Развращение невиновных

26

АНТОНИО

Стук в мою дверь раздается примерно через полчаса после того, как я выхожу из комнаты Софии, и когда я, как и ожидалось, распахиваю дверь, в нее врывается моя сестра.

— Пожалуйста, проходи, — говорю я с фальшивой вежливостью, когда она уже вошла.

— Прекрати это дерьмо, Антонио. Что происходит между тобой и Софией?

Я вскидываю бровь и прохожу мимо нее, чтобы сесть на свой диван. Если она думает, что придет сюда и расскажет мне, как все будет, то она явно не права. Она может водить своего жениха за яйца, но я имею над ней власть и не позволю ей вести себя иначе.

— Уверен, что ты сама это поняла, когда ворвалась в ее комнату без приглашения. Куда делись все те манеры, которые прививала тебе мама?

— О да, София рассказала мне о том, как вы двое вели себя. Я хочу знать, что это значит для тебя? Ты просто используешь ее?

Мои глаза сузились. Я стою, потому что она стоит передо мной и смотрит на меня сверху вниз. Теперь ее глазам приходится следить за мной, так как я почти на фут выше ее.

— Если бы я сделал это, что, по-твоему, что бы ты с этим сделала?

Ее губы сжались в тонкую линию. — Сказала тебе, какой ты мудак, что испортил жизнь моей лучшей подруге и, возможно, нашу дружбу, а потом пойду и скажу твоей невесте.

Я откидываю голову назад и смеюсь. — Нет, ты не скажешь, потому что тогда ты испортишь репутацию своей лучшей подруги в нашей семье, и она никогда не сможет ее вернуть.

Мира издает звук разочарования и топает ногой, как ребенок, потому что знает, что я прав. — Тогда объясни мне, зачем ты с ней связался? Почему после стольких лет ты с ней связался?

Она смотрит на меня, ожидая ответа, но я обнаруживаю, что у меня его нет. Во всяком случае, такого, который удовлетворил бы ее вопрос.

Затем ее лицо опускается. — О Боже!

Она подносит руку ко рту.

— У тебя действительно есть к ней чувства. Я знаю, какая София романтичная и оптимистичная, и предполагала, что ее чувства в основном односторонние… Я думала, что для тебя это больше секс, но на самом деле она тебе нравится.

Я скрестил руки, не понимая, что меня выдало. — Не надо делать из этого что-то большее, чем есть на самом деле. Мы просто развлекаемся перед окончанием школы.

Мира качает головой. — Чушь. Она тебе нравится. Боже мой, это потрясающе!

Она хлопает в ладоши.

— Как это?

Я закатываю глаза.

— Потому что ты можешь сделать что-то, чтобы вы двое были вместе. У нее нет никакой власти в этой ситуации, но у тебя есть.

Я поднимаю руку. — Помедленнее. Я не собираюсь ничего делать. Мы с Софией будем развлекаться в этом семестре, а потом я женюсь этим летом… на Авроре. Вот что происходит.

Она нахмурилась. — Какого хрена ты женишься на этой гадюке, если София тебе небезразлична?

— Ты знаешь, почему.

Мира насмехается. — Из-за долга? Потому что ты хочешь быть идеальным папиным сыночком, как всегда?

Она открывает рот и засовывает внутрь указательный палец, как будто от одной мысли о том, что она только что сказала, ее хочется вырвать.

— Потому что я дал клятву всегда ставить семью на первое место, а сорвать помолвку с Авророй и оскорбить младшего босса — это не значит ставить семью на первое место.

Она делает шаг ко мне. — Антонио, ты не можешь жениться на Авроре, если ты влюблен в Софию.

Теперь уже я насмехаюсь. — Кто говорил о любви? Она просто хорошая женщина, и я хочу сохранить ее, пока могу.

Оскорбление Софии на вкус как кислота на языке, но любовь? Откуда она у моей сестры?

Она тычет пальцем мне в лицо. — Не смей этого делать. Только не о Софии.

Я закатываю глаза. — Что тебе нужно понять, так это то, что мы с Софией не будем вместе, Мира. Вбей это себе в голову и перестань надеяться на обратное. Мы оба согласны с тем, что все закончится.

Она качает головой, как будто я ее разочаровал. — Думаю, вы оба поймете, что это легче сказать, чем сделать.

— Я закончил с этим допросом. Почему бы тебе не вернуться в свою комнату с Марсело и не заняться тем, чем вы оба занимаетесь? И помалкивай обо всем этом — это касается и Марсело. — Она открывает рот, чтобы возразить, но я не даю ей этого сделать. — На данный момент ты все еще Ла Роза, Мира. Пока ты не подпишешь свидетельство о браке и не станешь Коста, ты должна делать то, что лучше для семьи, а это значит, что чем меньше людей узнает об этом, тем лучше.

Сжав на секунду челюсти, она кивает в знак согласия.

— Отлично. А теперь уходи. Мне надоел этот разговор.

Она уходит, не сказав больше ни слова, а я возвращаюсь на диван, ложусь и смотрю в потолок.

От одного только разговора о том, что все закончится с Софией, у меня в груди становится тесно. Каково это будет, когда это станет реальностью?

На следующее утро меня разбудил стук в дверь. Клянусь Богом, если это моя сестра пришла, чтобы разбудить меня очередным предупреждением…

Я хватаю брюки и, когда дверь распахивается, и я вижу стоящую там Аврору, мои мысли резко обрываются.

Почему она здесь?

Если бы это была обычная помолвка, то, наверное, в этом не было бы ничего странного, но Аврора никогда раньше не появлялась в моей комнате.

— Привет, как дела? — Я зеваю, прикрывая рот предплечьем.

— Это так ты приветствуешь свою невесту?

Она улыбается и заходит в мою комнату.

Я как-то сдерживаю вздох, который хочет вырваться наружу. Еще слишком рано иметь дело с этой женщиной.

— Тебе что-то нужно, Аврора? — Я подхожу к шкафу, чтобы взять футболку, когда замечаю, как ее глаза блуждают по моей груди.

— Я подумала, что мы могли бы вместе пойти на завтрак сегодня утром.

Я вскидываю бровь. — С каких это пор мы так делаем?

— Не делаем, но… я тут подумала. — Она сокращает расстояние между нами и кладет руку мне на грудь, а другую подносит к моему лицу. — Свадьба все ближе и ближе. Пора нам стать настоящей помолвленной парой. Хватит жить раздельно.

Ее рука проходит по моей груди, затем по прессу, и я хватаю ее за запястье, прежде чем она успевает дотянуться до моего члена. — А зачем нам это нужно?

Она жеманно улыбается. — Сейчас, сейчас. Не притворяйся, что я тебе не нравлюсь, жених. Факты говорят об обратном.

Аврора смотрит между нами туда, где мой стояк упирается в брюки.

— Это называется "утренняя стояк". Ничего личного — поверь мне.

Я отбрасываю ее запястье в сторону.

— Мы собираемся провести всю жизнь в постели вместе, Антонио. Почему бы не получить удовольствие немного раньше?

Я звонко рассмеялся. — Все время, которое я проведу с тобой в постели, я проведу по долгу службы, Аврора. Ничего больше. А сейчас у меня есть планы встретиться с Томмазо, так что извини меня.

Она сузила глаза, знойный образ исчез. — Что бы сказали наши отцы, если бы узнали, что ты так со мной разговариваешь?

— Это угроза?

Я сжал челюсти так сильно, что стало больно. Наши отцы, наверное, разговаривали с нашими мамами и похуже, чем я сейчас.

Она пожимает плечами. — Просто вопрос.

Я могу поклясться, что она добавляет немного дополнительных движений бедрами к своей походке, когда идет к двери. Я следую за ней. Не потому, что у меня есть планы встретиться с Томмазо до того, как мы отправимся в столовую на завтрак, а потому, что это самый простой способ выпроводить ее отсюда.

Аврора открывает дверь и поворачивается ко мне лицом. — Я зарезервирую для тебя место рядом со мной за завтраком.

— Отлично, — говорю я с фальшивой вежливостью, поправляя брюки так, что мой член упирается в пояс, и выхожу за ней в коридор.

Она направляется в одну сторону к лифту, а я — в противоположную, к комнате Томмазо. Я стучусь в его дверь, а Аврора наблюдает за мной из дальнего конца коридора в ожидании лифта.

Все, что я могу сделать, это не танцевать на месте. Мне так сильно хочется в туалет.

Когда он не отвечает, я стучу снова. Томмазо не любит рано вставать, поэтому я не могу предположить, что он ушел на тренировку или уже отправился в столовую.

Двери лифта звенят, и я наблюдаю, как Аврора заходит внутрь. Как только двери закрываются, я бегу в свою комнату и в ванную, чтобы облегчиться.

Приняв душ и переодевшись в форму, я возвращаюсь в комнату Томмазо примерно в то время, когда мы обычно встречаемся, чтобы отправиться в столовую на завтрак. На этот раз он отвечает сразу.

— Привет, — говорит он, открывая дверь. — Заходи. Я уже почти готов.

Он выглядит усталым. Под глазами мешки, а улыбка, которая раньше была всегда, уступила место складке между бровями. С тех пор как мы вернулись, мы мало говорили о его отце, то тут, то там. Несколько раз мне приходилось останавливать его, чтобы он не бросился к столу русских в столовой, но, похоже, он не хочет обсуждать эту тему.

Да я и не знаю, как это сделать. Мы не воспитаны так, чтобы исследовать свои чувства. Нас воспитывают действовать, а не чувствовать.

Но кое-что меня все же беспокоит. При всем напряжении с нашей стороны, когда мы смотрим на русскую секцию в столовой, почему русские не напрягаются?

Они ведут себя как обычно. Ничего не изменилось ни в их привычках, ни в их поведении, ни, тем более, в отношении к нам. Они демонстрируют то же самое взаимное презрение, которое мы всегда испытывали друг к другу. Единственное объяснение — они не знают, что есть повод для напряжения. Они не знают, что мы считаем, что они убили одного из наших капо, или делают вид, что не знают. Что именно?

Я иду за Томмазо в его комнату, пока он надевает галстук с цветами итальянского флага и прихорашивается перед зеркалом.

Я поднимаю его пиджак, который висит на спинке стула, и бросаю ему. — Я заходил раньше, но тебя здесь не было.

Он замирает на мгновение, натягивая пиджак. Это всего лишь полсекунды, но я успеваю заметить.

— Пошел прогуляться пораньше. Не мог уснуть. Думал о своем отце.

Томмазо не из тех, кто "неспешно прогуливается, чтобы разобраться в своих чувствах". Он "выбивал дерьмо из груши для битья". Я хочу сказать, что это чушь, но сейчас не время. Отца этого парня только что убили, выкололи ему глаза и через неделю выбросили на берег. Это может испортить настроение любому.

Поэтому, вместо того, чтобы допрашивать его, я говорю: — Если в следующий раз захочешь компанию, дай мне знать.

Он кивает и направляется к двери. — Готов?

Похоже, ему не терпится закончить разговор.

— Ага. — Я делаю вид, что верю ему.

Мы выходим из Римского дома, но я не могу избавиться от чувства тревоги, которое одолевает меня всю дорогу до столовой.

Мой лучший друг лжет. Вопрос в том, о чем он лжет?