Ротмистр Гордеев 2

Глава 10

Больше всего взятый подполковником фотоаппарат походил на гармошку, которую зачем-то поставили на треногу. Стоило оборудование приличных денег, и потому Али Кули Мирза, никому не доверяя, тащил его сам. Даже мне не позволил прикоснуться к сокровищу.

Испытание миномёта, а если быть точнее — минной мортиры капитана Леонида Николаевича Гобято проходят на полковом стрельбище. Стрельбище — звучит гордо, а по факту — кусок земли, «отжатый» у китайцев. Место удалённое, аборигены сюда практически не ходят, в курсе, что могут случайно словить шальную пулю или осколок от гранаты, а то и от артиллерийского снаряда.

К нашему появлению миномёт уже подвезли, и я с интересом рассматриваю конструкцию: пока агрегат больше смахивает на гарпун, который зачем-то поставили на колёсный лафет от пушки. Сходство усиливает конусовидная мина на длинном деревянном шесте, снабжённом стабилизатором.

С такого бы аппарата да киту по хребту!

Засовывают мину в дуло и по сути выстреливают ей из гаубицы. Учитывая, что взрывная часть содержит в себе до пятнадцати фунтов пироксилина — штука получилась серьёзная.

В промышленных масштабах миномёт не изготавливается, всё пока в штучных экземплярах, так что нам повезло увидеть его наяву и даже потрогать, что я и делаю.

По всем прикидкам — тяжеленая хрень, руками с места на место так просто не перекатишь. Да уж… Нам бы что-то полегче и покомпактней, но это во мне говорит диверсант. На многих участках фронта изобретению применение найдётся. Надо лишь понимать, как его использовать и для чего.

Управляется агрегат артиллерийским расчётом. С удивлением вижу, что это — мореманы во главе с мичманом. Походу, флотские товарищи у нас из самых продвинутых.

При виде нашей делегации, в которой есть целый подполковник и полковник, тот вытягивается в струнку.

— Вот, знакомьтесь, мичман Власьев — один из создателей этого чудо оружия, — знакомит нас подполковник.

— Николай Михалыч, — жму «водоплавающему» руку я.

— Сергей Николаевич.

Мичман совсем молоденький, ему едва за двадцать, но уже успел обзавестись роскошными усами, у него коротко стриженная голова и красивые черты лица.

Кажется, вспоминаю кто он такой. Это ему пришла в голову сама идея навесной стрельбы, а уже капитан Гобято помогал в её технической реализации.

— Ну что, приступим к испытаниям, господа? — говорит Ванновский.

— У нас всё готово, — рапортует мичман.

— Только позвольте я сначала зафиксирую весь процесс от начала до конца! — просит фотограф-любитель с погонами подполковника.

По азарту на его лице вижу, что ему это дело безумно нравится.

В качестве мишени сначала используем полуразрушенный сарайчик, в котором прежние хозяева земли держали сельхозинвентарь. Строению уже неоднократно «прилетало», поэтому от него остались практически голые стены. Крыша отсутствует как класс.

Сейчас там специально для испытания выкопан небольшой окопчик. Задача — засадить в него навесом.

Посмотрим, как справится этот эрзац-миномёт.

Я поглядываю на него с сомнением, всё-таки непривычная конструкция.

Первая пристрелочная мина падает далеко за сараем. Отсюда хорошо виден столб рыхлой земли, взмывший к небу: всё-таки почти шесть кило пороха довольно солидно.

Мичман вносит корректировки в расчёты, гаубица бахает, мина разрывается уже перед стенами, причём в довольно опасной близости.

— Неплохо-неплохо, — мурлычет себе под нос Ванновский.

С третьего раза расчёту удаётся то, ради чего мы здесь собрались. Взрыв ахает внутри сарая.

Идём смотреть результат.

Да уж… Не хотел бы находиться на месте бойцов, которые бы засели в этом окопчике. Их бы натурально перемешало с землёй.

Мичман сияет как начищенный самовар. Ну как же, результат налицо, причём с третьего, коронного, выстрела.

— Сергей Николаевич, спасибо за демонстрацию! Впечатлило так, что нет слов! Но у меня есть вопрос — можно ли вести огонь из закрытой позиции?

— Конечно, — удивляется мичман. — Мы уже делали так в Порт-Артуре с использованием угломера. В идеале, конечно, необходимо заранее пристрелять точки или иметь корректировщика.

Я вздыхаю. Сейчас корректировщик — обычно его зовут сигнальщиком, с биноклем наперевес передаёт информацию либо по живой цепочке бойцов, либо на стационарную точку тянут телефонный провод. И воевать таким макаром предстоит ещё много лет, пока не изобретут более-менее портативную рацию.

Правды, я забыл, в каком мире нахожусь. Оказывается, у миномётчиков проблема решена и по своему дёшево и сердито: есть парочка артиллеристов-домовых, которые умеют общаться на расстоянии до трёх вёрст. То есть по сути держат между собой телепатический контакт, поскольку являются братьями-близнецами

Увы, таких уникумов на фронте немного, в каждую батарею не поставишь.

Эх, жаль, что у моего домового-ординарца нет близнеца… Как бы он нам тогда пригодился.

Испытания миномёта продолжаются. И вроде бы всё хорошо, но уж больно тяжёлое и громоздкое сооружение выходит, а нам на передке нужно что-то полегче и помобильней, причём необязательно с такой мощной боевой частью. Совсем необязательно зарывать бойцов неприятеля в землю, достаточно перебить или поранить осколками.

А ещё было бы классно оперативно перевозить миномёты с точки на точку, в идеале — на той же тачанке.

Излагаю соображения мичману. Тот задумчиво сдвигает фуражку на затылок.

— Мы с капитаном Гобято тоже размышляли над облегчением орудия. Есть мысли вместо гаубиц использовать 47-миллиметровые орудия на колёсных лафетах.

Я морщусь.

— Что — нужно ещё легче? — удивляется Власьев.

— Именно. Для взводных или ротных целей такое орудие будет излишне, это скорее батальонный или полковой уровень. Да собственно и пушка, из которой выстреливают мины нам не нужна. Если позволите… — отламываю с кустом прутик и начинаю чертить им на земле нечто, уже более похожее на современный для меня миномёт.

Особых хитростей тут нет, по сути — обычная, чуть ли не водопроводная труба. Правда, с конструкцией самих мин придётся повозиться и кое-что доработать, в первую очередь — саму мину. Никаких тебе деревянных шестов и прочих извращений.

Собственно никаких открытий Америки не происходит, я рисую примитивный вариант, который начнут применять меньше чем через десять лет в Первую мировую.

Поясняю, что сознательно отказываюсь от дальнобойности артиллерии.

— Задача такого миномёта — производить значительные разрушения на близких дистанциях и наносить сильное поражение навесным огнем. Нам не нужна высокая начальная скорость снаряда — соответственно, вес мины и заряд можно уменьшить…

Мичман подхватывает:

— А чем меньше заряд, тем меньше давление пороховых газов внутри канала ствола.

— И? — недоумевающе смотрит на нас Али Кули Мирза — ни разу не артиллерист и не ракетчик.

— Штабс-ротмистр и мичман подводят нас к мысли, что в таком случае можно уменьшить толщину стенок ствола, то есть сделать орудие легче, — быстро включается Ванновский.

Гляжу на него с уважением. Всё-таки Генштаб — есть Генштаб. Кого попало туда не берут и натаскивают соответственно. Ловит на лету.

— Я непременно должен показать ваши соображения капитану Гобято и генералу Кондратенко! — решительно настроен мичман. — Думаю, такие миномёты мы можем изготавливать сразу большими партиями.

Фамилия Кондратенко мне тоже хорошо известна, правда, больше по знаменитой книге Степанова «Порт-Артур». Надеюсь, писатель не приукрасил его качества.

Твою ж мать! Ведь в той истории он погибнет в 1905-м, от прямого попадания в каземат крепости снарядом из японской крупнокалиберной пушки. Причём, ходят слухи, что кто-то нарочно слил самураям информацию про его местонахождение.

И как прикажете поступить? Как предупредить Кондратенко, чтобы он не вызвал санитаров и не отправил меня в психбольничку?

Может, при случае попробовать через Николова… Военной контрразведке доверия больше.

Пока все эти соображения вертятся в башке, излагаю техтребования к будущему оружию я, надеюсь, нашей победы в этой войне.

— Постарайтесь, чтобы вес его был в пределах… ну скажем, двести, максимум двести пятьдесят фунтов, чтобы его можно было переносить двумя солдатами и перевозить без колёсных лафетов на обычных повозках…

— А какой на ваш взгляд должна быть дальность? — щурится мичман.

Привычно хочется бахнуть в метрах, но я успеваю вовремя спохватиться:

— Полверсты достаточно. Но и концепция более тяжёлых миномётов — тоже хороша. Не надо от них отказываться. Просто они будут предназначены для других задач.

Насколько помню, в Первую мировую эти агрегаты покажут отличный результат, и те же 47-миллиметровые миномёты будут приравниваться к шестидюймовым гаубицам (то есть более привычного нам 152-го калибра).

По взгляду мичмана чувствуется, что инженерная мысль в нём кипит и рвётся наружу.

— А самые первые образцы оружие присылайте на испытания в наш полк, — не забывает о главном персидский принц.

Власьев разводит руками.

— Ничего не могу обещать, господа. Тут от меня ничего не зависит. Но я, разумеется, буду всячески ходатайствовать перед начальством.

— Да уж постарайтесь, — смеётся Али Кули Мирза. — И да, всем от меня по чарке водке! — делает царственный жест он.

Мореманы улыбаются, от таких подарков отказываться не принято.

— Сколько вы ещё у нас побудете? — интересуюсь я.

— До конца месяца, — отвечает мичман. — Надеюсь, так же испытать орудие в бою.

— Даже не сомневайтесь, — хмыкает подполковник. — Такой случай непременно представится в самом ближайшем будущем.

Прикидываю, что было бы здорово сдружиться с этим явно перспективным мореманом, а проверку боем провести совместно. Из миномёта можно знатно накидать японцам на одном участке, привлечь туда их внимание, а на прорыв пойти на другом, с противоположного края.

Забрасываю удочку комполку.

— Не возражаю, — легко соглашается он. — Только орудие придётся беречь как зеницу ока. Оно ни за что не должно попасть в руки врага.

Ещё немного постреляв из миномёта, возвращаемся в штаб. У Ванновского задумчивое лицо, чувствую, озадачил я господина полковника. Не удивлюсь, если и он сейчас что-то изобретает.

Не зря говорят, что война двигает инженерную мысль.

По пути напоминаю о ракетах. Только сейчас до меня доходит, что в принципе не обязательно ждать складские остатки из Владивостока (если они там сохранились). Я чуть не забыл, что китайцы вообще-то мастера на всевозможные фейерверки и прочие зрелищные потехи, для них ракета — не пустой звук, и при желании они дадут многим нашим инженерам сто очков форы.

Излагаю соображения обоим отцам-командирам.

— Что если на первое время заказать партию ракет у китайцев?

Али Кули Мирза мрачнеет.

— А на какие шиши, штабс-ротмистр⁈ У нас полковая казна — не бездонная бочка. И без того с трудом сводим концы с концами.

— Готов вложить свои личные средства, — бодрячком рапортую я.

— А они у вас имеются? — хмыкает комполка. — По-моему, вы и без того изрядно потратились.

— Зато у меня имеются, — заявляет Ванновский. — Мне как раз поступили денежные средства от управляющего. Всю сумму на ракеты отдать не готов — семья-с, извините, но сто пятьдесят рублей пожертвую с огромным удовольствием. Хвати вам этого, Николай Михалыч?

Понятия не имею хватит или нет, но на всякий случай киваю. Если не уложусь, придётся выкручиваться и искать другой источник финансирования.

Заканчивается вечер рюмочкой «Реми Мартин» из запасов Ванновского. Можно сказать, жизнь удалась: с утра домашний коньячок в компании комэска, теперь уже похоже бывшего, вечером чуток элитного алкоголя со старшими офицерами полка. Про вчерашнюю попойку с «Шустовским» вообще помалкиваю.

Конечно, я тогда перебрал, но причины у меня были уважительные. А сегодня… так, для души и настроения.

Возвращаюсь в располагу практически заполночь в трезвом уме и здравой памяти. Пока ехал, выветрился весь хмель.

Принимаю доклад у Бубнова. Происшествий за время моего отсутствия не случилось. Бойцы давно спят и видят десятый сон.

Быть самодуром и тревожить их покой ненужными подъёмами я не собираюсь, мужики — молодцы! Таких солдат ещё поискать нужно.

В руках у Бубнова листок бумаги.

— Что это у тебя?

— Список грамотных и неграмотных, как и приказали.

Точно! Вспоминаю, что ещё с утра давал унтеру такое распоряжение.

— Молодец. Ступай и ложись спать.

— А часовые, вашбродь?

— Часовых я сам проверю.

— Слушаюсь.

Бубнов уходит, а я разворачиваю бумагу и начинаю изучать. Ну… бывало и хуже. Неграмотных где-то с треть, большинство «читаю и перевожу со словарём». Шучу — остальные читать и писать научены и даже знают азы арифметики. Профессоров у меня точно нет.

Понимаю, что если буду учить всех скопом — толку от такого учения не будет. Попробуем подойти к вопросу творчески. Пока ещё только на бумаге разбиваю солдат на пары, за каждым грамотным прикрепляю одного неграмотного. С утра объявлю о своём решении. Через неделю проведу первые тесты, поглядим на результат.

Правда, матчасть подкачала — понадобятся в большом количестве тетради, карандаши в идеале ещё было б неплохо заполучить аспидную доску, мел, ручки и чернила. И снова встаёт проклятый денежный вопрос — где, ёрш твою медь, взять на это бабки?

Нет, понятно, что голь на выдумку хитра, на первых пор в ход пойдут любые подручные материалы. Вон, писал в древнем Новгороде мальчик Онфим на бересте и в ус не дул, если он у него был, конечно.

На той же земле можно чертить прутиком, как это совсем недавно делал я, изображая конструкцию миномёта, зола всякая, сажа и прочая, прочая, прочая…

Как и обещал Бубнову, отправляюсь на проверку часовых. Залётчиков, слава богу, нет. Все понимают, что мы на войне, что враг может подкрасться к тебе в любую секунду, часовые не спят.

А вот мне не мешало бы подремать с часочек, потому что потом снова идти на обход.

Сразу заснуть не удаётся, прямо на мою импровизированную кровать прыгает пушистый комочек — приблудный котёнок, подобранный кем-то из наших. Судя по характеру, в скором времени из него вырастет настоящий боевой котан, а пока это всего лишь озорной мелкий пушистик, любитель почёсывания за ушками и мастер внезапного «куся».

Он залезает мне подмышку, сворачивается клубочком и заводит урчащую «песенку».

С ним сразу становится как-то по-домашнему уютно что ли… Невольно вспоминаю свою маму. Чувствую, как влажнеют глаза и першит горло.

От избытка эмоций провожу ладошкой по крохотному комку возле меня. Он немного меняет тональность звучания, начинает громко посапывать.

Проваливаюсь в сон и через час выныриваю. Голова тяжёлая, мысли разбегаются. Действуя на автомате обуваюсь, выхожу на улицу. Обход часовых сам себя не сделает.

Внезапно натыкаюсь на Бубнова. Даже не верю своим глазам, тру их, чтобы прогнать наваждение.

— Ты чего?

— Простите, вашбродь. Я ж видел, что вы устамши. Давайте я часовых проверю сегодня, а вы как-нибудь потом.

Делаю вид, что сержусь.

— Старший унтер-офицер Бубнов!

— Я, вашбродь.

— Почему не выполнили приказ командира⁈

— Так я это…

— Ничего не желаю слышать! Немедленно отправляйтесь спать, иначе будете наказаны.

— Слушаюсь! — с улыбкой козыряет он.

— Кругом! Шагом арш!

Серая спина Бубнова исчезает в темноте, а я, поругивая себя в душе за проявленную принципиальность, отправляюсь выполнять долг командира.

Таким образом эта ночь начинает всё сильнее смахивать на работу стробоскопа: то яркая вспышка пробуждения, то мрак короткого сна.

Главное, с утра не подавать виду, что устал как собака и не выспался.