Рандом (СИ)

Глава 11. Влада

Влада

«Смотри», - говорил он. Но сам отвернулся - его рука без ведома хозяина указывала в другую сторону. На музеефицированную квартиру прославленного другими временами покойника. У бунтаря, одержимого "бесстыдным бешенством желаний" не могло быть ничего общего с создателем многочисленных клонов канувшей в небытие эпохи. Ленино-Сталины, они продолжали агитировать с портретов. За митинги, за субботники. За войну. У "безобразного потомка негра" глаза не смотрели в ту сторону. Впрочем, на голубей, сидящих на его плече, тоже».

Как всегда мы ошивались в бутике. Где-то на задворках Итальянской Алиска отыскала очередной магазин, по странному стечению обстоятельств обойденный стороной. Хмурое небо пропускало свет. Иногда солнце прорывало кордоны, воробьем ныряло в лужи, разбрызгивая по мокрому асфальту осколки света.

- Почему именно там? – спросила я.

- А где еще? – пожала плечами Алиска. – В Эрмитаже? Не интересно. Да и не нравилось мне там никогда. Неуютно как-то там.

- А в Юсуповском уютно? – фыркнул Кир.

- Если хочешь знать – да! – Алиска развернулась. Ее руки, усыпанные бриллиантами, заняли привычное положение – на боках. – Вполне себе уютненький дворец! Мне исполняется восемнадцать ни каждый день. И я не собираюсь встречать днюху черти как.

- И черти где? – задал Кир вопрос, который вертелся у меня на языке.

Безупречное Алискино лицо (что там было намазано, я затруднилась бы сказать) отразило пасмурный день сентября.

- Вот смотри, Кир, - учительским тоном сказала хозяйка лица. – Мне исполняется восемнадцать, с тебе всего четырнадцать. У нас с тобой разница пока в три года. Если ты понимаешь, о чем я говорю…

Мы с Киром переглянулись. Любое рассуждение у Алиски могло закончиться слезами. Либо мартини, что практически одно и то же.

- Все, понял, - Кир поднял руки, сдаваясь на милость. – Я – малолетка. Мне не дано.

- Нет, правда, - Алискин взгляд, минуя витрину, покатился далеко. Она молчала, нахмуренная, суровая. И уже не нашей волне. - Я думаю вот: что мы будем делать, если кто-то из девчонок забеременеет. К примеру, от тебя, Кир. – Длинный палец с ногтем, выкрашенным в черный цвет, потянулся к опешившему парню.

Наш общий друг вздрогнул. Насколько я знала, Кир оставался девственником. И перспектива внезапно стать отцом не могла его не удивить. Впрочем, как и меня. Я не хочу об этом говорить, но раз уж зашел разговор… О сексе. В наши дни…

О-па. Я заговорила как старушка. Короче, в лицее не принято было обсуждать эту тему. Вернее, говорили те, кто уже отстрелялся. Вот у них закатывались глаза и терялись слова. От удовольствия, наверное. Остальные – те, кто не перешел Рубикон, молчали. В каждом классе находилась любительница выдавать желаемое за действительность, но фантазерка кололась на деталях. И тогда все вокруг понимали, что она врет. Все, кроме нее.

- Алиска, ты что завелась? – Я встала на сторону Кира, у которого и со второй попытки не получилось закрыть рот.

- Просто, - она сдулась, как воздушный шарик. Со стуком плюхнулась в кресло и уставилась в окно. К ее ногам, как добыча какой-нибудь старинной Артемиды-охотницы жалась меховая черно-бело-коричневая гора.

- Даже трахаться без опаски нельзя, - охотница пнула ногой давно поверженных животных.

- Как будто раньше было можно, - тихо сказала я и добавила еще тише, но меня услышали.

- Трахайся с презервативами, - передразнила меня Алиска. – Я бы и трахалась. Если б было с кем.

«Чем тебя Данька не устроил?» - хотела поинтересоваться я и прикусила язык. Насколько я поняла из последней исповеди пьяной Алиски, у них с ним что-то было. Однако он, как последний козел и придурок, посмел не настаивать на продолжении этого «что-то»… Да, и вообще она сама его послала.

Времени на подготовку к мероприятию Алиска нам оставила всего ничего. Но мы с Киром умудрились все успеть. За два дня до наступления часа икс, мы пригласили всех, кого смогли. С Киром за спиной, я гоняла на мотике, заставляя простуженный город чихать, впитывая рев мотора. В принципе, я ожидала, что отзовутся некоторые, но оказалась не готова к тому, что пришли почти все. Исключая старичков – уверена, именинница не одобрила бы их появление, я поступила благородно: в числе приглашенных имелись и те, кого мне приятно было видеть. Очень немногочисленные те.

Кир раздобыл где-то баллон с гелием и в назначенное время, или в те цифры, на которые показывали стрелки многочисленных часов, Юсуповский ожил. Много, разноцветные – шарики парили под потолком одной из гостиных (Кир назвал ее, но я забыла), медленно перемещались ближе у окнам, просились наружу. Все это бардово-бархатное, стенно-портретное великолепие пялилось на нас – тех, кто не мог ответить бывшим великим таким же уверенным в завтрашнем дне взором.

Даниил копался полдня, подключая электрику дворца к какой-то странной железной машине, но результата добился: дворец частично сиял, встречая гостей. Конечно, он предупредил, что надолго сверкающего великолепия не хватит, но ожидание праздника не внимало доводам разума.

Алиска тоже сияла. В прямом и переносном смысле. Свободным от брюлликов местом можно было назвать только лицо. Нет, правда, не удивлюсь, если и нижнее белье украшали драгоценные камешки. Где она их брала, я не знаю, но те, которые сверкали в ушах, завораживали. Какой-то своей сердцевиной, спрятанной внутри, они ловили свет, удерживали, рассеивали, десятками тонких острых лучей скользили по щеке, по шее, по безупречной Алискиной коже. Немыслимое по красоте платье, расшитое по аналогии не стразами, превращало именинницу в волшебную фею. Дрожащий ореол света, который генерировали крохотные линзы, отрывал ее от земли, казалось, еще мгновение, а она взлетит.

- Пусть все скажут – ты красива. Я скажу – ты прекрасна. Разе можно сравнивать солнце и луну? Каждое из них красиво по-своему, но нет человека, который бы не признал эту красоту. Алиса, звезда и услада моих очей, когда я смотрю на тебя, душа моя поет, а сердце бьется в груди. Если бы можно было бросить его к твоим прекрасным ногам, я так бы и сделал. Ты – как роза. Прекрасная, нежная. Но роз без шипов не бывает…

Султан нес всякий вздор. Он явился без своего гарема, поэтому все внимание досталось виновнице торжества. В полном объеме. Она цвела, по-королевски принимая подарки. Сильной кавказской рукой Султан сдвинул на край стола весь наш долгоиграющий консервный инвентарь. На белоснежной скатерти возникли многочисленные закуски – еще теплые хачапури, чахохбили, чашушули, еще какие-то блюда с названиями, состоящими из сплошных шипящих. Домашнее вино и чача пузатыми боками растолкали враз потускневший иноземный потенциал. На соседний столик, инкрустированный цветочным рисунком, приземлилось ведро, заполненное мясом, чуть позже превращенным Султаном во дворе на мангале в ароматный шашлык.

- Боже, Султан, ты волшебник, - ворковала Алиска, касаясь пальцами, естественно унизанными перстнями, волос на руке восточного мужчины.

- Звезда моя, тебе стоит только захотеть. – Султан не двигался с места, чтобы не вспугнуть добычу, по своей воле идущую прямо в сети. Но взгляд его тянулся, обволакивал, брал в плен.

Уплетая за обе щеки хачапури, я легко представила себе любимую гюльчитай Султана – Алиску, с утра до вечера лежащую на огромной кровати, заваленной разноцветными подушками, отстегивающую тонкими пальцами виноград с веточки, заботливо выращенный в теплицах менее любимыми женами.

- Я думаю, мой подарок тоже в тему. Поздравляю, - скучно сказал Яровец. Преодолевая сопротивление живота, он сложился в два раза и откуда-то из под стола достал и водрузил на стол два куриных трупа, приготовленных на гриле. Наверняка, оставил семью без двух субботних обедов.

Мне стало жаль и его жену, и детей. И тут же, усугубляя грусть-печаль, мне вспомнился Антошка. Мое сердце в очередной раз разорвалось от жалости. Может, Кир прав и мне стоит перестать к ним ездить? Позволить им… уйти? Слово «умереть» душило меня. Я думала об этом иногда, отрешенно от ситуации. Однако как только перед моим внутренним взором вставало бескровное, немое Антошкино лицо… Мне хотелось бросить все и оказаться с ними. Вместе. На днях я воспользовалась тем, что мама сидела неподвижно в кресле, высматривая что-то на черном экране телевизора. Подобное зрелище также резало мне душу. Поначалу, чтобы не видеть… Как бы это объяснить – того, что подтверждало мамину болезнь, я включала ей видик. Крутилась какая-то ерунда, мама иногда попадала в тему, реагируя на происходящее. И если слегка сойти с ума, то легко представлялось прежнее. Настоящее. Обычное.

Мое.

Я отвлекалась. Так вот. Мама сидела тихая, неподвижная. Она пыталась участвовать в экранном действии, даже хмыкала временами. Или брала в руки дешевый смартфон, терла пальцем мертвый экран. Потом надолго задумывалась, так и не решаясь поднести его к уху.

- Ладно, не стоит, - хмурилась она и бормотала еле слышно. – Пусть девочка отдохнет. Столько времени занимает учеба… В конце концов, может я зря гайки закручиваю? В сети не сидит, не пьет, не курит…

Конечно, слова касались меня. Они прыгали мне сразу в сердце, минуя мозг. Селились там, переговаривались. Даже после того, как мама замолкала, они еще долго шевелились во мне, остренькими углами задевая не заживающие места.

Мама сидела такая беззащитная, такая… жалкая… Я взяла ножницы с шумом лязгнула, чтобы прервать монолог. Не на самом деле – куда мне! В своей голове.

-… типа, я уж не знаю, чем тебя можно удивить. На, держи.

Леха по случаю праздника приоделся: под черной косухой торчала белая футболка с какой-то темой из жизни монстров на груди. Он протянул имениннице небольшую черную коробку, которая тут же стала больше, стоило ей перекочевать в маленькие ручки.

- Боже, что это, Алексей?

- Там есть защелка сбоку. Нажми. У тебя, типа, все есть…

- Как впрочем, у нас у всех, - не сдержался Сусанин. Сидел весь такой из себя, со свежевыстриженной эспаньолкой, отражал бритым черепом свет ламп и пил чачу. Рюмка за рюмкой. И пользуясь тостами, и между.

Беловолосая Тая хмыкнула, поддержав своего спутника. Уж она-то знала, с их подарком вряд ли что-нибудь сравнится. Большую императорскую корону – точную копию оригинала, это непонятно где раздобытое ослепительно-бриллиантовое сокровище, Алиска не выпускала из рук с начала застолья. Она попыталась короновать свою голову, но кушать и царствовать одновременно у нее не получилось.

- Какая красивая коробочка, что же там, интересно? – стрекотала Алиска, отыскивая защелку.

- Там, сбоку. – Леха поднялся, опережая движение жаждущего быть полезным Султана, подлетел к нашей местечковой императрице, но замок уже щелкнул.

Большая корона, отставленная в сторону, неодобрительно взирала на дамский пистолет, уютно устроенный в бархатном ложе.

- Боже-боже, какая прелесть, - ахнула Алиска, не делая попыток выманить из черного нутра усыпанное бриллиантами оружие. – Спасибо, Лешенька. Ты такой милый! Научишь меня потом стрелять из него?

Леха пожал плечами, скрывая довольную усмешку.

- Звезда моя, - наклонился к имениннице Султан. – Настоящее оружие женщины, это умело подобранный мужчина, который решает все ее проблемы…

- Ладно, леди найт, давай за тебя жахнем! Чё, думаешь, легко было раздобыть этот коньяк? Ему ж больше ста лет, ёптить.

С того времени, когда я видела сладкую парочку последний раз, Борюсик стал еще противней, а Головастик еще толще. Я и приглашать их на днюху отправила Кира. Они не удосужились помыться, хотя на мой взгляд, могли позволить себе ванну не только из шампанского. Сидели они не так чтобы рядом со мной, но запах давно не мытых тел витал повсюду.

- Готовьте посуду, гаврики, - приказал Борюсик. С горлышка старинной бутылки слетело сургучное клеймо, усыпая коричневой крошкой белую скатерть. – А запах ничё так.

Борюсик одолел наконец-то стойко хранившую девственность бутыль, дал понюхать Головастику и вытянул руку на середину стола.

- Ну?

Желающих нашлось. Со всех сторон потянулись бокалы. С некоторым удивлением в числе прочих я заметила и свою протянутую руку. Сидящий справа от меня Кир фыркнул, сидящий слева Даниил промолчал. Ловя стеклом темно-коричневый напиток, я натолкнулась на взгляд Сусанина. У меня внутри похолодело. Вдруг, на короткий миг я решила, что тот станет читать мне мораль. В том плане, что хо-хо не хо-хо в твои шестнадцать без малого?

Но он промолчал. Просто глянул на меня как сэнсей на нерадивого падавана, прищурился и благополучно выпал из поля моего зрения.

- Давай, Алиска, цвети и пахни, - сказал Борюсик и не дожидаясь всеобщего одобрения, плеснул в привычно открытый рот содержимое бокала.

Я выпила залпом, как все. И не почувствовала ничего, кроме горечи в горле. Наверное, чтобы научиться разбирать эту горечь на запчасти, как сделали остальные, нужно было пить ее литрами.

- Ты закусывай, Влада, окосеешь, - услышала я слева.

- Там досталось каждому грамм по пятьдесят, - отмахнулась я, не поворачивая головы.

- Латентная алкоголичка. Я тебя на себе не попру…

- Я попру! – вставили справа.

- Слушайте, угомонитесь. Оба, - сказала я.

- Я к тому, что нам еще выступать. Ты не передумала? – шепнул Даниил, найдя путь к моему уху.

Я не забыла. Надо было выдвигаться ближе к сцене, пока имелось электричество, но я не могла заставить себя подняться. За столом гудело. Гости ели, пили. Когда спиртное отказывалось лезть в горло, они подбадривали себя тостами.

Появившийся как призрак Колюня вручил Алиске старинную икону, обозвав ее чудотворной. Под страстные ахи и охи, подарок занял достойное место на отдельном столе. Чуть позже неуловимая троица в лице Любы-Любаши вывалила к ногам уже слегка шальной императрицы с будущими задатками снайпера шубу из заморской викуньи, чем ввела Алиску в состояние экстаза.

Под вовсе непередаваемые вопли, я наклонилась к Даниилу.

- Ладно, пошли мы переодеваться. Зови всех минут через тридцать.

- Будет сделано, моя госпожа, - он шутливо мне отсалютовал.

Кир поднялся со мной. Кроме запланированного сюрприза, наша доблестная тройка отстрелялась перед героиней сегодняшнего дня презентом – супер-платьем одной из жен бывшего олигарха. Наверное, я точно не знаю. Я уверена лишь в одном – платье убойное, мы с Киром перли его от Константиновского дворца. Мне оно оказалось чуть велико, значит, значит Алиске подойдет в самый раз. Она обещала появиться в нем в конце вечера. Как я теперь понимаю, в императорской короне, да и еще и в шубе, небрежно наброшенной поверх…

Если бы я точно не знала, что Алиска одна из нас, то решила бы, что она шизик, случайно затесавшийся в наши ряды.

На переходе к семейному театру Юсуповых, мини копии Мариинского, нас с Киром встретила тишина, сонно откликающаяся на звук шагов. Я шла мимо картин, мимо скульптур и не могла отделаться от мысли, что они неодобрительно качают нам вслед головами, вертя пальцами у висков.

Позже, когда все, кто хотел и мог заняли места в зрительном зале, занавес открылся. Под оглушительные аплодисменты, конечно. Нет нужды описывать целиком наше незамысловатое выступление. Наверное, золотисто-бархатные стены содрогнулись, когда на сцене возникла я. В брендовом коротком платье, в «боевой» раскраске, на шпильках и в светлом парике, я изображала Алиску. В свою очередь Кир был Сусаниным, а Данька Султаном. Каждый из них старался склонить Алиску в свою веру.

- Что вы плачете здесь, одинокая глупая деточка? – демоном-искусителем под минусовку Вертинского вещал Даниил. – Все вам кажется кончилась ваша и жизнь и судьба.

А хотите я вам расскажу, моя чудо-конфеточка,

Что смогу предложить вам в ответ на заветное «да»!

В роли Султана он был хорош. С моей точки зрения. Ему шел темный парик, амбициозная рубашка цвета утренней зари, расстегнутая до самого не могу на груди и даже золотая цепь. Образ узнавался, вызывал восторг зрителей и не обижал прототип. Я на это надеялась. К тому же, он хорошо пел. Не знаю, какой голос у Султана, но Даниил вытягивал. Это да.

- Что за дети нынче право, никакой на них управы, - манерно, совсем в духе Сусанина под арию царя из «Бременских музыкантов» выводил Кир. Слуха у него не было, он брал громкостью. Впрочем, Сусанина я не так боялась обидеть. Менталитет другой, за нож не схватится. Максимум, унизит словом. А что мне слова? Во мне давно уже завелись другие слова, которые близко не подпускали к себе сородичей.

- Я свое здоровье трачу,

Но на это наплевать им!

- А я не хочу, не хочу по расчету!

А я по любви, по любви хочу!

Свободу, пожалуйста, дайте свободу!

Я выберу, что захочу!

Я отбивалась от них под песенку из мультика «Летучий корабль». Какой у меня голос? Мальчишки сказали, что он есть. И ладно.

Потом два лидера объединились, пытаясь додавить «Алиску» дуэтом «Bell», из мюзикла, где в названии собора так много тире.

- Я… обещаю мир тебе и платье, - вполне сносно выводил «Султан».

- Я! Обещаю снять с тебя проклятье, - орал Кир.

В конце представления, они сошлись во мнении, что за красивую девушку не жалко отдать жизнь, чем вызвали бурные и долго не смолкающие овации. Громче всех кричала «Браво» виновница торжества, вытирая слезы радости, которые, впрочем, никак не отразились на ее макияже. Когда мы вышли кланяться, нас упросили исполнить сценку на бис, но пожеланию зрителей не суждено было сбыться. В тот момент, когда я дала «добро», погас свет. Стены не выдержали позора, и я была им благодарна.

Мы вернулись сначала в зал, потом спустились во двор жарить шашлыки. Много говорили, много ели, много пили. Даниил затеял фейерверк и в темное небо летели ракеты.

Я плохо помню последовательность событий. Я пила. В какой-то момент мне показалось, что я здесь лишняя. Я опять вспомнила, как пару дней назад подстригла маму. Она внимательно разглядывала темную ночь экрана, оставляя в моих неумелых руках неровно отстриженные пряди тонких волос. Никогда не думала, что у нее такие редкие волосы. Я старалась стричь ровнее. Я отвлекалась, давя в себе острую до спазм в горле жалость. Тогда. И делала это снова, стоя сейчас в одиночестве на набережной. Меня тошнило. Все вокруг играло в чехарду.

Я забыла, куда шла.

- Эй, Влада, ты не заблудилась?

Услышала я сквозь шум в ушах и оглянулась. Рядом возник Сусанин. Я знаю, я смотрела на него больными глазами. Настолько больными, что ощущала это физически. Он стоял у моста – чуть сгорбленный, сумасшедший, как все мы. Он оставался там, в моем фокусе. Но. Я не видела его четко. Прыгали в небо огни, оставляя в темноте разводы от фейерверков. Сусанин плыл – отрывался от земли, падал в небо, потом возвращался обратно. Я моргала, я честно пыталась поймать его - он не давался. Высокая слегка надломленная фигура с надвинутым на лоб капюшоном искала верх, потом низ.

- Какого черта ты тут ходишь одна по ночам, - сварливо начал он. Наверное, с той первой рюмки коньяка, которую я выпила на вечере, мораль засела в нем занозой, и вот теперь нашла время, чтобы вырваться наружу.

- А кого здесь бояться? – запинаясь, спросила я. – Медведи кончились. А я сильно сомневаюсь, что до нас есть дело сторонним силам. Впрочем, как и потусторонним.

- Какие медведи? – удивился он. – Понятно. Напилась. Пойдем, перекантуем тебя до утра. Алкоголичка.

Он поймал меня за непослушную руку и потянул куда-то в сторону.

- «Астория» подойдет? Вы же там вечно тусуетесь, - отчитывал он меня на ходу. Не знаю, как у него получалось.

Я не стала его поправлять, что обычно мы обитаем в «Англетере». Зачем? Меня волновали глобальные проблемы.

- Ходит тут одна, - ворчал Сусанин.

- А вот тебе, правильный человек, есть с кем разделить вечность? – со второй попытки поинтересовалась я.

- С чего это ты озадачилась таким вопросом? - усмехнулся он.

Влекомая мужской силой, я чувствовала сквозь толстовку горячее плечо. И дыхание, греющее-холодящее мне шею.

- Ты не ответил. И в конечном итоге вопрос «с кем разделить вечность» повис в воздухе. И те, кто ответил на него, ушли из жизни. А те, кто сомневается, еще задержались. Но уже как другие люди. Ненастоящие.

- Ты хочешь сказать, что умерли те, кому есть с кем разделить эту твою вечность?

- Не-а. Наоборот. Это нам. Тем, кто выжил, есть с кем. Мне с мамой… Тебе с женой.

- Ерунда, Влада. Миллионы людей нашли себе пару. Дети с родителями, влюбленные…

- Может и так, - я перебила его. – А может… Им там и без нас хорошо. Вот смотрят на нас… Смотрят нас как сериал. И каждый болеет за своего героя.

- Ну, я думаю, за тебя болеет большинство, - тихо сказал он.

- Почему? – От неожиданности я остановилась.

И споткнулась. Макс подхватил меня, ухватил за плечи, утвердил на ногах.

- Почему ты так думаешь?

Перед моими глазами все плыло, крутилось, прыгало – я не могла уловить систему. Из круговерти временами проявлялся Сусанин, выплывал из темно-домного небытия – смотрел на меня странно, потерянно, и уходил в неизвестность.

Мы стояли на Исаакиевской площади грудь-в-грудь. В темноте ночи, на лавочке пряталась старушка, которую время от времени я кормила. Она — голубей, а я ее. Уже неделю, как старушка перестала дышать, а обнаглевшие голуби, в отсутствие корма, стали клевать ее.

Сусанин молчал. Я ощущала на щеках его дыхание.

И еще – сильные руки, удерживающие меня за спину.

И еще. Его тело. Всего его – большого, сильного. На непонятно какой отрезок времени абсолютно и безоговорочно моего.

Какая-то мысль созрела во мне, повисла хрустальным шариком на нитке, потом полетела вниз и грохнулась оземь, расплескавшись на осколки.

Я не дышала.

Я стала свободна от всех желаний. Или почти от всех.

Кроме одного.