Рассказы

На берегу водохранилища

Свернув вправо на поросший травой ухабистый проселок, я подъехал к самому озеру, выбрал место поровней, остановил машину и начал стаскивать с багажника вещи. Сегодня я не собирался ловить рыбу — надоело; с тех пор как я стал сюда приезжать, каждый день рыбалка да рыбалка, в конце концов это не может не наскучить. К тому же со стороны плотины подул сильный ветер, все озеро избороздили торопливые мелкие волны, казалось, вода спешила в укромные заливы, где ветер оставит ее в покое. В такую погоду рыба, как известно, не клюет. В такую погоду приятнее всего грести, сидя в легкой лодке, всем телом ощущать прохладу озера, вдыхать напоенный влагой и запахами мокрых трав воздух и ни о чем не думать — просто забыть на часок-другой тревоги и волнения, которыми полон наш безумный двадцатый век.

В этот ранний час по берегу залива бродили двое мальчишек. Завидев машину, они тотчас же пустились за нею следом, потом уселись на меже метрах в десяти от нее и, сунув по травинке в рот, стали сосредоточенно следить с каким-то насмешливым деревенским любопытством за каждым моим движением. Я был для них редкой птицей, как-никак из самой Софии пожаловал (они это установили по номеру машины), к тому же я выгружал на траву какие-то диковинные предметы, которые они видели впервые. Стоило посидеть тут (все равно делать нечего) и поглядеть, что же будет дальше.

Один из мальчишек, более рослый, белобрысый и веснушчатый, в длинных протертых штанах, казался каким-то совсем неприметным — ни запомнить его не удается, ни тем более описать — таких тысячи. Просто нечего описывать — одни веснушки, а посередине курносый нос. Другой, поменьше ростом, судя по всему, был цыганенок, на его коротких выгоревших штанах четко вырисовывалась большая коричневая заплата, волосы спутались, а босые ноги были до того грязные, что казались не черными, а скорее зелеными. А вот глаза у него были веселые и живые, они с ненасытным любопытством непрерывно шарили тут и там, эти черные цыганские глаза, которые, простите меня за банальное сравнение, действительно были похожи на маслины.

— Знаешь, что дяденька делает? Лодку сгружает, браток, — сказал цыганенок.

— Пошел ты!… — махнул рукой веснушчатый. — Сказал бы палатку — это еще куда ни шло.

Пришвартовался тут и сейчас всю рыбу переловит.

— Лодка, тебе говорят. Он и на прошлой неделе приезжал с нею, но тогда я был на том берегу. Видел, как он плавал на ней. Лодка что надо, длиннущая, метров пять, а то и десять. Славная лодочка. Прямо как настоящая, вся голубая…

— Хватит врать. Ну где ты видел голубую лодку?

— Спроси, если не веришь, — обиделся цыганенок.

— Делать мне нечего, сейчас побегу спрашивать, — заметил веснушчатый паренек и с равнодушным видом стал жевать травинку. И все же он был весь поглощен тем, что я делал.

Содержимое мешков я вытряхнул на все еще зеленую мягкую траву и раскатал прорезиненную обшивку лодки.

— Видал! — оживился цыганенок.

Его веснушчатый друг слегка привстал. Ему не очень нравилось, что цыганенок оказался прав, но скоро мальчишеское любопытство вытеснило в нем все остальное.

— Обалдеть можно, сколько всяких фиговин! — вырвалось у него. — И все они пригодятся?

— Все до одной, — ответил цыганенок.

Похожие на маслины глаза его блестели. Он, казалось, гордился мной, а о лодке говорил так, будто она принадлежала ему.

— Идите-ка помогите мне, ребята! — сказал я.

Цыганенок тут же вскочил на ноги и, выплюнув травинку, кинулся ко мне. Веснушчатый нерешительно последовал за ним, он как будто не верил моим словам, и весь его вид как бы говорил: «От этих горожан всего можно ждать». Подойдя к разостланной обшивке лодки, он потрогал ее босой ногой.

— Я в такую не сяду.

— Потому что ты трусишь, — заметил цыганенок.

Из-за невысокого густого ивняка показался дед Марин — охрана водохранилища, — босой, с подвернутыми по-рыбацки штанинами и с большой палкой за плечом, гладкой от длительного употребления.

— Добрый день! — поздоровался он. — Опять приехали кататься? А где же ваш товарищ?

— Остался в Хисаре. Дела у него, — пояснил я.

— Ничего, один управишься, — согласился старик. — Вы, софийцы, чудной народ. Вам бы только бездельничать. А вы что тут делаете! — крикнул он вдруг на мальчишек, словно только сейчас их заметил. — Ну-ка, марш отсюда! Чтобы духу вашего тут не было!

Цыганенок с мольбой во взгляде посмотрел на меня.

— Это я их позвал, — сказал я. — Помощники мои.

— Ах вот оно в чем дело! — недоверчиво бросил старик. — Что ж, пускай помогают, раз уж тебе без них не обойтись… Только смотри, как бы они тебя не обокрали… Скоро из-за них ни одной рыбешки в озере не останется. Ну-ка, выворачивай карманы! — снова крикнул он.

— Кто, я? — спросил цыганенок и на всякий случай отошел подальше от сторожа.

— А кто же еще! Чего дурачком прикидываешься.

Цыганенок сунул руку в карман и вывернул его наизнанку.

— Другой! — рявкнул сторож.

Цыганенок вывернул и другой карман. И он был пуст.

— С утра до ночи тут толкутся, покою от них нет, — обратился старик ко мне. — Особенно с той поры, как их распустили на лето. Бездельники!.. Ну, мне пора… Вам-то что, а я…

Он пошел к бараку, чья крыша краснела над зарослями ивняка.

— Сейчас зароется в сено и… — заметил цыганенок. — Сторож называется… Так что нам делать, дядя?

Мы начали собирать лодку. Цыганенок отличался живостью и сноровкой, он все быстро схватывал и действительно помогал мне. Веснушчатый все еще топтался в сторонке. Какая-то глупая гордость не позволяла ему взяться за дело, хотя, судя по всему, ему тоже не терпелось все потрогать руками, особенно эти загадочные детали: стоит их собрать — и, наверное, получится чудо из чудес.

— Всему свое место, верно, дядя? — с восхищением сказал цыганенок, когда мы начали устанавливать деревянные распорки. — И два сиденья получается… Мать родная, и две спинки!.. Сиди себе удобненько… как министр. Дали бы мне, сам бы ее собрал, до того наловчился.

— Только давать никто тебе не собирается, — ехидно вставил веснушчатый.

— Довольно болтать! — одернул я мальчишку. — Нечего тебе торчать тут без дела! Хоть гайки завинчивай!

— Он тебе назавинчивает, — съязвил цыганенок. — Такой недотепа…

— Заткнись! — огрызнулся веснушчатый. — Один ты все умеешь!

Я бросил ему мешочек с гайками. Он замялся, затем достал из мешочка гайку, завинтил ее куда следовало, и злости его как не бывало.

Наконец сборка закончилась. Лодка лежала на траве у наших ног — длинная, голубая, красивая, как детский сон. Оставалось укрепить алюминиевый руль.

— Ого, хитрая штука! — дивился цыганенок. — Как же ею управлять, дядя? Руки заняты веслами.

— Управляется она ногами, — пояснил я.

— Здорово придумано! — сказал с восхищением цыганенок. Для такого дела надо иметь башку на плечах! Дядя, а где делают такие лодки?

— В Польше.

— В Хисар приезжали два поляка, — сказал цыганенок. — Они жили у Петровича. Один такой высокий… пшим, пшом, пшум… Ничего не поймешь, что они говорят, но до того славные люди, целый килограмм ягод купили мне на базаре. Значит, это у них такие лодки делают?

— У них, — подтвердил я.

— Мастера, ничего не скажешь! — заметил цыганенок. — За такую вещь, наверно, немалые деньги платят, а?

— Верно, — согласился я. — Вот когда вырастешь… Ты сейчас в котором классе?

— В четвертом, — ответил цыганенок.

— Чего врешь, — лукаво усмехнулся веснушчатый. — В шестом он, только ему стыдно, что он такой куцый. И отца его прозвали Куцым.

— Ну ладно, в шестом, — нахмурился цыганенок. — Зато ты дылда.

— Рост не имеет значения, — сказал я. — Важно, чтобы черепушка варила как надо. А у тебя… как тебя звать-то?

— Яша, — ответил вместо него веснушчатый. — Но мы Куцым его зовем.

— Как вы его зовете, это все равно, а вот черепушка у него работает безотказно, — вставил я. — С какой отметкой перешел с седьмой?

— С четверкой, — ответил цыганенок. — Я бы мог и пятерку получить, но…

— Больно часто убегает из школы, — ввернул веснушчатый.

— И все же он молодец! — засмеялся я. — Если и дальше так будешь учиться, то в один прекрасный день и ты купишь себе такую лодку.

— Сперва я куплю мотоцикл, — сказал цыганенок.

— А денежек где возьмешь? — спросил веснушчатый.

— Заработаю, — нахмурился цыганенок.

— Держи карман шире. Цыганам по стольку не платят.

— Да ты что! — вмешался я. — Тут тебе не Америка. И знаешь, если ты будешь нести такой вздор, то лучше убирайся отсюда подобру-поздорову!

— Он вечно болтает всякие глупости, — снова повеселел цыганенок. — Злится, что у меня ловится рыба, а он зря штаны протирает…

— Какая рыба! Ведь у вас и удочек-то нет! Цыганенок усмехнулся и замолчал.

— Ну-ка, бери лодку! — скомандовал я.

Один из мальчишек взялся за нос, другой — за корму, и вдвоем без всякого усилия подняли лодку.

— Да она легкая как пушинка! — не смог скрыть своего удивления веснушчатый.

— А что я говорил! — сказал цыганенок. — Лодочка что надо!

Мы спустились с невысокого обрыва и положили лодку в тихую воду залива. В этом укромном месте ветер касался лишь верхушек высоких верб.

— Садись на переднее сиденье! — обратился я к веснушчатому пареньку.

Он поглядел на меня с некоторым удивлением, словно не верил своим ушам, потом занес ногу в лодку, зашатался и неуклюже плюхнулся на сиденье.

Я подал ему весло.

— Давай и ты, Яша, садись перед ним!

— Не хочу, — попятился цыганенок. — Он будет грести?

— Ведь он больше тебя. Ну же, залезай!

— Не хочу, — упрямо качал головой цыганенок.

— Он боится, — сказал веснушчатый.

— Боюсь! Еще что придумай, — бросил цыганенок. — Не хочу, и все тут.

— Что ж, тогда дожидайся второго рейса, — сказал я.

— Я и тогда не сяду.

— Почему?

— Так просто.

— Он как упрется, что твой осел, — заметил веснушчатый.

Продолжать уговаривать цыганенка было бесполезно. Я прыгнул в лодку, сел на заднее сиденье и оттолкнулся веслом от берега, чтобы днище меньше цеплялось за гальку. Цыганенок отвернулся, чтобы не было видно его лица. Мы заработали веслами, и, когда тихий залив остался позади, а перед нами открылся водный простор, я оглянулся и снова увидел на берегу маленькую, чуть сгорбившуюся спину мальчишки.

Мне вдруг стало как-то скучно с его веснушчатым дружком, сидящим спереди. Говорить с ним не хотелось, от его присутствия я испытывал, сам не знаю почему, какое-то неприятное чувство. Направив лодку на старую усохшую иву, одиноко торчавшую среди буро-зеленой воды в верхней части озера и обогнув ее, я повернул туда, где мы оставили нашего цыганенка. Яша сидел на берегу, опустив ноги в воду, и бросал в залив камушки, делая вид, что не замечает нашего приближения.

— Цыганята-поросята прибежали, завизжали! — начал резвиться веснушчатый, когда до берега оставалось метров десять. — Что это ты нос повесил или корабль твой потонул? Вот это лодочка, экстра, в ней нисколечко не страшно… Летит, чертовка…

Яша не ответил и лишь пульнул в воду еще один камень.

Я притормозил веслом, и нос лодки мягко заскользил по прибрежной тине. Услышав мое «вылезай!», мальчишка неловко прыгнул, и его нога до самого колена погрузилась в тину. Это вроде бы немного развеселило цыганенка.

— Кто же так прыгает, растяпа! — заметил он. — И лодку опрокинешь, и дяденьку искупаешь за то, что катает тебя бесплатно.

— Ну-ка, садись! — сказал я. — Хватит дуться!

— Не хочу, — ответил Яша, но было нетрудно заметить, что отказ его теперь не столь категоричен.

— Послушай, — обратился я к нему, — ты же не маленький ребенок. Уж от тебя-то я никак не ожидал такого слюнтяйства. Давай!

Глаза у цыганенка загорелись. Он приподнялся, стряхнул приставшую к ногам тину и с кошачьей ловкостью переметнулся в лодку. Сев на переднее сиденье, он тут же ухватился за весло. Я оттолкнулся, и по команде «раз-два» мы лихо заработали веслами. Лодка устремилась к середине озера.

— Неужто ты, глупенький, не догадался, что я нарочно пригласил его первым? — сказал я. — Так, для виду. А теперь мы все озеро избороздим, во всех заливах побываем…

— Как Робинзон, верно? — сказал сияющий цыганенок.

— Вот именно. Ты читал его?

— Еще бы!

Мы действительно обошли все озеро. Ни один залив не остался неисследованным, ныряли под бахрому зеленых завес, образуемых ветками стоящих в воде ив, даже в устье речки наведались, той, что несет свои воды в озеро.

Мы чувствовали себя бодро и весело. При нашем приближении плюхались в воду здоровенные лягушки, тут и там взлетали над водной гладью сверкающие карпы и, шумно плеснувшись, оставляли на ней широкие круги; над нами трепетали синие крылышки стрекоз, мы действительно были похожи на Робинзона и его верного Пятницу.

На берег мы сошли только в полдень. Два тракториста, чьи машины непрестанно рокотали в кустарнике по ту сторону шоссе, проводили на берегу обеденный перерыв. Сидя на корточках в тени ив, они держали в руках самодельные удочки.

— У-У-У, это ты посадил в лодку этого разбойника? — обратился ко мне один из них. Ворот его выгоревшей рубахи был расстегнут, рукава засучены. — Ну и находка! Он тебя еще не обокрал?

Цыганенок испуганно посмотрел в мою сторону и словно впервые испытал чувство стыда за свою плохую репутацию. Веснушчатый мальчишка, сидевший возле тракториста, тихо хихикнул.

— Пока не обокрал, — ответил я. — И, насколько я знаю, обкрадывать не станет.

— Посмотрим, посмотрим, — не унимался тракторист. — Ты попробуй оставь его возле машины одного. Другого такого чертенка, как он, тут не сыскать.

— Что чертенок, то правда, — сказал я, — но красть он у меня ничего не собирается.

Цыганенок, до сих пор сидевший в лодке и затаив дыхание слушавший наш разговор, вдруг вскочил на ноги, выпрыгнул на берег и стремительно, без оглядки, помчался к зарослям ивняка в глубине залива.

— Ну зачем же так обижать человека? — сказал я с упреком.

— Тоже мне человек! — ухмыльнулся другой тракторист. — Цыганская душа, ясно тебе? Вора помиловать — добро погубить. Во всяком случае, гляди в оба!

Мне не хотелось продолжать разговор с трактористами, я подождал минут десять, но Яша не возвращался. Тогда я снова оттолкнулся от берега и поплыл на середину озера.

Возвратился я лишь после того, как мне надоело грести. Трактористов на берегу уже не было, их машины снова загудели по ту сторону шоссе. Веснушчатый мальчишка спал в тени ивняка. Яша стоял возле машины, он, как видно, давно меня ждал, одна его рука была за спиной.

Вытащив из воды лодку, я поднялся на берег.

— Привет, Яша!

— Привет!

— Что ты там прячешь за спиной?

— Ничего, — ответил Яша. — Наловил для тебя немного рыбы.

Он показал добрую полсотню пескарей, нанизанных на прутик.

— Это все мне?

— Тебе.

— За что же?

— Так.

— Что ж, спасибо, — сказал я и взял рыбу. — Когда же ты успел столько наловить? Ведь у тебя и удочки не было.

Яша лукаво подмигнул:

— Для тебя найдется. Рыба сама лезет ко мне в руки. А вот Гатё, — он указал грязной ногой на спящего мальчишку, — все время злится, что поймать ничего не может, удавиться готов…

Только спрячь рыбу подальше, а то деду Марину только того и надо. Больше тогда не показывайся ему на глаза. Я открыл багажник.

— Впрочем, мне бы не следовало принимать эту рыбу, — сказал я.

— Почему? — встревожился цыганенок. — Ты не ешь ее?

— Не потому, что не ем. Ловить ведь запрещено?

— Только нам с тобой запрещено, — успокоил мальчик. — Другой сунет деду Марину поллитру, и он закрывает глаза.

Я засмеялся и положил рыбу в багажник. Потом достал свои рыболовецкие снасти и, отобрав несколько крючков, протянул их Яше.

— Мамочка! — воскликнул он. — Ты живешь по-царски, дяденька!

Потом он смерил меня недоверчивым взглядом:

— Ты в самом деле даешь их мне?

Он взял с благоговением крючки, достал откуда-то из-за пазухи спичечную коробку и спрятал бесценный дар. Едва успев сунуть коробку на прежнее место, он вдруг с испуганным видом воскликнул:

— Дед Марин идет! Запирай багажник!

Рыбнадзор появился внезапно. У старика был сонный вид, и он щурил глаза при ярком солнце. К его щеке пристала соломинка.

— Ну как, поплавал? — спросил он.

— Поплавал, — ответил я и угостил его сигаретой.

— И меня покатал, дедушка Марин, — с гордостью вставил Яша.

Но лучше бы он помолчал.

— А ты все еще тут! — гаркнул старик. — Я что тебе говорил, нечисть этакая! Чтобы духу вашего тут не было! Марш!

Он замахнулся вытертой до блеска палкой, но Яша уже улепетывал мимо ивняка в сторону шоссе.

— А ты! — пнул дед Марин спящего Яшиного дружка. — Дома дрыхни сколько влезет, а тут тебе не место.

Мальчишка проснулся, испуганно вытаращил глаза, вскочил на ноги и кинулся прочь, однако старик все же успел стукнуть его палкой по заду.

— Бандюги проклятые! — кричал вслед беглецам старик. — Глаз не сомкнуть из-за них.

Ворча и бранясь время от времени, старик потопал в обход залива — на противоположном берегу появились другие мальчишки.

Притащив лодку на траву, я быстро разобрал ее, рассовал части в мешки и укрепил их на багажнике. Настало время и мне собираться домой. Переодевшись, я завел мотор.

Когда машина выехала на дорогу, я заметил далеко впереди две маленькие фигурки. Поехал вдогонку. Как я и предполагал, это были Яша и его веснушчатый приятель. Они брели посреди дороги, лениво шлепая босыми ногами и поднимая тучки пыли.

Я остановил машину и открыл дверцу.

— Ну, залезайте! Была не была, подвезу вас до Хисара. Ты, Гатё, садись сзади, а Яша сядет рядом со мной!

Лицо цыганенка вдруг расцвело, да иначе не скажешь, на его лице расцвела самая красивая улыбка, какую я когда-либо видел в своей жизни. Он влез в машину, сел возле меня и притих. И молчал до самых городских окраин, где выстроились в ряд одинаково новые домики цыганского квартала.

— Вот здесь остановите, дяденька! — сказал он.

Мальчишки вылезли из машины, затем Яша просунул в окно смуглую голову со слипшимися черными космами и сказал на прощание:

— Спасибо за все, дяденька! До свидания! Может, еще увидимся. — И, немного подумав, добавил с серьезным видом, совсем по-взрослому: — И чтобы ничего плохого между нами не было!

— Дай бог! — усмехнулся я, и машина тронулась.

Я еще долго видел в зеркале, как посреди дороги стоял одинокий мальчишка, провожающий взглядом машину. Но вот за поворотом маленькая фигурка исчезла.