Рождественские дары

Р. Тернер Рождественские дары

Снега не было и в помине. Да и откуда ему было взяться, когда на улице стояла двадцатиградусная жара. Во многих дворах все еще зеленели кусты, шелестели листьями пальмы. Если на минуточку закрыть календарь, то можно было забыть и про то, что сегодня был сочельник, канун Рождества.

Что ни говорите, а Рождество — прекрасный праздник. Даже если вы живете во Флориде. Даже если вы в сочельник не с женой и ребенком, а на дежурстве. Я бы как-нибудь еще смирился с обычным дежурством, но нас в этот теплый вечер было четверо и мы собирались поймать беглого зэка и водворить его обратно. Или пристрелить его, что было более вероятно. Парня приговорили к пожизненному сроку. Так что он едва ли захочет возвращаться в тюрьму.

Рядом со мной в машине сидел Макки. Несколько месяцев назад он патрулировал улицы, а сейчас был уже детективом третьего класса. Совсем молодой парень с ясными глазами и розовыми щеками. Типичный американец. Из тех, кто очень серьезно относится к своей работе. В данном случае это было очень кстати. В профессии полицейского иначе и быть не должно.

Мы сидели в машине в четырех домах от дома, в котором жила миссис Боген с тремя детьми. На том же расстоянии, только с другой стороны, стояла машина с лейтенантом Мортеллом и детективом первого класса Трашером. За худобу Мортелла называли за глаза Спичкой. В уголках его рта навсегда застыли горькие складки. Глаза были под стать: в них днем с огнем не найти простых человеческих чувств. Он был в этот вечер главный. О Трашере могу сказать только одно: самый обычный парень и самый обычный полицейский. От остальных обычных копов он отличался разве что полнотой.

На другой стороне квартала, сзади от дома Богена, стояла еще одна машина из нашего участка. В ней сидели детективы первого класса Доди и Фишман. В их задачу входило перехватить Богена, если он улизнет от нас и даст деру через дворы.

Правда, я не очень верил, что у Доди и Фишмана в этот вечер будет работа.

— Знаете, сержант, — сказал Макки, — сдается мне, что у этого Богена не все дома.

— Ты пришел к такому выводу, потому что он ведет себя как нормальный человек? — усмехнулся я. — Потому что хочет повидать на Рождество жену и детишек?

— Но он же не может не понимать, что это очень рискованно и что мы обязательно устроим засаду. Если его поймают, жене и детям будет еще хуже, разве не так? Какого черта он не послал подарки по почте или с посыльным? Потом позвонил бы просто по телефону и всех-то дел!

— Ты ведь, кажется, не женат, Макки?

— Верно, не женат.

— И у тебя нет детей, правильно? Поэтому я не могу тебе ответить на этот вопрос.

— Но я все равно считаю его ненормальным, — упорствовал напарник.

Я промолчал, потому что размышлял над тем, как вычислить имя гаденыша, который позвонил в полицию и сказал, что Эрл Боген может явиться на Рождество домой. В списке моих моральных ценностей такой поступок стоял на одном из последних мест. Если я найду этого стукача, то ему мало не покажется. Я устрою ему «сладкую» жизнь, чего бы мне это ни стоило.

Потом я вспомнил, что мне сказал час назад лейтенант Мортелл.

— Тим, — ухмыльнулся он своей фирменной холодной улыбкой, от которой у многих пробегал по спине холодок, — боюсь, ты не очень хороший полицейский. Знаешь, в чем твой главный недостаток? В излишней сентиментальности. Неужели ты не знаешь, что полицейский не может себе позволить быть сентиментальным? Ответь мне, будь добр, как с сентиментальностью у Богена? Вспомни менеджера финансовой компании, который после встречи с ним во время его последнего ограбления до конца своих дней останется инвалидом. Интересно, беспокоился ли этот подонок о жене и детях бедняги? Молчишь? Тогда я буду тебе очень признателен, Тим, если ты перестанешь вести себя как последний дурак.

Эта тирада была ответом лейтенанта на мое предложение позволить Эрлу Богену войти в дом; как ни в чем не бывало встретить Рождество с детьми и женой и взять его, когда он выйдет на улицу. «Мы же ничего не по?щ?щяем, — пожал я плечами. — Ни малейшего риска. Давайте сделаем этому парню маленькое доброе дело».

От этих мыслей меня оторвал голос молодого Макки. Сейчас в нем слышалась неприкрытая скука.

— Как по-вашему, он действительно вооружен? Я имею в виду Богена.

— Думаю, да.

— Тогда я рад, что Мортелл приказал не рисковать и открывать огонь на поражение, если он сделает хотя бы одно лишнее движение. Наш лейтенант — умный и опытный полицейский.

— Да, таких, как он, называют хорошими полицейскими, — согласился я. — А ты видел его глаза?

— Ну а что с его глазами? — не понял напарник.

— Ладно, проехали, — махнул я рукой. — Смотри, автобус остановился.

Мы знали, что у Эрла Богена нет машины. Брать машину напрокат или добираться на такси было слишком рискованно. Да и с «бабками», по нашей информации, у него было не густо. Логичнее всего было бы предположить, что он приедет на простом автобусе. Если, конечно, вообще приедет.

На этом автобусе Богена не было. Из него вышла женщина и пошла по авеню. Я вздохнул и посмотрел на светящийся циферблат часов. 22.50. Через час с небольшим нас сменят. Я надеялся, что все произойдет не во время нашего дежурства. Очень надеялся. Стукач вообще мог ошибиться, решив, что Боген поедет домой. К тому же любое из сотни событий могло заставить его отменить визит или хотя бы перенести его на следующий день.

Я откинулся на спинку кресла и принялся ждать следующего автобуса.

— Вы кого-нибудь убивали людей, сержант? — спросил Макки.

— Нет, — покачал я головой. — За все эти годы в этом, слава Богу, не было необходимости. Но при мне убивали.

— Правда? Как это было? — в голосе Макки послышалось легкое волнение. — Что испытывает полицейский, который стреляет в преступника?

— Не знаю, не спрашивал. Но я могу тебе рассказать, как он выглядел. У него был такой вид, будто его сейчас вывернет наизнанку.

— Ясно, — с легким разочарованием протянул Макки.

Макки скорее всего тоже станет «хорошим» полицейским, подумал я. Отличным стражем порядка с холодным сердцем и без эмоций… И тут я, наверное, в миллионный раз сказал себе, что должен бросить эту профессию. Уйти сейчас, не откладывая на потом. Лучше рождественского подарка для себя и своей семьи придумать было трудно. Но в то же самое время я понимал, что никогда этого не сделаю. Наверное, из-за опасений, что уже не смогу жить обычной жизнью. Из-за страха стать обузой, как это было с моим отцом. Конечно, это тоже были веские причины для того, чтобы остаться, но не все. Если бы я сказал, что после многих лет работы в полиции эта работа входит в вашу кровь независимо от того, как вы ненавидите свою профессию, меня бы обвинили во лжи и позерстве. Но еще больше критики вызвали бы мои слова, что меня поддерживает надежда, что я смогу кому-то помочь, что я смогу хотя бы изредка делать добрые дела.

— Если мне придется стрелять в Богена, — уверенно заявил Макки, — он не закричит.

— Почему ты так уверен?

— Вы же знаете, как я стреляю, — самодовольно улыбнулся парень. — С такого расстояния я попаду ему в правый глаз.

— Не сомневаюсь, — кивнул я. — Только вот стрелять тебе не придется. Мы возьмем его тихо, безо всякой стрельбы. Зачем устраивать шум в сочельник?

Я замолчал, увидев поворачивающий из-за угла автобус. Из него вышли мужчина и женщина. Женщина повернула на авеню, а мужчина, среднего роста и очень худой, пошел по нашей улице. Руки у него были заняты коробками и свертками.

— Вот и наш клиент, — сказал я. — Выходи из машины, Макки.

Мы вышли, каждый со своей стороны.

— Макки, ты знаешь приказ. Трашер подойдет к нему первым и приставит револьвер к его спине. Ты должен схватить его за руки и быстро надеть на него браслеты. Моя позиция — в нескольких шагах позади тебя. Я буду тебя прикрывать. Мортелл будет прикрывать Трашера. Усек?

— Все понял, — кивнул детектив Макки.

Мы двинулись навстречу Эрлу Богену. Сначала быстро, потом медленнее. Нам нужно было перехватить Богена до того, как он дойдет до дома, в котором жила его семья, и после того, как он пройдет машину с Трашером и Мортеллом.

Когда мы сблизились на несколько метров, Боген вышел на относительно открытое место, где через ветки деревьев пробивался узкий луч лунного света. Он был без шляпы, в спортивной куртке, белой рубашке и коричневых брюках. Боген нес шесть небольших коробок и свертков, завернутых в яркую разноцветную бумагу и фольгу и перевязанных красивыми ленточками. На снимках в полицейском досье у него были длинные, почти до плеч волосы. Сейчас Эрл, наверное, в целях конспирации коротко подстригся и отпустил усы, но я все равно сразу узнал его.

Увидев нас, Боген замедлил шаг и тут же совсем остановился. Идущий за ним Трашер еле успел остановиться, чтобы не наткнуться на него.

— Живо бросай свертки и поднимай руки, Боген! — заревел он. — И без глупостей!

Эрл Боген бросил свертки, и они упали на тротуар. Две коробки раскрылись. В одной лежала игрушечная гоночная машина. При покупке Боген, наверное, чтобы проверить, заводил ее, и в ней осталось немного завода. Вывалившись из коробки, она с негромким жужжанием проехала с полметра и остановилась. Из другой коробки выпала кукла в белом свадебном платье. Она лежала на спине и смотрела в ночное небо, закрытое сосновыми ветками.

Оберточная бумага свертка побольше начала темнеть. Наверное, вино, подумал я. Решил отметить Рождество с женой.

Выбросив свертки и коробки, Эрл Боген не поднял руки. Он молниеносно развернулся, и его локоть описал незамысловатую дугу. От звука его соприкосновения с лицом Трашера мне стало не по себе. Падая, Трашер инстинктивно нажал на курок револьвера. Он был направлен вверх, и пуля полетела в небо.

Рука Богена скользнула под куртку. Я выхватил револьвер, но выстрелить не успел. Меня опередил малыш Макки. Голова беглого зэка откинулась назад, как будто кто-то ударил его ребром ладони под подбородок. Он сделал небольшой шаг назад, слегка покачнулся и упал на спину.

Я включил фонарик и бросился к Богену. На месте его правого глаза зияла страшная черная дыра. Макки сдержал слово. Я не смог побороть искушение и на долю секунды осветил лицо парня. Оно было белым как мел. Но глаза моего напарника сверкали от возбуждения, а не от страха. Он не был похож на человека, которому сейчас станет плохо. Паренек нервно облизывал языком губы и повторял:

— Он мертв. Все кончено. О нем больше можно не беспокоиться. Он мертв…

Двери начали открываться, из домов повалили жильцы.

— Возвращайтесь назад! — крикнул лейтенант Мортелл. — Здесь не на что смотреть. Мы из полиции. Возвращайтесь к себе. Не подходите близко!

Конечно, его никто не слушал. Люди пытались подойти поближе, чтобы посмотреть на Богена, но мы стали стеной и не пускали их. Трашер уже пришел в себя и вызвал по рации подкрепление и «скорую помощь».

— Тим, пойди, поговори с его женой, — сказал мне Мортелл. — Скажи, что ей придется спуститься и опознать его.

— Почему я? — нахмурился я. — Почему бы тебе не послать Макки? Он у нас совсем не сентиментальный. А еще лучше — пойди сам. Эта операция была твоей идеей, лейтенант. Надеюсь, ты еще не забыл это?

— Ты отказываешься выполнить приказ?

— Нет, — покачал я головой. Конечно, я хотел отказаться, но мне только что пришла в голову неплохая мысль. — Я все сделаю. Не беспокойся.

Я неторопливо двинулся к дому, в котором жила жена Богена с ребятишками. Она открыла дверь, и я увидел блеклую, скудно обставленную гостиную. Стоявшая посреди комнаты сверкающая огоньками рождественская елка слегка разгоняла тоску и уныние бедности. Под елкой стояли аккуратно расставленные подарки. Вдали я увидел детей Богена, маленькую девочку лет шести и мальчика немного постарше.

— Да? — испуганно сказала миссис Боген. — Что вам нужно?

Я открыл было рот, но подумал о газетах. «Какой смысл? — промелькнула у меня мысль. — Все равно завтра все попадет в газеты». В следующую долю секунды я вспомнил, что завтра Рождество и что у газетчиков тоже выходной. В такой праздник далеко не все включают радио и телевизоры.

— Не бойтесь, — успокоил я ее. — Я захожу ко всем, кто живет в этом квартале, чтобы рассказать, что произошло. В дом неподалеку от вас пытался забраться вор. Мы застали его на месте преступления, мэм. Он бросился бежать. Бегал он быстро, так что пришлось стрелять. Но сейчас все кончено. Мы не хотим, чтобы люди выходили из домов и мешали нам работать. Пожалуйста, ложитесь спать. Вам ничто не угрожает.

Ее глаза и рот были широко раскрыты.

— Кто… кто это был? — спросила миссис Боген так тихо, что я с трудом расслышал ее вопрос.

— Мелкий воришка, — беспечно пожал я плечами. — Совсем еще молодой парень.

— Понятно, — сказала она.

На ее лице промелькнуло облегчение. Я понял, что не ошибся. Эрл Боген не предупредил жену о своем приходе. Наверное, хотел удивить. В противном случае она бы давно обо всем догадалась.

Я пожелал ей спокойной ночи и начал спускаться. За спиной послышался звук закрываемой двери.

— Бедный Боген, — вздохнул я, вернувшись к Мортеллу, — погиб ни за что. Его родных даже нет дома. Я разговаривал с соседкой. Она сказала, что миссис Боген уехала с детьми к матери и вернется только через два дня.

— Провалиться мне на этом месте! — выругался лейтенант. Он угрюмо смотрел, как санитары грузят носилки с трупом Богена в машину.

— И мне тоже, — тяжело вздохнул я.

Интересно, подумал я, что со мной сделает Мортелл, когда узнает, что я только что натворил, а он рано или поздно это обязательно узнает. Конечно, по головке не погладит, в этом я не сомневался. Но сейчас мне было наплевать на последствия своего опрометчивого поступка. Главным было то, что у миссис Боген и ее детей будет нормальное Рождество. Как у всех соседей. Конечно, на следующий после праздника день придется приехать и рассказать ей всю правду, но это будет уже совсем другой день.

Я был рад, что сделал доброе дело. Может, я дал им не так уж и много, но все равно хоть что-то, но дал. И у меня у самого повысилось настроение. Не много, совсем чуть-чуть, но повысилось.