Разведчики мировой войны. Германо-австрийская разведка в царской России

От издательства

В ряду книг, вышедших в последние годы за границей на тему о разведывательной и контрразведывательной работе, труд Вудхолла отличается значительным уклоном в сторону приключенчества и романтизма.

Он популяризирует авантюристические «прелести» агентурной работы и пытается создать авторитет английской разведке. И это не случайно. Готовясь к новой войне, разведки капиталистических стран заинтересованы в широком привлечении свежих кадров для шпионско-диверсионной работы. Этим и объясняется то обстоятельство, что, выполняя задание своих хозяев, Вудхолл делает особый упор на яркое изложение авантюристической стороны шпионажа и диверсий, могущей захватить воображение людей с авантюристическим складом характера.

Боязнь автора переступить границу «запретного» отчетливо проступает в конце книги, где Вудхолл пишет о том, что «послевоенные разведчики меня не интересуют. Эта отрасль шпионажа не входит в сферу этой книги». Мы можем добавить, что эта тема вообще не входит в задачи подобных изданий, выпущенных в послевоенное время за границей. Буржуазия всех стран старательно обходит эту «особую отрасль», могущую пролить свет на кровавые ее замыслы, и оттолкнуть своей чудовищностью и гнусностью.

Красной нитью во всей работе Вудхолла проходит желание выставить деятельность английской разведки в ореоле мнимого благородства, честности, героизма. Автор старательно обходит все «теневые стороны» шпионажа, присущие разведкам всех капиталистических стран.

Наряду с этим автор, претендуя на фиксацию опыта лично своего и других по работе в разведках, в действительности в значительной мере касается деятельности только контрразведки. Тем самым Вудхолл смешивает работу двух различных систем: «Интеллидженс Сервис», учреждения, объединявшего в своих руках все виды разведки (политической, военной и морской), с работой «Особого отдела Скотленд-Ярда» (где работал автор), ведавшего военной контрразведкой.

Нужно отметить, что все английские работы по вопросам шпионажа страдают такой «неясностью». У автора эта последняя достигается еще и путем полного смешения самых терминов — военная «разведка» (добывание сведений о противнике) и «контрразведка» (борьба с иностранным шпионажем). Делается это не без основания. Английская буржуазия всеми силами стремится скрыть деятельность своих глубоко законспирированных разведывательных органов, щупальца которых раскинуты по всему миру. В то же время приподнимается завеса над успехами работающей более или менее легально военной контрразведки с обязательным описанием «героических» похождений ее агентов.

Имеется ряд неправильных и наивных «разъяснений» по таким вопросам, как вопрос о причинах проигрыша Германией войны 1914–1918 гг. (стр. 12), о неудаче Дарданельской операции союзников (стр. 31) и др., автор допускает и преувеличенную оценку достоинств германской стратегии (в частности, и стратегии бездарного Мольтке, стр. 134). Без достаточных оснований превозносятся Вудхоллом также и шпионские «таланты» немецких разведчиков вроде Карла Лоди, Мюллера, тогда как, например, шеф Вудхолла Б. Томсон расценивает их как шпионов «самого низкого качества», которые «почти ничего не давали в военном отношении».

Однако, несмотря на упомянутые существенные недостатки, работа Вудхолла заслуживает определенного интереса и способствует дальнейшему ознакомлению с деятельностью разведки и контрразведки в эпоху минувшей империалистической войны.

Глава I Моя работа в разведке

Что такое разведка? В мирное время она как будто бы и не существует. Официальные лица всегда вежливо утверждают, что им ничего не известно о ее существовании. Но когда тучи войны надвигаются над горизонтом, тогда разведка становится реальным, грозным и страшным фактором.

Британская разведка, полностью сознавая растущую опасность войны и иностранного шпионажа в своей собственной стране, работала со всем напряжением и серьезностью уже в 1910 году, когда я поступил в столичную полицию, в Скотленд-Ярд, и впервые пришел в соприкосновение со шпионским подпольем.

Официально ни Великобритания, ни Германия не признавали, что пользуются для своих целей сильной и активной системой шпионажа. Но английские власти знали, что Германия имеет мощную шпионскую сеть в нашей стране. Германия в свою очередь знала об этой осведомленности наших властей. Но насколько полно и точно была известна нам деятельность германской шпионской сети, — этого разведка наших бывших врагов никогда не могла установить.

До войны наши крупнейшие центры насчитывали около 250 тысяч немецкого населения. В одном только Лондоне было около 75 тысяч немцев. С внешней стороны они вели себя безупречно и составляли наиболее высоко организованную иностранную колонию в Великобритании. Именно в довоенном Лондоне существовала самая крупная и самая богатая немецкая колония. Однако, как ни безобидна была она по внешнему виду, британская разведка вела за ней неустанное и зоркое наблюдение.

То были дни небывалого оживления в веселых ресторанах и пивных на Тотенхем Коурт Род, на Чертлот-стрит, примыкающих к Сохо и населенных преимущественно представителями средних классов немецкой колонии.

Немецкий колонист, работающий в качестве повара или посыльного гостиницы в квартале Блумзбери, часто встречался по вечерам со своими земляками в кафе и в универмагах.

Другая группа немцев, более богатая и более влиятельная, жила в аристократическом квартале Реджент-стрит. Оксфорд-стрит и район около цирка Пикадилли всегда кишели агентами германской разведки.

Кафе «Одеэнино», «Рояль» и «Монико» были излюбленными местами свиданий немецких шпионов и находились под постоянным тайным надзором Скотленд-Ярда. В этих богемных притонах собирались немцы свободных профессий — торговцы, художники, музыканты, огромное большинство которых, по сведениям Особого отдела, было запасными офицерами германской императорской армии и флота.

В часы досуга я приходил в кафе Рояль, где неоднократно видел некоторых агентов германской разведки, которые оперировали в нашей стране. Это были с виду спокойные, скромно державшиеся люди, и было трудно представить, что они действовали по секретным заданиям, получаемым из Берлина.

В кафе я впервые увидел лейтенанта Отто Граца, которого непосвященные обычно называли Штейнгауэр. Он был наиболее блестящим сотрудником германской разведки того времени. В Скотленд-Ярде мы его знали как способного, опытного шпиона и как главного руководителя германской военной и морской разведок.

В те же дни Скотленд-Ярд сильно заинтересовался невинными с виду молодыми дамами и мужчинами, посещавшими кафе. Они подозревались как разведчики, но в то время нельзя было предъявить им какие-либо конкретные обвинения, так как закон об иностранцах и закон о государственных секретах еще не применялись со всей строгостью.

Однако мы их не выпускали из-под наблюдения, и когда наступило время действовать, свыше полсотни неприятельских агентов, к их большому изумлению, были схвачены и интернированы. Они рассчитывали, видимо, на иммунитет против всякого разоблачения, слабо представляя себе, что каждый член их шпионской организации состоял у нас в Англии на строгом учете и был предметом слежки в течение многих месяцев до начала войны.

В какой мере Скотленд-Ярду удалось окружить германских разведчиков, об этом можно судить по высказываниям одного бывшего неприятельского офицера — Рудольфа Берндорфа — в его книге «Шпионаж».

«В общем и целом, — говорит этот хорошо известный агент разведки, — английская разведка нанесла германской жесточайший удар в первые дни возникновения войны. Нам известно теперь, что даже до войны британские власти знали массу подробностей о главных германских разведчиках в Англии, хотя мы ее знаем, кто выдал этих людей. До начала войны эти агенты были оставлены в абсолютном покое, и они поверили в свою безопасность и неприкосновенность.

Однако в течение каких-нибудь нескольких часов после начала войны их схватили и заключили в тюрьму. Около 20 человек было тогда арестовано (уточняю: свыше 50. — Э. В.).

Это было серьезным ударом, так как сведения из Англии были особенно важны. Вскоре после начала войны был арестован чрезвычайно важный член германской разведки.

Это — морской офицер Карл Ганс Лоди. Его расстреляли в лондонском Тауэре…»

Британская разведка была несравненно действеннее любой другой разведки Европы. Правда, Великобритания обращала больше внимания на «дипломатическую» разведку, чем на чисто военные и морские дела. И такая тактика вполне себя оправдывала. Например, для морского министерства было гораздо важнее узнать, что в Берлине между турецким министром и германским министром иностранных дел имели место такие-то разговоры, чем узнать, что германское морское ведомство ввело некоторые технические улучшения в конструкцию подводных лодок.

Что касается нашей морской и военной разведок, то существовало сравнительно мало важных сведений, которыми бы мы не располагали. Мы знали, что в случае нужды германцы могут мобилизовать 5 миллионов человек и попытаются раздавить Францию. Мы также прекрасно знали, что наш флот мог состязаться с любым флотом мира.

Когда наша контрразведка завязала серьезную борьбу с германским шпионажем, работа в Скотленд-Ярде приняла совсем другой вид. Работники Особого отдела, которые были определенным символом власти, использовали ее с большой секретностью. Мы работали по плану уголовного розыска. Мы занимались расследованием всевозможных дел и не скрывали своей деятельности. Для внешнего мира мы были полицейскими чиновниками, которых знали все неприятельские агенты. Они на нас смотрели как на простых чиновников и не подозревали, что мы являемся отделом разведки.

В 1914 году германские тайные агенты предполагали, что они были преданы одним из своих. Я могу теперь в первый раз точно указать, каким образом удалось Особому отделу Скотленд-Ярда «накрыть» этих способных и опасных разведчиков. Слабость германской разведки в Англии была результатом тевтонской любви к стандартизованной организации. Если бы германцы лучше оплачивали своих агентов и предоставляли им немного больше личной инициативы, то нам было бы, безусловно, труднее проникнуть в их шпионскую сеть.

Мы раскрыли разветвления германской разведывательной системы с помощью факторов, на которые когда-то указал знаменитый французский криминолог Бертильон, как на предпосылки успеха уголовных розысков: 50 % потения, 10 % вдохновения и 40 % везения.

После смерти Эдуарда VII представители почти всех стран мира приехали в Лондон на похороны. Одной из наиболее выдающихся фигур был кайзер Вильгельм II. Он имел с собой значительный штат офицеров, конюхов и охраны, в том числе одного человека, которого мы знали как очень активного работника разведки. Я его буду называть граф X.

На его взаимоотношения с представителями германской колонии в Лондоне обращалось внимание и раньше. Граф X., блестящий, превосходный лингвист, был видным представителем непосредственного окружения кайзера. Наблюдение за ним требовало бесконечно много такта и сдержанности.

После королевских похорон значительное число германских офицеров отправилось осматривать достопримечательности Лондона. Однако граф X. не пошел со своими коллегами-офицерами. У одной конторы на улице Черинг-Крос Род он подцепил некоего человека, которого мы давно подозревали в шпионаже, и, не подозревая, что три опытных чиновника следили за каждым его шагом, некоторое время беседовал с ним.

Затем граф X. прошелся — по всем лондонским мостам и наблюдал за движением войск у казарм. Он нанес визит Вульвическому арсеналу и всем конечным пунктам лондонского трамвая. В 7 часов вечера он закончил обход «достопримечательностей» и встретился со своим подозрительным другом около кафе «Рояль». На протяжении всего этого длинного, сложного маршрута с графа X. не сводили глаз три человека.

Наконец, фигура X. скрылась в здании гостиницы.

Работники Особого отдела решили ждать выхода графа из гостиницы до 12 часов ночи. Агенты распределили между собой посты: один стерег у заднего подъезда гостиницы, а два других выбрали подходящие пункты, откуда они могли наблюдать, сами оставаясь незамеченными. После долгого и томительного ожидания агент, стоявший у черного подъезда гостиницы, переодетый и притаившийся, заметил, как граф украдкой проскользнул мимо него и быстро вскочил в проходящее такси. Агент стремительно бросился к своим товарищам и подал условленный сигнал.

Тройка наблюдателей наняла такси, но за это время выслеживаемый оказался уже довольно далеко и скрылся в водовороте уличного движения. Однако агентам снова повезло, так как у Кембриджского цирка образовался затор, и они догнали свою добычу. На одной из улиц граф вышел из автомобиля, и преследователи заметили, что он вошел в парикмахерскую. Для стрижки или бритья час казался довольно-таки неурочным, и работники Скотленд-Ярда стали наблюдать за выходами из парикмахерской. Граф X. пробыл в парикмахерской свыше часа и около полуночи вышел через боковую дверь. Граф проворно пошел по бесконечно длинной Каледонской улице, преследуемый по пятам агентами.

К их досаде, он вскоре сел в проезжавшее такси. Но счастье пришло им на помощь и в этот раз. Один из преследователей заметил, что из только что остановившегося такси выходит пассажир. Агенты заняли его место и продолжали слежку.

Граф X. вернулся в гостиницу.

На следующий день рано утром были получены инструкции: власти не намерены были возбуждать какое-либо дело. Дальнейший надзор стал бесполезным. Граф на следующий день получил разрешение вернуться в Берлин со своим коронованным хозяином, ничего не зная о том, что он был предметом тщательного наблюдения.

Тем не менее, выслеживание, произведенное работниками Особого отдела, имело чрезвычайно важные последствия, которые тогда никто из нас не мог предвидеть. Скромная маленькая парикмахерская на Каледонской улице была лондонским отделением берлинской разведки. Ее владелец, немец, родившийся в Англии, был способным посредником германской шпионской сети. Он имел постоянную контору и был в деловых сношениях с континентом. Это подсобное ремесло служило ему прикрытием. Каждую неделю в адрес парикмахерской приходило с полсотни писем. Во внешних конвертах содержались другие, закрытые внутренние конверты, в которых находились распоряжения для различных разведчиков, оперировавших в разных частях Англии. На наружном конверте была германская почтовая марка, печать и название какой-нибудь невинной фирмы. Работа парикмахерской заключалась в том, чтобы наклеивать английские марки на внутренних конвертах и опускать их в Лондоне в почтовый ящик. Письма, таким образом, направлялись во все стратегические пункты страны, большей частью в портовые города.

Теперь каждое секретное письмо, направленное ее агентом, вскрывалось и прочитывалось задолго до того, как попадало в руки «парикмахера» на Каледонской улице. Письма списывались и фотографировались. Неудивительно, что впоследствии берлинская разведка была потрясена нашей осведомленностью.

В 1913 году в Дувре военные власти арестовали одного человека по обвинению в фотографировании некоторых фортификационных сооружений и гавани. Арестованный страстно протестовал против, как он называл, произвольных действий военных, утверждая, что он обыкновенный турист и снимал виды просто на память. Он допускал, что поступил, может быть, неосторожно, но, дескать, не имел ни малейшего намерения совершить какое-либо преступление. Негодующий турист дал свой лондонский адрес. Очевидно, военные власти поддались его шумным увещеваниям и заверениям и отпустили его.

В это время были получены интересные сведения относительно передвижений одного выдающегося агента германской разведки. И до этого мы знали, что он находится где-то в Англии. Разведчик был известен как один из наиболее опасных и наиболее скользких экземпляров этой угреподобной братии.

В Лондон было немедленно послано распоряжение взять «туриста» под наблюдение и ожидать дальнейших инструкций. Адрес, данный им, оказался ложным. Я знал, что напал на след способного разведчика. После моего доклада в Скотленд-Ярде я получил распоряжение найти и доставить немецкого шпиона.

Прежде всего, я направился в маленький магазин, расположенный в Сохо. Известно, что в каждом лагере имеются изменники. Одного из них я нашел и в лагере немецкого шпионажа. Я дал этому субъекту описание недавно задержанного туриста, и мой информатор согласился, что это и есть разыскиваемый нами мастер-разведчик. Новообретенный помощник дал мне адрес, и я поехал по данному адресу на такси.

Нетрудно представить мое разочарование, когда, приехав на место назначения, я узнал, что нужный мне человек выехал пять минут назад. Дальнейшее осторожное, расследование дало мне в руки нить, которая привела меня в Западный Кройдон. Туда я отправился поездом. На станции я почему-то взглянул на только что остановившуюся пролетку извозчика.

С экипажа сошел седок. Было темно, но я заметил, что у него большая черная борода и усы и что он носит роговые очки.

Было ли это интуицией или тем, что мы называем особым везением, но что-то таинственное и подозрительное, чувствовавшееся в этом бородатом иностранце, навело меня на мысль о том, что он является именно тем разведчиком, которого я ищу. Я колебался в течение одной или двух минут.

Я уже прошел было около 20 метров, когда внезапно решил взяться за бородача; но кто колеблется, тот проигрывает. Когда я бросился назад к станции, то с огорчением увидел хвост поезда, исчезавшего во мраке ночи и увозившего (хотя в ту пору я в этом не был уверен) знаменитого капитана Штейнгауэра. Мною была упущена прекрасная возможность арестовать опытнейшего шпиона германской разведки.

Не унывая, я нашел дом, где он останавливался. Это меня привело к одному адресу в Боуэс-парке. Я снова помчался, раздосадованный тем, что дал себя обмануть таким дешевым театральным реквизитом, как привязные борода и усы. По указанному адресу в Боуэс-парке проживал немец. Однако он производил впечатление такого безукоризненно честного человека, что мы ни в чем не могли его обвинить. Он отрицал всякое знакомство с преследуемым разведчиком и торжественно уверял, что не имеет с ним никакой связи.

И опять мне оставался только метод наблюдения — скучный и длительный процесс.

Выслеживание в густо населенной части города является самым простым делом. Гораздо труднее проводить слежку в пригороде с частными дачами, где все иностранцы на учете.

Два дня спустя немец заявил полиции, что подозрительные личности постоянно наблюдают за его домом. Наблюдение было прервано, тем более что мы получили сведения об отъезде преследуемого разведчика на континент. Я не знаю, по какому маршруту он уехал. Конечно, он проскользнул мимо нашей сети. Велика была досада Скотленд-Ярда, когда мы узнали от наших собственных разведчиков в Германии, что простодушный турист, открыто делавший снимки, не кто иной, как тот самый человек, которого я выпустил из рук, — знаменитый Отто Грац, он же Штейнгауэр, глава германской разведки и личный друг кайзера.

Глава II Тайное отправление британского экспедиционного корпуса

Франко-бельгийская граница была источником постоянного беспокойства германского генштаба еще задолго до мировой войны.

Чего оперативный отдел германского генштаба никогда не мог выяснить, это — какую тактику будут применять англичане, когда они очутятся лицом к лицу с немцами как с врагами.

Генштаб предполагал, что, как только начнется война, мы выставим на театре военных действий десять дивизий. На самом же деле у нас их было только четыре.

Наша тактика сводилась к одному: тайна. Мы скрывали численность наших сил.

Два обстоятельства способствовали поражению Германии в этой войне и изменили ход истории мира в знаменательный день 23 августа 1914 года. Во-первых, тайное отправление британского экспедиционного корпуса и незнание германской разведкой его численности; во-вторых, незнание или пренебрежительное отношение немцев к нашему стрелковому искусству, с помощью которого мы произвели такое опустошающее действие среди германских войск, продвигавшихся массивными колоннами.

Покойный Артур Конан-Дойль писал в своей официальной истории войны следующее:

Нашествие на Францию через Бельгию в 1914 году было предприятием, давно задуманным графом Шлиффеном, и было известно британской разведке под названием «план Шлиффена». Мы знали, что если когда-либо Германия нападет на Францию, то сделает это путем вторжения в Бельгию, путем нарушения ее нейтралитета.

Французский военный план, известный под названием «План 17», состоял в том, чтобы раздавить неприятеля вдоль франко-германской границы — от восточных границ до Эльзас-Лотарингии. Этот план был, очевидно, разработан в условиях отсутствия сведений о силах неприятеля и их расположении.

План британского генерального штаба был неизвестен. Это был один из наиболее хорошо хранившихся секретов войны. Четыре года спустя реализация этого плана привела, по выражению Людендорфа, «ко дню траура для германской армии».

Британский экспедиционный корпус уже высадился, а немцы ничего не знали ни о его численности, ни о его расположении, ни о его операционной базе. Они обращались к своей контрразведке с отчаянными заклинаниями — дать им необходимые сведения относительно английской армии. Тем временем убийственный свинцовый град наших скорострельных винтовок опустошал густые наступающие колонны германцев и на несколько часов, решивших исход наступления, задержал первую армию Клука.

Положение германской разведки было неважное. Все германские разведчики, которые должны были доставлять информацию из Англии, находились в тюрьме; штаб Клука тогда еще этого не знал. Провал шпионов в Англии парализовал военную инициативу Германии.

Первые определенные сведения об участии Англии в войне немцы получили 22 августа, когда они захватили в плен двух наших летчиков.

Глава III Позади германских линий

Нужно помнить, что не только военная контрразведка снабжала командование полезными сведениями с обеих сторон. Было много людей, которые из любви к приключениям или из чувства горячего патриотизма каждый день рисковали своей жизнью, выполняя опасные поручения. Таким был капитан Рауль Дюваль.

Он был в разведке в Морнальском лесу, когда неожиданно увидел автомобиль, а в нем — германского высшего офицера, потерявшего дорогу. Дюваль тут же приступил к делу. Держа в руке револьвер, один, без чьей-либо помощи, он разоружил шофера и седока и стал обыскивать офицера, желая завладеть документами. Смелому французу повезло, так как немецкий офицер был сотрудником личного штаба самого Клука. Капитан взял у пленника папку с документами.

Прострелив шины германского автомобиля, Дюваль поспешно направился назад, к маленькой лесной тропинке, где был им оставлен мотоцикл. Он нажал ногой пусковую педаль, но мотор безмолвствовал. С ужасом Дюваль увидел, что бензиновый бак пуст, — все горючее вытекло. В этот момент он заметил направляющийся к нему большой патруль немецких уланов. Началась перестрелка. Дюваль юркнул в густую лесную чащу у поворота и побежал, ища спасения.

Вдруг он увидел спешившегося улана, по-видимому, одного из многих, которые рассеялись по окрестности, чтобы отрезать ему дорогу к бегству. Этот человек стоял спиной к Дювалю. С индейской осторожностью капитан пополз к ничего не подозревавшему улану, уменьшая шаг за шагом расстояние до тех пор, пока не приблизился к немцу вплотную.

Улан вдруг повернулся. Восклицание удивления вырвалось у него, когда он увидел французского офицера. Дюваль спустил курок своего револьвера; пуля попала улану в голову. Дюваль забрал у своей жертвы черный плащ и шлем и стал искать кругом лошадь, но безуспешно. Когда совсем стемнело, Дюваль прошел с полмили и очутился около бивуака, где находилось до 50 разыскивавших его уланов.

Дюваль выпрямился и смело побежал к уланам, приготовившись ко всякой случайности.

Он закричал на чистом немецком языке:

— Ребята, я его нашел. Он здесь только что прошел.

Тотчас же все уланы устремились к своим лошадям. В поднявшейся суматохе Дюваль подошел к великолепной каштановой лошади и одним прыжком очутился в седле. Огромный улан бросился за ним с проклятиями. Дюваль ударил его в челюсть. Солдат свалился. Капитан помчался вперед к открытой прогалине.

Около полуночи один из наших передовых постов окликнул всадника, мчавшегося галопом. Покрытый пылью и грязью, без головного убора, этот кавалерист от усталости едва держался на лошади; на окрик часового он ответил: «друг».

Всадник попросил, чтобы его допустили к английскому командиру. Это был капитан Дюваль.

Возможно, что содержание документов, взятых у германского офицера этим французским капитаном, имело влияние на исторические события в августе 1914 года. Кто знает?

Битвы нередко проигрывались и выигрывались из-за совершенно случайных причин. История изобилует такими примерами.

Германия угрожала, что она будет рассматривать как разведчика и расстреливать всякого союзного солдата, захваченного за линией фронта.

Когда французская армия 25 августа 1914 года отступила из большого Арденского леса, около 400 человек было затеряно или забыто в лесных массивах. Патрули, удалившиеся от своих постов, отставшие, потерявшие ориентировку, часовые, которых не успели сменить, всадники, которые заехали слишком далеко, эскадроны и даже целые отряды оказались отрезанными от своих главных сил.

Окруженные немцами, они были поставлены вне закона и рисковали в случае поимки быть расстрелянными как разведчики. Большая часть из них принадлежала к 25-му полку французской армии.

Капитан Кольберг с организованным им небольшим отрядом предпринял решительную и неутомимую партизанскую войну против германских коммуникационных линий. Удары, наносимые партизанами, стали настолько чувствительны для немцев, что свыше 7 тысяч солдат ландвера были посланы искать партизанский отряд по тропинкам, прогалинам, крутым откосам, непроницаемым чащам и еле заметным дорожкам леса. Но все было бесполезно. Кольберг и его люди знали каждую пядь этого обширного леса и без труда скрывались от преследований.

В ноябре 1914 года французский генштаб получил сведения о том, что позади германских линий действуют французские партизаны.

Глава контрразведки первого французского корпуса затребовал сведения о численности и расположении войск германского фронта. Был предложен такой план: высадить человека с самолета позади неприятельских линий; потом, как только разведчик узнает все, что сможет, он ночью самостоятельно проберется обратно. Два добровольца, один из них летчик, изъявили свою готовность выполнить опасное поручение. Это были летчик Биллиард и сержант французской артиллерии Бартело. В одно прекрасное утро на рассвете они вылетели.

Биллиард вернулся, благополучно высадив своего пассажира на неприятельской территории.

Перед Бартело стояла серьезная задача — найти Кольберга и передать ему инструкции. Содержание их заключалось в том, чтобы привести в исполнение следующий отчаянный план: найти германский генеральный штаб около Шарлевиля в Арденнах; улучив момент, взять его приступом силами партизанского отряда и уничтожить; по выполнении этой задачи разойтись и стараться добраться до голландской границы.

К сожалению, этот смелый план не мог быть выполнен, так как Кольберг попал во вражеские руки. Однако Бартело и многие французские партизаны пробрались через неприятельские линии до голландской границы.

Теперь я расскажу о битве на Марне.

В этом сражении разведка развила особо высокую активность. Хитрость, маскировка, распространение слухов, обман, интриги, шпионаж — все было пущено в ход. Получить информацию, с тем, чтобы помешать и расстроить планы врага, — такова была цель, которую преследовала союзная контрразведка.

Франция и Бельгия несли огромные потери. Неприятельские полчища катились неумолимой лавиной, несмотря на геройское сопротивление союзников. Это угрожало полным уничтожением британского экспедиционного корпуса и разгромом французской армии.

Немцы были близки к своей цели не один, а два раза, но они все же не достигли ее, из-за того, что не располагали правильной информацией.

Возьмем, например, битву под Ле-Като. После решительного отпора Клук был еще раз совершенно сбит с толку.

Больше того, этот бесспорно крупный военный мастер не только был озадачен, но попросту одурачен.

Как это могло случиться? Ведь так широко было распространено мнение, что немецкая разведка — самая пронырливая в мире.

Объясняется все это чрезвычайно просто. Если бы Клук продолжал свое наступление на второй корпус у Ле-Като, то ничто не могло бы противостоять сокрушающему натиску его колоссальных по своей численности сил. Но он остановился и таким образом потерял первую возможность, которую имела Германия для выигрыша сражения.

В то время в контрразведке британского экспедиционного корпуса работал капитан Бертран Стюарт.

Многим читателям это имя знакомо. Он был одним из британских офицеров, еще до войны арестованных в Германии по обвинению в шпионаже. Уличенный в шпионаже, Стюарт был приговорен к тюремному заключению, но впоследствии, незадолго до войны, помилован кайзером. Стюарту было поручено следить за германской контрразведкой. Он разными способами фабриковал «инспирированные сообщения», посылаемые контрразведке Клука.

Одного агента, состоявшего у нас на службе, Стюарт по интуиции считал немецким, шпионом. Однажды он «по секрету» сообщил ему, что базой и портом для высадки британских подкреплений является Кале, и что наши коммуникационные линии проходят через Лилль и Камбрэ. На самом же деле я то время они проходили через Гавр. Эта «тайная информация» была, конечно, передана Клуку, который, основываясь на ней и учитывая, что его армия находится на линии Лилль — Камбрэ, разработал свой стратегический план.

Рассчитав, что если он даст сражение у Ле-Като, то англичане будут отрезаны от своих баз, Клук стал растягивать правый фланг немецкой армии к северу, с тем чтобы помешать англичанам придти в соприкосновение с их предполагаемой базой и подкреплениями. Этот ошибочный план ослабил мощь армии. Немцы продвигались к северо-западу, а мы — к югу.

Наше превосходство в постановке информации было основной причиной поражения Клука и дало возможность второй армии избежать окружения.

Поняв свою ошибку, Клук сделал поворот, пошел за отступавшими англичанами и пришел на два дня позднее срока.

Он, очевидно, находился под впечатлением, что с нами как с военной силой можно не считаться. Удвоив усилия, он пересек наш фронт и поставил себе основной целью уничтожение левого фланга продолжающей отступать французской армии.

Но союзная контрразведка не дремала. Постоянно над немецкими полками наш авиационный отряд без устали нес разведывательную службу. Когда Клук пошел к юго-востоку, об этом было немедленно сообщено.

До того времени считалось, что немцы стремятся к прямой лобовой атаке на французскую столицу. Теперь их намерения стали выясняться.

Париж и Британская армия были в военном отношении ничтожными величинами. Направляясь к юго-востоку, высшее германское командование решило крепко сжать все французские силы между Верденом и Парижем и гнать их к швейцарской границе.

Один разведчик из германской гвардейской кавалерийской дивизии, мчась на мощной машине, врезался в патруль 310-го французского пехотного полка. Разведчика расстреляли. Среди найденных бумаг имелись важные документы. Но наиболее конкретным доказательством изменения планов Клука являлась запачканная в крови парусиновая карта, на которой карандашом было обозначено изменение всей юго-восточной германской линии.

Кроме того, французская контрразведка имела германский секретный шифр для радиопередач. Ночью и днем она перехватывала радиограммы и расшифровывала германские секретные сообщения. На Эйфелевой башне в Париже отряд офицеров проводил бессонные ночи, расшифровывая коды, которые вибрировали в эфире. Германское верховное командование не знало о том, что его чрезвычайно важная информация попадает в руки контрразведки.

Скоро стало известно, что Клук собирается повернуть свой фланг к Парижу и что между обеими германскими армиями имеется громадная брешь. Командование намеревалось в подходящий момент бросить французскую армию в эту брешь, а британскую армию — на фланг Клука.

Нет надобности рассказывать об исходе этого маневра; он хорошо известен всем. 5 сентября все французские армии, британская армия и резервы между Верденом и Парижем повернулись лицом к своим преследователям и ударили на них со всей своей силой. Яростное сражение продолжалось до 14 сентября, когда немцы были отброшены за реку Эн.

Организатор этого разгрома Жоффр говорил начальнику своей контрразведки:

Глава IV Как я в первый раз поймал разведчика

В течение первых дней войны 1914 года работа сотрудников контрразведки была далеко не легкой. Неприятель успел создать сеть шпионажа позади наших линий, когда уходил перед нашими войсками.

После марнского отступления германские разведчики отыскивали подходящих лиц в деревнях или в разрушенных городах и прощупывали их насчет возможности подкупа для получения информации.

К счастью, немцам нельзя было похвалиться удачей. Многие французские крестьяне делали вид, что соглашаются на предложения немцев, но как только они уходили, тут же уведомляли французские или английские власти о предложениях, которые были им сделаны. В этом отношении контрразведки обеих союзных армий имели очень ценную информацию и могли принять контрмеры против немцев, которые и не подозревали этой «двойной игры».

Но были все же и изменники. Я вспоминаю, например, Полодора Дебакера, который работал для врага. Этот человек был подкуплен германским военным разведчиком. Задание предателю состояло в том, чтобы перерезать провода нашего полевого телеграфа и телефона в различных стратегических пунктах. Эту диверсию намечалось совершить по заранее условленному сигналу, который должен был подаваться с неприятельского самолета.

В условленный час самолет летал над тем местом, где жил Дебакер, и бросал маленькую дымовую бомбу. Это служило шпиону сигналом о том, что предпринимается бомбардировка или атака. Тогда он перерезал наши провода, прерывая связь, что на время дезорганизовывало управление боем.

Дебакер выходил украдкой, с наступлением сумерек, и с помощью щипцов перерезал провода в каком-нибудь уединенном пункте деревни. В дневные же часы он работал на виду у всех на полях.

В течение почти трех недель связь неизменно прерывалась в самые критические минуты. Было ясно, что тут орудовал шпион, причем шпион смелый. Но территория была большая, и трудно было проверить все ее население. Каждый раз провода оказывались перерезанными в стратегических пунктах, удаленных на целые мили от фронта.

Один способный молодой офицер получил задание поймать шпиона и положить конец диверсии, которая так дорого обходилась нашим солдатам.

Однажды, обходя деревни позади наших линий, он заметил впереди штатского. Было почти совсем темно, и, согласно существовавшим правилам, все невоенное население должно было быть дома. Полагая, что этот человек, возможно, ходил навестить приятеля и возвращается домой, офицер решил наблюдать за ним просто из любопытства, свойственного работнику контрразведки. Укрываясь в тени разрушенного здания, он увидел, что человек останавливался приблизительно через каждые 50 шагов и украдкой озирался, словно опасаясь, что за ним следят. Тогда у офицера возникло уже определенное подозрение.

Вдруг офицер заметил, что он остался один. Человек, который был впереди, исчез, как будто его проглотила земля.

В течение одной или двух минут разведчик терялся в догадках. Куда же девался этот таинственный крестьянин? Впереди не было видно ни одного дома, ничего, кроме чистого поля.

Случайно темноту прорезал прожектор, направляемый далеко с линии фронта, и внезапное исчезновение крестьянина стало понятным: подозрительный человек вскарабкался на телеграфный столб. Офицер прицелился в изумленного шпиона. Последний, понимая, что сопротивление бесполезно, отдал свое оружие и покорно пошел в деревню.

На суде шпион во всем признался и рассказал историю своего предательства. Он дал исчерпывающую информацию о своих германских хозяевах, полагая, вероятно, что таким образом спасет жизнь. Но это было бесполезно. Суд признал его виновным — без смягчающих вину обстоятельств, и он был расстрелян.

Мне хочется думать, что я был первым рядовым солдатом, который стал сотрудником британской военной контрразведки. Рискованные приключения и требования абсолютной тайны разбудили во мне склонности агента, и я приступил к исполнению своих обязанностей.

Однако не все было в этом деле романтично. Работа разведки имеет и свою укоренившуюся рутину, но эта рутина жизненно необходима для успеха дела.

Я должен был всегда следить за таинственными световыми сигналами, проверять данные относительно этих сигналов, беспрестанно наблюдать за подозрительными личностями и за шпионами в военной форме. Надо было наблюдать за бельгийскими и французскими рабочими, которые работали за линией огня. Кроме того, нужно было производить расследование дел о дезертирах для помощника начальника военной полиции, проверять документы всех штатских и т. д.

Наблюдение за штатскими, работавшими позади линий, в нашем секторе не представляло трудностей. Правда, были отдельные случаи подозрений, но по расследовании подозрения всегда оказывались беспочвенными.

Дежурный офицер должен был находиться на своем посту в любой час дня и ночи, либо наблюдая за своими подчиненными, либо занимаясь в полуразвалившейся хибарке решением своих многочисленных задач. Офицер, которого я отчетливо помню, испытывал все неудобства жизни в жалком деревянном бараке, тогда как в частной жизни он был архимиллионером — Джемсом Ротшильдом.

Около деревни Флербе я выслеживал на некоторых перекрестках одного дезертира, который должен был находиться в окрестности. В томительном ожидании проходили долгие часы.

В течение двух вечеров, будучи дежурным, я видел старую крестьянку, которая, прихрамывая, проходила всегда до наступления сумерек. Старуха неизменно ходила к разрушенной церкви на окраине деревни и всегда имела с собой маленькую корзину. На третий вечер она снова проковыляла мимо меня, и мне это показалось подозрительным.

На четвертый вечер, оставаясь невидимым, я стал наблюдать за этой старой женщиной, которая прошла в тот же час и в том же направлении. Это укрепило мое подозрение, и я, вместе с сержантом и двумя солдатами решил следить за нею.

Она надвинула свою шаль плотно на голову и несколько минут спустя после семи часов вошла в поврежденную снарядами церковную дверь. Затем направилась к другой двери, ведущей к башне, и начала осторожно подниматься по развалившимся лестницам. Я следовал за ней чрезвычайно осторожно, стараясь не производить ни малейшего шума, но доски все же поскрипывали. Женщина остановилась на верху башни. Я был поражен, увидев, что развалившееся помещение в башенке занимал человек, одетый в форму английского сержанта.

В тот момент, когда она передавала этому человеку продукты, я вынул свой кольт и направил его на обитателей башни. Это было несколько рискованно, так как могло быть, что обнаруженный мною человек был действительно британским военнослужащим, которому было поручено провести специальное наблюдение. Я рискнул. Человек посмотрел на меня с презрением и спросил, не сошел ли я с ума.

Я инстинктивно чувствовал, что этот человек пытается втереть мне очки. На войне как на войне! Лучше честно ошибиться, чем дать ускользнуть шпиону.

Я сообщил офицеру о своих обязанностях и попросил предъявить документ о его полномочиях. Он хладнокровно расстегнул карман и вытащил оттуда бумажник.

— Ладно, — оказал он. — Что вам угодно?

И стал вынимать из бумажника различные документы. Это еще более усилило мои подозрения. Я ничего не сказал и проверил документы, которые оказались в порядке и, по-видимому, были настоящие. Он заявил, что он лейтенант, прикрепленный к одной батарее.

Сержант и оба солдата ждали на ступеньках колокольни.

Я немедленно их позвал и попросил сержанта поручить одному из своих подчиненных привести из указанной батареи командира.

Тогда подозрительный человек пожал плечами и сказал с мрачной улыбкой:

— Да, вам здорово повезло. Через шесть часов я был бы уже за линией фронта.

Я узнал, что он скрывается десять дней, в течение которых поддерживал непрерывную связь с неприятелем посредством полевого телефонного аппарата, который немцы умышленно оставили позади у разрушенной колокольни, во время своего отступления.

Старая крестьянка, — я в этом окончательно убедился, — действовала вполне чистосердечно. Она приняла этого человека за того, кем он ей отрекомендовался, т. е. за английского офицера, и думала, что делает хорошее дело, принося пищу в его уединенное убежище.

На следующий день его привели в главный штаб на допрос.

Я не имею точных сведений о его дальнейшей судьбе. Мельком видел я его в последний раз, когда он уезжал в сопровождении двух высших офицеров. Когда автомобиль тронулся, его злобные глаза встретились с моими, и в них промелькнуло выражение насмешки.

Глава V Разведчик со шрамом на лице

За время моего пребывания на действительной службе в британской контрразведке я видел немало странных вещей, знал о многих удивительных подвигах, служил под начальством многих выдающихся людей, исполнял всевозможные роли и прибегал ко всякого рода хитростям для того, чтобы бороться с неприятельским шпионажем. Но мне кажется, что из всех подвигов, которые были совершены на этой войне и которые дошли до моего сведения, самым искусным — и самым смелым был подвиг, совершенный одним неприятельским разведчиком в начале весны 1916 года у реки Соммы.

Тайна была паролем дня. Штаб 4-й армии неустанно следил за сохранением тайны. Однако, несмотря на все меры предосторожности, союзная контрразведка заметила, что какими то путями информация просачивается в неприятельский лагерь.

Недалеко от главного штаба армий находился крупный город Амьен.

Союзный контроль над шоссейными и железными дорогами был очень строг. Все движения приезжающих и уезжающих из военной зоны штатских были известны.

Французская контрразведка предостерегала британскую армию в Амьене, что дерзкий разведчик работает в тылу наших линий.

Однажды произошел взрыв больших складов, причем было убито несколько человек. Производство взрыва приписывали одному разведчику, носившему форму офицера-артиллериста французской армии. Согласно имевшимся данным, он был ростом 5 футов 10 дюймов. Длинный рубец, начинавшийся у глаз, проходил по левой стороне лица до рта.

Приблизительно неделю спустя произошел крупный взрыв на рельсовом пути около Мерикурского железнодорожного узла. К счастью, английский поезд, перевозивший солдат, прошел на час позже, иначе число жертв было бы ужасающим. Расследованием было установлено, что взрыв был произведен бомбой с часовым механизмом.

Потом, в течение нескольких дней, некоторые из наших тяжелых орудий, размещенных в секретных местах и тщательно скрытых позади линии неприятельского артиллерийского огня, подвергались беспрерывному обстрелу со стороны германских дальнобойных пушек и налетам германских бомбардировщиков.

Было ясно, что если орудующий среди нас разведчик не будет в кратчайший срок пойман, то это будет стоить нам многих человеческих жизней. К тому времени в результате его деятельности уже погибло 30 человек.

Из Амьена были получены сведения о том, что высокого роста офицер в чине майора, носивший английскую форму и имевший длинный рубец на лице, посещал гостиницы и кафе Амьена.

Расследование установило, что он болтал со многими из наших военных, которые по своему поразительному простодушию, несомненно, давали ему ценную информацию. Французская и наша собственная контрразведки принялись разыскивать человека с рубцом, но безуспешно. Тогда мне было поручено переодеться в штатское платье и попытаться найти его среди гражданского населения в Амьене.

В течение многих дней я посещал кафе, гостиницы, железнодорожные станции и все места, где собиралась публика, но, несмотря на все мои старания, я не нашел никакого следа опасного шпиона.

Я уже хотел отказаться от надежды найти этого разведчика в Амьене. Но тут я встретил одного француза в городской думе и рассказал ему о своей неудаче.

— Вы сказали, что у него рубец на лице? — внезапно спросил он меня. — У меня есть золовка, которая имеет ферму около Вилье-Бретоно. У нее живет один английский майор. Я там был в воскресенье и видел его в течение одной минуты. У него длинный белый рубец на лице. Вообще-то я его считал вполне порядочным человеком.

Он мне рассказал, где расположена ферма его золовки.

Предупредив француза о том, что все это нужно держать в тайне, я его тут же покинул и пошел к себе в гостиницу. Переодевшись в военную форму и захватив свой переносный электрический фонарь и револьвер, я на мотоцикле поехал на ферму. Здесь меня поразила какая-то атмосфера замкнутости и изолированности. «Майор» создал себе спокойное убежище как базу для своих операций. Поставив машину, я очень осторожно пополз к задней части маленького полуразрушенного дома.

Около 5 минут я простоял у фермы, изучая ее расположение. За фермой тянулось большое поле; на расстоянии приблизительно полумили находился аэродром.

Я постучал в заднюю дверь. Мне открыла женщина, типичная французская крестьянка. У нее было честное, открытое лицо, от которого веяло деревенской простотой. Я тут же решил, что если даже под этой крышей живет опасный разведчик, то хозяйку никоим образом нельзя обвинить в соучастии.

Ее рассказ подтвердил мою мысленную оценку ее характера.

Да, «майор» здесь жил уже 4–5 недель. Она не знала его фамилии. Он был очень хороший человек. Он ей говорил, что прикреплен к контрразведке английской армии, и что является офицером связи между британской и французской армиями. Она его мало видит, так как он приходит домой поздно ночью и уходит очень рано.

Я попросил ее описать мне постояльца.

— Он очень высокого роста, — сообщила хозяйка фермы. — На левой стороне лица у него длинный белый рубец, след раны, полученной в 1914 году во время Марнской битвы.

Где теперь его найти? Она не могла мне этого сказать, так как два дня назад он улетел на самолете.

— Вернулся ли он сюда с аэродрома?

— О, нет, господин! Два раза за ним прилетал самолет по вечерам с наступлением сумерек.

— Где комната «майора»?

Она повернулась и указала на маленькую комнату, расположенную — за довольно большой кухней. Я вошел. Комната была простая и очень скромно обставленная. Вся мебель состояла из двух стульев, стола, комода и маленькой кровати.

Я искал личных вещей обитателя комнаты, чего-нибудь, хотя бы и незначительного, что могло бы дать мне нить к выявлению личности «майора». Но он был ловок, осторожен и не оставил в комнате даже куска мыла.

Я тут же помчался в штаб контрразведки, где моей информации придали большое значение.

— Наконец, — сказал мой начальник, — мы знаем, с кем имеем дело. До сих пор мы все ходили ощупью, в темноте.

Кто бы он ни был, — это смельчак. Это воздушный разведчик.

Его спускают на самолете и по какому-то сигналу снова поднимают. Это нам объясняет, почему он раньше щеголял во французской форме. Довольно говорить о его таинственных появлениях и исчезновениях. Очевидно, он по очереди посещает то французов, то англичан. Будем надеяться, что он поплатится за следующий визит.

Через несколько часов я снова был у фермы вместе со своим французским коллегой. Мы устроились, как могли, и стали ждать.

Мы дежурили по очереди ночью, ожидая прибытия воздушного разведчика, и на третий день на рассвете были вознаграждены за свое терпение. Самолет жужжал над нами. К нашему удивлению, он не приземлялся, а два раза описал круг и улетел. Почему?

Было слишком темно, чтобы что-нибудь заметить на таком большом расстоянии. Поэтому, мы ждали в темноте, держа свои револьверы наготове. В таком ожидании мы провели около получаса, а когда стало рассветать, вышли искать разрешения наших сомнений.

На расстоянии приблизительно мили от фермы мы заметили, что на земле лежит какая-то беспорядочная куча, нечто вроде изодранной палатки.

Тайна была раскрыта.

Это был парашют, который не раскрылся, и к которому было привязано человеческое тело. Человек лежал на спине. Глаза его были открыты. Шея переломана. Человек был мертв. Он был высокого роста, одет в форму английского майора, и на левой стороне его лица виднелся длинный белый шрам. Это был последний полет германского разведчика с рубцом на лице.

По распоряжению британской контрразведки я был в свое время прикреплен для «особых поручений» к французским, бельгийским и американским властям. Я находился в распоряжении контрразведки при генеральном штабе.

Я вспоминаю случай в Гавре, где французская контрразведка заподозрила в шпионаже одну красивую бельгийскую беженку, которая работала официанткой в чайной, посещаемой американскими, колониальными и британскими солдатами.

Это дело было поручено мне.

Бельгийка была взята под подозрение после анонимного письма, написанного по-французски и адресованного в местную полицейскую префектуру. В письме указывалось, что «женщина, работающая в чайной, посещаемой англичанами, говорит по-английски. Она бельгийка и задает английским солдатам вопросы важного характера».

Нужно было проверить и расследовать это сообщение. Переодевшись пехотным сержантом, я стал захаживать в чайную для послеобеденного чаепития.

Официантка была приятной и живой особой, лет двадцати двух, с большими темно-голубыми глазами, которыми она умела пользоваться для привлечения внимания мужчин. Кокетливая девушка недурно говорила по-английски, что создало ей популярность среди английских солдат. Она вскоре узнала меня, как завсегдатая; у нас завязалась дружба.

Я никогда не слышал, чтобы молодая женщина задавала солдатам вопросы подозрительного характера.

Меня заинтересовало частое присутствие в чайной одного штатского. Он был молчалив и необщителен, но всегда держался настороже, словно подслушивал разговоры посетителей военных. Я его видел раз шесть в течение трех недель.

Однажды вечером я решил проследить за молчаливым господином. Когда он уходил из чайной, я выскользнул за ним и проследил его до одного дома.

Открыв местожительство незнакомца, я продолжал посещать чайную, где встретил его еще два-три раза. При этом я обратил внимание на то, что девушка тщательно его избегает, Она как будто боялась этого человека, и это еще более усилило мое любопытство.

Между тем французская контрразведка установила, что выслеживаемый мною человек — швейцарец.

Какую цель преследовал этот швейцарский подданный, регулярно просиживая вечера в чайной, которую посещали преимущественно солдаты? В городе было много других кафе.

Швейцарец по-английски не говорил. Да и чай не является национальным напитком швейцарцев.

Французы, решили допросить официантку-бельгийку. Она заявила, что анонимное письмо о ней было написано, как это ни странно, ею самою. Она сочла нужным обратить наше внимание на ее положение. Она никому не доверяет, так как напугана человеком, который регулярно посещает чайную.

Этот человек был, по ее словам, немцем, а не швейцарцем. Он только приехал через Швейцарию месяца два тому назад.

Он сказал девушке, что ему известно, где скрывается ее брат в Бельгии. Если он раскроет его местопребывание, не миновать смерти ни брату, ни тем, кто его укрывает. А укрывали брата отец и мать ее мужа, который служит в бельгийской армии. Шпион заявил дальше, что если она не будет сообщать всего того, что слышит среди английских солдат, то он выдаст ее брата германской разведке в Брюсселе. И ей лично он угрожал смертью, если она его выдаст.

Мы действовали, видимо, недостаточно быстро. Мнимый швейцарец исчез.

Развязка этой истории наступила три месяца спустя в столице Франции.

Я работал совместно с французской тайной полицией по одному делу о шпионаже, не имеющему никакого отношения к случаю в Гавре. Я выполнил свое задание и сидел с одним французским коллегой на бульваре в известном интернациональном кафе Вебера.

В пестрой многонациональной толпе, которая проходила мимо нас, мое внимание было внезапно привлечено двумя пассажирами: мужчиной и красивой женщиной, выходившими из такси. Женщина меня не интересовала, мое внимание было всецело поглощено мужчиной. Казалось невероятным, но предо мной был не кто иной, как тот разведчик, который ускользнул из рук нашей союзной контрразведки в Гавре каких-нибудь три месяца назад. Шпион и его спутница вошли в кафе.

Выражение моего лица было, очевидно, очень красноречивым, так как мой французский коллега встревоженно спросил:

— Что с вами?

Я ему рассказал о причине своего волнения.

— Какое счастье! — изумился он. — Я остаюсь, чтобы помочь вам. Будьте на страже, они от нас не уйдут.

Через 10 минут я посмотрел вокруг себя на весело разговаривающие группы за столиками. Среди усаживавшихся в кресла то здесь, то там посетителей я насчитал трех работников французской разведки. Все они имели при себе огнестрельное оружие и были хорошими стрелками.

Мы ждали свыше двух часов. Наконец, сигнал был дан. Разведчик и его спутница собирались уходить. Когда они вышли из кафе и медленно направились к площади Мадлен, мой коллега и я тесно подошли к ним с обеих сторон. Следившие за ходом дела французы немедленно сделали то же самое.

Это не был сенсационный арест. Это была группа «неожиданно» встретившихся людей. Однако эта встреча была последним салютом двум из наиболее опасных разведчиков, которые когда-либо работали против союзников.

Арестованный оказался немцем, по фамилии Андрэ Потэн, он же Отто Ведербург, он же Густав Рихофен. Шпион имел еще много других ложных имен, но под этими тремя был наиболее известен.

Это был двойной успех, потому что женщина оказалась знаменитой Маргаритой Франсиляр, о которой я буду говорить в одной из следующих глав.

Оба разведчика были уличены в шпионаже и после суда расстреляны.

Глава VI Шпионаж в морских портах

Портовые документы Англии и Франции содержат очень много данных об успехах немецких разведчиков в морском шпионаже. В обеих странах было зарегистрировано много случаев катастрофической гибели боевых судов, но никогда не будет установлено достоверно, являлись ли эти случаи делом рук неприятельских агентов или же они должны быть приписаны стечению обстоятельств.

В Соединенных Штатах Америки, до их вступления в мировую войну, германскими шпионами было совершено несколько диверсий. В одном крупном морском, порту произошел взрыв, стоивший жизни многим сотням людей. Делалась попытка взорвать «Левиафан», но заговор был раскрыт американской тайной полицией.

Две страшные морские катастрофы произошли в Англии, одна в Дувре, другая в Инвергордонском порту. Во втором случае был взорван корабль «Нетэль». Во время взрыва погибло свыше 400 человек.

Шпионаж свирепствовал в нейтральных портах Европы и вдоль средиземноморского побережья, где британские транспортные корабли находились под постоянным наблюдением неприятельских подводных лодок, получавших шпионские сведения по радио.

О значении этого вида шпионажа говорит история военного транспорта «Лизоу Кэстль», перевозившего войска и погибшего в Средиземном море.

Эти факты мне были сообщены Хэлом, бывшим капитаном королевских гусаров.

«Мы покинули Александрийский порт, — рассказывал он, — имея на борту 3 500 солдат. Наш рейс сохранялся в строжайшей тайне.

Вечером, около 11 часов, на нас напала подводная лодка.

Я был в числе 350 человек, которым удалось спастись. Среди спасенных был также один кавалерист из добровольческого полка. Этот человек дважды спасался с кораблей, потопленных германскими подводными лодками. Оба эти корабля выходили в рейс из одного и того же порта».

Некоторое время спустя наша контрразведка арестовала одного грека, у которого нашли радиопередатчик, установленный в верфи около Александрии. Шпион сознался, что свыше 10 месяцев он посылал по радио сообщения одной подводной лодке на Средиземном море. Этим и объяснялся успех немецких подводников.

Вскоре после ареста шпиона наше адмиралтейство отправило фиктивное сообщение, исходящее будто бы от этого грека и извещающее о выходе военного транспортного судна.

Вместо транспорта было послано вооруженное судно, прекрасно замаскированное.

Почти одновременно с английским кораблем в указанной долготе и широте появилась подводная лодка, всплывшая на поверхность. Шесть точно направленных залпов положили конец карьере этой зловещей подводной лодки.

Неудача Дарданельской кампании объясняется, несомненно, деятельностью агентов германской разведки. Наши приготовления отмечались в Египте и других местах задолго вперед.

Германская военная миссия в Константинополе знала, что англичане собираются высадить десант у Дарданелл. Это позволило туркам и их немецким советникам своевременно укрепить полуостров, а также минировать пролив.

Испания была рассадником шпионажа. То же самое можно сказать и о Голландии. Мне кажется, что нельзя привести лучшего примера для иллюстрации портового шпионажа, чем случай со злосчастным англичанином, капитаном Чарльзом Фрайэттом.

Когда разразилась война, Фрайэтт плавал в качестве капитана на «Брессель».

Фрайэтт был на учете у германской разведки, которая видела в нем достойного противника.

Подводная война причиняла Фрайэтту беспокойство. Ведь он был капитаном британского торгового флота, и безопасность его пассажиров, его экипажа и судна являлась предметом его первой и естественной заботы. Но капитан не боялся немцев. Чувство страха было ему неведомо.

Нет никакого сомнения в том, что капитан Фрайэтт в таких именно выражениях высказывался в Роттердаме, может быть, в присутствии вражеских ушей. Во всяком случае о его вызывающем поведении немецкие шпионы были осведомлены.

Первый раз судно Фрайэтта подверглось нападению германской подводной лодки 2 марта 1915 года. Отойдя от английских беретов и пройдя три четверти пути, судно было замечено неприятельской подводной лодкой U-33.

Капитан Фрайэтт отдал распоряжение: «Полный ход вперед». Через некоторое время преследуемый корабль был опережен неприятелем, но, в конце концов, Фрайэтт все же перегнал германского пирата и стремительно поплыл к голландскому порту Роттердам, куда благополучно добрался.

Между тем, лодка U-33 известила германских агентов в Роттердаме, что «Брессель» бросил ей вызов. 28 марта командиру пиратской подводной лодки более чем повезло. Он потопил без предупреждения пароход «Фалаба», где погибло 104 человека, в том числе женщины и дети. «Брессель» на время был оставлен в покое. Но однажды та же подводная лодка снова попыталась потопить судно Фрайэтта.

«Брессель» получил с подводной лодки сигнал остановиться. Что произошло дальше, об этом точных сведений нет. Известно только, что, случайно или намеренно, но «Брессель» ударил подводную лодку.

Оставшиеся в живых немецкие подводники вернулись в Голландию и сообщили о катастрофе. С тех пор участь капитана Фрайэтта была решена. Германская разведка принялась за ним охотиться. Она, по-видимому, поручила какому-нибудь шпиону сделаться непременным пассажиром «Брессель», когда Фрайэтт плавал на этом судне.

23 июня 1916 года «Брессель» в очередном рейсе наткнулся около Зеебрюгге на германскую флотилию миноносцев, которая его захватила как военную добычу.

«Большая восточная железнодорожная компания» выпустила книжку, в которой об этом эпизоде говорится следующее:

Фрайэтт отвергал это обвинение; свидетели, бывшие пассажирами «Брессель», клялись, что это было делом случая.

Но германцы Фрайэтта живым теперь не выпустили.

Глава VII Как мой друг «Капитан» содействовал разгрому германской тихоокеанской эскадры

Лучше всего соблюдавшейся тайной в Германии был ее союз с Турцией. Если бы союзники своевременно узнали об этой «дружбе», история Дарданелл выглядела бы совсем по-иному.

Незадолго до начала войны британские судостроительные верфи начали постройку военных кораблей для иностранных государств, в том числе и два бронированных крейсера для Турции. Один из них — «Решадие», который строился на тайнских верфях Армстронга, к началу войны был уже совсем готов, а постройка другого близилась к концу.

«Решадие» доставил особенно много хлопот. К началу мировой войны турецкий экипаж численностью свыше 500 человек уже прибыл в Англию и готовился приступить к службе на «Решадие». Временно турецкие моряки жили на одном из пароходов на Тайне. Было очень опасно допустить, чтобы экипаж вступил на «Решадие», так как пришлось бы преодолеть недовольство рабочих Армстронга.

По распоряжению морского министра, переданному через морскую разведку и тайную полицию, на судне был поставлен военный отряд, которому было приказано не допускать на корабль ни одного человека из турецкого экипажа.

Уинстон Черчилль говорит: «Меня часто упрекали в том, что реквизиция этих судов была будто бы одной из причин, приведших три месяца спустя Турцию к войне».

Никакой англичанин не станет отрицать, что морской министр в тот критический момент истории поступил правильно. Германия, по-видимому, знала, что постройка турецких судов близится к концу и намечала присоединить их к «Бреслау» и «Гебену» в Средиземном море. Но это ей не удалось.

Германская военная контрразведка держала в абсолютной тайне союз Германии с Турцией. Англия знала об этом союзе, но чтобы не нарушить международных законов и нейтралитета, позволила «Гебену» и «Бреслау» выйти в море.

Тем временем германский вице-адмирал Сушон со своим флотом держался близ нейтральных вод Италии и Австрии, находясь все время под строгим надзором британской морской контрразведки, хотя мы с Германией еще и не воевали.

Следует напомнить, что срок нашего ультиматума Германии в то время еще не истек. До 12 часов ночи 4 августа «Гебен» и «Бреслау» нельзя было ни атаковать, ни потопить.

Фактически ни «Гебен», ни «Бреслау» не имели намерения нападать на французские транспорты. Они со всей скоростью своих мощных машин держали курс на Константинополь.

«Гебен» и «Бреслау» — последнее слово военного кораблестроения по скорости и по оборудованию — выскользнули из наших рук.

Ответственность за эту ошибку несет разведка министерства иностранных дел. Она должка была раскрыть германские планы и передать их британскому флоту.

Дарданельская конвенция, которая закрывала пролив для военных кораблей, давала Англии непредвиденную возможность разрушить сплетения золота и интриг, которые связывали турецкое правительство с германским. Все находившиеся в Константинополе англичане ждали, что более сильная и быстроходная британская эскадра появится около турецкой столицы и потребует сдачи или уничтожения германских судов — нарушителей конвенции. Если бы имелось на то разрешение британского министерства иностранных дел, можно было бы преследовать «Гебен» и «Бреслау» до Константинополя и потопить их.

К началу войны в Южной Америке работал искусный британский разведчик, успехи которого сыграли крупную роль в исходе фолклендского сражения. Я его назову «Капитаном».

Во время катастрофического для нас Коронельского сражения погибло около 1 200 человек из экипажей английских судов. Адмирал Кредок имел перед собой мощные корабли германского флота, во главе которых стоял адмирал Шпее.

Благодаря этой победе Шпее стал хозяином морских путей от Панамы до мыса Горн. И это случилось в такое время, когда безопасность торговых путей к Дальнему Востоку была для Англии источником серьезнейшего беспокойства.

«Капитан» быстро оценил опасность, которая угрожала британскому флоту и ему самому лично. В то время в Южной Америке существовала широкая сеть шпионажа, и «Капитан» отразил не одно покушение на его жизнь. В него стреляли однажды в Монтевидео, потом он подвергся нападению в одном кафе в Вальпараисо.

3 ноября 1914 года «Капитан» получил следующее шифрованное сообщение: «Следи за движением угольщиков. Дай знать заинтересованным».

Действуя на основании этих инструкций, «Капитан» установил, что два германских угольщика, «Амаесис» и «Сьерра дель Кордова», прибыли к тихоокеанскому побережью Южной Америки с большим грузом угля и что оба они были связаны каким-то тайным свиданием. Он также узнал, что германские разведчики послали радиограмму Шпее, извещая его о том, что на Фолкленде никого нет.

Уголь! Ведь только в результате получения угля адмирал Шпее мог благополучно уйти после Коронельского сражения.

Адмирал Тирпиц, германский морской министр, пишет в «Моих записках»: «После Коронеля от Шпее больше ничего не ожидали. Его главная задача состояла в том, чтобы без сражения привести обратно свои корабли и таким образом поддержать на недосягаемой высоте престиж, приобретенный в Коронеле».

Шпее был человеком храбрым и деятельным. Он хотел нанести еще один удар врагу, раньше чем отвести домой по безопасному пути свой победоносный флот. С этой целью он отклонился к Фолклендским островам, которые находились в 200 милях от него.

В то время немецкая эскадра находилась около острова Пиктона у входа в Биглский канал. Один из крейсеров этой эскадры захватил британское торговое судно «Друммир», которое огибало мыс Горн, направляясь к североамериканскому порту с грузом угля. «Друммир» был захвачен, а его ценный груз выгружен в трюм «Дрездена». 6 декабря 1914 года вечером «Друммир» был выведен из территориальных вод и потоплен.

Эта удача приободрила Шпее в его замысле разрушить морскую базу, радиостанцию и взять в плен губернатора Фолклендских островов. Но в водной пустыне подстерегала его британская эскадра.

Нет никакого сомнения в той, что если бы германская разведка знала об отправлении в южную часть Атлантического океана мощных крейсеров, вооруженных 12-дюймовыми пушками, то Шпее не пошел бы на такое сражение. Он отдал бы распоряжение своей эскадре рассеяться, и на всех британских торговых путях были бы расставлены многочисленные опасные пиратские суда.

Уголь был камнем преткновения для германцев. Им приходилось брать уголь в Сен-Винсенте, на острове Кейп Верд, входящем в португальскую территорию, а также вдоль южноамериканского побережья, в бразильских территориальных водах.

Над этими двумя нейтральными странами — Португалией и Бразилией — Англия не имела никакого контроля. История Коронельской битвы была хорошо известна, и прибытие двух мощных английских судов вызвало значительное возбуждение. Только благодаря усиленной деятельности «Капитана» и других разведчиков в южноамериканской прессе не появилось сообщения о визите этих двух судов. Заметка была уже под печатным прессом и все же в газете не появилась, что свидетельствует об упорстве, с которым работала британская контрразведка.

После разгрома германской эскадры у Фолклендских островов «Дрезден» — один из наиболее скороходных крейсеров — сумел уйти от своих преследователей и, воспользовавшись ночной тьмой, исчез в южной части Атлантического океана. Радиограммы, посланные угольщиками «Баден» и «Санта Изабелла», остались без ответа. Капитан «Дрездена» правильно предположил, что угольщики либо потоплены, либо захвачены в плен. Ввиду недостатка продовольствия, амуниции и угля, а главное из-за отсутствия всякой помощи со стороны морской контрразведки, он решил направиться к водам мыса Горн, в надежде найти там убежище и войти в контакт с агентами германской разведки.

Отчаянное положение «Дрездена» было видно из того, что ему во время этого рискованного плавания угрожала не меньшая опасность со стороны водной стихии, чем от преследователей. Особенно опасным местом был Кокбернский канал

Корабль медленно пробирался сквозь скалистые проходы, а в полдень бросал якорь в каком-либо никем не посещаемом месте. О дальнейшей судьбе «Дрездена» рассказывает «Капитан»:

Глава VIII Как британская разведка добыла знаменитое письмо Циммермана

Наши приемные и передаточные радиостанции действовали образцово. Во многих случаях мы могли шаг за шагом проследить передвижения неприятельских эскадр, определяя с точностью местонахождение и путь их кораблей. Например, адмирал Шеер, главнокомандующий германским флотом, самый крупный авторитет, на который я могу сослаться, пишет:

Англия перехватывала и легко расшифровывала немецкие секретные радиограммы. Не только Германия, но и весь мир был изумлен, когда впоследствии обнаружилось, что мы знали самые важные германские шифры — генштабов, генерал-губернаторов, посольств и миссий за границей и других, менее важных учреждений. Получение этой информации является триумфом военной разведки.

В конце февраля 1917 года, до вступления Америки в войну, телеграмма агентства Рейтер сообщила миру текст письма германского министра иностранных дел Циммермана германскому послу в Мексике Экхарду:

Абсолютная достоверность этого письма была бесспорно установлена союзниками, после чего произошел ряд дипломатических запросов, объяснений и опровержений со стороны заинтересованных стран. Япония категорически отрицала всякое участие в этой комбинации; мексиканское правительство отвергло подобные обвинения с не меньшей силой. Оба государства подтвердили свою полнейшую верность союзникам.

Однако было ясно, что Германия приглашала Японию и Мексику вторгнуться: своими армиями в США через Мексику по долине Миссисипи, разделив, таким образом, страну на дне зоны военной агрессии.

Само собой разумеется, что появление этого письма в печати вызвало большую тревогу в США, и федеральное правительство приложило все свои усилии к тому, чтобы не втянули Америку в войну.

Как это случилось, — спрашивали в Рейхстаге, — что такое в высшей степени секретное письмо, переданное абсолютно секретным шифром, было украдено по пути и опубликовано? Циммерман не мог на это дать никакого ответа.

Любопытно то, что провинившийся государственный деятель не указал, как было послано письмо. Догадался ли он, что его радиограмма была перехвачена?

Каким образом Англия добыла ключ к секретному шифру и тем самым вызвала такие крупные события в истории мировой войны?

Согласно германской версии, ловкий молодой австриец Александр Сцек, высококвалифицированный инженер-электрик и радиоэксперт, имел доступ к секретному шифру в силу своих исключительных технических познаний. Эту привилегию он разделял с некоторыми другими высокоответственными лицами. Помещение для радиопередач находилось в доме генерал-губернатора в Брюсселе. Отсюда передавались все государственные сообщения правительства, в том числе и письмо Циммермана.

Это письмо, вместо того чтобы быть посланным германскому послу в Мексике с курьером, было передано по радио мексиканской радиостанции и оттуда направлено германскому послу. О том, что наиболее важный код германского правительства попал в руки союзников, германцы узнали лишь после войны, по разоблачениям, появившимся в печати.

Установлено, что у Александра Сцека мать была англичанка. Немцы утверждают, что английская разведка поспешила этим воспользоваться для того, чтобы побудить молодого инженера изменить своему отечеству. Ему будто бы была предложена крупная сумма денег, он сделал копию с секретного шифра и с этой копией поехал в Англию. После того, как он высадился в Англии, его больше никогда не видели.

Что шифр благополучно дошел до англичан, это было очевидно, так как с того времени союзники могли получать и расшифровывать государственные сообщения, посылаемые по всей Германской империи.

После исчезновения Александра Сцека его отец израсходовал крупные суммы денег на розыски сына. След вел из Бельгии в Англию и там исчезал.

Германия утверждает, что англичане были заинтересованы в том, чтобы заставить Сцека навеки замолчать. Если бы он продолжал жить, то мог бы в минуту слабости выболтать о своей измене отечеству. Сведения могли бы дойти до ушей германского правительства, и тогда оно переменило бы свой шифр, в секретности которого нисколько не сомневалось.

Физическое уничтожение Александра Сцека было единственным верным средством заставить его молчать.

Такова германская версия.

Что касается английской версии, то я предоставляю слово Уинстону Черчиллю, книга которого «Мировой кризис» по-своему освещает этот вопрос.

Теперь я изложу другую, новую версию: я могу ручаться за достоверность следующего рассказа, так как был знаком с его главным действующим лицом.

В конце 1915 года один солдат французского иностранного легиона, которого я назову Смитом, вызвался охотником работать позади неприятельских линий. Его предложение приняли, и некоторое время спустя, когда способности разведчика полностью выявились, Смита перевели во французскую контрразведку.

В то время Брюссель кишел агентами германской тайной полиции. Один неправильный жест разведчика мог повлечь его неминуемое разоблачение и смерть. Смиту было поручено в такой обстановке попытаться раздобыть тайный шифр, которым пользовалась германская радиостанция в Брюсселе.

Это поручение было связано с величайшим риском, но бесстрашный молодой человек за него взялся. Имея при себе парашют, узел с одеждой и режущее оружие, он поднялся на самолете французского летчика и, когда машина находилась над окрестностями Брюсселя, выпрыгнул. Благодаря искусству летчика он благополучно приземлился на свекловичном поле. Под прикрытием темноты Смит спрятал свой парашют и, переодевшись бельгийским крестьянином, отправился в путь.

Он тщательно разработал свой план. В Брюсселе было кафе, арендуемое тремя бельгийскими патриотами: — молодым беженцем из Антверпена, признанным по слабости здоровья негодным к военной службе, его сестрой и еще одной бельгийской девушкой.

Брат, квалифицированный электротехник, работал на близлежащей фабрике, на которой он мог, ввиду недостатка рабочей силы, подыскать работу и Смиту.

Смит был известен им как агент разведки, которого они могли выдать немцам в любую минуту. Но их лояльность была безупречна; они делали все, что могли, вплоть до того, что доставили ему подложные документы. Вскоре положение приобрело характер запутанной романтической истории. Между Смитом и одной из девушек завязался роман, и в то же время вторая девушка тоже влюбилась в молодого разведчика. Смит затеял большую игру, и когда представился случай, то не поколебался использовать для своих целей ту девушку, которой не мог ответить взаимностью.

По счастливой случайности ему удалось узнать, что один германский унтер-офицер, посещавший кафе, работал оператором на радиостанции, шифр которой Смит должен был раскрыть, рискуя своей жизнью. Этот немец был безумно влюблен в одну из девушек, подругу той, которую любил французский разведчик.

Своей возлюбленной, которую мы назовем Марией, Смит сообщил план похищения шифра. Она должна была скрыть свою любовь к храброму разведчику и «разыграть» свою подругу Ивонну, побудив ее получить от своего немецкого поклонника копию секретного шифра.

Ивонна завоевала доверие молодого немца. Она и ее брат — большие любители радио. Она хотела бы, чтобы немец когда-нибудь рассказал о своей работе. Польщенный ее интересом, немец охотно ответил на все вопросы, которые ему поставила девушка, и которые были, конечно, подготовлены Смитом. Прошли недели, и, в конце концов, ничего не подозревающий молодой оператор изложил всю шифровую систему; Смит записывал весь код по памяти, что представляло значительную трудность и тем самым увеличивало цену успеха.

Теперь осталась самая трудная часть его задачи. Надо было каким угодно путем лично доставить — это драгоценное открытие своей контрразведке; он решил надеть германскую форму, сесть в воинский поезд, который стоял на линии, затем пересечь межокопную зону, рискуя быть застреленным, и «сдаться в плен» англичанам. Это был рискованный план, но его нужно было выполнить.

Мария достала полное германское обмундирование; брат добыл в ближайших казармах винтовку. Смит переоделся и отправился к немецким линиям. Он убрался вовремя. Как только он черным ходом ушел из кафе, трое агентов германской военной полиции вошли через парадную дверь и потребовали у всех находящихся в кафе документы. Частые посещения кафе молодым радиооператором вызвали подозрения полиции, его выследили и арестовали.

А наши заговорщики дрожали. Неужели молодой немец во всем сознался?

Наконец, прямой вопрос:

— Где человек, который только что был здесь?

На этот вопрос с необыкновенной находчивостью ответила Мария. Жизнь ее возлюбленного зависела, вероятно, от этих нескольких минут, которые она могла выиграть для него.

Она бойко ответила, что человек, которого ищет полиция, был другом ее брата и возлюбленным ее подруги.

На остальные вопросы относительно его национальности и работы она отвечала уклончиво. Наконец, как бы запуганная германскими агентами, Мария сделала «признание»:

— Хорошо, если вы хотите знать, — сказала она, — то этот человек был дезертиром и удрал.

Об основных фактах немцы ничего не знали. Молодой оператор должен был признать свои частые визиты в кафе, так как за ним следили уже несколько недель. Однако последующие события показали, что хотя он и говорил кое-что властям, но о передаче девушке кода не сказал ничего.

Мария и Ивонна предстали перед германскими военными властями по обвинению в подозрительном поведении и в «укрывательстве дезертира».

После долгого и всестороннего расследования Ивонна была приговорена к долгосрочному тюремному заключению, а Мария была осуждена на более короткий срок.

Смит добрался до своей цели. Окольными путями, ежеминутно рискуя своей жизнью, он дошел до германских окопов, ночью перебрался через межокопную зону и, будучи еще в германской форме, сдался отряду канадцев.

Такова история письма Циммермана в трех противоречивых версиях о хищении секретного кода.

Глава IX Секретные поручения, выполняемые подводными лодками

Нужно быть очень опытным и ловким человеком, чтобы выполнить те военные задания, которые французы называют секретной работой. Во время Дарданельской кампании было очень трудно получить практическую информацию.

Союзникам удалось так начисто отрезать турецкую армию от морских путей сообщения, что одно время на всем полуострове оказался очень незначительный запас продовольствия и амуниции, так как единственным средством подвоза были воловьи упряжки. Они тянулись на протяжении ста миль по единственной дороге, открытой для бомбардировок с моря.

В октябре 1914 г. союзники были уведомлены о том, что пролив от одного берега до другого покрыт минами и что минные поля непроходимы.

Несмотря на это, в декабре 1914 года помощник командира Норман Холбрук нырнул со своей подводной лодкой Е-15 глубоко под густые минные поля и потопил в Константинопольской гавани турецкий крейсер «Мессудие». Лодка Е-15 была, таким образом, первым неприятельским судном, проникшим в турецкие воды за последние 500 лет!

25 апреля 1915 года, подходя к Дарданеллам, австралийская подводная лодка АЕ-2 нырнула под минные поля. На борту у нее находился сотрудник контрразведки, которого нужно было высадить поближе к берегу. Подводная лодка благополучно прошла минное поле. Под покровом темноты сотрудник разведки доплыл до берега, толкая впереди себя маленький плот, к которому была привязана его одежда.

В течение пяти дней АЕ-2 крейсировала по Мраморному морю и потопила две большие канонерки и много торговых неприятельских судов. 29-го числа того же месяца лодка взяла на борт союзного агента, который успел собрать много ценной информации. Но 30-го числа утром, к концу этого отважного рейса, подводная лодка встретила турецкий миноносец, который потопил ее после двухчасовой погони и борьбы.

Тем временем подводная лодка Е-14 под начальством помощника командира Бойля нырнула на глубину 100 футов, почти под минное поле, потом смело вынырнула и, несмотря на артиллерийский обстрел фортов, взорвала турецкую канонерку.

В июне Бойль совершил свой второй рейс; он длился 25 дней, в течение которых лодка потопила 15 неприятельских судов. К ней присоединились подводные лодки Е-12 и Е-7.

Они установили настоящее царство террора, потопив в общей сложности 45 германских и турецких судов. Помимо того, они произвели большие разрушения шоссейных и железных дорог вдоль побережья и добыли много ценных сведений, оставляя в пустынных областях побережья агентов разведки и снимая их оттуда через известные промежутки времени.

Приведу историю лейтенанта Лайэнса и его подводной лодки Е-2. Однажды утром на рассвете лейтенант бросился в море и поплыл, толкая впереди себя маленький плот. На этом плоту находились: заряд взрывчатого вещества, одежда для переодевания и револьвер. Лайэнс задался целью взорвать большой склад амуниции турецкой армии. Он должен был подать своему судну сигнал об успешном исходе операции, сначала шумом взрыва, а потом выстрелом из револьвера.

Его товарищи, которые находились на расстоянии полумили от берега, с нетерпением ждали сигнала. Прошло полчаса, час, еще четверть часа. Вдруг ослепительное зарево осветило небо. Раздался оглушительный взрыв. Теперь стали ждать револьверного выстрела. Ожидание было напряженное, минуты казались часами. Рассвело, а о Лайэнсе ничего не было известно. Весь день подводная лодка курсировала по соседству, надеясь, вопреки очевидности, что с лейтенантом ничего серьезного не случилось. Но ожидание было напрасным. Лайэнс не вернулся. Его больше никогда не видели.

Таким же смелым, но более счастливым был лейтенант Дойлей Югс. Он плавал на своей подвозной лодке близ берега целую ночь, выбирая удобный момент для того, чтобы взорвать железнодорожный мост.

Дойлей Югс буквально вступил в единоборство с турецко-германскими сухопутными силами, взрывая виадук на Берлинско-Багдадской железной дороге, около Стефани, где линия проходит близко к морю. Вот его история.

Подводная лодка, которой командовал Дойлей Югс, медленно шла вдоль побережья, все больше и больше приближаясь к тщательно охраняемому пункту. На вершине утеса, возвышавшегося над мелким отлогим беретом, вооруженные часовые и зоркие патрули охраняли виадук.

Уложив на маленьком плоту порох, одежду, револьвер, длинный острый кинжал, переносный электрический фонарь и свисток, этот отважный офицер, толкая перед собою смертоносную ношу, отправился в половине второго утра в свой рейс разрушения.

Течение было очень бурное. Наконец, Югс добрался до берега под отвесными обрывистыми утесами. Продвигая и толкая ногой плот среди прибрежных водоворотов, он добрался до отлогого берега, откуда к виадуку вела дорожка через береговые утесы. К виадуку можно было подойти только со стороны этих усиленно охраняемых утесов.

Смельчак наскоро переоделся и, держа в мешке на плечах взрывчатое вещество, начал карабкаться на утес. Один неправильный шаг, шум покатившегося булыжника — и на лейтенанта был бы направлен безжалостный свет прожектора и ружейный огонь часовых. Наконец, он добрался до верхушки утеса.

Тщательно завернув взрывчатое вещество, Югс взял в руки кинжал и стал осторожно продвигаться к предмостному укреплению. Вдруг из-за высокого валуна показались голова и плечи турецкого солдата… Миг — и кинжал вонзился в часового.

Пробираясь ползком вглубь, разведчик достиг предмостного укрепления. Тут его ожидало новое препятствие. При свете бивуачного огня он заметил большой вооруженный отряд.

Юге был глубоко взволнован, но от своей задачи не отказался. Вероятно, имеется другой доступ к виадуку. Лейтенант решил подождать некоторое время и передохнуть после утомительного восхождения на утес; может быть, какая-нибудь идея мелькнет в голове.

На конце виадука на протяжении приблизительно двухсот метров тянулся кирпичный мост, доходивший до суши и состоявший из трех пролетов. Можно ли было взорвать железную дорогу в этом месте?

В течение трех с четвертью часов он осторожно полз, неся с собою взрывчатое вещество, скользя под самым боком у турецкой охраны. Потом, положив свой материал под одну из арок, зажег фитиль и направился к вершине.

Одновременно со взрывом вспыхнул ослепительный свет прожекторов. Загрохотали пушки, выбрасывая снаряды по всем направлениям. Югс направился к открытому морю.

Три или четыре турка заметили разведчика. Началась погоня. Преследуемый турками, которые все время в него стреляли, Дойлей Югс стремительно мчался по направлению к морю. Какое-то подсознательное чувство помогло ему добраться до берега и найти то место, откуда, согласно условию, он должен был сигнализировать электрическим фонарем о своем возвращении.

К своему ужасу он заметил, что потерял фонарь, и услышал шум все более приближавшихся турецких солдат, которые рыскали по утесам и по отлогому берегу в поисках беглеца.

Нельзя было терять ни одной минуты. Быстро приняв решение, он сбросил одежду, положил ее под скалу и пустился вплавь по морю. Он слышал, как его преследователи возобновили стрельбу, так как они нашли его одежду. Путь назад был отрезан.

Вода была холодная, как лед. Пробыть еще четверть часа в этом состоянии парализующего окоченения — значило обречь себя на верную смерть. Он еще плыл, наполовину потеряв сознание, как вдруг ему померещилось, что на расстоянии около трехсот метров от него проходит что-то похожее на парусное судно. Это, вероятно, турецкое судно, и тогда он погиб.

Вдруг послышался ободряющий крик:

— Алло, сюда!

Это была подводная лодка Е-11, которая ожидала своего командира. Лейтенант Дойлей Югс был спасен.

Другим смелым подвигом, совершенным одним британским разведчиком, было курсирование вдоль Дарданелл по Мраморному морю в маленькой шлюпке, замаскированной под турецкое торговое судно. Этому разведчику удалось взорвать «Гайда Паша Асмера», груженный шестимесячным запасом военного снаряжения, предназначенного для германо-турецких войск.

Ярким примером, иллюстрирующим значение информации во время военных операций, может служить трагическая участь британской подводной лодки Е-20. По какой-то случайности французская подводная лодка «Тюркуаз», работавшая в сотрудничестве с англичанами, была вместе с командиром и всем экипажем захвачена турками. Находившиеся в ней документы были переданы германской разведке, которая получила таким путем много ценной информации и, в частности, узнала о том, что «Тюркуаз» должна была через два дня встретиться с британской подводной лодкой Е-20.

Германская разведка сообщила об этом по радио германской подводной лодке UB-15, находившейся в Черном Море.

В день предполагавшейся встречи на рассвете Е-20 появилась на поверхности моря около Родоста. Внезапная атака, — грохот, и торпеда, пущенная поджидавшей подводной лодкой UB-15, послала ко дну английскую лодку.

Эта глава о победах и трагедиях на море будет неполной, если я не расскажу о покойном лорде Китченере, имя которого до сих пор вызывает страстные споры. Его образ приковывает к себе внимание даже после многих лет, прошедших со дня его трагической гибели.

Несмотря на все то, что было написано о последних днях Китченера, еще в ходу разноречивые мнения относительно обстановки и причин его гибели. Разрешите мне здесь изложить достоверную версию.

5 июня 1916 года, через четыре дня после Ютландского боя, крейсер «Хемпшир», имевший на борту лорда Китченера, отправился из Скапа в Россию. Как раз напротив Оркнейских островов судно наткнулось на мину и потонуло. Эта мина была частью минного поля, заложенного еще до Ютландского боя германской подводной лодкой С-75 по приказу адмирала Шеера. Германская разведка знала, что английский флот обычно проходит восточнее этих островов. Минное поле было заложено на тот случай, если наш флот заподозрит присутствие мин на обычном пути и направится влево.

К сожалению, «Хемпшир» так и поступил, чего не мог предвидеть никакой разведчик. Сильный шторм дул с востока. Штаб Китченера сделал все, чтобы убедить лорда отложить поездку до успокоения моря, но Китченер оставался непоколебимым и не хотел слышать об отсрочке. Если бы не свирепые волны, можно было бы легко спасти лорда Китченера и большую часть экипажа, тогда как из-за шторма удалось спасти только горсточку людей.

Это событие тотчас же получило известность. Распространились слухи о смерти Китченера и даже легенды о его спасении. Поводом для этого послужил тот факт, что весть о катастрофе до Берлина дошла в 10 часов утра, а в Англии была опубликована лишь в 1 час 30 минут. На самом же деле информация запоздала из-за ошибки, совершенной премьером, отделом печати и адмиралтейством.

В 1921 году был показан фильм, под названием «Как Китченер пал жертвой измены». Фильм демонстрировался перед аудиторией, состоявшей из членов парламента, пэров, представителей военного министерства и адмиралтейства и из двух сестер лорда Китченера.

Кинокартине была создана большая реклама. Говорили, что фильм покажет, как одна женщина предала Китченера и как Германия, использовав Распутина, узнала, что Китченер должен был ехать на «Хемпшире».

Фильм подвергся резкой критике. Конечно, были люди, которые верили в правдивость его содержания, но одна из сестер Китченера заявила, что кинокартина является оскорблением памяти брата. Фильм был запрещен.

В 1926 году была сделана другая жалкая попытка ввести в заблуждение публику: одна воскресная газета напечатала рассказ о том, что тело Китченера было найдено на побережье Норвегии. Гроб с телом лорда якобы был доставлен в Англию.

Снова начались споры, и, наконец, в одном лондонском ежедневнике появилась заметка, в которой журналист писал:

Казалось бы, это должно было положить конец всем слухам.

В смерти лорда Китченера нет ничего таинственного. Власти высказали свое суждение. То же сделал и Джеллико в своей книге «Великий флот», которую нужно рассматривать как последнее слово о трагедии Китченера и о катастрофе «Хемпшира». В одной недавно опубликованной книге автор приводит личное письмо Людендорфа, в котором бывший германский главнокомандующий заявляет, что Германия не делала никаких покушений на жизнь Китченера. И, по-моему, это верно.

Дальше говорили, что наша разведка совершила ошибку; что за две-три недели до отъезда Китченера в Россию было известно о его намерении совершить этот рейс; что «Хемпшир» был взорван адской машиной, положенной руками шпионов; что германская разведка знала о предполагавшемся рейсе, в Россию и что она выслала подводную лодку для того, чтобы подстерегать злополучное судно. Правда, германская разведка знала о предполагавшемся рейсе. Но она считала эту информацию маневром союзников, имеющим целью скрыть, что Китченер ведет операции на Дарданельском фронте.

Глава X Шпионаж с помощью самолета

На Западном фронте союзные летчики, выполняя специальные задания, на самолетах спускали разведчиков.

Французские летчики отличались высоким авиаторским искусством. Несколько примеров.

Герой пятидесяти трех воздушных сражений Гинемейер выполнял и ряд специальных поручений. Его деятельность причинила столько неприятностей врагу, что тот назначил премию за голову летчика, если его доставят живым или мертвым.

Однажды Гинемейер чуть не погиб около Вервенса. Он должен был спустить одного школьного учителя (который был через три дня выслежен и расстрелян врагом) и заметил два удобных для приземления места.

Одно поле было особенно удобно для посадки. Второе было хуже — неровное, усеянное мелкими холмами.

Летчик уже хотел было приземлиться на прекрасном зеленом поле, когда в глаза ему бросилась сеть блестящей туго натянутой проволоки вроде той, которую употребляют для ловушек. Германцы, очевидно, предвидели возможность посадки французского самолета на этом поле и приготовили прием непрошенному гостю.

Другой летчик, Ведрин, спустил около Ретеля французского солдата, которому было поручено наблюдать за поездами, за обозами и вообще за передвижениями неприятеля. Разведчик навестил свою жену, чем обнаружил себя, вскоре его выдали, и он был расстрелян.

Лейтенант Наварр спустил в расположение неприятеля другого французского солдата, переодетого крестьянином, под фамилией Борд. Этот разведчик оставался на оккупированной германцами территории около месяца, потом добрался до голландской границы и оказался в безопасности.

Спустившись около Мезьера, он имел в глубоких, специально выкроенных внутри жилета карманах почтовых голубей.

Когда он ходил вдоль неприятельских линий и по деревням, то всегда имел при себе своих пернатых друзей. Одна голубка по кличке Полина постоянно ворковала, ей начинал вторить голубь Виктор. Голубиные излияния могли выдать разведчика. Поэтому, как только француз замечал кого-нибудь, он принимался кашлять и чихать. Через некоторое время от частого повторения этой уловки у него заболела гортань. Тогда он обычно слегка ударял локтем по головкам голубей, приказывая им этим сигналом держаться спокойно.

— Мне было поручено получить информацию о мосте между Мезьером и Шарлевиллем, — рассказывал потом Борд. — После выполнения задания я хотел выпустить Полину, так как она была слишком опасна. Я добрался до места и наблюдал за германскими часовыми, которые проверяли документы всех штатских. После часа наблюдения я решил поставить все на карту и подошел к ближайшему германскому часовому. Я выбрал обеденную пору. Кроме двоих, все часовые, недавно стоявшие у входа на мост, оказались внутри будки.

Я встретился глазами с немцем. Его товарищ смотрел бумаги одного возчика, за которым я намеренно следовал. Часовой задал мне несколько вопросов на ломаном французском языке и, удовлетворившись, вернул мне мои документы.

Но не ушел я сделать и несколько шагов по мосту, как Полина заворковала. Сильно ударив ее локтем, я прошел по мосту, проталкиваясь среди немецких солдат, чихая и. кашляя до появления слез на глазах. Полина осе время ворковала. Не знаю, как я не попался с этой проклятой птицей.

На следующий день на рассвете, обвязав бумажку с сообщением вокруг лапки Полины, я отпустил птицу.

Виктора я отослал в Брюссель. Оба голубя вернулись в армейские чердаки, а через 25 дней я тоже вернулся в свою часть.

В следующий раз Борда спустили около бельгийского города Шарлеруа. Он отправился в свой родной город, чтобы увидеть невесту, но забыл совет товарища: никому не верь.

Он попал в руки германцев, которые его расстреляли как шпиона почти напротив его же дома.

Что касается летчиков, которые спускали разведчиков, то если они попадались, их постигала участь разведчиков. Французский летчик Паолакка, одетый в военную форму, взял на борт своей машины коллегу в штатском платье. Самолет попал в огневую завесу, причинившую ему несколько повреждений, и французы вынуждены были приземлиться. Проявив все свое мастерство пилота, Паолакка направил машину к лесистой части местности и благополучно совершил посадку.

Он предложил своему спутнику спастись бегством. Товарищи пожали друг другу руки и разошлись. Переодетый разведчик-солдат юркнул в лес, в то время как летчик в военной форме спокойно стоял у своей машины.

Но было уже поздно. Неприятель следил за их приземлением, и большой автомобиль, битком набитый немцами, стремительно несся к самолету.

Летчик был взят в плен и доставлен в германский генштаб.

В течение некоторого времени его усиленно допрашивали, засыпали вопросами: откуда вы прибыли? К какой части принадлежите? Куда летели и для какой цели? Где ваш пассажир и почему он вас покинул? и т. д. Летчик задался целью выиграть время и спасти своего спутника. Но немцы не отступали и, вида, что им да удается выжать из француза нужную информацию, посадили его в одиночную камеру под строгим военным караулом. В течение трех дней, если не считать получаса, который давался ежедневно для прогулки, его держали в строжайшем заключении.

Однажды утром его снова привели на допрос и сразу спросили:

— Знаете ли вы, что ожидает французского или британского летчика, который спускает разведчика, позади наших линий?

— Да. Смерть. Если можете, докажите мою виновность.

— Хорошо. Вам, должно быть, будет интересно узнать, что мы расстреляли сегодня утром вашего пассажира как разведчика? Хуже всего то, что он во всем сознался. Вы его доставили в своем самолете.

Но интуиция подсказывала Паолакка, что немцы его «ловят». Он знал разведчика, которого спустил, и был уверен, что если бы даже его спутника и захватили, тот предпочтет умереть, но не выдаст.

Пленник подтверждал свои прежние показания, отказываясь от дачи информации и приготовившись к наихудшему.

После трехчасового допроса его снова увели в одиночную камеру. Такой допрос повторялся каждый день в течение недели.

Наконец, французу объявили приговор.

— Ваше дело слушал германский военный суд, который нашел вас виновным в «помощи шпиону». На рассвете вы будете расстреляны.

Десятки вражеских глаз пристально смотрели ему в лицо, ловя малейшее движение осужденного в надежде получить какое-нибудь доказательство его виновности.

В полночь его разбудил германский караульный офицер и сообщил ему, что смерть заменена вечной каторгой.

Паолакка отправили в Германию в тюрьму для пленных. Ему удалось подкупить часового и достать неприятельскую форму. Однажды, переодевшись германским унтер-офицером, этот разведчик провел мимо караульных отряд из семи французских пленных солдат. 12 дней спустя этот отряд из восьми человек перешел швейцарскую границу и очутился на свободе.

В начале 1915 года меня позвали к начальнику контрразведки для получения задания:

— Вы поедете на автомобиле до пункта, обозначенного на карте В4–12, сегодня вечером в 9 часов. Там увидите штатского, который ждет вас. Вы остановите машину и скажете по-французски пароль. Это нужный вам человек. Вы его возьмете с собой в автомобиль и повезете к месту, обозначенному на карте Н9–12. Там вы сойдете с автомобиля и пойдете к полю по ту сторону «Беконной полосатой фермы».

Точно в 300 метрах на запад от этого места вы встретите самолет и скажете летчику по-английски пароль. Он ответит: «Специальный вестовой из контрразведки». Таковы ваши задания и пароли. Никому вы не зададите никаких вопросов и вернетесь для доклада ко мне.

Я выполнил поручение согласно полученным указаниям.

Вспоминаю, как я встретил штатского. Он был весь закутан и с привлекающим внимание горбом за плечами.

Позже я узнал, что этот горб был образован корзиной с почтовыми голубями, привязанной ремнем к его плечам под широким, специально скроенным дождевым плащом, стянутым в талии поясом. Человек взошел на самолет, моторы зажужжали, машина оторвалась от земли и стала набирать скорость, направляясь в темноту.

Я вспомнил об этом эпизоде военного времени лишь несколько лет спустя, когда услышал, что немцы расстреляли известного бельгийца Икс, одного из наших наиболее надежных разведчиков, оказавшего ценные услуги союзникам.

Этот бельгийский солдат попросил, чтобы его послали работать добровольцем позади неприятельских линий и для этого опустили на парашюте с самолета. Много раз он проникал к неприятелю и собирал разведческие сведения о германских военных учреждениях, посылая нашей военной контрразведке информацию с почтовыми голубями.

Время от времени по ночам специально посланные летчики приземлялись в заранее условленном месте и увозили разведчика.

Он пробыл на этой рискованной работе около двух лет, но, в конце концов, попался и поплатился жизнью.

А вот другой эпизод, имевший место на австро-итальянском фронте.

Пришел наш разведчик, некий Александр Тандура. Кудрявые волосы, голубые глаза, ниже среднего роста, смуглый цвет лица, крепкого сложения, какими бывают горцы. На героя он не похож. Однако это был самый храбрый человек, которого я когда-либо видел. Уже его рано начавшаяся военная карьера говорит о храбрости. Он поступил волонтером почти с первого же дня присоединения Италии к союзникам.

В эпизоде, о котором будет идти речь, роль Тандура заключалась в том, что его должны были спустить позади австрийских линий двое смелых английских летчиков.

Тавдура подготовили к полету. Парашют перевязали веревками, крестьянскую одежду уложили в ранец. Лопата, предназначенная для того, чтобы зарывать компрометирующие вещи, была привязана к разведчику таким образом, чтобы при быстром спуске она не беспокоила его.

— Как вы себя чувствуете, Тандура? — спросил летчик.

— Великолепно, капитан.

Попрощались. Самолет поднялся в воздух.

Стояла темная ночь, и через некоторое время воздушные путники попали в сильную грозу. Яркие молнии освещали простиравшуюся внизу землю.

Все было готово. Самолет зажужжал над городом, который был вехой маршрута; австрийские прожекторы зловеще мерцали внизу.

Быстрый проблеск в черной пустоте на полу самолета.

Блеснул на мгновенье маленький круглый шар, летящий позади них. Это было все. На счастье или несчастье Тандура спустился.

После войны Тандура рассказал о своем приключении. В полете он, очевидно, задремал и на высоте приблизительно 10 тысяч футов вдруг почувствовал, что душа его «ушла в пятки». Он падал.

«Вдруг, — вспоминает Тандура, — я открыл глаза. У меня было такое впечатление, словно я, витая в воздухе, держусь на какой-то поверхности. Мне казалось, что я возвращаюсь к самолету. Тогда я понял, что парашют открылся. Я набрался храбрости и посмотрел вниз. Благодаря перемежающемуся блеску молний я мог видеть всю местность. Видели ли меня? Не попаду ли я в неприятельские руки? Порывистый шквал дождя и ветра жестоко хлестал мне в лицо.

Мое тело, повисшее на ремне, качалось, как маятник. Я испытывал ощущение абсолютной беспомощности. Вдруг я почувствовал тупую боль в ногах, ударившихся о каменную стену, прилегавшую к какой-то ферме. А шторм продолжал нести меня. Мне показалось, что земля надвинулась на меня. Я повалился всей тяжестью тела на большую ограду из виноградных лоз и почувствовал острую боль от удара».

Тандуре пришлось лежать несколько часов под проливным дождем. Он был совершенно ошеломлен. Шторм его чуть не убил, но в то же время спас ему жизнь, так как внимание неприятельского передового поста, около которого он упал, было отвлечено непогодой.

Тандура сбросил свою офицерскую форму и переоделся итальянским крестьянином; шинель и парашют он сжег при первой возможности.

Потом он нашел убежище в домике одной крестьянки, которая приютила его. Через два дня Тандура достиг места, обозначенного на карте, где должны были ждать его сигнала.

Он несколько раз пытался установить связь с нашими самолетами, но безуспешно.

Наконец, один из самолетов спустил мешок с продовольствием и с почтовым голубем. Посылка была передана разведчику его друзьями.

В то время у него уже накопилось немало ценной и важной информации, которую он тут же переслал итальянскому генеральному штабу с почтовым голубем.

Английские летчики спустили ему другого голубя. Разведчик передал новую информацию, которая помогла союзникам в битве под Витторио.

В течение августа — сентября 1918 года Тандура каждый день рисковал жизнью. Его дважды задерживали австрийские жандармы, и дважды он бежал.

В третий и последний раз он чуть не поплатился жизнью.

Самолет союзников спустил письмо, адресованное «одинокому волку». Оно было передано Тандуре. Согласно содержавшимся в этом письме инструкциям, он должен был отправиться на поляну, расположенную около его родного города Серровиля, где самолет в установленное время предполагал взять разведчика к себе на борт.

Тандура пошел проститься с некоторыми друзьями и был в это время схвачен австрийской военной полицией, которая отвела его в свой штаб.

В конце октября он убежал из плена.

Глава XI Новый арест немецких разведчиков в Англии

В результате арестов, произведенных после 4 августа 1914 года, в Лондоне осталось на свободе очень мало агентов немецкой разведки. Однако одному из них удалось выскользнуть из сетей британской разведки и оставаться на свободе до февраля 1915 года.

В том году британская почтовая цензура работала вовсю и оказала ценные услуги контрразведке.

Однажды было перехвачено письмо, посланное неким Крауссом и адресованное Дирксу и K° в Роттердаме. С некоторых пор власти взяли под подозрение этот адрес. По расследовании оказалось, что это был не более и не менее как передаточный пункт для писем германской разведки в Голландии.

Письма, направленные по этому, на первый взгляд, невинному адресу, подвергались действию горячего железа. Этот способ позволял воспроизводить текст, написанный невидимыми чернилами из аммиака, апельсина, лимона, известкового настоя или из какой-нибудь другой кислоты.

Эта химическая реакция давала изумительные результаты. Невинные письма г. Краусса содержали между строк военную информацию, которая представляла большую ценность для германской разведки.

Было ясно, что в Лондоне оперировал опасный разведчик.

Установив строгий надзор, наша контрразведка продолжала направлять письма Дирксу и K° в Роттердам, заменяя «липовой» информацией действительные факты, сообщаемые неизвестным разведчиком.

В одном из таких писем, попавших в руки нашей контрразведки, действие горячего железа вызвало появление буквы «С», слова «Дептфорд» и числа «201», написанных симпатическими чернилами.

Тут была какая-то тайна. «201» — не было ли это номером дома в Дептфорде? Что означало это число?

Работник контрразведки, который расшифровал первую секретную корреспонденцию, высказал мысль, что дептфордская полиция могла бы выяснить, какая из местных улиц имеет дом № 201. Так и сделали. Оказалось, что в Дептфорде дом под № 201 имеется только на одной улице — Хай-стрит.

Стали выяснять, кто живет в доме № 201 по Хай-стрит. Там находилась булочная. Владельцем ее был немец Петер Ган. Ган был немедленно задержан и допрошен.

Что означает буква «С» и слово «Дептфорд»? Петер Ган заявил, что, к своему огорчению, он ничего не знает и ничем не может помочь властям.

Обыск, произведенный у него на квартире, обнаружил полный набор принадлежностей для симпатической корреспонденции. Это было все, что удалось найти. Тем временем работники контрразведки и полицейские сыщики тщательно производили расследование в соседних домах, но единственная информация, которую им удалось раздобыть, состояла в том, что у Гана, который обанкротился до войны, сейчас дела шли блестяще. Одна женщина сообщила, что к немцу иногда приходит некий Мюллер.

Обладая только этими данными, наша контрразведка перенесла теперь все свое внимание на розыски в гостиницах Мюллера. Наконец, один энергичный работник Особого отдела наткнулся на фамилию Мюллер по одному малоизвестному адресу в Торринстонском районе в Блумсбери.

Хозяйка дома вначале отвечала на вопросы неохотно, но серьезное напоминание о мерах военного времени побудило ее сказать все, что ей было известно.

— Все, что я могу вам сказать, это то, что Мюллер хорошо мне платит. Он уехал в Ньюкастл по делам. Обождите минуту, я вам покажу его карточку.

Она вернулась с карточкой, на которой чиновник прочел: «Карл Фридрих Мюллер».

На следующий день Мюллер был арестован в Ньюкастле и отправлен в Нью-Скотленд-Ярд. Несмотря на то, что в его вещах нашли письмо, адресованное Дирксу и K° в Роттердам, Мюллер отрицал всякое знакомство с этой фирмой. Он заявил, что является русским подданным, что родился в Одессе и что его арест будит рассматриваться как оскорбление, нанесенное гражданину дружественной страны.

За время содержания Мюллера под стражей полиция перехватила еще несколько писем, адресованных ему в Дептфорд.

В некоторых корреспонденциях были деньги; в других просили присылки информации относительно морских и военных объектов Великобритании. Таким образом, виновность шпиона была окончательно установлена. Мюллер был признан виновным в шпионаже и расстрелян.

Кроме Карла Лоди и Мюллера, все казненные шпионы были подданными нейтральных стран, продавшимися нашему врагу.

Их биографии бедны и однообразны. Во всех случаях они шпионили из-за денег. Они были простыми наемниками, готовыми продать свою родину с такой же легкостью, с какой продавали нашу страну.

Произведенные в первые дни войны массовые аресты почти всех германских разведчиков в Англии вызвали смятение в Берлине. Германской разведке надо было заполнить пробел в своей шпионской сети, причем людьми подходящего типа — «национальными разведчиками», действующими исключительно из патриотических побуждений.

В лице Карла Лоди, запасного офицера германского императорского флота, немецкая разведка нашла нужного ей человека. Работая одно время курьером на линии Гамбург — Америка, Лоди научился говорить по-английски, так как постоянно общался с английскими и американскими туристами.

Снабженный американским паспортом, Лоди совершил путешествие по Бельгии, оккупированной тогда немцами, и вернулся на родину в начале сентября 1914 года.

В противоположность обычным методам опытных шпионов, он действовал совершенно открыто. Для подтверждения этого достаточно будет показать, каким образом он навлек на себя подозрения в первый раз. В такое время, когда вся корреспонденция, проходившая через почту, подвергалась строгой проверке, Лоди послал телеграмму из одной гостиницы северной Англии в Швецию. Телеграмма была написана по-немецки и отправлена по адресу, подозрительность которого для английской разведки ему должна была быть известна. С тех пор Лоди был взят на учет, и английская разведка установила за ним строгий надзор.

Дерзкий шпион побывал в различных пунктах шотландского побережья — в Блакнес Кастл, около Фортбриджа, потом в Розит, Марихил и в гамильтоновских казармах. В течение всего этого времени он переписывался со Швецией, и все его письма перехватывались.

Потом Лоди на время исчез и вновь появился уже в Лондоне. Из Лондона он вернулся в Броути Ферри в Шотландии.

Эта местность представляла для него большой интерес, так как там производились испытания морских орудий.

Одно время разведчик был в Денди и в Берри — центрах военных учреждений Шотландии — и до конца сентября находился, по имеющимся сведениям, в Ливерпуле, изучая оборонные укрепления в Мерсее.

Поездки привели Лоди в Ирландию, где он и был арестован Скотленд-Ярдом.

Я считаю — и многие со мною соглашаются, — что если бы Лоди ограничил свою деятельность зоной действия походной германской армии, сражавшейся во Франции, то ему не вынесли бы смертного приговора.

Глава XII Знаменитые женщины-разведчицы

«Докторша» — эта блестящая германская разведчица — готовилась к профессии врача-хирурга и получила соответствующие дипломы в разных учебных заведениях. Но обстоятельства толкнули ее на агентурную работу, которая оказалась ей по душе.

В первый раз она приехала в Вену в 1908 г., преследуемая русской разведкой, в период присоединения Боснии и Герцеговины. В 1912 году «докторша» находилась под наблюдением англичан. За ее передвижениями строго следили в нашей стране.

Авантюристка специализировалась больше в дипломатических, чем в военных и морских делах, но годилась и на всякого рода шпионскую работу. В общем, это был тип женщины, способной ошеломить человека, как удар, нанесенный американской перчаткой, содержащей подкову.

Я, помню, видел ее два раза: один раз в 1912 году, другой — весною 1914 года. Это была женщина исключительной красоты. К тому же она была ловка и обаятельна. Благодаря ее информации по некоторым вопросам Гинденбургу удалось задержать русское наступление в Восточную Пруссию.

Как только русские стали наступать, германская контрразведка послала эту шпионку в Восточную Пруссию для получения сведений от русских офицеров. И действительно, «докторше» удалось передать контрразведке шэденбургской армии очень важные секреты русской армии.

Из своей гостиницы, расположенной позади русского фронта, она посылала с почтовым голубем в генеральный штаб германской армии информацию о ходе наступления русских.

Внезапный нападением на центр и фланги германцы вбили клин между обеими русскими армиями, которые стали поспешно отступать. Этот удар привел, в конечном счете, к катастрофе у Мазурских озер.

К несчастью для «докторши», во время отступления русских один чиновник из русской разведки признал в ней германскую разведчицу, которую он видел в 1908 году в Вене.

Она была арестована, передана властям и расстреляна по обвинению в шпионаже.

Другим примечательным типом германской разведчицы является Лиза Блуме. Она ездила с датским паспортом. Ее деятельность в Испании и в других нейтральных странах заставила британскую разведку установить за ней наблюдение.

Блуме была арестована на торговом судне в открытом море британским крейсером, когда она направлялась из Голландии в Барселону. В предыдущем рейсе шпионка имела при себе много частных писем, которые привезла из Испании в Голландию и передала разведчику, жившему в Роттердаме. Она, очевидно, занималась разведкой в области подводной войны.

Во время допроса в Лондоне против нее нельзя было выдвинуть никакого конкретного обвинения в шпионаже. Но ее общее поведение было в высшей степени подозрительным. Она утверждала, что служила гувернанткой в германских консульствах в Стокгольме, Копенгагене, Амстердаме, Мадриде и Севилье. В момент ареста она якобы ехала занять должность гувернантки в семье германского посла в Мадриде. Обыск, произведенный в ее багаже, обнаружил несколько германских знаков отличия. Блуме заявила, что эти медали ей были вверены на хранение одним германским офицером. Но наша контрразведка до конца войны задержала все регалии вместе с их владелицей.

По словам агента французской разведки Шарля Люсидо, две разведчицы, работавшие для Германии, были арестованы и обвинены в шпионаже против американского экспедиционного корпуса в 1918 году.

Обе эти женщины были проститутками. Они посещали морские порты и добывали от солдат обрывки сведений, которые затем передавали одному швейцарскому «торговцу», в действительности же германскому шпиону. Французская разведка задержала их, и обе женщины были расстреляны.

Одна женщина, известная под именем Бланш Потэн, работала во французской разведке в конце 1915 года. Она родилась в Брюсселе от отца-француза и матери-бельгийки. До 18-летнего возраста жила в Антверпене. Петэн была прелестной танцовщицей, и ее хорошо знали в Париже, Вене и Берлине. Незадолго до войны она была завербована французской разведкой и снабжала это учреждение информацией, гастролируя открыто как артистка по морским и военным центрам Германской империи.

Когда разразилась война, Бланш Потэн находилась в Берлине, но после некоторых приключений уехала в Швейцарию и оттуда вернулась в Париж. С тех пор она активно собирала шпионские сведения для французов в Мадриде и других испанских городах.

Бланш Потэн посылала союзной разведке ценную информацию. В начале 1916 года разведчицу послали в Голландию, где она также добыла чрезвычайно важные сведения для французов.

В июне 1916 года она вернулась в Париж, и так как в то время было важно знать по возможности больше о передвижениях германцев в Бельгии, то было решено послать ее на оккупированную немцами территорию.

Французы имели двух очень надежных агентов в Брюсселе и Антверпене. Она должна была передать определенные задания одному из этих доверенных, так как было слишком рискованно давать эти задания ей самой.

Через несколько недель после ее приезда в Брюссель от агентов были получены сообщения о том, что они установили связь с мадемуазель Бланш. Все складывалось по заранее составленному плану. Но затем в течение трех месяцев следовало глубокое молчание, оказавшееся результатом провала французской разведки.

Мадемуазель Бланш оказалась предателем. Она влюбилась в одного высокопоставленного работника германской контрразведки, и чувство одержало у нее верх над рассудком. Бланш сообщила германскому офицеру фамилии всех агентов союзной разведки, которых она знала. Немцы немедленно захватили их одного за другим и расстреляли как шпионов.

Захваченная англичанами женщина-разведчица, известная под именем Елизаветы Вертгейм, во всех отношениях отличалась от французской шпионки, которая предала своих хозяев.

Вертгейм держала себя мужественно и вызывающе, чего никак нельзя сказать про германского разведчика — ее соучастника. Последний был человеком прекрасной внешности и светских манер. Он приехал в Лондон под именем Реджинальда Роуланда, с американским паспортом, как представитель фабрики роялей Нортона Смита в Нью-Йорке.

Наша разведка в Роттердаме порекомендовала взять Роуланда под наблюдение. Через несколько дней он отправился в окрестности Уэст Кэнсингтона, где навестил прелестную вдову одного иностранца.

Тут появляется на сцену Елизавета Вертгейм.

В то время, в начале 1915 года, она была обворожительным созданием, ездила за границу и была в полном смысле слова светской женщиной. В течение нескольких дней Роуланд и Вертгейм останавливались в лучших гостиницах, обедали в наиболее фешенебельных ресторанах, ходили во все театры, ездили верхом по Роттен Pay.

Потом они поехали в Саутси и Портсмут, живя и там на широкую ногу и катаясь ежедневно на моторных лодках вдоль побережья. Когда они гуляли пешком, то надолго останавливались в Портсмуте и в Госпорте и записывали (что было неосторожно до странности) виденное ими на море и в воздухе.

Потом Бреков — так звали в действительности нашего героя — оставил свою приятельницу и вернулся к себе в гостиницу в Бедфордском районе Лондона.

Тем временем прелестная Елизавета появилась в Глазго. Назойливо завязывая знакомства с военными в окрестностях Мерихильских казарм, разведчица поехала в Эдинбург. Там она все свое внимание отдала морским офицерам. Эту тактику она применяла в течение шести недель, жила все время в лучших гостиницах, принимала у себя людей в военной и морской форме, совершала длительные прогулки на моторной лодке в таких военных центрах, как Берри и Карнусти.

Все это время она беспрерывно посылала письма «Роуланду». А он в свою очередь активно переписывался с одной фирмой в Роттердаме. К несчастью для него, почтовая цензура театра знала все об этой «фирме». Это был шпионский передаточный адрес для германской разведки.

Письма были довольно безобидные — деловые сообщения о ходе продажи роялей. Но, применяя греющий электроаппарат, можно было читать между строк слова, написанные симпатическими чернилами.

Несколько дней спустя работник контрразведки Фитч в сопровождении какого-то офицера заехал в гостиницу, где проживал «Роуланд». Он встретил «Роуланда» в вестибюле, объяснил ему цель своего посещения и попросил разрешения зайти к нему в комнату. Фитчу были предъявлены паспорт и другие документы.

— Я прошу прощения, — оказал полицейский, — но я должен обыскать все ваши вещи.

Ничего предосудительного найдено не было, но вдруг глаза Фитча остановились на безобидной с виду коробке с тальком. «Роуланд» не проявил никакого волнения, хотя он должен был знать, что игра его кончена. Последующий химический анализ показал, что этот порошок, когда его растворяли в воде, образовывал симпатические чернила.

Скотленд-Ярд занялся теперь Елизаветой. Ее нашли в Вест-Энде, где она жила у своей подруги. Тут во всем блеске развернулись актерские способности Елизаветы.

— Как вы смели придти на квартиру в такой поздний час и просить, чтоб я с вами пошла в Скотленд-Ярд?! Будьте уверены, что такое оскорбление не останется безнаказанным. Я британская подданная. Я могу ехать, куда мне угодно, я не должна отчитываться перед Скотленд-Ярдом за свои передвижения.

— Мадам, — ответил непоколебимый Фитч, — у нас война. Кроме того, вы должны идти со мною.

На допросе она заявила, что ее связи с Брековым (он же «Роуланд») не имеют никакого отношения к шпионажу. Она просто «хорошо проводила время».

Вертгейм проявила гораздо больше твердости характера, чем ее соучастник по шпионажу. Она все отрицала. Тем временем в Брикстонской тюрьме Бреков сдался окончательно. Он признал себя виновным в шпионаже и указал на Елизавету как на соучастницу. После суда он был расстрелян у Башни как шпион. Елизавета Вертгейм также была приговорена к смертной казни, которую ей заменили пожизненной каторгой.

Еще пример.

Одна женщина Маргарита занялась шпионажем в пользу Франции в конце 1916 года. Она встретилась в Женеве с красивым эльзасцем, который прекрасно говорил по-немецки, по-французски, по-испански и по-итальянски и состоял на службе у швейцарских властей в связи с их особой политикой надзора за иностранцами.

Настоящее имя и фамилию этого человека никогда не удастся, кажется, установить. Одно было ясно: он являлся наемником Германии. Если через 18 месяцев он был казнен французами, то его послала на гильотину Маргарита и именно вследствие ее большой любви к нему.

Она почти каждые три месяца ездила в Швейцарию, где оставалась не дольше одного месяца. Она была заподозрена по возвращении из Женевы после второго визита к своему «жениху». Когда она ожидала проверки паспорта при вступлении на французскую территорию, за ней наблюдал один проницательный агент французской тайной полиции, который, как и работники Скотленд-Ярда, был прикреплен к военной контрразведке. Маргарите разрешили ехать, не задав ей никаких вопросов. Но было установлено, что она ездила из Парижа навестить своего любовника, по имени Андрэ Потэн, состоявшего на службе у швейцарского федерального правительства.

Расследование, которое тут же произвела французская разведка, установило, что Потэн лишь временно работал в швейцарском бюро иностранцев и что в действительности он был германским разведчиком. Его специальным заданием было собирать сведения от шпионов-наемников, которые приезжали из Франции через франко-швейцарскую границу.

Впоследствии Потэн и другие шпионы организовали интернациональное бюро, которое пересылало информацию в Берлин.

С тех пор Маргарита была взята на учет, но ей еще раз дали возможность беспрепятственно проехать. В то время многие агенты, имевшие с ней связь, могли свободно разъезжать по Франции, но, тем не менее, находились под постоянной слежкой контрразведки.

К Маргарите в гостиницу в Латинском квартале приходили всевозможные иностранцы — голландцы, испанцы, греки, шведы, датчане. Все они приносили ей информацию, которую она передавала в Женеву.

Эта деятельность Маргариты продолжалась в течение шести месяцев со времени ее последней поездки в Швейцарию.

После того как все ее интернациональные информаторы были арестованы полицией, ее полезная для Франции роль окончилась.

Осенью 1915 года Ева де Бурнонвиль, проживавшая в Скандинавии, оказалась без работы. Дворянка по происхождению, владея иностранными языками, она была гувернанткой, актрисой, секретарем и машинисткой в разных посольствах в Европе. Она хорошо знала Англию и наш язык.

В Копенгагене германская контрразведка предложила ей взяться за шпионаж и доставлять Германии военные сведения об Англии. Ее, очевидно, не пришлось долго уговаривать, и в сентябре 1915 года свежеиспеченная разведчица приехала в Англию со шведским паспортом и специальным заданием — собрать информацию о наших средствах воздушной обороны, особенно в Лондоне.

Последующее официальное расследование установило, что в тот период войны Германия усиленно старалась определить слабые места нашей системы воздушной обороны, для того чтобы предпринять крупную воздушную атаку на Лондон.

Этот план был разрушен, так как Скотленд-Ярд арестовал единственного эксперта, которого подослала германская разведка. Не получая информации, немецкий воздушный флот воздерживался от налета до осени того года, когда была арестована Ева де Бурнонвиль. Как многие читатели еще, может быть, помнят, этот большой налет был произведен ночью 23 сентября 1916. года.

Эта разведчица, прикрывшаяся паспортом нейтральной страны, должна была писать информацию симпатическими чернилами и пересылать ее в Копенгаген. Так она начала свою шпионскую деятельность.

Еще до войны Бурнонвиль познакомилась с одной дамой на севере Англии. От нее разведчица решила получить рекомендации для поступления на работу. Она написала этой даме и изложила ей свою просьбу. Доверчивая дама рекомендовала ее одной пользующейся уважением семье в северной части Лондона.

В назначенное время Ева с рекомендательным письмом пошла к друзьям своей знакомой дамы в Хэкнэй. Ее прекрасная внешность и приятные манеры снискали ей расположение этих добрых лондонцев. Однако спустя некоторое время они заметили, что молодая женщина ведет себя странно. Она всегда расспрашивала о пушках, о прожекторах, о противовоздушной обороне, и посте одного неприятельского налета было видно, что она старается разузнать о размерах ущерба, нанесенного германцами.

В дальнейшем поведение Бурнонвиль стало еще более подозрительным. Не в меру любознательную особу в вежливой форме уведомили, что ее услуги больше не нужны. Она ушла и поселилась в гостинице на Верхней Бедфордской площади.

Тем временем о ее поведении сообщили в Скотленд-Ярд, и с тех пор «шведка» Ева была взята под подозрение нашей контрразведкой.

Казалось бы, что женщина, получившая такое предупреждение в чужой стране во время войны, должна была научиться держаться тише воды, ниже травы. Но Ева была на этот счет другого мнения. Она продолжала свои изыскания с удвоенной энергией.

Почтовая цензура к тому времени взяла под подозрение письма без подписи, адресованные одному лицу в Копенгагене и исходившие от одного блумберийского корреспондента. Все письма в Копенгаген были написаны одной и той же рукой.

Видимое содержание их было абсолютно безобидным, но совсем другого характера было содержание, написанное симпатическими чернилами.

Разведка принялась за работу. Один изобретательный работник контрразведки напал на следующую простую мысль. Он представился в гостинице как артиллерийский эксперт, постарался попасть в общество этой подозрительной женщины, которой стал рассказывать всевозможные невероятные истории.

И вот каждую ночь в обществе других ничего не подозревающих лиц разыгрывался этот фарс, который в свое время должен был перейти в драму. Сотрудник контрразведки рассказал немало небылиц о чудесных изобретениях и фантазировал так бесцеремонно, что его коллеги-офицеры стали подмигивать друг другу: рассказчика зачислили в разряд первоклассных лгунов.

Однажды ночью он рассказал Еве об одном «удивительном» прожекторе, который будто бы собирались ввести в систему противовоздушной обороны Лондона. Луч этого прожектора должен был быть невидимым неприятелю.

Несколько дней спустя этот вымысел был передан в обычных письмах Евы Бурнонвиль в Копенгаген.

При таком бесспорном доказательстве было решено арестовать шпионку.

15 ноября 1915 года Бурнонвиль предъявили формальное обвинение на основании закона об обороне королевства. Разведчица была заключена в Холмшейскую тюрьму.

На допросе в контрразведке выяснилось, что она получала 7,5 фунтов стерлингов в неделю за то, что рисковала жизнью в качестве германского разведчика.

Может быть, многих это разочарует, но приходится опровергнуть миф об «изумительных» женщинах-разведчицах, которые тратят баснословные суммы денег. Германия считала, что сведения о противовоздушной обороне Лондона не стоят больше 7,5 фунтов стерлингов в неделю.

При аресте у Евы был найден чек на месячное жалованье.

Она говорила, что не любит немцев и, если мы согласны, станет работать для союзников. Она была осуждена на смертную казнь, но приговор был заменен вечной каторгой.

Глава XIII С секретными поручениями внутрь Германии

В 1917 году я вошел в сношение с одним из работников разведки, англичанином, совершившим за время своей шпионской деятельности крупные подвиги.

Насколько мне позволяет память, я привожу собственные слова разведчика.

Глава XIV Как я задержал «американского полковника»

Мои сношения с американской разведкой начались в первых числах апреля 1917 года.

Это было на пассажирском вокзале в Гавре. В то время американская контрразведка с ее системой контршпионажа делала во Франции первые шаги. Поэтому британская контрразведка прикрепила к американцам отборных работников, которые должны были помогать американцам до тех пор, пока они окончательно не освоятся и не начнут оперативную работу.

Американцы скоро овладели приемами контршпионажа благодаря своему прямолинейному и практическому деловому подходу. Я имею очень высокое мнение об американских методах разведки. Мне нравилась их четкая система организации арестов. Американцы всегда показывали себя хладнокровными, ловкими и точными работниками.

Как участник игры человеческих интриг, где чередуются удачи и неудачи, лучшим агентом или разведчиком мира, я считаю, является француз. Его темперамент при пытливом, склонном к исследованию уме очень приспособлен к такого рода деятельности. Французы в высшей степени обладают даром воображения.

Американец, может быть, склонен к чрезмерной доверчивости.

Англичанин недостаточно доверчив. Однако как союзники они все вместе работали хорошо, как я в этом убедился, выполняя разнообразные поручения.

Возвращаюсь к своему рассказу.

Пятичасовой скорый поезд ожидал в Гавре морских пассажиров из Англии, чтобы повезти их через Париж в разные страны мира.

Повсюду ощущалась кипучая деятельность американцев.

Всюду сновали американцы — штатские, офицеры и солдаты. Многие из них получили краткосрочный отпуск в Париж и в другие местности. Согласно новому правилу, действовавшему в американской армии, военные в форме имели право ехать по железной дороге, если у них был ордер на железнодорожную воинскую поездку. Американские граждане в штатском имели, конечно, паспорта.

У контрольного барьера давка была неимоверная. Мои французские и бельгийские коллеги были завалены работой по проверке паспортов, которые им были вручены беспокойными и крикливыми пассажирами, громко протестовавшими против задержки и нетерпеливо ожидавшими получения билетов.

Я заметил, как один из французских агентов взял американский паспорт у одного высокого стройного военного, одетого в форму полковника американской пехоты.

По правилам, французский сыщик не должен был допрашивать британских и американских подданных, если имелись агенты английской или американской контрразведок. Но мы часто заменяли друг друга при большом наплыве народа. Надо было работать быстро. Я всегда считал, что был недостаток бдительности и настороженности в работе по проверке паспортов. Крупные персоны не любят, когда их заставляют ждать.

Как бы то ни было, но мне показалось, что офицер, предъявивший паспорт вместо ордера на воинский проезд, вообще не имеет такого ордера. Принятие решительных мер противоречило существовавшим правилам. К счастью, сотрудник английской контрразведки пришел мне на помощь. Я попросил его заменить меня на проверке паспортов, а сам пошел разыскивать американского офицера.

Нелегко искать определенного человека в длинном поезде, битком набитом штатскими пассажирами, сухопутными и морскими офицерами всех категорий и всех чинов, где носильщики толкаются и пробивают себе дорогу по узкому коридору. Я имел в своем распоряжении только семь минут, чтобы разыскать нужного мне человека. И я его нашел. Он сидел в вагоне-ресторане в обществе других офицеров за стаканом чая. Мне оставалось три минуты. Положение было щекотливое. Я был в штатском, и мне надо было обратиться к американским офицерам в форме. Но необходимо было принять решение.

— Господа, — сказал я, — мне очень неприятно вас беспокоить. Я сержант британской контрразведки. Я отвечаю перед американской военной контрразведкой за правильность документов всех военных, проходящих через штатский проверочный барьер этого вокзала. Будьте добры предъявить свои ордера на воинский проезд.

Американские офицеры, может быть, и обиделись, но все же очень охотно показали требуемые документы.

Оставалось две минуты. А подозрительный американец, как видно, старался выиграть время. Он заявил, что его ордер находится в чемодане. Этого одного было достаточно для того, чтобы усилить мои подозрения.

— Я очень огорчен, но я должен его видеть.

Американец возражал. Я побежал к ближайшей двери.

Начальник станции, держа в руке часы, собирался подать главному проводнику поезда сигнал об отъезде. Мой французский коллега быстро подошел ко мне.

— Задержи поезд, я проверяю одного, подозрительного, — крикнул я из дверей.

Тем временем другие американские офицеры, видя мое затруднительное положение, пришли мне на помощь. Они привели «подозрительного» в коридор. У него был только американский штатский паспорт. Я ему тут же приказал выйти из поезда, схватил у него кобуру и вытащил оттуда его автоматический револьвер. Фотография на паспорте была переклеена. Я заметил, что она поддельная. Он остался со мною, а поезд умчался в Париж.

Теперь положение оставалось не менее щекотливым. В присутствии многих людей, я, английский сержант в штатской форме, снял с поезда полковника американской армии. Ко мне прибежали два французских сыщика из парижской тайной полиции. Я узнал, что этот офицер является одним из заключенных лагеря для пленных германских офицеров.

— Ты хорошо поработал, — крикнули они мне, видя мою «добычу».

«Американский полковник» был военнопленный офицер прусской кавалерии, живший в Англии до войны.

Он убежал в тот же день в 3 часа пополудни. Похищенная американская форма и знание английского языка оказали ему большие услуги. Но его соучастники забыли одну важную мелочь: его проездные документы. Сфабриковать проездной ордер было так же легко, как подделать украденный паспорт, даже легче. Но беглец полагал, что высокое положение американского полковника позволит ему обойтись без этой бумажки.

Трудно сказать, каковы были его планы. Может быть, он направлялся через Женеву в Германию, а возможно, собирался совершить поездку к американским линиям и общим расположениям союзных войск. В этом случае его деятельность была бы определенно опасна для дела союзников. Словом, его побег мог принести большие неприятности.

Как бы там ни было, но поимка «американского полковника» позволила раскрыть хитроумный заговор в лагере для германских пленных офицеров. Три недели спустя я оказал французской контрразведке помощь в раскрытии этого заговора. Я выполнял роль машиниста крана на набережной и находился среди большого количества германских офицеров и гражданского населения. Здесь я пережил интересное приключение.

Во время войны английский король совершил несколько поездок во Францию, для того чтобы посетить главные штабы, больницы и поля битвы. Излишне указывать, что эти поездки были источником сильных беспокойств для генерального штаба, ответственного за безопасность короля. Были приняты все меры предосторожности для охраны. Злой рок захотел, чтобы в течение этих поездок почти везде возникали неприятные инциденты.

Один заговор, составленный с целью убить короля, был раскрыт как раз вовремя. Король должен был посетить некоторые больницы и произвести смотр нескольким дивизиям, недавно прибывшим во Францию. Неприятель получил очень точные сведения относительно передвижения союзных войск по соседству с тем местом, где должен был состояться королевский смотр.

Были приняты специальные меры к тому, чтобы обнаружить источник утечки информации. По поручению начальника контрразведки, я отправился в предполагаемый район действий немецкого агента и произвел некоторые самостоятельные исследования. В частности, мне пришлось узнать, что одна фламандка живет шире, чем должны позволить тяжелые условия в зоне военных действий. Я поручил одному из своих лучших помощников наблюдать за нею. После сумерек он заметил, что фламандка покинула свой домик и по тропинке направилась к разрушенному замку. Женщина вошла в замок, агент за ней. Он имел под рукой двух помощников. Как только старушка вышла из замка, агент ее арестовал. В сопровождении одного помощника он пошел вверх по лестнице, ведущей к продырявленной снарядами башенке. Дважды он слышал крик совы, но не обратил на это никакого, внимания. Мой помощник находила, на расстоянии семи футов от верха, когда вдруг раздался зловещий треск, все озарилось пламенем, и он инстинктивно присел. Перед собой он увидел пару ног, за которые ухватился. Вдруг что-то грохнуло. Нападавший на него человек свалился с лестницы, послышался стон.

Мой помощник зажег спичку и увидел, что у его ног без сознания лежал молодой коренастый человек, истекавший кровью, которая струилась из раны на голове. Агент несколько раз позвал по имени своего товарища, но не получил ответа. Тогда он зажег вторую спичку и при ее свете заметил другое тело. Это был его товарищ. Он был мертв — пуля пронзила ему грудь.

Незнакомец, лежавший без сознания, был обыскан: у него на шее нашли матрикул одного германского пехотного полка, служивший доказательством того, что это был переодетый разведчик. Обыск, произведенный на верхней башне, обнаружил радиоустановку, а при шпионе нашли карту передвижений короля на ближайшие три дня.

По решению военно-полевого суда шпион был расстрелян.

Глава XV Как русский разведчик обманул Турцию

Во время войны существовала одна мощная организация, великолепно устроенная, превосходно вооруженная для крайних случаев, умевшая соблюдать строжайшую тайну. Ее целью было содействовать побегу союзных солдат и разведчиков во всех пунктах оккупированных областей.

Вся организация состояла из отдельных звеньев разведки. Эта цепь никогда не рвалась, так как ее звенья были крепки и надежны.

Этих людей можно было видеть в любом оккупированном городе Бельгии и Северной Франции. Они были готовы помочь какому-нибудь отчаявшемуся человеку, которому угрожала смертная казнь, предоставляя ему кров, пищу, деньги, необходимые документы и одежду для переодевания.

В октябре 1914 года Бельгия и Северная Франция были заняты немцами. Мощные массы вооруженных людей встретились друг с другом и окопались в траншеях на протяжении свыше 500 миль от побережья до швейцарской границы.

После первого крупного сражения больницы Брюсселя и окрестностей бельгийской, столицы стали заполняться ранеными бельгийцами.

Не только в столице, но и по всей Бельгии и Франции so время продвижения германцев союзные раненые (которых союзный Красный крест при поспешном отступлении не успел эвакуировать) оставались в местных больницах, частных санаториях и лечебных заведениях.

Не только раненые, но и многие здоровые люди оказались отрезанными от своей отечественной армии и укрывались у сочувствующих жителей. Для германского высшего командования было ясно, что эти укрывающиеся люди представляют большую угрозу для тыла немецких коммуникационных линий.

Вскоре было опубликовано распоряжение, согласно которому каждый житель оккупированной Бельгии и Северной Франции, если у него находились неприятельские солдаты, обязан был под угрозой смертной казни сообщить об этом властям.

Хотя 700 французских, английских и бельгийских солдат было расстреляно германцами, все же свыше 26 тысяч союзных подданных смогли перебраться во время войны через голландскую границу.

Женщины составляли главные звенья в этой цепи. Среди женщин, арестованных за шпионаж против захватчиков, находились де Круа и де Бельвиль.

Мария де Круа была девушкой, принадлежавшей к старинной семье бельгийской знати. Она уединенно жила в своем бельгийском замке около Монса. Жанна де Бельвиль, представительница французской знати, жила в провинции Гено.

В начале войны княгиня Мария устроила больницу Красного креста, в которой находились на излечении бельгийские, французские, английские и немецкие раненые.

После сражения при Монсе много британских солдат, отрезанных во время отступления от своих, осталось в Бельгии.

Их тяжелое положение глубоко трогало женщин, которые решили создать организацию для содействия побегу союзных солдат.

Германцы всемерно преследовали эту организацию, но никогда они не смогли ее победить, всегда оказывались побежденными хитростью и увертками, к которым прибегала группа.

Как только немцы арестовывали и казнили некоторых членов этой организации, на их месте неожиданно появлялись другие, и снова немцам приходилось начинать утомительные розыски и выслеживания.

Я думаю, что будет уместно изложить в этой главе историю солдата Фаулера из 11-го гусарского полка.

После битвы у Ле-Като солдат Фаулер и трое других оказались отрезанными от своих частей. Дороги и деревни были наводнены германскими войсками и обозами. Фаулер и его товарищи оставили своих лошадей в одной ферме и, разделившись, отправились пешком, в надежде, что им удастся добраться до британского фронта.

Затерянные в чужой стране, не зная ее языка, солдаты пошли бродить по лесам.

Фаулеру повезло: его встретил французский крестьянин, по имени Гоберт, который накормил его и укрыл сначала в стог сена, а затем и в доме.

В течение долгого времени Фаулер прятался в доме этих французов. Пережитое им за этот период могло бы составить целый том описаний острого человеческого страдания.

Спрятанный внутри большого дубового гардероба в доме, где постоянно было расквартировано 20 немецких солдат, он переживал пытку.

Дом подвергался непрерывным обыскам. Но каждый раз Анжела и мадам Бельмон Гоберт (жена и дочь) появлялись на сцену и вводили власти в заблуждение какой-нибудь хитростью.

Фаулер получал немного молока, одну — две картошки, время от времени яйцо. Яйца, впрочем, были редкостью, так как Гоберт имели только двух кур и должны были отдавать захватчику в виде налога по яйцу в день. За невзнос яйца они подвергались штрафу в два франка, а чтобы уплатить этот штраф. Анжела должна была сидеть половину ночи за вышиванием. Это время было сплошным мучением, для обеих женщин и для преследуемого человека.

Как-то Фаулер узнал от Анжелы, что другой солдат укрывается в доме, где проживала чета Карден. Фаулер с ним встретился однажды ночью. Они решили убежать в Голландию.

Но этому плану не суждено было осуществиться, так как того солдата выдала одна женщина; если бы она знала о Фаулере, он разделил бы ту же участь. Фаулер еле унес ноги.

Впоследствии все эти действующие лица были пойманы и расстреляны или приговорены к пожизненной каторге.

В начале войны среди разведок всех других воюющих стран одна только русская разведка не имела четко слаженной системы.

В Москве, Петербурге и Киеве для шпионской работы тренировали священников. Во время победоносного захвата Галиции эти работники русской разведки установили распятия и иконы на всех важных мостах, дорогах, железнодорожных узлах и на других стратегических путях сообщения для того, чтобы помочь русскому генеральному штабу в продвижении войск. Очертания, форма и цвет всех этих религиозных эмблем служили ценной информацией.

В течение всей войны русская контрразведка оперировала, главным образом, в Скандинавии.

В Швейцарии она работала в тесном сотрудничестве с французской и британской контрразведками. Кроме того, свою работу, главным образом, морского характера, русская разведка вела в Копенгагене и в Стокгольме.

В настоящее время в Лондоне проживает один русский, служивший во время мировой войны в русской армии, который мне рассказывал следующий эпизод из истории русской разведки.

Его послали в Константинополь добыть информацию о турецко-германских военных передвижениях в ноябре 1914 года.

Он свободно говорил по-турецки, и, переодетый турком, постарался получить должность в турецком военном министерстве. Для этой цели разведчик запасся разными фальшивыми документами, которые добыл при содействии друзей и денег в турецкой столице. Я привожу его рассказ по возможности его собственными словами:

Глава ХVI Общие замечания о шпионской работе Шпиономания

Как только началась война, было установлено строгое наблюдение за всеми письмами как прибывавшими в Англию и в зону военных действий, так и посылавшимися из Великобритании. Было также установлено тщательное наблюдение за всеми иностранцами, проживавшими в Англии, приезжавшими или уезжавшими из нашей страны.

Контроль над всеми радиостанциями был передан адмиралтейству, которое установило строжайший надзор за радиопередачами.

Телеграф, телефон, каблограммы и почтовая цензура находились под контролем других органов, точно так же как и цензура над печатью; но все эти органы поддерживали связь между собой, и каждый из них имел в виду только одну цель — изъять всякие сообщения, могущие принести пользу неприятелю.

За корреспонденцией, написанной симпатическими чернилами, всегда наблюдали особенно зорко. Конечно, шпионы пользовались также и шифром, но употребление симпатических, или невидимых, чернил было излюбленным способом неприятельских разведчиков.

Слова «симпатические», или «невидимые», относятся к жидкости, которая не оставляет никакого видимого следа на бумаге, но которую можно обнаружить при помощи нагревания или химической реакции.

Вот некоторые сорта невидимых чернил, обычно употребляемых агентами разведки.

Раствор свинцового «сахара» в чистой воде не оставляет никакого следа на бумаге, когда он высыхает, но под влиянием тепла буквы становятся черными.

Азотнокислая медь при том же способе расшифровки дает красные буквы.

Буквы, написанные азотнокислым никелем, при нагревании становятся зелеными.

Бромистая медь употребляется особенно часто, так как следы ее легко обнаруживаются при нагревании и исчезают при охлаждении.

Следы рисовой воды на бумаге невидимы, но йодовая реакция делает их синими.

Серная кислота, или купорос, разведенный в воде, если писать острым концом стального пера, дает прекрасные невидимые чернила, которые при нагревании становятся неизгладимо черными.

Птичьим пером, смоченным соком луковицы или репы, также можно писать невидимые письма, которые под действием тепла становятся ярко коричневыми.

Молоко и лимонный сок являются хорошими симпатическими чернилами, но ими нельзя писать на глазированной поверхности, — бумага является одним из средств для проявления этих «невидимых чернил». Неглазированная бумага употреблялась для этой цели.

Цензура над фотографиями была очень строгая и в Англии и на театрах военных действий. В рядах действующей армии было запрещено иметь фотоаппараты. Однако везде и повсюду офицеры и солдаты не считались с этими строгостями, запретами и правилами. Было бы неблагоразумно скрывать это.

Всевозможные слухи и сплетни распространялись беспрестанно. Солдаты, приезжавшие домой в отпуск, рассказывали фронтовые новости, слышанные ими рассказы, и через эту болтовню просачивалось немало секретной информации. На крупных базах и складах правила сохранения тайны сообщались в объявлениях, которые вывешивались для всеобщего сведения. Французы читали такие плакаты во всех кафе Франции. Какой английский офицер или солдат не помнит: «Молчите! Остерегайтесь! Неприятельские уши вас подслушивают!»

Или английский лозунг, изложенный в четверостишии:

Мои замечания о различных факторах, помогавших деятельности контрразведки, были бы неполными без краткого описания работы военных собак.

Отчеты отдела военных собак изобилуют любопытными инцидентами.

Я помню германскую собаку, по имени «Фриц», о которой один английский солдат однажды сказал, что «она может все делать, только не говорить». За ней стали наблюдать с начала 1916 года. С разных пунктов фронта поступали сведения о том, что по утрам, на рассвете, солдаты видели собаку, которая внезапно появлялась со стороны неприятельских линий или направлялась к ним. Собаку видели несколько раз в течение недели, но никто не мог ее поймать. В чем состояла ее задача и где она бывала позади наших линий? Этого никто не знал.

Но в один прекрасный день тайна раскрылась. Немцы бомбардировали несколько домов, расположенных позади наших линий. В одной из разрушенных построек был найден мертвый человек в штатском, убитый взрывом снаряда. Осмотр тела обнаружил вокруг его шеи шнурок, к которому был привязан германский матрикул и пачка писем от неприятельского отдела собак. Эти копии ясно показывали, что убитый был разведчиком — переодетым германским унтер-офицером.

Было очевидно, что этот разведчик время от времени пробирался к нашим линиям и по ночам посылал свою информацию немцам с собакой. Мы установили надзор, чтобы поймать эту собаку. Для этого мы пустились на хитрость, прибегнув к помощи нашей суки «Розы». Мы подстерегали четвероногого посыльного две ночи. На третьи сутки в полночь «Роза» помчалась во всю прыть по темной пустынной улице. Мы за ней проследили и увидели, что немецкий «почтальон» побежал «Розе» навстречу. В каких-нибудь пять минут «Фриц» был пойман. При ошейнике мы нашли письмо для убитого теперь хозяина этой собаки. В письме запрашивали информацию относительно нашего ночного транспорта, для того чтобы германская артиллерия точно могла направить свой огонь. После совещания с некоторыми из главных офицеров было решено, что нет надобности посылать собаку обратно. Поскольку разведчик погиб, собака потеряла для нас опасность.

В свое время стало известно, что германцы собираются в начале 1918 года сделать отчаянную попытку разгромить союзников посредством ряда сильнейших ударов на протяжении огромного фронта.

Союзный генеральный штаб был в неизвестности относительно двух обстоятельств: когда и какими силами немцы намерены осуществить свой план.

Вдоль всего фронта с начала февраля у немцев выросло количество аэродромов, усилились ночные движения войск в ближайшем тылу. Много других признаков говорило о близости большого наступления.

Для того чтобы добыть нужную информацию, один английский офицер был отправлен на самолете и спущен на парашюте позади германских линий. Результат был изумительный.

Постепенно офицер собрал множество сведений о происходивших повсюду приготовлениях к выполнению задуманного Людендорфом гигантского наступления. Опытный глаз разведчика оценил всю ужасающую силу подготовлявшегося мощного удара. Англичанин был доволен.

Теперь нужно было вовремя передать информацию союзному командованию. Один неверный шаг, — и смерть неминуема. А судьба смелого разведчика решала также судьбу тысяч жизней.

Путешествуя под покровом ночи, разведчик сделал сотни миль пешком (он не смел доверяться поезду или другому средству передвижения) и добрался, наконец, к домику одного бельгийца, который до войны занимался контрабандой и мог пригодиться контрразведке. Переходить границу, имея при себе важную информацию, было слишком рискованно и даже безрассудно. Если он попадется потом, — не страшно, можно умереть. Но сейчас главное — доставить информацию. Кроме того, он должен был еще взорвать большой склад военного снаряжения.

Найдя бельгийского знакомого, он рассказал ему о своем неотложном задании.

— Пустяки! Мы как-нибудь передадим письмо. Моя жена имеет разрешение ехать в любое время. Только сегодня днем ее документы подписал местный германский комендант. Она уезжает завтра на рассвете.

Таким образом, подготовка крупного внезапного наступления в марте 1918 года стала известна союзникам по сведениям, полученным на неприятельской территории разведчиком.

Германцы начали свое большое наступление 21-го числа утром. Немцы продвигались по всему фронту наступления. Но в то время союзное командование поняло стратегию Людендорфа, которая состояла в том, чтобы обойти правый и левый фланги союзных армий. Германский главнокомандующий хотел вбить клин между союзными армиями, чтобы пойти на Париж.

Он надеялся, что французы отступят к юго-западу для защиты Парижа. Это означало бы повторение Марнского сражения 1914 года. Но немецкого генерала побили. Союзники отказались разделиться. Первая битва в наступлении 1918 года поставила друг против друга обе стороны, готовые к следующей отчаянной схватке. Новая битва должна была скоро разразиться между англичанами и немцами на севере.

Со шпиономанией во Франции мне пришлось столкнуться впервые во время отступления из Монса. Настроение у офицеров и у солдат было скверное. При малейшем подозрении людей убивали на месте из ружья или револьвера.

Много французов было расстреляно нашими солдатами. Много англичан было расстреляно при таких же обстоятельствах возбужденными патриотами-французами, у которых было либо слишком много, либо слишком мало воображения.

Я помню, как покойный капитан Роз, из моего же полка, подозвал меня однажды к группе пыльных и сердитых английских солдат.

Одного старого француза застали на дереве с биноклем в руках. Это показалось крайне подозрительным! Один солдат из моего полка увидел француза и стащил его на землю. Началось объяснение между людьми, не понимавшими друг друга.

Старик хотел что-то объяснить. Угрюмые английские солдаты окружали его.

— Сержант, мы его нашли на дереве с биноклем в руках.

— Расстрелять его, сукиного сына!

— Расстрелять его, презренного кровавого шпиона!

Я никогда не забуду этой сцены. Маленькая ферма, пыльная группа свирепых английских солдат, дрожащий старик, которого держали за обе руки, и на которого было направлено 12 винтовок, готовых дать залп.

Когда я с ним заговорил на его родном языке, он почувствовал облегчение, которое было и высшей степени трогательным.

— Послушайте, — сказал он мне, — в этом лесу находится свыше 50 уланов; у них имеются пулеметы, и они собираются внезапно напасть на первые войска, которые пройдут по этой разрытой дорожке, ведущей к главной дороге. Этот бинокль не мой, здесь его оставил один французский офицер.

Когда я перевел это объяснение, то прошло меньше времени, чем понадобилось мне, чтобы написать эти строки, как каждый из наших солдат понял серьезность положения.

Немедленно была собрана рота, которая выстроилась в боевом порядке и отправилась в лес, граничивший с дорогой.

Старый француз был прав. Мы нашли в лесу отряд германской кавалерии, направивший пулеметы на дорогу. Все немецкие солдаты были захвачены нами без боя. В ночной темноте, до наступления рассвета, они пришли с тем, чтобы беспокоить наши небольшие отставшие отряды.

Некоторые из инцидентов, которые я сам пережил, были не лишены юмора.

Однажды французская жандармерия прислала в генеральный штаб 3-й армии срочную телеграмму с просьбой послать меня к ним, так как они поймали шпиона около Эстера.

Я поспешил приехать, чтобы посмотреть на пойманного шпиона, которого захватили в форме британского солдата.

Этот шпион оказался солдатом ирландской гвардии. Он говорил с таким резким кельтским акцентом, что было действительно трудно что-либо понять. Солдат проводил время в одном маленьком кафе и возвращался оттуда ночью. На дороге, ведущей в Мервиль, его окликнули два французских жандарма.

Ирландец ответил на своем лучшем ирландском языке. Добрые французские жандармы, привыкшие к английскому акценту британских солдат, приняли его странную болтовню за какой-то чужой язык и арестовали позднего путника.

Я вспоминаю случай, который произошел на Сомме в 1916 году. Я провожал на автомобиле начальника полиции 3-го корпуса майора Брирлей. Мы должны были осмотреть некоторые дома около Альберта. Майор Брирлей любил производить расследования лично. Расспрашивая людей, он поставил некоторые вопросы, вызвавшие подозрение одного английского солдата, который заявил:

— У нас война. Откуда я знаю, кто вы? Нас предупредили, чтобы мы не отвечали на вопросы тем, которых мы не знаем.

— Но разве вы не видите, что я высший офицер? Я начальник военной полиции вашего корпуса.

— Возможно, милостивый государь, но…

В эту минуту появился офицер того полка, в котором служил осторожный солдат. Зная высокий ранг майора, он тут же уладил дело и стал упрекать солдата в недисциплинированности. Но майор запротестовал:

— Нет, этот солдат абсолютно прав. Я восхищаюсь его тактом. Вы меня знаете, а он — нет; ведь для шпиона очень легко пробраться за наши линии, переодевшись в форму высшего офицера.

Перед отъездом начальник военной полиции крепко пожал солдату руку и еще раз выразил ему свое удовольствие.

Во время войны меня несколько раз арестовывали, но я всегда принимал это за неизбежные случайности игры и никогда не терял своего хорошего настроения.

Мне известен случай, который имел место в конце 1918 года. Один сержант контрразведки, очень самонадеянный, ослушался приказа молодого офицера, который велел ему остановиться, когда он переходил пустынное поле. Его застрелили. Между тем, минутного объяснения было бы достаточно для того, чтобы спасти его жизнь.

Глава XVII Крылатые курьеры разведки

Само собой разумеется, что голубями часто пользовались для шпионской работы. Каждый разведчик, спускавшийся с самолета, всегда имел при себе этих маленьких крылатых курьеров.

До войны Бельгия была питомником почтовых голубей. Когда германцы в 1914 году шли на Брюссель, бельгийская контрразведка должна была уничтожить некоторые наиболее редкие в мире породы голубей. Свыше 30 000 почтовых голубей было истреблено для того, чтобы они не попали в руки врага.

Когда началась война, был создан британский отдел почтовых голубей не только для контрразведки, но и для всех родов войск.

Англичане снабжали голубями американский экспедиционный корпус. Начав в 1917 году с нескольких английских голубей и с 12 человек обслуживающего персонала, наш отдел в период перемирия состоял из 9 офицеров, 320 солдат, 6 000 птиц и имел 50 чердаков.

В начале войны французы и бельгийцы имели замечательные отделы голубиной связи. Некоторые из этих тренированных птиц отличались выносливостью и были специально отобраны для того, чтобы летать в плохую погоду и ночью.

Следующий подвиг почтового голубя (а таких подвигов были сотни) достоин внимания с точки зрения разведки.

Один агент был спущен с самолета приблизительно за 150 миль позади фронта. Надо было добыть чрезвычайно важные сведения о германских подкреплениях. Наш агент, человек мужественный и ловкий, вызвался собрать эти сведения и доставить их вовремя.

Для этой цели ему дали специального голубя с голубыми клетчатыми перьями, который должен был летать при всех условиях. Вечером того дня, когда наш разведчик был спущен, дежурный сержант отдела голубиной почты контрразведки заметил, что голубой клетчатый голубь спустился на свой чердак. К его ногам было привязано письмо, датированное 10 часами утра и содержавшее всю нужную информацию с драматическим заключением:

Маленький пернатый герой пролетел свыше 150 миль в сырую и грозовую погоду за каких-нибудь 4 часа.

Некоторые агенты, которые спускались с самолетов на парашютах, брали с собою иногда трех голубей: двух для пересылки информации и одного как последнего курьера, который возвращается в том случае, если к разведчику нужно послать самолет.

Наши агенты обычно внимательно выбирали место, чтобы укрыть своих пернатых спутников. Они взбирались на дерево и привязывали к ветке среди листьев корзину с птицами. Если сбор информации требовал много времени, то агенты взбирались по ночам на отмеченные деревья и кормили своих питомцев.

Иногда наши самолеты по заранее условленному сигналу спускали на определенном месте голубя, привязанного ремнем к маленькому парашюту. Но такой способ был очень ненадежен, так как в этих случаях птицы часто попадали в руки врага.

Я хочу здесь рассказать еще об одном подвиге.

Птицу взяли на фронт из дивизионной разведки генштаба во время упорного сражения, которое происходило по Менэнской дороге. Англичанам срочно понадобились подкрепления.

От фронта до дивизионного штаба было 9 миль. Птица была выпущена с чрезвычайно важной голубеграммой, в которой просили прислать подкрепления к вечеру. Но голубь был подстрелен неприятелем. В течение всей ночи под проливным дождем и градом, продолжалось сражение, в котором обе стороны проявляли одинаковое упорство. Забытый маленький пернатый курьер лежал раненый на мокрой земле. На рассвете птица кое-как собралась с силами, помчалась к своему чердаку и умерла раньше, чем успели отвязать письмо от ее лапки.

Птица свою миссию выполнила. Подкрепления были посланы и положение спасено.

Другой голубь из морского отдела голубиной почты, известный под именем «Крипс — Крест Виктории» пролетел 50 миль в 22 минуты, неся письмо с просьбой о срочной помощи.

Одно судно-тральщик подверглось нападению подводной лодки, которая выпустила в него несколько снарядов. Смертельно раненый, истекающий кровью шкипер Крипс написал последнее письмо и послал его со своим единственным голубем. Письмо было доставлено как раз вовремя: два миноносца пришли на помощь, и экипаж судна был спасен.

Другая птица, по имени «Счастье пилота», пролетела 200 миль в 5 часов. У одного судна испортился мотор, море сильно волновалось. Ко всему этому появились три германских самолета, которые напали на беззащитных людей. Благодаря быстроте посланного моряками почтового голубя помощь им была послана вовремя, и их жизнь была спасена.

Во время боев вокруг Вердена голубиная почта французских армий оказала им большие услуги, причем в самых тяжелых условиях.

4 июня 1916 гола командир Рейволь из форта Во оказался окруженным со всех сторон.

Доставка его последнего письма является поразительным примером работы почтового голубя.

«Шер Ами», голубь-самка, пролетела 30 миль во время большого наступления американцев у Сен-Мишеля. В каких-нибудь три четверти часа были посланы на грузовиках подкрепления в американские части, которым угрожала опасность быть окруженными.

Во время войны радио также оказало неоценимые услуги.

Но бывали моменты, когда оно теряло свою ценность. Тогда приходил на помощь почтовый голубь. Единственный недостаток голубиной почты заключается в том, что пернатого курьера можно подстрелить. Не будь такой возможности, эти бессловесные курьеры были бы совершенством.

Глава XVIII Таинственный цеппелин и разведка в Восточной Африке

Немецкий полковник Форбек был изобретательный военачальник, глубокий знаток партизанской войны и очень искусный тактик. Он имел обширные познания в области местных нравов и наречий Африки и знал районы, покрытые кустарником и болотами, не хуже местных уроженцев. Этот германский полковник, имея около 300 белокожих офицеров и 12 000 черных кадровых солдат, оказывал сопротивление 150 британским генералам, командовавшим трехсоттысячным войском, в течение всей Восточноафриканской кампании.

Наши наступающие колонны особенно жестоко терпели от внезапных атак, которые были опасны тем, что производились из-за естественных укрытий.

Германские командиры, действуя всегда в контакте друг с другом, использовали туземцев как шпионов, для того чтобы выследить наши движения и сообщить войскам Форбека о нашем расположении с помощью условных знаков, подаваемых с верхушек деревьев и холмов, или с помощью дымовых сигналов.

Шпионаж принял угрожающие размеры. Мы предупредили население, что шпионаж в ущерб нашим войскам, если он будет доказан, карается смертью.

Много местных уроженцев было захвачено на месте преступления нашей собственной контрразведкой и местными черными разведчиками.

Один араб причинил нам много хлопот, но, в конце концов, наша контрразведка поймала его.

От начала войны до июля 1915 года британские и германские военные силы в Африке вели беспрерывные военные действия на обширных холмистых пространствах, покрытых кустарником.

В распоряжении Форбека находился цеппелин «Кенигсберг», спрятанный позади запруды в реке Руфиджи. Для разрушения этого источника постоянной опасности монитор «Северн», замаскированный под плавучий остров, поплыл по течению и 6 июля 1915 года прямым огнем уничтожил цеппелин.

С тех пор германцы были отрезаны от внешней помощи, и между обеими борющимися сторонами продолжалась смертельная игра в прятки. Имея продовольствие и военное снаряжение, Форбек мог бы сопротивляться годы.

Смелость Форбека дошла до того, что он прорвался на португальскую территорию (Португалия была нашим союзником) и захватил там большие запасы продовольствия, снаряжения, пулеметов и товаров, что дало ему возможность возобновить против нас борьбу с удвоенной энергией.

Радиостанции нашего адмиралтейства прислушивались к отчаянным воплям, приходившим из Берлина. «Где вы, Форбек? Где вы?» — спрашивал беспрестанно Берлин.

Мы систематически перехватывали ответы окруженного командира. Его радиограммы гласили: «Пришлите помощь, медикаменты, амуницию, положение серьезное».

В 1917 году наша разведка узнала, что помощь будет послана. В то время Германия не знала, что мы знаем ее шифр, — я рассказал в одной из предыдущих глав, как мы завладели ее секретными кодами.

Во всяком случае, наша контрразведка должна была узнать, каким путем неприятель собирается послать помощь. В то время мы установили прочную блокаду, нигде не было ни одного германского подводного судна, кроме интернированных или же тех, которые молчаливо стояли позади своих собственных минных полей.

Возможность доставки помощи по морю была исключена. Таким образом, помощь могла прийти только по воздуху.

Было получено распоряжение выделить двух агентов английской контрразведки для одного чрезвычайно важного и совершенно секретного дела. Действуя по полученным инструкциям, я поехал в Париж и встретился там с одним коллегой по имени Мортимер. Я его хорошо знал как сержанта Мортимера, и мы часто приходили в контакт друг с другом, когда работали в фронтовых районах.

Никто из нас не знал точно, в чем заключалось дело. Мы знали только, что дело в высшей степени важное и довольно опасное. Мы пробыли несколько дней в Париже в ожидании инструкций, которые, наконец, были переданы к нам в гостиницу по телефону. Нам было приказано встретить майора Икс, одетого в форму, в 7 часов вечера того же дня около Лионского вокзала.

Мы оба приехали к назначенному часу. В огромном автомобиле нас ожидал майор, один французский и один итальянский офицеры и шофер, французский солдат.

— Где место нашего назначения, майор? — спросил я.

— Вы едете в Италию, потом куда-нибудь еще. — И он улыбнулся. — Лично, Вудхолл, я не думаю, что вы годитесь для этого дела. Вы хороший малый, но вам не хватает некоторых качеств.

Я посмотрел на них. Все они улыбались. Я не имел никакого понятия о значении их слов и тоже улыбнулся.

После некоторых дополнительных инструкций майор посмотрел на свои часы и, бросив веселое слово поощрения, пожал нам руки, попрощался, и автомобиль уехал.

Я не буду останавливаться на этом путешествии. В Понтарлье на франко-итальянской границе мы простились с нашим, проводником, офицером французской контрразведки, который помог нам перейти французскую военную зону.

Как только мы вступили на итальянскую территорию, наш итальянский проводчик, капитан Спинелло, стал гораздо общительнее.

— Я вас поведу на свидание к одному из офицеров вашей контрразведки в Турине. От него вы получите распоряжения и инструкции, но я могу вам сказать уже теперь, что дело это опасное.

— Хорошо, расскажите, — попросил Мортимер. — Я не возражаю, Вудхолл тоже не возражает. В чем дело?

— Один из вас, — сказал офицер итальянской контрразведки, — не скажу вам, кто именно, будет в штатской одежде спущен позади австрийских линий на парашюте. Потом вы поедете в Вену наиболее удобным для вас способом. Излишне говорить, что денег у вас будет достаточно. Существует только опасность, что вас могут разоблачить ввиду незнания вами языка. В остальном — все в порядке.

— Хорошо, — сказал я. — Но какова наша конечная задача?

— В Вене вы остановитесь в гостинице и будете ждать, когда к вам придет курьер. Вы его узнаете по условленному знаку и по паролю. Он вам передаст свою информацию. Это сотрудник американской разведки. Он работал для союзной контрразведки в Болгарии, с которой, как вы знаете, Америка не воюет. Американский агент выдает себя за болгарского купца, так как прекрасно говорит по-болгарски. Он будет иметь при себе соответствующие документы, так что его присутствие в Вене не вызовет подозрения властей. Тот из вас, которого спустят на австрийской территории, будет снабжен поддельными документами; он будет австрийским подданным и также торговцам. Ваша задача будет заключаться в том, чтобы вернуться с устными сведениями о том, строят ли германцы цеппелин на болгарской территории. Если возможно, нужно будет указать назначение цеппелина, характеристику его грузоподъемности и результаты летных испытаний.

Вечерам следующего дня я попрощался с Мортимером в Турине и вернулся поездом в Париж. Я не думал, что еще раз увижу когда-нибудь своего товарища, но я его увидел в Гавре.

Увы, это было последним свиданием, так как он вернулся в Англию, взял свои документы, поехал на фронт и бил убит в сражении примерно за неделю до заключения перемирия. Он мне рассказал конец этой истории.

После того как мой спутник Мортимер меня оставил, его привели на итальянский аэродром, переодели штатским и на рассвете спустили на парашюте позади австрийских линий. Ему повезло. Он попал в уединенную местность, и его смелая посадка на неприятельской земле прошла незамеченной.

Спрятав парашют под густыми кустами, Мортимер привел себя в порядок и направился к ближайшей большой дороге. К 8 часам утра он добрался до конечной станции местной железной дороги Броды и благополучно приехал в Вену.

В столице Австро-Венгрии Мортимер прибыл в условленную гостиницу, снял номер и стал ждать визита агента союзной контрразведки. Выполняя инструкцию, он занес в домовую книгу гостиницы условленное имя и определенное число точек, как например:. Борис Стражинский. Четыре точки на одной горизонтальной линии служили сигналом о том, что он приехал.

Вечером того же дня австрийская полиция посетила гостиницу и захотела поговорить с ним в вестибюле. Мортимер думал, что его разоблачили. Но опасения его были рассеяны после того, как он предъявил свои поддельные бумаги и поговорил на чистом немецком языке.

Поздно вечером постучали к нему в дверь. Он ответил по-немецки: «войдите». В комнату вошел человек и тихо закрыл за собой дверь. Мортимер несколько насторожился. Это могло быть ловушкой, которую ему расставила австрийская разведка. Он молчал.

Гость заговорил первым:

— Вы — 325 Г, и вы приехали из Турина.

Вот этой таинственной фразы, произнесенной на немецком языке, он и ждал. Несколько колеблясь, Мортимер ответил ему тоже по-немецки:

— Я не понимаю.

Если теперь гость ответит по-немецки, то это будет доказательством того, что он агент неприятельской разведки. Но сомнения Мортимера рассеялись. Союзный разведчик знал свою реплику, так как ответил на чистом английском языке:

— Все в порядке.

Собеседники пожали друг другу руки. Они тихо разговаривали в течение двух часов, в безмолвии маленькой комнаты венской гостиницы, так как Мортимер должен был затвердить наизусть все важные сообщения.

Благодаря стараниям и влиянию нового знакомого американца, который, невидимому, имел связи в официальном мире, Мортимер скоро смог уехать из Вены в нейтральную Швейцарию и оттуда во Францию. В Париже он доложил своему начальству из союзной контрразведки о результатах секретной миссии в Вене.

Наш болгарский агент сообщил, что немцы построили супер-цеппелин Л-57 в Фридрихсхафене, но что в целях сохранения тайны цеппелин, разобранный на части, будет отправлен в Болгарию, где будет собран и пройдет испытания.

Это было в самом начале 1917 года. Этот дирижабль по своей мощности, прочности и скорости целиком оправдал ожидания экспертов. Но во время последнего испытания при сильном ветре он в последнюю минуту попал в сильный шквал и грохнулся о землю как раз в тот момент, когда маневрировал, чтобы зацепиться за причальную мачту.

Тогда никто как будто бы не знал о постройке цеппелина и о его назначении, так как германцы сожгли все остатки разбитого цеппелина.

Цеппелин был построен для того, чтобы оказать помощь войскам Форбека, окруженным в Восточной Африке. Второй супер-цеппелин, постройка которого хранилась в строжайшей тайне, был изготовлен в Стакене около Берлина. С большим успехом цеппелин совершил пробные полеты по ущельям и горным долинам Малой Азии. Цеппелин, в котором воплотилась отчаянная попытка Германии одержать победу.

Нашей разведкой немедленно, были приняты меры к тому, чтобы воспрепятствовать делу, которое могло нанести ущерб делу союзников.

16 ноября 1917 года на рассвете супер-цеппелин Л-59 под начальством командира Бокгольта вылетел из Болгарии, чтобы оказать помощь Форбеку.

Цеппелин нес груз в 50 тонн, имел пять моторов и шел со скоростью 60 миль в час. Он имел на борту около 15 000 килограммов снаряжения, винтовок, ножей для джунглей, радиоаппаратов, 6 тонн медикаментов, 25 тонн бензина, 50 пулеметов.

Корабль летел над Адриатическим морем, над Средиземным морем и Ливийской пустыней в Северной Африке, потом над долиной Нила и достиг Судана.

Прилетев в горы германской Восточной Африки, он должен был приземлиться в Маконде. Для этого один человек из экипажа должен был с парашютом прыгнуть на землю, получить причальную веревку, которую ему должны были сбросить, и помочь цеппелину спуститься на землю в подходящем месте.

Неустрашимый Бокгольт крейсировал кругом несколько часов, но не получил никакого сигнала. А в это время Форбек ворвался в португальскую Восточную Африку, не зная, что пришла, наконец, долгожданная помощь от его соотечественников!!

Таковы случайности войны! Командир цеппелина был в затруднении. Приземлиться и искать Форбека в густом непроходимом лесу, в джунглях и кустарниках, не зная местности и без всякой информации, значило бы идти навстречу гибели и корабля и людей.

Но произошло событие, которое разрешило трудную задачу. Цеппелин получил из Берлина радиограмму, в которой ему было приказано вернуться, так как Форбек окружен, и надежды на его спасение потеряны. Оставалось только выполнить приказ, что и было сделано. Этот полет был одним из крупнейших достижений военной техники.

Я подхожу к самой драматической части своего рассказа.

Радиограмма, полученная дирижаблем, была подлинной. Но этому предшествовал ряд событий. Британцы видели, как цеппелин летел высоко в 15 милях к югу от Хартума, и были начеку. Еще раз вмешались разведка и радио. Наша контрразведка точно знала расположение войск Форбека, а также момент, когда полет был прекращен.

Наша контрразведка отправила в Берлин «липовую» радиограмму, которая будто бы исходила от Форбека, и в которой сообщалось, что его положение безнадежно и что помощь запоздала. Берлин принял ее за чистую монету и приказал смелому командиру цеппелина вернуться.

Германия не знала, что союзной контрразведке известны ее секреты, что мы были в курсе всех ее радиограмм.

У нас из германских источников имеется отчет о числе лиц, осужденных во время войны в Германии за шпионаж.

Этот список является в высшей степени характерным: 235 немцев, из них 56 эльзасцев; 46 французов; 31 голландец; 25 швейцарцев; 22 русских; 20 бельгийцев; 13 люксембуржцев; 5 датчан; 4 австрийца; 3 англичанина; 3 итальянца; 3 шведа; 1 перуанец.

Шпионаж производили в 170 случаях в пользу Франции, в 58 случаях в пользу Англии, в 55 случаях в пользу России, в 21 случае в пользу Бельгии и в 2 случаях в пользу Италии.

Осужденные германцы помогали, главным образом, Англии, эльзасцы все без исключения помогали Франции, голландцы — исключительно Англии, швейцарцы и люксембуржцы — Франции и России.

В значительном числе случаев разведчики работали под прикрытием германской военной формы. Это видно из того факта, что в течение первых трех лет войны было осуждено на смертную казнь за незаконное ношение формы в одном только Берлине 1 785 человек.

Антуан Мортимер 4 раза пробирался в Германию, 3 раза в Австрию, 2 раза в Болгарию и 1 раз в Константинополь.

Я не думаю, что еще какой-нибудь разведчик может похвастать таким рекордом.

Он пробрался в Германию в первые дни войны и раскрыл секрет Фоккера, голландского изобретателя. Фоккер изобрел приспособление для усовершенствования пулеметной стрельбы с самолетов. Благодаря этому неприятель в течение известного времени имел некоторое превосходство в воздушных боях.

Однако после доклада, сделанного Мортимером союзной контрразведке, наши военные власти оказались на должной высоте и ответили немцам другим, может быть, еще лучшим изобретением.

Но с особенным блеском проявил себя Антуан Мортимер в конце 1918 года, за несколько месяцев до смерти.

Союзное командование знало, что в некоторых пунктах германского фронта не хватало резервов. Рассказы пленных и вычисления контрразведки указывали на сектор, расположенный напротив британской 4-й армии генерала Роулинсона.

Но чтобы получить согласие союзного главнокомандующего Фоша на наступление, этот английский полководец должен был представить доказательства. Надо было срочно добыть факты, а для этой цели необходимо было послать в Германию дельного и храброго человека. Это специальное задание было поручено Мортимеру, так как чувствовалось, что он является одним из немногих людей, способных поехать в Германию и вернуться оттуда с определенным отчетом.

Для того чтобы в совершенстве справиться со своей задачей, Мортимер решил пробраться в Германию в форме германского пехотинца.

Последнюю свою вылазку в неприятельский тыл он совершил в конце 1918 года на самолете, одетый в форму германского офицера. Мортимера спустили где-то около Мормальского леса. С наступлением сумерек он медленно пополз к германским линиям. Вытягиваясь во всю длину своего тела, он добрался до германских колючих проволочных заграждений. Здесь Мортимер лежал в ожидании какого-нибудь изолированного патруля или отряда, устанавливающего проволочные заграждения. Спокойно и методично, с помощью режущего орудия, которое он с собою захватил, Антуан окружил себя земляным, валом. В этом своеобразном окопе он лежал две ночи, но безрезультатно.

Мортимер видел, как некоторые неприятельские солдаты ползали неподалеку и даже слышал, как они шептались между собой охрипшими голосами. Один приблизился к нему на расстояние почти пяти метров, но повернул и пополз в сторону, передвигаясь на руках и коленях.

Но на третью ночь, когда Мортимер продолжал разыгрывать роль паука, поджидающего в своей паутине муху, безмолвие было внезапно нарушено. Вдруг на него упали ослепительные лучи германского прожектора и почти в тот же момент упал снаряд большого калибра, от удара свалился мешок с песком, а за ним в бессознательном состоянии упал один немец. Прожектор еще играл на нем. Мортимер лежал, вытянувшись, как стрела. Он знал, что от выдержки и спокойствия зависит его жизнь. Еще одна секунда, и участь его решится.

Если неприятель его заметил, то Мортимер получит в свое тело пулеметную очередь. Яркие, ослепительные лучи прожектора удалились, и кругом стало темно, как раньше. Мортимеру, как он мне потом говорил, несомненно, спасло жизнь то, что он из предосторожности вымазал себе лицо в черный цвет. В противном случае его заметили бы немцы, управлявшие прожектором. Я полагаю, что они увидели, как упал их солдат, и, по-видимому, решили, что он укрывается от неприятеля.

Мортимер поволок своего пленника, находившегося в бессознательном состоянии, к британским окопам. Когда пленник пришел в себя, он дал сведения о своей воинской части, а также сообщил названия и численность других полков, расположенных по соседству с его полком. А это Мортимеру и нужно было узнать.

По росту и телосложению немец и англичанин были похожи друг на друга, но этим и ограничивалось их сходство. Мортимер был гладко выбрит и хорош собой. У немца же был плоский нос, крупные черты лица, он был бородат и форменным образом безобразен. Тем не менее, Мортимер снял с него германскую форму и протянул ему костюм хаки и пальто. Одновременно он взял у оторопевшего пленного все его бумаги, в том числе военную книжку и матрикул. Через некоторое время Мортимер стал неузнаваем. Он превратился в германского пехотинца, для того чтобы иметь возможность перебраться за германские линии.

Уладив все со своим коллегой и оставив пленного на его попечении, Мортимер покинул убежище и, прижав угрожающе палец к губам, попрощался с двумя солдатами, стоявшими в ту ночь в карауле.

Один из них так передал свои впечатления об этой звездной августовской ночи 1918 года:

После этого Мортимеру предстояло пробраться сквозь проволочные заграждения и по взрытой снарядами земле межокопной зоны прийти к одному пункту, расположенному на полмили дальше. От пленного немца он узнал, что в половине десятого какой-то полк, жестоко пострадавший после недавнего кровопролитного сражения, был сменен свежим батальоном. Благодаря темноте и общему смятению, вызванному сменой, переодетый англичанин прошел, не услышав оклика и «е встретив препятствия. Кроме того, он узнал, что у немцев многие части перемешались из-за отсутствия постоянной организованной связи. Поэтому он решил рискнуть пробраться в тыл.

Следуя за толпой германских солдат вдоль незаконченного, наскоро вырытого рва, он очутился на дороге, где собирался полк. Когда он стоял в темноте, к нему подошел офицер и спросил, почему он очутился в этом особом батальоне, тогда как принадлежит к другой части.

— Я оказался отрезанным во время сражения и вернулся в первый попавшийся укрепленный германский окоп, — ответил Мортимер.

Офицер спросил, как его зовут и в каком полку он служит, направляя ему прямо в лицо лучи переносного электрического фонаря. Мортимер на несколько секунд был ослеплен. Приказав Мортимеру, чтобы он доложил о прибытии своему унтер-офицеру, когда они придут к месту назначения, офицер ушел, и полк медленно двинулся в путь.

Незаметно Мортимер вышел из рядов и стал ждать на тихой и пустынной дороге, чтобы та часть, к которой он пристал, скрылась в темноте. Потом он быстро направился в деревню, где хотел остаться на ночь и выспаться.

В этом естественном стремлении его поощряло сознание того, что в одном маленьком кафе в 15 милях от нашего фронта он имел друзей. Его знакомыми были один француз и его дочь Мадлен.

Впрочем, он доверял своей германской форме и своему знанию немецкого языка и не опасался возбудить подозрение.

К полуночи он нашел цель своего ночного путешествия и, подобравшись ползком к задней половине дома, слегка постучал в затворенную оконную ставню. В щели ставен появился свет, и мягкий голос осторожно спросил по-французски: «Кто стучит?»

Мортимер ответил тоже по-французски, произнеся магический пароль.

Осторожно, медленно и бесшумно перед ним открылась дверь, и через несколько секунд он очутился в доме друзей.

Мортимер жадно прислушивался ко всякому слову, которое произносилось его собеседниками. Он узнал, что моральное состояние германских войск в высшей степени низкое. Германцы пока еще храбро дерутся, но у них больше нет «воли выиграть войну». Беспрерывные успехи союзников вселяли в сердца немцев черное отчаяние. Пайки были скудные, укрепления по всему их фронту слабые.

Мортимер узнал, что было еще важнее, что немцы получили распоряжение в случае усиленного натиска союзников отступить к Бапому, Перонну, Генту, к Сомме. Это было 6 августа 1918 года.

Мортимер знал, что если он будет арестован как разведчик, то германцы его расстреляют на месте. В те суровые дни положение было слишком критическим, чтобы пытать счастье.

Ему было ясно, что 2-я, 18-я и 19-я германские армии готовы и ожидают наступления союзников, но их укрепления слабы. Он смешался с толпой солдат, которых держали в непосредственном местном резерве, и ото всех слышал одну и ту же меланхолическую жалобу: — Кому это нужно? Все наши «великие наступления» окончились неудачей. С марта мы сражаемся беспрерывно, но и теперь не ближе к Парижу, чем в 1914 году. Пайки малы, мы истощены от недоедания. Кому это нужно?

Мортимер не мог не заметить, что моральный дух этого некогда мощного военного организма сломлен. Разгром должен был скоро начаться.

Теперь Мортимеру надо было вернуться со своей информацией. Мортимер должен был принять все меры предосторожности, несмотря на свою германскую форму. Он прекрасно знал, что германская тайная полиция усиленно ищет союзных разведчиков, и с этим должен был серьезно считаться. Малейший ложный шаг с его стороны стоил бы ему жизни. Но даже и в этом случае самое страшное для него было в том, что наша контрразведка будет лишена той ценной информации, которую он собрал.

Мортимер договорился с Мадлен о том, что она будет ждать у двери кафе от половины восьмого вечера до наступления ночи. Ему надо было пройти посреди улицы. Если на волосах у нее не будет никакой ленты, — значит, положение спасено. Если же на ней будет красная лента, — значит, угрожает опасность. Во втором случае он должен уйти и предоставить следующее свидание судьбе.

Идя по маленькой мощеной улице, Мортимер увидел Мадлен. Она стояла у дверей, разговаривая и смеясь с тремя немцами. В свою густую черную шевелюру она вплела красную ленту. Быстрый взгляд на пыльные мотоциклы и шинели солдат убедил Мортимера в том, что он видит работников германской тайной военной полиции. Они рассматривали бумаги всех немецких солдат, приезжавших и уезжавших из этой деревни. Но возвращаться было поздно. Надо было идти до конца.

Когда он поравнялся с этой тройкой солдат, один из них подошел к нему. — Предъявите свои документы. Среди нас есть шпион, переодетый в форму отечества.

— Откуда вы знаете? — как бы невзначай спросил Мортимер.

— Капитан Гольц встретил прошлой ночью одного странного солдата и приказал ему доложить о себе, когда они вернулся в резерв. Но на перекличке этого солдата не оказалось. Это, может быть, какой-нибудь дезертир, но наша контрразведка не хочет рисковать, так как это может быть и союзный шпион.

Немец колебался одну минуту, подозрительно разглядывая Мортимера.

— Странно, что у вас номер этой особой комплектной дивизии. Кто ваш командир?

— Князь Рупрехт.

— Нет, — огрызнулся немец, — я имею в виду вашего полкового командира.

Мортимер назвал имя, которое он узнал от пленного.

— Но ведь он в резерве, почти в пяти милях отсюда. Что вы тут делаете, вдали от своей части? Пропуск у вас есть?

Английский разведчик смотрел через плечо солдат. Он увидел белое, искаженное ужасом лицо Мадлен. Она поняла, в каком, опасном положении находится ее возлюбленный. Позади нее он мельком уловил измученное лицо ее отца.

О чем они могли думать в этот критический момент? А Мортимер ни одним взглядом, ни одним движением, не выдал своих чувств, не выдал того, что он с ними знаком. Возможно, что пришел его последний час. В одно мгновенье его маска может быть сорвана, и тогда его расстреляют как союзного разведчика.

Старший, который допрашивал английского разведчика, послал одного из полицейских агентов просить капитана Гольца прийти немедленно в штаб, а другому поручил попытаться застать командира предполагаемого полка Мортимера.

— Я оставлю здесь машину и пойду с вами. Имеете ли вы при себе какое-нибудь оружие?

Германский полицейский агент основательно его обыскал, приказав двум солдатам направить на задержанного винтовки.

Он ничего не нашел при английском разведчике, кроме военной книжки, взятой у германского пленного. Он ее забрал.

— Если вы тот, который значится в этой книжке, дело будет в порядке. Если же нет, тем хуже для вас. Давай двигай! Нам нужно пройти около трех миль, а наступает уже вечер.

Мортимер живо сообразил.

— Разрешите мне пойти напиться. У меня страшная жажда.

— Нет.

— Попросите тогда эту француженку, чтобы она мне принесла попить.

— Нет.

— Идите к черту, а я пойду напиться, — и англичанин стремительно помчался в сторону кафе.

— Живо! — Мадлен протянула ему автоматический револьвер, который, как он знал, она спрятала в своей блузе.

Это было сделано достаточно проворно, так как не успел Мортимер сунуть револьвер в карман, как немец набросился на него, направив в упор дуло револьвера.

— Еще одно движение, и я вас застрелю.

— Убейте меня, если хотите, и когда вам угодно, но я напьюсь.

Немец опустил револьвер. Кто знает, возможно, он думал, что задержанный им человек будет пить последний раз в жизни. Он смягчился. Мадлен подала Мортимеру целый стакан белого вина, которое он выпил до последней капли и протянул стакан, чтобы ему налили вина еще. Но в это время немец вдруг рассердился, вырвал стакан и бросил его на пол.

— Пошли! — сказал он и грубо ткнул револьвер Мортимеру в пояс.

— Пошли!

— До свидания, мадемуазель! Мы еще увидимся.

Немец, очевидно, принял эту реплику за шутку или за браваду.

Во всяком случае, он не придал значения этому замечанию и лишь твердил:

— Пошли!

В тот момент, когда они уходили из кафе, вернулся агент, посланный для того, чтобы найти капитана Гольца.

Капитан ждал в штабе. — Скорей!

Было темно. Оставив свой мотоцикл около мотоцикла начальника, агент встал по правую сторону Мортимера. Так они безмолвно шли по дороге, ведущей к разоблачению Мортимера и его гибели.

Направо англичанин мог видеть верейские огни, которые светили со стороны фронта.

Теперь или никогда! Еще немного, и будет слишком поздно, чтобы всем рискнуть. Мортимер был человеком действия.

С быстротою молнии он нанес дулом своего револьвера мастерский глухой удар конвоиру, который тут же свалился, перекувырнулся, захрипел и затих.

Второй конвоир, опомнившись от неожиданности случившегося, прицелился в Мортимера, но тот повернулся и побежал открытым полем по зигзагообразной линии, по направлению к озаренному горизонту.

Германский полицейский агент был, однако, упорен. Он стал преследовать Мортимера и открыл стрельбу. Англичанин понял, что лучше положить конец этому. Он не любил лишать людей жизни, но на войне как на войне!

Его жизнь или жизнь немца? Мортимер был искусным стрелком. Он повернулся к немцу лицом, взял твердый прицел, выстрелил, и преследователь повалился. Мортимер подошел к лежавшему человеку, держа в руке револьвер наготове, и убедился, что выстрел попал в цель. Человек лежал без движения. Мортимер перевернул тело и увидел, что немец мертв.

В самой гуще войск германского фронта можно было не опасаться разоблачения. Пристав к отряду, устанавливавшему проволочные заграждения, он скоро очутился на открытом пространстве между германскими и нашими линиями.

В то время германские солдаты часто перебегали на нашу сторону. Мы к этому стали привыкать. И поэтому, когда Мортимер «сдался», никто не обратил на это особого внимания.

Перебежчика отвезли на автомобиле под конвоем в генеральный штаб. Его скоро отпустили, и британская контрразведка не замедлила получить всю доставленную им информацию.

В то утро, на рассвете, вся британская 4-я армия тронулась в поход. В течение трех дней она все сметала на своем пути. Знаменитая линия Гинденбурга была также разгромлена.

Фактически 8 августа начался полный разгром старой императорской германской армии.

Глава XIX Контрразведка генерального штаба и сражающиеся солдаты

Как я старался показать в предыдущих главах, шпионская работа разветвляется на целый ряд систем. Война сделала несостоятельной старую трафаретную теорию, согласно которой разведчик должен оперировать либо в нейтральной стране, либо позади неприятельских линий.

Война с ее гигантскими потрясениями создала и для германцев, и для союзников много новых видов шпионской работы. Каждый генеральный штаб знал, что пленники будут, и что между ними всегда найдутся такие, которые будут говорить. В военной истории этот прием разведки применялся давно.

Особая тактика немцев давала иногда временные и очень дорого стоящие успехи Фалькенгайну, Людендорфу и Гинденбургу, но нападение не дало ни одной решительной победы.

После выхода России из союзной коалиции германцы имели определенное превосходство над союзниками во Франции. Но вмешательство Соединенных Штатов дало снова перевес союзникам. Для германцев не было выбора. Они должны были победить теперь или никогда.

Наша контрразведка напряженно работала. Мы знали, что Людендорф перебросил с русского фронта на западный миллион человек и три тысячи пушек. На оккупированной территории в большом обилии появились свежие войска. Людендорф и фон дер Шуленбург организовали большое наступление. Но когда и где должно было оно начаться?

По плану германцы должны были сперва напасть на англичан и разгромить их армию, а потом разбить французов.

Перед первой большой атакой 21 марта 1918 года наша контрразведка была предупреждена о предстоящем наступлении многочисленными траншейными налетами в глубь передовой зоны наступающих войск. Кроме того, получалась ценная информация из внутренних источников и от людей, которых мы спускали с самолетов позади неприятельских линий.

Работники всех секторов контрразведки, работники нашего летучего отряда, а также и рядовые солдаты докладывали о необычайных передвижениях неприятельских войск. Массовые движения войск далеко за линией фронта, войска на железных дорогах, новые аэродромы, склады военного снаряжения, больницы и полевые лазареты — все это тянулось длинной линией, идущей от фронта по ту сторону театра военных действий.

Наши специально отобранные люди совершали ночью набеги на германские передовые окопы и возвращались со сведениями, которые подтверждали имевшуюся уже у контрразведки информацию.

Ожидали гигантских и кровавых сражений. Британский генеральный штаб предупредил французский, что следующий удар будет направлен против Н-ского фронта. В доказательство того, что я говорю, мне достаточно привести выдержку из книги «Мировой кризис» Уинстона Черчилля.

Эта книга имела бы большой пробел, если бы я не рассказал еще об одном ловком ходе контрразведки. Во время войны наши генералы произвели много выдающихся военных операций, в которых тайна была существенным элементом успеха.

Применение танков явилось торжеством хорошо сохраненной тайны.

В течение некоторого времени танки буквально парализовали врага. Неожиданность появления этого оружия была для немцев настолько потрясающей, что если бы танк тогда имел более совершенную конструкцию, то союзные армии, наверное, могли бы немедленно приступить к победоносному окончанию войны.

14 октября 1914 года 7-я дивизия готовилась занять позиции напротив Ипра.

Генерала Роулинсона волновал вопрос о численности германских сил, которые двигались на нас из Антверпена. Но неожиданно утром в двух милях от города был подбит немецкий самолет, и два германских летчика были взяты в плен.

При них нашли ценную информацию относительно намерений и тактики продвигающихся германцев. Их допрос оказал нашей контрразведке большую помощь, предупредив фронт о постепенно надвигающейся грозной опасности.

Превосходство информации о неприятеле в сочетании с великолепным героизмом наших солдат позволило нам сдержать, отпарировать и, наконец, остановить навсегда стремление германцев к портам Ла-Манша. Главным смазочным маслом для механизма оперативного отдела была информация о неприятеле.

Выдающийся писатель Фредерик Морис передает замечательный рассказ об одном великом английском солдате. Не могу не привести на этих скромных страницах одно очень важное место из рассказа Мориса:

Глава XX Американская разведка

Майор Россель, бывший начальник контрразведки американского экспедиционного корпуса, сообщает замечательный эпизод из практики шпионажа, который ставит американскую систему контрразведки на почетное место в общей системе союзной разведки.

Маршал Фош, Дуглас Хейг, генерал Першинг и другие союзные руководящие офицеры собрались в одном замке в Северной Франции, чтобы рассмотреть важные вопросы, связанные с усилием Людендорфа сокрушить силы союзников.

Удар уже был нанесен, и английская 5-я армия это почувствовала.

Необходимо было добыть больше информации. Фош и Хейг знали, что этот первый удар был прелюдией к другим, которые должны были последовать. Нужно было во что бы то ни стало узнать планы германцев.

Американцы великолепно справились с этой задачей.

По словам майора Росселя, на совещании присутствовал полковник Р., уполномоченный по работе контрразведки штаба генерала Першинга.

Было отобрано четыре человека из американской разведки и устроено совещание с другими работниками союзной контрразведки, чтобы совместно рассмотреть планы в связи с этим смелым шагом.

Испания была выбрана как исходный пункт для выполнения этого задания. Британская и французская сеть контрразведки обнимала всю Испанию. Американская контрразведка требовала, чтобы и ей было разрешено иметь в Испании свои разветвления.

Дальше я буду называть этих искусных и бесстрашных американских разведчиков: «начальником», «полковником», «майором» и «инженером».

«Полковник» был назначен первым. Он свободно говорил по-испански и в совершенстве знал Испанию и обычаи ее народа. Он должен был перейти границу и заявить, что он беженец, что его неправильно обвиняют в подделке документов и что он озлоблен против союзников, особенно против американской армии. Он сочувствует германскому народу и, кроме того, у него имеется ценная информация относительно американской армии, ее численности, расположения, вооружения и планов.

«Начальник» и «майор» должны были переправиться в Испанию через Гэндей, для того чтобы помочь «полковнику» в выполнении его плана.

Не имея при себе никаких документов, «полковник» отправился в свое опасное предприятие. Хорошо ли, плохо ли, но первый шаг был сделан. Приехав на франко-испанскую границу в город Гэндей, он переночевал в довольно скромной гостинице.

На следующее утро, согласно условленному плану, он был на глазах у многих наблюдателей арестован «начальником» и «майором» как опасный преступник и отведен в американский лагерь.

Было объявлено, что американская полиция задержала опасного преступника — американского гражданина. Эта новость распространилась по всему городу, что и требовалось по замыслу разведки. Испанские жандармы и караульный отряд на интернациональном мосту проверили арестованного с целью выяснения его личности.

Чтобы убедиться, насколько удовлетворительно выполнен план и насколько сплетня об «опасном американском преступнике» сделала свое дело, «майор» совершил поездку внутри страны и произвел негласное расследование.

Вечером он вернулся с сообщением о том, что произведенный ими шум дал резонанс сверх всякого ожидания. Этот арест стал известен в Сан-Себастьяне, где находился центр германской разведки. В этом городе знаменитая пятерка направляла шпионскую работу Германии.

Теперь пришло время действовать. «Полковнику» надо было сбежать. Его могли расстрелять при попытке к бегству. Надо было решиться.

При смене часового в полночь «полковник» совершил побег. Стреляли во всех направлениях. Полиция и испанские солдаты поспешно бросились искать беглеца. Всю эту ночь и в следующие дни «начальник» и «майор» организовывали облавы. План выполнялся с точностью.

Скоро распространился слух о том, что «полковник» — в Сан-Себастьяне. Туда послали «начальника» и «майора».

«Полковника» нужно было по возможности измытарить, для того чтобы убедить агентов германской разведки, которые следили за действием американцев, что этот человек является тем, за кого его выдавали, т. е. преступником, которого неловкая американская полиция пытается разыскать.

Во время заранее предусмотренного отсутствия «полковника» «начальник» и «майор» ворвались в гостиницу, где он жил, и произвели там обыск, устраивая при этом суматоху и беспорядок, для того чтобы привлечь как можно больше внимания окружающих.

Когда «полковник» вернулся после отъезда его друзей, он выразил свое глубокое негодование заведующему гостиницей.

В это время к нему подошел человек и многозначительно, ровным тоном сказал ему, что если «полковник» его проводит до своей комнаты, то он даст ему некоторую информацию относительно тех, которые рылись в его комнате.

В ответ «полковник» разыграл свою роль.

— О, вы знаете, кто это? Вы знаете все относительно меня? Я надеюсь, но я не знаю, кто вы. Идите к себе в комнату. И потом, кто знает, я, может быть, погибну. За кого вы меня принимаете? Мы переживаем странные вещи в эти дни. Но скажите мне номер вашей комнаты на случай, если я переменю свое мнение и решусь довериться вам.

«Полковник» ушел, а его новый доброжелатель сообщил ему номер своей комнаты.

«Полковник» чувствовал, что этот человек является агентом германской разведки. После обеда он решил сделать шаг к сближению с ним. Он знал, что за ним следят со всех сторон. Поднявшись на первый этаж гостиницы, «полковник» постучал в дверь; ее тут же открыл его утренний знакомый.

Войдя в комнату, он увидел четырех человек, сидевших за столом. «Полковник» догадался, что перед ним германская шпионская организация.

Он был учтиво представлен всем присутствующим в комнате.

— Мы знаем ваши обстоятельства, — сказал один. — Если вы нам поможете, то, может быть, и мы вам поможем. Говорите ли вы по-немецки?

— Нет, — ответил «полковник», — только по-испански и по-французски (на самом деле он свободно говорил по-немецки).

Оставив на минуту полковника, они устроили срочное совещание. Шпионы говорили по-немецки, и их «гость» все понял.

Однако он держался перед ними безучастно, как бы не понимая ни слова из их беседы.

С простодушием, характерным для тевтонского склада ума, немцы сразу прониклись уверенностью, что он охотно будет работать для них.

Потом председатель группы обратился к «полковнику» по-испански:

— Мы — работники германской контрразведки в Испании, нам нужны надежные агенты. Если вы будете работать для нас, мы вам будем хорошо платить. Нам нужна информация, вы можете добыть ее. Если вы нам честно будете служить, — хорошо. Если же вы будете играть двойную игру, то где бы вы ни укрывались, мы вас найдем и убьем. Таковы условия. Если это предложение для вас неприемлемо или если оно вас пугает, то скажите об этом теперь же, в противном случае идите с нами и служите нам честно.

«Полковник» ответил, что ему нужно некоторое время для размышления.

— Хорошо, мы вас будем ждать в 15 часов 30 минут. Пока всего хорошего — и, надеюсь, мы не прощаемся.

В назначенный час он пришел.

— Я принимаю ваше предложение. Американцы назначили цену за мою поимку. Я не виновен. Все то, что я сейчас хочу, — это отомстить.

Немцы выразили ему свое сочувствие. Они ему сказали, что он может рассчитывать на защиту со стороны могущественной Германской империи. У нее крепкая рука, и ее кулак всегда готов сразить врагов ее верных слуг.

После этого короткого вступления председатель изложил сущность первого поручения:

— Американцы недавно захватили нашего агента в одном из своих базовых портов. Его скоро будут судить как шпиона. Этот человек, которого они знают под фамилией Мюллера, является в действительности представителем германской аристократии. Кайзер очень хочет, чтобы этот человек сбежал.

Вы этому должны содействовать. Для этой цели вы вернетесь во Францию. Само собой разумеется, что мы вам окажем всемерную помощь. Если вы не можете устроить его побег другими средствами, попытайтесь подкупить часовых: за деньгами остановки не должно быть. Вам их дадут столько, сколько нужно для этого дела.

Сообщив «полковнику» о месте заключения знатного германца, председатель расспросил его о чертежах и о каком-то грузовом автомобиле и пушке, которые имеются в американской армии.

— Работая по делу освобождения нашего соотечественника, вы можете одновременно постараться раздобыть чертежи этого изобретения, которые очень нужны нашему генеральному штабу во Франции.

«Полковнику» дали значительную сумму денег для предварительных расходов. Он должен был выдавать себя за испанца и разъезжать с паспортом, который давал ему возможность путешествовать по всей Франции, не подвергаясь никаким стеснениям.

На следующее утро «полковник» покинул гостиницу, уверившись, что за ним не следят.

Приехав на испанскую границу, переодетый, не стесняющийся в средствах и с испанской визой на паспорте, он немедленно получил разрешение ехать дальше. Для непосвященных это был крупный чиновник, приезжавший во Францию по срочным делам, касающимся испанского правительства.

В поезде «испанца» проводит в его купе «майор». Они хотели остаться наедине, но это им не удалось. Двое пассажиров вошло в их купе. Однако «полковник» сумел передать «майору» записку. Там было сказано: «Идите на станцию, где вы меня увидите, когда я сойду с поезда». «Майор» так и сделал. В маленьком зале ожидания после отхода поезда они пожали друг другу руки. «Полковник» рассказал «майору» всю историю, и они условились встретиться в Париже. Оба агента сели на следующий поезд и ехали как незнакомые в разных купе. В Париже «испанец» поселился в спокойной гостинице, где его вскоре навестили «начальник», «майор» и «инженер».

Они горячо обсуждали вопрос об освобождении знатного германца. Все чувствовали, что если этот высокорожденный пленник будет освобожден, то потом можно будет сделать с германской разведкой все, что угодно. Это был козырь. «Начальник» зашел в генштаб, чтобы разыскать дело этого столь важного пленника. Заключенному угрожала смертная казнь, и было решено, что приговор будет приведен в исполнение.

Американец страстно убеждал высшего офицера, которому было поручено это дело, что пленник очень важен для союзной контрразведки, что он нужен как агент для особого поручения.

Офицер сказал:

— Вы, очевидно, не знаете всей важности этого «пленника».

— Нет, — ответил «начальник».

— Так вот — это князь Иоахим, любимый сын кайзера.

Вскоре «начальник» узнал всю эту историю.

В Ля-Рошели в доках схватили молодого человека, пытавшегося зажечь навес, под которым находилось много авиационного оборудования. Так как он отказался дать какую-либо информацию о Германии, то американцы посадили его на время в тюрьму.

Задержанный не говорил о том, кто он такой, до приближения срока его казни. Но, как было сказано выше, подлинное лицо пленника стало известно. Тем временем германцы делали энергичные усилия, чтобы дипломатическим путем или другими способами добиться освобождения пленника, присвоившего себе имя Мюллера.

Для целей союзников этого человека надо было выпустить во что бы то ни стало. Высший офицер был введен в курс дела. Тогда было решено, что американская группа контрразведки разыграет заранее разученную роль на сцене тюрьмы, где содержался Мюллер.

«Полковник», еще пребывавший под видом испанца, был «арестован» своими коллегами как подозрительный и помещен в тюрьму, где сидел Мюллер. Американец скоро вошел с ним в контакт. Составили заговор.

— Я проник сюда по распоряжению германской разведки и хочу помочь вам бежать. Когда выйдете на вечернюю прогулку, вы увидите человека, который будет вам кивать головой, это будет частный посетитель, и тогда спасайтесь бегством. Я буду ждать за воротами с автомобилем.

Таков был его план.

Мюллер был восхищен. Он обещал повиноваться. На следующее утро «начальник» навестил дежурного офицера французской контрразведки и попросил его выпустить «испанца», так как все оказалось в порядке. Начальник тюрьмы получил соответствующее распоряжение, и «испанца» выпустили в это же утро. Прежде чем уйти, он успел сделать последнее предупреждение узнику: «сегодня вечером».

Как раз в тот момент, когда Мюллер вышел на вечернюю прогулку, «майор» появился у ворот тюрьмы в форме офицера американской армии. Часовые отдали ему честь. Автомобиль «майора» стоял за стенами тюрьмы. Это была большая мощная машина с сильным мотором, сконструированным так, чтобы можно было перейти на полную скорость в десять секунд. Мотор работал.

Когда «майор» вошел через калитку в тюрьму, «полковник» прошел к сиденью шофера. «Майор» отвлек внимание шофера в другую сторону, и в эту минуту узник вышел из ворот. Одного сигнала было достаточно, чтобы он устремился к автомобилю. Часовой помчался за ним в сопровождении «майора», который поскользнулся и ловко упал на спину, увлекая за собой часового. Через секунду «майор» бросился к калитке и стал стрелять из своего автоматического пистолета по уезжающему автомобилю. Пока часовой добрался до калитки, машина исчезла. Была организована погоня, но беглецов не нашли. «Полковник» и «Мюллер» благополучно добрались до Испании; границу они перешли по хорошо известной им дороге, отмеченной группой контрразведчиков.

По приезде принц был радостно принят хозяевами «полковника» из германской контрразведки. «Полковник» был предметом восхищения кайзеровских авантюристов и, что важнее всего, он завоевал полное доверие всей германской контрразведки.

Его преданность германскому делу была установлена. Некоторое время спустя «полковник» снова поехал во Францию; на этот раз с заданием достать для Германии чертежи недавно сделанного важного изобретения.

— Я знаю одного нужного человека в Париже, — сказал «полковник» германскому начальнику, — который за большую сумму денег даст вам то, что вы хотите.

Принц не захотел, чтобы «полковник» вернулся во Францию.

— Он слишком храбрый человек. Он идет на верную смерть. Кроме того, я ему так много обязан, что ничем не смогу уплатить свой долг. Он мне спас жизнь, — говорил принц.

После долгих споров «полковник» получил разрешение ехать. На этот раз он въехал во Францию другим путем и при совершенно других обстоятельствах.

Один опытный испанский проводник, который знал каждую пядь земли в горах, должен был проводить его во Францию. В темную ночь, когда бушевала гроза, они отправились в путь, с тем чтобы перейти границу. Горная тропа, по которой они шли, таила в себе множество опасностей даже в прекрасную погоду; одни только контрабандисты знали ее.

Когда путники поднялись по тропинке, она местами стала до того узка, что лишь несколько сантиметров отделяли их от края пропасти в несколько тысяч футов глубиной: один толчок, и смерть неминуема.

Американец и проводник насквозь промокли. Скользя, скатываясь, а иногда ползая на четвереньках, они начали спускаться вниз.

На рассвете они увидели Францию.

Убедившись в том, что поблизости нет часовых, путники пробрались украдкой в одну маленькую деревню. Тут «полковник» простился со своим другом контрабандистом.

Прячась по ночам и путешествуя днем, «полковник» избегал городов, как чумы. У него не было никаких документов. Но ему повезло. Американский грузовик взял его с собой, так как он представился человеком, направляющимся в Париж для того, чтобы поступить в американский экспедиционный корпус.

В Париже он остановился в прежней гостинице, где его вскоре посетил «начальник» и другие товарищи. Все они были восхищены его возвращением, так как сильно беспокоились, не получая со времени его бегства никаких известий о нем.

Теперь начинается новая фаза в приключениях «полковника». Его послали для того, чтобы достать секретные чертежи недавно изобретенного американцами танка.

«Начальник» и «майор» совещались относительно того, как ввести германцев в заблуждение какими-нибудь никчемными чертежами.

Для помощи пригласили «инженера». Ему указали все опасности этой задачи, где единственной наградой может оказаться расстрел у каменной стены на рассвете, но «инженер» был храбр.

— Я решился, — сказал он, — я хочу помочь делу.

Он принялся за работу, достал схемы и чертежи какого-то мотора и механических частей, с помощью которых можно было надуть германцев. «Инженер» должен был вернуться вместе с «полковником» и говорить на таком техническом языке, чтобы начальники германской контрразведки в Сан-Себастьяне ничего не могли понять.

Под предлогом, что они ищут германских дезертиров, друзья поехали к испанской границе, пробрались очень осторожно в горы, и явились к германской пятерке в Сан-Себастьяне.

«Инженер» пытался объяснить немецким контрразведчикам на техническом языке привезенные чертежи, но, как он этого и хотел, подробности оказались слишком сложны для того, чтобы их могли понять. «Инженер» намеренно их запутал.

Тогда было решено, что единственным выходом является посылка «инженера» в Германию. Но когда «полковник» предложил этот план «инженеру», последний отказался поехать без «полковника». Тогда принц Иоахим вмешался в переговоры.

Его сильно интересовали планы «полковника», и он разрешил основной вопрос, заявив, что оба поедут в Германию вместе с ним.

— А как? — спросил «полковник». — Через Францию невозможно, через нейтральные страны также нельзя, потому что все союзные разведки знают меня. Меня арестуют на первой пограничной заставе.

— Не беспокойтесь, — ответил принц, — у нас имеется регулярное сообщение между Испанией и Кильским каналом.

Уже свыше трех лет, как наши подводные лодки курсируют по этой линии. До сих пор было только два несчастных случая на этой секретной линии. Вы должны решиться рискнуть.

Я с вами поеду и буду отвечать за вашу безопасность перед нашим генеральным штабом.

На этом и договорились.

Ожидаемая подводная лодка прибыла через два дня. «Полковник» слышал, что капитан рассказывал пятерке о том, как в английском Ла-Манше два контрминоносца гнались за ним несколько часов. Он избежал катастрофы тем, что нырнул и опустился на дно на очень большой глубине и оставался там около шести часов.

— Эти англичане порядком надоели нам, командирам подводных лодок! — сказал он многозначительно.

Члены германской пятерки переглянулись друг с другом. Они знали этого командира подводной лодки. Это был человек опытный, твердый и решительный. Если он говорил, то обдумывал свои слова.

Когда капитану сказали, что ему придется взять на борт трех пассажиров, он заявил, что не возьмет ни одного. Но принц Иоахим настоял на своем, и дело было улажено.

С наступлением, сумерек маленький отряд был доставлен на лодке к подводному кораблю. Оба разведчика были помещены в маленьком купе. Капитан предупредил их, что там они будут жить до конца рейса.

— Не выходите из вашей кабины. Мой экипаж не любит ни англичан, ни американцев. Вас могут ударить. Матросы не понимают методов разведки.

Так они провели все плавание. Один раз их навестил принц и вежливо осведомился об их здоровье. Но кроме этого визита, а также ежедневного посещения одного германского младшего офицера, который приносил им пищу, ничего не происходило, что могло бы нарушить однообразие этого путешествия.

Наконец, рейс окончился, и лодка всплыла на поверхность в германских территориальных водах у укрепленного входа в Кильскую гавань.

Когда американцы высадились на берег, принц повел их по большой гавани для подводных лодок к близлежащим казармам, велел им ждать, а сам пошел к командующему морской базой.

Во время ожидания они обратили на себя внимание многих офицеров. Один офицер, который вышел из дома командующего, остановился около них и заговорил по-английски.

Он задал им несколько вопросов об их национальности, потом осведомился, говорят ли они по-немецки. Когда ему ответили отрицательно, он обратился к группе наблюдателей и сказал по-немецки:

— Эти двое американцев — предатели, они уже продают свою родину.

Потом у дверей появился принц и дал им знак следовать за ним. Их представили генералу, который свободно говорил по-английски.

— Мне сказали, что вы спасли жизнь его королевскому высочеству. Германия вам вечно будет обязана. Пока вы будете здесь, под моим попечением, вы можете рассчитывать на полный личный комфорт и на мою защиту.

Все улыбались и кланялись, когда принц распрощался и ушел. Американцы видели его в последний раз.

Потом генерал обратился к ним и сказал:

— Я назначил офицера для вашего личного обслуживания. Он будет вместе с тем переводчиком. Я пошлю за ним, — и он нажал кнопку на своем столе. Послышался стук у дверей, и в комнату вошел офицер. — Вот капитан Шмидт, — сказал генерал. «Полковник» и «инженер» вытаращили глаза от изумления.

Это был тот самый офицер, который недавно так оскорбительно отозвался о них. Глаза у них разгорелись, когда они пошли за ним.

Устроив бегство принца Иоахима, «полковник» и «инженер» завоевали доверие германской разведки и приехали в Киль с «липовыми» чертежами американского танка вместо настоящих, которые они должны были достать.

Они пробыли в казармах почти два дня. На второй день вечером капитан Шмидт велел им быть готовыми ехать на следующее утро в генеральный штаб. Наконец-то, они увидят мощную контролирующую машину императорской германской армии!

В течение всего следующего дня они ехали в закрытом купе первого класса и вечером прибыли в Кобленц. Их отвели в маленькую гостиницу, и капитан Шмидт предложил им привести себя в порядок. Им разрешат выходить от 10 утра до 5 часов вечера, но они должны выдавать себя за испанцев; для этого им вручили два удостоверения личности на случай, если на улице ими заинтересуются сотрудники германской контрразведки.

На следующий день они пошли в одно маленькое, но изысканное кафе. Там они разговаривали по-испански на общие темы и так тихо, что их не мог бы понять кто-либо желающий подслушать беседу.

Посидев в кафе с полчаса, «полковник» заметил, что одна довольно миловидная девушка, очень изысканно одетая, все время смотрит на них. Он сделал вид, что ничего не замечает, но каждый раз, когда его глаза глядели в ту сторону, они встречали настойчивый взгляд этой женщины.

Собираясь уйти, они стали искать официанта, но не успели 'расплатиться, как к их столику подошла эта женщина и заговорила с ними по-испански.

— Извините меня, но мне кажется, что вы иностранцы. Я предполагаю, что вы испанцы. Официант мне это подтвердил.

— Да, — сказал «полковник», — я вижу, что вы говорите на нашем языке. Садитесь с нами. Выпейте стакан кофе. Как приятно слышать родную речь в устах такой очаровательной особы, как вы.

Молодая женщина села за стол, и все трое разговаривали свыше часа. В конце концов, они условились встретиться завтра в этом же месте.

Когда они вернулись к себе в гостиницу, «полковник» обратился к «инженеру».

— Это разведчица! Ее подослали для того, чтобы нас выслеживать. Возможно, что она будет ухаживать за одним из нас для того, чтобы попытаться выпытать кое-что. Я думаю, что она метит в меня, и я постараюсь сыграть свою роль.

С тех пор новая знакомая встречалась с ним каждый день. Через неделю пришел Шмидт и сказал, что «инженеру» придется ежедневно ходить в отдел авиации и механики для того, чтобы рассмотреть чертежи вместе с германскими экспертами. Пока генеральный штаб не готов принять «полковника», и он может располагать своим временем наилучшим для себя образом.

Оба разведчика чувствовали, что германская разведка играет ими. Они нужны ей только временно. Все указывало на это.

— Если они хотят вас прогнать, не допустите этого, — сказал «полковник» своему товарищу. — Это будет для вас верная гибель. Когда они добудут информацию, нам будет конец. Я очень ясно вижу их намерения. Они нас перехитрили.

В таком случае наша миссия будет бесплодной и все жертвы, которые мы принесли, окажутся напрасными. Во всяком случае, если придется умереть, — умрем вместе.

Но произошло нечто непредвиденное, что совершенно изменило положение. Грета, германская разведчица, влюбилась в «полковника». Однажды днем она сказала ему:

— Меня послали для того, чтобы обольстить вас, но вместо этого я стала жертвой своего собственного чувства. И это я, Грета, которая думала, что недоступна для таких вещей!

Она была глубоко взволнована.

— Давайте завтра встретимся в парке, а не здесь; я хочу вам многое рассказать.

В ту же ночь оба американца рассмотрели положение со всех точек зрения. Оба инстинктивно чувствовали, что они под угрозой разоблачения. Это было лишь вопросом времени.

«Инженер» был уверен, что германские эксперты работали. Их заинтересованность была большая; как только они будут знать об этом изобретении все, что можно, его отправят внутрь страны для того, чтобы он помогал конструировать танк. Американцы знали, что это значит. На рассвете они решили отправиться внутрь страны при первой же возможности.

Рано утром к ним постучал Шмидт. Обращаясь к «полковнику», он сказал:

— Вы пойдете со мною в 10 часов утра в генеральный штаб, ваша аудиенция теперь подготовлена.

В 10 часов утра Шмидт повел его по городу и, наконец, привел в большую гостиницу. За конторским столом в огромной комнате, стены которой были увешаны большими картами, стоял Гинденбург.

— Я извиняюсь, что заставил вас так долго ждать свидания со мною. Дело в том, что я редко бываю здесь. Я знаю все относительно вас и выразил желание лично вас увидеть. Мое время дорого. Большие события должны развернуться. Расскажите мне по возможности коротко, что вам известно об американских силах во Франции.

«Полковник» разговаривал с ним целый час. Он говорил:

— Два миллиона американцев находятся на пути во Францию. 750 тысяч человек уже сейчас на фронте. Американцы имеют 5 тысяч самолетов, 2 тысячи пушек; еще прибудут тысячи солдат. Миллионы тонн военного снаряжения и продовольствия, — таково было содержание его рассказа.

Маршал изменился в лице. Он был явно взволнован. Для него это сообщение было предвестником надвигающегося бедствия. Некоторое время он молча ходил по комнате, потом, подойдя к своему столу, нажал кнопку.

— Довольно, я еще пошлю за вами.

Капитан Шмидт открыл дверь; аудиенция была окончена. Когда они вышли из гостиницы, капитан оставил «полковника».

— Вы знаете, куда вам идти и что вам делать. Я за вами зайду, если вас потребуют.

В тот же день «полковник», который почувствовал влечение к германской разведчице, пришел в парк на назначенное свидание. Грета его ждала.

— Слушайте меня внимательно. Слушайте, мой возлюбленный, так внимательно, как до сих пор вы никогда не слушали. Вы оба осуждены на смерть. Я знаю, кто вы. Наша разведка знает ваши биографии. Вы оба американские офицеры. Меня не занимает вопрос о том, искренни вы или нет. Меня не занимает вопрос о том, являетесь ли вы американским преступником. Наша разведка склонна думать, что нет. Она говорит, что вы оба агенты американской разведки, оба союзные шпионы, играющие хитрую, но безнадежную игру. На этот раз вы зашли слишком далеко. Не бойтесь. Доверьтесь мне. Я нашла выход. Сегодня ночью я приду к вам в комнату.

К тому времени я буду знать, выполняются ли мои планы.

Вечером того же дня оба американца, с напряженным вниманием ждавшие в своей комнате эту женщину, услышали ожидаемый стук в дверь. Грета пришла, как было условлено.

Ее приход к американцам не должен был казаться подозрительным немецким разведчикам. По их мнению, она, как разведчица, разыгрывала роль любовницы.

План, который она развернула перед американцами, казался невероятным, невозможным. Однако они были в ее руках. Если она играет двойную игру, они погибли. Если они будут продолжать свою игру, они также погибли. Какая разница? С другой стороны, если она действует искренно, то их миссия будет выполнена успешно, успешнее, чем этого можно было ожидать.

— Я заручилась помощью двух полковников генерального штаба, — сказала она, и глаза ее загорелись, дыхание стало прерывистым, как при подавленном волнении.

— Оба эти полковника — изменники делу германского народа. Это одна и та же игра на войне. Оба говорят, что германцы обречены. Это лишь вопрос времени. Они видели последний секретный доклад, который вы сделали Гинденбургу.

— У них имеются тайные планы германских операций, — продолжала Грета, — эти планы, если только они попадут в руки Фоша, окончательно решат судьбу Германии. Они хотят заключить договор. Они требуют, чтобы я принесла им в эту ночь уверенность в том, что этот договор будет выполнен.

Во-первых, защита против мести со стороны германской контрразведки, в какой бы стране они ни были. Во-вторых, сто тысяч долларов вознаграждения. Третье условие, — чтобы их немедленно перевезли в другую страну, предпочтительно в Америку. Если вы соглашаетесь, я отнесу ваш ответ. Если он положительный, то они вас отсюда увезут. Таков их план.

Они оба поедут с вами; по Германии до ваших линий, до самого американского фронта. Они вас уведут отсюда под тем предлогом, чтобы вас было удобнее убить. Они имеют неограниченные полномочия. Никто не может оспаривать их власть.

— Грета, — сказал «полковник», — в первый раз я с вами буду говорить по-немецки, на вашем родном языке. Я вам верю. Мой товарищ и я находимся в ваших руках. Если вы нас обманываете, вы выиграете, но, возможно, мысль о том, что вы нас лишили жизни, всю жизнь будет вас преследовать. Передайте этим двум офицерам, что их условия приняты. Если мы выберемся отсюда, тогда мы окажем услугу нашей стране и делу союзников. Что касается вас, то вы поедете в Голландию. Как только мы уедем, дня через два после нашего отъезда, найдите какой-нибудь предлог и перейдите голландскую границу. В противном случае мое сердце не найдет покоя при мысли о том, что мы на свободе, а вы остались и, по всей вероятности, на смерть.

— Не беспокойся. Я сегодня же ночью передам ваше согласие. Они смогут вас увезти отсюда лишь через два дня.

Хорошо. Я все это обдумала, — ответила она. — Сегодня ночью я покидаю Кобленц с испанским паспортом. Мне поручено поехать в Париж для того, чтобы раздобыть кой-какую информацию. Мой отъезд не вызовет ни малейшего подозрения.

— Вы со мной говорили по-немецки, — сказала Грета «полковнику». — Теперь я буду отвечать на вашем языке, который является моим родным языком. Я родилась в Нью-Йорке и воспитывалась в Южной Америке. Я говорю по-английски, по-испански и по-немецки. Итак, прощайте, до ближайшего свидания.

На следующее утро оба офицера, о которых говорила Грета, вместе с капитаном Шмидтом пришли в гостиницу.

— Эти два офицера поведут вас к верховному императорскому командующему на фронте. Вас обоих будут еще допрашивать, так как возникли сомнения, требующие более подробных объяснений.

В назначенное время «полковник» и «инженер» покинули Германию, имея при себе информацию. Оба германских офицера из неприятельского верховного командования благополучно достигли американских линий в конце июня 1918 года.

В настоящее время где-то в Америке два немца, если они живы, знают правду об этом большом шпионском заговоре. И где-то в Америке Грета, немецкая шпионка, и ее муж «полковник» вспоминают те дни, когда судьба и шпионская работа столкнули их. Принц Иоахим Гогенцоллерн покончил самоубийством в 1927 году. Я думаю, что он никогда не знал правды о своем освобождении.

Глава XXI Батарея «Л» у Нери

Это было 31 августа 1914 года. Тени пыльного знойного дня укорачивались, когда я шел со своим полком и заметил на перекрестке дорог одного штатского, по одежде — типичного французского сельскохозяйственного рабочего. Он стоял на краю дороги вместе с другими многочисленными беженцами и наблюдал, как проходили наши отступающие войска. Никто не обратил внимания на него. Мы таких видели тысячами, когда отходили от Монса.

Несмотря на то, что он был небритый, немытый и нечесаный, несмотря на то, что мои глаза встретились с его глазами всего на одну секунду, несмотря на то, что я был смертельно усталым, — я в течение этого мгновенного взгляда узнал в этом человеке одного английского разведчика. Это был Бертран Стюарт, который возвращался назад, для того чтобы прийти в соприкосновение с продвигающимся неприятелем и чтобы еще раз рискнуть своей жизнью за дело союзников.

30-го ночью Стюарт прибыл в деревню, где временно была расквартирована одна кавалерийская дивизия фон дер Марвица.

Разведчик хорошо говорил по-немецки. Пройдя 5 миль в открытом поле, он спрятал свой радиоаппарат. Надо отметить, что он хорошо знал германский код.

Деревня кишела германскими кавалеристами. Вдоль главных и боковых улиц, а также на окраинах стояли лошади, оседланные, покрытые пылью; они ели из мешков; от измученных животных шел пар. Стюарт узнал, что многие эскадроны находились в пути 24, а в некоторых случаях 26 часов.

Окружение британской армии и взятие Парижа были вопросом времени. Многие солдаты говорили об этом при Стюарте совсем открыто, так как на него смотрели как на невежественного французского крестьянина.

Прислушиваясь к разговорам окружающих, он услышал, как солдаты говорили, что около Нери имеется британский бивуак и что 18-й драгунский, 2-й кирасирский и 9-й уланский полки, снабженные двенадцатью пушками, должны на рассвете произвести внезапную атаку на британскую кавалерию и артиллерию, а в это время 2-й и 9-й кавалерийский полки нападут на англичан с обеих сторон и произведут обстрел.

Стюарт знал, что две последние ударные германские дивизии были недалеко. Поэтому он ночью отправился по маленькой дорожке в открытое поле, где мог наблюдать за отправлением 4-й германской кавалерийской дивизии.

Можно вообразить себе, какие мысли роились в голове этого человека, когда он лежал спрятанный в земле. Как назло, утренняя заря принесла с собой тяжелый густой туман. Но он мог слышать звуки голосов немцев, бряцание оружия и сухой треск конских копыт по дороге; он пришел к заключению, что немцы, наконец, двинулись в путь.

Еще раз он подполз близко к деревне, теперь тихой и безлюдной, и вдоль дороги различил несколько темных предметов. Он тут же понял, что в своем спешном продвижении вперед немцы оставили позади колонны свои радиоустановки.

Не колеблясь ни одной минуты, Стюарт помчался в деревню. Густой туман мешал ему бежать. Но, ориентируясь по некоторым вехам, разведчик добрался до места — к полуразрушенной ферме, где он установил свой радиоаппарат.

Он немедленно принялся за работу и скоро вошел в контакт с 2-м, потом с 9-м германскими кавалерийскими полками. Пользуясь секретным германским военным кодом, он послал следующую телеграмму. «4-й кавалерийский сообщает, что в Нери нет англичан, прекратите битву. Двиньтесь на юг к Компьень».

Он получил ответ от обеих дивизий: «Приняли. Все в порядке».

Теперь я должен сделать маленькое отступление и рассказать о героической битве под Нери.

Под Нери 2-й драгунский гвардейский полк и батарея «Л» конной артиллерии вывели своих лошадей на водопой. Утро стояло туманное, но сквозь туман на расстоянии примерно 700 метров один офицер заметил, что с вершины низкого холмика на англичан смотрели три всадника. Это были разъезды германских офицеров-наблюдателей, управлявших огнем двенадцати пушек. Не успели британцы узнать, в чем дело, как наскоро установленные пушки стали стрелять по ним шрапнелью прямой наводкой. Эти двенадцать пушек извергали свои снаряды в упор в расстроенный английский бивуак. Произошло страшное смятение и свалка. Много людей и лошадей было убито и ранено, три пушки подбиты. Нападение было так неожиданно, что поражение начало принимать размеры катастрофы. Отряд германской кавалерии сопровождал пушки, и его ружейная пальба усилила сумятицу в рядах англичан.

Британцы не могли поставить пушки на передки, так как перепуганные лошади разбежались. В результате вышли из строя еще две пушки батареи «Л». За короткий промежуток времени остались в живых только двое солдат, причем оба были покрыты ранами и теряли последние силы. Но борьба продолжалась. Обстреливая своих крагов, они укрывались позади пушки с фунтовыми снарядами; одна пушка против двенадцати на расстоянии почти прямого выстрела!

Несколько германских пушек замолкло. Эти двое храбрецов не могли сделать большего. Boвремя подоспели резервы. Через две-три минуты неприятель бросил свои пушки. Я помню, что мы захватили восемь пушек; около двадцати немцев, мертвых и раненых, лежало вокруг них.

Но что было бы, если бы весь кавалерийский корпус фон дер Марвица произвел атаку, как это предполагалось? Было дано «неверное распоряжение», в противном случае атака была бы произведена: За это «неверное распоряжение» британская армия должна быть благодарна только одному человеку, и этот человек — покойный Стюарт, сотрудник разведки.

Глава XXII История одного довоенного разведчика

Моя книга была бы неполной, если бы я обошел молчанием деятельность одного разведчика, работавшего до войны и пользовавшегося методами, чрезвычайно характерными для преобладавшей тогда в военных кругах Центральной Европы секретной работы.

Эта история заимствована из новейших источников. Рассказ ведется от имени одного высокопоставленного германского офицера, который был начальником германской контрразведки во время войны, — полковника Вальтера Николаи. Его мнения о шпионской работе являются самыми авторитетными из всех, которые когда-либо были высказаны с неприятельской точки зрения.

Эта история содержит описание приключений полковника Альфреда Редля, который, несомненно, был мастером разведки и крупным шпионом в довоенной Европе.

Я уверен, что читателей этой книги заинтересует повесть о серии предательств этого австрийского офицера.

Одна пражская газета, вышедшая в понедельник 26 мая 1913 года, напечатала следующий отчет о футбольном матче:

Автором этой отрывочной заметки был раздраженный глава побежденной команды, он же один из редакторов газеты. Однако этими несколькими строками мелкого шрифта начинается одна из наиболее ярких сенсационных драм шпионажа за последние годы.

Если бы Вагнер играл, Шторм 1, может быть, выиграл бы, но события, служащие темой настоящего рассказа, по всей вероятности, остались бы навсегда погребенными в неизвестности.

Трагические события в центре веселящейся Вены развернулись с напряженной стремительностью.

Только 10 человек во всей Австрии знали полностью эту историю: главнокомандующий австрийской армии генерал Конрад фон Гецендорф, высшие чиновники австрийской разведки и австрийского военного министерства и высшие чиновники венской полиции. Были приняты самые строгие меры предосторожности для того, чтобы это осталось тайной. Все эти 10 человек поклялись свято хранить секрет. Даже император Франц-Иосиф и наследник трона герцог Франц-Фердинанд (убийство которого в Сараево год спустя послужило поводом войны) должны были остаться в неведении. Но все эти меры предосторожности не помогли, потому что на одном стадионе в Праге отсутствовал капитан команды.

Таковы странные зигзаги судьбы.

В понедельник после обеда капитан команды Шторм 1 посетил своего товарища по игре Вагнера (слесаря по профессии), чтобы узнать, почему он не пришел на матч.

— Я никак не мог прийти, — сказал Вагнер своему капитану. — За мною приезжали военные.

— А что они хотели?

— Мне нужно было взломать несколько замков в доме одного офицера.

Таким образом, Вагнер рассказал всю историю, не подозревая, что она имеет какое-либо значение.

В присутствии начальника пражского корпуса и многих высокочиновных офицеров, очевидно, приехавших из Вены, ему пришлось открыть дверь дома, который, ему казалось, принадлежал одному генералу, умершему в тот же день в Вене. Ему также пришлось взломать все ящики стола, гардеробы, конторки и т. д., где было найдено много бумаг и фотографий.

Когда офицеры рассмотрели все обнаруженное при обыске, они остолбенели от ужаса. Они восклицали:

— Неужели? Кто бы этому поверил?

Некоторые из этих бумаг были написаны по-русски. Там оказались также и планы. Среда бумаг была найдена значительная сумма денег.

Генерал был, по-видимому, очень богат: в доме стояла великолепная мебель.

— Мне кажется, что они искали завещание, — закончил Вагнер. — Во всяком случае, генерал держал свои документы в надежном месте. Некоторые из замков было трудно взломать. Конечно, в следующее воскресенье я буду на матче. Такие вещи не происходят каждое воскресенье.

Капитан команды, не менее изумленный, чем офицеры, вернулся в свою редакцию.

Такова была действительная история, скрывавшаяся под официальным сообщением «венского бюро печати», на которое он наткнулся накануне вечером в своей редакторской работе, и которое появилось в сегодняшних газетах. Это сообщение с прискорбием оповещало о самоубийстве полковника Альфреда Редля, начальника штаба 8-го корпуса, очень одаренного офицера, который достиг высокого ранга. Он поехал с Вену по профессиональным поручениям, и в минуту упадка настроения, вызванного неделями бессонницы, застрелился.

Русские документы! Планы и фотографии! Самоубийство!

Из Вены выслали специальную комиссию офицеров для того, чтобы произвести обыск в доме полковника. Почему? Все было ясно, как день: Редль был шпионом! Этот человек, чей гений был общепризнан и который скоро должен был добраться до верховного командования австрийской армии, был изменником!

Редактор, капитан футбольной команды Шторм 1, конечно, наткнулся на большую сенсацию, но он не мог использовать ее в своей газете. Если бы эти сведения появились в «Прагер тагеблат», полиция тут же вмешалась бы, конфисковала бы все экземпляры, закрыла бы газету и посадила бы в тюрьму по возможности больше людей из редакции. Поэтому он посовещался со своим сотрудником и во вторник утром напечатал следующее сообщение:

Это было все, что могла безопасно напечатать пражская газета. Но публика знала, что это означает, потому что читатели газет давно были вынуждены благодаря строгой цензуре читать не только между строк, но даже позади газетных заметок. Если напечатано: «Полковник Редль — не изменник», то они знали, что это означает: «Полковник Редль изменник».

Таким образом, довоенная Австро-Венгрия узнала основной эпизод трагедии. Но в среду официальная Европа узнала гораздо больше подробностей об этой истории, так как капитан команды Шторм 1 был пражским корреспондентом одной берлинской газеты. Европа два-три дня интересовалась этим делом, которое было у всех на устах, а потом о нем забыли.

Закончилась великая война, рухнула Австро-Венгерская империя, раскрошилась мощная военная система. Различные документы были найдены один за другим в разных местах. Лишь теперь стала точно известна история Редля.

Альфред Редль был, несомненно, одним из наиболее блестящих офицеров австрийской армии. Он был искусным лингвистом, имел широкие познания относительно основных европейских государств, глубоко знал военную историю. Он был трудолюбив, энергичен, работоспособен, удачлив. В 1900 году, когда генерал барон фон Гизль стоял во главе разведки Австро-Венгрии, он назначил Редля начальником «Отдела информации» (разведка и контрразведка). Молодой офицер так хорошо справлялся со своей работой, что когда фон Гизль получил повышение, он потребовал назначения Редля начальником его штаба. В течение пяти лет (1900–1905) Редль был директором контрразведки, которую он превратил в наиболее мощную организацию австро-венгерской армии. Ему удалось захватить некоторых наиболее ловких разведчиков. Он раздобыл важнейшие секреты многих государств. Он как будто не знал неудач. Однако большую половину своего пребывания на этом посту Редль действовал как шпион в пользу старой, императорской России.

Бюро информации (или, как его называли сокращенно, КС) было изумительным учреждением. Если оно интересовалось каким-нибудь посетителем, то он оказывался сфотографированным и в лицо и в профиль, отпечатки его пальцев регистрировались, и каждое его слово записывалось на граммофонной пластинке. Где бы ни находился этот посетитель — в приемной зале ожидания или в конторе, — пара невидимых фотоаппаратов всегда была устремлена на него.

Посетителя вводили в комнату одного чиновника, в которой звонил телефон. В середине разговора чиновник указывал на лежавшую на столе коробку с папиросами и говорил:

— Возьмите папиросу.

Посетитель брал коробку и оставлял о себе прочную память: поверхность коробки подвергалась действию сурика и, таким образом, сохраняла не видные до выявления отпечатки пальцев того, кто держал коробку. Телефонный разговор был, конечно, обманом, так как его вызывал сам чиновник, нажимая ногой рычаг или кнопку под столом.

Если посетитель был не курящий, тогда чиновник вдруг вспоминал, что папку, лежащую на конце стола, за которым сидел посетитель, давно надо было отнести в контору. Он ее схватывал, говорил:

— Извините, я через минуту вернусь, — и убегал из комнаты.

На столе оставалась другая папка с надписью «Секретно». Очень мало посетителей КС противостояли желанию заглянуть украдкой в секретную папку!

Картон папки потом подвергался действию сурика. Если посетитель, за которым наблюдали из соседней комнаты, устоял против искушения, тогда применяли какую-нибудь другую хитрость. Если и эта уловка не удавалась — применяли другую, и так до тех пор, пока какая-либо не удавалась. Во время разговора аппарат передавал каждое произнесенное слово граммофонной пластинке, расположенной в соседней комнате.

Деятельность КС была до того значительна в то время, когда майор Редль получил чин полковника и был назначен начальником штаба генерала фон Гизля, что одно только его имя побуждало к энергичной деятельности его преемника капитана Максимилиана Ронге и весь персонал КС.

«Вспомните Редля!», «Чтобы бы сказал Редль?» — таковы были девизы работников, которые поддерживали высокую степень активности своего учреждения. В этом отношении наследство, которое Редль оставил КС, вызвало, как это ни странно, его несчастье 8 лет спустя.

Новый начальник КС постоянно изыскивал новые методы и планы — для того, чтобы превзойти Редля. В 1908 году после аннексии Боснии и Герцеговины Австро-Венгрией, когда положение в Европе было напряженным, капитан Ронге и его начальник должны были больше чем когда-либо быть на чеку.

Между прочим, Ронге ввел тайную почтовую цензуру. Только три человека — начальник, Ронге и чиновник, поставленный во главе «черного кабинета» (так называли цензуру), — знали истинную причину создания этого учреждения. Работникам, которые присягнули хранить секрет, говорили, что цензура вводится для борьбы с таможенными мошенниками. Особое внимание обращалось на письма, прибывающие из пограничных местностей. Благодаря цензуре удалось изобличить в шпионаже в период аннексии одного русского военного атташе в Вене, очень известного в высших кругах полковника.

Его, конечно, нельзя было арестовать, но однажды ночью на придворном балу императора колко сострили на его счет. Это дало атташе понять, что он разоблачен, и через неделю он был отозван. Его преемник тоже оказался шпионом — еще один успех черного кабинета и КС. 2 марта 1913 года в черном кабинете вскрыли два письма. Оба имели следующий адрес: Опера балл, 13, до востребования. Главный почтамт. Вена. Судя по почтовым маркам, они шли из Эйдкунена (Восточная Пруссия, на русско-германской границе). Одно содержало на 6 000 австрийских крон банкнотов, а другое — на 8 000 крон. Ни в том, ни в другом не было сопроводительного письма, и уже поэтому письма, естественно, вызвали подозрение. Если эти деньги уплачиваются за честный труд, почему не послать их обычным путем? И Эйдкунен — эта маленькая пограничная прусская станция, известная разведчикам всего мира! Нет ничего удивительного в том, что КС особенно заинтересовалось письмами. Было решено узнать личность того, кому посылались эти деньги. Вблизи главного почтамта, на Мясном рынке, имеется небольшое отделение полиции. Между отделением полиции и окном главного почтамта был проведен электрический звонок, так, чтобы дежурный почтовый служащий, нажимая кнопку, мог подать сигнал в одну из комнат полицейского отделения. Дежурный был проинструктирован, как поступить в тот момент, когда придут за письмами; ему также сказали, чтобы он преднамеренно медлил с выдачей этих писем. Двое агентов дежурили днем и ночью в полицейском отделении, а они всегда были готовы ринуться на почту, когда раздастся звонок, и задержать получателя этих писем. На следующий день звонка не было. Прошла неделя. Молчание. Прошел месяц. Письма еще лежали не востребованными. Прошел апрель; май уже был на исходе. Странно! Никто не требует писем, содержащих 500 фунтов. Но в субботу 24 мая после обеда — звонок. Как назло, случилось так, что агентов не было в этот момент в комнате. Но все же через несколько секунд они были на почтамте.

— А вы очень медленно шли, — сказал почтовый чиновник, — клиент только что ушел налево.

Сыщики бросились на улицу. Они увидели, что с угла отъезжает такси. Не было никакого сомнения в том, что в этом автомобиле сидел человек, только что получивший письма. Но другого такси не было поблизости; о погоне не могло быть и речи. Эти два агента стояли на месте около 20 минут, обсуждая положение. Наконец, они увидели такси, которое медленно ехало по улице. Один из сыщиков посмотрел на такси и вздрогнул. Это была та самая машина, на которой уезжал преследуемый ими человек. Они сели в машину и спросили шофера, куда он отвез их «друга» — человека, которого он посадил здесь на углу минуты 22 тому назад.

— А он поехал в кафе «Кайзергоф».

— Хорошо, везите нас туда.

По дороге внимательно осмотрели внутренность такси и нашли футляр от карманного ножика из серой блестящей шерстяной материи. Это было все. Кафе «Кайзергоф» было почти пусто и там не оказалось ни одного посетителя, которого можно было бы принять за нужного им человека. Куда он поехал? Не пересел ли он на другое такси? Агенты остановились на этом предположении. Единственным местом, где преследуемый мог найти такси, была остановка, находившаяся недалеко от кафе. На этой остановке они узнали, что с полчаса тому назад один человек нанял такси и поехал в гостиницу «Кломзер».

— Везите вас в гостиницу Кломзер.

В этой гостинице агенты спросили у швейцара, приехал ли к ним кто-нибудь на такси в течение последнего часа.

— Да, приехало несколько. Один из комнаты № 4, другой из № 11 и 21 и еще один из № 1. Это был полковник Редль. Но возможно также, что он пришел пешком.

— Полковник Редль? — спросил один из агентов.

— Из Праги, — прибавил швейцар.

Один из сыщиков подал швейцару футляр карманного ножика.

— Возьмите и спросите ваших гостей, не потерял ли кто-нибудь из них этого.

Швейцар взял футляр; как раз в этот момент по лестнице спустился человек в изящном штатском костюме и отдал ключ от № 1.

— Простите, господин полковник, — обратился к нему швейцар, — не потеряли ли вы случайно футляр от своего карманного ножика? — и он протянул футляр полковнику.

— О, спасибо. Да, конечно, это мой, — беспечно сказал полковник, беря футляр. — Где я им пользовался?

Он остановился, и лицо его стало мертвенно бледным. Он быстро посмотрел на швейцара, который вешал ключ. Поблизости стоял человек, казалось, погруженный в чтение газеты. Полковник постоял с минуту неподвижно. Появилась ли у него мысль о том, что его преследуют, что он разоблачен после десяти лет предательства?

Он положил в карман футляр, снова медленно посмотрел вокруг себя и направился к двери. Человек, державший газету, стремительно бросился в телефонную будку.

— 12–3–48, — сказал он (этот номер был произнесен скороговоркой, так как это был тайный номер государственной политической полиции).

Тем временем полковник Редль удалялся из гостиницы. Через несколько минут главные работники КС узнали обо всем, что 'Произошло в этот час: о том, что кто-то пришел за обоими письмами с адресом Опера, балл, 13 и пытался избежать возможной погони; о том, как нашелся футляр карманного ножика, и как было установлено, что он принадлежит полковнику Редлю. Трое чиновников, которые ознакомились с событиями, передавали друг другу это имя с несказанным удивлением.

Их учитель, их первый начальник, их образец! Может ли быть, что он шпион, изменник?

Капитан Ронге, начальник КС, бросился на почтамт, чтобы произвести расследование. У окна корреспонденции «до востребования» лица, получавшие письма, должны были заполнить анкету (содержание письма, место назначения и по возможности место отправления).

Ему дали анкету, которую заполнил человек, получивший два письма с адресом Опера балл, 13. Он ее забрал с собою в учреждение.

С полки позади своего кресла он вытащил изящную книгу в мастерски сделанном переплете: «Советы по раскрытию шпионажа». Это был рукописный документ в 40 страниц, написанный полковником Редлем, — последняя работа, которую он сделал, будучи начальником КС. В ней он на пользу своему преемнику подвел итоги своего опыта, как ловец шпионов.

Ронге положил анкету на один из листов рукописи. Да, нет никакого сомнения на этот счет. Почерк человека, заполнившего анкету, был почерком Редля.

Капитан Ронге опустился в кресло и вытаращил глаза, сравнивая почерк в анкете и рукописи.

— Редль! Редль!..

Однако… есть доказательства. Он получал подозрительные почтовые письма с крупными суммами денег. Да, но возможно также, что это не для него, возможно, что он просто оказывает услугу кому-нибудь, заходя за его письмами. Было трудно заподозрить Редля. Потом — 14 тысяч крон! Причем из пограничной станции. Эта поездка из главного почтамта в кафе «Кайзергоф» и оттуда в гостиницу «Кломзер» была подозрительной. Вдруг постучали в дверь. Ронге был оторван от своих размышлений.

— Войдите!

Дверь открылась, и в комнату вошел один из сыщиков.

— Есть что-нибудь новое?

— Да, отрывочные сведения, — ответил сыщик с мрачной улыбкой, вытаскивая из своей карманной записной книжки несколько маленьких изорванных клочков бумаги.

В течение получаса Ронге и сыщик складывали клочки бумаги. По окончании этой работы они молча переглянулись.

Да, это было решающим доказательством. Полковник Альфред Редль, начальник штаба 8-го корпуса, был шпионом и предателем!

О чем думал полковник Редль, когда он стоял несколько секунд у дверей гостиницы «Кломзер»? Он, вероятно, видел все в мрачных красках. Он положил руки в карманы своего жилета. Да, его карманный ножик здесь, а футляра нет. Но каким образом попал он к швейцару?

Да, он пользовался ножом в такси для того, чтобы вынуть деньги из конвертов. А потом? Любопытно. Какая досада! Опасно. Он был слишком неосторожен.

Потом он, вероятно, понял, что его выслеживают, что его окружают. Он повернул направо и сделал несколько шагов по Герзенгассе. На углу Штраухгассе, где находится знаменитое кафе «Сентраль», он украдкой посмотрел вокруг себя. Никто как будто его не преследует. Остановка; тут стоял человек, который читал газету около стола швейцара. Он пришел сюда с одним своим товарищем. Они его видели.

Было трудно предположить, что полковник пытался сбежать. Он должен был разрешить один вопрос. Следят ли за ним? Он чувствовал, что следят. Следовательно, его кто-то выдал или он сам себя выдал. Случай в гостинице показал, что его личность известна его преследователям. Ах, если бы он мог хоть на мгновенье сбить их со следа! Ему нужно было основательно обдумать положение, написать несколько писем, пообедать с Поллаком, вернуться в Прагу и потом застрелиться! Он не мог этого сделать без колебаний и вытащил из кармана несколько бумажек. Редль не посмотрел на бумажки, чтобы узнать, что на них написано.

Теперь это не имело значения. Он их порвал на клочки и выбросил. Агенты, конечно, остановятся, чтобы поднять обрывки. Но они этого не сделали, а продолжали следовать за ним. На Конкордплац стояло несколько такси. Было бы бесполезно сесть в машину, так как преследователи последуют его примеру. Редль продолжал идти пешком, но, бросив взгляд назад, заметил, что один из сыщиков взял такси и уехал. В течение всего дня преследователь неутомимо шел за ним, куда бы он ни направлялся. Когда полковник повернул к своей гостинице, сыщик был от него на расстоянии десятка метров.

Куда поехал второй сыщик? Понятно, что он вернулся для того, чтобы собрать клочки бумаги, которую бросил полковник. Как мы говорили выше, он их повез к капитану Ронге, начальнику КС. Когда клочки были составлены вместе, получился текст. Расписка об отправлении денег одному офицеру Уланского полка, чиновнику русской разведки. Три расписки на отправление заказных писем в Брюссель, в Варшаву и Лозанну. Все эти три адреса были хорошо известны КС.

Полковник Редль получил письма, содержащие 500 фунтов, из пограничного русского города. Адрес одного из заказных писем был известен, как объединенный центр русской и французской разведок в Брюсселе. Лозаннский адрес был центром итальянской разведки. Варшавский адрес был одним из главных отделений русской контрразведки.

Получив эту информацию, капитан Ронге пошел с докладом к своему начальнику.

К тому времени полковник Редль добрался до гостиницы «Кломзер», где его приветствовал в вестибюле доктор Виктор Поллак, один из виднейших представителей австрийских властей, коллега и сотрудник полковника в судебных процессах о шпионаже. Они были большими друзьями, и приветствия их были сердечны.

— Мы обедаем в «Ридльгофе», — весело сказал доктор Поллак.

Полковник извинился и ушел переодеться в вечерний костюм.

Преследующий полковника сыщик подслушал все, что они говорили. Он об этом доложил начальнику и получил соответствующие инструкции. В «Ридльгофе» агент обратился к управляющему и объяснил ему дело. Потом, переодевшись официантом и прекрасно играя свою роль, он принял обоих гостей и подал им прекрасный обед в отдельном кабинете.

Поллак был в веселом настроении, и Редль постарался, прежде всего, отделаться от осаждавшего его страха. Это последний обед! Эта мысль, вероятно, не покидала его. Он десять лет играл, и вот теперь он проиграл. Надо было со спокойным видом слушать назойливую музыку. Но ему было бы легче перенести все эти испытания в Праге. Поллак мог бы ему помочь. Редль стал говорить своему другу о душевных расстройствах, о моральных ошибках, о разных проступках. Он в самом деле не ответственен за свои действия. Он невменяем.

Вероятнее всего, он совершил свои последние действия бессознательно.

Разве Поллак не мог бы ему помочь? Основная задача — уехать в Прагу, возможно быстрее и спокойнее («официант» этого не слышал). Конечно, Поллак был готов кое-что сделать для него. Ему было ясно, что его приятель страдает от серьезного психического расстройства. Он позвонит одному знакомому и узнает, что можно сделать. Его знакомым оказался господин Гайэр, начальник полиции! Услышав, что вызывают по телефону знакомый номер, «официант» был более чем когда-либо озадачен. Неужели этот известный юрист выполняет здесь обязанности агента?

В половине двенадцатого полковник Редль попрощался с доктором Поллаком, вернулся в гостиницу «Кломзер», взял свой ключ и медленно направился в свой номер. В полночь постучали в дверь.

— Войдите!

Открылась дверь, и четверо офицеров в форме вошли в комнату. Редль сидел за столом и писал. Он встал и поклонился.

— Я знаю, зачем вы пришли, — сказал он медленно и тихо. — Я растратил свою жизнь и пишу прощальные письма. Я надеюсь, что вы мне дадите возможность расстаться с этой жизнью.

— Имеете ли вы соучастников?

— Нет, никаких.

— Размер и продолжительность вашей деятельности?

— Вы найдете все нужные доказательства в моем доме в Праге. Могу ли я вас просить доставить мне револьвер?

Никто из офицеров не имел при себе револьвера, но они обещали полковнику принести оружие. Офицеры шепотом в течение нескольких секунд переговаривались между собой. Потом поклонились и ушли. Через четверть часа один из них вернулся и вручил полковнику заряженный револьвер.

— Спасибо, спокойной ночи.

— Спокойной ночи!

Оставив одного следить за гостиницей, трое остальных ушли в кафе «Сентраль». Они заказали кофе и сидели безмолвно. Человек, стоявший около гостиницы, сменялся каждый час.

Так прошла ночь. Было пять часов утра. Одного из преследовавших Редля агентов вызвали в кафе «Сентраль». Ему дали письмо для полковника Редля, поручили отнести его в гостиницу и сказать швейцару, что абсолютно необходимо, чтобы податель лично вручил письмо полковнику.

Агента предупредили о том, что он может не застать полковника в живых. В случае если он найдет полковника мертвым, он должен был вернуться обратно, не поднимая тревоги.

Агент пошел в гостиницу «Кломзер». Он постучал в дверь номера и не получил ответа. Сыщик повернул ручку, и дверь открылась. Свет горел. Полковник лежал на полу посредине комнаты. Он, по-видимому, пустил себе пулю в лоб, стоя напротив большого зеркала.

Кровь залила ковер. Агент ушел, запер дверь и проскользнул мимо спавшего швейцара.

Через пять минут швейцара разбудил звонок телефона.

— Гостиница Кломзер?

— Да.

— Потрудитесь попросить полковника Редля к телефону вниз.

— Кто говорит?

— Неважно. Делайте так, как я прошу.

Швейцар нашел тело полковника 13 часов спустя после того, как на главном почтамте были получены письма, адресованные Опера балл, 13.

О самоубийстве было немедленно сообщено полиции, и через несколько минут в гостиницу прибыли крупный полицейский чиновник и доктор. Они осмотрели все. Редль умер недавно. Около его правой руки валялся револьвер. На столе лежали два письма: одно на имя его брата, а другое генералу барону фон Гизлю, командиру 8-го корпуса, и поллиста блокнота, на котором было написано твердым почерком:

Через несколько часов тело было увезено из гостиницы, а через два дня полковника Редля похоронили в присутствии одного свидетеля на главном кладбище в Вене — гроб 38, ряд 29, группа 79.

Теперь задача властей состояла в том, чтобы раскрыть, в чем заключались преступления Редля. Открытия оказались действительно сенсационными. Одно из предательств Редля несколько месяцев спустя стоило Австро-Венгрии сотни тысяч людей на холмах Северной Сербии.

Через четверть часа после того, как нашли труп полковника Редля, уведомили о происшедшем генерала Конрада фон Гецендорфа. Не прошло и часа, как комиссия, состоявшая из полковника и майора, выехала специальным поездом в Прагу для производства расследования в доме покойного офицера.

Дом Редля был обставлен роскошной мебелью. Было установлено, что три года назад он купил большое имение. Расписка также показала, что за пять лет он купил не меньше четырех дорогих автомобилей. В Вене полковник имел собственный дом. Было известно, что у него имеются частные средства, но расписки показали, что он жил как сумасбродный миллионер. В его винном погребе нашли 160 дюжин бутылок самого тонкого французского шампанского. Потом из различных документов стало видно, что в течение почти одного только года он получил от России около 60 тысяч крон за свои шпионские услуги. Эта сумма составляла десятикратный оклад полковника, но было ясно, что найденные документы не указывали полностью все полученные суммы, которые, вероятно, были в 5–6 раз больше.

Остатки шпионской информации он выдавал Италии, некоторые материалы шли во Францию, но с этими странами он сносился косвенно. Однако было ясно, что в течение десяти лет он работал как руководящий иностранный шпион для России. Его специальностью было доносить русским властям о шпионах Австро-Венгрии, оперирующих в России. Свою шпионскую деятельность он начал в 1902 году.

Какие секреты он выдал?

Огромное количество писем, скопированных документов, кодов, фотографий, планов, секретных приказов по армии, мобилизационных наметок, докладов о состоянии железных и шоссейных дорог, точных таблиц относительно военного оборудования и т. д. — все это он выдавал почти без исключения. Выдавал России — грозному, возможному врагу! Было также установлено, что «а его совести лежало убийство многих австро-венгерских разведчиков, работавших за границей.

Некоторые были даже друзьями и коллегами Редля по КС. С легким сердцем он пожертвовал ими для того, чтобы лучше обеспечить свое положение как шпиона на службе России.

Трудно вообразить более подлое преступление! Его положение как начальника разведки и контрразведки, которое он занимал с 1900 по 1905 год, позволило ему легко давать информацию другим державам.

Таким образом, предварительное спешное расследование обнаружило массу фактов беспримерного предательства. Оно выявило, что все военные секреты Австрии были проданы.

«План 3!» — мелькнуло в голове главнокомандующего армии, когда он услышал об измене Редля. Это был полный план военных действий против Сербии, в случае, если Австро-Венгрия будет воевать с этой страной. Там были указаны все подробности, вплоть до последнего человека и до последней пушки: способ передвижения необходимых сил, расположение одних единиц, мобилизация других; в каких пунктах произойдет атака на Сербию и т. д. Все это было подробно изложено в таблицах, схемах, чертежах, картах. «План 3» был шедевром генерального штаба австро-венгерской армии.

Говорят, что в 1870 году спящего Мольтке разбудили для того, чтобы сообщить ему об объявлении войны Франции.

— Возьмите дело номер такой-то с полки номер такой-то и поступайте согласно инструкциям, которые вы там найдете, — ответил он, повернулся на другой бок и снова заснул.

Конрад фон Гецендорф хотел быть вторым Мольтке. Когда грянет австро-сербская война, которую он считал неизбежной, ему достаточно будет просто произнести: «План 3», и один из лейтенантов генерального штаба сумеет провести всю кампанию. А Редль продал этот план России! Это означало, что сербы теперь знают все об этом плане.

Фон Гецендорф знал, что ему придется переделать весь этот обширный и сложный план. Дело это было страшно трудное, так как план воплощал в себе всю военную мудрость двойственной монархии. Он мог подвергаться изменениям, но его основные черты должны были остаться в общем те же. Сербский генеральный штаб догадывался о намерениях австро-венгерского генерального штаба. Штаб изучал «план 3» в течение многих месяцев. Он давно его знал наизусть. Он мог легко предвидеть, какого рода изменения произойдут. Что сербский главнокомандующий хорошо использовал свое знание австро-венгерского плана, это обнаружилось в первой же стадии великой войны. К изумлению всего мира, маленькая сербская армия предупредила не одно, а три нашествия австро-венгерской армии.

Три раза австро-венгерская армия применяла различные варианты «плана 3», и три раза Сербия отражала натиск и наносила тяжелые удары захватчикам.

Одним из наиболее замечательных открытий, сделанных при осмотре бумаг Редля, было его предательство по отношению к одному русскому полковнику. Герцог Франц Фердинанд был с визитом в Петербурге и встретил хороший прием в русском дворе и у русских 'Государственных деятелей. Он попросил австро-венгерского военного атташе, сопровождавшего его на обратном пути до Варшавы, сократить до минимума шпионаж в России, с тем, чтобы не раздражать русских. Военный атташе покинул поезд в Варшаве, где он остался на два дня.

В этом городе к нему пришел русский полковник, который предложил ему целый план военного нападения России на Германию и Австро-Венгрию. Вопреки инструкциям законного наследника, атташе не мог отказать себе в такой интересной сделке и договорился с русским полковником.

Узнав об этом, Редль немедленно вмешался. Конечно, эти планы попали к нему первому в руки, так как он был начальником разведки и контрразведки.

Для этого учреждения он подменил настоящий план с целью показать, что атташе в Петербурге был обманут. Атташе был отозван, Редль вернул России настоящий план, который видел только он и петербургский военный атташе. Русским властям он сообщил имя предателя полковника, продавшего план. Полковник покончил самоубийством, узнав, что его предательство раскрыто. За это дело Редль получил 4 тысячи фунтов.

В этом случае Редль оказал большую услугу России. Он не только держал русские планы в секрете от Германии и от Австро-Венгрии, но также скрывал от них свою осведомленность о военных силах России, о наличии в ней значительного количества корпусов. Много лет спустя один известный австро-венгерский государственный деятель заявил: «Если бы генеральный штаб двойственной монархии знал о существовании этих корпусов, наши генералы считали бы большой опасностью придираться к России, и они смогли бы воздействовать на наших придворных, чтобы не втянуть нас в войну 1914 года. Отсюда — наша военная лихорадка и наше поражение. Этот негодяй Редль доносил России обо всех австро-венгерских разведчиках и выдавал наши секреты русским».

Самым крупным шпионским делом, в котором был замешан полковник Редль, является известное сенсационное дело Гекайло — Венчковский — Ахт, трагическую историю которого я впервые сообщаю полностью. Документы, найденные в доме Редля, показали, что он чуть не был выдан в самом начале его шпионской и предательской карьеры. Только его хладнокровие и большое мастерство, с каким он играл свою двойственную роль шпиона и преследователя шпионов, вывели его из чрезвычайно трудного и опасного положения. Даже юрист, который вел дело, чуть было его не заподозрил. История эта полна примерами нечеловеческой жестокости. В 1903 году, как только Редль стал работать в пользу России, арестовали одного молодого человека, по имени Гекайло, секретаря военного учреждения в Лемберге (Львове), по обвинению в растрате казенных денег. По расследовании он был выпущен на свободу и немедленно уехал за границу. Через два месяца полковник (тогда майор) Редль посетил доктора Габердица, известного венского адвоката, обычно выступавшего в военных процессах. Доктор Габердиц занялся расследованием дела Гекайло и был крайне удивлен, услышав, что Редль обвиняет его в шпионаже в пользу России и в том, что он, по всей вероятности, выдал планы совместных действий Германии и Австро-Венгрии при нападении на Россию через Торн. Редль заявил, что он открыл вероятное местонахождение Гекайло благодаря перехваченному письму, которое Гекайло послал одному своему приятелю в Лемберге, и из которого было видно, что автор письма поселился в Куритибе, в Южной Бразилии, под именем Карла Вебера.

И вот затребовали выдачи Гекайло под предлогом, что он совершил крупные кражи (само собой разумеется, что его нельзя было вытащить из Бразилии по обвинению в шпионаже). Гекайло был предан суду в Вене. Редль предъявил веские доказательства против него — фотографии, письма, чертежи и другие документы, посланные по адресу гувернантки, жившей в семье одного офицера русского генерального штаба в Варшаве. Среди документов было доказательство того, что упомянутый план был изменнически выдан. Редль заявил, что было израсходовано около 30 тысяч крон для получения этих доказательств.

Габердиц и Редль сделали много попыток, чтобы заставить Гекайло признаться. Все было напрасно. Наконец, на один вопрос, который ему задал Редль, обвиняемый ответил:

— Майор, как мог я иметь эти планы? Только тот, кто сидит в генеральном штабе в Вене, мог их получить и продать русским.

Гекайло не знал, что он говорил почти правду.

Под сильным давлением Гекайло упомянул имя одного майора, Реттера фон Венчковского, находившегося в Бреславле.

На следующий день Редль и Габердиц поехали в Бреславль и арестовали майора фон Венчковского. При нем нашли множество документов, которые навели на след другого человека, капитана Ахта, личного адъютанта военного губернатора Лемберга. Когда все трое были посажены на скамью подсудимых и когда дело приобрело характер сенсации (подробный доклад был приготовлен специально для императора), Редль внезапно переменил позицию и, поскольку дело касалось Венчковского и Ахта, превратился почти в их защитника из эксперта и свидетеля обвинения, каким был до этого. В результате отношения между Редлем и Габердицом стали менее дружественными и под конец такими натянутыми, что адвокат пошел к начальнику Редля и выразил ему свое подозрение, прося, чтобы в деле выступал кто-нибудь другой вместо Редля. Но подозрения адвоката были встречены насмешкой. Две недели спустя Редль снова переменил позицию и опять стал безжалостным обвинителем подсудимых. В конечном итоге обвиняемые были осуждены: один на 8 лет, а двое других на 12 лет тюрьмы каждый.

Почему же Редль дважды менял свою позицию в течение этого процесса? Объяснение этому мы находим в бумагах, обнаруженных в доме Редля. Это жуткая история. Планы были проданы России Редлем. В добавление к своему «гонорару» он просил, чтобы русские дали ему возможность создать крупный процесс о шпионаже в Вене. Причина такого желания легко объяснима. С отъездом Гекайло в Бразилию он больше не был нужен русской разведке. Тогда русские бросили Редля на след Гекайло и доставили ему необходимый материал для того, чтобы уличить Гекайло в измене. 30 тысяч крон, которые, по словам Редля, были истрачены на получение доказательств, на самом деле пошли в карман Редля. Но с русской точки зрения дело приняло излишне серьезный и тяжелый оборот, поскольку в нем были замешаны Венчковский и Ахт, два лучших разведчика, работавших для России по всей пограничной полосе. Русский военный атташе в Вене зашел к Редлю и сказал ему, что он обязан обеспечить оправдание этих двух офицеров. В противном случае…

Редль знал, что со стороны своих русских хозяев он не мог рассчитывать на милосердие и поэтому, как уже было сказано, попытался повлиять на суд в пользу Венчковского и Ахта. Но он убедился, что ничего не сможет сделать, и ему пришлось договориться с русскими. Он маневрировал. Русские согласились пожертвовать этими двумя офицерами. На каких условиях?

На суде, когда дело подходило к концу, Редль сослался на один обвиняющий документ, который, сказал он, достался ему дорогой ценой. Один русский майор (из русского генерального штаба в Варшаве) ему его прислал.

— Этот майор, — прибавил Редль, — сделал много хорошего для Австрии, но так как кража была обнаружена у майора, то он предстал перед военным судом, был уличен и повешен.

В действительности произошло следующее. Чтобы побудить русских согласиться на осуждение Венчковского и Ахта, он выдал одного разведчика варшавским военным властям и представил доказательство его виновности. Майор был тем человеком, которого Редль выдал (одним из его же работников), который усердно делал много хорошего против русских для Австрии и которого Редль послал на смерть в силу этого подлого соглашения.

Таковы некоторые из интриг разведческой работы.

Глава XXIII Разведчики, которых я встречал

В начале весны 1915 гола, во время своей военной службы, я был прикреплен к контрразведке при генеральном штабе.

В этот период я вступил в борьбу с одним известным разведчиком по имени Пьер Ротгойт, бельгийцем, одним из немногих, если не единственным, который никогда не был арестован во Франции гражданской полицией по обвинению в шпионаже.

Всеми разведчиками, если они попадались во Франции, занималась военная контрразведка. Но случай с Ротгойтом был необычайным, так как это был один из немногих гражданских разведчиков, которые, находясь под наблюдением, не были захвачены позади наших английских линий.

Он, вероятно, много путешествовал по Франции, хотя точно его маршруты не были установлены. Но когда он поехал в Англию, там он скоро попался.

Помню, что однажды я получил инструкцию выследить его в Хазебруке. В то время я выполнял обязанности курьера связи. Эта маскировка мне нравилась, так как повязка на моей руке позволяла мне ехать куда угодно, лишь бы мой мотоцикл был в порядке.

Моя первая поездка по следам; этого с виду невинного виноторговца привела меня в маленькую деревню Hep Беркэн — в то время чрезвычайно важный пункт, так как там находился большой склад тракторов и тяжелых орудий; другими словами, это был артиллерийский парк нашего самого последнего вооружения. Ротгойт всегда ездил на двуколке, запряженной маленькой лошадью, и я выслеживал на мотоцикле все его передвижения.

Другой раз я его застал в Армантьере. Согласно моим наблюдениям, выручка была слишком мала по сравнению с интересом, который он проявил относительно наших военных расположений по своему пути. Однажды я заметил, что он остановил свою лошадку, как будто для отдыха, около одного из наших больших аэродромов. Он, вероятно, запомнил много вещей, и если только было бы можно секретно передать их, то они составили бы первоклассную информацию для германских хозяев в Голландии.

После моего доклада наша контрразведка стояла за его немедленный арест. Но когда хотели задержать шпиона в присутствии двух бельгийских чиновников, приказ об аресте был отменен безо всякого дальнейшего объяснения. В тот момент это меня задело, и мне казалось, что наши власти делают большую глупость, выпуская из своих рук опасного преступника. Но в свете последующих событий я понял, что поведение властей было более чем правильным.

Прежде всего, было трудно доказать военному трибуналу, что Ротгойт — разведчик.

В то время надзор не был таким строгим, каким он стал впоследствии. Бумаги его были в порядке. Нельзя было также отрицать, что он брал заказы на вино везде, где только проходил. Дальше — шпион был достаточно ловок, чтобы не делать никаких записей. Самое большое наказание, которое можно было ему дать, если бы он был арестован, — это высылка из военной зоны. Но это сразу дало бы ему понять, что он находится под подозрением, Таким образом, еще раз применили тактику: «дать ему достаточно веревки, чтобы он повесился сам». Эта тактика дала ожидаемые результаты.

Я больше никогда не видел Ротгойта, но позже узнал все о нем. Он пробрался какими-то путями в Англию, где продолжал свою шпионскую работу, состоя «а службе в бельгийском вице-консульстве в Фолкстоне. Тут его арестовали. Ни на одну минуту наша контрразведка не выпускала его из виду. Ему дали возможность оставаться в счастливом неведении относительно того, что каждое его движение на учете и что вся его переписка перехватывается и исправляется сообразно с нашими целями.

Когда его арестовали, он, как все наемники его типа, упорно твердил о своей невиновности. Но преступление было слишком очевидно. Его предали бельгийскому трибуналу в Гавре, где находилось тогда бельгийское правительство, по обвинению в измене отечеству. Обвинение было доказано, и он был осужден на смерть, но смертная казнь была заменена вечной каторгой.

Я говорил о довоенных разведчиках. Я также говорил о разведчиках, действовавших против моей страны во время войны, но послевоенные разведчики меня не интересуют. Эта отрасль шпионажа не входит в сферу моей книги.

В нашей стране нам до сих пор очень мало говорили о действительных разведчиках войны. Это, несомненно, объясняется тем, что те, которые могли бы писать, не желают по той или иной причине изложить свой личный опыт. Можно об этом пожалеть, так как от этого человечество лишается познания большой и интересной области жизни.

Время от времени в печати появлялись рассказы о разведчиках, исходившие от так называемых авторитетных лиц, но источник информации не указывался. По-моему, это нечестная попытка вводить людей в заблуждение.

После этих замечаний я перехожу к перечню разведчиков, которые были арестованы у нас за время войны. Из этой группы только один заслуживает восхищения. Это Карл Ганс Лоди, о котором я говорил в другой главе.

А остальные? Вот полный список их с финалом их служебной карьеры:

Антоний Кюпферле, немец, покончил самоубийством.

Карл Фридрих Мюллер, русский, расстрелян.

Петер Ган, немец, семь лет каторжных работ.

Роберт Розенталь, немец, расстрелян.

И. Т. Линкольн, венгерец, выслан.

Конрад Лейтер из Южной Америки, интернирован.

Фредерик Паркер Дунбар, немец, интернирован.

Лиза Блуме, немка, интернирована.

Барон Отто фон Гумменберг, немец, интернирован.

Янсен, голландец, расстрелян.

Рус, голландец, расстрелян.

Бреков, немец, расстрелян.

Мисс Лиза Вертгейм, немка, вечная каторга.

Фернандо Бухман, немец, расстрелян.

Августо Альфредо Роген, родом из Южной Америки, расстрелян.

Эрнест Вальдемар Мелин, швед, расстрелян.

Людовико-Гурвнц-и-Зендер, родом из Южной Америки, расстрелян.

Ирвинг Ги Раес, американец, расстрелян.

Куртене Деризбак, австриец, натурализованный англичанин, вечная каторга.

Альберг Мейер, еврей, расстрелян.

Капитан Ганс Бем, немец, интернирован.

Мадам Попович, сербка, интернирована.

Кеннет Траест, американец, вечная каторга (после двухлетней каторги сослан).

Иосиф Маркс, родом из Эльзаса, немецкого происхождения, пять лет каторги.

Ева де Бурнонвиль, шведка, вечная каторга.

Гертруда Эвелин, немка, интернирована.

Барон Луи фон Горст, немец, интернирован.

Лилиан Скотт Трои, американец, сослан.

Адольфо Гереро, испанец, десять лет каторги.

Реймонд Амошариан, испанка, сослана.

Иоган Христиан Целе Лассен, датчанин, сослан.

Аксель Гребст, немец, интернирован.

Пьер Ротгойт, бельгиец, вечная каторга.

Альбертина Станавей, бельгийка, интернирована.

Джордж Во Бекон, американец, сослан.

Рутледж Рутерфорд, американец, избежал ареста.

Альфред Хагн, вечная каторга.

Это большое число разведчиков Германия завербовала для работы против одной только Англии. Этот список не включает тех разведчиков, которые работали для нее во Франции, в Америке и в других странах. Германия почти во всех случаях либо была бита, либо ее планы были расстроены. Исключая ее военных разведчиков, захваченных позади наших линий на фронте, имеется только двое разведчиков, действительно достойных удивления. Все остальные были люди корыстные, работавшие в большинстве случаев за стандартное вознаграждение в 30 фунтов в месяц. Таков тип разведчика довоенной Германии, с помощью которого рассчитывали добыть наши морские и военные секреты, хранившиеся в глубокой тайне.

Германия недооценивала нашу контрразведку. Ее разведка была той чекой, которой она пользовалась для того, чтобы поддержат» силу своей мощной военной машины. Эта же чека приблизила час испытания и разрушила машину.

Что касается нас, то мы воспользовались их непростительными ошибками. Мы побили врага его же собственным оружием.