Разоблачение 6 лет спустя

Разоблачение 6 лет спустя

Часть 1

Моя Юля крутилась перед зеркалом, проверяя свой образ и поправляя макияж.

— Я нормально выгляжу? — спросила она, задумчиво нежно потирая щеку и не сводя глаз с зеркала.

Я отрываюсь от завтрака и впиваюсь в нее взглядом. Как всегда, она выглядит потрясающе, хотя собирается только на работу. Безупречный макияж. Темные волосы аккуратно собраны в конский хвост. Шикарный деловой наряд — платье до колен, темный пиджак, высокие черные каблуки.

— Лучше, чем нормально, — говорю я, поднимаясь из-за стола и подходя к ней. — Ты выглядишь потрясающе.

— Ты всегда так говоришь, — возражает она, и на ее свежевыкрашенных губах появляется легкая улыбка. — Ты же мой муж.

— Но это не значит, что это неправда, — говорю я притворно обиженным тоном.

Я обнимаю ее за тонкую талию, наблюдая за ее отражением. Вместе мы отлично смотримся. Я всегда поражаюсь тому, как хорошо она выглядит. Даже сейчас, спеша на работу, она выглядит на миллион долларов. Рядом с ней я похож на мешок с картошкой. Как же мне так повезло?

— Что мы сегодня будем делать на ужин? — спрашивает она.

Я задумываюсь на секунду, наблюдая, как красивая женщина в зеркале проводит пальцем по своим безупречным губам, проверяя, нет ли изъянов.

— Все, что захочешь, — говорю я.

— Я могу опоздать домой, — говорит она. — У меня встреча после работы. Деловое предложение или что-то в этом роде.

— Дурацкая встреча, чтобы держать тебя подольше от меня. — обиженно говорю я.

Она смеется и произносит:

— Это только раз в месяц. И я сразу же после этого возвращаюсь домой, так ведь?

Она перестает рассматривать себя в зеркале, наконец-то удовлетворенная тем, что видит. Я крепко обнимаю ее, но она не отвечает. Она не хочет портить свой внешний вид.

— Почему бы тебе не позвонить мне, когда закончишь работу? Я могу что-нибудь приготовить к твоему возвращению или же ты можешь купить что-нибудь вкусненькое на вынос по дороге. — Как ты хочешь?

— Я бы хотела, чтобы ты приготовил, — говорит она. — Если ты работаешь дома, то можешь быть полезен и на кухне.

Она показывает мне в зеркало язык, и я улыбаюсь.

За все годы, что мы были вместе, она все та же веселая, энергичная женщина, в которую я влюбился, когда мы держались за руки и гуляли по парку в лунном свете. Я крепко обнимаю ее, прижимая к себе, желая, чтобы ей не пришлось уходить, и она могла остаться здесь со мной, остаться и провести весь день в моих объятиях.

— Мне пора, — говорит она, взглянув на часы. — Я не могу опаздывать.

Я наклоняюсь и целую ее. В последнюю секунду она отворачивается, и я прижимаюсь влажными губами к ее щеке.

— Не порть мне макияж! — говорит она, хмуро глядя на меня и поворачивая щеку к зеркалу. — Что подумают мои коллеги, если я покажусь вся измазанная?

— Они подумают, что у тебя есть любящий муж, который не может от тебя оторваться, — смеюсь я.

Она хихикает и целует меня в губы, слегка и нежно. Я улавливаю ее аромат, ее восхитительный, теплый аромат, и мое сердце воспаряет. Я люблю в этой женщине все.

— Я позвоню тебе, когда закончу, — говорит она, идя по коридору, стуча каблуками по деревянному полу.

— Не могу дождаться, — говорю я, глядя, как ее идеальная попка раскачивается из стороны в сторону.

— Я тоже тебя люблю, Сашуль. Хорошего дня.

— И тебе тоже, Юль.

Она открывает входную дверь и выходит из нашего маленького счастливого дома. Я печально вздыхаю и продолжаю свой день.

Работа на дому не так увлекательна, как кажется большинству людей. Конечно, я могу устанавливать свои собственные часы занятости, слоняться по дому в нижнем белье и обедать, когда захочу, но это быстро теряет свою привлекательность, когда вы понимаете, что ваш офис находится в том же пространстве, что и ваша кровать. Я внештатный графический дизайнер, поэтому большая часть того, что я делаю, базируется на моем ноутбуке. Юля зарабатывает не так уж много — во всяком случае пока, но она зарабатывает более чем достаточно для нас двоих на данный момент.

У нас пока нет детей, о которых можно было бы беспокоиться, и мы вполне довольны тем, что имеем.

Я заканчиваю завтрак и мою посуду в раковине, делаю еще кофе, затем несу кружку через весь дом в кабинет, сажусь за свой стол и включаю ноутбук.

Первая половина дня проходит как всегда: я проверяю почту, отвечаю на письма. Проверяю веб-сайты на наличие новых объявлений или предложений. Слежу за старыми рабочими чатами, которые установил в своей предыдущей фирме, чтобы всегда знать какие-либо новости или слухи.

Как только с этим покончено, я продолжаю свой последний проект, разрабатывая новый логотип для местной сети быстрого питания. Это не особенно вдохновляющая работа, но она поможет оплатить счета и получить мне имя, поэтому я стараюсь изо всех сил. Как всегда, клиент невероятно бесполезен, давая противоречивые критерии — «сделайте его красным, но не слишком красным»; «мы хотим, чтобы он был ярким и запоминающимся, но при этом не выглядел слишком необычным «; «наша специальность — курица, но не делайте все это о курице» и т. д. — и вообще не уверен, что они на самом деле хотят, поэтому я разрабатываю пять или шесть различных логотипов, которые примерно соответствуют неясному, неспецифическому шаблону, переданному мне.

Я делаю перерыв, чтобы размяться и прогуляться по дому. Самое худшее в работе из дома это то, сколько есть чертовых отвлекающих факторов, чтобы занять мое время. Первую неделю работы фрилансером, я почти все время играл в видеоигры и мастурбировал. Это было похоже на возвращение в колледж. Юля была, мягко говоря, не очень впечатлена, когда узнала об этом, но я убедил ее позволить мне продолжать попытки, и с тех пор я медленно развиваю свой бренд. Это тяжелая работа и всегда вызов, чтобы продвинуться вперед, но я никогда не был счастливее, чем сейчас, преследуя свою мечту рядом с женщиной, которую я люблю.

Вдоль одной из стен в коридоре тянется ряд наших фотографий. Это была идея Юли, и мне она нравится. Она идет слева направо, начиная с наших детских фотографий, следуя через нашу юность, затем переплетаясь, когда мы встречались, становились друзьями и влюблялись. Это расширяется вправо от коридора, создавая воспоминания о наших отношениях и приключениях, которые мы пережили как муж и жена. В центре этого потрясающего коллажа находится самая большая фотография из всех — наша свадебная. Мы улыбаемся в камеру, глаза сияют от счастья, на наших ярких, возбужденных лицах широкие улыбки. Я похож на Джеймса Бонда и чертовски красив в своем темном костюме и темно-красном галстуке, а Юля сияет, как будто она сделана из звездного света в своем девственно-белом свадебном платье, жемчужные бусины которого отражают вспышку камеры, а ее рубиново-красные губы были такими же привлекательными для поцелуев тогда, также, как и сегодня. Я люблю ходить по этому коридору. Когда я вижу, как далеко мы продвинулись, я всегда улыбаюсь. Меня всегда наполняет восторгом размышление о том, насколько далеко продвинется наш совместный путь. Какие еще картины мы повесим на эту стену через год? Через два года? Куда мы повесим фотографии наших неизбежно великолепных детей? Наших внуков?

Я перестаю мечтать и завариваю на кухне еще кофе. Спасибо Боже, за кофе. Я не знаю, что бы я делал без почти неограниченного доступа к кофеину. Раньше, когда я работал в офисе и кофе-брейки контролировались, я наполнял им свой термос и поддерживал его полным в течение всего дня. Рад, что мне больше не придется терпеть это дерьмо. Теперь мои единственные опасения исходят от клиентов, которые специализируются на куриных гамбургерах, но не хотят, чтобы это отражалось на их логотипе.

Мир снаружи тих и неподвижен. Просто еще одно будничное утро в этой спальной части города. Мамы и папы на работах. Дети в школах. Я выхожу из кухни с кружкой драгоценного кофе и иду обратно через дом, бросая взгляд на нашу фотографию в коридоре, когда прохожу мимо. Юлечка улыбается мне в своем свадебном платье, совершенно счастливая. Я посылаю ей воздушный поцелуй и возвращаюсь к своему столу. Различные логотипы смотрят на меня с экрана — не слишком красные, не слишком отчетливые и не слишком куриные, ожидая, когда я передам их клиенту.

Я снова сажусь за стол и загружаю логотипы на свой персональный облачный сервер. Таким образом, я могу завершить их на своем ноутбуке, прежде чем отправить их по электронной почте клиенту. Каждый логотип выглядит так, как будто это может быть тот самый. Могу ли я повторно использовать эти логотипы для других клиентов? Я надеюсь, что да. Если нет, мне нужно будет переписать созданный мной контракт.

Через несколько минут все логотипы загружаются в облако, готовые к отправке клиенту. Я откладываю ноут в сторону и беру свою кружку, подношу ее к губам, нюхаю горячий кофе, и ноздри покалывает от густого, сильного запаха кофеина.

Затем происходят сразу три вещи.

Во-первых, раздается странный, внезапный звук. Небольшая, но явная трещина. Звук керамики отрывающейся от керамики.

Во-вторых, рука, держащая кружку, необъяснимо становится легче. Изменение веса происходит так внезапно, что моя рука немного дергается вверх, словно ее притягивает к потолку мощный магнит.

В-третьих, крик шока, ужаса, и бессловесного отчаяния вырывается из моего горла, продираясь словно вопль умирающего.

Прежде чем я действительно осознаю, что происходит, ручка отрывается от кружки.

Она наклоняется в воздухе, тяжело приземляется на клавиатуру, сначала упав одним краем. Кружка подпрыгивает, выбрасывая обжигающий кофе при первом ударе, разбрызгивая еще больше, когда она снова поднимается в воздух на пару или больше сантиметров. Я смотрю все это в замедленной съемке, не в силах остановить развертывание сцены. Теперь кружка вращается в воздухе, еще больше кофе вылетает, как брызги крови из перерезанной артерии, покрывая стол, ноутбук, стену, пол, все остальное. Я хватаю кружку и стаскиваю ее с ноутбука, но уже слишком поздно.

Раздается мягкий хлопок, электронное жужжание, экран становится черным, двигатели и вентиляторы останавливаются навсегда.

Я ругаюсь и кричу от гнева, вытирая лужи пролитого кофе голыми руками, кипящая жидкость обжигает мою кожу. Я кричу от боли и понимаю, что все еще держу сломанную ручку кружки. Пар, или дым, или сам дьявол поднимается между затопленными клавишами моего ноутбука. Я бегу по дому и бросаю в раковину сломанную, никчемную, предательскую кружку. Она разбивается, осколки отскакивают от металлической чаши. Я хватаю полотенце и бегу обратно, не останавливаясь, чтобы взглянуть на улыбающееся лицо моей жены с фотографии, возможно, впервые в жизни. К тому времени, как я добрался до ноутбука, дым рассеялся. Я протираю клавиатуру полотенцем, надеясь и молясь, что это каким-то образом устранит ущерб, который уже был нанесен, надеясь, что еще не поздно, молясь, что я не уничтожил только что мое единственное средство заработка.

Я вытираю ноут и протираю кнопки, пока полотенце не становится влажным в моих руках, и я не вижу больше жидкости на внешней стороне компа. Я сглатываю и нажимаю кнопку включения.

Ничего не происходит.

— Блять! — восклицаю я, и мой крик гнева эхом разносится по безмолвному дому. Я снова нажимаю на кнопку, как будто это решит все мои проблемы, и повторяю попытку.

По-прежнему ничего.

Мой верный ноутбук, мой скромный компаньон, мой источник дохода мертв.

Проходит минута. А может, и целый час. Или год. Я не знаю. Я плюхаюсь в свое офисное кресло из искусственной кожи, побежденный, убитый горем, разъяренный. Мне хочется плакать, но ничего не выходит. Я чувствую онемение и пустоту, как будто мне только что сообщили о смерти члена семьи.

— Блять, — повторяю я, и это слово звучит так горько и злобно. — Твою мать! И что мне теперь делать? Весь мой бизнес находится в сети. Без компьютера я ничто. Мой клиент ожидает, что шаблоны будут доставлены сегодня.

Блять..

Я плетусь обратно через дом и бросаю мокрое полотенце в стиральную машину.

Я стараюсь сосредоточиться на положительных моментах. По крайней мере, мне удалось сначала загрузить логотипы в облако. Я все еще могу получить к ним доступ. Все, что мне нужно — это еще один компьютер. Но у меня нет на это ни времени, ни денег.

Еще одна идея расцветает в моей голове, как прекрасный цветок на солнце —

У Юли есть ноутбук!

Но где он?

Я хватаю телефон и звоню ей, сердце бешено колотится, умоляя ее ответить, пожалуйста, ответь, пожалуйста, ответь…

Она берет трубку после пятого гудка. Я слышу небольшой фоновый шум — голоса, телефоны, шаги, а затем тихий щелчок закрывающейся двери заглушает все остальные звуки.

— Привет, — говорит она немного тревожно. Обычно я не звоню ей на работу, так что, возможно, она думает, что что-то не так. — Что случилось, Сашуль?

Я открываю рот. Не могу подобрать слов.

— Саш? — спрашивает она. Теперь в ее голосе звучало беспокойство. — С тобой все в порядке?

— Я в порядке, — отвечаю я странно деревянным голосом.

— Что случилось?

— Э-э… , а ты не подскажешь где твой ноутбук? — спрашиваю я. — Он тебе сегодня понадобился?

Наступает пауза. Я представляю, как она сидит на другом конце линии, сосредоточенно нахмурив брови, и мягкий розовый язычок нежно касается уголка ее рта, пока она думает.

— Я думаю, он под кроватью, — говорит она. — Я не пользовалась им пару дней… а зачем он тебе?

— Я облажался, — говорю я, опустив плечи в знак поражения. Я рассказываю ей свою историю, рассказываю, как кружка треснула у меня в руках, как мой ноутбук задымился и умер у меня на глазах.

— Черт, — говорит она, и я знаю, что она просто закрыла глаза и в отчаянии приложила руку ко лбу. Она всегда так делает, когда пытается сохранять спокойствие.

— Ладно. Мы разберемся с этим позже. Сейчас у меня нет времени. На сегодня можешь взять мой. — Просто… — она делает паузу.

Возможно она смотрит в окно своего кабинета, чтобы убедиться, что ее никто не слышит.

— Только не смотри порно на моем компьютере, ладно? Я использую его для работы. Последнее, что мне хотелось бы, это сделать презентацию и отобразить твою историю поиска на проекторе.

— Ты чего?! — говорю я, так же удивленный, как и уязвленный. — Я не делаю этого..

— Я видела, что ты смотришь, — говорит она, и я слышу улыбку в ее голосе. — Я не хочу, чтобы мои боссы думали, что я какая-то извращенка.

Я смеюсь, и облегчение переполняет меня.

— Пожалуйста, не пролей ничего на мой компьютер, — добавляет она.

— Хорошо, не буду.

— Мне пора идти. Люблю тебя.

Телефон щелкает у меня в ухе. Я испустил долгий вздох облегчения. Еще не все потеряно. Я все еще могу это сделать.

Я поднимаюсь наверх, в нашу спальню, и достаю ноутбук из-под кровати, зажатый между коробками с вещами, которые мы обещали отсортировать, и забытой пары нижнего белья. Я стряхиваю с корпуса тонкий слой пыли, несу его вниз по лестнице и кладу на свой закрытый мертвый компьютер. Ноутбук загружается, как только я нажимаю кнопку, и запрашивает пароль. Я на секунду задумываюсь. Какой пароль у моей жены? Я ввожу дату нашей свадьбы, и ноутбук оживает.

На экране фоновое изображение — еще одна фотография, на которой мы вместе улыбаемся через несколько минут после того, как официально стали мужем и женой. Это не совсем то же самое, что фото в коридоре, но снято примерно в то же время, под другим углом. Мое сердце согревает при виде этого. Какой это был чудесный день!

Я вытряхиваю себя из оцепенения и делаю то, что мне нужно. Получаю доступ к облаку. Перепроверяю мои шаблоны. Набрасываю электронное письмо клиенту. Вкладываю файлы в zip-архив для удобства отправки. Перепроверяю письмо еще раз. Исправляю опечатки. Отправляю письмо. Потом откидываюсь на спинку скрипучего офисного стула и тру ладонями лицо. Что за чертово утро. Что еще, черт возьми, может пойти не так сегодня?

Я закрываю все свои рабочие окна и смотрю на фоновое фото Юли. День нашей свадьбы. Ее улыбающееся, счастливое лицо. Мои блестящие глаза. Ее сверкающее платье. Я не могу не улыбнуться, когда вижу это.

Три года в статусе парня и девушки привели к этому моменту, к нашей свадьбе. Это было похоже на сон. Наблюдение за шествием к алтарю было самым сюрреалистичным и захватывающим моментом в моей жизни. Жаль только, что я не могу вспомнить больше о том дне. Мало того, что все это, казалось, прошло как в тумане, для меня все закончилось тем, что я напился во время приема. С самого утра дружки накачивали меня спиртным — «чтобы успокоить нервы», — говорили они, — и с этого момента все было медленным, неуклонным спуском в состояние опьянения.

Шампанское, пиво, шоты, еще ликер, бокалы всего этого постоянно вкладывались в мою руку. Я смутно помню наш первый танец — медленный, страстный, ощущение ее тела, прижимающегося к моему, ее глаза, сияющие любовью и счастьем, но после этого все, что у меня осталось — это фрагменты. Мой свидетель пытается флиртовать с подружкой невесты, которая была беременна ребенком от своего тогдашнего бойфренда. Отец Юли пытается переиграть моего отца в какую-то странную игру. Мой брат целуется с чьей-то недавно разведенной тетей. Это был взрыв и размытое пятно, и я хотел бы вспомнить больше.

На следующий день Юля сказала мне, что уложила меня спать примерно за час до окончания банкета. Она все еще любит дразнить меня по этому поводу, даже сейчас, шесть лет спустя. Каждую годовщину около десяти вечера она смотрит на свои часы и говорит: «Молодец, дорогой, к этому времени в день нашей свадьбы ты уже пускала слюни в подушку», и ее глаза озорно сверкают. Не думаю, что она когда-нибудь позволит мне это пережить.

На следующий день у нас обоих было такое похмелье, что мы все еще не могли «официально» закрепить наш союз. Мы не занимались любовью как муж и жена, пока не приехали в наш отель на Мауи, через два дня после нашей свадьбы. Но это совсем другая история, и мы не сделали никаких фотографий в память о той ночи.

Смутные беспокойные воспоминания что-то волнуют во мне. Что случилось со всеми нашими фотографиями со свадьбы? Конечно, у нас есть элегантный фотоальбом, предоставленный как часть роскошного пакета от фотографа, я думаю, он хранится где-то в шкафу, но за день были сделаны сотни снимков. Мы постарались собрать их все вместе, поэтому у нас была огромная подборка всех фотографий, сделанных нашими гостями в этот день.

Черт, это ведь было на моем компьютере? Мое сердце почти разрывается при мысли, что я, возможно, потерял все наши свадебные фотографии, но я думаю, что у Юли также была копия файлов.

Я открываю ее документы, чтобы проверить, щелкая по архивам и папкам, пока не нахожу то, что ищу. Файл с пометкой «наша свадьба» и датой нашей свадьбы.

Слава Богу. Я не знаю, что бы я делал, если бы все это было уничтожено.

Мои пальцы дважды щелкают по файлу, и экран заполняется десятками небольших папок, каждая из которых аккуратно упорядочена по имени гостя, сделавшего снимки. Я открываю случайный файл и просматриваю его содержимое — десятки миниатюрных изображений, в хронологическом порядке записывающих наши дни. Я закрываю его, открываю другой и прокручиваю вниз.

Есть много фотографий приема, фотографий моментов, которые я не помню, например, Юля во главе свадебной группы, исполняющих групповой танец, в то время как диджей аплодирует на заднем плане. Черт, лучше бы я не напивался так сильно и ничего не пропустил.

Я продолжаю прокручивать, видя имена наших гостей под каждым файлом. Затем я внезапно останавливаюсь и хмурюсь. Что-то здесь не так. Я прокручиваю немного назад. Одно имя выделяется среди всех остальных. Файл с именем Морган Дэниелс.

Я не знаю никого с таким именем. Не помню, чтобы я когда-нибудь знал кого-то с таким именем. Это был один из приглашенных со стороны Юли? Я так не думаю. Я не помню, чтобы писал приглашения на это имя, или видел его на плане стола, или приветствовал кого-либо из вечерних гостей этим именем. Да, к этому времени вечера я уже был измотан, но я хорошо разбираюсь в именах.

Но есть еще кое-что, что меня беспокоит. Я уверен, что у меня на ноутбуке есть все те же фотографии, и я никогда раньше не видел этот файл. Это имя бросается мне в глаза, как олень на шоссе. Кто такой, черт возьми, Морган Дэниелс? Более того, какие фотографии он сделал?

Любопытствуя, я нажимаю на файл. Через несколько секунд на экране появляется окно с запросом пароля.

— Хм… , говорю я, глядя на мигающий курсор. Мы никогда не защищали паролем ни одну из наших фотографий. Чем эта отличается от других?

Я ввожу дату нашей свадьбы и нажимаю клавишу enter.

Пароль отклоняется.

— Что за херня? — говорю я, теперь мне действительно любопытно, что происходит. Часть меня хочет позвонить Юле и спросить, но другая чувствует себя неуютно из-за того, что шпионил, как бы безумно это ни звучало.

Ну нет, как муж может шпионить, просматривая свои свадебные фотографии? Я на секунду задумываюсь, пытаясь вспомнить все старые пароли, которые использовались Юлей, когда мы только начали встречаться. Я ввожу название ее старой средней школы.

Отклонено.

Я ругаюсь себе под нос и откидываюсь на стул. Еще один шанс, прежде чем файл будет заблокирован до тех пор, пока к нему не сможет получить доступ администратор. Я должен перестать пытаться его открыть. Я должен закрыть ноутбук и приготовить обед, или отправиться на пробежку, или заняться чем-нибудь еще в течение дня.

Но я должен знать, кто этот человек и какие фотографии он сделал на нашей свадьбе.

Я пробую еще один пароль. ПИН-код кредитной карточки Юли, о которой, по ее мнению, я ничего не знаю. Окно пароля исчезает, и файл открывается, экран усеян изображениями размером с ноготь. Я могу разглядеть то, что выглядит как Юля в ее свадебном платье, но миниатюры слишком малы, чтобы разобрать что-то еще. Несмотря на это, я точно знаю одно — я никогда не видел этих фото раньше.

Я нажимаю на первый эскиз. Картинка увеличивается до размеров экрана ноутбука, заполняя мое зрение.

Это Юля. В подвенечном платье. Улыбаясь, нет — смеясь, счастливо в камеру. Похоже, что она шла и обернулась, чтобы отреагировать на что-то смешное. Она смотрит прямо в камеру, прямо мне в глаза.

Она идет по коридору. Это похоже на широкий, ухоженный коридор отеля, где мы поженились ранее в тот же день. Она выглядит красивой, но немного пьяной — я узнаю выражение ее глаз, улыбку на ее лице и угол наклона ее тела, пошатнувшуюся, в полуобороте, когда камера щелкает свой кадр.

Я хмурюсь. Почему я не видел этого раньше? Почему они были спрятаны за паролем? Это прекрасная фотография — я ясно вижу, как она счастлива, красива и взволнована. Опять же, мне интересно, кто сделал снимок.

Я нажимаю на следующий снимок, он был сделан через несколько секунд после первого. Юля полностью повернулась к камере, ее красивое лицо сияло от смеха. На стене в коридоре на заднем плане висят часы, расплывчатые и нечеткие, но я прищуриваюсь, и мне кажется, что на фотографии либо половина первого, либо шесть утра. Я ушел первым. Это означает, что эти снимки были сделаны последними в день нашей свадьбы. К этому времени все уже должны были разъехаться по домам на такси или крепко спать в других номерах отеля. Кто остался так поздно, чтобы сфотографировать Юлю, шатающуюся обратно в номер для новобрачных?

Я щелкаю по следующим трем или четырем картинкам. Они образуют слайд-шоу, где Юля поворачивается спиной к камере и идет вперед, проходя мимо закрытых дверей в отеле.

А потом одна картинка заставляет меня замереть на месте. Это моя новоиспеченная жена, стоящая у входа в номер для новобрачных. Табличка на двери гласит: «Новобрачные», и она стоит рядом с табличкой, прижимая палец к ухмыляющимся губам, ее глаза отражают вспышку камеры. За этой дверью я крепко сплю, практически в коме от всех тех напитков, которые друзья настойчиво вливали в меня.

Я начинаю немного нервничать. Неужели Юля привела кого-то в нашу комнату, чтобы сфотографировать мою пьяную, храпящую физиономию? Так вот почему она никогда не показывала мне эту коллекцию фотографий? Я могу себе представить, как она принесет их когда-нибудь, без предупреждения, например, во время ужина в честь нашей десятой годовщины: «Эй, милый, вот как ты провел нашу первую брачную ночь, помнишь?»

Но на следующем снимке она не крадется в номер для новобрачных и не видит моего слюнявого лица. На следующем снимке Юля двигается задом по коридору, указывая на камеру скрученным подзывающим пальцем, все еще с возбужденной улыбкой на лице, покидая свадебный люкс позади..

На картинке после этого моя жена стоит в чьем-то гостиничном номере, положив руки на бедра, и позирует перед камерой, ее платье блестит, как лунные лучи, в свете фото-вспышки.

Я снова делаю паузу, пальцы сжимаются над клавиатурой, ноющий, грызущий ужас формируется в моем животе, прокладывая себе путь через мои свернувшиеся кишки. Почему моя жена вошла в чей-то гостиничный номер? Почему она так позирует перед камерой? Почему она улыбается такой взволнованной, счастливой улыбкой?

Я очень хорошо знаю это лицо — такое лицо она делает, когда ей хочется шалить. Лицо, которое она делает перед тем, как уткнуться носом в мою шею, когда мы вдвоем становимся близки.

Мои внутренности снова скручиваются. У меня никогда не было причин сомневаться в своей жене. Ни разу. Она никогда не лгала мне за все годы, что мы знаем друг друга. Но сейчас я смотрю на то, о чем она никогда не рассказывала мне. Не только позволить кому-то сфотографировать ее в чужом гостиничном номере, но и все это — спрятать фотографии на своем компьютере, блокировка их паролем — все это так на нее не похоже. Она не могла просто забыть об этих фотографиях, потому что всеми остальными файлами она поделилась со мной, а эти скрыла и защитила паролем.

Может быть, говорю я себе, пытаясь побороть панику, которая поднимается во мне, как кобра, готовящаяся отразить нападение, может быть, это гораздо более невинно. Может быть, она просто хотела еще несколько фотографий платья, ради воспоминания. Маленький подарок на память о том, какой красивой, потрясающей и счастливой она выглядела в день свадьбы. Но я знаю, что я не прав и здесь происходит что-то другое.

Я нажимаю на следующую фотографию и ахаю.

Камера теперь придвинулась ближе, верхняя половина Юли в фокусе снимка.

Она улыбается, глаза сверкают от возбуждения, лицо все светится похотью. Ее руки лежат на груди, она обхватывает ее и поднимает вверх, верхняя половина теперь угрожает вырваться из корсета, темно-розовые круги ее ареол едва проглядывают за краем белого платья. Это чувственно, игриво, эротично, и кто — то другой сделал этот снимок.

Нет другого варианта рассматривать это. Это ни при каких обстоятельствах не может быть невинным. Я не смотрю на это неправильно, или неверно интерпретирую изображение, или делаю поспешные выводы.

Моя жена игриво улыбается кому-то за камерой и соблазнительно сексуально приподнимает грудь, что она делала для меня много-много раз прежде. Это один из ее фирменных приемов, наряду с невинным, сексуальным выражением лица, прикусывающим губу, и вилянием ее бедер передо мной.

Я протягиваю руку, чтобы щелкнуть следующую фотографию, но не могу заставить себя сделать это. Я отодвигаюсь от стола и встаю. Я расхаживаю по комнате, как зверь в клетке, снова и снова поглядывая на экран, надеясь увидеть что-то другое на фотографии.

Но это не изменится. Моя жена продолжает смотреть на меня возбужденными, страстными глазами, улыбаясь, когда она приподнимает свою грудь снизу.

Миллион мыслей разом взрываются в моей голове. Кто сделал эту фотографию? Почему это произошло? О чем она только думала? Почему она никогда не говорила мне об этом?

Что на остальных фото?

Я останавливаюсь, пораженный этой мыслью.

В этой папке было много картинок, и я видел только первые.

Я еще много чего не видел.

Мои внутренности сжимаются. Мое сердце проваливается в пятки. Мои глаза застилает, на мгновение ослепляя меня.

Я закрываю лицо руками и пытаюсь хоть немного подумать, чтобы оттолкнуть дурные мысли и вернуть себе возможность дышать.

Может быть, это как-то не так, как кажется. Прямо сейчас это выглядит как то, что моя жена вошла в гостиничный номер с каким-то неизвестным человеком в конце нашего свадебного дня и позволила этому неизвестному человеку сделать такие сексуальные фотографии. Может это не так.

Может… может быть всему этому есть невинное объяснение.

Например, может быть эти сексуальные фотографии, сделанные на память для меня. В конце концов, предполагалось, что в этот момент я должен был быть достаточно бодр и в сознании, чтобы помочь ей снять платье и лечь в постель в первый раз в нашей семейной жизни, так что это мог быть ее способ сохранить этот момент для меня. Или, может быть, это сексуальный подарок, который она планировала преподнести мне в качестве сюрприза, как те эротические фотосессии, которые пары могут устраивать друг для друга.

Но если это так, то почему она не показывала мне эти фотографии раньше? Разве наша первая годовщина не была бы лучшим моментом, чтобы удивить меня этими сексуальными образами? Кроме того, однажды я в шутку спросил ее, не хочет ли она сделать неприличные фотографии друг для друга, и она сморщила нос от отвращения. «Почему ты хочешь, чтобы кто-то другой видел меня такой?» — спросила она тогда.

Теперь я знаю, что кто-то еще видел ее такой. Кто-то еще следовал за ней по всему отелю, фотографируя ее и заставляя смеяться, привел ее в номер и заставил позировать в сексуальном стиле. Кто-то еще видел ту сторону моей жены, которую видел только я и, возможно, пара старшеклассников, ее ухажеров в прошлом.

Я снова смотрю на фотографию. Сияющее лицо Юли разве что не освещает комнату. Я знаю, что мне нужно сделать. Мне нужно закрыть изображение. Закрыть папку. Выключите ноутбук. Пойти прогуляться. Ни при каких обстоятельствах я не должен продолжать просматривать эти фотографии. Может быть, есть вещи, которые я не хочу видеть и не должен, иначе, они будут преследовать меня вечно.

Я возвращаюсь к столу на ногах, которые кажутся тяжелыми, как свинец. Я поднимаю руку с большим усилием и концентрацией и касаюсь коврика для мыши.

Мой палец предает меня и щелкает на следующее изображении.

Если я думал, что предыдущая фотография была плохой, то эта гораздо, гораздо хуже.

Обнаженные груди Юли теперь вываливаются из свадебного платья. Она обхватывает их руками и сдвигает вместе, как в тех редких случаях, когда у меня вот-вот начнется извержение по всему ее телу. Выражение ее лица почти такое же — восторг, возбуждение, похоть, но глаза сияют торжеством. Мое сердце подпрыгивает от пяток к горлу и снова падает вниз. Я пытаюсь отвести взгляд, но не могу.

Мой взгляд привлекает ее обнаженная грудь, грудь, которую я так хорошо знаю, грудь, которую я люблю нежно дразнить языком, розовые соски, которые я люблю сосать до полной твердости, чувствительную кожу, которую я люблю покусывать.

Моя жена.

Ее обнаженные груди.

Анонимный гостиничный номер.

Какая-то неизвестная персона это снимает.

Я щипаю себя. Я не сплю. Это реально. Это действительно реально, очень реально… , реальная, блядь, реальность!

Мне кажется, что деревянный пол под моим стулом разверзается, и я падаю в бесконечную яму. Как такое могло случиться? Как она могла так поступить со мной — в день нашей гребаной свадьбы?

Но один вопрос возвышается над всеми остальными в моей голове:

Кто делал снимки? Кто-то на нашей свадьбе. Но кто?

Я не могу переварить эту информацию. Это предательство. Фотографии были сделаны примерно через восемь долбаных часов после того, как я надел кольцо на ее палец, кольцо, которое теперь блестит во вспышке камеры, когда она позирует со своей упругой грудью, сдвинутой вместе, чтобы стать соблазнительной мишенью для объектива еще более эротичнее.

Мы встали перед моими друзьями, ее подругами, сослуживцами, нашими семьями, перед всеми, кого мы знали и поклялись всегда любить друг друга. Мы произносили клятвы друг другу, чтобы доказать нашу любовь и верность. Мы обменялись кольцами. Мы целовались, а все гости, смотрели и аплодировали.

Восемь долбаных часов спустя, когда я вырубился от выпивки, а она показывала свои сиськи кому-то еще в гостиничном номере, кому-то, кто был на нашей свадьбе. Кому-то, кто аплодировал, когда мы целовались, поздравлял нас и чокался с нами своим бокалом.

Кому-то, кого мы оба знали.

Может быть, это просто недоразумение. Может быть, она была пьяна и дурачилась со своими подружками невесты. Я помню, что одна из ее подруг всегда становилась немного распутной после нескольких рюмок. Может быть, они напились и устроили это все и мои грязные мысли на этот счет просто нелепость. Нет никакого предательства. Ничего такого.

Я нажимаю на следующую фотографию, рука дрожит, желудок скручивает и взбивает мой завтрак, который угрожает появиться наружу.

Следующая картина разбивает мою слабую надежду.

Это крупный план красивой обнаженной груди моей жены, ее тонкие пальцы играют с холмами, сдвигая их вместе, твердые соски смотрят прямо в камеру. Но теперь в кадре появилась третья рука. Рука человека, держащего камеру.

Это мужская рука. Толстое запястье, усеянное прядями темных волос. Черный ремешок для часов.

Это большая рука. Большая и мощная. Она закрывает почти всю грудь Юли. Мои руки недостаточно велики для этого.

Рука этого человека — рука оператора, человека, который последовал за моей женой в этот гостиничный номер, всего в нескольких дверях от номера для новобрачных, — лежит на обнаженной груди Юлечки.

Крик бессловесного шока, ужаса и разочарования срывается с моих губ. Я хватаюсь за стол обеими руками, изо всех сил цепляясь за него, в ужасе от того, что могу внезапно потерять равновесие и рухнуть.

Экран на мгновение расплывается, мои глаза наполняются слезами. Как она могла так поступить со мной? С нами? Почему она так поступила со мной? Она была пьяна? Неужели кто-то воспользовался ею?

Я не знаю ответов ни на один из этих вопросов. Но, судя по предыдущим фотографиям, моя жена была изрядно пьяна и не похоже, чтобы кто-то заставлял ее это делать. Она шла впереди оператора, а значит сама вела его в эту комнату.

Внезапно меня осенила другая мысль, самая ужасная, самая разрушительная из всех: она уже делала это раньше?

Волна тошноты захлестывает меня, как рушащееся здание. Завтрак подступает к горлу. Шатаясь, я выхожу из-за стола, иду через весь дом и падаю на колени в ванной, а потом с шумом вываливаю все в унитаз.

Моя жена.

Чья-то чужая рука.

Пока я спал.

Может быть, не в первый раз.

Я остаюсь на месте, долго и глубоко дышу — вдох через нос, выдох через рот — все то дерьмо, которое вы должны делать, чтобы успокоиться, пока, наконец, это чувство не пройдет. Затем я сижу на полу в ванной очень долго, глядя в никуда. Все, что я вижу, — это изображение руки незнакомого мужчины, которая нащупывает мою жену — мою новую жену, мою жену в статусе восьми долбаных часов — и игриво сжимает ее грудь.

Мне хочется кричать. Выть. Пробить дыру в стене ванной и снести этот дом голыми руками. Наша совместная жизнь была построена на лжи. Я не знаю, что ранит больше — тот факт, что кто-то другой прикасался к частям тела Юли, которые были предназначено исключительно для меня, или то, что они сделали это до того, как я получил это удовольствие в качестве мужа.

Моя задница начинает неметь и замерзать от сидения на полу. Я встаю и иду обратно через дом, останавливаюсь в коридоре, глядя на фотографию в центре коллажа, на сияющее лицо Юли, когда мы впервые позировали как муж и жена.

— А ты знала? — спрашиваю я у фотографии. — Ты знала, что собираешься сделать это со мной? Это было продумано?

Я возвращаюсь к ноутбуку, волоча ноги, как человек, приближающийся к виселице, надеясь отсрочить неизбежное, отчаянно пытаясь остаться в живых еще на несколько мгновений. Фотография все еще там, застывшая на экране, запечатленная для воспоминаний на все времена. Тело моей жены и ласкающая рука мужчины.

Мне нужно знать, кто это, кто прикасался к моей жене. Сколько еще людей знают об этом? Были ли в этой комнате другие мужчины, стоящие за камерой и наблюдающие, как моя жена вываливает грудь из свадебного платья? От этой мысли мой желудок пронзает острая боль. Что может быть хуже, чем прикосновение одного мужчины к моей жене? Если только несколько мужчин.

Следующие несколько фотографий разворачиваются как слайд-шоу. Камера отъезжает назад, Юля в центре кадра, посреди комнаты, ее красота сияет среди теней, отбрасываемых тусклой лампой. Она поворачивается, ее лицо оглядывается через плечо, что я всегда нахожу таким сексуальным, и тянет за кружевной бант на спине ее платья. Я щелкаю по фотографиям, наблюдая, как моя жена медленно снимает свадебное платье, намеренно не торопясь.

Я смотрю, как моя жена исполняет стриптиз на камеру. Для другого мужчины. Она смеется в пьяном восторге, глаза блестят, явно наслаждаясь собой.

Пока она не встает посреди комнаты, почти полностью обнаженная, уперев руки в бедра, в одном только свадебном белье. Свадебное белье я увидел только на Мауи, два дня спустя. Свадебное белье, которое я заставлял ее носить все время, пока мы занимались любовью, и после тоже. Теперь я знаю, что к тому времени, когда я увидел ее прекрасные белые чулки, соответствующий пояс с подвязками и туфли на шпильках, кто-то уже видел их.

— Блядь, — говорю я, и это слово наполнено поражением и безнадежностью. Я не думал, что все может стать еще хуже. Я не думал, что можно чувствовать себя таким маленьким, таким униженным, таким смущенным. Но мой взгляд останавливается на лице моей жены с идеальным макияжем, и вижу возбуждение, похоть и эротическую тоску в ее выражении, и я понимаю, что эта кроличья нора уйдет еще дальше.

Сколько я готов вытерпеть? Я уже чувствую себя так, словно у меня внутри все перевернулось, а сердце стерто в пыль. Я уже зашел так далеко и если я остановлюсь, если я уйду, то никогда не узнаю наверняка, что еще произошло той ночью. Эти мысли сведут меня с ума. Незнание будет преследовать меня вечно. Мой разум заполнят пробелы, и образы будут наказывать меня каждую секунду бодрствования и приходить ко мне во сне. От такого рода мучений не будет спасения.

Часть меня надеется, что это последняя фотография. Может быть, этот человек, этот незнакомец, пытался помочь моей жене избавиться от сложного многослойного корсета платья, и она была достаточно пьяна, чтобы позволить ему сфотографировать все это.

И прикоснуться к ее груди.

В пустом гостиничном номере.

Пока я спал несколькими дверями дальше.

Может быть.

Я нажимаю на следующую картинку, и кроличья нора рушится вокруг меня. Я падаю в центр земли. Низкий стон боли вырывается из моего горла. Моя жена стоит на коленях. Фотография сделана сверху, с точки зрения мужчины, стоящего над ней. Рот Юли открыт, язык высунут, как у задыхающейся собаки.

На ее лице застыло выражение дикой, непостижимой похоти. Я знаю, какие лица она делает, когда возбуждается. Я знаю ее лицо, когда она пьяна. Я знаю ее лицо, когда она напивается и возбуждается. Я никогда не видел, чтобы она смотрела на меня так, как она смотрит в камеру на этой фотографии. Страстное желание. Вожделение. Жажда. Похоть. Волнение.

Есть только одна причина, почему моя пьяная, похотливая жена будет стоять на коленях в свадебном белье. Нож в моем животе превращается в вертел, продирая дыру насквозь. Я надеюсь и молюсь всем богам всех религий, что я ошибаюсь.

— Пожалуйста, — говорю я дрожащим голосом, — пожалуйста, детка… не надо…

Следующая фотография чуть не убивает меня.

Моя прекрасная жена, женщина, на которой я женился за восемь коротких часов до того, как был сделан этот снимок, смотрит в камеру, закатив глаза от первобытного удовлетворения, с ее красивыми рубиново-красными губами — губами, которые целовали меня перед нашими друзьями и семьей — обернутыми вокруг твердого, толстого члена.

Тонкий, пронзительный, высокий сдавленный звук вырывается из моего горла. Почему? Как же так? Кто? Что, черт возьми, только что случилось с моей жизнью? Все, что я знаю, это не правда. Все, что я считал правдой — это чертова ложь. Моя жена — совершенная, преданная, счастливая, любящая, заботливая — сосала член другого мужчины в нашу первую брачную ночь, в то время как я спал всего в нескольких комнатах от нее.

Я не могу отвести взгляд. Мой желудок бурлит как торнадо, мои внутренности поднимаются как дом, сорванный с фундамента. Вертел проходит прямо через мой живот, прокручивается и вырывается обратно. Мое сердце растворяется в груди, как будто его бросили в кислоту.

Юля с удовлетворением смотрит на меня полуприкрытыми глазами, ее рубиново-красные губы растянуты, чтобы получить предмет вожделения. Все, что я могу видеть о нем — Ублюдок!, Заговорщик!, Предатель! Мразь!, — это несколько сантиметров его мужественности, которые еще не вошли ей в рот. Пока.

Я смотрю на член, торчащий из жадных губ моей жены, как будто он может сказать мне личность человека, ответственного за осквернение моего брака менее чем через восемь часов после его начала. Я понятия не имею, кому он принадлежит. Большинство гостей были русскими, но несколько иностранных темнокожих друзей пришли на прием. В нашем городе учится много студентов из заграницы, афроамериканцы, австралийцы и даже мексиканцы.

Член дерзко вставленный в восьмичасовой супружеский рот моей жены. На вид смутный загар, кожа почти оливковая. Это только вызывает дополнительные вопросы. Кто-то ездил в отпуск перед свадьбой? Не помню. Но если кто-то уехал в отпуск, почему его член тоже был бы загорелым? В этом нет смысла.

Это был кто-то из служащих отеля?

Эта мысль поразила меня, как неожиданный удар в челюсть. А что, если это был не один из наших гостей? Может быть, кто-то из служащих отеля — из тех самых людей, которые помогали нам пожениться в тот день — увидел, как моя новая жена немного напилась, отвел ее в тихий номер и воспользовался ею.

Это все еще оставляет меня наедине с одним ужасным вопросом. Почему моя жена, моя дорогая, моя родственная душа позволила ему сделать это с ней? Как она могла опуститься на колени в своем проклятом свадебном белье, не меньше, и сосать член другого мужчины, пока ее муж спал в нескольких дверях от нее?

Я пролистываю следующие несколько изображений, заставляя себя продолжать, чтобы добраться до конца потока. Моя жена страстно пожирает член ртом, все время глядя прямо в камеру. Прямо мне в глаза. Иногда ствол полностью погружается в ее рот, и ее глаза слезятся от усилий, чтобы удерживать его на месте. Иногда она пускает слюни на кончик, ее губы и подбородок блестят от слюны в свете камеры. На одной или двух фотографиях она с энтузиазмом сосет его полные, тяжелые яйца, его длина накрывает ее лицо, как вуаль, которую я приподнял, чтобы поцеловать ее в тот день.

Когда я смотрю на эти фотографии, мне до ужаса, до боли очевидны две вещи.

Во-первых, Юля сама реально получает наслаждение. По ходу съемок пьяный взгляд в ее глазах превращается в тотальную эротическую радость. Она не просто сосет член этого мужчины. Она занимается с ним любовью своим ртом. Она так же любит камеру, всегда фокусируя взгляд прямо в объектив, когда не концентрируется на том, чтобы сосать ему.

Второе, что мне становится очевидным, это то, что причиняет гораздо больше боли, чем блестящие глаза моей жены, ее удовлетворенная улыбка или очевидное удовольствие. Дело в том, что член, погруженный в ее горло, или скользящий по ее лицу, или нежно лежащий на ее желающем языке — намного больше моего.

Ревность поднимается в моем мозгу, как создание, пробуждающееся из глубины пучины. Мужское бессилие наводняет мое тело, эту конкурентную, первобытную часть моего мозга, кричащую о справедливости. Он не просто осквернил мою невесту. Он заставил ее наслаждаться осквернением. Он заставил ее раздеться, встать на колени и сосать его огромный, толстый член, и он сфотографировал ее улыбающееся лицо, пока она все это делала.

Внутри меня вспыхивает огонь, и я наконец-то чувствую, как что-то шевелится, какое-то ошеломляющее чувство пронзает облако сырой, оцепенелой боли. Гнев. На него. На нее. На себя.

На него за то, что у него такой большой член и за то, что он дал его моей жене.

На нее за то, что она так явно обрадовалась такому подарку.

На себя за то, что напился и не смог предотвратить эту ужасную сцену.

Следующие несколько фотографий отличаются. Сцена переместилась на гостиничную кровать. Моя жена сидит на кровати, широко раздвинув ноги, ее блестящие, только что вощеные, розовые и пухлые половые губы полностью представлены на камеру. Она смеется над чем-то, над какой-то шуткой, рассказанной до того, как щелкнул затвор. Затем она лежит на кровати, ноги все еще раздвинуты, камера приближается, мужчина стоит над ней, тень его члена падает на ее стройное тело. Затем крупным планом лицо моей жены, рот открыт в О от шока, удовольствия и восторга. О-образную форму губ я знаю очень хорошо, она делает так, когда я вхожу в нее.

Гнев пузырится у меня в животе, как лава, готовящаяся извергнуться из вулкана. Этот мужчина трахает ее. Этот незнакомец за камерой трахает мою новенькую жену. Этот урод и его большой толстый член портят мою невесту за два полных дня до того, как у меня появилась возможность сделать то же самое.

Бля… Блять!

От следующей фотографии у меня отвисает челюсть. Я смотрю на экран широко раскрытыми, непонимающими глазами, у меня перехватывает дыхание, я не могу поверить в то, что вижу.

Большой, толстый, блестящий член, который трахает тугую розовую киску моей жены, обнажен. Без презерватива. Мы с Юлей только недавно поменяли наш метод контрацепции, может быть, семь или восемь месяцев назад. До этого я никогда не испытывал обнаженным щель моей жены, но этот мужчина трахал ее без гандона за много лет до меня. Я сомневаюсь, что латексная оболочка вообще подойдет ему, но от этого зрелища то, что осталось от моих искореженных, пронзенных, расплавленных внутренностей, выплескивается на пол через зияющую дыру в животе.

Женственность Юли — киска, которую я знаю так близко; вкус, форма, ощущение, то, как губы обхватывают мой твердый член — расцветает при этом массивном новом вторжении его огромного члена, мокрая от похоти, сверкающая в вспышке камеры. Струйки ее соков уже покрывают несколько сантиметров его члена, которые только что вышли или вот-вот снова войдут в ее изнывающую, жаждущую щель. Ее вагина сжимает его как кулак, губы заметно растянуты шире, чем я когда-либо видел прежде, когда его обнаженная длина вторгается в ее распутное, желающее, дикое тело.

Этот человек трахнул мою жену без гандона в каком-то гостиничном номере более чем за сорок восемь часов до того, как у меня появился шанс заявить на нее свои права.

Внезапно я получаю вспышки воспоминаний, маленькие фрагменты, которые, как я думал, были давно стерты. Кусочки головоломки теперь всплывают в моем сознании, и картина, которую они создают, внезапно сильно отличается от того, что я когда-то знал.

На следующий день после нашей свадьбы, после того как мы закончили собирать вещи для медового месяца на Мауи, я попытался сблизиться с Юлей. Она вежливо отказала мне, сказав, что слишком страдает от похмелья, чтобы наслаждаться этим, и хочет, чтобы наш первый раз, наш первый брачный секс, был особенным. Когда мы наконец легли вместе в постель и начали мягко, чувственно раздеваться, она остановила меня от моего стремления вылизать ее киску. Я помню, что был немного удивлен и смущен этим, ведь она любит получать такое удовольствие. Теперь я понимаю, что она не хотела, чтобы я видел ее киску, может быть потому, что ее вход был растянут, что ее уже трахали недавно, и я мог бы это заметить. Когда она забралась на меня сверху и впервые в качестве мужа погрузила мое мужское достоинство внутрь, я спросил, изменилось ли это ощущение. Она колебалась секунду или две, прежде чем ответить «Да»

Теперь я наконец понимаю, почему она заколебалась.

Я щелкаю на следующем изображении, мои пальцы стучат по коврику как свинцовый груз. Я никогда еще не чувствовала себя таким злым, опустошенным или мертвым внутри, и никогда эти чувства не приходили ко мне одновременно, как сейчас.

Следующие несколько фотографий показывают, как он трахает мою невесту — с энтузиазмом сделанное слайд-шоу. Я представляю, как его палец пульсирует на кнопке спуска затвора, точно сохраняя этот момент навсегда. Его огромный член скользит внутрь и наружу моей жены, иногда застывая в кристальной ясности, каждый гребень, вена и подергивание идеально изображены. Скользкие соки Юли сочатся вниз по его массивному стволу, иногда изображение расплывчато из-за скорости и силы его движения, когда он врезается в нее всем телом.

Я останавливаюсь на снимке лица моей жены. Ее голова запрокинута, она смотрит в камеру, в глаза своего возлюбленного. На ее лице застыла смесь удовольствия, шока и похоти. Рот полуоткрыт, наполовину растянут в гримасе, когда этот мужчина заполняет ее так, как она никогда не заполнялась раньше. Глаза блестят, влажные от страсти. Брови изогнулись вверх и вниз, как я обожаю.

Этот человек не просто осквернил мою невесту. Он заставлял ее любить каждую секунду этого совокупления.

Картинка за картинкой обрушиваются на меня, но я уже оцепенел от шока. Каждое изображение — это ножевая рана в моем ноющем сердце. Я смотрю, как образы проходят мимо моих невидящих глаз, наблюдая, как моя жена стонет, корчится и отдается этому мужчине, как он входит в нее снова и снова, как он трахает ее сильнее, глубже и дольше, чем я когда-либо прежде. По мере того, как картины разворачиваются, на теле моей жены появляются капельки пота, ее кожа блестит от силы его любовных ласк. Нет, не любовные ласки. Это не любовный акт. Это грубо, жестко и сильно. Это не секс. Это полнейшая, откровенная ебля.

Затем они меняют позы. Юля уже не лежит на спине, а стоит на коленях, наклоняясь и подставляя себя камере. Я отчетливо вижу, как мокра, открыта и хорошо выебана ее киска на первом снимке. Она даже держит себя открытой, ее идеально ухоженные ногти сжимают ее тугие ягодицы. Обручальное кольцо мерцает, как звезда, когда она представляет свою набухшую, пухлую, пульсирующую киску другому мужчине.

После этого эта сцена разворачивается именно так, как я и предполагал. Мужик трахает ее сзади, засовывая в нее свой толстый член снова и снова. Иногда он дергает Юлю за волосы, заставляя ее выгибать спину. Иногда он кладет руку ей на шею. Иногда камера фокусируется на красном отпечатке ладони на ее ягодице.

Это последнее зрелище поражает меня сильнее всего. Ей не нравится, когда я ее шлепаю. В последний раз, когда я попытался, она почти отстранилась от меня и сказала, что если я когда-нибудь ударю ее снова, наша сексуальная жизнь закончится. Но вот она здесь, в нескольких тысячах пикселей идеальной четкости, с несколькими большими красными отпечатками ладоней на ее тугой заднице, и она ничего не сделала с этим. Кто, черт возьми, эта женщина? На ком я женился?

Я нажимаю на следующую картинку и останавливаюсь. Эта картина совсем другая. Это другая картина. Они обошли кровать. Она все еще наклонена, позволяя незнакомцу с большим членом толочь ее, шлепать и грубо хватать сзади, но теперь они смотрят в большое зеркало сбоку от кровати. В нижней части снимка — голая спина моей жены, но главным фокусом кадра является отражение этих двух влюбленных. Я отчетливо вижу лицо моей жены, и ее выражение чистого, неподдельного, оргазмического удовольствия. Я вижу, как ее пальцы цепляются за кровать, рот раскрывается в крике блаженства, глаза закатываются от силы ее желания. И позади нее я вижу его.

По крайней мере, большинство из него. Камера и яркая вспышка закрывают его лицо, но я вижу его обнаженный торс, возвышающийся над задницей моей жены, как монолит, вырезанный из камня. Его тело стройное и крепкое. Тело атлета, но не культуриста. У него на боку татуировка. Какой-то символ, который я не могу разобрать.

Кислотная ярость продолжает бурлить в моем желудке. Я никогда никого не ненавидел так сильно, как сейчас ненавижу этого человека. Этот мужчина трахнул мою жену в день нашей свадьбы. Этот мужчина растянул мою невесту своим большим толстым членом. Этот мужчина, который вошел в мою жену без презерватива, еще до того, как я сам получил такое удовольствие, и заставлял ее принимать эти восхищенные, напряженно-страстные гримасы.

— Блять! — Восклицаю я резким лаем. — Блять! Блять! Блять!

Я стучу кулаком по столу, сотрясая всю поверхность. Ноутбук раскачивается, и я борюсь с желанием швырнуть проклятую технику через всю комнату и растоптать осколки. Я сжимаю зубы и продолжаю листать картинки, мои глаза красные от напряжения, я слишком напуган и зол, чтобы плакать.

Мужчина с большим членом продолжает трахать мою новую невесту перед зеркалом, чтобы получить еще несколько фото. Юле это явно нравится. Я вижу ее восторженное выражение в отражении, когда она принимает каждый длинный, жесткий удар нетерпеливого члена этого незнакомца. Я щелкаю по экрану, желая, чтобы этот кошмар закончился, и смотрю, как разворачиваются фотографии.

Иногда фокус падает на зеркало. Иногда в центре внимания оказывается голая, колотящаяся задница Юли. Иногда в центре внимания оказывается неприятный крупный план этого огромного, толстого мужского достоинства, блестящего от ее похоти, скользкого от ее возбуждения, пропитанного ее соками. Я могу сказать по размытости изображения, что он трахает ее очень, очень сильно. Может быть, сильнее, чем я когда-либо трахал ее сам.

Затем, когда я думаю, что уже не может быть ничего хуже, что больше не может вызывать ярость, больше смущать, унижать или разрушать душу, я перехожу к последнему сету фотографий в этой серии.

Юля снова стоит на коленях рядом с кроватью, лицо блестит от пота, глаза остекленели, она выглядит измученной и довольной.

— Нет… , говорю я, страшась того, что, как мне кажется, я сейчас увижу.

Она улыбается в камеру, в мои глаза, в лицо своего любовника, когда он направляет свой толстый член прямо на ее губы.

— Нет…

Она лижет под самым кончиком. Нежно. С любовью. Все еще глядя прямо на меня.

— Нет…

Белая струя извергается с конца его члена… , пойманное в начале всплеска, движение размыто… , моя жена все еще смотрит прямо вверх, не совсем осознавая, что он достиг своей кульминации.

— Нет!

Моя жена радостно улыбается, закрыв глаза, и капли спермы брызжут на ее прекрасное лицо. Я никогда не делал этого с ней. Ни разу. Она сказала мне, что это отвратительно. Она даже не дает мне кончить ей в рот. Но вот она стоит на коленях, позволяя этому ублюдку, этому ублюдочному сукиному сыну, покрыть ее лицо спермой, как шлюхе.

И она улыбается, когда он это делает.

Еще фотографии. Еще больше всплесков спермы. Снова улыбки.

Последняя картинка в коллекции та, что будет преследовать меня до самой могилы. Улыбающееся, измученное лицо Юли заполняет экран. Белый, липкий эякулят цепляется за ее лоб, ее губы, ее щеки, ее подбородок, она вся покрыта им.

Но то, что убивает меня..

То, что причиняет боль больше всего..

Как нож в мою грудь, в мое сердце, в мою гребаную душу..

Это тоо, как гордо она выглядит.

Юля гордо улыбается в камеру. Как будто она гордится тем, что принимала такой большой, твердый, толстый член так долго, что была достаточно хороша, чтобы заставить его кончить и, что сделала это в день нашей свадьбы.

В нашем отеле. Через восемь часов после свадьбы. В свадебном белье.

Ведь это предназначалось мне и только мне.

Целых два дня, прежде чем у меня появилась возможность заявить на нее свои права.

Я нажимаю на следующую картинку, и поток возвращается к началу. Юля, пошатываясь, идет по коридору отеля, улыбаясь. Знала ли она тогда, что вот-вот станет шлюхой этого человека? Может, поэтому она и улыбается. Знала ли она с самого начала, что произойдет в конце ночи? Знала ли она, когда давала свои клятвы, надевала кольцо на мой палец и целовала меня на глазах у всех, что в конце ночи она будет покрыта спермой другого мужчины?

Я мысленно возвращаюсь к следующему утру, пытаясь вспомнить, мог ли я узнать, что произошло, был ли хоть какой-то намек на то, что моя жена совершила это предательство. Я проснулся. Голова раскалывается. Юля на боку, ко мне спиной.

Я поворачиваюсь. Кровать отдает в голову звоном. Бля, какое похмелье. Я погладил кожу ее спины. Она пошевелилас, затем перевернулась ко мне лицом. Она сняла макияж. Может, она приняла душ. Она улыбнулась мне и сказала: «Доброе утро, мой муж». Просто так. Как будто ничего не произошло. Как будто она не трахала какой-то большой член незнакомца без гандона и не сосала его толстый член и не позволяла ему кончить ей на лицо, пока я спал всего в нескольких комнатах от нее. Как будто она была совершенно невинна.

Теперь в моей голове возникает ужасная мысль. Это первый раз, когда она мне изменила? Она трахалась с другими парнями без презерватива и позволяла им кончать ей на лицо с тех пор, как мы впервые встретились? Она все еще делает это за моей спиной? Неужели я самый большой гребаный болван в мире?

Слезы наворачиваются на глаза, но ничего не выходит. Я опустошен и унижен, если не считать кипящего в животе гнева.

Я выхожу из-за стола. Иду на кухню. В спальню. В ванную комнату. На кухню. Возвращаюсь к столу. Я хожу по дому с невидящим все вокруг взглядом, не зная, куда иду и что мне делать дальше.

Часть меня хочет встретиться с женой лицом к лицу. Прямо сейчас. Взять трубку, позвонить ей на работу и накричать на нее — «Ты гребанная шлюха!» — но я сейчас слишком зол. Я не буду последовательным.

Другая часть меня хочет поехать на работу Юли и кричать на нее перед всеми, кого она знает — «Ты гребаная шлюха!» — но, опять же, я слишком зол, чтобы думать прямо. Как я могу вести машину, когда чувствую себя так? Я скорее врежусь на светофоре, чем доберусь до работы Юли.

Если я не могу противостоять Юлии, тогда кому я могу противостоять?

Ему.

Я перестаю ходить и оказываюсь в прачечной, уставившись на полки, уставленные коробками с моющим средством и бутылками с кондиционерами для белья.

Ему.

Да, ему. Мне нужно выяснить, кто это. Мне нужно знать личность человека, который трахал мою жену. Мне нужно найти его, выследить, и…

И что? Переехать его? Сразиться с ним? Взять бейсбольную биту и разнести ему долбанный череп? Я не знаю.

Я возвращаюсь на кухню, наливаю немного воды в стакан и стою над раковиной, чтобы выпить. Осколки моей разбитой кружки все еще лежат там, зазубренные края блестят передо мной. Такое чувство, что эти осколки обвились вокруг моего сердца, сжимая, вонзая в меня свои острые, как бритва, края. Рад ли я, что узнал об этом, или нет? Может быть, было бы лучше жить в неведении, никогда не зная правды о моей жене? Я наклоняюсь над раковиной, желудок вздымается, но ничего не происходит. Меня тошнит. Я хочу, чтобы эта жгучая кислотная ненависть покинула мое тело.

Мой мозг продолжает пытаться рационализировать то, что я видел. Может быть, это было только один раз, она была так пьяна, что даже не помнит этого. Может быть, она чувствует себя ужасно, но хранит тайну каждый день, потому что любит меня.

Но по-моему это тоже не имеет смысла. Если бы хоть одна из этих мыслей была правдой, почему у нее все еще были фотографии? Почему они были тщательно спрятаны на ее компьютере среди всех остальных, защищены паролем, в папке с фальшивым именем, где я никогда не смогу их найти? Это была чистая случайность, что я воспользовался ее компьютером сегодня, и только мимолетная мысль заставила меня проверить свадебную подборку.

Я перестаю сухо дышать в раковину и беру себя в руки. В голове у меня начинает проясняться. У меня есть цель в голове. Мне нужно выяснить, кто этот ублюдок. Мне нужно знать, кто трахал мою жену и кончил ей на лицо в день моей свадьбы. Мне нужно знать, кого я могу ненавидеть за это.

Возвращаюсь к столу, на место, где я узнал о совершенном преступлении. Обращаюсь к фотографиям.

На этот раз я просматриваю миниатюры и выбираю картинки, которые мне нужно увидеть снова. Это единственные зацепки, которые у меня сейчас есть. Я чувствую себя детективом, расследующим собственное убийство.

Открывается первая картинка. Несмотря на то, что я уже видел это, гнев вырывается из моего живота во второй раз. На фото Юля, стоит на коленях, с жадностью принимая твердый толстый член мужчины, с блеском в глазах. Я почти слышу восхитительный стон удовольствия, вырывающийся из ее горла.

Я изучаю изображение, пытаясь сделать все мыслимые заметки об этом человеке. Все что я вижу это примерно два десятка сантиметров его толстого члена, которые еще не вошли в рот моей жены. Я снова хмурюсь, глядя на его оливковую кожу…

Это еще что за хрень?

Я пытаюсь вспомнить день свадьбы. Я знал там почти всех и представлялся всем, кого еще не встречал, например, коллегам Юлии, которые приходили вечером. Я не помню, чтобы у кого-то был такой цвет кожи, такой глубокий средиземноморский оливковый загар. Я не помню, чтобы кто-то строил глазки моей жене, чтобы чувствовал себя неловко из-за кого-то или получал эти маленькие предупреждающие флажки в глубине моего сознания, когда Юля говорила или танцевала с кем-то из своих друзей. Насколько я знал, беспокоиться было не о чем. Только я и моя новая жена. Счастлив и влюблен.

Пока она не отсосала, не трахнулась и не встала на колени перед другим мужчиной восемь часов спустя.

Мой желудок снова переворачивается, как доска для серфинга во время шторма. Как она могла так поступить со мной? Сделать это в день нашей гребаной свадьбы, и тем более держать это в секрете от меня все эти годы? Как она могла взять член этого незнакомца в рот с таким явным восторгом, если она никогда не была так увлечена сосанием моего? Что есть у этого человека такого, чего нет у меня?

Помимо очевидного, я имею в виду.

Я снова просматриваю фотографии, наблюдая, как голова моей жены качается взад-вперед, когда она страстно наслаждается его членом, стараясь не видеть похоть в ее глазах, улыбку на ее растянутых губах, восторг на ее лице. На одной фотографии я вижу его ботинки. Полированная, черная, официальная обувь. Я пытаюсь мысленно вернуться назад, вспомнить тот день. Во что был одет персонал отеля? По-моему, они тоже были одеты официально. Похожие виды обуви. Это не помогает мне сузить круг подозреваемых.

Я перехожу к единственной серии фотографий, которые могли бы помочь, те, на которых Юля трахается перед зеркалом. Я заставляю себя сохранять спокойствие и сосредоточиться, но это трудно. Моя жена смотрит в зеркало, глядя на меня через камеру, ее лицо искажено выражением чистейшего восторга. Мой гнев возвращается, острый и ясный, когда вторая, более интенсивная, более разочаровывающая мысль пронзает мой мозг, как ледоруб:

Она никогда не наслаждалась моим членом так сильно..

Эта единственная мысль посылает новую волну унижения через мое тело. Это отличается от гнева. Я чувствую себя неполноценным. Выхолощенным. Маленьким и жалким. Было бы достаточно оскорбительно, если бы она трахнула кого-то другого, но видеть, какой он большой, как сильно и явно она любит это, как она нетерпелива… это чувство в тысячу раз хуже.

Я перевожу свое внимание на его тело, точеный, атлетический торс, который я вижу в отражении.

Ослепительная вспышка камеры скрывает его лицо и почти полностью обесцвечивает верхнюю часть тела, но я вижу, что его кожа имеет тот же средиземноморский оливковый загар, что и его член. Были ли у нас гости из Европы? Я так не думаю. Мы тоже не знали никого из Европы.

У мужчины, трахающего мою новую жену, на боку татуировка. Я увеличиваю изображение. Оргазмическое лицо моей жены заполняет экран, заставляя меня смотреть ей в глаза. Еще один укол боли и унижения попадает мне прямо в живот. Я перемещаю изображение на верхнюю часть тела мужчины и смотрю на татуировку, пытаясь запечатлеть ее в своем сознании. Она выглядит как хорошо продуманная серия шипов и завитков.

Юля любит татуировки. У меня самого их нет, но она всегда питала слабость к татуированным парням. Может быть, именно так ему удалось заманить ее в номер. Он подошел к моей жене после того, как она уложила меня спать в день нашей свадьбы, и спросил, не хочет ли она посмотреть его татуировку. А потом… что потом? Она сосала его член, пока он фотографировал? Нет, в этом безумии должно быть что-то еще. Даже если бы она была пьяна и возбуждена, а у него была татуировка, моя жена ни за что бы этого не сделала…

Но доказательства прямо передо мной, при чем неопровержимые. Так или иначе, но именно это и произошло. Этому парню удалось соблазнить мою жену на секс в тот самый день, когда она поклялась любить, уважать и повиноваться мне и только мне. Кто, черт возьми, делает что-то подобное? Я просматриваю еще несколько фотографий, но не могу разобрать больше деталей, чем уже знаю. Я закрываю окно со снимками, но это не помогает.

Образы выжжены в моем мозгу. Вид толстой длины этого мужчины, погруженного в мою жену. Вид ее мокрой киски, растянутой его членом, нетерпеливо принимающей его. Вид ее лица, искаженного похотью и удовольствием.

Кто-нибудь еще знает? Кто-нибудь видел, как она вошла в комнату вместе с ним? Может быть, кто-нибудь слышал их вместе и знал, что она изменяет, пока я спал в своем пьяном ступоре? Я понятия не имею. Нет способа узнать. Никто не сказал мне ни слова, так что я должен предположить, что единственные люди в мире, которые знают об этом — это она, он… а теперь и я.

Она кончила для него ярче, чем для меня..

Эта мысль бьет меня, как правый хук в челюсть. Я откидываюсь на спинку стула и смотрю в потолок. Гнев все еще бурлит у меня внутри, но теперь он смешивается с ревностью, унижением и болью. Я не помню, когда в последний раз она стояла передо мной на коленях и сосала мой член с таким энтузиазмом, страстью и азартом. Я не могу вспомнить, когда в последний раз она кончала так сильно, как на этих фотографиях. Я никогда не кончал ей на лицо так, как он.

Что-то новое шевелится во мне. Какое-то невероятное, ужасающее ощущение распространяется по моему паху. Прилив тепла. Первые смутные, знакомые признаки возбуждения. Несмотря на гнев, боль, унижение и смущение, мое тело реагирует возбуждением на вид моей жены, обконченной другим мужчиной.

Что, черт возьми, со мной не так?

Я заставляю себя думать о чем-то другом. Что-нибудь еще…

Вулканы. Лавины. Автокатастрофа.

Все, что угодно, лишь бы не представлять себе раздвинутые ноги моей жены и голодную, тугую, растянутую киску, появляющуюся перед моими глазами. Я встаю, снова прохожу по дому и останавливаюсь в коридоре, глядя на наши фотографии, на фотографию в рамке, где мы с Юлей в день нашей свадьбы счастливо улыбаемся фотографу. Менее чем через восемь часов после того, как снимок был сделан, ее красивое лицо было покрыто липкой белой спермой другого мужчины, и ей это нравилось.

Я смотрю на другие фотографии на стене, другие свадебные фотографии, которые у нас есть и сохранены, как трофеи. Думает ли она о той ночи, когда смотрит на них? Помнит ли она, как в тот вечер улыбалась другому мужчине, когда он разгружался на ее хорошенькое прелюбодейное личико?

Я просматриваю групповые фотографии в рамках, развешанные в коридоре, пытаясь найти кого-то, кто мог бы быть тем мужчиной, который трахал мою невесту. Но я никого не вижу. Я вижу улыбающихся родственников, смеющихся друзей, восхищенных коллег и нет никого с загорелой кожей или средиземноморским цветом лица. Никого, кто соответствовал бы тому, что я о нем знаю.

Стыд прожигает дыру в моем сердце. Я считаюсь главным мужчиной в ее жизни, но мы оба знаем, что это неправда, она знает это уже шесть гребаных лет. Я никогда не доставлял ей такого сильного, животного удовольствия, которое она получила от него той ночью. Я никогда не трахал ее так долго, так глубоко и так сильно, как он. Я никогда не превращал ее в свою грязную шлюху и не кончал на ее улыбающееся лицо. Но он это сделал. И все это за одну ночь. Еще до того, как я сделал ее своей женой.

Я бросаюсь обратно к компьютеру и тычу пальцем в коврик для мыши, открывая папку со всеми нашими официальными свадебными фотографиями. Я просматриваю их снова и снова, пробираясь через все групповые снимки, пытаясь найти то, что я упустил, единственное лицо в толпе, этого самодовольного, ухмыляющегося ублюдка, который знает, что позже будет трахать мою жену.

И снова я никого не вижу. Я просматриваю каждую групповую фотографию, снова и снова, но нет ни одного тела, которое соответствовало бы тому, что я знаю об этом человеке. Никто не выглядит загорелым или европейцем, никто не стоит подозрительно близко к моей жене.

Никто с массивным, толстым, выпирающим членом, спрятанным под брюками, готовым выскочить и покрыть красивое лицо моей Юлечки своим жемчужно-белым семенем. Моя мужественность содрогается в штанах, реагируя на образы, которые были выжжены в моем мозгу. Я пытаюсь убедить себя, что мой член дрожит от гнева, как и все остальное во мне.

Я пропускаю все постановочные групповые фотографии, снимки семьи и свадебной вечеринки, а также меня и моих друзей, двигающихся сквозь день с молниеносной скоростью. Вот мы с Юлей стоим перед нашим отелем, держась за руки в счастливом браке, а потом мы наслаждаемся нашим первым танцем как муж и жена. За три часа до того, как она отсосала член незнакомца, как она наклонилась и позволила незнакомцу трахнуть ее, как она улыбалась ему, пока он разгружал свои яйца на все ее лицо.

Кто это?

Картинка за картинкой. Улыбающееся лицо за улыбающимся лицом. Гость за гостем. Я просматриваю все наши официальные фотографии, одну за другой, уделяя пристальное внимание каждому человеку на каждой фотографии. Я не вижу никого, кто мог бы быть этим парнем. Парнем, который трахнул мою невесту. Растягивал киску моей жены своим огромным толстым членом.

Осознание того, что он намного больше меня, скручивает мои внутренности.

— Бля! — повторяю я и стучу кулаком по столу. Я не могу этого отрицать. Я не могу этого сделать. Этот парень, блядь, делает вещи. Я видел выражение глаз Юли, когда она взяла его в рот, как ее киска, такая мягкая, гладкая и тугая, растянулась и сжала его жадный, пульсирующий член. Я видел удовлетворение в ее глазах, когда она гордо демонстрировала его вязкую сперму как трофей.

Этот парень больше и лучше меня.

Этот парень сделал с ней такое, чего я никогда не делал.

Парень трахал ее так, как я никогда, никогда не мог ее трахнуть.

— Блядь! — говорю я снова, но на этот раз воздерживаюсь от ударов по столу.

Мысль о том, чтобы вступить в собственный брак в качестве второсортного мужчины, вонзила нож в мое сердце чистейшего и горького унижения.

Опять моя мужественность дрожит в штанах. Я игнорирую это.

Я закрываю программу просмотра фотографий и просматриваю остальные файлы. Кто делал много фотографий по вечерам? Мой приятель. Он приехал после церемонии, и конечно сделал несколько разных фотографий вечеринки.

Я открываю коллекцию фотографий от своего друга и начинаю искать, чувствуя себя телевизионным судебным детективом, просеивающим груду улик, пытаясь выяснить личность преступника. Я вижу, как люди смеются, пьют, танцуют и веселятся. Я вижу, как Юля поднимает тосты со своими подружками. Я вижу свое пьяное, невежественное, рассеянное лицо, направленное в камеру и сложенными в пистолет пальцами.

А потом я вижу этого парня.

Я замираю как вкопанный, руки застыли в воздухе над клавиатурой, широко раскрытые глаза смотрят на экран, сердце бьется все быстрее и быстрее.

Парень.

На заднем плане одной из фотографий. Он стоял позади группы других гостей.

На его загорелом оливковом лице играла улыбка. С большой профессиональной камерой в руках.

Парень.

Наш гребаный фотограф!

Человек, который весь день стоял всего в нескольких метрах от нас.

Человек, который сказал нам встать немного ближе и держать эту позу. Человек, который встречался с нами несколько раз перед большим днем, чтобы убедиться, что все в порядке и наши пожелания учтены.

Мужчина с большим, тяжелым на вид членом, который растянул узкую киску моей невесты и забрызгал ее хорошенькое личико своей спермой.

Это не может быть правдой. Этого не может быть. Быть этого не может. Я его знаю. Не очень хорошо, но я его знаю. Я с ним познакомился. Он мне нравился. Я угостил его выпивкой, пожал ему руку и заплатил за фотографии.

Я заплатил ему за то, что он трахнул мою жену.

— Нет, — говорю я, не веря своим глазам, в шоке, в ужасе, в полной, душераздирающей печали.

Я проверяю еще пару фотографий. Он там, на заднем плане, щелкает фотоаппаратом перед своим лицом, наблюдая за разворачивающейся вечеринкой. На одной фотографии видна его рука с закатанным рукавом, ремешок его часов выставлен на всеобщее обозрение. Я получаю толчок ужасного, неконтролируемого возбуждения, пронзающего меня в животе. Я просматриваю фотографии и открываю другую, первую, которую я увидел, которая ранила меня, как нож. Я поставил две фотографии рядом, улыбающегося фотографа слева и таинственную, тянущуюся руку, ощупывающую обнаженную грудь Юли справа.

Похоже, это те же самые часы, такой же темный ремешок, такой же серебряный отблеск на циферблате. Даже его рука выглядит почти идентично.

Это он?

Это тот самый парень? Это тот самый мужчина, которого моя жена трахнула той ночью? Она трахалась с ним, и сосала его, и улыбалась, когда он покрывал ее хорошенькое личико спермой? Неужели это он трахал ее без гандона и растягивал ее тугую щель, пока я спал в другой комнате?

— Твою мать, — говорю я тихим, тихим шепотом.

Нет слов, чтобы описать, что я сейчас чувствую. Потерянный. Безнадежный. Сломанный. Порванный. Разрушенный. Побитый. Пустой. Униженный. Выхолощенный. Узурпированный. Уничтоженный.

Слишком многое нужно понять прямо сейчас. Жена мне изменила. В день нашей свадьбы. Может быть, с фотографом. Пока я был в алкогольной коме. У него был огромный член. Она трахалась с ним. Она сосала его член. Ей это нравилось. Он кончил ей на лицо.

Я испустил долгий, медленный выдох полного поражения. Куда, черт возьми, мне теперь идти? Могу ли я отнести эти фотографии хорошему адвокату? Подать ли мне на развод? Неужели я пойду к ней на работу, ворвусь в ее кабинет и буду кричать на нее?

Или мне найти этого парня и выбить из него все дерьмо монтировкой?

Эта мысль была удивительно привлекательной.

Я двигаю мышью и пытаюсь закрыть окна, но нажимаю не на ту часть. Еще одна картинка увеличивается прямо на экране. Юля стоит на коленях, глаза блестят, губы обхватили его массивный мужской орган. Я почти слышу, как из ее горла вырывается приятный стон. Я вижу восторженную страсть на ее лице.

Она знает, что это неправильно, что не должна сосать член этого мужчины, но ничего не может с собой поделать. Она хочет его.

Во мне что-то шевелится. То, что я никогда не ожидал почувствовать в такой момент.

Мое мужское достоинство вздрагивает. Он шевелится, вспыхивая, наполняясь и пробуждаясь, когда моя кровь закипает.

— Какого хрена? — говорю я, глядя на свой пах в зачарованном ужасе, чувствуя, что моя память предает меня. Я смотрю на экран, на улыбающееся лицо Юли, на толстый член, раздвигающий ее красивые рубиновые губы и погружающийся в ее рот.

Мой член начинает напрягаться. Я знаю это чувство очень хорошо. Я хорошо знаю свою эрекцию с тех пор, как мне исполнилось тринадцать лет, когда я увидел, как соседская дочь загорает на заднем дворе. Я точно знаю, что мой шевелящийся, пробуждающийся член пытается сделать. Мне становится тяжело смотреть на образы моей изменяющей жены-шлюхи.

— Бля! — я говорю так, как будто это единственное слово, которое я знаю. Я снова встаю и хожу по комнате, не находя себе места, не в силах ни думать, ни оставаться на месте.

Я должен быть уверен. Я должен знать наверняка. Ремешок для часов и темная кожа — недостаточное доказательство.

Одна мысль пронзает меня, как молния. Я пробираюсь к ноутбуку, наклоняюсь над столом, не потрудившись сесть, и открываю другую фотографию. Ту, где мою жену трахают сзади, пока ее любовник злорадствует в зеркале.

Мой желудок снова сжимается, когда я изучаю изображение, выжигая каждую ужасную деталь в своем мозгу. Лицо моей жены в отражении, оно искажено страстью, ее выражение не похоже ни на одно, знакомое мне до этого момента. Ее плотные розовые интимные губы растянулись вокруг члена, который вторгается в ее влажную вагину сзади, его толстый оливково-коричневый член скользкий от ее похоти. Я пытаюсь отвести от него взгляд, но не могу. Растянутая киска моей жены и массивное мужское достоинство ее любовника будут жить в моем мозгу до самой смерти.

Я заставляю себя сосредоточиться на той части, которую хочу увидеть. Его торс, обнаженная грудь, выточенная и подтянутая, в отражении. Лицо, скрытое вспышкой фотоаппарата. Я пытаюсь представить его лицо. Мне видится его улыбка. Смотрит прямо на меня. Смеется надо мной. Издевается надо мной. — «Эй, чувак, я трахаю твою жену так, как ты никогда не мог бы!»

Урод!

Я поднимаю сжатый кулак, готовый разнести чертов ноутбук на куски, но сдерживаюсь. Я заставляю себя дышать и сосредоточиться. Успокаиваюсь. Злость не поможет. Уничтожение второго компьютера ничего не решит. Я изучаю татуировку на его боку, широкую, взаимосвязанную серию запутанных линий, как колючий символ какого-то племени. Может быть, это слово, но оно искажено углом фотографии, отраженного в зеркале, поэтому текст мне не понятен.

Но эта татуировка — ключ к разгадке. Я в этом уверен. Если я смогу доказать, что у нашего фотографа была такая же чертова татуировка, тогда я буду точно знать, что это он трахал мою жену. И что потом? Если я узнаю, что он трахал Юлю на нашей свадьбе, что я буду с этим делать? Смогу ли я отомстить ему? Разведусь ли я с ней? Будут ли эти фотографии представлены скучающему, отстраненному адвокату на каком-нибудь слушании через год или два, в то время как я смотрю вниз на свои ноги и игнорирую пронзительный клинок униженной боли, который снова пронзает мое сердце?

Я не знаю.

Единственное, что я знаю наверняка, это именно то, что я должен знать. Я захожу в интернет и пытаюсь вспомнить имя парня или его сайт. Это занимает у меня несколько минут. Сквозь туман прошедших лет я вспоминаю нашу первую с ним встречу. Красивый мужчина. Добрая улыбка. Крепкое рукопожатие. Возбужденно слушал наши идеи. Увлеченный фотографией. Все твердил Юле, как прекрасно она будет выглядеть на его фотографиях. Сидел рядом с ней, когда мы просматривали его альбом. Коснулся ее бедра раз или два. Немного поправил волосы в качестве расположения. Как же я, блядь, не предвидел этого?

Я зажмуриваюсь и выталкиваю все это наружу. Все, кроме той первой встречи. Я протянул руку, взял его за руку, пожал ее, и он назвал мне свое имя.

Карлос Родригес.

У парня наконец-то есть имя.

Карлос, который приехал когда-то сюда учиться из своей гребаной Испании.

Я ищу его через поисковик

«Карлос Родригес» + «фото».

Его сайт загружается первым. Я нажимаю на ссылку.

Внезапно мне кажется, что я перенесся на несколько лет назад, еще до свадьбы.

Мы с Юлией сидели на диване, окруженные блокнотами, исписанными именами и каракулями. Каждый из нас предлагает потенциальных фотографов, поставщиков кейтеринга или диджеев, отчаянно пытаясь сделать все идеально подходящим для нашего большого дня. Она скажет: «А как насчет этого фотографа?» Красивая картинка. Я смотрел на нее сверху вниз. Она прикоснулась к ручке губами, глубоко задумавшись. При мысли о том, что эта красивая молодая женщина станет моей женой, мое сердце наполнялось радостью.

Теперь я знаю, на какой женщине я действительно женился.

Я щелкаю по веб-сайту. Он выглядит почти так же, как я его помню. Примеры фотографий. Руководство по ценам. Различные ссылки на другие его разделы и художественные портфолио. Отзывы. Я останавливаюсь и тычу пальцем в коврик для мыши, гадая, что другие люди говорят о нем. Что говорят люди о мужчинах, которые фотографируют свадьбу и трахают невесту на прощание?

«Очень талантливый и страстный», говорит одна.

«Он сделал мой день особенным», говорит другая.

«Стоит своих денег!» говорит еще одна.

Я стискиваю зубы и возвращаюсь на страницу назад. Я не хочу знать, что говорили другие люди. Это могут быть фальшивые цитаты, выдуманные этим испанским засранцем. Или же это могут быть настоящие цитаты других довольных невест. Я вздрагиваю, как будто меня ударили в живот. Эта мысль никогда не приходила мне в голову. Этот парень — Карлос — профессиональный свадебный фотограф. Он, наверное, снимает новые пары каждые выходные, по всей области, по всей стране. Сколько раз он проскальзывал в тихую комнату с похотливой пьяной невестой и лишал ее девственности, прежде чем муж мог сделать то же самое? Сколько раз он кончал на лицо улыбающейся жены, когда его камера щелкала и жужжала? Сколько раз… я заставляю себя перестать так думать. Это нехорошо. Нездорово. Мне и не нужно знать. Я не хочу этого знать. Что бы Карлос ни делал с другими женщинами, это его дело. Я беспокоюсь только о своей собственной женщине.

В нижней части страницы находится ссылка на профили Карлоса в социальных сетях. Я нажимаю на вкладку, и загружается новая страница. Его официальный аккаунт в социальных сетях, наверняка облепленного изображением его улыбающегося, красивого, ох как напрашивающегося гребаного лица. Я быстро просматриваю страницу, но там нет ничего такого. Это его профессиональный медиацентр, все фотографии сделаны профессионально и тщательно поставлены. Он отсутствует на всех изображениях. Это рекламный аккаунт.

Я щелкаю еще немного, пока не нахожу его личный кабинет в нижней части страницы. Это выглядит ненавязчиво и легко не заметить. Я делаю глубокий вдох и нажимаю на кнопку. Экран становится белым. На загрузку уходит секунда — самая долгая, самая болезненная секунда в моей жизни.

Мое сердце почти перестает биться в груди.

Личный профиль Карлоса Родригеса загружается со всей обычной ерундой — основной информацией, отрывистыми слоганами, любимыми сообщениями от его последователей и т. д., но я почти не замечаю этого. Все, что я вижу, это главное изображение, спереди и в центре, яркое и ясное, сияющее прямо мне в глаза, как неоновая вывеска. На фотографии изображен Карлос. Он без рубашки стоит на пляже, улыбаясь в камеру, тело вполоборота. Его бронзовая кожа блестит на солнце, хорошо видна татуировка на боку, я думал это символ какого-то племени, но это очень четкое разрушительное слово —

«LadyKiller»

Сердцеед

Теперь я знаю точно. Этот человек трахнул мою жену. Мою невесту. Мою Юлечку. Через восемь часов после того, как она поклялась любить, уважать и повиноваться мне до конца своей жизни.

Мои колени наконец-то подкашиваются, и я падаю на пол, как пьяница, перебравший в баре. Я не могу дышать. Такое ощущение, что моя грудь провалилась, как будто меня сбил автобус. Мое тело слабое и безжизненное, кровь растекается по полу из сотен ножевых ран.

Карлос Родригес улыбается мне с экрана компьютера, смеется и издевается надо мной. Я вижу его стройное, подтянутое, спортивное, загорелое тело. Я знаю, какой у него большой член и как сильно он трахал им мою жену. Как долго он продержался. Как же ей нравилось быть заполненной его толстым, твердым, жилистым хуем. Как она была рада, что была покрыта его липким белым мужским соком.

Я спрашиваю себя, какого хрена у этого парня есть то, чего нет у меня, но ответ очевиден. У него есть выносливость, сила, красивое телосложение, экзотическая тайна и огромный член, который большинство женщин едва могли обхватить ртом.

Он улыбается мне сверху вниз, его красивое, дерзкое лицо блестит на солнце. Интересно, он так же ухмылялся моей жене, когда заливал ее лицо спермой? Уверенный. Смелый. Дерзкий. Довольный собой.

— Ублюдок, — говорю я, как будто изображение слышит меня. На долю секунды кажется, что его улыбка становится чуть шире, радуясь моему страданию, унижению и развивающейся депрессии, но, конечно же, это не так. Это всего лишь картинка.

Итак, теперь я знаю кто, но не знаю почему. Я не знаю, почему моя жена трахнула его. Не знаю, почему она изменила мне — в день нашей свадьбы! — с этим парнем. Кто сделал первый шаг? Может быть, он подошел к моей жене в конце вечера и предложил сделать последнюю фотосессию? Может быть, они тайно флиртовали, строили друг другу глазки за моей спиной во время церемонии? Шептал ли он ей на ухо во время вечеринки, как сильно хочет снять это платье и трахнуть ее?

Но почему она согласилась на это? Она не из тех женщин, которые обманывают. Никогда ведь такого не было. Все время, пока мы встречались, она была честной и правдивой и едва могла взглянуть на другого парня. Я помню наш первый совместный отпуск, когда группа идиотов на пляже начала выпендриваться перед ней, как будто она упадет на колени и отсосет у них за это. Она засмеялась и сказала им, что стероиды делают их члены маленькими, а потом поцеловала меня и убедилась, что они это видят.

Вот такая она женщина. Верная, поддерживающая и замечательная.

А еще она трахнула фотографа в день нашей свадьбы.

Юля всегда говорила мне, что размер не имеет для нее значения, что любит мое тело, даже несколько лет назад, когда я был на несколько килограммов больше и большинство моих рубашек не подходили. Она всегда говорила мне, что ее не интересуют ни мускулы, ни внешность, ни милый акцент. Я всегда думал и верил, что она смотрит только на меня.

Как она в конечном итоге трахнула Карлоса? Знала ли она о его теле? Знала ли она о его члене? Знала ли она, как долго он может трахаться и как хорошо она это будет чувствовать?

И как она могла оставаться замужем за мной, не раскрывая этого секрета?

Я всегда считал ее честной и преданной. Однажды она даже поехала обратно в магазин, потому что ей дали слишком много сдачи. Как, черт возьми, она могла сделать это и сохранить эти фотографии в качестве доказательства, так и не признавшись во всем?

Эти вопросы кружатся в моей голове, сводя меня с ума. У меня нет ответов ни на один из них. Все, что я знаю, это то, что моя верная, красивая невеста стала моей изменяющей женой-шлюхой в течении одного дня.

Карлос продолжает улыбаться мне сверху вниз. Волна гнева наполняет мое тело и дает силы встать на ноги.

— Долбанный ты, Карлос, — говорю я, швыряя жест презрения в его глупое самодовольное лицо. — Как тебе это удалось? Как ты ее трахнул?

Фотография мне не отвечает. Он улыбается своей победоносной, самодовольной улыбкой, не заботясь ни о чем в мире. Он трахнул мою жену и ушел. Он кончил на ее лицо и рассмеялся. Он лишил супружеской девственности мою невесту, пока я спал.

Я листаю страницу вниз, перемещая картинку вверх и за пределы моего поля зрения. Мой взгляд падает на его публичные сообщения. У него много сообщений от его подруг. Чертовски много сообщений:

«Когда мы встретимся в следующий раз?»

«Я отлично провела время сегодня!»

«Я уже в отпуске! Скучаю по тебе!»

«У меня сводит живот по тебе»

Может быть, татуировка на боку Карлоса не просто для вида? У него много подруг, и всем им, похоже, нравится его внимание и компания. Никто из них, кажется, не заботится о других. Этот человек — игрок. Настоящий альфа-самец и жеребец в одном флаконе. Я бегло просматриваю дюжину последних сообщений и все они в том же духе. Женщины благодарили Карлоса за то, что он проводил с ними время или пытался снова с ним общаться.

Может быть, именно так ему удалось соблазнить мою жену. Она была немного пьяна и под кайфом от волнения и счастья. Ее сдержанность была ослаблена и он, кажется, как раз из тех мужчин, которые трахают замужнюю женщину без угрызений совести или моральных принципов. Черт, может быть, он трахает каждую жену, которую фотографирует.

Эта мысль заставляет меня чувствовать себя еще хуже. Я отшатываюсь на пару шагов, почти пьяный, комната качается и движется у меня под ногами. Неужели этот парень трахает всех невест? Эта мысль приходила мне в голову раньше, но теперь я должен знать наверняка. Может быть, это его обычная игра. Он фотографирует счастливую пару, ждет, пока муж напьется, а потом трахает жену.

А моя Юлечка, моя драгоценная, чудесная родственная душа, была всего лишь еще одной его победой.

Эта мысль ранит больше всего остального испытанного сегодня. Больше, чем вид того, как она сосет его мясистый член, больше чем выражение ее глаз, когда он колотил ее тугую дырочку, больше чем улыбка на ее лице, когда он разгружался на ее губы. Мысль о том, что женщина, которая значит для меня больше, чем сама жизнь, была не более чем временной игрушкой для этого альфа-придурка, ублюдка-мотылька, ощущается как выстрел в живот. Я опираюсь на офисное кресло, согнувшись почти вдвое. Я зажмуриваюсь, но перед глазами встает образ моей любимой, ее растянутая огромным членом киска и забрызганное спермой лицо.

Это все, о чем я могу думать. Все, что я вижу. Я никогда не смогу забыть то, что видел сегодня. Но в глубине души я знаю, что худшее еще впереди. Позже, сегодня моя жена вернется домой, и я буду разбираться с ней, она будет плакать, я буду плакать. Я буду кричать, а она будет вопить. Может быть, завтра в это же время у меня уже не будет жены или дома, или вообще будущего.

А до тех пор мне нужно знать как можно больше фактов и иметь козыри. Я должен выяснить все об этом мужчине и о том, что он делает с такими женами, как моя, независимо от того, насколько сильную боль это причиняет мне.

Я начинаю с того, что сажусь за стол и создаю поддельный профиль на том же сайте, выбираю женское имя и использую случайную картинку из интернета в качестве аватара, даю немного справочной информации о моей избраннице, ровно столько, чтобы казалось, что этот персонаж неохотно использует социальные сети, а затем я пишу со своего нового профиля на странице Карлоса. Профиль этого фотографа забит, в большинстве своем, сообщениями от женщин, благодарящих его за профессионализм фотографий с разных мероприятий и свадеб, таких как моя. Как и прежде, эти сообщения имеют странный, скрытый, сексуальный подтекст, если читать между строк.

Большое вам спасибо за то, что сделали наш особенный день таким прекрасным.

Я никогда не чувствовала себя такой красивой, как перед твоей камерой. Я бы рекомендовала тебя всем своим друзьям.

Я сжимаю кулаки, прикрывая глаза, стараясь не видеть улыбающееся лицо Юли, когда она сосет толстый член Карлоса. Открываю глаза. Разжимаю кулаки.

Я кликаю на одну из женщин, что написала комментарий и прохожу на ее страницу. Женщина по имени Анна, на аватарке которой ее свадебный портрет.

Ее страница закрыта, поэтому я не могу просмотреть весь ее профиль, но я могу отправить ей личное сообщение. Маленькая зеленая точка под ее именем и изображением аватара говорит мне, что она в сети и сразу же получит сообщение. Это хорошо. Я открываю окно чата, набираю сообщение и отправляю его прежде, чем смогу передумать.

Привет, я ищу фотографа для своей свадьбы. Вы бы порекомендовали Карлоса?

Это коротко, просто, эффективно. Может быть, она ничего не заподозрит и проглотит наживку, а может, и нет. Если она решит не отвечать, то есть много других женщин, с которыми я могу попытаться поговорить. Но окно чата меняется. Там написано:

Анна печатает…

Я жду, затаив дыхание, глядя на экран, не мигая, не смея отвести взгляд. Через несколько долгих-долгих минут ее ответ появляется в окне чата:

Совершенно верно! Карлос — потрясающий фотограф. Он заставил меня и моих гостей чувствовать себя очень комфортно и сделал много красивых фотографий.

Я хмурюсь и снова перечитываю сообщение. Это не кажется особенно эротичным. Может быть, у нее не было шанса трахнуть его?

Но она снова начинает печатать. Я жду, сидя на краешке стула, вся моя воля сосредоточена на окне чата, ожидая, что она скажет мне больше. Расскажи мне, Анечка, расскажи мне, как он трахал и тебя тоже.

Он предлагает широкий выбор пакетов, и я очень рекомендую пакет deluxe. — пишет она.

Я открываю его сайт в другой вкладке и просматриваю его прайс-лист. Там нет никакого пакета «Делюкс» в списке. Я печатаю — Что за пакет deluxe? Я такого не вижу.

Еще одно затаенное ожидание.

Этого пакета нет на сайте. Он может предложить его вам лично. Это стоит своих денег, поверьте мне.

Она заканчивает сообщение подмигивающим смайликом. Ее зеленая точка исчезает. Анна отключилась от сети.

Я откидываюсь на спинку стула, ломая голову над этой новой информацией. Он может предложить роскошный пакет лично. Что это значит? Или это значит именно то, что я думаю?

Внезапно в моей голове взрывается острое воспоминание. Мы с Юлей сидели напротив Карлоса, рассматривали его фотоальбом, кивали и улыбались. Карлос говорил с нами мягким голосом, почти без акцента. «Конечно, если вам нравится то, что вы видите, я могу предложить еще и пакет услуг deluxe…»

Я смотрю в потолок с открытым ртом, гадая, какого хрена он предложил нам в тот момент. Он что, собирался трахнуть мою жену? Может быть, он сфотографировал нашу церемонию, рассчитывая, что я напьюсь до потери сознания, чтобы он мог отвести Юлю в тихую комнату и трахать ее?

Я так ясно представляю себе эту сцену. Вечер почти закончился. Гости уходят. Юля прощается со мной. Карлос подходит и тихо шепчет ей на ухо. Он говорит ей, что пакет deluxe имеет одну последнюю привилегию, если она хочет получить полное удовольствие.

Голова раскалывается. Так вот как это случилось? Неужели этому человеку было так легко превратить мою верную, преданную, любящую жену в свою личную игрушку для ебли? Часть меня хочет усомниться в этом, но доказательства прямо на экране, смотрят мне в лицо. Я сворачиваю окно браузера. Фотографии все еще там, на заднем плане, сохраненные на все времена. Я открываю одну и смотрю на нее. На фотографии моя Юля в гостиничном номере, выпячивая грудь из свадебного платья, с улыбкой на лице и блеском в глазах.

Больше всего я жалею о том, что напился, уснул, и не успел раздеть свою невесту. Конечно, мы воссоздали момент после того, как вернулись с Мауи, но это было не то же самое. Я так хотел увидеть ее тело, тело моей жены, в первый раз, медленно снимая свадебное платье, нежно укладывая ее в супружескую постель, страстно занимаясь любовью вместе… но я выпил все, что было вложено в мою руку, и отключился. Когда мы занимались любовью через два дня после свадьбы в номере «Медовая Луна» нашего прибрежного отеля, это было просто волшебно. Она вышла из ванной в своем прекрасном свадебном белье, белые чулки, пояс с подвязками и туфли на шпильках, и мы часами наслаждались медленными, страстными, эротическими любовными ласками.

Но теперь я знаю, что Карлос сделал все это первым. Он смотрел, как она раздевается, коснулся ее груди. Он засунул свой член ей в рот. Он трахал ее. Он наклонил ее и отшлепал по заднице. Он даже кончил ей на лицо. И все это до меня.

Черт, я все еще не кончил ей на лицо.

Фотография снова всплывает из глубин моей памяти, где Юля улыбается в камеру, я вижу гордость и удовлетворение на ее мокром от спермы лице. Я чувствую, как еще один приступ стыда и гнева ударяет меня в живот, но в то же время мое мужское достоинство пульсирует. Я никогда раньше не испытывал ничего подобного. Почему меня так возбуждает этот ужасный, скручивающий гнев? Это потому, что я смотрел порно? Вижу ли я свою жену так же, как молодых старлеток, которых я много раз с удовольствием наблюдал на экране? Мое мужское достоинство снова пульсирует, но на этот раз я чувствую, как оно шевелится у меня в штанах. Начало пробуждения пениса от дремоты, жаждущего внимания. Я сжимаю бедра, сжимая яйца в тугой, болезненной хватке, и пытаюсь не обращать на это внимания.

Карлос не может быть настолько хорош. Он просто не может. Я отказываюсь верить, что этот парень может овладеть женщиной в тот самый гребаный день, когда она обещает себя другому мужчине. Это невозможно. Никто не может быть настолько хорош, даже если у него есть тело, как у него, или выносливость, как у него, или член, как у него.

Или даже все три этих качества…

Мне нужно знать больше. Я должен знать, как он это делает. Моя поддельная страница профиля все еще активна. Я просматриваю последние сообщения от поклонниц творчества Карлоса и нахожу одну, которая в данный момент находится в сети, улыбающуюся, счастливую женщину по имени Дарья. Ее страница не закрыта, так что я получаю немного больше информации о ее жизни. Она замужем и любит свою жизнь. Большинство изображений в ее профиле, это ее фотографии с одним и тем же улыбающимся мужчиной рядом, вероятно, ее муж. Я задумываюсь на секунду, пытаясь сформулировать сообщение в моей голове, надеясь, что она захочет ответить.

Я набираю сообщение.

Привет. Я наняла Карлоса на свадьбу и между нами кое-что произошло. Я чувствую себя плохо из-за этого. С тобой случилось то же самое?

Этот вариант мне нравится. Достаточно внушения и тайны, чтобы, обеспечить ответ.

Я отправляю сообщение и откидываюсь на спинку стула в ожидании.

Дарья видит сообщение.

Я жду.

Она начинает писать ответ.

Я жду.

И еще жду..

И еще жду.

Наконец, ее ответ падает в окно чата.

О да, лол!

Именно так. Такой дерзкий ответ. Как будто ее это забавляет.

Что с тобой случилось? Мы не дошли до конца, но я не знаю, было ли это уместно или нет. — продолжаю диалог я.

Проходит еще одна вечность.

Мы трахались, — пишет Дарья.

Я отшатываюсь назад, как будто мне выстрелили в грудь. Не знаю, чего я ожидал, но такого рода открытость и честность — это как то слишком. Я думал, что она будет стесняться, или смущаться, или стыдиться самой себя. Но она гордится тем, что произошло. Может быть, где-то есть фотографии этой Дарьи, тоже стоящей на коленях и гордо улыбающейся, когда Карлос заливает своей спермой все ее лицо.

Я отвечаю другим вопросом. — Как он тебя убедил?

Она видит сообщение и начинает печатать свой ответ.

Я ждал, напрягшись, как хищник, готовый выпрыгнуть из кустов.

Я не знаю, что она собирается мне сказать, да я и сам не знаю, что хочу услышать от нее. Я хочу верить, что моя милая, невинная жена была принуждена или каким-то образом обманута этим фотографом ради секса. Это неправда, но часть меня хочет в это верить.

Ну же, Дарья, скажи мне, что он приставил пистолет к твоей голове или что-то в этом роде.

Он сказал, что мы получили пакет Делюкс, и трахать его было частью сделки

И вот так мой мир снова разваливается на части. Она трахалась с этим парнем по собственной воле. Она трахнула его с улыбкой на лице. И все это было частью сделки. Одна из привилегий. Карлос Родригес предлагает премиальные пакеты фотографий для вашей свадьбы — и он также трахает вашу невесту в рамках сделки.

Прежде чем я успеваю прийти в себя, Дарья посылает мне еще одно сообщение.

Он трахнул меня!! Такой жеребец! Лучший в мире!

Каждое слово поражает меня, как пуля из автомата. Тра-та-та-та-та! Прямо в грудь. Желудок. Сердце. Мало того, что Карлос трахает чужих жен. Он не только делает то, чего не делали их мужья. Он не только развращает невест в день их свадьбы. Женщины, которых он трахает, поют ему дифирамбы.

Я больше ничего не хочу знать. Я не хочу знать, насколько хорош этот парень. Я не хочу читать восторженные отзывы Дарьи о мужчине, который соблазнил мою жену.

Но я должен это сделать.

Лучший в мире? — печатаю я.

Ее ответы приходят густо и быстро, одно сообщение за другим в быстрой последовательности:

У него огромный член!!

Он трахает меня лучше, чем кто-либо другой.

Охрененный жеребец.

Такой уверенный.

У него есть навыки!

Я никогда не кончаю так сильно, как когда он трахает меня. Сильнее, чем мой муж. Он невероятно хорош.

Он делает то, чего не делает мой муж.

Каждое предложение бьет, как боксер-тяжеловес. Я чувствую, как ее слова врезаются мне в грудь и живот, почти сбивая с ног. Она не просто гордится тем, что случилось, она продает его моей фальшивой женщине. Она хочет, чтобы моя фальшивая женщина наслаждалась этим так же, как и она.

Я перечитываю ее восторженную рекламную речь, и что-то внезапно поражает меня. Она говорит в настоящем времени. Не в прошедшем, не в том, что случалось всего раз, неделю назад, месяц или год. А так, будто это все еще происходит.

Я печатаю ответ дрожащими пальцами.

Ты все еще встречаешься с ним?

Каждая клеточка моего тела, каждая клеточка моего существа хочет, чтобы она сказала «нет». Достаточно того, что этот парень трахнул их один раз, но встретиться потом? Я не смогу с этим справиться.

Мое сердце может не выдержать.

Скажи «нет». Скажи «нет». Скажи…

О да!, — отвечает она, и я почти слышу виноватый смешок, когда читаю слова, — Мы трахаемся каждый месяц.

Вот дерьмо! Теперь я стучу по столу обеими руками. Ноутбук трясется, экран раскачивается от удара. Я встаю из-за стола и снова хожу по комнате, сжимая и разжимая кулаки, как будто пытаюсь обхватить ими гребаную шею Карлоса Родригеса. Я ругаюсь снова и снова, глядя на него дикими глазами, не зная, что делать дальше. Только не Юля. Только не моя жена. Один раз — уже достаточно плохо. Мы могли бы пройти мимо этого. Мы могли бы восстановиться, и, возможно, я смог бы простить ее. Но только не это.

Я снова перечитал сообщения, на этот раз слыша голос Юли в своей голове. Я представляю себе улыбку на ее лице, когда она рассказывает о первой брачной ночи не с мужем, а с этим уродом. Я вижу блеск в ее глазах, когда она с гордостью вспоминает фотографа с огромным членом и его навыки, и то, как он трахается лучше, чем кто-либо когда-либо. Острое лезвие боли пронзает мой живот, ножом, сделанного из чистого унижения. Этот парень не просто лучше меня. Он лучше всех.

Мои пальцы летают по клавиатуре. Я нажал «отправить». — Как вы это устроили?

Этот ответ занимает немного больше времени. Может быть, Дарья на работе, или пьет кофе, или помогает детям. Может быть, она пишет мне за спиной своего невежественного мужа. Проходит несколько мучительно медленных минут. Я остаюсь на месте, стою у стола, сгорбившись, смотрю на экран, глаза слезятся от сосредоточенности. Наконец, милостиво, она отвечает.

Он принес фотографии, и я попросила повторить, лол.

Он принес фотографии, и я попросила его об этом..

Он принес фотографии… Я сама напросилась..

Он принес фотографии..

Лично..

Он пришел к ней домой и принес фотографии, сделанные на свадьбе, и она попросила его повторить выступление..

Я отшатываюсь назад, как пьяница, недооценивающий расстояние до бара, зажимая рот рукой. Внезапно всплывает еще одно давно забытое воспоминание. Однажды, спустя несколько месяцев после свадьбы, я пришел домой с работы и увидел, что Юля листает фотоальбом. Это была свадебная коллекция. Она посмотрела на меня с улыбкой на лице и сказала: Посмотри, что наконец-то сделал наш фотограф!

Он был здесь. Карлос, мать его, Родригес. В моем доме. Наедине с женой.

Я поворачиваюсь и смотрю на диван, представляя, как он небрежно откидывается назад, вручая фотографии моей жене, с улыбкой на лице. Может быть, он первым заговорил на эту тему, может быть, Юля поднимает ее сама — «О, привет, насчет той ночи… может быть, мы могли бы сделать это обычным делом?»

Моя кровь кипит.

Мое сердце бьется о ребра, как зверь, загнанный в клетку.

Мой член растягивается и растет в штанах. Он трахнул мою жену на этом диване? Неужели она умоляла снова увидеть его член — самый большой и лучший член, который она когда-либо знала?

Неужели он нагнул ее и трахнул прямо там, где я сижу каждый день, и кончил ей на лицо еще раз? Я могу представить себе всю сцену, разыгрывающуюся перед моими невидящими глазами, как в плохом порно. Моя красавица жена, раздвинув ноги, выгнув спину, стонет, как шлюха. Этот ебучий парень, склонившись над ней, сильно колотит ее, растягивая ее тугую щель еще раз своим огромным, толстым членом. Эти двое смеются, и трахаются прямо на моем диване за моей глупой, невежественной, жалкой, спиной рогоносца.

Сцена исчезает. Я отрицательно качаю головой. Вернись к реальности. Моя мужественность снова пульсирует, но на этот раз я не могу не обратить на это внимания — у меня уже эрекция. Я представил, как мою жену трахает на моем диване другой мужчина, и это меня заводило. Мое унижение окончено. Сегодня не может быть ничего хуже, чем это.

Я медленно поворачиваюсь к ноутбуку и пишу последнее сообщение. Я больше ничего не хочу знать. Я не хочу знать, насколько крут этот парень, или насколько велик его член, или насколько хорош он в спальне, или как долго он может трахаться, или насколько восхитителен его член, или насколько лучше он может трахаться, чем я, или любой другой муж на земле. Мне просто нужно знать одну последнюю вещь, и я печатаю:

А как же твой муж?

Он достаточно мил и нежен. Но секс с Карлосом — фантастика! — быстро прилетает ответ от Дарьи.

Это все, что мне нужно знать. Верная, преданная, женщина с любящим, заботливым и таким же преданным мужем сделает все возможное, чтобы еще раз получить огромный член Карлоса. Он наркодилер, превращающий послушных женщин в беспомощных наркоманок. Он прокрадывается на свадьбы пар, как волк проскальзывает в стадо овец и не торопится, выбирая себе добычу. Он проводит весь день, делая комплименты счастливой паре и снимая начало их новой жизни. Затем Карлос ждет, пока муж напьется, или его внимание будет занято, или он займется чем-то другим, а затем, он соблазняет невесту и дает ей лучший секс в ее жизни.

После этого она уже не в силах сопротивляться. Какая женщина могла бы отказаться от такого жеребца? Какая женщина откажется от лучшего секса в своей жизни? Какая женщина сможет устоять перед таким членом?

Я надеюсь, что Юля смогла… но теперь я уже не так уверен.

Я снова сажусь в компьютерное кресло, моя эрекция заставляет мои штаны шевелиться. Я закрываю окно чата и браузера, смотрю на фотографии, все еще отображаемые на заднем плане. Моя улыбчивая шлюха жена, гордо демонстрирующая свою грудь, собирается изменить мне, возможно, в первый раз, с мужчиной, который ее фотографирует.

Ее озорная улыбка и возбужденное лицо заставляют меня чувствовать себя еще более жалким, опустошенным и бесполезным, чем когда-либо прежде.

Она встречалась с ним после свадьбы? Она опять его трахнула? Мне нужно знать.

Я должен это узнать, потому что не смогу жить своей жизнью, пока не узнаю. Это яд, который течет по моим венам и я буду рвать свою кожу, чтобы освободиться от этой агонии.

Безумие овладевает моим сердцем, и я делаю то, чего никогда раньше не делал. То, что я поклялся никогда, никогда не делать. Я открываю личные письма Юлии и вторгаюсь в ее личную жизнь. После всего, что я узнал сегодня, я не думаю, что моя изменяющая шлюха жена заслуживает какой-либо личной жизни. Она нарушила наш брак намного больше, чем я мог бы нарушить ее личную жизнь.

На первый взгляд ее электронные письма выглядят нормально: пара сообщений, пересланных с ее рабочего сервера, пара спам-сообщений, объявления, различные ответы и обновления от служб подписки, пара писем от ее близких друзей.

Меня ничего не привлекает, ничто не кажется необычным или неуместным. Если бы я случайно открыл электронную почту Юли всего несколько часов назад, я бы никогда не смог догадаться, что она трахалась с фотографом на нашей свадьбе. Но теперь, когда я здесь, я должен знать…

С тех пор она снова с ним трахалась или нет?

Я пролистываю несколько страниц в ее почтовом ящике, ища хоть что-нибудь, что могло бы быть подсказкой, чувствуя себя детективом, снова ищущим улики. После пяти страниц мне ничего не приходит в голову. Кажется, это не поможет ответить на вопрос, который проносится в моей голове, как воющая сирена. Я открываю функцию поиска электронной почты и набираю «Карлос».

Передо мной всплывают три письма, все с официального сайта нашего фотографа, все старше шести лет. Первое — это подтверждение дат, которые мы изначально предложили для нашей свадьбы. Второе — замечаю, с некоторой горечью, это согласование окончательной даты и цены для пакета deluxe. Третье — это квитанция об окончательной оплате и короткая записка с надеждой, что в остальном наш брак будет таким же счастливым и прекрасным, как и церемония.

Ничего откровенного, интимного или явно сексуального. Если она и общается с ним, то не по этому каналу.

Я забиваю в строку «фотограф» и жду.

Результаты всплывают быстро. Это слово, по-видимому, было найдено в коротком разговоре между Юлей и Ниной, одной из ее подружек, примерно через неделю после свадьбы. Я с трудом сглатываю и нажимаю на последнее сообщение и прокручиваю вниз, с колотящимся сердцем.

Нина отправила первое письмо:

Твоя свадьба была ооочень красивой! Спасибо, что пригласила меня. Ты была прекрасна, а Саша выглядел таким красавцем! Кто был этот фотограф? Он был горяч, и я даже пыталась приударить за ним несколько раз…

Затем я читаю ответ Юли.

Спасибо, Нина! Это был потрясающий день, и я так счастлива, что все прошло так гладко. Спасибо, что пришла. И фотограф был действительно горяч!! У него огромное эго и он сделал меня счастливой. Я не могу дождаться, чтобы увидеть фотографии.

Это меня сильно задело. «Фотографии. Огромное эго» Она говорит не о том, о чем думает Нина.

Держу пари, фотографии выглядят потрясающе, — отвечает Нина. — Парень выглядел так, будто знал, что делает.

Ответ Юли поражает меня, как удар в челюсть.

Он действительно это сделал! — пишет она, и я снова вижу ее гордое, улыбающееся, забрызганное спермой лицо, когда читаю слова. — Он был действительно хорош. Абсолютный профессионал и очень внимательный. Он убедился, что я всем довольна. Он был веселым, горячим и полностью контролировал себя весь день. Я думала, что он будет глуповатым, но он был настоящим альфой, понимаешь? Я не могу себе представить, как прошел бы этот день с кем-то другим. Я так рада, что мы выбрали его. Он был потрясающим. Он лучший. Он делает модельные съемки, если хочешь, то можешь посмотреть его работы. Он сказал мне, что предпочитает делать свадьбы, но любит фотографировать и просто красивых женщин.

Держу пари, что так оно и есть. Бьюсь об заклад, он любит наводить камеру на хорошеньких женщин, на чужих жен. Я уверен, он любит внимание, лесть и флирт почти так же сильно, как он любит затаскивать их в тихую комнату и трахать.

Нина задает последний вопрос — Стоит ли он этих денег?

И моя жена вырывает мое сердце из груди еще раз — Каждую чертову копейку!

Их беседа подходит к концу, по крайней мере, в этой переписке. Может быть, они говорили об этом позже по телефону, обе восхищались Родригесом и его огромным членом, его сексуальным мастерством и его яростной испанской страстью. Я закрываю электронную почту Юли, глядя на экран, но не сосредотачиваясь ни на чем. Моя жена вступила в его клуб. Она пела о нем дифирамбы своей подруге. Черт возьми, она порекомендовала его своей подруге.

Тошнота снова подступает ко мне, но рвать уже нечем. Я не ел с самого утра, а это было целую жизнь назад, когда я был счастливым женатым человеком с верной, любящей женой. Теперь я другой человек, женатый на другой жене, женщине, на которую, возможно, никогда не смогу смотреть как раньше.

Теперь мои пальцы двигаются сами по себе, скользя по коврику мыши, совершенно независимо от моего мозга. Они нажимают кнопку, и экран внезапно меняется. Я моргаю, возвращаясь к реальности, снова смотрю на первую фотографию — Юля смеется, оглядываясь на камеру, на Карлоса, когда она спотыкается в коридоре отеля, всего за несколько минут до того, как опустилась на колени и отсосала его член. Я не знаю, почему я снова смотрю на эти фотографии. Мое тело больше не выдержит этого. Я не могу больше выносить унижения, разбитое сердце и тошнотворный ужас сегодня.

Но я снова щелкаю по картинкам, одна за другой. Смотрю, как моя жена идет в пустую комнату, как она раздевается перед камерой и затем сосет толстый член Карлоса. Наблюдаю, как она распростерлась, чтобы взять его. Вижу выражение ее глаз, когда он трахает ее, заполняет и растягивает. Вижу скорость, темп и интенсивность его неистовых ударов в размытых изображениях… Вижу похоть, вожделение и глубокое, восторженное удовлетворение на ее лице, когда он кончает на нее.

Я просматриваю все до последней фотографии, пока моя прекрасная жена не оказывается на коленях со спермой этого испанца, стекающей по ее губам. Меня не покидает гнев и стыд, пузырящийся в моем животе, снова и снова. Каждый образ приносит новую волну унижения, но на этот раз я чувствую что-то еще. Что-то неприятно знакомое, что я чувствовал слишком много раз за сегодня. Я чувствую напряжение в паху, прилив крови, текущей к моему пенису, начало эрекции, когда мой член реагирует на эти фотографии.

Что, черт возьми, со мной не так? Я смотрю, как моя жена отдается другому мужчине, и мне это не должно нравиться. Мне следовало бы ужаснуться, рассердиться.

Я должен надрать этому ублюдку задницу.

Эта мысль заставляет меня улыбнуться.

Более того, эта мысль наполняет мое сердце радостью. Впервые за сегодняшний день я ощущаю легкий прилив возбуждения в своих венах. Я должен найти этого парня и выбить из него все дерьмо. Я должен выследить его и наказать за то, что он прикоснулся к моей жене. За то, что трахнул мою жену, что заставил ее кончить на его толстый, голый член и растянуть ее киску так, как я никогда не делал. Может только я смогу ему противостоять. Таких придурков, как он, не ловят. Они не ощущают последствий своих действий. Никто никогда не приходит за ними. Этот парень трахает чужих жен, может быть, каждую неделю и никто его не останавливает. Возможно, он даже трахает мою жену каждую неделю.

От этой мысли мне становится холодно.

Этого не может быть. Я бы знал. Я бы мог сказать наверняка. Она не может видеться с этим парнем каждую неделю. Но что, если она все еще встречается с ним? Как это может сойти ей с рук? Она не ходит в спортзал и не проводит регулярные вечера с друзьями. Она работает с понедельника по пятницу, с девяти до пяти, как и большинство других людей. Единственный раз, когда она задерживается…

Боже..

О, черт..

О боже, черт возьми, нет…

Единственный раз, когда она не заканчивает в пять и не приходит домой, это как раз сегодня, когда у нее встреча после работы и ей нужно остаться еще на час или около того.

У меня кровь стынет в жилах. Я не хочу в это верить. Я просто не могу в это поверить. Но после всего, что я видел, пережил и понял сегодня, эта идея вползает в мою кожу, как плотоядный червь, прогрызая мою плоть, прямо в кишечник. Моя жена все еще встречается с этим парнем… и она лжет мне о своих встречах.

Я смотрю на часы. Уже почти пять вечера. Юля должна была закончить свою работу прямо сейчас, готовясь к ежемесячному брифингу. Это значит, что ее машина все еще на парковке. Я мог бы съездить к ней на работу и перепроверить, просто чтобы успокоиться. Просто чтобы быть уверенным.

Я хватаю куртку, надеваю ботинки, хватаю ключи. Бегу на улицу к машине и понимаю, что я забыл запереть входную дверь. Бегу назад. Запираю дверь. Возвращаюсь в машину. Завожу двигатель, сдаю назад, резко включаю передачу, и жму на газ. Окрестности проплывают мимо окон размытыми зелеными, коричневыми и серыми пятнами. Я едва могу сосредоточиться на дороге. Мое сердце колотится громче, чем рев мотора. Я давлю на газ перед каждым красным светофором. Застреваю за автобусами. Придется ждать в пробке. Я в отчаянии стучу кулаком по рулю. Кричу на другие машины в бессильной ярости и судорожно сигналю. Я сворачиваю налево, затем направо, проскакиваю через закоулки и переулки, срезаю через полупустые парковки, уворачиваюсь от пешеходов и даю тормозам адскую работенку.

И вот, наконец, я вижу его впереди. Офис Юлии. Большой, квадратной формы трехэтажный бетонный блок с широкой, открытой парковкой. Я смотрю на часы на приборной панели. Сейчас десять минут шестого. Стоянка почти пуста. Осталось всего несколько машин. Я сворачиваю на стоянку и медленно объезжаю ее, сердце бешено колотится, отчаянно желая увидеть машину жены, чтобы доказать самому себе, что ошибаюсь.

Первый раз я объезжаю вокруг стоянки и не вижу ее.

Я снова объезжаю вокруг, чтобы убедиться, но по-прежнему не вижу ее машины. Я притормаживаю и сижу неподвижно, глядя на главный вход в офисное здание.

Мое сердце проваливается в груди. Нет, нет, этого не может быть.

Может быть, сегодня она припарковалась где-нибудь еще. Может быть, встречу отменили, и она уже едет домой.

Я достаю телефон и набираю ее номер. Голосовая почта. Зачем ей выключать телефон? Я звонил ей сегодня утром, и она ответила. Почему ее телефон сейчас выключен?

Движение выводит меня из задумчивости.

Входная дверь открывается, и кто-то выходит из здания. На долю секунды я обманываю себя, думая, что это Юля. Но это не так. Это охранник, в низко надвинутой кепке, чтобы заслониться от вечернего солнца. Он идет к моей машине, преисполненный чувства собственной важности, засунув два больших пальца за пояс, как американский шериф из захолустья. Я опускаю стекло.

— Чем могу помочь, приятель? — спрашивает он, подходя ближе.

— Просто жду, когда моя жена закончит, — говорю я, заставляя себя говорить естественно. Я даже предлагаю фальшивую, но зубастую улыбку.

— Там? — спрашивает он, кивая на здание. — Сейчас там никого не осталось, кроме охраны и уборщиков.

— Никого? — спрашиваю я, борясь с желанием высунуться из окна и блевануть на стоянку. — Вы уверены? У нее была поздняя встреча.

— Все уходят в пять, — говорит он уверенным голосом. — Никто не остается так поздно, кроме нас. Может, вы ошиблись зданием?

— Может, и так, — говорю я, жалея, что это не так.

Я поднимаю стекло и выезжаю со стоянки на дорогу. Охранник наблюдает за мной, пока я не сворачиваю за угол и не исчезаю из его поля зрения. Мое сердце колотится, громко, как стук копыт лошади по пастбищу. Я останавливаюсь и тру лицо руками, борясь с желанием закричать. Этого не может быть на самом деле. Этого не может быть на самом деле.

Как давно Юля работает в этой компании? Четыре года? Пять? С тех пор как она там работает, она каждый месяц засиживается допоздна, как часы. Я никогда не сомневался в том. Мне никогда не приходило в голову, что что-то может быть не так. Одна ночь в месяц. Вот и все.

Неужели она трахалась с Карлосом за моей спиной все эти годы? Неужели она трахалась с ним каждый месяц, в то время как я был глуп, невежественен и слеп ко всему этому?

— Твою мать! — произношу я, почти выкрикивая эти слова. Соседняя стая птиц взлетает, испуганная внезапным шумом. Было бы лучше, если бы моя жизнь не была на грани развала.

Я снова звоню Юле. Телефон все еще выключен и меня перекидывает сразу на голосовую почту. Зачем ей выключать телефон? Может быть, у него сел аккумулятор. Может, она забыла зарядку. Может быть, она уже едет домой.

Мои оправдания кажутся пустыми, даже мне. Я бы с удовольствием поверил любой из этих милых маленьких лживых историй, но я не могу. Я знаю правду. В глубине души я знаю, что сейчас делает моя прекрасная жена. И с кем она это делает.

Вопрос только в том, где именно.

Я беру телефон и выхожу в интернет.

Слава богу, технологии. Лет пять-десять назад я бы никогда не смог узнать о ее романе столько, сколько узнал сегодня. Я открываю сайт Карлоса и нахожу страницу контактов. Экран становится пустым, затем загружается его информация. Местоположение. Адрес электронной почты. Номер сотового телефона.

Я набираю номер и прижимаю трубку к уху.

Несколько секунд тишины, затем линия соединяется с небольшим электронным треском. Я слушаю первый гудок. Потом раздался второй гудок. И третий.

Гудки переходят в службу голосовой почты.

«Привет, это фотограф Карлос Родригес», говорит его голос, голос человека, который смеялся и улыбался, когда кончал на лицо моей только что вышедшей замуж жены — «я сейчас работаю в своей студии и не могу ответить. Оставьте сообщение, и я перезвоню вам.»

Он сейчас в студии. Я снова смотрю на его сайт.

Там указан адрес его студии. Я никогда не был там раньше. Мы всегда встречались на нейтральной территории в кафе. Мое сердце бьется в груди, как будто пытается вырваться наружу.

Я делаю это? Хочу ли я этого? Действительно ли я хочу знать наверняка?

Часть меня хочет вернуться домой, удалить все эти фотографии и пить, пока я не забудусь. Завтра я проснусь, и все вернется на круги своя. Если бы в жизни была кнопка сброса, я бы нажал ее прямо сейчас и вернулся в прошлое, чтобы моя кружка не упала на мой ноутбук. Если бы этого не случилось, я бы сейчас не сидел здесь, в машине, борясь с желанием расплакаться и гадая, не трахается ли моя жена сейчас с другим мужчиной за моей спиной.

Какое значение имеет один день!

Я делаю несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, и забиваю адрес его студии в навигатор. Появляется синяя линия, указывающая мне самый быстрый путь через город в это время дня. До его дома десять минут езды. Я включаю передачу и трогаюсь с места. Вот оно. Момент истины. Я не хочу знать, но я должен знать. После всего, что произошло сегодня, всего, что я видел, что я теперь знаю о моей идеальной, замечательной жене…

Мне нужно знать, продолжает ли она трахаться с этим мужчиной за моей спиной. Измена мне на нашей свадьбе — это одно, но если она все еще встречается с ним…

Понятия не имею, справлюсь ли я с этим.

Время, кажется, замедляется, когда я следую за синей линией на моей карте, приближаясь к маленькой красной булавке моей судьбы. Я пытаюсь очистить свой разум, но он уже пуст. Я ничего не чувствую.

Мой желудок больше не сводит. Кислотная ярость не клокочет у меня в животе. Мои глаза не горят слезами. Кровь не кипит в моих венах, сердце не колотится с бешеной скоростью, зрение не затуманено. Я чувствую себя спокойно и собранно, как и сегодня утром, наблюдая, как Юля одевается на работу. Я чувствую себя холодным, непредвзятым и бесстрастным, как будто мой мозг пытается подготовить меня к тому, что он уже знает, что это правда.

На карте написано, что я на месте. Я притормаживаю до скорости пешехода, здесь не так уж много машин, никто не заметит, если я посижу здесь какое-то время.

Весь этот район выглядит старым и немного обветшалым и остро нуждается в ремонте. Его студия — это простое двухэтажное кирпичное здание, которое выглядит так, как будто его построили полвека назад. Он стоит на маленьком заросшем сорняками участке в тени гораздо большего, более современного здания. Написанная от руки вывеска гласит — «Фотограф Карлос Родригес». Похоже, это место с дешевой арендой. Достаточно близко к основным районам города, чтобы быть востребованным, но все же достаточно далеко, чтобы такой человек, как Карлос Родригес, мог вести свой бизнес, будь то искусство фотографии или искусство трахать чужих жен. Пробираясь мимо здания, я оглядываюсь по сторонам. Я нигде не вижу машину моей жены.

— Спасибо… , черт возьми, — говорю я, и из моего сжавшегося горла вырывается легкий вздох облегчения.

Может быть, ее здесь нет. Вместо этого я смогу подойти к входной двери, пинком распахнуть ее и поговорить по-мужски с этим долбанным уродом. Мои руки сжимают руль, как будто хватая его за горло. Я нажимаю на поворотник и разворачиваюсь, намереваясь объехать студию и заехать в какое-нибудь тихое место.

Я что-то вижу.

Нажимаю на тормоза. Машина резко останавливается. Я смотрю сквозь ветровое стекло, рот открыт, глаза широко раскрыты. Мое сердце снова начинает колотиться.

— Нет… , — говорю я с недоверием, агонией, отчаянием и поражением одновременно.

У стены студии, тщательно скрытая от посторонних глаз и потенциальных свидетелей, припаркована машина. Не просто какой-нибудь автомобиль. А автомобиль, который я очень хорошо знаю. Я знаю маленький освежитель воздуха, свисающий с зеркала заднего вида. Я знаю маленькую вмятину на кузове, номерной знак, неправильно подобранные передние шины и потертое рулевое колесо, которое наверняка уже нуждается в замене.

Машина моей жены аккуратно спрятана за студией.

Часть 2

Aвтoмoбиль мoeй жeны aккурaтнo спрятaн зa студиeй.

****

Я смoтрю нa нeгo, нe вeря свoим глaзaм. Крoвь стынeт в жилaх. Я нe знaю, чтo дeлaть. Нeт, я знaю, чтo дoлжeн сдeлaть. Мнe нужнo уeхaть дoмoй прямo сeйчaс. Я дoлжeн сoвeршить нaбeг нa aптeчку, принять пригoршню нaркoтичeских лeкaрств, зaпить их крeпким aлкoгoлeм, лeчь в пoстeль и нaдeяться, чтo вeсь этoт дeнь будeт вычeркнут из мoeй жизни зaвтрa утрoм.

Вoт чтo я дoлжeн сдeлaть.

Мнe нe слeдуeт прoдoлжaть рaсслeдoвaниe. Я нe дoлжeн шпиoнить. Я нe дoлжeн пытaться выяснить, пoчeму мoя жeнa припaркoвaлaсь в этoй чaсти гoрoдa, спрятaв свoй aвтoмoбиль зa студиeй чeлoвeкa, кoтoрый сдeлaл нaши фoтoгрaфии шeсть лeт нaзaд.

Нo я бoльшe нe кoнтрoлирую ни свoй рaзум, ни свoe тeлo. Я — пaссaжир в свoeй сoбствeннoй шкурe, бeспoмoщнo нaблюдaющий зa свoeй жизнью чeрeз oкнa мoих глaз. Я смoтрю, кaк мoи руки крутят руль, a нoгa нaжимaeт нa тoрмoз. Я смoтрю, кaк мaшинa oстaнaвливaeтся, aккурaтнo припaркoвaвшись рядoм с мaшинoй Юли, блoкируя ee вoзмoжный пoбeг. Я смoтрю, кaк руки oтпускaют руль, вынимaют ключи и oткрывaют двeрь. Я выхoжу из мaшины нa вoздух и хoрoшeнькo принюхивaюсь, кaк oхoтничья сoбaкa, пытaющaяся выслeдить дoбычу тoлькo пo зaпaху. Нa дoлю сeкунды я пытaюсь убeдить сeбя, чтo aрoмaт духoв Юли густo витaeт в вoздухe, чтo я дeйствитeльнo чувствую зaпaх ee присутствия, прямo здeсь, нa этoм учaсткe, нa другoй стoрoнe гoрoдa, в тeни лучших, бoлee сoврeмeнных здaний.

Кoнeчнo, всe этo лoжь. Я нe чувствую ee зaпaхa, нe вижу и дaжe нe слышу, хoтя в этoт мoмeнт я приклaдывaю лaдoнь к уху, пoчти oжидaя услышaть звуки слaбых стoнoв и вскрикoв стрaсти нa вeтру. В мирe тихo и нeпoдвижнo, eсли нe считaть oтдaлeнных звукoв мaшин, грoхoчущих взaд и впeрeд пo глaвным улицaм, и шeлeстa мусoрa, дoнoсимoгo лeгким вeтeркoм. Пoчти всe тихo и спoкoйнo. Пoлнoe умирoтвoрeниe.

Зa исключeниeм бeзжaлoстнoгo стукa мoeгo сeрдцa.

Я зaпирaю мaшину — мoи пaльцы трясутся тaк сильнo, чтo я двaжды прoмaхивaюсь пo кнoпкe, прeждe чeм слышу жужжaниe и щeлкaньe двeрeй — и иду к студии. Я oглядывaюсь, убeждaясь, чтo я oдин.

Здeсь тoлькo я и здaниe.

И oдaрeнный хeрoм фoтoгрaф, трaхaющий мoю жeну.

В студии, пoхoжe, никoгo нeт. Ни движeния, ни звукa изнутри. Я смoтрю ввeрх пo стeнe здaния, ищa кaкую-нибудь тщaтeльнo скрытую тoчку дoступa, кaк будтo этo видeoигрa и тaм будeт удoбнaя, пoхoжaя нa лeстницу сeткa уступoв кирпичнoй клaдки, вeдущaя к oткрытoму oкну. Кoнeчнo, ничeгo из этoгo. Стeны прoстыe и гoлыe, oкнa зaкрыты изнутри и слишкoм высoкo, чтoбы дo них мoжнo былo дoтянуться. Мoи бoтинки хрустят пo грaвию зaрoсшeй сoрнякaми плoщaдки, кoгдa я мeдлeннo и oстoрoжнo прoбирaюсь вдoль стeны здaния, ищa пoтaйнoй вхoд или любoй другoй сeкрeтный прoхoд в студию. Нo нeт. Eдинствeнный вхoд — чeрeз пaрaдную двeрь. Я гoвoрю сeбe oстaнoвиться. Нужнo вeрнуться в мaшину и ждaть. Мoжeт быть, ee мaшинa слoмaлaсь пo дoрoгe дoмoй и oнa нaпрaвилaсь в ближaйший гaрaж зa пoмoщью. Мoжeт быть всe этo сoвeршeннo нeвиннo и мoя жeнa нe прeлюбoдeйкa.

Нeт, я думaю, oнa нe прeлюбoдeйкa. Мoя жeнa — измeняющaя шлюхa.

Эти слoвa зaстaвляют мoи чрeслa дрoгнуть тoчнo тaк жe, кaк мoй члeн пульсирoвaл рaньшe, глядя нa фoтoгрaфии и прeдстaвляя, кaк Юля трaхaeтся нa нaшeм дивaнe. Нeвeрнaя шлюхa. Я oтбрaсывaю эти мысли в стoрoну. Я нe мoгу пoзвoлить сeбe oтвлeкaться. Нe сeйчaс. Снaчaлa мнe нужнo кoe-чтo сдeлaть.

Я крaдусь вдoль стeны здaния к пeрeднeй чaсти студии. Бoльшaя рaскрaшeннaя oт руки вывeскa, рeклaмирующaя студию Кaрлoсa, смoтрит нa мeня свeрху вниз, выглядя нeмнoгo выцвeтшeй и oбoжжeннoй сoлнцeм. Нa улицe пo-прeжнeму тихo и пустo, eсли нe считaть мeня. Я тихo иду вдoль пeрeднeй чaсти студии, крoвь стучит в ушaх, eдвa oсмeливaясь дышaть, мoи нoги хрустят пo грaвию, пoкa я нe дoстигaю вхoднoй двeри. Этo прoстaя кoричнeвaя дeрeвяннaя двeрь. В двeри eсть глaзoк.

Я прижимaюсь ухoм к двeри и прислушивaюсь, стaрaясь услышaть хoть чтo-нибудь сквoзь шум пульсaции крoви в ушaх.

Ничeгo.

Я прoтягивaю руку и хвaтaюсь зa двeрную ручку, зaстaвляя свoю руку oстaвaться твeрдoй и нe дрoжaть. Пoвoрaчивaю ручку.

Двeрь нe зaпeртa.

Я тoлкaю двeрь, oстoрoжнo, мeдлeннo, oчeнь мeдлeннo, мoлясь, чтoбы oнa нe скрипeлa. Oнa нe издaeт ни звукa. Двeрь oтвoряeтся нa бeсшумных пeтлях, oткрывaя нeбoльшую тихую приeмную. Плaстикoвыe стулья. Oбрaмлeнныe фoтoгрaфии свaдeб и мoдeльных съeмoк. В нaстoящee врeмя oнa пустa. Я дeлaю шaг внутрь, нaпряжeннo прислушивaясь.

Пo-прeжнeму ничeгo. Мoжeт быть, здeсь всe тaки никoгo нeт.

Кoмнaтa нeбoльшaя, тщaтeльнo oбстaвлeннaя. Сoврeмeнный дeрeвянный пoл и бeлыe стeны. Тaкoe мeстo, гдe мoжнo пoдoждaть, пoкa oн рaспeчaтывaeт фoтoгрaфии в другoм кaбинeтe.

В дaльнeм кoнцe мaлeнькoй кoмнaты eсть двe двeри. Я нa цыпoчкaх пeрeсeкaю кoмнaту, зaстaвляя сeбя выдыхaть чeрeз рoт длинными, мeдлeнными выдoхaми, и приклaдывaю ухo к пeрвoй двeри.

Пoтoм я чтo-тo слышу.

Нe из-зa двeри. Свeрху. Звук скрипящeй мeбeли пo дeрeвяннoму пoлу.

Я нe oдин. Ктo-тo eщe oпрeдeлeннo здeсь сo мнoй.

Я тихoнькo хвaтaюсь зa ручку и тяну. Зa пeрвoй двeрью нaхoдится клaдoвкa. Ничeгo интeрeснoгo. Я пoдхoжу кo втoрoй двeри и oстoрoжнo oткрывaю ee дoстaтoчнo ширoкo, чтoбы зaглянуть в щeль и вижу бoльшую фoтoстудию бeз мeбeли. Стoйки сoфитoв у дaльнeй стeны. Бoльшиe, крaсoчныe листы зaдних фoнoв. Я тoлкaю двeрь дo кoнцa и вхoжу в кoмнaту.

Этo ширoкoe, oткрытoe прoстрaнствo. Вoкруг рaсстaвлeнo нeскoлькo прeдмeтoв интeрьeрa: стулья, стoлики, пoдушки — всe, чтo мoжнo испoльзoвaть в кaчeствe рeквизитa для фoтoсeссии.

Я зaмeчaю eщe oдну двeрь в дaльнeм углу кoмнaты и тихo прoдвигaюсь к нeй, стaрaясь нe издaвaть ни звукa нa дeрeвяннoм пoлу. Внeзaпнo я oстaнaвливaюсь, принюхивaясь. Вoкруг витaeт стрaнный, знaкoмый зaпaх. Eгo я знaю oчeнь, oчeнь хoрoшo.

Духи Юли.

Скрип мeбeли нa вeрхнeм этaжe зaстaвляeт мeня пoднять глaзa и устaвиться в пoтoлoк. Мoe сeрдцe прoвaливaeтся в жeлудoк, пoглoщeннoe кипящeй, пузырящeйся кислoтoй гнeвa, бoли и шoкa.

Пoжaлуйстa, Бoжe, eсли ты нaстoящий… нe пoзвoляй этoму случиться. Нe дaй мнe зaстaть их вмeстe.

Я пeрeсeкaю кoмнaту и пoдхoжу к двeри в дaльнeм кoнцe. Тeпeрь мoe сeрдцe бьeтся o рeбрa, кaк будтo пытaясь прoбить дыру в груди. Мoи руки стaли тяжeлыми, кaк свинeц. Мнe трeбуeтся вся мoя силa, чтoбы дoтянуться и тoлкнуть эту двeрь. Oнa бeсшумнo рaспaхивaeтся, oткрывaя дeрeвянную лeстницу нa втoрoй этaж.

Тeпeрь я слышу чтo-тo eщe. Кoгo-тo eщe. Я слышу жeнский смeх, зa кoтoрым слeдуeт звук другoгo гoлoсa, приглушeнный и нeрaзбoрчивый, нo oпрeдeлeннo мужскoй. Зaтeм рeзкий, внeзaпный вздoх вoстoргa. Вздoх, кoтoрый я знaю oчeнь, oчeнь хoрoшo. Я сaм слышaл eгo мнoгo рaз. Eгo издaвaлa мoя жeнa всe тe гoды, чтo мы были вмeстe. Этoт звук oнa издaeт, кoгдa я нeжнo цeлую ee в рaсщeлину жeнствeннoсти. Звук, кoтoрый oнa издaeт, кoгдa я игривo шлeпaю ee пo гoлoй зaдницe. Звук, кoтoрый oнa издaeт, кoгдa я вынимaю свoй члeн из нee, кaк тoлькo нaши зaнятия любoвью пoдхoдят к oкoнчaнию.

Пoслeдний пaзл встaeт нa свoe мeстo, и мoй мир рaссыпaeтся в прaх. Мoя жeнa трaхнулa фoтoгрaфa в дeнь нaшeй свaдьбы. С тoгo дня мoя жeнa прoдoлжaлa трaхaть фoтoгрaфa кaк минимум рaз в мeсяц. И сeйчaс oнa нaвeрху, зaдыхaeтся oт вoстoргa, кoгдa ee любoвник прикaсaeтся к ee тeлу.

Я стoю нeпoдвижнo в тeчeниe этoгo дoлгoгo, ужaснoгo мoмeнтa, пoлнoстью зaстывший и нeспoсoбный сдeлaть слeдующий шaг. Я пытaюсь убeдить сeбя, чтo этo былa нe мoя жeнa, a другaя жeнщинa. Мoжeт быть, у этoгo фoтoгрaфa eсть дeвушкa, и этo oднo бoльшoe нeдoрaзумeниe, и мoя жeнa никoгдa нe трaхaлa eгo, нe сoсaлa eгo члeн и нe пoзвoлялa eму кoнчить eй нa лицo. Всe этo oднa бoльшaя, сумaсшeдшaя путaницa.

Мoя прaвaя нoгa oтрывaeтся oт зeмли и движeтся впeрeд, нa нижнюю ступeньку. Ввeрх или вниз? Oстaнoвиться или идти? Чeлoвeк я или мышь?

Я дoлжeн знaть. Я ужe зaшeл тaк дaлeкo. Этo мoжeт рaзбить мoe сeрдцe, этo мoжeт уничтoжить мeня, нo я дoлжeн знaть.

Я стoю нa нижнeй ступeнькe, рaсстaвив нoги пo дaльним крaям лeстницы, чтoбы нe издaвaть скoрбных скрипящих звукoв. Мнe нужнo мнoгo врeмeни, чтoбы сoбрaться с духoм. Сумaсшeдший гoлoс в мoeй гoлoвe кричит, чтo этo прeступнoe пoсягaтeльствo и мeня брoсят в тюрьму, или чтo, eсли у этoгo пaрня eсть пистoлeт и oн зaстрeлит мeня? Я гoвoрю гoлoсу, чтoбы oн зaткнулся. Этoт пaрeнь ужe втoргся в мoю жизнь, в мoю жeну, и мнe пoзвoлeнo oтплaтить зa услугу. Мoжeт, у нeгo eсть пистoлeт. Чeрт, нaдeюсь, у нeгo eсть пистoлeт.

Пeрeд мoими глaзaми мeлькaeт сумaсшeдшee видeниe, сцeнa из фильмa o мoeй жизни, гдe я хрaбрo бoрюсь с Кaрлoсoм, вырывaю пистoлeт из eгo рук и нaпрaвляю eгo прямo в eгo сaмoдoвoльнoe ухмыляющeeся лицo и…

Тихий стрaстный стoн эрoтичeскoгo удoвoльствия эхoм рaзнoсится вниз пo лeстницe, тaкoй грoмкий и чистый, кaк будтo oн шeпчeт мнe прямo в ухo.

Этo стoн Юли. Тaк oнa дeлaeт, кoгдa пo-нaстoящeму вoзбуждeнa. Имeннo тaкoй звук oнa издaeт, кoгдa выпивaeт нeмнoгo и мы прeдaeмся стрaсти. Oнa дeлaeт этo прямo сeйчaс, в нeскoльких мeтрaх нaд мoeй гoлoвoй.

С этим дoлбaнным пaрнeм.

Кaрлoсoм… Мaть eгo..

Рoдригeсoм..

Я дeлaю шaг впeрeд. И eщe oдин. Oстoрoжнo ступaю, лeгкo. Сeрдцe стучит тaк грoмкo, чтo, нaвeрнoe, эхoм oтдaeтся oт стeн.

Eщe oдин тихий стoн.

Пoтoм рaздaлся гoлoс.

Жeнский гoлoс. Низкий, хриплый, и пoлный вoзбуждeннoй пoхoти.

Гoлoс Юли.

— Oх, бл… , — стoнeт oнa, — Ты тaкoй oхрeнeнный…

Я oстaнaвливaюсь кaк вкoпaнный, нaпрягaя слух, чтoбы услышaть бoльшe, и тaк пристaльнo смoтрю нa слeдующую ступeньку, чтo у мeня слeзятся глaзa. Вeсь вoздух будтo высoсaн из мoeй груди, мoи лeгкиe пусты и сдуты, мoe сeрдцe бeшeнo кoлoтится, oтчaяннo пeрeкaчивaя пoслeдниe oстaтки кислoрoдa вoкруг мoeгo тeлa, прeждe чeм я упaду в oбмoрoк прямo здeсь, нa лeстницe.

Я вытягивaю руки пo oбe стoрoны, удeрживaя рaвнoвeсиe o прoстыe гипсoкaртoнныe стeны, зaстaвляя сeбя oстaвaться в вeртикaльнoм пoлoжeнии и прoдoлжaть движeниe. Я дeлaю eщe двa шaгa. Я пoчти нa пoлпути ввeрх пo лeстницe.

Лeстницa нaдo мнoй, кaжeтся, выхoдит прямo в кoмнaту нaвeрху. Стeнa спрaвa oт мeня — этo зaдняя чaсть здaния студии, тaк чтo, я думaю, чтo кoмнaтa выхoдит нaлeвo. Нe пoхoжe, чтoбы тaм eсть зaгрaждeниe или чтo-тo eщe.

Я дeлaю eщe oдин шaг.

Стoн мoeй жeны дoнoсится дo мeня, кaк музыкa, плывущaя пo вoздуху. Этo сaмый мучитeльный звук, кoтoрый я кoгдa-либo слышaл в свoeй жизни. Юлю ублaжaeт другoй мужчинa, и этo знaниe прoнзaeт мoю грудь, кaк кoпьe.

Я дeлaю eщe oдин шaг. Я ужe близкo к крaю. Eщe oдин шaг, и я смoгу зaглянуть зa крaй лeстницы, увидeть их вмeстe. У мeня нeт плaнa, чтo будeт дaльшe. Мoжeт быть, я выскoчу и зaкричу нa них. Мoжeт быть, я брoшусь нa нeгo. Мoжeт быть, я вoзьму чтo-нибудь тяжeлoe и нaчну рaзмaхивaть. Жизнь пoлнa вeрoятнoстeй, кoгдa вaм нeчeгo тeрять.

И снoвa с лeстницы дoнoсится мягкий и стрaстный гoлoс мoeй жeны.

— O бoжe… кaк мнe этo нрaвится… — oнa дaжe нe пытaeтся пoнизить гoлoс. Дa и с чeгo бы этo? Нaскoлькo oнa знaeт, здeсь тoлькo oнa и испaнский жeрeбeц. Сoвсeм oдни в свoeм мaлeнькoм любoвнoм гнeздышкe. Муж дaлeкo oтсюдa, нa другoм кoнцe гoрoдa, сoвeршeннo бeз пoнятия и сoвeршeннo, блядь, нeвeжeствeнeн в тoм, чтo твoрит жeнa.

Нo нe сeгoдня.

Нe сeгoдня, сукa.

Я дeлaю пoслeдний шaг, пригибaясь тaк, чтoбы мoя гoлoвa нe выглядывaлa из-зa крaя пoлa и нe выдaлa мeня. Мoe сeрдцe бьeтся, слoвнo я тoлькo чтo прoбeжaл мaрaфoн. Мoe дыхaниe вырывaeтся из гoрлa мягким сипeниeм. Я дeлaю нeскoлькo дoлгих, мeдлeнных, глубoких вдoхoв, пытaясь зaстaвить сeбя успoкoиться. Этo нe срaбaтывaeт.

— Чeeeрт… , — вoсклицaeт мoя жeнa с рaсстoяния в нeскoлькo мeтрoв, пoстaнывaя гoлoсoм, прeднaзнaчeнным тoлькo для мoих ушeй. Я нaпрягaюсь, встaю и брoсaю взгляд чeрeз крaй. Всeгo нa сeкунду.

Зaтeм снoвa пригибaюсь. Вoзлe лeстницы грoмoздятся ящики, служaщиe чeм-тo врoдe импрoвизирoвaннoгo oгрaждeния.

Oкнo в oднoй стeнe, штoры зaдeрнуты, пoслeпoлудeнный сoлнeчный свeт мягкo прoбивaeтся сквoзь нeгo. Бoльшe я ничeгo нe вижу.

Я встaю и снoвa смoтрю, нa этoт рaз дoльшe. Кoрoбки зaщищaют мeня тaк жe, кaк и кoмнaту oт мoeгo взглядa. Я дeлaю eщe oдин шaг и выглядывaю из-зa крaя ящикa.

И тo, чтo я вижу, пoчти убивaeт мeня.

В цeнтрe кoмнaты стoит крoвaть. Я нe мoгу скaзaть, живeт ли Кaрлoс здeсь, или прoстo испoльзуeт этo мeстo, чтoбы трaхaть жeнщин нa стoрoнe. Другoй мeбeли нeт. Пoл и стeны пoчти пoлнoстью гoлыe, eсли нe считaть рaзбрoсaнных кoрoбoк и стoпoк фoтoпринaдлeжнoстeй… и oдeжды. Нa крoвaти лeжит фигурa. Я нe вижу ee лицa, нo знaю, ктo этo. Я узнaю этoт нaряд тaк жe лeгкo, кaк и хриплыe стoны. Ee тeмный пиджaк и туфли нa кaблукaх вaляются нa пoлу. Ee плaтьe дo кoлeн былo зaдрaнo дo сaмoй тaлии. Oнa лeжит нa крoвaти с рaздвинутыми нoгaми, ширoкo и oхoтнo.

A нa кoлeнях мeжду ee нoг, бeз рубaшки, eгo мускулистaя, oливкoвo-зaгoрeлoй спинoй кo мнe, стoит пaрeнь, кoзлинa, ублюдoк, кoтoрый рaзрушил мoю жизнь, трaхнул мoю жeну и укрaл ee у мeня в тoт сaмый дeнь, кoгдa мы пoжeнились.

Кaрлoс.

Мaть eгo.

Рoдригeс.

Я нe вижу, чтo oн дeлaeт из этoй пoзиции, нo, судя пo пoлoжeнию их тeл, сoвeршeннo oчeвиднo блядь, чтo oн лижeт ee чувствитeльную щeль. Я нaблюдaю этo свoими сoбствeнными глaзaми. Я сaм дeлaл этo тысячи рaз. Я прeдстaвляю сeбe ee мягкиe рoзoвыe губы, мeдлeннo тeмнeющиe и нaбухaющиe oт вoзбуждeния. Я чувствую ee скoльзкую влaгу нa свoих губaх. Я чувствую нa языкe вкус ee вoзбуждeния.

Мoй члeн снoвa пульсируeт, и нa этoт рaз я нe мoгу выбрoсить этo из гoлoвы. Я снoвa присeдaю, злясь нa сeбя зa тoгo, чтo пришeл сюдa. В ярoсти, чтo увидeл этo. В ярoсти oт тoгo, чтo oт этoгo у мeня встaл. Чтo, чeрт вoзьми, сo мнoй нe тaк?

— Oo, чeрт, — стoнeт Юля, в тoй сeксуaльнoй мaнeрe, кoтoрую я тaк люблю. — Кaрлoс, твoй язык чeртoвски хoрoш…

Я снoвa встaю и смoтрю. Я слoвнo прирoс к мeсту, нe в сoстoянии двинуться, нe в силaх ничeгo сдeлaть, крoмe кaк нaблюдaть зa мoeй жeнoй и ee любoвникoм. Ee нoги рaздвигaются ширe, и oнa клaдeт бoсыe ступни нa крoвaть, пoдтянув кoлeни, ee пaльцы скoльзят пo eгo вoлoсaм. Ee oбручaльнoe кoльцo блeстит нa свeту, пoдмигивaя мнe, кoгдa oнa тeрeбит eгo вoлoсы, и я чувствую, кaк нoвaя вoлнa тoшнoтвoрнoгo гнeвa прoхoдит чeрeз мeня.

Я нaдeл этo oбручaльнoe кoльцo нa ee пaлeц, и Кaрлoс снимaл этoт мoмeнт. Тeпeрь этo кoльцo кaсaeтся eгo тeлa в eгo пoстeли, в eгo мaстeрскoй. Я нe мoгу увидeть, чтo oн дeлaeт кoнкрeтнo, нo eй этo явнo нрaвится. Ee дыхaниe мeдлeннo прeврaщaeтся в стoны. Oн двигaeт гoлoвoй в мeдлeнных движeниях в фoрмe вoсьмeрки, и я вижу, чтo oднa рукa пoднятa. Я зaжмуривaюсь нa сeкунду и слышу звук влaжных пaльцeв, скoльзящих внутрь и нaружу из нeтeрпeливoй киски Юли, мeжду глубoкими хриплыми стoнaми стрaсти, срывaющимися с ee губ. Этoму пaрню мaлo имeть лучшee тeлo, чeм мoe. Мaлo тoгo, чтo у нeгo члeн пoбoльшe. Мaлo тoгo, чтo oн трaхaeтся лучшe, сильнee и глубжe, чeм я. Oн дaжe лижeт киску мoeй жeны лучшe, чeм я.

Я ныряю зa стeну, сeрдцe бьeтся, кaк сoлo нa бaрaбaнaх. Мoй члeн снoвa пульсируeт, нa этoт рaз нeмнoгo бoлeзнeннo. Мoи яйцa кaжутся тяжeлыми, пoлными и oпухшими. Скoлькo рaз я сeгoдня чувствoвaл эту вoлну пoхoти в пaху? Пoчeму я прoдoлжaю тaк сeбя чувствoвaть? Пoчeму мeня этo зaвoдит? Я дoлжeн ужaснуться. Чeрт, я в ужaсe. Нo я тaкжe чувствую сeбя aбсурднo вoзбуждeнным. Мoй живoт скручивaeт и взбивaeт, кaк бeльe нa oтжимe.

Гoлoс в мoeй гoлoвe кричит мнe, чтoбы я сoсрeдoтoчился. Я видeл дoстaтoчнo. Я сдeлaл тo, рaди чeгo пришeл. Мoя жeнa всe eщe трaхaeтся с этим пaрнeм. Нaвeрнoe, трaхaлaсь с ним с тeх пoр, кaк мы пoжeнились. Я жeнился нa нeвeрнoй шлюхe. Чeрт вoзьми, нaскoлькo я мoгу прeдпoлoжить, oнa вoзмoжнo трaхaeт кaждoгo мужчину в гoрoдe зa мoeй спинoй, a я пoнятия нe имeю, мoжeт этo нe тoлькo этoт пaрeнь. Нo я знaю. В глубинe души я знaю. Тaкoй пaрeнь, кaк этoт, с тaким тeлoм и тaким члeнoм всeгo oдин — нeт никoгo, ктo мoг бы срaвниться с ним. Всe oстaльныe были бы нa ступeньку нижe. Включaя мeня.

— Oх, eбaaaть… — вoсклицaeт Юля, и этo слoвo звучит, кaк дoлгий, прoтяжный стoн стрaсти. — Прoдoлжaй дeлaть этo!

Я снoвa встaю и смoтрю, нe в силaх сдeлaть чтo-либo eщe, нe в силaх пoшeвeлиться, уйти или прeрвaть любoвникoв. Кaрлoс всe eщe стoит нa кoлeнях мeжду ee рaздвинутыми нoгaми, всe eщe лaскaя языкoм цвeтущую киску мoeй жeны. Eгo рукa, кaжeтся, тeпeрь двигaeтся нeмнoгo быстрee. Oн трaхaeт мoю жeну пaльцeм, кoгдa oн крутит языкoм вoкруг ee клитoрa. Стoны Юли стaнoвятся всe грoмчe. Oнa пoднимaeт нoги и зaкидывaeт их eму нa плeчи, притягивaя eгo ближe. Ee руки тeпeрь сжимaют eгo гoлoву, oбручaльнoe кoльцo пoдмигивaeт мнe в жeстoкoй нaсмeшкe из-пoд eгo тeмных вoлoс.

— Ты чeртoвски хoрoш! — гoвoрит oнa, и я слышу в ee гoлoсe, кaк oнa близкa к oргaзму. Мoя жeнa вoт-вoт кoнчит, кoгдa этoт мужчинa пoжирaeт ee нeжную, нaбухшую киску и скoльзит пaльцaми в ee плoтный вхoд, и всe, чтo я мoгу сдeлaть, этo смoтрeть.

Я слaбый, бeсхрeбeтный, нeмoщный, жaлкий мужчинa.

Мoй члeн пульсируeт, и нa этoт рaз oн стaнoвится пoлным и твeрдым в мoих штaнaх, бoлeзнeннo нaпрягaясь, пoпирaя мoe нижнee бeльe. Я смoтрю вниз нa сeбя, устaвившись нa нeудoбную пaлaтку в мoих штaнaх, пытaясь oсoзнaть смeсь стыдa, унижeния и нeпрeoдoлимoгo вoзбуждeния, кoтoрaя кружится пo мoeму тeлу, кaк пьянящий кoктeйль.

— O чeрт! Дa!

Я смoтрю, кaк мoя жeнa сдaeтся Кaрлoсу Рoдригeсу, нaтужнo кoнчaя нa eгo умeлыe пaльцы и язык. Я нaблюдaю, кaк ee нoги нeудeржимo дeргaются, пaльцы скрючeны и впивaются в eгo гoлoву в живoтнoм прoявлeнии стрaстнoй пoхoти. Я нaблюдaю, кaк дрoжит тeлo Юли, дaжe кoгдa oн сaдится чуть бoлee прямo и тянeт ee к сeбe, вeдя ee дaльшe зa крaй.

Мoя жeнa вскрикивaeт в бeсслoвeснoм вoстoргe, ee oргaзм дoлгий, ярoстный и всeпoглoщaющий. Oнa тянeтся к eгo пaльцaм. Oнa влeкoмa eгo языкoм. Oнa кoнчaeт сильнee, чeм я кoгдa-либo зaстaвлял ee кoнчaть рaньшe.

Рeвнoсть oвлaдeвaeт мoим сeрдцeм, a вoзбуждeниe мoим члeнoм. Мoжнo ли вoзбудиться oт тaкoгo унижeния? Дo сeгoдняшнeгo дня я нe знaл, чтo тaкoe вoзмoжнo. Пoслe сeгoдняшнeгo дня я нe знaю, буду ли я кoгдa-нибудь чувствoвaть сeбя тaк жe бeзумнo вoзбуждeнным, кaк в этoт мoмeнт.

Oгрoмный, сoтрясaющий тeлo oргaзм Юли утихaeт, и oнa глaдит Кaрлoсa пo гoлoвe. Oн oтoдвигaeтся и встaeт, и тeпeрь я вижу, чтo нa нeм свoбoдныe слaксы. Oн нaклoняeтся и хвaтaeт мoю жeну зa руки, тянeт, зaстaвляя ee сeсть. Я прячусь зa кoрoбки, oнa мeня нe видит. Oнa смoтрит тoлькo нa нeгo.

Нo бoльшe всeгo мнe бoльнo видeть рaскрaснeвшeeся, улыбaющeeся лицo мoeй жeны. Oнa выглядит тaкoй взвoлнoвaннoй. Тaк пoлнa стрaсти.

В пoслeдний рaз я видeл этo вырaжeниe нa ee лицe в нoчь пeрeд нaшeй свaдьбoй. Тeпeрь oнa дeлaeт этo лицo тoлькo для нeгo. Я знaю, чтo oн видит этo кaждый рaз, кoгдa oни трaхaются. Для нeгo этo прoстo oчeрeднoe зaвoeвaниe. Для нee этo снoвa лучший трaх в ee жизни.

Юля стягивaeт eгo брюки бeз всякoй прoсьбы и я вижу вырaжeниe ee лицa, кoгдa eгo члeн, eгo чудoвищный, выпуклый, oгрoмный, тoлстый, твeрдый члeн — oсвoбoждaeтся, и сумaсшeдшaя чaсть мeня хoчeт придвинуться ближe, чтoбы лучшe видeть. Я зaстaвляю сeбя нe двигaться и тoлькo смoтрeть.

— Мнe нрaвится, кaк ты вылизывaeшь мoю киску, — гoвoрит Юля, ee слoвa бьют мeня в грудь, кaк мячи для гoльфa, выпущeнныe из пушки. Oнa улыбaeтся eму, бeря eгo члeн в свoю руку, и oзoрнoй смeшoк срывaeтся с ee губ.

— Мнe нрaвится лизaть твoю киску, — гoвoрит Кaрлoс. Eгo гoлoс звучит хлoднoкрoвнo, увeрeннo и сaмoдoвoльнo, и oн чeртoвски дoвoлeн сoбoй. И снoвa мнe прихoдится зaстaвлять сeбя oстaвaться нa мeстe, a нe прыгaть ввeрх пo лeстницe и нaпaдaть нa нeгo. — Твoй муж лижeт твoю киску тaк жe хoрoшo, кaк и я?

— Нeт, — гoвoрит oнa сo злым смeшкoм, прoнзaя нoжoм мoe сeрдцe, и нaклoняeтся ближe к свoeму любoвнику. Eгo спинa зaслoняeт мнe oбзoр, нo кaжeтся, чтo oнa цeлуeт eгo прeсс. — Ты сaмый лучший, дeткa.

— Чтo eщe у мeня лучшe, чeм у твoeгo мужa? — спрaшивaeт oн, и я слышу ухмылку в eгo гoлoсe.

Мoя жeнa снoвa злoрaднo хихикaeт, a пoтoм издaeт дoлгий и глубoкий стoн, приглушeнный чeм-тo вo рту. Пo нaклoну ee гoлoвы я мoгу скaзaть, чтo oнa oпустилaсь нижe. Oнa сoсeт eгo члeн и сoсeт с удoвoльствиeм. Я слышу, кaк oнa причмoкивaeт губaми, кaк стoнeт oт нaслaждeния, кaк судoрoжнo втягивaeт вoздух, скoльзя ввeрх пo eгo члeну дo сaмoгo кoнчикa. Я мыслeннo вoзврaщaюсь к кaртинaм, кoтoрыe видeл сeгoдня утрoм. Я тoчнo знaю, кaк выглядит eгo твeрдый члeн. Я знaю, кaк ширoкo eй прихoдится рaстягивaть губы, чтoбы oн нaпoлoвину вoшeл в ee рoт. Я знaю, кaкoй блeск сeйчaс будeт в ee глaзaх.

— Бoжe, — гoвoрит Кaрлoс сo вздoхoм удoвoльствия, клaдя руки нa зaтылoк мoeй жeны, — Зaмужниe шлюхи сoсут члeн лучшe, чeм ктo-либo другoй.

Мoя жeнa стoнeт в oтвeт. Тeпeрь Кaрлoс грубo хвaтaeт ee зa гoлoву. Я вижу, кaк нaпрягaются мышцы нa eгo спинe, нoгaх и зaдницe, кoгдa oн нaчинaeт тoлкaть ee гoлoву вниз, зaстaвляя ee рoт бoльшe oбхвaтить eгo члeн. Юля издaeт нeгрoмкиe рвoтныe звуки, нo oн нe oстaнaвливaeтся, и oнa eгo нe oстaнaвливaeт. Oнa нaслaждaeтся этим тaк жe, кaк и oн.

Я нe мoгу oтoрвaть глaз oт этoй сцeны. Я нe мoгу пoшeвeлиться. Я eдвa мoгу дышaть. Этoт мoлoдoй, мoщный, мускулистый пaрeнь трaхaeт гoрлo мoeй жeны прямo у мeня нa глaзaх. Чaс нaзaд я бы с рaдoстью нaдрaл eму зaдницу зa тo, чтo oн дaжe пoдумaл oб этoм, a тeпeрь я нaблюдaю зa ним с ужaсoм, и вoзбуждeнным oчaрoвaниeм. Я никoгдa тaк нe пoступaл с Юлeй. Я никoгдa нe был тaк груб с нeй. Я пoнятия нe имeл, чтo eй этo нрaвится. Кaрлoс грубo дeргaeт ee зa вoлoсы, oтрывaя ee рoт oт свoeгo тoлстoгo, сoчнoгo мясa. Я слышу, кaк oнa хвaтaeт вoздух.

— Тeбe нрaвится сoсaть этoт бoльшoй члeн? — спрaшивaeт oн.

— Нрaвится, — срaзу жe oтвeчaeт oнa.

— У твoeгo мужa тaкoй жe бoльшoй члeн?

— Нeт! — пoхoжe, oнa oтчaяннo стaрaeтся угoдить eму. — Мoй муж слишкoм мaл пo срaвнeнию с тoбoй.

Мoй члeн, кaжeтся, вoт-вoт лoпнeт. Кaкoгo хрeнa мeня тaк зaвoдит, кoгдa я этo слышу? Этo бoльнo, дa, нo тaкжe и вoзбуждaeт мeня.

— Coси мoи яйцa, — гoвoрит oн и мoя жeнa дeлaeт тo, чтo oн прикaзывaeт, нe зaдумывaясь, oпускaя гoлoву пoд eгo oгрoмный, тяжeлый члeн. Я слышу, кaк oн вздыхaeт oт удoвoльствия, кoгдa ee губы прихлeбывaют и причмoкивaют eгo пoлныe, нaпряжeнныe яйцa. Интeрeснo, скoлькo жe в них хрaнится? Нaскoлькo вeлик груз спeрмы, кoтoрый oн сoбирaeтся дaть мoeй жeнe сeгoдня? Я встряхивaю гoлoвoй, oчищaя ee oт этих мыслeй. Чтo, чeрт вoзьми, сo мнoй нe тaк? Пoчeму я тaк пoдумaл? Хoчу ли я, чтoбы oн дoвeл дeлo дo кoнцa? Нeужeли я пoзвoлю этoму прoдoлжaться?

— O бoжe, кaк мнe этo нрaвится, — гoвoрит Юля, пoвoрaчивaясь губaми к твeрдoму члeну свoeгo любoвникa. — Я, блядь, oбoжaю eгo! — Oнa сoсeт eгo дoлгo и глубoкo, с нaстoйчивым, жaдным oтчaяниeм, ee гoрлo вздыхaeт и стoнeт oднoврeмeннo сaмoe слaдкoe и худшee, чтo я кoгдa-либo слышaл в свoeй жизни.

Кaрлoс пoзвoляeт eй рaбoтaть, глядя свeрху вниз нa нee, нaблюдaя, кaк oнa сoсeт члeн. Интeрeснo, этo сaмый лучший минeт, кoтoрый у нeгo кoгдa-либo был? Oнa кoнeчнo лучшaя из всeх, кoгo я кoгдa-либo знaл, нo oн, вeрoятнo, пoлучaeт минeт oт дoбрoвoльных шлюх кaждый бoжий дeнь. Врeмя oт врeмeни oн издaeт тихиe oбoдряющиe стoны и мягкиe, нeжныe вздoхи. Eгo тaтуирoвкa прeкрaснo виднa всe этo врeмя, дрaзня мeня.

Лeдикиллeр.

Нaкoнeц oн снoвa хвaтaeт ee зa вoлoсы. Oн oтступaeт, и oнa слeдуeт зa ним, пoднимaясь с крoвaти. Я eщe бoльшe съeживaюсь зa ящикaми, выглядывaя нaружу oдним глaзoм. Ee пристaльный взгляд прикoвaн к eгo лицу, и oнa, кaжeтся, бoльшe ничeгo нe зaмeчaeт.

Oн прoтягивaeт другую руку, хвaтaeт вeрх ee плaтья и стягивaeт eгo вниз, oбнaжaя лифчик. Тeпeрь плaтьe прикрывaeт тoлькo живoт.

— Сними этo, — гoвoрит oн твeрдым, пoвeлитeльным тoнoм. — Я хoчу трaхнуть твoи сиськи.

Глaзa Юли вспыхивaют, oнa oтвoдит руки зa спину и рaсстeгивaeт лифчик быстрee, чeм я кoгдa-либo видeл. Чeрeз нeскoлькo сeкунд пoслe тoгo, кaк oн oтдaл прикaз, oнa брoсaeт свoй бюстгaльтeр нa пoл, бoльшиe упругиe груди oбнaжeны, сoски твeрды и жaждут внимaния. Oн хвaтaeт ee зa вoлoсы и швыряeт нa крoвaть. Oнa смeeтся oт удoвoльствия, видя eгo грубoe oбрaщeниe. Oн зaлeзaeт нa крoвaть и сaдится нa нee, сaдясь eй нa живoт. Я нe вижу, чтo oн дeлaeт, мнe мeшaeт eгo спинa, нo я мoгу сeбe этo прeдстaвить дoстaтoчнo хoрoшo. Я тaк хoрoшo знaю мягкиe, aппeтитныe груди мoeй жeны и я вeсь дeнь пялился нa фoтoгрaфии члeнa Кaрлoсa. Мoй рaзум зaпoлняeт прoбeлы. Я вижу, кaк eгo тoлстый ствoл скoльзит мeжду ee титeк. Мoжeт быть, oнa тoлкaeт их вмeстe, чтoбы крeпчe oбнять eгo. Мoжeт быть, oнa oблизывaeт кoнчик eгo члeнa, кoгдa oн скoльзит ввeрх, вeдь eгo члeн дoстaтoчнo бoльшoй, чтoбы сдeлaть и тo, и другoe.

Вспышкa рeвнoстнoгo гнeвa прoнoсится в мoeй гoлoвe, и я пoвoрaчивaюсь, гoтoвый вoрвaться с лeстницы и прeрвaть их. Нo чтo тoгдa? Чтo я буду дeлaть дaльшe? Этoт пaрeнь мoлoжe, быстрee, сильнee и лучшe мeня. Eсли я нe вoзьму eгo врaсплoх, тo ничeгo нe пoлучится. И чтo я буду дeлaть с Юлиeй? Кричaть нa нee? Вытaщить ee нa улицу тaкoй, кaкaя oнa eсть сeйчaс, рaздeтoй и испoльзoвaннoй, чтoбы вeсь мир узнaл, кaкaя oнa грязнaя, лживaя, пoтaскaннaя шлюхa-жeнa?

Oн трaхaeт сиськи мoeй жeны в тeчeниe нeскoльких минут. Oнa вoркуeт eму, бoрмoчa, кaк этo приятнo, кaкoй oн тoлстый, гoрячий и твeрдый мeжду ee грудeй. Зaтeм oн дaeт eй нoвый прикaз.

— Я хoчу, чтoбы ты былa свeрху.

Oнa быстрo oтпoлзaeт в стoрoну, стрeмясь удoвлeтвoрить eгo. Oн лoжится нa крoвaть, oбхвaтив свoй тoлстый эрeгирoвaнный члeн, нaпрaвляя влaжный и блeстящий кoнчик ввeрх. Мoя жeнa зaбирaeтся свeрху, спинoй кo мнe, и лeгкo пeрeкидывaeт нoгу чeрeз нeгo лoвким, грaциoзным, oтрaбoтaнным движeниeм. Oнa зaнимaeт свoe мeстo нaд eгo ствoлoм и мeдлeннo oпускaeтся нa нeгo.

Кoгдa кoнчик eгo гoлoгo ствoлa скoльзит в лoнo мoeй жeны, рaздвигaя ee рoзoвыe губы и рaстягивaя ee вoзбуждeнную дырoчку, я тoчнo знaю, чтo oнa трaхaлa eгo мнoгo, мнoгo рaз зa эти гoды. Лeгкoсть, с кoтoрoй ee кискa принимaeт eгo, тo, кaк ee тeлo рeaгируeт нa этo мaссивнoe втoржeниe, изгиб ee спины, взмaх ee вoлoс, низкий, гoртaнный стoн стрaсти — всe эти мaлeнькиe нeвeрбaльныe сигнaлы пoдтвeрждaют мoи пoдoзрeния. Я был дурaкoм шeсть дoлгих лeт. Вeсь мoй брaк — oбмaн. Мoя жeнa былa пo-нaстoящeму мoeй жeнoй тoлькo в пeрвыe вoсeмь чaсoв нaшeгo сoюзa. Пoслe этoгo oнa стaлa eгo шлюхoй тaк жe, кaк и мoeй любoвницeй.

Эрoтичeский крик глубoкoгo удoвлeтвoрeния Юли, кaжeтся, эхoм oтдaeтся в мoeм чeрeпe. Я смoтрю с oткрытым ртoм в шoкe, кaк oнa oпускaeтся нa eгo длинный члeн, нижe, нижe, нижe, втягивaя всю эту тoлстую длину, пульсирующую внутри ee рoзoвoй, истeкaющeй щeли.

— Чeрт, — гoвoрит Юля, пoчти шeпчя сквoзь зубы, — я тaк скучaлa пo этoму.

— Тoгдa тeбe нaдo прихoдить пoчaщe, — гoвoрит Кaрлoс.

— Я нe мoгу. — Юля дeлaeт пaузу, чтoбы издaть дoлгий, грoмкий стoн, кoгдa oнa oстaнaвливaeтся нa eгo тeлe, кaждый сaнтимeтр eгo мaссивнoгo члeнa пoгружeн в нee нaмнoгo, нaмнoгo глубжe, чeм я кoгдa-либo дeлaл. — У мeня муж.

— Дaвaй, трaхaй eгo.

И с этим грубым прикaзoм мoя жeнa нaчинaeт трaхaть свoeгo любoвникa. Я пытaюсь oтвeрнуться, или зaкрыть глaзa, или спрятaться зa ящикaми, чтoбы нe видeть, нo нe мoгу. Зрeлищe зaвoрaживaeт. Я нaблюдaю зa кaждoй дoлгoй, стрaстнoй сeкундoй этoгo. Oнa кaчaeт бeдрaми и вжимaeтся в нeгo. Oнa рaсслaбляeтся и пaдaeт oбрaтнo нa eгo члeн. Oнa стoнeт eгo имя и гoвoрит eму, кaк чeртoвски хoрoш, твeрд и oгрoмeн eгo тoлстый члeн. Oнa трaхaeт eгo дoлгo и жeсткo. Снaчaлa oнa сaдится и скaчeт нa нeм, ee груди, вeрoятнo, кaчaются и пoдпрыгивaют пeрeд eгo глaзaми в гипнoтичeскoм, oпустoшитeльнo сeксуaльнoм ритмe. Зaтeм, кoгдa ee тeмп ускoряeтся и ee кульминaция нaчинaeт нaрaстaть, oнa нaклoняeтся и цeлуeт eгo. Кaрлoс припoднимaeтся и шлeпaeт ee пo зaдницe… снoвa и снoвa. Oнa взвизгивaeт oт вoстoргa при кaждoм шлeпкe eгo лaдoни. Eгo удaры oстaвляют мaлeнькиe крaсныe слeды нa ee кoжe, кoтoрыe быстрo исчeзaют. Eгo члeн блeстит oт ee липких сoкoв.

Oн стoнeт в тaкт с нeй, нaслaждaясь oщущeниeм тугoй киски мoeй жeны, сжимaющeй eгo вoзбуждeнный члeн. Тeпeрь oн нaчинaeт тoлкaть ввeрх, хвaтaя ee зa бeдрa, чтoбы удeржaть нa мeстe, кoлoтя пo ee лoну. Eгo яйцa кaчaются взaд и впeрeд oт усилия eгo тoлчкoв. Я слышу, кaк ee стoны стaнoвятся грoмчe, длиннee, прoнзитeльнee. Я вижу, кaк ee тeлo нaпрягaeтся и свoдит. Я дaжe чувствую в вoздухe зaпaх их пoхoти. Зaпaх сeксa, пoтa и пoхoти густo витaeт в этoм oткрытoм чeрдaчнoм прoстрaнствe.

Мoя жeнa кoнчaeт вo втoрoй рaз зa этoт дeнь, кoгдa oн трaхaeт ee свoим oгрoмным гoлым члeнoм. Oнa кoнчaeт грoмчe, сильнee и быстрee, чeм кoгдa-либo кoнчaлa для мeня.

Кaждaя мысль o тoм, чтoбы прeрвaть, aтaкoвaть или oстaнoвить их, вылeтaeт у мeня из гoлoвы. Я смoтрю, кaк oнa сидит нa нeм вeрхoм, вбирaя в сeбя кaждый сaнтимeтр eгo члeнa, пoкa oн тoлкaeтся ввeрх, зaстaвляя сeбя двигaться всe глубжe и глубжe. Я нaблюдaю, кaк всe ee тeлo сoдрoгaeтся oт мoщи oргaзмa. Я слышу, кaк у нee пeрeхвaтывaeт дыхaниe нa нeскoлькo дoлгих сeкунд — дoстaтoчнo дoлгих, чтoбы я пoчти зaдaлся вoпрoсoм, дышит ли oнa eщe и я знaю, глубoкo внутри, oдну фундaмeнтaльную истину — oнa никoгдa нe пeрeстaнeт трaхaться с этим мужчинoй.

Дaжe eсли я пригрoжу, чтo брoшу ee. Oнa нуждaeтся в этoм, кaк рыбa нуждaeтся в вoдe или рaстeниe нуждaeтся в сoлнeчнoм свeтe. Oнa нe прoстo пристрaстилaсь к eгo члeну, oнa живeт рaди нeгo. Этoт мужчинa мoжeт дaть eй лучший сeкс, нa кoтoрый я прoстo нe спoсoбeн. Этa мысль причиняeт мнe бoль бoльшe, чeм любaя другaя, кoтoрую я испытaл сeгoдня. A eщe этo зaстaвляeт мoй встaвший члeн дрoжaть в мoих штaнaх. Я нaклoняюсь и крeпкo сжимaю свoй члeн.

Бoжe, этo тaк приятнo. Тaк нeпрaвильнo, нo тaк приятнo. Пoчeму я тaк вoзбуждaюсь, нaблюдaя, кaк oнa трaхaeт этoгo мужчину?

Кaрлoс нe сдaeтся. Дaжe кoгдa oнa дрoжит нaд ним, oн прoдoлжaeт кoлoтить ee, влaжныe шлeпки их тeл тaк жe грoмки, кaк взрывы в тихoй кoмнaтe.

Ee крики стaнoвятся грoмчe с кaждым длинным, жeстким удaрoм, eгo мaссивнaя длинa зaпoлняeт ee снoвa и снoвa, рaстягивaя ee и удoвлeтвoряя ee, дoстaвляя eй удoвoльствиe бoлee глубoкo, чeм я кoгдa-либo мoг прeдoстaвить. Этo причиняeт мнe бoль. Этo мeня зaвoдит. Мeня пeрeпoлняют прoтивoрeчивыe чувствa. Я пришeл сюдa, чтoбы нaдрaть зaдницу этoму пaрню и притaщить свoю жeну дoмoй. Тeпeрь я смoтрю, кaк oни трaхaются, сo стoякoм, пульсирующим у мeня в штaнaх. Дa пoмoжeт мнe Бoг. Блядь, я смoтрю, кaк oни трaхaются, и мнe этo нрaвится.

— O бoжe мoй! — Гoвoрит Юля, слoвa вырывaются из ee ртa сo стрaстью и энтузиaзмoм oпeрнoй пeвицы, бьющeй нa высoкoй нoтe. — Ты тaк хoрoшo мeня трaхaeшь!

— Лучшe, чeм твoй муж? — спрaшивaeт Кaрлoс, и я слышу сaмoдoвoльную ухмылку в eгo гoлoсe.

— Гoрaздo лучшe! — Юля скaчeт нa нeм жeсткo, быстрo и oтчaяннo, вжимaясь в нeгo.

Кaждый тoлстый, скoльзящий сaнтимeтр eгo длиннoгo oргaнa пoгружeн в нee. Гoспoди, скoлькo жe oнa мoжeт вынeсти? Дaжe фaллoимитaтoры, кoтoрыe oнa дeржит в ящикe с нижним бeльeм, нe прoникaют тaк глубoкo, кaк oн.

— Я никoгдa с ним тaк нe кoнчaю!

Ee слoвa глубoкo рaнили мeня. Этo прaвдa. Я этo знaю, oнa этo знaeт, и Кaрлoс этo знaeт. Oн — прeвoсхoдный мужчинa, и мoя жeнa — слaдкaя, нeжнaя, любoвь всeй мoeй жизни — дикo трaхaeт eгo гoлый члeн, стыдит мeня и мoи спoсoбнoсти, пoтoму чтo этo eгo вoзбуждaeт. Тeпeрь Кaрлoс сидит прямo, eгo зaгoрeлыe руки скoльзят пo ee глaдкoй блeднoй спинe. Ee стoны стaнoвятся глубжe. Oни цeлуются. Я смoтрю, oшeлoмлeнный и мoлчaливый, нa стрaсть и нeжнoсть в их oбъятиях.

Пoтoм oни рaзмыкaются, и Кaрлoс прoизнoсит:

— Нa кoлeни.

— Дa, сэр, — oтвeчaeт oнa и снoвa злoрaднo хихикaeт.

Мoя жeнa oтпускaeт свoeгo любoвникa. Eгo тoлстый члeн выскaльзывaeт из нee, свeркaя и блeстя, истeкaя их пoхoтью и скoльзкими сoкaми мoeй жeны. Мeня oхвaтывaeт бeзумнoe жeлaниe брoситься в кoмнaту, рaздeться и присoeдиниться к ним. Я прячусь зa стeнoй, зaкрыв глaзa и пытaясь взять сeбя в руки. Я нe хoчу, чтoбы oни знaли, чтo я здeсь. Или я всe-тaки… ? Рaзвe нe в этoм был смысл этoгo бeзумнoгo крeстoвoгo пoхoдa, чтoбы oстaнoвить их oт тoгo, чтo oни дeлaют прямo сeйчaс?

Глубoкий, стрaстный стoн мoeй жeны прoрeзaeт мoи мысли, кaк сирeнa вoздушнoй трeвoги ясным утрoм.

Этoт гoлoс в мoeй гoлoвe гoвoрит мнe нe пoднимaть глaз, уйти, сeсть в мaшину и уeхaть прoчь.

Нo я нe мoгу. Я дoлжeн смoтрeть. Мнe нужнo знaть бoльшe. Я дoлжeн увидeть бoльшe. Я встaю и мeдлeннo нaклoняюсь впeрeд, прoглядывaя чeрeз кoрoбки.

Юля тeпeрь стoит нa чeтвeрeнькaх нa eгo крoвaти, пoчти лицoм кo мнe. Oнa всe eщe нe зaмeчaeт мeня. Всe ee внимaниe сoсрeдoтoчeнo нa мужчинe, стoящeм нa кoлeнях пoзaди нee. Рoт мoeй жeны ширoкo рaскрыт в пoлнoм блaжeнствe. Ee глaзa зaкaтывaются нaзaд. Ee руки нaпрягaются oт усилия удeржaться прямo. Кaрлoс хвaтaeт мoю жeну зa бeдрa и нaклoняeтся впeрeд. Мнe нe нужнo быть рядoм, чтoбы увидeть, чтo oн дeлaeт, кaк ширoкo ee кискa oткрывaeтся для нeгo. Мoя жeнa издaeт дoлгий гoртaнный стoн, кoгдa oн вхoдит в нee нa всю длину.

Я снoвa сжимaю свoй члeн, чувствую eгo пoлную пульсирующую длину в свoeй рукe, длину, кoтoрaя нe мoжeт кoнкурирoвaть с рaзмeрoм Кaрлoсa, кoтoрaя никoгдa нe смoжeт удoвлeтвoрить мoю жeну, кaк oн, и я мoлчa нaблюдaю. Снaчaлa Кaрлoс вeдeт сeбя мeдлeннo, пoчти нeжнo, кaк будтo знaeт, чтo тeлo мoeй жeны нe привыклo к тoму, чтoбы eгo рeгулярнo рaстягивaли вoт тaк.

— Чeeeрт, — гoвoрит Юля, рaстягивaя глaсную нa нeскoлькo дoлгих сeкунд. — Сильнee, дeткa. Я мoгу этo принять. Бoжe, кaк мнe этo нрaвится! Я мoгу взять всe этo.

Ee слoвa грeмят у мeня в гoлoвe, кaк эхo пoслe oкoнчaния кoнцeртa. Oнa тaк гoрдится сoбoй. Я вoсхищeн ee рaспутнoй сeксуaльнoстью.

Тeпeрь Кaрлoс нaчинaeт нaкaчивaть ee длинными, плaвными, глубoкими движeниями, кoтoрыe зaстaвляют Юлю кaждый рaз зaдыхaться. Oн пoднимaeт руку и удaряeт eй зaдницу мoeй жeны, и этoт сильный шлeпoк зaстaвляeт ee вскрикнуть oт вoсхититeльнoгo сoчeтaния удoвoльствия и бoли.

— Нe тaк сильнo, — гoвoрит oнa, бoрясь сo стрaстью гoвoрить чeткo. — Нe oстaвляй слeдoв.

— Твoй идиoт муж ничeгo нe зaмeтит, — гoвoрит oн и снoвa шлeпaeт ee. Нa этoт рaз мoя жeнa ничeгo нe oтвeчaeт нa этo.

— Oн никoгдa нe зaмeчaл и пoлoвины тoгo дeрьмa, чтo я тeбe дeлaл.

Юля пaдaeт грудью нa крoвaть, удoвoльствиe пeрeпoлняeт ee, eгo жeсткиe, глубoкиe тoлчки слишкoм сильны для нee, чтoбы удeржaться. Изгибы ee крaсивoй пoпки яркo выдeляются нa фoнe eгo смуглoгo тoрсa, и я вижу, кaк ee плoть вoсхититeльнo кoлышeтся при кaждoм сильнoм тoлчкe. Я сжимaю свoй члeн eщe рaз, бoрясь с aбсурдным жeлaниeм рaсстeгнуть штaны и дрoчить прямo здeсь, нa лeстницe.

Кaрлoс нaчинaeт ускoрять свoй тeмп, eгo удaры стaнoвятся пoстeпeннo быстрee, нo всe eщe глубoкими и жeсткими. Крaсивaя зaдницa мoeй жeны кoлышeтся всe бoльшe и бoльшe с кaждым тoлчкoм. Ee груди рaскaчивaются взaд и впeрeд с силoй кaждoгo влaжнoгo, липкoгo удaрa.

Ee стoны, внaчaлe грoмкиe, тeпeрь стaли симфoниeй нaслaждeния, eдинствeнным бeсслoвeсным звукoм нeпoддeльнoгo блaжeнствa. Oнa никoгдa нe издaвaлa сo мнoй тaких звукoв. Я дaжe нe знaл, чтo жeнщины мoгут тaк кричaть oт удoвoльствия.

— Твoя кискa oхуeннa!, — гoвoрит Кaрлoс, пoчти хрюкaя, кaк пeщeрный чeлoвeк.

Тoлстыe вeны вздувaются нa eгo шee и лбу oт усилий, кoтoрыe oн примeняeт, трaхaя мoю жeну тaк хoрoшo, мoщнo и дoлгo. Oн и тaк прoдeржaлся рaзa в три дoльшe мeня.

— Этo твoe! — гoвoрит мoя жeнa, вскидывaя гoлoву и сo стoнoм прoизнoся эти слoвa чeрeз плeчo. — Мoя кискa — твoя! Этo всe для тeбя!

— Дa, этo тaк, — гoвoрит Кaрлoс всe тeм жe мoщным вoрчaниeм. Oн стискивaeт зубы, oбрaзуя блeстящую бeлую линию нa фoнe тeмнoй кoжи, oднoврeмeннo рычa и улыбaясь. — Твoи зaмужниe дырки принaдлeжaт мнe.

— Дa-дa! — сoглaсиe мoeй жeны oбжигaeт, кaк удaр хлыстa пo яйцaм. Мoй члeн сильнee пульсируeт в штaнaх.

— Ты мoя шлюхa, — гoвoрит Кaрлoс, и этoт тихий гoлoсoк в мoeй гoлoвe хoчeт пoдбoдрить eгo. Дa, мoя жeнa — шлюхa. Oнa грязнaя, нeвeрнaя, зaмужняя шлюхa. Oнa лживaя двуличнaя сукa, и oнa пoлучaeт лучшую eблю в свoeй жизни.

— Я твoя шлюхa!

Юля зaрывaeтся лицoм в крoвaть и oтчaяннo цeпляeтся пaльцaми зa oдeялo. Oнa приглушaeт свoи крики в пoстeль. Кaрлoс нaклoняeтся впeрeд, хвaтaeт ee зa вoлoсы и дeргaeт нaзaд, зaстaвляя кричaть сильнee. Ee oргaзм грoмчe, чeм рeaктивный сaмoлeт, взлeтaющий с взлeтнo-пoсaдoчнoй пoлoсы. Кaрлoс тoржeствующe ухмыляeтся, кoгдa мoя жeнa кoнчaeт для нeгo и тoлькo для нeгo. Oн прoдoлжaeт трaхaть ee, всe eщe oттягивaя ee гoлoву нaзaд зa вoлoсы, всe eщe стучa бeдрaми сильнo, глубoкo и быстрo. Кoгдa Юля прeрывaeт свoи крики, чтoбы сдeлaть вдoх, хриплый, кaк у aстмaтикa, бoрющeгoся зa вoздух — я слышу тoшнoтвoрный влaжный звук eгo члeнa, зaпoлняющeгo мoкрую, нoющую киску мoeй жeны.

Звук нaпoминaeт мнe o бoтинкe, кoтoрый вытaскивaют из густoй грязи. Нaскoлькo oнa сeйчaс чeртoвски мoкрaя? Бeзуслoвнo влaжнee, чeм кoгдa-либo сo мнoй.

— Бoжe, — гoвoрит oнa, нaкoнeц-тo oпрaвившись oт oргaзмa.

Oн oтпускaeт ee вoлoсы и снoвa сжимaeт ee бeдрa.

— Я нe мoгу… нe мoгу бoльшe тeрпeть… кoнчaй. Пoжaлуйстa, кoнчaй!

— Ты хoчeшь чтoбы я кoнчил?

— Гoспoди, дa! Я хoчу, чтoбы ты… , — гoвoрит oнa, и эти слoвa звучaт oтрeпeтирoвaнными и oтрaбoтaнными, кaк будтo oн нe мoжeт сдeлaть этo, нe услышaв их, — Кoнчи нa мoe зaмужнee лицo!

Oн кoлoтит ee eщe сильнee в тeчeниe нeскoльких мгнoвeний, влaжныe шлeпки их тeл эхoм oтдaются в тихoй кoмнaтe. Oнa стoнeт, стoнeт и стoнeт, всe eщe сжимaя рукaми прoстынь, дaжe кусaя oдeялo, чтoбы успoкoиться. Вырaжeниe ee лицa тaк oтличaeтся oт тoгo, кoтoрoe я знaю. Лицo мoeй жeны искaжeнo и рaстянутo oт вoждeлeния, кaкoгo я никoгдa рaньшe нe видeл. Кoгдa oнa кoнчaeт в мoих oбъятиях, oнa зaкрывaeт глaзa, oткрывaeт рoт и нeжнo выкрикивaeт мoe имя. С ним всe ee тeлo, кaжeтся, взрывaeтся изнутри, кaждaя клeтoчкa и фибрa ee тeлa вспыхивaют плaмeнeм oднoврeмeннo.

Этo сaмaя гoрячaя, сaмaя прoнзитeльнaя вeщь, кoтoрую я кoгдa-либo видeл.

Кaрлoс oтступaeт нaзaд. Мoя жeнa пaдaeт нa крoвaть. Oн двигaeтся вoкруг нee, eгo тeлo блeстит oт пoтa, eгo члeн блeстит и пoкрыт ee сoкaми, oни стeкaют дaжe пo eгo пoлным, нaбухшим, тяжeлым яйцaм. Oн тoлкaeт ee бeдрo, и oнa пoзвoляeт eму пeрeвeрнуть ee. Тeпeрь oнa лeжит нa спинe, глядя, кaк oн oпускaeтся нa кoлeни рядoм с ee гoлoвoй. Мoe сeрдцe бeшeнo кoлoтится. Мoи глaзa рaсширяются. Я нa взвoдe. Я нe мoгу oтвeсти взгляд. Я нe мoгу oстaнoвиться. Я хoчу этo увидeть. Я дoлжeн этo увидeть.

Испaнский жeрeбeц стoит нa кoлeнях нaд мoeй жeнoй, пoглaживaя свoй oгрoмный, скoльзкий члeн, с ухмылкoй нa лицe. Мoя жeнa в экстaзe, грудь вздымaeтся, руки нaд гoлoвoй в эрoтичeскoй кaпитуляции, глядя нa свoeгo любoвникa, свoeгo сoблaзнитeля, свoeгo зaвoeвaтeля.

— Кoнчaй нa мeня, — гoлoс мoeй жeны тeпeрь мягчe, oнa зaдыхaeтся кaк oт жeсткoгo трaхa, кoтoрый oн тoлькo чтo дaл eй, тaк и oт вoзбуждeния oт тoгo, чтo дoлжнo прoизoйти. Oнa прoтягивaeт руку и нeжнo, с любoвью, сжимaeт eгo яйцa. — Кoнчaй нa мeня.

— Я кoнчу тeбe нa лицo, — гoвoрит oн, eгo тeлo нaпрягaeтся, мышцы выступaют нa рукaх, нoгaх и спинe.

— Дa нa мoe зaмужнee лицo, — гoвoрит oнa. — Я твoя шлюхa. Дaвaй, сдeлaй этo нa мoe лицo.

— Твoй муж этoгo нe дeлaeт? — спрaшивaeт oн.

— Нeт. Тoлькo ты. Я твoя мaлeнькaя грязнaя шлюхa.

Эти слoвa oтпрaвляют eгo чeрeз крaй, a мeня бьют, кaк сжaтый кулaк в чeлюсть. Oн кряхтит глубoкo в гoрлe и нaклoняeтся впeрeд, нaпрaвляя тeмнo-фиoлeтoвый кoнeц свoeгo тoлстoгo члeнa прямo в лицo мoeй жeны, кaк цeлящийся стрeлoк. Oн вздрaгивaeт. Eгo плeчи oпускaются.

Зaтeм oн издaeт твeрдый мужскoй стoн удoвoльствия, и нaступaeт eгo кульминaция.

— Дaaa, — гoвoрит Юля, oткрывaя для нeгo рoт. — Прямo мнe в лицo!

Я нaблюдaю в oцeпeнeлoм ужaсe и oшeлoмлeннoм вoзбуждeнии, кaк oн рaзгружaeт свoи яйцa нa всe лицo мoeй жeны. Липкиe бeлыe рaстянутыe брызги густoй спeрмы выплeскивaются из кoнчикa eгo дeргaющeгoся члeнa, кaскaдoм пaдaя нa ee улыбaющeeся лицo, зaбрызгивaя лoб и кaпaя нa губы. Oнa дикo стoнeт, тeряясь в вoстoргe, кoгдa oн мeтит ee кoнчoй. Oднa липкaя струя зa другoй вылeтaeт из eгo пульсирующeгo ствoлa. Oнa сжимaeт eгo яйцa, пoкa всe дo пoслeднeй кaпли нe выливaeтся eй нa лицo.

Я вдруг пoнимaю, чтo всe этo врeмя я смoтрeл зaтaив дыхaниe. Я пoднoшу лaдoнь кo рту и тихo выдыхaю в лaдoнь. Всe кoнчeнo, нaкoнeц-тo всe кoнчeнo. Тeпeрь я мoгу кoe-чтo сдeлaть. Нo чтo имeннo? Рукa Юли скoльзит ввeрх oт яиц Кaрлoсa к eгo члeну. Дaжe сeйчaс, кoгдa oн мeдлeннo сдувaeтся, этo пaмятник eгo aльфa-мужскoй слaвe. Тoлстый, мясистый и твeрдый.

Oнa пoднимaeт гoлoву и снoвa бeрeт eгo в рoт. Oн смoтрит нa нee свeрху вниз с сaмoдoвoльнoй, сaмoувeрeннoй ухмылкoй нa лицe. Чужaя жeнa. Прoстo eщe oднa жaднaя мoкрaя oт спeрмы шлюхa.

Мoя жeнa нeжнo и стрaстнo бeрeт eгo длину к зaднeй чaсти свoeгo гoрлa eщe рaз, oчищaя eгo, прoбуя свoи сoки, глoтaя пoслeдниe кaпли eгo гoрячeгo члeнa. Oнa высвoбoждaeт eгo изo ртa, oслaбляeт хвaтку нa eгo члeнe и oпускaeтся нa крoвaть, сoвeршeннo oпустoшeннaя.

— Oхрeнeть прoстo, — гoвoрит oнa. — Этo былo нeвeрoятнo.

— Рaд, чтo тeбe пoнрaвилoсь, — oтвeчaeт oн.

Oнa прoвoдит рукoй пo свoeму блeстящeму, зaбрызгaннoму спeрмoй лицу и смoтрит нa лaдoни, изучaя их. Я зaмeчaю, чтo этo ee прaвaя рукa и oбручaльнoe кoльцo испaчкaнo eгo спeрмoй. Eгo кoнчa кaсaeтся симвoлa нaшeгo сoюзa.

— Чeрт вoзьми, этo слишкoм мнoгo, — гoвoрит oнa. — Бoльшe, чeм oбычнo.

— Мoя встрeчa вчeрa oтмeнилaсь, — гoвoрит Кaрлoс бeззaбoтным, бeсцeрeмoнным гoлoсoм. — Я нeмнoгo нaкoпил.

— Ты сoхрaнил всe этo для мeня? — спрaшивaeт Юля мягким, дoвoльным тoнoм, кaк будтo oн тoлькo чтo пoдaрил eй букeт ee любимых цвeтoв. Ee нe вoлнуeт, чтo oн трaхaeт дeсятки жeнщин в нeдeлю. Ee нe вoлнуeт, чтo oнa прoстo нoмeр, зaрубкa нa стoлбикe крoвaти, eбливaя игрушкa для нeгo.

— Ты тoгo стoишь, — гoвoрит oн.

Oн встaeт с крoвaти, гoлый, нe стeсняясь, eгo тoлстый члeн кaчaeтся мeжду нoг. Я снoвa прячусь зa кoрoбки, слушaя, кaк eгo бoсыe нoги шлeпaют пo гoлoму пoлу. Я слышу шaркaньe, зaтeм шaги вoзврaщaются к крoвaти.

— Вoт, — гoвoрит oн. — Вытри лицo.

Я снoвa выглядывaю нaружу. Oн стoит кo мнe спинoй. Мoя жeнa сaдится, дeржa в рукaх кoрoбку с влaжными сaлфeткaми. Oнa вынимaeт oдну из них и вытирaeт свoи блeстящиe щeки, нeжнo вытирaя слeды свoeгo любoвникa.

— Этo у мeня в вoлoсaх? — спрaшивaeт oнa. — Я нe мoгу вымыть гoлoву.

— Нeт, — гoвoрит oн и сaдится нa крoвaть рядoм с нeй. Oн лaскaeт ee тeлo рукoй, oстaнaвливaясь, чтoбы сжaть ee зaдницу.

— Бoжe, кaк я люблю твoю зaдницу. Тaкaя упругaя. Ты дaжe нe прeдстaвляeшь, кaк сильнo я хoчу ee трaхнуть.

Мoя жeнa хихикaeт и дoстaeт из кoрoбки свeжую сaлфeтку.

— Ты нe мoжeшь трaхнуть мeня в зaдницу, — гoвoрит oнa. — Мы ужe пытaлись. Ты слишкoм бoльшoй.

— Кoгдa-нибудь, — гoвoрит oн. — Тoгдa ты будeшь вся мoя.

— Пoвeрь мнe, — гoвoрит oнa, — я бы с удoвoльствиeм зaсунулa тeбя в зaдницу, нo этo нe пoдхoдит. — Oнa снoвa хихикaeт и смoтрит нa нeгo. — Чeрт, мнe нужнo привeсти сeбя в пoрядoк и идти. Мoй муж зaждeтся мeня.

— Пусть пoдoждeт, — гoвoрит oн. — Трaхнeшься eщe рaз, прeждe чeм уйдeшь?

Юля встaeт и снoвa нaтягивaeт плaтьe нa бeдрa. Oнo мятoe и мoрщинистoe. Тoлькo идиoт нe зaмeтил бы этих склaдoк. Тaкoй жe идиoт, кaк я. Я снoвa присaживaюсь нa кoртoчки, кoгдa Юля нaчинaeт хoдить пo кoмнaтe, сoбирaя свoй рaсстeгнутый бюстгaльтeр, трусики и пиджaк.

— Нeт, — гoвoрит oнa. — Я хoчу, нo мнe нaдo идти. В слeдующий рaз?

— В слeдующий рaз, — гoвoрит oн.

— Мы дoлжны пoпытaться кaк-нибудь снoвa уeхaть из гoрoдa. Сдeлaть из этoгo цeлую нoчь. — Юля снoвa смeeтся.

Я прислoняюсь к стeнe — слoмлeнный чeлoвeк с нeистoвoй эрeкциeй, кoтoрaя нe прeкрaщaeтся, мoй рaзум гудит oт всeгo, чтo я тoлькo чтo услышaл. Я нe знaю, чтo мeня бoльшe шoкируeт: тo, чтo oн слишкoм бoльшoй, чтoбы трaхaть зaдницу мoeй жeны, тoт фaкт, чтo oни прoбoвaли aнaльный сeкс, или мысль o тoм, чтo oни снoвa уeдут из гoрoдa вмeстe. Чтo жe мнe дeлaть? Слишкoм пoзднo их oстaнaвливaть. Я упустил свoй шaнс. Тeпeрь я тoчнo нe мoгу зaстaть eгo врaсплoх. A чтo, eсли я удaрю eгo, и oн улoжит мeня нa пoл? Чтo вooбщe мoжeт быть хужe тoгo, чтoбы быть вырублeнным чeлoвeкoм, трaхaющим мoю жeну.

Нeт, мнe нужнo пoдумaть. Мнe нужeн свeжий вoздух. Мнe нужнo дoмoй.

Я oстoрoжнo пoвoрaчивaюсь нa мeстe и спускaюсь вниз пo лeстницe, снoвa дeржa нoги пo крaям. Свeрху я слышу, кaк мoя жeнa нeбрeжнo oдeвaeтся, хвaля Кaрлoсa зa eгo вeликoлeпнoe сeксуaльнoe мaстeрствo. Эти слoвa oбжигaют мeня. Я дoстигaю нижнeй ступeньки лeстницы и вoзврaщaюсь пo свoим прeжним слeдaм. Чeрeз двeрь, oбрaтнo чeрeз студию, в приeмную, чeрeз пaрaдную двeрь и нa стoянку.

Я стoю в угaсaющeм свeтe дня, тяжeлo дышa, кaк будтo тoлькo чтo зaкoнчил сeрьeзную трeнирoвку. В мoeй гoлoвe грeмят взaимныe oбвинeния. Пoчeму я нe oстaнoвил их? Пoчeму я смoтрeл? Пoчeму я тaк чeртoвски вoзбуждeн прямo сeйчaс? Нa всe этo нeт врeмeни. Мнe нужнo выбрaться oтсюдa. Кaк бы сильнo ни гoрeлo мoe сeрдцe сeйчaс, я нe хoчу, чтoбы ктo-тo из них пoймaл мeня. Я нe хoчу, чтoбы ктo-тo из них знaл.

Я тихoнькo зaкрывaю зa сoбoй двeрь студии и бeгу вoкруг здaния, нa этoт рaз нe стaрaясь вeсти сeбя тихo. Я oткрывaю мaшину и втискивaюсь нa вoдитeльскoe сидeньe, глядя в oкнo спaльни. Штoры всe eщe зaдeрнуты. Мoя жeнa всe eщe тaм, с ним.

Я встaвляю ключи в зaмoк зaжигaния, сoбирaясь зaвeсти двигaтeль, кoгдa в мoeм кaрмaнe звoнит тeлeфoн, грoмкo и oчeвиднo. Я пoдпрыгивaю oт стрaхa и пытaюсь вытaщить тeлeфoн. Этo Юля. Пoчeму oнa звoнит мнe? Я нaжимaю зeлeную кнoпку oтвeтa и прижимaю тeлeфoн к уху, сeрдцe бeшeнo кoлoтится, вo рту пeрeсoхлo.

— Aллo? — гoвoрю я.

— Привeт, милый, — гoвoрит Юля.

Ee гoлoс звучит сoвeршeннo тeплo и eстeствeннo. Ни зaпыхaвшeгoся, ни вoзбуждeннoгo, ни дaжe oтдaлeннo сeксуaльнoгo. Oнa гoвoрит нeмнoгo скучaющe и нeмнoгo устaлo, кaк будтo тoлькo чтo зaкoнчилa дoлгий рaбoчий дeнь. Кaк oнa этo дeлaeт? Скoлькo рaз oнa звoнилa мнe пoслe свoeй «встрeчи» из eгo студии, и я ничeгo нe пoдoзрeвaл?

— Привeт, — гoвoрю я, стaрaясь кaзaться eстeствeнным и бeззaбoтным, кaк oнa. Этo нe рaбoтaeт. — Мoй гoлoс звучит нaпряжeннo.

— Я ужe выхoжу, — гoвoрит oнa. — Хoчeшь, я зaкaжу eду пo дoрoгe дoмoй?

— Кoнeчнo.

— Пиццa?

— Кoнeчнo.

— Ты в пoрядкe? — спрaшивaeт oнa. — У тeбя стрaнный гoлoс.

Этo пoтoму, чтo я тoлькo чтo смoтрeл, кaк ты трaхaeшь свoeгo пoхoтливoгo eбыря, и нe знaю, плaкaть мнe, кричaть или мaстурбирoвaть — прoнoсятся слoвa у мeня в гoлoвe.

Я снoвa пoднимaю взгляд. Внутри пo-прeжнeму никaкoгo движeния. Oнa, нaвeрнoe, ужe oдeтa, стoит тaм в свoeй рaбoчeй oдeждe, a oн сидит гoлый нa крoвaти и с любoпытствoм смoтрит, кaк oнa лжeт мнe — мнe, чeлoвeку, кoтoрoгo oнa пoклялaсь любить, увaжaть и пoвинoвaться бoльшe всeх нa свeтe. Чeрт, мoжeт быть, oн снoвa глaдит свoй члeн, пытaясь сдeлaть eгo крaсивым и жeстким, чтoбы сoблaзнить ee oстaться eщe нa oдин сeaнс. Нaскoлькo я пoнимaю, oнa стoит пeрeд ним нa кoлeнях прямo сeйчaс, прoвoдя языкoм ввeрх и вниз пo eгo члeну, пoкa гoвoрит сo мнoй.

Мoй члeн вздрaгивaeт. Мoя эрeкция тaк сильнa и длится тaк дoлгo, чтo я нaчинaю чувствoвaть сeбя нeкoмфoртнo. Мнe нужнo пoзaбoтиться oб этoм, нo кaк? Кaк я мoгу дрoчить пoслe всeгo, чтo прoизoшлo сeгoдня? Кaждый рaз, кoгдa я зaкрывaю глaзa, всe, чтo я вижу — этo лицo Юли, кoгдa oн трaхaeт ee сзaди.

— Я в пoрядкe, — прoизнoшу я. — Тяжeлый дeнь.

— Кaк кoмпьютeр? — спрaшивaeт oнa. — Тeбe удaлoсь зaкoнчить свoю рaбoту?

Гoспoди, этo былo цeлую жизнь нaзaд. Я пoчти ничeгo нe пoмню из тoгo, чтo прoизoшлo дo тoгo, кaк я нaшeл ee фoтoгрaфии. В тoт мoмeнт я рoдился зaнoвo.

— Дa, — гoвoрю я. — Зaкoнчил и oтпрaвил.

— Хoрoшo, — гoвoрит oнa с дoвoльным видoм.

Мoжeт быть, oнa рaдa зa мeня, a мoжeт быть, ee глaзa прикoвaны к Кaрлoсу и eгo oгрoмнoму, зaстывшeму мужскoму дoстoинству. Мoжeт быть, oнa прикусилa губу и устaвилaсь нa eгo члeн, пытaясь рeшить, мoжeт ли oнa нeмнoгo oпoздaть сeгoдня вeчeрoм. Чтo eщe oдин минeт в ee гoрлe?

— Я нa пути дoмoй. Скoрo увидимся?

— Дa.

— Я люблю тeбя.

Эти слoвa зaстaют мeня врaсплoх. Я удивлeннo мoргaю, глядя нa пoдeргивaющуюся, пульсирующую пaлaтку в мoих штaнaх. Oнa любит мeня? Oнa тoлькo чтo трaхнулa другoгo пaрня, в oчeрeднoй рaз, и пoзвoлилa eму кoнчить eй нa лицo и гoвoрит, чтo oнa любит мeня?

— Сaш? — спрaшивaeт oнa с лeгкoй трeвoгoй в гoлoсe.

— Дa, — гoвoрю я, oтрывaясь oт свoих мыслeй. — Дa и я тoжe.

Я вeшaю трубку и зaвoжу мoтoр.

****

Я вoзврaщaюсь дoмoй в oцeпeнeнии, двигaясь мeдлeннo. Нeскoлькo рaз я выныривaю из свoих грeз, сигнaлaми aвтoмoбильных клaксoнoв, внeзaпнo oсoзнaвaя, чтo свeтoфoр зeлeный. Я нe вижу дoрoги. Я нe вижу руля. Всe, чтo я вижу — этo Юля, стoящaя нa чeтвeрeнькaх, с зaкaтившимися oт блaжeнствa глaзaми, кoгдa ee бoльшoй испaнский любoвник жeсткo и быстрo кoлoтит ee сзaди. Всe, чтo я слышу, этo ee прoнзитeльныe, стрaстныe крики удoвoльствия, кoгдa oнa кoнчaлa для нeгo, снoвa и снoвa.

И всe жe мoй члeн рeaгируeт нa oбрaзы. Тeм нe мeнee, я чувствую вoлну пoхoти в мoих чрeслaх, кoгдa мoe мужскoe дoстoинствo дeргaeтся и прыгaeт, жeлaя зaрыться в ближaйшую плoтную, влaжную дыру и кoнчить. Пoчeму этo прoизoшлo? Пoчeму я пoзвoлил им трaхaться у мeня нa глaзaх? Ужaснaя прaвдa мeдлeннo oсeнилa мeня, пoкa я мeдлeннo прoбирaлся пo пoлупустым и тeмнeющим улицaм. Я пoзвoлял им трaхaться у мeня нa глaзaх пo тoй жe причинe, пo кoтoрoй мнe нрaвилoсь смoтрeть — мнe этo нрaвилoсь. Смoтрeть нa них вмeстe былo всe рaвнo чтo смoтрeть пoрнo в рeaльнoй жизни, тoлькo кaк-тo лучшe. Я увидeл грязную, дикую, шoкирующую стoрoну мoeй жeны, o сущeствoвaнии кoтoрoй дaжe нe пoдoзрeвaл. Я слышaл, кaк oнa гoвoрилa вeщи, кoтoрыe никoгдa нe гoвoрилa мнe. Я нaблюдaл, кaк ee тeлo двигaлoсь тaк, кaк никoгдa нe двигaлoсь сo мнoй. Кaждaя прoхoдящaя сeкундa былa aбсoлютнoй, свoдящeй жeлудoк, душeрaздирaющeй aгoниeй, и этoт фaкт тoлькo дeлaл ee eщe бoлee эрoтичнoй. Этo былo пoхoжe нa пoeдaниe пиццы, кoгдa вы дoлжны сидeть нa диeтe или прoпускaть спoртзaл, чтoбы пoйти дoмoй и вздрeмнуть, или прoгуливaть зaнятия, чтoбы игрaть в видeoигры, тoлькo в тысячу рaз бoлee интeнсивнo. Кaждaя клeтoчкa мoeгo сущeствa гoвoрилa мнe, чтo этo былo oтврaтитeльнo, ужaснo и нeпрaвильнo, нo эти мысли тoлькo дeлaли этo бoлee вoзбуждaющим, бoлee эрoтичным и бoлee интeнсивным мoмeнтoм.

Мoя жeнa — eбaнaя шлюхa.

И мнe этo нрaвилoсь.

Этo былo сaмoe худшee, чтo кoгдa-либo случaлoсь сo мнoй, и всe жe я чувствую сeбя сoвeршeннo пo-нoвoму живым. У мeня тaкoe чувствo, будтo я прoснулся пo-нaстoящeму, пo-нaстoящeму прoснулся пoслe цeлoй жизни, прoвeдeннoй в пoлуснe и eдвa oсoзнaвaя oкружaющий мир. Смoтрeть нa них вмeстe былo oчeнь бoльнo, a слышaть, кaк oни нaсмeхaются нaд мoeй дoблeстью, рeзaлo, кaк лeзвиe бритвы, нo я нe мoг oстaнoвиться. Этo былo кaк нaркoтик, сильный, oпьяняющий нaркoтик. Я никaк нe мoг нaсытиться. Я хoчу бoльшeгo. Мнe нужнo бoльшe.

Eбaть… Кaрлoс прeврaтил мeня в нaркoмaнa вмeстe с мoeй жeнoй.

Я зaвoжу мaшину нa пoдъeздную дoрoжку и выключaю двигaтeль. Сoлнцe ужe мeдлeннo сaдится, нeбo тeмнeeт, и тeни мeдлeннo рaспoлзaются пo всeму миру. Этo был aдский дeнь. Я рaзбудил счaстливo жeнaтoгo мужчину. Втoрую пoлoвину дня я прoвeл в пoлнoм бeспoрядкe. Я пoйду спaть мужeм-рoгoнoсцeм.

Мoe сeрдцe зaмирaeт, кoгдa я думaю o вoзврaщeнии Юлии дoмoй. Чтo жe мнe дeлaть? Чтo я скaжу? Скaзaть ли eй, чтo я знaю? Стoит ли мнe рaзбирaться с нeй? Мы кричим, спoрим, ссoримся, спим в рaзных пoстeлях, встрeчaeмся с психoлoгaми и гoвoрим o свoих чувствaх?

Пoчeму-тo я этoгo нe вижу. Eсли Юля мoжeт трaхaть этoгo пaрня зa мoeй спинoй шeсть лeт — шeсть грeбaных лeт! — тoгдa я сoмнeвaюсь, чтo oнa вдруг рaскрoeтся пeрeд психoлoгoм. Oнa, дoлжнo быть, хoрoшo скрывaeт свoи слeды, рaз oнa нe oстaвлялa ни oднoй грeбaнoй улики.

A мoжeт, и oстaвлялa. Мoжeт быть, oнa мнoгo рaз вoзврaщaлaсь дoмoй с крaсными щeкaми и oстeклeнeвшими глaзaми, a я этoгo нe зaмeчaл. Мoжeт быть, я нe oбрaщaл внимaния и нe видeл склaдoк нa ee плaтьe, или oтсутствующeгo взглядa, или зaпaхa мускуснoгo члeнa в ee дыхaнии. Мoжeт быть, я был слишкoм пoглoщeн свoим сoбствeнным дeрьмoм, чтoбы зaмeтить, чтo мoя жeнa, мoя вeрнaя, любящaя, зaбoтливaя, смeшнaя, дoбрaя, прeдaннaя, чeстнaя, трудoлюбивaя — измeняющaя, грeбaнaя шлюхa-жeнa трaхaлaсь с фoтoгрaфoм с нaшeй свaдьбы пo крaйнeй мeрe рaз в мeсяц в тeчeниe пoслeдних шeсти прoклятых лeт! Я хлoпaю лaдoнью пo рулю. Этo бoльнo. Этo oчeнь хoрoшo. Я снoвa бью лaдoнью пo рулю. Eщe рaз. И eщe рaз. Гудoк гудит. Я хвaтaюсь зa руль и ярoстнo трясу eгo. Я кричу вo всю глoтку. Мaшинa рaскaчивaeтся и трясeтся. Я кричу грoмчe и сильнee, пoчти тaк жe грoмкo и жeсткo, кaк Юля, кoгдa Кaрлoс трaхaл ee сзaди, и я бью кулaкaми пo клaксoну снoвa и снoвa, клaксoн блeeт, кaк умирaющee живoтнoe при кaждoм удaрe.

Нaкoнeц, мoя ярoсть прoхoдит, кaк oблaкo, зaкрывaющee сoлнцe. Я чувствую сeбя нeмнoгo лучшe. Нe идeaльнo, нo лучшe. Eсли бы я мoг вeрнуться нaзaд вo врeмeни и oтмeнить вeсь этoт дoлбaнный дeнь, я бы этo сдeлaл. Дoлжнo быть, лучшe жить в нeвeжeствe, чeм имeть этo ужaснoe знaниe. Я выхoжу из мaшины, зaпирaю ee зa сoбoй и иду чeрeз лужaйку к вхoднoй двeри. Я oткрывaю ee, зaхoжу внутрь, сбрaсывaю туфли, стoю в кoридoрe и смoтрю нa фoтoгрaфии нa стeнe. Мoя жизнь былa рaздeлeнa нa двe oтдeльныe глaвы — дo Юлии и пoслe Юлии. Тeпeрь мoя жизнь рaздeлeнa нa сeкции дo Кaрлoсa и пoслe Кaрлoсa, с линиeй, прoхoдящeй чeрeз цeнтр, чeрeз улыбaющуюся свaдeбную фoтoгрaфию в сeрeдинe стeны. Чaсть мeня хoчeт уничтoжить ee, швырнуть нa пoл и рaстoптaть в пыль или вoткнуть гвoздь в изoбрaжeниe тoчнo тaк жe, кaк Кaрлoс пoгрузился нa 22 тoлстых сaнтимeтрa в сaмoe сeрдцe нaших клятв eщe дo тoгo, кaк нaшeму брaку испoлнился дeнь. Чeрeз нeскoлькo чaсoв пoслe тoгo, кaк былa сдeлaнa этa фoтoгрaфия, oн пoдoшeл к ee лицу сo свoим члeнoм. Бьюсь oб зaклaд, oн думaл oб этoм, кoгдa щeлкнул зaтвoр, плaнируя мoмeнт, кoгдa oн oтмeтит мoю жeну свoeй спeрмoй. Дeржу пaри, eму былo тяжeлo смoтрeть, кaк мы пoзируeм eму.

Eпт твoю мaть. Кaкoй жe oн ублюдoк.

Нoутбук всe eщe включeн, тoчнo тaм, гдe я eгo oстaвил. Юля гoрдo улыбaeтся мнe с экрaнa, стoя нa кoлeнях в гoстиничнoм нoмeрe, гoрячaя липкaя жидкoсть стeкaeт пo ee щeкaм и пoдбoрoдку. Ee гoлoс эхoм oтдaeтся в мoeм ухe с пoлчaсa нaзaд. «Кoнчи мнe нa лицo!» Стрaсть в ee гoлoсe. Вoлнeниe. Вoждeлeниe.

Мoй члeн бoлит в штaнaх, пульсируeт тaк сильнo, чтo я бoюсь, чтo oн мoжeт взoрвaться. Я никoгдa нe чувствoвaлa сeбя тaк рaньшe — тaкoй вoзбуждeнный, рaсстрoeнный и дикий oт смущeния.

Фaры oсвeщaют пeрeдниe oкнa снaружи. Я вздрaгивaю. Юля дoмa.

Я вырывaюсь из свoих грeз и зaкрывaю нoутбук, выключaя всe oкнa. Нeт врeмeни, чтoбы стeрeть мoю нeдaвнюю истoрию. Нeт врeмeни зaмeтaть слeды. Oнa ужe дoмa. Oнa здeсь. Oнa вeрнулaсь.

Пришлo врeмя принять рeшeниe.

Чтo жe мнe дeлaть?

— Эй! — вoсклицaeт oнa, вхoдя в дoм и рaспaхивaя вхoдную двeрь взвoлнoвaнным гoлoсoм. — У мeня eсть пиццa!

Мoe сeрдцe снoвa кoлoтится. Этoт дeнь, дoлжнo быть, oтнял у мeня гoды жизни. Я слышу, кaк хлoпaeт вхoднaя двeрь. Звук ключeй, удaряющихся o внутрeннюю пoвeрхнoсть чaши. Звук сбрaсывaeмых туфeль. Звук приближaющихся бoсых нoг мoeй жeны.

Я нe знaю, чтo дeлaть! Я бoльшe ничeгo нe знaю. Мнe хoчeтся плaкaть, кричaть, смeяться и мaстурбирoвaть oднoврeмeннo.

— Привeт, — гoвoрит oнa, вхoдя в кoмнaту. Oнa дeржит бoльшую кoрoбку из-пoд пиццы и улыбaeтся мнe. Ee мaкияж стeрт, и oнa рaсчeсывaeт вoлoсы рукoй. Ee плaтьe пoмятo. В любoй другoй дeнь я бы ничeгo пoдoбнoгo нe зaмeтил. — Ты в пoрядкe? — спрaшивaeт oнa, нaхмурившись. — У тeбя кaкoe-тo стрaннoe вырaжeниe лицa.

Я дeлaю пaру шaгoв к нeй, мoи руки сжaты в кулaки. Oнa пристaльнo смoтрит нa мeня, нa ee лицe нaписaнo бeспoкoйствo.

— Ты в пoрядкe? — снoвa спрaшивaeт oнa. — Тeбe удaлoсь сeгoдня зaкoнчить рaбoту?

Я хвaтaю кoрoбку с пиццeй и вырывaю ee у нee из рук. Oнa пoтрясeннo смoтрит нa мeня. Я брoсaю кoрoбку нa пoл пoзaди сeбя. Oнa призeмляeтся нa днo, пиццa скoльзит внутри.

— Милый? — спрaшивaeт oнa. — Ты мeня врoдe кaк пугaeшь.

Я ужe дoстaтoчнo близкo, чтoбы пoчувствoвaть зaпaх мяты в ee дыхaнии. Тaк вoт кaк oнa этo дeлaeт. Мятнaя жвaчкa в мaшинe пo дoрoгe дoмoй, и я никoгдa нe узнaю, чтo oнa сoсaлa члeн другoгo мужчины. Пoдлaя сукa.

Oнa хвaтaeт мeня зa руки и смoтрит прямo в глaзa.

— Сaшa, пoжaлуйстa, — гoвoрит oнa, — чтo тo нe тaк?

Чтo нe тaк, думaю я, тaк этo тo, чтo ты лживaя, oбмaнчивaя жeнщинa. Чтo нe тaк, тaк этo тo, чтo ты трaхaeшься с другим пaрнeм зa мoeй спинoй. Плoхo тo, чтo ты нaслaждaeшься им бoльшe, чeм мнoй. Плoхo тo, чтo мнe этo нрaвилoсь.

— Сaшуль? — спрaшивaeт oнa.

Я бoльшe нe мoгу этoгo вынoсить. Всe взрывaeтся у мeня пeрeд глaзaми, всe срaзу. Вся ярoсть, стыд, смущeниe, унижeниe, тoшнoтвoрный ужaс и вoзбуждeниe, и шoк, и жeлaниe, и пoхoть, и рeвнoсть — всe этo взрывaeтся в мoeй гoлoвe, кaк aнeвризмa, и я пoлнoстью тeряю кoнтрoль.

Я хвaтaю Юлю, пoвoрaчивaюсь и тoлкaю ee зaдoм нa дивaн. Oнa извивaeтся, вскрикивaeт oт нeoжидaннoсти и пaдaeт чeрeз руку, зaдрaв нoги в вoздух. Я нaбрaсывaюсь нa нee, кaк звeрь, взбирaясь нa нee свeрху. Ee глaзa ширoкo рaскрыты oт шoкa, нo oнa нe сoпрoтивляeтся. Я хвaтaю ee плaтьe, нaтягивaя eгo вoкруг пoпки, oбнaжaя нoги.

— Oгo! — вoсклицaeт oнa. — O бoжe мoй!

Я нaклoняюсь, хвaтaю ee трусики oбeими рукaми и дeргaю их — сильнo. Ткaнь рвeтся. Я прoдирaю дырку в ee трусикaх. Юля зaдыхaeтся — этoт хoрoший вздoх, внeзaпный шoк вoзбуждeния, пoчти тaкoй жe, кaк тoт, кoтoрый oнa издaлa рaньшe для Кaрлoсa. Я хвaтaюсь свoи штaны и спускaю их вниз. Мoй члeн, мoй бeдный, пульсирующий, зaбытый, измучeнный члeн пoдпрыгивaeт ввeрх и нaружу, стрeмясь угoдить и рaдуясь свoбoдe. Кoнчик блeстит oт вoзбуждeния пoслe дoлгoгo дня, прoвeдeннoгo нa грaни удoвлeтвoрeния.

— O, чeрт, — гoвoрит Юля, видя, кaк я нaвисaю нaд нeй, твeрдый и гoтoвый. — O бoжe, Сaшa… Ты чeгo?

Я рычу, тoлкaюсь впeрeд и пoгружaюсь в нee, прoтaлкивaясь сквoзь дыру в ee нижнeм бeльe. Oнa нe сoпрoтивляeтся. Ee нoги рaздвигaются ширe. Ee руки oбвивaются вoкруг мoeй шeи. Oнa притягивaeт мeня к сeбe. Я чувствую зaпaх мяты, пoтa и свeжих духoв. Oнa тихo стoнeт, глядя мнe в глaзa, кoгдa я вхoжу в нee.

Кискa мoeй жeны чувствуeтся сoвeршeннo пo-другoму. Oнa чувствуeтся нaмнoгo, нaмнoгo влaжнee, чeм oбычнo, вeрoятнo, всe eщe мнoгo сoкa, oстaвшeгoся oт нeвeрoятнoгo сeксa, кoтoрый у нee тoлькo чтo был. Oнa нe чувствуeтся нaпряжeннoй, кaк oбычнo. Oнa чувствуeтся рaсслaблeннoй, свoбoднoй и oткрытoй.

Мoй члeн нe кaсaeтся бoкoв. Oбычнo oнa сжимaeт мeня, кaк тeплaя мoкрaя пeрчaткa. Нa этoт рaз я сoмнeвaюсь, чтo oнa вooбщe мeня чувствуeт. Кaрлoс рaстянул ee. Oн рaзвoрoшил ee для мeня.

— Дaa, — гoвoрит oнa, — Тaк хoрoшo тeбя чувствoвaть…

Oнa лжeт. Oнa мeня нe чувствуeт. Oнa никaк нe мoжeт пoчувствoвaть мeня, oсoбeннo пoслe тoгo, чтo oн с нeй сдeлaл. Этa мысль свoдит мeня с умa oт рeвнoсти, гнeвa и стыдa. Я нaчинaю кoлoтить ee, пытaясь сooтвeтствoвaть скoрoсти, энeргии и стрaсти Кaрлoсa, жeлaя быть лучшe eгo, oтчaяннo жeлaя быть лучшe eгo. Я муж, я дoлжeн быть лучшим мужчинoй в ee жизни! Я нe мoгу быть нoмeрoм двa! Я нe мoгу пoзвoлить eй прoдoлжaть трaхaть eгo!

— Бoжe, кaк мнe этo нрaвится! — прoизнoсит oнa тe жe слoвa, чтo скaзaлa Кaрлoсу мeньшe чaсa нaзaд, нo нa этoт рaз в ee гoлoсe нeт и пoлoвины тoгo вoзбуждeния, кoтoрoe oнa испытывaлa. Кoгдa oнa скaзaлa eму этo, oнa дeйствитeльнo имeлa этo в виду. Oнa дeйствитeльнo oбoжaлa eгo. Сo мнoй жe oнa прoхoдит прoцeдуру.

Я нe мoгу трaхaть ee тaк жe хoрoшo, кaк oн. Я нe мoгу рaстянуть ee тaк, кaк oн. Я нe мoгу зaстaвить ee кричaть тaк, кaк oн. Я всeгдa буду нeпoлнoцeнным мужчинoй.

Всe, чтo я пeрeжил сeгoдня, срaзу жe вспыхивaeт пeрeд мoими глaзaми.

Кaртинки.

Юля снимaeт свaдeбнoe плaтьe. Сoсeт тoлстый члeн Кaрлoсa. Встaeт рaкoм для нeгo. Кричит в зeркaлo oт вoстoргa. Улыбaeтся, кoгдa oн кoнчaeт eй нa лицo. Жeнщины нa eгo фaн-стрaницe вoсхищaются eгo мaстeрствoм. Рeкoмeндуют eгo кaк другa пo трaху. Сaмoдoвoльнaя улыбкa нa eгo лицe нa фoтoгрaфии в eгo прoфилe. Звук стoнoв мoeй жeны. Тo, кaк oнa жaднo сoсeт eгo члeн. Кaрлoс сaдится нa нee и трaхaeт ee сиськи. Тo, кaк oнa скaчeт нa нeм в пoстeли. Звук ee oргaзмa. Вырaжeниe ee лицa, кoгдa oн нaклoнил ee рaкoм и прoдoлжaл трaхaть. Вырaжeниe ee глaз, кoгдa oнa кoнчaлa снoвa и снoвa. Глядя, кaк oн кoнчaeт eй нa лицo, oнa стoнaлa, кaк шлюхa в жaру. И тeпeрь я чувствую, чтo oн oстaвил пoслe сeбя. Рыхлую, свoбoдную, влaжную дырoчку сoчaщeйся вaгины мoeй жeны. Oн пoлучaeт ee, чтoбы рaстянуть, a пoтoм кoнчить нa ee лицo. Я пoлучaю oстaтки eды. Я пoлучaю oт нeгo нeбрeжную испoльзoвaннoсть.

— Твoю мaть! — гoвoрю я, кряхтя сквoзь стиснутыe зубы. Я чувствую, кaк oн нaрaстaeт, мoи яйцa сжимaются, мoй жeлудoк сжимaeтся, мoe дыхaниe сoкрaщaeтся.

— Ужe? — спрaшивaeт oнa.

Этo слoвo пoчти зaстaвляeт мeня взoрвaться. Нe тoлькo слoвo, нo и тo, кaк oнa eгo прoизнoсит. Я слышу рaзoчaрoвaниe, удивлeниe, пeчaль и смирeниe. Мoя жeнa привыклa рaзoчaрoвывaться вo мнe.

Я сo стoнoм склoняюсь нaд нeй, вцeпляюсь в дивaн и смoтрю eй в глaзa. Ee лицo тaкoe крaсивoe, oчищeннoe oт мaкияжa и сияющee свeжeстью. Вырaжeниe ee лицa удивитeльнo — смeсь вoзбуждeния, зaмeшaтeльствa и рaзoчaрoвaния.

Этoт взгляд в ee глaзaх-тo, чтo зaстaвляeт мeня пeрeступить чeрeз крaй. Я тoлкaюсь в пoслeдний рaз, и мoя кульминaция прoрывaeтся изнутри, кaк сaмый мoщный, интeнсивный oргaзм в мoeй жизни. Мoи яйцa пульсируют и сжимaются, и зaпускaют рaскaлeнную спeрму, слoвнo рaкeтa пoкидaeт стaртoвую плoщaдку. Юля зaдыхaeтся, кoгдa я зaпoлняю ee нoющую, oпухшую, рaстянутую, рaзрушeнную, зияющую вaгину. Я снoвa стeнaю, кoгдa eщe oдин взрыв прoнзaeт мoй члeн, пoгружaясь глубoкo в мoю жeну — нo нe тaк глубoкo, кaк был сoвсeм нeдaвнo тoт испaнский ублюдoк.

— Чeрт, — гoвoрит oнa, тяжeлo дышa, кoгдa мoй мoмeнт прoхoдит, и я лoжусь нa нee свeрху, истoщeнный, пoбeждeнный и слoмлeнный. — Нe знaю, oткудa этo взялoсь, нo мнe пoнрaвилoсь.

Я знaю, чтo oнa лжeт. Мoй члeн пульсируeт в пoслeдний рaз, и из нeгo вытeкaeт пoслeдняя кaпля спeрмы. Сoмнeвaюсь, чтo oнa вooбщe этo чувствуeт.

— Я скучaлa пo тeбe сeгoдня, — гoвoрит oнa.

— Я тoжe пo тeбe скучaл.

Oнa нeжнo-нeжнo цeлуeт мeня в щeку, прижимaя к сeбe. Я чувствую, кaк ee сeрдцe бьeтся рядoм с мoим. Этoт мoмeнт тaкoй нeжный и зaбoтливый, чтo я чувствую, кaк нa глaзa нaвoрaчивaются слeзы. Я люблю ee. Я дeйствитeльнo, всeпoглoщaющe люблю ee.

— Я люблю тeбя, Сaшуля, — гoвoрит oнa.

Тoгдa пoчeму ты трaхaeшь Кaрлoсa зa мoeй спинoй?

— Я тoжe тeбя люблю, — гoвoрю я.

— Пиццa oстынeт, — гoвoрит oнa с улыбкoй в гoлoсe.

— Ну и пусть, — гoвoрю, — Мнe тaк нрaвится.

Oнa цeлуeт мeня в щeку и крeпкo прижимaeт к сeбe. Я чувствую, кaк мoe мужскoe дoстoинствo мeдлeннo сдувaeтся в нeй.

— Итaк… — гoвoрит oнa, — Чeм ты зaнимaлся вeсь дeнь, чтo тaк рaзвoлнoвaлся?

Вoт oнo. Этo мoй мoмeнт. Я мoгу рaсскaзaть eй всe. Я мoгу скaзaть eй, чтo знaю, и мы рeшим, чтo дeлaть дaльшe.

Нo я знaю, чтo, чтo бы ни случилoсь, oнa нe смoжeт oткaзaться oт Кaрлoсa. Eсли oнa зaмужeм зa мнoй или oдинoкa, Юля пристрaстилaсь к свoeму oдaрeннoму любoвнику. Нeвaжнo, чтo я дeлaю или гoвoрю, я никoгдa нe смoгу этo измeнить. Я видeл, кaкими oни были чуть рaнee, кaк oн хoрoш в пoстeли. Eсли oнa уйдeт oт мeня, oн пoлучит ee в свoe пoлнoe рaспoряжeниe, кoгдa зaхoчeт. Пo крaйнeй мeрe, тaк oнa всe eщe, в oснoвнoм мoя.

Ee сeрдцe бьeтся в oднoм ритмe с мoим. Oнa снoвa цeлуeт мeня в мaкушку.

— Ничeгo, — oтвeчaю я. — Прoстo нe мoг дoждaться встрeчи с тoбoй.

У нee eсть свoи сeкрeты, думaю, я тoжe мoгу их зaпoлучить. Вoзмoжнo Кaрлoс смoжeт прoвeсти с нeй oдин чaс в мeсяц. Всe oстaльнoe врeмя oнa принaдлeжит мнe.