Роковая сделка

1

— Нужен труп, но не простой, — заявила Кэссиди.

— Считаешь, его можно заказать через Интернет? Или ими торгуют в каком-нибудь отделе наверху? — спросила я.

Уверяю вас, будь на Манхэттене такое место, где можно заказать элегантный труп, Кэссиди Линч наверняка бы об этом знала. Она обожает налаживать связи (они у нее, кажется, везде), а при ее потрясающей фигуре, длинных ногах и каскаде низвергающихся на плечи каштановых локонов в ее жизни нет недостатка в людях, готовых в любую минуту оказать ей какую угодно услугу.

— С твоими талантами ты можешь получить труп по заказу, — заметила Трисия. — Причем прямо из холодильника.

Мы с подругами проводили обеденный перерыв в ведущем магазине сети «Тысяча мелочей» на Бродвее (вот почему в ящике рабочего стола стоит держать пару плиток мюсли с орехами, сухофруктами и медом). Это истинный рай для страстных любителей шопинга: восемь этажей настоящих сокровищ, от крошечных кусочков божественно пахнущего мыла до тяжелой французской антикварной мебели для загородных домов. В детстве я обожала книжку о двух ребятишках, которых случайно заперли в Метрополитен-музее на Пятой авеню. Помню, я тогда мечтала, чтобы со мной произошло нечто подобное. А теперь мне иногда хочется оказаться запертой здесь. С платиновой карточкой. А еще лучше, чтобы мои расходы кто-нибудь оплачивал.

В ювелирном отделе на первом этаже мы помогали Кэссиди выбрать сережки. Дело в том, что коллега-юрист по вопросам интеллектуальной собственности в организации по правовой поддержке общественных интересов, где она работает, пригласил ее пойти вечером на научный семинар. Она было засомневалась, но, не желая подводить коллегу, решила, что новые сережки повысят ее энтузиазм.

— Рискую впасть в немилость у мэра и навлечь на себя гнев комиссара полиции, — Кэссиди искусно сдвинула брови, так что на лице не появилось даже намека на морщинки, но при этом оно выразило неудовольствие, — но не могу не заметить, что летом на Манхэттене произошло море убийств. Уверена, среди них найдутся нераскрытые, достойные твоих талантов.

И с профессиональной точки зрения, и с человеческой меня особенно интересуют две темы — любовь и кровавые преступления. Если говорить о крайностях, на которые способен человек, о готовности идти на все, невзирая на риск, об ослеплении и желании во что бы то ни стало добиться своего, то влюбленный и решившийся на убийство не так уж далеки друг от друга, как может показаться на первый взгляд. Или как можно предположить. Но более всего меня завораживает, когда эти два умонастроения пересекаются. Впрочем, такое пересечение — штука опасная и может привести к совершенно невероятным последствиям.

— Честное слово, я пыталась, — сказала я. — Не хочу, чтобы меня считали любительницей страшилок, но стоит мне узнать об интересном деле, я тут же несусь к несравненной Эйлин, но она и слышать ни о чем не желает.

— Наверное, Эйлин, а может быть и сама Судьба в ее лице, намекает на то, что тебе лучше затеять какую-нибудь важную общественную кампанию или устроить скандал на уровне правительства? — отозвалась Трисия, рассматривая дивные сережки из натурального жемчуга. — Это, по крайней мере, не столь опасный путь к журналистской славе.

Да, но я-то жажду совсем другого: заниматься журналистскими расследованиями убийств. Хотя я больше известна как ведущая колонки писем в журнале «Цайтгайст», недавно в силу целого ряда необычных обстоятельств я сумела раскрыть два таких преступления. И о том, и о другом я написала по статье, читатели приняли их хорошо, но это не повлияло на мою журналистскую карьеру, а я так на это рассчитывала! Наш редактор Эйлин продолжает потешаться над моим желанием официально выйти за рамки колонки «Разговор по душам» и посвятить себя расследованиям. Я, конечно, люблю свою колонку, но, хотя она дает прекрасную возможность наблюдать за разрушениями, на которые толкает человека любовь, очень хочется испытать силы в другом, более сложном деле.

— Трисия, у Молли дар вести расследования, — заявила Кэссиди твердо, — и мы должны его поощрять.

— Я не меньше тебя хочу увидеть ее фамилию в «Нью-Йорк таймс», — согласилась Трисия, — просто я надеялась, что туда можно пробраться не таким опасным путем.

— Но я там работать не хочу, — возразила я.

— Нет, хочешь. Все хотят. Даже я, хоть и не пишу статей. А говоришь ты это потому, что там подвизается Штатная Единица. Да ты трусиха! — И Кэссиди с недоумением и осуждением покачала головой.

— Нежелание работать рядом с Питером не означает, что я трусиха, — скорее уж оно говорит в мою пользу.

— Что за тараканы у тебя в голове! Это такая громадина и там столько места, что ты вполне можешь обходить его за километр. А еще лучше — добиться, чтобы его с позором выгнали.

Питер Малкахи — мой нынешний соперник и бывший возлюбленный. Когда мне пришлось распутывать первое преступление, мы еще встречались — нет, пожалуй, все-таки расставались. Тогда же в моей жизни появился полицейский детектив. Он-то за глаза и окрестил Питера «Штатной Единицей» — тот до сих пор об этом не подозревает.

И попал, между прочим, в самую точку. В то время мы с Питером работали в журналах, которые рассматривали как стартовую площадку для будущей писательской деятельности. Я, правда, так с места и не сдвинулась, зато он оказался в «Нью-Йорк таймс», но не благодаря каким-то выдающимся журналистским талантам и заслугам, а потому что находил нужных людей и всячески их обхаживал.

Пожалуй, насчет тараканов Кэссиди права, и все же…

— Я не желаю ему зла, — сказала я, пытаясь увильнуть от неприятного разговора.

— Неужели? — воскликнула Кэссиди. — А лично я желаю ему всяческих напастей, хотя, между прочим, не я с ним встречалась.

— Молли, он обошелся с тобой отвратительно, и у нас имеется на это полное право, — сказала Трисия.

— Я всего лишь хочу понять, что мне делать дальше, — сказала я не столько из благородства, сколько из желания прекратить разговор о Питере.

— Отлично. Значит, вместо Питера перемоем кости Эйлин, — тут же откликнулась Кэссиди.

Эйлин Фицмонс — мой редактор в «Цайтгайст». Это один из тех глянцевых журналов Манхэттена (между прочим, его название с немецкого переводится как «дух времени»), который в одном номере без тени смущения и иронии научит вас, «Как гордиться собой», раскроет «Десять вернейших способов его соблазнить» и подскажет, «Когда делать ноги, если нужно их делать». По словам Издателя, Эйлин прислали к нам, чтобы журнал стал «острее и зубастее», но пока от ее острых зубов страдают лишь нежные сердца сотрудников. Одни ее терпеть не могут, другие боятся. Насколько могу судить, ее в равной степени устраивает и то, и другое.

Эйлин была ко мне добра. Один раз. Этот факт заставляет меня нервничать и вспоминать слова Дона Корлеоне из «Крестного отца»: «Когда-нибудь ты мне понадобишься». Доброта Эйлин проявилась в том, что она опубликовала мою статью о втором журналистском расследовании. Тогда прямо во время празднования помолвки убили невесту брата Трисии. Возможно, вы даже читали эту статью.

В рамках время от времени предпринимаемых Эйлин усилий добавить нашему журналу зубастости она и попросила меня написать об этом преступлении и о моей роли в его раскрытии. Статья, смею утверждать, получилась острая и интересная, потому что нас завалили восторженными письмами и по обычной, и по электронной почте. С той поры я прошу Эйлин поручить мне еще какое-нибудь журналистское расследование, но она только смотрит на меня и кривится, словно я шелудивый котенок; потом, похлопав по плечу, отсылает обратно к моей колонке.

— Что возвращает нас к необходимости найти труп, — сказала я, прерывая череду воспоминаний, — но такой, который придется по вкусу Эйлин.

— Гм… Надо же, а я и не подозревала, что Эйлин у нас еще и некрофилка, — произнесла Кэссиди задумчиво.

— Только этого не хватало. Мне и без того мало радости ежедневно сталкиваться с ней нос к носу.

— У тебя же теперь такие связи — грех не воспользоваться. Пусть твой драгоценный Шерлок Холмс поделится с тобой информацией.

— Нет, Кэссиди, — опередила меня Трисия, — этот номер не пройдет. Ты же знаешь, как Кайл относится к нашим расследованиям.

Меня порадовало, что Трисия сказала «нашим», потому что без поддержки и помощи подруг я бы, наверное, не раскрыла те два убийства. И она, конечно, права насчет Кайла — он придет в ужас, если узнает, что я из кожи вон лезу, чтобы снова заняться расследованием. Он и меня оберегает, и свою вотчину и совсем не хочет, чтобы я оказалась на его территории. Я могу его понять, хотя не всегда с этим соглашаюсь.

С Кайлом Эдвардсом я познакомилась на месте преступления, потому что именно я обнаружила труп. Он прибыл туда как полицейский детектив, и можно смело утверждать, что на Манхэттене он один из лучших. Мы очень скоро хорошо узнали друг друга и сблизились — отчасти потому, что сначала он подозревал в убийстве меня. Чтобы его разубедить, я и взялась за расследование. Наша история, конечно, мало похожа на сказку о Золушке, Прекрасном принце и хрустальной туфельке, но пока нам, в целом, удается избегать острых углов, как и выстрелов из проезжающей мимо машины, и не становиться участниками других подобных событий, способных осложнить роман между людьми наших профессий.

— Мужчина далеко не всегда знает, что для него хорошо, а что плохо. В этом легко убедиться, поговорив с любым из них, — заметила Кэссиди.

— Кайл не станет перечить, если у меня будет стоящий материал, — попыталась я заверить всех, включая себя. — Просто вряд ли он будет поддерживать меня в этом начинании.

— Его вполне устраивает твой нынешний статус ведущей колонки писем с нераскрытыми талантами?

— Его устраивает, чтобы в меня никто не стрелял.

— Кстати, когда же он все-таки к тебе переезжает?

Чтобы не смотреть на подруг, я посмотрела на часы.

— Что, прямо сейчас? — поинтересовалась Трисия.

— Мне пора возвращаться. — Я подалась вперед, чтобы на прощание обнять их обеих, но под тяжелым взглядом Трисии у меня опустились руки.

Кэссиди красноречиво выгнула бровь дугой — это она делает без видимых усилий.

— Напомни мне, пожалуйста, научить тебя указывать людям их место, — сказала она.

— Но мне — правда! — пора бежать в редакцию, — повторила я упрямо.

— Можно подумать, ты когда-нибудь позволяла Эйлин держать тебя на коротком поводке, — хмыкнула Кэссиди.

— Послушай, Форрестер, ты от нас что-то скрываешь, — изрекла Трисия.

— Ничего я от вас не скрываю. Просто стараюсь не делать скоропалительных выводов.

— Выводов?! — В милой головке Трисии так громко зазвонили свадебные колокола, что у меня зазвенело в ушах. Наша Трисия привыкла все расставлять по своим местам, она обожает вносить порядок в жизнь других людей и неплохо на этом зарабатывает. Тот факт, что она знает меня столько лет, но пока не сумела хоть как-то распланировать мою жизнь, ее одновременно огорчает и вдохновляет. Эту хрупкую брюнетку с дивной кожей люди ошибочно принимают за тонкую, нежную и, следовательно, податливую натуру. Да, она тонкая и нежная, но и паутина на ощупь тонка и нежна. И одновременно красива, но попробуйте-ка ее от себя оторвать.

— Сбавь обороты, подружка. Он всего-то перевезет ко мне в выходные кое-что из вещей. Пока никаких знаменательных обменов кольцами, никаких далеко идущих договоренностей, просто… кое-что.

— Что значит «кое-что»? Что именно? — потребовала ответа Кэссиди. — Насколько мне известно, вы уже прошли стадию появления в твоей ванной его зубной щетки и смены одежды в шкафу?

— А что это может значить?!

Кэссиди и Трисия многозначительно переглянулись.

— Ты, по крайней мере, знаешь! — Кэссиди переключила внимание на Трисию. Та кивнула и добавила:

— Он ведь сам предложил.

— Девочки, давайте я вас тут оставлю, а сама побегу, ладно?

— Нужно собраться и отметить такое событие, — радостно улыбнулась Трисия.

— Отлично, — сказала я, — собираемся у тебя? Мы с Кайлом постараемся забежать на огонек.

— Вообще-то я имела в виду твою территорию.

— Нет-нет, отмечать пока нечего. Это всего лишь небольшой шаг в верном направлении, а не какое-то там официальное заявление.

— Значит, теперь каждый вечер он будет возвращаться к тебе? — спросила Кэссиди, оттесняя меня назад к прилавку. Я попробовала сопротивляться отчасти потому, что мне действительно пора было возвращаться в редакцию, а отчасти потому, что испугалась града вопросов, на которые у меня нет ответа.

Самое интересное, что подруги в этом и не нуждались — они сами отвечали на собственные вопросы.

— Сомневаюсь, он же по вечерам работает, — сказала Трисия.

— Ты должна понять: если он теперь будет у тебя постоянно, мы не сможем просто так, когда вздумается, вламываться к вам без приглашения, — продолжала гнуть свою линию Кэссиди.

— И то правда, — согласилась Трисия.

— Ничего подобного, — вставила я. — Он у меня не живет. Он перевозит вещи, возможно, готовясь когда-нибудь в будущем у меня обосноваться, но в настоящее время это не постоянное место его жительства.

— А я думала, что юрист среди нас я, — сказала Кэссиди.

— Ты хорошо меня учил, Оби-Ван.

— Видно, не очень хорошо. Будь я на твоем месте, этот молодой человек уже не один месяц имел бы официальный статус постоянного жильца, а то и носил кандалы с электронными датчиками.

— Ты же никогда не проявляла таких собственнических инстинктов.

— В моей жизни пока не было мужчины, столь их достойного.

Я оставила комплимент подруги без ответа. Кэссиди остановила свой выбор на изумительных серебряных серьгах колечками. Вообще-то для меня было очень важно, что мы с Кайлом потихоньку двигаемся к более стабильным отношениям, и я приходила от этого в полный восторг, но беда в том, что я страшно нервничала. Раньше мне не приходилось делить кров с мужчиной, мои романы трещали по швам и разваливались задолго до стадии обмена ключами. К тому же я ни разу в жизни так не сходила с ума ни по одному из представителей противоположного пола. Душа приходила в смятение, едва Кайл появлялся на пороге. Это пугало.

Сжав мне руку, Трисия прошептала:

— Я так за тебя рада.

— Как ты думаешь, сколько мне понадобится времени, чтобы все испортить?

— Типун тебе на язык, — замахала руками Трисия.

Кэссиди спрятала покупку в сумку и решительно направилась к выходу, мы с Трисией последовали за ней.

— Как бы ни хотелось мне остаться и научить малышку Молли поверить в себя, мне действительно пора. Раз уж придется сегодня стать свидетельницей того, как очередные чудаки собираются спасать мир, пора мне вернуться на работу. — И она закончила торжественно: — Мне в суд запросы оформлять, мне в суд запросы оформлять.

— У Роберта Фроста получилось куда симпатичнее, — сказала Трисия задумчиво, когда мы выходили на улицу.

Наш замечательный поэт что угодно сделал бы привлекательным. За исключением, пожалуй, Эйлин. Она из тех женщин, которые способны привлечь внимание, пока их не знаешь, а когда узнаешь, начнешь обходить стороной. Когда она к нам пришла, я даже подумывала, а не составить ли мне график таким образом, чтобы не пересекаться с ней на работе — например, приходить в редакцию за полночь. Но потом поползли слухи, что она вообще не уходит домой и ночует прямо в кабинете, и я поняла, что придется смириться с тем, что я вечно попадаюсь ей на глаза. Особенно учитывая, что она разрушила карьеру нескольким сотрудникам, оболгав их перед Издателем. Мне совсем не улыбалось, чтобы меня по ее милости тоже уволили.

Поэтому сердце у меня подпрыгнуло, когда по дороге к своему рабочему месту я увидела, как резко распахнулась дверь ее кабинета и Эйлин, вытянув вперед руку, вышла в зал диккенсовским Духом прошлого Рождества. Тщедушное привидение — без каблуков от силы полтора метра ростом — в прозрачной дизайнерской шифоновой блузке сеяло вокруг панику и ужас.

— Вот ты мне как раз и нужна, — сказала она, медленным жестом подзывая меня к себе.

Я с трудом удержалась, чтобы не оглянуться: наверняка все, кто стоял позади, успели забраться под столы и теперь трясутся там от страха.

— Надо же, какая удача, — сказала я, в глубине души сохраняя слабую надежду, что так оно и есть.

— Мы только что говорили о тебе. — Она лениво, словно разговор давался ей с трудом, смахнула со лба челку и едва заметно кивнула в сторону своего кабинета. С того места, где она меня остановила, я не могла определить, кто находится внутри — журналисты, редакторы или эскадрон смерти. Впрочем, я не очень торопилась это выяснить.

В нашей редакции человеческая жизнь протекает прямо на глазах, и это, конечно, здорово; одно плохо — иногда этим человеком оказываешься ты сам. Целый этаж без стен и перегородок с длинными рядами столов не дает ни малейшей возможности ни солгать, ни сохранить тайну. Конечно, коллеги об этом почему-то забывают, когда спят друг с другом, зато другим становится куда интереснее ходить на работу.

— Что случилось, Эйлин?

— Нужно обсудить статью о Гарте Хендерсоне.

Поскольку половина присутствовавших оторвалась от своих дел и прислушивалась к нашему диалогу, из нескольких подходящих к случаю реплик я выбрала наиболее вежливую:

— Прости, что ты сказала?

До недавнего времени Гарт Хендерсон провозглашал себя «рок-звездой рекламы» и был известен дерзкими выходками как в проводимых им рекламных акциях, так и в светской жизни. Но три недели назад Гарт Хендерсон стал трупом: его застрелили в шикарном номере отеля «Карлайл». Если конкретнее, в него стреляли дважды — в пах и в голову, причем, судя по всему, именно в этой последовательности. В связи с этим убийством полиция никого не арестовала, но долго беседовала с его бывшей супругой Гвен Линкольн и главой рекламного агентства «Уиллис Уорлдвайд» Ронни Уиллисом, который незадолго до гибели Хендерсона подумывал о слиянии их предприятий. Я тогда порадовалась, что дело поручили не Кайлу, потому что на полицию оказывали сильнейшее давление (в основном многочисленные влиятельные друзья Гарта) и требовали ускорить расследование.

Трудно сказать, где в рекламных кампаниях Гарта Хендерсона заканчивалась провокация и начиналось прямое подстрекательство. Его клиенты за свои деньги в конце концов часто получали дополнительные очки и известность, потому что любая рекламная акция Гарта с изрядной долей вожделения и сексуальным привкусом заканчивалась скандалом в СМИ. В результате его реклама появлялась не только там, где он за нее платил, но и в программах новостей и журналах, жестко его критиковавших за непристойность и разврат. Клиенты же почти единодушно считали плоды его трудов точно бьющими в цель.

За последнее время единственным недовольным клиентом был, кажется, Джек Дагласс, исполнительный директор «Замороженных продуктов от Дагласса». Для рекламы новой серии соевого мороженого Гарт со своим агентством придумал картинку, на которой молодая киноактриса с пышными формами, больше известная тем, что в пьяном угаре появлялась в ток-шоу, выходивших в эфир поздно вечером, словно готовится к оральному сексу с рожком соевого мороженого. В телевизионном ролике она с нарастающим возбуждением сначала снимает с мороженого обертку, потом, облизывая губы, медленно подносит его ко рту. Гвоздем рекламы стала фраза: «Ну же! Тебе понравится».

Объемы продаж, особенно среди юнцов-первокурсников, тут же резко возросли, но критики и ученые мужи подняли страшный шум. По мере нарастания бури в СМИ влиятельные люди принялись публично разносить и бичевать неоконсерватора Дагласса, которому, по слухам, прежде сами же прочили политическую карьеру. Говорят, даже теперь, когда страсти улеглись, его политические перспективы в лучшем случае туманны. Зато Гарт Хендерсон приобрел несколько новых клиентов.

— Я говорю, статья о Гарте Хендерсоне, — повторила Эйлин с кислой миной и нотками раздражительности, ставшими для всех ее визитной карточкой. — Я немного изменила свою точку зрения в этом вопросе.

Когда стало известно о гибели Гарта Хендерсона, меня заинтересовали многочисленные слухи и кривотолки в связи с именем Гвен Линкольн. Этот интерес только обострился, когда в поисках преступника полиция, похоже, зашла в тупик. Я предлагала Эйлин написать статью о супругах (и, конечно, об убийстве), но она от меня отмахнулась, сказав, что это случай из разряда «когда плохо заканчиваются хорошие разводы». С чего бы она так резко изменила свое мнение?

Пока я размышляла над вариантами ответа и о том, стоит ли напрямую задать Эйлин этот вопрос, из ее кабинета вышел худощавый человек с прекрасно очерченными скулами и копной густых непослушных волос песочного цвета. Сначала я узнала шевелюру, а потом и лицо: это был Эмиль Требаск — восходящая звезда в мире моды, почти божество. На всех рекламных плакатах его улыбающееся лицо непременно отражается в какой-нибудь поверхности, а глаза ободряюще взирают на потрясенных юнцов и девиц, тискающих друг друга перед фотокамерой в созданной им наполовину натянутой одежде. Поиски его отражения в каждой новой рекламе уже превратились в подобие игры, вроде помогающих детишкам адаптироваться к взрослому миру моды картинок, где нужно отыскать мультяшного Вальдо[1] — смешного человечка в полосатой красно-белой кофте и шапке с кисточкой.

Меня чрезвычайно удивило его появление. Такие люди обычно сами к нам не приходят — это мы к ним идем. Эйлин, убедившись, что это зрелище произвело на меня должное впечатление, победно ухмыльнулась:

— Ты ведь знакома с Эмилем?

За последние пару лет я выложила кучу денег на покупку его одежды, но, конечно, не была с ним лично знакома. Чтобы хотя бы приблизиться к людям его уровня, мне бы пришлось совершить серьезный рывок вверх по социальной лестнице. Эйлин об этом прекрасно знала и, кажется, получала от этого истинное наслаждение.

— Не имела удовольствия. Очень приятно, мистер Требаск, — сказала я, протягивая руку.

Он как-то очень слабо ее пожал, словно опасаясь, что кто-то из нас может сломаться. Уверена, на меня его обеспокоенность не распространялась.

— Миз Форрестер, рад, что вы поговорите с Гвен, — сказал он со своим знаменитым выговором — в модных журналах еще недавно много спорили, швейцарский ли это акцент или произношение человека, желающего поддержать интерес публики к своей персоне.

Значит, речь идет не просто о статье об убийстве — я беру интервью у главной подозреваемой! К чести своей скажу, что я никак не выдала охватившего меня бурного волнения. Да, но какое отношение ко всему этому делу имеет Эмиль Требаск? Более того, что от этого получает Эйлин?

— Благодарю вас, мистер Требаск, — сказала я с улыбкой, одновременно пытаясь нащупать связь между этими весьма интересными вопросами.

— Гарт был величайшим талантом, гением, но в его гибели нельзя винить Гвен. Это абсурдное обвинение: она и мухи не обидит, не то что отстреливать кому-то его причиндалы.

Я поджала губы, придавая лицу профессиональное выражение, и кивнула. Требаск расценил это как знак одобрения и еще больше оживился:

— Очень важно, чтобы все вокруг понимали, что происходит.

Поскольку я и сама пока мало что понимала, я снова авторитетно кивнула.

— Из Гвен сделали козла отпущения, а это несправедливо. Если рассказать людям правду, полиции придется серьезнее заняться поисками истинного убийцы, верно? И тогда снова можно будет спокойно жить и заниматься делом.

Я удержалась от очередного кивка, одновременно пытаясь припомнить, что связывает Гвен Линкольн и Эмиля Требаска. Он сунул мне в руку крохотный стеклянный флакончик.

— Это «Успех», — проворковал он.

Я поднесла флакончик к носу, вдохнула и почувствовала смесь запахов кедра и жимолости с едва уловимым привкусом дымка и мускуса. Поистине сладкий запах успеха — и я вспомнила.

— Чудесный букет, — произнесла я.

«Успех» должен был стать первым в серии духов, которую собирался выпускать Требаск, а Гвен Линкольн выступала в этом совершенно новом для него деле в качестве партнера. Раньше она работала исполнительным директором в нескольких косметических фирмах. Но — что не менее важно — ее первый супруг скончался совсем молодым, после чего она превратилась в невероятно богатую вдову. После гибели Гарта разнесся слух, что он обнаружил в их с Гвен брачном договоре уязвимые места и в бракоразводном процессе собирался выжать из нее максимум денег. Но не успел, потому что она пустила ему пулю в лоб. И не только в лоб. По крайней мере, ходили именно такие разговоры.

Возможно, в трудную минуту Эмиль решил протянуть ей руку помощи и поэтому явился к нам, чтобы договориться об интервью. Конечно, поступок благородный, но я все-таки не могла взять в толк, какую выгоду преследует Эйлин, ибо в любом уравнении с ее участием всегда важен вопрос о лично для нее выгодном результате.

Требаск снова легонько тронул меня за руку — я даже решила, что он сейчас заберет свой флакончик обратно.

— Вы как-то написали очень талантливую статью об убийстве Лисбет Маккэндлис. Уверен, на этот раз у вас получится не хуже.

— Благодарю за комплимент, — сказала я, продолжая импровизировать.

Требаск обернулся к Эйлин:

— Вы станете прекрасным дополнением к знаменитостям, которые выступят моделями на дефиле во время моего гала-представления.

Она растянула рот в змеиной улыбке, в которой (чего я и предположить не могла) почти растворилась ее маленькая мордочка.

— Эмиль, я польщена.

Ах вот оно что! Вот все и встало на свои места. Оказывается, в «Цайтгайст» процветает бартер: Требаск стремится повлиять на мнение если не полиции, то хотя бы общественности, а Эйлин за это выторговала для себя возможность пройтись по подиуму на показе мод. Он упомянул гала-представление — это, вероятно, тот самый показ, во время которого он представит публике свои духи и соберет деньги в фонд «Проекта подготовки специалистов для индустрии моды», который поддерживает неопытную молодежь в желании работать в мире моды, предоставляя возможность приобретать и оттачивать мастерство под руководством опытных наставников. Поскольку я и сама перечисляла средства в этот фонд, мне вдруг захотелось его защитить, когда я представила, как за чужой счет мелкокалиберная Эйлин — эта злюка, жадина и задавака — гарцует по подиуму, изображая модель.

Но мои мысли сейчас гораздо больше были заняты совершенно другим: этот странный симбиоз лично мне принес потрясающую удачу, в которую я никак не могла поверить, — задание написать серьезную статью.

— Если вам понадобится моя помощь и участие, обращайтесь не раздумывая, — сказал Эмиль, трогая меня за локоть.

— Спасибо, буду иметь в виду, — ответила я, мысленно просчитывая варианты, как, делая то, чего хочу я, дать Эйлин и Эмилю возможность получить то, чего желают они. Но я что-нибудь придумаю.

— Надеюсь, ты поняла, что мне нужно, — сказала Эйлин бесстрастно, проводив Эмиля до лифта. Пока она отсутствовала, я ждала ее в кабинете на диване, если можно так назвать конструкцию, больше напоминающую стол в морге, к которому приладили спинку, чтобы придать вид дивана; но и оттуда ее новая помощница хотела меня согнать. Вообще-то обстановка в кабинете наводит на мысль, что здесь когда-то пытались вести совместное хозяйство Энди Уорхолл и Йоко Оно. Смелый дизайн, много ярких блестящих предметов и ни одного мало-мальски удобного местечка, где можно посидеть.

— От меня требуется интервью с Гвен Линкольн о новых духах и убийстве Гарта Хендерсона; именно в таком порядке, — начала я. Она жестом разрешила продолжать. — А это предполагает ее полную непричастность к последнему, — осторожно добавила я.

— Умница, правильно понимаешь.

Конечно, опасно рубить сук, на котором сидишь, но я не могла не задать ей этот вопрос:

— А если она все-таки причастна?

— Тогда обложка — твоя.

Такого ответа я не ожидала.

— А разве ты не сказала своему новому приятелю, что мы сделаем статью, чтобы помочь его другу и партнеру?

Эйлин, подавшись вперед, уперлась грудью в стол и резко отбросила челку.

— Молли, — стадия желчности уступала место ядовитой злобе, — а разве ты никогда ни одному мужчине ничего такого не говорила, чтобы просто от него отделаться?

— О, миллион раз! Они от меня толпами бегут.

— Надо же. Но сегодня, дорогая, у меня нет времени для веселья. Иди, ты мне мешаешь. — Она опустилась на стул и уткнулась в монитор. Исключительно чтобы убрать меня из поля зрения, а не для того, чтобы работать.

Но я не собиралась сдаваться и уходить без дополнительной информации. Мне надо знать, до каких пределов позволено доходить, потому что переходить границы наверняка придется.

— Но ты же сказала, что мы напишем статью, чтобы помочь Гвен.

— Нет, не говорила. Я сказала, что мы напишем статью о Гвен. Так что, если он заблуждается насчет содержания и направленности будущей статьи лишь на основании своей убежденности в невиновности Гвен, то это его вина, верно?

— Значит ли это, что я до некоторой степени вправе рассматривать предположение о ее виновности и вести расследование в соответствии с этим предположением?

Холодный взгляд зеленых глаз скользнул в мою сторону и тут же снова обратился на экран.

— Чисто теоретически да, но я очень сомневаюсь, что до этого дойдет. Давай-ка, не загадывая, посмотрим, как далеко тебе удастся продвинуться.

Бурливший внутри адреналин вздыбился штормовой волной и ударил мне в голову: я настолько увлеклась размышлениями о предстоящей работе, что совершенно забыла, как невысоко она ценит мои способности.

— Считаешь, я ничего не накопаю?

— Я требую от тебя, Молли, взять интервью и более ни на что не рассчитываю.

Это утверждение касалось скорее меня, чем Гвен Линкольн, но я постаралась не поддаться на провокацию:

— Если мне придется коснуться убийства, то нужно как следует подготовиться. Я хочу брать интервью, вооружившись фактами, а не предвзятым мнением о чьей-то виновности или невиновности.

— Флаг тебе в руки. Честное слово, это твое невинное хобби — штучка занятная, но, мягко говоря, странная. Давай будем реалистами. Ты никак не связана ни с Гартом Хендерсоном, ни с его трупом. Это громкое преступление завело в тупик полицию — тебе оно не по зубам.

Вот они, ее истинные мысли. Она думает, что я не способна разгадать тайну, потому что, в отличие от двух первых убийств, с этим случаем меня ничто не связывает. В свойственной ей мерзкой манере она говорит, что мне с этим не справиться. Одного этого достаточно, чтобы я ринулась в бой.

— И все-таки именно так я и поступлю.

Некоторое время она смотрела так, будто изучала меня, потом ее лицо расползлось в кривой неприятной улыбке, как у Гринча — похитителя Рождества, который со своей горы взирает на Ктоград.

— А я в этом и не сомневалась.

Она считает, что видит меня насквозь, и уверена, что желание заняться серьезным делом отодвинет на второй план все другие соображения. Возможно, тут она и права, но я не собиралась в самом начале пути делать ей приятное, признав свое поражение.

— Мне необходимо знать, могу ли я рассчитывать на твою поддержку, если займусь этим делом как следует, — продолжала я гнуть свою линию.

— Рассчитывай.

— И держи, пожалуйста, при себе свои прогнозы о том, что у меня ничего не получится.

— Твои выводы оскорбляют меня в лучших чувствах.

— Твои тоже душу не греют.

— Просто я стараюсь говорить начистоту. Если ты все представляешь в мрачном свете, это твои трудности.

«Нет, в этом твое вдохновение», — подумала я, но для разнообразия решила не произносить этого вслух.

— Вот и отлично. Я пошла работать. — И, вскочив с так называемого дивана, я направилась к двери.

Эйлин оторвалась от монитора и сложила руки на груди.

— Только не забывай, что ты по-прежнему ведешь свою колонку, а еще за тобой статья о том, что значит встречаться с женатыми мужчинами.

— Не забуду.

— На все про все даю тебе две недели.

— Ясно.

— Только будь осторожна.

Интересное замечание. Меньше всего можно заподозрить Эйлин в том, что она печется о моей безопасности.

— Спасибо, Эйлин, за беспокойство, — сказала я, стараясь выразить благодарность, а не удивление.

— Видит бог, мне совсем не хочется, чтобы из-за твоих изысканий сюда ворвался какой-нибудь отморозок и устроил пальбу. Могут пострадать люди, могу пострадать я. Расследование — штука опасная.

Понятно, обо мне она думает только в той степени, в какой это связано с ее собственным благополучием. Зато оправдалось мое предположение, что в аду никогда не бывает прохладно. Учту.

— Что-то ты разулыбалась. Мне это не нравится. Иди работай, — сказала Эйлин и небрежно махнула рукой в мою сторону.

Я вернулась за свой стол, но не могла усидеть на месте. Я так долго этого ждала и уж теперь постараюсь изо всех сил, чтобы на этот раз статья помогла мне достичь цели. В конце концов, бог троицу любит.

Я начала составлять списки и делать пометки. Из чисто профессионального интереса я и раньше следила, что пишут газеты о расследовании, но сейчас необходимо собрать и свести все сведения воедино. Нужно покопаться в прошлом Гвен Линкольн, чтобы как следует подготовиться к интервью. Возможно, Гвен ждет корреспондентку белую и пушистую, но я-то собираюсь землю рыть.

А еще предстоит выяснить, какими сведениями со мной готова поделиться полиция. На многое рассчитывать не приходится, потому что расследование не завершено. Я попыталась вспомнить фамилию следователя, которому, по словам Кайла, поручено дело.

Кайл. Нужно рассказать ему. У Трисии и Кэссиди мой рассказ, без сомнения, вызовет бурю эмоций, особенно в свете нашего разговора во время обеденного перерыва. Но я не уверена, что Кайл встретит мою новость с таким же энтузиазмом. Он очень переживает за мою безопасность, и мне это безумно приятно, но помощи от него ждать не стоит. Впрочем, он все равно за меня порадуется.

Я позвонила Кэссиди и Трисии, их обеих моя новость привела в полный восторг. Трисия взяла с меня слово вечером отметить мою удачу, выпив где-нибудь по коктейлю. Я передала ее слова Кэссиди, которая пообещала поскорее избавиться от своего спутника, так что мы можем на нее рассчитывать.

Потом я не спеша дошла до конторы Кайла и позвонила ему с улицы. Я вообще уважаю чужую работу и уж совсем не хочу, чтобы его коллеги считали меня легкомысленной девицей, которая вечно некстати появляется на пороге и всем мешает. Особенно сейчас, когда придется общаться с кем-то из них на совершенно другом уровне.

— Ты где? — обрадовался Кайл.

— Перед главным входом. Не хочу тебе мешать, но я оказалась поблизости, вот и решила позвонить.

— Что-то случилось?

— Да, у меня потрясающая новость.

— Я сейчас спущусь, тогда и расскажешь.

Какое же это счастье — наблюдать, как к тебе шагает человек, которого ты обожаешь. Он приближается, а ты предчувствуешь его радость, его запах, вкус его губ. Пока он слишком далеко, чтобы с ним заговорить, любуешься его пружинистой походкой, рыжими искрами, которые солнце зажигает у него в волосах, сиянием его голубых глаз, тем, как он склоняет голову набок, потому что продолжает думать о своем; наконец подходит близко-близко и выдыхает:

— Привет.

Он быстро и нежно коснулся меня губами. На людях, особенно перед своей конторой, он проявляет сдержанность. Я заметила, как, выпрямляясь, он скользнул взглядом вокруг, чтобы убедиться, что за нами никто не наблюдает.

— Давай вечером куда-нибудь сходим, — предложила я.

— Если хочешь чего-то существенного, закажи столик, только на попозже. Я сегодня не скоро освобожусь.

— Какая жалость. У нас есть повод кое-что отметить.

— Что за повод?

— Мне надо поговорить с одним из твоих сослуживцев.

— Давай по порядку. Начни с повода кое-что отметить.

— В этом все дело. Эйлин наконец дала мне настоящее задание. Я пишу статью о Гвен Линкольн.

— Что за статья?

— Журналистское расследование.

— И что ты называешь расследованием?

— Это будет очерк о ее новом предприятии, но я намерена написать и об убийстве Гарта Хендерсона.

— С какой стати?

— Она ведь все еще под подозрением, верно?

Он начал задумчиво пощипывать себя за нижнюю губу.

— Извини, я не слежу за ходом этого расследования.

— Вот я и выясню.

— Что еще ты хочешь выяснить?

— Все, что сумею раскопать.

Кайл улыбнулся доброй и одновременно немного печальной улыбкой. Я решила, что он, вероятно, подумал, как много времени отнимает его нынешнее дело, а теперь из-за моей статьи у нас совсем не останется времени друг для друга.

— Почему ты полагаешь, что Гвен Линкольн будет с тобой разговаривать?

— Об этом с нами договаривался ее деловой партнер.

— Тогда понятно.

— А Эйлин поручила интервью мне. Знаешь, какой это для нее огромный шаг вперед в плане признания моих возможностей!

— Что ж, отлично.

Он отпустил губу, но я напрасно ожидала от него улыбки и поздравлений. Вместо этого мужчина моей жизни произнес три слова, от которых у меня сначала екнуло сердце, потом закружилась голова. Три слова, которые могли навсегда испортить наши отношения. Три коротеньких слова:

— Не делай этого.