между приоткрывшихся пол плаща сверкнула белоснежная нагота леди Радуги, и Злата, обожжённая ею, судорожно сглотнула и задёрнула плащ на ней, как занавески. Но руки волшебницы лебедиными шеями поднялись и обняли Злату, а меж их сблизившихся губ уже не прошла бы и иголка... В миг свершившегося поцелуя из груди леди Радуги вырвался луч света и соединил их сердца. Тут же к Злате вернулась её огнедышащая суть, а волшебница улыбнулась:

– Когда ты отдаёшь любовь, внутри тебя её не становится меньше. Огня и света – тоже.

Взревев, Злата сгребла её в объятия и взмыла с нею в небо. Это был сумасшедший полёт без цели – просто так, к молочным перинам облаков, нежно обнимавших снежные горные вершины. Их губы не разрывали единства и в небе, и когда они спустились в пёстрое разноцветье высокогорного луга.

– Любимая... Любимая, – только и могла хрипло шептать Злата между поцелуями.

Цветы колыхались вокруг них. Боевая броня отваливалась кусками, открывая стройное, сильное тело Златы. Женщины-драконы не кормили молоком детей, те с рождения питались, как взрослые, поэтому грудь Златы была плоской – неудивительно, что её легко принимали за юношу. На коже мерцал серебристый рисунок – сетка от чешуек. Плащ упал с леди Радуги, и они сплелись, сливаясь воедино на ложе из цветов.

Леди Радуга дарила песню цветам и ветру, отпуская её к облакам. Злата, вернувшая себе боевую броню (та вновь выросла на её теле в мгновение ока), закутала её в плащ и подхватила на руки.

– Покушать всё-таки надо, – улыбнулась она.

Они вернулись в пещеру. Волшебница ощипала гуся, а Злата лёгким дыханием опалила его, разделала на небольшие кусочки и примостила на самодельный вертел. Костёр стал не нужен: девушка-дракон жарила мясо птицы, просто дуя на него струйками собственного пламени.

– Прекрасная страна под гнётом врага, – с горечью промолвила леди Радуга. – И я ничем не смогла помочь...

– Выход мне видится только один, – сказала Злата, отрывая зубами кусок мяса от гусиной ножки. – Звать на помощь моих сородичей. Нам придётся вступать в войну в любом случае: Спрут на завоевании Прекрасной страны не остановится и двинется на нас.

– Но ты говорила, что ты – изгнанница, – припомнила леди Радуга. – И не в ладах с матушкой.

– Разногласия нам с матушкой перед лицом врага придётся отложить в сторону. – Злата обсосала и выкинула косточку. И смущённо добавила: – Да, кстати, есть ещё кое-что... Моя матушка – королева страны Драконов, а я – старшая дочь и наследница престола... могла бы быть, если б не изгнание. Теперь бразды правления готовится принять моя младшая сестрица Серебрянка. Она-то, в отличие от меня, правильная принцесса, воли родительницы никогда не ослушается.

Леди Радуга была смущена этим открытием. Её любимый сэр Драко оказался полон сюрпризов: сперва выяснилось, что он – Злата, а теперь – ещё и принцесса Злата. Не зря ей всегда казалось, что, несмотря на скромность, было в нём что-то неуловимо аристократическое, царственное.

– Простите, ваше высочество, – молвила она, запахивая полы плаща. – Я, право, не знаю, как теперь быть...

– Да какое я теперь уже «высочество», – усмехнулась Злата. И добавила ласково, протягивая руки: – Любимая... Ну, полно тебе. Иди ко мне.

Это слово, «любимая», произнесённое проникновенно и нежно, обняло сердце леди Радуги пуховой мягкостью. Волшебница нырнула в раскрытые объятия и растворилась в глубоком, тёплом поцелуе.

Злата раздобыла ей кое-какую одежду. Во время перелёта леди Радуга порядком мёрзла на высоте, продуваемая ветром, и пришлось Злате добывать для неё плащ потеплее.

Страна Драконов была горной, дома там высекались зачастую прямо в скалах. Леди Радуга дивилась красоте этого края: радужным водопадам, висячим садам, площадки которых были подвешены между ущельями, цветущим долинам, головокружительным мостам через пропасти. Но больше всего её поразили парившие в воздухе огромные дворцы-корабли, по краям обросшие зелёными лианами – белоснежно-величественные глыбы, похожие на облака. Удивительная, воздушная страна... Здесь было светло и прекрасно.

Жители этой страны носили самую незамысловатую одежду – куски ткани, оборачиваемые вокруг тела и порой перехваченные поясами с блестящими пряжками. Для облегчения ношения ткань скреплялась застёжками-брошками. Обувью люди-драконы не пользовались. Женщины носили длинные волосы, а круглые головы мужчин блестели на солнце гладкой чешуёй. У жителей обоих полов встречались нередко и рожки – по две, три, а у некоторых и по четыре пары. Самая короткая пара выглядела просто круглыми шишечками.

Королевская резиденция находилась в самом большом и ослепительном из летучих дворцов. Когда Злата приземлилась на площадке перед входом и поставила леди Радугу на ноги, путь им преградили стражники.

– Ребята, вы что, меня не узнаёте? Это, как-никак, мой родной дом, – сказала девушка-дракон.

– Прости, принцесса, не велено пускать, – был обескураживающий ответ. – Приказ её величества.

Так они и застряли бы на пороге, но леди Радуга просто взяла и запела. И её песня пронеслась по всему озарённому солнцем пространству, взволновала листву в висячих садах, отдалась светлым эхом в тишине горных вершин... Все, кто услышал эту песню, повернули головы в поисках источника дивных звуков, и даже королева в своих покоях поднялась на ноги и подошла к окну.

Повелительница людей-драконов вышла сама, чтобы посмотреть на певицу. Не могло её сердце остаться равнодушным, а ноги сами понесли её на крыльцо. Её серебряные волосы ниспадали волнами ниже пояса, а высокое чело венчала сияющая корона. Носила она белоснежные одежды и золотые браслеты. Её глаза были полны такого же медово-солнечного света, как у её старшей дочери. Увидев последнюю, Королева-мать сперва нахмурилась, но леди Радуга, не обрывая своей песни, прошла мимо ошеломлённых стражников и поднялась по беломраморным ступенькам. Она пела о материнском сердце, подобном дому, в котором вечно горит путеводный свет для детей-скитальцев; о любви, что не знает границ и условностей; о свободе, которой жаждет каждая живая душа. И прежде всего – свободе любить того, кого сама выберет. Не пальцами она касалась венценосной слушательницы, а светом своего ласкового взора, не доводами холодного разума убеждала, а взывала к силе сердца, способной опрокинуть все сковавшие его преграды.

– Пропустите их, – властно махнула Королева-мать стражникам.

Так сломался многолетний лёд отчуждения. Правительница людей-драконов выслушала рассказ дочери о войне в Прекрасной стране, о том, что Владыка Спрут, подмяв её под себя, наверняка устремит свой взгляд в сторону Драконьих гор. Леди Радуга добавила свои несколько слов.

– Новости из-за гор до нас уже дошли, – молвила Королева-мать. – Испокон веков так повелось, что народ Драконов никогда не наносил удар первым. Но бездействовать, когда под боком столь опасный враг, тоже неразумно... Необходимо собрать Верховный Совет.

Волшебницу разместили в светлых гостевых покоях дворца. Она очень обрадовалась арфе – пусть даже обычной, а не с волшебными струнами. Чудесной её делали играющие на ней пальцы радужной леди. Под хрустальный перезвон Королева-мать слушала историю их со Златой любви, пропущенную через светлое сердце волшебницы. Сперва её брови хмурились, но потом чело постепенно разгладилось.

Принцесса Серебрянка была не очень-то рада возвращению сестры: ведь если матушка простит блудную дочь и вернёт ей право наследования, то прощай, корона... (Издревле в стране Драконов престол передавался по женской линии). Она холодно блестела серебристыми глазами, за кои ей и дали имя, и держалась со Златой очень сухо и натянуто. В отличие от старшей сестры, она уже обзавелась супругом и подарила Королеве троих внуков.

А тем временем собрался Верховный Совет. На нём прозвучал подробный доклад об обстановке в Прекрасной стране, дополненный сведениями Златы и леди Радуги. В ходе долгих споров решено было вмешаться и оказать помощь соседям. Мнения «за» и «против» разделились ровно пополам, но голос Королевы определил перевес: военному походу – быть.

В стране Драконов воинскую повинность несли все жители независимо от пола. Не призывались на войну только матери, воспитывавшие малолетних детей, но при условии, что отпрыскам будет не с кем остаться. Опекунами назначались бабушки с дедушками. Всё это значило, что и Серебрянке предстояло опоясаться мечом, а уж бездетная Злата тем более должна была отправиться воевать: ей, опытной наёмнице, сам драконий бог велел броситься в борьбу против Спрута. Снова сердце волшебницы пело скорбную песню тоски, но молча: губы оставались неулыбчиво сомкнутыми.

– Возьмите меня с собой! – рвалась она. – Я могу попытаться смягчить сердце воинственного Владыки и заставить его уйти. У меня это уже почти получилось! Так можно обойтись и вовсе без кровопролития...

– Нет, дорогая леди Радуга, – сказала Королева-мать. – Ты уже едва не погибла при этом, и больше твоей драгоценной жизнью рисковать мы не можем.

Ночь перед отправкой армии людей-драконов на войну леди Радуга провела с возлюбленной. Они сливались телом и душой, горели и таяли в поцелуях, волшебница дарила Злате свою радужную нежность, а та окутывала её огнедышащей страстью. Более сладкой ночи не видели звёзды над вершинами, но к сладости примешивалась горечь тревоги.

– Я должна полететь с вами, должна попытаться предотвратить бойню, – шептала леди Радуга, лаская пальцами покрытую серебристой сеткой кожу возлюбленной.

– Нет, милая, даже не думай об этом, – бархатно шепнула в ответ Злата, касаясь дыханием её губ. – Не для того я спасала тебя и возвращала к жизни, чтобы снова подвергать смертельной опасности... Если с тобой что-то случится, я этого не переживу.

– А если погибнешь ты, не переживу я! – со слезами прильнула леди Радуга к щеке Златы.

– Всё будет хорошо, любовь моя. – И Злата накрыла уста любимой ласковым и глубоким поцелуем.

Летучие дворцы-корабли двинулись в сторону Прекрасной страны гигантскими облаками-глыбами. Каждый из них вмещал до трёх тысяч воинов. Тени от них поползли по завоёванной Спрутом земле, а флагманский дворец закрывал собою солнце... Сперва страх охватил жителей покорённого края: что ещё за новая напасть, что за новый враг прилетел? Не знали они, что это не враг, а помощь. На вооружении армии Спрута состояли огромные пушки, стрелявшие огнём, но дворцы-корабли плыли на недосягаемой для них высоте, а вот вылетавшие из них воины уже подвергались опасности. Они палили врага сверху своим пламенным дыханием, вступали в наземные схватки – по всей Прекрасной стране начались бои. Лишившись своего придворного колдуна, Спрут мог полагаться теперь лишь на свои силы. Его армия была многочисленна, прекрасно обучена и хорошо вооружена, но противостоять драконьей мощи ей удавалось с трудом, а когда подошёл к концу запас волшебных стрел, способных пробить броню человека-дракона, дела и вовсе пошли скверно. В ближнем бою обычному воину против дракона было не выстоять.

Злата сражалась за столицу. Её клинок багровел, напоенный досыта вражеской кровью, боевая броня из перламутровой стала алой. Заметив Серебрянку, она бросилась к ней на помощь: всё-таки у сестры дома остались трое малышей, и мама во что бы то ни стало должна была вернуться к ним живой. Злата прикрывала её, как могла. Она заслонила её собой от волшебной стрелы – одной из последних, оставшихся на вооружении у врага... Та вошла в грудь, но рана была не смертельной. Однако несколько чешуек отлетели, открыв незащищённое тело.

– Сестрица, помоги мне, – прохрипела Злата, падая на руки Серебрянки.

Но младшая принцесса, вместо того чтобы помочь вытащить стрелу, выхватила кинжал и вонзила его в пробоину в чешуе Златы.

– Никто об этом не узнает, – со змеино-тонкой улыбкой склонилась она над раненой сестрой. – Ты пала смертью храбрых. Тебя должным образом оплачут и удостоят пышных похорон, а я после матушки взойду на трон, и ты мне в этом уже не сможешь помешать!..

С этими словами Серебрянка торжествующе выпрямилась во весь рост, а Злата осталась лежать на земле с проступившей на губах кровью. Но недолго вероломная принцесса с серебристыми глазами праздновала победу: ещё одна волшебная стрела, просвистев, пронзила её жестокое сердце.

Вокруг кипела битва, полыхал огонь. Злата с хрипом выдернула сначала стрелу, потом кинжал. Последний прошёл совсем рядом с сердцем: к счастью, не всякая коварная рука обладает достаточной точностью. Обнажив клыки, Злата вонзила их в шею сестры и большими натужными глотками принялась пить ещё тёплую кровь, пока та сохраняла целебные свойства. С каждым глотком её раны затягивались, а силы восстанавливались. Отпустив тело Серебрянки и тяжело дыша, она несколько мгновений смотрела в её мёртвые полуприкрытые глаза, серебристый блеск которых уступил место тусклой серости пепла.

– Кажется, пышные похороны достанутся тебе, сестрёнка, – хрипло проронила она. – Извини.

Переведя дух, Злата вернулась в бой. Враг был выбит из столицы, а Спрут, чуя свой крах, сумел сбежать. Не заботясь об армии и спасая только собственную шкуру, он с кучкой охраны добрался до корабля и отплыл к своим берегам. Весть о его бегстве разлетелась быстро, и воины уже не видели смысла сражаться без повелителя. Остаткам капитулировавшей армии позволили погрузиться на корабли и отправиться следом за трусливо показавшим спину главнокомандующим.

Злата позаботилась о теле сестры. Она на руках доставила его в летучий дворец, а об истинных обстоятельствах смерти предпочла умолчать.

– Как она погибла? – спросила Королева-мать, склоняясь над младшей дочерью и с пронзительной скорбью всматриваясь в её лицо. – Ты видела, как это случилось?

– Да, матушка, я была рядом, – ответила Злата, опуская руку на плечо родительницы. – Серебрянка закрыла меня своей грудью от вражеской стрелы.

Сказать правду у неё не повернулся язык. Никто не должен был узнать о поступке Серебрянки – ни родители, ни супруг, ни дети, рассудила она. Она предпочла, чтобы их сердца остались в светлой скорби, а не разбились от горечи и стыда.

Два правителя встретились в освобождённом Златограде – король Кипарис и Королева-мать. От имени народа Прекрасной страны Кипарис долго и сердечно благодарил владычицу страны Драконов за спасение. На этом помощь людей-драконов не заканчивалась: предстояло восстановить всё разрушенное, отстроить города, посадить новые сады взамен сожжённых врагом. В стране свирепствовал голод и болезни, и жители Драконьих гор давали свою кровь всем нуждающимся для исцеления, а также доставляли съестное. Сейчас как никогда кстати были волшебные песни леди Радуги, которые осушали слёзы, вселяли радость жизни, помогали людям не отчаяться на пепелищах... Стайками светлых птиц разносились эти песни над землёй: воссоединившись со своей волшебной арфой, леди Радуга путешествовала по городам и сёлам на крыльях возлюбленной, и всюду её встречали как самую дорогую гостью. Везде, куда она ни прибывала, кувшины наполнялись чудесным светом, а в душах людей селилось счастье.

Мастера страны Драконов сделали из чистейшего горного хрусталя новые сосуды для волшебного огня – ещё прекраснее прежних. Вернувшись в своё жилище, леди Радуга расставила их по местам и поселила в них огонь каждого из цветов. Это было чудо из чудес: светлая, пронзительная до сладких слёз песня взвивалась до небес, и струи пламени лились из глаз и пальцев кудесницы, наполняя семь сосудов. Только восьмой оставался пустым...

– А где радужный огонь? – спросила Злата, заглядывая в задумчиво-грустные глаза любимой. – Он был самый прекрасный...

– Он погас, – проронила леди Радуга. – Навсегда...

– Но почему, родная? – Злата, сжав её плечи, пыталась рассмотреть правду в глубине её взора.

Разве могла леди Радуга сказать ей, что самый прекрасный огонь умер, когда Злата покинула её? Та страшная песня тоски надломила что-то внутри волшебницы, и теперь она не могла воссоздать прежнее пламя. Чтобы его возродить, недостаточно было просто соединить семь цветов радуги из других сосудов; им надлежало слиться в её душе, но из-за этой трещинки-надлома та уже не звучала, как раньше. Губы кудесницы горько дрогнули, но удержали правду. Леди Радуга не хотела печалить любимую: к чему Злате было знать, что к смерти радужного огня причастна и она? Теперь это уже не имело значения, потому что в душе волшебницы родилось совершенно новое пламя – красно-золотое. Алые сполохи любви нежно обнимали искристый, игривый огонь – цвета глаз Златы. Он и занял место в восьмом сосуде.

– Так получилось, – с кроткой улыбкой ответила леди Радуга на вопрос возлюбленной. – Но не жалей ни о чём. Теперь в моей душе живёт любовь. Посмотри, какое пламя она породила – ещё прекрасней прежнего!

– Радость моя, – нежно шепнула Злата и накрыла губы волшебницы поцелуем.

Во время этого слияния за спиной леди Радуги выросли белоснежные крылья... Вместе со Златой она взлетела к хрустально-голубому куполу небес, чтобы осыпать всю Прекрасную страну дождём из золотых и алых искр.

Королева драконов была готова вернуть Злате право наследовать престол, но та совсем не жаждала того, ради чего младшая сестра пыталась её убить – власти.

– Матушка, трон мне не нужен, государственные дела – это не моё, – сказала она. – У тебя есть старшая внучка, дочь Серебрянки – вот она пусть и станет в будущем новой королевой. А я, как ни крути – поэт, воин и ловец жемчуга.

– Ты не можешь простить мне своего изгнания, дитя моё, – с горечью вздохнула Королева. – Вот и стремишься покинуть родной дом снова...

– Матушка, пусть прошлое не омрачает твоей души, – улыбнулась Злата. – Мой дом – там, где моё сердце, а оно навек принадлежит леди Радуге. Только с нею я хочу быть, только ей отдавать всю себя. Она – моё королевство, моё пристанище, моя родина, мой мир. Она – всё для меня.

Теперь Злата писала стихи и пьесы для театра не в своём холостяцком жилище, а в уютной, чисто убранной комнате, залитой солнечным светом. Её стол стоял у окна. Леди Радуга входила с улыбкой, ставила тарелку с куском вишнёвого пирога и чашку липового чая, целовала возлюбленную в макушку (там уже отросли волосы гуще прежнего) и тихонько выскальзывала, чтобы не мешать Злате работать. Вечером, завершив свои дела, волшебница опускалась в любимое кресло под яблоней, озарённая закатными лучами, а Злата устраивалась у её ног и бархатно-приглушённым голосом читала новые стихи. Отстроенный Златоград по-прежнему наполнялся светом волшебных песен, но теперь, обретя крылья, кудесница летала по всей Прекрасной стране со скоростью мысли. Навещали они со Златой и горный край Драконов, дабы и у тамошних жителей сердца наполнялись счастьем и теплом.

А когда влюблённые сливались воедино в ласках и поцелуях, окутанные сплавом нежности и страсти, в восьмом сосуде с красно-золотым огнём проступали росточки прежнего, радужного. Они вспыхивали сполохами памяти, а яблоня в ночном саду с прохладным шёпотом роняла лепестки на сиденье плетёного кресла.

27 марта – 1 апреля 2016 г