Другу дорогому рукопись сия посвящается
Самое грубое вмешательство в частную жизнь заключается не в обнародовании чьих-то глубоко хранимых тайн, а в многочисленных публикациях мелких подробностей чужого быта… Они будто пчелы-убийцы: от одной отмахнешься, но целый рой может доконать.
Ей опять стало тревожно, но никак не удавалось уяснить отчего.
Это было какое-то назойливое болезненное ощущение, непонятно, однако, чем вызванное. Как если вы вдруг замечаете, подходя к своему дому, что за вами следует мужчина… А не он ли приглядывался к вам в вагоне подземки?
Так бывает, когда привидится едва различимое в ночи темное пятно – вот только что оно ползло к вашей постели, а теперь исчезло. Может, это ядовитый паук «черная вдова»?
Но в ту же минуту гость, расположившийся на диване в гостиной Элис Сандерсон, взглянул на нее, улыбнулся, и она сразу забыла про свои страхи – если вообще можно назвать страхами ничем не объяснимое легкое беспокойство. Конечно, Артур приятен в общении, он в хорошей физической форме, но гораздо больший эффект производила его великолепная улыбка.
– Вино будешь? – предложила Элис, направляясь к выгородке, за которой размещалась небольшая кухонька.
– Не откажусь. Чего-нибудь на твой вкус.
– Слушай, а здорово вот так сачковать посреди рабочего дня. Не по-детски. Мне нравится!
– Рожденные свободными, – пошутил Артур.
За окном, через улицу, выстроились рядами «браунстоуны»[1] Гринвич-Виллидж[2] с фасадами, облицованными коричневым и рыжеватым песчаником или крашенные под него. Вдали виднелись силуэты манхэттенских небоскребов, дрожащие, как миражи, в мареве чудесного дня. Через открытое окно вместе с воздухом, для мегаполиса, можно даже сказать, чистым, в квартиру проникали запахи чеснока и орегано из итальянского ресторана, расположенного по соседству.
За пару недель, прошедших со дня их случайного знакомства на дегустации вин в Сохо, Элис и Артур выяснили, что их интересы и предпочтения, включая итальянскую кухню, во многом совпадают. В конце апреля Элис случилось оказаться в аудитории среди примерно сорока человек, слушавших выступление какого-то известного сомелье о винах Европы, как вдруг кто-то из присутствовавших задал вопрос об одной малоизвестной марке испанского красного вина.
Сдержать при этом усмешку Элис не смогла. У нее дома как раз стоит упаковка с бутылками той самой марки (правда, уже не полная). Может, существует и более изысканная разновидность «Рьохи», однако именно эта вызывает дорогие сердцу Элис ассоциации, придающие винному букету особое очарование. Дело в том, что всю отпускную неделю, проведенную ею в Испании вместе с любовником-французом, они пили только это вино. Их роман был головокружительно страстным и скоротечным – лучшего и не пожелать для женщины под тридцать, лишь незадолго до этого порвавшей со своим давним возлюбленным.
Элис подалась вперед, пытаясь разглядеть того, кто задал вопрос. Им оказался ничем не примечательный мужчина в деловом костюме. Отведав несколько образцов представленной коллекции вин, она осмелела, подошла к мужчине, балансируя на руке тарелкой с закусками, и завела разговор о причине его интереса к испанскому вину.
Тот с готовностью поведал о том, как несколько лет назад посетил Испанию вместе со своей тогдашней пассией, впервые попробовал там это вино, и оно пришлось ему по вкусу. Они сели за стол и разговорились. Выяснилось, что у Артура и Элис практически одинаковые кулинарные и спортивные пристрастия. Оба бегали трусцой и каждое утро проводили по часу в фешенебельных и баснословно дорогих фитнес-центрах. «Однако, – отметил Артур, – я ношу самые дешевые шорты и футболки из „Джей-си-пенни“. Терпеть не могу всякое фирменное барахло». Он тут же покраснел, сообразив, что, возможно, обидел собеседницу.
Но Элис только рассмеялась. Она придерживалась точно такого же мнения относительно того, какой должна быть одежда для спорта, и свою купила в ширпотребовском шопе «Таргет», когда ездила в Нью-Джерси, к родителям. Элис с трудом подавила в себе желание сказать об этом Артуру, не желая форсировать их сближение. Они продолжали играть в распространенную среди взрослых игру «так что у нас общего?»: обменивались впечатлениями о ресторанах, обсуждали любимые эпизоды из телесериала «Умерь восторги», поругивали своих психотерапевтов.
Договорились о встрече, потом еще об одной. Арт ухаживал артистически, проявляя при этом и чувство юмора. Иногда казался чересчур сдержанным, даже застенчивым, и в целом довольно замкнутым. Элис объясняла это тем, что он, по его же словам, «спасся из ада», разорвав длительную любовную связь с женщиной, занятой в модельном бизнесе. Кроме того, Артур и сам при делах на Манхэттене, а значит, придерживается изнурительного рабочего графика и почти не располагает свободным временем.
Интересно, получится ли у них замутить что-то путное?
До интимных отношений дело пока не дошло, но как бы пафосно это ни звучало, получается, что ближе этого Артура у Элис действительно никого в данный момент не было. Когда на последнем свидании они наконец-то поцеловались, у нее зазвенело в голове – «реакция пошла». Насколько гармонично будет разыграна партия, покажет (или нет) сегодняшний вечер. От внимания Элис не ускользнуло, что Артур незаметно (как он думал) изучает ее короткое розовое, плотно облегающее платьице, купленное в «Бергдорфе» специально для этой встречи. Элис также заранее прибрала у себя в спальне соответствующим образом на случай, если за поцелуями последует нечто большее.
И тут опять вернулась та неясная тревога, боязнь черного паука.
Но почему же ей все-таки не по себе?
Наверное, виноват тот парень, что привозил сегодня посылку. Противный такой – с наголо обритой головой, кустистыми бровями, грубым восточноевропейским акцентом и весь пропахший сигаретным дымом. Пока Элис расписывалась в бумагах, рассыльный откровенно пялился на нее, а затем вздумал клеиться, начав с просьбы дать водички напиться. Она неохотно отошла, а когда вернулась со стаканом воды, тот уже топтался в гостиной, с неподдельным интересом разглядывая акустическую систему.
Элис сказала, что она ждет гостей, и рассыльный убрался, сердито насупившись, будто его незаслуженно обидели. Элис взглянула в окно. Парень появился спустя почти десять минут и сел за руль фургона, оставленного им по прибытии на проезжей части – видимо, отыскивать свободное место для парковки ему было недосуг.
Но с какой стати он так долго бродил по дому? Чего-то вынюхивал?
– Привет, Земля вызывает Элис!
– Прости! – Элис рассмеялась, отгоняя неприятные мысли, подошла к дивану и села рядом с Артуром, так что их колени соприкоснулись. Они легонько чокнулись бокалами с вином – два человека, чьи взгляды и вкусы совпадали во всем, что было для них главным в жизни: кухня, фильмы, места проведения отпуска; они даже внесли одинаковые пожертвования в фонд избирательной кампании демократической партии и перечисляли деньги в поддержку государственной радиостанции Эн-пи-ар. Оба воспитывались в протестантских семьях, но уже давным-давно не посещали церковь.
Теперь уже Артур коснулся ее своим коленом, явно заигрывая. Потом улыбнулся и спросил:
– Да, а что с той картиной Прескотта, прикупленной тобой? Еще не привезли?
Элис утвердительно кивнула с радостно засиявшими глазами.
– Привезли! Теперь у меня есть Харви Прескотт!
Элис Сандерсон, по манхэттенским масштабам, была не самая богатая женщина, однако умело инвестировала, сочетая полезное с приятным. Ее истинной страстью уже давно стало творчество Прескотта, художника из Орегона, создающего фотореалистические семейные портреты – людей не существующих, но рожденных его воображением. Иногда это обычная семья, иногда не совсем: например, родители-одиночки, нетрадиционные супружеские пары – разных рас, гомосексуалы. Вообще-то все выставляемые на продажу произведения Прескотта были Элис не по карману, но адрес ее электронной почты значился в рассылочных списках картинных галерей, время от времени выбрасывавших на рынок холсты мастера по доступной цене. В прошлом месяце одна из таких галерей на другом краю страны сообщила ей, что, возможно, небольшая ранняя работа Прескотта будет предложена за сто пятьдесят тысяч долларов. В итоге так и вышло – владелец решил продать картину, и Элис не преминула вложить в нее значительную часть своих сбережений.
И сегодня наконец картину привезли. Но радость удачного приобретения вновь омрачило внезапно вернувшееся неприятное воспоминание о подозрительном рассыльном, о тяжелом табачном духе, о плотоядных взглядах. Элис встала, подошла к окну, будто бы намереваясь пошире раздвинуть шторы, и выглянула наружу, но не увидела ни пикапа службы доставки, ни бритоголового ублюдка, наблюдающего с улицы за окнами ее квартиры. Ей хотелось закрыть и запереть створку окна, но тогда пришлось бы объяснять эти действия Артуру, тот же мог решить, что она шизофреничка.
Элис вернулась к нему на диван, окинула взглядом стены своей квартирки и сказала, что пока не подыскала места для Прескотта. Воображение тут же нарисовало ей соблазнительную сценку: Артур остается у нее дома в ночь с субботы на воскресенье, а утром после позднего завтрака они вместе решают, где лучше всего повесить картину.
– Хочешь взглянуть? – предложила Элис; в ее голосе звучали счастье и гордость.
– А ты как думаешь?
Они поднялись с дивана, и Элис повела его к себе в спальню. По пути ей показалось, что в коридоре за входной дверью раздались чьи-то шаги. В это время все соседи должны быть на работе.
Уж не шляется ли где-то здесь тот рассыльный? Хорошо хоть, что она не одна в квартире.
Элис и Артур подошли к двери спальни.
Вот тут «черная вдова» и нанесла свой фатальный укус.
Вздрогнув, Элис внезапно поняла, что ее так тревожило, и это не имело ничего общего с назойливым посыльным. Нет, на самом деле ее обеспокоенность связана с Артуром! Во время их вчерашнего разговора он спросил, когда ей привезут Прескотта.
Хотя она уже как-то обмолвилась в разговоре с Артуром, что ей должны доставить купленную картину, однако ни разу не упомянула фамилию художника. И теперь, перед дверью спальни, она, ощутив некоторую неуверенность, замедлила шаг. Ладони вдруг стали влажными. Если Артур, проявив определенную заинтересованность, без особых проблем разузнал о ее приобретении, он мог с таким же успехом выведать и другие факты из ее личной жизни. Неужели вся эта общность их увлечений и вкусов фикция? Неужели он каким-то образом проведал о неравнодушии Элис к испанскому вину и специально пришел на дегустацию, чтобы сблизиться с ней? Заранее заготовил сказку о своих любимых ресторанах, местах отдыха, телевизионных шоу…
Господи, и вот она, совершенно беззащитная, ведет к себе в спальню мужчину, с которым знакома всего две недели!
Элис стало трудно дышать… Ее начала бить дрожь.
– Вот это да, – негромко произнес Артур, глядя как бы сквозь нее на картину. – Просто шедевр!
Услышав его ровный, приятный голос, Элис мысленно рассмеялась. У нее, должно быть, крыша поехала. Наверное, просто забыла, как говорила Артуру о Прескотте. Она перевела дух. Слишком долго жить в одиночестве вредно для психики. «Ну, вспомни улыбку Артура, его чувство юмора. Ведь он даже думает так же, как ты!»
Уф-ф!
Элис облегченно вздохнула и усмехнулась. С картины размером два на два фута, выдержанной в приглушенных тонах, на нее смотрели сидящие за обеденным столом люди – одни с насмешливым интересом, другие в серьезной задумчивости, третьи с тревогой.
– Невероятно, – с восхищением выдохнул Артур.
– Чудесная композиция, но именно выражение лиц привлекает внимание в первую очередь. Тебе не кажется? – Элис обернулась к Артуру.
А тот уже не улыбался.
– Для чего это, Артур? Что ты делаешь? – Его руки были в бежевых матерчатых перчатках; одной он полез за чем-то в карман. Элис встретилась с ним взглядом. Зрачки Артура превратились в две черные колючие точки, над которыми, как она с ужасом теперь осознавала, нависали черные густые брови, лицо его стало почти неузнаваемым, зато в нем явственно узнавалось другое…