Развращение невиновных

8

АНТОНИО

Я просыпаюсь в воскресенье утром со стоном, голова раскалывается, когда я переворачиваюсь в постели. Вчера вечером я выпил слишком много, что на меня не похоже. Обычно я горжусь своим самоконтролем и умением отгонять от себя любую реакцию на происходящее вокруг.

Как в первый раз, когда мой отец выстрелил кому-то в голову у меня на глазах. И когда меня позвали убрать моего первого человека. Ничто из этого не взволновало меня так сильно, как вид Софии в обтягивающих джинсовых брюках. Я должен был заполучить ее.

Я не мог перестать думать о ней, одержим ею всю ночь. Поэтому, как только Аврора ушла, и я увидел, что София ускользнула в лес, мое тело просто двинулось в том направлении. Я не собирался ее целовать, но она выглядела так соблазнительно во всей своей красоте и невинности, в лунном свете, пробивающемся сквозь деревья.

В тот момент мне хотелось, чтобы я не забыл этот поцелуй утром, но это было ошибкой с моей стороны. Потому что я никогда не забуду, какова она на вкус, каковы ее пухлые губы под моими, каков ее запах вблизи. Какова ее попка в моих руках. И ни одна из этих деталей не померкла за ночь.

Мой член дергается при воспоминании о моих руках в ее волосах, о моих губах на ее губах, о том, как она позволила мне вести себя и задавать темп. Я еще не целовал Аврору, но не нужно быть гением, чтобы понять, что Аврора такая же мягкая и податливая, как гранитная плита. Полная противоположность Софии.

Но это часть причины, по которой мой отец выбрал ее для меня. Когда придет моя очередь управлять семьей Ла Роза, мне нужен будет кто-то сильный рядом. Аврора знает свое место в семье, но у нее есть хребет, чтобы выдержать все, что нам выпадет.

Даже когда я пытаюсь убедить себя в этом, в ребрах остается ощущение, что я лгу.

Неважно.

Я скатываюсь с кровати и включаю душ. Мой разговор с отцом состоится обедом, а сейчас уже почти обед.

Приняв душ и одевшись, выпив бутылку воды и ибупрофен, я спускаюсь на лифте на самый нижний уровень Римского дома, где каждое воскресенье происходят все наши телефонные разговоры с внешним миром.

Каждый человек получает доступ в защищенную комнату с защищенной линией, чтобы поговорить с тем, кого мы выберем. Для меня это всегда отец, больше никто.

Я прихожу немного раньше назначенного времени, поэтому расхаживаю перед пультом охраны, где стоят все мониторы, на которые выводится изображение с камер, расположенных по всему Римскому дому.

— У нас есть свободная комната, если вы хотите позвонить сейчас, мистер Ла Роза.

Я поворачиваюсь, чтобы ответить женщине, а она рукой показывает на коридор с закрытыми дверями.

— Отлично. Какой номер комнаты? — Я направился в сторону коридора.

— Комната номер семь.

Я поднимаю руку в знак благодарности, но не оборачиваюсь, а продолжаю путь, пока не дойду до нужной комнаты. Оказавшись внутри, я закрываю дверь и сажусь в одинокое кресло, взяв в руки телефон, стоящий на столе. Набираю номер отца и жду, когда он ответит.

— Антонио, — отвечает он на первом же звонке. — Как дела, сынок?

У нас не так много времени, поэтому светские беседы сведены к минимуму. Он не сволочь по отношению ко мне, как отец Марсело по отношению к нему, но наши отношения строятся вокруг того факта, что в один прекрасный день мне предстоит возглавить империю, которую он помог построить. Поэтому он не будет спрашивать, как идут мои занятия и не доставляют ли мне проблем Мирабелла и Аврора. Он знает, что я с этим справлюсь. Я уважаю этого человека и надеюсь когда-нибудь заслужить такое же уважение в ответ.

— Мне было лучше до того, как я поговорил с Марсело.

— Что сказал Марсело? — В его голосе слышится раздражение.

— Он сказал мне, что они получили наводку от кого-то из своих сотрудников в доках. Они перехватили партию оружия — того самого оружия, которое направлялось к нам несколько месяцев назад.

— Cazzo!

— Если бы я ставил на это деньги, я бы сказал, что это то самое оружие, которое пропало по вине русских. Но я не могу быть уверен.

Мой отец ругается, продолжая говорить по-итальянски. Выдохнув, он делает глубокий вдох, прежде чем снова заговорить. — Я посмотрю, не пропало ли у нас еще какое-нибудь оружие, кроме того, которое было любезно предоставлено русскими.

— Ты уверен, что это разумно?

Обычно я не задаю вопросов своему отцу, но мы должны быть уверены, что сыграем правильно.

— Ты сомневаешься во мне?

— Конечно, нет, просто…

— Это может быть кто-то изнутри. Либо беглецы украли наше оружие и продали его кому-то в Нью-Йорке, либо кто-то здесь наживается на верхушке и ведет свою собственную операцию на стороне. Поговори с Марсело и узнай, не покупает ли кто-нибудь из их постоянных клиентов столько же, сколько раньше, и держи глаза и уши открытыми с русскими в кампусе. Скажи мне, если что-нибудь узнаешь.

Я киваю, хотя он меня не видит. — Обязательно.

— Теперь твоя мама хотела поговорить с тобой перед тем, как ты уйдешь. Давай я выйду из кабинета и найду ее.

К тому времени, когда отец кладет трубку маме, у меня остается всего несколько минут разговора, за что я ему благодарен, поскольку все, о чем хочет поговорить мама, — это детали свадьбы и вопросы, которые она хочет, чтобы я задал Авроре от ее имени.

— Ты можешь сказать мне на следующей неделе, что говорит Аврора. Не забудь спросить ее, — говорит она.

— Не забуду. Поговорим на следующей неделе. Ti voglio bene, Mamma.

Я вешаю трубку, прежде чем она успевает сказать что-то еще о свадьбе.

Я выдыхаю и выхожу из комнаты, проводя рукой по волосам. Когда я подхожу к лифту, я нажимаю кнопку "вверх", и двери сразу же открываются. Глаза Авроры расширяются, затем ее удивление сменяется улыбкой.

— Эй, это ты. — Она выходит, приподнимается на цыпочки, чтобы поцеловать меня в щеку.

— Привет.

— Ты только что закончил свой звонок? У меня свой через несколько минут.

Я киваю. — Да, только что разговаривал с отцом.

Она хмурится. — Ты в порядке? Ты выглядишь напряженной или что-то в этом роде.

— Да, я в порядке. Я тоже разговаривала с мамой, и у нее есть к тебе несколько свадебных вопросов.

Ее глаза сияют от восторга. — Отлично. Может, я найду тебя, как только закончу со своим звонком?

— Да, конечно.

Я обхожу ее и снова нажимаю кнопку "вверх", чтобы двери лифта снова открылись.

— Отлично, тогда до встречи.

Она широко улыбается, когда дверь закрывается между нами.

Не знаю, что такого в ее улыбке, что меня всегда пугает. Думаю, потому что она никогда не доходит до глаз.

Вместо того, чтобы нажать кнопку на свой этаж, я нажимаю кнопку на главный. Мне не хочется оставаться одному в своей комнате, размышляя о Софии, в то время как я должен выяснять, как разобраться в том, что происходит с этими поставками оружия.

Когда я выхожу в холл, то сразу вижу Томмазо, откинувшегося на спинку одного из кресел, а перед ним стоит София. Они болтают, и она, должно быть, говорит что-то, что он считает чертовски смешным, потому что его голова откидывается назад от смеха.

Когда я подхожу к ним, у меня сводит челюсти. Я не знаю, почему. Во-первых, не похоже, чтобы Томмазо мог влюбиться в Софию. Он знает ее столько же, сколько и я, и ни разу не проронил ни слова о том, что видит в ней что-то большее, чем друга. Томмазо обычно предпочитает, чтобы его завоевания были немного дальше от дома.

Но разве не два дня назад я был таким же, как мой лучший друг? Я смотрел на Софию не иначе, как на лучшую подругу моей младшей сестры. Но сейчас… сейчас я не знаю, что, черт возьми, происходит с моей головой. Может быть, это реакция на стресс от осознания того, что мне придется провести остаток жизни с Авророй. Что бы это ни было, это должно прекратиться — немедленно.

Мелодичный голос Софии доносится до меня, когда я приближаюсь, и я понимаю, что теперь мне нужно решить, как я буду справляться с последствиями нашего совместного поцелуя.

Должен ли я рассказать о том, что произошло, и попросить ее держать рот на замке? Я не думаю, что нужно угрожать ей, чтобы это осталось между нами. Она достаточно умна, чтобы понять, что ничего хорошего не будет, если она расскажет кому-нибудь о нашей маленькой неосторожности. Кроме того, я уверен, что она хочет сохранить свой безупречно чистый имидж.

И хотя для меня не составит большого труда загулять после того, как мы с Авророй поженимся — что в нашем мире не редкость, особенно если брак заключен не по любви, — слухи о том, что я любовница, не лучшим образом скажутся на брачных перспективах Софии.

Тогда я решаю сделать вид, что этого не было. В конце концов, это все равно не может повториться.

— Привет, ребята.

Я обхожу Софию и сажусь на стул слева от Томмазо. Мой взгляд переходит на Софию.

Она смотрит на меня в течение одного удара сердца, затем ее взгляд устремляется в пол.

— Ты только что закончил свой звонок? — спрашивает Томмазо.

Я киваю. — Да.

Я еще не решил, буду ли я рассказывать ему о том, что сказал мне Марсело. У меня нет причин подозревать Томмазо в том, что он не просто предан мне и нашей семье, но я должен быть уверен, что мое доверие не напрасно. В нашем деле никогда нельзя быть слишком осторожным. Если доверяешь не тому человеку, тебя могут убить.

Когда я не стал рассказывать о своем телефонном разговоре с отцом, Томмазо понял мой намек на то, что я не буду больше обсуждать эту тему, и сменил тему. — Вечеринка вчера была потрясающая.

Я пожимаю плечами. — Все было нормально. Я выпил больше, чем следовало. Большая часть ночи для меня как в тумане.

Мой взгляд встречается со взглядом Софии, и, к ее чести, она ничего не говорит. Я готов поклясться, что в ее глазах мелькнула вспышка обиды, но она прошла и исчезла через миллисекунду. — Тебе было весело, София?

Я вскидываю бровь, словно осмеливаясь выдать ее.

— Все было хорошо.

Она смотрит в сторону и обводит взглядом комнату, как будто надеется, что Супермен придет и спасет ее.

— Ты была там с Джованни, да? Вы теперь вместе? — спрашивает Томмазо.

Мне не нравится, как я слегка подаюсь вперед, желая услышать ее ответ.

Она сдвигается с места. — Я не знаю, что между нами происходит.

— София!

Мы все втроем поворачиваемся в сторону голоса Миры. Она спешит от лифта, Марсело небрежно идет следом.

— Эй, куда ты убежала вчера вечером? Джованни искал тебя, — говорит Мира, как только подходит к нам.

София смотрит на меня, а затем возвращает свое внимание моей сестре. — Извини, меня беспокоил желудок, и я решила, что лучше просто уйти оттуда. Мне было бы неприятно, если бы меня стошнило на глазах у Джованни.

Беспечная улыбка перекосила ее губы.

Ложь легко слетает с ее языка, что меня удивляет, но я благодарен ей за то, что она не выдает меня.

Мира нахмурилась. — Ты сейчас хорошо себя чувствуешь?

— Да, хорошо. — Она улыбается. — Думаю, может быть, я слишком много выпила. Это была странная ночь.

Странная — это слабо сказано.

Марсело поднимает руку в знак приветствия, а затем идет рядом с моей сестрой и обхватывает ее за талию. Клянусь, эти двое не могут находиться в одной комнате и не прикасаться друг к другу. Это чертовски раздражает.

Мира берет Софию за руки. — Я должна поговорить с тобой о Джованни. Я разговаривала с ним вчера вечером, после того как мы не смогли найти тебя, и он так влюблен. Я думаю, он…

— Господи, да забери ты этот девичник куда-нибудь подальше, ладно? — Я нахмурился на сестру, которая нахмурилась в ответ.

— В чем твоя проблема? Помолвка с Сатаной наконец-то надоела тебе?

Я хочу избавиться от самодовольного выражения на лице Миры.

Не успеваю я ответить, как голос Авроры говорит: — Вот ты где.

— Говори о дьяволе, и он явится, — пробормотала Мира.

Бросив быстрый взгляд на Софию, я понимаю, что она чувствует себя еще более неуютно, чем несколько минут назад.

— Я поднялась в твою комнату, а когда тебя там не оказалось, решила, что найду тебя здесь.

Аврора проскальзывает мимо Софии, Миры и Марсело, не обращая внимания на их присутствие, и опускается ко мне на колени.

Я не знаю, почему она ведет себя так, будто мы пара, которая обнимается, но я буду играть в ее игру, чтобы убедить Софию, что прошлая ночь никогда не повторится. К тому же, это злит мою сестру.

Поэтому я скольжу рукой по талии Авроры и позволяю своей руке расположиться на ее животе. В животе появляется неприятное чувство, но я не делаю ничего плохого. Она — моя невеста.

Тогда почему прикосновение к Авроре кажется мне неправильным, в то время как прикосновение к Софии кажется таким правильным?