66

Пальцы, словно повинуясь чужой воле, странно горят. Разминая в руках стремительно увядающие побеги кровавого вьюнка, я превращаю их в пепел, даже не понимая, как это делаю. Мои руки словно всегда хранили в себе какое-то знание, что только теперь открывается мне. Чувствую одновременно прилив восторга и какого-то неясного суеверного страха, словно делаю то, что одновременно имею право делать, но вместе с тем, что-то запрещенное и очень опасное, за что меня могут наказать, если узнают, каким искусством я владею.

Все время меня сопровождает знакомый голос, очень похожий на голос моей матери, но я не могу разобрать ни слова, хотя отчетливо понимаю смысл по одной лишь настойчивой и твердой интонации.

Яд, способный убить дракона, должен быть сделан моими руками, как бы я ни сопротивлялась внутренним требованиям этого голоса, не желая смерти никому, даже такой бессердечной сволочи, как Маркус II.

Мои руки дрожат, но я точно повторяю то, что вижу внутренним взором, и шепчу незнакомые мне слова, чувствуя, что мой собственный рот едва слушается меня, пытаясь произносить непривычные звуки неизвестного языка. Красные лепестки штормовой розы, соприкасаясь с прахом вьюнка, тут же съеживаются и вспыхивают, сгорая в ярком фиолетовом пламени и разбрасывая во все стороны призрачные искры. Но ни от пламени, ни от этих искр я не ощущаю жара, только ослепительное сияние. На мгновение я пугаюсь, что кто-то может увидеть, чем я занята в своей комнате. Поэтому, как только лепестки догорают, я поспешно подхожу к окнам и зашториваю их, погружая помещение в полумрак.

Теперь нужно пересыпать порошок из керамической емкости в стеклянную чашку. Затаив дыхание, я осторожно наклоняю керамическую тарелку над стеклянной чашкой, зная, что нельзя просыпать ни крупинки.

— Принесла, — вдруг слышу я голос Клем. Я вздрагиваю, едва не просыпав почти готовый порошок на пол. Я даже не заметила, как она открыла дверь и вошла…

Осторожно выдыхая, я заканчиваю начатое и только потом поворачиваюсь к ней.

— Спасибо, — шепчу я и принимаю из ее рук маленькую коробочку с черной солью.

— Надеюсь этого хватит… Это просто грабежь…

— Хватит, этого хватит, Клем.

— Мы теперь должны целый золотой, — сердито говорит она. — Помощник повара оказался не таким сговорчивым, как я ожидала. Скотина, а так сладко пел и клялся в вечной любви.

— Это пустяки, — отвечаю я. — Можешь взять столько, сколько нужно, из награды, что пожаловал нам король.

Я жестом указываю Клем на шкатулку, полную тысячи золотых монет, пожалованных мне королем. Которую пол часа назад притащили два здоровенных воина из королевской охраны.

Клем, приоткрыв рот, смотрит на шкатулку, которую явно только теперь заметила.

— Ничего себе, — выдыхает Клем, касаясь герба королевского дома и откидывая крышку. — Никогда в жизни не видела столько денег!

Она осторожно достает одну монету и пробует ее на зуб.

— Будь я проклята… Настоящее золото…

— Настоящее, — подтверждаю я. — Так что можешь расплатиться с тем, кто дал тебе соль.

Она что-то еще говорит, но я почти не слышу ее, сосредоточенная на последнем этапе. Я осторожно высыпаю идеально выверенное количество черной соли в готовый порошок, от которого исходит легкий дымок. Над чашкой вдруг возникает облако густого пара, которое стремительно расширяется, постепенно заполняя всю комнату.

Сквозь клубы пара я вижу, как порошок тускло светится красным цветом, который постепенно становится синим. По мере того как облако пара рассеивается, свет тускнеет, пока на дне чашки не остается почти прозрачный, слегка синеватый порошок.

Готовый яд.

— Что это такое? — спрашивает Клем, у меня из за спиной.

— Кое-что не очень хорошее, — отвечаю я, пересыпая получившийся яд в маленький стеклянный пузырек, в котором раньше были духи. — Кое что, о чем я буду жалеть всю оставшуюся жизнь, если выживу.

Как только я заканчиваю, настойчивый голос постепенно начинает затихать. Хотя я впервые готовлю этот порошок и не могу точно знать, все ли сделано правильно, каким-то образом я чувствую, что не допустила ошибок. Одного взгляда на порошок достаточно, чтобы убедиться в этом. Он выглядит правильным, цельным, завершенным.

Книга, открытая на столе, детализирует рецепт, который я только что воплотила. Красивые буквы проявляются на желтоватой бумаге, а линии ведут к наброскам, с невероятной точностью изображающим растения, которые я использовала.

Бумага словно бы светится, как будто радуется тому, что теперь на ней изображено.

Когда проявляется последняя точка в последнем слове описания, я чувствую, что дело завершено, и с каким-то странным, незнакомым мне до этого момента чувством удовлетворения, закрываю книгу. Затем прячу пузырек с ядом в один из маленьких карманов моего платья.

— Надеюсь, он мне не пригодится, — говорю я, и тут слышу настойчивый стук в дверь, от которого вздрагиваю, словно колотят не в дверь, а по моей спине.

— Открывай, мать твою! — слышу я злобный голос из за двери. — Быстро. Именем всемогущего короля-дракона!

Загрузка...