— Наташа, — сказал Беркович, — а не погулять ли нам перед сном, пока на улице ясно?
— Ты подумал о том же, что и я, — улыбнулась жена. — Если завтра начнется дождь, придется сидеть дома.
Далеко, впрочем, они не пошли. С моря тянуло сыростью, и минут через десять Беркович повернул домой. Последние дни Наташа чувствовала себя не очень хорошо, особенно по утрам; возможно, это было естественно в ее положении, но Беркович, привыкший видеть жену здоровой и всегда бодрой, хотел ей помочь, не знал — как, и оттого чувствовал себя еще более неуверенно.
Они уже миновали детскую площадку, когда на их улицу свернула полицейская машина и остановилась у противоположного дома. Берковичу узнал вышедшего из машины полицейского — это был инспектор Мизрахи, с которым старший сержант был почти не знаком — здоровались при встрече, не больше.
За рулем патрульной машины сидел Моше, с которым и сам Беркович не раз выезжал на задания.
— Моше, — спросил Беркович, подойдя, — что здесь случилось?
— Человек пропал, — охотно сообщил Моше, узнав старшего сержанта. — Поехал утром в магазин и не вернулся.
— А имя пропавшего?
— Имя… — нахмурился Моше. — А, вспомнил! Хагай Корен его зовут. Ты его знаешь?
— Пожалуй, — протянул Беркович. Он действительно помнил этого человека, жившего вдвоем с женой в квартире на втором этаже. Около шестидесяти лет, коренастый, работал водителем автобуса. Беркович познакомился с Кореном несколько месяцев назад в магазинчике, где оба покупали хлеб. Как-то они разговорились, стоя в очереди к кассе. Корен очень болезненно реагировал на политические события, о переговорах с палестинцами говорил как о национальной трагедии и был вполне искренен.
— Наташа, — сказал Беркович, — иди домой, хорошо? А я поднимусь на минуту.
В квартире Корена он застал инспектора Мизрахи, расспрашивавшего жену пропавшего Орну, женщину очень экспансивную, сыпавшую словами и восклицаниями в таком темпе, что понять хотя бы одну фразу целиком представляло большую сложность — особенно для инспектора, впервые видевшего эту женщину. Совместными усилиями удалось наконец разобраться в том, что происходило утром. Хагай поехал в Дизенгоф-центр за электрическим одеялом, поскольку ночью в квартире уже было холодно. Больше никакой информации от мужа Орна не имела. Она ждала его к обеду, а когда он не вернулся, начала обзванивать родственников и знакомых.
— Будем искать, — пообещал Мизрахи, вставая. — Как только что-нибудь узнаем, дадим знать.
— Загулял где-то, — сказал инспектор Берковичу, когда они спустились к машине. — Я передал патрульным описание. Машину пока тоже не нашли.
Беркович вернулся домой и, успокоив жену, сел перед телевизором, но думал не о передаче, а о соседе. Если он попал в аварию… Хороший человек, жаль.
На следующий день, придя на работу, Беркович первым делом поинтересовался результатом поиска — Корена так и не нашли, рано утром задействовали несколько поисковых бригад, пока безуспешно.
Занявшись изучением документов по делу торговца наркотиками Бен-Шимона, Беркович на время забыл о пропавшем соседе, вспомнил о Корене, когда спустился в кафе, где сидело несколько коллег, обсуждавших таинственное исчезновение.
— Машину нашли, — сообщил сержант, фамилии которого Беркович не знал, — на обочине в двадцати километрах от Иерусалима в сторону Гуш Эциона. Пустынное место. Есть, говорят, следы борьбы. На сидении разбросано содержимое кошелька, больших денег, кстати, нет — только документы, кредитная карточка, мелочь всякая…
— Кровь? — спросил Беркович.
— Нет, о крови я не слышал, — покачал головой сержант. — Похоже, он остановил машину по чьей-то просьбе, на него тут же напали, он и сопротивляться толком не смог.
— Ты считаешь, что это теракт? — спросил один из полицейских. — Я тоже так думаю. Хамасовцы недавно заявили, что собираются похитить солдата…
Об этом Беркович слышал по радио. Если Корен действительно попал в руки террористов, ему не позавидуешь.
Возвращаясь с работы, Беркович прошел мимо дома, где жили Корены. У дверей подъезда стояли люди, наверняка обсуждали подробности похищения. Берковичу захотелось сказать хотя бы несколько слов поддержки Орне Корен, и он поднялся на второй этаж. Хозяйка была в квартире одна; открыв Берковичу дверь, она набросилась на него с упреками в адрес полиции — уже вторые сутки, как пропал муж, и что же? Где он? Его убили? Если его убили, пусть скажут!
Беркович произносил слова утешения, что-то обещал, хотя уж от него-то вообще ничего не зависело, и несколько минут спустя покинул квартиру, испытывая ощущение, что упустил что-то важное. То ли Орна упомянула какую-то деталь, способную помочь в поисках, то ли… Нет, не вспоминалось.
Недовольный собой, Беркович вернулся домой, где его ждал ужин и Наташин рассказ о том, как на работе ей поручили сегодня новое задание. Он слушал жену рассеянно, а когда она упомянула о новом романе Марининой, купленном в русском книжном магазине, Беркович понял наконец, что его смутило, когда он сидел в гостиной Коренов. Ерунда, конечно, но, с другой стороны…
Старший сержант плохо знал инспектора Мизрахи и не представлял, как тот отреагирует, если какой-то сотрудник, да еще из другого отдела, начнет делать свои выводы и предлагать их следствию. Вовлекать в возможный конфликт собственное начальство — инспектора Хутиэли — Беркович тоже не хотел. Не придумав выхода из щекотливой ситуации, он попросил Наташу поскучать без него полчаса и, накинув куртку, отправился в дом напротив. К вечеру люди, толпившиеся у подъезда, разошлись, но зато в квартире Коренов собрались родственники и, судя по возбужденным голосам, честили на чем свет стоит и полицию, не способную найти пропавшего, и, конечно, арабов, для которых любой еврей — потенциальный объект нападения.
Когда Беркович вошел, на него набросились с вопросами и предложением немедленно организовать отряд быстрого реагирования и отправиться на территории мстить арабам.
— Да я ничего не знаю, — отбивался Беркович. — Я сосед, живу напротив, а Хагая ищут, и, я уверен, найдут, все будет в порядке.
Произнося эту ничего не значившую фразу, он смотрел на Орну Корен и, не обнаружив ожидаемой реакции, продолжил:
— Надеюсь, что Хагай не станет лезть на рожон и говорить арабам то, что он о них думает. С террористами это небезопасно.
— Небезопасно! — вкричала Орна. — Муж всегда был настоящим евреем, не то что эти нынешние. Они готовы все отдать, а Хагай каждый месяц ездил в Хеврон, молился в пещере праотцев!
— Он часто бывал на территориях? — спросил Беркович.
— Хагай работал в «Эгеде», — сообщила Орна. — Водил автобусы в поселения, он сам хотел работать на таких маршрутах. Чего только арабы не делали! Бросали камни, а в прошлом году стреляли и ранили двух пассажиров — это были дети!
— Могу представить, как на все это реагировал ваш муж, — вздохнул Беркович.
— Как может реагировать честный человек? — пожала плечами Орна. — А теперь они его похитили. Вот увидите, они знали, кого похищали — им нужен был именно Хагай, они его запомнили, они…
— Да, я понимаю, — прервал Беркович поток возмущения и, посидев еще несколько минут, вернулся домой. Наташа уже легла спать, и Беркович отправился с телефоном на кухню. Он не был уверен, что сумеет в этот поздний час получить ответ на интересовавший его вопрос. К счастью, в отделе дежурил знакомый сержант, который, выслушав коллегу, пообещал навести справки. Звонок раздался полчаса спустя.
— Борис, — сказал сержант, — ты был прав. Прочитать тебе заключение?
Записав под диктовку несколько предложений, Беркович вздохнул и, поняв, что ничего другого не остается, набрал номер инспектора Хутиэли. Тот смотрел футбол по телевизору и не сразу понял, чего хочет старший сержант. Выслушав, он вздохнул и сказал:
— Не очень убедительно. Но Баруху я сейчас позвоню, пусть примет во внимание и эту информацию.
Утром, включив радио, Беркович услышал, что полиция обнаружила похищенного вчера Хагая Корена в заброшенном доме на старой дороге из Иерусалима в Хеврон. Несчастного, видимо, пытали, потому что на лице у него много царапин, а одежда разорвана. Ему удалось еще до появления полиции освободиться от веревок, которыми его связали похитители, и сейчас Корен дает показания в участке Кирьят-Арбы, описывая в деталях события прошедшего дня.
— Могу себе представить, — хмыкнул Беркович и выключил радио.
Приехав на работу, он застал начальника за чтением протокола.
— На, почитай, — инспектор бросил Берковичу лист бумаги. — Все так, как ты сказал. Послушай, почему эта идея пришла тебе в голову? Даже Хан, исследовавший машину Корена, не нашел ничего, что противоречило бы версии похищения.
— Психология, — сказал Беркович. — Побывав днем в квартире Корена, я удивился поведению его жены. До приезда Мизрахи она смотрела телевизор и читала «Едиот ахронот» — статью о скидках в сети «Гиперколь». Только после того, как мы вошли, она стала кричать и волноваться о судьбе мужа. На стенах я увидел фотографии Хеврона, нескольких поселений, и везде Корен был на переднем плане. Я немного знал этого человека и понимал его. Впрочем, сам, конечно, я так не поступил бы. Но, в отличие от меня, Хагай уже немолод, нервная система не та… И с работы он ушел потому, что с ним произошел нервный срыв после прошлогоднего нападения на его автобус. Арабов он просто возненавидел, и кто его за это осудит?
— Хм… — сказал Хутиэли, но не стал спорить.
— Я могу себе представить, что он говорил жене, — продолжал Беркович. — «Арабы обнаглели, а мы им потакаем. Они садятся нам на шею, а мы отдаем территории. Я не могу на это смотреть!» Он действительно не мог, я ведь был с ним немного знаком. Корен разыграть собственное похищение, чтобы у Израиля появилось основание послать Арафата подальше. Наивно, конечно, но тут сложилось все: и нервный срыв, и уход на пенсию, и любовь — настоящая любовь — к Хеврону… Он там на одной фотографии снят на фоне старого полуразрушенного дома. И подпись есть — указано где сделан снимок. Вот мне и пришло в голову, что он именно там.
— Надеюсь, — сказал Хутиэли, — у инспектора Мизрахи хватит ума не привлекать Корена к ответственности. Впрочем, не уверен… Этот тип заставил-таки Баруха побегать. Кстати, Борис, на благодарность Мизрахи можешь не рассчитывать. Скорее наоборот — он тебе при случае припомнит эту помощь в расследовании.
— Как-нибудь переживу, — вздохнул Беркович.