Родственные узы

Солнце ещё только приподнималось над горизонтом, когда она оказалась перед воротами замка.

Стражник протёр глаза, потрогал шлем — не напекло ли голову с самого утра, тихо пробурчал заупокойную молитву, по поверьям, спасающую от духов и наваждения, и только после этого потряс за плечо сладко дремлющего напарника. Умный командир всегда ставит в службу ветерана рядом с зелёным юнцом. Тот хоть и вздремнёт, и большую часть обязанностей свалит на молодого, но настоящую опасность не проморгает, и удивить его чем-нибудь не просто.

Но и случай был не из простых. Седой и кряжистый Мунь, повидавший на долгом веку немало чудес, сражавшийся под десятками знамён, выпучил глаза не хуже молокососа Тива. В этих бесплодных землях, выжженных злым солнцем и отравленных войной стихийных богов, можно было встретить кого угодно — злое чудище или доброго демона, дряхлого колдуна или голодную стаю орков. Немало гостей повидала крепость, выстроенная в оазисе — но таких ещё не бывало.

Прогулочным шагом, нимало не торопясь, к крепости шла дама с собачкой. Аккуратные сапожки почти по щиколотку погружались в серый песок. Радужное платье развевалось на жарком ветру, бесчисленные драгоценные украшения слепили глаза, сияя на утреннем солнце, на тонкой цепочке — маленькая пушистая собачонка, в изукрашенном ошейнике, вышагивающая с гордостью матёрого волкодава.

— Экая принцесса — неодобрительно хмыкнул ветеран. — Дело нечисто, попомни моё слово. Мало какая краля во дворце родителей так разоденется — а уж в такой пустыне. Не иначе, ведьма идёт к хозяину сдаваться.

— Но ей ведь лет пятнадцать! — неуверенно возразил Тив.

— Вот посмотрит на неё хозяин через чистое пламя, и скажет, сколько ей на деле — хмыкнул Мунь, тем не менее, с удовольствием рассматривая утреннее явление.

Девчонке и в самом деле нельзя было дать больше четырнадцати-пятнадцати. Стройная фигурка только начала оформляться, но свежее большеглазое личико намекало на приятные перспективы. Особой «породы», как сказал бы ценитель женской красоты десятник Виль, не было заметно. Просто симпатичное личико, гладкая кожа, роскошные волосы редкой длинны, заботу о которых не сможет себе позволить обычная крестьянка.

Волосы заслуживали особого внимания — гладкий медовый водопад, стекающий почти до земли, и лишь на уровне ягодиц разделённый на пару десятков косичек, на концах прихваченных диковинными изумрудными заколками. То, что издали казалось короной, вблизи приобрело очертания золотого гребня, прихватывающего роскошную массу волос чуть за макушкой.

Чем ближе подходила гостья, тем удивительнее оказывался её наряд. Странное платье оказалось обёрнутым вокруг тела и прихваченным в нескольких местах куском ткани. Пёстрое ожерелье состояло из разнообразных колец и перстней, изредка перемежающихся клыками и когтями. Широкий боевой пояс, должно быть, раза четыре обернулся вокруг тоненькой талии, а массивная золотая пряжка почти доставала до маленькой груди. Простой, без изысков и украшений, нож в деревянных ножнах без напряжения мог сойти за меч для своей хозяйки. Последним штрихом были два узорчатых серебряных боевых браслета, свободно болтающихся на тонких ручках девочки. Целое состояние, без толку напяленное на беззащитного ребёнка, идущего по опасной местности.

— Сигнал, — одними губами шепнул Мунь, одним движением подхватывая лук. Тетиву, правда, натягивать не стал, но наконечник изготовленной стрелы истекал малиновым свечением — на колдунов, не простого противника.

Тив в три прыжка одолел лестницу и пустынным зайцем рванул к установленной посреди двора жаровне. Щепотка порошка из выдаваемого каждому часовому запаса — и заскучавшее пламя взметнулось с яростным рёвом, как в этой, так и в остальных охранных жаровнях по всей крепости. Теперь остальные солдаты, а главное — хозяин, знают об опасности.

В том же темпе молодой наёмник вернулся на стену. Не столько по долгу службы (если уж оплошает ветеран, то ему лучше и не пытаться), сколько из любопытства. В оазисе было невыносимо скучно, и временами Тив жалел, что поддался уговорам вербовщика и отправился в пустыню. Что уж говорить, если просто видеть женщину ему довелось видеть в последний раз недели три назад, да и была то раздражительная и не особо симпатичная колдунья лет сорока на вид, по каким-то делам навещавшая хозяина. Ожоги, которые она оставила на память самым настырным ухажерам, до сих пор не зажили, доставляя пострадавшим немало трудностей.

Девушка уже достигла ворот и сейчас терпеливо ждала перед ними, рассматривая стражников. Мунь опустил лук и стрелу пониже, так, чтоб снизу нельзя было рассмотреть, и смотрел поверх головы гостьи, как будто всё ещё надеясь увидеть отставший эскорт. Отчего ветеран не стремиться встречаться с красоткой взглядом, Тив понял на собственном опыте. Он лишь на миг взглянул в эти тёмные омуты — и едва удержался на стене. Молодого наёмника как будто продуло насквозь холодным ветром, встряхнуло и оставило в покое.

Больше не тянуло рассматривать девичью фигурку и восхищаться нежной блед-ной кожей, почти невозможной в пустыне. Пожалуй, дай Тиву выбор, он предпочел бы ещё один ожог такому взгляду. Ветеран в очередной раз оказался прав, и младшему оставалось только радоваться, что у них не было времени побиться об заклад.

— Ай, какая красавица почтила нас визитом! — вкрадчивый голос десятника раздался поблизости так неожиданно, что Тив во второй раз за краткое время вынужден был хвататься за ветерана, чтобы не слететь со стены. Пыхтение остальных стражников отчётливо слышалось на лестнице, а вот Виль, должно быть, поднялся на дальней и подошёл по стене.

Десятник был облачён в обычный наряд поднятого по тревоге бойца. Мятые штаны, нагрудник на голое тело, меч на поясе и лук в руках. Но ни помятая со сна физиономия, ни всклокоченные волосы не могли смутить героя-любовника. Виль настолько тяжело переносил отсутствие в крепости прекрасной половины человеческого рода, что за глаза его звали инкубом. Он же собрал и самую внушительную коллекцию ожогов во время визита предыдущей колдуньи.

— Солнце должно устыдиться сравнения с тобой, прекраснейшая! Дивные цветы рядом с тобой — лишь сорная трава! Скажи лишь слово, услада глаз моих, и я сорву с неба звёзды, чтоб бросить к твоим ножкам. Кто ты, воплощённая красота мира — дева огня или утренняя эльфь?

Вдохновенный десятник мог ещё долго нести подобную чушь. Пара наёмников, служивших с ним в более приличном в отношении женщин месте, клялись, что на некоторых молодых дурочек это действовало.

В этом же случае брачная песнь самца привела, скорее, к прямо противополож-ным результатам. Девушка осмотрела Виля с ног до головы и поморщилась.

— Уберите от меня подальше этого убогого! У меня важное дело к хозяину этого места. Когда он сможет уделить мне немного времени?

Звонкий, совсем ещё детский голосок гостьи отчасти разрушил её образ грозной колдуньи. Свой вопрос она адресовала Муню, безошибочно выбрав самого старшего из расположившихся на стене зрителей.

— Здесь и сейчас главный я! — обиженно заявил Виль. — В мои обязанности входит решать, докладывать хозяину о незваных посетителях или оставлять их за воротами. Но я совсем не обидчив, прекраснейшая из ядовитейших! Один поцелуй — и от недоразумения не останется и следа! Я с удовольствием устрою тебе экскурсию и буду нижайше ходатайствовать перед милостивым хозяином…

Девочка тяжело вздохнула и вновь прервала песнь соблазнителя.

— Кто будет главным, если я тебя убью?

Виль неуверенно рассмеялся, но никто его не поддержал. Тив осторожно отодвинулся от опасного соседа, должно быть, так поступили и остальные, но десятник немедленно почувствовал себя очень одиноким. Мунь уже не скрывал оружия, сейчас гостье грозило не менее десятка натянутых луков, и почти у каждого стрела на тетиве светилась. Но если девчонка способна хотя бы на половину фокусов хозяина, то жертву её гнева это не спасёт.

— Пойду доложу, — бесцветно сказал Виль и так быстро исчез со стены, что Тив невольно подался назад, проверить, не упал ли десятник с лестницы.

Ожидание было нескончаемым. Девушка стояла неподвижно, как вкопанная, на своём месте возле ворот, так же неподвижно застыла и собачонка, кстати, так ни разу и не тявкнувшая. Отчего-то Тив, никогда не мнивший себя особым знатоком собак, счёл это очень подозрительным. Луки уже давно были опущены, большинство бойцов вообще отправились по своим делам — ведь до обычной побудки оставалось не меньше часа. Кое-кто из оставшихся втихомолку спорил на деньги, чем закончится конфликт колдуньи и десятника. Тив предпочитал молчать, здесь слишком многое зависело от хозяина. А ещё он, возможно единственный, помнил, что его ночная стража недавно закончилась, а когда десятник вспомнит о своих обязанностях, не ведомо даже Истинному Пламени.

При одном взгляде на появившегося, наконец, Виля, у Тива невыносимо зачеса-лись кулаки. Десятник вырядился, как на праздник. Начищенные до блеска доспехи и сапоги, аккуратно расчёсанные волосы, подкрученные усы и сияющая самодовольная физиономия. Мерзавец не нашёл лучшего времени, чтобы принарядиться!

Когда ворота с тяжёлым скрипом распахнулись перед гостьей, десятник уже занял стратегическую позицию возле жаровни посреди двора и попытался изобразить на лице высокое вдохновение. Ветераны похрюкивали от смеха, пряча лица, молодые бойцы предпочитали подойти поближе, чтобы не пропустить продолжение спектакля.

Девушка невозмутимо прошла к центру двора и ловко накинула цепочку-поводок на одну из ножек жаровни. Виль расплылся было в улыбке, но гостья спокойно развернулась и двинулась ко входу в крепость. Пожалуй, с тем же результатом она могла привязать свою собачонку к самому десятнику.

— Стой! — Злобно рявкнул Виль, мгновенно теряя весь напускной лоск. Он мог ждать оскорблений, злости, скрываемого раздражения — но не безразличия. — Куда!? Какого… привязала шавку к священной жаровне!?

— А вдруг здешний хозяин боится собак? — Невозмутимо оглянулась девчонка.

— Боится! А ещё не любит острых вещиц и незваных гостей! Так что, если хочешь получить аудиенцию, то сложи всё оружие, и подожди сопровождающих. Да и обыскать не помешает, для верности.

Десятник ринулся к девице, явно намереваясь обыскивать лично, для верности. Сейчас, когда на его стычку с юной колдуньей смотрел весь гарнизон, Виль просто не мог отступить, чем бы это ему не грозило.

Девушка отреагировала немедленно. Просто сорвала нож вместе с ножнами с пояса и швырнула в лицо приближающемуся десятнику. Лицо тот успел уберечь, в последний миг заслонившись руками, но невольно остановился.

— Держи, не порежься, герой! И сопровождать, должно быть, сам собираешься? Не только шут, но и камердинер? А на счёт обыска… Что ж, вперёд. Только готовься, когда я договорюсь с хозяином, он не будет возражать, если я расправлюсь с неким наглым мерзавцем.

Виль отёр губы, разбитые собственным боевым браслетом и ответил тихо и очень спокойно:

— Пожалуй, я потерплю до вечера. Хозяин тоже недолюбливает наглых ведьм. Я навещу тебя в камере, когда он уже запечатает твою силу. И приведу с собой друзей.

Девушка рассмеялась так весело и искренне, как будто десятник сделал ей необычайно приятный комплимент.

По закону подлости, сопровождающими оказались Мунь и Тив. Десятник заявил, что они первыми увидели эту напасть, и их мнение может оказаться важным для хозяина. Заслуженные завтрак и сон опять откладывались.

Уже перед самым уходом, девушка потрепала за уши собачку:

— Не скучай, зубастик. Если решишь кого загрызть, начни с этого начищенного чайника, ладно?

На этот раз смех даже не пытались скрывать. Колдунья оставила-таки за собой последнее слово. Смеялся даже сам Виль, возможно, только что получивший новое прозвище. Вот только Тиву очень не понравился взгляд собаки — слишком осмысленный, ненавидящий. И слишком уж она молчалива.

Стражники провели девушку к апартаментам хозяина. На двери светился предупреждающий знак запрета. Может быть, хозяин и правда проводил какой-то опыт, а может, просто решил поиздеваться над незваной гостьей, но аудиенция откладывалась. Удобств для ожидающих в коридоре не предусматривалось.

Тив, уставший до полного отупения, присел на корточки чуть в стороне и без особого интереса слушал беседу девушки с ветераном.

— Не ходила бы ты к нему, дочка, хозяин не шибко любит других магов.

— Я знаю. Вообще-то только полный бездарь заключит договор со стихией и станет её слугой. Стихийные боги вечно воюют между собой, и смертным в их дрязги лучше не вмешиваться. У вашего хозяина нет будущего. Сегодня он почти всесильный жрец огня, искореняет приверженцев иных стихий, а завтра — просто пепел.

— Ну, с нами-то понятно. Мы не маги, а платит он хорошо. А тебе что здесь нужно? Затаилась бы и переждала, пока он того… не в пепел.

— Я бы так и сделала, но он похитил папу!

— Ну, если твой отец тоже маг, тогда понятно. Если он в темнице, то у него два пути — либо отречься от других стихий и тоже в жрецы — либо будет жертвой священному огню. А ты на поединок пришла хозяина вызывать?

— Нет смысла. Если уж он папу скрутил… Попытаюсь договориться или выкупить. На крайний случай, поговорить с папой — всё же жрецом быть лучше, чем жертвой.

Тив лениво приоткрыл левый глаз — девчонка совсем не умела врать, последняя фраза, про жрецов и жертв, не обманет даже вечно занятого своими делами хозяина. Но ловить на лжи колдунью — не лучший способ пожить долго и счастливо. Главное — побыстрее смыться, если она с хозяином не столкуется и начнёт заварушку.

Мунь тоже не стал заострять внимание на таких мелочах. Или может быть, ему и правда было интересно.

— А кто ж твой отец? Я вроде всех пленников видел, ни одного рыжего.

— Я вообще-то приёмная. Меня ещё младенцем папе какое-то кочевое племя отдало, то ли как дань, то ли в уплату за услугу. Я одарённой оказалась — вот он и относился, как к собственному ребёнку. А ему ведь тяжело было — он никогда не ухаживал за детьми… Такие заклинания накладывал, чтоб добиться простых вещей. А настоящих родителей я не знаю, в том племени меня побаивались, и ничего не рассказывали. Может, умерли, или то были путники, ограбленные и убитые теми дикарями…

Разговор сам по себе иссяк. Тив вспоминал своих родителей. Пожалуй, стоило бы навестить стариков, теперь ему, тренированному бойцу, не страшны тяжёлые кулаки пьянчуги-отца. А если всё осталось по-прежнему, лучше увезти мать подальше от такого мужа. Мунь что-то подсчитывал на пальцах. Не иначе, сколько сейчас лет его прижитым от разных любовниц детям.

Знак запрета на двери выцвел и истаял сизым дымком. Дверь гостеприимно распахнулась.

Первой, гордо вскинув голову, прошла девушка, следом неслышимой тенью просочился ветеран, последним, прихрамывая на отсиженную ногу, зашёл Тив.

Приёмная жреца была обставлена строго и аскетично. Каменный стол, массивное кресло и внушительная закопченная жаровня. На окнах нет занавесей, на стенах — ни следа гобеленов. Хозяин этого места не стремился чем-то украсить свой дом, и даже простые удобства были ему чужды.

Жрец встречал гостью, стоя за жаровней. Прозрачные, почти невидимые языки пламени, пляшущие между ним и дверью, позволяли ему рассмотреть в любом посетителе много больше, чем тот готов был о себе рассказать, а зачастую и больше, чем гость сам знал о себе.

Сам жрец оставлял странное впечатление. Его тело полностью скрывалось в бесчисленных складках сложного одеяния. Желтые, красные, оранжевые, багровые полосы и ленты переплетались, струились, шевелились, как живые. Вряд ли кто-то из подчинённых рискнул намекнуть хозяину, что его ряса напоминает не столько пляску огня, сколько клубок червей. В ворохе ткани можно было рассмотреть только худое костлявое лицо и перевитые венами кисти рук. Жрец стригся налысо — скорее всего, из-за того, что цвет волос не гармонировал с одеянием.

— Да пребудет с Вами милость пламени, и да осветит оно Ваш путь в мире!

Гостья заговорила первой, одновременно демонстрируя безупречный реверанс. Девушка практически пропела эту фразу, вложив в неё столько чувственности, что Тив невольно сглотнул. Как будто не она только что давала откровенную оценку способностям и разуму слуги огня.

— Пусть и тебя благословит пламя, дитя, а мой путь уже выжжен и освещён, — звучно отозвался жрец. — Мне трудно поверить, что свет истины коснулся тебя, с тобой слишком много вещей, несущих иные силы.

— В мои планы не входило гневить Вас, Владыка. Должно быть, я по своей глупости выбрала не те амулеты! Всё, что я принесла с собой, было подготовлено как выкуп за моего отца, которому не посчастливилось вызвать Ваше недовольство. Я смиренно прошу Вас назвать любую цену за его освобождение.

Последние слова девушка почти прошептала, скромно опустив глаза и подавшись вперёд. Руки нервно мяли ткань на груди, отчего странное одеяние гостьи натянулось и откровенно обтянуло бёдра.

Жрец довольно улыбнулся, взмахом руки возвращая пламя обратно в жаровню. Он уже увидел всё, что в девушке относилось к магии, и теперь мог себе позволить посмотреть на неё глазами мужчины.

— В моих подвалах, дитя, сейчас пять магов, упорствующих в своих заблуждениях. Может быть, мольбы дочери заставят твоего отца обратиться к истине. Но прежде, чем я позволю тебе увидеть его, ты должна принять покровительство истинной стихии. Отрекись от ложных путей, сожги греховные амулеты — и твои желания осуществятся! Прояви неразумное упорство — и окажешься в заточении, как прочие еретики.

Жрец торжественно запустил руку в жаровню и извлёк горсть огня. Тяжелые оранжевые лепестки сплелись, образуя сияющий белый шарик размером в кулак, зависший над ладонью. Мрачная комната ярко осветилась, костлявое лицо жреца казалось страшной маской, исчерченное тенями морщин.

— Это не просто жаровня, дитя! Это прямой путь в сферу огня! Сама стихия примет твою клятву и отблагодарит за принесённые жертвы! Решай. Решай здесь и сейчас — покровительство пламени, или гнев его!

Девушка глубоко вздохнула. Наёмники, не сговариваясь, попятились. Сила гостьи им была неведома, а вот сокрушительная мощь хозяина внушало опасливое почтение. Никому не хотелось разделить участь жертвы гнева огненного жреца.

— Я склоняюсь перед Вашей мудростью, повелитель! — тихо выдохнула гостья.

— У твоего отца мудрая дочь, — не остался в долгу хозяин. — И кто ж из моих упрямых пленников нынче получит ещё один шанс?

Девушка улыбнулась и расстегнула пояс, кольцами упавший на пол. Тугая волна силы всколыхнула воздух, заставив жреца подозрительно встрепенуться. Со двора замка донёсся многоголосый вопль, но мужчины в комнате не торопились узнать причину переполоха, поскольку следом за поясом гостья сдёрнула с себя своё радужное одеяние. Молочно-белая, не тронутая загаром кожа, маленькие холмики грудей, плавные линии по-детски узких бёдер лучше любого заклинания вышибли любые трезвые мысли из голов присутствующих.

Девушка небрежно скомкала невесомую ткань и бросила её в жаровню. И только после этого ответила на вопрос:

- Имя его — Сехршуффсохвашш.

Жрец поперхнулся невысказанным словом. Радужная ткань не вспыхнула, а плотно окутала жаровню. В комнате мгновенно стало зябко и тёмно — сияющий шарик над ладонью хозяина побагровел и осыпался гаснущими искрами.

Служитель огня нетерпеливо протянул руку к задрапированной жаровне и щёлкнул пальцами. Накидка вздулась пузырём, но не выпустила потоки огня. Жаровня заходила ходуном и обрушилась на пол, рассыпая копоть и сажу.

Жрец недоверчиво наклонился над дёргающейся на полу жаровней и ещё раз щёлкнул пальцами. Видимого результата не было, и до хозяина дошла серьёзность положения. В два прыжка он оказался за каменным столом и с усилием выдвинул встроенный ящик.

С истошным воплем хозяина: — Убейте её! — Умерла робкая надежда стражников, что на сей раз удастся остаться просто наблюдателями. Мунь решительно шагнул вперёд, занося для удара неизвестно когда извлечённый клинок. Девушка, лихорадочно перебиравшая амулеты в связке на шее, оглянулась и без раздумий сорвав золотой гребень с волос, метнула в наёмника.

Стремительным выпадом Мунь встретил нежеланный подарок, предполагая разрубить или отбросить золотую безделушку, но удар получился на удивление слабым. Гребень обвился вокруг клинка и перекрутился поудобнее. Сейчас это была плоская, блестящая многоножка, без раздумий прыгнувшая в лицо наёмника. Старик завопил, роняя меч и судорожно хватаясь за магическую тварь. Из-под пальцев брызнуло красным.

Девушка провела руками по волосам, захватила в кулаки кончики косичек и выдохнула сложное шипящее слово. Вокруг её головы будто началась буря — каждая из косичек обрела собственную жизнь, яростно билась и рвалась, пока не отделялась, после чего целеустремлённо ползла к жрецу.

Гостья уже выглядела совсем не так привлекательно. На голове остались только пучки неровно оборванных прядей, в нескольких местах были даже кровоточащие проплешины, волосяные змеи не слишком заботились о хозяйке.

Тив наконец сумел вытащить меч дрожащими руками и как можно тише двинулся к колдунье в обход извивающегося на полу товарища. Краем глаза он успел рассмотреть, что жрец, только что выбрасывающий что-то из ящика, наконец разогнулся и аккуратно установил на столешницу миниатюрную жаровню, охотно выплюнувшую бледные лепестки пламени.

Девушка всем телом повернулась к молодому бойцу и с размаху ударила серебряными браслетами на руках друг о друга. В следующий миг руки зажили своей жизнью. Один браслет уверенно принял и отвёл в сторону меч, второй с размаху влетел в солнечное сплетение. Задыхающийся, смаргивающий слёзы Тив непонятным образом остался на ногах, за что и был немедленно наказан. Ещё один удар с колокольным звоном смял шлем, и следующий, в челюсть — отшвырнул безвольное тело прямо к окну.

Тив с трудом сфокусировал взгляд и ухватился за окно, в попытке подняться. Почему-то было очень обидно, что так его отделала девчонка, но то, что творилось во дворе, мигом привело его в чувство.

Очень тощая, поросшая короткой фиолетовой шерстью тварь металась по всему двору, беспорядочно атакуя наёмников. Длинные когтистые лапы позволяли животному преодолевать двор в два прыжка и нападать даже сверху. Только внушительный ошейник с обрывком цепочки позволял догадаться, что это та самая собачка, выросшая многократно и обратившаяся неистовым демоном. Над мёртвым телом десятника было ещё что-то, так ярко блестевшее на солнце, что рассмотреть было невозможно.

Позади тоже было неспокойно. Неслись истошные крики и невнятные слова, вспыхивал разноцветный свет.

Осознав опасность, Тив рывком вскочил на ноги и раскалывающейся от боли головой угодил в верхний проём окна. Милосердная темнота поглотила агонизирующее сознание.

Солнце безжалостно светило в глаза. Молодой наёмник не знал, что его привело в себя — дёргающая боль в голове, или это безжалостное сияние. В глазах всё двоилось и плыло, тело как будто принадлежало другому человеку, слабое и непослушное. Тив с трудом приподнялся, подавляя мучительные приступы тошноты. Все признаки указывали на «перетрясение мозгов», в которое никто не верит, пока не испытает сам.

Труднее всего было подняться на ноги. Помогло всё то же окно. Хотя до конца зрение в норму не пришло, оценить обстановку было довольно просто. Во дворе живых стражников не осталось. Несколько тел неподвижно лежали на песке, ещё одно, изуродованное до неузнаваемости, фиолетовая тварь, припадая на заднюю лапу, деловито тащила за собой через распахнутые ворота. То, что шерсть демона в нескольких местах потемнела и отблескивала глубокой синевой, а кое-где украсилась торчащими стрелами, намекая, что товарищи не даром отдали жизни, не слишком обнадёживало. Ещё два тела медленно вращались в серебряном сиянии над телом десятника в жуткой пародии на танец. Положение солнца, едва поднявшегося над стеной, подтверждало, что провалялся Тив совсем недолго.

Комната выглядела ужасно. Как, впрочем, и положено любому помещению, в котором сцепились рогами два могучих волшебника. Стены были в затейливой росписи последствий заклинаний — дыры, проломы, копоть, иней и какая-то плесень тошнотворного вида. Воняло горелым волосом, кровью и ещё чем-то незнакомым, от чего волосы становились дыбом. Единственный звук издавало вяло раскачивающаяся на полу жаровня, и по её ободу радужная накидка уже светилась малиновым.

Самих волшебников в комнате не было, ни живых, ни мёртвых, то ли они продолжали разборку где-то ещё, то ли сошлись на ничьей. Во всяком случае, хозяин жив, раз жаровня борется, но то, что ещё не пришёл на помощь своему основному источнику силы, наводило на неприятные размышления.

Уже на третьем шагу Тив споткнулся о тело своего напарника. Одного взгляда на то, во что превратилось лицо несчастного старика, заставило содержимое его желудка спешно перебазироваться на пол.

Боец зажмурился и осторожно, чтоб не потревожить больную голову, присел за мечом Муня. Где его собственный клинок, Тив не знал, не иначе, вылетел в окно. Совсем недавно он желал только отсидеться где-нибудь в дальнем чулане, пока всё не закончится, но теперь ему хотелось крови. Примешивался и здравый расчёт. Наёмнику доводилось видеть колдунов после поединка с хозяином. Даже если у девчонки остались силы, она может просто не успеть ничего наколдовать. Просто застать врасплох и одним ударом отомстить за товарищей и наставника.

В направлении Тив не сомневался. Подвалы и темницы. Имя её приёмного отца воину ничего не говорило, хоть и звучало очень странно, но любой колдун, которого она освободит, примет её сторону. Позже, может быть, волшебники и передерутся между собой, но для начала постараются накормить жреца его собственным огнём.

Караульная перед входом в темницу сейчас выглядела не лучше, чем приёмная жреца. Должно быть, здесь состоялся ещё один бой между хозяином и ведьмой. Раз-рушений было поменьше, присутствовал ещё один подвернувшийся под горячую руку стражник, вниз лицом лежащий в углу. По центру комнаты чадила полу расплавленная жаровня. Не иначе, хозяин пытался извлечь из неё больше огня, чем мог выдержать дешевый металл.

Труп в углу пошевелился и из-под него вяло поползла обожжённая косичка — или всё-таки волосяная змея? Тив поспешно пресёк комнату и вошёл в подземелье. Ему не хотелось сражаться мечом с магической тварью. Мунь уже пытался.

Злость — плохой помощник в бою, уж эту незыблемую истину Мунь вколотил в ученика накрепко. Поэтому Тив не стал мчаться напролом с мечом наголо и боевым кличем. Для начала аккуратно выглянул из-за угла.

Девчонка выглядела просто кошмарно. Вся чёрно-красная от ожогов, пошаты-вающаяся от слабости, подвывающая от боли. Правая рука обуглена почти до кости, даже браслет оплавился, не иначе, останавливала любимый огненный шар хозяина. Но про свою цель не забыла.

Первая справа дверь просто отсутствовала. А ведь Тив точно помнил, что на ней было целых три печати! Правда, узника поблизости не наблюдалось — то ли девчонка не смогла с ним договориться и не стала освобождать до конца, или тот и сам был не в лучшем состоянии. В любом случае лучше подождать, как всё обернётся. Может, узник просто собирает вещички перед уходом.

Ведьма была занята первой дверью слева, благо, на ней была только одна печать. Аккуратно выбрала на обожжённой руке относительно целый участок кожи и решительно полоснула по нему когтём с ожерелья. Кровь брызнула на сердито зашипевшую огненную печать и начала стремительно испаряться. Но одно слово девчонки — и замысловатый сияющий иероглиф угас и осыпался пеплом. Может, она не преувеличивала, когда оценивала способности хозяина.

Тив подобрался. С дверью ведьме придётся повозиться. С древесиной в пустыне напряжённо, и потому хозяин просто расплавил песок и придал ему нужную форму. Сейчас либо будет взламывать замок или начнёт рисовать какой-нибудь символ на камне двери. Удобнее всего подобраться сзади.

Девчонка просто ударила уцелевшим браслетом. Уже после второго удара во все стороны брызнули осколки камня, после третьего — по двери зазмеились трещины. Боевой браслет таскал хозяйку за собой, как тряпочку. Израненная девчонка поскуливала от боли. Четвёртый удар превратил дверь в груду каменных обломков, и Тив невольно восхитился крепости своего черепа. Хотя нескольких зубов он недосчитался.

Этот узник вышел сам. Крупный, красивый мужчина, и сидел совсем недолго. Во всяком случае, заключение не отразилось ни на его холёном виде, ни на самодовольстве. Впечатление портили только скованные спереди руки, да печать на лбу.

— О, не стоило, не стоило так страдать из-за меня, красавица. Но конечно же, я по достоинству отблагодарю столь преданную поклонницу. Я богат, и не слаб в исцелении. Сломай поскорее эту мерзкую печать, и мы отправимся ко мне во дворец. Твоя любовь не окажется безответной!

Девчонка пошатнулась и опёрлась о стену. Её голос был хриплым и почти не-слышным:

— Всё готово, папа. Выходи.

Сначала заорал в страхе красавчик, а уже потом из правой камеры выдвинулся другой узник. Овальное массивное тело угольно — чёрного цвета с замысловатыми красно-зелёными узорами, шесть многосуставчатых, неимоверно длинных лап, непонятные наросты снизу на брюхе. Никаких намёков на голову или хотя бы глаза.

Тив отшатнулся за угол. Демон! И эта похожая на паука тварь гораздо опаснее фиолетовой «собачки». Крик колдуна завершился коротким хрипом.

Наёмник бесшумно шептал все знакомые молитвы. Пожалуй, пора бежать из этого гиблого места. Или лучше пока спрятаться. Фиолетовый может придти за добавкой.

Знакомый голос привёл воина в себя. Хозяин?! Может, ещё не всё потеряно?

— Познай гнев огня, презренная тварь!

Тив вновь высунулся из-за угла. Хозяин зашёл с другого конца коридора. Ему явно тоже прилично досталось, мантия висела грудой лохмотьев, да и пол-лица представляло собой кровавое месиво. Но между ладоней яростно пылало оранжевое солнце. Вот только жрец, пожалуй, слишком полагался на силу своих печатей, и никак не ожидал увидеть здесь обедающего демона.

С невнятным воплем жрец бросил огненный шар в сторону врага и отпрыгнул за угол. Нечто чёрное ринулось вслед ему, мимоходом расплескав огненный шар и развернувшись паутиной на углу. Чёрные нити легко пропороли камень.

Звонкий стрекот, шёлканье.

— Прости, папа. Я почти не разбираю сейчас… Уходи сам, ты ещё слаб… Наконец я смогла быть полезной… Уходи. Я… Я люблю тебя… Прощай!

— Не кхлупфи, дочша. Я шильный. Тхвоё шлапое тхело умхирает. Я штелаю тхебе лушче. Храшивое. Хак моё.

Само пространство раздалось, раздвинулось, превращаясь в бесконечную разноцветную паутину. Светящаяся синяя нить опустилась и подхватила демона. В последний момент тварь двумя лапами ловко подцепила тело девочки. И исчезла.

Вновь это был обычный коридор, три опечатанные двери, двух нет. Пустая оболочка колдуна, которая легко поместилась бы в его собственный сапог. Тив поднялся, и пошёл мимо разбитых дверей туда, где в последний раз видел хозяина. Хорошо бы его разделало этой паутиной. Можно было б пошарить в сокровищнице. Но он уйдёт, даже если придётся отказаться от месячного жалованья.

Сомнительно, чтобы многолапая семейка легко прощала обиды. Надо уйти до того, как объявятся с повторным визитом. В городе, конечно, платят похуже. Но он так соскучился по матери, да и с отцом, пожалуй, пора помириться. Старик ведь тоже прожил непростую жизнь. Семейные узы — это серьёзно.