Расплата. Отбор для предателя

24

— А ты маленькая язвительная птичка, у которой есть коготки? — спрашивает он вкрадчивым голосом и перебирает мои пальцы, словно ища на них когти.

— Ты ведь можешь ранить этими коготками. Сделать больно. Ты хоть представляешь, что я пережил после ее кончины? Представляешь, через какой ад прошел я и моя дочь? Я лишился не просто жены, я лишился той, что любил больше жизни. Той, что должна была дать мне наследника. Не смей даже говорить о ней…

С удивлением для себя отмечаю, что голос Ивара дрожит. Похоже, он сам верит в то, что говорит. Я могу поклясться, что вижу слезы, застывшие в его глазах.

Ты прошел через ад?

Лицемерный омерзительный подлец! И ты смеешь теперь лить лицемерные слезы по той, которую сам же едва не погубил? Той, что дала тебе двух дочерей и готова была умереть за тебя?

Мне так и хочется вырвать руку и ударить его изо всех сил по лицу. Но он держит меня крепко, не давая шевельнуться, и приковывает меня своим взглядом к месту. Одно движение и он сломает меня, как куклу. Одно неверное слово, и в числе претенденток останется на одну участницу меньше. Никто не заметит недостачи, никто не вспомнит.

Что бы сделала Адриана? Нужно думать, как она. Нужно усмирить ярость, пылающую в сердце, забыть все, и думать, как эта девочка, под личиной которой я скрываюсь.

Я делаю вдох и говорю.

— Простите, князь, я не хотела причинить вам боли. Я сожалею о вашей утрате. Мои слова были бестактны.

Он задерживает на мне долгий изучающий взгляд, оценивая, насколько искренне я говорю, и в конце концов этот взгляд смягчается.

— В следующий раз думай, что говоришь, милая, — произносит он и отпускает меня.

Боль тут же ослабевает и я облегченно вздыхаю, обнимая себя за плечи.

— Не дрожи ты так, я бы ничего тебе не сделал. Нет ни одной благородной девушки, которой я бы причинил боль. Он откидывается на кресле и прикрывает глаза.

— Я не сомневалась…

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Клем, которая стоит за спиной Ивара и держит в руках тяжелую бронзовую статуэтку. Я мотаю головой и и делаю страшные глаза. Она, похоже, была полна решимости огреть ею самого князя Стормса. Вот только она не подозревает, что это не причинило бы ему никакого вреда, а ей, скорее всего, стоило бы жизни.

Я осторожно поднимаю руку и показываю ей жестом, чтобы поставила тяжелый предмет на место. Клем поджимает губы и хмурится, но в конце концов подчиняется. Облегченно выдыхаю и перевожу взгляд на Ивара.

— Мне правда жаль, — говорю я, — жаль что так случилось с вашей супругой. Я уверена, она была прекрасной женщиной.

— Была… Но я потерял ее… Не проходило и дня, чтобы я не мучался от боли, оплакивая эту утрату. Судьба была слишком жестока по отношению ко мне.

Ты не потерял ее, подлец, ты своими руками вышвырнул ее из дома, предал, уничтожил и поспешил устроить отбор, чтобы найти мне замену, вот что ты сделал. Судьба была к тебе жестока? А что насчет того, как жестока она была по отношению ко мне?

Нет, нельзя впускать в сердце ярость. Нужно успокоиться. Нужно унять эту дрожь, нужно перевести разговор, иначе я не выдержу.

— Я бы хотела познакомиться с вашей дочерью, — говорю я. Как ее зовут?

— Ты участвуешь в отборе, и не знаешь, как зовут мою дочь? — он приоткрывает сонные глаза и его губы трогает легкая улыбка. — Ее зовут Лили, как цветок. Она и есть как прекрасный весенний цветок.

— Прекрасное имя, Лили, — говорю я и сердце мое сжимается от того, что я произношу имя моей дочки. Больше всего на свете мне сейчас хочется прижать ее к себе и никогда не отпускать, что бы ни случилось.

— Я познакомлю тебя… Она тебе понравится. Она чудесная. У нее такие глаза, совсем как у ее матери, и золотые волосы. У Элис были такие прекрасные золотые волосы.

Были волосы, которые ты приказал сбрить. Сжимаю кулаки, глядя в его лицо. Глаза его закрыты, на губах играет легкая улыбка, как будто он вспоминает о чем-то приятном.

— А как она пела мне, как я любил слушать ее голос. Ты умеешь петь, Адриана?

— Я…

— Спой мне что-нибудь, я слышу по голосу, что ты должна уметь. Всех девиц учат петь, в этих… Как их… В гимназиях.

Он приоткрывает глаза и смотрит на меня своим огненным взглядом, а потом отпивает зелья из стакана.

— Ну? — требовательно говорит он, развалившись в кресле.

— Хорошо, — говорю я.

Он снова прикрывает глаза, отчего боль практически отступает.

Я представляю себе, что я не здесь. Не рядом с Иваром. Я представляю, что рядом со мной Лили, и я пою песню ей.

Я начинаю тихо петь колыбельную, которую пела ей бесчисленное количество раз. Сама закрываю глаза и забываю обо всем, погружаясь в нежную мелодию, которая словно бы уносит меня прочь отсюда, туда, где еще есть место для счастья и любви. Вижу лицо моей дочки перед собой, ее смеющиеся глаза, золотые локоны, которые я всегда расплетала перед тем, как уложить ее в постель и меня саму окутывает такое тепло, словно я снова дома. Словно у меня есть дом.

Когда я заканчиваю петь и открываю глаза я вижу лицо Клем. По ее щекам текут слезы. Она быстро вытирает их и всхлипывает.

— Ты так красиво поешь, — шепчет она. — Я никогда не слышала ничего подобного…

— Спасибо, — говорю я.

Клем подходит к Ивару и осторожно трогает его за плечо.

— Кажется, он спит, как убитый, — говорит она.