Ромашковый лес

Земная бабочка

– Мама! Мама! Меня гадюка ужалила-а-а!

– Боже мой! Ну сколько раз тебе говорить! Не подходи ты к этим омерзительным животным!

– Я же не зна-а-ал!

– Всё, бегом в больницу!

И испуганная мать с разрывающим глотку ребенком выбежали из леса в поисках ближайшей поликлиники.

– Да никого я не жалила, – сказала маленькая темно-синяя змейка, мирно отдыхавшая под большим белым грибом, свернувшись спиралькой, – я только посмотрела на него, а он закричал.

Гадюке очень нелегко жилось в лесу, и только потому, что она змея. А ей так хотелось с кем-нибудь подружиться! Раньше, когда кто-то оказывался около ее гриба, где она обычно отсиживалась ночью и во время дождя, она подползала к нему поближе и начинала разговор. Но все бежали от нее, как от лесного пожара. Когда Гадюка, приоткрыв зубы в доброй улыбке, подползла к воробью, он клюнул ее в голову и улетел, испугавшись, что змейка захочет съесть его птенцов. И Гадюка решила, что не сможет дружить с птицами. А потом к дому змеи пришел волк, но и он, поджав хвост и визжа как щенок, убежал, как только змейка показалась из-за гриба. Гадюка совсем потеряла надежду: даже если ее боится такое свирепое животное, как волк, вряд ли она найдет кого-то бесстрашней.

Но однажды, отдыхая под крышей своего грибочка и мечтая о чем-то своем, Гадюка заметила невиданное доселе существо: оно было очень большим, и при этом умудрялось держаться всего лишь на двух ногах. Гадюке стало любопытно, и она вылезла из-под шляпки, чтобы рассмотреть это чудо-животное. Их оказалось двое, но один, только услышал шуршание в траве и заметил, что кто-то из нее появляется, тут же, оставляя за собой следы скорости, умчался вон из леса. Присмотревшись ко второму, Гадюка поняла, что это человек, о котором она так много слышала от мамы. Она подползла, чтобы с ним подружиться, пошевелила языком в знак своей радости, но он схватил ее за гибкое тело и хотел зажать между пальцев, чтобы змея куском отрезанного каната упала к его ногам. Но Гадюка извернулась и ужалила человека в палец, отчего тот пискнул, отпустил несчастное животное и, потряхивая рукой, скрылся за оградой деревьев. А расстроенная Гадюка медленно вползла в свой домик, обвилась вокруг ножки гриба и подумала, что, наверное, она очень злая и никогда не сможет быть счастливой. Она причмокнула верхней губой и уснула, уткнувшись носом в хвост.

Прошло время, и Гадюка стала очень редко покидать свой домик. Она боялась причинить зло, поэтому гуляла либо когда все еще спят, либо когда готовятся ко сну…

Змейка проснулась оттого, что почувствовала, как ее тело прожигают золотые лучи солнца, проникшие сквозь ее «белый зонтик». Гадюка огляделась – кругом никого не было – и решила, раз такая чудная погода, погулять по лесу. Вдруг она увидела красивейший цветок необыкновенной формы. Он был очень плоским, цветным, не круглым и, почему-то с усиками…Гадюка приблизилась к нему, чтобы понюхать, как вдруг он пошевелился и через мгновение уже летал в небе, рисуя собой радужные узоры. «Бабочка» – любуясь небесным полетом, прошептала змея. Оказывается, все поле было украшено ими, и от шороха, создаваемого змейкой, они мигом подлетели к солнцу. «Какая красота!» – подумала Гадюка, глядя своими полными восторга глазами, с отражающимися в них бабочками, в цветное небо. Она вспомнила детство, когда, любуясь полетом этих необычайных насекомых, она мечтала стать, как они. Все говорили ей, что бабочки живут всего один день, но она отвечала им: «Главное, чтобы этот день остался в памяти Вселенной», и продолжала любить бабочек. И вот она, вся такая мечтательная, глядя на этих красавиц, подпрыгнула высоко-высоко на камне, стараясь допрыгнуть до них, но когда опомнилась, увидела, как далеко от земли она находится, и испугалась, ведь сейчас ей так больно будет падать. Она закрыла глаза, но вдруг почувствовала, что с обеих сторон от ее тела, как парашют, раскрылось два кармана, и она плавно приземлилась на живот. «Смотрите какая кобра красивая!» – крикнула с дерева сорока, указав на лежащую на траве змею. «Кобра?» – удивилась Гадюка, встала и увидела на себе капюшон, украшенный с двух сторон перламутровыми кругами. «Крылья! – закричала она. – У меня есть крылья!» И змейка начала прыгать с камня на камень, сильно отталкиваясь хвостом и быстро взмахивая капюшоном, отчего полет получался долгим и высоким. Она прыгала вместе с бабочками, точнее, вся окруженная ими и теперь мечтала, что когда-нибудь они вместе долетят до солнца.

Так, казалось бы, обычная Гадюка стала самой настоящей земной бабочкой. И пусть она не такая как они, зато тоже умеет летать!

В сердце ореха

Она сидела на тоненькой ветке молоденькой сосны, обняв свой пушистый рыже-коричневый хвостик задними лапками. В передних она держала лесной орех небывалых размеров и смотрела на него, как малыш на огромную статую: так же заворожено и с уважением. Налюбовавшись, она спрятала его у себя в дупле, и каждый день приходила им восторгаться. Ее огромной мечтой было когда-нибудь расколоть этого гиганта пополам и насладиться его ореховым сердечком. Но она не знала, с какой стороны к нему подойти, где его надкусить, чтобы трещина пошла ровно посередине. С самого детства мать-Белка учила ее раскалывать орешки, и белочка с легкостью справлялась с этим, но ведь они были маленькими, а этот достигал в высоту кончиков ее кисточек на ушах.

Как-то раз мама Белочки заметила, каким бездонным взглядом ее дочь смотрит на «лесную громилу», и как она прямо всей душой проникает сквозь его толстую скорлупу. Она подошла к дочери и спросила: « О чем мечтаешь, милая?» И Белочка, не отрывая глаз от своей находки, ответила: «Мечтаю расколоть его и съесть!» «Смешная ты, – улыбнулась мама, – не думай больше об этом. Он слишком для тебя большой», – и выпрыгнула из дупла, чтобы поиграть с другими бельчатами.

«Ах так!» – рассердилась Белочка, – вот увидишь, я еще сделаю кровать из половины этого ореха!» Она была возмущена тем, что мама, которая всегда и во всем ее поддерживала, вдруг перестала в нее верить.

Со следующего же утра маленькая рыжая жительница леса с пушистым хвостом не просто любовалась орехом, а стала пытаться со всех сторон его прогрызть, думала о том, как сделать трещинку ровной и как разломать орех на две одинаковые части. А мама наблюдала за всем этим процессом и говорила: «Да не надо. Брось ты это дело». На что Белочка очень обижалась и с еще большим усердием старалась осуществить свою мечту.

Все ее родные белки и лесные друзья интересовались, как идут дела, очень за нее переживали, и каждый помогал верующим стуком своего сердца.

Однажды утром мама-белка попала под дождь, да еще и куница не дала поохотиться, поэтому она пришла домой ни с чем, но как только она запрыгнула к себе, то увидела две новые кроватки одинаковых размеров и огромное бежевое круглое сердце на столе. Подойдя ближе, она увидела, что эти кроватки – скорлупки лесного ореха, а «круглое сердце» – его ядро. В одной из кроваток уже спала Белочка, уставшая от исполнения мечты собственными руками. Мама погладила ее по головке и малышка сразу же проснулась. «Мама, – прошептала она, а взглянув в окно увидела тех, кто всегда в нее верил – мама, только сейчас я поняла, что ты, как и все они переживала за меня и была уверена в том, что все получится, и ты специально говорила, что ничего не выйдет, чтобы во мне появилось желание доказать всем, что я смогу. Ведь чем больше орех, тем сильнее и скорее хочется его расколоть и найти счастье в самом его сердце. Так?!» « Какая ты у меня уже взрослая» – ответила мама и прижала к груди свою белочку.

Через несколько дней Белочка нашла в лесу плод с неизвестного дерева, совсем не похожий на орех, но очень большой и твердый. Она приволокла его домой и решила непременно раскусить, каких усилий ей бы это не стоило, но это уже другая история…хотя…

Новогодний клоун

Он шел, уткнув глаза в холодную землю. Мелкие снежинки щипали за его и без того красный нос и щеки, ветер как будто дул изнутри, гуляя между его костями.

Скоро Новый год, а он, вместо того, чтобы со своей женой и двухлетней дочкой наряжать елку, идет куда-то сквозь метель, по колено утопая в снегу. Куда он направляется? Зачем? Изгибаясь под весом своего мешка и скользя валенками по замороженной земле, он уверенно продолжает свой путь.

Кто он? Если увидеть его издалека, можно подумать, что это Дед Мороз: снежная борода, костюм цвета алой зари, густые брови и слегка обмороженный нос. И лишь подойдя ближе можно понять, что это – всего лишь человек в костюме Деда Мороза. И зачем ему это надо? Кто такие эти люди в костюмах главного гостя в Новый год? – спросите вы. Многие ответят: да, актеришки, обычные клоуны…Хм…клоуны, а вы знаете, что клоун – это верх мастерства, клоун – это человек, умеющий говорить о глобальных вещах устами ребенка, человек, способный приносить радость и тепло несмотря на то, что происходит в его душе. Так же и он, в костюме Деда Мороза, идет в какую-то семью, чтобы подарить им чудо. Он шагает сквозь пепельный снег и рисующий узоры в воздухе ветер. Он такой же как мы, только счастливее. Нам никогда не понять, почему он, вместо того, чтобы отметить Новый год дома, надевает на себя дурацкий алый костюм, берет в руки свой мешок, с вышитыми на нем звездочками, и куда-то торопится, исчезая за снежной занавеской.

«Чудак», – скажите вы, и только он знает, что делает мир лучше, пусть немного, пусть совсем чуть-чуть, почти ничтожно мало, но лучше.

И вот он идет, неся на себе тяжеленный мешок и скользя по земле в дом, где, он знает точно, подарит людям веру и сказку.

Рогатая история

Он мчался сквозь непокорный ветер и колкие ветви деревьев, задевая рогами облака и разрезая их как куски ваты на множество крупных снежинок. Не замечая хрустящие ветки под ногами и мелкие кочки, он бежал домой, ведь кукушка принесла ему важнейшую в его жизни новость: у него родился сын. Занырнув в свою пещеру, он увидел маленького рыженького олененка, только что выкарабкавшегося из спокойной маминой утробы в мир, полный опасностей и неожиданностей. Этим олененком был никто иной, как я. Я изо всех сил пытался подняться на свои, еще тоненькие и слабенькие как соломки, ножки, но несколько раз плюхнувшись на живот, решил оставить это дело и просто полежать рядом с мамой, погреться о ее шерсть и подарить ей свое прикосновение. Радости папы-оленя не было предела! Он носился по лесу, громко стуча копытами и издавая звуки, похожие на смех. Он был счастлив, ведь теперь он сможет передать все то, чему он научился за свою жизнь, мне.

Прошло время, я уже прочно стоял на ногах, но все еще боялся отходить далеко от своей мамы. Однажды папа пришел домой с очень серьезным видом, что насторожило меня. Он гордо, уверенно и как-то исподлобья посмотрел на мать, на что она отвернулась и еле слышно спросила: «Что, уже пора?» Олень ничего не ответил, только подошел ко мне и начал говорить: «Сынок, ты уже взрослый, пора бы тебе выбираться из пещеры и познавать мир, который гораздо сложней и загадочней, чем ты представляешь себе сейчас». Папа подошел сзади и слегка подтолкнул меня своим, как сейчас помню, мокрым носом, к выходу. «И все же не бойся», – добавил он, и мы вышли из пещеры. Я увидел настоящее чудо: солнце играло на утренней росе своим золотым блеском, который слепил мои, еще не привыкшие к дневному свету, глаза, ветер разбегался на поле, а потом путался в ветвях деревьев, постоянно их раздвигая, чтобы пробраться, облака, подпираемые друг другом, летели в какие-то дали. Это было волшебно, особенно по сравнению с тем, что я видел в пещере. Тут отец продолжил: «Вот он, этот мир, дверь в который ты сегодня лишь приоткрыл. Ты видишь его не более чем сквозь ее тоненькую щелочку, замечая только то, что ты хочешь заметить, но, сын мой, в лесу слишком много опасностей, и я хочу, чтобы ты уже сейчас об этом знал. Ты вырастешь, будешь гулять с друзьями или вообще один, но помни очень важную вещь: не убивай свою жизнь глупым риском, таким как любопытство или баловство, потому что родные и близкие тебе этого не простят. Умоляю тебя, будь осторожен!» Закончив свою речь, папа вернулся в пещеру, оставив меня наедине с новым для моего сознания миром.

Прошло еще несколько недель. В лесу у меня появились друзья, но самым лучшим стал Лосенок. Мы вместе бегали по кочкам, игрались с ручейком и ели кору деревьев. Как-то раз, когда мы с ним играли в догонялки, мы наткнулись на тоненькую дорогу, ведущую в самую чащу леса. «Эй, смотри, там наверное жутко интересно, – сказал мой друг, – пошли туда, а?» «Ты как хочешь, а я не пойду. Мне хоть и интересно, что же за «вселенная» такая – чаща, но мне нельзя рисковать. Иди один» – ответил я. «И ты что, одного меня туда отпустишь? Там же страшно!» – недоумевал Лосенок. «Тебе хочется, ты и иди, а я домой пошел» – сказал я и, гордо подняв хвостик, побежал в пещеру. (Только сейчас я понимаю, как жестоко я тогда подставил своего лучшего друга!) Когда я прибежал домой, отец сразу почувствовал неладное, ведь мама еще не вернулась, а я уже не гуляю. «Что случилось?» – спросил он, – Где Лосенок?» Тут я ему все рассказал, и как мы бегали по лесу, и как я оставил его одного изучать страшнейшую чащу. Как только я договорил, папа подпрыгнул на месте и судорожно заговорил: «Кто ж тебя так научил?» «Но ты же сам…» – отвечал я, уже собираясь захныкать. «Я? Я учил тебя быть осторожным, просто подобно тучам плыть по своему пути, но так! Нет…Ты же предал его! Ты оставил его совсем одного! Ты оставил его погибать!» – почти кричал отец. Слезы подступали к моим глазам. «Но ты говорил не рисковать» – пытался я оправдать себя. «Да, говорил, но и рисковать жизнью другого ты тоже не в праве! Ты пытался его остановить? Нет! А даже если бы и пытался, но он бы тебя не послушал, ты был бы обязан пойти с ним! Запомни, риск другом подлее самоубийства!» – не успел договорить папа, как я уже летел, подбиваемый ветками, к месту, где мы расстались с лосенком. Вот она, эта чаща, я не задумываясь вбежал на дорожку и уже через пару десятков метров заметил силуэт лосенка, но…он был не один…Подбежав ближе я заметил, что мой друг был прижат к дереву и окружен тремя волками, явно собиравшимися им пообедать. Я разбежался и со всей силы ударил по одному из них своими, только начинающими расти, рожками. Он отлетел к другому дереву, но оставалось еще два волка, с которыми два малыша никак не могли справиться. Я прижался к Лосенку, и мы оба ждали, что же будет дальше. А хищники подходили все ближе, и я даже почувствовал, как холодная слюна одного из них капнула мне на копыто. Мы зажмурили глаза и уже не рассчитывали на спасение, как вдруг…Ветер будто задул сильнее, и мы услышали, как кто-то отчаянно дерется с волками, бросая их в ближайшие деревья. Несколько минут спустя хищники, пища, как мышки и, видимо, поджав хвосты, убежали прочь. Я приоткрыл глаза. Передо мной стоял во всей своей красе мой отец, только что так смело воевавший с врагами. «Папа!» – закричал я и кинулся в его объятия. «Папа, но как ты здесь?» – спросил я. «Ты мой сын, и я обязан помогать тебе исправлять твои ошибки» – благородно произнес он, и мы все втроем пошли домой.

Я уже совсем взрослый и сам могу постоять за себя и своих друзей, мне не страшно ничего! Я стал таким же, как мой отец. Недавно у меня родилась дочурка, и я очень этим горжусь! Тогда я тоже, как и мой папа, радовался ее рождению: и я бегал, разрезая облака и отталкивая ветер. Она тоже вырастет и станет мудрой и красивой, а пока она еще ребенок, я буду помогать ей во всем. Я буду предостерегать ее от ошибок, но если их все же не удастся избежать, она всегда может быть уверена в том, что я ее не оставлю.

Просто поверить

Он рвал клювом воздушное пространство и прорывался в глубь пенных облаков. Он летел, гордо взмахивая крыльями и дрыгая хвостиком. Он не знал, куда он направляется, зачем, и что за бумажный сверток в его клюве, он просто был уверен, что это его работа, и раз хозяин сказал: «Лети, голубчик!», значит надо лететь.

Обычный почтовый голубок с перламутровой шейкой, пушистым хвостом, розовенькими лапками в пупырышках – он никогда не доставлял письма тем, кому они были предназначены. Он либо путал адрес, либо со свитком возвращался домой, либо вовсе где-то терял послание. Вот и сейчас, когда он пролетал мимо грозовой тучи, пару капелек упали на его чудные перышки, отчего голубь заворчал и выронил сверток из клюва, а поймать, как вы сами понимаете, не успел. Вот и пришлось ему вернуться к хозяину ни с чем. Когда он переступал порог своего дома, его медленная походка, опущенная голова и смиренный взгляд исподлобья сами за себя предупреждали хозяина о случившемся. Увидев свою птицу в таком состоянии, хозяин сразу все понял и, отвернувшись, произнес: «Я так и знал, недотепа. Таким как ты нельзя доверять!» И что-то похожее на маленькую слезинку выплыло при этих словах из глаз голубя и намочило клюв. Он, все такой же бесполезный и беспомощный, направился на свою жердочку у окна, где еще долго считал звезды и думал о том, что, наверное, он совсем никому не нужен…

Наступило утро. Голубь вдруг почувствовал какие-то непонятные толчки под левым крылом и тут же проснулся. «Гуррр, гурр», – завопил голубь, как только увидел что к его боку приставлено ружье. Он заверещал и начал биться в стекло, пытаясь избавиться от позорной смерти, а хозяин, махнув рукой, говорил: «Стреляй уже в это ничтожество». Голубь видимо понял, что птичья жизнь его подошла к концу. При этой мысли ему стало дурно, и он потерял сознание (голуби тоже бывают эмоциональными)…

Очнувшись, он представил себя в раю, но вместо пышных облаков, гор зерна и ангелочков с арфами он увидел перед собой небольшую комнатку, завешанную плакатами Виктора Цоя, и мальчика, нависшего над птичьим тельцем, который приговаривал: «Все хорошо, мой милый, они больше тебя не тронут». Голубь снова хотел потерять сознание, но вовремя одумался и решил узнать незнакомца поближе. Он вглядывался в глаза мальчика и хотел сделать шажок навстречу, но боялся…боялся, что тот его обидит. А мальчишка терпеливо ждал и улыбался нерешительности своего питомца.

Прошла неделя с тех пор, как голубь осмелился подойти к мальчугану и клюнуть его в носик. Тогда в восторге были оба: и мальчик, который понял, что он нравится голубку, и голубь, который убедился в том, что новый хозяин не причинит ему боль.

Целый месяц жили новые друзья как самые счастливые существа в мире: они вместе гуляли, запускали воздушного змея, играли в футбол и даже вместе садились за стол. Но однажды мальчик решил сходить в лес, чтобы нарвать дикой малины, которую так любит его бабушка. Ну и, конечно же, он взял с собой своего пернатого товарища. Друзья зашли в лес и начали собирать ягоды: одну – в корзину, одну – съесть, одну – в корзину, одну – съесть…и так это у них весело получалось, что они и не заметили как, заигравшись, зашли в самую чащу леса, а когда поняли – было уже поздно. «Ау!», – кричал мальчик. «Гррур!» – пытался повторить голубь, но никто их не слышал. Мальчишка заплакал. Что теперь делать? Как из леса выбираться? Никто им не поможет…К нему подошел голубь и прижался к груди, стараясь успокоить своего друга. Тут мальчик неожиданно крикнул: «Урра!» Голубь испугался и нервно встряхнул крыльями. «Мне говорили, – начал мальчик, – что ты раньше носил письма. Так?» «Грууррр – ответил ему довольно голубь, но через секунду он уткнулся клювом в землю и проворковал – гррр грру рррру» – что значило, видимо: «но ничего у меня не получалось, и теперь не получится». А мальчик тем временем уже нашел в своем рюкзаке блокнот и карандаш и написал послание. Он дал голубю клочок бумаги с жизненно важным текстом и сказал: «Я верю тебе. И не потому, что у меня нет выхода, а просто, потому что верю. Лети!». С этими словами он отпустил птицу, и она через мгновение взмыла над лесом.

И голубь летел, зная, что в его клюве жизнь его лучшего друга. Он стремглав мчался сквозь стену дождя, ни разу не открыл клюв, когда молнии опаляли его перья, и уверенно приближался к цели, даже не сбившись с пути. Ведь он знал, что ему верят…

Через несколько часов промокший голубь и его друг, укутанный в полотенце, сидели у камина, грызли семечки и пили малиновый морс. «Спасибо тебе! Ты спас меня! Ты самый лучший в мире почтальон!» – поблагодарил голубя мальчик, погладив его по серо-синенькой головке. А голубь, весело развернув шею сначала в одну, потом в другую сторону, и, приподняв клюв, ответил: «Груррур грур гр», что означает «просто ты мне поверил».

Ход коньком

Море всколыхнулось, по воде побежали миллионы жемчужных пузырьков, холодное морское течение стало теплым и…на земле появилось еще две сотни новых жителей – маленьких медузок, только что покинувших мамину утробу. Среди родившихся малышек была одна, которая отличалась от всех своей безграничной любовью к жизни, добротой и общительностью. Как известно, медузам не дают имен, поскольку придумать, а тем более запомнить сразу двести имен, согласитесь, непросто. Но эту малютку знали все, и стали называть ее Милашкой за ее светлый взгляд и сияющую улыбку.

С самого раннего детства у Милашки было очень много друзей. Она вместе с ними рассекала морские просторы, бросалась на гребни волн и просто веселилась, и никто и никогда не видел, чтобы голубые глаза медузы были подсолены слезами. У Милашки и ее друзей была любимая игра: салочки. Ведь это так здорово, когда можно плыть куда угодно, удирая от ведущего, развивать скорость, с которой можно обогнать морское течение, встречать на пути много фантастических вещей, а потом так же весело, но уже водя и догоняя своих друзей, возвращаться домой.

В этот день Милашка как всегда вышла из своего домика, но сегодня она была по-особенному счастлива, ведь ей исполнился уже целый год! Она радостно подлетела к своим друзьям, они бросились ее обнимать, но…обожглись. Все сначала сделали вид, что не заметили, но когда снова подошли к медузе и дотронулись до нее – вновь ошпарились. А Милашка ничего не могла понять: сегодня целое утро она обнималась с мамой и папой, но не обожгла их, а друзей обидела. Все хотели было еще раз попробовать дотронуться до нее, но медузка сама развернулась и уплыла туда, где обычно морские жители любили побыть одни. Там было всего два камешка, напоминающих листья водорослей и клочок мха и в этом месте было очень тихо…даже как-то жутковато.

Когда Милашка вернулась домой, ее ждал вкусный стол и оставленные друзьями подарки, но что это все значит без них?

А медуза все так же любила веселье и смех, поэтому ей так тяжело было смотреть на то, как все играют в ее любимую игру, а она стоит себе в сторонке и лишь вспоминает, как здорово и она когда-то играла с друзьями. Милашка стала меньше улыбаться и шалить, а на вопрос родителей «что случилось?» она отвечала лишь «простите».

Однажды маленький конек, которого в морском царстве прозвали Чудик, за его любовь к различным выдумкам, заметил, как медуза смотрит на игру остальных, а сама, почему-то не играет.

– Привет, – сказал он ей, приплясывая и покручивая хвостиком.

– Привет, – вздохнув ответила медуза.

– Я – Чудик. А тебя как зовут?

– А я Милашка.

– Милашка, а почему ты не играешь вместе со всеми?

– Потому что я жалюсь! – чуть ли не рыдая ответила медуза.

– Да ну! – засмеялся Чудик, дотронувшись до щупальца Милашки, и тут же обжегся. – Ну да…, – пробормотал он.

– Вот видишь, теперь и ты не будешь со мной дружить! – отвернувшись сказала медузка.

– Ну почему же не буду? Вот ты во что любишь играть? – попытался успокоить ее конек.

– В салочки… – пришмыгивая ответила Милашка.

– Неет… в салочки не пойдет…А еще во что?

– А я больше не знаю…

– Как не знаешь? А в «Море волнуется раз…» играла?

– Нет…

– Да это же самая лучшая игра в мире и главное, она без прикосновений и ты сможешь со всеми в нее играть! Вот такой вот ход коньком! – радостно воскликнул Чудик, и они начали играть, и так это у них весело и задорно получалось, что скоро к ним присоединилась вся морская ребятня, и Милашка вновь почувствовала себя нужной и счастливой, и снова стала одарять всех своей солнечной улыбкой.

Когда настал вечер, и детишек стали разбирать по домам, Милашка подплыла к морскому коньку и сказала: «Спасибо тебе, друг!» Она хотела было положить щупальцу на него, но Чудик вовремя увернулся: «Только давай без горячих дружеский объятий!» – произнес конек и они, смеясь и радуясь, исчезли в песочной пыли морских волн.

Круговорот жизни

В одном самом обычном лесу, под самый обычным кленом, в самой обычной норке жил самый обычный лис. Жизнь его была очень проста: он просыпался, делал зарядку, оббегая несколько раз вокруг леса, пока не поймает себе зайца на завтрак, потом он ел, потом шел за куропаткой, обедал, потом играл со своим хвостом в «догонялки», доедал остатки сегодняшних трапез и засыпал. А наутро все сначала: проснулся, поймал, поел, нашел, поел, поиграл, поел, уснул и опять проснулся…в общем-то такой круговорот Лис совершал ежедневно. Нравилось ли ему это? Не думаю, только знаю точно, что Лис всегда мечтал о настоящих друзьях, но боялся…боялся расставаний.

Как-то в детстве он встретил замечательного мальчишку, с которым очень подружился, но в один самый грустный день в его жизни мальчик исчез, и Лису стало так грустно, больно и одиноко, что он твердо решил больше никогда ни к кому не привыкать и ни с кем не встречаться, чтобы избежать расставания.

Однажды в норку к Лису провалился бобер. Он нес толстое, тяжелое бревно, чтобы построить себе плотину, и так получилось, что он, отяжеленный таким грузом, прошелся прямо над норкой Лиса со слабыми потолками. Лис рассердился и прогнал Бобра прочь, ведь тот оставил его жить под открытым небом. А ночь, как назло, была очень холодной. Лис скомкался в бублик, пытаясь согреться о собственную шкурку, как вдруг заметил, что тот самый бобер, которого он сегодня прогнал, в самый мороз, чинит ему крышу. Более того, он делает ее прочной и заметной, что даже медведь обойдет ее стороной, а если и не обойдет, то никуда не провалится. Лису стало стыдно, что он прогнал грызуна, который так здорово укрепил его норку, и пригласил замерзшего Бобра к себе в дом.

Он молча открыл дверь, завел строителя, дал ему полотенце и сел рядом. А Бобер начал разговор. Он спросил Лиса, почему никогда не встречал его в лесу, на что Лис сказал, что любит выходить, когда среди деревьев еще никто не бродит. А на вопрос «почему?» Лис ответил, что он очень хочет иметь друга, но боится с кем-нибудь подружиться. Этот ответ очень удивил Бобра и он понял, что Лис не боится дружить, он боится потерять, боится расставаться, и объяснил Лису, что нет ничего прекраснее, чем ощущать радость встреч и нет ничего горше, чем переживать разлуку, но лучше чувствовать боль расставания, чем быть глухим сердцем. Лучше, расставаясь, ждать новой встречи. Бобер объяснил Лису простые и очень незамысловатые истины и Лис решил, что больше никогда не будет бояться разлук. Но уже сейчас он так привык к Бобру, что придумывал всякие предлоги, чтобы тот остался. А Бобер улыбнулся, оголив свои подточенные зубки, и сказал: «Отпусти, на твоем пути будет еще много встреч, ты только не бойся отпускать. Чем больше боли ты испытаешь расставаясь, тем большей радостью восполнишься, встретившись вновь». И он ушел, оставив за собой открытую дверь…

Прошло всего несколько месяцев, а о Лисе узнал весь лес, ведь теперь он не боялся расставаться. Если бы тогда, он не простился с бобром, то не встретил бы своего помощника в охоте – волка, не разлучился бы с волком, не встретил бы белку, с которой можно поговорить обо всем, не попрощался бы с белкой, вновь не встретил бы бобра. Теперь за день он стал совершать не только те действия, к которым привык за многие годы, сейчас у него начался совершенно другой круговорот жизни: круговорот из трогательных расставаний и долгожданных встреч!

Маме посвящается Немного наивная и просветленная весенним солнцем и летним настроением история

– Как я люблю это по-особенному яркое солнышко, эту необыкновенно изумрудную траву, этот неповторимый нежный ветерок! – говорил с маленьким воробышком желтенький, пушистый одуванчик, только что проснувшийся от зимней спячки.

– А маму ты любишь? – спросил птенчик.

– Конечно, люблю! Она у меня такая…такая…

– Какая такая?

–Такая…не знаю…я никогда ее не видел, – смутившись, ответил одуванчик, – может быть, у меня нет мамы?

– Чррик, рассмешил! Как это нет мамы? Как же ты тогда на свет-то появился? – причирикивая прощебетал воробей.

– Не знаю,…может просто я был еще совсем пушинкой, когда мне пришлось улететь от нее. Она наверное очень красивая…Как солнце!…да, как это солнышко! Воробышек, а где моя мама?

– Чрр, вот чудак! А я почем знаю? Я же птица, а ты растение. Не знаю я твою маму. Зато я точно уверен в одном: ты должен ее увидеть.

– Но как? Я ведь ее даже не знаю.

– И у цветов есть сердце, просто дай ему согреться, – ответил птенец и, взмахнув крыльями, прорвался за грань горизонта.

Прошло почти две недели, а одуванчик все не переставал думать о маме. Ведь как же так, его голова начала покрываться белыми пушинками, а он так ее и не увидел. А время шло, и с каждым днем одуванчик все больше покрывался сединой. Он бы совсем потерял надежду, если бы не…

Когда его волосы стали настолько слабы, что готовы были сами оторваться от головы, легкий ветерок сдул их своим вздохом, не оставив одуванчику ни одного. Но тут к цветочку прилетела «волосинка», похожая на те, что были у него, и все же не такая. В этот момент какой-то жар пробежал по всему стеблю одуванчика и остался «горячей пулей» пылать около левого листочка.

– Здравствуй, братик, – неожиданно начала разговор пушинка. Одуванчик недоумевал:

– Братик? Я? Ты меня знаешь?»

– Теперь – конечно, мама много о тебе рассказывала. Из миллиона своих детишек, тебя она запомнила лучше всех.

– Меня? Надо же. А какая она, моя мама?

– Она, как вот это солнышко, – не задумываясь, ответила малышка.

– Как солнышко, – повторил одуванчик и взглянул на «золотое колесо», приколотое к небу. В это время он почувствовал, будто бы «горячая пуля» разрастается и уже хочет вырваться из стебля. «И у цветов есть сердце, просто дай ему согреться» – вспомнил цветок слова воробышка.

– Мама, – прошептал одуванчик, подняв голову к небесному фонарику, – так вот ты какая, мама.

С тех пор прошло немало времени, но одуванчик никогда не забывал своей мамы. Он каждый день, просыпаясь, улыбался миру, а после подолгу сидел, всматриваясь в солнце. В эти мгновения нечто похожее на сердце стучало в нем, ведь теперь он знал какая у него мама – самая лучшая!

Та самая

Был жаркий летний день, а может быть и зимний, ведь в Африке сложно, я бы даже сказала, практически невозможно определить время года. Африка – удивительная страна, где каждый день согрет острым жгучим солнцем и туманным, от кипятка земли, воздухом. Один из таких дней принес в мир еще двух новых жителей – зебрят, которые только что попали в это измерение.

Первый зебренок был самым обычным: белый в черную полоску с лошадиной мордой и короткими ослиными ушами. Что касается второго малыша, то никто не помнит, как он оказался в стаде и кто его мама, потому что он был совсем не похож на своего новорожденного друга и всех остальных зебр. Если можно было бы сделать вид, что у него белая шерсть, пусть даже с каким-то желтоватым оттенком, то его кругловатые коричневые «заплатки» на теле никак нельзя было назвать полосками. Нос его был как птичий клюв, и вообще мордой он походил на утку. Его лопоухие ушки висели параллельно земле и лишь слегка приподнимались, когда малыш на что-то отвлекался. Еще от зебр его отличали уже начинающие пробиваться сквозь шкурку на голове рожки, пока походившие на два упавших горба верблюда. Но больше всего всех представителей полосатого семейства удивило то, что у новорожденного была тоненькая и длинная, как канат, шея

Зебры очень долго изучали малютку, а он им мило улыбался своей утиной мордахой и радовался, что взрослые в нем так заинтересованы.

– Давайте назовем его Кружком? – предложила зебра, которая нашла необычного малыша

– Нет, он не должен жить с нами, – сказал главный в стаде, – он не такой как мы. Ты посмотри на него! Только позориться с таким.

Но зебра, которая уже так природнилась к малышу и почувствовала себя его матерью, никак не хотела оставлять улыбчивого малютку. Она посмотрела на вождя такими чистыми и исполненными мольбы глазами, что он, хоть и неохотно, но все же согласился оставить его в стаде.

Прошел год. Теперь это огромное животное никак нельзя было назвать «малышом». Он очень вырос и был раза в три выше всех своих собратьев. А вождь был рад, что оставил этого мальчишку, ведь из-за своих длинных ног и огромной шеи он казался безумно сильным и враги зебр, завидев его издалека, никогда не приближались к стаду.

Когда вождь начал стареть, он подозвал к себе Кружка и начал разговор:

– Кружок, – сказал он, – ты видишь, я уже не молод. Мне нужно выбрать нового вождя, а ты – такой большой и сильный – ты лучше всех сможешь защитить мое стадо. Ты не похож ни на кого, но я всегда любил тебя, как родного сына.

Кружок присел и согнул шею, чтобы слышать отца получше, а при последних словах он приподнял голову, посмотрел вожаку прямо в глаза, и огромная хрустальная слезинка выкатилась из добрых глаз и разбилась о горячую землю, впитавшись в ее жар.

– Но, – продолжал отец, – тебе нужно найти ту, с которой ты смог бы почувствовать себя настоящим вожаком, которая всегда бы была с тобой в любую минуту, как бы хорошо или плохо тебе не было. Знай, никто кроме тебя не займет мое место, это я решил точно! Но я старею, поэтому буду рад, если ты найдешь ту самую как можно скорее.

Кружок был озадачен: он не представлял себе, как он поймет, ту самую он нашел или нет. Он знал, что его рост, мужественность и непохожесть на остальных самцов из стада привлекала зеброчек, но он не понимал какая из них та самая. Конечно, все мы догадываемся, что Кружок был обычным жирафом, которых в Африке миллион, но сейчас ему казалось, что он такой один, и нет никого, кто бы хоть чем-то был схож с ним.

Время летело, вожак становился совсем старым, а Кружок все никак не мог найти ее, ту, о которой говорил его отец. Он бегал со многими зебрами, он срывал им листья с самых высоких деревьев, и они были счастливы, а он не знал, кто из них она – та самая. Ему все казалось, что все они какие-то другие, и он окружен теми, с кем никогда не сможет взглянуть за горизонт.

«Как это сложно найти из миллионов чужих ту единственную, – печально размышлял жираф, – я окружен самками и все они прекрасны, но они другие, совсем другие, а я – один»

Однажды, когда Кружок гулял по пустынной местности в одиночку, думая, кто из девочек лучше – Полосочка? А может Молли? Или Кисть? – он подошел к единственному густому дереву, находившемуся рядом с его домом, чтобы пожевать листочки. Он потянулся шеей к ветке, как вдруг ему почудилось, что она пошевелилась. Кружок подумал, что это птичка запуталась в ветвях, и потянулся носом, чтобы помочь, как вдруг из дерева появилась мордашка, показавшаяся удивительно знакомой Кружку. И ясное дело почему: это была жирафиха с вытянутой утиной мордой, лопоухими ушами и двумя, как пеньки, маленькими рожками. Девочка жевала листики и, похлопывая глазками, смущенно и как-то игриво смотрела на Кружка. Я думаю те, кто хоть когда-нибудь чувствовали нечто подобное, что ощущал сейчас Кружок, не нуждаются в описании, ведь слов так мало и они так ничтожны по сравнению с этим невероятным чувством, переполняющим душу и сердце жирафа. А кто никогда в своей жизни по-настоящему не влюблялся, те когда-нибудь все же поймут, почему мурашки понеслись от ушей Кружка по шее, телу и ногам и остановились где-то возле копыт, а потом побежали назад и навсегда поселились в сердце, заставив его стучать громче и чаще. «Та самая» – тихо произнес Кружок и приблизился к жирафихе.

Через несколько дней Кружок со счастливой улыбкой на морде пришел к старому вожаку и сказал:

– Отец, а ведь я такой не один.

Вожак засмеялся, но, увидев, что Кружок немного смутился этим смехом, тут же прекратил и сказал:

– Я знаю, милый!

– Тогда почему же ты мне ничего раньше не сказал и даже хотел меня сделать вожаком? Зачем ты просил меня найти «ту самую»? – удивился жираф

– Я действительно хочу, чтобы ты был вожаком, и пусть у тебя будет две семьи – это не важно! Я знаю, тебе было так сложно искать ее, ведь тебе казалось, что это невозможно, что ты один такой во всей Африке! А ведь ты далеко не один! Я счастлив, что ты нашел ее среди тысяч чужих самок. Скажи, какая она?

– Самая красивая! – ответил Кружок, обернулся, и он, и его отец увидели, как чудесная, грациозная жирафиха, высоко поднимая ножки и держа в зубах цветок, бежит по пустыне.

– Она прелестна, – сказал отец. – А как ты понял, что она именно та, с которой ты захочешь быть вместе, всегда?

– Знаешь, пап, я просто взглянул на нее и понял: она! Та самая!

До кончиков иголок

Пофыркивая своим черненьким блестящим носиком, он рылся в опавших листьях цвета ржавого железа, в поисках грибов. «Нашел!» – крикнул он и, радостно сорвав «Лисичку» погрузил ее на свою игольчатую спину. Он был очень милым и хорошеньким…по крайней мере таково было первое впечатление о Ежике, но стоило только с ним поговорить, как становилось понятно какой он злой, хотя, нет, скорее не злой, а жадный: от коготков до кончиков иголок. Вот найдет он яблочко, которое потерял проходящий мимо путник, посадит его на иголки, и все: никому не даст ни кусочка! Ни голодному галчонку, ни разъяренному медведю – никому! Возьмет себе яблоко в лапки, да свернется в клубок, и никто не может у него ничего взять.

Когда однажды к его дому пришла мышка, которая хотела спрятаться от заставшего ее в лесу града, еж ответил ей в окошко, что не будет ее кормить, да и места в доме маловато. Сказал, даже не открыв дверь. А волк как-то раз попросил у него иголочку, чтобы легче было рыбку ловить, так Ежик профыркал ему, что он и так уже почти лысый, за что получил от волка пенок. В общем, жил себе Ежик со своими иголками и яблоками в просторном домике и был даже вроде бы счастлив, но чего-то ему все равно не хватало.

Однажды утром Ежик решил прогуляться и найти себе чего-нибудь вкусненького. Блуждал он, блуждал себе по лесу, но ничего не нашел, а приближалось время обеда, и еж был очень голодным. Вдруг смотрит: галка своих детишек ягодками кормит. Обрадовался Ежик, хотел подойти, но вдруг вспомнил, как обидел голодного галчонка и, опустив нос, прошел мимо. На галчата увидели Ежика, окружили его со всех сторон и позвали к себе на трапезу. Еж был очень удивлен, ведь он не дал им ни кусочка, а они накормили его, да еще и с собой дали. Он поблагодарил хозяев и пошел дальше, как вдруг налетели тучи, начался ливень, стали сверкать молнии, догоняя свернувшегося в клубок ежа. А он докатился до какого-то маленького домика и судорожно постучался в дверь. Ему открыла мышь, которую буквально несколько дней назад он не согрел в град. Ему стало стыдно и он уже развернулся, чтобы уйти, но мышка взяла его за лапку и затянула к себе в дом. У нее было так тесно, что, ходя из одного конца комнатки в другой, она царапалась об иголки, но ни разу не показала, что ей больно. Когда погода остудила свою ярость дождем, и на улицу выглянуло солнышко, ежик поблагодарил мышку и пошел дальше. Подполз Ежик к речке, и видит, волк сидит и хвостом рыбок ловит. Еж, фыркая, подошел к нему и хотел начать разговор, но волк отвернулся от него, не дав промолвить ни слова. А Ежик улыбнулся, снял с себя несколько иголочек и сказал: «Держи, это тебе. Если нужны будут еще – приходи, у меня их много», – договорил, и укатился по узенькой дорожке, оставив изумленного волка молча сидеть у реки.

Прошло всего несколько дней, а Ежик стал работать спасателем в лесу. Теперь он помогал животным и птицам искать еду, пускал к себе бездомных жителей леса, пока те не найдут себе приют. Что тут скажешь! Он смог сделать невозможное: измениться от коготков до кончиков иголок. Он научился отдавать все, что у него было, но взамен он получал больше: улыбки и любовь.

Во время пира

Как-то раз умный Енот решил устроить пир. Он сказал сороке, что на Большой поляне в лесу будет ждать всех, кто захочет повеселиться. Но Енот был очень хитрый, поэтому он придумал вот что: каждый зверь, решивший прийти на пир, должен принести с собой что-то съедобное, а крошки со стола пойдут несчастным птенчикам, которые остались без мамы. И сорока так и растрезвонила новость о грядущем празднике по всему лесу и ближайшим поселениям. Вы думаете, Енот переживал за судьбу маленьких «комочков из перьев»? Нет! Он просто знал, что звери и птицы наверняка хотят устроить грандиозный пикник, но не решаются об этом сказать, а то мало ли что о них подумают! А тут есть повод: они якобы ради сироток будут вынуждены принести с собой много всяких разных вкусностей и вместе с дикой собакой набить свои животы до размеров футбольного мяча. Вот такой план разработал Енот!

Вскоре приближалось время большого пира. Енот прибежал на Большую поляну, где должно происходить действо, и начал ждать, пока ужин сам к нему придет, приползет или прилетит. И вот первые гости: ёжик с грибами и яблоками, медведь с медом и ягодами, олень с осокой и мхом, заяц с морковкой и капустой, ворона с червячками и многие другие. Казалось, весь лес собрался «помочь» птенцам, хотя больше, как известно, всем хотелось повеселиться.

Пир в самом разгаре: слышны чавканья жующих животных и смех белок, щелкающих где-то в стороне свои орешки. Стоит невероятный шум, заполняющий лесной воздух. Вдруг к пирующим осторожно, как бы боясь прервать праздник, подходит белый и как пушинка мягкий котенок. «Простите, – еле слышно произнес он, и все в одно мгновение замолкли, и замерли, как на фотографии. «Простите, – повторил Котенок, – где я могу найти Енота?»

«Я здесь!» – крикнул Енот, выползая из раскиданных листьев капусты. А все вновь стали забрасывать себе в рот еду и при этом довольно причмокивать.

«Вот», – сказал Котенок.

«Что это?» – спросил енот, небрежно посмотрев на нечто, протягиваемое котенком.

«Это хлеб тем самым одиноким птенчикам. Вы только обязательно отдайте, и передайте им, что у меня еще много хлеба, пусть они приходят жить ко мне, я буду им рад. А еще передайте, что я готов стать их мамой», – сказал Котенок, живущий в дальней деревне, и ушел, оставив шумную компанию и Енота с куском хлеба в лапах.

«Ну и отлично!» – обрадовался Енот и понюхал буханку. Как она ароматно пахла! Будто ее только что достали из печки. Енот, уже пуская слюну, подносит хлеб ко рту и хочет откусить от него горбушку, но неожиданно для себя вспоминает слова котенка «готов стать их мамой» и его голубые глаза, чистые, как святой источник и добрые-добрые. «Что за глупости!» – не понимал Енот и опять хотел съесть гостинец, принесенный птенчикам, но вспомнил «вы только обязательно отдайте», и снова не смог поглотить так вкусно пахнущий хлеб.

Он взглянул туда, где пировали животные, и ему стало противно. Они жрали все подряд, стараясь схватить лучший кусок, набивали себе рты и ни на секунду не вспомнили про птенчиков, а котенок, который жил далеко от леса, пришел, не для того, чтобы развлечься, а чтобы помочь, и не крохами, а целой буханкой хлеба. И Енот, который всегда думал только о себе, впервые в жизни почувствовал, что должен сделать что-то для других, и, оставив на поле обжирающихся животных, пошел к птенцам.

Когда он пришел, он увидел, что птенчики с надеждой смотрят на него своими большими и прозрачными, как слезинка, глазами. Их было четверо. Енот поделил хлеб на равные части и дал каждому по кусочку. Как птенцы жадно набросились на хлеб! Но даже голодные каждый из них оставил по кусочку, чтобы угостить Енота. Как много он тогда понял! «Двоих отдам Котенку, а двоих оставлю себе», – подумал он и, посадив себе на спинку птенцов, бережно понес их домой.

Квак-2

Он прыгал с одной кувшинки на другую, сильно-сильно отталкиваясь своими «утиными» лапками и дотрагиваясь до утреннего тумана. За ним скакали его друзья: такие же веселые и неугомонные лягушата. Все они смеялись и веселились, потому что в такое чудесное утро, когда солнце просачивалось сквозь бархатный пар, нависший над лесом, а кувшинки были скользкими от утренней росы, просто нельзя было не веселиться. Вдруг первый лягушонок остановился, резко развернулся, и как квакнет, так что все остальные, испугавшись, попадали в болото, а, выползая из него, радостно хохотали.

Когда малыши наконец-то устали, они присели на большой кувшинке, рядом с нежно-розовой лилией и начали разговаривать.

– Послушайте, – начал главный в этой компании лягушонок, который всегда возглавлял все проказы малышей, – вот вы смеетесь над моими шутками, прыгаете за мной, вам нравится, что я такой заводной. Но почему вы называете меня «Квак-2»?

– Ну хочешь, мы будем называть тебя «второй Квак»? – отшутились лягушки. – Давай лучше баловаться! – протараторили они и, следом за их любимчиком побежали играть.

Квак-2 был счастлив, что его так любят, ведь он всегда был таким улыбчивым и довольным. Но как-то раз, когда он вместе со своими друзьями плавал в болоте, он заметил маленького лягушонка, сидящего на кувшинке спиной ко всем, и опустившего ножки в болото. Его взгляд утопал в вязкой воде, а мысли, по-видимому, улетали с птицами на юг. Квак-2 очень удивился, что не видел этого лягушонка раньше и что он с ними не играет.

– Кто это? – спросил он у своих друзей

– Какая тебе разница? Пойдем скорее зайцев дразнить! – ответили лягушки и ускакали в лес. А Квак-2 остался. Он совсем недавно появился в этом болоте и не знал всех его жителей. Когда он пришел, все лягушки сразу стали с ним дружить, и он остался доволен тем, что так легко влился в их шумную жизнь. А тут этот лягушонок: такой чужой и одинокий.

– Привет, – заползая на кувшинку начал Квак-2. Лягушонок был так погружен в свои мысли, что не сразу его заметил, поэтому приветствие пришлось повторить.

– А, привет… – оглядев подошедшего незнакомца, сказал лягушонок и снова вернулся в свой грустный мир.

– Кто ты? – спросил его не оставшийся равнодушным зеленый малыш.

– Я – Квак, – сказал лягушонок.

Эти слова как будто фонарным огнем в глубоководной тьме проникли в голову получившей ответ лягушки. Они столкнулись взглядами с лягушонком, и оба все поняли. Оказывается, когда Квака-2 еще не было в болоте, лучшим среди лягушек был Квак. Он тоже был самым заводным и веселым, и все его за это любили. Но произошло вот что: однажды, когда Квак пришел к своим друзьям, он был печален и задумчив и отказывался от предложения друзей поиграть, попросив выслушать его. Но те, догадавшись, что Квак не намерен шалить, отвернулись и убежали веселиться без него. В этот момент Квак понял, что нужен им только тогда, когда может нести в их жизнь веселье и задор, а когда возникает необходимость в том, чтобы просто услышали его «ква», всем становится не до него. Всем хочется веселиться, а тут ты со своим плохим настроением! Квак с ужасом осознал, что никому не нужен, когда он нуждается хоть в ком-то. С тех самых пор он стал проверять, действительно ли это так и, убедившись, решил не делиться ни с кем своей улыбкой, раз никто не хочет делиться с ним душой.

– Так вот почему я Квак-2, – разочарованно произнес другой лягушонок.

Они долго сидели, зарывая свои мысли на дне болота, а потом Квак-2, шевеля только губами, неожиданно спросил: «А что ты хотел сказать им тогда, когда они не выслушали тебя?»

–Я хотел сказать, – ответил лягушонок, – что по моему сердцу пошла глубокая трещина…

– Ты влюбился? – перебил его Квак-2

– Нет, сердце мое не разбилось, а только дало трещину, а вот теперь – разлетелось на мелкие стекляшки…

– Так это же чудесно! – крикнул Квак и начал обнимать своего нового друга, а лягушонок оставался неподвижным.

– Послушай, – вдруг уверенно заговорил Квак-2, – с этих пор я не Квак-2, а Ква-квак. И вот что, ты настоящий друг, и я в этом нисколько не сомневаюсь. А ты можешь не сомневаться в том, что твой настоящий друг – я. Ты всегда будешь делиться со мной всем, что на самом деле в «тебе» происходит, а я буду рассказывать тебе о том, что творится во «мне». Но пойми, им мы тоже нужны, – и Ква-квак взглянул на радующихся лягушат, – потому что не будет нас, будет Квак-3, которой тоже вскоре, если сейчас ничего не изменить, будет сидеть с нами на кувшинке и уноситься мыслями за облака. Встань, отряхнись, вспомни, что ты рожден, чтобы быть счастливым, и подари свою улыбку остальным, тогда они станут добрее. А когда будет время и тебе не захочется улыбаться, ты можешь всегда оставить веселье и прийти ко мне, чтобы быть таким, каким ты себя в данную минуту ощущаешь. Главное, не фальшивь, будь собой и просто радуйся жизни!

Эти слова так сильно подействовали на Квака, что он тут же встал, взял Ква-квака за лапку, и они вместе потерялись в «стае» лягушек, прыгающих с одной кувшинки на другую, сильно-сильно отталкиваясь своими «утиными» лапками и дотрагиваясь до утреннего тумана…

Глухарь ли?

– Эй ты, глухая тетеря! Слышал новость?

– Что?

– Новость, говорю, слышал?

– Что-что?

– Ай! Да какой там слышал! Ты ж глухарь! Ой, умора! – так каждый день издевалась сорока, пролетая над гнездом старого Глухаря. А он не обижался и никогда не жалел, что родился глухим. Он любил все что имел и был счастлив оттого, что у него есть друг – маленький усатый Таракашка. Им нравилось вечерами считать звезды: Глухарь брал в клюв своего товарища, они вместе поднимались на самую высокую в лесу сосну, садились на самую высокую ветку и считали. Но всей ночи им не хватало, чтобы перечесть все ночные небесные огоньки, поэтому к утру они заводили разговор. Глухарь, взирая в глубь бархатного неба, украшенного золотыми пайетками, начинал:

– Знаешь, Таракашка, а ведь я слышу лучше их всех…гораздо лучше…

Таракашка в ответ пошевеливал усиками, слегка кряхтел, и они продолжали свое любимое ночное занятие.

Как-то утром над лесом пролетала чудесная птица. Она кружила вокруг солнца, переливаясь на нем всеми цветами перламутра. Все лесные жители были заворожены таким зрелищем, а птица прилетала каждый день и радовала лесных обитателей своим поднебесным танцем. Но в этот день все произошло как-то по-другому: райская птица судорожно разрывалась между небом и землей, стараясь изобразить танец, но что-то мешало ей быть как прежде неземной. Закончив полет, она вдруг впервые подлетела близко к лесу и громко-громко начала что-то кричать, быстро перебирая крыльями и подергивая своим длинным хвостом. Сначала она обратилась к пернатым, но те отмахнулись от нее и даже не стали вслушиваться в смысл ее речей. Тогда прекрасная птица опустилась до земли и стала о чем-то просить животных и насекомых, но они говорили, что не понимают ее. Отчаявшаяся, она хотела было броситься в болото, ведь на небе уже появились звезды, а ей так нужна была хоть чья-нибудь помощь, но ее никто не слышал…Как вдруг, поднимаясь в небо и собираясь подбитым самолетом броситься в воду, она увидела глухаря и таракана, что-то ищущих на небе. Они были ее последней надеждой. Она стрелой из арбалета подлетела к ним и начала кричать, моля о помощи. И, о чудо, Глухарь, который был лишен слуха, услышал зов прекрасной птички, и они вместе полетели сквозь деревья.

Оказалось, что птенцы райской птицы попали в ловушку, и одной ей никак было их не спасти. Нужен был хоть кто-то, кто помог бы ей вызволить детишек из бессмысленного плена. И вот, птенчики на воле, радуются и кружат рядом с мамой и переполненным счастья Глухарем.

Вскоре все узнали о том, что «глухая тетеря» спас птенчиков, которые теперь вместе с матерью дарят лесу свою красоту, и перестали смеяться над Глухарем, ведь он, глухой, услышал то, что не «уловил» не один из тех, кому дан слух. А таракашка знал: все потому, что у них глухие сердца, а у Глухаря – слышит.

Совпадение

Когда впервые он выплыл в этот мир, он был поражен его совершенством: пузыри морского воздуха подобно прозрачным кристаллам поднимались ввысь нескончаемого сосуда с соленой водой, водоросли танцевали в такт беззвучной песни глубины, а мелкие золотистые рыбки, разобравшись в стае, рисовали невидимые, но безумно красивые узоры. Он в растерянности всматривался во все, что его окружает, и знал, что теперь это и его мир, полный неразгаданных тайн и прелестей. Он плыл, разрезая своим рифом на спине волны, и улыбался. Его глаза не могли насытиться прелестью нового для него мира и все больше питались его красотой.

Дельфин очень любил плавать по морским просторам, потому что каждый раз он находил для себя нечто новое и восхитительное: то живые водоросли, то неотесанно-ласковые скалы, то невероятно яркие или длинные, как ремень, рыбы. И постоянно, когда он выплывал из своей пещеры, он видел на земле старого ската, вечно прятавшегося в одном и том же месте в песке, и никуда с него не отползающего. Дельфин больше не мог быть равнодушным к этому всегда неподвижному существу, поэтому он приблизился к нему и сказал:

– Смотрите, дедушка Скат, какое чудесное утро!

– Ничего чудесного в нем не вижу, – даже не пошевелившись грубо ответил Скат

– Как? А это солнце, которое никогда не доходило до морского дна, а сегодня нырнуло и приплыло к нам? Неужели это не чудо? – недоумевал дельфин.

Скат на это только усмехнулся, прищурив глаза, и ответил:

–Когда-то и я верил в чудеса. Когда-то и для меня мир был полон загадок. Когда-то и мне казалось, что чудо непременно должно со мной случиться, но…

– Что «но»? – поспешно перебил его Дельфин

– Но чудес не бывает! – резко оборвал свой монолог скат

– Почему не бывает? – не понимал его Дельфин

– Когда-нибудь и ты сможешь с этим согласиться, – сказал старичок и глубоко зарылся в сером песке.

– А солнце? – еле слышно произнес Дельфин.

Скат высунул свою мордочку из песка и резко ответил:

– Солнце? Это не чудо, это совпадение! – и снова спрятался в туманной туче земли.

– Совпадение… – повторил Дельфин и как прежде поплыл гулять по морю.

Он смотрел на скалы, но почему-то не видел профиля морского ежа, он подплывал к рыбе и понимал, что это самая обычная, неприметная рыбешка, он смотрел на водоросли, как на бездыханную траву и не улавливал в них ничего живого – все было как-то очень просто и скучно.

Дельфин приплыл домой очень рано, потому что было невыносимо.

–Неужели скат прав? – подумал он. – Неужели ничего чудесного и правда не существует? – он не мог поверить тому, в чем только что сам убедился. – Так не бывает! – пытаясь сдержать слезы, крикнул он и ринулся вон из своей пещеры.

Была ночь. Дельфин осмотрелся: морем завладела тьма, как вдруг он заметил свет, идущий откуда-то прямо на него. Он поднял голову и увидел над собой много-много маленьких солнышек, которые осыпали дно и его спину золотыми бликами.

– Как это нет? – прошептал Дельфин, – Вот оно! Вот оно чудо! Они есть, чудеса есть, просто надо их замечать, чувствовать и верить. Да! Главное верить! И я буду верить! Буду верить до конца, даже если это будут всего лишь совпадения.

И он еще долго лежал, облокотившись на морское течение, и вглядывался в каждое загорающееся где-то там, куда нежная вода дотянуться никогда не сможет, солнышко, и знал, что завтра водоросли снова оживут, на скале вновь прорежется профиль морского ежа, а рыбы опять станут удивлять его своим существованием. Скат, наверное, прищурившись, посмеется над ним и скажет: «Дурачок, это же совпадение!», а Дельфин только улыбнется в ответ и, всколыхнув море своим хвостом, поплывет дальше, ведь он точно будет знать, что это – чудо!

Не лети

Он никогда не задумывался с какой скоростью он бегает. Кто-то говорил, не меньше 60ти километров в час, кто-то вообще убеждал его, что живи он в Мегаполисе, мог бы не уступать машинам на кольцевой автодороге. Сам он не знал ни что такое мегаполис, ни кто такие «машины», ни почему все удивляются тому, что он – бегает. Он родился с желанием мчаться вперёд. Именно мчаться.

Жаркое африканское солнце пробиралось сквозь пушистое покрывало и жарило нежную кожицу. Как только лучики добирались до самых костей, страус встряхивался, распушал перья и не давал проказникам продержаться на нём дольше милисекунды. С утра он пробежал километров пятьдесят, поэтому решил слегка передохнуть. Он уселся неподалёку от какого-то водоёмчика. Рядом с ним были деревья, да и воздух был гораздо свежее, чем на открытой местности. Приятно пахло сыростью. Животным, которые живут в тропических лесах, этого блаженства, конечно, не понять. Они ненавидят запах сырости, потому что он преследует их с самого рождения и не покидает никогда. А страус так редко чувствовал себя свежо, что хотя бы намёк на прохладу неимоверно радовал его, заставлял остановиться и насладиться. Он прилёг под веточки деревца с достаточно крупными для Африки листьями, и готов был задремать.

– Хорошо! – в блаженстве прикрыв глаза и слегка припадая головой на длинной шее к земле, произнёс он.

Тут он почувствовал какое-то шевеление над собой, и резко вскинул головой вверх, задев нависающий сверху листик. Раздался тоненький писк. Страус тут же повернулся вбок, От резкого движения его крыло слегка ушло в сторону и он случайно поймал какой-то комок перьев. Это была маленькая птичка. Настолько крохотная, что с лёгкостью могла бы поместиться в его клюве. Она была такая невзрачная, серенькая, с тоненьким жёлтым клювом, а в её глазах было что-то игривое и немного задиристое. Страус узнал Болотную Камышовку.

– Удивительные у тебя крылья! – сказала она. – Спасибо, что поймал!

Страуса еще никогда в жизни не благодарили, поэтому он слегка засмущался, от чего его пёрышки начали подрагиваться.

– Ты, наверное, очень красиво летаешь, – продолжала говорить Камышовка.

– Да нет, – ответил страус, – я совсем не летаю.

Маленькая птичка посмотрела на него с невероятным недоумением.

Страус поймал этот взгляд. Он не понимал, почему птица так смотрит на него, и решил её об этом спросить.

– Почему я так смотрю? Потому что впервые вижу птицу, которая не летает!

– Но мне нравится бегать. Я не хочу летать. – Попытался переубедить её страус. Но Камышовка была непреклонна.

– Да ты что! Ты же – птица! Птиц придумали для того, чтобы они летали! Ты – должен летать. Нет, ты просто обязан!

– Но я не люблю летать.

– А на что тебе тогда крылья? – не могла угомониться пичужка.

– Я не думал об этом… – замешкался страус, – может, чтобы в повороты входить было удобнее? Чтобы с помощью ветра рулить?

Камышовка захохотала.

– Ой, умора! Ой, не могу! Чтобы рулить! Да чтобы летать они тебе! Чтобы ле-тать!

– Но они не смогут поднять меня. Я тяжелый…

– Да ты посмотри на них: они же огромные! Крылья твои – огромные! Ты должен летать! Иначе тебя засмеют. Над тобой вся Африка ржать будет! Мол, крылья отрастил, а не летает, бегун проклятый. Родился птицей – должен летать. Это не обсуждается. Это – твоя судьба. Послушай меня. Я плохого не посоветую.

Сказала птичка, и улетела. Остался страус один под широколиственным деревом. Он думал.

Ну почему же я должен летать, если мне нравится бегать? Ну и что, что птица. Что с того? Я же могу быть не летающей птицей. Я могу быть птицей-бегуном. Я не люблю летать, я люблю мчаться.

Но в голове крутилось «тебя засмеют», «вся Африка ржать будет», «родился птицей – должен летать».

А что если Камышовка права? Может, я действительно не правильно смотрю на свою жизнь и раз надо – значит надо?

Ещё немного поразмыслив, любитель мчаться решил взлететь.

На старт, внимание, марш! Он быстро-быстро передвигал ногами и ощущал, как ветер проскальзывает сквозь его душу и вырывается частым биением сердца. Крылья помогали ему резче входить в повороты и ловить порывы ветра – в такие моменты он был безгранично счастлив. И даже забыл, что разогнался он сейчас ради того, чтобы взлететь. Вспомнив, он пробежал еще километров пятнадцать и только потом решился оторваться ногами от земли. Он махал крыльями то быстрее, то медленнее, но полёт не длился дольше секунды. Вконец обессилев, он свалился заполумертво и очень тяжело дышал.

Я не хочу летать…я не хочу летать…я не хочу летать… – твердил он. Но образ маленькой птички не выходил из головы, её насмешки не прекращали звучать в ушах.

– Я птица! Я должен! – крикнул страус, поднялся и решил попробовать еще раз.

Гора была высотой в три километра. Он предположил, что за это время он сумеет научиться летать. Когда нет выбора – полетишь. Он встал на самый край, глубоко вздохнул и полетел вниз. Камнем. Крылья не слушались и не хотели поднимать его наверх. Он был слишком тяжёлым для них. Они должны ловить потоки воздуха на бегу, а не в полёте. То, о чем мечтали крылья всех остальных птиц, для этих – было проклятьем. Он понял это только тогда, когда до земли осталось не больше 50ти метров. Он жалел, что не послушал себя. У каждого – своя судьба и своё предназначение. И если для Камышовки жизнь – в полёте, то для него – в беге. Он падал.

Пустынная Африка. Прожигающее солнце палило нещадно. Ветер баловался с песком и строил из них всё новые холмовые города. Вдали показалась чёрная точка. Она приближалась со скоростью не меньше 60ти километров в час, а, может, даже и со скоростью автомобиля на кольцевой. Он ловил встречный поток воздуха и никогда не сомневался в том, что лучшее, что есть в жизни – это бег. Страусёнок никогда не умел летать. Он даже никогда и не пробовал этого делать, потому что папа учил его: хочешь лететь – лети, хочешь бежать – беги. Ты сам в ответе за свою жизнь. Будь собой, верь себе. Сердце не обманывает.

Новогодняя легенда

Это произошло год или пять миллионов лет назад, в соседнем доме, или в другой галактике, с кем-то из ваших друзей или не из ваших…точно не знаю, но я уверена, что когда-то случилось, причем…в новогоднюю ночь.

Он шел по улице, стараясь передвигаться как можно аккуратнее и ровнее. Обеими руками он бережно держал хрустальную туфельку, которую сделал сам…для нее. Он то прижимал теплый хрусталь к сердцу, то отодвигал его от себя, давая возможность солнцу бликовать на радужном камне. Это была тончайшая работа, только влюбленный мог сотворить такое чудо. А он знал, что она любит хрусталь и что, увидев, как ее комната наполнится сказочным сиянием, излучаемым туфелькой и ее же улыбкой, он стеклянным осколком проникнет в ее сердце и они будут счастливы!

Он не спускал глаз с туфельки и шел, даже не замечая, как снежный пчелиный рой налетел на землю и что «пчелки» кусают его за нос и за щеки, не замечал, что снег переливается на солнце, подражая его хрустальному чуду.

И вот она – ее квартира, наконец – то! Он робко, еле дыша от волнения, нажимает на звонок…. «Гав!» – вдруг резко раздается вместо ее приятного голоса. Он вздрогнул и туфелька с капельным звоном упала на землю, разбившись на миллионы слезинок…И тут, так некстати, дверь открывает она, в ее ногах прячется пес.

Парень долго смотрел ей в глаза и, не зная с чего начать, отвел взгляд, с ненавистью посмотрел на то, что осталось от туфельки и собрался было уходить, но тут услышал: «Ах, какая красота!» Он резко обернулся: она стояла над осколками и рассматривала их. Он подошел поближе и увидел, что хрустальные слезинки расположились на полу в форме сердца, пронзенного стрелой, внутри которого солнечным светом блистало ее имя…Он ничего не понимал, ни как такое могло произойти, ни как произошло, и ни сон ли это, но когда она подошла, улыбнулась и поцеловала его, ему было уже все равно…

Так год или пять миллионов лет назад, в соседнем доме или другой галактике, счастливых людей стало на двоих больше, а всему виною – новогодняя ночь. Она подарит сказку и вам, только будьте к ней доверчивей и внимательней, тогда лунной тропой и звездной пылью чудо попадет и в ваш дом…

До смерти любить жизнь

Вату белоснежных облаков смело резал своими крыльями грозный ястреб, не знавший страха и неволи. Он стремился к солнцу и был свободнее звезд, прибитых к небу. Ястреб мог парить всю жизнь, но земной голод заставлял его спускаться вниз и на время отказываться от безграничного простора. Когда и на этот раз желание пообедать совладало над желанием стремиться к солнцу, ястреб полетел к земле. Достигнув зеленой травы и мягкой почвы, он начал искать насекомых, чтобы перекусить и вернуться к своему небесному предназначению. И, какая удача, прямо к нему навстречу выползает худенький червячок. Ястреб хотел было его тут же схватить, как червяк заговорил по-червячьи: «Хр-хрум-хур-ру-мум», что по-русски значит: «Не ешь меня, бесстрашный ястреб. Съедая, ты убиваешь меня, а я своей гибелью дарю тебе жизнь. Для тебя я – кусок мяса, совсем ничтожный, но без меня ты не сможешь летать, ведь во мне твои силы, пусть совсем крохотные. Оставь меня, завтра я буду готов отдать тебе свое сердце». Растрогала эта речь ястреба, и первый раз в жизни он гордо прошел мимо своего обеда.

На следующий день ястреб опять летал, обгоняя ветер и разрывая облака. Вдруг раздался выстрел, и ястреб подбитым самолетом рухнул на землю. Он умирал…К нему медленно подполз червяк, который вчера заставил его отказаться от принципа ястребов и вновь заговорил: «Хур – хру – ру – мухр», что означает: «видишь, если бы вчера я дал тебе силы взамен на мою смерть, мы оба сейчас бы лежали здесь, пораженные этим огненным шариком, но ты спас меня и даровал мне жизнь, теперь я могу отдать свое сердце и помочь тебе долететь до солнца…».

«Зачем?» – только еле слышно, слабеющим голосом прошептал ястреб. А червяк лишь заполз в открытый клюв и навсегда отдал птице свое сердце…

Через несколько минут ястреб снова взмывал к прикованным звездам и потом снова тонул в облаках. Сердце его билось, сильнее прежнего, ведь в нем теперь жило маленькое насекомое, поменявшее свое живое сердечко на мертвое сердце врага всего лишь за один незабываемый день ползания по земле – так до смерти червяк любил жизнь.

Молниеносно

Тучи сгустились и нависли над широкоплечими горами. Солнцу было не пробиться через железные ворота черных облаков…

В своем гнездышке славный орел играл со своими птенчиками, только что вылупившимися из яиц. Но их мир был хрупким….Через несколько мгновений к гнезду орла примчался ветер и задул: «Я не в силах разогнать тучи и помочь солнышку вернуться из зимней спячки, слишком они непокорные, мне с ними не совладать. Орел, ты славишься своей мудростью и благородством, уведи тучи, иначе весна никогда не наступит». Произнеся это, ветер улетел за пределы горной пустыни, и стало как-то жутко тихо, как во сне.

Орел, не раздумывая, взмыл в облака. Подлетев к сердитым тучам, он начал разговор: «О, всемогущие тучи, вы способны веками висеть над землей, подпираемые друг другом, и можете навсегда весь мир погрузить в бесконечный сумрак. Но, тучи, нам нужно солнце, ведь без него ни трава не растет, ни снег не тает. Плывите, тучи, и через год вы снова сможете закутать в себя, как в теплое одеяло, звездное светило от зимней метели». Ответили непоколебимые тучи: «Хорошо, уйдем мы из этих краев, только если принесешь к нам существо, которое менее всего дороже тебе» – промолвив так, тучи отвернулись, а орел стремглав полетел на землю, и уже через несколько минут вернулся со стрекозой в клюве. «Вот, – сказал орел, – но зачем она вам?» «А затем, чтобы поразить ее молнией прямо в сердце, только тогда солнце сможет быть свободно. Ну а раз эта стрекоза тебе совсем не дорога, мы убьем ее» – ухмыляясь, пробормотали тучи. Тут орел открыл клюв и выпустил стрекозу на волю со словами: «Лети, родная, ты ни в чем не повинна, я сам буду отвечать за все, раз прилетел сюда». «Глупец! – прихрипывая захохотали тучи, – ты завтра же ее съешь, какая тебе разница? Она тебе даже спасибо не скажет! Глупец…»

Но орел, гордо подняв голову, произнес: «Может я и глупец, и все же я не вправе жертвовать кем-то ради себя». «Не ради себя – ради всех», – возразили тучи. «Пусть так, но если эта стрекоза не играет роли в моей жизни, хоть мы с ней и тесно связаны, это еще не значит, что я могу ее «подставить», предать. Она ведь тоже любит жизнь, воздух, свободу, а молнию я приму на себя», – только договорил орел, как желтое копье мгновенно пронзило его, и, как в бреду, крутясь на лету, он падал вниз…

Орел очнулся и увидел рядом с собой своих птенчиков и любимую орлицу. Ярко светило солнышко, и ветер нежно щекотал между перышками. «Но как же молния? Я…я…но как?» – шепотом спросил орел у пустоты. «Живи, – послышался ему крик уже далеко отплывающих черных туч, – горячее сердце не сожжет даже самая жгучая молния, которая по сравнению с добротой – ледянее айсберга…Она обожглась о твое тепло и растаяла».

И они улетели до следующей зимы, а орел еще долго пронзал своим бездонно-гордым взглядом глубь горизонта…

В последние секунды…

Он раскидывал своими черными кожаными ботинками снег, упавший к ногам. Глаза его смотрели будто сквозь землю, стараясь просверлить ее до самого ядра. Руки он скрестил за спиной, отчего тело слегка нагнулось вперед, и шаг ускорялся. Ворот его темно-серого пальто был приподнят и закрывал собой половину уха. Он резко остановился и огляделся: рядом с ним стояла огромная елка высотой с четырнадцать-пятнадцать человек, украшенная цветными колокольчиками и сотней огоньков. Она была похожа на зимнее солнце, которое появляется в морозы сразу же после того, как обычное светило погружается в спячку. Радостные лица прохожих и одевшийся в самые яркие одежды город кричали о том, что сейчас уже вечер 31 декабря.

– А говорили, что желания, загаданные под бой курантов, всегда сбываются! Выходит, что меня обманули, – еле слышно и с какой-то невероятной болью и обидой произнес он.

Он смотрел на голое небо, которому не хотелось потерять ни одной снежинки, хотя ветер уже гнал откуда-то издалека облака и наполнял их собой, чтобы высыпать снег на планету. На прошлый Новый год, когда собрались его самые близкие люди и друзья, он пожелал найти свою настоящую любовь: такую, чтобы аж мурашки по коже!

– Вот и все! – прикрикнул он, разводя руками, что даже проходившие мимо люди вздрогнули от неожиданности. – Скольких девушек я повстречал в этом году, и что? Что в них толку, когда среди них нет ни одной, которую я смог бы назвать своей!

Было поздно. До Нового года оставалось три минуты, а ему было все равно! Кругом кричали счастливые люди, слышно было, как пробки от шампанского поют на новогодний мотив. А он никого не замечал, ведь сегодня он разочаровался в чуде. Но вдруг у него потемнело в глазах и что-то слегка закололо лицо. Он дотронулся до него рукой. Оказалось, что это шарф, видимо сдутый ветром с чьей-то очаровательной шейки и остановившийся прямо на нем.

– Ой, спасибо вам большое! – воскликнула весело смеясь подбежавшая к нему девчушка в курточке с меховым воротом и накрученными волосами.

– Не за что, – ответил он, протягивая ей шарф, но не отдавая его. Он просто не мог заставить себя отпустить. Мурашки побежали марафон по его телу от пяток до самых кончиков ушей и обратно. Он застыл, глядя ей прямо в глаза, а она улыбалась и только иногда смущенно отворачивалась и поворачивалась снова. И что-то внутри подсказало ему, что желание его все-таки сбылось.

Послышался бой курантов, а они стояли, держась одной рукой за разные концы шарфа и проникая вглубь друг друга через соприкосновение взглядов. Часы продолжали ритмично сообщать о том, что пришел Новый год. И даже небо, сломленное настойчивостью ветра, сбросило вниз весь снег, который так долго собирало!

Это было как в сказке: снежинки объединялись в хороводы и, вальсируя, приземлялись на землю, куранты били двенадцать, были слышны громкие голоса радующихся людей и они, целый год дожидавшиеся исполнения своего новогоднего желания, которое просто не могло не сбыться!

Легенда о дружбе

– Привет, рыбка!

– Ты кто такая?

– Разве ты не видишь, я – морская черепашка!

– Это-то я вижу. Как ты здесь очутилась? Это мой дом!

– Меня принесли в этот аквариум двуногие. А здесь уютно у тебя, хоть и места маловато…

– Мне хватало!

Так черепашка Амелия впервые встретилась с рыбкой, предки которой жили в глубоких пещерах на дне океана, а ей самой предстояла участь домашней любимицы.

Через нескольких дней молчания черепашка все же осмелилась еще раз подойти к недоступной красотке и поговорить с ней.

– Меня Амелия зовут, а тебя?

– А меня – Бой.

– Ой, так ты мальчик?

– А ты что думала, глупая?

–Я…я так и подумала! А почему Бой?

– Потому что я славлюсь своей любовью к дракам, так что держись от меня подальше.

– Боюсь, что тебе придется привыкнуть ко мне, раз уж мы живем в одном аквариуме. Я постараюсь отсюда уползти сразу же, как только смогу.

Бой промолчал и спрятался за единственным камнем.

Амелия понимала, что им нужно подружиться, но она боялась этой маленькой темно-сине-чешуйчатой рыбешки.

Одним утром черепашка проснулась позже своего сожителя и когда она открыла глаза, она увидела, что рядом с ней на водоросли лежат крупинки корма. Она оглядела аквариум и вдали увидела Боя, торопливо дергающего своими плавничками. Черепашка встала и медленно к нему подплыла.

– Спасибо…

– Да не за что – робко и невнятно произнес Бой

– Ну что, друзья? – спросила Амелия

– Друзья! – искрясь радостью, но вполголоса сказала рыбка.

С этого дня они повсюду были вместе: вместе просыпались, вместе гонялись по аквариуму, вместе ловили корм и соревновались в том, кто больше друг другу хорошего сделает за день.

Как-то раз перед сном Бой, ложась на панцирь Амелии, спросил ее:

– Амелия, а представь себе, что завтра я не проснусь. Как ты будешь…

– Никак! – перебила его черепашка

– Но ведь я для тебя всего лишь…

– Всё! – снова перебила она, – ты для меня – всё, и без тебя моя жизнь потеряет смысл

– Но это как-то не правильно

– У друзей так всегда: твоя жизнь – моя жизнь, а моя – твоя. Поэтому, когда ты спрашиваешь, что будет, если не будет тебя, знай, что это не будет меня.

Бой крепко прижался к своей подруге и, пуская мелкие пузырики, они уснули.

Через несколько дней Амелия почувствовала какую-то невероятную слабость и поэтому легла спать пораньше. Но ведь они с рыбкой никогда и ничего не делали по отдельности, поэтому Бой заснул вместе с ней. На следующее утро он проснулся с огромным распухшим глазом, похожим на неотесанный камень. Амелия, очнувшись от сна, сразу сказала ему об этом и Бой, посмотрев на себя в стекло аквариума, понял, что, наверное, он умирает.

– Так вот почему ей было так плохо, – подумал он, – моя жизнь – ее жизнь. – И он решил серьезно поговорить с Амелией.

– Послушай, милая Амелия, – начал он

– Бой, я чувствую что-то…что-то ужасное!.. Бой, скажи, что всё будет хорошо! Скажи и я поверю!

– Всё будет хорошо!.. – повторил он и больше не смог произнести ни слова.

Свет лампы ярким лучом разбудил Амелию от черепашьего сна. Она улыбнулась и, потянувшись, сказала:

– Доброе утро, Бойчик!

Но в ответ она услышала только громкое молчание.

– Бой! – позвала его Амелия. Мурашки побежали по телу, и даже кожица стала сохнуть, – Бой! – звала она его, но не слышала его голоса. – Бой!!!

Она быстро оплыла со всех сторон единственный камень, нырнула во все водоросли, но ничего не нашла. Вдруг, подплывая к месту, где они вместе с Боем любили отдыхать, она увидела надпись на песке: "Прости, я потерял твою жизнь, но ты мою сохрани!"

– Нет! нет! Этого не может быть! – закричала Амелия, отказываясь верить написанному, – он еще жив! Я знаю, он жив! Я буду ждать его, прямо вот здесь. Он вернется, я точно знаю, вернется.

И она ждала. Она перестала спать, она больше не ловила крупинки корма, она не плавала, а только ждала.

Через несколько недель она стала такой невесомой, что вода с легкостью держала ее тело. Глаза были наполовину закрыты от бессилия, а лапы не могли пошевелиться. Амелия бредила и постоянно себе повторяла: "Он жив, он вернется. Все будет хорошо".

Вдруг что-то булькнуло в аквариуме. Изможденная голодом и горем, Амелия медленно развернула голову и, боже мой, что она видит: знакомый темно-сине-чешуйчатый хвост.

– Бой! Бой! – счастливая, закричала она. Глаза ее открылись, лапки задвигались, и она быстро-быстро подплыла к рыбке. – Бой!

Рыба куда-то от нее отплывала, но Амелия, забыв о боли, с довольной улыбкой и криками "Бой!" плыла за ней. Вдруг рыбка остановилась, и Амелия бросилась ей в объятья.

– Здравствуй черепашка, – ответила ей, развернувшись, совершенно незнакомая рыбешка

– Не Бой… – спиной отплывая от незнакомца, беспрестанно повторяла черепашка, – не Бой…

У Амелии сразу же прикрылись веки, лапки повисли, в глазах потемнело, и без сознания она повисла на аквариумной воде. Амелия непроизвольно опрокинула голову и из верных глаз упала огромная слезина, оставившая воронку на песчаном дне.

Через день ее не стало, как когда-то и не стало ее самого лучшего и единственного друга. Теперь они вместе где-то там и уже не здесь. А на земле, в аквариуме, осталась лишь надпись "Прости, я потерял твою жизнь, но ты мою сохрани!", и глубокая соленая воронка на песке в память о бесконечно-бесконечной дружбе.

Конечная история

Она не умела плакать, ей никогда не было больно, она любила только себя…раньше…

В отличие от остальных волчиц, которые жили в стае, она блуждала по лесу одна: всегда в одиночку выла на луну и терялась в густоте деревьев. А волков привлекала эта отстраненность, эта недоступность, эта «глубина». Она знала, что из-за нее «теряют голову», а сама никогда не любила. Ей просто нравилось играть чувствами. Когда она замечала, как волк, исполненный страстью, смотрит на нее и, завороженный, провожает ее своим взглядом, она начинала отвечать ему взаимностью. Все знали, что она по-прежнему холодна и бесчувственна, и лишь влюбленный волк не мог устоять. Но только он хотел завести семью, начать по ночам вместе с ней выть на луну, волчица безжалостно «отталкивала» его от себя, разбивая хищное сердце. Ведь, как известно, волки влюбляются раз в жизни, и навсегда. Поэтому они не выдерживали такого удара и, обиженные, бросались на ружья охотников, добровольно всаживая в свою грудь пулю. А она знала, что каждый ее «роман» заканчивается так, но ей нравилось быть неприступной красавицей. Так, наверное, она погубила бы еще много волков, завороженных ее одиночеством и дикостью, если бы не встретила его…

Они столкнулись где-то на окраине леса. Она преследовала серого зайца и случайно наткнулась на стаю, в которой бежал он. Что-то вроде холодных мурашек проскользнуло по телу. Он «сверкнул» в ее сторону и тут же, лая, помчался дальше. Она тоже попыталась развернуться и уйти, но…не смогла. Что-то мешало ей погрузиться в свой лес и как прежде утонуть в его красоте. Ее тянуло к нему, и волчица побежала за стаей.

И вот она уже стоит у проволочного забора, за которым играет свора собак, а среди них – он: серо-коричневая дворняга со слегка закрученным хвостом и счастливыми карими глазами. Она любовалось, как он резвится с друзьями и радостно машет хвостиком. И она стала каждое утро приходить к этому месту и, огражденная от стаи забором, но все же с ними, переживала их день, а вечером уходила в свою чащу. Он даже и не думал о ней, но все больше вгрызался в ее сердце.

Однажды волчица заметила ужасное: все вроде бы было как обычно, но вдруг к ее псу (так она уже считала) подходит какая-то рыжая собака с щенком, и он облизывает их! Волчица больше не могла смотреть на это. Боже! у него есть семья, а ведь она так его полюбила! А, как известно, волки влюбляются раз в жизни и не прощают измен. Волчье сердце растаяло, и льдинки выкатились наружу слезами из глаз. Как жаль, что она не знала тогда, что эта рыжая собака – его сестра, а щенок – ее сынишка. Но волчица, воя, помчалась в лес, к оврагу, решив разбиться о его выступы. Вдруг сзади она услышала собачий лай и решила, что лучше пусть ее убьют охотники. Впервые в жизни она поняла, сколько боли причиняла тем, кто хотел ей добра, как груба и несправедлива была к волкам и как жестоко она сейчас за это расплачивается. Она протянула нос к небу и глубоко вдохнула, как вдруг прогремел выстрел и, раненая, она упала на землю. Лучше бы ей было умереть сразу, но она еще смогла пошевелиться и приоткрыть глаза. Она видела как он, ее любимая серо-коричневая дворняга со слегка закрученным хвостом, подошел к ней. Она улыбнулась и приподняла голову, чтобы провыть, что любит его, но он, «ужалив» ее взглядом, наступил ей на плечо и перегрыз глотку.

Ворона и Грачонок

Она летела, широко и часто взмахивая крыльями. В клюве у нее извивался толстый червячок, пытающийся спастись от неминуемого съедания. Она прилетела к себе домой, в дупло, где было темно и даже немного жутковато. Она жила одна…совершенно одна…Она не верила в дружбу, не верила в любовь, ей казалось, что она создана для одиночества. Других животных и птиц она презирала, редко каркала и лишь по вечерам, когда все уже готовились ко сну, она вылезала из своей «конуры», чтобы поймать червячка и снова погрузиться в одиночество. Просто она старая ворона, которая никогда и никого не любила…

Однажды вечером она, по привычке, в очередной раз вылетела из дупла и полетела на «охоту». И вот она видит, как по земле ползет жирненький, аппетитный червяк. Она разогналась, хотела было схватить свою еду, но, неожиданно, откуда не возьмись, вылетел птенец и на всем ходу врезался вороне прямо в грудь и они вместе полетели на землю, спугнув уползающий ужин. Маленький птенчик встал, отряхнул свои пушинки, которые пока вместо перьев покрывали его тельце, и подошел к вороне.

«Простите меня, тетушка Ворона. Просто я…», – начал было птенчик.

«Не называй меня тетушкой!» – резко ответила Ворона, встав на лапки и собравшись улетать.

«А я – Грачонок. Я заблудился в лесу и вот увидел вас и решил, что вы – моя мама. Тетушка Ворона, отведите меня домой», – продолжал птенец.

«Вот еще, – усмехнулась Ворона, – я никогда и никому не помогаю. И вообще, что я тут с тобой разговариваю, ты спугнул мой ужин. Прощай!» – сказала Ворона и улетела.

И вот она сидит у себя в дупле и никак не может уснуть – кушать-то хочется, а на улице дождь, как стеклянная дверь, через которую все видно, но сквозь которую невозможно пройти. Вдруг…стук…Ворона испугалась, и потому осторожно, слегка прихрамывая, чтобы было не слышно шагов, подошла к двери. «Кто бы это мог быть?» – промелькнуло в голове. Ворона вооружилась камешком, которым если что будет кидать во врага, и резко открыла дверь…На пороге, весь вымокший и уставший, держа в клювике худенького червячка, стоял Грачонок.

«Это вам, тетушка Ворона», – сказал он, протянув Вороне червяка.

«Мне? – удивилась птица, – я не голодна!» – прокаркала она, демонстративно отвернувшись, а когда снова повернулась, Грачонка уже не было. Червяк лежал на полу. Ворона закрыла дверь, съела червяка и, сытая, заснула.

Прошло несколько дней, прежде чем Ворона снова встретила Грачонка. Он резвился со своими братишками в луже.

«Тетушка Ворона! – прокричал ей Грачонок, – а я знаю, вы очень хорошая! Сейчас день, а вы летаете. Это чтобы меня встретить, да?»

«Не называй меня тетушкой», – прокаркала Ворона и улетела домой. А Грачонок полетел за ней. Догоняя, он рассказывал ей о себе, о своей маме, о том, как он любит солнышко, а ворона молча его слушала, делая вид, что ей это не интересно. И вот они подлетели к дуплу, где жила черная птица, и Ворона сказала: «Послушай, Грачонок, я одинока и мне не нужны друзья. Мне нравится сидеть дома одной, слушать музыку дождя. Лети от меня прочь, и больше никогда не прилетай». «Но тетушка…» – начал Грачонок, но ворона перебила его: «Да, и не называй меня тетушкой».

Любой бы, наверное, обиделся на такие слова, но Грачонок был так уверен в том, что Вороне нужен друг, что всегда, когда он встречал ее в лесу, он провожал ее до дома, рассказывал истории, а она его молча слушала, не говоря ни слова.

Прошла неделя. Ворона вновь вылетела из гнезда, когда на улице стоял полдень, но, пролетая мимо места, где обычно встречал ее Грачонок, она его не увидела. И так продолжалось несколько дней. Вдруг ворона почувствовала, будто ей стало чего-то не хватать. Уж не скучала ли она? Нет! Она даже мысли такой не допускала. Но вскоре она узнала, что кошка проникла в гнездо с грачатами и съела самого маленького – Грачонка. Узнав об этом, Ворона полетела домой и что-то похожее на каплю «росы» покатилось по ее клюву. «Смотрите, ворона плачет!» – крикнула сорока, сидящая на соседней сосне.

«Я не плачу, – ответила ворона, взглянув на сороку непроницаемыми глазами, – это ветер». И все ей поверили, потому что Ворона всегда была такой черствой и совсем одинокой. Но лишь она сейчас знала, что этот поток воздуха, который заставил даже такую, как она, плакать, ни что иное, как ветер в сердце, образованный пустотой, которую раньше заполнял Грачонок.

Она вернулась домой, заперла дверь и укрылась одеялом. За окном стучал дождь, а она лежала и доказывала себе, что только из-за этого стука она не может уснуть, но чем больше она себя заставляла в это поверить, тем больше убеждалась, как ей не хватает Грачонка. А ведь когда-то она была уверена в том, что никогда не сумеет полюбить, что она создана, чтобы быть одна. Выходит, каждый умеет любить, просто…Ворона не могла больше думать и под самый ливень, в ночь, она стремглав вылетела из дупла, царапаясь об острые дождинки. Она мчалась, не разбирая дороги, и вдруг с такой же скоростью на нее налетел какой-то «комок шерсти», да так, что Ворона без сознания полетела вниз. Когда она очнулась, над ней стоял маленький воробышек, только недавно появившийся на свет.

«Вы в порядке? Простите меня, Ворона…» – прощебетал Воробей.

«Называй меня тетушкой Вороной», – сказала она, и они вместе скрылись за занавесом дождя…

Просто не повезло с человеком…

Он выпрыгнул из густой травы на антилопу, впустил в ее кожу свои как шпага острые когти и вцепился в горло, не оставив ни шанса на выживание.

Он был очень красив: расписанный, будто тушью, черными узорами по рыже-красному телу тигр, с длинными и прочными, как леска, усами, с мягкими, как подушка, лапами и довольной кошачьей мордой. В лесу он славился своей непобедимостью и силой. Все боялись его и подчинялись одному его взгляду, а он гордо ходил, небрежно глядя на своих «рабов».

Но есть одно животное, которого порой боятся все, и с которым не сравнится даже бесстрашный тигр. Это существо способно заставить удава почувствовать себя кроликом, льва – зеброй, сову – мышью, и имя его – человек.

Как-то раз тигр, разгуливая по своим владениям, наткнулся на этого самого хищника. Он еще не знал, кто такой человек, поэтому попытался заставить и его исполнять желания взоров. А ведь человек оказался слишком хитер, и через несколько минут тигр, обезумевший от первого в своей жизни поражения, метался в железной клетке, но после – уснул в один миг…

Он очнулся на каком-то красном поле, огороженном серыми лианами. Он вскочил, хотел прыгнуть и разорвать их, но в тот же миг получил железной палкой по спине. Тигр обернулся и увидел того самого «хищника», который победил его в лесу. Он бросился на него, но тут же наткнулся мордой на хлыст, отчего остался кровавый шрам на носу.

И так теперь проходил каждый день некогда непобедимого тигра. Он пытался прорвать «стальные лианы», но они были слишком прочными, а удар по спине слишком сильным. Но тигр все же из последних сил старался сохранить свою волю и непреклонность, и, изнемогая от боли, все же искал момент, чтобы напрыгнуть на человека и как антилопу разорвать на куски.

Прошло время…Тигр все также пытался проявить себя, но все больше получал увечий. Он искал в своем хозяине лишь долю жалости. Он хотел подружиться с самым опасным из животных, он был готов подобно змее ползать у его ног, он даже согласен был простить свою несвободу. Просто тигр старался найти в этом человеке хоть каплю доброты, чтобы подчиниться ей, но не нашел, и ему пришлось подчиниться жестокости.

И вот, цирковое представление! Сенсация: дикий дрессированный тигр из влажных лесов! Посмотреть на такое пришли тысячи зрителей. И выводят его: «карандашные» потускневшие серые линии на раскрасневшемся теле, огрубевшие лапы, сбритые усы и ярко алый шрам на носу. И он, когда-то «король леса», как жалкая собачонка выполняет все приказания по писку взмывающего в воздух бича. Сломали…А ведь не так давно он был самым сильным, но нашелся человек, который оказался могущественней его, подрезал ему усы и заставил подчиняться, прогибаясь под давящим стуком аплодисментов…

Их номер закончен, все позади. Измученный тигр возвращается в свою клетку и краем глаза видит, как сразу за ним выступает обезьянка со своим дрессировщиком. Она радостно хватается хвостиком за руки хозяина, обнимает его шею и с удовольствием выполняет его команды, получая за это кусочек засушенного банана вместо удара. Она весело вскарабкивается человеку на плечо, он целует ее в щечку и, держась за руки, они уходят с арены.

Тигр улегся в своем узком железном домике, уткнулся носом в лапки и подумал: «Они не плохие, просто мне не повезло с человеком…»

Ослепленный теплотой

Он быстро перебирал лапками и двигался по вырытому им самим тоннелю в подземном царстве. Маленький рыже-коричневый муравьишка, мечтавший о том, чтобы каждый житель этой большой планеты был согрет теплом. Он полз в поисках золотого шара, о котором рассказывала бабушка-муравьиха. Она говорила: «Этот шар дарит жизнь и радость, но награждает он лишь тех, кто не боится сжечь свое сердце добротой». Муравьишка не совсем понимал смысл ее слов и даже подумывал, что старушка насочиняла себе сказок, но все-таки, завороженный тайной золотого шара, решил во что бы то ни стало найти его.

Он так же старательно продолжал рыть тоннель, надеясь найти волшебную вещицу глубоко в земле, но вдруг…пух…бдынс…шпок…муравьишка провалился в яму. В этой яме все было как-то необычно: посередине – стол на одной ножке, чуть в глубине висела одинокая картина с изображением луны, у стенки стояла единственная кровать и было очень мрачно, как ночью под облачным небом.

– Что тебе нужно?! – проворчал грубый голос из угла.

– Ппп-простите, – дрожа от страха начал муравей. Он совсем не видел с кем разговаривает, – я тут блуждаю в поисках золотого шара, и вот попал к вам.

– В поисках чего? – переспросил силуэт, начавший немного проясняться в этой тьме, ведь муравьишка уже почти привык к темноте.

– Золотого шара, – повторил гость и увидел перед собой крота, который сделал несколько шагов из угла и стал заметен. Он был большой, как трехсотлетний дуб. Глаза у него были похожи на черные бисеринки, а тело – на серый ковер, испачканный чернилами неуклюжего писателя. Зубы у него были, как мышиные когти, а нос издавал звуки, не напоминающие ничего, просто они были очень противными.

– Расскажи мне про золотой шар! – приказал крот. И муравьишка, смотря на него глазами-капельками и подрагивая задней лапкой, рассказал о волшебном шаре.

– Эх-хе-хе! – прохрипел крот, – а я никогда и ничего не искал. Я ненавижу свет, я ненавижу жизнь, я ненавижу ненависть – я все ненавижу! – крикнул он, да так, что бедный муравей подпрыгнул и спрятался под стол.

– А…х-хотите я по-покажу вам солнце? – заикаясь и выглядывая из-под стола спросил муравей.

– Солнце? А что это? – слегка успокоившись поинтересовался крот.

– Солнце…оно…оно такое светлое, лучистое!.. – вспоминая солнышко и рисуя в голове его образ отвечал муравей.

– Ненавижу солнце! Ненавижу все светлое и лучистое! – вновь закричал крот, но потом, подумав, сказал, – ладно, покажи мне солнце.

– Может оно сделает вас добрее, – тихо произнес муравьишка, но крот уловил эти слова.

– Я и так слишком добрый, раз не раздавил тебя сразу же как жалкое ничтожество! Веди меня к своему солнцу!

И они вместе поднялись наверх.

Первым вылез муравьишка и, радостный, стал бегать по лугу, собирать росу и ловить солнечные лучи. Следом вскарабкался крот. Он посмотрел вокруг, с небрежностью дотронулся до травинки, презрительно взглянул на муравья и, скривив морду в омерзительном недовольстве сказал: «Это и есть твое солнце?»

– Нет же, – засмеялся муравей, – вот оно! – произнес он и показал на «желтый буек» в небесном море.

Крот со злобой «сверкнул» на солнце и хотел было прыгнуть и снять его с атласа неба, но как только он взглянул вверх, тут же ослеп.

– Ненавижу! – вопил он, – я тебя ненавижу! Он попытался найти муравья и прикончить его, но ничего у него не получилось. Он нащупал только выход в свой домик, нырнул туда, и больше никогда оттуда не появлялся.

«Этот шар дарит жизнь и радость, но награждает он лишь тех, кто не боится сжечь свое сердце добротой, – вспомнил муравей слова бабушки и тут же продолжил, – а других – наказывает». Он понял: крот не был плохим, он просто боялся себя. Муравьишка хотел помочь ему перестать бояться, но в душе крота было слишком много ненависти, что даже солнце обожглось об этот холод и забрало зрение у того, кто все равно живет во тьме.

«И если у тебя что-то не сложилось, ведь так бывает, нужно просто взглянуть на солнце и идти дальше, и надо очень хотеть идти дальше и не растерять искорки доброты, хранящиеся в сердце. Очень жаль, что на земле живут такие кроты, которые не хотят этого понимать», – подумал Муравьишка, взглянул на «золотой шар», который был так близко и который он так долго искал, улыбнулся и скрылся в густой траве, смоченной кристальной росой.

Кто виноват?

На небе прояснялась бардовая вишня утреннего солнца. Олененок с самого детства любил любоваться восходом, и в такие минуты всегда вспоминал свое детство, свои проказы и, с улыбкой на лице, покидал любимый холмик, с которого был виден весь небосклон, когда ослепляющая «огромная ягода» полностью выкатывалась на голубую скатерть небес.

Олененок был уже совсем взрослым и поэтому постепенно становился более серьезным и немного замкнутым. Раньше он мог часами разговаривать с лягушками на болоте, подражая их чудному кваканию, а сейчас это казалось ему как-то глупо. Раньше он любил, гоняясь за стрекозами, попадать в различные переделки, а теперь он стал этого бояться. Его детство было озвучено хрустом сухих опавших веток, на которые он так любил напрыгивать с разбегу, но взрослые так уже не играют. Единственное, что он не потерял в себе, это любовь к прекрасному, к утру, когда все просыпается, когда под ухом начинают жужжать пчелы, когда роса, накопившаяся за ночь, начинает охлаждать копытца, когда жучки выползают на самый кончик цветочного лепестка, чтобы согреться солнышком.

В этот день он, как обычно, пошел любоваться возрождающейся природой. Он дольше обычного просидел на своем любимом месте, а потом вдруг спохватился, и помчался домой. Он бежал, высоко поднимая ножки и перепрыгивая свалившиеся бревнышки, как вдруг за соседним деревом Олененок заметил знакомый силуэт. Он быстро стал перебирать ногами, чтобы резко остановиться, но уехал по мокрой земле чуть дальше, чем хотел, поэтому ему пришлось обернуться. И тут он увидел своего старого друга Лосенка, у которого были самые кустистые рога. Олененок не видел его уже несколько лет, а все потому, что когда-то, когда они были еще совсем детьми, на лес напали браконьеры, и лучшим друзьям пришлось незамедлительно расстаться. Они только пообещали друг другу, что когда-нибудь обязательно встретятся. И вот Олененок видит, как он, Лосенок, гуляет всего в нескольких метрах от него. «Лосенок! – крикнул Олененок, – Лосенок!» Он хотел было подбежать к другу, обнять его и сказать, как грустно без него было говорить с лягушками, ловить стрекоз и прыгать по веткам, но на этот радостный крик Лосенок только слегка повернул голову в его сторону и испарился в еловых ветвях. Олененок встал, как вкопанный. Нет, он не мог перепутать! Это точно был его Лосенок, тот самый, который когда-то научил его дружить по-настоящему. Олененок недоумевал, даже, скорей он был разочарован. Он не понимал, почему тот, с кем он разделил свое детство, часть своей жизни, даже не улыбнулся ему, а просто прошел мимо, будто не узнав. В голове у Олененка вертелись тысячи, миллионы, миллиарды всевозможных предположений и все они, как нити, сворачивались в запутанные клубки. Он предполагал, что, может, Лосенок правда его не узнал или может он сам ошибся, но тогда Лосенок бы не обернулся. Маленький олень думал, вдруг Лосенок просто не хотел его больше знать, а тут эта глупая встреча…но он никак не мог найти этому объяснения. В конце концов, Олененок остановился на мысли, что после такой долгой разлуки Лосенок просто испугался встретиться с «другим» Олененком, не таким, которого он знал раньше. Но Олененок также был очень удивлен собой. Он был поражен тем, что не догнал своего друга, а остался стоять, не сделав ни шага вслед уходящему товарищу. «Почему?» – подумал он и решил не искать ответ на этот вопрос, поскольку знал, что он зарыт где-то очень глубоко, на уровне души, на уровне чувств.

Так прошло несколько дней. Из головы Олененка не выходила та самая встреча с некогда лучшим другом. И каждый раз, когда он возвращался со своего любимого утреннего занятия, проходя то место, где они случайно столкнулись с Лосенком, он втайне мечтал повстречать его снова.

Одним по-особенному морозным осенним утром, под солнечным факелом пролетала сорока и что-то кричала. Она приблизилась к земле, и Олененок услышал ее. Оказалось, сорока разносила весть о том, что какой-то «четвероногий, парнокопытный конь, с очень пышными рогами», как она сказала, ранним утром был подстрелен браконьерами, которые до сих пор появлялись в лесу. «Он жив, – кричала она, – но только чудо может исцелить беднягу». Услышав это, что-то «упало» в груди у Олененка и ему показалось, что этот самый «парнокопытный конь с рогами» и есть его Лосенок, и что чудо, которое может его исцелить и есть он! Он уже хотел помчаться на помощь своему другу, как вдруг вспомнил ту самую встречу в лесу, когда Лосенок не захотел остановиться. Олененок не знал, что это было: гордость ли или глупая обида, но он вернулся на свой любимый холм и продолжил, замерзая, вглядываться в солнце.

Что произошло с подбитым браконьерами животным – никто не знает, даже сорока. Но уже через день белохвостая птица летала по лесу и каркала: «Друзья испугались! Друзья не друзья! Кто виноват? Кто виноват?!»

Не догоняя жизнь

Темнохвостая зебра с черной «сеткой» на белом теле «летела» параллельно земле, почти не касаясь ее копытами. Она двигала шеей вперед-назад, стараясь набрать скорость, но гепард оказался быстрее. Он набросился на свою обезумевшую от страха жертву, вцепился своими меткими когтями и кинжальными зубами в глотку и затем потащил свой кусок мяса на дерево.

Гепард охотился каждый день и с легкостью догонял любого. У него даже была своя тактика так называемого «улова»: он отпускал свою жертву на определенное расстояние. Та, радостная, думала, что ей удалось избежать схватки с хищником, замедлялась, но в этот момент гепард набирал невероятную скорость и слету набрасывался на испуганное до смерти животное. Так было всегда, но в этот раз все случилось по-другому.

Гепард, как обычно, с самого утра пошел на охоту. Он спрятался в высокой траве, высматривая из засады самую слабую газель. Он присмотрелся, нашел, и начал пошевеливаться, чтобы распугать стадо, а потом догнать самую медленную из них. Так и случилось: газели, услышав шорох, побежали кто куда, а гепард выждал момент и когда присмотренная им рогатая скотина начала притормаживать, он выпрыгнул из травы и стал ее догонять. Сердце его билось сильнее и чаще обычного, и впервые в жизни он почувствовал, что его скорости не хватает, чтобы нагнать жертву. Он хотел прибавить ходу, но не смог и, изможденный, упал посреди пустынного поля.

Он не понимал, что с ним случилось, но точно знал, что сегодня он стал слишком стар, чтобы бегать и догонять. Он не мог простить себе такого поражения и на пике хотения жить он решил покончить с собой. Но, увидев вдали стадо антилоп, он решил попробовать еще раз кого-то поймать, чтобы существовать дальше. И вот он гонится за одной из них, стараясь ухватиться за жизнь, достает до крупа обеими передними лапами, оставляет на нем глубокие царапины, и все же не ловит. Отчаявшийся, он хотел убиться о ближайшее дерево, разогнавшись и врезавшись в него головой, но потом решил, что не достоин такой легкой смерти и убедил себя в том, что должен долго умирать от голода.

Прошла неделя, а гепард за это время не съел ни куска мяса. Поначалу он пытался питаться корой деревьев и травой, но не мог их переваривать, поэтому он перестал есть совсем.

Он, уже еле передвигая ноги, чувствуя приближение конца, бродил по полю, прощаясь с родными местами, как вдруг к нему незаметно подкралась антилопа с опущенной головой и взглядом, упавшим на землю. На крупе с двух сторон у нее были шрамы, оставленные когтями хищника. Она подошла к гепарду и сказала: «Ешь меня». Гепард очень удивился и тихо спросил: «Зачем?». А антилопа ответила: «Не хочу больше жить. Не хочу – и все! Меня никто не любит». Первым желанием пятнистого хищника было броситься на нее и разорвать на куски, насладившись вкусом молоденького мяса и продлив себе жизнь, но мудрость победила в нем любовь к себе и голод, и он, отвернувшись, из последних сил выжал из себя: «Глупая! Когда-нибудь и ты не сможешь убежать от врага, когда-нибудь и твои ноги перестанут подчиняться твоим мыслям. Вот тогда и придет время, и это правильно, а сейчас…Пусть я сожру твою молодость, а что дальше? Завтра я не догоню жизнь, я умру, забрав с собою и твою душу. У каждого своя лунная дорога в вечную ночь. Подумай над этим». Так сказал гепард, а когда повернулся, от антилопы осталась лишь черная точка, исчезающая в дали горизонта. «Так надо, – прошептал гепард, в последний раз всем телом потянувшись к солнцу, – так надо…» – и навсегда уснул в позе прыжка, обжигаемый жарким южным солнцем, такой гордый и совершенно беспомощный.

Когда обречен…

– Ты же правда спасешь меня?

– Конечно, держись за мой хвост! Прошу тебя, держись!

– Я совсем не чувствую земли…

– Давай, еще чуть-чуть…Еще капельку…Умоляю! нет! Ты слышишь, я еще держу тебя! Держу-держу-держу………..прости…

Через несколько часов по лесу, как ветер разнеслась весть о том, что маленький слоненок погиб, увлекшись игрой с немой бабочкой. Он хотел прыгнуть на дерево, где она сидела, поймать ее и подружиться, но оступился и упал в самое опасное в лесу место – болото. Сначала все думали, что он утонул тихо и одиноко, но потом выяснилось, что кто-то слышал крики, и это кричал не только слоненок. Выходит, что был еще некто, кто сражался за жизнь малыша, но не смог переписать сценарий, придуманный судьбой.

Однажды южная птичка питта, как всегда летая по утрам наперегонки с теплым потоком воздуха, случайно уловила разговор двух обезьянок. Питта была очень любопытной, поэтому остановилась и прислушалась:

– Ну надо же! Такого гиганта из болота тащила! И не странно, что тебе это не удалось.

– Да мне бы удалось, если бы он только сам мне сказал: «Вытащи меня отсюда!»

Питта, не дослушав, ворвалась в обезьянью идиллию, не разобравшись, что к чему и, обратившись к одной из них, прощебетала:

– Так это была ты?

Обезьяна очень удивилась:

– Что я?

– Ты пыталась спасти слона?! – восторженно вопрошала птичка.

– Ой, да я и не таких спасала! – ответила обезьянка, и маленькая южная птичка тут же разнесла по всей Африке, что бесстрашная обезьяна сражалась за жизнь слоненка.

И все стали приходить к спасительнице, слушать ее героические речи и восторгаться ее мужеством. А обезьяне нравилась эта слава, и она старалась как можно живописнее расписать всю трагедию, делая длинные паузы между предложениями, чтобы полюбоваться тем, как ей восхищаются, а после продолжала свою историю, и в глубине души смеялась над глупыми воздыхателями.

Как-то раз, ночью, когда замерзающее солнце укутывалось в мех лесов, в небе кружила сова, высматривая своими стеклянными глазами нарушителей лесного порядка, как вдруг, пролетая над болотом, она увидела силуэт, который показался ей очень знакомым. Она опустилась на землю и, точно, увидела своего старого друга бегемотика. Но сейчас он был совсем не похож на того бегемота, которого она знала. Он сидел, сжавшись, как моллюск в ракушке. Его нос был воткнут в живот, а руки прикрывали глаза. Маленький хвостик был прижат, а ножки терлись друг о друга, не давая совсем замерзнуть. Сова подошла к бегемотику и спросила:

– Что случилось?

Маленький бегемот отвел немного в сторону ушки, перестал двигать ногами и замер в каком-то боязливом ожидании.

– Что случилось? – повторила сова

– Я убил его, – еле уловимо прошептал бегемотик.

– Кого его? Как убил? – недоумевала сова.

– Тогда, на болоте, когда он тонул…Я убил его… – все также не пошевелившись продолжал он

– Так это был ты? – удивилась сова.

– Да… – с надрывом сорвалось с губ бегемота.

– Ты молодец! – постаралась поддержать его сова, но в ответ получила:

– Молодец? Это я молодец? – полностью развернувшись к сове и обнажив свои красные от «мокрой соли» глаза прокричал бегемотик, – Да я убил его! Я позволил ему утонуть, я подарил ему надежду…я был не в праве…я должен был открыть «второе дыхание», но оно безвозвратно провалилось в меня, как сейчас провалилась душа…

– Ты не виноват, – успокаивала его мудрая сова, – так бывает. Ты не прошел мимо, ты протянул свой хвост. Пусть так: ты подарил надежду, но иногда она стоит дороже жизни, ведь ты сделал все. Тебе больно, я знаю. Ты винишь во всем себя, а кто-то, у кого прозрачное сердце, в котором нет ни капли боли, сейчас упивается вниманием и славой, а ты сидишь здесь и теребишь свою открытую рану. Шрам будет, он не заживет никогда, но делать его больше, терзая свою память и кипящее сердце, не стоит. Ты единственный, кто хотел, чтобы слоненок выжил, больше, чем он сам. Ты тот, кто не прошел мимо, хотя, возможно, знал, что ничего не выйдет, и все же не прошел. А теперь ты несешь слишком большой груз. Не надо, ты лишь пытался помочь.

– Пытался, и не смог…

– Взгляни на небо: уже ночь. Иди спать. Может быть завтра утром ты поймешь, что виновата жизнь, а ты – молодец!

И она улетела, оставив бегемотика наедине со своими мыслями и болотом…Слова совы немного успокоили его, но у него никак не получалось смириться с мыслью, что он не смог сразиться со смертью, когда был так близко.

– Наверное, она просто сильнее меня, – подумал он, но все же не ушел, а остался до утра смотреть в серую глубь «врага».

Теперь он перестал винить во всем себя и даже понял как важно то, что он «протянул свой хвост» слонику, но все же каждый день ночью он приходил к болоту и вновь «резал себя ножом» по начинавшему заживать шраму. Но потом прилетала сова, и бегемотику становилось не так невыносимо.

А обезьяна все также упивалась славой, даже не зная, что где-то там, на болоте, за нее расплачивается тот, кто действительно достоин того, чтобы о нем узнали.

Значит придет!

Хруст под ногами, запах еловых иголок, высокие, мощные деревья перед глазами и хозяин у правого плеча. Макс – обычная охотничья собака с обычной собачьей кличкой, у которого была самая обычная счастливая собачья жизнь. Каждые несколько дней он со своим хозяином ходил в лес за утками. Макс обожал это занятие: засада, выстрел, лай, озеро, камыши, добыча, берег, и самое приятное – почесывание за ушком. Хозяин Макса был очень метким и с первого выстрела попадал в цель, а собака обладала большим черным носом с двумя дырочками, отлично улавливающими любые запахи, поэтому он с легкостью искал и приносил уток.

И вот снова настал день, когда собака и человек пошли за летающим ужином вместе. Погода выдалась на редкость хорошей: солнце пробивалось сквозь толпу веток, раздвигая их и стараясь как бы проскользнуть между, а из окрасок деревьев можно было составить целую палитру цветов: от желто-зеленого до почти бардового, так они были разнообразны. А в воздухе летала мелодия ветра, то разгоняющегося на беспрепятственном поле, то путающегося в ветвях деревьев.

Макс и хозяин дошли до назначенного места и начали охотиться: засада, выстрел, лай, озеро, камыши, добыча…Макс приблизился к ней и схватил своими как капкан надежными зубами. Он проплыл пару метров к берегу и понял, что дальше плыть не может, поскольку утка слишком для него тяжела, а озеро уже почти совсем превратилось в болото, отчего стало сложно отталкиваться лапами от воды.

Хозяин, видимо, почувствовал, что пес хочет оставить пернатую, поэтому громко и резко крикнул: «Нет! Тащи ее!» Но Макс понял, что ему не справиться с птицей, поэтому бросил ее и вернулся на берег один: мокрый и еле дышащий. И вместо привычных почесываний получил стволом ружья по морде. Макс даже не пискнул, хотя в какой-то момент ему показалось, что не сможет сдержать своего воя.

«Трус! – разозлился хозяин. – Вот сиди теперь здесь и жди». И, махнув на пса рукой, потерялся в стволах природных гигантов. А Макс остался ждать. Сначала он долго сидел, глядя туда, где исчез человек, думая, что совсем скоро он придет. Потом, когда смирился с тем, что он появится позже, пес прилег, но все также не отводил глаз оттуда, откуда должен вернуться его друг.

Наступала ночь. Максу было холодно, но он все не сходил с места. Когда в поисках новостей над лесом пролетала сорока, она заметила пса и приземлилась к нему. Узнав о случившемся, она сказала: «Не жди, он не придет», и предложила следовать за ней. Но Макс, продолжая вглядываться в глубь деревьев, подрагивая, ответил: «Он сказал ждать, значит придет». Сорока, смеясь, улетела, а пес свернулся в клубок, убедив себя в том, что до утра хозяин вряд ли за ним вернется, и уснул.

Макс встал, как только первый луч солнца кольнул его в глаз. Он вскочил и сел в привычную уже позу. Вдруг в небе он заметил несколько уток, летящих друг за другом, и вспомнил про ту, что вчера не донес до берега. И он решил принести ее, чтобы обрадовать хозяина и чтобы он им гордился. Озеро, камыши, добыча…Макс вновь зажимает ее в своей челюсти и плывет. И снова чувствует, что она, как камень утопленника, тянет его на дно, а вода, как не попутный ветер для маленького парусника, мешает плыть. Но в этот раз Макс решил ни за что не бросать добычу, и во что бы то ни стало дотащить ее до берега. Но силы заканчивались, и собака уже чувствовала, что над водой остались только ее глаза и приподнятый кверху нос, но она так и не раскрыла рот и не бросила мертвую птицу, мстящую за свою смерть. И Макс тонул…под воду ушли и глаза, и даже нос полностью скрылся из виду. Он опускался вниз, и вдруг почувствовал что-то под лапами. Это было дно. Задержав еще дыхание, он пошел по нему и постепенно вышел на берег, сжимая толстую утку в зубах. Он невероятно устал и, придавливаемый тяжестью своего тела, упал на колючие ветки, но был безумно счастлив, ведь он сможет обрадовать хозяина.

Прошло еще пять дней, а хозяин все не приходил. Тут над собакой опять пролетела сорока и крикнула: «Смотри какой верный! Оголодал совсем! Вон тощий какой, все ребра видны. Не придет твой хозяин, утку хоть съешь!» Но Макс сделал вид, что не слышит ее и, зажимая свою птицу между лапками, ждал хозяина, ведь он ему скомандовал «сиди здесь и жди».

Вдруг листья зашевелились. Макс приподнял уши и в ожидании наклонил чуть в сторону голову. Ветки раскрылись, и между ними стоял он – хозяин. Макс, радостно виляя хвостом и не удерживая язык в улыбке рвущийся наружу, подбегает к нему, прыгает на грудь, облизывает все лицо. Хозяин гладит собаку и искренне смеется. Потом Макс показывает ему утку, тот подходит к ней и…Слышится какой-то выстрел вдалеке…Хозяин зло засмеялся, схватил утку за горло и выбежал из леса…Макс проснулся. Началась гроза: деревья качались, стараясь оттолкнуть ветер, небо кидало свои жгучие стрелы и взрывалось шумом безудержного грома. В лапах, вся мокрая от ливня, не останавливающегося ни на секунду, лежала проклятая птица. «Он не придет», – мелькнуло в голове у Макса. Он встал, из последних сил вытянулся к небу, и завыл, да так, что казалось, это плачет Вселенная. Потом, несчастный и бессильный, он рухнул на землю, прямо рядом с уткой и повторил: «он не придет». Последний раз взвыв, он умер с застывшей слезой на сердце, которую не смоет даже самый сильный дождь…

Бесполезная

Она быстро-быстро взмахивала своими прозрачными крыльями, создавая звуки, похожие на шуршание бумаги или морской прибой. Казалось, она куда-то стремительно направляется, но Оса просто радовалась тому, что ей ничего не нужно делать. Она летела по воздуху, как плыла, переворачиваясь с живота на спину и обратно, подкидывая при этом свои тоненькие лапки. И она так сильно разогналась, что не заметила летящую неподалеку пчелку, а когда обратила на нее внимание, притормаживать было уже бесполезно, и оса влетела в нее на полном ходу. А Пчелка работала: она несла во всех своих лапках пыльцу, из которой потом сделала бы мед, поэтому это непредвиденное столкновение только продлевало время ее трудов. Но она встала, отряхнулась, с сожалением взглянула на утерянную пыльцу и полетела за заменой. А оса, осмотревшись, очень удивилась, что пчела ей ничего не сказала, поэтому решила начать первой. «Ужжас! – прожужжала она, – совсем что ли не видижжь куда летижжь? Я тут отдыхаю, а она мне со своей пыльцой дорогу преграждает! Ижжь ты!» Но пчела молча повернула голову к вопящей осе, улыбнулась и полетела дальше.

С этого дня оса каждый день стала наблюдать за Пчелкой и никак не могла понять, зачем она работает. Оса никогда и ничего не делала, и превосходно жила себе в свое удовольствие, а пчела зачем-то запасала пыльцу, да еще и чтобы на всех хватило, и целый день без устали летала с пасеки на цветок и обратно по тысяче раз. Оса перемещалась рядом и смеялась над Пчелкой, показывая, что она может ничего не делать или делать все что угодно! А пчелка не отвлекалась от работы.

В один из таких обычных дней, оса подлетела поближе к пчелам, чтобы все видели и слышали, как она свободна. Вдруг оса заметила, что все они внезапно залетели в улей и никто оттуда больше не вылетал. Оса оглянулась и заметила огромного медведя, идущего по пасеке. Он приближался к пчелиному дому. Оса слышала какое-то шуршание в улье и поняла, что сейчас сражаться с медведем вылетит одна из пчел, и если не справится, ей помогут остальные. Оса почему-то держала лапки, чтобы эта участь не выпала ее пчелке, над которой она буквально только что издевалась. Но, увы, Пчелка была так благородна, что убедила всех в том, что именно она должна умереть за остальных.

Когда она вылетела из маленького отверстия своего домика, сердце у осы сильно забилось, как будто было готово вместе с пчелой ринуться в бой. А Пчелка подлетела прямо к носу медведя, прицелилась и сильно укусила его, оставив острое жало иголкой торчать из раны. А сама, отдав жалу все свои силы, мертвая упала к ногам медведя. Тот завопил, хватаясь за больное место, но как только он дотрагивался до «пчелиного шила», ему становилось еще больнее. Но оса не слышала его воплей, она не сводила глаз с погибшей пчелы. Раньше она смеялась над ней, но не знала, какая она на самом деле. Оса, ошеломленная, повисла в воздухе, зарыв свой взгляд в одной точке – она была поражена произошедшим. В ее глазах читался страх, но не перед медведем, а перед пчелой. Она поняла, как много Пчелка сделала за свою жизнь, и пусть она умерла, зато о ней будут помнить. «А если умру я, – огорченно прошептала Оса, – все подумают, что я просто устала летать». И ей стало еще страшней.

«Нет ничего хуже бесполезной жизни!» – крикнула она, надорвав глотку так, что даже медведь умолк, прислушавшись. В этот момент она ринулась на него и жалилась, жалилась, жалилась, но она не могла так, как пчелка отдаться спасению других полностью и, оставив силы, просто погибнуть.

Когда оса в последний раз ужалила медведя, она упала на землю рядом с бездыханной пчелой. «Есть, – еле выговаривала она, – есть хуже бесполезной жизни, – она отвернулась и, вдыхая глубоко воздух, на выдохе, произнесла, – бесполезная смерть, когда ничего уже не изменить». И, закатив глаза, оса погрузилась в долгий сон.

Она думала, что умерла, и ей уже виделось, как там, в том мире, она расплачивается за свою бесполезность на земле. Но вдруг, мутно-мутно, как в тумане, прямо перед собой, она различила несколько силуэтов. Совсем придя в себя, она увидела, что окружена целой сотней пчел.

«Что это? – спросила оса, – пчелиный рай?». И одна мудрая пчела ответила ей: «Нет, это пчелиный рой». «А я? Я…» – начала было оса. «А ты, – перебила ее пчела, –слишком многое поняла. Нельзя лишать тебя шанса исправить свою главную ошибку». Оса приподнялась, взглянула на мертвую Пчелку и уверенно, сквозь пелену слез, произнесла: «Я справлюсь!»

Жить – мечтать

Полумесяцем выгнув шею, она медленно плыла по бледно-синему озеру, вглядываясь в свое отражение. Ее белые, как снег, перья, казалось, были посыпаны серебром и отливали драгоценным металлом под бликами солнца. Она была изящна, и все повороты ее головы были плавными, как легкое дуновение ветерка. Движений ее лапок под водой было не видно, поэтому создавалось впечатление, что она летит над поверхностью озера, прижав крылья к телу. Вдруг она уткнулась в кувшинку, и тут же очнулась от каких-то своих мыслей.

Лебедь любила мечтать, поэтому часто она, не замечая ничего, погружалась в выдуманный собой мир и лишь случайно попавшая под лапку травинка могла вернуть ее к реальности, и то не надолго. Она только оглядывалась, улыбалась тому, какое яркое солнце, теплое озеро и нежный воздух кругом, и снова утопала в своих мечтах.

Однажды, когда она все также парила над водой, светясь серебром и вглядываясь в воду, ее мечты прервало чье-то шипение. Она повернула голову и увидела диких черных лебедей. Они широко взмахивали крыльями и, на хвосте привставая над водой и опуская шею, набрасывались друг на друга, издавали устрашающие звуки, дрались, а потом, довольные, взлетали над землей, соревнуясь в быстроте полета. Лебеди стало очень интересно, что делают дикари, и она подплыла к ним поближе. И тут увидела его: он был таким черным, как раскаленный уголь, что даже отливал рубинными тонами. Глаза его были наполнены свободой, а клюв приоткрывался в громком шипении. Лебедь не могла отвести от него глаз. Она старалась осмотреть всех птиц, но ее взор все равно возвращался к нему. Наблюдая за ним, она и не заметила, что подплыла ближе и стала заметна. Дикие лебеди тут же окружили ее и начали гоготать:

– Посмотрите, какая куколка!

– Такая беленькая!

– Полетели с нами, птичка!

– Полетели! – не думая ответила лебедь. А дикари засмеялись и умчались куда-то ввысь одни, оставив ее провожать их своим переполненным восторга взглядом.

Она была счастлива, потому что была уверена, что скоро снова увидит стаю, а вместе с ней – его! Она разогналась на глади озера и, несколько раз гордо взмахнув крыльями, взлетела над земным шаром. Она летела и мечтала о том, что когда-нибудь со своим дикарем споет настоящую лебединую песню о любви…

Приземлившись, она стала ждать возвращения стаи и еще долго всматривалась в бездну небес, надеясь, что сейчас они за ней прилетят, но они всё не прилетали. Только когда лебедь, уткнувшись клювом в свою пушистую грудку, собралась уплывать, она услышала какой-то звук. Будто ветер путался в перьях птичьего крыла. Она обернулась: к ней летел он. Лебедь вся задрожала и хотела было поскорее уплыть, но пока она думала, он уже был рядом.

– Послушай, – начал он, – ты другая, ты совсем не такая как мы. Тебе не место в нашей стае, они тебя заклюют. Ты слишком мечтательная, а мы – слишком земные. Ты не сможешь с нами, прости… – закончил он и, мгновенно взметнувшись в воздух, остался черной точкой исчезать на горизонте.

– Мечтательная? – спросила Лебедь у тишины, – А я больше не буду мечтать ни о чем. Даже о тебе не буду мечтать! – крикнула она так, чтобы стон ее донесся с ветром до исчезающего в небесной воронке лебедя.

И она правда перестала мечтать…Перестала мечтать даже о том, что когда-нибудь она, вместе со своим дикарем споет настоящую лебединую песню о любви…

Так прошел месяц. Лебедь очень изменилась: ее перья, некогда белые как снег, стали серыми и отливали пеплом, поворот головой стал резким и грубоватым, а отталкивание лапками от воды – очень заметным. Она стала обращать внимание на все кувшинки на озере, и перестала радоваться и удивляться яркому солнцу, теплому озеру и нежному воздуху.

Когда лебедь плыла по бледно-синей глади, вглядываясь в берега, она услышала стуки крыльев и, мгновенно обернувшись, увидела стаю диких лебедей. Они все также шипели и устраивали бои на воде. Лебедь долго на них смотрела, надеясь, что они ее заметят, но…она уже совсем перестала мечтать. Не мечтала и теперь, что они примут ее к себе. И неожиданно поняв, что больше не хочет быть с ними, она резко оттолкнулась лапками от озера и, задев воду крыльями, взлетела в небо. Все это заметили и стали следить за ней своими взглядами. А она с безумной скоростью поднималась все выше и выше, что даже слезы от попутного ветра слепили ей глаза. Хотя, от ветра ли? Она рыдала оттого, что разучилась мечтать! «Зачем жить, когда все слишком реально?» – думала она и тут же, пронзенная чем-то, стала падать на землю. В полете она разглядела, что лишилась крыльев, опалив их о солнечные лучи.

Она упала прямо посреди озера: измученная и рыдающая. Ее слезы текли из глаз не переставая и были такими солеными, что даже лягушки вынырнули из воды, пытаясь понять, отчего у нее такой странный привкус. Дикари, не обратив на случившееся внимание, спокойно улетели, и только он молча подплыл к ней. Она почувствовала его присутствие, и даже не повернув к нему головы, еле слышно произнесла: «Знаешь, я и не думала, что лишая себя мечты невозможно заставить разлюбить…Даже перестав думать о тебе, мое сердце не смогло отпустить тебя, ты навеки к нему прикован. Видишь ли, я всегда знала, что мы не сможем вместе спеть лебединую песню, но если бы я мечтала об этом, мы бы ее спели, пусть даже во сне. Не мечтая, мы не можем летать, а жить, лишь передвигаясь по земле – скучно. Я умру, потому что я создана для полета, для мечты, но отказалась от них…А ты, умоляю, ты научись мечтать! Мечтай о чем угодно! Мечтай обо мне, теперь уже мертвой, тогда, может быть, я смогу еще немного пожить – в твоем сердце, в твоих снах… – договорила она и, вытянувшись к солнцу, закончила, – теперь я знаю: не мечтающий не летает, а не летающий не живет» – и, положив голову на водную кровать, навсегда погрузилась в другой мир.

Стоящие вокруг, заметили, что через мгновение ее перья вновь стали белыми как снег и казались осыпанными серебром, а уже спустя несколько секунд у лебеди выросли новые крылья, а это значит, что она снова научилась мечтать и что в небесном озере, где-то очень-очень далеко, она, полумесяцем выгнув шею, медленно плывет по бледно-синему озеру, вглядываясь в свое отражение, и верит, что когда-нибудь она споет настоящую лебединую песню…

Единым порывом

Окутанное густым облачным туманом поле казалось бесконечным. Трава, подталкиваемая легким дуновением ветерка, танцевала в такт летящему воздуху. Над землей звучала прекрасная утренняя музыка, как будто миллионы музыкантов одновременно взяли скрипки и начали наигрывать мелодию. А это были всего лишь кузнечики, каждое утро водящие палкой по своим ножкам, отчего получались тончайшие звуки, постепенно превращающиеся в полевую песню.

Кузнечики знали, что их творчество любят все обитатели поля и что даже жители ближайшего леса с удовольствием приходят на их утренний концерт, поэтому они вставали очень рано, когда роса еще только начинала оставлять на травинках свои слезы, готовили палочки и, когда солнце выкатывалось на небесное блюдо, они начинали играть.

Одним чудесным и немного морозным утром, кузнечики, как всегда, готовились к выступлению. Они умывались, чистили свои задние ножки, на которых им предстояло играть, и приводили в порядок свой незамысловатый инструмент. Все было как обычно, но неожиданно в кузнечную идиллию ворвалось огромное чудовище. Оно прыгнуло прямо перед обезумевшими от страха малютками, так что им легко его было рассмотреть. Это был огромный кузнец, раза в три больше обычных кузнечиков. У него были прозрачные клеенчатые крылья и влажные глаза, как у окуня, а усы, похожие на две толстые проволоки, противно шевелились от поворотов головы насекомого. Кузнечики застыли в ожидании чего-то ужасного, а большой кузнец, который оказался саранчой, начал говорить, расхаживая из стороны в сторону и «впиваясь» своим едким взглядом в зеленых малышей.