Эрин Уатт Разрушенный дворец

Глава 1

Рид

– Где вы находились вчера вечером, между восьмью и одиннадцатью часами?

– Как долго вы спали с девушкой вашего отца?

– Зачем вы убили ее, Рид? Она вывела вас из себя? Угрожала, что расскажет об этой интрижке вашему отцу?

Я посмотрел не один сериал про копов и знаю, что, сидя в комнате для допросов, лучше помалкивать. А еще можно сказать четыре магических слова: «Я требую своего адвоката».

Именно поэтому за последний час я не вымолвил ни слова.

Если бы я был несовершеннолетним, этим придуркам и в голову не пришло бы допрашивать меня в отсутствие родителей или поверенного. Но мне восемнадцать, и, по-видимому, они считают, что все по-честному. Или надеются, что я окажусь полным идиотом и отвечу на все их провокационные вопросы без адвоката.

Детективов Казинса и Шмидта, похоже, совсем не пугает моя фамилия. Хоть что-то новенькое. Всю жизнь все потакали мне, потому что я Ройал. Проблемы в школе? Папа подписывал чек – и мои грехи забыты. Девчонки? Выстраиваются в очередь, чтобы прыгнуть ко мне в постель, а потом хвастаются своим друзьям, что переспали с Ройалом.

Но все они мне безразличны. Сейчас меня интересует только одна-единственная девчонка – Элла Харпер. И я совершенно уничтожен тем, что ей пришлось наблюдать, как меня вытаскивают из дома в наручниках.

Брук Дэвидсон мертва.

До сих пор не могу в это поверить. Когда я уходил из пентхауса, подружка моего отца, эта жадная до денег платиновая блондинка, была живее всех живых.

Но детективам я об этом ничего не говорю. Я же не идиот. Они исказят смысл любого сказанного мною слова.

Раздраженный моим молчанием Казинс ударяет ладонями по металлическому столу между нами.

– Отвечай, маленький засранец!

Мои руки под столом начинают сжиматься в кулаки. Я заставляю пальцы расслабиться. Здесь лучше держать свои эмоции под контролем.

Его напарница, тихая женщина по имени Тереза Шмидт, бросает на Казинса предостерегающий взгляд.

– Рид, – начинает она мягким голосом, – мы не сможем помочь тебе, если ты не пойдешь нам навстречу. А ведь мы хотим тебе помочь.

Я выгибаю бровь. Нет, серьезно? Они затеяли игру в «хороший коп – плохой коп»? Наверное, мы смотрели одни и те же сериалы.

– Ребята, – безразличным тоном отвечаю я, – у вас со слухом все в порядке? А то я начинаю сомневаться.

Усмехнувшись, скрещиваю руки на груди.

– Я уже попросил адвоката, а значит, вы должны подождать с вопросами до тех пор, пока он не появится.

– Мы можем задавать тебе вопросы, – говорит Шмидт, – а ты можешь на них отвечать. В этом нет ничего противозаконного. А еще ты можешь добровольно поделиться с нами тем, что тебе известно. Например, начнем с объяснения, откуда на твоей футболке кровь.

Я сдерживаю желание схватиться рукой за бок.

– Спасибо за предложение, но я подожду Хальстона Гриера.

В маленькой комнате повисает тишина.

По лицу Казинса заходили желваки. Шмидт лишь вздыхает. Потом оба детектива отодвигаются на стульях и, не сказав ни слова, выходят.

Ройал – 1.

Полиция – 0.

Они сдались, но и вызывать адвоката тоже не торопятся. Поэтому на протяжении следующего часа я сижу в полном одиночестве и размышляю о том, как, черт подери, докатился до такой жизни. Я никогда не был святым и даже не притворялся им. На моем счету не одна драка. При необходимости я могу быть жестоким.

Но я не из тех парней, кого уводят в наручниках из собственного дома, кому приходится смотреть в испуганные глаза своей девушки, пока его усаживают на заднее сиденье полицейской машины.

Когда дверь снова открывается, я начинаю ощущать клаустрофобию и поэтому веду себя грубо, хотя не должен.

– Что-то ты не особо торопился, – рассерженно говорю я адвокату отца.

Несмотря на поздний час, адвокат, седовласый мужчина лет пятидесяти с небольшим, одет в костюм. Он уныло улыбается мне.

– О, смотрю, кое у кого отличное настроение.

– Где папа? – заглядывая через плечо Гриера, требовательно спрашиваю я.

– В комнате ожидания. Ему сюда нельзя.

– Почему?

Гриер закрывает дверь, подходит к столу, ставит на него свой дипломат и открывает золотистые защелки.

– Потому что в отношении родителей, дающих свидетельские показания против своих детей, нет никаких ограничений. Свидетельский иммунитет распространяется лишь на супругов.

Впервые за все время с момента моего ареста меня начинает подташнивать. Давать свидетельские показания? Но ведь суда не будет, не так ли? Как далеко собираются зайти копы с этим расследованием?

– Рид, соберись.

У меня сводит живот. Проклятье. Меньше всего мне хочется выглядеть беспомощным перед этим мужчиной. Я никогда не показываю свои слабости, никогда. Единственный человек, рядом с которым я могу расслабиться, – это Элла. Эта девчонка обладает способностью пробиваться через все мои барьеры и видеть меня, настоящего меня, а не холодного, бездушного засранца, которого видят все остальные.

Гриер достает блокнот и золотую авторучку, а затем усаживается на стуле напротив.

– Я разберусь со всем этим, – обещает он. – Но сначала должен понять, с чем имею дело. Судя по тому, что мне удалось выжать из сотрудников полиции, ведущих расследование, у них есть видео- запись, на которой видно, как прошлым вечером, без пятнадцати девять, ты входишь в пентхаус О’Халлоранов. И на той же видеозаписи зафиксировано, как ты уходишь приблизительно двадцать минут спустя.

Я быстро оглядываю комнату в поисках камер или другого записывающего оборудования. Здесь нет зеркала, значит, вряд ли кто-то наблюдает за нами из невидимой соседней комнаты. По крайней мере, я на это надеюсь.

– Все, о чем мы разговариваем здесь, останется между нами, – заметив мою настороженность, уверяет меня Гриер. – Им нельзя нас записывать. Адвокатская тайна и все такое.

Я медленно выдыхаю.

– Да, я был в пентхаусе. Но я ее не убивал!

Гриер кивает.

– Хорошо. – Он что-то записывает в своем блокноте. – Давай вернемся к событиям, предшествовавшим всему этому. Я хочу, чтобы ты начал с самого начала. Расскажи мне о вас с Брук Дэвидсон. Важна любая деталь. Я должен знать все.

Я сдерживаю стон. Прекрасно. Это будет весело.

Загрузка...