— В этом бизенес очень много риско…
Эти слова с сильным итальянским акцентом были произнесены очень мягко из-под густых темных усов. Жесткие черные глаза медленно осмотрели лицо Бонда и остановились на его руках, которые аккуратно рвали бумажную салфетку с надписью «Альберто Коломбо д’Оро».
Джеймс Бонд всем нутром чувствовал, что его изучают. Все два часа с момента их встречи в баре гостиницы «Эксельсиор» он ощущал это неприятное чувство. Ему было дано задание найти человека с густыми усами, который будет сидеть в одиночестве и пить коктейль «александра». Такой необычный пароль понравился Бонду. Во всяком случае, дамский коктейль гораздо профессиональнее, чем, например, газета в руке, цветок в петлице или желтые перчатки. Такой пароль имел еще одно преимущество: он мог выполнять свою роль самостоятельно, в отсутствие хозяина, и Кристатос использовал это, начав свою проверку. Когда Бонд вошел в бар и огляделся, там находилось человек двадцать и ни одного усатого. Однако, осмотревшись, он прямиком направился к столику в дальнем углу, где в окружении блюдец с оливками и орешками возвышался стакан с мутноватой смесью сливок и водки. Бонд подошел, выдвинул стул и сел.
Тут же подошел и официант.
— Добрый вечер, сэр. Синьор Кристатос говорит по телефону…
Бонд кивнул.
— «Негрони» с «Гордоном», пожалуйста…
Официант возвратился к бару.
— «Негрони». Уно[1]. «Гордон».
— Простите… — большая волосатая рука выдвинула стул, как будто это был спичечный коробок, — должен был поговорить с Альфредо.
Рукопожатия не было. Со стороны казалось, что это были старые знакомые, скорее всего деловые партнеры. В области импорта-экспорта, например. Тот, кто помоложе, наверное, американец, хотя нет, скорее англичанин, если судить по одежде. Бонд быстро вернул мяч на сторону партнера.
— Как поживает его маленький сын?
Синьор Кристатос сузил черные глаза. Недаром говорили, что этот человек настоящий профессионал. Он развел руками.
— Так же. Все по-прежнему. Что можно ожидать?
— Да, полиомиелит страшное заболевание…
Принесли «негрони». Оба собеседника откинулись удобно на спинки стульев, удовлетворенные, что каждый имеет дело с представителем той же «весовой категории». В «игре» такое встречалось редко. Чаще, еще в самом начале контакта, новый человек терял доверие. Бывало так, что на первой встрече чутье подсказывало Бонду: попахивает паленым. И казалось, что его маска уже тихонько тлеет и вскоре сгорит дотла. Тогда игра будет открытой и встанет вопрос: выйти из нее или ждать, пока тебя пристрелят? Но эта встреча не сопровождалась таким дурным предчувствием.
Однако тем же вечером, когда они сидели в небольшом ресторанчике «Коломбо д’Оро», Бонд с удивлением осознал, что его по-прежнему проверяют. Кристатос все еще изучал его, и замечание о том, что этот «бизенес очень риско», давало Бонду все основания считать, что интуиция «М»[2] оправдалась и все эти предосторожности Кристатоса свидетельствовали о том, что он знает что-то важное.
Бонд бросил последний кусочек салфетки в пепельницу.
— Меня когда-то учили, что любое дело, которое приносит прибыль больше 10 процентов или которое делается после 9 часов вечера, — опасный бизнес. Дело же, которое свело нас, должно принести все 1000 процентов прибыли, и действовать приходится исключительно ночью. Так что это действительно рискованный бизнес, — Бонд понизил голос: — Плачу наличными — доллары, швейцарские франки, венесуэльские боливары — все, что вас устраивает.
— Это делать меня довольный. У меня уже слишком много лир, — синьор Кристатос взял в руки меню, — однако давайте что поедим… Нельзя обсуждать важный бизенес на голодный живот.
За неделю до этой встречи «М» вызвал Бонда. Он был в дурном настроении.
— 007! У вас сейчас работа есть?
— Ничего особенного, сэр. Перекладываю бумаги.
— Что значит «перекладываю бумаги»? — «М» ткнул трубкой в ящик «входящих»: — У кого нет текучки?
— Я имел в виду оперативную работу, сэр.
— Тогда так и говорите.
«М» взял со стола стопку перевязанных красных папок и так резко швырнул ее Бонду по столу, что тот едва поймал.
— Вот вам еще бумажная работенка. Здесь в основном подобрана информация от людей, занимающихся наркотиками в Скотланд-Ярде… Справки и досье из министерства внутренних дел и министерства здравоохранения. Также несколько увесистых отчетов от парней из Международной организации по контролю распространения наркотиков, которая находится в Женеве… Забирайте и наслаждайтесь. На это вам дается весь сегодняшний день и почти вся ночь. Завтра вы вылетаете в Рим и начинаете охоту на «большую дичь». Ясно?
Бонд сказал, что ему все ясно. И состояние «М» было тоже объяснимо. Ничто не выводило его так из себя, как отрыв его сотрудников от основной работы. Их основной работой был шпионаж, а когда требовалось — саботаж и подрывная деятельность (обозначение два «0» перед номером агента — право на убийство). А все остальное — не что иное, как злоупотребление «Службой» и «секретными фондами», которые и так, Бог тому свидетель, были достаточно скудны.
— Есть вопросы? — Нижняя челюсть «М» выперла вперед. Выражение лица начальника говорило Бонду, чтобы он забирал бумаги и уносил ноги из кабинета, дав «М» возможность заняться более важными делами.
Но Бонд понимал, что свирепость «М» была напускной. Сотрудники «Службы» знали, что действительно выводит из себя «М», и он знал, что его ребята то знали. Он терпеть не мог, когда его сотрудников использовали не по назначению, а также не выносил идеалистов, сующих нос в его государственной важности дела. Были у «М» и более мелкие слабости консервативного толка. Он не брал на работу бородатых и людей с двумя родными языками. Он тут же освобождал от работы тех сотрудников, кто пытался оказывать на него давление через родственников в правительстве, и не доверял людям, слишком следившим за собой и называвшим его в нерабочее время «сэр». С другой стороны, его причуды сказывались в безоговорочном доверии к шотландцам. По мнению Бонда, как Черчилль и Монтгомери, «М» отлично знал об этих своих причудах и относился к ним с иронией. И сейчас Бонд, разумеется, понимал, что у шефа и в мыслях не было отправить его на задание без инструктажа.
— Позвольте задать два вопроса, сэр. Почему мы взялись за это дело, и есть ли у резидентуры какие-нибудь выходы на замешанных в этом деле людей?
«М» бросил на Бонда мрачный взгляд. Повернувшись в кресле так, чтобы через широкое окно можно было наблюдать за высокими и темными октябрьскими облаками, взял трубку, резко продул ее, будто выпустил через нее накопившийся в нем пар, отложил в сторону и лишь тогда заговорил — неторопливо и спокойно.
— Как вы отлично знаете, 007, у меня нет никакого желания, чтобы «Служба» была втянута в это дело с наркотиками. В начале года я был вынужден отстранить вас от других дел на целые две недели ради того, чтобы отправить в Мексику гоняться за этим мексиканцем, который занимался наркотическим сырьем. Вас тогда чуть не убили. Эта ваша поездка была моим одолжением Внутренней Спецслужбе. Когда же они вновь запросили вас, чтобы разделаться с этой итальянской бандой, я отказал. Тогда Ронни Валансе обратился за моей спиной в министерства внутренних дел и здравоохранения. Министры начали давить на меня. Я сказал, что вы нужны здесь, а других агентов для этого задания у меня сейчас нет. Но и после этого не успокоились и обратились к премьер-министру. Вот и все. Должен заметить, что премьер-министр умеет настаивать. Он утверждал, что героин в таких масштабах, как он сейчас поступает, является уже инструментом психологической войны, так как подрывает здоровье нации и, следовательно, могущество державы. Он заявил, что не удивится, если узнает, что это не просто банда итальянцев, которые зарабатывают огромные барыши, а целенаправленная подрывная операция, не имеющая ничего общего с подпольным наркобизнесом, — «М» кисло улыбнулся. — Мне кажется, что всю эту аргументацию ему подготовил этот Ронни Валансе. Его люди переживают сейчас дьявольски трудные времена, пытаясь остановить поток наркотиков в страну, чтобы героин не обрушился на подростков у нас, как это уже произошло в США. Кажется, что танцплощадки и увеселительные заведения уже наводнены торговцами наркотиками. Люди Валансе сумели внедриться в их ряды и выйти на одного из посредников. Нет сомнения, что наркотики поступают через Италию, спрятанные в автомашинах туристов. Валансе сделал что мог через итальянскую полицию и Интерпол, но ни к чему это не привело. Они шли по цепочке, арестовали нескольких продавцов у нас в стране, а когда они решили, что подошли к цели, наткнулись на глухую стену. Все, кто что-либо знает, слишком запуганы, или им слишком много платят за молчание.
Бонд прервал начальника: «Может быть, сэр, людей, стоящих на верху лестницы, оберегает сама полиция. Помните дело Монтези? Оно было очень подозрительным».
«М» пожал плечами:
— Может быть, может быть. И вам надо этого остерегаться. Но мне кажется, что это «дело» привело к достаточно тщательной чистке. Что бы там ни было, когда премьер-министр приказал нам взяться за это новое дело, мне пришла мысль наперед поговорить с людьми из Вашингтона. Очень полезным оказался разговор с ЦРУ. Вы знаете, что Бюро по борьбе с наркотиками имеет своих людей в Италии еще со времен окончания второй мировой войны. Это бюро не имеет ничего общего с ЦРУ. Оно подчинено министерству финансов, а министерство контролирует так называемую «Секретную службу» США, которая отвечает за предотвращение распространения наркотиков и поддельных банкнотов. Это крайне странно. Часто думаю над тем, куда же смотрит ФБР, у которого, на мой взгляд, отнимают их хлеб? Тем не менее… — «М» медленно повернулся в кресле от окна к столу, заложил руки за голову и откинулся на спинку кресла, взглянув на Бонда. — …Дело в том, что резидентура ЦРУ в Риме работает достаточно тесно с этой маленькой командой людей из Бюро по борьбе с наркотиками Секретной службы США. Это необходимо, чтобы не дублироваться в работе. И ЦРУ, — между прочим, сам Алан Даллес — назвало мне имя главного информатора этого Бюро и ЦРУ. Он двойной агент. Для прикрытия сам занимается контрабандой. Зовут его — Кристатос. Даллес отметил, что, конечно, не может разрешить, чтобы его люди участвовали и были замешаны в нашем деле, и он убежден, что министерство финансов тоже не будет приветствовать, если их Бюро по борьбе с наркотиками в Риме станет сотрудничать с нами, британцами. Однако он сказал, что, если я пожелаю, он сообщит этому агенту Кристатосу, что один из наших… э, лучших людей ищет с ним контакт для выполнения взаимовыгодного дела. Я сказал, что буду крайне признателен, и вчера получил сообщение, что встреча назначена на послезавтра, — «М» кивнул на папки, лежащие перед Бондом. — Все детали вы найдете там.
Некоторое время в кабинете стояла тишина. Бонд думал, что все это дело ничего приятного ему не сулит. Оно наверняка грязное и, скорее всего, опасное. Думая о последнем, Бонд встал, забирая папки.
— Хорошо, сэр. Но похоже, в этом деле нам нужно будет раскошелиться. Сколько я могу заплатить, чтобы остановить этот поток наркотиков?
«М» придвинулся к столу и опустил на него руки. Раздраженно закончил:
— Сто тысяч фунтов… в любой валюте. Такую цифру назвал премьер-министр. Но ничего лично с вами не должно случиться. Если будет грозить слишком большая опасность, то можете истратить еще сто тысяч. Наркомафия — самый большой и опасный синдикат в преступном мире. — «М» протянул руку к «входящим» и взял стопку срочных телеграмм. Не поднимая на Бонда взгляда, бросил: Будь осторожен…
Синьор Кристатос, рассматривая меню, сказал:
— Я не любитель играть в прятки, мистер Бонд сумма?
— 50 000 фунтов, если цель будет выполнена.
Кристатос сказал с безразличием:
— Да. Это важные поступления. Я, пожалуй, поем дыню с окороком и шоколадное мороженое. Я не кушаю сытно ночью. У этих людей свое вино. Я рекомендую его.
Подошел официант, и они коротко отбарабанили с Кристатосом что-то по-итальянски. Бонд заказал «Таглиателли Верди» под генуэзским соусом, который, как сказал Кристатос, состоял из фантастической смеси базилика, чеснока и еловых шишек.
Когда официант ушел, Кристатос откинулся на спинку, пожевывая деревянную зубочистку. Его лицо постепенно мрачнело, будто отражая терзавшие его сомнения, налетевшие, как внезапный ураган. Черные, жесткие глаза рыскали по всему ресторану, избегая лишь сидевшего перед ним Бонда. Джеймс понял, что Кристатос обдумывает, стоит ли выдавать… называть людей и раскрывать карты. Бонд прервал его мысли:
— При определенных условиях сумма может быть и больше…
Похоже, Кристатос еще не принял решения. Он сказал:
— Вот как? Извините меня. Я должен посетить туалетта.
Он встал, отодвинув стул, и направился в дальний конец ресторана.
Внезапно Бонд почувствовал голод и жажду. Налил себе большой стакан вина и залпом проглотил половину. Затем начал отламывать кусочки булки и есть, намазывая каждый из них толстым слоем желтого масла. Почему булочки и масло имеют такой замечательный вкус лишь во Франции и Италии? Больше он ни о чем не думал. Сейчас ему оставалось только ждать. Он верил в Кристатоса. Тот был внушительным, крепким мужчиной, серьезным типом, и его рекомендовали американцы. По-видимому, он сейчас звонил и результат этих телефонных разговоров сыграет решающую роль. Бонд был в хорошем настроении. Он наблюдал через зеркальное окно за прохожими. Вот человек, продающий какую-то партийную газету, проехал мимо ресторана на велосипеде… На руле был привязан плакатик. Красным на белом фоне было написано — ПРОГРЕССО? — СИ! АВВЕНТУРИ? — НО! («Прогресс? — Да. Авантюра? — Нет!). Бонд улыбнулся. Так оно и есть, и пусть оно так и будет до завершения задания.
В другом конце квадратного, достаточно простого на вид зала, за столиком у кассы пышная блондинка с выразительным ртом говорила жизнерадостному мужчине, чье лицо словно было привязано к тарелке со спагетти:
— У него достаточно жесткая улыбка… но он очень красив. Шпики обычно не бывают такими холеными. Ты уверен, что не ошибаешься, майн таубчен[3]?
Зубы мужчины наконец перерезали косу из спагетти. Он утер рот салфеткой, запачканной томатным соусом, громко рыгнул.
— Сантос в этих делах никогда не ошибается. У Сантоса нюх на ищеек. У него дело с этим негодяем Кристатосом. Кому еще кроме шпика придет в голову мысль провести вечер с этой свиньей? Но мы еще раз проверим.
Человек вынул дешевую трещалку из жести, которую обычно выдают с бумажными колпаками и свистульками во время карнавалов, и щелкнул. Метрдотель, находящийся в противоположном углу, тут же бросил свои дела и поспешил к их столику.
— Си, падрон[4].
Человек откинулся на стуле. Метрдотель наклонился и почтительно прислушался к начальственному шепоту. Он кивнул, подошел к двери с табличкой «Управляющий» — «УФФИЦИО», близ входа на кухню, вошел и закрыл за собой дверь.
Далее, шаг за шагом начал быстро разворачиваться много раз отрепетированный номер. Человек, сидящий у кассы, продолжал чавкать, поедая свои макароны и внимательно наблюдая за каждым ходом этой операции, как будто это был шахматный блиц.
Метрдотель вышел из офиса, поспешно прошел по ресторану и громко сказал своему помощнику:
— Срочно — дополнительный столик на четверых.
Человек номер 2 бросил на него взгляд и кивнул. Он прошел за метрдотелем к месту рядом со столиком, где сидел Бонд, щелкнул пальцами, подзывая официантов, взял стул от одного столика, от другого, поклонившись и извиняясь, одолжил стул и у столика Бонда. Четвертый стул был вынесен из помещения с табличкой «УФФИЦИО» метрдотелем. Он поставил его рядом с другими, образовавшими квадрат, в центре которого был установлен стол. Тут же он был быстро сервирован. Метрдотель внезапно нахмурился.
— Я же сказал стол на троих, а вы накрыли на четверых.
Он небрежно взял тот стул, который сам вынес из офиса, и подставил его к столику Бонда. Затем он подал рукой сигнал своим помощникам, что они свободны, и все разошлись по своим делам.
Все это типичное для ресторана действо заняло лишь минуту. Трио беззаботных итальянцев вошли в ресторан. Метрдотель приветствовал их и лично проводил до столика, уважительно кланяясь. Дебют был разыгран.
Бонд почти не обратил на все это никакого внимания. Кристатос вернулся, им принесли еду, и они приступили к трапезе.
Во время еды они болтали о всякой ерунде — изменения в Италии после последних выборов, новая модель машины «Альфа-Ромео», сравнивали итальянские ботинки с английскими моделями. Кристатос был славным собеседником. Казалось, он знал обо всем на свете. Его манера непринужденно рассуждать о профессиональных тонкостях любого дела невольно вызывала уважение. Он использовал собственную разновидность английского языка, часто вставляя фразы из других языков. Это была милая смесь. Теперь Бонд смотрел на информатора другими глазами. Понятно, почему американцы так ценили этого крепкого, знающего человека.
Подали кофе. Кристатос зажег черную тонкую сигару и говорил не вынимая ее изо рта. Сигара подпрыгивала и опускалась зажатая между узкими прямыми губами. Он держал руки на столе и, глядя на скатерть между ними, мягко сказал:
— Насчет этот бизенес. Я согласен войти в игру. До сих пор я работал только с американо, но им я не говорил то, что сейчас скажу вам. В этом раньше не было необходимости. Эта тайная структура работает не по Америке, эти люди работают лишь по Англии. Понятно — Капито[5]?
— Я понимаю. У всех своя территория. Это обычное дело в подобном бизнесе.
— Точно. Теперь, перед тем как я даю информацию, как хороший коммерсанто мы расставляем точки над i, да?
— Конечно…
Синьор Кристатос еще пристальнее начал рассматривать скатерть.
— Я хочу 10 тысяч американо доллары. В маленьких бумажках. Завтра, к обеду. Когда вы уничтожите эту структуру, я хочу еще 20 тысяч.
Синьор Кристатос на секунду поднял глаза и взглянул на Бонда.
— Я ведь не жаден. Я не отнимаю у вас все ваши фонды, не так ли?
— Цена удовлетворительная.
— Бьено[6]. Теперь второе условие. Ни при каких обстоятельствах не говорить, от кого получена информация. Даже если будут бить.
— Справедливо.
— Третье условие. Во главе этой структуры стоит очень плохой человек.
Синьор Кристатос сделал паузу и взглянул на Бонда. В черных глазах сверкнул красный отблеск. Сухие губы отпихнули сигару, чтобы дать место словам…
— Он должен быть диструтто — убит.
Бонд откинулся. Он смотрел с интересом на своего собеседника, который, наклонившись над столом, ждал ответа. Теперь стало все ясно. Это была какая-то личная венде-та. Кристатос хочет разделаться с кем-то руками наемного убийцы, не заплатив за это ни пенни. Наоборот. Убийца платит ему за честь убить его врага. Неплохо, а? На сей раз этот человек играет по-крупному: использует английскую Секретную службу для сведения личных счетов. Бонд спросил: почему?
Синьор Кристатос ответил с безразличием в голосе:
— Не задавай вопросов и не будешь обмануто.
Бонд допил свой кофе. Ну что ж, обычная история в среде организованной преступности: видна лишь верхушка айсберга. Но какое это имеет для него значение? Его прислали выполнить конкретное задание. Если от его работы будет хорошо и другим, никто, в первую очередь «М», не будет возражать. Бонду велено уничтожить клан наркомафии. Если клан возглавляет этот человек, то его убийство вполне вписывается в рамки его задания.
— Этого я вам не обещаю. Вы должны это понимать. Но если этот человек попытается убить меня… я убью его.
Синьор Кристатос вынул из коробочки зубочистку, снял с нее обертку и начал чистить ногти. Закончив с пальцами одной руки, он поднял свой взгляд.
— Я обычно не иду на дело, где есть неуточненные вопросы. Сейчас же я согласен, потому что это вы, кто платит мне, а не я — вам. Итак, я даю информацию и вы действуете самостоятельно — соло. Завтра ночью я улетаю в Карачи. У меня там важный бизенес. Я могу лишь дать информацию. После этого вы начинаете забег… и… — он бросил грязную зубочистку на стол, — Че сера, сера — там посмотрим.
— Хорошо.
Синьор Кристатос подвинул стул ближе к Бонду. Он говорил тихо и быстро. Факты и цифры. Он не тратил время на ненужные подробности — только голая информация. В стране сейчас находятся две тысячи гангстеров. Из США. Это американцы итальянского происхождения, которые были осуждены судом США и высланы из страны. Но они не оставили преступную деятельность. Здесь, в Италии, они находятся в самых черных списках полиции и из-за этого даже их собственные коллеги не давали им дела. Сотня самых крутых из них создали общий фонд, и небольшие группы из этой элиты были направлены в главные центры по контрабанде и торговле наркотиками: Бейрут, Стамбул, Танжер и Макао. Другая группа — «почтальоны». Боссы же через подкупленных политиков добились права на открытие небольшого и респектабельного фармацевтического бизнеса в Милане. Сюда-то «почтальоны» и доставляют опиум и другие наркотики. Для контрабанды используются небольшие суда, доставляющие товар через Средиземное море, и группа стюардов итальянской чартерной авиакомпании. Кроме этого, раз в неделю сырье поступает в вагонах «Восточного экспресса», в которых подкупленные в Стамбуле мойщики нашпиговывают зельем мебель в купе. Миланская фирма «Фармация Коломба СА» выступает в роли «рассчетной кассы» и удобного места для переработки наркотического сырья в героин. Отсюда почтальоны на неприметных автомашинах различных марок доставляют готовую продукцию посредникам в Англию.
Бонд перебил рассказ:
— Наша таможня отлично научилась находить тайники контрабандистов. Не так-то много мест в машине, которые можно использовать в этих целях и о которых они бы не знали. Так как же они провозят свой товар?
— Всегда в запаске. В одном колесе можно провести героина на 20 тысяч фунтов стерлингов.
— И что же их никогда не ловят — ни во время ввоза сырья в Милан, ни во время вывоза готовой продукции?
— Конечно попадались, и не раз. Но это хорошо обученные люди. Крутые… Никогда ничего не говорят. Если их сажают, то за каждый год отсидки они получают десять тысяч долларов. Если у них семья — о ней позаботятся. Когда все проходит гладко — хорошее вознаграждение. Своего рода кооператив. Каждый получает свою «транче» — долю от всего «брутто» — дохода. Лишь глава получает особую «транче».
— Хорошо. Кто этот человек?
Синьор Кристатос поднял руку к сигаре во рту и, прикрывая лицо, тихо проговорил:
— Это человек, которого называют «Голубка». Его настоящее имя — Энрико Коломбо. Он владелец этого ресторана. Я привел вас сюда, чтобы вы увидели его. Тот толстый человек, сидящий рядом с блондинкой. Там, за столиком у кассы. Она из Вены. Зовут — Лизл Баум. Роскошная проститутка.
Бонд кивнул машинально: «Это точно…»
Ему не надо было специально оборачиваться. Он обратил внимание на девушку, как только вошел в ресторан. Каждый мужчина обратил бы на нее внимание. Именно такой и должна быть женщина в представлении мужчин. Ее веселость и шарм озаряли тот конец зала. У нее была невероятно короткая мальчишечья стрижка пепельно-светлых волос, курносый нос, широкий смеющийся рот, а вокруг шеи — черная лента. Джеймс Бонд ощущал время от времени ее взгляд. Ее же компаньон представлял тот самый тип богатого, неунывающего, умеющего красиво жить мужчины, с которым она рада провести некоторое время. Такой ухаживать умеет, не сквалыга. И оба не пожалеют ни о чем при расставании. В целом же Бонд где-то глубоко внутри осознавал, что одобряет его выбор. Ему нравились жизнерадостные, умеющие красиво и с шиком пожить люди. И хотя эта девушка досталась не ему, Бонд утешался тем, что она, во всяком случае, в хороших руках. Но после всего услышанного Бонд взглянул в их сторону. Пара над чем-то смеялась. Человек потрепал ее по щеке, встал и пошел к двери офиса, плотно закрыв ее за собой. Так вот он каков, этот человек, организующий поток опаснейшей контрабанды в Англию. Человек, голову которого «М» оценил в 100 000 фунтов стерлингов. Человек, смерти которого жаждет Кристатос. Ну, теперь пора браться за работу. Бонд не отрываясь смотрел на девушку в другом конце зала. Когда она подняла голову и бросила на него взгляд, он улыбнулся. Она отвела взгляд, но на ее губах мелькнула улыбка, как будто она ухмыльнулась своим мыслям. Когда же она взяла сигарету из сумки, прикурила и пустила дым вверх, как бы подчеркивая линию своей шеи и профиль лица, Бонд понял — это предназначается для него.
Настало время, когда заканчиваются сеансы в кинотеатрах и метрдотель начал руководить работой по сервировке новых столиков. Раздавался привычный шум отряхивания стульев, звон расставляемого хрусталя и посуды. Бонд заметил, что свободный стул от его стола передвинули к накрывающемуся столу на шестерых. Он начал задавать Кристатосу конкретные вопросы — о привычках Энрико Коломбо, где жил, где живет, адрес фирмы в Милане, какими еще делами он занимается, и не заметил, как стул от его стола передвигался от стола к столу, пока не исчез за дверью офиса. А с какой стати он должен был обращать на этот стул внимание…
Когда стул был внесен в офис, Энрико Коломбо жестом указал метрдотелю, чтобы тот вышел и закрыл за собой дверь. Тогда он подошел к стулу, снял с него сиденье и положил его в письменный стол. Раскрыв «молнию» мягкой обшивки, Коломбо достал мини-магнитофон фирмы «Грюндиг», остановил запись, прокрутил на начало пленки, включил, регулируя громкость и скорость. Затем он сел за стол и, закурив, начал прослушивать запись. Время от времени он возвращался к отдельным местам, подстраивая звук. После того, как на пленке прозвучали последние слова Бонда на записи — «это точно…» и дальше пошел шум ресторана, Энрико выключил магнитофон и долго сидел молча. Он все смотрел на магнитофон. Его лицо отражало напряженную работу мысли. Наконец он отвел взгляд от магнитофона и шепотом произнес: «сукин сын…». Он медленно встал, подошел к двери и отпер ее. Еще раз оглянулся, чтобы взглянуть на «грюндиг», и на этот раз с большим выражением произнес — «СУ-КИН СЫН!» и направился к своему столику.
Энрико Коломбо что-то быстро и коротко объяснил девушке. Она кивнула ему и посмотрела на Бонда. В это время тот с Кристатосом вставали из-за стола. Она сказала Коломбо низким голосом с раздражением:
— Ты отвратителен! Все так говорят. И меня предупреждали и были правы. Если ты думаешь, что обед в твоем паршивом ресторане дает тебе право делать мне грязные предложения… — Ее голос становился все громче. Она вскочила и, подхватив сумочку, оказалась прямо на пути Бонда, направляющегося к выходу.
Лицо Энрико Коломбо почернело от злости. Теперь и он вскочил.
— Ах ты, проклятая австрийская сучка!
— Не смей оскорблять мою страну, ты… итальянская гадина!
Она схватила стакан вина и выплеснула его в лицо Коломбо. Когда он двинулся на нее, она попятилась назад и столкнулась с Бондом, который вежливо стоял и ожидал вместе с Кристатосом, когда можно будет пройти.
Энрико Коломбо стоял, пыхтя и вытирая салфеткой лицо. Задыхаясь от гнева, он прорычал:
— Чтобы я никогда не видел тебя в моем ресторане! — И, плюнув ей под ноги, развернулся и скрылся за дверью своего офиса.
Метрдотель засуетился. Все в ресторане прекратили есть, наблюдая за сценой. Бонд взял девушку за локоть.
— Я посажу вас в такси.
Она резко вырвала руку и, не остыв после случившегося, сказала:
— Все вы, мужики, — свиньи.
Опомнясь, натянуто улыбнулась:
— Очень любезно с вашей стороны. — И направилась к выходу.
В зале пронесся гул и вновь послышался стук вилок и ножей. Все были крайне довольны этой сценой. Метрдотель, делая значительный вид, открыл дверь и сказал Бонду:
— Приношу свои извинения, месье. Вы очень любезны.
Проезжающее такси притормозило, и мэтр помог открыть дверцу. Девушка села. Бонд решительно последовал за ней и захлопнул дверцу. Через окно сказал Кристатосу: «Позвоню утром, хорошо?» — и, не дожидаясь ответа, откинулся на спинку сиденья. Девушка забилась в угол. Бонд спросил, куда ехать.
— Отель Амбассадор…
Какое-то время ехали молча. Затем Бонд сказал:
— Не хотели бы вы сначала зайти куда-нибудь выпить?
— Нет, спасибо, — голос ее заколебался, — вы очень добры, но сегодня я устала.
— Может быть, завтра вечером.
— Спасибо, но завтра я уезжаю в Венецию.
— Я тоже там буду. Тогда, может быть, вы поужинаете со мной завтра вечером в Венеции?
Девушка улыбнулась:
— В моем представлении англичане должны быть робкими. Ведь вы же англичанин, не так ли? Как вас зовут? Чем занимаетесь?
— Да, я англичанин. Меня зовут Бонд… Джеймс Бонд. Я писатель. Сочиняю приключенческие романы. И сейчас пишу… о контрабанде наркотиков. По сюжету дело происходит в Риме и Венеции. Проблема лишь в том, что я мало знаю об этих делах. Вот езжу и собираю материал. Кстати, может быть, вы мне поможете?
— Так вот почему вы ужинали с этим Кристатосом. Я о нем слышала. У него плохая репутация… Нет. Я ничего такого толком не знаю. Разве лишь то, что знает каждый.
Бонд оживился.
— Но именно это мне и нужно. Когда я сказал «материал», я не имел в виду выдумки. Я говорю о слухах, которые, как показывает практика, всегда близки к правде. Наткнуться на такую информацию для писателя все равно что найти случайно золотой самородок или бриллиант.
Она засмеялась.
— Говорите бриллиант?
— Ну, как писатель я не так уж много зарабатываю, но уже запродал мой сюжет, права на экранизацию моей будущей книги. Если она выйдет достаточно правдоподобной, я могу рассчитывать, что этот сценарий купят.
Он положил свою руку на руку девушки. Она не сделала попытки ее убрать. Тогда Бонд продолжил: — Да, бриллиант… Скажем, бриллиантовую брошь от Ван Клифа. По рукам?
Теперь она высвободила руку. Они подъезжали к «Амбассадору». Взяв сумочку, девушка повернулась и посмотрела прямо на Бонда. Швейцар уже открыл дверцу машины, и огни с улицы превратили ее глаза в две сверкающие звезды. Глядя в глаза Бонда, она серьезно сказала:
— Все мужчины — свиньи. Но в некоторых свинства меньше, чем в других. Хорошо, я встречусь с вами. Но не за ужином. То, что я могу вам сообщить, не для чужих ушей. В Венеции после полудня я всегда купаюсь в Лидо. Но не на модном пляже, а на Альберони, где ваш английский поэт Байрон когда-то катался верхом. Это на самой оконечности полуострова. Вы доберетесь туда на лодке или катере. Там вы найдете меня послезавтра в три. Нужно позагорать напоследок, перед холодами. В дюнах вы увидите желтый зонтик. Под ним буду я, — она улыбнулась, — постучите по верху и спросите фраулейн Лизл Баум.
Она вышла из такси. Бонд было вскочил ее проводить, но она протянула ему руку:
— Спасибо, что пришли мне на помощь. Спокойной вам ночи.
— Значит, послезавтра в три. Я буду там. Спокойной ночи.
Она повернулась и пошла по изгибистым ступеням отеля. Бонд внимательно посмотрел ей вслед, сел обратно в такси и велел ехать в «Националь». Откинувшись на спинку, он наблюдал за мелькающими неоновыми вывесками. Все, что происходило с ним в последнее время, как и эта поездка в машине, произошло с головокружительной быстротой. Но хоть в такси он мог распоряжаться. Бонд наклонился вперед и сказал водителю, чтобы тот ехал медленнее.
Самый удобный поезд из Рима в Венецию — это «Лагуна экспресс», уходящий в 12.00. Потратив почти все утро на переговоры с Лондоном по спецтелефону, Бонд едва не опоздал к нему. «Лагуна», обтекаемой формы экспресс, внешне выглядит гораздо комфортабельней, чем внутри. Сиденья были рассчитаны на низкорослых итальянцев, а официанты вагона-ресторана страдали той же болезнью, что и их собратья во всех подобного класса поездах мира — безразличием к пассажиру, особенно к иностранцу. Бонд занимал место у прохода в конце алюминиевого вагона, над осью. И даже если бы за окном был рай земной, ему было бы не до него. Он пытался читать подпрыгивающую книгу, от тряски пролил вино на скатерть и, передвигая свои длинные, затекшие ноги, проклинал «Феррова Итальане делло Стато» — государственные железные дороги Италии. Наконец поезд вышел на финишную прямую — перешеек, построенный еще в XVII веке, ведущий прямо к Венеции. И вновь шок от окружающей красоты. Кроваво-красный закат, каналы, гостиницы «Гритти Палас» и лучший двухкомнатный номер на втором этаже.
В этот вечер, разбрасывая банкноты в тысячи лир, как осенние листья, в ресторанах и барах «Валлоиброзе», «Гарри бар», «Флореан» и, наконец, в респектабельном «Квадри», Джеймс Бонд хотел довести до сведения каждого, кто мог заинтересоваться им, что он является именно тем, за кого себя выдавал девушке — преуспевающим писателем, любящим покутить на широкую ногу. В состоянии эйфории, которую испытывает каждый в свой первый вечер в Венеции, сколь бы ни важна была цель приезда, Бонд вернулся в отель и проспал без сновидения восемь часов.
Май и октябрь в Венеции — бархатный сезон. Солнце мягкое, а ночи прохладные. Сверкающий пейзаж мягче для взгляда, и свежесть воздуха помогает забыть эти длинные километры камня и террасы, которые невыносимы для пешехода в летнее время. И народу меньше. Хотя Венеция относится к тем городам, которые так же легко могут поглотить сто тысяч туристов, как и одну тысячу, пряча их в переулочках, собирая толпами на площадях, загоняя в лодки. Но все ж лучше, когда в Венеции минимум туристов.
Проверяя нет ли за ним «хвоста», Бонд провел все утро, петляя по переулкам. Он заскочил в пару соборов, но не для того, чтобы насладиться их интерьером, а чтобы удостовериться, не вошел ли через главный вход следом за ним еще кто, до того, как он выйдет через боковую дверь. Никто его не преследовал. Бонд зашел в бар и выпил коктейль «Американо», прислушиваясь к дискуссии двух французских снобов о диспропорциях фасадов зданий на площади Святого Марка. Машинально он приобрел открытку и отправил ее своей секретарше, которая как-то побывала с туристической группой в Италии и с тех пор мучила его рассказами об этом. Он написал: «Венеция прекрасна. Пока обследовал здания вокзала и биржы. Получил эстетическое удовольствие. Позднее планирую ознакомиться с городской канализацией, а затем посмотреть фильм с Брижит Бардо в кинотеатре «Скала». Знакома ли тебе прекрасная мелодия «О Соло Мио»? Она романтична, как все остальное. Дж. Б.».
Довольный своим экспромтом, Бонд поел и отправился в отель. Заперев дверь, проверил свой пистолет «Вальтер-ППК». Поставив его на предохранитель, он несколько раз мгновенно выхватил его из кобуры и засунул обратно. Настало время идти. В 12.40 он сел на суденышко и поплыл на встречу, думая о том, что ждет его впереди.
От пристани в Альберони с венецианской стороны полуострова Лидо всего километр до пляжа, который выходит на Адриатическое море. В километре отсюда виднелись роскошные виллы, а здесь лишь маленькая рыбацкая деревенька Альберони, санаторий для студентов, брошенная база, принадлежавшая ВМС Италии, и несколько массивных разрушенных площадок для артиллерийских орудий времен войны. В этом заброшенном мирке, в центре тонкой полоски суши находится залив Лидо, чьи воды омывают руины древних фортификационных сооружений. Не так-то много людей приезжают в Венецию, чтобы поиграть в гольф, но снобистский подход владельцев дорогих отелей в Лидо не дает закрыть построенные здесь поля для гольфа. Они обнесены высоким ограждением, будто за этим забором что-то секретное, о чем предупреждают угрожающие таблички «Прохода нет». Вокруг поля для игры в гольф есть участки земли и песчаные дюны, где со времен войны сохранились еще неразминированные поля. Среди ржавеющей колючей проволоки торчат таблички «Мины», а под надписью — череп и кости.
Бонд слегка вспотел, пройдя с полкилометра к противоположному берегу полуострова, к пляжу. Он остановился на пару минут под последней акацией у пыльной дороги, чтобы поостыть. Перед ним была полуразвалившаяся деревянная арка с выгоревшей голубой надписью «Багни Альберони». Дальше тянулись такие же обветшалые пляжные кабинки, затем сто метров песка и, наконец, — тихая голубая гладь моря. Купальщиков нигде не было, и Бонд подумал, что пляж вообще закрыт. Но когда он прошел под аркой, до него донеслись далекие звуки неаполитанской мелодии. Она раздавалась из маленького киоска, на котором висела реклама кока-колы и местных напитков. К стенкам павильончика были прислонены шезлонги, а рядом валялись два водных велосипеда и детская полунадутая резиновая лошадка. Все это выглядело столь убогим, что Бонд усомнился, как даже в разгар купального сезона здесь могла вестись сколь-нибудь прибыльная торговля. Он сошел в мягкий горячий песок и, обходя кабинки сзади, направился к морю. Слева, постепенно растворяясь в теплой дымке, тянулась песчаная полоса. Справа пляж через полкилометра упирался в мол, вытянутым пальцем вдававшийся в спокойное гладкое море, на поверхности которого то тут, то там торчали лодочки ловцов осьминогов. За пляжем начинались песчаные дюны и шла проволочная ограда гольфклуба. В начале дюн виднелось ярко-желтое пятно. Бонд пошел туда близ накатывающихся волн.
Над зонтом появились руки, полоска бикини — и тут же исчезли. Бонд обошел зонт. Контрастная тень падала лишь на лицо девушки, а ее загорелое тело в черном бикини и черно-белое полосатое полотенце, на котором она лежала, оставались под солнцем.
Лизл Баум взглянула на него, прищурившись.
— Вы пришли на пять минут раньше срока, и к тому же я велела вам постучаться.
Бонд сел рядом с ней в тень зонта и, достав носовой платок, вытер пот с лица.
— Так уж случилось, что вам принадлежит единственная пальма в этой пустыне, и я как можно быстрее старался до нее добраться. Однако чертовски удачное место для встречи…
Она засмеялась.
— Я, как Грета Гарбо, люблю одиночество.
— А мы одни?
Лизл широко раскрыла глаза.
— А вы думаете, я привела сюда служанку?
— Ну если исходить из того, что, по вашему мнению, все мужчины свиньи…
— Да, но вы же джентльменская свинья, — она захихикала, — свинья-милорд. Кроме того, здесь слишком жарко и слишком много песка для всяких свинских дел. К тому же у нас ведь деловая встреча? Я рассказываю вам о контрабанде, а вы даете мне бриллиантовую брошь от Ван Клифа. Или вы передумали?
— Нет. Совершенно верно. С чего начнем?
— Вы задаете вопросы…
Она села, обхватив руками коленки. Флирт улетучился из ее глаз, и они стали осторожными и внимательными.
Бонд это заметил и спросил, наблюдая за ней:
— Говорят, ваш друг Коломбо большой человек в этой игре. Расскажите о нем. Он мог бы послужить хорошим прототипом моему герою, конечно под псевдонимом. Но мне нужны детали: как он проводит свои махинации и так далее? Подобные вещи писателю трудно выдумать.
Лизл закрыла глаза.
— Энрико очень разгневается, если узнает, что я раскрываю его секреты. Не знаю, что он со мной сделает за это.
— Он ничего не узнает.
Она посмотрела на него серьезно.
— Либер мистер Бонд, дорогой мистер Бонд, существует очень мало такого, чего бы он не знал. Кроме того, для Энрико достаточно просто догадываться о чем-то, чтобы убрать человека. Я не удивлюсь, если ему пришло в голову установить за мной слежку.
Бонд заметил, как она украдкой бросила взгляд на часы. Она продолжала:
— Он очень подозрителен.
Лизл протянула руку и дотронулась до его рукава. Было заметно, что она волнуется.
— Вам надо теперь уходить. Кажется, мы совершили большую ошибку.
Бонд открыто посмотрел на часы. Было 3.30. Он высунул из-под зонта голову, чтобы осмотреть пляж. Вдали у кабинок в жарком мареве виднелись фигуры трех людей в темных костюмах. Они целенаправленно по-военному шли по пляжу.
Бонд поднялся и взглянул на опущенную голову девушки.
— Теперь я понял, что вы имеете в виду. Передайте Коломбо, что с этого момента я пишу его биографию, а я очень упрямый писатель. Счастливо.
Бонд побежал по песку к оконечности полуострова. Оттуда он мог добраться до деревушки и оказаться в безопасности среди людей.
Там, внизу, трое перешли на бег, синхронно двигая коленями и локтями, как бегуны на тренировке. Когда они пробегали мимо девушки, один из них приветственно поднял руку. В ответ она подняла свою, затем легла на живот, либо чтобы подставить солнцу спину или чтобы не видеть эту охоту на человека. Бонд на бегу сорвал свой галстук и сунул его в карман. Жара стояла страшная, и он весь взмок. Но так же жарко было и тем троим. Вопрос заключался в том, кто окажется выносливее. На самой оконечности полуострова Бонд забрался на мол и оглянулся. Расстояние между ним и преследующими не сократилось, но двое из группы отделились и побежали наперерез вдоль поля для гольфа, не обращая внимание на угрожающие таблички с изображением черепа и костей. Бонд понял, что ему вряд ли удастся избежать встречи с ними. Его рубашка была уже насквозь мокрой, и ноги ужасно ныли. Он уже пробежал около километра. Сколько еще осталось до безопасности? Через определенное расстояние торчали по берегу залитые в бетон стволы древних пушек. Они служили местом швартовки для рыбацких суденышек, ищущих прибежище в лагуне во время штормов в Адриатическом море. Бонд подсчитал, сколько шагов между ними. А сколько таких чугунных тумб до первого домика деревушки? Скорее всего осталось еще с километр. Сможет ли он осилить это расстояние и оказаться быстрее тех, которые обходят его с фланга? Он уже задыхался. Теперь весь его костюм промок насквозь, брюки прилипали к ногам, мешая бежать. За ним шагах в трехстах бежал один из преследователей. Справа, то скрываясь, то появляясь среди песчаных дюн, приближались двое других, слева был десятиметровый каменистый обрыв, под которым плескались зеленые волны.
Бонд уже принял решение сбавить скорость, чтобы восстановить дыхание для прицельной стрельбы, как внезапно произошли одно за другим два события. Сначала в дымке перед собой он увидел группу ныряльщиков с подводными ружьями и гарпунами. Их было около полудюжины. Одни были в воде, другие загорали. Затем со стороны песчаных дюн раздался глухой рокот взрыва. Песок, осколки и то, что еще мгновение назад было одним из его преследователей, взлетели на воздух, и Бонд ощутил легкий толчок ударной волны. Он замедлил бег. Второй человек в дюнах встал как вкопанный, раскрыл рот и издал громкий вопль. Внезапно он повалился на землю, обхватив голову руками. Бонд уже видел подобное. Теперь тот не сдвинется с места пока за ним не придут и не унесут его. У Бонда на сердце полегчало, до рыбаков ему осталось метров двести. Они уже собирались в группу, глядя в его сторону. Бонд собрал воедино весь свой запас итальянских слов и в уме лихорадочно строил фразу: «Ми Инглис, предо дов иль карабинери?» — «Я англичанин. Пожалуйста, где здесь карабинеры?» Он оглянулся, Странно, но единственный оставшийся преследователь, наверняка увидевший рыбаков, судя по всему, не растерялся. Он все приближался и был уже метрах в ста от Бонда. В руке у него был пистолет. Внезапно рыбаки с гарпунами и подводными ружьями наизготовку преградили Бонду дорогу. В центре стоял толстый мужчина в узеньких красных плавках под нависающим животом. Зеленая маска для подводного плавания была задрана на затылок, ноги в ластах расставлены в стороны, руки уперты в бока. Ни дать, ни взять — мистер Жаба из детского мультфильма. Но эта смешная ассоциация погибла еще не родившись. Бонд перешел на шаг, его потная рука автоматически потянулась за пистолетом и резко вытащила его. Человек в центре сверкающих наконечниками гарпунов — Энрико Коломбо.
Он наблюдал, как Джеймс подходит. Когда между ними оставалось двадцать метров, Коломбо тихо сказал:
— Уберите вашу игрушку, мистер Бонд из Секретной службы. У нас мощные ружья. Их гарпуны выталкиваются из стволов под огромным давлением. Стойте на месте, если не хотите изобразить сюжет с работы Анреа Мантеньи «Святой Себастьян». — Он обратился на английском языке к человеку, стоящему справа от него: — На каком расстоянии находился тот албанец на прошлой неделе?
— Двадцать шагов, шеф. Гарпун прошил его насквозь. Но тот был толстым человеком… раза так в два толще, чем этот…
Бонд остановился. Один из забетонированных пушечных стволов оказался рядом. Он сел и опершись на колено, направил ствол пистолета прямо в центр большого живота Коломбо.
— Пять гарпунов в меня не остановят одну пулю в тебя, а, Коломбо?
Тот улыбнулся и кивнул. Человек, который бежал за Бондом, неслышно подкрался к нему сзади и ударил рукояткой «Люгера» в основание черепа.
Когда вы приходите в себя после удара по голове, вас начинает тошнить. Но даже в таком жалком состоянии Бонд почувствовал, что находится на корабле в открытом море и кто-то вытирает его лоб холодной мокрой салфеткой, шепча ободряюще на плохом английском с примесью итальянских слов:
— Есть окей, амиго. Все есть окей, друг. Спокойно…
Бонд, обессиленный, вновь откинулся на койку. Он лежал в маленькой, комфортабельной каюте, к уюту которой явно приложила руку женщина — утонченно подобранные цвета и занавески. Моряк в рваной одежде склонился над ним. Вероятно, это один из тех рыбаков… Он улыбнулся, когда Бонд открыл глаза:
— Чуть болит. Скоро будет один синяк. Теперь есть лучше. Девушки ничего не заметят.
В знак сострадания он похлопал себя по шее. Бонд слабо улыбнулся и кивнул. Боль от кивка заставила его сожмуриться. Когда он вновь открыл глаза, моряк соболезнующе покачал головой. Затем он поднес близко к лицу Бонда часы; они показывали семь. Маленьким пальцем моряк указал на цифру «9».
— Мангиаре кон Падроне — пообедаете с хозяином, си — да?
Бонд ответил «си». Моряк положил свою голову на сложенные ладошки и закрыл глаза: — Дормире — спать!
Бонд опять сказал «си», и моряк вышел из каюты, закрыв дверь, но не заперев ее. Бонд пытаясь подбадривать себя, встал с койки, подошел к умывальнику и умылся. Сверху на комоде аккуратно лежали все его вещи, кроме пистолета. Бонд разложил все по карманам, вновь сел на койку и, размышляя, закурил. Он подумал, что его взяли «прокатиться» в лучших гангстерских традициях, но, судя по поведению моряка, кажется, за врага его не считают. Но для чего они положили столько сил и жизнь своего человека, чтобы захватить его? Значит, тут что-то большее, чем просто намерение убить его. Возможно, столь мягкое отношение является попыткой заключить с ним соглашение? Что же это за сделка и какова будет цена отказа?
В девять вечера тот же матрос зашел за Бондом и, проведя его по небольшому проходу, привел в грязноватую кают-компанию. Посреди ее стояли стол и два стула. Рядом со столом — никелированный сервировочный столик, заставленный едой и выпивкой. Бонд попробовал открыть выходящую на палубу дверь, но она была задраена. Он открыл один из иллюминаторов и выглянул наружу. Еще не стемнело, и можно было разглядеть, что судно было примерно водоизмещением в 200 тонн и, возможно, раньше являлось крупным рыболовным сейнером. По звуку он определил, что на корабле один дизельный двигатель, значит, было и парусное оснащение. По шуму двигателя Бонд установил скорость — 6–7 узлов. На темном горизонте проступала едва заметная полоса желтого света. Не исключено, что они шли вдоль берега Адриатического моря. Ручка двери опустилась, и на ступеньках появился Коломбо. На нем была майка, хлопчатобумажные рабочие штаны и сандалии. Его глаза искрились плутовством и самодовольством. Он уселся на стул и указал Бонду на другой.
— Садись, мой друг. У нас достаточно еды, выпивки и тем для разговоров. Теперь мы перестаем вести себя как дети и будем взрослыми. Да? Что будешь пить — джин, виски, шампанское? А это лучшая колбаса во всей Болоньи. Оливки с моей усадьбы. Хлеб. Масло. «Провелоне» — вяленый сыр и свежий инжир. Крестьянская пища, но чудесная. Давай налегай. После всей этой беготни ты, наверное, проголодался?
Его смех был заразителен. Бонд налил себе большой стакан виски с содовой и сел.
— Зачем вы себя так утруждали? Мы могли познакомиться и без этого спектакля. А так вы столкнулись со множеством проблем. Я предупредил своего шефа, что подобное может случиться. То, как ваша девушка подцепила меня в ресторане — детские игры. Я сообщил, что иду в западню — посмотреть, для чего она расставлена. Если же я не выберусь из нее завтра к полудню, то на вашу голову как кирпич свалится Интерпол вместе с итальянской полицией.
Коломбо сделал озадаченный вид.
— Если вы были готовы залезть в капкан, почему тогда пытались убежать от моих людей? Я им приказал лишь привести вас на мой корабль, и все кончилось бы мирно. А теперь… я потерял хорошего парня, а вам чуть не проломили череп. Не понимаю…
— Что-то мне не понравился вид этих троих. Я узнаю убийц с первого взгляда и подумал, что вы можете наделать глупостей. Вам было бы достаточно просто использовать девушку. Мужчины были совершенно лишними.
Коломбо потряс головой.
— Лизл согласилась узнать кое-что о вас, но ничего больше. Она сейчас так же, как и вы, злится на меня. Жизнь — сложная штука. Мне бы хотелось быть другом для всех, а теперь я нажил двух врагов да за один день. Как некрасиво получилось!
Казалось, что он искренне огорчен. Коломбо отрезал большой ломоть колбасы, нетерпеливо содрал кожуру зубами и начал есть. Пока его рот был еще набит, он поднял бокал шампанского и запил им колбасу, качая головой.
— Вот всегда так. Когда я расстраиваюсь, мне нужно поесть. А еда, которую я ем, когда нервничаю, плохо переваривается. Вы сказали, что могли бы мирно встретиться и поговорить, что мне не нужно было все это затевать. — Он беспомощно развел руками. — Откуда же я мог это знать? Говоря это, вы перекладываете грех за кровь Марио на мою совесть. Но я же не велел ему срезать угол и бежать по минному полю! — Коломбо ударил кулаком по столу. Теперь он зло кричал на Бонда. — Я не согласен, что это моя вина. Это твоя вина… только твоя. Ты согласился убить меня. Кто же будет готовить дружескую встречу для своего убийцы! А?.. Ну, объясни на милость!
Коломбо отломил большой кусок хлеба и запихнул в рот. Его глаза были полны ярости.
— Что вы имеете в виду? Какого черта?
Коломбо бросил на стол остатки хлеба и вскочил, уставившись на Бонда. Не отрывая от него взгляда, он подошел к шкафу, нащупал ручку верхнего ящика, открыл его и вынул магнитофон. Коломбо поставил магнитофон на стол, сел и нажал кнопку.
Когда Бонд услышал запись, он поднял свой стакан и заглянул в него. Глухой голос говорил: — «…Точно. Теперь, перед тем как я даю информацию, как хороший коммерсанто, мы расставляем точки над i, да?.. Десять тысяч американо доллары… не говорить, от кого получили информацию. Даже если вас будут бить… во главе этой структуры стоит очень плохой человек… он должен быть диструтто — убит». Бонд ждал, когда раздастся его голос и на фоне ресторанного гула образовалась большая пауза, пока он обдумывал последнее условие. Что же именно он тогда сказал? Наконец его собственный голос, выходящий из динамика, ответил ему: «Этого я вам не обещаю. Вы должны это понимать. Но если этот человек попытается убить меня… я убью его».
Коломбо выключил магнитофон. Бонд сделал большой глоток из стакана и только теперь взглянул на Коломбо.
— Это не делает меня убийцей.
Коломбо печально посмотрел на него.
— А я считаю, что делает. Ведь это сказано англичанином. Я работал на них во время войны. В Сопротивлении. У меня от них медаль его величества. — Он залез в карман и бросил на стол серебряную медаль «Свобода» с красно-бело-синей лентой. — Видишь?
Бонд смотрел Коломбо прямо в глаза.
— А как насчет всего остального на этой пленке? Ты давно не работаешь на англичан. Теперь ты работаешь против них. Продался за деньги.
Коломбо заворчал и щелкнул по магнитофону пальцем.
— Все это вранье, — он стукнул кулаком по столу так, что подскочила посуда, и прорычал: — Ложь, ложь! Каждое слово — ложь! — вскочил, уронив стул. Подняв его, взял бутылку виски, обошел стол и налил Бонду полстакана. Вернувшись на место, поставил перед собой бутылку шампанского. Его лицо было серьезным и сосредоточенным. Он спокойно сказал: — Нет, не все там неправда. Зерно правды в том, что сказал тебе этот негодяй, есть. Вот почему я решил сначала не разубеждать тебя. Ты бы не поверил мне и вовлек в это дело полицию. Это для меня и моих товарищей обернулось бы большой бедой. Даже если бы ты или еще кто из твоих товарищей не нашли бы веских оснований убить меня, все равно был бы скандал, разорение. Вместо этого я решил открыть тебе правду, ведь для этого тебя в Италию и прислали. Через несколько часов, на рассвете, твоя миссия закончится. — Коломбо щелкнул пальцами. — Вот так — просто — оп-ля…
— Какая же часть рассказанной Кристатосом истории не является ложью?
Коломбо оценивающе посмотрел ему в глаза. Наконец он сказал:
— Мой друг, я — контрабандист. Эта часть рассказа Кристатоса — сущая правда. Вероятно, я даже самый удачливый контрабандист на Средиземном море. Половина американских сигарет в Италии ввозится мной из Танжера. Золото? У меня монополия на торговлю на черном рынке. Бриллианты? Я имею свои каналы в Бейруте с прямыми выходами на Сьерра-Леоне и Южную Африку. В былые времена, когда это было дефицитом, я занимался ввозом пенициллина, других лекарств, которые перекупал в американских госпиталях… Было и кое-что другое, даже нелегальный ввоз красивых девушек из Сирии и Персии для домов в Италии. Укрывал осужденных… Однако, — и кулак Коломбо вновь обрушился на стол, — наркотики… героин, опиум — нет! Никогда не имел и не буду иметь никаких дел с этим. Это дьявольские вещи. В других же — греха нет. — Коломбо поднял свою правую руку. — Я клянусь, мой друг. Клянусь своей матерью!
Для Бонда стало многое проясняться. Он уже был готов поверить Коломбо. Он даже испытал странную симпатию к этому человеку, которого так подставил Кристатос.
— Но почему же Кристатос так поступил с тобой? Для чего это ему нужно?
Коломбо медленно покачал пальцем перед своим носом.
— Мой друг, Кристатос есть Кристатос. Он ведет самую крупную двойную игру, какую только можно придумать. Чтобы участвовать в ней, ему приходится время от времени подкидывать ЦРУ и людям по борьбе с наркотиками какую-нибудь жертву — маленького человека, который лишь пешка в крупной игре. Но с англичанами дело обстоит иначе. В данном случае это крупные ставки. Чтобы их не упустить, нужна крупная жертва. И Кристатос или те, на кого он работает, выбрали меня. Правда, вы бы и так узнали о моих операциях, если бы энергично продолжали расследование и потратили бы много средств на информацию. Но каждая ниточка, которая вела бы ко мне, уводила бы тебя все дальше от главной цели. В конце концов, — я высоко ценю работу вашей службы — я бы попал в тюрьму. Но лиса только бы потешалась, слыша шум удаляющейся погони.
— Почему Кристатос хотел, чтобы вас убили?
Коломбо бросил лукавый взгляд.
— Мой друг, я слишком много знаю. В нашей общине контрабандистов мы иногда сталкиваемся с соседями. Не так давно на этом корабле у меня была перестрелка с вооруженным албанским катером. Наш удачный выстрел поджег его баки с топливом. Лишь одному из экипажа удалось спастись. Его заставили говорить. Я многое узнал, но, как дурак, рискнул проплыть через минные поля и высадить этого парня на берег к северу от Тираны. Это была ошибка. С тех пор меня и преследует этот негодяй Кристатос. К счастью, у меня есть такая информация, — Коломбо улыбнулся, — о которой не подозревает даже Кристатос. Вы поймете, о чем я говорю, на рассвете, когда мы доберемся до небольшого рыбацкого селения Санта-Мария, что севернее Анконы. И там, — Коломбо зло рассмеялся, — мы увидим то, что увидим.
Бонд осторожно спросил, во что ему обойдется то, что он увидит на рассвете. Коломбо пожал плечами и равнодушно сказал:
— Ни во сколько. Так уж вышло, что наши интересы совпали. Но мне нужно ваше обещание, что все, о чем я этим вечером вам рассказал, останется между нами и, если необходимо, вашим начальником в Лондоне. Информация не должна возвращаться обратно в Италию. По рукам?
— Да, я согласен.
Коломбо встал, подошел к шкафу, достал пистолет Бонда и отдал ему.
— В таком случае лучше, чтобы это было у тебя, мой друг. Он тебе пригодится. Теперь нужно отоспаться. В пять утра подадут ром и кофе.
Он протянул Бонду руку, и тот пожал ее. Неожиданно эти два человека стали друзьями. Бонд это понял и сказал: — Хорошо, Коломбо, — и пошел в свою каюту.
Экипаж «Коломбины» состоял из двенадцати человек. Это были молодые, крепкие парни. Они тихо разговаривали между собой, в то время как в кают-компании Коломбо разливал в кружки горячий кофе с ромом. Все огни, кроме одного фонаря на корме, были потушены. Бонд улыбнулся, чувствуя атмосферу «Острова сокровищ» — атмосферу заговора и возбуждения. Коломбо проверял оружие, переходя от человека к человеку. У всех были «Люгеры», заткнутые за пояса и скрытые под свитерами, и выкидные ножи в карманах. Во время проверки оружия Коломбо каждый раз что-то критически либо одобрительно говорил. Бонд подумал, что Коломбо сделал свою жизнь интересной, полной приключений и риска. И хотя это была жизнь преступника — борьба с валютными законами, с государственной табачной монополией, с таможней и полицией, — в ней тем не менее чувствовалась какая-то юношеская романтика, окрашивающая его деятельность в иные, более светлые тона.
Коломбо посмотрел на часы и велел людям занять свои места. Занимался рассвет, когда он поднялся на мостик, и Бонд последовал за ним… Он увидел, что корабль идет на пониженной скорости близ черного скалистого берега. Энрико показал рукой по курсу корабля.
— За этим молом находится порт. Никто не заметил, как мы подошли. В порту, по моим данным, должно стоять пришвартованное судно, приблизительно такого же водоизмещения, как наше, оно выгружает на склад безобидные на вид рулоны бумаги. За молом мы дадим «полный вперед», подойдем к тому кораблю и возьмем его на абордаж. Начнется свалка. Будут и проломленные черепа, но надеюсь, дело не дойдет до перестрелки. Во всяком случае, мы первыми огонь не откроем. Но это албанский корабль с крепкими албанскими парнями. Если же начнется перестрелка, тебе придется стрелять вместе с нами. Те люди — враги твоей и моей страны. Если тебя убьют, то убьют… Оʼкей?
— Все понятно.
В то время как Бонд произнес эти слова, раздались сигналы из переговорной трубки машинного отделения, и палуба под ним начала вибрировать. Делая узлов десять, корабль обогнул мол и вошел в порт.
Все было, как сказал Коломбо. У каменного причала стояло судно, его паруса лениво поигрывали в предутреннем бризе. С кормы были спущены сходни, ведущие к складу, из которого шел тусклый электрический свет. Палуба судна была завалена грузом, действительно похожим на рулоны бумаги. Их подкатывали один за другим к сходням, и они сами скатывались в раскрытые ворота склада. Работали человек двадцать. Лишь внезапность нападения могла сравнять силы. «Коломбина» уже находилась метрах в пятидесяти от албанского судна, когда несколько человек прекратили работу и, выпрямившись, смотрели в их сторону. Один человек побежал к складу. Молниеносно Коломбо дал краткую команду, и «Коломбина» перешла на задний ход. Мощный прожектор на мостике осветил всю сцену; корабль встал борт в борт с албанской шхуной. Резкий удар — и в то же мгновение в нее вцепились абордажные крюки, и Коломбо со своими людьми бросились на штурм.
Бонд составил личный план действий. Прыгнув на палубу вражеского корабля, он бегом пересек палубу и спрыгнул на каменный причал с высоты трех с лишним метров. Приземлившись, как кошка, на все четыре конечности, Бонд на минуту замер, оценивая обстановку. Перестрелка на палубе уже началась. Первым же выстрелом был разбит прожектор, и теперь поле боя окутывал лишь сероватый рассвет. В нескольких шагах от Бонда на каменный причал свалилось тело одного из албанцев. Одновременно из открытой пасти склада короткими очередями, как стреляют профессионалы, начал строчить пулемет. Бонд побежал к нему, прячась в тени шхуны, но пулеметчик заметил его и дал по нему очередь. Пули просвистели рядом с Бондом и рикошетом от металлической обшивки корабля ушли в темное небо. Бонд нырнул под сходни. Пули впивались в дерево над головой. Бонд пополз вперед в узком проеме между сходнями и причалом. Вдруг над ним раздался грохот, глухие удары. Это один из людей Коломбо перерезал веревки и целый штабель рулонов покатился по сходням. У Бонда появился шанс Он выскочил из укрытия с левой стороны. Если пулеметчик и ждал его, то только справа. Он сидел там, притаившись у стены склада. Бонд выстрелил дважды за доли секунды до того, как ожил ствол пулемета. Палец убитого свело на спусковом крючке, и пока он падал, огоньки выстрелов описывали в воздухе широкую дугу.
Бонд рванулся к открытым дверям склада, поскользнулся и растянулся на земле, лицом в какую-то патоку. Чертыхнувшись, не поднимаясь в полный рост, на четвереньках он быстро отполз к укрытию за кучей огромных рулонов, которые все врезались в стену склада. Один из них, прошитый пулеметной очередью, истекал черной патокой. Бонд тщательно вытер лицо и руки. Этот сладковатый запах он однажды уже встречал в Мексике — сырец опиума.
Рядом с его головой в стену склада вонзилась пуля. Бонд еще раз вытер о штаны правую руку и прыгнул к складским дверям. Удивленный, что никто не выстрелил по нему как только его силуэт появился в дверном проеме, Бонд вбежал в помещение. Там было тихо и прохладно. Освещения не было, но на улице уже посветлело. Бумажные рулоны были аккуратно расставлены в ряды, разделенные проходом в центре. В конце образовавшегося коридора виднелась дверь, словно бросавшая ему вызов, приглашавшая войти. Но Бонд почувствовал запах смерти. Он попятился к выходу и выбежал. Стрельба уже утихала. Навстречу ему, переваливаясь, как бегают все толстые люди, приближался Коломбо. Бонд повелительно крикнул:
— Стойте у этой двери. Внутрь не заходите. Я обойду сзади!
Не дожидаясь ответа, он обогнул склад. Строение тянулось метров на тридцать. Пробежав вдоль стены, Бонд остановился, а затем подкрался к углу склада. Прижавшись к стене, он быстро выглянул и тут же отпрянул назад. У дальней двери, приникнув к глазку, стоял человек. В его руках была динамо-машина, от которой под дверь тянулся провод. Вблизи стоял автомобиль «лансия-грантуризмо» с открытым верхом и тихо работающим мотором.
Это был Кристатос.
Держа пистолет обеими руками, Бонд на секунду вынырнул за угол и выстрелил по ногам Кристатоса. Промах. В тот самый момент, когда фонтанчик пыли поднялся в сантиметре от цели, раздался грохот взрыва, и стена склада, падая, отбросила Бонда.
Он с трудом поднялся. Склад чудовищно изогнулся и на глазах разваливался как карточный домик. Кристатос уже был в машине и отъехал метров на десять, подняв столб пыли. Бонд встал в классическую позу для стрельбы и тщательно прицелился. Его «вальтер» трижды рявкнул. При последнем выстреле уже на расстоянии 30 метров, фигура, сжимающая руль машины, подалась назад. Руки разлетелись в разные стороны, а голова, коротко дернувшись вверх, упала вперед. Одна рука выпала из машины, как будто убитый показывал поворот. Бонд побежал по дороге, думая, что машина остановится, но колеса продолжали крутиться. Правая нога убитого все давила на педаль газа, и «лансия» с ревом неслась на третьей передаче. Бонд остановился, глядя ей вслед. Автомобиль продолжал катиться по дороге с глубокими колеями, оставляя за собой клубы белой пыли. Бонд ждал, что она вот-вот съедет с проселка, но машина все дальше уходила в утреннюю дымку, предвещавшую замечательный день.
Бонд поставил пистолет на предохранитель и запихнул его за ремень. Обернувшись, он увидел приближающегося к нему Коломбо. Толстяк довольно улыбался. Он подошел к Бонду и, к его ужасу, заключив в объятия, расцеловал в обе щеки.
— Бога ради, Коломбо… — воскликнул Бонд.
Коломбо громко расхохотался.
— Ага, тихий англичанин! Он ничего не боится, кроме как выставить напоказ свои чувства. Но я… — он ударил себя в грудь, — Энрико Коломбо, обожаю этого человека и не стесняюсь в этом признаться. Если бы ты не убил пулеметчика, то никого из нас не было бы в живых. А так я потерял двух моих людей, остальные лишь ранены. Албанцев же осталось всего с полдюжины, и они разбежались по округе. Полиция их задержит. И теперь ты послал этого негодяя Кристатоса по дороге в ад. Справедливый для него конец! Интересно, что будет, когда этот гонщик доберется до основной дороги? Он уже сейчас включил сигнал поворота. Надеюсь, он не забудет повернуть на автостраде.
Коломбо энергично похлопал Бонда по плечу.
— Но пойдем же, нам пора сматываться отсюда. Кингстоны албанского судна открыты, и оно скоро пойдет ко дну. В этих местах нет телефона, и у нас большая фора перед полицией. Им потребуется еще много времени, чтобы узнать от местных рыбаков о том, что здесь произошло. Я уже поговорил с местными старшинами. Тут никто не питает особой любви к албанцам. И все же нам пора.
Из взорвавшегося склада просачивались языки пламени и валил дым с запахом сладких овощей. Бонд и Коломбо отошли и встали против ветра. Албанская шхуна медленно шла ко дну, и волны уже перекатывались через палубу. Они с трудом пробрались по ней и перешли на «Коломбину», где Бонда ждали еще рукопожатия и похлопывания по спине. Они тут же отчалили и направились к мысу, защищавшему пристань. Небольшая группа местных рыбаков стояла у своих лодок, лежащих на берегу под каменными домиками. Они выглядели угрюмо, но когда Коломбо помахал им рукой и крикнул что-то по-итальянски, большинство из них подняли на прощание руки и кто-то выкрикнул несколько слов, которые развеселили экипаж «Коломбины». Коломбо пояснил:
— Они говорят, что мы были даже лучше, чем боевики в кинотеатре Анкомы, и должны поскорее приехать еще раз.
Внезапно Бонд почувствовал усталость. Его раздражала грязь, щетина на лице и запах собственного пота. Он спустился вниз, одолжил у одного из членов экипажа бритву и свежую рубашку и, раздевшись догола в своей каюте, вымылся. Когда он вынул пистолет и кинул его на кровать, в нос из ствола ударил запах пороха. Он напомнил утреннее чувство страха, насилия и смерти. Бонд открыл иллюминатор. Снаружи море плясало и веселилось, а берег, который на рассвете казался черным и загадочным, теперь стал зеленым, обычным. Резкий порыв ветра принес из кают-компании вкусный запах жареного бекона. Бонд захлопнул иллюминатор, оделся и направился туда.
За яичницей с беконом, которая запивалась горячим сладким кофе с ромом, Коломбо расставил точки над i.
— То, что мы сегодня видели, мой друг, — сказал он, хрустя поджаренным хлебцем, — это годовое поступление опиума-сырца на химические заводы Кристатоса в Неаполе. Правда, у меня такой же завод в Милане, и это удобное место для складирования некоторых моих грузов. Но моя фабрика производит лишь безобидный аспирин. Во всей истории, рассказанной Кристатосом, мое имя нужно было заменить на его. Это он перерабатывал опий в героин и нанимал «почтальонов» для ввоза его в Англию. То, что мы уничтожили, стоило для Кристатоса и его людей, наверное, миллион фунтов. Но, чтобы ты знал, мой дорогой Джеймс, он не заплатил за него ни единого гроша. Ты спросишь почему? Потому что это подарок от русских. Мощный и смертоносный снаряд, который собирались выпустить в сердце Англии. Русские могут поставлять неограниченное количество этого «пороха» для таких снарядов. Он растет на полях опытного мака на Кавказе, и Албания используется как удобный перевалочный пункт. Но у них не было орудия, чтобы стрелять этим снарядом. И вот человек по имени Кристатос создал необходимый аппарат для этого и по приказу своих русских хозяев обстреливал из него Англию. Сегодня же здесь присутствующие за какие-то полчаса уничтожили весь этот механизм. Теперь ты можешь возвратиться домой в Англию и сказать своим людям, что поток наркотиков остановлен. Так же можешь сказать правду о том, что Италия не является источником этого страшного оружия. Виноваты наши старые друзья — русские. Думаю, за этим стоит какой-то отдел по психологической войне их разведывательного аппарата. Но точно этого сказать тебе не могу. Возможно, мой дорогой Джеймс, — Коломбо подбадривающе улыбнулся, — они пошлют тебя в Москву, чтобы ты это разузнал. Если это случится, будем надеяться, что ты там найдешь такую же симпатичную девушку, как твоя подруга фрейлин Лизл Баум, которая выведет тебя на нужную дорогу к правде.
— Что ты имеешь в виду под «моя подруга»? Это ведь твоя девушка.
Коломбо покачал головой.
— Мой дорогой Джеймс, у меня много друзей. Ты еще проведешь в Италии пару дней за отчетами, без сомнения, проверяя то, о чем я тебе рассказал. Возможно, еще где-то приятных полчаса у тебя уйдет на разъяснение некоторых фактов твоим коллегам из американской разведки. Но в перерывах между этими занятиями тебе будет нужен компаньон — кто-то, кто сможет показать тебе все красоты моей любимой родины. У дикарей существует обычай вежливости — предлагать одну из жен человеку, которого ты любишь и уважаешь. Я тоже в какой-то степени дикарь. И хотя я холост, у меня много таких подруг, как Лизл Баум. Нет необходимости давать ей какие-либо инструкции. У меня есть веские причины полагать, что она ждет твоего возвращения сегодня вечером.
Коломбо пошарил в кармане и кинул что-то на стол перед Бондом.
— Вот эта веская причина. — Коломбо прижал руку к сердцу и, серьезно глядя в глаза Бонду, сказал:
— Я отдаю это от всего моего сердца… Возможно, и от ее…
Бонд поднял со стола то, что оказалось ключом с тяжелым металлическим жетоном, на котором он прочел: «Отель Альберто Даниэлли. Номер: 58».