Расследования Берковича 10 [сборник]

Портрет Арафата

Маленький Арик плакал всю ночь, и утром, прежде чем ехать на работу, Беркович отвез жену с сыном в поликлинику.

— Ушки, — поставил диагноз врач. — Выпишу капли, и все пройдет, у малышей это нередко случается.

В управление инспектор приехал с получасовым опозданием, в коридорах толпились сотрудники, обсуждая вчерашние перестрелки с палестинцами. Все шло к тому, что для оперативной работы день будет потерян — мало у кого в мыслях были текущие дела.

Наслушавшись разговоров, Беркович прошел наконец в свой кабинет, включил компьютер и задумался. В десять предстоял допрос Нахмана Бен-Ациля, и инспектор не был уверен в том, что ему удастся заставить подозреваемого в убийстве сообщить хоть какую-то информацию. Третьи сутки Бен-Ациль отказывался сотрудничать со следствием, и похоже было, что завтра судья Альпер не продлит срок заключения. Задержанного придется выпустить на свободу, несмотря на то, что Беркович был убежден в том, что именно Бен-Ациль застрелил в конце недели Игаля Рисмана, владельца трех массажных кабинетов в районе старой автобусной станции в Тель-Авиве.

О том, что Бен-Ациль и Рисман находились, как говорится, в контрах, знали в полиции все. Знали, что Бен-Ациль занимался «женским извозом» — привозил в Израиль нанятых по контрактам девушек из Украины, а здесь сдавал их внаем в массажные кабинеты, имея немалые комиссионные. Из-за комиссионных Бен-Ациль и спорил с Рисманом, не раз угрожая его убить. Однажды они подрались и в ход пошли ножи, но никто в результате не был ранен, так что все это, как говорится, «халоймес».

Труп Рисмана, пробитый двумя пулями — стреляли в грудь и голову — был найден на исходе субботы в переулке неподалеку от массажного кабинета «Приют». Это был один из объектов Рисмана, и по свидетельству охраны, хозяин покинул помещение в восемь с четвертью, сказав, что должен поговорить с одним типом и что вернется через несколько минут. Рисман не вернулся. Полчаса спустя он был найден мертвым.

Никто не слышал выстрелов — или слышал, но не хотел связываться. Никто не знал, с кем Рисман собирался беседовать — или знал, но не хотел сообщать полиции. Оружия на месте преступления не нашли. В ту же ночь Бен-Ациля арестовали — инспектор Беркович добился этой превентивной меры, поскольку опасался бегства подозреваемого. Он понимал, что рискует, — если выяснится, что Бен-Ациль не причастен к убийству, Берковича ждали неприятности.

— Послушайте, инспектор, — сказал Бен-Ациль на первом же допросе, — не понимаю, чего вы от меня хотите. Ну, спорили мы с Игалем, даже подрались как-то — и что? Со своей тещей я дерусь каждую неделю, так если она завтра отдаст концы, я буду в этом виноват? Из-за вас я теряю деньги. Сообщить мне вам нечего. Об этом деле говорите с моим адвокатом, а не со мной.

И с той минуты Бен-Ациль соглашался разговаривать с Берковичем только о погоде, новой интифаде, политике, а также о женщинах и спорте. Тем для разговоров, в общем, хватало, и Беркович не отказывался от возможности услышать мнение Бен-Ациля по любой проблеме. Инспектор задавал наводящие вопросы, пытался перевести беседу в интересовавшее его русло, надеясь, что, утомленный долгими разговорами, Бен-Ациль проговорится — были такие случаи в истории криминалистики.

Сегодня им предстояло беседовать в последний раз — если, конечно, не будет наконец обнаружена решающая улика, на что Беркович, к своему большому сожалению, почти уже не рассчитывал. В тюрьму инспектор приехал на полчаса позже, чем предполагал — пришлось постоять в пробке, — и допрос начал, еще не остыв после пререканий с неистовыми израильскими водителями, да и бессонная ночь сказывалась.

— Смотрите, Бен-Ациль, — сказал Беркович с раздражением, которого не смог скрыть, — алиби у вас все равно нет, так что подозрение с вас не будет снято еще долгое время.

— Ах, — вздохнул торговец живым товаром, — давайте лучше поговорим о футболе. Вы не слышали, как сыграли «Маккаби» с «Апоэлем»?

— Нет, — буркнул Беркович. — Футболом я, к сожалению, не интересуюсь. Впрочем, завтра вы сами сможете удовлетворить свое любопытство.

— Да! — воскликнул Бен-Ациль. — Я считаю часы до встречи с судьей! Все-таки есть в Израиле справедливость!

— Вы в этом сомневались? — удивился Беркович. — Я не припомню случая, чтобы невиновный был осужден.

— А я помню, — заявил Бен-Ациль, — да и вы знаете, просто забыли. Дело об убийстве араба. Семнадцать лет назад. Тогда пятерых ребят осудили, и они провели в тюрьмах, кажется, две трети срока. А недавно выяснилось, что они были ни при чем — просто следователь имел против них зуб. Я рад, что вы, инспектор, не из таких следователей.

— Ах, оставьте, — сказал Беркович, расслабившись. — Какой зуб? Ваши украинские связи вне моей компетенции, я занимаюсь убийством. Точнее — занимался… Я другого не понимаю. Мы столько говорили о спорте, а если поглядеть на вас, можно подумать, что вы спорт ненавидите…

— Вы имеете в виду мой живот? — усмехнулся Бен-Ациль. — У меня терпения не хватает… Месяц бегаю или на тренажере… А потом бросаю.

— Даже в юности спортом не занимались?

— Почему же? В юности я много чем занимался.

— Футбол?

— Нет, тут вы попали пальцем в небо. Бег на сто метров. Спринт. Удивляетесь? Я был легким, как тростинка, это потом нажил живот и грыжу. В армии даже чемпионом по бегу стал как-то раз. Правда, не на соревнованиях, какие соревнования в боевых частях?

— Вы служили в боевых частях? — удивился Беркович. Он, конечно, знал это, изучив подробную биографию Бен-Ациля с момента его поступления в школу. За торговлю легкими наркотиками тот еще до армии привлекался к суду, но дело ограничилось штрафом. А в армии Бен-Ациль попал в десант, потому что действительно был ловок, прекрасно бегал и, как ни странно, бесстрашен.

— Я служил в десанте, — с гордостью сообщил Бен-Ациль. — О некоторых наших операциях я и сейчас не имею права рассказывать.

— Послушайте, — оживился Беркович, — а в той операции, когда захватили Мохаммеда Тараки, вы участия не принимали?

Он знал, что Бен-Ациль служил в другой части, но хотел послушать, не станет ли этот тип приписывать себе чужие достижения.

— Нет, — с сожалением сказал Бен-Ациль. — Это без меня. И знаете, инспектор, я думаю, что это было к лучшему.

— Почему? — поднял брови Беркович.

— Я бы не сдержался, — объяснил Бен-Ациль. — Я бы влепил этому подонку пулю в лоб, несмотря на приказ. Иногда так руки чесались…

— Что-то вы фантазируете… — протянул Беркович. — В десант не мог попасть солдат с плохими нервами. Если бы у кого-нибудь из ваших офицеров хотя бы мысль возникла, что вы способны нарушить приказ…

— Может, и возникала, — задумчиво сказал Бен-Ациль. — На некоторые операции… Впрочем, что говорить… Дело давнее.

Беркович помолчал. Одна фраза в разговоре показалась ему интересной, но он не мог связать ее с последними событиями. Пустое дело, скорее всего, но все-таки…

— А после армии вы занимались только бегом? — спросил инспектор. — На длинные дистанции не пробовали?

— Нет, — покачал головой Бен-Ациль. — Совсем другая система дыхания.

— Бегать, похоже, вы давно бросили, — хмыкнул Беркович. — Судя по вашей комплекции, вы больше занимались сидячими видами спорта. Шахматами, например.

— Да вы что, инспектор! Я короля от пешки не отличу! Шеш-беш — куда ни шло. Нет…

— А другие спортивные навыки? — сказал Беркович. — Что еще вам нужно было в десанте? Борьба? Тяжелая атлетика? Стрельба по мишени?

— Тяжелую атлетику всегда терпеть не мог. Борьба… Дрался, бывало, но совсем не в спортивных целях, хе-хе… А в цель стреляю отлично, девяносто пять из сотни выбиваю.

— И сейчас тоже?

— Сейчас вряд ли, — с сожалением сказал Бен-Ациль. — Давно не тренировался. Оружия у меня нет, вы знаете. Год назад последний раз стрелял в цель… И знаете куда? Не поверите! В глаз Арафата!

— Не понял, — нахмурился Беркович. — Арафат, насколько мне известно, не похож на адмирала Нельсона.

— Какой еще Нельсон! — воскликнул Бен-Ациль. — Я повесил в салоне фотографию Арафата и стрелял с четырех метров. Из десяти выстрелов восемь — в глаз… Потом, правда, пришлось, стену штукатурить и красить.

— А оружие куда дели? — спросил инспектор.

Бен-Ациль нахмурился.

— Инспектор, — сказал он, — вы, видимо, шуток не понимаете. Неужели вы думаете, что я стал бы баловаться в собственной квартире? Там же соседи… Но очень хотелось, это да! Попасть в глаз Арафату — настоящему, не на портрете.

— Да, было бы неплохо, — рассеянно сказал Беркович, посмотрел на часы и вздохнул:

— Хорошо мы с вами поговорили, но без толку, вот что жалко…

— С хорошим человеком всегда поговорить приятно, — усмехнулся Бен-Ациль.

— Идите в камеру, — сказал инспектор. — Встретимся завтра в суде.

Вернувшись в управление, Беркович спустился в лабораторию к Хану:

— Есть идея, — сказал он. — Маловероятно, но все же… Попробуем доказать, что в Рисмана стрелял Бен-Ациль и никто другой.

— Как ты это докажешь? — удивился эксперт. — Оружия нет, следов нет…

— Знаю, — нетерпеливо сказал Беркович. — Поехали, я тебе кое-что покажу.

В квартиру Бен-Ациля они вошли, имея при себе постановление о дополнительном обыске. Ничего не понимавший Хан ворчал:

— Все уже здесь осмотрели, что ты хочешь найти?

— Примерно год назад, — объяснил Беркович, — хозяин квартиры устроил тут стрельбу по портрету. Потом это место заштукатурил и покрасил. Поищи-ка.

Пожав плечами, эксперт приступил к работе. Понадобилось чуть больше получаса, чтобы найти место, где висел портрет, — штукатурка здесь едва заметно отличалась, а краска выглядела более свежей. Еще несколько минут спустя Хан заявил:

— Отверстия есть.

— Должны быть и пули, — сказал Беркович. — Вряд ли Бен-Ациль стал их выковыривать — проще было замазать.

Пули нашлись тоже — три штуки, Хан осторожно вытащил их и положил в пластиковые пакетики.

— Результат экспертизы нужен мне не позднее завтрашнего утра, — предупредил Беркович.

— Получишь сегодня вечером, — заявил эксперт.

На следующий день судья Альпер продлил срок заключения подозреваемого Бен-Ациля еще на десять суток, необходимых следствию для подготовки обвинительного заключения. Инспектор Беркович предъявил суду заключение эксперта: пули, извлеченные из стены салона в квартире подозреваемого, были выстрелены из того же пистолета, из которого стреляли в Рисмана.

— Хорошая работа, — сказал Берковичу инспектор Хутиэли, встретив коллегу в коридоре управления. — Как ты смог его расколоть? Никто же не тянул его язык!

— Как никто? — удивился Беркович. — А гордость и желание покрасоваться? Если бы я выбивал девяносто пять из сотни, тоже рассказывал бы об этом каждому встречному…