Реверанс со скальпелем в руке

Пролог

Дверь приоткрылась, впустив сноп света из ярко освещенного коридора, и в палату вошли две женщины в медицинских костюмах. Одна из них чуть задержалась у входа, потом щелкнула тумблером, включая основные лампы и направилась прямо к койке… не совсем правильное определение — специальной медицинской кровати, вмонтированной в аппаратурный блок. Кровать-кресло — оборудование из последнего ряда медицинских разработок: электрическое туалетное устройство, функция переворачивания больного, противопролежневый матрас, комплект для мытья головы, удобно устроенное судно, надкроватный столик…

Есть в этом мире такие вещи — специальные, продуманные и очень дорогие, при мысли о возможности воспользоваться которыми нормальный человек покроется холодной испариной.

— Сейчас я выключила камеру, но потом она будет включена постоянно. На пост картинка не передается, но просмотреть ее можно в любой момент.

— Да, это мне понятно… — внимательно осматривалась вокруг высокая и крепкая, лет тридцати на вид, медсестра.

Ее взгляд быстро обежал крашеные в бледно-салатовый цвет стены палаты, кушетку в углу возле двери, тихо гудящий и мерцающий слабыми огоньками индивидуальный монитор для контроля гемодинамики, кислородный концентратор, электронную капельницу… и остановился на щуплом женском теле, лежащем на кровати. Почти плоская грудь слабо и часто вздымалась под простыней, лицо было спокойно… как во сне. Вспомнились скупые факты инструктажа — тридцать шесть лет, алиментарно-дистрофическая кома стабильно почти четыре месяца. Прогноз? Скорее, сомнительный, чем благоприятный.

— А рефлексы? — не отводила она взгляда от впалых щек, острых скул и темного ежика коротко стриженных волос на голове больной. Короткие — отметила для себя — легче будет мыть.

— Все, присущие коме средней тяжести… мозг жив. Но да… будьте внимательны, как обычно возможны судороги тянического типа и остерегайтесь апноэ, — отозвалась старшая медсестра отделения, — Светлана, вас рекомендовали, как грамотного работника с большим опытом ухода за тяжелыми больными. Специалиста только такого уровня и нанял бы сам Шония. Не подведите меня.

— А ваш — местный персонал? — осторожно поинтересовалась медсестра.

— Девочки загружены до предела, недавно еще одну забрали, — расстроено отметила женщина, — я вот на пенсию собралась да так и собираюсь уже третий год. Вот за это все, — коротко кивнула она на окружающую обстановку, — платит сам Георгий Зурабович.

— Так женщина — его родственница, — понимающе кивнула медсестра.

— Нет… можно сказать — любовь всей жизни, — медленно протянула старшая и, будто очнувшись, опять ровно и спокойно объяснила:

— Это я так… чтобы вы понимали уровень ответственности. Если, вернувшись из поездки и просмотрев записи… да просто обнаружив в состоянии Маши признаки ухудшения…

— Ни в коем случае! — возмутилась новая сиделка, — ничего такого не будет. В смысле — все, что от меня зависит, — уточнила она.

— Хорошо, очень надеюсь, что не подведете меня. Да, — вспомнила она, — вот тут — в контейнере очищающие средства, мази и салфетки. Так… что еще? Все протокольные процедуры проводить неукоснительно. Помните о видеосъемке?

— Людмила Андреевна… ну, могли бы уже и не напоминать, в конце-то концов! — обиделась медсестра и уточнила для себя: — Так это его жена?

— Нет… жена жива и здорова. А Маша работала сначала в травме, потом здесь, — задумалась она, подсчитывая в уме: — Пятнадцать лет… почти пятнадцать. Она операционная сестра. Лучшая в области бригада — Шония… Антон Гришин анестезиолог, тоже очень грамотный, Маша — всегда собранная, спокойная, дисциплинированная. И ассистирующий… тут всегда куча желающих, но на сложных всегда работали со Станиславом Олеговичем. А вы тоже, наверное, слышали об этих уроках Шонии?

— Нет, если честно, — не смутилась медсестра, — не мой круг интересов. А сейчас с кем он оперирует?

— А сейчас… свято место… — пожала полными плечами старшая, — сейчас включу камеру. Еще есть вопросы?

— Просто любопытство не приветствуется? — осторожно улыбнулась медсестра.

— Вы о том — была ли она его любовницей? Нет, не была. Это вообще… долгая история. Уверена — девчата вам расскажут. Но ничего не должно влиять на ваше отношение к своим…

— Да что ж вы так не доверяете мне? — возмутилась медсестра.

— Да не в этом дело, — старшая опустилась на стул в ногах кровати и печально посмотрела на больную: — Просто я и сама переживаю. Не знаю… все в руках божьих, как говорится. Вас и наняли пока только на месяц, а там уже видно будет. Но все не так безнадежно, мозг жив… — повторилась она.

— Не подумайте… — замялась медсестра, — просто случай такой… странный. В чем причина, как такое случилось?

— Не скажу — не знаю и никто у нас не знает. Личное что-то…? Детей не было, так уже давно и вроде она к этому… разумно, не истерила. А с мужем они развелись еще за год до вот этого… — кивнула она на кровать, — так что там что-то другое. А жили хорошо, насколько я знаю. Из-за чего разбежались — неизвестно, но расстались мирно — это уже потом выяснилось. А она никому и не сказала о разводе… Он рвался сюда, но Шония не пустил — чужой уже человек. А сам впрягся… Есть и у нас тут гадюки, Света — в глаза не смеют, а по углам шипят — что он вокруг Маши ужиком… не слушайте их. Ничего он себе не позволял, только когда нашел ее сам, тогда и сорвался — показал… да все и так всё знали. Он сначала даже спал тут… и платит за все тоже он.

— Дорогая аппаратура, — неловко отметила медсестра — таких откровений она не ожидала. Хотя… старшая просто предупредила сплетни, которые всяко донесли бы до новенькой.

— Да — недешевая, даже аренда. Ну и мы тоже поучаствовали — не без этого. Приступайте, Света, — поднялась она и пошла на выход, оглянувшись у двери: — Сейчас массаж… в прошлые разы дошли до 30–35 минут, — прошлась она взглядом по графику процедур, закрепленному на стене у входа.

— Да, я запомнила, — согласилась медсестра, проводив старшую взглядом и наблюдая, как та включает камеру видеонаблюдения. Но не сразу бросилась обихаживать больную, а села на тот же стул и внимательно вгляделась в спокойное и бледное, со следами истощения лицо на ортопедическом валике кровати. Любовь всей жизни…?

Яркой красотой женщина не отличалась, да и странно бы сейчас… но все-таки — правильная форма черепа, высокая, жилистая сейчас шея, красиво изогнутые брови, не слишком густые, но длинные ресницы… Чуть вздернутый нос с тонко очерченными ноздрями, глазные впадины — обширные, с голубоватыми полукружьями теней. Стало любопытно — какого цвета глаза? При темных волосах тоже, наверное, темные? Бледные губы… да все бледное. Господи-Господи — подумалось — спаси и сохрани от такого. Что же с тобой случилось, бедная?

Почти десять лет работы, связанной с уходом за тяжелыми больными, должны были и наложили свой отпечаток на характер женщины. Со временем выработался определенный взгляд на происходящее, своего рода иммунитет. Вид пациентов, зависших между жизнью и смертью, уже не вызывал потрясения или горячего сочувствия, острого сопереживания тоже не наблюдалось, как и брезгливого раздражения. Привыкают ко всему…

Со временем она научилась собираться, концентрируясь на поставленной задаче, а главным ее коньком стали железная дисциплина и обязательность. Медицинский протокол? Он всегда соблюдался скрупулезно и добросовестно — в ее случае не было надобности в контроле. Светлана всегда работала спокойно, ровно и безэмоционально.

Но эта пациентка вызывала неясную симпатию. Что-то такое… почти неуловимое, на подсознательном уровне. Может потому, что худенькая, а раньше порой приходилось ворочать такие глыбы! Но, скорее всего, сработало то, что она все-таки не стала любовницей. И не важно — чьей. Просто — больное слово, больной вопрос…

Взглянув на настенные часы, медсестра проверила, надежно ли закреплена заколками шапочка и решительно поднявшись, откинула простыню, уже не с жалостью, а профессионально оценивая фронт работ. И, аккуратно переворачивая, чтобы не потревожить места соединений с датчиками и трубками аппаратуры наблюдения и жизнеобеспечения, не спеша очистила тело при помощи специальной пенки и салфеток. Потом растерла и согрела в руках крем, слабо пахнущий ментолом, и приступила к массажу — пятки, колени, бедра, крестец… Суставной аппарат, мягкие ткани… Растирание, поглаживание, постукивание, сжимание, сгибание, разгибание… Беззащитное тело слабо подрагивало в умелых и опытных руках, двигалось, ворочалось… Кожа слегка порозовела вследствие улучшившегося кровообращения. Отринув посторонние мысли и сосредоточившись, специалист выполняла свои непосредственные обязанности.

А в темные окна палаты яростно бился ледяной февральский ветер, остро хлестал стекла сухой снежной крошкой и рвал березовые ветки в больничном сквере… Занявшись работой, Светлана привычно не обращала внимания на посторонние отвлекающие факторы.

Но, если бы сейчас она подошла к окну, то обязательно увидела бы внизу темную мужскую фигуру, будто нехотя отлепившуюся от дерева и шагнувшую на постепенно исчезающую под косыми снежными заносами дорожку. Мужчина еще раз оглянулся и совершенно определенно — на это самое окно и медленно, нога за ногу, поплелся в сторону выхода с территории медкомплекса.