Июль 1990 — февраль 1991 по времени Земли
Носок сапога, окованный металлом, врезался ему в ребра.
— Ну, падаль, хайритское отродье… Отдохнешь, или продолжим?
Ричард Блейд медленно повернул голову; виски сжимал чугунный обруч боли. Взгляд его уперся в тяжелые, до колен башмаки, с победной уверенностью попиравшие дощатый настил, потом скользнул вверх — по мощным ляжкам, широкому поясу, стягивавшему объемистое брюхо, и заросшей рыжим волосом груди. Человек высился над ним подобно сказочному троллю — с таким же страшным, иссеченным шрамами бородатым лицом; по щеке стекала кровь, в холодных зеленоватых глазах — удивление и страх. Почему-то Блейд знал, что должен сражаться с этим великаном. И еще он знал, что в этой схватке нельзя убивать.
Застонав, он перекатился на живот и, упираясь ладонями в прокаленные солнцем доски, встал на колени. Теперь он видел плотную стену людей, толпившихся вокруг, — их было не меньше пятидесяти. Все — коренастые, широкоплечие, обнаженные по пояс, в кожаных сапогах и юбочках до колен; у многих с переброшенных через плечо перевязей свисали короткие прямые мечи.
Как он попал сюда? И где он? Блейд поднялся на ноги, его качало. Нет, это настил раскачивается под ним! Вместе с облаками в небе, далеким туманным горизонтом и лазурной, искрящейся солнечными бликами поверхностью… такой знакомой, привычной… Море? Значит, он на корабле?
— Что, щенок, хватит с тебя? — теперь рыжий не выглядел великаном, и Блейд понял, что он выше противника на целую голову. Нестерпимая боль пульсировала в висках; он сморщился, отступил на шаг, разглядывая мускулистую грудь и могучие кулаки рыжего, перевитые ремнями с медными бляшками. Потом опустил глаза на собственные руки — пальцы были обмотаны такими же ремнями. Но… но что-то было не в порядке… что-то было неправильно… Он не мог понять, что случилось, но странное чувство преследовало его — словно тело, его сильное послушное тело, вдруг стало чужим.
Толпа зашумела. «Он встал, встал!» — чей-то ликующий вскрик; потом — «Дай ему, Рат!» — и сразу же — «Рахи! Рахи! Рахи!»
Боль. Боже милостивый, какая боль! Этот рыжий ударил его? Потому так больно? Внезапно ярость захлестнула Блейда, пресекая все попытки вспомнить, понять. Сейчас это казалось неважным; ненавистное лицо с клочковатой бородой маячило перед ним, и там, на шее, под завесой рыжих волос была точка, приковавшая его взгляд Он свирепо дернул ремень на правом запястье, смотал с пальцев длинную полоску кожи — металлические бляшки густо усеивали ее — и уронил на палубу Рыжий противник оскалил зубы в презрительной ухмылке. «Смотри! Сдается! Рахи сдается!» — долетел потрясенный шепот.
Он ринулся вперед в стремительном прыжке, отработанном годами тренировок и сотнями поединков, сжав пальцы и вскинув руку в едином слитном движении, которое ни боль, ни растерянность, ни странное ощущение чужеродного тела не могли вычеркнуть из памяти. Там, под челюстью, нервный узел… один точный, рассчитанный удар — хватит вполсилы — и эта груда рыжего мяса больше не будет смеяться над ним!
Ребро ладони опустилось на толстую шею, и рыжий покачнулся, выпучив глаза и хватая ртом воздух. Блейд, ошеломленный, стоял перед ним, разглядывая руки. Он сошел с ума или его конечности стали на пару дюймов длиннее? Он же метил совсем не туда… в горло, в горло! Дьявольщина!
Рыжий сжал кулаки, набычился и шагнул вперед. Небо и море взорвались перед глазами Ричарда Блейда.
Застонав, он поднял веки. Головная боль прошла, сменившись вязким туманом, окутавшим сознание словно полупрозрачная газовая фата. Ричард Блейд облизнул пересохшие губы, снова прикрыл глаза и приступил к ревизии.
Блейд, Дик Блейд… Да, это его имя. Блейд, кролик номер один профессора Лейтона… Значит, его опять запихнули в проклятую машину! Так… Куда же он попал на этот раз? Впрочем, неважно; все выяснится со временем. Странно другое — он не помнил обстоятельств, предшествующих очередному запуску. Ни кресла в стеклянной клетке, так похожего на электрический стул, ни паутины разноцветных проводов, ни самого Лейтона, застывшего у красной рукояти рубильника. Он не помнил, каким по счету являлось это путешествие. Двадцатым? Тридцатым? Несомненно, их было много… Кат, Тарн, Сарма… Нет, вначале — Альба! Потом… Брегга? Джедд? Дьявол! Нить воспоминаний оборвалась.
Не надо спешить — такое уже было. Первые минуты все словно плавает в тумане, пока новый мир, в который он попал, не перестроит окончательно его разум. Правда, ему казалось, что лорд Лейтон уже давно справился с подобными неприятностями. Кажется, в машину был встроен дополнительный контур? Или его мозг подвергся изменениям? Он не мог вспомнить.
Тонкая рука легла на плечо Блейда; он ощутил исходивший от пальцев аромат сушеных трав и чего-то еще, пахнувшего непривычно, но приятно.
— Рахи! Очнись! Что с тобой? — голос был негромок, тверд и явно принадлежал мужчине. Блейд открыл глаза. Над ним склонились двое; их лица озаряло пламя глиняного светильника, что мерно покачивался на цепочке у потолка. Старик с бритым подбородком — это его рука пахла так странно — и скуластый рыжеватый парень. Нос у скуластого был слегка свернут на бок, пухлые губы приоткрыты.
— Гляди, бар Занкор, смотрит! — на лукавой физиономии скуластого расцвела улыбка.
— Смотрит, но что видит… — недовольно пробормотал старик, пристально всматриваясь в зрачки Блейда. — Ну-ка, Чос, не заслоняй мне свет. — Молодой отодвинулся, и сухие пальцы уверенно ощупали лоб лежащего. — Рахи, ты меня слышишь? Или Рат вышиб тебе последние мозги?
Так. Значит, тот сукин сын, врезавший ему по ребрам, — Рат. Молодой и скуластый — Чос. Старик — бар Занкор. Внезапно в памяти всплыло его полное имя — Арток бар Занкор, целитель. И он совсем не старик… едва на шестом десятке… Скудный свет да игра теней добавили ему лет пятнадцать. Рахи? Видимо, Рахи — он сам. Странно! Блейд готов был поклясться, что ни в одном из миров Измерения Икс его не узнавали с первого взгляда!
И этот Арток бар Занкор… Кажется, он с ним неплохо знаком. Может быть, даже лучше, чем с Рахи, за которого его принимают. Вот именно — принимают! Он похож на какого-то местного парня… и у бедняги неприятности с громилой Ратом. Серьезные неприятности, которые требуют вмешательства целителя… врача. Ну, ничего. Пусть этот туземный знахарь поставит его на ноги, и через пару дней Рат будет грызть палубу садры!
Слово выскочило неожиданно, как и имя целителя. Садра… Корабль, на котором он пустился в плавание… Нет, не корабль! Во всяком случае, не из тех судов, на которых когдалибо доводилось плавать Ричарду Блейду. Однако он прекрасно знал, что такое садра. Да, прекрасно! Это…
— Рахи, болван, да поразит тебя Шебрет бессильем от пупка до колена! — вдруг гаркнул целитель. — Я ведь вижу, что ты слышишь меня!
Блейд слабо улыбнулся.
— Да, Арток.
— Темен путь богов, и для нашего Рахи он еще не свернул к Югу, — заметил Чос. Словно по волшебству в руках у него возникла миска, над ней вздымался парок. — Жрать хочешь? — прозаически осведомился скуластый.
Блейд кивнул, привстав на локте. Чос потянулся к поясу, тихо лязгнул металл, и у губ Блейда возник ломоть мяса, наколотый на кончик кинжала. Он рванул кусок, прожевал, сглотнул. Чос уже протягивал чашу с кислым прохладным вином — запить. Под одобрительные кивки Артока Блейд быстро разделался с едой и с облегченным вздохом снова вытянулся на спине.
— Завтра нам в караул, — сказал Чос. — Ты лежи, октарх, обойдемся. Но если не оклемаешься до следующего раза, Рат обещал скормить тебя саху.
— Не болтай, — строго прервал целитель. Он поднялся, отступил к стене. Теперь Блейд видел, что лежит в каморке шесть на девять футов; его топчан находился против занавешенного темной тканью узкого проема. Арток чуть отодвинул занавес, прислушался — до Блейда долетели храп и сонное бормотанье. Под мерное покачивание садры там спали люди; видимо, час был поздний.
— Ты начал лечить, ратник, я закончу, — усмехнулся Арток и повелительно кивнул Чосу в сторону проема. — Сходи-ка за Зией.
Тот хихикнул и беззвучно исчез, прихватив миску и чашу. Целитель покопался за поясом, вытащил крохотную бутылочку, заигравшую стеклянным блеском, и сунул ее под матрас, рядом с левой рукой Блейда.
— Выпьешь… потом, — он протяжно зевнул, прикрывая рот ладонью, — чтобы видеть сладкие сны… Но запомни, Рахи… запомни, Аррах бар Ригон, носитель тайны, наследник славного рода… если ты еще раз свяжешься с Ратом, я сам прикажу швырнуть тебя саху.
Задув светильник, он вышел из каморки. Блейд недоуменно вздернул брови. Тайна? Какая тайна? Конечно, его появление здесь было таинственным и непостижимым для команды садры, но целитель явно имел в виду не это. Тайна была связана не с Ричардом Блейдом, а с Рахи… с Аррахом бар Ригоном. Поразительно! Похоже, что Ричарда Блейда просто никто не заметил. Есть Рахи — и этого вполне достаточно.
Силы вернулись к нему. Чуть саднило ребра — там, где пришелся башмак Рата, — да на правой скуле он нащупал слегка кровоточившую ссадину, покрытую слоем пахучей мази. Блейд сел, спустил ноги с топчана, провел ладонью по обнаженной груди, животу, короткой набедренной повязке. Знакомое тело… сильное, мощное… но чего-то не хватало. Его ладонь задержалась у пояса, смутные воспоминания замелькали цветным калейдоскопом. Гонконг… погоня, удар кривого ножа, госпиталь… Когда это было? И было ли? Под пальцами — гладкая кожа, ни шрама, ни рубца.
Блейд вздохнул. Не стоит торопить события. Два-три дня — и он все вспомнит. Адаптация завершится, память опять станет безотказной, разум — ясным. Пока же он должен выполнять основную задачу — остаться в живых. Ухмыльнувшись, странник подумал, что инстинкт самосохранения не вышибить ничем; он может забыть свое имя, но и тогда будет из последних сил цепляться за жизнь.
Занавес дрогнул, послышался шорох, и рука Блейда непроизвольно метнулась к изголовью. Он знал, что ищет там, в углу, под досками топчана, — и почти не удивился, когда пальцы легли на рукоять клинка.
В полумраке раздался тихий мелодичный смех.
— Отважный Рахи разрубит меня мечом? Я больше люблю, когда ты пускаешь в ход свой дротик. У тебя это неплохо получается.
Гибкое девичье тело опустилось к нему на колени, нетерпеливые руки дернули узел набедренной повязки, потом обвили его шею. Она пахла морем и ветром, а нежные, чуть шершавые губы хранили привкус соли. Ладонь Блейда скользнула к стройной талии, нащупав плоский живот, короткую юбочку, гладкую кожу бедра. Потом его пальцы пропутешествовали обратно, нырнув под тонкую ткань ее символического одеяния, — пока не наткнулись на треугольник мягких волос.
Коротко, со всхлипом вздохнув, девушка поджала коленку к груди, повернулась и скрестила ноги на его пояснице. Блейд коснулся ее грудей — маленьких, крепких, налитых; под левой был едва заметный шрам. Острый ищущий язычок встретился с его подбородком, и странник, наклонив голову, жадно поймал его губами. Что бы ни случилось, он не желал отказываться от такого подарка судьбы — впрочем, отказываться было поздно.
Обхватив его за плечи, незнакомка привстала, широко раздвигая бедра, потом откинулась назад. Через миг Блейд понял, что она попала в цель с первого раза — воистину потрясающая меткость в такой темноте! В следующие минуты выяснилось, что он столкнулся с наименьшим из ее талантов. Эта девушка была достойной соперницей! Тело ее ритмично раскачивалось, напряженные соски скользили по груди Блейда, губы и руки тоже не оставались без дела — пока теплая волна наслаждения не накрыла его. Раздался слабый стон, и, содрогнувшись, она приникла к нему в последнем усилии.
— Рахи… милый… — шепот был едва слышен, тело ее обмякло, губы ласкали шею Блейда. Он прижал ее головку к груди, поглаживая короткие завитки волос. Новое странствие в неведомый мир Измерения Икс началось великолепно. Правда, в момент приземления ему чуть не сломали ребра и подбили глаз, но все дальнейшее искупало первую неудачу. Мясо, вино и женщина! И чин октарха — что бы он ни означал, для старта это было совсем неплохо! А что касается Рата… через пару дней он разберется и с ним. Возможно, стоит скормить его таинственным саху?
Блейд нежно похлопал девушку по спине, размышляя о том, какой бесценный источник информации расположился у него на коленях. Упускать такой случай нельзя. Он не уверен в своем прошлом — тем более стоит обогатиться знаниями о настоящем и будущем. Эта девушка — вероятно, Зия? — может немало порассказать, если с умом взяться за дело.
— Ты вернула меня к жизни, — шепнул он, решив, что подобный комплимент весьма уместен в сложившейся ситуации.
— Я только вернула долг, — выдохнула Зия в его ухо.
Долг? Интересно! Похоже, в его бумажнике уже завелась пара шиллингов в местной валюте.
— Этот Рат… пузатый мерзавец… теперь снова будет приставать! Думает, что с алархом пойдет любая девушка!
Так, ясно. Вот и причина вчерашнего поединка. Но он выступил не лучшим образом, а Зия, надо думать, полагалась на него. Блейд пощупал ссадину на скуле.
— Аларх Рат получит свое, — твердо сказал он. Потом, чуть поколебавшись, спросил: — Вчера… Как было вчера? Я плохо помню…
Зия негромко рассмеялась.
— Ты почти уделал его! Потом… потом вдруг схватился за голову и закричал… страшно, будто тебя поразила молния Шебрет! Тут он и ударил… — вздрогнув, девушка торопливо добавила: — Но все было честно! Ратники видели… собралась почти вся ваша ала, кроме караульных. Твои разозлились, — Блейд почувствовал, что она кивнула в сторону проема, откуда доносился храп. — Каждый потерял пару монет.
— Они ставили на меня?
— Конечно!
— А ты?
— Я? Откуда у рабыни монеты? Да и зачем они мне? Я чищу котлы… а потом сплю, с кем хочу.
Блейд почесал в затылке. Видимо, рабство тут не распространялось на сферу интимных отношений. Отработал, значит, свое — и спи с кем хочешь. Только не с пузатым мерзавцем Ратом.
Зия устроила головку у него на плече.
— Скучно, — вздохнула она. — Плывем туда, плывем сюда… Если б не ты… — девушка опять вздохнула. — Но дней осталось так мало! Скоро хайритский берег… погрузим наемников — и обратно, в Айден… А потом ты уйдешь воевать в южные земли и забудешь про Зию…
— Значит, нельзя терять времени, малышка, — решительно сказал Блейд. Для первого раза информации было вполне достаточно, и боль в ребрах напомнила ему, что Зия еще не до конца рассчиталась со своим кредитором.
Раздался журчащий смех девушки, и он почувствовал, как ее губы щекочут шею.
Крепко проспав до утра под действием снадобья бар Занкора, Блейд раскрыл глаза на рассвете и приступил к изучению своего имущества. Ему никто не мешал. У изголовья постели обнаружилось оконце, забранное деревянным ставнем; распахнув его, он полез под топчан.
В строгом порядке там были разложены два меча с прямыми стальными лезвиями — короткий и длинный, кинжал на поясном ремне, три дротика с пятифутовыми древками, железная кольчуга, шлем и объемистый полотняный мешок. В углу валялись тяжелые сапоги и похожее на тунику одеяние.
Блейд задумчиво разглядывал свои находки. Оружие было сработано превосходно; правда, его удивило отсутствие щита. Либо октарху не полагался щит, либо… Он взвесил в руке короткий меч — его рукоять прикрывал кожаный, обитый металлическими бляшками диск дюймов пятнадцати в диаметре. Вот и щит! Все это снаряжение — включая и довольно легкую кольчугу — принадлежало пехотинцу. Человеку, который догоняет врага, прикрывает отход своих, стережет границу. Легковооруженному воину, которому приходится много и часто бегать. Блейд довольно кивнул головой. Бегать он любил и умел.
Теперь он занялся мешком. Кроме плаща из грубой шерсти, там находились только три предмета: большая кожаная фляга для воды, мешочек с тремя десятками медных монет, среди которых посверкивали три-четыре серебряных, и бронзовая цепь с круглым медальоном. На нем была отчеканена волна, готовая рухнуть на берег. Странник погладил тонкие завитки гребня; в голове у него по-прежнему стоял туман, однако из прошлого уже начали просачиваться кое-какие воспоминания. Кажется, он попал в местный эквивалент морской пехоты.
Еще раз оглядев разложенное на топчане добро, Блейд встряхнул опустевший мешок. Сшитый из толстого полотна, он затягивался сверху кожаным ремешком; сбоку были приторочены широкие лямки, в несколько слоев покрытые тканью. Чтобы не резало плечи, догадался странник и поискал в памяти подходящее слово. Рюкзак! Превосходно! Если дело пойдет дальше такими же темпами, через пару дней он вспомнит, зачем его послали сюда.
Он прощупал швы мешка. Пусто. Затем стал сгибать лямки. В левой — ничего. В правой… Блейд потянулся за кинжалом, чуть подпорол ткань и, запустив внутрь нетерпеливые пальцы, вытащил нечто похожее на зажигалку. Параллелепипед, плоский, явно пластмассовый, двух дюймов длиной, с едва выступающей кнопкой на одном торце и круглым хрустальным колпачком — на другом. Этот предмет, величиной с обычную зажигалку, больше всего походил на маленький фонарик.
Он попытался стянуть колпачок. Безрезультатно. Нажал кнопку. Ничего. Поцарапал корпус кончиком кинжала — пластмасса, несомненно, но очень прочная.
Блейд положил непонятный предмет на топчан и воззрился на него. Среди архаического оружия, медных монет и грубой одежды эта вещь казалась посланием из неведомого будущего. Ай да Рахи, носитель тайны, наследник славного рода бар Ригонов! Любопытную штуку таскает он в своем мешке!
Сунув «зажигалку» обратно и отложив горсть медных монет, он забросил мешок вместе с прочим снаряжением под топчан. Потом выглянул в оконце. Ярко-оранжевое светило заметно поднялось над горизонтом, по-земному было часов восемь — и бог знает сколько в этом мире. Блейд растянулся на тощем тюфячке, покрывавшем его жесткое ложе, и прикрыл глаза.
Он пролежал так часа четыре, прислушиваясь к болтовне и азартным выкрикам игроков в соседней, более обширной каюте. Это время не пропало даром; ему удалось почерпнуть много полезного. Теперь он знал, что окта включает восемь бойцов, ала — восемь окт. Упоминалось и какое-то более крупное соединение — пятая орда Береговой Охраны. Значит, он правильно догадался насчет «морской пехоты»! Ратники вполголоса ругали судьбу и некоего Айсора бар Нурата, полководца, по воле которого пятая орда плыла сейчас к северным хайритским берегам. Путешествие было скучным, а на обратном пути гордым воинам империи Айден предстояло чуть ли не прислуживать наемникам. Видно, эти парни из Хайры являлись ценным товаром!
За перегородкой раздался шум, быстрые шаги, лязг металла, грохот сбрасываемых на пол кольчуг. Блейд встал. Его окта — неполная, семь бойцов, — вернулась с дежурства. Он набросил тунику, застегнул широкий пояс с кинжалом, сгреб монеты в ладонь. За стенкой уже звякали миски, гудели голоса, слышался бодрый тенорок Чоса. Блейд откинул занавеску и перешагнул высокий порог.
Дьявол! Он чуть не содрал скальп о притолоку! Хотя мог поклясться, что проем был не меньше шести футов высотой! Или он подрос со вчерашнего дня?
В обширном низком помещении наступила тишина. Тут стояло с полсотни лежанок — таких же, как в закутке Блейда. Семь ближайших занимала его окта, еще столько же, у противоположной стены, тоже выглядели обитаемыми. Между ними темнел узкий занавешенный проем — видимо, он вел в маленькую каютку второго октарха. Двери, что выходили на палубу, были широко раздвинуты, и яркий солнечный свет золотил гладкое дерево обшивки.
Семь пар глаз уставились на Блейда. Крепкие невысокие парни с рыжими или соломенными волосами, голые по пояс. Сброшенные кольчуги и шлемы валялись на топчанах; на полу стоял дымящийся котел.
Блейд сел на ближайший лежак, стукнул кулаком по войлочной подушке и высыпал в ямку горсть монет.
— За вчерашнее… — потом кивнул Чосу: — Разливай!
Ели в мрачном молчании, но с аппетитом — мясное варево с кореньями и овощами не оставляло желать лучшего. Покончив с обедом, Блейд встал и направился к двери. На пороге остановился, бросил Чосу:
— Пойду прогуляюсь. Раздели, — он показал на монеты.
В неясной ситуации лучше поменьше говорить, побольше слушать. Временная амнезия не пугала странника, но слишком многое из случившегося вчера было непонятным, удивительным и потому внушающим опасения. С какой стати рыжий Рат назвал его хайритским отродьем, а почтенный целитель — Аррахом бар Ригоном, носителем тайны? Что это за тайна? Возможно, она связана с крохотным устройством, обнаруженным в лямке походного мешка? Что означают эти мгновенные проблески памяти, когда слова — то земные, то местные, айденские, — всплывают у него в голове, наполняясь смыслом, словно детали огромного полотна в темном музейном хранилище, выхваченные ярким лучом фонаря? И, наконец, почему его принимают за бравого октарха Рахи, драчуна и любителя молоденьких рабынь?
Он медленно брел по палубе, едва замечая странную неуверенность своих движений; шаг словно стал размашистей, ноги — длиннее. Его покачивало — не от слабости, скорее — от излишка неконтролируемой энергии и силы. «Что-то с координацией», — мелькнула вялая мысль.
Сзади раздалось покашливание. Блейд поднял голову. К нему важной поступью шествовал Арток бар Занкор, целитель. Лысый череп сверкает на солнце, подбородок выставлен вперед, длинная черная тога полощется на свежем ветру, на шее — серебряная цепь. Подошел, ткнул сухим кулачком в бок:
— Ну как, октарх, лечение помогло?
Блейд усмехнулся, склонил голову.
— Можно было бы повторить, почтенный бар Занкор.
— Это уж твое дело, я тебе не поставщик девок. — Одновременно он пощупал ссадину на скуле, синяк на ребрах, потом уставился в затуманенные глаза Блейда, стиснув пальцами острый подбородок. — Нет, Рахи, что-то с тобой не в порядке. Старый Арток знает, что женщина — лучшее лекарство для солдата, но на этот раз, похоже, простыми средствами не обойдешься. Мне кажется, что Рат вышиб тебе половину мозгов… а их и так было не слишком-то много, — он задумчиво покачал головой. — Ладно, погуляй, а после заката приходи ко мне.
— Куда? — спросил Блейд.
Кустистые брови целителя взлетели вверх.
— Ты даже этого не помнишь, Аррах Эльс бар Ригон? Придешь на корму. Первая дверь по левому борту.
Он резко повернулся и пошел прочь.
Блейд потер виски. Значит, не просто Аррах, еще и Эльс… Ничем не хуже Ричарда Блейда, эсквайра…
Прислонившись к перилам фальшборта, он окинул взглядом палубу. Садра, морской плот, был огромен — двести ярдов в длину, пятьдесят — в ширину. Пять толстых мачт возносили вверх серые квадраты парусов; устойчивый бриз тянул с юга, превращая полотнища в гигантские, выпуклые и упругие подобия женской груди. Алый кружок в центре каждого паруса довершал сходство.
На носу и корме высились двухэтажные надстройки. Носовая была казармой и матросским кубриком. Сейчас в ней вольготно разместились шестьдесят четыре бойца алы Рата, но из подслушанных разговоров Блейд знал, что на обратном пути туда набьется сотня хайритских наемников, а славные солдаты Береговой Охраны будут ночевать на палубе, вместе с матросами и рабами.
Кормовая надстройка — резная, с выступающим широким балконом — служила складом; здесь же обитали те, кто властвовал над садрой, — капитан-сардар, его помощники, казначей. Целитель бар Занкор.
Обширное пространство между второй и третьей мачтами занимал огороженный загон. Там сгрудились какие-то животные, похожие на крупных овец; вокруг изгороди лежали плотно увязанные кипы сена. Перед загоном палуба была покрыта плотно утоптанной глиной. На этой площадке высились трубы десятка очагов с вмазанными в них большими котлами и широкими топками; рядом суетились женщины — Блейд видел, как одна из них весело махнула ему рукой. Зия?
Середину палубы заваливали тюки и бочки — огромные, в рост человека; по краям, у фальшборта, торчали рукояти рулевых весел и угрожающе тянулись к небесам рычаги катапульт. На веслах стояли матросы — обожженные солнцем, со светлыми выгоревшими волосами. Вдоль ряда камнеметных машин прохаживался часовой в полном вооружении, с дротиком в руках. Видимо, из окты, что размещалась рядом с солдатами Рахи; Блейд заметил, что соседи исчезли еще до обеда.
Он перегнулся через перила. Прозрачная вода плескалась в семи футах внизу, омывая торцы неохватных смоленых бревен, на которых, подпираемый лесом толстых брусьев, держался палубный настил. Кое-где сверкающую морскую гладь прорезали острые плавники саху — вертких, похожих на торпеды тварей с тройным рядом зубов в пасти. В полумиле слева и справа, вздымаясь будто бы прямо из воды, торчали одетые парусами мачты. Блейд мог разглядеть их и позади, на юге; казалось, садра тянется за садрой до самого горизонта. Но он знал — откуда? почему? — что в поход к северным берегам вышло только два десятка гигантских плотов, малая часть великого флота Айдена.
Ужинали тут засветло. Прожевав сухари с острым соленым сыром, Блейд выпил кружку кислого вина и направился в свою каморку. Во время еды скуластый Чос неоднократно бросал на него вопросительные взгляды — не то хотел что-то сказать, не то ему были нужны некие дополнительные распоряжения. Блейд остановился на пороге, коротко бросил:
— Всем спать.
Других указаний не потребовалось — парни начали разбредаться по лежакам. Вероятно, Рахи пользовался у воинов своей окты непререкаемым авторитетом.
Блейд вошел к себе, предусмотрительно наклонив голову, высунулся в оконце и поглядел на оранжевое светило. До заката оставалось часа два. Он подождал, пока гул голосов и шарканье ног в соседней каюте сменится ровным похрапыванием, и снова вытащил «зажигалку». Может быть, эту штуку, которая, несомненно, являлась продуктом высочайшей технологии, переслали вместе с ним из земного измерения? И суть задачи, поставленной перед ним на сей раз, связана именно с этим устройством?
Он покопался в памяти. Пусто! Ничего. Он не мог вспомнить, видел ли когда-нибудь раньше подобный прибор. На гладком корпусе цвета слоновой кости не было никаких надписей — ни маркировки, ни названия фирмы-изготовителя. Впрочем, это ничего не означало; приборы корпорации «Лейтон и К» были анонимными. Немудрено, если главным компаньоном престарелого профессора являлась британская секретная служба!
Тот факт, что эту штуку прислали вместе с ним, означал бы очень многое. До сих пор он появлялся во всех реальностях Измерения Икс абсолютно голым, и Лейтону никакими силами не удавалось перебросить заодно хотя бы канцелярскую скрепку, если только она не была вшита под кожу испытателя. Обратный переход — другое дело; иногда ему удавалось прихватить с собой кое-какие сувениры вроде меча или высеченной из цельного алмаза статуи. Причины подобного явления профессор разгадать не мог, хотя бился над этой загадкой почти десять лет. Если же на сей раз «зажигалка» попала в Айден из подвалов под лондонским Тауэром, то, следовательно, старик решил проблему. А он, Блейд, послан сюда, чтобы практически проверить некое новое устройство, разработанное Лейтоном.
Лейтоном? Почему-то в памяти странника вдруг всплыло иное имя — Джек Хейдж. Его послал Джек Хейдж! Значит, с Лейтоном что-то случилось? Что именно?
Он был уверен, что Хейдж, а не Лейтон, отправил его сюда. Вместе с этим крохотным аппаратом?
Что ж, возможно, возможно… Его проверка вполне могла составлять суть задания. Правда, оставалась одна маленькая неувязка — каким образом столь ценный прибор попал в мешок октарха Рахи? И не просто попал, а оказался столь тщательно запрятанным…
Блейд повертел блестящий параллелепипед в руках, попробовал осторожно стянуть прозрачный колпачок; тот не поддавался. Вдруг у него мелькнула новая мысль; он прижал кнопку на торце и опять дернул колпачок. Раздался чуть слышный треск, и хрустальная чечевица, похожая на крохотную лупу с загнутыми краями, соскочила с корпуса. За ней тянулся жгутик тончайших проводов, веером разбегавшихся на конце и присоединенных к диску диаметром с четверть дюйма. От диска в глубь устройства шел единственный провод, и странник не сомневался, что он присоединен к контактной кнопке.
Прибор выглядел чрезвычайно простым — скорее всего, какое-то сигнальное устройство. Блейд придвинулся к окну, пытаясь в свете закатного солнца рассмотреть маленький диск. Полупрозрачная масса, в ней — паутинная вязь блестящих проводков с утолщениями, похожими на бусинки… Микросхема, несомненно. Однако раньше ему не доводилось видеть таких микросхем.
Аккуратно собрав прибор, он сунул «зажигалку» в тайник и потер кулаками уставшие глаза. Конечно, он не был специалистом по микроэлектронике, но, как любой разведчик высокой квалификации, немного разбирался в подобных вещах. И сейчас преисполнился уверенности, что эту штуку сделали не на Земле.
Солнце садилось. Огромная оранжевая тарелка, висевшая над морем, меняла цвет, отливая сначала ярко-алым, красным, потом — темно-вишневым. Внезапно по сторонам солнечного диска развернулись пылающие огненные крылья, потекли, заструились, охватывая горизонт. Море вдали сверкало багрянцем; постепенно его гладкая поверхность темнела, становилась лиловой, поглощая окрыленное светило. Вдруг серебристые дорожки рассекли лиловую мглу, сверкнув в полумраке будто клинки невероятно длинных рапир. Блейд потрясение вздохнул и, высунувшись в окно, посмотрел на восток — там, одна за другой, стремительно всходили две луны.
Он вышел на палубу. Садра спала. Лишь у рулевых весел маячили неясные фигуры да часовой, покачивая дротиком, прохаживался вдоль борта. В топках очагов еще рдели угли, рядом с их теплыми боками скорчились женские фигурки. В загоне тоже царила тишина; овцеподобные животные, сбившись в плотную кучу, мерно пережевывали жвачку, их кроткие глаза поблескивали в свете лун, серебристой и бледно-золотой.
Дверь в «лазарет» — так Блейд окрестил про себя жилище Артока — была массивной, прочной и окованной полосами темного железа. Он постучал.
— Рахи? Входи! — донесся приглушенный голос целителя.
Блейд толкнул тяжелую створку и переступил порог. Обширный покой освещали две масляные лампы; вдоль одной стены громоздился высокий, от пола до потолка, шкаф со множеством выдвижных ящиков — видимо, местная аптека. Посередине каюты темнел большой круглый стол, заваленный рукописями, за ним — покрытое чистой тканью ложе. В углу — маленький очаг; в нем играло пламя, дым уходил в коленчатую трубу, выведенную наружу под самым потолком. Рядом с очагом, на стене, висел блестящий как зеркало щит.
Бар Занкор расположился за столом в покойном кресле. Кивнув Блейду на табурет, он поднес к пламени лампы шандал с тремя тонкими свечками, зажег их и поставил рядом с гостем. Потом начал внимательно разглядывать его. Глаза у целителя были серыми, спокойными, хотя сейчас Блейд заметил мелькнувшую в них тень озабоченности.
Внезапно бар Занкор сказал:
— Не понимаю… ничего не понимаю. По словам очевидцев, Рат приложил тебе пару раз… возможно, ты ударился головой о палубу… Но на затылке нет даже шишки! — он пожевал тонкими губами. — А взгляд такой, словно на тебя свалилось бревно! Что случилось, Рахи?
Блейд пожал плечами. Этот человек был весьма проницательным, и чем бы не объяснялось его внимание к ничтожному солдату Береговой Охраны, оно явно не грозило никакими неприятностями. «До тех пор, пока он думает, что перед ним Рахи, — отметил лже-октарх. — А посему не будем лишать почтенного медика его иллюзий». Тактика оставалась прежней — сказать поменьше, узнать побольше. И получить при этом максимум удовольствия.
— Еще бы раз встретиться с Зией, — осторожно заметил он. — Вчера так ломило темя… Но ее лечение прекрасно помогло.
— Намекаешь, что глупый старик отвлекает тебя от более важных дел? Ничего, вся ночь впереди, — он снова уставился на Блейда, словно видел его впервые; в некотором смысле так оно и было. — Чего-то ты недоговариваешь, молодой бар Ригон… И я хочу напомнить тебе слова покойного отца: можешь довериться человеку, который назовет твое второе имя… хайритское имя, — он задумчиво помассировал бритый подбородок. — Я знаю о судьбе старого Асруда… знаю, что он не сказал того, что желали от него услышать… Путь на Юг для императора по-прежнему закрыт, твой отец мертв, ты сам — сослан в Береговую Охрану. Хвала светлому Айдену, что вам оставили пару деревень и дом в столице! Вы могли стать нищими, Рахи, ты и твоя сестра!
Блейд безмолвствовал, ошеломленный этим потоком новых сведений; требовалось время, чтобы их переварить и осмыслить. Пока же он старался только запоминать. Видимо, бар Занкор и не ждал от него ответа; целитель поднялся, энергично потер лысый череп и вскользь заметил:
— Пожалуй, ты прав, мой доблестный октарх. Молчание реже пакостит человеку, чем излишняя болтливость. Твой отец — не в счет, он молчал по делу… — целитель с грохотом выдвинул один из ящиков в необъятном шкафу и наклонился над ним, чтото разыскивая. — Итак, тебя здорово трахнули и отшибли память, свидетельством чего является твой странный вид, неуверенные движения и затуманенный взгляд… хотя он слегка оживился, когда была упомянута Зия… — не прекращая говорить, Арток вытащил связку бурых сухих листьев, бросил их в медную чашу и поставил на очаг. — Болезнь установлена, перейдем к ее лечению, — он кивнул на чашу, над которой завивался сизоватый дымок. — Я дам тебе прекрасное средство… прочищает мозги, как наждак — затупившийся меч. Ну-ка, вдохни!
Блейд опасливо потянул носом — на него пахнуло кислым и едким ароматом. Сомнительное зелье… Вероятно, какой-нибудь местный наркотик… Он поглядел на бар Занкора. Целитель, широко распахнув дверь, подставил лицо легкому бризу.
— Смелее, октарх! Покончим с этим делом, и отправляйся в объятия Зии!
Дьявольщина! А вдруг поможет? Он поднялся, решительно шагнул к очагу, невольно сдерживая дыхание. Сизый дым накрывал чашу плотным колпаком, напоминавшим шапку миниатюрного атомного взрыва; бурые листья сухо потрескивали, обращаясь в пепел. Бар Занкор запрокинул голову, свет серебристой и золотой лун играл в его глазах, он беззвучно смеялся.
«Проклятый колдун…» — подумал Блейд, склоняясь над грибовидным облачком.
Он глубоко вдохнул. Молния прострелила виски, разорвавшись под черепом, словно граната. Еще раз, и еще… Стремительным калейдоскопом в памяти начали раскручиваться беспорядочные кадры немого фильма. Назад… назад… назад…
Хрипло застонав, Блейд выпрямился, обезумевшими глазами уставившись в блестящий полированный щит. Там отражалось молодое лицо — чужое, незнакомое. Странник вскрикнул и прижал ладони к вискам.
Ричард Блейд, шеф отдела МИ6А, с раздражением бросил на рычаг телефонную трубку. На его огромном столе в новом кабинете выстроились шесть разноцветных аппаратов; сейчас он говорил по вишневому, предназначенному для прямой связи с компьютерным центром.
Он встал, пинком ноги отшвырнул роскошное кресло и потер ягодицу, словно опасался обнаружить прореху на своих элегантных брюках из серого твида. В этом кресле ему пришлось высидеть восемь долгих лет — с тех пор, как после отставки Дж. отдел взвалили на его шею. Сопротивляться было бесполезно; впрочем, Блейд всегда терпел поражение в борьбе с Долгом.
Самым приятным предметом обстановки в этом кабинете, куда он переехал полгода назад, был бар. Откинув крышку, он грохнул на нее стакан, чуть не превратившийся в осколки, и налил на три пальца бренди. Выпил, пососал дольку лимона и, подумав, добавил еще на палец.
В зеркальной стенке бара отражалось смуглое суровое лицо, черные, с едва заметной проседью волосы. Да, в свои пятьдесят пять он все еще оставался интересным мужчиной! Сильным, привлекательным. Конечно, реакция уже не та, что в молодые годы, но он мог бы найти себе занятие поинтересней, чем просиживание штанов в обитом бархатом кресле. Зря он согласился уйти с оперативной работы!
Внезапно Блейд вздрогнул от неожиданной мысли. Эти восемь тягостных лет… Не являлись ли они своеобразной компенсацией за предыдущую, полную опасностей и приключений жизнь? Искуплением пролитой им крови, своей и чужой? Воздаянием за разбитые надежды и невыполненные обещания? Возможно, все возможно…
Но в свое время он не мог пожаловаться на скуку. Да, не мог! Ухмыльнувшись, Блейд сделал глоток, чувствуя, как по телу разливается успокоительное тепло. Ему было тридцать три, когда покойный Лейтон изобрел свой компьютер перемещений, а Дж., его шеф и покровитель, был вынужден превратить своего лучшего работника в подопытную свинку. Зато в следующие пятнадцать лет свинка повеселилась на славу! Без малого тридцать путешествий в миры Измерения Икс, доступные лишь ему, уникальному, незаменимому специалисту! Только он, сильный, решительный, владеющий всеми видами оружия, сумел выжить там. Выжить — и вернуться!
Однако это было уже в прошлом. Блейд помрачнел, подошел к массивному сейфу и, повозившись с кодированным замком, вытащил кассету. В тяжелые минуты он любил послушать голос старика Лейтона и вспомнить былые дни. Пожалуй, вот и все, что теперь ему оставалось. При жизни его светлость казался жестким, возможно даже — жестоким человеком, но то была жестокость гения, самозабвенно преданного идее. И старик посвоему любил его, Блейда. Он умер десять лет назад, оставив это короткое письмо на магнитофонной ленте. Видимо, даже великим свойственна сентиментальность.
Снова расположившись в кресле, Блейд натянул наушники миниатюрного плейера и прикрыл глаза, вслушиваясь в глуховатый дрожащий старческий голос.
«Дорогой Ричард, отбывая в мир иной, я не прощаюсь с вами, я говорю — до свидания. До скорой встречи, мой юный друг! Последнее вовсе не означает, что я желаю вам поскорее очутиться в дубовом ящике с кисточками по углам. Я надеюсь на вполне реальную встречу, которая может произойти, если вы последуете моим инструкциям. Они направлены исключительно на обеспечение вашей безопасности».
«Старик рехнулся, — подумал Блейд. — Что ж, даже гений на пороге смерти может сойти с ума». Голос лорда Лейтона продолжал зудеть в ухе.
«Я много размышлял о природе вашей уникальности, Ричард. Вы, несомненно, помните, что ни одному из ваших дублеров, посланных ТУДА, не удалось вернуться. Лишь вы могли вынести оба перемещения, прямое и обратное, и выжить там, куда вас забрасывал компьютер.
Теперь, после теоретических работ Джека Хейджа, мы лучше представляем феномен переноса. Должен признать, что кое в чем я был не прав — хотя, как вам известно, ошибки мне не свойственны. Я полагал, что компьютер не перемещает подопытный объект в пространстве или во времени, а лишь изменяет структуру нейронных связей в мозгу таким образом, что объект становится способным к восприятию миров иного измерения — Измерения Икс, как мы его называли. Где же, однако, физически находятся эти миры, если не в каком-то другом пространстве и времени? И можно ли представить себе некий третий атрибут, столь же универсальный, как два названных выше? Короче говоря, если сдвиг происходит не в пространственновременном континууме (надеюсь, Ричард, это понятие вам знакомо), то, черт возьми, по какой координате вы перемещались?
Я провел много часов в бесплодных раздумьях на эту тему и полагаю, что именно они в конце концов свели меня в могилу. Если бы математические откровения Хейджа увидели свет чуть раньше, вероятно, я протянул бы еще год-другой. Но хватит об этом.
Итак, теперь мы знаем, что компьютер перемещений является своеобразной машиной времени. Трудно сказать, сумеем ли мы когда-нибудь изобрести хрономобиль, способный отправиться в прошлое или будущее нашего мира, — и существуют ли это прошлое и это будущее как физические реальности, доступные для экспериментального изучения. Я в этом сильно сомневаюсь, и мой компьютер, как вы почувствовали на себе, реализует совсем иной тип переноса.
В чем же заключается теория Хейджа, если излагать ее в доступной для вас форме? Этот неглупый юноша неопровержимо доказал дискретность времени! Отсюда следует, что при одних и тех же значениях пространственных координат может существовать бесконечное множество миров — если угодно, реальностей или вселенных, — которые разделены, как минимум, одним темпоральным квантом. Вот куда вы попадали, Ричард! На планеты, подобные нашей Земле, но отстоящие от нас на ничтожную долю секунды! И настройка компьютера, которую я делал перед каждым запуском, фактически означала установку этого интервала времени. Да, Хейдж толковый парень, и я жалею, что нам так недолго довелось поработать вместе…
Теперь займемся вашей персоной. Вы — умный человек, крепкий и телом, и духом, однако эти превосходные качества служат лишь фоном для главной вашей особенности. Я полагаю, Ричард, что ваш мозг обладает невероятной, потрясающей скоростью нервных реакций. Таким уж вы родились, и это, в сочетании с прочими достоинствами, сделало вас незаменимым лабораторным кроликом для проекта „Измерение Икс“.
Перенос в иное время сопряжен со стремительным изменением нейронной структуры мозга — что, собственно говоря, и осуществляет моя машина с помощью приставки-коммуникатора. Ваш мозг успевал перестроиться; подавляющее же большинство остальных людей не обладали этим счастливым даром. Вспомните ваших дублеров, хотя бы лучшего из них — этого Джорджа О'Флешнагана! Мы смогли заслать кое-кого ТУДА, но никто не вернулся ОБРАТНО! Либо они оказались не на высоте положения, и их зарезали, удавили, посадили на кол, — либо они не выдержали самого перехода. Все — прекрасные молодые люди, готов поклясться, лишь чуть-чуть не дотянувшие до эталона. Но для успеха нашего фокуса требуется все — или ничего!
Теперь я хочу напомнить, Ричард, о бренности земного и о том, что ваш уникальный талант с возрастом слабеет — таковы законы физиологии, друг мой. Если вы не проявите разумную предусмотрительность, нам не свидеться ни на этом свете, ни в мире ином.
И еще одно — вы можете полностью доверять Джеку Хейджу. Как мне самому».
На этом запись кончалась. Блейд снял наушники, задумчиво глядя в окно. Когда скончался Лейтон, ему было сорок пять; еще два года он играл со смертью, совершив пару визитов в Измерение Икс, — уже при Хейдже, преемнике старого профессора. Потом — финиш. Все! Больше он не хотел рисковать. И уселся в это поганое кресло.
Его рука потянулась к телефону цвета слоновой кости, предназначенному для личных бесед. Он выслушал одного старика, ныне покойного; справедливости ради надо было поговорить и с другим, пока еще здравствующим.
— Дж.? Как здоровье?
— Отлично, Дик! С тех пор, как я уступил тебе свой кабинет, мои нервы и желудок в полном порядке. — На самом деле Дж, которому было уже под восемьдесят, сильно страдал от подагры. — Какие новости?
— Хейдж провел очередной запуск. На этот раз выбрал парня из своих краев — техасца.
— Я даже не спрашиваю о результатах, — после паузы вымолвил Дж.
Его лицо с неодобрительно поджатыми губами всплыло перед мысленным взором Блейда. Джек Хейдж был американцем, чего бывший шеф МИ6А решительно не одобрял — как и привлечения Соединенных Штатов к проекту. На похоронах лорда Лейтона, когда Хейдж произнес вполне подобающую случаю речь, Дж., склонившись к Блейду, пробормотал: «Англичанин Лейтон изобрел свой компьютер. Теперь американец Хейдж объяснит нам, какой прок от этой штуки. История с Бэббиджем повторяется!» Блейд не разделял предрассудков шефа; ему Хейдж нравился.
— Результаты интересные, сэр. Парень вернулся.
Дж. шумно выдохнул в трубку.
— Ты не шутишь. Дик?
— К сожалению, нет. И могу добавить — лучше бы он сгинул там, куда мы его послали.
— Дело так плохо?
— Не то слово. Я его еще не видел, но… по словам Хейджа, то, что вернулось, уже нельзя считать человеком.
— Хм-м… Ну, когда дело поручают проклятому янки…
— Сэр!
— Ладно, ладно, я знаю, что ты ему симпатизируешь.
— Хейдж — не янки… Он — из Техаса и работал в Лос Аламосе, в Калифорнии. И вы же помните, как о нем отзывался Лейтон!
— И все же его светлость промахнулся. Я тоже помню, как он расхваливал Джека Хейджа… все совал мне под нос какойто мятый листок с уравнением, которое тот решил… Но одно дело — уравнения, и совсем другое — руководство таким проектом! Неужели во всей Англии не нашлось…
Блейд слушал воркотню Дж., и постепенно у него на душе становилось легче. Конечно, его бывший шеф иногда казался несносным старым упрямцем, но одна мысль, что он еще жив, действовала в подобные минуты как хороший коктейль. Он мог часами перебирать косточки Джеку Хейджу, что было связано не с самим американцем и даже не с проектом «Измерение Икс»; просто Хейдж занимал место лорда Лейтона. Он прочно обосновался в подземелье под Тауэром, но не в сердце Дж.
Положив трубку, Блейд заглянул в стакан — там плескалось еще на палец. Он допил бренди, и тут в дверь робко постучали. Мэри-Энн, не иначе… черт бы ее побрал!
— Да!
В дверь просунулась хорошенькая кудрявая головка. Блейд знал, что все остальное тоже прекрасно соответствует голубым, с поволокой глазкам, изящному носику и пунцовым губам. Мэри-Энн была из тех девушек, у которых ноги растут из плеч, и в своих туалетах никогда не забывала подчеркнуть это обстоятельство. Кроме того, она являлась его секретаршей.
— Шеф, вы просили напомнить, что в двенадцать у вас встреча с доктором Хейджем.
Шеф! Блейда передернуло. Он ничего не имел против американизмов, но предпочитал, чтобы на службе к нему обращались с традиционным «сэр». Иногда ему казалось, что старый ворчун Дж. прав, когда бубнит о тлетворном влиянии Соединенных Штатов на Соединенное Королевство.
Взгляд Блейда скользнул по откинутой крышке бара, где красовалась початая бутылка. Он выпил почти стакан… Нехорошо, если Хейдж заметит, что от него с утра разит спиртным.
— Спасибо, милочка, — он улыбнулся Мэри-Энн. — Пусть машину подадут в одиннадцать тридцать. А сейчас я выпил бы кофе.
Наблюдая, как девушка хлопочет у низкого кофейного столика, Блейд закурил. Этот ритуал был достоин кисти Рубенса… нет, скорее — Ренуара, если учитывать субтильную комплекцию Мэри-Энн. Она вертелась и крутилась, изгибалась и наклонялась, попеременно демонстрируя ему то стройные, обтянутые нейлоном ножки, то весьма аппетитные крепкие груди. Вершиной ее искусства был трюк с салфеткой. Уронив ее на пол, МэриЭнн с негромким «Ах!» потянулась за ней, выставляя на обозрение шефа полупрозрачные трусики — или тот пустячок, который заменял ей этот предмет туалета.
Блейд покачал головой. Он часто менял секретарш — как только в их глазах появлялся маслянистый блеск и подол непрерывно укорачивающейся юбки достигал ягодиц. Бедняжка Мэри-Энн! Судя по всему, она продержится недели три, не больше.
Как-то, желая приобщиться к сексуальным идеалам современной молодежи, он позволил соблазнить себя одной из этих красоток. Как ее звали? Линда или Эвелин? Нет, пожалуй, всетаки Карен! Такая высокая стройная брюнетка девятнадцати лет с потрясающей грудью. Девица была в восторге, но под утро Блейда охватило чувство, что он переспал с собственной внучкой. Он уволил безутешную Карен на следующий день с максимальным выходным пособием и дал зарок не касаться женщин младше тридцати.
Да, в тот день он принял мудрое решение. В конце концов, чуть больше месяца назад ему стукнуло пятьдесят пять! И хотя он не имел ни жены, ни внучки, дочь у него была — малышка Аста, пропутешествовавшая на Землю из реальности Киртана с помощью лейтоновского телепортатора. Сейчас она обучалась в одном из закрытых дорогих пансионов и, в отличие от легкомысленных секретарш Блейда, обещала стать истинной леди.
Мэри-Энн закончила свой мини-стриптиз и подала шефу кофе. Блейд выпил, поблагодарил, спустился к уже ожидавшей машине и через двадцать минут был доставлен к служебному входу в Тауэр.
Со дня смерти Лейтона здесь многое изменилось. Он прошел многочисленные посты — на одном, у пульта лазерной защиты, дежурили американские морские пехотинцы — и спустился на триста футов под землю в бесшумной кабине лифта. Она была нафарширована автоматикой; за полминуты стремительного падения Блейд был исчислен, взвешен, разделен и собран вновь в памяти охранных систем. Затем последовали томительные секунды, пока компьютер входного контроля идентифицировал его личность. В случае отрицательного ответа кабину наполнил бы токсичный газ и вознес Ричарда Блейда на небеса со скоростью сверхзвукового истребителя.
Наконец дверцы раскрылись, и гость, вытирая со лба испарину, попал прямо в объятия Джека Хейджа — невысокого смуглого подвижного человека лет сорока пяти в белом лабораторном халате.
Лорд Лейтон пригласил его в свой штат за полгода до смерти, выдержав титанический поединок с Дж. В те времена Блейд редко сталкивался с доктором из Лос Аламоса; правда, он заметил, что под внешней скромностью приезжей знаменитости скрывается железная хватка и целеустремленность. Впоследствии наблюдения Блейда подтвердились — Джек Хейдж был прирожденным руководителем, и старый профессор не ошибся, выбрав его своим преемником. Они прекрасно сработались и искренне симпатизировали друг другу; и хотя проект «Измерение Икс» уже восемь лет топтался на месте, новый шеф МИ6А не винил в том американца. Хейдж, блестящий теоретик, внес множество усовершенствований в компьютер Лейтона, однако разыскать второго Ричарда Блейда оказалось ему не по силам.
Сейчас техасец, придерживая своего рослого спутника под локоть, семенил рядом. Сухой, жилистый, крепкий, он все чаще напоминал Блейду покойного Лейтона — если не считать того, что у старика был горб и, вследствие перенесенного в детстве полиомиелита, он передвигался с грацией издыхающего краба, которому оторвали каждую вторую ногу. Подобно Лейтону, Хейдж вечно чиркал некие таинственные закорючки в старых блокнотах и амбарных книгах, на салфетках и пачках сигарет, он так же проклинал бездарность своих помощников — правда, с меньшей яростью, чем его предшественник; он раздражался, когда ему мешали работать. А в героические моменты вытряхивания новых ассигнований из секретного фонда премьер-министра его карие, обманчиво кроткие глаза загорались тем янтарным львиным блеском, который в былые времена повергал в ужас оппонентов его светлости лорда Лейтона.
Как истый американец, Хейдж был большим докой в финансовых вопросах. Однажды, после совместно распитой бутылки бурбона, он признался Блейду, что в бытность свою в Штатах успешно скрывал чуть ли не половину своих доходов. Он не был жаден и вел сложную игру с налоговыми инспекторами чисто из спортивного интереса. По его словам, человеку, не способному «надуть этих кровососов», не стоило претендовать на докторскую степень по теоретической физике.
Хейдж провел гостя в старый кабинетик лорда Лейтона, в котором он ничего не менял — только понаставил везде двухфунтовые бронзовые пепельницы. Он любил повторять, что здесь проходит его последняя линия обороны; если русские, китайцы или израильтяне сбросят десант на Лондон и прорвутся в подземный компьютерный центр сквозь залитую ипритом лифтовую шахту, их встретит град тяжелых метательных снарядов. В ожидании этого события пепельницы служили в сугубо мирных целях — по прямому назначению.
Усевшись в старое кресло, скрипнувшее под его тяжестью, Блейд различил знакомый гул, пощелкивание и лихорадочный стрекот принтеров, что доносились из компьютерного зала. Иногда эти звуки перекрывал далекий грохот отбойных молотков — подземный комплекс расширялся, вырубались новые коридоры и камеры, устанавливались бетонные перекрытия, монтировалось оборудование. Он довольно улыбнулся — там во славу доброй старой Англии работали деньги налогоплательщиков, выбитые Хейджем не без его, Блейда, помощи и поддержки. Все же Джек молодец! Этот парень умел скрывать собственные доходы, но вполне обоснованно утверждал, что ни один пенс, который можно выкачать из казны Ее Величества, не проскочит у него между пальцев.
Хейдж сунул в рот очередную сигарету и, не спуская с гостя внимательного взгляда, чиркнул зажигалкой.
— Кажется, Дик, мой утренний звонок вас сильно расстроил, — он выпустил замысловатое колечко, пронзив его ровной дымной стрелой. — Телефон остался цел?
— Его заменили, — ответил Блейд. — Теперь я буду беседовать с вами по аппарату черного цвета. Так что траурная рамка для ваших новостей готова.
— Фи, какой мрачный юмор! — протянул Хейдж. — Я не думаю, что дела обстоят так плохо. Все-таки наш последний испытатель вернулся.
— А что он сам думает на этот счет? — спросил Блейд.
Лицо Хейджа помрачнело. Некоторое время он молча пускал колечки, задумчиво наблюдая, как они медленно тают в воздухе.
— Да, Дик, тут вы правы. Он не думает ничего. Мозг чист, как у новорожденного. Тело возвратилось, но дух… дух — увы! — блуждает в иных пределах…
— Вы обеспечили его связью с телепортатором?
— Да, конечно. Датчик был имплантирован в кору головного мозга, и парень неплохо прошел все тесты Только это ему не помогло.
— Проклятый прибор, — буркнул Блейд. — Лейтон так и не смог его наладить… То он работал, то нет…
— Главную задачу телепортатор выполнил, — американец пожал плечами. — Ваши посылки из Талзаны обещают продвинуть современную технологию на сотню лет.
Из них восемнадцать уже прошло, а мы сумели разобраться лишь с десятой частью полученного… — щека Блейда непроизвольно дернулась. В Талзане, во время своего десятого странствия, он вступил в контакт с тремя оривей, представителями межзвездной цивилизации паллатов. Визит был очень плодотворным — тогда, во время испытаний первой модели телепортатора, ему удалось переслать на Землю множество интереснейших артефактов. Однако их дальнейшее исследование оказалось непростым. По большей части специалисты говорили лишь одно: «Анемо сай!» — что на языке оривей, который Блейд помнил до сих нор, означало «Не знаю!»
— Итак, удалось вернуть тело, но не дух, — медленно произнес он, возвращаясь к теме разговора.
Хейдж молча кивнул. Потом, швырнув окурок и переполненную пепельницу, ученый поднял глаза на Блейда
— Собственно, о духе — или о душе — я и хотел потолковать с вами, Ричард. Скажите, покойный лорд Лейтон что-нибудь говорил о первопричине ваших уникальных талантов?
«Знает, — мелькнуло в голове у Блейда. — Или нет? С какой стати Лейтону сообщать кому бы то ни было про эту магнитофонную запись? С другой стороны, для человека посвященного в ней нет никаких секретов. Старик вполне мог поделиться с Джеком своими догадками».
— Что-то связанное со скоростью нервных реакций, если не ошибаюсь.
— Совершенно верно. И эта скорость ограничена молекулярным строением среды, порождающей данные реакции. У вас и у меня — это два фунта коллоидного раствора, который мы носим в черепе. Реакции многочисленны и сложны, но протекают сравнительно медленно. У него, — Хейдж постучал согнутым пальцем по консоли небольшого компьютера, — средой является кристалл — регулярная структура, неизмеримо более простая, чем, скажем, молекула ДНК. Реакции примитивны, Дик, зато какая скорость!
— Вы хотите послать в Измерение Икс что-то вроде робота? — удивленно поднял брови Блейд.
— Нет, конечно. Я хочу послать человека, но без этой столь инертной коллоидной пакости без мышц, костей и всего прочего.
— А! Теперь я понимаю, почему вы заговорили о душе! И чем же займется эта бестелесная субстанция? Будет, как дух Божий, носиться над водами?
— Нет. Будет наблюдать и действовать, получив в ином измерении новое тело. Если там найдется подходящий скелет, плоть и все остальное.
Блейд, ошеломленный, молчал. Наконец, справившись с изумлением, он произнес:
— Но, Джек. Разве можно отделить от тела… гм… душу? И что такое — душа?
— Давайте не будем заниматься теологическими спорами. Я не знаю, что такое душа, и не собираюсь дискутировать на эту тему. Я хочу отделить личность Ричарда Блейда от его бренной плоти — и пересадить в другую, не менее бренную. И я утверждаю, что это получится. Можно назвать объект пересадки душой, можно иначе. Готов спорить, что в таких делах у вас не меньше опыта, чем у меня.
— Помилуй бог! Откуда же?
— Ричард, Ричард… — Хейдж укоризненно покачал головой. — Вспомните Уренир, Тарн… особенно Тарн, ваше третье путешествие…
Блейд вздрогнул. На миг перед его глазами мелькнула тусклая бескрайняя равнина под затянутым серой дымкой небом, шпили и башни сказочного города, огромный дворец… и он сам, невидимо парящий над улицами, над площадями и деревьями, над струями фонтанов и толпами странных существ — бесплотная, но мыслящая топографическая проекция, извлеченная из тела дьявольскими приборами ньютеров… Да, он вспомнил! То, что говорил Хейдж, было возможно!
Американец внимательно наблюдал за ним.
— Я знал, что вы поверите и поймете, Дик. Все эти авантюры в мирах иных сделали вас весьма восприимчивым к новым идеям. Я с ужасом вспоминаю времена правления Дж. Такого упрямого старого осла я не…
Недовольно поморщившись, Блейд поднял ладонь.
— Джек, об отставниках ничего, кроме хорошего…
— Да, да, простите… Итак, Ричард, кроме главной мысли, я хочу подкинуть вам еще пару соображений. — Словно по волшебству, в его пальцах возникла сигарета; миг — ее кончик затлел. Скривив губы, Хейдж выпустил струю дыма налево, потом — направо, так что перед его подвижной физиономией повисла сизая прозрачная буква «V». — Соображение первое. Путь, которым шел Лейтон — и мы с вами — имеет один существенный недостаток. Только подумайте, Дик — создана превосходная машина… найден уникальный испытатель… И чем мы занимаемся после этого? Двадцать лет безуспешно ищем дублеров Ричарда Блейда! Вспомните этих несчастных! Братьев Ренсомов, Карса Коулсона, Эдну Силверберг, Джорджа О'Флешнагана наконец!
Взгляд Блейда стал угрюмым. Да, бедняжке Эдне и этим парням не повезло, сильно не повезло… Правда, Коулсона и Ренсомов как-то удалось вытащить, но прибыли они домой в совершенно невменяемом состоянии. А Эдна и Джордж исчезли. Джорджа ему было особенно жаль; он сам готовил его к роли дублера и проводил в путь лет двадцать назад… Или пятнадцать? Как бы то ни было, Джордж пропал… Лишь единственный человек перенес компьютерную трансформацию безболезненно и имел все шансы вернуться — русский агент Григорий Петрошанский, точная копия самого Блейда. И сам Блейд зарезал его в стране моуков, во время экспедиции в Сарму.
Хейдж тем временем продолжал свои пылкие речи.
— Все пропали, все! Какая нелепость! И в результате мы не нашли никого, хотя я уверен, что дюжина-другая суперменов вроде вас, Дик, проживает где-то на нашем шарике. Но разве это решает проблему?
Он многозначительно уставился на гостя, помахивая сигаретой и щедро посыпая пеплом свой халат.
— Вопрос надо ставить иначе, совершенно иначе! Мы должны научиться переправлять в Измерение Икс любого человека! И с полной гарантией возвращать обратно — хотя бы через секунду! Я думаю, за это время каждый сумеет сохранить в целости свою шкуру.
Он раздавил в пепельнице окурок. Блейд задумчиво разглядывал техасца. Да, с каждым годом тот все больше напоминал старого Лейтона. Взять, например, это движение руки… такое характерное…
— Теперь — второе. Лейтон сконструировал компьютер, позволяющий перемещаться в иной темпоральный поток. Это, однако, — функция, а не первопричина; главное же то, что наша установка позволяет манипулировать с человеческим мозгом. В случае одних манипуляций мы отправляем в мир иной разум человека вместе с плотью и кровью; в случае других — предварительно их разделяем. Об этом догадывался еще Лейтон… и не только догадывался. Ну, что скажете, Дик?
Блейд полез за сигаретами.
— Я скажу, что пора выпить и слегка расслабиться.
Американец рассмеялся и полез в стол за бурбоном. Когда с виски было покончено, Блейд сказал:
— Теперь — конкретно, Джек. Что вы предлагаете?
— Как я говорил, идея была ясна еще Лейтону. Однако возникла пара щекотливых вопросов. Понимаете, одно дело, если я всажу свой разум — или душу — в тело Ричарда Блейда… или иного потенциального носителя, которого смогу заманить в лабораторию и сунуть под колпак своей установки. И совсем другое — отправить себя или вас без адреса… туда, где в финишной точке перехода не подготовлен принимающий объект. Мы могли бы хоть сейчас сгонять в Южную Африку, Дик, но представьте, что вы очнетесь в теле готтентота, а я стану…
— Гиеной, мой друг, отвратительной, насквозь прокуренной гиеной!
Хейдж рассмеялся и сунул обратно в пачку незажженную сигарету.
— Да, возможно и такое! Словом, несколько лет я бился над процедурой насильственного внедрения нашего посланца в подобающую плоть — там, куда мы зашлем его бестелесную сущность. И теперь эта проблема решена! Неделю назад я ввел в компьютер все программы и проверил их на моделях.
Блейд задумчиво катал в ладонях рюмку из-под виски. Похоже, он мог собираться в путь.
— Джек, что означает на практике это «насильственное внедрение»?
— Компьютер перебросит вас в… э-э-э… в объект, наиболее близкий к вам по психофизиологическим показателям. Уверен, это будет достойная личность.
— И долго придется искать такое чудо?
— Вот в этом-то весь фокус! Никаких поисков — вы окажетесь в нужном теле автоматически. Вспомните, Дик, чему вас учили на лекциях по химии в Оксфорде. Принцип Ле Шателье — каждый процесс идет таким образом, чтобы затраченная или выделенная энергия была минимальна. При соблюдении определенных условий — их-то я и пытался найти! — великий принцип минимума энергии работает и в нашем случае. Образно говоря, чем больше похож на вас объект, тем легче вам его инфицировать — сравнительно с миллионами прочих обитателей того мира, которым мы решили заняться. Трах, бах — и вы уже сидите в теле местного Ричарда Блейда, героя и супермена! Не исключаю даже внешнего сходства.
— Боюсь, — задумчиво произнес Блейд, — что парню это не слишком понравится.
— Да, тут есть о чем поразмыслить. В любом случае, вы займете доминирующее положение, но… Возможны два варианта — либо разум носителя будет полностью подавлен, либо сохранятся какие-то подсознательные ощущения… возможно — воспоминания… Между вами образуется некий психологический симбиоз… Собственно, этот последний случай уже…
Вдруг американец резко оборвал фразу, на что Блейд не обратил особого внимания. Он глубоко задумался, предчувствуя фантастические последствия новой методики. Если бы его, скажем, перенесли подобным образом в Альбу, чье бы тело он узурпировал? Краснобородого, короля пиратов? Ярла, его помощника? Или свирепого Хорсы, хозяина бронзового топора? Да, в Альбе подходящих кандидатов было хоть отбавляй! Пожалуй, он предпочел бы расположиться в теле Ярла… тот обладал и умом, и боевым искусством, и пристойной внешностью. Правда, пил, как лошадь.
А вот в Тарне ситуация оказалась бы сложней — там существовали всего две возможности: либо занять тело дикаряпитцина, либо предпочесть хилую плоть тарниота. Впрочем, о каком выборе может идти речь? Судя по словам Хейджа, сам он никак не способен повлиять на конечный результат. Все происходит автоматически — согласно принципу минимума энергии. И он, безусловно, попал бы в тело питцина. В Брегге и Сарме встречались достойные мужи, но там царил матриархат; в этих мирах мужчина считался человеком второго сорта. Страна джеддов, Кархайм, Талзана, Зир и Кат предоставляли больше возможностей — Блейд мог припомнить немало военачальников, бравых рубак и ценителей женской красоты, чьи тела ему вполне подошли бы.
Впрочем, он был уверен в одном — в любом мире, при любой власти его местный аналог будет занимать высокое положение. Значит, он получит колоссальное преимущество, ибо статус и богатство потенциального носителя сразу разрешали главную проблему, которая вставала перед ним каждый раз — проблему выживания. А в таком случае…
— Ричард, вы слышите меня? — прервал его размышления голос Хейджа.
Блейд тряхнул головой и виновато улыбнулся.
— Простите, Джек, замечтался… Мне нравится ваша идея. Мы согласуем ее с руководством, я усажу за свой стол когонибудь из заместителей, и — в путь!
На губах Хейджа заиграла усмешка; сейчас он был похож на дьявола-искусителя под яблоней райского сада.
— Вы могли бы совершить небольшую экскурсию прямо сейчас, Дик, чтобы лучше оценить преимущества нового подхода. Тут есть еще один приятный сюрприз — вы и только вы определяете момент возврата. Компьютер не может насильно вытащить вас, но в любую минуту, с помощью несложного приема, вы вернетесь назад в свое тело, поджидающее в низкотемпературной камере. Вы будете спать, но энцефалограф зафиксирует возросшую активность мозга и включит аппаратуру размораживания.
— Звучит соблазнительно… А каков же способ возвращения?
— Насколько я помню, вы владеете техникой самогипноза? — Блейд кивнул. — Так вот, надо войти в транс и мысленно повторить кодовую фразу… Как насчет «Правь, Британия, морями»? И вы тотчас соскользнете к самому естественному для вас состоянию — в собственное тело. Все тот же принцип минимума энергии, Дик! Я введу пароль в компьютер, а он смоделирует в вашем сознании механизм возврата, который будет включаться выбранной нами фразой. Что-нибудь еще?
— Да. Что произойдет с тем парнем… носителем… когда я освобожу место?
— Трудно сказать. Скорее всего, исходное сознание к нему не вернется.
— То есть либо я его прикончу, либо оставлю полным идиотом?
Хейдж пожал плечами.
— Если угодно… Какая, в конце концов, разница…
— Ладно, сделаем пятиминутную вылазку, — Блейд решительно поднялся, одернул пиджак и с усмешкой произнес: — Ваш подопытный кролик готов, доктор Хейдж. Как всегда, он первым засунет голову в вашу соковыжималку.
— Нет, мой юный друг, на этот раз вы будете вторым!
Знакомая интонация, с которой Хейдж произнес эти слова, заставила Блейда вздрогнуть. Он пристально посмотрел на американца. Внезапно тот хихикнул, приподнял правое плечо — так что казалось, будто под халатом у него вздулся горб, — ковыляющей крабьей походкой направился к двери и широко распахнул ее.
Потрясенный Блейд шагнул через порог.
В то утро, когда флот достиг северных берегов, окта Блейда была свободна от дежурства, и ее командир, разыскав уединенное местечко на носу садры, решил подвести некоторые итоги.
Он находился в повой реальности уже пятые сутки, а это значило пять вечерних бесед с бар Занкором и пять ночей с Зией. И то, и другое повлияло на него весьма благотворно: целитель был неиссякаемым кладезем информации об этом мире, а девушка с похвальным усердием учила Блейда заново владеть телом, доставшимся ему в наследство от Рахи, опального молодого нобиля империи Айден, еще недавно — младшего сардара столичного гарнизона, предводителя гвардейской полуорды.
Теперь адаптация была закончена — если не в психологическом, то в физическом отношении. Блейд привык к тому, что Рахи оказался повыше его на три дюйма и, соответственно, имел более длинные конечности. На этом различия между ними почти кончались. Молодой айденит обладал таким же атлетическим телосложением и не меньшей силой, чем сам Блейд; а тщательное изучение физиономии Рахи в полированном щите доказало его преемнику, что и чертами лица они весьма схожи. Он видел такой же упрямый подбородок, твердую линию рта (губы у Рахи были чуть пухлее), высокий лоб, прямой нос с едва намеченной горбинкой… Да, предположение Хейджа оправдалось — он попал в тело своего аналога! Правда, глаза Рахи оказались темно-серыми, а не карими, как у Блейда, и волосы — цвета спелого каштана, но на эти мелочи не стоило обращать внимания. Он вообще не видел на садре ни одного брюнета — видимо, все обитатели Айдена были сплошь рыжими или светловолосыми. Кроме, конечно, бар Занкора, лысого, как колено новорожденного.
Нет, переселение в тело Арраха Эльса бар Ригона не назовешь плохим вариантом! Блейд с содроганием вспомнил, как в Зире превратился в беспомощного младенца и выжил лишь благодаря заботам девушки из гарема местного владыки. В Уренире, пожалуй, было лучше — там он превратился в кентавра, стремительного и могучего. Но и здесь имелись свои сложности — четыре копыта не всегда могли заменить две ноги. Нет, лучше нормального человеческого тела ничего не найдешь!
С моря задувал свежий ветерок, трепал волосы странника; огромные плоты один за другим осторожно втягивались в горловину бухты. Проход был узок и обрамлен невысокими утесами с голыми вершинами. За ними горловина расширялась в просторную водную гладь миль десяти в поперечнике — идеальное место для стоянки кораблей. Пожалуй, решил Блейд, тут можно разместить все военно-морские силы Ее Величества и Тихоокеанский флот Соединенных Штатов в придачу,
Правь, Британия, морями… Это подождет. Пока он не собирался в гипнотическом трансе отпирать сим волшебным ключом дверь, что вела в подземелье под Тауэром. Слишком многое хотелось ему узнать о новом мире — и слишком опьяняющим и прекрасным было ощущение возвращенной молодости. Не то чтобы Блейд оставался недоволен телом, данным ему от природы, — для своих пятидесяти пяти оно сохранилось великолепно… вот именно — сохранилось! В этом-то вся и штука! Там, на Земле, его ждал закат — и мягкое кресло у стола с табуном разноцветных телефонов; здесь, в Айдене — расцвет и очередное Большое Приключение. Соблазн был слишком велик! И если пятиминутная вылазка, о которой он условился с Хейджем, уже превратилась в пятидневное путешествие, то почему бы не растянуть это время до месяца… двух… трех? В душе его шла жестокая схватка между Долгом и Искушением — и Долг, истекая кровью и огрызаясь, отступал.
Он оперся локтями на невысокое бортовое ограждение и бросил взгляд на берег. Скалистые утесы, что прикрывали бухту со стороны моря, быстро понижались, и мертвый камень сменяла плодородная почва равнины. Степь, бескрайняя широкая степь распростерлась до самого горизонта; бухта лежала в ее объятиях, словно голубоватый искристый опал, обрамленный зеленым металлом. Цвет высоких трав, однако, чуть отличался от того, к которому Блейд привык на Земле — не ярко-зеленый, а более сочный и темный, скорее изумрудный.
Теперь он знал довольно много и о цели путешествия, и о географии этого мира — бар Занкор был весьма разговорчив. Айденский флот пересек Ксидумен, Длинное море, — обширный эстуарий, протянувшийся на тысячи миль и разделявший два континента — центральный, Ксайден, лежавший в восьмистах милях к югу, и северный, Хайру. Как понял Блейд из рассказов целителя, центральный материк был огромен — не меньше земной Евразии — и поделен между десятками враждующих государств. Айденская империя была одним из сильнейших, но и у нее хватало соперников. Бар Занкор мельком упоминал о Ксаме, о Странах Перешейка и королевствах Кинтана. По причинам, оставшимися для Блейда пока неясными, вся эта свора воинственных хищников стремилась на Юг, в обетованные земли милостивого Айдена, бога света и родоначальника всех правящих на континенте династий.
Но путь на Юг был закрыт; кем, когда и каким образом — не ведал даже мудрейший бар Занкор. Ходили смутные слухи, что дорога сия ведома избранным, хотя ни один человек еще не признался добровольно, что владеет столь важным секретом. Но подозреваемых было немало, и одним из них являлся несчастный отец Рахи. Бар Занкор не знал подробностей о его судьбе, но полагал, что старый Асруд погиб под пыткой. И Рахи, его сын и наследник, был следующим кандидатом в избранники — а это значило, что его, весьма вероятно, ждут застенки Амрита бар Савалта. Стража спокойствия, верховного судьи и имперского казначея. Блейд не сомневался, что этот тип, о котором целитель говорил с испуганным придыханием, занимал должность шефа местной охранки. Правда, на сей раз он проявил милость, истолковав сомнение в пользу подсудимого. Никто не знал, был ли младший бар Ригон посвящен отцом в тайну, поэтому он отделался всего лишь конфискацией наследных земель и богатств да разжалованием в октарха Береговой Охраны.
Опыт и логика подсказывали Блейду, что всесильный Страж спокойствия мог лелеять более тонкие замыслы — после возвращения в Айден Рахи предстояло отправиться в южный поход, очередную военную экспедицию, затеваемую империей. Возможно, сына Асруда считали одним из факторов, способных обеспечить успех этого предприятия. Как бы то ни было, Джек Хейдж, не промахнувшись с плотью, предназначенной Блейду, промазал мимо второй мишени, на которой серебрились кольца влияния, богатства и власти, а в центре заманчиво сиял золотой кружок безопасности. Нет, это яблочко американцу поразить не удалось! Блейд не стал ни королем, ни принцем, ни даже захудалым бароном или предводителем шайки разбойников; он находился в теле разжалованного офицера, подозреваемого в сокрытии важной информации. А такое деяние — во все времена и во всех мирах — расценивалось как тягчайшее преступление против государства. И странник не без оснований полагал, что бар Савалт одарит его не большей милостью, чем проявила бы в подобном случае секретная служба Ее Величества.
Берег наплывал — отлогий, ровный, травянистый. Против ожидания, Блейд не увидел ни города, ни порта. В воду вдавались низкие и длинные деревянные пирсы; мимо них шла грунтовая дорога, утоптанная и довольно широкая. Все это походило на многопалую кисть великана, опущенную в воду; конические крыши немногочисленных складов, торчавших сразу за причалами и напоминавших костяшки пальцев, довершали сходство. Вдоль дороги пылали костры — похоже, гостей из Айдена ожидал пир.
К востоку от складов трава была вытоптана, там пестрели разноцветные палатки — штук сто, не меньше. Кое-где тянулись массивные бревенчатые сооружения — видимо, коновязи; около одной из них стояла пара странных животных, которых Блейд не мог разглядеть издалека.
Значит, не город. И не порт. Временное пристанище кочевников, пункт обмена, место, где могут причалить к берегу огромные морские плоты… Но содержалась эта фактория в полном порядке: пирсы выглядели новыми, крепкими; склады, похожие на круглые негритянские хижины с остроконечными крышами, были собраны из толстых бревен, стоймя вкопанных в землю. Видимо, в этой местности не ощущалось недостатка в дереве — на равнине то здесь, то там возносились рощи; на расстоянии густые древесные кроны, более светлые, чем трава, казались зеленоватыми облачками, плывущими над изумрудным океаном.
Садра Блейда медленно приближалась к самому правому, восточному причалу. Паруса на судне были давно спущены, и четыре баркаса с дюжиной гребцов в каждом осторожно буксировали его к берегу. Теперь Блейд понял, что эти большие лодки, надежно закрепленные слева и справа от кормовой надстройки, предназначались вовсе не для спасения экипажа в случае катастрофы, а для маневров в гавани или порту. Огромные плоты были прекрасным транспортным средством — дешевым, грузоподъемным и довольно быстрым, — однако они, конечно, не обладали маневренностью настоящих кораблей.
Плот медленно скользил параллельно пирсу на расстоянии ярдов двадцати от него. Полуголые матросы, выстроившиеся вдоль левого борта, метнули канаты, подхваченные на причале сотней высоких светловолосых людей. Миг — и концы легли вокруг толстых столбов; последовал слабый рывок, и плот замер. Затем встречающие подтянули его вплотную к пирсу. Ни сходни, ни трапы были не нужны — поверхность мостков пришлась на фут выше палубы садры.
Блейд с любопытством разглядывал северян. Идеальный нордический тип, отметил он с некоторым удовлетворением. Светлоглазые, крепкие, с русыми или соломенного цвета волосами, они действительно напоминали викингов. Молодые мужчины — их оказалось большинство — не носили ни бород, ни усов, ни украшений; однако их одежда из замши или ткани выглядела весьма добротной. Короткие туники и куртки, штаны, заправленные в высокие сапоги, круглые кожаные шапочки, пояса с ножнами для кинжалов… Ничего лишнего, вызывающего; тем не менее этот наряд каким-то непостижимым образом подчеркивал воинственное и грозное обличие хайритов. У многих на спинах висели чехлы со странным оружием — его длинная рукоять торчала над левым плечом фута на полтора.
Понаблюдав минуту-другую за этими людьми, Блейд решил, что их сходство с буйными скандинавами является чисто внешним. Они не походили ни на грязных неотесанных варваров, ни, тем более, на разбойников; полные достоинства лица, гордая надменная осанка, скупые жесты, неторопливая внятная речь… Да, эти хайриты знали себе цену!
Теперь ему было известно, что сам Рахи был наполовину хайритом — двадцать пять лет назад нобиль и пэр империи Асруд бар Ригон взял в жены дочь хайритского вождя, за что едва не подвергся опале. Где и как он разыскал эту девушку, оставалось неясным, но брак их на первых порах оказался счастливым — через год хайритка подарила Асруду сына, а еще через шесть лет — дочь, Лидор, после чего скончалась. Обревизовав остатки памяти Рахи, Блейд не нашел почти никаких воспоминаний о матери — кроме смутного образа нежного и ласкового лица в ореоле золотых волос. Впрочем, о старом Асруде он помнил немногим больше.
Вероятно, Асруд очень любил жену, если позволил ей дать своему наследнику второе, хайритское имя. Имя многое значило для айденских нобилей; и могущественные магнаты, и мелкопоместные дворяне — из которых, кстати, происходил бар Занкор — в равной степени пользовались привилегией носить имена, начинавшиеся с долгого протяжного «а». Хотя ни простонародье, ни благородное сословие и власти империи не относились к хайритам с враждебностью, большой любви к северянам никто не питал. Они были превосходными воинами, которых изредка нанимали для особо трудных военных кампаний — что в какой-то мере унижало имперскую гордость. Однако породниться с ними да еще назвать старшего сына и наследника хайритским именем было поступком из ряда вон выходящим.
Как понял Блейд, происхождение Рахи не являлось тайной — недаром Рат во время драки обозвал его хайритским отродьем. Но имя, хайритское имя — совсем другое дело! Видимо, его знали только немногие люди, достойные особого доверия. Интересно, откуда оно стало известным бар Занкору? Из бесед с целителем Блейд вынес убеждение, что тот неплохо знал старого Асруда, но не входил в число его приближенных.
Сзади грохнули барабаны, и он резко обернулся. Капитансардар со своими помощниками важно маршировал к берегу в окружении дежурной окты. Офицеры блистали серебром, солдаты щеголяли начищенными панцирями и шлемами, октарх — крепкий детина с бронзовыми кудрями — вздымал имперский стяг. Процессию замыкали два десятка рабов, тащивших дары.
Барабанный бой резко оборвался. Капитан взошел на причал и проследовал на берег со всей свитой меж шеренг расступившихся северян. Хайритов, похоже, не слишком впечатлил этот помпезный выход; снисходительно пропустив заморское начальство, они принялись помогать матросам, крепя причальные снасти на столбах и обмениваясь с гостями шуточками. Очевидно, многие на садре знали язык северных соседей. Блейд понимал их речь без всяких затруднений; казалось, этот напевный говор знаком ему с детских лет. Доброе наследство от Рахи, подумал он.
К остальным причалам один за другим начали швартоваться плоты. Торжественных шествий с барабанным боем больше не было заметно, и Блейд заключил, что дипломатическими полномочиями наделен только капитан-сардар головного плота флотилии. Постепенно группы хозяев и гостей потянулись с мостков на берег, к складам и горевшим рядом с ними кострам. Пахнуло жареным. Блейд принюхался и, кликнув Чоса, перепрыгнул на мостки.
Через пару часов, размяв ноги на твердой земле, они уселись в тени бревенчатого строения, откуда хайриты дружной гурьбой выкатывали бочонки с пивом. Один из таких бочонков, в котором плескалось еще галлонов пять янтарной жидкости, стоял рядом с приятелями; в крышке его торчали два кинжала с насаженными кусками жаркого. Вдоль дороги, наслаждаясь таким же нехитрым угощением, стоя, сидя и лежа расположились тысячи две человек — и айденских моряков, и северян.
— Хорошая жизнь у этих хайритов, клянусь молниями Шебрет! — Чос выдернул свой клинок из бочонка и вгрызся в мясо. Прожевав, приложился к кружке и заметил:
— Доброе пиво, сочная дичь и воля — что еще нужно человеку?
— Многое, храбрый мой ратник Чос, многое, — Блейд, улыбаясь, покачал головой: утренние размышления и обильная трапеза настроили его на философский лад. — Кров, золото, женщины, хорошая потасовка… Власть!
— Власть нужна благородным, таким как ты, господин мой Рахи, — Блейд выгнул бровь, но промолчал. — Вот им тоже, — Чос кивнул в сторону стола на деревянных козлах, вокруг которого расселись айденские капитаны в компании хайритских вождей. — Дом, женщина… Это было у меня, и от этого я сбежал. А вот воли никогда не нюхал!
— Так понюхай! Вон ее сколько, — Блейд вытянул руку в сторону изумрудной степи.
— Ты, октарх, подбиваешь меня на побег? Во имя светлого Айдена! — глаза Чоса округлились. — Странный ты стал после той драки с Ратом… — худощавое лицо ратника погрустнело, плечи ссутулились; он невесело покачал головой и тихо произнес: — Просторны земли Хайры, но для меня не найдется и клочка, чтобы поставить ногу… Не моя то воля — хайритская, их степи, их горы и леса… А народ они гордый и к себе чужих не принимают.
Блейд доел мясо и поднял бочонок — янтарная струя хлынула прямо в рот. Он пил долго; пиво было крепким, приятным на вкус и чуть туманило голову. Потом он лег в траву, потянулся, расслабил мышцы. Полуденное небо, голубовато-фиолетовое, безоблачное, яркое, взметнулось над ним; где-то в вышине, за гранью времен и пространств плыла Земля со стынущим в саркофаге телом… Мысли лениво кружились в голове Блейда. Где-то над ухом бубнил Чос — по-прежнему о свободе, которой он так жаждал и так страшился. Ричарда Блейда свобода не пугала. Он не ждал, когда ему выделят клочок земли, чтобы поставить ногу. Он приходил и брал — брал власть; ибо, в отличие от наивного ратника Чоса, знал, что власть дает все — богатство, кров, пищу, женщин. И, конечно, свободу.
Веки его смежились, и странник погрузился в сон. Ему привиделся достопочтеннейший Амрит бар Савалт — смутная фигура в роскошной мантии — подползавший на коленях к высокому трону. А на троне сидел он, Ричард Блейд, милостью Айдена владыка необъятной империи.
Далекий гром прокатился над степью, и он сел, изумленно озираясь по сторонам. Небо было безоблачным; ни легкий освежающий бриз с моря, ни чистый, напоенный запахом трав воздух, ни ясный горизонт — ничто не предвещало грозы. Странник прислушался. Отдаленные раскаты не утихали — скорее, наоборот; но теперь он различил аккомпанирующее им бульканье и сопенье. Опустив глаза, он увидел Чоса. Ратник десятой алы пятой орды Береговой Охраны лежал на спине, выводя носом затейливые рулады. Но для грома они звучали жидковато.
Блейд встал и, обогнув закруглявшуюся стену склада, переступая через ноги и тела спящих, вышел к дороге. Спали, оказывается, не все. За столом еще угощались с полдюжины капитанов да три потчевавших их хайрита — пара постарше, с бородками, и один бритый, голубоглазый, с широченными плечами — на вид ему было лет тридцать пять. Солдаты дежурной окты сидели неподалеку, трезвые, как стеклышко: еды у них было вдоволь, но пива — только один бочонок. Кое-где у костров еще жарили мясо и разливали остатки хмельного. Шагах в десяти от Блейда компания подвыпивших хайритов развлекалась метанием ножей; целью служил грубый круг, намалеванный на бревенчатой стене склада.
Повернувшись лицом к равнине, Блейд прислушался. Гром нарастал; теперь можно было разобрать, что этот непрерывный рокот порождают удары тысяч копыт. К берегу, оглашая степь гулким барабанным боем, приближалось стадо. Или табун? Лошади? Он уже видел темную полосу, стремительно надвигавшуюся с северо-запада прямо на костры, спящих людей и палаточный лагерь хайритов. Северяне, однако, сохраняли спокойствие, и Блейд решил, что с пастбища гонят коней. Он ждал, прикидывая, сколько голов может быть в таком табуне. Судя по грохоту, тысяч пять, не меньше…
В четверти мили от дороги и складов табун свернул к востоку, вытянувшись в неровную линию. Теперь животные приближались медленней, однако с каждой минутой их можно было разглядеть все лучше и лучше. До них оставалось триста ярдов, двести, сто…
Блейд вздрогнул и, раскрыв рот, застыл в немом изумлении. Могучий поток чудовищных, невероятных зверей проносился мимо. Широкие морды с рогом на конце, с глазами, сверкавшими то ли от возбуждения, то ли от ярости… Змееподобные вытянутые тела, на добрый ярд длиннее лошадиных, бесхвостые, в косматой шерсти… Гибкие шеи, мощные холки, необъятные крупы… И три пары ног, молотивших землю с ритмичностью и силой парового молота.
В этих созданиях странным образом сочетались мощь атакующего носорога с грацией арабского жеребца. Насколько странник мог оценить с расстояния в полсотни ярдов, они были гораздо массивнее лошадей — раза в два-три. Однако их движения не выглядели неуклюжими, и чем внимательнее он присматривался к этим странным созданиям, тем больше чаровала его стремительная непринужденность их бега. Мастью они напоминали лошадей — вороные, гнедые, темно-пегие, светлых — белых и серых — не наблюдалось.
Теперь Блейд заметил дюжину всадников. Они сидели попарно на своих огромных скакунах, которые, в отличие от остальных животных, несли сложного вида сбрую с двумя подпругами. Передний правил; задний щелкал длинным кнутом, направляя бег табуна к хайритскому лагерю. Видимо, эти шестиноги были превосходно обучены — ни один не сбивался с ровного мощного галопа, и кнуты пастухов лишь задавали направление и темп бега.
Словно околдованный, Блейд глядел на эту могучую живую реку, пока чьи-то сильные пальцы не стиснули его плечо. Он резко обернулся. Позади стояли хайриты, компания метателей ножей; один из них — рослый, светловолосый — крепко вцепился в наплечье его туники.
— Что, парень, наложил в штаны? Или хочешь прокатиться? — В голосе рослого не было и намека на добродушную насмешку. Презрительно скривив губы, он приблизил свою физиономию к лицу Блейда, всматриваясь в глаза и обдавая густым пивным духом. — Не хочет, — заключил северянин, обернувшись к приятелям. — Может, дадим ему полакать пивка для храбрости?
Блейд положил руку на широкое запястье хайрита и резко дернул, освободив плечо от цепкого захвата.
— Ты, парень, вылакал уже достаточно, — холодно произнес он. — Убирайся!
В серых глазах хайрита вспыхнул яростный огонек, рука потянулась к кинжалу. Драчун, определил для себя странник. Высокомерный забияка — из тех, кто, хлебнув лишнего, готов сцепиться хоть с самим дьяволом.
— Что ты сказал, сопляк? — прошипел хайрит. — Ты, молокосос, щенок!
Отчасти он был прав. За пять прошедших дней Блейд уже несколько раз попадал в ловушку, расставленную несоответствием его истинного возраста и внешности. Этому забияке было за тридцать — скорее, года тридцать три или тридцать четыре. Зрелый муж и, несомненно, опытный воин; такой не снесет оскорбления от юнца, младше его на добрый десяток лет. Однако с точки зрения Ричарда Блейда — настоящего Ричарда Блейда, обитавшего сейчас в теле Рахи, — молокососом, сопляком и щенком был как раз этот драчливый северянин.
— Брось, Ольмер, — произнес один из хайритов, плотный коренастый мужчина. — Парень, конечно, груб и непочтителен со старшими, но все южане таковы. Не резать же каждому глотку…
— Каждому — нет. Но вот эта глотка — моя, — рослый Ольмер тянулся к горлу Блейда. — Если только щенок не извинится!
— Щенок не извинится, — заверил Блейд хайрита, потом крепко стиснул его предплечья и, подставив ногу, рванул вбок. Ольмер, не ожидавший подсечки, растянулся на земле.
Но в следующий миг он вскочил, словно резиновый мяч. Наблюдая за его ловкими стремительными движениями, Блейд понял, что северянин владеет искусством борьбы. Тем не менее сейчас это не играло большой роли. Ольмер, возможно, был непобедим с мечом и секирой, но в рукопашном бою четвертый дан карате сулил Блейду неоспоримое преимущество. И он это быстро доказал.
Когда его противник очередной раз пропахал борозду в дорожной пыли, за спиной Блейда раздался властный спокойный голос:
— Ольмер, тебе не совладать с этим парнем! Побереги свои ребра!
Это был голубоглазый хайрит — тот самый, что сидел за столом с айденскими капитанами. Очевидно, один из предводителей северного воинства, решил Блейд, разглядывая спокойное красивое лицо. Оно показалось ему странно знакомым, словно в глубине подсознания Рахи сохранился смутный отпечаток этого облика. Густые темные брови, твердые очертания подбородка и губ, нос с чуть намеченной горбинкой, высокий лоб, ровные крупные зубы… Впрочем, Блейд знал, что все сильные люди слегка походят друг на друга. А этот человек был силен, очень силен!
Ольмер встал, сплюнул кровь с разбитой губы. Выглядел он совершенно спокойным, только в серых зрачках мерцали холодные яростные огоньки. Блейду был знаком такой взгляд — взгляд бойца, знающего себе цену и не смирившегося с поражением.
Голубоглазый предводитель вытянул руку, коснувшись груди Ольмера.
— Ты хочешь взять выкуп за кровь?
— Да, Ильтар! И завтра же! В круге!
Ильтар посмотрел на Блейда, и во взгляде его мелькнуло странное сожаление. Потом он перевел глаза на Ольмера.
— Он будет беспомощным против франа… ты же знаешь…
Фран! Короткое слово, незнакомое, звонкое и раскатистое, словно удар молота по наковальне. Блейд порылся в памяти, но она не подсказывала ничего.
Ольмер вытер рот и протянул вождю окровавленную ладонь.
— Клянусь Семью Ветрами! Я бы не сказал, что этот парень такой беспомощный.
Потом он повернулся к Блейду и осмотрел его с головы до ног — медленно, с каким-то профессиональным интересом, словно оценивал стати лошади или раба. Лицо его было сосредоточенным; кровь, сочившаяся из разбитой губы, тонкой струйкой сбегала по подбородку. Внезапно хайрит вытянул руку в странном жесте — большой палец отставлен в сторону, остальные сжаты в кулак.
— Я, Ольмер из Дома Осе, предводитель сотни, вызываю тебя, южанин. Завтра мы сойдемся с оружием в круге поединков и будем биться насмерть!
Он глядел на Блейда, словно ожидая ответа, и тот повторил жест вызова.
— Я, Аррах бар Ригон, октарх имперских войск, готов скрестить с тобой оружие, Ольмер из Дома Осс!
Ильтар, вождь хайритов, отступил на шаг, и с губ его слетел возглас изумления.
— Аррах? Сын старого Асруда? — голос вождя стал напряженным, лицо чуть побледнело.
— Сын покойного Асруда, — уточнил Блейд. Он был удивлен. Неужели слава рода бар Ригонов достигла этих дальних берегов? Впрочем, нашел же Асруд как-то свою жену-северянку… Связи могли сохраниться…
— Да, я знаю, — кивнул Ильтар и повернул голову к Ольмеру; лицо его вдруг окаменело, на лбу выступила испарина. Несколько секунд он изучал лицо противника Блейда, и рослый хайрит словно съежился под этим пронзительным взглядом. Наконец вождь сказал: — Слушай, Ольмер из Дома Осс! Ты, нагрузившись пивом, стал задирать чужеземца с юга… вынудил его защищаться, а потом вызвал на поединок, зная о своем преимуществе. Мало чести в таком деле!
— Ты хочешь, чтобы я отказался? После того, как этот южанин извалял меня в пыли, как щенка, на глазах у всех? — На шее Ольмера натянулись жилы, щеки покраснели. — Не могу, вождь! Не могу и не хочу!
Яростно махнув рукой, он повернулся и почти побежал к палаточному лагерю. Компания метателей ножей последовала за ним; кое-кто с опасливым уважением оглядывался на Блейда.
— Да, Аррах бар Ригон, с этим Ольмером ты слегка перестарался, — вождь, подхватив Блейда под руку, повлек его к столу. Там уже никого не было; бородатые соплеменники Ильтара, с помощью десятка воинов, влекли бесчувственные тела капитанов к причалам.
— В сущности, неплохой парень этот Ольмер, — продолжал Ильтар, пододвинув Блейду табурет и наливая вина в бронзовый кубок. — Однако не в меру задирист. И тебе от этого не легче — боец он превосходный… Ну, ладно, — вождь поднял кубок, — что сделано, то сделано! Выпьем за встречу, Эльс!
Блейд вздрогнул и опустил свою чашу на стол, расплескав вино. Этому человеку было известно его хайритское имя! И вообще, он знал на удивление много — столько, сколько может знать друг или смертельный враг. В голове у Блейда всплыли слова лекаря: «Верь тому, кто назовет тебя Эльсом!» — или что-то в этом роде. Арток бар Занкор, несомненно, умный человек, но Ричард Блейд доверял только себе — и то исключая субботние вечера, когда бывал под хмельком.
Он пристально посмотрел в глаза Ильтара, голубые и безмятежные, как небо над хайритской степью.
— Хм-м… Значит, ты слышал имя, которым я назвался?
— Почему — назвался? Это и есть твое имя. Аррах Эльс бар Ригон.
— Ты веришь каждому встречному, выдающему себя за потомка бар Ригонов? Тебе не нужны доказательства? Легковерные же вожди у хайритов!
Ильтар вздохнул, покопался в сумке на поясе и протянул Блейду круглое металлическое зеркальце.
— Вот… Взгляни на себя и на меня… Каких еще требовать доказательств… брат?
Проклиная свою невнимательность, Блейд кивнул. Да, сходство было несомненным — настолько несомненным, что лучшему агенту британской секретной службы следовало бы это заметить. Даже в том случае, если одна из этих физиономий принадлежит ему самому. Проглотив досаду, он кивнул и поднял кубок:
— За твое здоровье, брат мой Ильтар! — и осушил его в пять глотков.
— Вот и последнее доказательство, — улыбнулся хайрит. — Мать моя перед смертью говорила: «Есть у тебя, Ильтар, братец в Айдене, сын моей младшей сестры. Молод он, но пьет как шестиног после двухдневной скачки. Наставь же его на путь истинный!» И я наставлю! Я, Ильтар Тяжелая Рука из Дома Карот, военный вождь и предводитель хайритской тысячи, клянусь в том! — он поднял свою чашу и опорожнил ее с такой же лихостью, как и новообретенный родственник.
Блейд улыбнулся. Этот Ильтар внушал ему симпатию. У него не было братьев и сестер — ни на Земле, ни, естественно, в мирах Измерения Икс. Были друзья и враги, были женщины, были покровители. Был Дж., относившийся к нему, как к сыну, была малышка Ти, приемная дочь… Но впервые за двадцать пять последних лет — с тех пор, как умер отец — Ричард Блейд ощутил зов кровной связи. Разумом он понимал, что Ильтар — не родич ему, но тело и душа Рахи — вернее, то, что еще оставалось от этой души, почти полностью изгнанной в мрак небытия, — бессознательно и доверчиво тянулось к голубоглазому хайриту. Итак, здесь, в мире Айдена, он обрел не только сестру, ожидающую в далекой столице империи, но и брата в северных землях. Забавно! Такого они с Хейджем не предвидели.
Ильтар продолжал что-то толковать ему. Блейд потянулся за кувшином, наполнил кубок и прислушался.
— Имперцы опять затевают поход на юг… Наняли нас — боятся тяжелой пехоты Ксама. Что ж, мы пойдем… Битвы, добыча, женщины, новые места… Интересно! Я поведу хайритскую тысячу, десять сотен, и ты бы мог взять одну, Эльс. Если останешься в живых после завтрашней схватки и воины почтят тебя доверием… Кстати, Ольмер — сотник. Отличный боец, но плохо ладит с людьми.
Блейд понял намек.
— Я с ним справлюсь, — спокойно произнес он, отхлебнув терпкого вина.
— Справлюсь! Как же! — Ильтар недоверчиво покачал головой и отодвинул кубок. — Идем! Покажу тебе кое-что.
Они поднялись и нога в ногу зашагали к хайритскому лагерю.
— Если ты и побьешь Ольмера, проблем останется немало, — буркнул Ольмер. — Я слышал, до этого… этого несчастья с твоим отцом ты командовал одной из полуорд столичного гарнизона?
Блейд молча кивнул.
— Значит, умеешь и приказывать, и наказывать… Но хайритская сотня — не айденская полуорда. Это только так говорится — сотня… Сотня боевых таротов, да полсотни запасных… — Блейд понял, что вождь имеет в виду огромных шестиногов, которыми он любовался перед дракой с Ольмером. — … всадников двести человек да тридцать обозных… Большое хозяйство! И сражаемся мы совсем иначе, чем твои южане… Опять же, надо знать животных… у нас мальчишки в пять лет залезают тароту на шею… с десяти — мечут стрелы не хуже взрослых…
Блейд слушал, кивая головой и усмехаясь про себя. Знал бы Ильтар, какие армии и каких бойцов водил он в сражения! Пиратов покойного Краснобородого у берегов Альбы, рабов и гладиаторов Сармы, конные орды монгов, тарнских ньютеров, меченосцев Зира… На этот раз будут всадники на шестиногих таротах… Пусть так!
Внезапно Ильтар замолк и бросил на Блейда странный, будто бы вопросительный взгляд.
— Что-то я разболтался о наших хайритских делах. Будешь жив — сам во всем разберешься. Скажи-ка мне, брат… — он явно испытывал неловкость, — что случилось со старым Асрудом?
Блейд полоснул по горлу ребром ладони и испустил печальный вздох, как то приличествовало случаю. Все-таки Асруд был его отцом.
— Да, об этом мы слышали, — сочувственно закивал головой Ильтар, не уточнив, кого он понимает под этим «мы». — Но за что?
— Путь на Юг, — коротко ответил Блейд. — Император счел, что отец его знает. Есть в столице такой бар Савалт… большой человек… он и дознавался у отца… — Блейд потер подбородок и, припомнив рассказы целителя, добавил: — Все родовые поместья забрали в казну. А мне велено по возвращении из Хайры отправляться в южный поход.
— Вот как! — вождь хайритов помолчал, размышляя. — Значит, не выпытал тайны у отца, посылает сына… Вовремя ты встретил меня, Эльс… вот только зря с Ольмером связался.
Они остановились у просторного полотняного шатра, напоминавшего юрту. Ильтар отбросил дверной клапан и сказал:
— Входи, брат. И пусть Семь Священных Ветров одарят тебя счастьем под кровом моего дома.
Блейд шагнул внутрь. Убранство шатра было небогатым: в углу — огромная косматая шкура неведомого зверя, брошенная на сундук — видимо, постель; посередине — походный легкий стол и четыре табурета; у полотняной стены — стойка с оружием. Ильтар подошел к ней, потянул нечто длинное, сверкнувшее металлом, и бросил на стол.
— Смотри, Эльс, это — фран, — он повернул оружие, и лезвие засияло дымчатым отливом булатной стали. — Не меч, не копье, не секира — фран!
Блейд протянул руку, погладил полированную рукоять, коснулся остро заточенного клинка. С первого взгляда эта штука напоминала зулусский ассегай, но лезвие было больше, длиной фута три и шириной в ладонь, чуть изогнутое и обоюдоострое. Рукоятка — или, вернее, четырехфутовое древко — казалась еще удивительней; на ощупь — из дерева, странного, похожего на кость и, видимо, очень прочного, она словно прилипала к ладони, но стоило ослабить захват, как рукоять легко скользила в пальцах. Самый конец ее был обшит шершавой кожей; место, где клинок сочленялся с древком, прикрывала широкая чашеобразная гарда с приклепанным к ней крюком.
— Смотри, Эльс, — повторил Ильтар, поднимая странное оружие. Он держал его словно меч — дюймов на десять ниже гарды, чуть выставив перед собой. Внезапно клинок свистнул, разрубив табурет напополам; хайрит стремительно нагнулся, подбросил две соединенные планкой ножки к самому потолку, и лезвие, словно живое, метнулось прямо за ними. Удар, еще удар… На пол посыпались щепки. Ильтар, довольно усмехаясь, покачивал фран на сгибе локтя.
Блейд нетерпеливо протянул руку — оружие было его давней страстью. Фран оказался тяжелым, словно двуручный рыцарский меч. Примерившись и отступив от стола, он размахнулся — конец древка больно стукнул его по локтю. Эта штука была коварной и требовала изрядного искусства! Сделав еще пару выпадов и замахов, он понял, что рукоятку надо держать примерно на фут от гарды, как делал это Ильтар, а длинный ее конец должен в момент удара уходить под мышку. Хайрит с улыбкой наблюдал за ним.
— Чувствуется кровь Севера, — пробормотал он наконец. — Но ты бьешь франом словно мечом, а я же сказал, что это — не меч, не копье и не…
— …секира, — закончил Ричард Блейд, оглядываясь. — Где-то тут была вторая половинка твоего роскошного походного кресла… Ага! — Он подцепил остатки табурета кончиком клинка и подбросил вверх, намереваясь нанести мастерский удар. Замах, рукоять скользнула в ладони, лезвие метнулось вперед…
Раздался громкий треск и одновременно вопль Ильтара. Блейд поднял на него взгляд — вождь хайритов потирал затылок, ножки табурета свешивались у него с шеи, ветер с моря полоскал края огромной прорехи в стене палатки.
— Пока что ты располовинил мой роскошный походный шатер! — произнес хайрит и расхохотался. Похоже, с чувством юмора у него все в порядке, отметил Блейд. — И набил мне шишку! С другой стороны, стой я чуточку левее… — он задумчиво покосился на прореху, снял с шеи деревянное украшение и выкинул в дыру; потом решительно потянул к себе фран.
— Так вот, Эльс, повторяю тебе еще раз: это — фран, а не меч, не копье и не секира! — Пристыженный Блейд слушал, опустив глаза. — Он заменяет и то, и другое, и третье — но ни один боец, как бы хорошо он ни владел обычным оружием, не сумеет устоять против мастера франа. А Ольмер — мастер! Ха! Клянусь Альритом, нашим прародителем, и всеми Семью Ветрами, он разделает тебя как быка, предназначенного для лагерного котла!
Но на этот счет у Ричарда Блейда было иное мнение.
Предстоящая схватка была слишком серьезным делом, чтобы хайриты допустили на нее чужих. Бой, в котором один из соперников может расстаться с жизнью — не забава и не зрелище для досужих зевак; посему окта Рахи, как и остальные ратники пятой орды, не была допущена на площадку позади лагеря северян. То же самое относилось к благородным капитанам и офицерам, рабам и матросам. Сейчас вся эта братия толпилась на берегу, около причалов и складов, заключая пари, шумно бранясь и подбадривая Блейда лихими выкриками. Тем не менее, как доложил Чос, ставки шли один к трем на хайрита — айденские моряки были практичными парнями.
Чос оказался единственным, кого Блейд смог взять с собой в роли слуги, наперсника и оруженосца. Бар Занкор, прибывший с целым мешком лекарств и бинтов, был безжалостно отправлен назад Ильтаром. Когда старик попытался возражать, ссылаясь на свой лекарский статус и возможную помощь, которую он мог бы оказать по окончании схватки побежденному, вождь хайритов с холодной иронией заметил, что даже досточтимый целитель будет не в силах оживить труп. Занкор, бросая на Блейда убийственные взгляды и ворча, что этого драчуна Рахи давно пора скормить акулам, развернулся и ушел.
Блейд пожал плечами. Вчера вечером его намерение сразиться с одним из лучших хайритских бойцов не вызвало большого шума — почти все, не исключая офицеров и самого капитанасардара, предводителя айденского флота, страдали от последствий гостеприимства северян. Говоря проще, кто спал беспробудным сном, кто валялся в пьяном полузабытьи. Но рано утром октарха Арраха бар Ригона срочно препроводили в кормовую надстройку к капитану. Трудно сказать, какие инструкции получил достойный флотоводец насчет опального нобиля, однако, разглядывая Блейда опухшими с перепоя глазами, он буркнул, что честь империи допускает лишь один исход схватки. И если молодой Ригон проиграет, останки его будут насажены на крюк возле средней мачты.
Возвращаясь на нос, Блейд столкнулся с Ратом. Рыжий аларх ухмыльнулся и потер огромный кулак, словно напоминая сопернику о другой стычке, состоявшейся совсем недавно. Блейд смерил его холодным взглядом и юркнул в свою каморку.
Он прибыл к палатке Ильтара как было велено — когда оранжевый солнечный диск поднялся на три пальца над горизонтом. Сзади, с длинным мечом на плече, тащился Чос. Блейд выбрал именно это оружие — превосходный стальной клинок, хорошо сбалансированный и, видимо, сделанный на заказ для Рахи еще в лучшие времена. Шагая вслед за хайритским вождем к площадке — плотно утоптанному земляному кругу ярдов пятнадцати в диаметре — он сохранял полное спокойствие. Видимо, это показалось Ильтару странным, и вождь несколько раз бросал на Блейда вопросительные взгляды, ожидая, что тот скажет хотя бы слово, чтобы разрядить напряжение. Для молодого бойца было бы вполне уместно поинтересоваться, сколь вынослив его противник и какими излюбленными приемами предпочитает пользоваться — особенно после вчерашнего плачевного опыта с франом.
Однако лицо Блейда оставалось бесстрастным. Он имел дело с холодным оружием с девятнадцати лет — с тех пор, как поступил в колледж и стал тренироваться в «Медиевистик Клаб», основанном любителями рыцарских искусств. Впрочем, главным было другое. Без малого три десятка путешествий в миры Измерения Икс дали ему уникальный опыт, ибо в каждом из этих миров шла свирепая война. Пятнадцать лет подряд он раз за разом спускался в очередную преисподнюю, пытаясь выловить там золотую рыбку удачи для Соединенного Королевства. Пятнадцать лет… сотни схваток, больших и малых, десятки ран… Но он побеждал всегда! Что там Ольмер, даже с волшебным франом в руках… В конце концов, этот парень не страшнее катразских гигантов-нуров и чудовищ из лабиринта покойного Касты…
С несокрушимым спокойствием рядом с Ильтаром, облаченный плотью юного Рахи, шагал человек, для которого искусство побеждать стало профессией. И сейчас он не собирался отступать от этого правила.
Плотная толпа хайритов раздалась, пропуская их в круг. Здесь было тысячи две воинов — отменный товар, который выложили северяне перед айденскими нанимателями, лучшие молодые бойцы из двенадцати кланов Хайры — или Домов, как их тут называли. Блейд довольно усмехнулся — зрителей хватало! И они не были настроены враждебно к чужаку, что случалось в его практике весьма часто. Может быть, хитрец Ильтар уже пустил слух, что Аррах Эльс бар Ригон, айденит, не совсем чужой для них? Он огляделся, автоматически отметив, что многие явились в боевых доспехах — легких стальных кирасах с чеканным гербом клана на левом плече. Что это — знак уважения? Возможно… Он уже мог узнать символы ряда племен, показанные вчера Ильтаром, — золотую ветвь Дома Карот, остроконечный горный ник Дома Осе, похожую на сокола птицу патаров и волчью голову сейдов.
Ольмер вступил в круг, и Блейд, протянув руку за мечом, нетерпеливым жестом велел Чосу отойти к зрителям. Он чувствовал, как возбуждение и жажда боя охватывают его. Конечно, последние восемь лет он не только сидел в кресле за столом; почти каждый уик-энд проходил все-таки не в баре, а на стрелковых площадках и ристалищах клуба. Но там для него не было равных противников, и схватки на тупых мечах казались игрой тому, кто привык к запаху крови.
Он поднял взгляд на своего соперника.
Ольмер из Дома Осе был великолепен. Обнаженный до пояса, с гривой светлых волос, он стоял в центре круга с видом победителя. На его плече покоился фран — на целую пядь длиннее обычного, с трехгранным острием на нижнем конце рукояти. Внезапно Ольмер подбросил свое оружие в воздух, перехватил за середину и с боевым кличем крутанул над головой. По кольцу столпившихся вокруг площадки хайритов прокатился одобрительный гул.
Опершись на перекрестье меча, Блейд внимательно рассматривал противника, потом опустил глаза на собственные руки. Казалось, их обоих отлили в одной и той же форме — высокие, белокожие, длинноногие, с могучими плечами и выпуклой грудью. Теперь страннику было ясно, почему старый Асруд не делал попыток скрыть происхождение Рахи! Кем бы ни являлся он сам, из каких краев ни пришел в столицу империи, кровь Севера в жилах его сына взяла вверх. То было материнское наследство, дар женщины, имени которой Блейд пока так и не узнал…
Он снова посмотрел на Ольмера. Пожалуй, тот ни в чем ему не уступит… Сильный и наверняка с превосходной реакцией… стремительный, как рысь… Однако дьявольская машина Хейджа все же запихнула Ричарда Блейда в тело Рахи — значит, у Рахи были некие особые таланты… Какие же? Что за достоинства таились в этом хайрите-полукровке, октархе Береговой Охраны? «Хорошо бы выяснить этот вопрос пораньше», — подумал Блейд; мысль о том, что фран Ольмера может располосовать великолепное тело, доставшееся ему, казалась кощунством.
Ильтар поднял руку, и сдержанный гул толпы смолк.
— Во имя Семи Священных Ветров! По обычаю Домов Хайры, свободный воин Ольмер клана Осе вызвал на поединок Эльса, сына женщины из того же клана и чужеземца с юга. Они могут биться до первой крови, до второй или до смерти — как пожелает сильнейший из них. Начинайте!
Военный вождь резко опустил руку и отскочил в сторону. Вовремя! Двумя гигантскими прыжками Ольмер преодолел половину земляной арены, обрушив на голову Блейда сверкающее лезвие фрака. Навстречу взметнулся меч, сталь зазвенела о сталь, и поединок начался.
Фран серебристой бабочкой порхал в ладонях хайрита. Блейд быстро выяснил, что его соперник с одинаковой силой бьет и с левой, и с правой руки; лезвие его необычного оружия то парировало удары, словно сабельный клинок, то, стремительно выброшенное вперед, мелькало у самой груди противника. Пока он справлялся с заданным Ольмером темпом, но уже ощутил, что преимущество в вооружении не на его стороне. Меч с четырехфутовым клинком был превосходен, но он не мог удлиняться чуть ли не вдвое и позволял отбивать удары только клинком.
Только клинком? Внезапно Блейд сообразил, что меч уже несколько раз сталкивался с рукоятью франа. Ольмер держал свое оружие примерно посередине, парируя и нанося удары то лезвием, то концом древка с острой пикой. При очередном выпаде Блейд, не пытаясь достать противника, нанес косой удар по рукояти. Казалось, клинок встретил эластичный пружинящий стержень — ни отщепа, ни даже зарубки, насколько он мог заметить, на древке не осталось. Странное дерево… И дерево ли? Он вспомнил ощущение прохладной гладкости — там, в шатре Ильтара, когда он впервые коснулся рукояти франа. Неужели он ошибся насчет ее материала? Но если не дерево и не металл — последнее представлялось несомненным — то что же? Пластмасса? Но откуда в этом средневековом мире взялся столь несокрушимый и прочный пластик? Блейд понял, что встретился с тайной — и это действительно было так. Пройдет немало месяцев и многие тысячи миль будут отделять его от хайритских гор и степей, когда он впервые своими руками сделает древко франа…
Бан-н-н-г! Клинки зазвенели, скрестившись, и внезапно странник ощутил всплеск боли — острый крюк, торчавший на гарде франа, расцарапал предплечье, скользнул вдоль локтя и с лязгом зацепился за перекрестье меча. Ольмер, ухмыльнувшись, с силой дернул оружие к себе, и Блейд, так и не выпустивший меч из рук, рухнул на колени. От резкого движения крюк соскочил, и он тут же упал на бок, затем стремительно перекатился на спину. Это его и спасло; лезвие франа, свистнув над теменем, сбрило лишь прядь волос. Одобрительный гул раздался в толпе зрителей.
Блейд вскочил, охваченный холодной яростью. Его сбили с ног! И вдобавок чуть не лишили скальпа! Сейчас он не думал о том, что атака Ольмера, в сущности, не удалась: клок волос да царапина на плече — вот и весь результат. Нет, произошедшее казалось ему неким издевательством, тонким расчетом хайрита, непременно желавшим выставить его на посмешище.
Он с бешеной скоростью заработал мечом, стремясь перейти в ближний бой. Конечно, сравнительно ближний — длинным клинком не взмахнешь, стоя рядом с противником. Но ему казалось, что на расстоянии ярда-полутора его меч эффективнее франа. Четырехфутовая рукоять хайритского оружия давала преимущество на дальней дистанции; вблизи же инерция древка слегка замедляла скорость выпадов при рубящих ударах.
Это соображение оказалось верным. Некоторое время Ольмер оборонялся, отбивая клинок Блейда то лезвием, то рукоятью франа, затем, когда конец меча царапнул его бедро, резко прыгнул в сторону, пытаясь оторваться от наседавшего противника. Запыхавшийся Блейд остановился, с изумлением глядя на хайрита. Тот принял странную стойку, явно оборонительную: широко расставленные руки сжимают рукоять франа, оружие поднято над головой — вверх и чуть вперед, Знакомый прием английских йоменов времен Робин Гуда! При схватках на дубинках так защищаются от мощного рубящего удара сверху. Но у негото в руках не простая палка, а тяжелый меч! Рукоять франа всего в два пальца толщиной… да будь она хоть из железа, поперечным ударом он перерубит ее как хворостину!
Блейд выдохнул и с силой опустил клинок. Древко в руках Ольмера прогнулось дюйма на три, пружинисто отталкивая сталь; если на нем и появилась зарубка, то Блейд ее не заметил. В следующее мгновение, предугадав ответный выпад Ольмера, он наклонился; фран веером сверкнул в воздухе прямо над его головой, и еще одна прядь волос упала на землю. В толпе зрителей уже раздавались откровенные смешки.
Последняя атака, как чувствовал Блейд, потребовала слишком много сил. Порез на правом предплечье обильно кровоточил, но пока это не сказывалось на силе и точности его ударов. Но кто знает, что случится через полчаса… если он еще будет жив к тому времени.
Ричард Блейд поднял глаза на противника. Ольмер тоже выглядел не лучшим образом. Грудь его тяжело вздымалась, по бедру текла кровь, лоб и скулы влажно поблескивали от выступившей испарины. Но в неукротимых ледяных зрачках попрежнему стыла ненависть.
Хайрит сделал шаг влево, Блейд — вправо. Они кружили около невидимого центра на расстоянии пяти ярдов друг от друга — настороженные, внимательные; каждый успел почувствовать силу соперника и каждый догадывался, что эта схватка не кончится ни первой, ни второй кровью.
Клинки снова зазвенели Блейд знал, что его спасение — в ближнем бою, но теперь подобраться к Ольмеру было не так-то просто. Раз за разом хайрит применял нечто вроде веерной защиты — держа фран за самый конец древка, раскручивал его над головой. Руки у Ольмера были длинными, так что конец стального острия описывал круг на расстоянии трех ярдов от его груди, и Блейд, при всех стараниях, не мог достать противника мечом. Видимо, это круговое движение было для Ольмера привычным делом и почти не утомляло его; едва Блейд подходил ближе, как стальной круг распадался и следовал удар.
Нет, традиционные приемы фехтования здесь явно не годились; Блейд все больше убеждался в этом. Ольмер не даст ему приблизиться, измотает в дальнем бою и, дождавшись первой же ошибки, прикончит, пользуясь преимуществом своего более длинного оружия… Только каким-нибудь неожиданным выпадом, непредусмотренным ходом в этой смертельной партии можно было перечеркнуть план хайрита, изменить ход поединка.
Он чувствовал, что начинает выдыхаться. Предплечье кровоточило все сильней, от постоянного напряжения начинали дрожать колени — в этой схватке ему часто приходилось прыгать, уклоняясь от клинка франа, который Ольмер выстреливал с молниеносной быстротой. Все чаще и чаще он думал о том, что придется поставить жизнь и победу в зависимость от одногоединственного удара. Хватит ли у него сил? Что ж, еще немного — и он об этом узнает. Блейд чуть замедлил темп, успокаивая дыхание и выжидая подходящего момента. Это не осталось незамеченным; в толпе хайритов прокатился шум.
Бойцы на миг разошлись. Ольмер, подняв фран горизонтально над головой и стискивая древко обеими руками, ждал; на его висках выступили капли пота, глаза лихорадочно блестели. Блейд уже знал, что эта защитная стойка может быть предвестником атаки. Правой рукой, сжимавшей рукоять у гарды, хайрит мог нанести короткий рубящий удар сверху; левой — сделать веерный выпад, поразив противника на расстоянии трех ярдов. Да, фран был волшебным оружием в опытных руках, и для человека с мечом оставался лишь один путь к победе!
Он стремительно шагнул вперед, вздымая свой тяжелый клинок. Он видел, как напряглись жилы на руках Ольмера, но по губам хайрита скользнула пренебрежительная усмешка, этот южанин-полукровка не верил в очевидное — рукоять франа не перерубить! Что ж, пусть попробует еще раз… Рано или поздно он либо сломает меч, либо станет жертвой контратаки…
Клинок свистнул, как самый грозный из Семи Священных хайритских ветров. Пот жег Блейду глаза и стекал по щекам к подбородку, дыхание стало прерывистым. Но удар был точным и нанесла его твердая рука. Меч пришелся на рукоять франа самой массивной и прочной частью лезвия, у перекрестья, — словно топор, рассекающий древесный ствол. Блейд стремительно отдернул меч — он не хотел разрубить противника напополам; однако кончик клинка прочертил по груди Ольмера алую полосу. Хайрит застыл, ошеломленно уставившись на свои кулаки; в одной был зажат клинок, в другой — трехфутовый обрезок рукояти.
Качнувшись вперед, Ольмер опустил руки — похоже, он не верил своим глазам! — и тут Блейд нанес второй удар. Тяжелое лезвие хлестнуло хайрита по виску — плашмя; он покачнулся и рухнул на пыльную вытоптанную землю.
Зрители взревели. Тяжело дыша, Блейд отступил назад, воткнул меч в землю и вытер пот. В первые мгновения он не понял, что кричат северяне; казалось, они не то приветствуют победителя, не то насмехаются над побежденным. Но вскоре нестройный гул сменился дружным воплем: «Альрит! Альрит!» — скандировала толпа.
Из плотных рядов вышел Ильтар, за ним — пожилой мужчина в темной куртке. Пожилой — видимо, лекарь, — склонился над телом Ольмера, приложив пальцы к его запястью и нащупывая пульс; потом приподнял веко. Ильтар, задумчиво покачивая головой, разглядывал срез разрубленной Блейдом рукояти.
Наконец пожилой мужчина выпрямился и махнул рукой. Четверо юношей со знаком Дома Осс на доспехах подхватили своего бесчувственного сотника и осторожно понесли в лагерь.
— Живой, — сказал лекарь, — но дней десять будет лежать пластом. И на тарота сядет нескоро.
Ильтар поднял вверх остатки франа.
— Ну, славные воины, кто видел такое? — громко произнес он, перекрывая шум, — Воистину, Альрит-прародитель вернулся к нам! Кто же рискнет принять его в свой дом?
В затихшей было толпе снова раздался гул. Постепенно Блейд различил, что на этот раз хайриты выкрикивают названия своих кланов, и два из них — «Осс» и «Карот» — звучали явно громче остальных.
Ильтар, прислушавшись, довольно кивнул и снова поднял руку, призывая к тишине.
— Мать Эльса, моего брата, была из Дома Осс, — рассудительно заметил он, — и Дом этот имеет право требовать, чтобы наш родич с юга вошел в него. Но Эльс — мой брат, — на этот раз Ильтар так подчеркнул это «мой», что ни у кого не оставалось сомнений, какое хайритское племя могло породить подобного удальца. — И я, властью, данной мне старейшинами Хайры, решаю: Эльс станет сыном Дома Карот, но будет водить в бой сотню Дома Осс. — Он обвел взглядом круг, и казалось, что глаза его остановились на каждом из сотен внимательных лиц. — Вы согласны?
Дружный боевой клич подтвердил это соломоново решение.
Ильтар повернулся к Блейду и положил руку на его плечо.
— Эльс Перерубивший Рукоять, воин Дома Карот, вручаю тебе осскую сотню. Людей, животных и обоз с припасами примешь через пятнадцать дней во время погрузки на плоты.
Он подтолкнул Блейда к краю площадки, где их ждал Чос. Хайриты начали расходиться.
По пути к шатру вождя Блейд размышлял о новом повороте в своей судьбе. Похоже, он мог теперь не опасаться бар Савалта; вряд ли Страж спокойствия рискнет затеять ссору с хайритами накануне похода. Так что угроза пыточной камеры становилась весьма проблематичной; все, что могло ему угрожать — похищение. Но Ричарда Блейда не раз пытались похитить, и это всегда кончалось большими осложнениями для тех, кто шел на такой риск.
Наконец он поднял голову и взглянул на Ильтара.
— Я не понял, что кричали воины в первый раз. Кажется, Альрит? И ты тоже упомянул про него… Почему?
По губам вождя скользнула мимолетная улыбка.
— Ах, Эльс, Эльс… Неужели мать не рассказывала тебе наших легенд? Или ты все позабыл? Альрит — наш прародитель. Трудно судить, был ли такой человек или нет, но если в сказках о нем есть хотя бы четверть правды, я не решился бы встретиться с ним в бою… будь у него в руках даже простая палка. — Он покачал головой, затем хлопнул Блейда по спине тяжелой ладонью. — Тебе надо стать настоящим хайритом, брат. Ведь ты, похоже, так и не понял, что совершил сегодня.
«Верно, — подумал Блейд. — Братцу не откажешь в проницательности!»
Но вслух он сказал:
— Если не ошибаюсь, я уложил этого парня, Ольмера, не слишком попортив его шкурку.
— Мелочь! Ерунда! — взволнованно воскликнул Ильтар. — Ты сделал нечто неизмеримо большее — на глазах всего воинского круга перерубил рукоять франа! А ведь еще никому не удавалось с одного маха рассечь ветвь франного дерева — ни мечом, ни топором! Недаром у нас говорят о лучших бойцах — твердый, как рукоять франа… Мастера и молодые воины вытачивают каждое древко много дней, пользуясь резцами и пилами из бесцветного игристого камня неимоверной прочности… — Алмаз, автоматически отметил про себя Блейд. — Бывает, у франа ломается клинок, но рукоять… рукоять может прослужить десяти поколениям! И стоит немало! Так что сегодня, — вождь снова отпустил брату дружеский тумак, — ты ввел Ольмера в большие расходы!
Они подошли к шатру, и Ильтар втолкнул Блейда внутрь.
— Сиди здесь, отдыхай, — приказал он. — Пей пиво или вино, ешь, делай, что захочешь — только фран пока не трогай! — Блейд поднял глаза на полотняную крышу — вчерашняя прореха уже была аккуратно зашита. — Я сам схожу к твоему капитану, договорюсь, чтоб тебя отпустили в наш отряд. Думаю, он не станет возражать. Мы столковались с ним насчет цены за воинскую помощь и много не запросили, так что он доволен. А ты, — вождь повернулся к Чосу, — тоже останешься здесь. Я выкуплю твой воинский контракт. Каждому всаднику нужен хороший напарник.
Отпустив это загадочное замечание, Ильтар вышел из палатки. Чос задумчиво смотрел ему вслед.
— Хотел бы знать, — наконец произнес ратник, — про что он тут толковал? Про какого всадника и какого напарника?
— Скоро узнаешь, — ухмыльнулся Блейд, у которого были определенные догадки на сей счет. — Что-то меня жажда мучит. Кажется, Ильтар упомянул про пиво?
Военный вождь вернулся через час; за ним шел юношахайрит, тащивший мешки и прочее снаряжение двух бывших ратников десятой алы пятой орды. Блейд, вспомнив про «зажигалку», зашитую в лямке мешка, облегченно вздохнул.
— Все в порядке, — сказал Ильтар, кивнув парню на стойку с оружием. Юноша принялся развешивать на ней мешки, кольчуги и шлемы гостей. — Твой капитан доволен — считает, что айдениты победили северян. До прибытия в Тагру ты числишься в моей тысяче, а там я поговорю с этим вашим великим полководцем… Как его? Бар Нурат?
Он подошел к столу и заглянул в бочонок с пивом.
— Ого! Вы, я вижу, зря времени не теряли!
Блейд ухмыльнулся:
— Это все Чос! На вид-то он тощий, но пьет, как… как шестиног после двухдневной скачки.
Ильтар отхлебнул пару добрых глотков и заявил:
— Пусть пьет. Пиво успокаивает, а парню скоро предстоит поволноваться. — Он неопределенно махнул рукой куда-то на север. — Значит, так… Плоты ваши будут стоять тут еще четырнадцать дней. Пока разгрузят товары, что привезли нам в оплату, пока пересчитают, поделят между кланами да запрячут в склады, мы свободны. Товар принимают мастера, назначенные старейшинами. А воины разъедутся на это время по домам. Поедем и мы — ко мне в Батру. Тебе, брат, там есть с кем познакомиться. Но сначала… — он сделал широкий жест в сторону занавешенного дверного проема, за которым Блейд уловил чье-то мощное ровное дыхание.
Втроем они вышли из шатра. У коновязи — толстого бревна, прихваченного железными скобами к двум вкопанным в землю стоякам, — стоял вороной тарот. Огромный, могучий, длинноногий, с остроконечным рогом и глазами цвета тропической ночи.
— Вот зверь, — сказал Ильтар, кивнув в сторону шестинога, — вот всадник, — он ткнул пальцем в грудь Блейда, — а вот и напарник, — широкая ладонь вождя опустилась на плечо замершего в ужасе Чоса.
Бывший ратник Береговой Охраны что-то жалобно пискнул. Блейд хлопнул его по другому плечу.
— Ты же мечтал о свободе и хайритских степях, Чос, — с усмешкой сказал он. — Что ж, хайриты приняли тебя! Но каждый хайрит должен ездить на шестиноге, — он повернулся к своему скакуну. — Вот она, свобода, Чос!
Твердыми шагами Ричард Блейд подошел к тароту и положил ладонь на гибкую косматую шею зверя.
— Я буду звать тебя Тарном, малыш, — прошептал он.
Ричард Блейд брился. Перед ним торчало лезвие франа, всаженного острием в пень; за ним стоял верный Чос с котелком теплой воды в руках и полотенцем (или тем, что его заменяло у хайритов) через плечо. Бритье осуществлялось с помощью острейшего кинжала, который, как и фран с зеркальным серебристым лезвием, был подарком Ильтара. Военный вождь и кузен Рахи оказался щедрым человеком, и в результате его новый родственник щеголял в сапожках тонкой кожи, синих полотняных штанах и того же цвета рубахе с вышивкой серебром по вороту — одежде знатного хайрита. Что касается бритья, то это тоже было затеей Ильтара.
После двухдневного путешествия по изумрудной степи они приближались к горному хребту и к городищу Батра, одному из многих поселений Дома Карот. Как объяснил Ильтар, у хайритов только старцы да пожилые воины лет за пятьдесят отпускали бороды. «Нам еще рановато таскать это украшение», — подмигнул он кузену, потирая гладкий подбородок. Вождь считал, что Блейд, попав на землю предков, должен стать настоящим хайритом во всем; это произведет благоприятное впечатление и на родичей из Батры, и на воинов других кланов, с которыми предстояло делить тяготы и труды южного похода.
Подрезав бородку и соскоблив щетину, Блейд намылил щеки по второму разу — для этого у северян употреблялся некий корень размером с крупную морковку, выделявший белый, пенившийся в воде сок. Он прошелся лезвием по коже от уха до подбородка, уже не в первый раз отметив, что волосы его темнеют. Рахи был шатеном с шевелюрой цвета темной бронзы; Блейд — почти брюнетом. Пока что ему не встречались люди с черными волосами ни среди рыжих, как правило, айденитов, ни среди светловолосых северян. Что ж, он, похоже, будет первым, отметил странник.
С лицом его происходили еще более разительные перемены. Полные губы Рахи становились суше и тверже; щеки, румяные и чуть пухлые, запали и посмуглели, а глаза… да, глаза, без всякого сомнения, уже принадлежали Дику Блейду. Лицо, глядевшее на него сейчас из глубины серебристого стального зеркала, никак не могло быть жизнерадостной физиономией двадцатичетырехлетнего юноши, еще недавно — столичного щеголя и повесы; нет, Блейд лицезрел облик мужчины — молодого мужчины, которым он был лет тридцать назад, если учесть его земной возраст. Отличия еще существовали — Рахи был пошире в скулах, нос его казался чуть подлинней… Однако Блейда почему-то переполняла уверенность, что его прежнее лицо через два-три месяца проявится полностью, навсегда стерев образ сына бар Ригона.
Ничего, думал он, кивая Чосу, чтобы тот подавал полотенце, на Рахи за последнее время свалилось столько невзгод, что это стремительное взросление не вызовет лишних толков. Блейд ухмыльнулся и подмигнул своему отражению. Судьба несчастного Арраха Эльса бар Ригона так или иначе была предрешена. Скорее всего, Ольмер из Дома Осс срубил бы его буйную голову где-нибудь на пятой минуте поединка. Судя по справкам, которые осторожно навел Блейд, Рахи был хорошим бойцом и изрядным забиякой, но против Ольмера — да и любого опытного воина северян — ему бы не выстоять. Это он, Ричард Блейд, со своим боевым умением, накопленным годами, со своей великолепной координацией и, наконец, со своим мужеством и упорством уложил лучшего бойца Дома Осс. Уложил, перерубив мечом рукоять франа! Да, руки, которые держали тот меч, были руками Рахи — как и прочее тело. Но и только! Остальное сделал Блейд, Ричард Блейд!
Он встал, вытер лицо и шею, швырнул Чосу полотенце и с наслаждением потянулся. Тело, надо сказать, было великолепным; тут старина Хейдж его не подвел! Хотя Блейд в свои пятьдесят пять земных лет не успел изведать недугов пожилого возраста и сохранял прекрасную форму, кое-что на шестом десятке ушло безвозвратно. Например, гибкость, скорость реакции… да и само это пьянящее, кружившее голову ощущение собственной силы! К тому же Рахи был повыше Блейда и фунтов на пятнадцать потяжелее, против чего новый обладатель этого великолепного механизма из костей и могучих тугих мышц ничуть не возражал. И если судить по ночным встречам с девушкой Зией, с потенцией у Рахи все тоже обстояло нормально. Даже более чем нормально, усмехнулся Блейд, припоминая недавнюю ночь в изумрудной траве на берегу, полную страстных объятий и восхищенных вздохов.
Он обернулся, заслышав шаги Ильтара. Вождь хлопнул его по плечу, и удар этот был крепок, оправдывая прозвище хайрита. На лице его, обычно спокойном, играла улыбка, и Блейд не в первый раз подумал, что его северный кузен еще сравнительно молод — вряд ли он достиг сорока лет.
— Ты стал настоящим северянином, брат мой! — одобрительно воскликнул Ильтар. — Во всяком случае, внешне. Отцу это понравится! Ну, а как обстоит дело с хайритскими искусствами, а? — он кивнул на фран, с которым Блейд тренировался по часу дважды в день, вечером и на рассвете.
Молодецки присвистнув, новый боец Дома Карот мгновенно вырвал оружие из пня, крутанул над головой, выстрелил клинок на полную длину и разрубил полотенце, сушившееся на руках Чоса. Парень присел от неожиданности, разглядывая две тряпки, зажатые в кулаках, а Ильтар гулко расхохотался.
— Сегодня утром обойдемся без тренировок, — сказал он, отсмеявшись. — Не до того. Воины торопятся домой, хотят согреть своих женщин перед долгой разлукой, — Ильтар кивнул в сторону двух десятков бойцов из Батры, снимавших палатки и вьючивших своих шестиногов. Звери стояли, опустив широкие, увенчанные рогом морды, лениво пощипывая метелки травы.
Блейд натянул поверх рубахи короткую кожаную куртку, приладил за спиной чехол с франом и отправился седлать своего зверя. Этим хайритским искусством он тоже вполне овладел. Пока Чос скатывал палатку и спальные мешки, его хозяин взгромоздил на спину тарота два седла и затянул подпруги. Седла разделялись горбом, выступавшим на хребте как раз над парой средних ног; по обе стороны его, к холке и крупу, имелись впадины — естественные посадочные места для двух наездников. Горб шестинога не походил на верблюжий; скорее он выглядел как округлый нарост могучих мышц, плавно переходивший в мускулистые мохнатые ляжки. Чуть меньший нарост торчал на холке, а круп… круп был таким мощным и широким, что Блейду казалось, будто на нем можно улечься поперек.
Как раз на круп Чос и забросил всю поклажу, привязав к задней луке седла. Потом, с опаской ухватившись за стремя, он забросил свое легкое тело на спину шестинога. Айденит еще не привык к этим странным огромным животным, хотя северяне уверяли его, что тароты не имеют присущих лошадям капризов. Они не лягаются, не встают на дыбы, не пытаются сбросить всадника и свирепеют только во время битвы, да и то нажевавшись особой травки.
Блейд готов был подтвердить слова хайритов, убедившись на личном опыте в преимуществах Тарна перед любым четвероногим скакуном. Тароты развивали огромную скорость и могли за светлую часть суток без труда покрыть две сотни миль с полным грузом — парой бойцов и их снаряжением. Правда, ели они при этом чудовищно много, зато ели все, как земные медведи. Обладай эти звери буйным нравом, с ними бы не справился ни один наездник; массой тела и размером копыт тароты втрое превосходили самого крупного коня-тяжеловоза, да и повыше были на целый фут.
Блейд потянул вниз правое стремя, соединенное с левым толстым широким ремнем, который проходил в специальной прорези под седлом. Когда металлический треугольник закачался в ярде над землей, он сунул в него ногу, одним движением взлетел в седло и выровнял стремена. Этому приему он обучился у хайритов в первый же день пути. Тронув поводья, Блейд направился к Ильтару, призывно махавшему рукой.
Неторопливо они тронулись к линии голубоватых гор, встававших на горизонте. Остальные всадники пристраивались сзади, вытягиваясь колонной по двое; в середине их маленького каравана бежала пара вьючных животных. Это неспешное шествие так разительно отличалось от быстрого марша предыдущих дней, что Блейд бросил на Ильтара удивленный взгляд.
— Проедем немного по холодку, потом поскачем. Надо поговорить, — объяснил вождь, — Он вытянул руку к горизонту: — Смотри! Вот горы Селгов!
— Селгов? Не хайритов? — Блейд приподнял брови.
— Исконные горы Хайры далеко отсюда, на севере, за огромными лесами… Их вершины покрыты вечным льдом, и там никто не живет, кроме волосатых дикарей, — Ильтар скорчил презрительную гримасу, потом лицо его прояснело. — Нет, мы едем в теплые горы, к своему дому. В полдень достигнем подножий, а ночевать будем уже в Батре.
— Твой город так близко?
— Нет, он лежит в самой сердцевине гор.
— Но разве мы сможем за половину дня перебраться через несколько хребтов? Даже на таротах…
Ильтар усмехнулся.
— Перебраться через них вообще нельзя, если у тебя нет крыльев. Твоя мать рано умерла и ты, видно, не запомнил ее рассказов, братец. Мы поедем под ними.
— По ущелью? — предположил Блейд.
— Увидишь! — глаза вождя лукаво блеснули.
— А селги… Кто такие селги?
— Они спустились с небес в пламени и громе… — Это было сказано нараспев и так торжественно, что Блейд понял — его кузен цитирует древнюю сагу.
Спустились с небес! Ну и ну! Похоже, в этом измерении не соскучишься, решил он. Ему уже приходилось иметь дело с пришельцами из космоса в мире Синих Звезд да и в других местах; не все они были гуманоидами и не о всех остались приятные воспоминания. На миг словно цветной, но неозвученный фильм стремительно промелькнул у него перед глазами. Чудовищные биокибернетические драконы валят городские стены… дым от пушечных выстрелов расплывается в воздухе… огромные лапы давят людей… Вдруг картину гибнущей Ирдалы заслонило лицо Лейи. Лейя Линдас из Райдбара… спокойная, твердая Лейя… Пылкая Талин из Альбы… Нежная Зулькия и неистовая Исма из Тарна — в честь этого мира он назвал своего шестинога… Зоэ… Зоэ Коривалл с Земли… Сари и Калла, таинственные странницы из звездной империи паллатов.
Где они? Канули в прошлое? Живы сейчас? Или поджидают его в некоем будущем, отделенном лишь долей секунды от изумрудной степи Хайры? Он не знал, как вернуться к тем женщинам, в те реальности кроме, конечно, Земли. Но на Земле его как раз никто и не ждал — кроме Асты, его маленькой Ти, да еще старого Дж, и Хейджа. Может быть, еще безутешная Мери-Энн, юная секретарша…
— Эй, брат! Что тебя удивило? — Ильтар коснулся его руки, и Блейд выплыл из омута воспоминаний. — Мало ли что нисходит с небес, — продолжал вождь. — Например, боги… и тоже с изрядным грохотом, когда начинаются осенние бури. С ними, конечно, не потягаешься… Но селги, могучие селги, все же не имели божественной власти, и люди оказались сильнее, или хитрее, если хочешь. И потому мы — здесь, — он широким жестом обвел степь, — а они — там, — Ильтар ткнул пальцем вниз, в землю.
— Расскажи! — Блейд почувствовал, как сзади, навострив уши, завозился Чос.
Хайрит покачал головой.
— Все в свое время, братец, все в свое время. Сейчас речь о другом… — он склонился с седла в сторону Блейда, задумчиво потирая подбородок. — Скоро ты увидишь моего отца, Арьера, певца нашего Дома… Старшая сестра твоей матери была его женой, принесла ему четырех сыновей и скончалась прошлой зимой. Трое братьев моих пали в сражениях в Восточной Хайре… Тяжелая судьба у моего старика! — Вождь сокрушенно нахмурился, потом остро взглянул на Блейда. — Но у твоего — еще хуже! Он потерял жену восемнадцать лет назад, а потом — и свою голову… Хвала Семи Ветрам, что тебя с сестрой оставили в живых! Даже мы, на севере, за морем, слышали, что десница императора тяжела…
Не глядя, Ильтар протянул руку за спину и щелкнул пальцами. Его напарник, совсем еще молодой воин, достал из мешка флягу и вложил в ладонь вождя. Ильтар отхлебнул обжигающей хапы, местной водки, и протянул сосуд Блейду.
— Да будет милостив Айден к ушедшим на Юг, — пробормотал он. — А знаешь, почему на наших отцов свалилось столько горя? Они выбрали в жены сестер из Дома Осс… Красивые и нежные у них женщины, ничего не скажу, но часто с несчастливой судьбой. Да минует и меня горе — ибо я тоже взял девушку из оссов, ласковую, как луч весеннего солнца… — он помолчал, затем тихо добавил: — Пока Священные Ветры к нам благоволят; жена уже подарила мне троих, и все живы.
— Как же ее имя? — спросил Блейд, слегка удивленный; ему казалось прежде, что северный родич не верит в приметы.
— Имя? Женщину у нас зовут по мужу, девушку — по отцу. Жена Ильтара — вот ее имя! А еще — Хозяйка, ибо я — вождь Батры, и она хозяйничает там — и в моем сердце! — хайрит усмехнулся. — У нас гостит ее сестра — дочь Альса, Тростинка, если ты такой любитель женских имен.
Неожиданно он подмигнул Блейду, явно намекая, что кузену представляется возможность еще раз сразиться с соперником из клана Осс, но на этот раз — в постели. Видимо, до супружества хайритская молодежь — и юноши, и девушки — пользовалась свободой. Блейд понимающе усмехнулся в ответ, но лицо Ильтара уже было серьезным.
— Я говорил, что ты увидишь моего отца, Арьера, — он махнул рукой куда-то на север, к горам, постепенно выраставшим на горизонте. — Ты и твоя сестра — сироты, и по закону Хайры стали теперь его детьми… — На миг вождь задумался, потом продолжал: — Да, отца ждет большая радость, ибо исполнилось без всяких трудов то, чего он так жаждал.
Внезапная догадка мелькнула в голове Блейда. Он поднял глаза на Ильтара и спросил:
— Так ты собрался в этот поход ради?..
— Да, Эльс… Твой разум быстр, и ты уже понял, что мы не бросаем родичей в беде. Я возглавил отряд, потому что месяц или два мы должны провести в Айдене, пока готовится остальное войско. Там, с десятью хайритскими сотнями за спиной, я смог бы вытащить тебя из любой темницы… Но ты сам приплыл к берегам Хайры!
Оба надолго замолчали. Ветер шелестел в изумрудной траве, копыта скакунов глухо били о землю; в бездонной небесной синеве, где-то под самым оранжевым апельсином солнца, заливалась птица. Тароты шли рядом, так близко, что иногда колени всадников соприкасались.
Наконец Блейд протянул руку и сжал запястье Ильтара:
— Спасибо… брат!
Тот чуть смущенно улыбнулся и вдруг, гикнув, послал тарота в галоп. Кавалькада всадников понеслась следом.
Покачиваясь в седле, Блейд размышлял о превратностях судьбы, столь нежданно подарившей ему и отца, и брата. Какие еще сюрпризы готовит ему Батра? Селги, спустившиеся с небес в пламени и громе… дочь неведомого Альса из Дома Осс по прозвищу Тростинка… таинственный путь, проходящий под горами… Кажется, скука ему не грозит.
На равнине, по которой мчался отряд, отдельные деревья все чаще начали сменяться рощами. Кое-где из земли торчали валуны — свидетельства прокатившегося в незапамятные времена ледника. Тароты, не замедляя бега, огибали их, радостно пофыркивая — должно быть, чуяли, что дом близко. Опустив поводья и ссутулив плечи, Блейд задремал, убаюканный мерной иноходью своего Тарна. Он вновь видел Лондон, гигантский человеческий муравейник, скопище зданий и машин под хмурым стальным небом, потом появился Джек Хейдж; лицо его странным образом менялось, гримасничало, черты текли, словно чьи-то невидимые пальцы лепили маски из пластилина — одну, другую, третью… Хейдж превратился в лорда Лейтона, потом — в Дж., и каждый из них в этом непрерывном потоке трансформаций делал один и тот же жест — грозил пальцем ему, Ричарду Блейду, — и повторял одну и ту же фразу: «Дик, ты должен вернуться!»
Но возвращаться Блейд не собирался; во всяком случае — пока. Кодовая фраза была надежно запечатана в памяти, и еще не скоро она откроет щелку между мирами, сквозь которую его разум проскользнет обратно, на Землю, к телу, стынувшему в холоде саркофага.
— Рахи! Эй, хозяин, проснись! — Чос деликатно похлопал его по плечу. — Ты только посмотри!
Блейд придержал своего тарота, поднял голову и огляделся. Перед ним стеной выселись горы. Они не походили на хребты и плоскогорья Земли, затерянной где-то во времени и пространстве; там, насколько он мог вспомнить, даже юные и самые крутые цепи, подобные Андам и Гималаям, начинались с предгорий. Там человек не сразу попадал в объятия каменных исполинов; сначала требовалось пересечь некую размытую границу, некую полосу постепенно меняющегося рельефа — увалы, холмики, холмы, горки предшествовали сиятельному и великолепному царству Гор.
Так было на Земле. Здесь же бурые отвесные стены вставали прямо из мягкой плодородной почвы равнины. Казалось, какойто геологический катаклизм выдавил остроконечные скалистые зубья из недр планеты, и они, мгновенно пронизав глину, песок и слой гумуса, вознеслись к небесам. Степь яркими зелеными языками лизала их подножья, то накатываясь на скалы колеблемой ветром травянистой волной, то покорно замирая в недвижном и знойном послеполуденном воздухе. Утесы, испещренные вертикальными полосами промоин, тянулись вверх — молчаливые, безразличные, неприступные; ни деревце, ни куст, ни пучок травы не скрашивали их первобытной наготы. За первой шеренгой остроконечных ликов виднелась другая, за ней — третья; ряд за рядом воинство каменных исполинов шло в атаку на степь. Блейд, потрясенный этим зрелищем, не сразу сообразил, что горы сравнительно невысоки — три-четыре тысячи футов, не более.
Чос за его спиной шумно вздохнул.
— Ну и чудеса! — он завозился в седле, подтягивая висевшие по бокам мешки. — Как же мы перелезем через эту стену, хозяин?
— Разве ты не слышал слов Ильтара? Не перелезем, а проедем под ней.
— Так где же ворота? Где почетный караул? Где…
— Будут тебе и ворота, и караул, парень, — подъехавший к ним Ильтар вытянул руку в сторону бурой гряды утесов. — Вон, видишь темную полоску? Там тоннель. Едем! — вождь повернулся к Блейду: — Держись прямо за мной, братец.
Его пегий скакун потрусил вперед. Блейд тронулся следом; за ним, — вытягиваясь цепочкой, ехали остальные всадники. До входа в тоннель было меньше четверти мили, и неспешной рысью они преодолели это расстояние за две минуты. Зев подземного хода наплывал, приближался; теперь он ясно различимым контуром темнел на красновато-буром фоне утеса. Он не был ни округлым, ни квадратным, как ожидал Блейд. Гладкую поверхность скалы рассекала щель — узкая, с ровными краями. Копыта Тарна звонко зацокали по камню, и оба его всадника подняли глаза вверх, к плоскому своду, нависавшему над ними в полусотне футов. Ширина прохода была невелика — раскинув руки, Блейд чуть-чуть не достал до стен.
Солнечный свет начал меркнуть. Позади стучали копыта, гулкое эхо катилось по проходу, словно подталкивая огромных шестиногих скакунов к неведомой пропасти, мрачной преисподней, готовой поглотить весь отряд. Однако ход закончился не провалом, а тупиком. Приподнявшись в стременах, Блейд хотел разглядеть преграду, почти не видную из-за спин Ильтара и его напарника. Но вдруг торцевая стена, отпивавшая в полутьме чуть заметным металлическим блеском, пошла вверх, а из открывшегося за ней пространства хлынул поток света.
Копыта шестиногов загрохотали еще сильней; казалось, под их ногами лязгают листы броневой стали. Блейд, однако, в первый момент подумал, что отряд очутился под открытым небом — столь ярким был падавший сверху свет. Он моргнул и, помассировав пальцами глаза, поднял веки.
Они все еще находились в недрах горы, в обширном помещении с гладкими стенами, напоминавшем поставленный на плоскую грань гигантский цилиндр. Диаметр круглой арены, в центре которой сгрудились всадники, составлял не меньше сотни ярдов, и на столько же уходил ввысь потолок. Подняв голову в поисках источника света, Блейд понял: им являлась верхняя грань цилиндра. Потолок испускал ровное немигающее сияние; он светился целиком, словно огромная панель люминофора. Искусственный свет — и, похоже, электрический? В этом мире, едва переступившем грань средневековья? Брови Блейда полезли вверх, лоб пошел морщинами.
Затем он опустил взгляд ниже и увидел широкий балкон, опоясывающий зал по кругу на высоте тридцати ярдов. Там стояла дюжина воинов с арбалетами в руках. Он заметил, что стражи рассредоточились по всей длине балкона, и теперь с любой стороны на их отряд смотрели блестящие наконечники стрел. Разумная предосторожность, решил странник, сообразив, что в этом замкнутом пространстве стрелки могли накрыть Ильтара и всех его людей двумя залпами.
Военный вождь поднял руку:
— Едет Ильтар Тяжелая Рука из Батры со своими воинами, — громко произнес он.
— Вижу, друг Ильтар, и приветствую тебя на земле дома Карот, — звучным голосом ответил один из стрелков. Он стоял на балконе слева от ворот, через которые отряд Ильтара попал на арену; оглянувшись, Блейд увидел, что тоннель позади них уже перекрыт массивной плитой.
Человек на балконе сделал какой-то неуловимый жест, арбалеты исчезли, и секция стены — точно напротив входа — поднялась вверх. Всадники порысили к новому подземному коридору. Он, в отличие от того, что вел наружу, был широк и залит светом, который по-прежнему струился сверху; пол тоннеля едва заметно повышался. Блейд повернул голову — сзади сверкала гладкая поверхность стены; несокрушимые двери Дома Карот закрылись за ними. Он понял, что отряд миновал что-то наподобие шлюзовой камеры, перекрывавшей путь к зимним убежищам хайритов. При всей симпатии, которую он начинал питать к этому племени, он был уверен, что строительство такого огромного сооружения под скалами не под силу северянам. Правда, в древние времена их цивилизация могла достичь больших высот, а потом прийти в упадок…
Но Ильтар и его спутники не походили на представителей деградирующей культуры. Высокие, сильные, с ясными живыми лицами, любопытные, как дети, но не беспечные и не слишком доверчивые к чужакам… Искусные в обработке металла, в ткачестве, в кожевенном ремесле — достаточно посмотреть на их оружие и одежду, на украшения и сбрую скакунов. Несомненно, хайриты были теми, кем казались, — северными варварами, полными сил и творческой энергии; когда-нибудь они сокрушат южные империи и станут родоначальниками великих народов — как германские племена на Земле. Они изобретут двигатель внутреннего сгорания и атомную бомбу, газеты и телевидение, компьютеры и ракеты, холодильники и танки… Но — в будущем. Пока что электрический генератор был для них тайной за семью печатями. А Блейд не сомневался, что освещение подземного лабиринта и манипуляции с многотонными дверьми-клапанами шлюза поглощают море электроэнергии. Откуда же она берется? Возможно, об этом могли бы поведать селги, упомянутые Ильтаром? Они спустились на землю… как там?.. в пламени и громе? Спустились, выдолбили тоннели под скалами — надежное убежище на чужой планете — и затем… Что? Что затем? Исчезли? Испарились? Оставив жителям планеты на память несколько непонятных приборчиков, вроде обнаруженной им «зажигалки»?
Ильтар повернулся и помахал ему рукой, приглашая занять место рядом — в этом широком тоннеле без труда могли бы разъехаться два лондонских даблдеккера. Блейд тронул каблуками бока своего тарота.
— Солнце на треть склонится к закату, когда мы снова выедем наружу, — сказал вождь Батры поравнявшемуся с ним кузену. — Но этот ход идет дальше и дальше, под всеми хребтами с юга на север, и заканчивается на границе великих лесов. Гляди, — он кивнул на ответвлявшийся слева тоннель, такой же широкий, как и тот, по которому они ехали, — вот путь в долину Ниры. За ним, тоже по левой руке, будет проход к Биструму — самому крупному городищу каротов. Потом пойдут ходы направо — в Таг, Рудрах, Дельт… за Дельтом путь продолжается в земли оссов, к их граду Калбе. Моя хозяйка оттуда. Батра сразу за Дельтом. За ней…
— Погоди! — ошеломленный Блейд перебил кузена, начиная понимать, что весь огромный горный хребет, протянувшийся с запада на восток на тысячи миль, пронизан подземными ходами, что ведут в долины к поселениям хайритов. И ходы эти днем и ночью залиты светом! Он потер лоб и в недоумении уставился на Ильтара: — Кто сделал все это? Кто прорыл эти тоннели?
— Как кто? Селги… Ведь мы же в горах селгов, — ответил Ильтар и с удовлетворением добавил: — Но живут здесь хайриты. И по такому случаю я предлагаю… — он протянул руку за спину, щелкнув пальцами молодому оруженосцу.
— А откуда здесь свет?
— Потолок светится, ты же видишь, — Ильтар уже вытаскивал пробку из фляги.
— Но почему? Откуда берется энергия? — забывшись, Блейд произнес последнее слово на английском — в местном языке такого понятия не существовало.
— О, Эльс Любопытный! Почему сияет солнце? Почему светят луна и звезды? Почему Священные Ветры пролетают над степью, лесом и горами? — вождь гулко глотнул из фляги. — Так устроен мир, брат!
— Так устроили мир боги. — Блейд, убежденный агностик, не собирался демонстрировать Ильтару свое неверие. — А эти ходы и свет с потолка, и двери, которые поднимаются и опускаются, сделали селги, верно? Значит, они боги?
— Сомневаюсь, — пожал плечами Ильтар и затем, поразив Блейда своим здравомыслием, добавил: — Кто знает, в чем суть божества? Бог может то, чего не могу я… скажем, вызвать бурю или сотворить тарота с восемью ногами. А если я завтра тоже научусь этому? Стану ли я богом? Навряд ли… — он поднял на кузена ясные блестящие глаза. — Мы говорим о возможном, но неосуществимом — неосуществимом для нас, однако вполне подходящем для селгов, — Ильтар задрал голову к горящему ровным светом потолку. — Кое в чем они были подобны богам… зато в другом уступали даже людям…
Часа через три, одолев с полсотни миль и поднявшись, по прикидке Блейда, на две-три тысячи футов, маленький отряд свернул в боковой коридор и вскоре очутился под открытым небом. Всадники находились в верхней части серповидной, изгибавшейся, словно огромный бумеранг, горной долины; со скального карниза, где заканчивался подземный ход, она просматривалась до того места, где ее дальний конец плавно загибался к северо-востоку. Эта удлиненная впадина меж обрывистых склонов была велика и просторна; только южная ее часть, видимая сейчас, тянулась миль на двадцать пять. Слева, с тысячефутовой высоты, обрушивался водопад, питавший полноводную реку, что текла к северу, скрываясь за изгибом долины. Блейд был готов отдать голову на отсечение, что там расположено озеро.
Отряд двинулся вниз по прекрасной дороге, вымощенной серыми каменными плитами; сначала она серпантином извивалась по склону, потом шла вдоль берега реки. Спустившись футов на пятьсот, всадники поехали цепочкой у самой воды. Слева сверкал покрытый белой галькой пологий откос; быстрые прозрачные струи позволяли разглядеть дно на глубине двух-трех ярдов. Справа к самой дороге подступал лес. На взгляд Блейда, который был не слишком силен в ботанике, деревья тут ничем не отличались от земных сосен, но густой подлесок выглядел необычно. Часто попадались кусты с резными, как у папоротника, листьями, с огромными, длиной с ладонь, колючками. Кое-где стеной высились длинные и тонкие стволы бамбука, совсем неуместные в хвойном лесу. Приглядевшись, Блейд понял, что эти хлысты лишь отдаленно напоминали бамбук — их кроны были пышными, как у пальм, и в них прятались гроздья крупных орехов.
Сзади защелкали боевые пружины арбалетов. Оглянувшись, Блейд увидел, что все «оруженосцы» — так он про себя называл всадников, занимавших второе седло, — держат самострелы наизготовку. Юный помощник Ильтара повернул голову и, показав на поросшие лесом горные склоны, пояснил:
— Горные волки. В этой части долины они еще попадаются. Жуткие твари! И быстрые! — парень скосил лукавый глаз на Чоса, потом хлопнул ладонью по ложу арбалета. — Но наши стрелы быстрей! А-хой!
И с этим боевым кличем он вскинул оружие и, почти не целясь, послал стрелу в ветку, нависавшую впереди над дорогой в полусотне ярдов. Затем рука его метнулась к колчану, раздался сухой треск и щелчок — арбалет был перезаряжен.
— Ну, Ульм, не балуй! — буркнул Ильтар. — Не трать стрелы зря!
— Зато, господин мой, ты проедешь здесь не склочив головы, — юноша усмехнулся и, когда они прорысили мимо лежавшей на дороге стрелы, свесился с седла и ловко подцепил ее стволом арбалета. Блейд же во все глаза уставился на перебитую ветку — толщиной она была с мужское запястье.
Отряд ехал часа два. По мере приближения к изгибу долины древний тракт начал подниматься на небольшую возвышенность, нечто вроде перевала, в котором поток прорезал узкое и глубокое ущелье. Копыта таротов звонко цокали по каменным плитам; слева, футах в двухстах ниже уровня дороги, ревела река. Лес отступал, на пологом склоне по правую руку топорщилась густая короткая трава. Всадники разрядили арбалеты — видимо, тут, вблизи жилья, волки не появлялись.
Пегий скакун вождя, по-прежнему возглавлявшего колонну, легко вынес своих седоков на гребень перевала. Ильтар натянул поводья и обернулся к кузену.
— Вот моя Батра, — сказал он. — Не самый большой град на земле каротов и не самый богатый, но я его люблю.
Утренний воздух прохладной ладонью коснулся обнаженного тела Ричарда Блейда. Он открыл глаза.
Его низкое широкое ложе стояло у распахнутого окна; не поднимая головы, он видел острые зубцы скал на востоке, верхний край восходящего солнца, горевший над утесами огненной орифламмой, и застывшие в небе перистые завитки облаков. Оранжевые лучи рассвета заливали обширный покой, подчеркивая яркие краски настенных ковров и занавеса, что разделял комнату и просторную ванную с бассейном.
Шел третий день пребывания Блейда в Батре. Он на миг смежил веки, и град Ильтара предстал перед ним — таким, каким был виден с перевала. Круглая неглубокая котловина с озером посередине; мост, переброшенный на западный берег речки; за ним — цветущие сады, среди которых тянулась дорога; ворота в невысокой резной каменной ограде и мощеный розовыми гранитными плитами двор — кое-где камень сменялся травой, кустами и деревьями с пышными, похожими на зонтики кронами. И, наконец, скала. Ее ровную поверхность прорезали окна — восемь ярусов окон и литая бронзовая дверь внизу, выходившая на крыльцо с широкой лестницей. Батра была комплексом искусственных пещер.
Сотни таких подземных убежищ, больших и маленьких, были разбросаны по всей горной стране; каждое — в своей долине. Все они, как и подземные дороги-тоннели, что вели на юг, в степи, или на север, в великие леса, были вырублены в незапамятные времена селгами. Но, по-видимому, многое добавил и народ Ильтара. Колонны, превосходные лестницы, каменная резьба по фасаду и вокруг окон, камины и очаги, бассейны с теплой проточной водой, что била из недр земли, конюшни для таротов, хлева и загоны для скота, великолепные сады — все это было делом рук хайритов. Здесь, в горах, люди двенадцати кланов, двенадцати Домов Хайры, проводили осень и зиму. Весной и летом одни отправлялись кочевать в степь, другие шли к морскому побережью, третьи — в северные леса. Но многие предпочитали жить в теплых горах Селгов подобно оседлому народу; эти занимались в основном скотоводством и ремеслами.
В Батре оставалось сейчас человек триста — меньше половины населения, — и все они высыпали во двор, когда часовой у ворот ударил в колокол. Этот звон не то приветствовал господина Батры, не то предупреждал остальных домочадцев о его прибытии. Впереди толпы воинов, пастухов, слуг, женщин и детей стоял высокий худой старик. Вид у него был величественный: прямая спина, гордо откинутая голова, борода с проседью, затерявшейся в светлых льняных прядях, зеленый шерстяной хитон с серебряным узором по вороту. По обе стороны от него и чуть сзади — две женщины. Одна, как Блейд определил сразу, — Хозяйка Ильтара; статная русоволосая красавица лет тридцати. Другая… На миг его глаза встретились с ясными серыми очами, затененными пологом длинных ресниц, и Ричард Блейд был покорен.
Тростинке, несомненно, было за двадцать. Крепкая, ладная, ростом уступавшая старшей сестре, она отличалась необычайно тонким станом — Блейд подумал, что мог бы обхватить его двумя ладонями. Выше гибкой талии пышными пионами распускались груди, соблазнительно полные на фоне хрупких плеч; ниже — плавные линии бедер струились к изящным коленям. На девушке была короткая, туго подпоясанная светло-коричневая туника, не скрывавшая почти ничего. В этом одеянии она походила на греческую амфору или на горную нимфу, хранительницу окрестных ущелий и скал.
Их глаза встретились. Золотистые искорки мелькнули в зрачках Тростинки, и Блейд, искушенный в тайнах женских сердец, понял все. Эта девушка знала мужчин и умела их ценить.
Два следующих дня промелькнули стремительно и незаметно, скрашенные новизной впечатлений. Горячая ванна и чистая постель, вкусная еда, пир в честь новообретенного родича, пешие прогулки по берегам озера, осмотр Батры… Все это кружилось, мелькало, словно в калейдоскопе, но серые глаза Тростинки служили неизменным фоном для каждой новой и яркой картины, предложенной вниманию гостя.
Как и предупреждал вождь Батры, его отец, старый Арьер, принял Блейда словно сына. Старик был певцом и сказителем града, но функции его, видимо, простирались намного дальше — он хранил традиции, разрешал споры, учил детей. Вскоре Блейд понял, что Арьер скорее старейшина и духовный пастырь пещерного поселения, тогда как на долю Ильтара оставались практические вопросы. Суть их можно было выразить в двух словах: война и хозяйство. Ибо Батра была богата — и скотом, и людьми, и добром; все это требовало присмотра и умелого управления.
Что касается войны, то хайриты умели и любили воевать. Они служили наемниками в Айдене — не столько ради денег, хотя немало сокровищ попадало в горы Селгов с полей сражений и из разоренных городов, — сколько в силу неистребимой тяги к приключениям и авантюрам. Кроме того, Двенадцать Домов вели многолетнюю кровавую распрю с Восточной Хайрой, населенной родственными племенами. Блейд не смог доискаться до корней этой странной вендетты.
Итак, он отдыхал; и почти всюду — кроме, пожалуй, постели — его сопровождала Тростинка. Так повелевал хайритский кодекс гостеприимства — о родственнике должен заботиться член семьи. Арьер был слишком стар, чтобы уходить далеко от дома, Ильтару и его жене хватало забот по хозяйству, а их первенец, шустрый восьмилетний парнишка, никак не подходил на роль гида. Эти обязанности взяла на себя Тростинка; она часто и подолгу жила у сестры и была прекрасно знакома с окрестностями ильтарова града. Казалось, ей доставляет удовольствие целые дни проводить с гостем; Блейд тоже не имел ничего против. Ему оставалось только сожалеть, что эта милая спутница заодно не скрашивает и его ночные часы. Впрочем, он не сомневался, что рано или поздно добьется своего. В распоряжении Блейда было еще четыре дня — вполне достаточно времени, чтобы уложить девушку в постель.
Он заметил, что жители пещерного града относятся к нему с подчеркнутым уважением. Сначала Блейду казалось, что он обязан этим родству с хозяевами Батры; однако, как выяснилось, хайриты Дома Карот больше ценили его личные достоинства. Ситуацию прояснила Тростинка, заметив как-то мимоходом, что Перерубивший Рукоять был бы желанным приобретением для любого хайритского клана. Она, видимо, не питала обиды из-за того, что полукровка Эльс победил лучшего воина ее родного племени.
Прогуливаясь с девушкой среди цветущих батранских садов либо пробираясь вслед за ней по крутым горным тропкам, Блейд размышлял о том, что один-единственный ловкий удар сделал его героем. Он знал уже — и не только со слов Ильтара, — что никому и никогда не удавалось рассечь стальным клинком упругую плоть франного дерева; вероятно, об этом подвиге сложат саги, которые заодно обессмертят и Ольмера, его незадачливого противника. Как же хайриты ухитрялись вытачивать рукояти для своего оружия? Ильтар говорил, что для этого используются резцы из бесцветных и очень твердых камней… Алмазы?
Впрочем, во время экскурсий в горы странник никогда не успевал додумать эти мысли до конца; впереди легким танцующим шагом шла Тростинка, и шаловливый ветерок развевал короткий подол ее туники. Стройные бедра девушки имели несомненный приоритет перед тайнами производства хайритского вооружения — особенно если учесть, что клочок ткани на ее ягодицах носил чисто символический характер. Соблазнительные округлости, открывавшиеся взгляду Блейда, восхищали его гораздо больше, чем красоты батранской долины и мощные зеленые свечи редких франных деревьев, которые добросовестно демонстрировала ему очаровательная спутница.
Вспомнив сейчас об этом, он сладко потянулся и, прикрыв глаза, на миг ощутил тяжесть тела девушки на своей груди. Он невольно поднял руки, чтобы передвинуть ее пониже, в более удобную позицию, но тут со двора донесся крик, спугнувший грезы Блейда. Чертыхнувшись, он приподнялся на локте и выглянул в окно.
— Эльс! — во всю глотку вопил Ильтар: задрав голову, он стоял у крыльца. — Клянусь Двенадцатью Домами Хайры, ты проспишь собственную смерть! Ты не забыл, что мы собирались на охоту?
Блейд вскочил, торопливо нашаривая одежду. Все снаряжение было заготовлено еще с вечера — два арбалета, две сумки, плотно набитые короткими стальными стрелами, кинжал, топорик и неизменный фран. Натянув высокие сапоги из толстой кожи, он свалил всю эту груду оружия на куртку, тоже кожаную, перехватил узел ремнем, взвалил на плечо и направился вниз, в главный зал пещерного града — на завтрак.
Ильтар, уже сидевший за низким столом по правую руку от старого Арьера, приветствовал брата неопределенным мычанием — рот его был набит до отказа. Прожевав мясо, он сказал:
— Волки совсем обнаглели. Не иначе как с ними колдун.
Блейд, усаживаясь рядом, вопросительно приподнял бровь.
— Колдун? Разве у хайритов есть колдуны?
— У хайритов есть певцы, и нам этого вполне хватает, — Ильтар бросил озорной взгляд на отца. — Колдун, про которого я говорю, вовсе не хайрит.
— Так кто же?
— Увидишь. Мерзкая тварь, должен заметить, и…
— Кажется, вы решили съесть все запасы Батры? — раздался звонкий голос. Блейд поднял голову — у дверей, затянутая в кожаную тунику, в таких же, как у мужчин, высоких сапогах стояла Тростинка. С ее плеча свисали лук в чехле и колчан. Он моргнул несколько раз, но прелестное видение не исчезало. Тогда Блейд недоуменно уставился на Ильтара.
— Да, да, — кивнул головой вождь Батры, поняв невысказанный вопрос, — сестрица тоже идет с нами. Вчера нам с отцом пришлось выдержать целую битву… — Арьер, усмехнувшись, молча отхлебнул пива, — Она утверждала, Эльс, что не может отпустить тебя без защиты. Охота на горных волков, знаешь ли, опасное занятие.
Девушка топнула ногой и зарделась, как пион.
— И почему у этих мужчин такие длинные языки? — вопросила она, подняв глаза к потолку.
Они отправились сразу после завтрака — семнадцать мужчин, одна девушка и десяток таротов. Тростинка ехала с Блейдом. Когда он уже вскочил в седло, она подошла к стремени и, как нечто само собой разумеющееся, протянула к нему руки. Подхватив девушку, Блейд забросил ее на круп Тарна. Сегодня второе седло было свободным — Чос не рискнул отправиться на охоту, поскольку стрелком был неважным.
Копыта таротов прогрохотали по выложенной гранитными плитами дороге, гулко процокали по мосту; стремительным галопом звери вынесли своих седоков на перевал и помчались вдоль речного берега. Животные были свежими и преодолели путь до тоннеля, что вел в Батру, часа за полтора. Когда охотники въехали на карниз, с которого Блейд несколько дней назад впервые увидел батранскую долину, Ильтар, обогнув ярко освещенный вход в тоннель, погнал своего пегого по неширокой тропинке, резкими зигзагами подымавшейся в гору. Всадники одолевали этот серпантин еще с полчаса; потом тропа стала прямей — теперь она тянулась через карнизы на горном склоне, то ли естественные, то ли вырубленные рукой человека.
Наконец, достигнув одного из таких скалистых выступов, Ильтар предостерегающе поднял руку, и охотники остановились. Не говоря ни слова, вождь тронул Блейда за локоть и поманил дальше, к подножию небольшого утеса, почти перегораживавшего карниз; тропка, огибавшая его, была не больше ярда шириной. Блейд осторожно выглянул из-за камня, косясь на Ильтара — тот держал палец у губ, призывая к молчанию.
За поворотом карниз расширялся, образуя просторную, стекавшую к обрыву площадку. Слева зияла пропасть; справа в отвесной каменной стене темнело отверстие пещеры. Скупыми жестами Ильтар пояснил свой план. Охотники должны тихо выбраться на площадку, занять места вдоль обрыва и ждать. Хайрит коснулся арбалета Блейда, ткнул себя в грудь и, скорчив гримасу, отрицательно покачал головой — мол, не подстрели когонибудь из своих.
Они вернулись к отряду, и вождь жестом велел всем спешиться; тароты, подогнув ноги, улеглись прямо на дороге. Затем, руководствуясь какими-то лишь ему ведомыми соображениями, Ильтар начал расставлять людей друг за другом. Блейд попал в середину цепочки; за ним стояла Тростинка. Он заметил, что лицо девушки побледнело, но точеные пальцы, лежавшие на перевязи колчана, не дрожали.
Бесшумно обогнув утес, охотники вышли на площадку, стараясь держаться подальше от пещеры. Шестнадцать человек растянулись вдоль края карниза, в восьми футах от пропасти; Ильтар и Ульм, юный оруженосец вождя, встали по сторонам ведущего в пещеру прохода. Старший из мужчин вытянул из-за спины фран, а юноша сбросил с плеча на землю груду факелов и достал огниво.
Остальные — все, кроме Блейда и Тростинки, — вдруг почти разом опустились на одно колено. Блейд не заметил, чтобы Ильтар подал какой-нибудь сигнал; видимо, люди сами знали, что делать. Сняв со спины второй арбалет, уже заряженный, каждый положил его слева, рядом с десятком стрел. Под правой рукой у охотников находился фран, в зубах зажата запасная стрела. Одни воткнули перед собой в трещины в камне длинные кинжалы, у других такие же клинки висели на шее. Все выглядело так, словно хайриты готовились сойтись в смертельном бою с какими-то неимоверно быстрыми и опасными существами и, видимо, в предстоящей схватке каждая секунда ценилась на вес золота. Или — на вес крови, подумал Блейд, оглянувшись. В четырех шагах за его спиной скала обрывалась вниз, в глубокое ущелье. Эта охота была развлечением не для слабонервных!
Тростинка не встала на колени. У нее был короткий, сильно изогнутый лук, а не боевой арбалет, натянуть который она, конечно, не смогла бы. Кроме того, на поясе у девушки висел полуторафутовый кинжал или меч с лезвием шириной в два пальца. Сравнительно со снаряжением мужчин все это выглядело столь же ненадежным, как хрупкие плечи Тростинки рядом с могучими бицепсами хайритских воинов. Блейд, встревоженный, шагнул к ней, но девушка строго свела брови и махнула ему рукой, приказывая оставаться на месте. Наложив на тетиву стрелу, она выставила вперед левую ногу, чуть склонила головку и застыла в этой классической позе лучника. «Диана, — подумал восхищенный Блейд, — Диана, подстерегающая добычу!»
Однако предполагаемая добыча явно могла постоять за себя, и странника продолжали мучить сомнения. Что окажется быстрее — стрела горной нимфы или клык и коготь зверя?
Сам он тоже не последовал примеру других мужчин и остался на ногах. Если девушке понадобится помощь, пять ярдов, разделяющие их, можно покрыть двумя прыжками. Блейд поднял свой арбалет к плечу, нацелив его на черный зев пещеры; остальное оружие он разложил рядом на выступе скалы.
Юный Ульм запалил факел и тут же поджег от него еще три. Затем, по кивку Ильтара, он швырнул их один за другим в пещеру. Блейд видел, как четыре яркие точки прочертили темноту — и не успела последняя из них исчезнуть, как хайриты испустили боевой клич. Протяжный грозный вопль отразился от скалы, и в ущелье на все голоса заревело, загрохотало эхо.
Секунду-другую в темном проеме не замечалось никакого движения. Ильтар и Ульм застыли но обе стороны входа, высоко вскинув франы. По напрягшимся лицам стрелков Блейд понял, что все охвачены тревожным ожиданием. Он скосил глаз на Тростинку, потом заставил себя перевести взгляд на черную дыру в скалистой стене. Внезапно что-то быстрое, косматое, серое вырвалось из тьмы. Фран Ильтара пошел вниз, раздался визг и грохот металла о камень. Потом пропели две стрелы; зверь рухнул, не пробежав и половины расстояния до стрелков. Клинок Ильтара, очевидно, задел его, что сказалось на стремительности атаки.
Теперь серые тени начали выныривать из пещеры одна за другой, и воздух наполнился жужжанием стрел, предсмертным визгом да звонкими щелчками арбалетных пружин. Да, эти твари были быстрыми, очень быстрыми! И огромными! Блейд затруднялся определить их размеры — его чаще атаковали в лоб, так что он видел лишь растопыренные когтистые лапы и оскаленные пасти, — но ему показалось, что горные волки Хайры не уступают по величине бенгальскому тигру. И они совсем не боялись людей! Выпустив с полдюжины стрел, Блейд, наконец, понял, к чему стремятся звери: не убежать, нет! — столкнуть собственными телами охотников в пропасть. Они походили на берсерков, охваченных жаждой убийства или мести; возможно, ими руководила ненависть — древняя ненависть к человеку, благодаря которой их действия становились почти разумными…
Люди, однако, не дремали. Блейд прикинул, что на карнизе валяется уже дюжина мертвых волков, и в каждом сидела по крайней мере пара стрел — и его собственные тоже; он был уверен, что не промахнулся ни разу. Ильтар с Ульмом почти безостановочно работали франами, и он сообразил, что оба хайрита пытаются попасть по задним лапам или позвоночнику, нанести любую рану, которая замедлила бы атаку серых самоубийц. О том, чтобы задеть голову или шею, не могло быть и речи — волки двигались слишком быстро.
Пока все шло хорошо. Ни один зверь не подобрался к стрелкам ближе, чем на три ярда; темный зев пещеры 88 перестал извергать поток серых теней, и Блейд, положив взведенный арбалет на плечо, принялся оценивать размеры добычи. Да, двенадцать… он не ошибся. В пяти шагах от него распростерся на боку огромный зверь — хвост вытянут, вздыбленная на загривке шерсть еще не улеглась, пасть раскрыта в предсмертном оскале, шершавый вываленный язык розовеет влажной тряпицей меж огромных клыков… Очень похож на земного волка, решил он, только раза в два покрупнее… Не тигр, конечно, но никак не меньше, чем…
Крик Ильтара прервал его размышления. Блейд огляделся — коленопреклоненные охотники по-прежнему застыли на краю обрыва.
— Эльс, не зевай! То был молодняк! Сейчас начнется настоящая охота!
И, словно на звук громкого голоса человека, из пещеры выскочили еще два зверя. Они появились почти одновременно и действовали с поразившей Блейда разумностью — первый проскользнул у самой земли, второй прыгнул, словно хотел прикрыть нижнего своим телом.
Свистнул клинок Ильтара, потом прожужжали стрелы, остановив зверя в прыжке; волк рухнул на землю, застыв мохнатым серым комом. Но нижний был невредим; ни фран, ни стрелы не задели его. И он мчался прямо на Тростинку! Он достиг уже середины карниза, он полз, стелился по самому камню, словно огромный серый червяк, — и, однако, каким-то непостижимым образом продвигался вперед с поразительной быстротой.
Наконец зверь прыгнул, испустив короткий хриплый вой. Казалось, в этом почти человеческом вскрике слились тоска и яростная злоба — злоба на двуногих, истребивших стаю. Теперь волк больше не походил на червя — скорее он казался глыбой серого гранита, с убийственной точностью выпущенной из катапульты.
Блейд понял, что стрелы не остановят его — в мохнатых боках их торчало уже с полдюжины. Но даже полумертвым волк рухнет прямо на застывшую в ужасе девушку, сомкнет клыки на горле или сбросит ее с обрыва. Это было неизбежно, как удар молнии в грозу.
Отшвырнув бесполезный арбалет, Блейд схватил фран и ринулся наперерез зверю. Стремительный взмах серебристого клинка, тяжкий удар, от которого заныли руки, брызги хлынувшей фонтаном крови… Инерция бросила его на землю; он ударился плечом, затем, стараясь погасить силу рывка, перекатился через спину — раз, другой. Лезвие франа, который он так не выпустил из рук, глухо звенело о камни.
Он встал, потряс головой; остроконечные утесы и фигуры обступивших его людей плыли перед глазами. Кто-то уткнулся ему в грудь, под рукой сотрясались в беззвучных рыданиях хрупкие плечи. Тростинка…
Блейд снова тряхнул головой. Зрение восстановилось, и теперь он заметил странное выражение на лицах молодых хайритов. Кто-то едва слышно прошептал: «Перерубивший Рукоять…» Плотная группа охотников расступилась — за ней на земле лежали две окровавленные, топорщившиеся серой шерстью глыбы плоти. Две!
Подошел Ильтар, волоча за собой труп человекоподобного существа; небольшое тело, сухое и поджарое, заросло рыжими волосами.
— Вот он, колдун… прикончил его в пещере, — Ильтар носком сапога небрежно подтолкнул свою добычу к волчьим останкам, — Волосатый с северных гор! Бывает, они присоединяются к стае. Поэтому волки так и осмелели. Этот, — он кивнул в сторону тела, — командовал. Только как он сюда добрался… Непонятно!
Блейд поглаживал спину Тростинки; рыдания девушки постепенно затихали. Неистовое возбуждение короткой схватки покидало его, постепенно сменяясь другим, не менее сложным чувством — победитель жаждал получить награду. Груди девушки жгли его кожу через толстую тунику, словно раскаленные уголья. Чтобы отвлечься, он резко спросил, кивнув на труп дикаря:
— Командовал волками? Как?
— Знает их язык, — нехотя пояснил Ильтар, склонившись над убитым Блейдом зверем. Когда вождь Батры поднял голову, в глазах его светилось восхищение. — Ты великий воин, Эльс, брат мой… Перерубить пополам горного волка, одним ударом! Если бы я не| видел собственными глазами…
Он покачал головой, потом отдал короткий приказ, и юноши направились к волчьим трупам, вытаскивая кинжалы. Блейд стоял по-прежнему, не решаясь выпустить Тростинку из объятий.
Кузен выручил его. Легонько похлопав девушку по плечу, Ильтар с легкой насмешкой произнес:
— Ну, сестрица, приди же в себя… Эльс преподнес тебе отличный подарок — на воротник и на шапку. И даже шкуру уже рассек на две половинки. Взгляни-ка!
Тростинка оторвала лицо от груди Блейда. В глазах ее не было слез; в них сияли восторг и обещание.
Вечером, когда семья Ильтара собралась у очага в главном зале, Блейд напомнил брату обещание рассказать о таинственных селгах. В ответ вождь Батры кивнул в сторону Арьера:
— У отца выйдет лучше… Да и голос у него сильней.
— Желание гостя — закон! Особенно родича, обретенного через столько лет, — усмехнулся старик, отставив кружку с пивом.
— Значит, расскажешь? — с надеждой спросил Блейд, внезапно почувствовав, как Эльс-хайрит пробуждается в его душе.
— Нет, спою, — Арьер поднялся и шагнул к стене, где на огромной пушистой шкуре неведомого зверя были развешаны музыкальные инструменты и оружие. — Есть вещи этого мира и вещи мира иного, — задумчиво продолжал он, лаская пальцами блестевший полировкой причудливо изогнутый гриф. — Об одном можно говорить, о другом подобает петь.
Скрестив ноги, он снова опустился на подушку у низкого столика, нежно покачивая в руках похожий на девятиструнную гитару инструмент. Голос у него оказался неожиданно молодым, чистым и высоким. Неторопливым речитативом старик начал:
— Ттна спустились с небес в пламени и громе…
— Ттна? — переспросил Блейд.
— Да. Селги — хайритское слово, но сами они называли себя ттна, и сага сохранила это имя. Слушай и не перебивай.
Ттна спустились с небес в пламени и громе,
В сверкающей башне, подобной дереву фран.
Запылала степь, и дохнули огнем Семь Ветров,
Затмилось солнце, и день стал ночью,
Когда башня ттна встала на землю Хайры.
Прошел срок, стихли пламя и ветер,
И пришельцы с небес пошли к свободным кланам
Не походили они на людей ни обликом, ни одеждой,
Но в устах их был язык хайритов.
В каждый клан, в каждый род пришли посланцы
И сказали: «Закончено наше странствие,
Пощадили нас Темная Бездна и Великий Мрак,
Вновь обрели мы землю
И готовы делить ее с Домами Хайры
Нам — Север, ибо мы предпочитаем холод,
Вам — Юг, ибо вы возлюбили свет и тепло»
Не долго думали хайриты, не приносили жертв,
Не спрашивали совета у Семи Ветров.
«Земля родины не делится пополам», —
Так сказали они, а потом закрутились точильные камни,
И брызнули искры из-под клинков мечей
Повелевали молниями ттна,
Но убийства было для них запретным
Их огненные копья не ударили в Дома Хайры,
Но три дня били в землю,
Пока Дух Тверди, устрашившись, не перегородил
По их велению степь скалистой стеной,
Неприступной для человека и зверя.
Два поколения прошло.
Хайриты жили во мраке бесчестья,
Не в силах достичь Великих Северных Лесов,
Владея лишь половиной прошлых угодий.
Но не было дня, чтобы воины не искали прохода,
Тропы или тайного тоннеля в горах.
Однажды раскрылась скала,
И отряд храбрецов исчез в ее чреве.
Год, и два, и три ждали люди — никто не возвращался,
Но больше не светились сполохи в небе,
Что прежде играли ночью над горами ттна.
Тогда собрали Дома самых сильных и храбрых,
И воины стали бить скалу там, где пропали их братья
Они рубили камень, пока не нашли ход,
Широкий и гладкий, он вел в долины, где жили ттна.
Но лишь скелеты лежали там — кости людей и
пришельцев,
И хайритские клинки ржавели меж ребер ттна.
Поднялись кланы и вошли под своды тоннелей и пещер,
Поделив меж собой Высокие Долины,
Что даровала нм милость Семи Ветров,
И стали те долины их зимним домом
И прибежищем в годы бедствий…
Резко оборвав песнь, Арьер отложил инструмент и устало произнес:
— Ну, это уже другая история.
С минуту Блейд сидел молча, переваривая услышанное. Десятки вопросов теснились у него в голове, ибо спетая Арьером сага, как и все героические баллады такого рода, оставляла изрядный простор для воображения. Впрочем, в главном не приходилось сомневаться — эти таинственные селги-ттна пришли из космоса, с какого-то близкого или далекого мира.
Блейд уже знал, что местная солнечная система включает по крайней мере еще три крупные планеты, чтобы убедиться в этом, было достаточно понаблюдать пару часов за звездным небом. У него хватало элементарных познаний в астрономии, чтобы заметить три яркие точки, пересекавшие ночной небосклон, и определить их как ближайшие небесные тела. Ближайшие к этому огромному шару, покрытому безбрежными морями, пустынями и прериями, горными хребтами и щетиной лесов, названия которого он даже не знал — возможно, его и не существовало для всей планеты ни у айденитов, ни у обитателей Хайры. Про себя Блейд думал о мире, в который был заброшен на этот раз, как об Айдене, что являлось, пожалуй, несправедливостью по отношению к другим народам, населявшим планету, чьи размеры не уступали Земле. Две яркие точки в ночных небесах он обозначил их цветами — зеленым и серебристым; третьей, чья окраска постоянно менялась, присвоил имя Мерцающей звезды.
У Айдена было два спутника — серебристый Баст, больше и ярче земной Луны, и маленький быстрый Кром; дневное же светило казалось чуть краснее Солнца — не желтое, а скорее оранжевое. Год Айдена состоял из десяти тридцатипятидневных месяцев, отсчитываемых по фазам Баста, тогда как Кром совершал один оборот за семнадцать дней. Сутки казались Блейду несколько дольше земных — примерно на час; таким образом, продолжительность года в этом мире была почти такой же, как на Земле. Этим и исчерпывались все его познания в местной космогонии.
Раньше он мало беседовал на подобные темы с бар Занкором, предпочитая исподволь разузнавать о более практических делах — например, о некоторых деталях биографии Рахи. Сейчас Блейд дал себе слово при случае расспросить целителя по части астрономических достижений айденитов. Раз имперские суда плавают по морям, значит, их капитаны и навигаторы хорошо знакомы со звездным небом… Интересно, подумал он, сохранились ли в империи легенды о пришествии селгов? Вряд ли эти скитальцы прилетели с ближайших к Айдену планет… Скорее всего, они — межзвездные странники, иначе их посещения и попытки колонизации повторялись бы не раз.
Он поднял глаза на Арьера:
— Когда это случилось, отец мой?
Старик, что-то прикидывая, погладил бороду.
— Пятьдесят поколений назад, Эльс… Да, пятьдесят поколений, больше тысячи зим…
— В небе над Хайрой три яркие звезды, — сказал Блейд. — Одна — зеленая, как степь весной, вторая — блестящая, словно лезвие франа, а цвет третьей трудно определить… она будто подмигивает все время. Посланцы селгов не упоминали о том, что их башня спустилась с одной из этих звезд?
— Ты говоришь про Ильм, Астор и Бирот, — вмешался Ильтар, — но в небе есть и другие звезды, которые движутся быстро и меняют свой путь в зависимости от времени года… — Блейд понял, что планетная семья местного солнца весьма обширна. — Нет, селги никогда не утверждали, что пришли с этих близких миров… Они говорили о чудовищной черной бездне пространства, которую им пришлось преодолеть…
Блейд невольно задержал дыхание. Близкие миры! Неужели эти люди — в сущности, полукочевники, обитающие зимой в пещерах, — представляют, что планеты отличаются от неподвижных звезд? Его так и подмывало выяснить у хозяев все детали хайритской космогонии. Что мог знать об этом Рахи? Не покажутся ли его вопросы странными? Поколебавшись, Блейд решил не рисковать.
— Сага, которую спел отец, не совсем точна, — продолжал между тем Ильтар, задумчиво наблюдая за плясавшими в очаге языками пламени. — Из рассказов более прозаических — и более достоверных, чем легенды о героизме предков, — мы знаем коечто еще о тех временах… — Арьер кашлянул, и вождь Батры, подняв взгляд на старика, чуть заметно усмехнулся. Блейд понял, что присутствует при каком-то молчаливом споре, который отец с сыном вели, возможно, годами. — Да, знаем… Ведь эти ттна жили рядом с нашими племенами два поколения, лет пятьдесят… В конце концов установилось что-то вроде перемирия. Селги не раз и не два открывали проходы в своих скалах, встречались с людьми… даже торговали и делились знаниями… Другое дело — успокоились они рановато! — Ильтар поднял кружку, в два глотка осушил ее и хмыкнул. — Человек коварен! — заключил он. — А селги не ведали ни коварства, ни злобы, ни тяги к убийству. А потому были обречены на смерть! Наши дождались подходящего момента и… Так что, брат, теперь мы, потомки тех древних бойцов, живем в уютных пещерах ттна, — Ильтар широким жестом обвел просторный зал.
Блейд кивнул и в свою очередь приложился к кружке. Пиво, как всегда, было отменным. Он думал о том, что вряд ли пришельцы, которых перерезали хайриты, были гуманоидами. Кто же из людей — или пусть даже человекоподобных существ — не знаком с ложью, обманом и жестокостью? Такого он вообразить не мог. Человек грешен и отягощен пороками, что, в сущности, не так уж и плохо, ибо почти из всех своих слабостей он умеет извлекать наслаждение — как духовное, так и телесное. Блейд ухмыльнулся. Любопытно бы выяснить, как обстояли дела у ттна, скажем, с телесными радостями…
— Как они выглядели, эти селги? — он вскинул глаза на Арьера, решив начать издалека.
— Изображений не сохранилось… Возможно, они даже не умели рисовать и резать статуэтки из дерева и камня… их искусство было совсем другим, чем у нас, — задумчиво произнес старик.
Вдруг он протянул руку и достал из стенной ниши рядом со столом небольшую вазу. Вероятно, этот предмет был искусственным артефактом, а не творением природы, хотя вначале Блейд принял его за вытянутую округлой спиралью раковину, верхушку которой венчали тонкие, изящно изогнутые шипы. Перламутровый блеск основания постепенно переходил в бледнозолотые тона, которые ближе к горлышку начинали отливать оранжевым; шипы переливались всеми оттенками красного, их кончики угрожающе пламенели пурпуром. Изумительная вещь! Несомненно, решил странник, творение великого мастера, но вряд ли его касалась человеческая рука — слишком плавными были линии, непривычной — форма и чуждым — весь художественные замысел этого сверкающего тонкостенного сосуда.
— Вот то, что осталось от селгов, среди прочих немногих вещей, — с торжественной ноткой в голосе произнес Арьер. — Погляди-ка!
Он поднял вазу за витое горлышко и вдруг с силой швырнул ее о камни очага Блейд, невольно прижмурив глаза, едва сдержал горестный вскрик. Однако, против ожидания, раковина не разлетелась на тысячи блестящих осколков; несокрушимая и нетленная, она по-прежнему сияла мягким перламутром среди закопченных камней Старый певец поднял ее и протянул гостю.
— Ильтар подарил тебе фран и скакуна, сын мой, — сказал он, — а я дарю это. — Он сделал паузу, потом тихо добавил: — Говорят, такие вещи приносят счастье… Не знаю, не могу утверждать… Но они, без сомнения, радуют глаз и веселят сердце. — Глядя на Блейда, благоговейно ласкавшего подарок кончиками пальцев, Ильтар ухмыльнулся:
— Клянусь золотогривым Майром, это не последний дар, который Эльс получит в нашем доме! — он бросил лукавый взгляд в сторону женщин.
Арьер строго посмотрел на сына и поднял палец.
— Так вот, — внушительно произнес он, — как гласят легенды, селги обладали шестью конечностями — руки, ноги и что-то среднее между тем и другим.
— Руконоги, — уточнил Ильтар, подливая себе пива.
— Вроде бы их тело покрывала длинная шерсть, и ттна не особо нуждались в одежде, хотя носили нечто похожее на пояса и перевязи с украшениями, — невозмутимо продолжал Арьер. — О лицах их ничего сказать не могу. Но, как говорят, в одном они были схожи с людьми — им годилась наша пища.
— А нам — их, — добавил Ильтар. — Видишь ли, Эльс, мы унаследовали от селгов не только пещеры. Они привезли в своей башне много полезного — такого, чего не было в Хайре. Животных, растения… Вот, к примеру, дерево фран, тароты…
— Да, тароты, — закивал головой старик. — Тароты — сила нашего войска! Правда, что касается их мяса… — он поморщился. — Никто не назвал бы его вкусным, но горные волки едят его… да и мы сами, если придет нужда в дальнем походе.
Значит, метаболизм у пришельцев со звезд был схож с человеческим, отметил про себя Блейд. Но в рассказах хозяев Батры была еще одна любопытная деталь.
— Значит, и у селгов, и у привезенных ими таротов шесть конечностей, — задумчиво произнес он. — А после истребления ттна сохранились еще какие-нибудь их животные?
Вождь Батры одобрительно кивнул, бросив взгляд на Арьера.
— Видишь, отец, я был прав — у Эльса быстрый разум, и он умеет видеть суть вещей… Мой брат когда-нибудь станет великим правителем — здесь, на севере, или на юге… Возможно, через двадцать лет в Айдене будет новый император, — он усмехнулся и поднял взгляд на кузена! — Да, Эльс, легенды гласят, что после селгов осталось много странных зверей, как правило — безобидных. Одни вымерли, других уничтожили горные волки, но до сих пор встречаются шестилапые ящерицы и птицы с четырьмя ногами.
Блейд кивнул; у него не было оснований не доверять этим историям. Эволюция, породившая созданий с шестью конечностями? Почему бы и нет? В странствиях по мирам Измерения Икс он встретил четырехруких хадров и других не менее удивительных тварей. Некоторые были просто страшными! Он вспомнил Зир, подземелья мага Касты и обитавших там чудовищ… Потом мысли его обратились к Вэлли, наложнице султана, что спасла его в тот раз и которой он подарил ребенка… Хозяйка Ильтара походила на Вэлли — такая же статная, с нежным и добрым лицом… Блейд украдкой скосил глаза в женский уголок, где госпожа Батры и ее сестра, сидя на низких скамеечках, трудились над натянутым на большую раму гобеленом. Словно почувствовав его взгляд. Тростинка подняла голову. Блеснули золотистые точки в карих зрачках, пухлые губы чуть шевельнулись, будто посылая ему поцелуй.
Эльс-хайрит — не Блейд — улыбнулся девушке в ответ. Блейд же обшарил жадным взором ее гибкую фигурку и сглотнул слюну. Потом, все еще косясь на женщин, он наклонился к Ильтару и тихо спросил:
— Говорят ли древние легенды о том, как размножались селги?
Его северный кузен расхохотался и долго не мог успокоиться. Наконец, хлебнув из кружки, он заявил:
— Нет, великие певцы Хайры не опускались до таких мелочей. Но наши тароты — из того же мира, откуда пришли их прежние хозяева. И с размножением у них все в порядке. Поверь мне, братец, подростком я пас табуны не один год! Им даже лишняя пара ног не мешает…
Той ночью Блейд долго не мог заснуть, возбужденный рассказами вождя Батры и его отца. Просторный гостевой покой, вырубленный на третьем ярусе городища, был озарен лишь слабым серебристым сиянием, струившимся сквозь большое окно с распахнутыми ставнями. На волнах лунною света плыл аромат чудных садов Батры; сейчас, весной, наступала пора цветения. Странные чувства и желания вызывал этот сильный и пряный запах — казалось, еще секунда, и он, Дик Блейд — или, быть может, хайрит Эльс? — пушинкой взлетит прямо в звездное небо, подхваченный порывом золотогривого Майра — самого нежного, самого ласкового из Семи Священных Ветров, покровителя любви… И еще чудилось Дику-Эльсу, что рядом с ним поднимается вверх вторая пушинка; она плыла в теплом ночном воздухе, постепенно превращаясь в девушку с гибким телом и паутиной светлых волос, закрывавших лицо.
Он шумно вздохнул и, протянув руку, погладил пальцем статуэтку из темного дерева — одну из многих, что украшали полку над изголовьем его ложа. Эта, вырезанная с исключительным мастерством, изображала пасущегося тарота. Тяжелая голова опущена вниз, к земле, передние ноги расставлены, средние и задние чуть согнуты в коленях… Рядом — тарот атакующий. Рог выставлен вперед, пасть раскрыта, тело напряжено в стремительном броске… За ним — пара горных волков; один сидит, другой улегся у его лап, свернувшись клубком… А вот это уже интересней! Человеческая фигурка! Широкие бедра, тонкая талия, пышные груди… Женщина… Мизинец Блейда скользнул по округлому животу, спустился к стройным, плотно сжатым коленям. Камень. Полированный красный гранит. Сейчас он предпочел бы что-нибудь более теплое и шелковистое…
За тяжелой расшитой портьерой, отделявшей купальню от зала, раздался тихий плеск. Мгновенно насторожившись, странник вытянул из ножен кинжал и тихо, словно охотящаяся пантера, соскользнул с дивана на пол. Он не думал, что в доме Ильтара ему может грозить опасность; его действия были скорей инстинктивны, чем сознательны. Долгие годы тренировок и опасных приключений выработали рефлекс, которому подчинялись мышцы — причем раньше, чем мозг успевал оценить ситуацию. Полезное качество для разведчика, когда ему приходится иметь дело с врагом; но под горячую руку можно перерезать глотку и другу… Впрочем, в отличие от юного айденита Рахи и не менее юного хайрита Эльса, умудренный опытом Ричард Блейд не терял хладнокровия и осторожности даже в гостях у друзей.
Отдернув занавесь, он стремительно скользнул вдоль стены, чтобы избежать прямого удара. В купальне царил полумрак, но в неярком свете, сочившемся из комнаты, Блейд различил на другом краю бассейна приникшую к полу фигуру. Их разделяло пять ярдов воды — слишком много, чтобы покрыть одним прыжком. Долю секунды он колебался — убить или взять живьем; потом, решившись, сорвал портьеру и, крадучись, двинулся вперед по бортику бассейна.
Его противник неожиданно вскочил и метнулся к противоположной стене. Реакция у него была потрясающая! Блейд не видел ни лица предполагаемого врага, ни рук, ни ног — только смутные, неясные контуры тела. Кажется, незваный гость был пониже его. Не издавая ни звука, он перескочил край бассейна и швырнул вперед свою ловчую сеть. Полотнище хлестнуло незнакомца по ногам, но ткань была слишком легкой — противник отшатнулся и прыгнул к проему, что вел в комнату.
Несмотря на все старания, Блейд не успел заметить блеска стали. Похоже, этот тип не вооружен… Странно! Рассчитывает справиться с ним голыми руками? Что ж, посмотрим… Он был готов держать пари на всю Батру с семейством Ильтара в придачу, что ни один боец в Хайре — да и на всей этой планете! — никогда не встречался с обладателем черного пояса карате.
Сейчас они поменялись местами — незнакомец скорчился у входного проема, Блейд стоял напротив; бассейн по-прежнему разделял их. Теперь существовало три варианта развития событий: либо противник бросится к окну и спрыгнет во двор с высоты добрых пятнадцати ярдов; либо попытается откинуть засов на двери и выскочить в коридор — но получит полфута стали под лопатку; либо, наконец, схватит фран Блейда и примет бой. Последняя ситуация казалась самой неприятной, и странник уже чуть не проклинал свою неосторожность — лезвие висевшего над его ложем франа сияло в лучах Баста как серебряное зеркало.
Но враг словно не замечал этого соблазнительного блеска. Не собирался он и прыгать в окно; дверь, похоже, его также не привлекала. Блейд двинулся вдоль одной стены купальни, и гость тут же скользнул к другой; они снова начали меняться местами. Пат? Блейд не признавал пата, добиваясь во всех случаях чистой победы. Хитро усмехнувшись, он будто случайно опустил нижний край занавеса в воду, продолжая неторопливо огибать бассейн.
Стремительный рывок! Хлесткий удар тяжелой намокшей тканью, испуганный вскрик и плеск от рухнувшего в бассейн тела! В следующий миг Блейд был там же и, отбросив клинок, одной рукой погрузил в воду голову врага, другой нащупывая его глотку.
Внезапно пальцы Блейда разжались, но рук он не опустил — в их железном кольце билась обнаженная Тростинка, дочь Альса из дома Осс.
Как там говорил Ильтар? Девушки из Дома Осс ласковы, словно луч весеннего солнца?
Обратный путь занял восемь дней и был небогат событиями. Все на плоту — от капитана-сардара до последнего раба — знали, что вождь хайритов отдал под начало Арраха бар Ригона сотню своих свирепых всадников. А посему задевать бывшего октарха представлялось опасным. Никто его и не трогал — кроме рыжего Рата, который, презрительно скосив глаза в сторону своего недавнего подчиненного, то отпускал ядовитые шуточки в его адрес, то старался заступить дорогу Зие.
Однажды вечером Блейд встретился с ним в уединенном месте позади кормовой надстройки и после недолгой, но жаркой схватки свернул аларху шею. Бренные останки рыжего растерзали сопровождавшие плот саху. Вынесенный капитаном вердикт гласил, что Рат очутился за бортом но собственной неосторожности. В определенном смысле так оно и было.
Бар Занкор, встретив Блейда на следующий день, бросил на него проницательный взгляд и неодобрительно покачал головой. Однако своей благосклонности не лишил и по-прежнему в спокойные ночные часы звал на беседу. Случалось, Блейд разрывался между противоречивыми желаниями — получить побольше сведений от целителя и удостоиться новых милостей Зии. Тростинка и три ночи, проведенные с ней, медленно, но неотвратимо уплывали в прошлое.
На восьмой день пути, в послеполуденное время, флот достиг города Адн-эн-Тагра, Обители Светозарного Бога, столицы империи. В просторечии ее называли кратко — Тагра, что означало Обитель. Для Блейда пока оставалось неясным, какое именно светозарное божество почтило своим присутствием столицу — сам ли светлый Айден или великий император Аларет Двенадцатый, личность почти столь же мифическая и таинственная, как и бог солнца. Похоже, оба они, бог и император, шли на равных; во всяком случае, в маленьком святилище на садре слева стояла золотая статуэтка Айдена с рубиновыми глазами, справа — Аларета с изумрудными. Два-три раза Блейд из любопытства заглядывал туда, и ему казалось, что оба изваяния словно меряются ревнивыми взглядами, оспаривая другу друга власть над империей и душами подданных.
Впрочем, айдениты не отличались особой религиозностью; они были практичным народом и гораздо больше страшились гнева тех владык, от коих непосредственно зависели их благосостояние и жизнь. По старой привычке Блейд называл этих высших имперских чиновников «президентской командой»; в нее входили всесильный казначей бар Савалт, бар Сирт — глава Ведающих Истину или, попросту говоря, местных мудрецов (целитель Арток относился как раз к этому департаменту), бар Нурат, возглавлявший войска центральных провинций, и еще дюжина влиятельных министров и стратегов. Почти половина из них являлась одновременно пэрами Айдена и владела гигантскими поместьями с тысячами рабов и арендаторов. Совсем недавно, месяца два назад, Асруд бар Ригон тоже относился к их числу.
Плоты один за другим втягивались в узкий канал, обрамленный мощными двадцатифутовыми стенами, который вел в военную гавань. Слева тянулся к востоку огромный мол с маяком, отгораживавший гавань от обширной Айденской бухты. Блейд смутно припоминал, что справа, сразу за стеной, располагался форт с казармами Береговой Охраны, за ним — необозримая Морская площадь, над которой с юга нависал холм с императорским дворцом. По другую его сторону простиралась площадь Согласия, тоже выходившая к казармам, на сей раз — гвардейским. Они отделяли обитель благоразумного монарха от торговых и ремесленных кварталов; заодно гвардейцы могли в пять минут выслать конные и пешие боевые отряды на помощь постам, охранявшим расположенные неподалеку Казначейство и высокое здание Скат Лока — армейского департамента.
К востоку и западу от центра, параллельно берегу моря, протянулись широкие проспекты — Дорога Восходящего Солнца и Имперский Путь, богато украшенные статуями, триумфальными арками и мраморными изображениями чудовищ лесов, гор и степей, как мифических, так и настоящих. Вдоль этих главных столичных магистралей стояли дома и дворцы знати и всякого рода общественные здания — роскошные бани и гимнасии, ипподром, библиотека с примыкавшим к ней Домом Мудрости, несколько храмов и святилищ — только для избранной публики, сотня самых богатых лавок и самых шикарных кабаков.
Семейное гнездо бар Ригонов — монументальный старинный замок из гранитных блоков — находилось почти за городской чертой на западной окраине, за Голубым каналом, который тянулся на многие сотни тысяч локтей, соединяя центральные провинции с торговой гаванью Тагры. Подобное местоположение замка определенным образом было связано с предназначением древнего рода; по традиции бар Ригоны считались хранителями западных рубежей империи. На этот счет Блейд выпытал у целителя Занкора почти все.
Садра скользнула мимо шеренг больших лебедок, выстроившихся над каналом слева и справа, — с их помощью натягивали массивные, притопленные сейчас цепи. Военная гавань вдавалась в берег неправильным прямоугольником двухмильной длины. В ширину она была не меньше мили в самой узкой части — маневры огромных плотов требовали много пространства. Однако Блейд увидел и настоящие корабли, похожие на испанские каравеллы времен Колумба. Они теснились у восточного берега и, вероятно, были предназначены для плавания в Западном океане. За ними едва заметно колыхались на слабой волне бесконечные дощатые настилы садр.
Прибывшие из Хайры плоты один за другим сворачивали к правому, западному берегу, к необъятному простору Морской площади. Фактически вся она была одним огромным пирсом, удобным для построения войск при посадке на суда и маневрирования военной техники. Уже сейчас, с расстояния двухсот ярдов, Блейд видел выбоины на самом краю каменной мостовой; он не сомневался, что их оставили колеса и лафеты баллист, катапульт и таранов. Несмотря на внушающие уважение размеры набережной, весь флот, перевозивший северных наемников, не мог бы разместиться вдоль нее в кильватерном строю. Наблюдая за неспешным перемещением садр, буксируемых к берегу гребными баркасами, Блейд сообразил, что часть плотов должна пристать боком, остальные — носовой частью.
С его садры уже перебросили на берег канаты, и теперь с полсотни ратников Береговой Охраны тянули ее к середине пирса. Солдаты стояли цепочкой вдоль всего выходившего к воде края площади — полуголые, мускулистые, с короткими мечами на переброшенных через плечо ремнях. За ними, напротив того места, куда подтягивали флагманский плот, сгрудилась кучка людей в богатых доспехах, сопровождаемая дюжиной конных гвардейцев. Кроме них, да шеренги солдат у самой воды, на огромной площади не было никого.
Борт садры мягко стукнул о камень, и Блейд в очередной раз поразился искусству айденских навигаторов — время прибытия было рассчитано так, что сейчас, в период отлива, край палубного настила пришелся почти точно на одном уровне с площадью. Правда, в этой закрытой гавани разница между приливом и отливом вряд ли составляла более фута.
За его спиной нетерпеливо топтался Чос, облаченный в хайритскую куртку и штаны; он держал под уздцы Тарна. Остальные воины полусотни, размещенной на плоту, стояли рядом со своими зверями, посматривая то на берег, то на обозных, запрягавших в огромные, окованные железными полосами возы тягловых таротов.
Обратное путешествие вселило в душу Блейда еще большее восхищение этими животными. В Хайре воины завели их на середину плота и заставили опуститься на палубу, огородив табун возами, между которыми были протянуты цепи. Там шестиноги и пролежали все восемь дней, словно огромные продолговатые валики мохнатой шерсти, изредка ворочаясь с боку на бок, но по большей части пребывая в полудреме. Кормить их в таком состоянии не требовалось; тароты ели часто — и очень много! — лишь тогда, когда работали.
Капитан-сардар, в сопровождении офицеров и целителя бар Занкора, перебрался на пирс. Отыскав взглядом Блейда, он милостиво кивнул головой и приказал:
— Можешь выводить своих людей на берег. Построиться там, — капитан махнул рукой в сторону южной половины площади, — и ждать!
Переваливаясь на кривоватых ногах, он с достоинством зашагал навстречу рослому худощавому человеку лет сорока в украшенном золотыми насечками панцире. Бар Нурат, военачальник, понял Блейд. Глаза и волосы стратега были темными, кожа — смугловатой, чертами лица он походил на нахохлившегося ястреба. Весьма нехарактерная для айденита внешность! Но соратники по окте и девушка Зия еще по пути в Хайру посвятили Блейда в сплетни, ходившие по поводу происхождения великого полководца, — якобы дед его взял ксамитскую наложницу, сына которой выдал за отпрыска от законной супруги, поскольку других детей не имел. Возможно, из-за этих слухов Айсор бар Нурат был особо свиреп с пленными ксамитами.
Блейд махнул рукой. Его бойцы начали переводить боевых зверей на пирс, за ними загрохотали возы. С остальных плотов тоже хлынул поток мохнатых, пегих, вороных и гнедых таротов; люди терялись рядом с их огромными мощными телами. На плацу всадники быстро строились в плотное каре, рядом с которым шеренгой вытянулись возы — по десять на каждую хайритскую сотню.
Ильтар прохаживался вдоль фронта своего отряда, придирчиво разглядывая людей, животных, упряжь, оружие, колеса больших телег и находившиеся в них запасы стрел, арбалетов и провианта. Он молча похлопал по спине подошедшего Блейда и, заложив два пальца в рот, пронзительно, по-мальчишески свистнул. Подбежали командиры остальных восьми сотен, все — молодые, крепкие и рослые мужчины около тридцати. Один из них, Эрт из Дома Патар, коротко доложил:
— Все в порядке, вождь.
Ильтар рассеянно кивнул, словно и не ожидал иного. Положив руку на плечо Блейда, он произнес:
— Пойдем, братец. Похоже, нас уже зовут.
Действительно, один из гвардейцев размахивал нацепленным на пику флажком, явно подзывая хайритского тысячника к нанимателям. Ильтар пригладил волосы и направился к группе военачальников в богатых доспехах, впереди которой стояли бар Нурат и капитан-сардар прибывшего флота. Блейд последовал за ним. Оглянувшись, он увидел, что ни один из сотников не тронулся с места.
— Эй! — он дернул Ильтара за рукав. — А остальные?
— Для переговоров вполне достаточно вождя и его помощника, — заметил его кузен.
— Помощника?
— Конечно! А ты не знал? Осский сотник — второй человек в войске после меня. И это всем известно.
— Вот как? — Блейд искренне изумился. — Значит, до меня твоим заместителем был Ольмер?
Ильтар недовольно насупил брови.
— Где твой быстрый разум, Эльс? Ольмер был просто одним из сотников. А теперь, — он подчеркнул это «теперь», — если меня убьют, отряд возглавит осский сотник. То есть ты, Эльс!
— Кто же так решил?
— Я и остальные предводители, о Перерубивший Рукоять!
Напоминание о его подвиге все прояснило для Блейда. Это был не первый сладкий плод удачи, свалившийся ему в руки с франного дерева. Он подумал о Тростинке и усмехнулся. Женщины все одинаковы — все они любят героев.
Бар Нурат окинул одобрительным взглядом вождя хайритов, потом скользнул глазами по могучей фигуре Блейда. Капитансардар привстал на цыпочки, чтобы дотянуться до уха рослого полководца, и что-то возбужденно зашептал ему. Нурат слушал с каменным лицом.
Знал ли он раньше Арраха бар Ригона? Встречались ли они? Это было вполне вероятно — ведь Рахи служил в столичном гарнизоне. Правда, воинские чины у них с Нуратом весьма различались; в конце концов, стратег мог и не знать всех юных отпрысков благородных фамилий, нашедших себе теплые местечки в гвардии. Но если встречи были, то не мешало бы заранее выяснить, чем они кончались. К сожалению, целитель Арток тут помочь не мог; у него не было столь детальной информации о служебных делах своего подопечного. Блейд отыскал его взглядом — бар Занкор стоял в сторонке и о чем-то шептался с молодым пухлощеким офицериком в блестящей кирасе и щегольском синем плаще с богатой вышивкой; потом сунул ему в руку нечто небольшое и продолговатое, похожее на свиток пергамента.
Наконец полководец повернулся к Ильтару.
— Приветствую тебя, вождь, на земле империи, — ровным голосом произнес он. — Твой отряд встанет лагерем у южной дороги, сразу за городской чертой. Вас проводят; это место назначено для сбора армии. Подготовка займет еще месяц. Твои люди могут отдыхать и ходить в город. Проследи, чтобы не было ни ссор, ни смертоубийств.
Ильтар молча поклонился, и глаза стратега переместились на Блейда.
— Значит, ты победил хайрита? — взгляд бар Нурата был холоден, как у кобры. — И сам стал хайритом, я вижу? — он пренебрежительно усмехнулся, разглядывая высокие сапоги, штаны и легкую кирасу Блейда. — Слышал я о тебе, но вижу в первый раз… и будь моя воля, никогда бы ты не попал в этот поход! Я отправил бы тебя гнить на пост Береговой Охраны где-нибудь на ксамитской границе… — щека военачальника непроизвольно дернулась. — Но мне настоятельно рекомендовали взять тебя, хотя, по слухам, ты слишком буен и непокорен для простого октарха. Ну, прибился к хайритам, и ладно… они за тобой присмотрят… Как-никак, своя кровь… — едва заметная презрительная улыбка снова скользнула по его лицу. Затем стратег взглянул на Ильтара: — Что он у тебя делает? Выносит навоз?
— Командует второй сотней, — невозмутимо сообщил Ильтар. — Как-никак, своя кровь!
Бар Нурат усмехнулся, оценив шутку. Блейд слышал, что в армии его не любили — за излишнюю жесткость и пристрастие к дисциплине, — но уважали, и человек он был по-своему справедливый.
— Ну, ну… — пробормотал полководец и пустился обсуждать с Ильтаром размеры положенного хайритам довольствия и кормов для таротов, иногда обращаясь за нужными сведениями к окружавшим их офицерам — видимо, интендантам.
Кто-то тронул Блейда за плечо. Он обернулся — юный офицер с пухлой розовой физиономией мерил его пристальным взглядом, пытаясь изобразить на лице надменное безразличие. Судя по значкам на кирасе и отворотах синего плаща, парень являлся младшим сардаром, то есть, по боевому расписанию, командиром второй полуорды; однако любому бывалому солдату было ясно, что этот щеголь не нюхал ни пороха, ни харчей из армейского котла. Он явно относился к иному ведомству, представителей которого Блейд чуял за версту. За спиной юнца маячил бар Занкор, делая какие-то неопределенные жесты руками и гримасничая — не то о чем-то предупреждал, не то пытался предостеречь.
— Велено явиться, — сообщил офицерик.
— Куда? — Блейд приподнял брови.
— Я провожу, — уклончиво ответил щеголь не допускающим возражения тоном.
— Но… — начал Блейд, оглядываясь на осскую сотню. Согласно его понятиям о воинском долге, командиру следовало прежде всего поставить людей на довольствие. И там оставался Чос — с Тарном!
— Никаких «но»! — казалось, юнца начала забавлять эта ситуация. — Я же сказал — велено явиться!
Блейд стал закипать. Не обращая внимания на отчаянные сигналы бар Занкора, он сгреб наглеца за плечи, чувствуя, как под руками прогибаются пластины тонкой парадной кирасы, и приподнял в воздух.
— Слушай, парень, когда меня зовут, я хочу знать, кто зовет и куда! И если твои манеры не станут лучше, я отправлю тебя к хозяину пинком под зад!
Ноги юного офицера болтались в футе от земли, лицо побледнело. Бар Нурат и Ильтар, прекратив свою торговлю из-за кормов, вместе с интендантами наблюдали за сценой — как показалось Блейду, не без удовольствия. Бар Занкор, всплеснув руками, подскочил к нему и уцепился за локоть.
— Рахи, перестань! Тебя требует наш щедрейший казначей, милосердный Страж спокойствия Амрит бар Савалт! Немедленно!
— А ты что скажешь? — рявкнул Блейд и встряхнул свою жертву.
Но тот ничего сказать не мог, только кивнул головой. Блейд отпустил его, и щеголь, не удержавшись на ногах, упал на колени. Он повернул голову налево, потом — направо, с ужасом разглядывая глубокие вмятины в наплечниках доспеха.
Блейд помахал рукой Чосу. Тот бросился бегом; Тарн рысил за ним, опустив голову с остроконечным рогом, словно готовился кого-то проткнуть.
— Двадцать человек, десять зверей — со мной! — велел Блейд своему напарнику. — Остальных отведешь в замок. — Он повернулся к стратегу: — Надеюсь, досточтимый бар Нурат не возражает, чтобы воины из клана моей матери остановились в доме Ригонов?
— Не возражаю, — буркнул военачальник. — Армейская казна сэкономит немало золотых…
— Нет, так дело не пойдет, мой господин! Что положено, то положено и должно быть выдано! — воскликнул Ильтар, подмигивая кузену и увлекая бар Нурата к интендантам. — Особенно, что касается вина…
Они опять пустились в споры, а Блейд, подхватив юного щеголя за пояс, забросил на второе седло Тарна.
— Мудрейший бар Занкор, — он поклонился целителю, — тебя я тоже прошу быть гостем моего дома. Чос позаботится о тебе. — С этими словами Блейд вскочил на спину тарота и осведомился через плечо: — Кто-то собирался меня проводить? Так куда двинемся?
— Н-ня пл-щадь… пл-щадь Спо… Спокос-свия… — проблеял сзади офицерик; он был раздавлен, уничтожен и ощущал судороги в животе от страха перед этим огромным, страшным, рогатым и шестиногим чудовищем. Да и хозяин его был ничем не лучше!
Махнув Ильтару, Блейд поскакал через площадь к воротам в обрамлявшей ее с запада стене. Минут через пять сзади раздался топот копыт — его нагонял десяток боевых таротов. На втором седле все было тихо. Оглянувшись, он увидел позеленевшую физиономию посланника казначея; тот судорожно вцепился руками в переднюю луку седла.
Подавив невольную усмешку, Блейд начал для развлечения уточнять положение этого юнца в табели о рангах айденской армии. Ему уже было известно, что ордами командовали сардары, которых он про себя приравнял к полковникам. Орда, основная войсковая единица, делилась на две полуорды, наступавшие двумя квадратами по девять ал в каждом. Вторую полуорду вел младший сардар, капитан. Алы шли плотным строем восемь на восемь бойцов во главе с алархами, которые, однако, не дотягивали до чина лейтенанта, ибо к благородному сословию не относились. В лучшем случае их можно было считать сержантами. Один из восьми ратников в шеренге был октархом — капралом по земным понятиям. Существовало еще звание клейта, которого удостаивались молодые люди из сословия нобилей на период обучения воинскому искусству; обычно они служили адъютантами при стратегах-генералах. Теперь же Блейд встретил офицера, который, хотя и был в чине младшего сардара, явно относился к разряду полицейских крыс; после некоторых размышлений он присвоил щеголю звание инспектора и на том успокоился.
Миновав ворота и проулок, застроенный глухими кирпичными зданиями воинских складов, отряд свернул налево, на довольно широкую улицу, именовавшуюся Крепостным проездом. Она тянулась мили на три от крепости на мысу — форта Береговой Охраны — до Имперского Пути и центральных площадей. Блейд смутно припоминал, что Адн-эн-Тагра являлась огромным городом, привольно раскинувшимся на прибрежной равнине и не имевшем стен. С востока его защищала довольно широкая река, с запада и юга — каналы и полосы леса, отделявшие столицу от загородных поместий знати. Однако лучшей защитой Тагры являлись флот и армейские части, расквартированные в многочисленных лагерях. Город, лежавший в центре могущественной державы, не нуждался в стенах.
Всадники неторопливо ехали по прямой как стрела улице, удаляясь от моря. Народа здесь толпилось предостаточно: видимо, весть о прибытии флота с наемниками не была тайной, и обитатели Тагры собрались поглазеть на северных варваров. В окрестностях Крепостного проезда жили в основном отставные ветераны — те из них, кто предпочел положенному земельному наделу в провинции судьбу мелкого лавочника или содержателя кабака. Их семьи служили солидным источником пополнения айденской армии, а верность императору была незыблемой — пока тот платил пенсию.
По мере приближения к городскому центру одноэтажные и двухэтажные кирпичные здания лавок, таверн, постоялых дворов и бань для простого люда постепенно сменялись более помпезными и высокими строениями из камня — особняками мелкой знати, служилого дворянства, поставлявшего Айдену чиновников, офицеров и моряков. Как убедился Блейд, Тагра была процветающим городом, о чем свидетельствовали и чистота улиц, и ухоженный вид домов, и богатство лавок, и деловая суета, царившая вокруг. За порядком здесь следили строго: он не раз видел на перекрестках конные патрули гвардейцев и синие туники стражей порядка — полиции бар Савалта, к которой, видимо, относился и посланный за ним офицер,
Он начал гадать, зачем Рахи столь спешно понадобился щедрейшему казначею. Возможно, его собирались прямиком препроводить в пыточные подвалы, чтобы дознаться о том, чего не пожелал — или не мог — рассказать старый Асруд? Вся эта история с поисками мифического пути на Юг напоминала Блейду попытки сотворения философского камня или гомункулуса, имевшие место в земном средневековье. Он хорошо помнил, чем обычно кончали незадачливые алхимики, и это его не вдохновляло.
Конечно, он всегда мог исчезнуть из этого мира, Минутное сосредоточение, произнесенный мысленно пароль — и врата Айдена захлопнутся за ним. Навеки! Со всеми неразгаданными тайнами и — что скрывать! — некоторыми удовольствиями, которые могли ожидать его в будущем. Он пробыл тут еще слишком недолго, всего четыре недели по земному счету, и подобное бегство означало одно — поражение. Недопустимый выход для самолюбивого человека! К тому же Блейда мучило любопытство.
Таинственная «зажигалка» вместе с вазой, даром Арьера, осталась в его мешке, который Чос должен доставить в родовой замок бар Ригонов. Вот и еще один неразгаданный секрет! Несомненно, Хейдж не отказался бы взглянуть на это устройство. Но даже если бы крохотный приборчик был сейчас у него в ладони, где гарантия, что эту штуку удалось бы прихватить домой? Ведь на сей раз он путешествовал не в своем телесном обличье…
Были и другие неясные моменты, с которыми Блейду хотелось разобраться на досуге. Например, странное — хотя и благожелательное — внимание, которое уделял ему целитель бар Занкор.
Крепостной проезд кончился, и кавалькада свернула на широкую магистраль Имперского Пути, упиравшуюся в площадь Согласия. С севера над ней нависал утопавший в зелени садов холм с императорским дворцом из полированного разноцветного камня; наверх тянулись величественные лестницы и извивавшаяся серпантином дорога для въезда экипажей. В восточной части площади высился Скат Лок — мрачноватый замок из черного базальта, в котором располагался военный департамент; с юга ее замыкало огромное длинное здание гвардейских казарм с конюшнями в нижнем этаже. Посередине его была огромная арка — для проезда на следующую площадь. Она именовалась площадью Спокойствия и была зажата между казармами и не менее пышным и длинным корпусом Казначейства.
Согласие и спокойствие! То были краеугольные камни Айдена, которые, в свою очередь, поддерживались и охранялись неустанными трудами чиновников Скат Лока и Казначейства. Так что в расположении этих зданий просматривался глубокий символический смысл.
Хайритский отряд пересек обе площади под любопытными взглядами зевак и остановился у широкой двойной лестницы трехэтажного корпуса Казначейства. В количестве этажей тоже заключалась некая символика, ибо собственно имперское казначейство располагалось на третьем этаже. На втором находилась Обитель Закона, на первом — департамент охраны спокойствия, проще говоря — полиция. Так что любому негодяю, возымевшему преступное намерение дорваться до имперского кошелька, предстояло вначале иметь дело с дубинкой и законом. По давней имперской традиции должности щедрейшего казначея, достопочтенного верховного судьи и милосердного Стража спокойствия находились в одних руках. И сейчас их совмещал Амрит бар Савалт.
Блейд спешился, поправил за плечом длинный чехол с франом и поднял глаза на офицерика в синем; тот несколько ожил при виде родных стен.
— Ну, веди, парень, — буркнул Блейд и, повернувшись к своим всадникам, приказал: — Не спешиваться, арбалеты держать наготове. Если не вернусь до заката, в драку не вступать. Отправитесь в лагерь и сообщите новости Ильтару.
Офицер соскользнул вниз по могучему боку Тарна и сразу отбежал подальше, к лестнице, где уже ждали еще трое в синем. Что-то возбужденно прошептав им, он замахал рукой Блейду и бросился вверх по ступеням. Неторопливо шагая к провожатым, странник бросил взгляд на солнце — до заката, по земным меркам, оставалось часа два. Вряд ли беседа с бар Савалтом займет больше времени. Он поклялся про себя сохранять сдержанность и осторожность. Хотя это путешествие в Измерение Икс осуществлялось в несколько иных условиях и не грозило непосредственно его жизни, покидать Айден по рецепту Джека Хейджа он не хотел.
Его доставили к роскошной двери резного розового дерева и, после недолгого ожидания, препроводили в кабинет. Грозный сановник оказался невысоким, тощим и жилистым человеком лет пятидесяти с рыжими патлами и длинным носом, украшавшим крысиную физиономию. Он восседал за столом необозримых размеров, уставившись на клочок желтоватого пергамента. Блейд припомнил советы целителя — казначей был весьма неглуп, крайне жесток и любил, чтобы с ним говорили почтительно и витиевато.
Бар Савалт кивнул на кресло у стены. Блейд, однако, остался недвижим, и брови хозяина кабинета удивленно приподнялись.
— Ну, молодой Ригон, ощутил тяжесть императорской руки? — голос у него оказался неожиданно гулким. Блейд молча кивнул. — Так, ощутил, вижу… Но велел я тебе сесть, а ты — стоишь… Из гордости или из смирения?
— Из смирения, достопочтенный… — Блейд покорно склонил голову, соображая, сколько ребер Стражу спокойствия он мог бы переломать с одного удара. Получалось, что не меньше трех — кулаки у Рахи были здоровые.
Словно догадавшись об этих подсчетах, бар Савалт подозрительно уставился на него и вдруг рявкнул:
— А ну, садись!
Блейд сел, куда было ведено. Кресло оказалось старым, низким и продавленным; колени сидящего торчали чуть ли не на уровне груди. Из такого быстро не выскочишь… Несомненно, Страж спокойствия являлся профессионалом, хорошо понимавшим, когда не помешают кое-какие меры предосторожности.
Бар Савалт свернул пергамент, встал и, поигрывая желтоватым свитком, начал расхаживать по кабинету. Он молчал, только время от времени, резко поворачиваясь у стены, косился на гостя темными зрачками. «Допрос в три стадии, — с беспристрастностью специалиста отметил Блейд. — Сперва — создать гнетущую атмосферу, затем — приступить к запугиванию… и, наконец, осчастливить щедрыми посулами».
Действуя в полном соответствии с этой методикой, Страж спокойствия начал зловещим голосом:
— Итак, Аррах бар Ригон, ты полон смирения. Это хорошо, очень хорошо. Может, вспомнил что-нибудь? Нет? Ну, ладно… Империя велика, и молодые крепкие ратники нужны везде, особенно на границе с Ксамом. — Он с минуту помолчал, вышагивая от стены к стене. — Или, к примеру, новый южный поход… Немногие из него вернутся! Но империя не платит денег зря ни своим солдатам, ни варварам. Если империи нужен путь на Юг, то она найдет его — так или иначе… И не уступит безбожным ксамитам! Хотя указавший короткую дорогу был бы взыскан милостями… весьма достойно взыскан, могу сказать.
Блейда так и подмывало расспросить щедрейшего и милосердного о таинственной дороге на Юг и о том, какое отношение ко всей этой истории имел покойный Асруд. В просторечии «отправиться на Юг» означало просто отдать концы; в южных пределах, за неведомыми степями, лесами и Великим Болотом, находилось, согласно имперской мифологии, загробное царство бога света Айдена. Но иногда эти же слова употреблялись в каком-то ином смысле, пока для него неуловимом. Десятки вопросов готовы были сорваться с его губ, но странник понимал, что выказывать свою неосведомленность слишком опасно. По крайней мере, следовало вначале подвести высокого собеседника к разумной гипотезе о причинах такой неосведомленности.
— И если сын пэра империи бар Ригона ничего не может вспомнить про южные пути, — продолжал жужжать голос казначея, — то придется ратнику Рахи идти в поход и искать дорогу — в пыли, в жаре, в гнилом воздухе болот… Ну как, память не стала лучше?
— Хочу сообщить милосердному, — ровным голосом начал Блейд, — что на садре случилось мне встретиться с алархом Ратом из пятой орды Береговой Охраны… да будет щедр к нему Айден в своих загробных чертогах! Но до той поры, как Рат навсегда отправился на Юг — по дороге, которую все мы пройдем рано или поздно, — он чуть не спровадил в те края одного бедного октарха. У того октарха в голове и раньше-то было немного, а после кулаков Рата память совсем отшибло. Но целитель бар Занкор сделал, что мог… и потом не раз удостаивал мудрыми беседами… Под конец же сказал: «Рахи, молись за душу аларха Рата, ибо его кулак вправил тебе мозги и научил смирению…» Я и молюсь каждый вечер… Только вот не все помню, что прежде было…
Блейд в раскаянии поник головой, бар Савалт же, слушая ею витиеватые речи с явным наслаждением, довольно кивал, отбивая такт пергаментным свитком. Когда был упомянут целитель бар Занкор, кивки стали особенно энергичными, и Блейд понял: либо Страж спокойствия числит лекаря по своему ведомству, либо расположен к нему по иным причинам.
— Что ж, бывает и так… Люди теряют память, а потом она к ним возвращается… — согласился казначей. — О той драке и ее последствиях я наслышан и рад, что ты все рассказал чистосердечно. Бар Занкор подтвердил… а он — целитель мудрый и достойный доверия. Однако задачи нашей это не решает, скорее наоборот. Так что судьба тебе, воин, идти в южный поход под рукой стратега бар Нурата. И пойдешь ты с отрядом варваров, привезенных с севера, — тем более, что вождь их о том просил еще в Каире, и вы с ним вроде бы родичи… А я полагаю, — тут Страж спокойствия вперил в Блейда немигающий взгляд, — что родич за родичем лучше присмотрит. Не он за тобой, конечно, а ты — за ним…
Блейд всей физиономией изобразил, что рад стараться, и казначей довольно хмыкнул. Потом еще раз оглядел распростертую в кресле фигуру и сказал:
— Для имперской чести убыток, если к варварам пошлют простого десятника… пойдешь с ними алархом! С бар Нуратом я договорюсь. Конечно, не прежний твой чин в столичной гвардии, но все же… Войско выступит через месяц, — пять земных недель, отметил про себя Блейд, — приглядывай это время за хайритами… И запомни — если будет тебе что сказать насчет южных путей, все может перемениться… Милость императора безгранична, как, кстати, и земли бар Ригонов, которые по глупости потерял твой отец… Иди!
У порога Блейд обернулся и чуть кашлянул. Бар Савалт, уже сидевший за своим огромным столом, поднял голову.
— Ну, что еще?
— Прости мой дерзкий вопрос, — Блейд был само смирение, — не тяготят ли тебя многотрудные и одновременные обязанности казначея, судьи и Стража спокойствия? Как ты справляешься со всеми делами, щедрейший?
Бар Савалт гулко расхохотался.
— Этот Рат воистину вправил тебе мозги! Насколько мне известно от моих людей, — Страж спокойствия неопределенно повел глазами куда-то в сторону, — Рахи, сын старого Асруда, раньше не задавал умных вопросов! Его больше интересовали цены на женщин в кабаках Торговых рядов… — внезапно казначей стал серьезным и произнес: — Что ж, я тебе отвечу, аларх… И если у тебя хватит ума, чтобы меня понять, ты в алархах не задержишься. Так вот, — он задумчиво потер длинный нос, — власть над людьми дают деньги, законы и кнут. Их надо держать в одной руке, — бар Савалт продемонстрировал свой небольшой жилистый кулак. — Но обязанности мои, как ты заметил, многотрудны, и я не успеваю то здесь, то там… Значит, император всегда найдет на мне вину, когда пожелает. То ли я налогов не добрал, то ли спорщиков плохо рассудил, то ли воров не сыскал… И потому, хоть деньги, законы и кнут в моей руке, но императорская рука — на моем горле… Понял, аларх?
В тот вечер Блейд добрался в свое родовое гнездо только после захода солнца. Уставший — не столько от физических усилий, сколько от нервного напряжения, — он бросил мимолетный взгляд на фасад из красноватого гранита, на сторожевые башенки, возвышавшиеся над округлой аркой ворот, на освещенные окна главного зала на втором этаже. Всадников поджидал Чос; он стоял у ворот вместе с представительного вида пожилым мужчиной и двумя дюжими стражниками. Когда Блейд спрыгнул с седла, его напарник вскарабкался Тарну на спину и попел хайритскую десятку и казарму на заднем дворе. Пожилой, оказавшийся серестером — управляющим замка, — с поклонами и пожеланиями здоровья повел молодого хозяина наверх. Блейд смутно помнил, что звать его не то Клем, не то Клам.
Едва он одолел первый пролет лестницы из бледно-зеленого мрамора, как послышался торопливый перестук туфелек и навстречу ему бросилась девушка. Она повисла у Блейда на шее, обдавая его ароматом юной женской плоти и тонким горьковатым запахом духов.
— Рахи! Братец! Жив, жив! — она плакала и смеялась одновременно.
Блейд бросил взгляд поверх ее головки, что оказалось непросто — Лидор была высокой и стройной девушкой, и пышная копна ее золотистых волос почти закрывала ему лицо. На лестничной площадке, улыбаясь, стояли бар Занкор и Ильтар. Он автоматически отметил, что хайритский кузен успел-таки добраться сюда — и наверняка не один, а с сотней-другой воинов, поджидавших сигнала где-то в просторных дворах замка. Да, на этого человека можно было положиться!
Затем Лидор чуть отстранилась, тонкие изящные пальцы легли на щеку Блейда, зеленоватые колдовские глаза смотрели на него с безоглядным доверием и любовью. Но вдруг рот ее приоткрылся, словно в недоумении, на высоком гладком лбу прорезались морщинки.
— Рахи, что с тобой? — тихо прошептала девушка. — Ты так изменился… Брат мой, где ты потерял свое лицо?
Ричард Блейд мог быть доволен. Прошло не больше месяца — айденского месяца, состоявшего из тридцати пяти дней, — как он очнулся на садре под сапогами рыжего аларха Рата. И хотя за это время он не достиг высоких чинов, не соблазнил супругу императора, не воссел на трон и не выиграл крупных баталий — если не считать поединка с Ольмером и молчаливой схватки на плоту, в результате которой Рат пошел на корм местным акулам, — он все же пребывал сейчас в относительной безопасности, владея телом, состоянием и частично даже памятью молодого нобиля, так разительно похожего на двадцатичетырехлетнего Дика Блейда. Он совершил морское путешествие в северную страну — весьма увлекательное, если вспомнить о пылкой Зие и не менее пылкой дочери Альса из Дома Осс; он стал одним из предводителей отряда наемников, что гарантировало в скором будущем новые приключения; он обнаружил массу загадок в этом мире — начиная от странной «зажигалки», заботливо упрятанной сейчас в потайном ящике стола в кабинете покойного Асруда, и кончая следами инопланетной цивилизации. Все эти секреты возбуждали в нем любопытство и были вполне достойны его проницательного ума. Он совершил подвиг, перерубив рукоять франа, чья неподатливая упругость тоже являлась загадкой, и завоевал уважение суровых северных воинов, готовых следовать за ним до самых пределов таинственного Юга. Наконец, он обзавелся родичами и огромным замком, который облазил за последнюю неделю от необъятных подвалов до многочисленных чердаков.
Этот древний замок был тесно связан с пятисотлетней историей рода бар Ригонов, глава которого входил в дюжину пэров Империи, Стражей Юга и Севера, Востока и Запада; срединные области страны, по традиции, считались доменом императора. На протяжении веков Ригоны занимали высшие должности министров и полководцев, свято соблюдая лояльность к центральной власти. Затем род пришел в упадок, и замок полстолетия простоял необитаемым — наследники из боковых линий не имели средств, чтобы достойно содержать огромное сооружение. Наконец лет сорок назад в столице появился Асруд, будущий отец Рахи. Уже тогда он выглядел зрелым человеком — мужчина в расцвете сил, которому перевалило за третий десяток. Как считали в столице, Асруд, потомок по прямой линии младшего брата последнего пэра Ригона, прибыл из западных пределов, где обитали остатки некогда великого рода. Считалось также, что он разбогател, торгуя с Хайрой и неведомыми землями Ближнего Юга. Богатство его не было эфемерным, ибо свои права на титул Асруд подкрепил не только древними грамотами, но и тремя увесистыми сундучками с добрыми имперскими марками. Получив этот «налог на наследство», казначей, издревле выполнявший в Айдене и обязанности верховного судьи, признал подлинность грамот, что и было вскоре заверено подписью и печатью самого императора.
Новому пэру Ригону возвратили дворец и загородное поместье — ничтожную часть бывших владений рода. На большее Асруд не претендовал; необозримые владения на берегах Западного океана, сила, слава и опора бар Ригонов, были давно поделены между прежними вассалами и императорской казной. Правда, со временем значительная их часть вернулась под руку Асруда, ибо сундучки его казались неистощимыми, извергая, при необходимости, целые золотые водопады. Он прикупил много имений в других частях страны, так что одно время бар Ригоны владели, пожалуй, большими землями, чем во времена своего расцвета. Вот только собственных войск у них не было — эту привилегию айденских пэров отменил император Ардат Седьмой еще двести лет назад.
Асруд привел в порядок старый замок — огромные здания в три этажа, башни и пятидесятифутовой высоты стены. Замок был выстроен в виде сильно вытянутого прямоугольника сто на пятьсот ярдов и являл собой образец классической айденской архитектуры: замкнутый периметр зданий и стен с обширными дворами внутри. Главный фасад — северная короткая сторона замка — выходил на Имперский Путь; высокая арка, перекрытая бронзовыми воротами, вела в первый двор, большой, квадратный, вымощенный камнем и предназначенный для торжественных приемов. Сзади, слева и справа его охватывало П-образное главное здание; в нем размещались анфилады парадных залов, галереи с редкостями, храм бога Айдена, кухни, кладовые и помещения охраны. Впереди двор перегораживал длинный флигель, замыкавший букву «П» снизу; это строение с пышными колоннами, стрельчатыми окнами, лестницами, верандами и балконами и являлось обителью бар Ригонов, известной как Внутренний дворец. За ним ярдов на триста тянулся великолепный парк с фонтанами и роскошным цветником; сюда допускали только самых близких друзей, которых, впрочем, у Асруда водилось немного.
За Внутренним дворцом боковые крылья главного здания переходили в чудовищной толщины стены, огораживавшие парк с востока и запада. Над ними торчали сторожевые башни; с восточных была видна гладь Голубого канала, тянувшегося к торговому порту, с западных — полоска леса, за которой начинались сельские поместья знати. Как и положено для Стражей закатного предела империи, замок бар Ригонов располагался на западной окраине столицы.
Предполагалось, что обе «Садовые стены» монолитны и в их толще не скрывается ничего. Челядь, однако, поговаривала разное, сплетничая про камеры с сокровищами и секретные проходы, пробитые в стенах, ширина которых у основания составляла футов сорок. Правды не знал никто, возможно — даже сам Асруд; замок был древен и полных планов его не сохранилось.
Южную его часть выстроили симметрично северной — такое же П-образное здание, выходившее фасадом на Большой Торговый тракт и замыкавшее в своей каменной горсти хозяйственный двор; от парка эту часть отделяла высокая стена. Тут располагались конюшни, огромные кладовые, арсенал, казарма на пятьсот бойцов, ныне почти пустовавшая; здесь же обитали слуги, числом не менее двух сотен, управляемые серестором Кламом, местным мажордомом.
Сейчас Клам вытянулся рядом с Чосом за креслом хозяина, водруженным в холодке у внутренней стены. В кресле восседал сам Ричард Блейд — или Аррах бар Ригон, — готовый воздать по заслугам и верным, и неверным челядинцам. Чтобы воздаяние оказалось достаточно весомым, у ног Блейда стоял сундучок с серебром, по правую руку высился помост с аккуратно разложенным по краю пыточным инструментарием, а по левую — для устрашения — выстроился десяток хайритов из его сотни. На краю помоста, поигрывая бичом, сидел мускулистый парень — палач. Хайриты, развлекаясь, корчили зверские рожи; то один, то другой демонстративно проводил большим пальцем по лезвию, словно проверяя остроту заточки франа.
По просьбе своей прекрасной сестры Блейд чинил суд и расправу над слугами, весьма разболтавшимися в последнее время. Некоторые возомнили, что если старый Асруд казнен, а род его подвергся опале, то они могут безбоязненно шарить в кладовых и винных погребах! А кое-кто даже попробовал посягнуть на святость хозяйских покоев! Серестер Клам, в распоряжении которого находился отряд охранников, боялся применять крутые меры, ибо мог в одну прекрасную ночь получить нож под ребро. Впрочем, он был человеком добропорядочным и верным, хотя и трусоватым.
Сейчас Блейд готовился безбоязненно навести порядок в своем курятнике, ибо немилость императора, павшая на семью старою Асруда, если и не прошла совсем, то, по крайней мере, смягчилась. Молодой бар Ригон был назначен специальным имперским представителем — и наблюдателем! — в отряд хайритов. Ибо, как мудро рассудил семь дней назад Амрит бар Савалт, если северные варвары хотят заполучить бездельника Рахи, то к чему им препятствовать?
Блейд окинул взглядом толпу челядинцев. Все они — за малым исключением — были людьми из западных поместий Ригонов, потомственными слугами рода, отчим наследием, и даже самых ленивых из них гнать вон не полагалось. Поучить — другое дело. Отчасти он уже навел порядок — конюхи чистили стойла, таротов и лошадей, готовясь к осмотру; казарма, в которой вольготно разместились двести тридцать воинов Дома Осс, была вымыта до блеска; большинство женщин, под присмотром служанок Лидор, принялись за уборку в парадных покоях; у ворот и на башнях снова стояли часовые. Две дюжины хорошо вооруженных и обученных охранников были вполне надежны; по словам Лидор, они лишь немного растерялись в отсутствие крепкой хозяйской руки. Блейд поставил над ними Чоса, и тот моментально восстановил дисциплину среди стражей с помощью кошеля с серебром и пары-другой затрещин.
Во дворе скопилось сотни полторы народа. Отдельно — по приказу Блейда — поставили чужаков, нанятых в столице: трех музыкантов, парикмахера, ювелира и библиотекаря. Все они имели доступ в покои Внутреннего дворца, и все были под подозрением. Но с ними он собирался разобраться попозже; сперва следовало покончить с мелочами. Блейд кивнул Кламу, и серестер, откашлявшись, развернул длинный свиток пергамента.
— Туг, замечен в краже окорока, — огласил он начало списка. — Донес Кер, помощник повара.
Блейд повернулся к Чосу.
— Что положено укравшему съестное по уставу Береговой Охраны?
Его напарник наморщил в раздумье лоб, сверля взглядом несчастного Туга, дородного молодца с западных равнин.
— Усекновения левой руки на первый раз будет достаточно, — с безразличным видом сообщил он.
Туг повалился на колени; его пухлые щеки тряслись от страха.
— Помилуй, хозяин! Я же… я же… впервые…
— О, мощная Шебрет! Порази этого болвана бессилием от пупка до колена! — Чос был неподражаем. — Ему же было ясно сказано — всего лишь левая рука! Потому что на первый раз. А на второй… — Чос задумался, что-то вычисляя про себя. — Большой был окорок? — неожиданно спросил он. Туг показал, отмерив дрожащими руками примерно полтора фута. — При второй краже кость от окорока надо забить в задницу вора.
Взревев от ужаса. Туг распростерся на земле. Блейд задумчиво почесал кончик носа.
— Благодари светлого Айдена, Туг, что ты не служишь в Береговой Охране, — сказал он. — Я полагаю, десять плетей будет достаточно. Помощнику повара Керу выдать десять марок серебром.
Туга оттащили к помосту, и палач взялся за дело. Минут пять раздавались вопли преступника, которым аккомпанировал звон монет, отсчитываемых Кламом. Затем серестер снова сунул нос в свой кондуит.
— Дия, — сообщил он. — Была дерзка со старшей служанкой госпожи. Отказалась мыть дворцовую лестницу, заявив, что от горячей воды ее руки огрубеют.
Эта девица, весьма миловидная, и впрямь оказалась дерзкой — посмела строить глазки молодому хозяину! Блейд призадумался. Портить мягкую шкурку этой красотки он не хотел — не ради нее самой, а в память о Зие, на которую она походила и именем, и внешностью. Неожиданно на его губах заиграла улыбка. Да, такое решение будет наилучшим! В конце концов, его денщику и верному оруженосцу тоже положен кусок сладкого пудинга!
— Ты, девушка, можешь выбирать, — ласково начал он, — либо десять плетей, либо… — Блейд покосился на Чоса. — Ты знаешь самую длинную лестницу, которая ведет на привратную башню? На ту самую, где на пятом ярусе отведена комната для нового начальника стражи? — Обескураженная девица кивнула. — Так вот, выскребешь ее от низа до двери достопочтенного Чоса. А когда кончишь, он определит тебе дальнейшее наказание. — В толпе слуг раздались смешки. — Ну, что тебе больше нравится?
Побледнев, Дня бросила затравленный взгляд в сторону помоста, где поигрывал плетью палач.
— Я вижу, ты уже сделала выбор, — Блейд посмотрел на Чоса, который скалился во весь рот. — Тогда приступай немедленно! Как раз к ночи и кончишь. — Он повернулся к серестеру: — Скажи-ка мне, кто мыл дворцовую лестницу вместо этой лентяйки?
— Калайла и Дорта, служанки самой госпожи. А они уже не молоды и не имеют прежних сил! Зато усердны.
— Каждой — по пять монет, — приговорил Блейд.
Судилище двигалось к завершению семимильными шагами, и постепенно слуги стали понимать, что молодой Рахи — малыш Рахи, которого многие из них знали с детства, — спуску никому не даст. И потом, эти страшные северные варвары, заполонившие казарму и хозяйственный двор! Правда, они никого пока не обидели, но каждому было ясно, что по приказу молодого хозяина они сделают из смутьянов мясной фарш!
Наконец в сундучке показалось дно, а усталый палач начал то и дело смахивать со лба пот. По знаку Блейда к его креслу приблизилась последняя группа — музыканты, библиотекарь, парикмахер и ювелир.
Серестер Клам снова сунул нос в свой список.
— Установлено, — осипшим голосом начал он, — что из спальни старого господина пропал ценный предмет — кинжал с красными камнями на ножнах и рукояти. Тот самый, который наш милостивый хозяин всегда носил на поясе, а отходя ко сну, клал рядом на столик. Когда ночью нашего милостивого хозяина схва… гм-м… вызвали в Обитель Закона, кинжал, как всегда, лежал на столе. И никто того кинжала не касался, даже молодые господа, ибо хозяин Асруд любил, чтобы его вещи оставались там, куда он их положил. И мы все ждали, что хозяин вот-вот вернется… — Клам со всхлипом втянул воздух, потом справился с волнением и продолжил: — Десять дней назад, незадолго до возвращения с севера господина нашего Арраха, кинжал пропал… То есть пропал он, может, и раньше, но Дорта, прибиравшая спальню, заметила пропажу только тогда… и сразу же доложила молодой хозяйке.
Клам прочистил горло и замолчал, поглядывая на Блейда. Тот скосил глаз в сундучок, где еще посверкивали редкие монетки.
— Дорте выдать еще пять марок, остальное — палачу, за труды. И пусть парню принесут пива. Главная работа у него впереди.
Повергнув челядь в трепет этим зловещим заявлением, Блейд пристально уставился на подозреваемых. Ювелир отпадал сразу.
Этот пожилой ремесленник имел свободный доступ в господские покои, но бывал там редко, лишь когда сдавал заказ. И в его мастерской, расположенной в углу хозяйственного двора, хватало и золота, и серебра, и камней. При желании он мог давно скрыться со всем этим добром в лабиринте Тагры или вообще бежать из столицы. Но он этого не сделал. Нет, ювелир был честным человеком.
Музыканты вызывали больше подозрений. По мнению Блейда, эти парни имели такой же воровато-богемный вид, как и их патлатые коллеги из бесчисленных лондонских рок-групп. Но с тех пор, как Страж спокойствия наложил свою руку на Асруда, молодым хозяевам стало не до развлечений. Трио музыкантов не появлялось во Внутреннем дворце уже много дней, и вряд ли у кого-нибудь из них хватило бы смелости залезть туда ночью. Уж проще ограбить мастерскую ювелира!
Блейд перевел немигающий взгляд на парикмахера. Этот не оставался без работы дольше двух дней — Лидор очень гордилась своими золотистыми локонами. Он постоянно бывал во дворце, но служанки молодой госпожи, все — женщины испытанной честности, поклялись во время предварительного дознания, что провожали парикмахера от входа до покоев Лидор и обратно. К тому же парикмахер был явным трусом, лоб его под взглядом Блейда покрылся потом, колени подгибались.
Серестер Клам, верный слуга, отпадал. Стражи дальше первого этажа не заходили и к тому же всегда дежурили во Внутреннем дворце попарно. Оставался библиотекарь.
Глаза Блейда остановились на щуплой фигуре Вика Матуша, бывшего книготорговца, ныне надзирающего за обширной библиотекой замка. Он собрал об этом типе кое-какие сведения. Матуш служил у Ригонов года три, с тех пор, как потерял из-за долгов собственную лавку, и в книгах действительно знал толк. Правда, молодые слуги жаловались на излишек внимания с его стороны, что, в общем-то, не считалось большим пороком — в Айдене царили свободные нравы. Был Матуш исключительно тощ; кости выпирали из-под туники, словно ее натянули на оживший скелет.
Заметив его бегающий воровской взгляд, Блейд уже не сомневался в окончательных выводах. На миг он с сожалением подумал о детекторе лжи, с помощью которого разоблачить похитителя было бы так просто, потом усмехнулся, вспомнив, что в его руках имеется гораздо более действенное средство — плеть палача. Она выбьет признание из этого мозгляка! Но Блейда интересовало не признание как таковое, и даже не сам кинжал, наверняка запрятанный где-то среди книг в библиотеке. Он хотел знать, зачем Матуш взял его. В спальне Асруда, не раз внимательно осмотренной им, находились два золотых подсвечника в локоть высотой, сундучок с золотыми марками, шкатулка с перстнями и бесценной нагрудной цепью из золотых дисков и огромных рубинов. Но Матуш схватил кинжал с серебряной рукоятью, инкрустированной мелкими камнями! Блейд не помнил, как выглядит похищенный предмет, но, осторожно расспросив Лидор и Клама, не сомневался, что по сравнению с цепью и подсвечниками кинжал был незавидной добычей.
И все же Матуш польстился на него. Почему? Конечно, он — жулик, но не дурак и не глупец… именно таких типов, во все времена и у всех народов, использовали вполне определенные ведомства. К тому же верная Дорта донесла, что за последние десять дней не раз натыкалась на Матуша, бродившего по нижнему ярусу дворца. Похоже, он искал дорогу к подвалам.
Блейд повернул голову и мигнул Чосу.
— Этого… тощего… Под плети!
— Клянусь молнией Шебрет, хозяин, он расколется после пятого удара! — заметил Чос, направляясь к трепещущей жертве.
Но он ошибся. Плеть просвистела только три раза, и Вик Матуш отдал концы. Несомненно, разрыв сердца. И, несомненно, от страха. Вот только кого больше боялся шпион — своего разгневанного хозяина или бар Савалта?
Да, Ричард Блейд мог быть доволен — и своими достижениями, и приятным обществом красавицы сестры, мудрого бар Занкора и неутомимого собутыльника Ильтара, и тем, с какой проницательностью он разыскал чертополох в собственном палисаднике. Однако доволен он не был, ибо таково свойство человеческой природы — не удовлетворяться достигнутым. И к Ричарду Блейду это относилось в гораздо большей мере, чем к любому другому. В частности, коли уж вспоминать о чертополохе, то выдернут он был слишком грубо и поспешно; теперь предстояло копаться в земле, выискивая остатки корешков.
Смущали Блейда и кое-какие обстоятельства, связанные с бар Занкором и Лидор. И если он намеревался в скором времени прояснить ситуацию с целителем, то отношения с сестрой представляли гораздо более тонкую материю. Она была слишком красива! Слишком красива для того, чтобы Блейд с чистой совестью мог испытывать к ней братские чувства. Он их и не испытывал. Он чувствовал нечто другое, совсем другое.
Поведение же самой Лидор представлялось крайне загадочным. Казалось, таинственным образом изменившееся лицо брата и его странная забывчивость (тут, правда, дело спасала история о кулаках Рата) должны были пробудить в девушке подозрения. И она, несомненно, что-то подозревала — Блейд чуял это всеми своими костями. Но Лидор отнюдь не избегала его; скорее наоборот. Она старалась проводить с ним как можно больше времени — фактически все время, какое оставалось у него после занятий с осской сотней, поучительных бесед с бар Занкором и тренировок с Ильтаром, продолжавшим натаскивать кузена в хайритском боевом искусстве.
Когда Блейд исследовал замок — под благовидным предлогом реставрации вышибленных Ратом воспоминаний, — она вызвалась сопутствовать ему и, натянув темную полотняную тунику, лазила вместе с братом по пыльным чердакам, мрачным подвалам, стенам, башням, бесчисленным лестницам, залам и переходам. Иногда она останавливалась в каком-нибудь закутке — вроде странного тупика, которым заканчивался подземный коридор под западной Садовой стеной (они-таки нашли там древний тоннель!) — и говорила нечто этакое: «А помнишь, Рахи, когда тебе исполнилось десять, а я была совсем крошкой, ты потащил меня в путешествие по подвалам… и мы чуть не заблудились… Помнишь, как разгневался отец?»
Конечно, Блейд не помнил ничего, и она это видела. Однако это не повергало девушку ни в печаль, ни в недоумение — весело рассмеявшись, она целовала Блейда в щеку или прижималась к его плечу, не подозревая о бурях, грохочущих в душе ее мнимого брата.
Сейчас Блейд сидел в библиотеке, наедине с бутылкой вина, и разглядывал свой трофей, обнаруженный вместе с Лидор в результате трехдневных розысков. То был кинжал старого бар Ригона; покойный Вик Матуш засунул его внутрь чудовищного пергаментного свитка, описывающего славные деяния Ардата Седьмого, — в полной уверенности, что никто и никогда не прикоснется к этой нуднейшей хронике двухсотлетней давности.
Лидор, сделав первый глоток вина из его чаши — чтобы отметить успешное завершение поисков, — тактично удалилась, оставив брата изучать семейную реликвию. Блейд вытащил кинжал из кожаных, с серебряными накладками ножен и осмотрел их. Ничего интересного, если не считать превосходной гравировки по серебру — на каждой из шести накладных пластин изображалось какое-нибудь мифическое чудище. Возможно, и не совсем мифическое; встретиться с такими тварями страннику не хотелось бы.
Вздохнув, он сунул ножны в горлышко вазы-раковины, подарка Арьера, украшавшего сейчас стол, и провел пальцем по клинку. Хорошая сталь, и размер подходящий, двенадцать дюймов — как раз хватит, чтобы воткнуть под левое ребро и достать до сердца. Лезвие, однако, казалось девственно чистым; если старый Асруд и пользовался им по назначению, то в давние, очень давние времена. Сколько помнила себя Лидор, ее отец всего лишь нарезал этим клинком мясо на своей тарелке. У Блейда не было оснований ей не верить.
Однако Асруд дорожил этой вещью. И не любил, когда ее трогали! Что это — старческая причуда, привычка к чему-то знакомому, всегда находившемуся под руками, или здесь кроется нечто большее?
Блейд снова вздохнул и приступил к изучению рукояти. Серебряная, как и следовало ожидать. Камни, мелкие рубины или гранаты, заделаны глубоко, чтобы не давить на ладонь. На конце — украшение: миниатюрная, сплющенная с боков головка демона с длинным носом и выступающими зубами. Здесь рукоятку охватывало тонкое кольцо, не больше десятой дюйма в ширину — будто на демона надели ошейник.
Задумчиво отхлебнув вина, Блейд безрезультатно попытался покрутить колечко, но оно явно было заделано намертво. Он нажал на каждый из дюжины камней — с тем же успехом. Потом осмотрел сочленение клинка и рукояти и поскреб это место ногтем. Никаких хитростей! Нижняя часть лезвия была залита в рукоятке свинцом — обычная примитивная технология крепления клинка, с которой он встречался не раз.
Бутыль из темного мутного стекла опустела наполовину, не приблизив его к разгадке секрета. Взглянув на нее, Блейд вдруг хлопнул себя по лбу и, подойдя к одной из стенных полок, начал копаться среди чистых свитков из пергамента и тонко выделанной рыбьей кожи. Где-то здесь он видел… Вот! Вот она! Он с торжеством вытащил из-за чернильного прибора грубую лупу. Эти айдениты просто молодцы! Уже шлифуют стекло… Кажется, бар Занкор говорил, что у некоторых флотских капитанов есть подзорные трубы…
Взяв со стола кинжал, он подошел к окну. Был ранний вечер; солнце, висевшее над западной Садовой стеной, еще давало вполне достаточно света. Блейд поднес лупу к голове маленького дьявола и увидел то, что он искал с таким упорством: на длинном серебряном носу и клыках были царапинки, в которых просвечивал другой, более темный металл. Железо!
А железо, как известно, гораздо прочнее серебра и лучше подходит для ключей. Особенно к неподатливым замкам.
— Рахи? — Блейд резко обернулся; в дверях стоял бар Занкор. — Так и думал, что найду тебя здесь, — с удовлетворением произнес целитель, шагнув в комнату. Он заметил в руках у Блейда лупу, и глаза его блеснули. — Кажется, носитель тайны сделал шаг к ее разгадке?
Блейд неторопливо отошел от окна, бросил на стол кинжал и прозрачное выпуклое стекло в бронзовой оправе, потом достал из шкафчика вторую чашу. Пришло время выяснить кое-какие детали, а вино, как известно, развязывает языки. Особенно старикам.
Старикам? Он поймал себя на мысли, что Арток бар Занкор был на год моложе его — не Рахи, конечно, а того настоящего Ричарда Блейда, чье тело сейчас распростерлось в ледяном саркофаге под башнями Тауэра. А ведь в той, земной, жизни он вовсе не считал себя стариком! Но Земля — это Земля, а Айден — это Айден. Другой мир, другая эпоха, другие точки отсчета. Здесь бар Занкор был для него стариком.
— Присядь, досточтимый, — он подвинул кресло, налил вина в массивную бронзовую чашу, — Почему ты зовешь меня носителем тайны? Хранитель — это было бы точнее.
Бар Занкор неторопливо отхлебнул глоток и покачал головой.
— Нет. Хранитель посвящен в тайну, ты же только носишь ее в себе, не ведая ни смысла ее, ни цели. Ни собственного предназначения.
— Так просвети меня, мудрейший Арток, — Блейд поиграл кинжалом, наблюдая, как блики струившегося из окна света стекают по лезвию. — Только не забудь объяснить, каким образом свиток пергамента, исписанный твоей рукой, попал на стол к бар Савалту…
Похоже, это замечание не смутило целителя — как и многозначительный блеск кинжала старого Асруда. Он снова пригубил вино и спокойно произнес:
— А ты можешь объяснить, каким образом я узнал твое второе имя, Эльс? И почему ты попал на садру — в невеликом, но вполне достойном чине октарха? Вместо пыточной камеры или рудников в Восточных горах?
— Ты видел отца, — с уверенностью внезапного прозрения сказал Блейд. — Ты говорил с ним незадолго до его смерти!
— Да… И сказал ему достаточно, чтобы он мне поверил. Вот откуда я знаю имя, которое дала тебе мать… Что до всего остального, — бар Занкор щелкнул по краю чаши, и она отозвалась тихим протяжным звоном, — то ты должен понять: ничего в мире сем не дается просто так, даром… особенно сановником, охраняющем богатства и спокойствие империи. Пришлось вступить с ним в связь… дать кое-какие обещания… правда, весьма неопределенные. А как иначе я смог бы переговорить с Асрудом? Мы, Ведающие Истину, умеем многое, Эльс, и нас ценят… очень ценят… Но проходить сквозь стены мы не умеем. И не можем спасти человека, навлекшего гнев самого императора…
Арток бар Занкор поднялся, ссутулив плечи и будто став сразу же меньше ростом, и начал расхаживать по просторной комнате. Блейд в напряженном ожидании следил за ним.
— Не знаю, рассказывал ли тебе отец… а если он что и говорил, то помнишь ли ты сейчас его слова… — целитель в задумчивости опустил голову, потом бросил на Блейда быстрый взгляд. — Скажи, Рахи, ведаешь ли ты, почему Айден, и Ксам, и Страны Перешейка, и государства Кинтана… все властители известного нам мира… почему они ищут путь на Юг?
Блейд пожал плечами. Целитель спросил о том, что он сам хотел бы знать.
— Там — обетованные земли… Там — счастье, покой, свершение желаний…
— Свершение желаний… Ха! — старик резко выдохнул воздух. — Там — власть, Рахи! Безраздельная власть над всем обитаемым миром! Там — сила, добрая или злая, никому не известно… Там — долголетие… возможно — бессмертие… Да, в каком-то смысле все это — свершение желаний любого из властителей… Вот что такое Юг — для них!
— Но почему?
В нетерпеливом ожидании Блейд уставился на бар Занкора. Остановившись у стола, целитель плеснул в чашу рубиновой влаги и смочил горло, потом повернулся к окну, уставившись немигающим взглядом на край багрово-оранжевого солнечного диска, торчавшего над западной стеной.
— Согласно официальной версии, — сухо произнес он, — на Юге обитает светозарный Айден, или Эдн, или О'дан, который одарит всем вышеперечисленным того героя, который, преодолев леса, горы, степи и Великое Болото, первым доберется в его пределы. Истина, однако, выглядит несколько иначе…
Он залпом допил вино и произнес медленно и негромко, будто страшился неясного смысла своих слов:
— Запомни, Рахи, мир очень велик… я имею в виду не только наш мир, а все… все это… — бар Занкор вытянул руку к быстро темнеющему небу, на котором начали проступать первые звезды. — Нечто пришло оттуда… много поколений назад… нечто непонятное, нечеловеческое, но могущественное… Пришло и рассеяло силу свою в нашем мире… частью — на северном материке, в Хайре… частью — на Юге… Крупинку этой сказочной мощи унаследовали твои хайритские родичи, — целитель многозначительно покосился на вазу, переливавшуюся на столе перламутровыми бликами. — Но на Юге должно быть больше, много больше всего, чем в северных землях! И тот, кто овладеет этим 5 Заказ э 298 129 богатством, будет править и Айденом, и Ксамом, и… Всем, Рахи, всем! Понимаешь?
Блейд понимал — много лучше, чем Арток бар Занкор, мудрец темных веков этого мира, не имевший понятия ни о космических кораблях, ни о компьютерах и лазерах, ни о разрушительной мощи атома. Отчасти он сам являлся представителем подобной же таинственной силы — может быть, не столь невероятно фантастической, как сила селгов-ттна, но вполне реальной и внушительной. Задумавшись, он просидел в молчании минутудругую, потом поднял глаза. Целитель смотрел на него с какой-то боязливой надеждой, и чуть заметный вечерний бриз, проскользнув в широкое окно, шевелил край его черной туники.
— Твоему отцу были ведомы пути на Юг, Рахи, — тихо произнес он. — Я знаю… он говорил мне… И еще он сказал, что дорога эта — твое наследие, твое предназначение… Так что постарайся вспомнить и сохранить тайну. И пойми еще одно — я прошу тебя об этом не ради бар Савалта… и даже не ради великого нашего императора, пресветлого Аларета…
Ричард Блейд сражался с гигантским осьминогом. Голыми руками. И сам он был наг — без доспеха, без кольчуги, даже без набедренной повязки. И никакого оружия! Ни подаренного Ильтаром франа, ни бронзового топора Хорсы, ни священного меча тарниотов… О чем-нибудь более основательном, вроде «узи» или «магнума» сорок пятого калибра, и мечтать не приходилось.
Разглядывая человека холодно поблескивающими глазами, многорукая тварь подтягивала его все ближе и ближе к ужасному клюву. Битва, странным образом, происходила не в воде, а на суше — Блейд мог свободно дышать. Почему-то данное обстоятельство его не удивляло — как и то, что чудище, нависавшее над ним десятифутовой громадой, устойчиво опиралось на четыре толстые волосатые лапы. Очень необычный сухопутный осьминог, с неимоверно сильными щупальцами, и не с холодными и склизкими, а теплыми и бархатисто-нежными на ощупь. Такие монстры Блейду еще не попадались.
Тварь плотно оплела его зеленоватыми конечностями и медленно, словно баюкая, покачивала под самым клювом. Блейд приготовился к смерти. В конце концов, когда-нибудь это должно было случиться. Враг застал его врасплох, нагого и безоружного. Но как, каким образом это произошло? Он ничего не помнил, и это вызывало безумное раздражение. Он желал знать, где прокололся — хотя бы в компенсацию за то, что его сейчас съедят.
Но осьминог не спешил. Приподняв голову, Блейд вызывающе уставился в холодные, опалово мерцающие глаза и вдруг обнаружил еще одно странное обстоятельство. Скорее даже два. Вопервых, одутловатая физиономия чудища непрерывно трансформировалась, принимая все более знакомые — и вполне человекоподобные! — черты. Чьи же? Кого напоминает эта кошмарная трясущаяся маска? Лейтона или Хейджа? Или их обоих?
Во-вторых, под осьминожьим клювом обнаружились усы. Вернее, даже не усы, а пучки тонких и гибких, похожих на стальную проволоку щупалец. И тварь запустила их Блейду под череп! Он почувствовал, как сотни иголочек одновременно кольнули мозг, и проснулся.
С минуту он лежал неподвижно, чувствуя холодок на влажных висках. Ай да Хейдж! Похоже, он начал играть не по правилам! Впрочем, Джек оказался довольно терпеливым — ждал полтора месяца… Или не ждал? В очередной раз переделывал свою проклятую машину, чтобы извлечь шефа МИ6А в холодные лондонские туманы насильственным путем? И сегодня совершил первую попытку? Но кажется, решил Блейд, такое вторжение в его разум возможно только во время сна… Стоило ему пробудиться, и кошмар рассеялся…
Он вскочил на ноги, ощущая потребность в движении, в действии, в чем-то, что заставило бы его позабыть и о жутком сновидении, и, заодно, о вчерашних откровениях бар Занкора. Собственно, он совершенно определенно знал, чего желает сейчас. Но — увы! — то была лишь недостижимая мечта.
Миновав залитую первыми солнечными лучами веранду, что примыкала к опочивальне, Блейд спустился в парк. Он любил этот утренний час, когда прохладный еще воздух живительным потоком вливался в легкие, ласкал нагое тело, а ступни чуть покалывал песок дорожек, еще не нагревшийся под солнцем. Цветущие деревья, покрытые капельками росы, сверкали, словно укутанные блестящей новогодней мишурой; тихий шелест фонтанов, первые птичьи трели и дивный аромат цветов плыли над садом. Что ж, за неимением лучшего он пробежится милюдругую, изгнав дьявола-искусителя старым проверенным способом — с помощью физических упражнений. Вот только поможет ли это сегодня?
Внезапно Блейд замер, прислушиваясь к едва различимому плеску воды. Похоже, он не один! Но какой любитель ранних прогулок рискнул бы забраться в запретный сад?
Неслышно ступая по песку, он направился в дальний угол, к восточной стене, из-под которой бил мощный поток; вода шла по подземной трубе из протекавшего неподалеку Голубого канала и наполняла большой бассейн, стекая потом в систему неглубоких прудов, разбросанных по парку,
Словно тень, Блейд пересек лужайку с мягкой травой и раздвинул кусты. Конечно, это была Лидор; чего еще он мог ожидать? Золотистое обнаженное тело светилось под водой, когда она медленно плыла к каменным ступенькам бассейна, стараясь не замочить волосы. Блейд, как зачарованный, следил за плавным скольжением ее рук, соблазнительным изгибом спины, полными бедрами; твердые груди девушки чуть колыхались, пунцовый рот был приоткрыт, словно она собиралась запеть или вскрикнуть; мечта становилась реальностью, приближавшейся к нему с каждой секундой. Не сознавая, что он делает, Блейд вышел из-за кустов; чуть влажная трава покорно стелилась под ногами.
— Рахи? Ты уже встал? — похоже, она совсем не смутилась. Или, быть может, ждала его?
Оперевшись рукой на мраморную ступеньку спуска, Лидор выскользнула из воды. Блейд, замерев, ждал; сердце стремительными толчками гнало кровь, отзываясь в висках колокольным звоном.
— Какое утро! — ее ладони гладили нежную кожу, сгоняя капельки влаги. Вот они коснулись груди с розоватыми ягодами затвердевших сосков, пробежали по плоскому животу — ниже, ниже… Прозрачные зеленоватые глаза девушки смотрели в его лицо, губы улыбались, прохладная щедрая плоть манила обещанием. — Сегодня я хочу… — начала Лидор, и вдруг ее взгляд спустился вниз, к набедренной повязке Блейда, его единственному одеянию.
Губы девушки округлились — то ли в изумлении, то ли в радостном ожидании; она чуть вздрогнула и сжала колени, прикрывая ладонями лобок. Блейд, сквозь застилавший глаза туман, успел заметить, как на ее висках выступили капельки пота. Он шагнул вперед, распуская узел повязки.
— Рахи, нет… не надо… Рахи, что ты делаешь!
Его руки скользнули по упругой груди, потом Блейд жадно, трепеща от желания, обнял девушку.
— Лидор… — его шепот был легче дуновения ветерка.
— Рахи, милый, нельзя… — ее возглас оборвался, когда Блейд приник к пунцовым губам; их языки соприкоснулись. Большие ладони Блейда легли на округлые бедра Лидор, раздвинули их — и в следующий миг она сидела на нем верхом, обнимая ногами за пояс.
— Во имя Айдена, Рахи… Грех… Рахи! О! О-о-о!
Он вошел. Лидор была девственницей.
— Айдена радует любовь, моя златовласка, — задыхаясь, прошептал он и опустился вместе с девушкой на траву. На миг перед его мысленным взором промелькнула полузабытая картина — мраморные фавн и нимфа сплелись в страстном объятии… Лидор напряглась под ним, вскрикнула, и бессмертная скульптура Родена уплыла в небытие. Кем он был в этот момент экстаза? Аррахом, непутевым наследником феодального рода, возжелавшим собственную сестру? Или землянином Блейдом, умудренным опытом и годами? Какое это имело значение? Молодое тело Рахи повиновалось ему, и другая плоть — такая же юная — билась под ним, трепеща от наслаждения.
Потом они долго лежали рядом — молча, не двигаясь, истомленные взрывом страсти. Вдруг Лидор приподнялась на локте, пытливо заглядывая в лицо Блейду.
— Ты не Рахи… Мне давно казалось, что ты — не Рахи… Теперь я уверена. — Девушка провела кончиками пальцев по его лбу, отбросила завиток с виска. — Вот… и волосы у тебя темнее… и губы… — ее ладонь легла на подбородок Блейда, — губы другие… тверже… И, знаешь, ты меняешься! Сейчас ты немного другой, чем половину луны назад… словно с каждым днем уходишь от Рахи все дальше и дальше… Кто ты? Наш родич из Хайры? А где же мой брат? Он… он умер? — в глазах Лидор стояли слезы.
Что мог Блейд ей ответить? Но иногда, чтобы утешить женщину, не нужны слова. Он снова потянулся к ней, и на ближайшие полчаса они забыли о судьбе несчастного Рахи.
— Нет, ты — не Рахи… — удовлетворенно кивая, произнесла Лидор. — Я поняла это еще вчера… Помнишь? Ты сидел в библиотеке, пил вино и все разглядывал этот кинжал отца… Ты был так задумчив и в ту минуту совсем не похож на брата… И я поняла, поняла…
— Тогда-то ты и решила выйти в сад следующим утром, чтобы поплавать в бассейне нагишом? — с усмешкой спросил Блейд.
Пунцовые губы возвратили ему улыбку:
— Может быть…
И тогда Блейд, обняв Лидор за плечи, начал шептать в перламутровое ушко про туманную страну на острове в далеком нездешнем мире, про огромные каменные города и стальных птиц, бороздящих небеса, про экипажи и гигантские корабли, движимые силой волшебства, про музыку и голоса людей, что стремительно несутся над континентами на невидимых крыльях, про машины, способные переместить душу одного человека в тело другого…
Полузакрыв глаза, дочь бар Ригона слушала эти чудесные сказки.
Войска выступили на рассвете. Верхний край солнечного диска едва выглянул из-за пологих вершин восточных холмов, когда из лагерных ворот вырвалась полусотня всадников передового охранения; за ними нескончаемым потоком потекла армия. Хотя ближайшие триста миль — не меньше пятнадцати дней пути — ей предстояло маршировать по исконным айденским землям, вполне безопасным и контролируемым воинскими отрядами, что стояли в многочисленных маленьких фортах вдоль дороги, бар Нурат сразу же установил железную дисциплину. Полразделения двигались в плотном боевом строю, орда за ордой; за длинной колонной пехотинцев шел обоз — пятьсот фургонов с продовольствием, пивом и вином, с легкими катапультами и баллистами, с запасами стрел, мечей, щитов и копий, с оружейной мастерской, лазаретом и палатками. За последней полуордой, ярдах в десяти перед цепочкой фургонов, следовал сам полководец, окруженный штабными офицерами, адъютантамиклейтами и барабанщиками. За обозом, в арьергарде, двигалась хайритская тысяча. Широкая дорога, прямая как стрела, была вымощена базальтовыми плитами, так что глотать пыль нока никому не приходилось. Кроме пехоты, бар Нурат взял с собой сотню айденских всадников — в качестве посыльных и разведчиков, да три тысячи стамийских стрелков. Эти смуглые коренастые воины, забросив луки за спину, шагали сейчас рядом с панцирными ордами по обеим сторонам дороги.
Восседая на могучей спине Тарна, Блейд с интересом озирал окрестности. В этих местах он еще не был — замок бар Ригонов находился к западу от столицы, теперь же его путь лежал прямо на юг. Однако из осторожных расспросов бар Занкора он знал, что подобный холмистый пейзаж с рощами и небольшими перелесками был типичен для центральных провинций империи. Эта равнина, частью распаханная и засеянная, частью используемая под выпас скота, тянулась до самых субтропических лесов — южной границы Айдена. Необитаемых территорий здесь почти не было. Пашни и сады принадлежали свободным крестьянам или издольщикам, арендовавшим землю у местных феодалов; луга и леса, богатые охотничьи угодья, оставались в безраздельной власти благородного сословия.
Тут был наследственный домен верховного правителя Аларета, святая святых, становой хребет империи. Крестьяне — крепкие, коренастые и рыжие, типичные айдениты — платили налог не только зерном и мясом; с этих полей империя снимала самый ценный урожай — второго сына из каждой семьи. Армия и флот держались на спинах вторых сыновей, что подтверждала весьма распространенная в центральных областях страны поговорка: «Первый сын — для земли, второй — для императора, третий — для родителей». Пока их старшие братья мирно трудились в хлевах и на пашнях, вторые сыновья покоряли сопредельные страны, рискуя получить ксамитский клинок в живот или стрелу меж ребер. Правда, и награда была немалой — после двадцати лет службы ветерану полагался феод в завоеванных землях, вместе с домом, скотом и двумя десятками рабов, или солидная сумма в серебряных имперских марках.
Вся эта система весьма напоминала Блейду Древний Рим. Сходство усиливалось и тем, что многие ветераны служили на десять-пятнадцать лет дольше положенного, причем не ради более крупного надела, а из любви к приключениям и страсти к грабежу. Последнее, однако, в айденском войске не поощрялось — вся добыча, кроме взятой воином на теле врага, принадлежала императору.
Из ветеранов сорока — сорока пяти лет формировались самые боеспособные армейские части, и в южный поход бар Нурат взял три орды этих стойких и безжалостных бойцов. Вначале он даже хотел набрать из них все свое войско, но здравый смысл победил: пожилые, конечно, бились лучше, но долгий и тяжкий путь был не каждому по силам, тут требовались молодые и свежие солдаты.
Примерно пятая часть земель в центральных провинциях принадлежала лично императору. Из его деревень набирали парней в привилегированные армейские части — конную и пешую гвардию и десантные части Береговой Охраны. В гвардию брали тех, кто был повыше ростом и поприятней лицом — эти счастливчики служили только в столице, охраняя дворец, а также согласие и спокойствие в Тагре. В случае же серьезных неприятностей из форта у военной гавани могли в любой момент спуститься в город десять-пятнадцать тысяч ратников Береговой Охраны. Эти морские пехотинцы Айдена имели превосходную выучку и большой опыт кровавых стычек, внезапных налетов, грабительских рейдов и уличных боев. Теперь Блейд понимал, что целитель Арток не только отспорил — или выкупил? — у грозного бар Савалта непутевую голову Рахи; он добился, чтобы молодого Ригона оставили в столице — пусть всего лишь октархом, но в одной из самых привилегированных орд.
Привстав в стременах, Блейд бросил взгляд назад, на колонну хайритов, неторопливо тянувшуюся по дороге вслед за армейским обозом. Тароты шли по пять в ряд; всадники привычно дремали в седлах, иногда перебрасываясь парой фраз или делая глоток-другой из больших кожаных фляг с пивом. Было тепло, но не жарко, и налетавший иногда морской бриз чуть колыхал разноцветные вымпелы над каждой сотней. Блейд ехал с Ильтаром впереди отряда под зеленым флажком Дома Карот. За ними шли первая и вторая каротские сотни, потом — две осские, три — Дома Сейд, две — патарские и последняя, в самом конце, — кемская; чтобы собрать две тысячи молодых воинов, участия остальных семи кланов не потребовалось. За всадниками из Кема тянулся собственный обоз хайритов — сотня массивных телег с высокими, по грудь, бортами, над которыми колыхались полотняные тенты. Хотя и колеса их, и борта, и передки были окованы железом, да и в самих фургонах лежало немалое количество груза, каждый легко тащил один шестиног. У Блейда эти мощные сооружения всегда вызывали неподдельный интерес, напоминая ему знаменитые гуситские возы, с которых сторонники Чаши громили рыцарскую конницу.
— Хорошая дорога, добрая страна, — Ильтар с шумом втянул свежий утренний воздух и щелкнул пальцами. Сидевший сзади Ульм раскупорил флягу, и все по очереди глотнули — вождь, его кузен и оба оруженосца. — Равнина не похожа на хайритскую степь, — продолжил Ильтар, оглядывая пологие холмы, фруктовые рощи и поля, на которых трудились крестьяне, закапчивая сев, — но все равно — добрая страна. Правда, я слышал, что летом тут слишком жарко. Мы жары не любим.
— На юге будет еще жарче, — заметил Блейд, — Наш мудрый Арток предупреждал: там — словно в парной бане. Кстати, как тароты переносят жару?
— Тароты могут снести все, — с непоколебимой уверенностью произнес вождь. — А что вынесет его тарот, то стерпит и хайрит. Кроме отсутствия пива, конечно, — он снова отхлебнул из фляги и ухмыльнулся. Потом озадаченно наморщил лоб, что-то вычисляя, и вдруг заявил:
— Красивая и ласковая у тебя сестра, Эльс. Как ты думаешь, случись Тростинке стать твоей хозяйкой, ужились бы они в одном доме?
Блейд в этом сильно сомневался. И совсем не желал на собственном опыте проверять, ревнивы или нет женщины Хайры и Айдена. Тростинка прекрасно владела кинжалом и была сильной девушкой, но то, что он узнал в постели о Лидор за последние двадцать ночей, подсказывало, что дочь бар Ригона ни в чем не уступит дочери Альса. Тело у Лидор было крепким, как яблоко, и она на диво быстро обучилась всем ухищрениям любви, которых в арсенале многоопытного Блейда было припасено с избытком.
При этих приятных воспоминаниях губы его растянулись в улыбке. Ильтар, верно угадав причину веселого настроения кузена, несколько ошибся насчет объекта, его вызвавшего. Он озабоченно сказал:
— О дочери Альса стоит серьезно подумать, брат. В твои года пора обзаводиться семьей. И я, как обещал матери, выведу тебя на верную дорогу. Вот и пить — глоп-глоп-глоп! — он звучно глотал из фляги, — ты уже стал меньше… И франом владеешь, как прирожденный хайрит… Глоп-глоп-глоп! Эй, Ульм, откупорь-ка еще фляжку!
Блейд, пряча улыбку, прикрыл губы ладонью. Десять телег из ста везли бочки с пивом. Но надолго ли хватит этих запасов, если Ильтар начнет выводить его на верную дорогу такими темпами?
Армия пересекала айденскую равнину пятнадцать дней, разбивая бивак у очередного придорожного форта в одно и то же время — когда солнце на полтора локтя висело над горизонтом. Любой ратник мог легко определить этот час, ибо клинок короткого прямого меча имперского пехотинца имел ровно такую длину — или двадцать четыре дюйма. Расстояния между фортами тоже были строго определенными и составляли восемьдесят тысяч локтей — примерно двадцать миль, норма дневного перехода по ровной, вымощенной камнем дороге. При необходимости орды могли двигаться чуть ли не в два раза быстрее, но бар Нурат не собирался до срока утомлять войско.
Хайриты, для которых такая скорость была черепашьей, не выказывали никакого недовольства. За тарота и двух всадников империя платила серебряную марку в день, и золотую — за каждое сражение, плюс полное довольствие и надбавки за раны. Молодые парни — кое-кто еще не брил бороды — дремали в дороге, а на привале развлекались шуточными поединками, метанием ножей, стрельбой по поджарым степным ястребам да пересказыванием под пиво бесконечных историй о героях былых времен. Некоторые резали по дереву или кости — еще в Батре Блейд заметил, что среди хайритов немало одаренных художников; другие навещали знакомцев в айденском лагере или отправлялись в ближайший поселок — за фруктами и вином.
Чем дальше двигалось войско, тем больше удивляли Блейда два загадочных обстоятельства: отсутствие крупных городов и полное безлюдье на дороге — если не считать конных гонцов, иногда попадавшихся им навстречу или, наоборот, обгонявших их колонны. Поля сменились фруктовыми рощами с цветущими деревьями; странник уже знал, что местные плоды сильно напоминали земные яблоки, груши, персики и что-то среднее между апельсинами и лимонами. Кое-где их сменяли бескрайние бахчи или виноградники, покрытые свежей весенней листвой, — неиссякаемый источник знаменитых айденских вин. Среди рощ прятались небольшие деревушки или отдельные усадьбы; от каждого форта на запад и на восток тянулись такие же мощеные плитами тракты; с десяток раз где-то в отдалении раздавался едва слышный скрип колес и позвякивание бубенцов. Однако — ни города, ни торгового каравана, ни крестьянских возов с продуктами, ни знатного вельможи с конной свитой. Это было поразительно!
На пятый вечер Ильтар затащил к себе в палатку Иртема бар Корина, молодого сардара из Джейда. Тот был не прочь распить бутылку вина с хайритским вождем, заодно удовлетворив свое профессиональное любопытство по части боевой тактики северян. Затем разговор, искусно направляемый Блейдом, перекинулся на царившее вокруг безлюдье. Ильтар засыпал гостя вопросами; тот, удивленно выгнув бровь, взглянул на Блейда — видимо, Рахи полагалось знать такие вещи, а значит, он и сам мог бы все объяснить кузену. Затем бар Корин понимающе кивнул головой и хмыкнул: несомненно, решил, что молодой Ригон уже навлек на свою голову достаточно неприятностей и не рискует сам просвещать вождя варваров насчет айденских секретов.
В нескольких скупых фразах бар Корин пояснил, что они следуют по императорской воинской дороге, на которой запрещено появляться без служебной надобности даже благородным нобилям. От нее отходят пути, ведущие в крупные и мелкие города, где стоят гарнизоны; в сорока тысячах локтей к востоку (в десяти милях, перевел для себя Блейд) проложен общедоступный торговый тракт — для вельмож, купцов, крестьян и прочих путников. Вдоль него стоят города — в том числе столицы южных провинций; там — сотни постоялых дворов для простого люда и гостиниц для благородных, с банями, садами отдыха и увеселительными заведениями. Но пути мира не должны пересекаться с путями войны, мудро добавил Иртем, поэтому северным всадникам сейчас придется следовать по той дороге, на которой в их кошельки ежедневно капают добрые имперские марки.
В другие вечера Блейд не отказывался распить бочонок пива с воинами осской сотни или прикончить бутылку-другую вина в компании одного лишь Ильтара. Потом, когда гасли костры и на лагерь, окруженный стеной связанных цепями возов, опускалась тишина, он долго лежал в своей палатке, уставившись бессонным взглядом в потолок. Ему было о чем подумать.
В том, что за ним приглядывали, он не сомневался. Пара молодых офицеров из окружения бар Нурата выполняла эту работу довольно неумело, но с присущим юности энтузиазмом. Блейд не исключал, что эти сопляки, сами того не ведая, служили лишь прикрытием для другого, более опытного шпиона. Однажды вечером, вскоре после визита джейдского сардара, его вызвал бар Ворт, командир орды ветеранов и первый помощник стратега. Разглядывая Блейда маленькими колючими глазками, он начал выспрашивать про хайритов — не замышляют ли северные варвары измены или чего противозаконного. Блейд ответил, что, пока в обозе не кончатся запасы спиртного, варвары будут свято хранить верность имперскому стягу; за дальнейшее же он, поручиться не может. Старый сардар скривился и раздраженно отослал его прочь; бар Ворт сам был верным поклонником бутылки и возможная конкуренция со стороны двух тысяч здоровых хайритских глоток его не обрадовала. Запасы вина и пива в армейском обозе были велики, но не безграничны.
Впрочем, странника не беспокоили все эти старания людей Савалта. Стражу спокойствия полагалось иметь глаза и уши везде, и он их имел. Ну, а руки… Дотянуться руками до Арраха бар Ригона, пока он оставался среди хайритов, не смог бы даже сам император Аларет Двенадцатый.
Блейд, кстати, не раз размышлял и на эту весьма интересную тему. Что представлял собой айденский император, личность скорее божественной, чем человеческой природы? Являлся ли он на самом деле столь всемогущим, как то представлялось в официальной пропаганде? Доступ к нему имел крайне ограниченный круг лиц — семья, телохранители, пэры и высшие сановники. Возможно, он был пленником в собственном дворце, живым богом, подобным тэнно, императору средневековой Японии, за которого правил могущественный сегунат? Целитель Арток ничего не мог сказать Блейду но этому поводу. Кроме одного: глава Ведающих Истину, пэр бар Сирт, допущенный к императорской особе, никогда не рассказывал об этих встречах.
Странно, очень странно. Ведающие Истину, каста ученых, медиков и инженеров, знали о многом. Если они, как разумные люди, и не претендовали на познание всей истины целиком, то уж немалая ее часть была им, безусловно, ведома. И часть эта касалась Айдена. Они знали, когда сеять и когда собирать плоды; как лечить животных и людей; как плавить металлы, строить города, крепости, плоты, корабли и военные машины; каким образом прокладывать путь на суше и на море. Они хранили язык, письменность и историю Айдена. Они умели шлифовать стекло, чеканить монету, изготовлять пергамент и ткани, тянуть проволоку, использовать энергию воды и ветра. И империя почитала их, наделяя не только уважением, но и немалым могуществом. Ибо, кто бы не стоял у власти в Айдене — возглавляемая Аларетом «президентская команда» или сегунат, узурпировавший императорские права, — эти люди хорошо понимали: нужны знания, чтобы взять еще большие знания. Там, на Юге, в таинственной сокровищнице небывалой мощи.
Однако бар Занкор ничего не мог поведать о том, что творится за стенами дворца из цветного камня, гордо возносившегося над Тагрой. Не мог или не захотел?
Дорога, словно лезвие меча из темного обсидиана, рассекала чащу. Тут уже не было фортов, как на равнине, но через каждые восемьдесят тысяч локтей стоял поселок лесных жителей. Армия миновала шесть таких деревень, последняя из которых находилась на границе леса и дикой степи.
Здесь кончался вымощенный каменными плитами тракт, и с ним — власть империи. Дальше лежала саванна, пустошь. Ничья Земля. Степь, зеленая и многотравная вначале, по мере продвижения к югу становилась все суше. Однако она все же не походила на пустыню; даже летом, когда тропическое солнце выжигало растительность, тут можно было найти зеленые оазисы и воду — обычно в глубоких и тенистых оврагах.
Саванна тянулась без малого на тысячу миль до широкой гряды холмов, известной под названием Врат Юга. Там были ручьи и даже небольшие речки, берущие начало от ключей, что били из-под земли. Эту холмистую местность можно было преодолеть, пройдя лабиринты долин, извивавшихся вдоль водных потоков. Но никто не знал, что ожидало путника по другую сторону Врат Юга, — во всяком случае, никто в Айдене.
Для крупного воинского отряда с хорошими проводниками было несложно проделать путь через саванну — особенно сейчас, весной, в пору буйного цветения трав. И айденские экспедиции неоднократно совершали это, снова и снова утаптывая дорогу сотнями лошадиных копыт и тысячами обутых в солдатские башмаки ног. Но в холмах их поджидали ксамиты. Путь из южного Ксама к Вратам Юга был чуть ли не в два раза короче и легче, чем из Айдена, и потому в холмистую страну могли добраться не только всадники, стрелки и легковооруженные бойцы, но и тяжелая пехота, непобедимые фаланги эдора — таков был титул ксамитского властителя.
Империя посылала войска — эдорат бил их, всякий раз его армия, сосредоточенная у Врат Юга, оказывалась многочисленней и сильнее айденской. Выйти к южным пределам много западнее, подальше от границ эдората, было невозможно; к западу холмы быстро повышались, формируя вулканическую горную цепь. Неприступная, выжженная солнцем, бесплодная, мертвая, дымящаяся ядовитыми парами, она тянулась до самого океана Дарас Кор — Огненная Стена — называли этот хребет. Кроме того, существовали причины, по которым и морские экспедиции не могли продвинуться к югу дальше той точки побережья, где Дарас Кор врезался в океан цепью скалистых островков с действующими вулканами.
Никто не сомневался, что и на этот раз ксамиты подстерегают армию бар Нурата где-то в саванне или в холмах; встреча с ними была только вопросом времени. Правда, сейчас у имперских войск имелись реальные шансы на успех. Никогда еще на юг не посылалась такая многочисленная и хорошо оснащенная экспедиция, под командованием одного из лучших полководцев Айдена. Никогда еще в этих походах не участвовали северные наемники — непобедимая хайритская кавалерия. И, конечно, впервые с армией империи шел Ричард Блейд. Во всяком случае, в глазах самого Блейда это обстоятельство перевешивало все остальное вместе взятое.
В деревнях на границе саванны и джунглей обитало племя охотников и скотоводов — высокие крепкие люди с кожей более смуглой, чем у жителей прибрежной равнины. Прекрасные следопыты и стрелки, они испокон веков охраняли рубежи империи от набегов. Впрочем, империя как таковая их мало интересовала, другое дело — лес! Лес принадлежал им, и ни один чужак не сумел бы скрыться в нем незамеченным — острые глаза и не менее острые стрелы нашли бы его и в глухой чаще, и на мощеном камнем тракте. С дорогой этой южане мирились как с неизбежным злом, поскольку в случае серьезной опасности могли рассчитывать на скорую помощь регулярных войск.
Десяток лучших следопытов из этого народа присоединился к армии в качестве проводников, и после однодневного отдыха поход был продолжен. Теперь впереди на рысях шел отряд северян, приминая тысячами копыт высокие, по грудь пешему, травы. Затем катился объединенный обоз — сотня тяжелых хайритских возов, запряженных таротами, и полтысячи имперских фургонов, которые тянули четверки лошадей; обоз охраняли стамийские лучники. Последней двигалась пехота — двенадцать орд, четырнадцать тысяч ратников. Три орды молодых солдат вел бар Кирот; этому сардару еще не стукнуло и тридцати, но поговаривали, что со временем он затмит бар Нурата. Сам верховный стратег следовал дальше во главе шести джейдских орд, укомплектованных опытными бойцами, уроженцами западных провинций империи. Арьергард прикрывали три орды ветеранов под началом бар Ворта. Темп движения ускорился; по прикидке Блейда, за десять часов безостановочного марша армия покрывала не меньше тридцати миль. Выносливость пехотинцев поражала его — они шагали, как заведенные, и на ходу грызли сухари да жевали сушеное мясо. Воды вокруг в это время года было в избытке; им часто встречались ручьи и небольшие речки, которые солдаты переходили вброд.
Хайритские всадники нередко удалялись на пять-десять миль от основного войска. Широким веером они вместе с айденскими конными дозорами прочесывали окрестности; заодно северяне взяли на себя и заботу о подготовке места для бивака. Когда к вечерней стоянке подтягивался обоз и пешие ратники, челюсти сотен таротов уже успевали выкосить в густой траве круг в четыреста ярдов. Травы им, однако, было недостаточно, и хайриты экономно подкармливали своих зверей зерном из обозных запасов.
Проходил день за днем; двадцатитысячное войско торило дорогу в степи, оставляя за собой широкий прямой проход в травяном море — нить, на которую были нанизаны круглые утоптанные площадки ночных становищ. Забот у Блейда прибавилось — трижды он просыпался ночью, чувствуя, как в его мозгу копошатся осторожные щупальца, покалывавшие нервы едва заметными электрическими разрядами. Джек Хейдж не терял времени даром, пытаясь — скорее всего, из самых благих побуждений — вернуть шефа МИ6А к родным пенатам. Каждый раз странник просыпался в поту, но через пару минут начинал ухмыляться, представляя, что сейчас вытворяет в Лондоне Дж. Несомненно, он позабыл о тихих радостях пенсионера и заседал сейчас в его, Блейда, кабинете, возглавив операцию по спасению своего Дика, ставшего жертвой чудовищных экспериментов «этого янки». Бедный Джек Хейдж! Ему можно было только посочувствовать!
Бедный ли? Не раз и не два Блейд вспоминал ту странную и мгновенную метаморфозу, которая произошла с Хейджем на пороге кабинета, перед тем как они отправились к анабиозной камере. Это приподнятое плечо, знакомая крабья походка, и голос, голос! Было ли это искусной имитацией, или же… Возможно ли, что старик Лейтон первым прошел ту дорогу, на которую потом выпустили его, Ричарда Блейда? Но как Хейдж мог согласиться на такое? На потерю собственной личности?
Впрочем, Блейд был уверен, что Хейдж себя не терял. Слишком хорошо он успел узнать американца, его не обманешь! Конечно, Джек изменился после смерти своего научного босса, но все эти перемены были вполне объяснимы — теперь груз ответственности за проект целиком лег на его плечи. Однако он оставался Джеком Хейджем — и никем иным! Конечно, не стоило сбрасывать со счетов и вероятность того, что оба ученых мирно уживались под одной черепной крышкой — кто их знает, этих ненормальных яйцеголовых! Но в таком случае Блейд еще в большей степени не завидовал сейчас Джеку Хейджу. Лучше иметь дело с дюжиной безжалостных асов секретной службы — типов вроде Дж., — чем с одним лордом Лейтоном! В этом он был твердо убежден.
Он часто размышлял и над «завещанием» старика, переданном ему на магнитофонной ленте. Там хватало загадочных намеков! «До скорой встречи, мой юный друг!» Каково, а? Или это; «Вы можете полностью доверять Джеку Хейджу. Как мне самому». Неудивительно, если представить, что Лейтон уже тогда сговорился со своим преемником! Или не сговорился? Что, если он даже не спрашивал разрешения Хейджа на подобную операцию? От сиятельного лорда можно было ждать чего угодно!
Нет, конечно, нет… Беспомощный старик на смертном одре никак не сумел бы внедриться в разум самого талантливого из своих помощников без его согласия… Да и сам Хейдж парень не промах! Его вокруг пальца не обведешь! И потом — Блейд был готов отдать голову на отсечение — Хейдж остался Хейджем… Или все-таки — Хейджем с ма-а-а-ленькой примесью лорда Лейтона?
Эта загадка мучила странника, хотя в Айдене хватало и своих тайн. Но спокойное монотонное путешествие, длившееся по земному счету уже больше семи недель, будто отодвинуло на время и секрет зажигалки, покоившейся в его поясе рядом с кинжалом Асруда, и неведомых селгов-ттна, и загадочные речи бар Занкора. Снова и снова Блейд прокручивал в голове тот последний эпизод на пороге кабинета. Конечно, тогда он попытался кое-что выжать из Хейджа, но получил в ответ набор не совсем пристойных шуточек. Проклятый янки!
На пятьдесят первый день пути размышления Блейда на эту тему были прерваны. Войско достигло холмов, и конные дозоры обнаружили ксамитов.
Это известие поступило утром, на марше. Бар Нурат остановил пешие колонны, велел разбить лагерь, немедленно выслал в лабиринт холмов конных разведчиков и по их возвращении назначил военный совет. Пока хайриты ставили шатры внутри периметра стянутых цепями возов. Блейд с интересом наблюдал за суетой около палатки бар Нурата. Теперь стратегу предстояло доказать, что он по праву входит в число лучших полководцев империи. И если то, что Блейд слышал о тяжелой пехоте эдората, было правдой, бар Нурату предстояло потрудиться.
Совет начался в тот час, когда нижний край солнца утонул за горизонтом, как всегда расплескав по степи длинные оранжевые крылья. Сардары и их помощники собирались быстро; минута-другая — и длинная штабная палатка была заполнена. Когда Блейд, следовавший по пятам за Ильтаром, перешагнул порог, сидевший во главе походного стола бар Нурат недовольно приподнял темную бровь. Вождь хайритов ответил ему невозмутимым взглядом, опустился на скамью и звонко хлопнул по ней ладонью — мол, садись рядом, братец.
Блейд сел. На вытянутом столе возвышалось с полдесятка кувшинов, окруженных бронзовыми кубками, да два медных подсвечника с частоколом толстых свечей из желтого воска. Стул бар Нурата с высокой резной спинкой, отделанной серебром, стоял у дальней стены палатки. Вдоль стола с левой, почетной, стороны размещались сардары; напротив — их помощники, командиры вторых полуорд. Ильтар с Блейдом сели в торце стола, спиной ко входу и лицом к лицу к главнокомандующему.
Бар Нурат окинул взглядом собравшихся. Видимо, тут были все, кого он ожидал, — и даже сверх того, если учитывать Блейда. Удовлетворенно хмыкнув, военачальник кивнул головой адъютанту, стоявшему за спинкой его сидения. Молодой клейт с копной рыжих волос шагнул к столу и расстелил на нем карту. Квадратный пергаментный лист тут же начал скручиваться, и парень прижал его по углам тяжелыми кубками.
Стратег был как всегда немногословен. Вытянув из-за пояса длинный кинжал, он провел им черту поперек карты и произнес:
— Холмы. — Затем ткнул острием куда-то в центр и добавил: — Лагерь. — Теперь кинжал пошел сквозь линию холмов, и военачальник прокомментировал: — Проход. — Он поднял глаза на адъютанта и приказал: — Докладывай!
— Патрули с проводниками разосланы к востоку и западу на полдня пути, — зачастил рыжий, вытянувшись у стола. — Их данные помогли уточнить карту. Холмы невысокие, тянутся далеко, поросли травой. Проходов много, но узкие, обоз провести трудно. Перед нами — самый широкий, восемь-десять полетов стрелы… вероятно, долина пересохшей реки. Разведан вглубь тоже на полдня пути. В конце он расширяется, место ровное, удобное и для всадников, и для пехоты. Там, на окрестных холмах, и были замечены стрелки черномазых.
— Это где же? — бар Ворт, по праву старшего из сардаров, первым задал вопрос и склонился над картой. Молодой офицер показал. Ворт потянулся к кувшину, бормоча словно про себя: — Разведан на полдня пути… Значит, выйдя завтра утром, мы доберемся туда к самой послеполуденной жаре… Да еще солдаты устанут после марша…
— Лучше подойти поближе к вечеру, — заметил его сосед. — А днем — долгий привал да крепкий сон. И все будет в порядке!
— Думаешь, кто-то сможет уснуть перед боем? — прищурился бар Ворт и отхлебнул добрый глоток.
— Мои парни уснут, даже зарезав родную мать!
Молодой бар Кирот недовольно поморщился; он словно ждал чего-то от верховного стратега — каких-то важных, решающих слов или необходимой информации. Но, видимо, не дождался и открыл было рот, явно собираясь что-то сказать. Вдруг со скамьи помощников поднялся высокий тощий офицер; постучав пальцем по карте — там, где была изображена долина, — он спросил:
— Вода тут есть?
Рыжий адъютант взглядом попросил у бар Нурата разрешения ответить, потом сообщил:
— От реки сохранились лужи… правда, довольно большие. Между ними — ручей.
Сосед бар Ворта одобрительно кивнул.
— Отлично! Сытный обед, крепкий сон и по ведру воды каждому на башку для освежения…
— Еще — кружку пива да девку в постель! — выкрикнул ктото, и сардары дружно загоготали.
— С девками придется обождать, а вот пиво — другое дело, — проворчал Ворт и снова потянулся к кувшину. Плеснув в кубок вина, он высосал его единым духом и поднял глаза вверх, что-то вычисляя: — По кружке должно хватить всем, если алархи не долакали последние бочки.
Неожиданно бар Кирот, протянув длинную руку, ткнул пальцем в карту — примерно в том месте, где айденитов поджидал враг.
— Сколько их? — спросил молодой сардар. Остальные тревожно зашевелились, поглядывая друг на друга и на рыжего адъютанта; видимо, это был главный вопрос. Бар Кирот, продолжая задумчиво поглаживать пергамент, уточнил: — Сколько у них латников-копьеносцев?
— Установить не удалось… — клейт пожал плечами, затем бросил растерянный взгляд на бар Нурата. Наконец, собравшись с духом, он сообщил неприятную истину — несомненно, уже известную предводителю войска: — Наших всадников обстреляли. Ну, и они… э-э-э… были вынуждены отступить,
— Значит, численность фаланги нам неизвестна, — констатировал бар Кирот, подняв глаза на верховного стратега. С каждой минутой этот молодой военачальник нравился Блейду все больше и больше; похоже, он умел задавать неприятные вопросы и делать из них правильные выводы.
Сардары зашумели, и бар Нурат стукнул по столу рукоятью кинжала, требуя тишины.
— Выступаем на рассвете, — повелел стратег. — Марш до полудня, потом — обед и отдых. — Он повернулся к адъютанту: — В разведку послать алу стамийских стрелков. Пусть выберут место для привала у воды. После отдыха, — бар Нурат окинул соратников внимательным взглядом, — идем дальше в боевом порядке. Кирот, ты поведешь арьергард, три орды сопляков, — Блейд понял, что военачальник говорит о молодых солдатах, отслуживших всего пару лет. — Я пойду со второй и третьей линиями, с ордами из Джейда, а Ворт возглавит четвертую, ветеранов. Центр и левый фланг держим мы, справа ударят хайриты.
— Значит, обычный порядок? — подал голос один из джейдских сардаров, бар Сейрет, рослый воин с суровым лицом.
— Да. — Ударом кинжальной рукояти стратег словно припечатал это твердое «да» к столу. — Первая линия сомнет их метателей дротиков и отступит под натиском тяжелой пехоты. Вторая и третья будут удерживать фалангу, пока хайриты не зайдут ей в тыл. Ветераны вступят в бой, когда шестиноги начнут топтать черномазых сзади.
— Немногие из арьергарда останутся в живых, — пробормотал молодой Кирот.
— Так было всегда, — бар Ворт пожал плечами. — Кто выживет, когда-нибудь будет стоять в четвертой линии.
Блейд склонился к уху Ильтара и шепнул:
— Ваши всадники уже встречались с фалангой?
— Не слишком часто.
— И как?
— По-разному, — чуть заметно усмехнулся военный вождь. — Смотря сколько их было.
Блейд удовлетворенно кивнул головой, больше не прислушиваясь к замечаниям сардаров, кратким приказам бар Нурата и плеску вина, хлынувшего в кубки. Он уже понял, что эти люди, при всем их опыте и профессиональной выучке, не умели рассчитывать время и силы. Если панцирных ксамитских копьеносцев будет немного, хайриты успеют опрокинуть их тылы, а ветераны Айдена довершат разгром. В противном же случае фаланга разделится, одна половина свяжет отряд Ильтара — достаточно и часа! — пока другая не превратит айденские орды в кровавую кашу.
Сардары, прихлебывая кислое вино, уже выясняли детали — с каким интервалом должны следовать полуорды, сколько брать запасных щитов и где оставить обоз. Бар Кирот угрюмо молчал. Что касается Блейда, то он размышлял над тем, стоит ли вмешиваться. Пассивность была не в его характере, но сейчас он прекрасно знал причину своей нерешительности. Раньше он появлялся в реальностях Измерения Икс как таинственный пришелец, зрелый и могучий воин, носитель опыта и мудрости далекой Земли. Да, всякий раз его жестоко испытывали! Но потом он зачастую шагал прямо на трон — или, как минимум, на царственное ложе вблизи трона.
В облике Рахи он лишился былого ореола таинственности. Безусловно, легче выжить в новом и опасном мире под личиной одного из его обитателей, но это имело и свои отрицательные стороны. Те, кто знал или слышал о Рахи, столичном щеголе, повесе и забияке, не слишком-то доверяли Блейду. И вот результат: почти четыре месяца он в Айдене, а что успел сделать? Чего достиг? Переспал с тремя девушками да удостоился звания аларха! Правда, в Хайре его приняли с почетом…
Блейд стиснул челюсти. Если он хочет отвоевать очко у судьбы, действовать надо немедленно! Впервые с момента появления в этом мире он стоял в преддверии крупных событий; здесь и сейчас, за этим столом, решался исход завтрашней битвы. Кстати, напомнил он себе, речь идет и о его собственной шкуре.
Огромный кулак поднялся словно против его воли. Грохот, звон подпрыгнувших кубков, красные винные пятна на карте… Блейд встал.
Двадцать пар глаз в удивлении уставились на него. Наконец бар Ворт сочувственно спросил:
— Что, хлебнул лишнего, парень? — Красная физиономия сардара свидетельствовала, что сам он уже изрядно приложился к кувшину.
— Закрой рот, старый болван! — рявкнул Блейд. Он вдруг забыл о Рахи, забыл, что находится в теле юнца; над столом высился грозный Ричард Блейд, многоопытный глава отдела МИ6А, странник, повидавший великолепие и ужас, славу и позор без малого тридцати миров. Вероятно, командиры айденского войска почувствовали странность происходящего; разговоры и звон кубков смолкли.
Бар Нурат, однако, остался невозмутим. Щелкнув пальцами, он отдал краткий приказ:
— Выбросить вон!
За спиной Блейда как по волшебству выросли два широкоплечих телохранителя и попытались заломить ему руки за спину. В их движениях ощущалась большая сноровка, вырабатываемая только долгой практикой; очевидно, им не раз приходилось очищать штаб пой шатер от подгулявших офицеров.
Блейд резко двинул локтем вверх, и один из стражей осел на пол, придерживая челюсть. Через миг второй пулей вылетел из палатки от могучего удара и растянулся у входа Ильтар гулко захохотал. Глаза бар Нурата округлились, он начал приподыматься.
— Послушай, Айсор бар Нурат! — голос Блейда раскатился, словно львиный рык. — Если там, в долине, нас поджидают тысяч десять панцирных копьеносцев Ксама, ты положишь им под ноги все войско! Не спеши и действуй осмотрительнее, как подобает твоему возрасту и положению.
Бар Нурат вдруг успокоился и снова сел. В глазах его зажглись насмешливые огоньки.
— Потомок северных варваров напоминает мне о моем возрасте и положении?
— Северные варвары — неглупые люди и превосходные бойцы, — чуть понизив голос, ответил Блейд. — Но сейчас с тобой говорит Аррах бар Ригон, сын Асруда бар Ригона, пэра Айдена и Стража Западных Пределов!
Рыжий офицер склонился к уху военачальника и что-то зашептал. Выслушав, бар Нурат кивнул головой и с подозрением уставился в лицо Блейда. Убедившись, что дерзкий юнец совершенно трезв, полководец кивнул головой и произнес:
— Ладно! Послушаем, что скажет нам аларх Ригон, сын Асруда бар Ригона, бывшего пэра Айдена, — слово «бывшего» было подчеркнуто весьма заметно.
Блейд перевел дух. Он выиграл первый раунд — его согласились выслушать. Загибая пальцы, он начал излагать свой план.
— Первое. Надо оборудовать хорошо укрепленный лагерь — ров, вал, на валу — частокол, катапульты и баллисты. Лучше всего выбрать холм с плоской вершиной и подрезать его склоны. В таком лагере нам не страшна атака фаланги — мы забросаем ее ядрами из катапульт.
Бар Ворт презрительно усмехнулся, но двое-трое молодых одобрительно закивали головами. Кирот с интересом приподнял брови, видимо, идея временных укреплений, наподобие лагерей римских легионеров, еще не приходила в голову полководцам Айдена.
Блейд продолжил:
— Второе. Необходимо провести разведку боем. Послать не алу лучников, а хайритскую сотню! Взять пленников — чином повыше. Допытаться, сколько войска у ксамитов, где оно стоит, кто командиры, сколь велики запасы продовольствия… Третье. Выведав все, составить подходящий план. Возможно несколько вариантов: зажать их армию среди холмов; ослабить ее набегами всадников; отрезать от источников воды. Но лезть очертя голову в этот лабиринт холмов — безумие!
Блейд окинул взглядом стол. Бар Ворт, громко хлюпая, присосался к кружке. Его сосед пренебрежительно выпятил губу, показывая всем своим видом, что советы всяких сопляков его не интересуют. Но Кирот, Иртем бар Корин и еще один сардар из молодых слушали внимательно. Им, вероятно, совсем не улыбалось класть головы в бою с непобедимой фалангой эдората. Блейд усмехнулся уголком рта и положил руку на мускулистое плечо Ильтара.
— Если досточтимый стратег бар Нурат и мой командир позволят, я готов вести свою сотню в разведку.
Бар Нурат, похлопывая кинжалом по ладони, задумчиво оглядел кузенов. Его холодные темные зрачки не отражали ничего, кроме глубоко скрытого недоверия, и Блейд почувствовал, как под этим взглядом личина Арраха бар Ригона, нобиля империи, сползает с него, выставляя напоказ хайрита Эльса. Для Нурата он был полукровкой — и, следовательно, таким же ненадежным чужаком, как и Ильтар.
— Когда ты, молодой бар Ригон, — раздался размеренный голос стратега, — получишь под свою руку хотя бы одну алу и станешь большим полководцем, тогда и будешь строить планы. А пока твое дело — махать мечом.
Бар Ворт усмехнулся, его сосед захохотал во весь голос. Пытаясь справиться с туманившим голову гневом, Блейд так стиснул кулаки, что костяшки пальцев побелели. Затем он ответил — и голос его был таким же размеренным и спокойным, как у бар Нурата:
— Под моей рукой — хайритская сотня, досточтимый. И она стоит больше любой орды твоей армии.
Теперь захохотал Ильтар. Блейд небрежно поклонился и вышел. Он стоял у входа в палатку, стараясь обуздать клокотавшую в груди ярость. За полотняной стенкой раздался голос Ворта:
— Забить наглеца в колодки! Даже не попросил позволения удалиться!
— Ну, незваным пришел, без спроса ушел, — возразил ему бар Кирот. Потом он произнес почтительно, но с укоризной: — Зря ты его так, досточтимый. Парень дело говорил…
С полчаса, успокаиваясь, Блейд бродил меж палаток. Парень! Этого юного Рахи никто не хочет принимать всерьез… Лет десять пройдет, пока он станет мужем средних лет, чьи слова имеют значение и вес… Впрочем, Ричард Блейд не собирался ждать так долго. Он напомнил себе, с каким уважением был принят в Батре; затем, порывшись среди событий последних месяцев, откопал еще пару-другую эпизодов, когда юный возраст Рахи оказался вполне к месту. Вздохнув, Блейд решил, что за все в этой жизни надо платить — в том числе и за услады молодости.
Когда он перешагнул порог своего шатра, его встретила ухмыляющаяся физиономия Ильтара. Чос, собиравший ужин на походном столике, вскинул на хозяина тревожные глаза.
— Хвала Айдену! — сказал он, осматривая Блейда с головы до ног. — Ты цел и невредим!
— Ненадолго, уверяю тебя, ненадолго, — Ильтар налил себе вина.
— Дразнишь меня, господин? — Чос возмущенно уставился на хайрита, потом перевел взгляд на хозяина. — Он говорит, Рахи, что ты устроил мерзкий дебош на совете… разбил голову красноносому Ворту — порази его Шебрет молнией в тощую задницу! — а потом переломал кости телохранителям бар Нурата и…
Блейд поднял руку.
— Готов поклясться, что по крайней мере половина сказанного — правда, — заявил он.
— Но бар Ильтар говорит, что тебя собираются забить в колодки…
Блейд посмотрел на ухмыляющегося во весь рот кузена, затем покачал головой.
— Ты же бывалый парень, Чос! Ну, скажи мне, легко ли взять на расправу человека из хайритского лагеря — да к тому же брата вождя?
— Умный Эльс, хитрый Эльс! — басом проворковал Ильтар. — Ладно, на самом деле было так Нурат сказал — поглядим завтра в бою, чего стоит этот парень. А Ворт поклялся, что отрежет себе левое ухо, если окажется, что ксамиты привели сюда больше пяти тысяч копьеносцев.
Блейд пристально поглядел на кузена.
— У меня такое предчувствие, что старый болван уже может точить свой нож.
Послеполуденная жара уже начала спадать, когда айденское войско достигло конца долины. Русло пересохшей реки, от которой остались только лужи да небольшие пруды, соединенные мелким ручьем, отклонялось влево, к холмам; впереди раскинулся широкий ровный луг с редкими пригорками и опавшей, пожухлой от зноя травой. Идеальное место для маневрирования плотных масс тяжеловооруженных пехотинцев, отметил про себя Блейд. Но для кавалерийской атаки луг подходил не хуже.
Эта равнина, мили полторы поперек, в глубину тянулась на все четыре, упираясь в очередную гряду невысоких холмов. С востока этот миниатюрный горный хребет прорезала лощина — вероятно, там продолжалось речное русло, выходившее в неведомые земли по ту сторону страны холмов. Справа от этого прохода, гораздо более узкого, чем тот, которым айдениты вышли на равнину, темнели шеренга ксамитской пехоты. Их было много, очень много.
По тому, с какой уверенностью противник выбрал место встречи, Блейд понял — предводители армии эдората не сомневались, что бар Нурат приведет свои орды именно сюда. Это говорило о многом. О том, что пересохшее русло на самом деле являлось наиболее удобной дорогой в южные пределы, и о том, что сей факт был ксамитам отлично известен.
Айденские ратники, хорошо отдохнувшие во время долгой дневки, шли бодро. Согласно плану бар Нурата, орды разворачивались в четыре линии, занимая по фронту ярдов восемьсот; их строй почти перекрывал левую часть луга. Справа колонной по десять двигались хайриты, обгоняя пешее войско и прижимаясь к западному краю равнины. Оба фланга прикрывали полуорды стамийцев; они уже лезли на ближайшие холмы, стараясь занять удобную для стрельбы позицию. Еще два их отряда шли сразу за первой линией.
Обоз, вместе с последней тысячей лучников, остался в горловине прохода, наглухо отсеченной сейчас тяжелыми повозками северян, за которыми сгрудились остальные фургоны. Пять возов, однако, следовали в арьергарде хайритского строя. В них везли запасные арбалеты и плотно увязанные пучки стрел, и каждый тащила теперь пара шестиногов, прикрытых кольчужными попонами, свисавшими почти до земли.
На краю луга, в сотне ярдов от западной гряды холмов, торчал невысокий серповидный курган, обращенный выпуклостью к вражеским шеренгам — естественное место сосредоточения для воинского отряда и превосходный наблюдательный пункт. Ильтар вел своих людей как раз туда, инстинктом прирожденного полководца угадав все преимущества этого места; там хайритам предстояло ждать, пока минует первая фаза сражения и в бой вступит фаланга. Сотня за сотней тароты и их всадники скапливались в полукруге меж пологих травянистых склонов; наконец он был заполнен от края до края. Всадники встали плотно, стремя к стремени; раздавались лишь позвякивание кольчуг да глубокое, но негромкое сопенье таротов. Спешившись, Блейд кивнул Чосу и полез на гребень, желая бросить взгляд на вражеское войско.
Их было тысяч тридцать, поджарых смуглых ксамитских солдат. Длинные шеренги тянулись от одной гряды холмов до другой, заполняя всю южную часть долины; невысокие вершины слева и справа, в которые упирались фланги армии эдората, кишели лучниками. Блейд понял, что видит всего лишь застрельщиков — бойцы передовых отрядов, полунагие, с пучками дротиков и кривыми кинжалами, не могли нанести мощного удара. То была легкая пехота, скорая на ногу в преследовании, готовая догнать и дорезать побежденных. Сейчас она ринется вперед, выпустит рой метательных копий и отступит, очистив поле для главной силы — несокрушимой ксамитской фаланги.
За морем бронзово-коричневых тел в пестрых, в белую и красную полоску передниках, словно острова возвышались три плотные группы солдат, сверкавших бронзой панцирей и щитов. Глухие шлемы с прорезью для глаз скрывали их лица, лес двенадцатифутовых пик чуть заметно колыхался над красными султанами. Центральный отряд был больше — Блейд насчитал двести бойцов по фронту и тридцать шеренг в глубину; два остальных, подпиравших фланги, казались вдвое меньшими. Двенадцать тысяч тяжелой пехоты! Если верно то, что ему говорили про этих воинов, они растопчут айденские орды еще до заката.
Он оглянулся на хайритов, сгрудившихся под прикрытием холма. Всадники, расслабившись, откинулись в седлах; передние баюкали на коленях древки франов, задние — кто дремал, кто рылся в колчанах с толстыми короткими стрелами, кто, для проверки, щелкал спусковой скобой арбалета. Двое трое, спешившись, заталкивали в пасти своих зверей пучки сушеного кра; остальные шестиноги, мерно работая челюстями, уже перетирали возбуждающую жвачку. Позади нестройной толпы всадников вытянулись в ряд пять тяжелых возов; над высокими бортами, окованными железными полосами, громоздились вязанки стрел.
Боевое искусство средневековья и классической эпохи было одним из увлечений Блейда, и он прекрасно помнил, что конница — в исторической перспективе, конечно, — всегда проигрывала тяжелой пехоте. Конные стрелки Персии не могли справиться с македонской фалангой, орды восточных варваров разбивались о римские легионы, бронированный строй викингов топтал рыцарей Франции. Пеший боец с большим щитом и длинной пикой оказывался сильнее конного — если с боков пехотинца прикрывали другие фалангиты, а сзади стоял соратник с длинным мечом или доброй секирой. Конница ничего не могла поделать с этим железным каре; она атаковала — и гибла. Однако так было на Земле; кто знал, на что способны эти всадники на чудовищных, невероятных шестиногих скакунах?
За центральной фалангой — там, где на высоком деревянном помосте развевались пышные плюмажи военачальников и мельтешил рой посыльных, — раздался рев труб. Первые шеренги легковооруженных дрогнули и, переходя с шага на бег, коричневокрасной волной покатились поперек долины. Шесть полуорд айденитов, разворачиваясь навстречу, приветствовали их улюлюканьем и грохотом мечей о щиты. Промежутки между плотными квадратами полуорд заполнили стамийские лучники; зазвенели тетивы их коротких луков, и красно-коричневый вал огласился воплями раненых. Мимо северных всадников уже мерно печатали шаг орды второй линии; ее подпирала третья. Четвертая — три с половиной тысячи ветеранов — замерла в сотне ярдов позади; эти были запасным козырем в предстоящей схватке с фалангой.
Перед третьей линией на своем черном жеребце гарцевал бар Нурат, окруженный адъютантами и барабанщиками. Блейд видел упрямый блеск глаз под сверкающим наличником шлема, руку, намертво вцепившуюся в поводья, и жезл, которым размахивал стратег, поторапливая сардаров и алархов.
Град дротиков просвистел в воздухе — раз, другой, третий. Ксамиты целили в щиты, тяжелые наконечники пробивали насквозь двойной слой дубленой кожи и деревянную доску. Блейду говорили, что вытащить их практически невозможно — этому препятствовали специальные крючки, выступавшие на лезвиях. Пехотинцы несли по три-четыре копья и метали их с завидной точностью. Однако они не стремились пустить кровь старым соперникам на полях сражений, предоставляя выполнение этой задачи фаланге; их целью являлись именно щиты, без которых длинные пики фалангитов могли переколоть имперцев во мгновение ока.
Атакующие шеренги полуголых бойцов вдруг остановились, пропуская задние ряды; новый ливень дротиков обрушился на айденских солдат. Многие швыряли наземь бесполезные щиты с полудюжиной торчащих из них древков и, яростно размахивая мечами, бросались на увертливого врага. Навязать ближний бой — а там короткие тяжелые клинки и превосходная выучка меченосцев сделают свое дело! Заревели сардары, алархи заработали плетьми, остужая самых горячих; строй айденитов выровнялся, квадраты полуорд снова обрели четкость.
Похоже, легковооруженные истощили свой запас копий. Так и не сблизившись с имперцами на расстояние доброго удара, они вдруг разом повернулись, забросив за спины небольшие круглые щиты — для предохранения от стамийских стрел — и бросились назад, к широким промежуткам между фалангами. Маневр не был безупречен — разъяренные орды первой линии накатили с тыла, и началась резня. За ними поспешали шесть джейдских полуорд, на бегу вытаскивая мечи. «Самое время ввести в дело главные силы», — подумал Блейд, сосредоточив внимание на застывших в плотном строю фалангитах. Словно повинуясь его взгляду, опять рыкнула труба — долгий аккорд повис в воздухе. Три прямоугольника качнулись, воины первого ряда опустили пики, шагнув вперед как один человек, водоворот смуглых фигур раздался перед ними, обтекая фланги. Сзади на ксамитских застрельщиков с воплями и торжествующим воем наседали передовые алы; солдаты рубили, рубили, рубили, словно опьяненные кровью. Вдруг поле перед ними опустело, и в глаза айденитам сотнями остроконечных пик уставилась смерть.
Впрочем, вражеская тактика не была неожиданной для бар Нурата. Жезл стратега взлетел вверх, загрохотали барабаны, и третья линия имперских войск быстро двинулась вперед, сливаясь со второй. Полуорды из Джейда — вокруг них, выравнивая шеренги, метались алархи, — выстраивались двумя группами: четыре — на левом фланге, восемь — в центре. Замелькали копья, запасные щиты и алебарды на длинных рукоятях — их передавали в первые ряды; около каждого копейщика встал боец с секирой, со щитом на левом плече и вторым, свисавшим со спины. Стамийцы, не без потерь выбравшиеся из недавней свалки, в которой передовые орды рубили легкую пехоту эдората, забрались на вершины холмов слева и справа и затеяли перестрелку с лучниками врага. Теперь только измятый неровный строй меченосцев первой линии разделял изготовившиеся к бою фаланги и семь тысяч джейдских ратников.
Удар тяжелой пехоты эдората был неотразим. Три фаланги двигались наискосок; одна немного обгоняла центральный отряд, вторая — та, что находилась почти напротив северных всадников, — отставала. Первый ощетинившийся копьями прямоугольник прошел сквозь правый фланг айденских меченосцев как нож сквозь масло. Солдаты, потерявшие щиты во время атаки легковооруженных, пытались перерубать древки пик своими короткими мечами; иногда это удавалось, но чаще острие копья быстрее находило цель. Оставив за собой вал трупов, ксамиты с грохотом столкнулись с четырьмя джейдскими полуордами и начали их теснить. Силы оказались примерно равными — три на две с половиной тысячи бойцов — но пики ксамитских солдат были длиннее, щиты — больше, а искусство сражаться в плотном строю — выше всяких похвал. Они ломили стеной; Айден отступал.
Снова грохот металла о металл — большая фаланга навалилась на центр имперцев, возглавляемый бар Нуратом; третий отряд заворачивал налево, явно намереваясь ударить во фланг. Словно ожившая иллюстрация к учебнику древней военной истории разворачивалась перед Ричардом Блейдом; впервые — с тех пор, как он попал в это измерение, — странник видел крупную битву, столкновение армий двух огромных государств — и, несомненно, противоборство двух военных доктрин.
Ксамиты явно специализировали свои войска. Стрелки метали стрелы и камни. Легкий пехотинец умел быстро наступать и отступать, действовать дротиком… что же еще? Блейд поднял взгляд на поле сражения, где полуголые бойцы эдората добивали молодых солдат бар Кирота. Да, они еще неплохо обращались со своими кривыми кинжалами, походившими на ятаганы… Тяжеловооруженные разделывали противника с основательностью дорожного катка. Они искусно владели пиками, держали строй и наверняка отличались чудовищной выносливостью — сражаться под жарким солнцем в бронзовых доспехах мог не каждый. Но Блейд не сомневался, что в поединке один на один воин Айдена превосходит ксамитского фалангита. В имперской армии не было легкой и тяжелой пехоты, инженерных войск, пращников и стрелков — последних, при необходимости, предпочитали нанимать на стороне, как стамийцев; имперские орды состояли из солдат. И предполагалось, что эти солдаты, как римские легионеры, способны на все. Они действительно умели если не все, то многое — но справиться с фалангой было выше их сил.
Над плотной группой всадников, окружавших бар Нурата, взметнулось копье с вымпелом. Сигнал! Блейд, скатившись с кургана, прыгнул в седло. Тароты не разгонялись подобно лошадям, они с места рвали в галоп. Хайриты стремительно вылетели из-за холма, растягиваясь колонной по-двое; Ильтар вел первую сотню, Блейд со своей замыкал строй.
Бешеным скоком длинная змея всадников мчалась наперерез третьей фаланге. Плавно покачиваясь на спине зверя, Блейд видел, что ксамиты даже не замедлили шага. Может, гордость подавляла страх перед невиданными животными, либо уверенность в своих силах — или же привычка к дисциплине, вколоченная с юности палками сержантов.
Сзади щелкнула тетива — Чос пытался достать врага стрелой из короткого стамийского лука; с арбалетом, который хайриты натягивали вручную, он справиться не мог. Недолет. Блейд, разминаясь, махнул франом — раз, другой. Длинное древко уже привычно скользило в ладони, клинок то сверкал у самого лица, то змеиным жалом выстреливал вперед.
Сотня Ильтара мчалась в пятидесяти ярдах от ксамитского строя. С резким визгом понеслись арбалетные стрелы, и первый ряд фаланги рухнул, как подкошенный. Всадники стреляли в прорези шлемов, в шею над краем панциря; впрочем, их короткие снаряды с закаленными стальными остриями пробивали и сами доспехи. Щиты — да, толстые массивные щиты могли спасти от них — если пехотинец успевал прикрыть лицо; но, как правило, он тут же получал болт в колено.
Бойцы Дома Карот сняли первый ряд фаланги и, обогнув строй справа, обрушили на нее второй залп. Сотни патаров, сейдов, кемов и оссов продолжали шелушить ксамитский отряд словно луковицу, которую теребят нетерпеливые пальцы. Когда цепочка всадников Блейда поравнялась с фалангитами, перед их фронтом громоздился вал трупов, над которым торчала стена щитов и с прежней неукротимостью сверкали острия пик. Люди второй сотни каротов не стали тратить зря стрелы; в ход пошли франы, превращая грозные копья в бесполезные обрубки. Шестиноги бешеным галопом неслись на расстоянии удара, почти касаясь боками бронзовых наконечников; северный воин успевал снести острие, ксамит, пытаясь уколоть, обычно промахивался. Тем не менее Блейд не раз слышал за спиной дикий визг таротов и проклятия всадников.
Он на миг приподнялся в стременах, окинув взглядом неширокую долину. Дела имперской армии шли неважно. Воины эдората уже захватили высотки на обоих флангах, и все стамийцы, похоже, были перебиты. Теперь отряды вражеских лучников вместе с метателями дротиков нависали над четвертой, резервной линией айденитов, забрасывая ветеранов стрелами, копьями и камнями. Сколько они еще выстоят под обстрелом? В любом случае щиты можно было считать потерянными — значит, на долю ксамитской фаланги останется вдвое меньше работы.
В центре и на левом фланге имперские орды медленно отступали под натиском закованной в бронзу пехоты врага. Оттуда доносился яростный грохот мечей и секир о щиты и шлемы, стоны раненых, яростные крики айденитов и протяжный торжествующий вопль — боевой клич фаланги.
Ильтар яростно закрутил франом над головой, потом вытянул клинок в сторону центра. Бар Нурат нуждался в немедленной помощи, и восемь хайритских сотен устремились назад, мимо подковообразного кургана и заполненных стрелами возов. Когда всадники проносились вдоль линии фургонов, три десятка возничих начали швырять им туго увязанные пучки; воины ловили их на скаку — руками или крючьями франов. Сзади раздавался монотонный посвист стрел и лязг арбалетных пружин — две патарские сотни старались проломить бронзовую стену истерзанного, потерявшего половину бойцов ксамитского отряда.
Глухо взвыла труба, и задние ряды большой фаланги развернулись навстречу северянам, предотвращая удар с тыла. Вероятно, здесь командовал более опытный военачальник он либо встречался раньше с хайритами, либо следил за только что разыгравшейся схваткой. Воины в первой шеренге опустились на колени, скорчившись за щитами и прикрывая ноги солдат во втором ряду; те держали свои щиты на уровне груди. Опоясанный двойной сверкающей полосой металла, ксамитский строй ощетинился сотнями копий. Одни были вытянуты на восемь футов — чтобы не подпускать всадников слишком близко; другие, торчавшие на вдвое меньшее расстояние, были готовы нанести смертельный удар. Никто, даже тренированный хайритский боец, не сумел бы пробиться сквозь внешний слой этого частокола, уворачиваясь одновременно от выпадов копий, поджидавших на полтора ярда дальше. Вряд ли хайритов можно было победить таким способом, но остановить — несомненно. И Ильтар, видимо, уже понял это.
Его предостерегающий крик был повторен сотниками, и все же несколько горячих голов, попытавшихся пустить в ход франы, повисли на ксамитских копьях. Отряд промчался вдоль фронта фаланги, выбивая стрелами о ксамитские щиты громоподобную лязгающую мелодию. Каждый всадник со второго седла успел выстрелить трижды, но Блейд, по-прежнему замыкавший колонну со своими оссцами, видел, что эти залпы принесли нападавшим немного пользы. Упали три-четыре десятка фалангитов — из самых неосторожных или несчастливых; их место тут же заняли другие бойцы.
Теряя время и темп атаки, хайриты развернулись для второго захода — с тем же результатом. Ильтар начал новый поворот. Либо он тянул минуты, судорожно выискивая способ, как пробиться через этот смертоносный частокол, либо не мог смириться с тем, что уже понял Блейд — северян остановили! Безусловно, они владели и свободой маневра, и полем — всем полем, кроме той его части, где стояли эти невероятно упрямые ксамиты.
Пять передних шеренг большой фаланги продолжали перемалывать джейдские орды, теснимые с востока вторым отрядом. Со спины своего тарота Блейд видел, как падали всадники, телохранители и адъютанты, окружавшие бар Нурата; и вместе с ними клонились к земле, втаптывались в кровавую грязь айденские вымпелы. Вот черный жеребец полководца вскинулся на дыбы, оскалив зубы в агонии, потом рухнул на бок. Похоже, Нурату не выбраться… Нет, он вскочил, уже со щитом на плече, подхваченном из рук умирающего солдата, и теперь медленно пятился назад, отбивая мечом жалящие острия копий. До него было с полсотни ярдов — непреодолимый путь, перекрытый всей толщей ксамитской фаланги, — и Блейд заметил, какая дикая ярость искажала обычно холодное и сумрачное лицо стратега.
Ильтар, видимо, ничего не мог придумать. Фланговый обход представлялся бесполезным — с боков ксамитов прикрывала все та же двойная бронзовая стена щитов. Теряя честь воина, хайритский вождь был вынужден бессильно следить, как расправляются с его нанимателем. Да, теряя честь, свою и Хайры, ибо ему платили золотом именно за эти драгоценные мгновения боя!
Когда колонна северян повернула в третий раз, Блейд, выбрав подходящий момент, выбрался из строя и направил Тарна к пегому шестиногу кузена.
— Повозки! — закричал он, перекрывая лязг сыпавшихся на щиты фалангитов стрел, — В каждую — десяток с франами и десяток стрелков! А потом пустим их туда! — Блейд рубанул ладонью в сторону несокрушимого ксамитского строя.
Ильтар понял мгновенно.
— Отличная мысль! Бери свою сотню и действуй! — Уже на скаку, резким посвистом созывая оссцев, Блейд обернулся и успел разглядеть, как на лице вождя мелькнула улыбка, а с губ словно слетело обычное: «Умный Эльс! Хитрый Эльс!» В следующий миг Ильтар уже раздавал приказы, сбивая отряд тесным клином, нацеленным в самую середину ксамитского фронта.
Возы грохотали, возницы нещадно настегивали зверей бичами, стараясь набрать разбег на расстоянии двухсот ярдов, отделявших фалангу от серповидного холма. Блейд, и в спешке не потерявший головы, забрался во второй фургон; первый, по его расчетам, скорее всего завязнет в пробитой бреши, а он хотел сохранить максимальную свободу маневра. Придерживаясь одной рукой за высокий борт и сжимая в другой фран, он посмотрел назад — его всадники мчались следом, все — в передних седлах, поскольку половина бойцов перешла в повозки. Чос, свято соблюдавший инструкцию беречь Тарна, а заодно — и свою шкуру, скакал, как было велено, в самом хвосте колонны.
Блейд довольно улыбнулся. Да, хайриты умели действовать быстро! А их шестиноги развивали просто невероятную скорость! С того мгновения, как он вымолвил Ильтару первое слово, и до удара о бронзовую стену фаланги вряд ли пройдет больше пяти минут! Еще тридцать ярдов… двадцать… десять… Сейчас возы врежутся в ксамитский строй…
И они врезались.
Первая пара зверей протащила фургон почти в самый центр вражеского войска, давя и калеча людей; там он и застрял, словно крохотный форт, стиснутый такой плотной массой живых и умирающих фалангитов, что даже чудовищные усилия двух шестиногов не могли продвинуть его ни на дюйм. За ним по кровавому следу ринулись остальные возы и осская сотня; затем — большая часть всадников Ильтара. Бойцов Дома Сейд он отправил громить третью фалангу.
Хайриты стреляли в упор с повозок и седел; сверкали франы, дикий рев разъяренных таротов смешивался с грохотом копыт, молотивших по доспехам, лязгом оружия и криками умирающих воинов эдората. В этом сражении не было раненых; фалангиты стояли так плотно, что каждый удар клинка, каждая стрела, каждый оборот окованных железом колес нес смерть. Гибельная брешь в теле фаланги все расширялась и расширялась, стройные шеренги распадались на отряды из ста-двухсот бойцов, потом — на группы из десятков отчаянно обороняющихся людей, наконец — на кучки, в которых было не больше трехпяти солдат.
Но они продолжали сражаться! Они не просили пощады! Бросив длинные пики, бесполезные в ближнем бою, обнажив мечи и прикрываясь своими огромными щитами, ксамиты пытались взять кровь за кровь — тарота ли, человека, не важно; казалось, каждый из них стремился умереть, хоть раз погрузив клинок в тело врага. Но это удавалось им редко. Лишенные монолитной спаянности строя, они были беззащитны перед потоком стрел и свистящей сталью северян; один за другим они падали в траву, сами подобные траве, скошенной безжалостными ударами.
Блейд не считал, скольких он убил в тот день. Когда пространство вокруг повозки покрыли трупы в обагренных кровью доспехах, он перепрыгнул с борта в седло Тарна и вытащил притороченный к луке длинный меч. Так, с франом в правой руке и мечом в левой, он и кончил этот бой, обнаружив, что рубить уже некого; тех же, кто избежал ударов его клинков, милосердно пристрелил Чос. Патары и сейды добивали остатки меньших фаланг; айденские ветераны, взобравшись на гребни окрестных холмов, ожесточенно резали полуголых пехотинцев Ксама; потрепанные джейдские орлы, растянувшись поперек долины неровной шеренгой, отлавливали и приканчивали бегущих; охранявшие обоз стамийцы, ала за алой, скрывались в боковых проходах, преследуя тех, кто пытался найти спасение в лабиринте холмов.
Нижний край солнечного диска коснулся вершин западной гряды. Трубы ксамитов молчали.
Блейд, Ильтар и семь оставшихся в живых сардаров стояли над телом бар Нурата. Ксамитское копье пробило нагрудную пластину панциря, разворотив ребра страшной раной; в ней розовели обломки костей, рассеченные мышцы и залитое кровью легкое. На лице полководца застыло гневное выражение, словно и в смерти он продолжал с той же яростной силой ненавидеть исконных врагов империи. Что ж, этот человек выполнил свой долг, подумал Блейд. Он ошибся, переоценив мощь своего войска, и попал в ловушку. За что и заплатил жизнью.
Оторвавшись от созерцания покойного стратега, Блейд поднял голову и оглядел айденских военачальников. Четверо были покрыты кровью и пылью: бар Кирот, сумевший вывести из-под удара фаланги с полтысячи своих молодых солдат, бар Сейрет и еще два джейдских сардара, имен которых он не знал. Трое, командиры орд ветеранов, выглядели совсем свежими. Автоматически Блейд отметил, что Иртем бар Корин, видимо, погиб. Жаль… Парень был неглуп и испытывал к нему симпатию…
Впрочем, то, чему предстояло сейчас свершиться, произойдет неизбежно и независимо от желания сардаров, пребывавших в состоянии шока и нерешительности. В отличие от них Блейд точно знал, чего хочет и как будет действовать. И он собирался выполнить свой план, даже если придется зарубить всех семерых, не исключая и бар Кирота. За его спиной была молчаливая поддержка Ильтара и нетронутая сила хайритской тысячи, потерявшей не более полусотни бойцов.
Бар Ворт откашлялся. Лицо его покраснело больше обычного, пальцы нервно сжимали рукоять висевшего на перевязи меча.
— Хм-м… Да будет милостив к тебе Айден в своих сверкающих чертогах… — старый сардар на миг склонил голову перед телом полководца. Остальные вразброд повторили его жест и ритуальную фразу прощания. — Что будем делать, досточтимые? — взгляд Ворта скользнул по мрачным лицам офицеров. — Продолжим поход или повернем домой?
Хочет вернуться, понял Блейд. Но опасается принять ответственность за такое решение на себя одного.
— А разве у нас есть выбор? — хрипло произнес Кирот. — Пока что в южные пределы попал бар Нурат — вместе с доброй половиной войска. — Но они уже ни о чем не смогут рассказать! — он горько расхохотался.
— Ну-у-у… — протянул Ворт, — у верховного стратега были секретные инструкции… указания насчет дальнейшего пути… Я же их не имею. Как старший среди вас, я готов вести войско обратно, но не туда, — он махнул в сторону южной гряды холмов.
Оба командира орд ветеранов одобрительно закивали. Чем ближе человек к пенсии, тем больше ценит он жизнь, подумал Блейд. Это умозаключение было справедливо и на Земле, и в Айдене, и в десятках других миров Измерения Икс.
— Надо возвращаться, — сказал один из ветеранов, — Ворт прав. Досточтимый бар Нурат был великим полководцем… нобилем из рода пэров… Кто из нас ему равен? — он метнул презрительный взгляд на молодого бар Кирота, словно с ходу отметал возможные претензии с этой стороны.
— Этот великий полководец завел нас в ловушку, — угрюмо пробормотал Кирот, — хотя его об этом предупреждали… те, у кого хватило мозгов и смелости поднять голос на совете… — он искоса взглянул на Блейда. Все три командира ветеранов нахмурились, и даже на потных физиономиях джейдских офицеров появилось неодобрительное выражение. Люди не прощают напоминаний о своих ошибках.
«Торопится парень, — снисходительно подумал Блейд. — Слишком молод. Нельзя вот так, сразу…» Впрочем, ему тоже не хотелось зря тянуть время.
— Не нам обсуждать ошибки досточтимого бар Нурата, — Сейрет примиряюще поднял руку. — Тем более, что содеянного не исправишь. Милостью Шебрет нам дарована победа… мы живы, и половина войска еще держится на ногах.
— Хорошо! Так что ты предлагаешь? — бар Ворт прожег джейдца яростным взглядом. — Идти назад? Или вперед? — Сейрет покачал головой, явно пребывая в нерешительности, — И если мы пойдем вперед, то кто готов нас возглавить? — Он обвел взглядом лица сардаров, явно игнорируя и Блейда, и хайритского вождя. — Ты, Кирот? Ты, Сейрет? Ты, бар Трог? Ты, бар…
— Я, — спокойно произнес Ричард Блейд, выступая вперед.
Стоявший рядом с ним Трог, приятель бар Ворта, невольно отшатнулся. Блейд скосил на него глаза, и на его губах заиграла насмешливая улыбка.
— Чего ты так испугался, почтенный бар Трог? Тебе же требовался хороший полководец, из рода пэров, да еще с секретными инструкциями… Ну, так погляди внимательно! Вот стоит перед тобой сардар Аррах бар Ригон, военачальник не из последних, наследник Западного пэрства и носитель тайны… Чего же тебе еще нужно?
— Нет! — взревел Ворт, хватаясь за меч. — Нет! Разжалованный сардар, сын предателя, беспутный пьянчуга, кал собачий — вот ты кто! Сам милосердный бар Савалт велел мне… — он вдруг захлопнул рот, сообразив, что сболтнул лишнее.
Блейд медленно повернулся к командиру ветеранов и потянул из ножен кинжал.
— За тобой должок, приятель, — неторопливо произнес он, затем с силой метнул клинок в ноги бар Ворту, так что лезвие по рукоять ушло в землю. — Я хочу получить твое ухо. — Старый сардар уставился на него непонимающим взглядом, и Блейд с ухмылкой пояснил: — То самое, которое ты поклялся отрезать, если в ксамитской фаланге окажется больше пяти тысяч бойцов. Они привели тысяч двенадцать копьеносцев, и я полагаю, что могу претендовать на оба твоих уха…
— А что… Недурная мысль! — пробормотал Кирот. — Если с нашего великого полководца, — он кивнул на тело бар Нурата, — уже нечего взять, то пусть расплатится хоть его помощник… За смерть моих солдат!
— Что-о-о? — от ярости на шее бар Ворта вздулись жилы. — Бунт? Дерзость? Один — сопляк, — он ткнул пальцем в Кирота, — другой — хайритский выкормыш…
— Этот хайритский выкормыш сегодня выиграл битву и спас твою старую шкуру, о достойнейший, — спокойно произнес Ильтар. — Поэтому не стоит так горячиться. Твои-то храбрые воины всего лишь дорезали побежденных.
— Победу нам даровала Шебрет! И мудрый план бар Нурата!
Ильтар задумчиво взъерошил копну своих светлых волос и посмотрел на оранжевое светило, уже наполовину скрывшееся за холмами. На лице его было ясно написано, что не стоит спорить об очевидном — лучше поскорее промочить горло после тяжких трудов. Тем не менее он вытянул руку в сторону пяти тяжелых фургонов, около которых, выпрягая израненных животных, копошились хайриты.
— Мы тоже почитаем мощную Шебрет, богиню войны и сестру Семи Ветров, — произнес вождь, — поэтому будем считать, что она вложила в голову моего хитроумного брата мысль использовать эти повозки. Сегодня он научил нас, как справиться с ксамитскими копейщиками. Возможно, Шебрет шепчет советы на ухо всем полководцам, но только великие понимают их правильно. На то они и великие… — Ильтар тяжело вздохнул, бросил тоскливый взгляд в сторону обозных телег с последними бочонками пива — они как раз выезжали на луг — и веско добавил: — Хайриты очень уважают моего брата, благородного Эльса из Дома Карот, Перерубившего Рукоять… Они пойдут дальше под его рукой. Я все сказал.
Во время этой краткой речи вокруг тела павшего стратега произошли некие перемещения. Теперь по одну сторону находились Ильтар, сам Блейд и молодой бар Кирот, по другую — разъяренный Ворт и два старых сардара. Три джейдских офицера, полные сомнений, стояли между ними. «Словно склока в парламенте, — пришло на ум Блейду. — Лейбористы, консерваторы и колеблющиеся центристы»
С одним небольшим отличием: лейбористом Блейд не был, и никто не смог бы упрекнуть его, аса секретной службы, в отсутствии решительности. Он указал на кинжал старого Асруда. все еще торчавший в земле у самых ног бар Ворта, и рявкнул:
— Уши!
Казалось, старый сардар внезапно успокоился. Окинув рослую фигуру Блейда оценивающим взглядом, он вытащил меч и негромко, но твердо сказал:
— Уши тебе мои понадобились, хайритский пес? Ну, так подойди и возьми! — Затем он повернулся к своим соратникам: — Всем нам известно, каким образом благородный нобиль и офицер должен защищать свою честь. Конечно, этот, — он кивнул в сторону Блейда, — всего лишь аларх и сопляк, недостойный скрестить меч с ветераном. Однако в нем есть капля-другая айденской крови… и я выпущу ее как можно быстрее. А потом мы разберемся и с остальными, — бар Ворт мрачно кивнул на Ильтара и молодого Кирота.
Блейд неторопливо отстегнул перевязь с франом и сунул его в руки кузена.
— Не тяни, — пробормотал тот, принимая оружие. — У меня в глотке сухо, как в дырявом бочонке.
Усмехнувшись, Блейд шагнул вперед, вытягивая меч, и в следующий миг клинки сшиблись, словно лезвия чудовищных смертоносных ножниц.
Бар Ворт оказался отличным фехтовальщиком. Несмотря на сотни галлонов горячительных напитков, поглощенных за три десятилетия имперской службы, рука старого сардара не дрожала. Вдобавок он был свеж, бодр и полон служебного рвения. Лучший способ справиться с бунтом — покончить с его главарем. Что он и собирался сделать.
Видимо, такой поединок не противоречил армейскому уставу; ни приятели Ворта, ни джейдские сардары, ни Кирот не сделали попытки остановить сражающихся. Превозмогая усталость, Блейд орудовал мечом, думая, что бар Ворт избрал наилучший выход. Попытка вызвать ратников и арестовать непокорного аларха наверняка привела бы к столкновению с хайритами. А так — поединок один на один… во имя защиты чести и своих ушей! Ну, ничего, сейчас он до них доберется!
Сильный рубящий удар сбил шлем с головы сардара ветеранов. Блокировав ответный выпад, Блейд сделал изящный пируэт, и кончик его клинка прочертил кровавую полоску на щеке бар Ворта — как раз у самого уха. Тот отпрянул в сторону, но меч вдруг словно перепорхнул в левую руку его противника, потом прянул вперед, и на другой щеке сардара тоже появилась алая полоса.
Блейд уже не чувствовал усталости. Длинный меч казался легче пера, стальной клинок стал продолжением его руки, повинуясь каждому движению кисти, ощущение легкости, приподнятости охватило его, словно балетного танцора, исполняющего на бис сольную партию. Он хорошо знал это чувство, предвещавшее, что его противнику осталось недолго жить.
Клинок глухо звякнул о край нагрудника Ворта, и, обливаясь кровью, сардар повалился в жухлую вытоптанную траву рядом с телом своего мертвого командира. Швырнув меч в ножны, Блейд сделал два длинных шага, вытащил из земли свой кинжал, потом опустился на колени у головы бар Ворта. Мелькнула мысль, что Ильтар может быть доволен — он не тянул время, схватка длилась не больше четырех-пяти минут.
Внезапно странник ощутил на плече чью-то руку. Он поднял взгляд вверх — это был Трог. На его лице застыло полуизумленное, полуиспуганное выражение.
— Не калечь его, досточтимый, — хриплым голосом произнес он, — мы и так готовы повиноваться. Ходили слухи, что отец открыл тебе тайную дорогу на Юг… — брови бар Трога взлетели вверх в невысказанном вопросе.
Блейд поднялся с колен и долгим внимательным взглядом посмотрел на Трога, бар Сейрета и других сардаров.
— Всем отойти на ночлег к месту последней дневки, — жестко приказал он. — И поторопитесь, солнце садится! Выставить караулы, подсчитать раненых, оказать им помощь. Выполняйте!
Ильтар обозрел поле, на котором лежало не меньше тридцати тысяч трупов, и покрутил головой.
— Да, скоро здесь будет изрядно смердеть, — заметил он. — Но, с твоего разрешения, брат, я все же оставлю тут сотню всадников. Пусть понаблюдают за окрестностями.
Эта мысль была вполне здравой, и Блейд одобрительно кивнул головой.
Перед ним раскинулось гигантское болото. Топкий травянистый берег уходил в черную воду, из которой тут и там торчали заросшие осокой островки, окаймленные кольцами жидкой грязи. Кое-где высокие, в человеческий рост растения, похожие на тростник, чуть шелестели под слабыми порывами обжигающего ветра. На расстоянии полета стрелы, полускрытая вечным туманным маревом, тянулась редкая полоска деревьев — странных, скособоченных, словно их ветви и вершины врастали обратно в липкую илистую почву в поисках дополнительной опоры. Эти болотные великаны казались огромными бурыми пауками, затаившимися в белесой паутине тумана; их раздутые бочкообразные стволы на высоте двухсот футов заканчивались тонким и длинным, загнутым к земле жалом, а изломанные ветки тоже тянулись вниз, словно ноги чудовищного насекомого. Над этим безрадостным пейзажем, над темной водой, грязью, ядовито-зелеными травами и странными деревьями висела мгла; выше раскинулось мутно серое палящее небо, в котором плавал ослепительный оранжевый солнечный диск. Болото дышало влажной жарой и смрадом гниющих растений, и Блейду казалось, что сейчас тут было не меньше пятидесяти по Цельсию. Парная баня! Он вспомнил свежую прохладу замкового парка, звон фонтанных струй, золотистое тело Лидор, скользящее в озерце с мраморными берегами, и тяжело вздохнул. До всего этого великолепия оставалось две с половиной тысячи миль и два месяца пути.
Вдали протекала река. Медленно, неспешно ее воды вливались в болото, исчезая в бездонной трясине. На берегу был раскинут лагерь — с полсотни палаток, вокруг которых сейчас паслись тароты. Широко ступая — при каждом шаге ноги уходили в почву чуть ли не по щиколотку — Блейд подошел к Тарну, на котором понуро сидел Чос, закутанный для защиты от солнца в полотняный плащ, взгромоздился в седло и хлопнул зверя по мохнатой шее. Тот затрусил к биваку. Его огромные копыта и лишняя пара ног великолепно подходили для продвижения по вязкому болотистому грунту. Однако и им требовалась хоть какая-то опора, а ее в Великом Болоте не было. При первой же попытке пустить туда шестиногов Блейд потерял двух животных. Людей пришлось вытягивать на берег веревками.
Вытерев капюшоном своего плаща стекавший на глаза пот, странник хмуро покосился в сторону трясины. Теперь он знал, что преграждает путь на Юг. Ни пешему, ни конному, ни на лодке, ни на плоту не перебраться через это чудовищное болото, тянувшееся, видимо, до самого экватора — на пятьсот или тысячу миль по его приблизительным подсчетам. Пожалуй, это природное образование, не имевшее аналогов на Земле, и болотом нельзя было назвать — скорее, заболоченное, вытянутое в широтном направлении море среди неимоверно топких берегов, пересекавшее континент от края и до края. В этих низких широтах безжалостное солнце наверняка выжгло бы все живое, превратив землю в пустыню, но экваториальные океанские воды каким-то образом вторгались в материковую твердь, смешиваясь с почвой и заливая возникающей грязевой субстанцией огромную территорию. Возможно, где-то на юге, еще ближе к экватору, как подозревал Блейд, простирались открытые воды. Какая там температура? Семьдесят, восемьдесят градусов? Несомненно, ничего живого там не могло существовать. И столь же несомненно, был лишь один способ преодолеть Великую Топь — по воздуху. Когда в Айдене изобретут самолеты.
Чос сзади дышал тяжело, с присвистом; похоже, сил на разговоры у него уже не оставалось. Как и у всех прочих. Если бы не тароты, проявлявшие и в этом жутком климате не меньшую живость, чем на прохладном севере, ни один человек не ушел бы отсюда. Они просто свалились бы через сотню-другую шагов.
Блейд в очередной раз порадовался тому, что, миновав страну холмов, твердо решил не брать с собой ни одного пешего. Это произошло двадцать дней назад, когда вполовину уменьшившееся айденское войско, преодолев лабиринт ущелий и долинок, вновь вышло на ровную местность. Пересохшая река, вдоль русла которой они следовали почти пятьдесят миль, превратилась в мутноватый мелкий поток. Выбрав на берегу подходящий холм с плоской вершиной, Блейд велел оборудовать укрепленный лагерь и на следующий день, к вечеру, объявил сардарам о своем решении.
Он собирался идти дальше только с хайритской тысячей и пятьюдесятью возами. В лагере, превратившемся за двое суток во вполне приличный форт с земляными стенами, оставался весь обширный обоз, три орды ветеранов и остальные ратники, уцелевшие после битвы в холмах, — около четырех орд джейдцев и молодых солдат Кирота, да тысяча стамийских стрелков. Хотя среди них было несколько сотен раненых, это войско представляло грозную силу. Никто не сомневался, что после недавнего разгрома ксамиты смогут выслать новую военную экспедицию только через два-три месяца.
Комендантом форта Блейд поставил бар Сейрета, надежного сардара из Джейда лет тридцати пяти. Он был достаточно опытен и тверд, чтобы справиться с любыми мыслимыми трудностями. Главными его задачами были разведка — на севере, в холмах, и новой страны на юге — и излечение раненых, которые могли стать обузой на обратном пути и в случае нового столкновения с ксамитами. Сейрет должен был ждать два месяца, семьдесят дней. За этот срок Блейд либо вернется назад, либо пришлет гонцов с приказом присоединиться к хайритам. Если известий не поступит, Сейрету следовало возвращаться назад.
Такое решение устроило всех — тем более что Блейд взял с собой двух сардаров, Трога и Кирота, с тремя десятками писцов, картографов, лекарей и следопытов, ясно показав, что хайриты всего лишь сопровождают это основное ядро айденской экспедиции.
Отряд вступил в неведомые земли, продолжая следовать вдоль крутого речного берега; теперь, без пешего войска, они могли делать миль пятьдесят в день. Раскинувшаяся вокруг страна казалась странной и древней, словно Боги Айдена позабыл и отделить здесь лес от поля, равнину от оврагов и холмов, твердь от влаги. Буйные тропические джунгли то подступали к самому берегу, то сменялись обширными участками голой, словно выжженной почвы, невысокими каменистыми плато, зарослями гигантской, по пояс всаднику, травы, песчаными дюнами или болотом. Река, верный поводырь путников, неизменно текла на юг, разливаясь все шире и шире; течение ее замедлялось, вода стала затхлой и неприятной на вкус. Но все же это была вода! Без нее, при страшной жаре, которая мучила людей днем и не давала уснуть ночью, никто не протянул бы дольше суток.
На десятый день пути Блейд велел понаделать плащей на манер туарегских бурнусов из предусмотрительно прихваченного с собой полотна. На пятнадцатый, когда ободья хайритских возов стали безнадежно вязнуть в топкой почве, а наполненный влажными миазмами воздух уже указывал на близость болота, он велел соорудить второй укрепленный лагерь и двинулся дальше налегке, с каротской сотней Ильтара и своими оссцами; десять наиболее крепких айденитов, в том числе — Кирот и Трог, ехали на вторых седлах. Так они двигались еще пять дней, пока Великая Топь окончательно не перегородила путь.
Подъехав к биваку, Блейд увидел, что сотня хайритов с помощью своих зверей уже заканчивает сооружение плотной изгороди — колья и ветви для нее были нарублены в ближайшем лесу. Позавчера вечером, едва они разбили палатки и разожгли костры, из мрака выпрыгнула какая-то кошмарная тварь размером побольше африканского льва и попыталась задрать тарота. Когда хищник, изрешеченный дюжиной стрел, затих на земле, Блейд внимательно осмотрел его в свете факелов. Сомнений не было: изображение такого же монстра, которого длинные задние лапы делали похожим на лягушку-переростка, было вычеканено на ножнах кинжала старого Асруда. Еще одна загадка… Блейд помотал головой и велел выварить череп этого создания. Его соблазнили челюсти с клыками длиной в ладонь — прекрасное украшение для кабинета в Тагре… если он туда доберется, конечно.
Парни, трудившиеся над изгородью, двигались медленно и выглядели неважно. Покачав головой, Блейд спрыгнул на землю, велел Чосу расседлать Тарна и направился в шатер Ильтара. Пожалуй, нет необходимости задерживаться в этих гиблых краях. Светлый Айден надежно огородил свое царство от любопытства смертных — во всяком случае, на этом континенте.
Ильтар, пригорюнившись, сидел за столом вместе с молодым Киротом, наблюдая, как Ульм, его оруженосец, вышибает затычку из последнего бочонка с пивом. В углу на груде травы, накрытой шкурой, прилег бар Трог. Сардару ветеранов было под пятьдесят, и он мудро избегал лишних усилий.
— Садись, Эльс, — Ильтар выудил из-под стола складной табурет. — Отпразднуем конец пути… Ну и гнусное местечко! — он кивнул в сторону распахнутого входа, за которым парило болото.
— Все разъезды вернулись, — заметил бар Кирот. — На сто тысяч локтей на запад и восток одно и то же. Жара, вонь и эта проклятая топь.
— Вот и я говорю — сплошная гнусь, — подытожил Ильтар. — Ульм, наливай! Да не забудь чашу побольше почтенному бар Трогу! — Он, не отрываясь, опрокинул в рот изрядную порцию, потом заявил: — Всякое место, где не может пройти тарот, является гнусным и подозрительным… так что из него лучше убраться побыстрее.
— Ты прав, — Блейд с наслаждением сделал первый глоток. Пиво было теплым, но все же это было пиво! А не вонючая вода из болотистой реки. — И я думаю, что нас тут больше ничего не держит. Как ты считаешь, бар Трог?
— Отчету писцов готов… Мы выполнили свой долг, и никто не упрекнет нас в небрежении, — важно произнес пожилой сардар, с удовольствием принюхиваясь к поданной Ульмом чаше. — В жизни не видел такой гиблой дыры… А уж мне-то пришлось постранствовать за двадцать лет в Береговой Охране! Да еще десять — на границе с Ксамом… — он присосался к чаше, потом начал что-то чуть слышно бормотать — видимо, вспоминал былые дни и былые походы.
Не обращая больше на него внимания, Блейд поднял вопросительный взгляд на бар Кирота. Молодой офицер кивнул, продемонстрировав, что штаб экспедиции находится в редком состоянии единодушия. Это случалось нечасто: оба айденских сардара, молодой и старый, готовы были сцепиться друг с другом в любую минуту и по любому поводу, а на долю Блейда с Ильтаром оставалась роль миротворцев.
— Бар Савалта бы сюда… — с вожделением пробормотал Кирот. — Ткнуть бы его рожей в эту зловонную лужу… Пусть вынюхивает путь на Юг… проклятая ищейка!
Блейд не первый раз замечал, что милосердный Страж спокойствия не слишком популярен среди армейской молодежи. Как всегда, он сделал по этому поводу отметку на будущее, а вслух произнес:
— Надеюсь, что вы оба, — он склонил голову в сторону бар Трога, потом подмигнул бар Кироту, — засвидетельствуете перед щедрейшим казначеем, что Аррах, сын Асруда, шел на Юг, пока не стали подгибаться все шесть ног его тарота. Конечно, если вы не согласны, я завтра же прикажу вязать плоты и попытаюсь вместе с вами, оставив храбрых хайритов на берегу, пересечь это море смрада…
Кирот в шутливом испуге вскинул руки, Трог пробормотал нечто нецензурное, а Ильтар ухмыльнулся. Блейд, еще раз оглядев свой штаб, послал Ульма за писцом — он хотел подготовить соответствующий случаю документ, скрепленный подписями айденских офицеров и своей собственной.
Лагерь свернули на рассвете, едва над болотистой равниной показался край солнечного диска. В этот час, самое прохладное время суток, вечная туманная дымка становилась еще гуще, наползая влажным белесым валом с юга, со стороны болота, и с востока, от реки. В жаркой полумгле медленно двигались люди, складывая палатки и забрасывая на спины вьючных таротов тюки со снаряжением и припасами. Перед глазами Блейда, обходившего лагерь, мелькал то мохнатый бок шестинога, бурый, пегий или вороной, то огромные челюсти, мерно перетиравшие зерно из подвешенной на шее торбы, то обнаженный, блестящий от пота человеческий торс.
Разжигать костры и готовить горячее не стали; и северяне, и маленькая группа айденитов не меньше предводителей отряда торопились убраться подальше от этой удушающей жары и смрада. Длинной цепочкой тароты двинулись вдоль речного берега на север по тропе, пробитой три дня назад в зарослях камыша. Люди на ходу жевали поджаренное зерно и сушеное мясо, отдававшее уже гнилью; потом, скривившись, хлебали из фляг затхлую воду. Блейд тихо радовался про себя несокрушимому природному здоровью членов экспедиции — ни один цивилизованный человек его родного мира не вынес бы такую диету без серьезных последствий для желудка.
Странно — или, быть может, закономерно? — но животных и птиц в этой жаркой земле было на удивление немного. Иногда путники видели в траве змей или замечали подозрительное шевеление кустов, однако посланные наугад стрелы, как правило, не находили цель. Раз-другой стрелки возвращались с какимито мелкими зверьками, похожими на ящериц с перепончатыми лапами; никто не соблазнился отведать жаркого из такой дичи.
Была еще та хищная тварь, жаба с челюстями саблезубого тигра… Чем питались эти монстры? Для них не хватило бы и сотни увертливых ящериц… Не каждый же день в сии туманные края забредали тароты! Впрочем, Блейд не сомневался, что с таротом хищнику не удалось бы справиться. Пошарив у пояса, он отцепил кинжал вместе с ножнами и начал разглядывать изображения на серебряных пластинках. Пожалуй, вот этот зверь, что-то среднее между раскормленной свиньей и бегемотом с тремя рогами, мог бы заинтересовать саблезубых… Но такие животные ему не попадались. Скорее всего, их многочисленный отряд распугал всю живность на мили и мили…
Он повернулся к Чосу — тот с блаженной улыбкой баюкал на колене череп саблезубой твари, единственный южный сувенир — если не считать записей и грубых карт. Денщик и наперсник Блейда был доволен — они возвращались к северу, к ласковому морю, к доброму вину, к обжитым местам. К нерадивой Дие, которая так не любила мыть лестницы, зато в постели отнюдь не ленилась и могла расшевелить даже мертвого.
Сам Блейд испытывал противоречивые чувства. С одной стороны, он тоже был не прочь поскорее покинуть эту страну Великого Смрада; с другой — томился неосуществленной мечтой. Он стоял на самом пороге тайны, но врата ее оказались плотно запечатанными; он выведал лишь то, что Асруд — или другие таинственные странники — посещали эти земли и знали о них много больше, чем сумел разглядеть он сам. Но что-то подсказывало ему, что истинный ключ к загадке хранится не здесь, не на зловонном берегу гигантского болота, и это чувство гнало его вперед, заставляя ускорять бег Тарна. Возможно, ключи ко всем секретам остались в Тагре, в замке бар Ригонов… Возможно, он таскал их с собой на протяжении мучительного пути на юг — причем целых два, кинжал и «зажигалку»… Возможно, ответ таился еще ближе — в его голове, в частично заблокированной памяти Рахи. Недаром же бар Занкор называл его носителем тайны!
Прошло пять дней, и две сотни, каротская и осская, соединились с остальным хайритским отрядом, поджидавшим их на берегу реки. Потом миновало еще две недели — по земному счету, ибо в Айдене не знали такого промежутка времени. Самым значительным событием за это время были следы кострищ, обнаруженные милях в тридцати к югу от страны холмов. Несомненно, ксамиты доходили сюда; и столь же несомненным казалось то, что дальше они не продвинулись. В их распоряжении не было таротов, а ни один конь не одолел бы тяжкого тысячемильного пути до границы Великого Болота.
Айденские орды встретили своего предводителя в превосходно оборудованном форпосте. Бар Сейрет не терял времени даром и не давал людям бездельничать; земляной вал стал вдвое выше, на его гребне щетинился частокол с четырьмя наблюдательными башенками, прочные прохладные землянки с бревенчатым накатом сменили шатры, раненые выздоровели, лошади отъелись на окрестных пастбищах. Правда, часть из них пришлось прирезать, так как в этом жарком климате запасы сушеного мяса сгнивали с катастрофической быстротой.
Блейд велел оставить в лагере триста телег из айденского обоза — все равно везти на них было уже нечего, а тысячный табун освободившихся лошадей гарантировал каждому ратнику кусок мяса в котле на протяжении всей дороги через Ничьи Земли. Уже знакомым путем армия пересекла холмистую страну и потянулась степью к далеким лесам на границе империи. Кончался первый месяц лета, травы выгорели, превратившись в сухие шуршащие стебли, которые лошади жевали с явкой неохотой. Тароты же поглощали все с отменным аппетитом, не брезгуя и внутренностями забитых на мясо лошадей; как и земные медведи, они были всеядными.
В начале засушливого сезона воду в степи искать стало труднее, но проводники из лесного айденского племени успешно справлялись с делом, используя лозу с раздвоенным кончиком и свое совершенно невероятное чутье. Зато дорога, которой войско прошло больше месяца назад, не заросла еще травой, и путь по накатанной колее был легким. Отдохнувшие ратники неутомимо отмеривали по тридцать миль в день, затем таротов и лошадей пускали на выпас, а люди еще час трудились, устанавливая палатки и окружая их стеной возов. Блейд и оставшиеся в живых сардары опасались нового нападения ксамитов; кроме того, в степи могли бродить довольно крупные отряды врагов — из тех, кто спасся после битвы в холмах.
И нападение произошло. Однако не фаланги эдората угрожали на сей раз армии благородного нобиля Арраха Эльса бар Ригона; то, что случилось, было личным делом Ричарда Блейда, землянина.
Под полотняной кровлей шатра сгустилась тьма. Ее холодные влажные щупальца скользнули к Блейду, мягким неощутимым касанием задели покрытый испариной лоб, огладили виски, на миг прижались к затылку и проникли в мозг. Гладкие, неимоверно тонкие конечности с миллионами пальцев словно ласкали подрагивающую сероватую массу, тянулись все дальше, все глубже, обшаривая каждую клетку в своих медленных и упорных поисках.
Блейд застонал и открыл глаза. Тьма испуганно отдернула лапы, расплылась, растворившись в сумерках лунной ночи. Он ощупал затылок и потер виски, еще чувствуя холодные прикосновения только что копошившегося в голове клубка змей. Боли не было, но этот тайный обыск доставлял — дьявольщина! — не слишком приятные ощущения.
Именно так: взлом и обыск! Теперь он не сомневался, что Хейдж снова копается в его мозгах, разыскивая некую секретную кнопку, спусковой рычаг, на который он сам не пожелал нажать… Для чего? Догадаться было нетрудно.
Блейд встал и вышел из палатки, постоял, глубоко вдыхая прохладный ночной воздух, бездумно обшаривая взглядом северный небосклон. Баст, зеленовато-серебристый и яркий, подбирался к зениту; бледно-золотой Кром уже заходил. В вышине раскинуло крылья созвездие Семи Ветров — или Птица, как называли его айдениты. Ниже щерила зубастую пасть Акула-Саху, ей навстречу мчался шестиногий Тарот, вздымая копытами сверкающую звездную пыль. Над самым горизонтом длинной полосой с тремя торчавшими перпендикулярно мачтами раскинулась Садра. У какого-то из этих бесчисленных светил обитали селги, собратья колонистов, чьи жизни оборвались под хайритскими клинками… Но, возможно, не все пришельцы со звезд встретили смерть в теплых горах хайритов? Может, они нашли пристанище на Юге — на таинственном и далеком Юге, за Великим Болотом, в землях, куда мечтали проторить дорогу и Айден, и Ксам, и другие страны Длинного моря?
Блейд потянулся и вздохнул, прогоняя память о скользких щупальцах, шаривших в мозгу. Нет, зря старина Хейдж пытался инициировать сигнал возврата, запуская лапу ему под череп! Пожалуй, Хейджу удалось бы добиться своего, если бы он, Блейд, спал целыми сутками. Но волновой зонд, щуп, поток импульсов — или что там еще генерирует эта проклятая машина! — будит его. А в бодрствующем состоянии Ричард Блейд не боялся ничего.
Нет, он не хотел возвращаться. Пока не хотел. И дело заключалось даже не в том, что обладание молодой плотью — пластичной, как мягкая глина, в которой с каждым днем все ясней и ясней проступали черты юного Дика Блейда — сулило новые радости. Это казалось приятным, как и предстоящая встреча с золотоволосой Лидор, но главное было в другом. В том, что Ричард Блейд никогда не останавливался на полпути. Гордость — или, возможно, частичка здорового викторианского консерватизма — требовала, чтобы работа была завершена. Ричард Блейд покидал Измерение Икс только абсолютным победителем, а в Айдене до триумфа было еще далеко. Во всяком случае, трон империи пока что ему не принадлежал.
Не являлись ли все эти мысли самообманом, своеобразным фундаментом из булыжников чести и кирпичей долга, которыми он подкреплял свою истинную цель — задержаться в Айдене как можно дольше? Что ж, возможно…
Вдруг ему захотелось побыть наедине с этой молчаливой и темной ночной степью, разбросавшей свои травяные ковры от лесов Айдена до страны холмов, от подножий восточных ксамитских гор до западного океана. Приглушенный ночной гул лагеря — храп людей, негромкое фырканье таротов, лязг доспехов часовых — вдруг начал тяготить Блейда, смутно напоминая про другой человеческий муравейник, неизмеримо более огромный, шумный и надоедливый. Лондон… Там, в подземелье, под башнями Тауэра, в холоде и мраке анабиозной камеры стынет оболочка Ричарда Блейда…
Он передернул плечами, вернулся в палатку, повесил за спину чехол с франом и, задернув изнутри полог, медленно побрел к границе лагеря. Лагерей, собственно, было два: хайритский, окруженный плотной стеной фургонов, — Блейд попрежнему ночевал в нем — и второй, более обширный, заставленный кожаными шатрами айденитов и тоже огороженный возами. Там стояла просторная штабная палатка, в которой он теперь проводил утренние и вечерние часы, выслушивая доклады и отдавая приказы мелким, средним и крупным начальникам своего воинства.
Он миновал неширокий проход меж двух повозок, освещенный факелами. Часовые, узнав его, опустили взведенные арбалеты. Один из них смущенно кашлянул и произнес:
— По нужде, вождь? — справлять нужду в пределах лагеря было строжайше запрещено. — Вон там, где горят три факела, ямы… И четверо наших дежурят вместе с таротами… Тебя проводить?
— Сам справлюсь, — Блейд махнул рукой и широко зашагал к нужникам. На середине пути он свернул в сторону, прошел ярдов сто и остановился, вдыхая прохладный ночной воздух. Сейчас он нарушил собственное строжайшее распоряжение — не покидать лагерь в одиночку, особенно ночью. Собственно, ночью уходить за линию постов вообще запрещалось — и в одиночку, и группами; нарушителям грозила порка кнутом. Пока еще никто не был наказан — айденские ратники свято соблюдали дисциплину, и к тому же каждый октарх следил за своими людьми в оба глаза. Для разнообразия Блейд мог высечь самого себя или поручить экзекуцию Чосу, выполнявшему при нем одновременно функции денщика, няньки и телохранителя. Но Чос мирно храпел в палатке рядом с шатром своего хозяина и друга, не ведая, какие опасности грозят тому в ночной степи.
Где-то зашуршала трава, и Блейд замер, прислушиваясь. Шерры? Он предпочитал называть этих хищников, похожих на небольших рыжеватых собак, койотами. Но шерры не охотятся ночью… так, во всяком случае, говорили проводники. И они панически боятся людей… Очень осторожные твари! Проводники, люди из айденского племени охотников и скотоводов, притулившегося на границе между степью и лесом, ругались: «Трусливый шерр!» Другие обитатели засушливой степи — мыши и суслики, добыча шерров, — были еще трусливей.
Не оборачиваясь, сохраняя спокойную расслабленность позы, Блейд чуть-чуть согнул колени и приготовился. Выгоревшие под солнцем травы были сухими и ломкими; лишь призрак сумеет подобраться к нему беззвучно.
Это создание не было призраком — пару раз он уловил чуть различимые шорох и треск, потом — слабый запах пота. Человеческого пота! Теперь Блейд не сомневался, что возьмет пленника. Кем бы не был этот человек — таинственным степным аборигеном или ксамитским лазутчиком, — он явно испытывал охотничий интерес к воину, неосторожно удалившемуся от лагеря. Отличная приманка! Блейд ссутулил плечи, согнулся, стараясь, чтобы его фигура не выглядела устрашающе огромной. Потом по его губам скользнула хитроватая усмешка; он расстегнул пояс, приспустил штаны и начал мочиться.
Подействовало! Ощутив затылком легкий ветерок, он тут же повалился ничком, придерживая одной рукой штаны, а другой ухитрившись поймать лодыжку нападавшего. Незнакомец перелетел через него и теперь судорожно бился на земле, пытаясь высвободить ногу из живого капкана. Но Блейд держал крепко. Подтянув штаны, он встал на колени, ухватил свою добычу за плечи, затем поднялся на ноги и как следует потряс пленника. К его безмерному удивлению, человек внезапно выскользнул у него из рук и, крутанувшись на пятке, нанес удар ребром ладони, целясь в горло. Сильный и умелый удар, способный искалечить даже крепкого мужчину, хотя нападавший отнюдь не казался богатырем.
Едва успев блокировать выпад, Блейд отступил назад и поднес к носу влажную ладонь. Масло… Ну и хитрец! На ощупь — жилистый, с тонкой костью и скользкий, как угорь. А на взгляд — совсем заморыш, пять футов четыре дюйма, насколько можно разобрать в полумраке. Однако не побоялся, клюнул на приманку! И напал, похоже, с голыми руками! Теперь для Блейда было делом чести притащить в лагерь этакую редкостную добычу.
Он присел, нашарил ком сухой земли и растер в ладонях. Потом, не поднимаясь, неожиданно прыгнул на врага, словно огромная лягушка. Тот явно не ожидал, что у великанасоперника обнаружится столь стремительная реакция. Попытавшись увернуться, щуплый противник Блейда получил сокрушительный удар в грудь и рухнул на землю. Блейд, довольный своей хитростью, склонился над ним, нащупал пульс на запястье. Жив, но в глубоком обмороке, определил он и потянулся за ремнем, чтобы связать пленнику руки.
В этот миг что-то твердое и тупое — похоже, древко копья — сильно ударило его в затылок. «Кто же из нас был приманкой?» — мелькнуло в тускнеющем сознании Блейда. Потом он провалился в темноту.
Перед ним плясал огонь. Гигантские пламенные языки взвивались ввысь, рассыпаясь рдевшими багрянцем искрами. Изменчивая и подвижная обжигающая стена отсвечивала алым и лилово-фиолетовым; на этом устрашающем фоне вились, прыгали, метались ярко-желтые сполохи — словно саламандры, играющие в огненной купели. Внизу, у подножия свистящего вала пламени, светились холмы углей — все, что осталось от мира Айдена и множества других миров, канувших в пылающее чрево Вселенной. Блейд в ужасе зажмурил глаза. Наступал конец света и Страшный Суд!
Когда он снова поднял веки, жуткая огненная завеса превратилась в небольшой костер, а рев пламени — в негромкое шипение сухих трав и веток, которые подбрасывал в огонь невысокий, обнаженный до пояса человек. Поодаль, в полумраке, сидело еще пятеро; все — смуглые, сухощавые, небольшого роста. Рядом с ними распростерся на земле седьмой, держась за грудь и охая; странник узнал в нем своего недавнего противника.
Сам Блейд лежал в полутора ярдах от огня, уткнувшись щекой и носом в колючую траву. Руки его были со знанием дела связаны за спиной — локоть к локтю; щиколотки тоже стягивал ремень. Воин, следивший за костром, сидел напротив, и около него были свалены в кучу дротики. Поверх валялся фран — его даже не вытащили из чехла. У всех пленителей Блейда на кожаных перевязях висели короткие изогнутые мечи, бедра обхватывали полотнища ткани, когда-то нарядной и пестрой, а теперь превратившейся в бурое рубище. Присмотревшись к человеку напротив, ярко освещенному огнем, Блейд, однако, заметил коечто интересное. Ткань его набедренной повязки — или остатков туники — была красной в белую полоску.
Ксамиты! Ксамитские разведчики! Не шевелясь, он сквозь полуопущенные веки еще раз осмотрел людей и их жалкий скарб. Кривые короткие сабли… скорее — кинжалы… дротики — не меньше дюжины… таким, наверняка, его и оглушили… бронзовые лица с орлиными профилями… и эти полосатые передники — самый верный признак! Лазутчики или воины из отрядов легкой пехоты, одна из групп, уцелевших после разгрома ксамитской армии в холмах.
Нет, скорее — шпионы, решил Блейд. Слишком уверенно держатся, не похожи на людей, спасающихся бегством. Он прикрыл глаза и, по-прежнему не шевелясь, не дрогнув ни единым мускулом, стал прислушиваться к разговору. Почти бесполезная затея на взгляд непрофессионала, ибо ксамитского языка он не знал. Но разведчики высочайшего класса — а Блейд среди них был не последним — владели деликатным искусством, позволявшим и в подобных ситуациях извлечь толику сведений. Сколь многое может сказать опытному человеку интонация! Или тембр голоса, частота дыхания, интенсивность звука!
— К’хид оритури, — услышал Блейд негромкие слова.
— Эдн кимра митни г’рат ос пратан.
Ответ был таким же тихим, а голос говорившего — высоким и тонким, как у подростка.
«К’хид умирает, — мысленно отметил Блейд. Потом так же автоматически перевел другую фразу: — Да будет милостив к нему Эдн в южных пределах».
Он понимал язык этих людей! Словно какой-то переключатель щелкнул в голове — гортанная ксамитская речь стала ясной, как будто он с детства изучал этот язык! Странник едва сдержал улыбку. Ай да Рахи! Ну и полиглот! Какие еще сюрпризы может преподнести его память? Впрочем, многие офицеры знали ксамитский — язык исконных врагов Айдена. Рахи, значит, не был исключением… не только пил и бегал за столичными шлюхами, подумал Блейд. Теперь ему казалось удивительным другое — как его разум сумел использовать часть знаний своего предшественника. О, если бы память Рахи была полностью доступна ему! Возможно, это дело будущего…
— Отошел, — прервал размышления Блейда гортанный голос, принадлежавший тощему воину со злым лицом. — Рыжий пес проломил К’хиду ребра.
«Дьявольщина! Перестарался-таки!» — Блейд сообразил, что речь шла о нем — ксамиты звали рыжими собаками всех обитателей Айдена.
— Бой был честным, — заметил сидевший у костра смуглолицый здоровяк. — И этот парень не похож на айда… кожа и волосы у него потемнее. Может, он из шайки северных варваров? Из тех, что ездят на огромных зверях, ловко стреляют и размахивают своими дурацкими копьями? Вон, у него было такое же…
Воин пренебрежительно ткнул веткой фран Блейда. Шестиноги и арбалеты хайритов явно внушали ему уважение, но странный предмет — не то копье, не то секира — казался неуклюжим и никудышным оружием. Очевидно, этот ксамитский ратник не был в холмах и не видел, как северяне изрубили фалангу.
— Все равно — рыжий скот, — непримиримо произнес тощий. — Всем им надо обрубить жадные лапы… чтоб не тянули их к священным Вратам Юга… Эдн дарует блаженство только верным!
— Правильно, — заметил один из ксамитов, сидевших рядом с телом покойного. У этого подбородок украшала редкая бородка. — Юг — для детей великого эдора, и рыжие шерры не перешагнут его границ! — он свирепо оскалился и плюнул в сторону пленника. — И этот пес получит свое за смерть К’хида! Я сам…
— Тихо! Тихо, болтливые обезьяны! — раздался высокий голос, который Блейд уже слышал раньше. Но теперь он с изумлением понял, что голос этот принадлежит женщине. У нее — единственной из шестерых — плечи прикрывала драная накидка.
— Да, Р’гади, — почтительно произнес тощий, и мужчины замолчали, лишь бородатый скрипнул зубами. Тощий со злым лицом и двое разведчиков, не проронивших ни слова, растянулись на земле. Бородатый сидел, бросая убийственные взгляды на Блейда, по-прежнему изображавшего беспамятство.
Внезапно женщина легко поднялась и запрокинула голову к звездному небу. Невысокая, с точеной фигуркой, она казалась статуей из бронзы, чуть подсвеченной пламенем костра. Бросив взгляд на пленника, она обошла огонь и двинулась в степь, словно по волшебству становясь выше и выше с каждым шагом. Блейд, удивленный, чуть пошире приоткрыл глаза, но через мгновение сообразил, что Р’гади взбирается на невысокий холм, прикрывавший костер ксамитов со стороны айденского лагеря.
Поднявшись до половины склона, она постояла там, разглядывая ночной небосвод, затем вернулась к остальным.
— Зеленая звезда стоит на ладонь над горизонтом, — раздался негромкий голос женщины, и Блейд понял, что она говорит об Ильме, ближайшей к Айдену планете. — Когда Зеленая поднимется еще на три локтя, остальные прибудут с лошадьми… Мы поскачем быстро!
Пленник едва не вздрогнул. Сбывались его худшие предчувствия — лазутчики, заполучив «языка», были намерены доставить его туда, где из столь ценной добычи попытаются выкачать максимум сведений. Блейд не сомневался, что эта процедура будет весьма болезненной. Если же ксамиты узнают, что им в руки попался предводитель вражеского войска… О такой возможности он даже не хотел думать, ибо она означала нечто более худшее, чем пытки и боль. Позор!
Впрочем, ничего еще не было потеряно. Пять мужчин и женщина против одного бойца с франом — такое соотношение казалось вполне приемлемым. Если, конечно, ксамиты не доберутся до своих дротиков…
Путы на руках и ногах Блейда не беспокоили. В свое время, в Зире, добрый приятель капитан Огьер научил его одному фокусу — как спрятать тонкое, остро заточенное лезвие дюймовой длины, помещенное меж двух прокладок из кожи. Внешний лоскуток лепили с наружной стороны ладони, к мякоти между большим и указательным пальцами; при умелом подборе кожи (желательно — человеческой) заметить тонкую нашлепку было почти невозможно. Блейд обзавелся этим полезным приспособлением еще в столице, за несколько дней до начала похода. Клочок подходящей кожи притащил откуда-то Чос; как подозревал его хозяин, она была срезана с ягодицы Вика Матуша.
Осторожно нащупав едва заметный продолговатый бугорок, Блейд вытащил свое примитивное бритвенное лезвие, зажав его между ногтями. Хорошо, что у Рахи такие длинные, гибкие и сильные пальцы… как у него самого в молодости! Он пошевелил правой кистью, ею можно было двигать, но локти и предплечья находились словно в тисках. Дай Бог, чтобы руки связали одним куском ремня! До локтей ему не дотянуться…
Сильно изогнув кисть, Блейд полоснул по ближайшему доступному витку своих пут. Раз, другой, третий… Резкая боль подсказала ему, что задета кожа, но лезвие, видимо, прорезало три-четыре ременные петли — кисти освободились сразу; потом, словно нехотя, охвативший локти ремень расслабился, и Блейд осторожно освободил руки.
Он огляделся из-под полуприкрытых век. Смуглолицый у костра дремал, как и его тощий приятель и два молчаливых разведчика. Бородатый беззвучно шевелил губами, что-то прикидывая на пальцах — может, выбирал пытки, которым скоро подвергнет пленника. Женщина, сидевшая около тела К’хида, глядела в небо; несмотря на разделявший их десяток ярдов и слабое освещение, Блейд хорошо видел ее чеканный медный профиль — нос с едва заметной горбинкой, высокие скулы, уголок пухлого рта, округлую линию подбородка… Жаль, если в драке с ней случится что-нибудь неприятное. Эта Р’гади была красива! Блейду редко приходилось убивать женщин, и каждый раз на то были особые причины; но всегда память о содеянном долго терзала его. Обычно же в схватках с прекрасным полом он привык использовать не меч, а другое оружие.
Ну, посмотрим, решил он, резко перекатился на спину, подтянув колени к груди, и рассек своим маленьким лезвием стягивавшие лодыжки ремни.
В следующий миг он перепрыгнул через костер, слегка опалив волосы на ногах, и всей тяжестью обрушился на смуглолицего здоровяка. Тело ксамита смягчило удар о землю; придавив врага коленом, Блейд резко пригнул его голову к груди и услышал треск позвонков. «0дин!» — отметил он, поднимаясь. В его правой руке уже был зажат дротик, острие которого через секунду на пять дюймов сидело в боку второго лазутчика.
«Два», — хладнокровно отсчитал Блейд, наклонившись за новым метательным снарядом, но тут же отдернул руку. Похоже, он ошибся, подарив противникам дротик — куда более опасный, чем их короткие ятаганы! Оставив дротики в покое, странник поднял фран и с нарочитой неуклюжестью выставил его перед собой. Чем позже ксамиты поймут, на что способно в его руках это оружие, тем лучше.
Четверо лазутчиков уже огибали костер. Ни гнева, ни страха не отразилось на их лицах при неожиданной атаке пленника; застывшие бронзовые маски, холодные глаза, твердо сжатые губы… Да, это были бойцы! Три неподвижных тела лежали на земле, словно напоминание о жестоком уроке, но они не боялись айденского пса! К тому же их оставалось еще четверо…
Они разошлись в стороны, окружая Блейда. Женщина встала за костром, ярдах в десяти от огня; в ее руках был дротик, и Блейд не сомневался, что с такого расстояния она не промахнется. Мужчины, обнажив изогнутые мечи, приближались к нему с окаменевшими лицами, с охотничьим блеском в глазах; повидимому, ксамиты не собирались оставлять в живых такого опасного пленника. Слева подступал тощий, справа — бородатый, губы которого время от времени кривила злобная усмешка. Последний воин, крепкий и довольно рослый — по плечо Блейду, — шел в лобовую атаку. У этого, кроме меча, был метательный нож, и сейчас он покачивал клинок в правой руке. Судя по ухваткам, этот парень умел кидать ножи.
Блейд отшвырнул ногой в костер груду дротиков. Затрещали сухие древки, охваченные пламенем, огонь взметнулся ярда на полтора, от кожаных ремешков, намотанных на рукояти, повалили клубы дыма. На какое-то время — секунд на двадцатьтридцать — он обезопасил свой тыл.
В следующий миг он рухнул на землю, спасаясь от ножа — тот просвистел над самым его плечом. Когда странник поднялся, рослый был уже в двух ярдах; остальные атакующие набегали с обеих сторон, потрясая клинками. Блейд сделал только один шаг и ударил снизу, резко и неожиданно — концом рукояти по колену рослого. Тот споткнулся и клюнул носом, подставляя незащищенную шею; тяжелый хайритский клинок перерубил ее почти напополам. И в следующий миг фран, словно удлинившаяся по волшебству смертоносная рука, выстрелил вправо, в горло бородатому. Блейд отпрыгнул, чтобы не попасть под клонившееся к земле тело, и чуть не угодил в костер.
Чертыхнувшись, он выбросил свое оружие на всю длину — широким веерным замахом. Третий из нападавших, словно почувствовав неладное, отпрянул в сторону, прикрываясь клинком. Фран, однако, имел чудовищную зону поражения — до трех ярдов, считая с длиной руки Блейда, — так что тощему ксамиту ускользнуть не удалось. Стальное острие на излете перечеркнуло его живот кровавой полосой, и воин, хватая воздух широко раскрытым ртом, навзничь рухнул в траву. Плохая рана, подумал Блейд и милосердным ударом добил последнего противника.
Нет, не последнего! По ту сторону костра застыла тонкая фигурка с дротиком в одной руке и мечом — в другой. Что успела заметить Р’гади за ту минуту, пока шла стремительная схватка? Блеск клинков? Смутные тени, метавшиеся за ослепительными языками пламени? Теперь костер пригас, открыв ее взгляду мертвые тела соплеменников и могучую фигуру победителя со странным оружием в руках.
Он убил всех… Всех троих! Какая магия, какое злое колдовство помогало ему? Да, он сильный, быстрый… Но в степные разведчики выбирают лучших бойцов эдората! Т’роллон бросал ножи без промаха… бородатый М’тар был мастером клинка… а 3'диги двигался быстрее молнии… Айденский пес убил их… И еще К’хида, опытнейшего борца, силача П’ратама и молчаливого метателя дротиков К’ролата. Кого же они изловили в ночной степи себе на горе? Может, дьюва, злого духа, чьи силы неизмеримо превосходят человеческие? Недаром он сумел высвободиться из пут…
Блейд перепрыгнул через костер, что положило конец размышлениям Р’гади. Ему не хотелось убивать эту женщину, вернее — девушку; вряд ли она встретила двадцатую весну. И она действительно была красива! Очень красива! Ее смуглое лицо и тело источали влекущую и таинственную прелесть женщин Востока, к которым Блейд всегда был неравнодушен. Пожалуй, решил он, эта девушка похожа на цыганку — и золотистым оттенком кожи, и стройной талией, и гордой осанкой, — но черты ее были тоньше, мягче, напоминая скорее женщин Аравии. Она не походила ни на Тростинку, ни на Зию и Лидор, что казалось Блейду особенно привлекательным; он любил разнообразие.
Итак, он медленно опустился на землю рядом с костром, отложил фран и, с трудом подбирая слова, произнес первую свою фразу на ксамитском:
— Не бойся. Я не причиню тебе вреда.
Девушка вздрогнула — видимо, пораженная тем, что он знает ее язык. Затем, покачивая дротик, она с независимым видом заявила:
— Пока у меня в руках это, бояться надо тебе.
Блейд ухмыльнулся, соображая, как бы половчей заморочить голову своей хорошенькой противнице и кончить дело миром. Он твердо решил обойтись без кровопролития — разве что совсем крохотного, почти символического… если Р’гади окажется девственницей… Он снова улыбнулся девушке, стараясь, чтобы его усмешка не выглядела откровенно плотоядной.
— Ты думаешь, я боюсь твоей палки с колючкой? С чего ты решила, что дротиком можно нанести мне рану? Лишь потому, что я прикинулся потерявшим сознание и позволил вам притащить меня в свой лагерь? Ну, ты видишь, чем это кончилось! — он широко повел рукой и сторону лежавших в траве тел ксамитских воинов.
Р’гади вздрогнула и опустила свое тонкое копье. Даже в тусклом свете, падавшем от угасающего костра, было заметно, как побледнело ее лицо. Затем пальцы девушки разжались, меч и дротик глухо стукнули о землю; в страхе приложив ладошку к губам, она прошептала:
— Дьюв! О, светлый Эдн, спаси и защити меня!
Проворно поднявшись, Блейд подошел к девушке, отшвырнул ногой оружие подальше и осторожно коснулся тонкого смуглого плеча. Она стояла неподвижно — видимо, страх перед нечистой силой парализовал Р’гади, и мужество покинуло ее сердце.
— Я не дьюв, — негромко произнес Блейд, — и твой клинок мог бы выпустить из меня немало крови. Я… видишь ли, я схитрил. Мне не хотелось ни драться с тобой, ни получить в спину дротик на обратном пути. — Он снова опустился в жесткую траву, заняв позицию между Р’гади и ее оружием, валявшимся поодаль. — И ты должна признать, что не я первый начал это побоище, — он кивнул на трупы. — Я сражался честно — и с К’хидом, и с остальными, один против вас шестерых.
Р’гади села напротив, все еще полная тревоги и страха, с опаской поглядывая на своего недавнего пленника. Ее короткая юбочка съехала к поясу, обнажив гладкие смуглые бедра; упругие маленькие груди чуть колыхались в такт неровному дыханию. Блейд сглотнул и бросил взгляд на яркую зеленую искорку Ильма, неторопливо подымавшуюся к зениту. Время у него еще было — часа два, не меньше.
Робко протянув руку, девушка погладила его руку и с облегчением перевела дух. Самообладание возвращалось к ней прямо на глазах.
— Да, ты не дьюв, — задумчиво произнесла он. — Говорят, их тела холодны, как лед на горных вершинах… а ты теплый… ты — человек! Но таких людей никто не встречал у границ Ксама — даже мой отец, а он знает обо всем на свете. Ты ведь не рыжая соба… не из Айдена? — быстро поправилась она.
Блейд покачал головой. Пожалуй, он мог бы выдать себя за хайрита, но после недавней битвы в холмах северные наемники безусловно воспринимались в Ксаме как враги. Лучше избрать какой-нибудь нейтральный вариант… представиться странствующим рыцарем или принцем из далеких земель — как он уже делал неоднократно в других мирах и в иные времена.
На миг Блейда охватило безрассудное желание сказать этой девушке правду. Они были тут одни, в темной степи, и страннику почудилось, будто он оказался в купе экспресса вместе с хорошенькой случайной попутчицей. Тьма за окном, плавное покачивание вагона, неяркий свет у изголовья, бутылка коньяка на столике, блеск любопытных женских глаз, так располагающий к откровенности… Они проведут вместе ночь, а утром расстанутся навсегда; пресечется нить, на краткие часы связавшая их судьбы, — и оба, зная об этом, не боятся говорить о самом тайном, самом сокровенном…
Он встряхнул головой. Нет, правду ей говорить нельзя! Да и что поймет Р’гади из его путаных речей? В лучшем случае посчитает его ненормальным, в худшем — примет за дьюва… будь он даже горячим, как печка!
И Блейд пустился в импровизации.
— Ты слышала об океане — там, у западных пределов Айдена? — он вытянул руку, и Р’гади кивнула в ответ. — За ним тоже есть земли, очень далеко… надо плыть много дней на корабле. Это такая большая лодка, — он не был уверен, что девушка поняла, о чем идет речь, но очередной кивок успокоил его, — Был шторм, и мой корабль разбился на скалах. На нем путешествовало много народа — команда и пассажиры, но только я доплыл до берега. Я — воин, и привык сражаться и с людьми, и с бурями.
Р’гади удивленно приподняла брови.
— Конечно, ты очень сильный и умеешь справляться с неприятностями, — она бросила взгляд на своих мертвых бойцов и вздохнула. — Но я никогда не слыхала, что в Западном океане есть земли… разве лишь острова. Об этом не известно даже моему отцу, который…
— …все знает. Это ты уже говорила. Ну, значит, он знает не все. Там, — Блейд махнул рукой на запад, — есть обширный материк, и на нем много стран, которые то воюют между собой, то заключают союзы и торгуют, Мой род владеет там могучим королевством, оно называется Альбион. Я был там большим человеком!
Глаза Р’гади вдруг насмешливо блеснули.
— Слишком ты молод для большого человека, пришелец из Албьона! Хотя дерешься действительно здорово!
— Ну, считай, что я был сыном большого человека. Это почти одно и то же, — Блейд пододвинулся к Р’гади и нежно обнял ее за талию.
— Откуда я знаю? — она сняла его ладонь и припечатала к земле. — Может, у твоего отца было десять жен и сорок детей… такое в Ксаме не редкость. Представляешь? Сорок наследников, которые готовы вцепиться друг другу в глотку и…
— Я был единственным сыном, — сказал Блейд, снова решительно обнимая девушку. Его ладонь коснулась шелковистого плеча и скользнула вниз, к маленькой груди с напряженным соском. Р’гади вздрогнула.
— Что-то ты слишком тороплив, единственный сын… Или считаешь меня своей добычей?
Блейд убрал руку, и на лице его отразилось искреннее негодование.
— Одно твое слово, моя юная госпожа, и я уйду. Ты этого хочешь?
Повернув голову, девушка долго, пристально всматривалась в спокойные черты Арраха Эльса бар Ригона. Или уже Ричарда Блейда? Потом ресницы ее дрогнули, линия рта стала мягче, и лицо сразу приобрело какое-то беззащитное, почти детское выражение.
— Нет… — тихо шепнула она, и тонкие пальцы легли на затылок Блейда.
Позже, потом, в момент наивысшего экстаза, когда их бурное дыхание и вскрики слились в согласный любовный дуэт, которому негромко аккомпанировал ночной оркестр бескрайней степи, Р’гади в полузабытьи прошептала:
— Ты не человек, пришелец… Ты все-таки дьюв… мой дьюв…
Разубеждать ее Блейд не стал.
Солнце гигантским оранжевым апельсином повисло над парапетом западной Садовой стены. Длинные тени сторожевых башен пересекли парк, разделяя его на четкие прямоугольники; в первом меж клумб и цветников извивались посыпанные красноватым песком дорожки, остальные утопали в буйной зелени кустов и деревьев. Кое-где над плотными шапками крон взлетали, рассыпаясь мириадом брызг, струи фонтанов. Снаружи доносились шорох и плеск воды, звонкий щебет каких-то пичужек да редкие окрики, которыми обменивались стражи. Их самих не было видно; бойницы караульных помещений в верхних этажах башен выходили наружу.
Шумно вздохнув, Блейд оторвался от созерцания этой мирной картины и снова начал мерить просторный кабинет неспешными шагами от окна к столу, на котором лежал большой, ярд на полтора, пергаментный свиток — карта. Края ее были придавлены с одной стороны кувшином, с другой — тяжелым серебряным кубком. Посередине, брошенные прямо в зеленовато-голубой простор Западного океана, лежали «зажигалка», графитовый стержень, обмотанный для прочности кожаным ремешком, и кинжал старого Асруда; рядом высилась изящная ваза в форме ощетинившейся шипами раковины, дар Арьера.
Блейд остановился у стола, поднял кувшин и, придерживая край свитка кончиками пальцев, сделал основательный глоток. Напиток, который Дорта, старая служанка Лидор, готовила из фруктового сока, был великолепен. Как раз то, что надо для сегодняшнего вечера, чтобы освежиться и сохранить голову трезвой… Вина он выпьет потом — когда закончится час размышлений и наступит время любви Блейд энергично встряхнул головой, отгоняя соблазнительное видение — золотистое тело Лидор, просвечивающее сквозь ткань ночной туники.
Он поставил кувшин и склонился над картой. Она не походила на айденские, которые, подобно средневековым земным портуланам, были обильно украшены рисунками крепостей, городов, воинов в странных доспехах, кораблей, плотов а также изображениями неведомых монстров. Нет, эта карта, которую Блейд чертил вместе с бар Занкором, оказавшимся неплохим каллиграфом и знатоком местной географии, была исполнена в современной земной манере: океаны, моря и реки — голубые, континенты — коричневые, желтые и зеленые, города — скромные кружки. И никаких чудовищ!
Он не собирался представлять плоды своих трудов на суд широкой публики. Во всяком случае, бар Савалт, щедрейший и милосердный, этой карты не получит! Хотя обижаться на Стража спокойствия ему не приходилось. После окончания южного похода всесильный казначей сменил кнут на пряник, и по его ходатайству божественный император Аларет Двенадцатый вернул молодому Ригону свою милость — вместе с половиной родовых поместий и званием сардара гвардии. Вторая половина и подтверждение пэрства были обещаны Блейду в том случае, если в памяти его наступит желаемое просветление. Достойная награда! Однако карту он отдавать не хотел.
Блейд со старым целителем чертили ее уже полмесяца, с тех пор, как армия вернулась в Тагру, время от времени мужественно отбиваясь от приглашений Ильтара распить бутылочкудругую. Впрочем, чем дальше двигалась их работа, тем больший интерес проявлял к ней любознательный вождь хайритов, иногда помогая картографам дельными замечаниями. Он был превосходно знаком с юго-западной частью северного материка.
Окинув задумчивым взглядом почти законченный чертеж, Блейд поднял вазу-раковину и поставил ее туда, где за Длинным морем и зеленой полосой прибрежной равнины пролегла коричневая полоса гор Селгов. Затем он вынул кинжал из ножен и положил его так, что головка демона с длинным исцарапанным носом, венчающая рукоять, закрыла кружок Тагры. Ножны с отчеканенными на них зверями он опустил много южнее, на границе Великого Болота. Теперь он держал двумя пальцами небольшой предмет, похожий на зажигалку, и легонько постукивал им по столу.
Он уже немало знал об этой планете и о многом догадывался. И сейчас, разглядывая карту — первую настоящую карту этого мира, — он думал о том, что Айден отчасти напоминает Землю. Конечно, не очертаниями материков с прихотливо изрезанными береговыми линиями; скорее — их размерами и взаимным расположением. Его ладонь скользнула вверх, туда, где над Длинным морем нависала громада северного материка, Хайры. Аналог Европы? Возможно… По словам Ильтара, Хайра была огромным массивом суши, на котором страна хайритов занимала не более четверти всего пространства. Их поселения располагались в южной и юго-западной части континента — в широтах, соответствующих Испании, Франции, Италии. Затем материк, омываемый океанами и с запада, и с востока, уходил к северу неправильным треугольником; где-то в районе его вершины, в области вечных льдов, лежал полюс.
Голубая извилистая лента Длинного моря, Ксидумена, отделяла Хайру от Ксайдена, центрального материка. Ксидумен протянулся в широтном направлении на семь тысяч миль, словно поглотив самые известные моря Земли — Средиземное, Черное, Каспийское, Аральское. Этот огромный пролив меж двумя материками сквозным коридором соединял Западный океан с Северокинтанским, расположенным, по земным меркам, где-то на месте Восточной Сибири, Камчатки и Японии.
Центральный материк, по площади приближавшийся к Евразии, состоял из двух субконтинентов, соединенных Перешейком — полосой суши, похожей на сапог Аппенинского полуострова, увеличенный раз в шесть-семь. На востоке, за Перешейком, выступали угловатые контуры Кинтана, также полностью лежавшего в северном полушарии. Эта отдаленная и загадочная земля по площади не уступала Южной Америке, слегка напоминая ее и своими очертаниями.
К западу от Перешейка расположился собственно Ксайден. Его северная часть, прилегающая к Длинному морю, была обитаемой с древнейших времен; тут находились и Айденская империя, и эдорат Ксам, и десятки других больших и малых государств, вольных торговых городов, протекторатов, королевств и княжеств. Слегка сужаясь, Ксайден простирался к югу, тянулся к другому полушарию, как и Хайра, купая свои берега в водах двух океанов — Западного и Южнокинтанского.
Однако в тысяче миль от экватора четкие контуры береговой линии Ксайдена размывались; желтая чистая поверхность пергамента зияла пустотой неопределенности. Где-то здесь пролегла граница Великого Болота, у которой Блейд остановил свой отряд; чудовищная непроходимая топь перегораживала Ксайден от океана до океана, не то рассекая его на две части, не то отделяя от центрального континента другой, южный материк. Над этой трясиной, смесью грязи и солоноватой гнилой воды, поросшей кое-где чудовищной и странной растительностью, был задернут полог зноя. Айден оказался теплее Земли, и жара в экваториальной зоне могла достигать невероятной величины — шестидесяти и более градусов. Блейд попытался припомнить, при какой температуре сворачивается белок, и мрачно хмыкнул. Кажется, около семидесяти? Тогда понятно, почему ни один корабль, ни из Айдена, ни из Ксама, не сумел пробиться в южное полушарие… Жуткий зной, вулканические островные цепи и безбрежные поля водорослей непреодолимы для любого парусного судна…
При воспоминании о той удушающей влажной преисподней, на пороге которой он стоял три месяца, Блейд снова почувствовал жажду. Подняв кувшин, он надолго приник к его холодному серебряному краю, не замечая, как струйки сока текут по шее под тупику. Да, там, у Великого Болота, любой из них отдал бы полжизни за глоток такого напитка!
Опустив сосуд на стол, странник с мрачной улыбкой бросил «зажигалку» туда, где за линией экватора желтела пустота. Он почти не сомневался, что за сотнями и сотнями миль болота находилась открытая вода — море или пролив, а за ним — еще один материк, Терра Инкогнита, Неведомая Земля. И в ней, скорее всего, обитают люди, а не селги. Люди, умеющие делать электронные приборы; люди, которые не желают, чтобы их беспокоили воинственные варвары из другого полушария. Блейд покосился на вазу-раковину, потом — на «зажигалку». От первой веяло тысячелетней древностью; ее странные и чарующие формы вряд ли могли быть делом человеческих рук. Вторая, казалось, только вчера сошла с конвейеров «Дженерал Электрик» или «Интернейшнл Бизнес Мэшинз».
С глубоким вздохом он аккуратно свернул лист в трубку и запрятал в потайное отделение шкафа вместе с прочими своими сокровищами — вазой, кинжалом и «зажигалкой». Солнце опускалось за каменную стену, парк погрузился в полумрак. Пора. Златовласая ждет. Единственное существо в этом мире, которое знает крохотную часть правды о нем. Всего лишь то, что он — не Аррах бар Ригон. Кто же тогда? Родич из Хайры, настолько дальний, что она могла любить его без стеснения. Человек, заменивший ей отца и брата…
И они будут любить друг друга сегодня, любить со всем пылом юности, жадно и нежно, как в тот самый первый раз в саду… Потом уснут, усталые и счастливые… И тогда придет ЭТО. Может прийти.
Уже пять или шесть раз Блейда беспокоили внезапные ночные атаки. Они начались давно, с месяц назад, когда экспедиция миновала зону пограничных лесов, вступив на прибрежную равнину. Казалось, после той памятной ночи, когда он сражался с ксамитами и встретил Р’гади, Хейдж оставил его в покое. Но нет! Теперь Блейд понимал, что американец, скорее всего, был занят совершенствованием своей дьявольской машины.
Наконец Хейдж начал пристрелку. Попытки установить контакт были очень слабыми и кратковременными, но Блейд сумел уловить нечто новое — и пугающее. Исчезло ощущение неимоверно тонких пальцев, шарящих в мозгу, прекратились ночные кошмары; теперь взломщик проникал в его голову, обутый в мягкие шлепанцы, и подымал крышки тайных ларцов его разума руками в бархатных перчатках. Пока он еще замечал эти вкрадчивые прикосновения и вовремя просыпался. Но что будет потом? Хейдж — упорный парень…
Блейд тряхнул головой, отгоняя тревожные мысли, и вышел из кабинета.
Он медленно сел, спустил ноги на пол и согнулся, уставившись в полузабытьи на собственные пальцы, мертвой хваткой стиснувшие колени. Потом его взгляд, бессмысленный, непонимающий, метнулся в сторону. Рядом на постели спала юная женщина. Лидор…
Он что-то должен был вспомнить… Что-то связанное с ней? Нет, не то… Глаза беспорядочно метались по обширному покою, по стенам, обтянутым шелком, влажно мерцавшим в пламени свечи, по резной мебели с медальонами из хрупкой золотистой кости, по большому пушистому узорчатому ковру, покрывавшему пол. Не то, не то…
Постепенно в нем зрело убеждение, что ни богато убранная спальня, ни красавица, лежавшая рядом, ни весь огромный мир, простиравшийся за окном, не подскажут ответ. То, что он искал, было в нем самом. И едва он понял это, как губы, будто бы против воли, начали шептать: «Правь, Британия, мо…»
Блейд вскочил, словно отпущенная пружина. Дьявол! Чуть не попался! Хорошую же шутку решил сыграть с ним Джек Хейдж, прижги ему Шебрет задницу своей молнией! Он бросил затравленный взгляд по сторонам — мир Айдена, уже было дрогнувший и начавший расплываться, вновь обретал плоть, вкус и запах. Но в собственном разуме он чувствовал нечто странное… некий провал, разверзнувшуюся пропасть, которая вдруг стала стремительно наполняться, когда с самого ее дна сильно и мощно ударили ключи воспоминаний.
Покачнувшись, Блейд опустился в хрупкое кресло, скрипнувшее под его тяжестью. Что происходило с ним? Что натворил проклятый Хейдж? На миг ему показалось, что сознание начало двоиться: он был Ричардом Блейдом с планеты Земля, пятидесяти пяти лет от роду, обитавшем в мире компьютеров, ядерных бомб, спутников, телевидения и ограниченной, но вполне приемлемой демократии; и он был Аррахом бар Ригоном, молодым нобилем империи Айден, мастером клинка, сардаром столичной гвардии, наследником славы и богатств феодального рода. Затем мир внутренний пришел в равновесие с миром внешним. Блейд, разведчик с планеты Земля, очнулся там, где ему и полагалось сейчас быть — в спальне возлюбленной Лидор, в Тагре, в мире Айдена.
Он был Блейдом, и остался Блейдом. Память, опыт, умение, характер — весь неощутимый багаж, взятый им с собой в ЭТО странствие, находился на месте; ничего не похищено, ничего не пропало, не позабылось, не исчезло. Гипнотическое внушение, цель которого была столь очевидна, не затронула личности Ричарда Блейда. И, тем не менее, жестокий эксперимент, только что учиненный над ним, не остался без последствий. Другое дело, что последствия эти касались Арраха Эльса бар Ригона.
Нанесенный Хейджем удар едва не поразил мишень. Но за первой, столь своевременно убранной Блейдом из-под обстрела, находилась вторая. И ее яркие круги были нарисованы прямо на воротах, в которые он с таким упорством ломился с первого дня появления в Айдене, с той самой минуты, когда тяжелый сапог Рата пробудил его на палубе садры. Внезапно он понял, что сейчас ворота широко распахнуты, и память Рахи, надежно скрытая за этой преградой, простирается перед его мысленным взором словно развернутая книга, словно длинный свиток пергамента, который он мог просматривать из конца в конец. Правда, многие места этой рукописи казались словно подернутыми туманом, но тем не менее материала для исследования было предостаточно. Торопливо и жадно странник погрузился в этот манускрипт, лихорадочно пролистывая страницы, выхватывая здесь слово, тут — фразу, там — целый абзац.
Увы! Ничего ясного, определенного, никаких четких указаний — в той части, которая интересовала его больше всего. Этот старый Асруд умел хранить свои тайны! Даже от собственного сына и наследника! Впрочем, кое-что ему удалось выудить. Намек, жест, многозначительное молчание, взгляд… Того, что но молодости и глупости не понимал Рахи, для человека опытного вполне хватало, чтобы добраться до конца клубка. Теперь Блейд догадывался, что разыскивал Вик Матуш, шпион бар Савалта, бродя ночами в переходах и коридорах огромного замка. Дверь! Дверь, к которой подошел бы похищенный ключ!
Сжигаемый нетерпением, Блейд поднялся. Он знал, где находится эта дверь, и чувствовал, что должен торопиться; он не был уверен, что сумеет противостоять новой атаке, которая, вероятней всего, состоится следующей ночью. Он испытывал сейчас ощущения мальчишки, разведавшего, где мать прячет варенье; он уже тянул к вожделенной банке трясущиеся руки, в любой миг ожидая строгого окрика. Но нет, он не позволит этой ложке сладкого проехать мимо рта! Теперь, когда он наконец подобрал ключик к дверце родительского буфета!
Натянув тунику, Блейд на цыпочках приблизился к низкой широкой постели и с минуту глядел на Лидор. Златовласка… Веки сомкнуты, пунцовый рот приоткрыт, дыхание едва заметно колышет грудь… Хорошо, что он уходит вот так — неожиданно и без объяснений. Впрочем, Лидор не стала бы ему препятствовать ни в чем; она приняла бы как должное любое его решение. И она будет ждать — ждать, пока над Айденом светит оранжевое солнце и восходят по ночам луны — серебряный Баст и золотистый Кром. В этом Блейд был уверен.
Он тихо вышел в коридор и спустился в кухню — прихватить кое-что из еды. Небо за окнами начало сереть, близился рассвет, но огромный замок еще спал — лишь издалека доносилась перекличка стражей. Опять поднявшись наверх, Блейд приоткрыл дверь собственной опочивальни, за которой находился кабинет и маленькая гардеробная — там, всегда под руками, он держал оружие. На миг сожаление кольнуло его; столь многое — и столь многих — приходилось оставлять здесь. Чос, бар Занкор, Ильтар… Лидор.
Упрямо встряхнув головой, он начал собираться — быстро, но основательно. Крепкая полотняная туника, кожаные башмаки, плащ… оружие — фран, длинный меч, которым он сразил Ольмера, хайритский арбалет с двумя дюжинами стрел… В мешок, проделавший с ним путешествие на север, он сунул флягу, пару фунтов сухарей, ломоть копченого мяса и кое-какие мелочи. Кто знает, что ждет его за той дверью! Лучше быть готовым к любым неожиданностям.
Наконец Блейд подошел к массивному резному шкафу из темного дерева и, потянув на себя среднюю полку со всем содержимым, привычным движением ладони опустил скрытую за ней фальшивую перегородку. Он вытащил из тайника холщовый кисет, в котором хранилась «зажигалка», вазу в форме раковины, кинжал Асруда и длинный рулон пергамента. Немного поколебавшись, он развернул карту, сложил ее плотным прямоугольником и сунул в кисет; кисет убрал в мешок вместе с арбалетом и связкой стрел.
Найдя в шкафу желтоватый обрезок пергамента, Блейд в раздумье замер перед столом. Затем он размашисто и быстро написал на листке два слова и придавил его вазой. Лидор знала, как он дорожил этой вещью; конечно, она сразу заметит ее, когда войдет в кабинет.
Через пару минут, прихватив фонарь со свечой, он уже спускался в подвалы по старой каменной лестнице с гладкими ступенями, отполированными подошвами бесчисленных сапог. На одном его плече висел туго набитый мешок, на другом — фран; к поясу были пристегнуты ножны с мечом и кинжал. Блейд неплохо ориентировался в переплетении широких и узких проходов, выходивших к десяткам залов, комнат, камер и каморок, располагавшихся в цоколе замка, — выручала столь кстати ожившая память Рахи и несколько экскурсий в этот лабиринт, совершенных в свое время с Лидор. Он уверенно продвигался вперед, пока не вышел к подземному коридору, тянувшемуся под западной Садовой стеной. Этот широкий, вымощенный гладкими плитами тоннель кончался тупиком — тем самым, который вызвал у Лидор ностальгические воспоминания о детстве юных Ригонов.
Теперь Блейд принялся в слабом свете своего фонаря внимательно изучать перегородившую коридор стену. Наконец он вытащил свой клинок и ковырнул ее острием. Никаких сомнений! Это было дерево, потемневшее от времени или специально выкрашенное так, чтобы не слишком отличаться от мрачных бурых каменных блоков, заложенных в фундамент замка. При более внимательном осмотре обнаружилось и нечто напоминающее замочную скважину. Блейд вставил в этот паз навершие кинжальной рукояти и повернул, словно обычный ключ. Раздался щелчок; часть деревянной обшивки откинулась на петлях, открыв узкий проход. Он посветил фонарем.
Каменные ступени. Крутые, узкие, выщербленные… Они вели наверх, в темноту, и, взглянув на покрывавший их слой пыли, Блейд понял, что проходом не пользовались уже много лет. Прикинув расстояние, пройденное им в тоннеле под стеной, он попытался сообразить, куда приведет его лестница. Получалось — на одну из башен, скорее всего — на вторую; вряд ли он ошибся в своих подсчетах больше, чем на десяток ярдов.
Сунув кинжал за пояс, странник вытащил из-за спины фран, вошел, затворил дверь. Теперь он видел, что это именно дверь — из толстых потемневших досок, окованных изнутри железными полосами; снаружи она почти сливалась с деревянной перегородкой. Медленно, осторожно он начал подниматься, вытянув вперед фран и чуть покачивая в другой руке фонарь. Пятна света скользили по массивным гранитным блокам, слагавшим стены, по древней нетронутой пыли… Нетронутой? Щербины и потертости на ступенях были очень старыми — когда-то воины взбегали здесь на башню, гремя доспехами и царапая камень железом… Но в пыли он различил еле заметные следы, слабые отпечатки башмаков, сохранившиеся в недвижном воздухе. По лестнице поднимались — год, два или пять лет назад, но явно не пятьдесят и не сто. Кто же прошел тут в последний раз? Бар Ригон?
Маленькая площадка — и новый пролет за поворотом. Блейд понял, что лестница змеится в глухой, лишенной окон стене квадратной башни, выходившей на внутренний парк; в трех остальных стенах, в караульном помещении под самой крышей, были прорезаны узкие бойницы. Уверившись, что тут и вправду никого нет, он стал перемахивать сразу через две-три ступеньки. Теперь он двигался очень быстро, но по-прежнему тихо, на цыпочках.
Поворот, еще поворот… Он миновал пять лестничных маршей; значит, поднялся футов на сорок-пятьдесят и был сейчас на уровне верхней кромки Садовой стены. Через пару минут позади остались еще три пролета, и Блейд, прислушиваясь, замедлил шаги. Теперь где-то рядом с ним находилась караульная, в которой дежурили два стража. Однако он не услыхал ни шороха шагов, ни звона оружия — толща камня надежно скрадывала звуки. Кладка справа выглядела сравнительно свежей — возможно, здесь находился замурованный ход в караульную.
Еще два пролета — обычный и покороче. И тупик! Он остановился на крохотном пятачке и приподнял фонарь. Потолок, нависавший над ним, перекрывал и караульное помещение; выше находилось что-то вроде чердака под конической крышей башни, обшитой свинцовыми листами. Неужели тайник?
Меж каменных потолочных балок, до которых он мог свободно дотянуться руками, виднелся квадратный люк с крышкой из потемневшей бронзы со знакомым грушевидным пазом. Поставив фонарь на пол, Блейд снова вытащил кинжал, вставил в щель и повернул. Тяжелая крышка откинулась легко и свободно, словно кто-то потянул ее изнутри. Он бросил в проем фран и, приподнявшись на носках, аккуратно пристроил сбоку фонарь; затем, вцепившись руками в края люка, одним мощным движением взлетел вверх. Проворно захлопнув за собой люк, Блейд с удовлетворением отметил, что замок щелкнул почти бесшумно. Он поднял фонарь, встал и обернулся.
Тут не было темноты — желтое пламя фонаря поблекло в первых солнечных лучах, струившихся через широкую щель вверху, видимо, открывая люк, он привел в действие какой-то механизм, сдвинувший секцию покатой крыши со стороны парка. В столбе розовато-золотистого света, чуть приподняв нос к небесам, высился стреловидный аппарат, тоже отливавший розовым и золотистым. Замерев с раскрытым ртом, Блейд уставился на него. Солнечные блики играли на прозрачном пластике пилотской кабины, на округлом вытянутом корпусе, очертаниями напоминавшем лодку, на коротких, скошенных назад крыльях, на хвостовых стабилизаторах… Самолет! Или что-то очень похожее… И наверняка более совершенное — пока что он не заметил ни пропеллера, ни сопла реактивного двигателя. Но эта штука явно летала и, без сомнения, являлась продуктом высочайшей технологии. Невероятно!
Невероятно? Просто невозможно! Аппарат выглядел новехоньким, словно только вчера сошел с конвейера авиационного завода, и каким-то шестым чувством Блейд вдруг ощутил, что машина и в самом деле была новой. Он шагнул ближе, заглядывая сквозь прозрачный колпак. Удобное двойное кресло со свисающими с подлокотников ремнями и высокой спинкой, за ним — второе… Они явно предназначались для людей, и следовательно, селги, тысячелетие назад в грохоте и пламени посадившие свой звездолет на северный материк, тут были совершенно ни при чем.
Слева, перед сиденьем пилота, располагалась наклонная, сильно выступающая вперед панель. Блейд как зачарованный уставился на нее. Прошла минута, и непривычные обводы пульта управления с немногочисленными кнопками и циферблатами уже не казались ему столь странными. Вот этот прибор наверняка показывает высоту, этот — скорость… а вон тот похож на компас… Небольшой полукруглый штурвал, торчавший снизу панели, оканчивался двумя ребристыми рукоятками. Заметив паз, в котором могла ходить рулевая колонка, Блейд понял, что это устройство позволяет управлять и вертикальным, и горизонтальным отклонением аппарата. Рычаг справа наверняка регулировал скорость. Кроме этого, на панели была еще большая выпуклая белая кнопка с полудюймовой прорезью, а рядом с ней — совсем крохотный, с ладонь величиной, овальный экран.
Он протянул руку, и пальцы ощутили прохладную и гладкую поверхность. Тут, конечно, дверца — Блейд коснулся неприметной золотистой ручки, почти сливающейся с корпусом. Словно ощутив тепло его руки, она легко подалась под пальцами. Вдруг с тихим мелодичным звоном белая кнопка на пульте выдвинулась вперед, наливаясь алым; экран рядом осветился — тонкая красная линия сверху вниз пересекала какие-то смазанные, неясные контуры, какую-то схему.
Карта! Карта с проложенным курсом и кнопка включения автопилота!
Отшатнувшись, Блейд прикрыл глаза. Вот он — путь на Юг, тайная дорога бар Ригона! Не по земле и не по океану проходила она — по воздуху!
Он больше не колебался. Глаза Лидор, полные слез, на секунду всплыли перед ним. Укоризненно качал головой старый Арьер, в страхе вскинул руки Чос, словно пытался остановить хозяина… За ним маячила крысиная физиономия казначея бар Савалта, перекошенная зловещей ухмылкой. Мерно печатая шаг, шли айденские орды, катились повозки, грозила копьями фаланга Ксама, вставали на горизонте горы Селгов, перегораживая изумрудную степь… Стремительным потоком пронеслись тароты, всадники, как один, вращали франы над головой. Вот первый из них обернулся и посмотрел прямо в глаза Блейду. Ильтар! Улыбаясь, он помахал брату, будто благословляя в путь.
Резко распахнув дверцу, Ричард Блейд, Аррах Эльс бар Ригон, шагнул в кабину. Его путешествие на Юг началось.
Протянув руку, Джек Хейдж отжал рубильник; экран монитора мигнул и погас, подернувшись серым, гул компьютера смолк и в обширном помещении наступила тишина. Содрав с головы металлический обруч с присосками контактов, за которым тянулся толстый жгут проводов, ученый швырнул его на пол и, сгорбившись, устало облокотился о пульт.
— Что? — Дж. поднялся со стула, втиснутого меж двух массивных стоек, подошел к американцу, по-стариковски шаркая ногами, и склонился над ним. — Что случилось, Джек?
— Ничего не вышло… — голос Хейджа был тусклым, на висках выступила испарина. — Я почти добился успеха… Почти! Но что-то случилось, и он вышел из транса.
Лицо Дж. начало медленно наливаться гневным багрянцем. Какая сегодня была попытка? Седьмая? Восьмая? Десятая? Он уже потерял счет! И каждый раз этот янки обещает непременно вытащить Дика… только еще чуть-чуть усовершенствовать аппаратуру… еще сотня-другая тысяч фунтов на реконструкцию и новые блоки — и все будет в порядке. Такие вот речи он ведет до эксперимента! А после — одни бесконечные оправдания и хитрые уловки, чтобы выбить еще денег! А Ричард тем временем ходит по краю пропасти! Возможно, томится в тюрьме… или захвачен в рабство… или даже сошел с ума, попав в тело какой-нибудь жуткой инопланетной твари!
Последняя мысль настолько шокировала Дж., что он, ухватив Хейджа за плечо костлявыми пальцами, рявкнул:
— Вы! Безответственный шарлатан, вот вы кто! Когда научным обеспечением занимался старый Лейтон, таких проколов не случалось! — Задохнувшись от негодования, пожилой джентльмен на секунду сделал паузу. — И я, как временно исполняющий обязанности главы проекта, вынужден информировать правительство Ее Величества — и президента США, конечно, — о вашей некомпетентности! Я потребую, чтобы вас заменили! В Соединенном Королевстве, знаете ли, хватает первоклассных ученых!
— Ну-у-у? — издевательски протянул Хейдж, повернув голову и взирая на разгневанного Дж. снизу вверх. Зрачки его вдруг сверкнули свирепым львиным блеском, одно плечо дернулось и полезло вверх, словно под тканью поношенного рабочего халата вдруг стал вырастать горб. — Первоклассных надутых болванов, точнее говоря! И сейчас, сэр, вы тоже в их числе!
С минуту они мерили друг друга яростными взглядами, и постепенно странное чувство начало овладевать старым разведчиком. Казалось, сквозь грубоватые резкие черты Хейджа внезапно проступило лицо лорда Лейтона — мимолетной тенью, полунамеком, не более. Сходство, однако, было несомненным, вселив в Дж. отчасти мистический страх, отчасти — проблеск надежды. Он перевел дух, вытер дрожащими пальцами пот со лба и отвернулся.
— Сейчас нам не стоит ссориться, — неожиданно мягко прозвучал голос Хейджа. — Тем более, что последний эксперимент принес новые и весьма интересные результаты… — Он в задумчивости пожевал губами и потянулся за сигаретой. — Раньше я не представлял, что, собственно говоря, происходит… Существовало несколько почти равновероятных гипотез: первая — Блейд забыл кодовую фразу; вторая — он вообще потерял память; третья — он все помнит, но в силу каких-то обстоятельств потерял способность к самогипнозу… Иных версий я просто не рассматривал!
Хейдж небрежно пустил густую дымную струю в слепой экран монитора и развернул свое вращающееся кресло. Теперь он смотрел прямо в глаза Дж.
— Если не первое, не второе и не третье, то что могло помешать ему вернуться? — риторически вопросил американец. — Даже если он связан по рукам и по ногам, замурован в бетонную глыбу и сброшен в кратер вулкана… даже в этом случае, уверяю вас, он может за пять-шесть секунд войти в транс и вернуться, покинув тело носителя. Понимаете, сэр, — Хейдж ткнул сигаретой в сторону Дж., который уставился на него напряженным и чуть испуганным взглядом, — это путешествие Ричарда с точки зрения безопасности отличается от всех предыдущих. Блейду… точнее, личности Ричарда Блейда, не грозит ничего! Ни-че-го! — Хейдж трижды хлопнул в такт ладонью по пульту. — Конечно, кроме ситуации мгновенного уничтожения. Скажем, если ему внезапно снесут голову… Да и то, при известном хладнокровии, можно успеть…
Беззвучно шевеля губами и глядя в одну точку, Хейдж погрузился в какие-то сложные расчеты; его рука автоматически потянулась к тетрадке, торчавшей из кармана халата. Дж. нерешительно кашлянул, и глаза ученого вновь обрели осмысленное выражение.
— Простите, сэр… Так вот, ситуация с потерей головы исключалась — я понял это еще во время первого сеанса, полгода назад. Ричард был жив. Живехонек! Значит, как я полагал, должна сработать какая-то из трех гипотез, изложенных выше. Но сегодня выяснилось, что все они неверны! Дело совсем в другом! — Торжествующе уставившись на Дж., Хейдж выдержал драматическую паузу, — Он просто не хочет возвращаться!
— Что?! — взревел Дж., позабыв о своих недавних мистических страхах. — Вы хотите сказать, что Ричард Блейд пренебрег своим долгом? Да более безответственного заявления я еще никогда не…
— Помилуйте, сэр! — резво вскочив, Хейдж всплеснул руками, — Я не собирался чернить доброе имя Ричарда! Одного из моих близких друзей! Но факт остается фактом… Увы!
— Чем вы можете что доказать? — Дж. выкатил глаза, трясущейся рукой ослабляя галстук,
— Раньше я предпринимал пассивные попытки контакта с ним, — сказал Хейдж. — Я пытался нащупать и включить дистанционным путем механизм возврата в периоды наименьшей активности мозга. Но в последний раз мое вмешательство было более сильным, более резким… Я попробовал ввести его в транс — с тем, чтобы он сам нажал на нужную кнопку… Не вышло! — Хейдж с ухмылкой развел руками и жадно затянулся. — Однако я фактически вошел в ментальный контакт с ним, кое-что увидел — его глазами, разумеется, — и кое-что почувствовал…
Зрачки Дж. расширились. Это заявление звучало совсем невероятно! Впрочем, а что мог бы сказать любой здравомыслящий обыватель про весь проект «Измерение Икс»? Фантастика, сплошная фантастика!
— И что же вы разглядели, Джек? — спросил старый разведчик внезапно охрипшим голосом.
— Руки… Они лежали на коленях… Молодые крепкие руки с длинными пальцами… такие же, как у Ричарда, но кожа выглядела более гладкой. Потом… потом я увидел девушку. Красивую и почти обнаженную. Она спала, — Хейдж усмехнулся. — Уверяю вас, она выглядела весьма человекоподобной… если не сказать больше!
Дж. согласно кивнул головой. Ничего удивительного. Где Дик, там и женщина. Как правило, красивая и обнаженная. Странно только, что она спала. Вероятно, утомилась, бедняжка.
— Полагаю, вы не станете утверждать, что Ричард Блейд променял родную страну на смазливую мордашку? — несколько высокопарно произнес он.
— Ни в коем случае, сэр, — Хейдж пыхнул сигаретой. — Кроме девицы, я очень смутно разглядел детали обстановки. Затрудняюсь их описать, но местечко выглядело шикарно, просто шикарно! Куда роскошней президентских покоев в «Хилтоне»! Ричарда, впрочем, это не волновало.
Слегка успокоившись, Дж. глубоко вздохнул. Значит, Дик жив и процветает… Трудно было бы ожидать иного! Но женщины, богатство и власть — слишком малая плата за душу Ричарда Блейда! Он имел все это и раньше, в иных мирах Измерения Икс, но всегда возвращался с охотой… Внезапно Дж. понял, что лукавит сам с собой: Блейд не возвращался, его, как правило, возвращали. Правда, каждый раз странник делал отчет под гипнозом, из коего явствовало, что он вполне искренне стремился домой… за редким, очень редким исключением. И причиной тому всегда было дело — незавершенное дело.
Дж. вопросительно приподнял бровь и взглянул на Хейджа.
— Итак, девушка и номер «люкс» его не волновали, — заметил он. — Тогда что же?
— Я ощутил досаду, — задумчиво произнес американец. Он смял окурок и метким щелчком послал его в корзинку для бумаг. — Дик был раздражен — и нашим вмешательством, и некой проблемой, не поддававшейся разрешению. И еще, сэр, поймите… — с внезапной нерешительностью Хейдж помассировал виски, — поймите, что в чисто… хм-м… физиологическом отношении Ричард, похоже, не прогадал…
Дж. поник головой. Да, женщины, богатство и власть — слишком малая плата за душу Ричарда Блейда… Но молодость? Вторая молодость? Какое дьявольское искушение!
— Если бы я мог увидеться с ним. — поговорить… постараться убедить… — с тоской прошептал он, терзая галстук.
С внезапным интересом Джек Хейдж уставился на старого разведчика; кажется, такая мысль раньше не приходила ему в голову. Вдруг глаза его сверкнули знакомым львиным блеском.
— Что ж, сэр, — с расстановкой произнес американец, — думаю, я смог бы это устроить. Безусловно смог бы.
В комнате, затерянной в огромном лабиринте под башнями древнего Тауэра, повисла тишина.