– …разбились по двое! Повторять за первой парой!
Преподаватель физкультуры (по-здешнему – спортивных дисциплин) так и лучится самодовольством и чувством превосходства.
Кстати, он точно с того же отделения, с которого были вчерашние пятеро орлов в лабораторном комплексе. На меня косится с явным то ли недоверием, то ли презрением.
Я сегодня с утра, после разговора с местным директором школы, в свой спортзал сбегать перед занятиями всё же успел. Чем хороша местная система таких вот заведений для поддержания спортивной формы, так это тем, что приходишь – платишь за час занятия – и ни в чём себе не отказываешь. К неудобству можно было бы отнести только отсутствие инструктора для новичков, но мне на этом этапе тренер не нужен.
Сейчас пары из соучеников для меня предсказуемо не находится. Во-первых, на этом занятии девочки занимаются отдельно от мальчиков, а друзей мужского пола у меня тут нет.
Во-вторых, парни-математики имеют свои сработавшиеся пары, по крайней мере, для этого вида активности. И я им буду только мешать.
Подёргавшись для порядка в ритме прочих минут пять, против воздуха, прихожу к выводу, что для меня это бесполезно.
Постепенно отступив к самому краю площадки, спрятавшись за спинами остальных, чтоб не тратить времени, делаю кое-что своё.
Чует моё сердце, работающая прежняя база будет мне гораздо более актуальной в самое ближайшее время, чем местный балет. Особенно если я её верну (как можно скорее) хотя б на уровне своих двадцати лет там.
– Ты гений?! – раздаётся сзади неприязненный голос преподавателя.
– Извините, не понял вопроса. – Прекратив выполнять свою монотонную «верёвочку», поворачиваюсь на голос физкультурника.
– Общее задание тебя не касается? Самый умный?
Как бы тут ему ответить, чтоб и не нагрубить, и воду в ступе не толочь?
– Прикладная ценность вашего упражнения лично для меня равна нулю, – говорю ровно половину правды. – Измеряемой оценки по текущей дисциплине нет, я смотрел план занятий. Все эти танцы идут для общего развития, – киваю на соучеников, картинно проносящих ноги друг у друга перед носом. – Лично мне актуален не балет, а прикладной аспект. Мои извинения; делал то, что может помочь конкретно мне. Бить ногой противника по голове лично я быстро не научусь, – добавляю, подумав. – По крайней мере, если этот противник не лежит на земле и предварительно не связан.
Сразу с трёх сторон раздаются смешки.
– Это хорошо, что ты себя оцениваешь адекватно, – вроде как смягчается препод, но тут же спохватывается. – С другой стороны, крайне непривычно видеть в представителе твоего круга такую неамбициозность.
– При чём тут мои амбиции? – пожимаю плечами. – Есть здравый смысл, и есть личный опыт. Знаете, чем профи отличается от любителя или дилетанта? В отличие от последних двух, профессионал умеет мгновенно оценивать свои минусы применительно к рисунку боя. И знает, чем их скомпенсировать, а также что противопоставить плюсам противника.
– Я почти согласен, – чуть свысока кивает учитель. – А ты это сейчас к чему?
– Местная система не имеет для меня прикладного значения, – удерживаюсь от слова «говно», повторяя уже сказанное. – В краткосрочной перспективе.
– Звёздная болезнь? Считаешь себя чемпионом школы?
– Боже упаси! Даже на этой площадке есть очень сильные противники, которых лично я бы опасался, – с нами занимается ещё несколько классов, потому народ присутствует местами действительно разный. – Но они стали серьёзными не благодаря вашей физкультуре, это видно по культуре движений.
– Почему бы тогда не взять за ориентир тех, кто, с твоих же слов, что-то из себя представляет?
– Потому что у них – обусловленная правилами культура движений. Если драться всерьёз, а не понарошку, мне среди присутствующих равных нет. Уложу каждого за минуту, максимум две. Но это – если в полный контакт. – Последние слова, поддавшись возрастным гормонам, говорю хоть и тихо-тихо, но глядя собеседнику в глаза.
Потому что чувства, которые испытывает именно этот представитель преподавательского коллектива в мой адрес, откровенно далеки от педагогических.
Проговорив с ночной гостьей часа два, Нозоми неожиданно для себя оставила секретаршу мужа ночевать в комнате дочери.
Утром, встретившись с той на кухне, она с благодарностью кивнула более молодой собеседнице:
– Доброе утро. Что готовишь? – они ещё ночью перешли на ты.
– Кальмар, рис, бобы. Присоединяйся.
– Наверное, много будет на двоих? – Нозоми с сомнением поглядела на большую стеклянную посудину, предназначенную для жарки.
– Уберём в холодильник, что не съедим, – пожала плечами Мивако. – Нозоми, а когда у вас с мужем был секс последний раз?
Старшая жена замялась.
– Я не просто так спрашиваю, – извиняясь, намекнула на что-то Кога.
Нозоми ответила.
– И ты у какой подруги каждый раз после этого бываешь? И чем она тебя там угощает? – сотрудница мужа смотрела на хозяйку дома серьёзно и пронзительно. – Я не беспричинно интересуюсь. Смотри…
Через десять минут Нозоми Асада ошарашенно смотрела в окно, механически поедая одно блюдо за другим, которые ей сервировала более молодая собеседница.
– … потому я и говорю, что это может быть выгодно всем. Давай честно. Я намного моложе даже тебя, не то что Ватару. Я буду ещё относительно молодой и через тридцать лет. Пятьдесят с небольшим сегодня для женщины – не возраст, ты согласна? А вот Ватару вообще не факт, что доживёт…
Нозоми вздохнула. Они обе уже знали, что их мужа (теперь, наверное, можно говорить и так) ночью настигла его обычная слабость. Которая с ним происходит раз в полгода-год.
– Согласна. – После паузы ответила хозяйка.
– Ну вот. Если мы с тобой находим общий язык, то мой сын в итоге просто наследует свою долю в организации Ватару. Где я нахожусь не на последних ролях.
– Крутой горизонт планирования. Тридцать лет, – заметила Нозоми, думавшая в этот момент над одним деликатным предположением секретарши.
– Нормальный горизонт, – удивилась та. – В пятьдесят смогу выйти на пенсию. И оставшиеся мне после этого лет тридцать пять буду жить в своё удовольствие. Меня такая стратегия вполне устраивает!
– А если у тебя будет дочь, а не сын? – не удержавшись, фыркнула хозяйка дома.
– Надеюсь, что сын. – Вздохнула секретарша. – Есть основания. Ну, а если всё-таки будет дочь, значит, буду думать о коррекции стратегии по мере поступления проблем. Может, сама возглавлю направление после Ватару. В конце концов, главным финансистом в Семье может быть и женщина. Сегодня не десятый век на дворе.
В этот момент в двери раздался шум поворачивающегося ключа.
– Мама, привет! – донёсся из прихожей голос дочери. – Я дома! Ты в курсе, что Маса учудил?!
Там же. Через сорок пять минут.
– Сидите, кушайте. – Мивако чуть не насильно удерживает порывающуюся встать Нозоми. – Я же за рулём. Да и за контракт в Тамагава мы платим от имени Компании, это минус к налогам… Я сама съезжу разберусь. В крайнем случае, подождут пару дней, пока Ватару протрезвеет.
– Это удобно? – сомневается Нозоми Асада.
– А мы разве не договорились? – удивляется секретарша. – Ну и я же там не буду ничего лишнего говорить. Могу вообще по должности представиться.
Ю Асада, старшая сестра Масахиро, с любопытством переводит взгляд с одной женщины на другую.
Честно говоря, я ожидал чего-то такого. Как бы ни было, я не моложе этого физкультурника, если говорить об абсолюте. А уж об интригах могу рассказать и ему самому, и авторам этого нехитрого плана.
Когда он попросил меня зайти в методический кабинет после занятия и написать заявление о смене индивидуальной программы (с их балета на собственные упражнения), я сразу же согласился. И тут же направился туда.
Во-первых, я не хотел, чтоб за мной увязывалась Цубаса, которая в это время мылась в душе и переодевалась. Она сейчас изо всех сил тянется, чтоб доказать компетентность вкупе с добросовестностью, а я не считаю, что такие разборы – девичье дело.
Во-вторых, мне хотелось выяснить отношения раз и навсегда. Я, конечно, не гений в нейроконцентраторах; но когда у взрослого мужика бегают глаза, и сам он то и дело смотрит на соседний зал (отделённый от нас хитрым стеклом, через которое с этой стороны ничего не видно)…
В общем, когда я зашёл в методический кабинет, самого препода там предсказуемо не было.
Заняв стратегически выгодное место в двух метрах от входа и подвинув себе под руку швабру с металлической ручкой (совсем как там, ты смотри), принялся ждать развития событий.
Которые не заставили себя долго ждать.
Буквально через две минуты двери кабинета хлопнули и в проходе нарисовалась вчерашняя пятёрка.
Место я специально выбрал так, чтоб они могли идти ко мне только по одному.
Муроя, поднимаясь через силу с пола в третий раз, выл от злобы и бессилия.
Долбаный блондин, хотя и щеголял несколькими синяками и ссадинами на лице, явно откуда-то знал, что на него нападут. Арисака и Камада, похоже, выбыли всерьёз. Переглянувшись с товарищами, он озвучил витавшую в воздухе общую мысль:
– Давим любой ценой. Или мы его – или он нас.
Проклятый Асада, попирая неписанные правила, не побрезговал использовать железную палку. У парней из второго корпуса, естественно, ничего подобного с собой не было – потому что такого варианта они при планировании просто не учли.
А с другой стороны, какие правила, вздохнул про себя Муроя. Если пятеро на одного.
– Бл#дь, ни чести, ни победы. – Подлил масла в огонь Уэда.
В этот момент за спиной хлопнула дверь.
– Маса! – Раздался голос прямо за спиной оборачивающегося на этот голос Муроя.
Здоровенный регбист, не задумываясь, в сердцах и полуавтоматически приложился кулаком изо всех сил по появившемуся в досягаемости новому лицу.
– Мивако! – заорал со своего места Асада и со шваброй наперевес рванул вперёд, оставляя наконец свою выгодную позицию в проходе.
_________
Примечание.
Эпизод с железной шваброй – не выдумка. Имел место в одной в\ч, где узким коллективом собирались воспитывать здоровенного разрядника по боксу из другого призыва (ещё и национальный вопрос имел место).
Сам разрядник, во-первых, до армии выступал в тяжёлом весе. Во-вторых, имел опыт исправительно-трудовых учреждений и роль такой швабры знал не понаслышке.
Двери, где происходила разборка, группа сама закрыла за собой изнутри. Какое-то время эту дверь (тоже обитую металлом) не могли сломать быстро, хотя и слышали дикие крики, доносившиеся оттуда. Понятно, что голосили «воспитатели», а не разрядник.
Он честно всех предупредил: «Дернетесь – отсюда не выйдете. А я в тюрьме уже бывал».