ПРОЛОГ

По влажной горячей земле, колышущимся осенним цветам и разбросанному по поляне папоротнику, давя все живое на своем пути, двигалось порыкивающее на подъемах мертвенно-зеленого цвета чудище с непонятным и вызывающим названием — вездеход. Противно фыркнув и выдохнув зловонный дым, оно остановилось в конце поляны перед лесом, возле земляного вала, который когда-то, очень давно, насыпали человеческие руки. А может, и сама природа.

Послышался скрежет — и у лупоглазого вездехода с грохотом открылся люк. Из него осторожно высунулась голова и огляделась вокруг, после чего показался и ее хозяин. Почесывая спутанные лохмы и кряхтя, человек подошел к краю машины, спрыгнул в цветы. Это был самый обычный, маленький, неопрятный, непонятного возраста кривоногий кореец. Вслед за ним, словно из катапульты, вылетело трое широкоплечих красавцев, все как на подбор. Каждый имел по паре тяжеловесных кулаков размером с голову корейца. После началась церемония выхода пятого человека. Все это было похоже на сцену посадки космического корабля, который нагло, по-хозяйски приземлился на легко дышащую и чистую планету.

Пятый был начальником. Все, кроме маленького корейца, протянули руки. Невероятно, но на всех пассажирах вездехода, кроме корейца, были превосходно сшитые костюмы. Казалось, они недавно вышли из зала заседаний.

Начальник оказался пожилым человеком лет пятидесяти пяти. У него было настолько властное и серьезное лицо, что всем хотелось встать по стойке «смирно». Этот человек явно привык командовать и решать чьи-то судьбы. Он спокойно, не спеша, воспользовался помощью атлетов.

Он спрыгнул на землю, слегка потянулся, поправил пиджак и внимательно огляделся вокруг.

— Глупо, — удивленно пожал плечами мужчина. — Столько ехать. Я в своей жизни, наверное, никогда так медленно и далеко не ездил. И здесь живут люди? Не верю я во все это.

Все четверо строго оглянулись на переминающегося с ноги на ногу корейца. Непонятно, кто казался более странным: они или маленький человек с раскосыми глазами, одетый в куртку сталевара и такие же плотные штаны, заправленные в большущие кирзовые сапоги. Кореец от смущения то надевал на голову, то снова снимал большую зимнюю шапку с подвязанными наверх ушами. И было ясно, что эта шапка всегда с ним про запас на случай тяжелой дальневосточной зимы.

Так что, — старший повернулся к корейцу, — и здесь может кто-то жить?

Мозесь, мозесь, — испуганно и часто закивал головой человечек. — Осень больцая селовека… Мозесь.

В вездеходе послышался скрежет, и из него выбрался водитель. Он лихо спрыгнул на землю и, запалившись в цветы, тут же захрапел. Какое-то мгновение все тупо смотрели на него.

Ну! — не выдержав, громко рявкнул старший на корейца. И тот мгновенно исчез, провалившись в высокую зелень. Подождав некоторое время, старший снова пожал плечами и обратился к парням, готовым повиноваться каждому его приказу.

Ну, что теперь? Куда мы приехали? — грозно спросил у них начальник, с усмешкой посмотрев на огромные, сжимающиеся и разжимающиеся кулаки. Такие жалкие и совершенно ненужные на данный момент.

А если он не вернется? Как мы поедем обратно? Куда? Телохранители жалобно заморгали, так ничего и не ответив. Да и он понимал, что слишком многого хочет от этих ребят.

Вовка, а ну, дай сигарету— Николаи Николаевич, столько времени не курить?! — поразился один из парней.

Вовка порылся в карманах и протянул сигареты усевшемуся на траве мужчине.

Неплохо, видно, я тебе плачу, — хмыкнул тот, возвращая ему пачку "Мальборо".

Нормально, — смутившись, произнес Вовка.

— Ты бы слетал, — предложил ему старший, — да принес чего-нибудь пожевать.

Интересно, сколько тут до ближайшего гастронома? — хихикнул другой парень.

Да, умник! — задумчиво произнес начальник. — Километров этак за тыщу.

Вовка уже вернулся и расстилал на траве скатерть, к которой вполне подходило название «самобранка». Из карманов, из-за пазухи на нее начало вываливаться все, что было припасено в вездеходе.

Молодец, и коньяк прихватил… Устал я что-то от всех этих событий, — вздохнул начальник.

Водителя никто не стал будить. Все понимали, во что обошлась ему поездка.

Корейца все еще не было. Это начинало неприятно тревожить. Хотя ночевать все равно пришлось бы в вездеходе.

Один из парней вдруг поперхнулся, указывая куском хлеба куда-то в сторону. Все оглянулись.

Ух! — шумно выдохнул начальник.

К ним шел высокий, с ясными глазами человек в непонятной длинной одежде. Шел мягко и прямо, ступая неестественно легко.

Это был старец. По ветру развевались длинные белоснежные волосы, а лицо было иссушено солнцем, морозом и не щадящими никого годами.

Старик подошел и, слегка поклонившись, сделал какое то странное движение рукой.

Здравствуйте, — выдавили из себя все одновременно. И вдруг старший понял, что совершенно бесполезно называть себя, свою фамилию. Он даже не знал, как, зачем они вторглись в эти владения на своей железной машине.

Каждый еще в детстве слышал о том, что существуют где-то загадочные места? живущие там мудрецы. Николай Николаевич четко понял, что все это правда и что он попал именно в такое место. Но у него была работа и конкретная цель.

Старик подошел к ним:

Пойдемте, — улыбнулся он Николаю Николаевичу. — Вы приехали по очень важному делу. И мы постараемся решить его.

Первое, что удивило Николая Николаевича, — старик говорил совершенно без акцента. Потом он испытал настоящее потрясение — старик не говорил вообще. Николай Николаевич слышал голос, идущий откуда-то изнутри самого себя. Старик даже не открывал рта. Вдруг стало тепло и спокойно на душе.

"Что же я буду ему объяснять? — думал он. — Ведь это человек из какого-то совершенно иного мира. Откуда ему знать наши проблемы? Да и как он может помочь?"

Краем глаза Николай Николаевич увидел, что ребята не отстают, а идут на расстоянии за ними. Это были верные телохранители. С ними Николаю Николаевичу всегда было спокойно, хотя иногда их преданность и раздражала. Сейчас как никогда хотелось остаться наедине с удивительным стариком.

Вы должны посетить наш дом, — сказал старик. — Но только один, чтобы совсем никого рядом.

Почему это? — поинтересовался начальник. Ему стало обидно за своих парней.

Наш дом стоит уже много тысяч лет, — ответил старик. — Если кто-то из них войдет в него, то нам придется уйти навсегда.

Почему? — поразился Николай Николаевич.

Потому что вы все не имеете спокойствия. Потому что преувеличиваете свою значимость и верите в нее. Потому что делаете то, чего делать нельзя. Если вы один, то еще, может быть…

То есть? — не понял начальник.

Они охраняют то, что сохранить невозможно. Ведь они охраняют вас. Вы считаете, это возможно? Как можно сохранить то, что не в их власти, то, что не принадлежит им? Как можно сохранить то, что принадлежит Космосу? Они ощущают это в душе и очень боятся. В нашем доме не нужен страх. Каждый человек достаточно чувствует свою слабость. Можно ли спасти человека от смерти, если она решит завладеть им по какой-то причине? Видел ли кто-нибудь из них смерть, какая она, и что именно они не должны подпустить к вам? А ведь смерть — это не только подстерегающий враг или падающая на вас скала. Приговор за содеянное может быть исполнен и по-другому. Вам нужно быть очень осторожным. Ведь вы решаете человеческие судьбы, и души людей, которых вы наказали муками или смертью, будут всегда с вами, где бы вы ни были — в том или этом мире. Вам предложили роль судьи, и вы согласились на нее, но это всего лишь роль. Артист на сцене старается играть те роли, которые ему нравятся, но и у него это получается не всегда. Вы выбрали то, что нравится вам, — а вам нравится судить. Вам нравится эта игра. Но вы не учли, что судите тех, кто не играют роли, а просто живут на этой Земле. Судить можно только то, что создал сам. Можно порвать картину, которую написал, но судить хотя бы своего ребенка… Ведь его произвело на свет великое Триединство: мужчина, женщина и Создатель.

"Поразительно! — подумал Николай Николаевич. — Неужели действительно существует какой-то мир знаний, загадочный и почему-то не принятый человечеством?"

И вдруг ему вспомнился случай, о котором давно забыл. Воспоминания вспыхнули ярко, как будто все было вчера. Вспомнил своего крошечного сына, который буквально после роддома в руках у него внезапно забился, потом посинел и оцепенев. Было еще много странного и непонятного. Врач смотрел недолго. Он долго что-то объяснял после загадочного слова «младенческое». Что-то говорил и говорил. Николай Николаевич понял: врач пытается оправдать свою беспомощность, а потом вдруг услышал:

Знаете что? Идите к бабке. Я вам адрес дам.

Вспомнилось, что многие ходили к этой бабке. И заговаривала она, безграмотная и неряшливая, страшную болезнь. Еще он вспомнил, как ночью, тихонько, чтобы никто не увидел и не узнал, дворами пробирался к ней.

Стало ясно: то были лишь отблески знания — но они спасали жизнь новорожденным.

И вот он стоит рядом с удивительным человеком, от которого веет силой и спокойствием и которому очень хочется верить.

У нас в доме чисто, — продолжал старик. — За столько времени одна и другая сторона покинули его. И поэтому он наполнен нашим знанием, тоже имеющим две стороны — добро и зло.

Но в центре все же оно — знание, которое собирается по крупицам, с самыми сильными муками, какие только существуют на Земле.

Потому что, собирая знания, ты сознательно себя отдаешь одной стороне, отрываясь от другой. И порою это очень больно.

С человеком давно произошла беда: он перестал принимать одну сторону. Но ему суждено отдавать себя по своей природе, и он не ведает, что его разрывает с двух сторон.

Человек может изменить свою судьбу. Он выбирает путь и, если выбирает, перестает быть рабом. Человек становится хозяином самого себя. Рабом быть намного легче.

Мы породили две силы, не сумев их уравновесить. И вспыхивает иногда одна сильнее другой, то пугая нас, то радуя. Мы не порождали ни добра, ни зла, хотя многие считают так.

Когда человек осознает это, он начинает понимать: есть законы, и этим законам в мире принадлежит все: дерево растет как растет; весь мир делится на женское и мужское. И это самый истинный закон, от которого невозможно отречься.

Живые существа порождают подобных. Ветер дует, ручей бежит, Луна тянет к себе море и соки трав из корней по законам великой Вселенной.

Как же случилось, что человек забыл эти законы? Человеческий разум может познавать, совершенствовать законы, но не менять и не отрекаться от них, ибо отречение приводит к тому, с чем вы и приехали ко мне. У всех внутри живет чувство закона. Каждый человек верит: есть нечто сильное, что стоит над всем, то сильное, что может дать не власть, не непобедимость или защищенность, а чувство радости. Радость — это понимание окружающего нас.

Да, — задумчиво повторил старик, — радость — это океан любви.

Какое-то мгновение он молчал, а потом добавил:

И вот люди, — а их немного в нашем доме, — стремятся познать окружающее, чтобы стать радостными и донести эту радость другим. Они начинают постигать знания, они начинают идти трудным путем к любви. Знающему далеко до любящего, а любящему — далеко до радостного. Есть еще люди, которые знают, понимают и владеют. Они помнят, что человек — это самое прекрасное на Земле. Люди — крошечные копии Космоса. Каждый несет в себе землю, воду, воздух и огонь.

Старик надолго задумался, потом вздохнул:

Как все же мало тех, которые владеют этим!

Да, да, — вдруг вырвалось у начальника. — Все это красиво, кажется жутко правильным, убедительным, хочется верить. Но если вы такие умные, то скажите, что делать нам?

Вообще-то делать ничего не надо, — спокойно сказал старик. — Сейчас для вас это и есть самое главное действие. Мы можем вам рассказать, Это несложно. Но услышите ли вы, сможете ли взять то, что дадим? Вы пренебрегли знанием мудрых.

Да кто же эти мудрые? — не выдержав, возмутился Николай Николаевич.

Мудрые — это те, которым нужен океан любви. Он должен залить все острова и стать единым. Мудрые — это те, кто помогают вам отдать хоть каплю любви в этот океан. Мудрые — это те, которые в уединении с Космосом, с той силой, которую он посылает всем, но, к несчастью, ее слышат только мудрые. Неслышащий всегда хочет сделаться значимее, сильнее и красивее другого, становясь все безобразней и безобразней.

Николай Николаевич со смущением одернул пиджак.

Вы хотите остановить войну, — продолжал старик, — и пришли к нам, живущим дальше всех от вашего мира?

Но нам сказали, что помочь можете только вы, — развел руками начальник.

Помочь можем. Только что на что мы меняем? Войну на угнетение? И все же человеческая жизнь дана Создателем. В споре рождается ненависть. Истина рождается в истине. Мы поможем вам. Я уверен, что совет будет против смертей. Смерть не рождает ничего, кроме смерти. Рабство же способно породить героев.

Не верю! Не верю ни единому слову! — вырвалось у начальника. — Вы порочите моих парней, весь мир, а взамен не предлагаете. Может быть, в ваших словах и есть что-то, но если кто-то не понимает, значит — для него нет ничего.

Хорошо, — ответил старик. — Мы пришли. В конце поляны, — он показал рукой, — к той огромной сосне два дня назад пришел умереть старый волк. Он уже мертв. Пошлите кого-нибудь из своих, — старик кивнул в сторону телохранителей: — Но чтобы не понял зачем.

Николай Николаевич обернулся к парням:

Эй, Вовка! Сходика к той сосне. Возле нее, что-то мелькнуло. Парень трусцой направился к указанному месту. Через несколько мгновений трава скрыла его. Еще через мгновение раздался нечеловеческий крик и через разные промежутки времени — четыре выстрела.

Вовка выскочил в поту, возбужденный и дрожащий, с пистолетом в руке. Подойдя ближе к Николаю Николаевичу, он подчеркнуто выпрямился, но улыбнулся по-свойски:

Зверюга там мелькнул. На меня кинулся. Пришлось пристрелить.

В Вовке Николаи Николаевич был уверен больше всех.

Иди, — махнул рукой начальник.

Как бы ни были велики глаза у страха, — тихо произнес старик, — но любой младший брат, лежащий на боку, вытянув лапы, ничего, кроме жалости, вызвать не может.

Я знаю, что вы испытываете, — продолжал старец. — Не думайте. В другой ситуации он не показал бы себя так. Все это означает одно:

Он очень хочет быть сильным, а, значит — предельно слаб. Он не обманул вас. Это не ложь. Это желание силы. Поняв, вы сможете только любить его. Как можно не любить то, что понимаешь? Понимание рождает любовь и стремление помочь, непонимание — страх и ненависть. Вы чуть не начали его бояться. А он достоин любви, он хочет быть для вас сильным, но просто не знает секрета воина. Как можно бояться того, кого понимаешь, как можно напасть на того, кого понимаешь? А если понимаешь ты, значит — понимают и тебя. Враг перестает быть врагом. Но вы, к сожалению, все понимаете буквально. Вы упростили язык Космоса. Так легче. А все легкое скрывает в себе тяжесть.

Но как же добиться понимания? — вырвалось у Николая Николаевича.

— Оставайтесь… — улыбнулся старец. — Мы вас научим.

— Ну, у—протянул начальник.

Вы прикованы к своей значимости, а значимость давно и глубоко вросла в землю, — старик улыбнулся и спросил — Вы посетите наш дом?

Да, — Николай Николаевич пожал плечами. Но эти парни всегда будут со мной. И даже я не в силах остановить их Старик улыбнулся и кивнул головой.

Они очень любят, показывать свою силу. Я с ней поговорю. Они и сила пока еще не вместе.

Старик мягко улыбнулся, внимательно посмотрел на парней. Мурашки забегали по телу Николая Николаевича. Парни встрепенулись и бегом кинулись к вездеходу затем они по очереди заскочили в него, а последний, громыхнув люком, закрылся внутри.

Так просто? — с удивлением выдохнул начальник.

Вечерело. За разговором время пролетело быстро Старик и Николай Николаевич подошли ко входу, который пронзал насыпь, поросшую соснами Николай Николаевич шел за белой головой старца, которую" четко было видно в темноте тоннеля. Потом вдруг она исчезла. Через несколько шагов пришедший понял, что старик свернул влево. Еще немного — и они попали в большую широкую комнату.

На жесткой соломенной подстилке по обеим сторонам длинного невысокого стола сидели скрестив ноги корейцы. Увидев старика, они вскочили, потом упали на одно колено, упершись левым кулаком в пол, а правую руку протянув вперед, как бы отдавая старику Это были такие же, как старик, внушительные и почтенные люди, но Николай Николаевич увидел и несколько молодых.

Старик сел в торце стола, скрестив ноги. Остальные разместились по бокам Николай Николаевич опустился на свободное место.

Потом подали чай. Все отхлебнули и, поставив чашки на стол, замерли. И вдруг Николай Николаевич услышал обрывки мыслей, похожие на слова "Как прикажете, Учитель" Он понял, что обращаются к старику. И еще — что-то неуловимое. Потом вдруг голос старика, четкий и властный "Опомнитесь, отбросьте действия. Только тогда с этой стороны забьет родник Что скажете?

Как прикажете, Учитель?

Головы присутствующих опустились. И было еще что-то. Но все смешалось. Резкие звуки, какие то внутренние толчки и боль в висках. Присутствующие встали.

Езжайте, — сказал старик — Войны не будет. Николай Николаевич сделал несколько шагов и обернулся.

Послушайте, — сказал он. — А как же недеяние? Что вы говорили о нем?

Вы все понимаете буквально, — вздохнул старик.

Что же делать мне? — спросил Николай Николаевич.

Человек отличается от животного по многим параметрам. Вот одно объяснение, которое сейчас подойдет для вас. Животное живет законами. Оно никогда не сделает большего, чем приказывают ему инстинкты. Не живите, законами — и вас никогда не поймают, как животное. Вы не подвергнете себя гибели.

Но ведь вы же только что говорили, что законы — самое главное! — чуть ли не закричал начальник.

Я говорил об истинных законах. Отойдите от законов разума. Прошу вас, — сказал старик. — И не бойтесь законов чувств.

Прощайте! — ответил начальник, пожимая плечами.

Через некоторое время рык вездехода накрыл вечнозеленые сосны.

Да, еще не все, — вдруг сказал старик и направился к выходу. Там он столкнулся с Николаем Николаевичем.

Что делать? — задыхался тот. — Пропал кореец, который указывал нам дорогу.

Позовите водителя.

Подбежал перепуганный водитель. У него тряслись руки.

Где искать, где искать?! — без остановки повторял он.

— Его вы не найдете, — ответил старик. — Посмотри, — он тронул водителя за плечо, — видишь вон ту звезду?

— Ну? — спросил водитель. — Они же здесь все одинаковые. Их же — миллионы!

Вдохни и выдохни, расслабься, — улыбнулся старик. — Она ведь красная.

— Ух! — захлебнулся водитель. — Действительно, красная!

Держись навстречу ей — и вы будете дома. Поверьте мне — и прощайте!

Николай Николаевич с водителем пошли к вездеходу, старик — к тоннелю. Возле входа, скрючившись, лежало маленькое темное тело.

Я уже взял тебя, — сказал старик, заходя в тоннель, возле которого тихо плакал маленький кореец. — Успокойся, — сказал еще раз старец. — Я беру тебя в ученики.

Члены общины начали сходиться, неся в руках сухие сосновые ветви. Они даже не подозревали, что же происходило во время всеобщей заготовки дров.

Загрузка...