Рассказы про Юнь-Цяо

Генсек и монах

Эту историю мне рассказал резчик по "мыльному" камню дядюшка Лу. Молодость Лу прошла в Гонконге, поэтому он неплохо говорил по-английски. Закусывая гаоляновую водку жареными китайскими пельменями цзяоцзы, мы то и дело поглядывали в окошко залепленное снегом. Второй день бушевал снежный буран полностью отрезавший небольшую деревушку в окрестностях Харбина от цивилизации. Впрочем, как мудро заметил дядюшка Лу, цивилизация и раньше не очень-то часто посещала деревушку затерянную в горах

Разве что небольшой транзисторный приeмник, и аккумуляторный фонарь, свидетельствовали о том, что на дворе конец двадцатого, а не, скажем, девятнадцатого века. Что я делал в глухой китайской провинции? Пожалуй, про это я расскажу как-нибудь в другой раз. Договорились? А сейчас, история про то, как встретились Председатель Мао и Юнь Цяо

***

Председатель Мао любил ездить по стране, встречаться с простыми людьми, разделять их беды, выслушивать их чаяния. Однажды, на рынке небольшого городка Дэнфэн, что в провинции Хэнань, торговка овощами, тётушка Дин Чунь-сю, рассказала председателю Мао о мудром монахе, живущем неподалеку от её села.

— К нему, за советом и помощью, приезжает много людей со всего Китая, — говорила тётушка, угощая председателя варёной капустой пак-чой, — он учит, как вытерпеть и превозмочь посланные нам жизнью испытания, не пасть под их тяжестью.

— А не знаешь ли ты, тётушка Дин, как зовут этого мудреца? — Поинтересовался Председатель, лакомясь сочными листьями пак-чоя.

— Если я не ошибаюсь, товарищ Председатель, его зовут Юнь Цяо, — зардевшись от внимания, с которым Председатель Мао отнёсся к её рассказу, и от желания хоть чем-то быть полезной товарищу Мао, — ответила тётушка Дин.

У товарища Мао была очень хорошая память, а как же иначе? Не обладай он хорошей памятью, разве смог бы он стать тем, кем есть — Генеральным секретарём Центрального комитета Коммунистической партии Китая!

Он вспомнил, что так звали молодого монаха, к которому однажды подвела маленького Мао, его мать, которая в отличие от отца, конфуцианца, была ревностной буддисткой-мирянкой до конца своих дней.

— Мао, посмотри, вот этот юноша, уже сейчас служит для многих людей, мечтающих о духовном пробуждении, примером смирения и благочестия. Я хочу, чтобы ты вырос похожим на него, — сказала тогда мать.

Мао в тот же вечер написал письмо Юнь Цяо, и приказал передать его лично в руки монаху.

Юнь Цяо, как обычно, сидел у своей хижины и любовался вершинами гор, облаками над ними, горящих пурпуром, под лучами заходящего солнца, наслаждался покоем, в который обычно погружается природа в минуты заката, когда вдруг тишину долины нарушил стрекот мотоциклетного мотора.

Мотоциклет остановился, и молодой офицер, весь затянутый в кожу, в больших очках, защищающих глаза от ветра и пыли, подошёл к хижине.

— Почтенный, не вы ли господин Юнь Цяо? — поклонившись монаху, спросил фельдъегерь.

— Да, господин военный, обычно меня зовут так, — ответил Юнь Цяо, недоумевая, кому это он мог бы понадобиться?

— Тогда это для вас! — Сказал офицер, протягивая монаху конверт с несколькими сургучными печатями.

Юнь Цяо не без труда справившись с печатями и бечёвкой перевязывающей конверт, вскрыл его. В конверте он нашёл письмо, где: Генеральный секретарь Центрального комитета Коммунистической партии Китая, Председатель КНР товарищ Мао Цзэдун предлагал достопочтенному Юнь Цяо встретиться с ним. Автомобиль будет послан за уважаемым Юнь Цяо, в любое удобное для него время.

— Господин офицер, передайте господину Мао Цзэдуну, что я не знаю его, и не буду с ним встречаться.

Сказав это, Юнь Цяо продолжил медитировать.

Фельдъегерь вернувшись в Дэнфэн, Председателя Мао там уже не застал. Тот направился в Чжэнчжоу, где должен был посетить плотину на реке Хуанхэ. Рядом с плотиной, которую в 1938 году взорвали чанкайшисты, чтобы остановить японское продвижение на юг, и которую восстановили китайские рабочие, из белых камней была составлена гигантская надпись: "Управляй Желтой рекой". Надпись была пока ещё закрыта невероятного размера кумачовым полотном. И рабочие очень просили, чтобы товарищ Мао присутствовал на её торжественном открытии.

Фельдъегерь нашёл Председателя Мао в парке правительственной резиденции. Мао Цзэдун глубоко задумавшись, стоял около пруда с рыбами Чук-чан. Дядюшка Лян, старик-садовник, рассказал, что эти рыбы замирают в неподвижности с наступлением темноты и остаются стоять на всю ночь там, где застала их темнота.

Когда офицер передал Председателю Мао ответ монаха, то он, сперва, рассердившись, приказал послать солдат, чтобы те силой привели непокорного монаха. Но Мао Цзэдун никогда бы не стал тем, кем он есть, если бы не научился не давать воли гневу и эмоциям.

Попросив у дядюшки Ляна листок бумаги, простой конверт, кисточку и тушь, товарищ Мао написал новое письмо. Отдал его фельдъегерю и приказал тому снова отправляться к монаху.

Утром треск мотоциклетного мотора разбудил спящую мирным сном долину.

Юнь Цяо встретил гонца у дверей своей хижины. Офицер вручил монаху простой конверт и стал ожидать ответа.

Юнь Цяо прочёл письмо и сказал военному:

— Господин офицер, передайте господину Мао, что я готов с ним говорить и жду его у себя, в любое, удобное для него время.

Затем, ещё раз прочитал письмо:

"Уважаемый Учитель, встречи с вами ищет тот, кого госпожа Вэнь Цимэй имела честь представить вам, в храме города Чанша провинции Хунань. Я поклонялся своей матери. Куда бы она ни пошла, я следовал за ней. Когда в храме сжигали благовония и бумажные деньги, то сжигал их и я. Когда отбивали поклоны Будде, то и я отбивал их. Оттого, что моя мать верила в Будду, верил в него и я!

Ши сань я-цзы.* (Так называла меня мать), или Мао Цзэдун".

________________________________

* Ши сань я-цзы (кит.) Третий ребёнок по имени Камень.

В северных пределах Поднебесной

Как-то ученики попросили Юнь Цяо рассказать им, кто такие русские. Учитель, прихлёбывая из большой глиняной кружки, травяной чай собственного сбора, обвёл внимательным взором учеников, и голосом, спокойным и твёрдым, начал свой рассказ:

— На самом деле, никаких "русских" не существует в природе. Есть — малокитайцы, население далёкой окраины Поднебесной империи, которую издревле населяли северные китайцы, говорящие на особом наречии китайского языка. Их называли "Ру Ски", где иероглиф "Ру" дословно означает "житель", а иероглиф "Ски"- географическое название большой местности на северо-западе Великого Китая, простирающейся от Северного Океана до Кавказских гор. Так называемый "русский народ" был придуман в японском Генеральном штабе. Японцы изо всех сил пытались насаждать русский сепаратизм, Малокитайцам вбивали в голову, что они не китайцы, но "русские" и что Китай и китайцы, им "русским" — враги. Борьба шла за национальное самосознание. Японцы старавшиеся заставить китайцев считать себя "русскими", решили навязать вместо китайского языка искусственный язык и искусственную письменность. — Юнь Цяо перевёл дыхание, долил чай в кружку из старого чайника и продолжил.

— Ими был создан так называемый "русский язык" представляющий собой смесь славянских, финно-угорских и тюрских слов. "Русских" заставили писать на непонятной для них "кириллице". Китайские иероглифы были забыты, и более того, превратились в сознании новых "русских" в непонятную абракадабру - "китайскую грамоту"! В японском генштабе были придуманы и все "русские песни" и "русские былины". Непобедимый китайский воин Боджинг* превратился в "Илью Муромца", а народная китайская песня "Течёт река Имиль" в "Течёт река Волга"!

Ученики слушали Учителя затаив дыхание.

Юнь Цяо протянув руку к полке, на которой хранились старинные книги, достал один из свитков, развернул его и прочёл:

"Могущество Китая может быть подорвано только отделением от неё Ру-си. Необходимо не только оторвать, но и противопоставить Ру-си Китаю, стравить две части единого народа и наблюдать, как брат будет убивать брата. Для этого нужно только найти и взрастить предателей среди национальной элиты и с их помощью изменить самосознание одной части великого народа до такой степени, что он будет ненавидеть всё китайское, ненавидеть свой род, не осознавая этого. Всё остальное — дело времени."

— Это написал, ещё в конце прошлого века, после поражения Японии в Японско-Китайской войне 1895-го года, японский премьер-министр Ито Хиробуми, один из девяти "гэнро"** — государственных деятелей, которые служили в качестве неофициальных советников императора Мацухито. — Учитель сделал многозначительную паузу. — Теперь, я надеюсь, вы понимаете, откуда взялись "русские"?

Ученики молчали, и лишь один из них, Чжан Сю, успевший до того, как стать послушником, окончить университет в Пекине, почтительно поднял руку.

— Прости Учитель, но ведь это Китай потерпел поражение в той войне, ведь это мы, китайцы, подписали унизительный для Китая Симоносекский договор. И это у нас, китайцев, проклятые гуйцзы*** оттяпали острова Пэнху и Тайвань! Почему ты тогда говоришь о победе?

— Чжан, — Учитель обратил свой взор на юного послушника, - ты не перебил меня, когда я нёс сущий вздор про русских, но возмутился, когда я назвал поражение победой. А откуда ты знаешь, что всё было так, как говоришь ты?

— Учитель, про это написано в книгах и учебниках!

— Ах, в книгах и учебниках! А сколько раз, уже при нашей памяти, Чжан Сю, переписывались книги и учебники? Чжан, прошлое еще более многовариантно и непредсказуемо, чем будущее. А критерием положительной или отрицательной оценки исторического события могут быть только, — Юнь Цяо многозначительно поднял вверх указательный палец, — национальные интересы государства! - Юнь Цяо лукаво улыбнулся и спросил учеников.

— Разве не этому нас учит наш Вождь и Учитель, Великий Кормчий, Председатель Мао Цзэдун? — Юнь Цяо вновь посмотрел на Чжан Сю. — Разве не так, тунчжи**** Чжан?

_______________________________________________

* Боджинг (кит) Восхищенный победой.

** гэнро (япон) Старейшина

*** гуйцзы (кит) Черти.

**** тунчжи (кит) Товарищ.

Юнь Цяо и эвристика

Как-то раз, три монаха-воина из монастыря Шаолинь решили выяснить, а кто же из них самый мудрый. Они, после долгих споров, решили обратиться к мудрому Юнь Цяо, что жил неподалеку от города Дэнфэн, что в провинции Хэнань.

Юнь Цяо приветливо встретил молодых людей, угостил их травяным чаем, который заваривал из своего собственного сбора, выслушал их просьбу, а тогда обвёл их внимательным взором и сказал:

— Вы задали мне сложную задачу, но я попробую её решить. Отправляйтесь-ка, друзья, в город, и на рынке купите пять войлочных колпаков; три белых и два чёрных. А после, возвращайтесь назад. Да, и передайте привет от меня, торговке овощами, тётушке Дин Чунь-сю. Спросите её, поступил ли её внук в университет в Пекине?

Утром следующего дня Юнь Цяо посадил спорщиков друг против друга, завязал им глаза, надел на каждого из них по колпаку и разрешил снять повязки.

— Самым мудрым из вас будет объявлен тот, кто первым отгадает, какого цвета на нем колпак, — хитро посмеиваясь сказал Учитель.

Какое-то время монахи пристально вглядывались в колпаки надетые на них. Наконец Сунь произнёс:

— Белый, на мне белый колпак, Учитель!

И верно, на Суне был надет белый войлочный колпак.

— Мудрый Сунь, — Учитель обратился у молодому монаху, — не будешь ли так любезен пояснить нам ход своих мыслей?

— Учитель, увидев перед собой Ляня и Линя в белых колпаках, я подумал: если у меня черный колпак, то мои друзья-соперники видят перед собой черный и белый колпаки, и кто-то из них должен понять, что на нем колпак белый. Но они оба молчат, значит на мне белый колпак.

— А если бы ты, Сунь, увидел на них черный и белый колпаки? Что бы ты тогда сказал?

— Если у меня на голове колпак черный, то кто-то, на ком белый колпак, видит перед собой два черных колпака, и должен сообразить, что на нём колпак белый. Но он молчит, значит на мне белый колпак. Ну, а если бы я увидел, что и на Ляне и Лине надеты чёрные колпаки, то на мне тогда колпак белый.

— Отлично! — Похвалил юношу Юнь Цяо, — однако позволь мне указать на одну неточность в твоих рассуждениях. Ты предположил, что твои друзья думают с примерно одинаковой, или, по крайней мере, с предсказуемой скоростью. И притом используют один и тот же метод рассуждения. И если кто-то из них дошел в своих рассуждениях до некоторого вывода, то и остальные сделали, то же самое.

И ещё, ты предположил, что кто-то из вас, догадавшись, какой колпак у него на голове, поспешит немедленно об этом сообщить. А если они молчат, то считается, что они не догадываются о цвете своего колпака. Но ведь их задача — не определить цвет колпака, а доказать свое умственное превосходство. Велика ли заслуга, увидев перед собой обоих соперников в черных колпаках, догадаться, что у тебя на голове — белый колпак? Вот если в такой ситуации промолчать, то один из вас может ошибочно дать неверный ответ и продемонстрировать свою глупость.

— Учитель, но тогда выходит, что цвет колпака можно с такой же вероятностью определить, бросая монету? — спросил Линь.

— Сунь рассуждал правильно, но он рассуждал только за своих соперников, тогда как участников игры было четверо, включая меня. Сунь должен был рассуждать так: Судья должен быть человеком беспристрастным. Тогда он постарается поставить нас в равные условия. Но это возможно сделать только одним способом: надеть на нас по белому колпаку. Допустим, однако, что Учитель не таков. Но и не настолько же он глуп, чтобы надеть два черных колпака, подсказав третьему очевидный ответ? Отбросим и этот вариант как маловероятный. Вариант использования одного черного колпака оценим вероятностью в одну вторую. А вероятность того, что именно на меня он надет, равняется тогда одной трети. Следовательно, с вероятностью не менее пяти шестых на мне должен быть белый колпак!

Причем, друзья мои, этот анализ мог быть проведен даже с завязанными глазами. Правда, остаётся вероятность ошибиться. Но нет ли ее и при традиционном ответе? Пусть этот метод не гарантирует правильного ответа, но позволяет экономить время, потребное на решение задачи, при достаточно большой вероятности получения результата, близкого к оптимальному.

Мало что, поняв из объяснений Учителя, монахи, тем не менее, горячо поблагодарили Учителя за урок мудрости преподнесённый им.

Когда они удалились, Юнь Цяо заварил в глиняном горшочке, подаренный ему монахами, отборный зелёный чай, собранный на склонах гор Хуаншань, и долго размышлял над современными методами системного анализа и эвристическими приемами решения задач.

Секрет непобедимости.

Жил когда-то в городе Бэйдайхэ провинции Хэбэй, что в шестистах ли от Пекина, непобедимый воин Боджинг*. Боджинг любил при случае показать свою силу. Он вызывал на бой всех прославленных мастеров воинских искусств и всегда одерживал победу. Однажды услышал он, что неподалеку от города Дэнфэн, что в провинции Хэнань, поселился отшельник — большой мастер рукопашного боя. Отправился воин искать отшельника, чтобы ещё раз доказать, что сильнее его нет на свете, (Ну, или хотя бы в КНР) человека. Добрался воин до жилища отшельника и замер в удивлении. Думал он встретить могучего бойца, а увидел тщедушного старикашку, упражнявшегося перед хижиной в старинном искусстве вдохов и выдохов.

— Цзао гао!** Неужто ты и есть тот человек, которого народ прославляет как великого воина? Воистину людская молва сильно преувеличила твою силу. Да ты не сможешь даже сдвинуть с места каменную глыбу, у которой стоишь, а я, если захочу, могу поднять её и даже отнести в сторону, — презрительно сказал Боджинг.

— Внешность бывает, обманчива, — спокойно ответил Юнь Цяо, — ты знаешь, кто я, а я знаю, кто ты и зачем ты сюда пришёл. Каждое утро я спускаюсь в ущелье и приношу оттуда нефритовую глыбу, которую и разбиваю головой в конце моих утренних упражнений. На твоё счастье, сегодня я не успел ещё этого сделать, и ты можешь показать своё умение. Ты же хочешь вызвать меня на поединок, а я просто не стану драться с человеком, который не сможет сделать такой пустяк. Раззадоренный богатырь подошёл к камню, что было сил ударил его головой и... свалился замертво.

Вылечил Юнь Цяо незадачливого воина, долго отпаивал его настоем из целебных трав, а потом ещё долгие годы учил его редкому искусству — побеждать разумом, а не силой.

________________________________________________________

Боджинг - (кит) Восхищенный победой

Цзао гао!- (кит) Чёрт!

Если долго сидеть на берегу реки…

Терпение – одно из жизненных сокровищ, – наставлял своих учеников мудрый Юнь Цяо, прихлёбывая из любимой глиняной чашки травяной чай собственного сбора, – но одним лишь терпением победы не достичь. Я вам расскажу историю, которая произошла с выпускником академии Шаолинь, юным Сунь Вы-Сунем.

Терпеливо сидел он на берегу горной реки, ожидая пока по ней не проплывёт труп его врага.. Вы спросите, а когда же юноша успел заполучить врага? Увы, но молодые люди горячи и вспыльчивы и часто по-пустякам встревают в разные глупые ссоры.

Он сидел, пока вода в реке не замёрзла! Огорчённому монаху не оставалось ничего другого, как встать и спуститься в деревню, где он зашёл в местный трактир и заказал кувшинчик гаоляновой водки. А после того, как тот опустел, ещё один и ещё… А там и весёлая распутная девица подсела к захмелевшему юноше. Подсела не просто так, как впоследствии оказалось, а с целью выпытать у него секреты шаолинских воинских искусств. И оказалась она не простой китайской девушкой Мэй-ли*, а агентом ЦРУ, бывшей гестаповкой Мартой Штрюдель! Вот к чему может привести неразборчивость в связях и распутство! Коготок увяз – всей птичке пропасть! Девицы лёгкого поведения, выпивка, азартные игры. Всё на что, как светлячки на огонь, бросается молодёжь. Вербовочные подходы могут быть самыми разнообразными, а итог один – измена Родине! Хорошо ещё, что наша контрразведка не дремала и пресекла на корню провокацию американских спецслужб.

А всё лишь потому что Сунь Вы-Сунь не сумел верно оценить обстановку, не понял, что иногда, для экономии времени необходимо встать, подняться выше по течению реки, подойти незаметно к неприятелю, да и отвесить ему оплеуху, от которой тот и свалится в реку.

Ученики горячо поблагодарили Учителя за преподанный им урок

________________________________________________________________

Мэй-ли* — кит. "Прекрасная Слива"

Неравноценный обмен.

Дожив до преклонных лет, Юнь Цяо поселился в маленькой хижине у подножия гор, неподалёку от монастыря, и жил самой простой жизнью. Собирал нижние ветви кустарника, чтоб затыкать протекающую крышу от дождя, а листьями бамбука затыкал щели, чтоб не продувал ветер, ел чашку каши, запивая супом из дикого шпината, так и дремал себе, а как-то осенью, в его хижину вошли солдаты НОАК. Офицер сказал Учителю.

Старик, мы знаем, что ты хранишь золотую статую Будды. Стране нужны деньги, чтобы построить социализм. Отдай статую народу, Юнь Цяо.

— Вас обманули, — ответил Учитель, — у меня нет золота, или драгоценных камней, но вы проделали долгий путь, чтобы навестить меня, и не должны вернуться с пустыми руками. Твой начальник будет недоволен тобою, Ван Гу.

— Откуда ты знаешь, как меня зовут, старик? — Удивился офицер.

— Много лет назад, совсем мальчишкой, ты пришёл в монастырь. Тогда ты сказал, что хочешь постичь истину.

— Чепуха всё это. Монашеские сказки и пагубные бредни! — Отвечал офицер.

Юнь Цяо тем временем продолжил.

— Я не хочу, чтобы из-за меня тебя наказали. Возьми мою одежду. Больше ничего у меня нет.

Солдаты, хоть и были смущённы речью Учителя, но тем не менее обыскали хижину, и не найдя ничего, взяли одежду Учителя и удалились.

Юнь Цяо сидел нагой, любуясь луной.

— Бедные люди, — задумчиво сказал он, — мне так бы хотелось подарить им эту прекрасную Луну, а они довольствовались тряпьём.