Ивар
Подонок поднимает над собой книгу, и я вижу его выстриженный затылок, собирающийся в складки. Я почти не слышу, что он говорит, — его голос доносится до меня словно через бесконечную толщу льда. Всё, что осталось во мне, — лишь ненависть к монарху. Всё, чего я хочу, — высвободиться и вырвать его драконье сердце когтями.
Перевожу взгляд на хрупкую фигуру Адрианы, она смело смотрит вперед, и сердце заливает странное, невыносимое в своей мощи чувство любви и одновременно глубочайшей горечи. Почему, глядя на неё, я вижу Элис? Что с моими глазами? Почему, слыша её голос, я слышу голос моей погибшей жены?
Когда она говорила со мной в шатре, я был уверен, что схожу с ума от боли и мой гибнущий разум играет со мной в игры, заставляя меня видеть призраки прошлого.
Я не могу допустить, чтобы он погубил её.
Используя все силы, что по капле собирал за прошедшие часы, натягиваю цепи, призывая спящего дракона. В глазах темнеет, и гул в ушах усиливается. Чувствую, как мою истерзанную плоть раздирают цепи, но они не поддаются. Дракон безмолвен, он спит так глубоко, что разбудить его невозможно.
— Пожалуйста, — шепчу я, обращаясь неизвестно к кому, ища заступничества то ли у драконьего бога, то ли у своего дракона, который перестал подавать признаки жизни после того, как король обрушил на меня сокрушительный удар там, в зале — удар, который едва не убил меня.
Но я знаю, что дракон жив. Если бы это было не так, я бы уже погиб. Но я всё ещё здесь, дышу, вижу и слышу.
— Папа, папа, я здесь! — Вдруг слышу я голос дочери, доносящийся до меня словно из другого мира. И тут я, усилием воли сбросив с глаз морок, что застилает их, вижу свою дочь, выглядывающую из окна на верхнем этаже дома, что выстроил этот подонок король.
Все силы, что есть внутри меня, взрываются в последнем рывке, и я дёргаю цепи, издавая утробный рык.
— Чудесное дитя князя — это то, что для него дороже всего, что есть в этом мире. Ту, что спасёт её, он будет любить до конца своих дней. Верно ведь, князь?
— Я убью тебя, — рычу я, глядя в глаза Маркусу II, — я клянусь тебе.
Но в ответ на мои слова, которых он, быть может, и вовсе не разобрал, он лишь улыбается.
А потом король хлопает в ладоши, и девушки срываются с места и бегут к дому.
Я чувствую, как дракон внутри меня вяло открывает один янтарный глаз. Его вертикальный зрачок сужается от крика Лили, которая увидела бегущую впереди всех Адриану.
— Адриана, смотри, где я! — кричит Лили, держась за прутья решетки в окне. Сердце моё замирает…
Адриана что-то кричит ей и забегает в дом, а вслед за ней внутри скрываются и остальные девушки.
Я должен быть сейчас там. Я обязан быть там. Отчаянно бьюсь, пытаясь высвободиться, но все тщетно, натянутые до предела цепи только причиняют боль и не поддаются.
Король медленно встаёт и оборачивается ко мне.
— Ну что, друг мой, теперь судьба твоей дочери в руках этих хрупких дев. Будем надеяться, что их мужества хватит, чтобы уберечь дитя.
Мой дракон открывает оба глаза и сквозь мои глаза пристально смотрит на короля, словно пытаясь понять, что тот говорит.
И это ему не нравится.
Маркус II отворачивается и кричит солдатам, стоящим по периметру дома:
— Поджигайте!
Двери, ведущие наружу, с грохотом захлопываются, а к дому неспешно двигается десяток солдат, на ходу поджигая факелы от масляных ламп.
— Постойте, ваше величество, — вдруг слышу я голос Ридли. Он выходит из толпы, не обращая внимания на свиту короля, что пытается его остановить, таща за одежду. — Ведь нельзя же так.
По толпе прокатывается несмелый ропот в поддержку моего друга, но никто не рискует выйти вместе с ним. Даже моя мать стоит, с ужасом смотря на дом, к которому идут солдаты с факелами, и не осмеливается сказать слово.
— Барон, — говорит король и подходит к моему другу. — Вас что-то не устраивает?
— То, что вы делаете, — это безумие, так нельзя. Они же сгорят.
— Безумие? — В голосе короля звучит сталь. — И что вы предлагаете, барон? Отменить отбор? После всего, через что прошли эти прекрасные претендентки?
Ридли на мгновение теряется, а потом отвечает, смело глядя в глаза королю:
— Это переходит все возможные рамки. Вы подвергаете опасности жизнь ребёнка, вы творите зло. Разве вы сами не понимаете? Ничто не стоит жизни людей, которые уже погибли, и которые еще погибнут, из за вашей прихоти.
Я вижу, как Ридли хватается за кинжал, висящий у него на поясе. Бедный мой друг Ридли, он так ничего и не понял. Он что же, собрался напасть на Маркуса? От его храбрости внутри меня что-то переворачивается. Слабый человек против дракона. Он не боится, он знает, что тот может раздавить его одним пальцем, но встает против него, в одиночку.
— Рамки этому миру назначаю я, барон, — говорит король, с улыбкой глядя на руку, что Ридли держит на рукояти своего кинжала. Ступайте, в честь праздника, я сделаю вид, что не слышал ваших слов.
Король отворачивается и смотрит на дом.
— Опомнитесь, этого нельзя допустить! — Ридли смотрит по сторонам, пытаясь найти в людях поддержку, но все лишь стыдливо отводят глаза. Никто не осмеливается выступить против короля.
Здесь только один храбрец.
— Вы все будете молчать и смотреть? Где ваше сердце, где ваша совесть?
Но горячие слова Ридли не находят поддержки.
— Разве не ты позвал меня поучаствовать? — спрашивает король, с насмешкой поворачиваясь к барону.
— Я не верил слухам о вашем безумии. Я надеялся, что это лишь наглая ложь ваших недругов. Но как же я ошибался! Ваше величество, вы чудовище, — цедит барон. Я вижу, как подрагивают его руки, когда он снимает с себя застёжку плаща — особый знак доверия монарха — и бросает её ему под ноги. — Мне стыдно, что я присягал вам.
Он поворачивается ко мне и с горечью говорит:
— Прости, князь, если бы я только знал…
— Успокойте барона, он забыл, с кем говорит и кому обязан всем, — брезгливо приказывает король, и в следующее мгновение Ридли оказывается на полу, сбитый с ног тяжёлым ударом латной перчатки гвардейца короля. Он пытается встать, но ещё один удар летит ему в лицо, не давая ему подняться. Брызги крови падают на деревянный помост.
— Полегче, Карлос, не убивать, — повышает голос король, обращаясь к гвардейцу. — Несчастный не виноват, что бездарен и глуп. Я поговорю с ним позже.
Король подбирает с пола застёжку с изображением драконьего бога и осторожно, как драгоценность, кладёт на стол перед собой.
Ридли наносят ещё несколько ударов, и он обмякает в руках солдат, что держат его за плечи. Его утаскивают, словно безвольную куклу, подальше от глаз зрителей. Единственного человека, которому хватило смелости сказать слово против короля. Единственный человек, которому я открыл мою тайну. Единственный, кому здесь можно верить.
Моё сердце сжимается от жалости к несчастному, хоть он и послужил невольной причиной всего происходящего.
Когда первые факелы, брошенные солдатами, летят в дом, дракон внутри меня поднимает голову. Когда я слышу, как бьются стёкла, а вслед за этим раздаётся крик Лили, дракон открывает пасть, внутри которой клокочет и искрится страшный смертельный огонь.
Я вижу в его глазах готовность. Погибающий дракон решил отдать мне остатки своих сил, обрекая себя на гибель.
— Спасибо, — шепчу я.
Я закрываю глаза и с благодарностью вбираю в себя весь оставшийся огонь, что ещё горит внутри дракона...