Развратная баллада

В таверне было шумно, дымно, воняло кислой капустой и потом, громко кричали сидевшие за соседним столом мужики, уместившиеся всемером на двух лавках, а над всем этим плыл, заставляя желудок сжиматься от спазмов, аромат жарящегося на вертеле мяса. Геральт поморщился, с сомнением заглядывая в кружку, которую только что поставил перед ним трактирщик. То, что здесь именовалось гордым словом «эль» не тянуло даже на скисшую бурду, которую используют для избавления от вшей в Ривии. Что за холера принесла его сюда? Виновник того, что затащило их в эту дыру, находился поблизости — старательно выводил сладкоголосые трели, успевая и играть на лютне, и пощипывать за мягкие бёдра дочку трактирщика. Геральт угрожающе приподнял бровь, намекая Лютику о том, что следует держать себя в руках, но тот сделал вид, что не понимает, о чём речь, громче заводя очередную балладу.

Философски пожав плечами, Геральт решительно отодвинул от себя кружку и, бросив монету на стойку, сказал, что будет ждать ужин наверху. Успеть бы этот ужин съесть, а то в прошлый раз, когда Лютик ворвался в комнату, придерживая сползающие портки и крича, что его хотят убить, пришлось бросить дымящееся жаркое и пробиваться к выходу, оставив после себя с десяток разбитых носов и вывихнутых челюстей.

Спустя полчаса, меланхолично дожевав мясо, Геральт прислушался — песни внизу звучали громче, но Лютика слышно не было. Либо менестрель уже спал под столом, либо, что вероятнее, развлекался с кем-то из поклонниц. При любом исходе можно было рассчитывать на два-три часа отдыха, прежде чем очередной рогоносец примется ломиться в дверь, пытаясь вколотить туда Лютика.

Вздохнув, Геральт стянул сапоги и попытался устроиться на узкой кровати, чей матрас давно превратился в два тонких лоскута ткани, из которых печально торчала прошлогодняя солома. Однако привычка засыпать в любую свободную минуту в любом месте сделала своё дело. Сны ведьмаку снились редко. Чаще всего это были отрывки из прошлого, причудливо перемешанные с настоящим и обрывочными фантазиями, больше похожими на бред. Но, как бы крепок ни был сон, выныривал из него Геральт мгновенно. И это уже было не силой привычки — простым инстинктом самосохранения.

Вот и сейчас, распахнув глаза, он нашёл меч, сжал его рукоять и напрягся, готовый вскочить в любой момент. В комнате, освещённой одной свечой, было пусто, но за дверью отчётливо ощущалось чужое присутствие. Мгновение, и воздух взорвался ароматом цветущей сирени, заставляя отпустить меч и откинуться на подушке, с интересом разглядывая дверь.

— Я знаю, что ты там, — тихо сказал Геральт, закидывая руку за голову.

— А я знаю, что ты знаешь. — Йеннифэр распахнула дверь и вошла в комнату, прикрывая за собой створку и отсекая их от внешнего мира лёгким взмахом руки. Тишина, чужое дыхание и оглушительный стук собственного сердца стали единственными звуками, оставшимися между ними.

— Давно не виделись. — Геральт не делал попыток пошевелиться, одними глазами следя за её перемещениями. За тем, как комната наполняется светом десятка свечей, как исчезают грязные тряпки, служащие занавесками, сменяясь воздушным белым полотном, как она скользит по комнате, превращая её в что-то невесомое, мягкое и невероятно комфортное. Соломинка, впившаяся в ягодицу, вдруг перестала колоть, Геральт привстал на локте, разглядывая большую кровать с высоким изголовьем. Хмыкнув, откинулся обратно, на подушку, и слегка приподнял бровь.

— Я соскучилась, — легко пожала плечами Йен, словно одна эта фраза могла объяснить её появление после нескольких лет разлуки.

— Думаешь, этого достаточно? — бровь Геральта иронично изогнулась. Он нарочито равнодушно смотрел, как слабеет, повинуясь ловким пальцам, шнуровка корсета, и очень осторожно сглотнул, когда платье соскользнуло с её плеч, падая к ногам. Взгляд прошёлся по спине, задержавшись на ямочках над ягодицами, опустился ниже, и Геральт тихо выдохнул сквозь зубы. Йен бросила через плечо быстрый взгляд, беззвучно усмехнулась, качнула головой, поворачиваясь.

— Я думаю, да. Для нас.

Она медленно подошла, покачивая бёдрами, не сводя гипнотических фиалковых глаз. Но, стоило ей перекинуть ногу через него, как его пальцы крепко впились в бедро, легко откидывая обратно.

— Нет. — Геральт нахмурился, опёрся на локти, сел, прислонившись к изголовью.

— Нет? — пришла очередь Йеннифэр удивляться. Она стояла перед ним, прекрасная в своей наготе, пламя свечей плясало на матовой коже, озаряя старые шрамы.

— Нет, — Геральт качнул головой, словно надеялся, что это поможет самому поверить в то, что он хочет сказать. — Ты никогда не думала, что однажды вернёшься, и будет слишком поздно?

— Хочешь сказать, этот день настал? — Йен склонила голову набок, изучая Геральта с таким пристальным интересом, словно он был засушенным ингредиентом какого-то зелья, которое следует измельчить в труху, прежде чем добавлять в котёл.

— Хочу сказать, что тебе лучше одеться и уйти. — Он и сам удивился, как сухо и спокойно звучат его слова, хотя сердце грохочет, колотясь о грудную клетку.

— Что ж, — она равнодушно пожала плечами, отвернулась, склоняясь над платьем, и, расслышав сдавленное шипение, тонко улыбнулась. Подхватила ткань с пола, не спеша надевать, взвесила в руке и вдруг, резко обернувшись, бросила её в лицо Геральту. Он стремительно отшвырнул платье в сторону, подался вперёд, прищурившись, комкая простынь в ладонях.

— Не испытывай моё терпение, Йен, — в его спокойном голосе отчётливо прозвучал рык, вибрирующий глубоко в горле. — Уходи по-хорошему.

— А то что? — Она вскинула подбородок, поставила одну ногу на кровать в опасной близости от его бедра. — Убьёшь меня?

— Не убью, — медленно, тяжело обронил он. Потом вздохнул тяжело и добавил с глухим отчаянием: — Я устал каждый раз тебя терять. Хватит. Я уже попрощался с тобой, помнишь? Зачем ты пришла сейчас?

— Потому что не могу без тебя, — легко ответила она. — Не могу и не хочу.

— Вот, — Геральт горько усмехнулся. — Ты всегда делаешь то, что хочешь ты. И не слышишь меня. Не хочешь слышать.

— Я знаю, чего ты хочешь, — мурлыкнула Йен, склоняясь и накрывая ладонью его член, выпирающий из штанов. Геральт шумно выдохнул, на миг закрыл глаза, но тут же распахнул их, впиваясь в её запястье пальцами и отводя руку в сторону.

— Ты опять слышишь только себя, — прошипел он, подаваясь вперёд. — Себя и свои желания.

— Твои желания сейчас полностью отвечают моим, — выдохнула она, обжигая дыханием его губы.

— Тебе только кажется, — хмуро ответил Геральт, но взгляд уже лихорадочно блуждал по лицу, знакомому до малейшей чёрточки, то и дело замирая на приоткрытых губах.

— Обещаю, что не уйду, не попрощавшись, — произнесла Йен, подаваясь вперёд и накрывая, наконец, его губы своими.

Геральт застыл, не спеша отвечать, но вот его губы шевельнулись в ответ, свободная рука коснулась её затылка, пока вторая, продолжавшая сжимать запястье, потянула на себя. Охнув от неожиданности, Йен с жаром откликнулась на поцелуй, позволяя его языку проникнуть в рот, не обращая внимания на то, как больно впиваются в кожу ремни на его одежде, когда он с силой прижал её к себе. Она нетерпеливо поёрзала на его бёдрах, с трудом протиснув руки меж их телами, не прерывая поцелуй, вслепую принимаясь сражаться с многочисленными застёжками. Его руки, казалось, теперь были везде: отвлекая, заставляя терять рассудок, они скользили по спине, рёбрам, сжимали ягодицы, чтобы снова пуститься в путь наверх, оттягивая кожу, сминая, сдавливая.

— Для того, кто говорит, что всё остыло, — прохрипела Йен, когда губы Геральта спустились к подбородку, — ты слишком горяч.

Вместо ответа он обхватил её за талию и одним коротким движением перевернул на спину, нависая сверху, стягивая рубаху через голову.

— Я расскажу тебе о степени моего равнодушия, — прерывисто дыша, откликнулся он, опуская голову, обхватывая её сосок губами, обводя языком, — немного позже.

— Уже предвкушаю этот разговор, — простонала Йен, выгибаясь навстречу его губам, запуская пальцы в его волосы.

Он беззвучно хмыкнул в ложбинку между её грудей, находя второй сосок, пропуская меж пальцев тот, который только что оставил. Йеннифэр тихо постанывала, нетерпеливо поводя бёдрами, приподнимаясь ему навстречу, пытаясь обнять, обвивая его ногами. Рука Геральта перехватила её запястья, заводя над головой и с лёгкостью удерживая, несмотря на слабое сопротивление. Йен возмущённо замычала, встречаясь с насмешливым взглядом. Его губы растянулись в хитрой улыбке, склонившись к её губам, он прошептал:

— Ты так долго заставляла меня ждать…

Его ладонь легла на её живот, слегка сжала, опускаясь ниже, и Йен тихо зарычала, когда, обойдя вниманием пылающий жар её лона, он обвёл внутреннюю сторону бедра, заставляя её ноги раскрыться шире.

— Геральт, — предупреждающе начала она, но тут же всхлипнула громко, отчаянно, когда его палец скользнул внутрь, тут же выходя, обводя каждую складочку. Обратно вернулись уже два пальца, резко, рвано, вызывая короткие, тонкие стоны. Йеннифэр выгибалась, насаживаясь на него, бессвязно шепча, умоляя, угрожая, пока напряжение, разраставшееся внутри, не стало невыносимым. Она застыла, готовясь к первой волне наслаждения, что должна была накрыть со следующим движением, но Геральт вдруг отстранился, сел на колени между её ног. Йен с трудом разлепила веки, фокусируя на нём взгляд, глядя на его тяжело вздымающуюся грудь, на полуоткрытые губы, на полыхающие чёрным глаза.

— Какого… — прохрипела она, облизывая пересохшие губы. Но Геральт не двигался, напряжённо глядя на неё, сжимая и разжимая кулаки, лежавшие на коленях.

— Не смей сейчас останавливаться, — угрожающе прошипела Йеннифэр, подтягиваясь к нему ближе.

— Что случилось, Йен? — шумно дыша, спросил Геральт. — Я не оправдал твоих ожиданий?

— Не смей так со мной поступать! — на выдохе рявкнула Йен, отталкиваясь от кровати локтями и садясь ему на колени. — Только попробуй сейчас уйти, — шепнула она, мазнув губами по его шее, вдавливаясь в его член, скользя по коже штанов. Его ладонь непроизвольно обхватила её талию, прижимая к себе, но в следующее мгновение Геральт вновь опустил руки, не двигаясь, не реагируя на Йеннифэр, осыпавшую мелкими поцелуями и лёгкими укусами его шею и грудь.

— Хочешь сказать, что тебе всё равно? — Она посмотрела на него исподлобья, прикусила губу, в то время как обе её ладони нырнули вниз, обводя выступающие мышцы на животе, отмечая, как они дёрнулись, втягиваясь. Опустив глаза, чтобы Геральт не увидел её улыбку, Йеннифэр принялась развязывать шнуровку, стараясь сделать это как можно медленнее. Подрагивающие от возбуждения пальцы способствовали этому плану, и, когда чёрная кожа распахнулась в стороны, Йен готова была поклясться, что Геральт выдохнул слишком громко.

Её ладонь легла на его член, крепко обхватывая у основания, медленно провела вверх, и в этот раз ей не почудился тихий стон. Йеннифэр поднесла ладонь ко рту, облизывая её и опуская вниз, глядя на Геральта, и когда он едва заметно толкнулся ей в руку, победоносно улыбнулась, прижимаясь грудью к его груди, царапая острыми сосками кожу. С каждым движением вверх она сама приподнималась, целуя его шею, линию челюсти, ключицы. И медленно опускалась, обводя языком его соски. Руки Геральта сжимали колени так сильно, что побелели костяшки.

Жар разгорался, тлея между ног, поднимаясь к животу и выше, обжигая позвоночник. Йеннифэр чувствовала, как ускользает контроль, как животное, дикое, первозданное берёт верх над её разумом. Дыхание срывалось с губ короткими выдохами, только взгляд, словно якорь, ловил жёлтые глаза ведьмака, не дававшие окончательно упасть в пропасть.

Йен почти была готова сдаться, когда руки Геральта взметнулись вверх, сжимая бёдра, приподнимая и насаживая, сразу на всю длину. Её голова запрокинулась, с губ сорвался гортанный стон, а ноги обвили его пояс. Геральт зарычал в её шею, толкаясь глубже, опрокидывая Йеннифэр на спину, вбиваясь в неё резкими рывками. Пожар, полыхавший внутри, охватил все тело, и теперь казалось, будто они оба воспламеняются с каждым новым движением навстречу друг другу. Губы, дыхание, стоны, стук сердца — всё слилось в единое целое.

Скольжение, жар, чужая пульсация глубоко внутри — Йеннифэр растворялась в ощущениях, забыв обо всём на свете. Только его глаза, горящие тёмным пламенем, только его руки, крепко, до синяков сжимавшие бёдра, только его запах — стали, крови, тела… Разум рассыпался на крохотные осколки, заставляя пить воздух рваными, глубокими глотками. Геральт ещё двигался в ней, доходя до пика, когда Йеннифэр, забыв обо всём, раскинула руки, отпустив душу на волю.

Сон пришёл не сразу — не раз и не два дарили они друг другу наслаждение, прежде чем глаза закрылись от усталости, погружая в забвение. Утром, когда Геральт проснулся, в воздухе ещё витал лёгкий аромат сирени, но солома вновь впивалась в тело. Горько усмехнувшись, он повернулся на бок, поморщившись — глубокие царапины на спине отозвались лёгким жжением. Опять ушла. Кто бы сомневался?

— Ты всё ещё спишь?

Дверь распахнулась, на пороге возник возмущённый Лютик. Под его глазом наливался фиолетовым синяк, на одежде зияли свежие прорехи и, кажется, на груди отпечатался след от чужого сапога.

— Я стучал тебе всю ночь! — возмутился он, прижимая лютню и взирая с видом оскорбленной невинности.

— Судя по всему, на твою способность говорить моё молчание не повлияло, — лениво протянул Геральт, потягиваясь.

Лютик прошёл внутрь, потянул носом воздух и подозрительно сощурился.

— Она опять приходила?

— Кто? — невинно поинтересовался Геральт.

— Та, кто заставляет тебя спать голым, — хмыкнул Лютик, оглядывая разбросанную по полу одежду. — Ладно уж, сложу об этом балладу. Вот увидишь, — он предостерегающе поднял палец и погрозил им, — это станет самая развратная баллада на свете!