Рэмбо на Сонг-Бо

Пролог

Смерть не взяла его. Когда все тело онемело до такой степени, что он не мог уже поджечь запал, его охватило тупое чувство безразличия. «А катись все к черту», — подумал он равнодушно и опустил голову на траву. Он не ощутил ее тепла, которое она вобрала в себя за этот душный горячий день, не уловил запаха пыли. Но когда кто-то стал приближаться к нему, медленно, осторожно, он скорее почувствовал шаги, чем услышал.

Неужели он не попал в Тисла и последняя пуля будет все же за полицейским? Ну что ж: пусть доставит себе удовольствие, — он заслужил это. Но ведь даже полицейский не станет добивать беспомощного поверженного врага! Надо помочь Тислу и успокоить его совесть: пусть он думает, что победил в равной схватке. Надо подняться, надо заставить себя подняться!

Рэмбо задержал дыхание, сосредоточился и, упираясь руками в мятую траву, неимоверным усилием воли заставил себя оторваться от земли. Сердце бешено колотилось, будто он поднимался по отвесной скале. Он передохнул и попытался сесть. И это ему удалось, хотя и причинило новые страдания. Теперь нужно открыть глаза — ведь Тисл не станет стрелять в него, если у него будут закрыты глаза. Это оказалось не так просто. Лицевые мускулы были словно чужие, а веки налились свинцовой тяжестью. А может быть, были залиты кровью?

«Раскис, как новобранец», — подумал о себе с презрением Рэмбо и встряхнул головой. Это ему только показалось, что он встряхнул головой. На самом деле лишь дернулась его шея. Но этого движения оказалось достаточно, чтобы почувствовать остатки жизненной силы и все же заставить себя открыть глаза.

Лучше бы он их не открывал: перед ним стоял капитан Траутмэн. На остром лице с тонким подбородком играли темно-багровые отблески огня, и казалось, что он гримасничает. Но он не гримасничал. Глаза его не выражали ничего. Они смотрели на Рэмбо спокойно, и в них тоже играли отблески огня. Траутмэн медленно поднял винтовку, и ее черный зрачок посмотрел сначала Рэмбо в глаза, потом поднялся дюйма на три выше.

— Мерзавец, — сказал Рэмбо тихо и спокойно, но Траутмэн услышал его.

И в следующее мгновение Рэмбо ослепила яркая вспышка, опрокинув тело навзничь. Выстрела он уже не услышал.

Когда он очнулся, то не сразу понял, где он и что с ним. Он открыл глаза и снова увидел перед собой лицо Траутмэна с вытянутым вперед подбородком.

«Черт вас всех побери», — подумал Рэмбо, закрывая глаза и стараясь вспомнить, что же могло произойти после того, как его убили. Но тут уловил давно уже забытый запах хлороформа и понял, что никто его не убивал и что неплохо было бы во всем разобраться. Значит, капитан поднял тогда ствол чуть выше трех дюймов, иначе бы его голову не собрать ни в одной мастерской.

— Я знал, что ты выкарабкаешься, Джони.

Рэмбо открыл глаза и посмотрел на Траутмэна. И только теперь он вдруг ярко вспомнил все, что произошло в последний момент там, в Мэдисоне: и черный зрачок смерти, и вспышку, ослепившую его до черноты.

— Ну и шутки у вас, капитан, — сказал Рэмбо и не узнал своего голоса — хриплого, противного.

— Надо было успокоить Тисла. И я утешил его перед смертью ложью.

— Я не хотел его убивать, — Рэмбо помолчал и добавил: — Он сам напросился.

— Знаю. Он тоже не хотел твоей смерти… Во всяком случае, у него была надежда, что тебя не разорвет на куски где-нибудь в холмах.

— Понял, — Рэмбо усмехнулся, представив себе, что сделал бы с ним Тисл, попадись он ему в лапы. С этого психа все и началось. А ведь он сперва решил, что встретил порядочного человека. Все они одинаковые. И чтобы не думать больше об этом, спросил: — Сколько я здесь проболтаюсь?

Траутмэн пожал плечами. — Надеюсь, тебя не задержат.

— А потом?

— Что об этом думать? Тебе надо восстановить форму.

— Чтобы я сам мог дойти до электрического стула?

— Не говори глупостей. Я ведь не только учил вас оставаться живыми, я и помогал вам выжить. Разве не так?

— Я даже не знаю, стоит ли мне благодарить вас, капитан.

— А я в этом и не нуждаюсь. Такие люди, как ты, Рэмбо, слишком дорого нам обходятся, чтобы их могли поджаривать на вертеле, как цыплят.

— Не дешево, — согласился Рэмбо и поинтересовался: — От Мэдисона что-нибудь осталось?

— Ты стоишь десять Мэдисонов, малыш. И не спорь — я знаю, что говорю. И я тебя понимаю, другие — могут не понять.

— О'кей, капитан.

Рэмбо почувствовал, как от долгого разговора голова его закружилась, тело ослабло, и он с трудом сдерживал себя, чтобы не уснуть на полуслове. Ему не хотелось, чтобы Траутмэн заметил его слабость. Но капитан и сам понял, что слишком утомил своего ученика, и поспешил проститься.

— Помни об одном, сынок, — сказал он вставая, — у тебя есть человек, который учил тебя выживать. Смерть в учителях не нуждается.

Приговор суда присяжных штата Кентукки другим быть и не мог: смертная казнь. Рэмбо выслушал его так спокойно, что Траутмэн, сидевший в зале, невольно выпрямился и выпятил грудь. Он мог гордиться своим лучшим учеником! Этот страшный приговор, подводивший черту под жизнь человека, ничуть не тронул и его. Он уже знал: такие приговоры не для его мальчиков. Суд успокоил общественность, и этого было достаточно для того, чтобы никто больше не совал нос туда, куда не следует.

А дальше все пошло обычным порядком: апелляция, пересмотр дела и новый приговор — исправительные работы.

— Ты жив, сынок, и это главное, — сказал ему после суда Траутмэн. — Знай, о тебе всегда помнят. Я помогу тебе сразу же, как только представится возможность.

— Разве я жалуюсь? — спросил Рэмбо. — По крайней мере теперь все ясно.

Траутмэн внимательно посмотрел на своего ученика.

— Послушай, Рэмбо, ты уж дай им там постричь себя.