Александр Солженицын. Речь на вокзале в Москве 21 июля 1994

После 7-недельного пути от Владивостока, со многими остановками, 21 июля 1994 А.И. Солженицына встречали на Ярославском вокзале в Москве. Встреча демонстрировалась на 1-м телеканале в прямом эфире. Полный текст впервые напечатан в «Русской мысли», 28.7.1994.

Дорогие соотечественники!

После 20-летней принудительной разлуки вот я снова на родной земле.

За эти восемь недель поездки я повстречал в России множество людей — школьных учителей, учеников, студентов, учёных, инженеров, рабочих в цехах, директоров заводов, фермеров, администраторов — от сельских старост и до губернаторов; сотрудников миграционной службы, беженцев из республик, соседних с нами, обитателей поселковых трущоб, врачей высоких институтов и врачей в последних районных поликлиниках; интеллигенцию городскую и сельскую, таможенников, железнодорожников, речников и многих-многих других.

Я встречался поодиночке, с группами по 3-5 человек, с группами в 30-50 человек, с аудиториями в полторы тысячи и больше.

Я всех их сегодня благодарю за тёплую, за горячую встречу и за все бесчисленные добрые слова, которые я выслушал от них. Я записывал всё, что они выражали, — их мнения, их соображения.

Я помню — помню! — все их советы, просьбы, умоления, настояния, о чём надо сказать, сказать, сказать в Москве. И я надеюсь, что мне удастся донести всё это до слуха тех, у кого в руках власть и влияние.

Сибирь, российская провинция оставляют впечатление сохранившегося душевного здоровья. Несмотря на то что целыми десятилетиями пытались уничтожить и сломать народный наш потенциал духовный, он уцелел. И сегодня я встречал множество здоровых душ, пытливых, деятельных, ищущих умов — часто в смятении, не знающих, как правильно себя направить, куда приложить усилия, с кем соединяться.

И всё это — при том, что от безумной дороговизны транспорта и связи наша страна сейчас как бы распадается на саможивущие, самоотдельные части.

Никто никогда и не ждал, что выход из коммунизма будет безболезненным. Но, может быть, никто и не думал, что он будет настолько болезненным. В порывах то 85-87-го годов, то 91-92-го — мы пытались вырваться из коммунизма, но всякий раз мы шли неуклюжим, нелепым, самым тяжёлым, искривлённым путём. Можно было видеть и издали, и я убедился, приехавши, на месте, что Россия сегодня — в большой, тяжёлой, многосторонней беде. И стон стоит повсюду, что государство снова не выполняет своих обязанностей перед гражданами.

Куда ни глянь. Деревня работает почти бесплатно, за бесценок отдавая сельскохозяйственные продукты, на которых вскоре тут же наживаются посредники, а крестьяне находятся, в общем, во власти всё того же колхозно-совхозного начальства. Становится бессмысленным вести сельское хозяйство дальше. Не надо удивляться, если оно вовсе у нас иссякнет и прекратится, — так мы поставили его.

По советскому устройству вокруг каждого предприятия и завода нарастала социальная структура. И теперь, когда предприятие или завод испытывает экономический удар или паралич, это сказывается на всей жизненной сфере вокруг, на жизни целого района, а иногда и города, какой-то округи.

Врачи и педагоги работают почти невознаграждаемые, из последних сил, из сознания долга, из инерции долга. Но и это не может продлиться бесконечно.

Наших детей мы отдаём беззащитными наглой пропаганде разврата, а после 9-х классов отсекаем их косяками, сотнями тысяч. Куда? В новый безработный класс.

25 миллионов наших соотечественников мы беспечно покинули за новосозданными рубежами. Мы не помогаем им, попавшим на местах своих дедов и отцов в положение иностранцев, мы не протягиваем им руки. Мы даже неохотно принимаем их, когда они бегут к нам спасаться и искать у нас жизни.

И, наконец, сквозь всё это прорастает удав преступности, который скоро грозит задушить всех нас, наше общество.

Народ у нас сейчас не хозяин своей судьбы. А поэтому мы не можем говорить, что у нас демократия. У нас нет демократии. Демократия — это не игра политических партий, и народ — это не материал для избирательных кампаний.

Когда я обращался к многолюдным собраниям, я никогда, ни одного раза не употребил слово-обращение «господа», которое сейчас во многих кругах уже принято. Я не применил его, потому что стыдно было так сказать, потому что в народных ушах сегодня «господа» — это те, кто пользуется нашим несчастьем, нашей бедой, и наживается на нас.

Совсем недавно газета «Аргументы и факты» напечатала статистику, по которой следует, что 63% (!) нашего населения или бедны или нищие: 2/3 населения — бедные и нищие. Вот глубины нашей беды!

Нет, от всего этого я не теряю надежды, что нам удастся выбраться из этой ямы. Хотя для того потребуется высокая ответственность на верхах и большие усилия снизу.

Душевное здоровье, сохранённое нашим народом, поможет нам в этом. Я хотел бы сам посодействовать теперь, помочь, чем смогу, в оздоровлении нашей обстановки, в том, чтобы все наши граждане получили наконец достойную жизнь. Если мне будет такая возможность дана.

Всю эту поездку я испытывал оживляющее чувство, что я снова в России, что я снова среди своих. И сегодня с этим чувством я кланяюсь вам и благодарю за ваш приход. За ваши приветствия, за вашу тёплую встречу.

Спасибо. Я уже говорил, что никакого государственного поста — ни по выбору, ни по назначению — я не приму. Я остаюсь в моей роли — писателя. Но я использую все возможности говорить и влиять — вот это моя роль.

Загрузка...