Разбивая сердца

Глава 1

Нежный возраст…сладок и невинен в своей безупречной чистоте, в своей ослепляющей белизне, в своей самой вкусной наивности. Нежный возраст…этот упадок, эта апатия, этот первый рывок в самую настоящую взрослую жизнь с самыми горькими последствиями. Первая трещинка на идеально-гладком стекле, когда пускаешь первую слезу от обиды сидя на заднем сидение какой-нибудь иномарки и слушая эти старенькие песни «Руки в верх», где в каждой строчке узнаешь себя. Себя…такую нежную, такую робкую, такую искренне влюбленную. Наивная девчонка, что игриво перебирает нежными пальчиками прядки светло-русых волос, теребя накрашенными так неумело ноготками свой ярко-красный бант, что повязала для внимания. И он…такой взрослый, такой смелый, такой идеальный и главное, что твой. Ты веришь каждому слову, что он так сладко произносит, и на несколько секунд, даже слово «грязь» звучит фривольно-возбуждающе. Он много курит, выдыхая крупными кольцами дым и иногда дает тебе вдохнуть этого отравляющего яда, чтобы пропитать тебя изнутри этим дымом, как тебе кажется, взрослой жизни, но только взгляд его скользит выше и выше приподымая подол атласной, легкой юбчонки до самых ягодиц. «-Откуда же ты такая…девчонка озорная?»-напевает излюбленные строчки твой идеальный спутник с характерным для него рычание, что пугает и сковывает все жилки твоего незрелого тела.

Сближаясь в мечтах со своим мужчиной по которому ты, как примерная дочь, как лучшая из всех женщин и желанная из всех известных куртизанок тоскуешь каждую секунду, ты бредишь своим, как сама вообразила, наивным мальчиком, но только не подозреваешь, как сильно обожжёшься в наивных мечтах, ибо единственное…настоящее…наивное здесь только ты. Бредишь роскошью и золотом, представляешь, как этот идеальный мужчина подносит к хрупкой шейке дорогущее колье, и ты готова отплатить ему за этот подарок самой настоящей «наивной любовью», ибо представила себе это ночью. Не знаю про гарантии и не думая о страхе ты позволяешь ему раздеть тебя…и обжигаешься вновь.

Говорят, что воспоминания умеют причинять боль. Это чувство кажется совершенным…только совершенно оно лишь на секунду, пока чувство боли не рассыпается на горошины, кои в свою очередь становятся испытанием. Боль, разъедающая, словно трупные черви плоть. Боль, что проникает внутрь пронизанного страхом сердце, и выворачивает его наизнанку. Страх, что сжимал это самое сердце, и заставлял чувствовать пик нервозного адреналина с примесью безысходной атараксией собственного ничтожества, которое ты еще не в состоянии объяснить. Тебе всего пятнадцать и наркотические галлюцинации тебе не знакомы. Они знакомы лишь тем, кто чувствовал всем своим нутром неподдельное опьянение: алкогольное, никотиновое, наркотическое…страстное. Мираж, словно пелена, обволакивающий все инстинкты банального самосохранения, когда чувствуешь сильные руки на талии. Слова, которыми упиваешься до такой степени, что начинаешь чувствовать первые позывы тошноты. Ложь, в которую веришь, как в последний раз позволяя гладить себя между ног, а после ноешь, скребешь когтями по телу от ломки по тому, кто трахал тебя словно самую грязную из всех существующих **ядей, но только все это будет позже. Гораздо позже, ибо пока ты девочка, то все кажется розовым.

Почему тебе это нравится? Потому что ты опьянённая его запахом, его вкусом, его послевкусием. Ты познала, какова ты, теперь это делает он. Стонешь в его руках сладким скулежом покорной собачонки, но только он готов свернуть тебе шею в тот самый «удачный» для него момент. Он молчит, пока ты, захлебываясь воздухом, пытаешься напиться. Все тело изнемогает от прикосновений, грубой нежности, надежды. Позволяя себе сойти с ума в руках этого мужчины, ты никогда не задумывалась, что будешь кусать локти, бить и унижать себя за то, что позволяла ему лишнего. Только он знает тебя всю. Ты для него прозрачный сосуд…сосуд, наполненный им. Только ты позволяешь ему лгать каждую ночь, пока он этого хочет. И когда он испивает твой молочно-нимфеточный коктейль прямо из чаши твоего изобилия, ты откидываешься, скребешь ногтями по шелковой простыне и собираешь ее в бугры. Впиваясь в тебя словно вампир, он испивает тебя так сладко…он испивает соки твоей чаши, и, не стесняясь, внушая тебе мысли повиновения, как своей марионетке. Воспитывая в тебе нравственно-педофилический вкус свободы и его обожания, выбивая всю твою истерично-девчачью сущность. Ты сама даешь ему надеть браслеты на твои запястья, забывая попросить ключ. Загоняя твою личность в газовую камеру, он выстраивает вокруг новый мир — идеальный, а ведь тебе всего пятнадцать….

Ло открыла глаза. Тишина. Едкий, проникающий свет сдавливал виски заставляя блеску двоиться в глазах. Вокруг нее не было ничего кроме голых, обшарпанных стен, закрытого ото всех подвального приоткрытого окна, через узкую щель которого в помещение проникал холодный воздух. Бантик-резинка, упавшая с ее растрепанной, русой косички валялся недалеко от тяжелой, входной двери. Ее аккуратные ладони тесно прижаты друг к дружке так, словно она молилась Богу, в которого не верила до этой секунды…Туго затянутая тряпка, под которой находились металлические браслеты соединялись цепью. Холодный металл касался живота и соединялся с браслетами бедер. Начало цепи Ло почувствовала сразу стоило ей приподнять голову. Толстый, металлический ошейник обнял ее хрупкую шейку, и девчонка почувствовала, что именно эта цепь стелилась по обнаженной коже, и соединяла между собой ее пышные бедра. Она не могла разъединить лодыжки, и услышав металлический звон все поняла. Тяжелые двери раскрылись с диким скрипом, и в подвал ввалился он…идеальный мужчина. Куда пропала ваша нежность? Почему теперь темно-зеленые глаза разглядывали юную деву с нескрываемой брезгливостью, что отдается по телу девчонки шквалом нервных мурашек. С грохотом поставив пакет на пол, он подошел к ней…к жертве…так звучит возбуждающе, и коснулся ладонью дрожащего живота. Она ничего не понимала. Она не понимала, как сладко быть его Марией Магдалиной.

— Ты прекрасна, Ло… — шептал мужчина лаская кончиками пальцев каждый бархатный участок ее тела. — можно сойти с ума и умереть от блаженного запаха твоего тела. — зарычал он. — девочка…

— Пожалуйста, отпусти меня. — захныкала Лола. — пожалуйста.

«Большие мальчики не чувствую угрызения совести»-сказала однажды знакомая матери, и Ло вздрогнула. Девочка уловила нотки мокрой земли принесенной дуновением ветра. Она вспоминал, как однажды, поскользнулась после дождя на вязкой земле, и вся испачкалась к ней. Тогда она долго плакала из-за этого, и даже пропустила школу. Стыд. Она его хорошо помнила. Было стыдно появляться перед одноклассниками в таком грязном виде, а тем более с замаравшимися коленками. Мама говорила, что коленочки у девочек всегда должны быть гладкими и чистыми. Мужчина вынул из пакета кожаную повязку, и обвязал вокруг мокрых девчачьих глаз, что так умоляюще просили его об освобождении.

Лола хотела снова закричать, но ее аккуратные, бледно-розовые губы, что чувственно ловили воздух заполнил круглый, пластмассовый шарик, что задорно и так игриво звенит, какой обычно покупают домашним питомцам, но ее затылок сжали два ремня натянувшие этот самый шарик глубже к языку заставляя содрогаться от приступа пассивной тошноты. Тошноты, что, подскакивая к глотке заставляя непроизвольно литься тем детским слезам, что бывают не только от первых ожогов, но и от первой причинённой мужчиной болью. Ты так смело ступала по крутому карнизу, и не боялась упасть. Так смело выкуривала сигарету из его рук, не стесняясь игриво задирать легкую юбчонку, чтобы мимолетно просто посветить своими первыми кружевными трусиками. Ты была такой смелой, когда позволяла себе быть слабой. «Хорошая девочка»-прошептал мужчина вырисовывая мокрым, острым языком контур ее открытых губ. «Встань на четвереньки, малышка»-продолжал шептать он, и Ло со всем звоном цепей перевернулась на живот, облокотилась на колени, локти. Резкое, стягивающее цепи движение заставило дрожащую Ло вытянуть шейку вперед, и упасть полностью на локти сдирая нежную кожу, оставив оттопыренным заветное сердце юной Венеры.

Она хотела было дернуться сильнее, когда почувствовала, как грубые ладони медленно раздвигают плотно сжатые лепестки ее дрожащего, нежно-розового бутона, но тут же остановилась. Ведь если она сделает движение, то механизм натянет цепи сильнее. Его трясло. Аромат невинности сводил его с ума, и действовал, как самый настоящий наркотик. Девочка. Совсем еще малышка сейчас расстанется со своим стыдом. Мокрый язык проник внутрь, и Ло сжалась. Странное, липкое, неприятное ощущение заставило е взвизгнуть от неестественности и самого настоящего стыда. Мужчина блуждал по этой ранее никому не известной карте, словно первопроходец исследует новые берега. Девочка морщилась, и мычала. Капли слюны падали на бетонный пьедестал, изредка попадая на руки. Усталость. На секунду Ло замолчала, перестав издавать какие-либо звуки, и тогда он смочил свой большой палец обильно слюной, и резко вставил девчонке в узкое колечко. Голос девочки задрожал сильнее, и хрипы сменились настоящим криком. Оглушающим криком. Стыд держал всю ее в своих тисках. Мужчина шире расставил ее ножки, и грубо надавил на поясницу, чтобы она наконец-то прогнулась. Он сплюнул, смочив ладонью член. Дрожащий от одержимой похоти предатель подростковой любви несколько секунд думал, какой ее берег он хочет исследовать сильнее. Твердая головка то давила на тугое колечко, и тогда Лола срывала голос в истошном крике, то пальцы раздвигали лепестки, чтобы подставить твердый стержень в горячую плоть, прислушиваясь к стонам девчонки.

Его фетиш — одно проникновение. Он позволяет себе лишь несколько секунд сладкого наслаждения. Ему дозволено лишь одно проникновение. Резким движением мужчина раскрыл еще недозрелый бутон женственности. Чувству, как тугие стенки сдавливают его член, он поддался назад. Лола кричала сквозь кляп, извиваясь всем своим юным телом, она не понимала, что каждым движением делает себе только больнее. Кровь сочилась из ее промежности омывая девственными соками его жезл порабощающей ее тела власти. Резким движением он дернул за кожаные ремешки освобождая ее глаза. Чернота…и лишь неподалеку блеклый светлячок ее надежды на спасение…

*6 лет спустя

— Ло, что ты на счет этого думаешь? — спросила следователь Добровольская прислонившись к письменному столу на котором не так давно распустился первый розовый цветок колючего кактуса. — говорят, что сейчас он плотно засел в «Черной лисе», и я подумала, что тебе будет интересно поучаствовать в такой непростой операции. — Кира вздохнула. Женщина видела настоящее безразличие в глазах криминальной ищейки, что не стесняясь выставляла свою отрешенность.

— Хочешь узнать мое мнение? — Ло закурила. Резко захлопнув свою бензиновую зажигалку с гравировкой «passion» на серебряном покрытии, девушка выдохнула в сторону аккуратный кружок дыма. — не пойти ли тебе к чертовой матери? Ты пришла в мой дом, чтобы просить помощи?

— Думаешь, я пришла бы к тебе за этим компромиссом, если бы ты была не единственной свидетельницей, что смогла пройти по этому делу? Да у меня зуб на этого отморозка. Ло, я знаю, что он держит бордель, но только в прошлый раз выбить из него такие сведенья я просто не смогла. Дай мне тогда чуть больше времени, и я схватила бы за яйца этого урода с поличным, но участок требовал моих решительных действий. — следователь достала тонкую сигаретку с едким ароматом «ледяная вишня» и нервно закурила.

— Ты испортила мне всю жизнь. — Ло перекинула ногу на ногу разочарованно покачав головой. — пять лет лишения свободы — это и есть твое прощение за все мною пережитое?

— Ты поплатилась за свое легкомыслие. — следователь Добровольская опустила глаза в пол. — да, я не должна была этим пользоваться, но ты была идеальной кандидаткой на живца.

Все резко поменялось, и Кира не могла поверить, как быстро пролетели эти пять лет за которые ветреная девица успела повзрослеть. Лола…ты была лишь глупышкой Лоли, что красила в пятнадцать лет свои аккуратные губки-бантики в ярко-красную помаду и нежно держала за щекой вишневый чупа-чупс. Малышка Лоли с волосами зрелой пшеницы. Раздуваемые ветром и теряющие свой красный бантик в дуновении хлесткого воздуха. Девочка, чьи колени покрываются со стыда нежным, таким женственным румянцем. Ретроспектива твоих воспоминаний, что закаляет в крови сталь — истинно верная религия мести, которую ты так трепетно хранишь где-то в своем все еще детском подсознании, что было так безжалостно разбито на осколки, об которые ты и нанесла себе каждый шрам увечья, чтобы на секунду заглушить боль. Только теперь ты готова пронести сквозь время каждый свой седьмой грех, ибо знаешь, что месть слаще любого греха первородства.

Следователь облизнулась. От прежней ветреной девчонки не осталось ничего, кроме безупречных невинных глаз в которых видишь свое отражение, полыхающее в синем пламенем. Длинные волосы сменились короткой стрижкой, как модно сейчас говорить, под мальчика, а короткие клетчатые юбки на обтягивающие брюки в которых длинные ноги кажутся еще более возбуждающими. Кира не могла понять только одного, как малышка Лола смогла подавить в себе то причинённое унижение, и стать одним из уважаемых криминальных сыщиков в свой достаточно юный возраст. Как смогла воспитать в себе цинизм и пройти по битому стеклу оставив позади позор, что словно снежный ком поглотил ее в детстве. Лола молча подошла к своему рабочему столику, и дернув за ручки ящика чуть шатнула ветхое строение не нарочно толкнув следователя и любимые кактусы.

— Даже если я и соглашусь, то это не ради твоей бредовой затеи. — вздох. Лола вынула из ящика светло-зеленую папку и бросила в сторону следователя. — вообще-то, я предпочитаю не заниматься подобными делами, но тут все факты указывают на «Черную лису», и этого ублюдка Вассера.

— Вассера? — улыбнулась Кира. — не поленилась узнать фамилию или кодекс самурая велит тебе знать врага в лицо?

— Если тебе интересно, то Бусидо на редкость интересная вещь. — Ло затушила сигарету в своей хрустальной пепельнице в виде кобры и проведя нежными пальчиками по раскрытому капюшону улыбнулась. — есть семь основных принципов: благородство, долг и верность, искренность и правдивость, сочувствие, храбрость и героизм, честность и справедливость, и мое самое любимое честь и слава. К слову, к чему я все это говорю, — девушка опустила свой взгляд на первую раскрытую страницу папки. — как учит нас Бусидо, то для самурая существует только один Бог — он сам. — Лола медленно обошла стол и села обратно в кресло перекинув ногу на ногу. — принимаемые решения и совершенные действия — отражение того, кто ты есть на самом деле.

— Любить всегда, как в первый раз, а драться, как в последний. — улыбнулась Кира.

Она вспомнила девушку с фотографии, что смотрела на нее невероятными зелеными глазами. Она вспомнила, как несколько недель назад ее любящий муж оставлял заявление на ее столике, и как она убрала это заявление в долгий ящик, не восприняв в серьез написанное. Миловидная женщина тридцати семи лет смотрела на следователя с фотографии и заставляла краснеть впалые щеки от раздирающего стыда. Лидия Гладких была женой уважаемого бизнесмена, что помимо прочего, славился своей благотворительной деятельностью по отношению к детский домам и больницам, будучи отцом четверых детей. О Лидии следствию было известно не так много, как хотелось бы, но старшая дочка супружеской пары Камилла была из тех, как говорится в народе, стерв, что пользовалась отцовскими деньгами и сливала крупные суммы на своих друзей, что были относительно не чисты на руку, да и крутились в криминальных кругах. Сбегала из дома, хамила и кусала руку, что кормила ее. Подставила подножку отцу, и, как итог вовсе пропала из виду, но не забывала писать матери, которая пропала после конфликта с отцом ровно через месяц. К слову, Камилла была той самой пташкой, которая часто улыбалась следователю с обезьянника и махала на прощание ручкой.

— Ты думаешь, что это как-то связано? — ухмыльнувшись закрыла папку с расследованием Кира. — ссора с дочерью никак не связана с резким исчезновением мамаши.

— Если бы ты была более внимательной, то нашла бы строчку, где подробно расписаны частые визиты Камиллы в «Черной лисе». К тому же, как мне рассказал отец семейства, то именно туда дочь позвала Лиду поговорить о своем возвращении.

— Не, ну не могли же ее похитить на виду у всех? — Кира покачала головой. — слишком людное место для этого.

— Если все верно, — Ло снова закурила. — и Вассер, действительно, причастен к этому похищению, то нужно понять, как он это делает. Сегодня я покажусь ему на глаза, заведу разговор и его, а ты, если снова подставишь меня, то запомни эту минуту. — Лола выдохнула шквал серого дыма. — я найду тебя, и перерожу тебе глотку, чтобы сдаться полиции и хвастаться перед сокамерницами кого завалила не стерпев предательства.

— Как говорит одна моя знакомая «Чарльстонские пташки пляшут до конца».-Кира улыбнулась. — это дело выгодно для нас обеих.

— Я надеюсь, дорогая. — Лола улыбнулась.