Розмари

1.

Обожжённые крылья омоет утренняя роса…

Я остро ощутила саднящую боль в затылке, которая пульсировала и медленно перемещалась к разбитой брови, отдаваясь в сознании эхом воспоминаний. Это был хороший знак… Очень хороший знак… Раз я всё еще умела испытывать боль, значит не умерла. Хотя порой мне искренне казалось, что это было ошибочное ощущение и на самом деле я сдохла еще в тот момент, когда Блэйк увидел мои остриженные до плеч волосы. Этого ни в коем случае нельзя было делать, я знала. Знала и всё равно пошла наперекор порядкам борделя, за что, собственно, и получила наказание в виде побоев. Кажется, я уже начала забывать, каким ублюдком Блэйк умел быть.

Уже прошла целая неделя с того момента как я снова вернулась в бордель, а для меня этот небольшой отрезок времени сузился до размеров одного-единственного бесконечного дня. Я практически перестала спать, собственно, именно по этой причине время мной теперь воспринималось в искажённой форме. Всё вокруг казалось таким знакомым и в то же время невыразимо чужим. Полярность восприятия действительности сбивала с толку, размывала границы реальности и фантазий. Даже сейчас я до конца не понимала, драила ли столик после клиента или это происходило всего лишь в моей голове.

— Мотылёк, — услышала я голос Тео.

Меня всю вдруг передёрнуло, когда я услышала это прозвище. Череда различных воспоминаний, связанных с тем, кого я больше не хотела помнить, отозвалась ноющей болью в груди, где как мне казалось по ощущениям, образовалась огромная выжженная пустота. Начало тошнить. В последнее время я часто испытывала тошноту, отчего даже местную стряпню больше не могла есть, хоть желудок и просил еды.

— Розмари, — пробормотала я, продолжая лихорадочно тереть несчастный столик, который и так уже давно был чистым. — Зови меня Розмари. И только так.

— Окей, Розмари. Прекрати уже наконец насиловать стол, — Тео явно пугало мое состояние, да я и сама себя боялась. — Ты слышишь меня? — бармен за нервным смехом явно пытался скрыть свое опасение.

Выпрямившись, я нервным движением заправила короткие пряди волос за уши. Если честно, то я даже сейчас не до конца не понимала, почему обрезала их. Всё происходило как в тумане. Я переступила порог борделя, Блэйка уже предупредили о моем возвращении. Меня отвели к нему. Блэйк заявил, что я всё также буду продолжать исполнять свою работу с одним лишь условием — отныне я стану таким же товаром, как и другие девочки. Мне было на это глубоко наплевать. Я никак не отреагировала на такое пополнение в списке моих обязанностей. Всё уже стало неважным.

Когда меня отвели в мою прежнюю комнату, я просто упала на кровать и еще очень долго рассматривала узор плесени, который за мое долгое отсутствие значительно увеличился в размерах. Я ни о чем не думала, просто пыталась свыкнуться с тем, что я снова в этой дыре, на самом дне жизни. Ниже Марианской впадины. Затем в какой-то неопределенный момент мне в голову стрельнула мысль раздобыть ножницы. Это стало так необходимо, словно бы от этого зависела судьба всего человечества.

Найти ножницы не составило никакого труда, ведь я знала, где и как их раздобыть. Стоя посреди комнаты, я смотрела на них, вертела в руках, ощущая прохладу металла. На задворках сознания мелькнула идея поднести острие ножниц к венам на запястье и покончить со своим никчёмным существованием. Но я вовремя опомнилась, смутно соображая, что это не выход. Меня не сломить… Меня не сломить! Вместо этого я просто обрезала свои волосы. Мне вдруг стало противно к ним даже прикасаться, поэтому я избавила себя от раздражителя.

Когда Блэйк увидел, что я с собой сделала, он приложил меня несколько раз головой о стену. Боль отрезвила, помогла забыться и почувствовать, что я всё еще жива, несмотря на полное моральное уничтожение.

Мне нужна была поддержка Амис, но подруга отсутствовала, она сопровождала какого-то толстосума в деловой поездке. Поэтому со своими демонами я справлялась в одиночку, буквально загибаясь от беспомощности и боли.

— Роза, — теплая ладонь Тео опустилась мне на плечо. — Ты в норме?

Я обернулась и часто заморгала. Была ли я в норме, когда меня выбросили на обочину мало-мальски сносной жизни? Трудный вопрос, тут смотря, с какой стороны подойти. Физически я была в норме, даже вопреки разбитой брови и крупной «шишке» на затылке. Была ли я в норме морально? Не-а… Ни капли. В мыслях постоянно всплывал ОН. Господи, как же я его ненавидела и вместе с тем не переставала любить нездоровой обреченной любовью! Это был край, за которым ничего больше не существовало. Я знала и не искала для себя оправданий.

— Да, — глазом не моргнув, солгала я. Никому здесь не нужна была правда, каждый сам за себя, да и я не стремилась всем подряд обнажать свою покалеченную душу.

— Будь расторопней, иначе опять влетит, — предостерег меня Тео и вернулся за барную стойку.

На негнущихся ногах я подошла к очередному клиенту, чтобы принять заказ. Какой-то толстый мужик с бородой и в кожаной куртке лениво листал меню. Приняв заказ, я засеменила на кухню, где всё кипело, жарилось и варилось. Билл разделывал тушу какой-то птицы и при одном виде отрубленной головы и окровавленных внутренностей, что лежали на разделочной поверхности, мое горло сковал спазм. Я бросила на стол заказ и пулей вылетев из кухни, помчалась в туалет. Резкий запах испражнений защипал глаза. Хорошо, что я никогда не была ответственна за уборку в общем туалете. Вбежав в первую попавшуюся кабинку, я согнулась пополам и всё, что еле-еле было мною съедено сегодня утром, оказалось в унитазе.

Тело била крупная дрожь, по спине скользнул холодный пот. Я вдруг начала замерзать. Желудок продолжал еще какое-то время неприятно сжиматься, отчего мне казалось, что внутренности могли вот-вот тоже выйти наружу. Мне было хреново, очень хреново во всех смыслах этого слова. Я сползла по тонкой стенке кабинки на пол и притянула к груди колени. Вместе с холодом, который, словно прошил каждую клетку моего тела, я ощутила то, насколько горячей стала моя голова. Будто вместо мозгов кто-то влил в нее раскалённое железо.

2.

Меня отвели в ванную комнату, которая предназначалась исключительно для «товара». Ну как отвели. Бросили в первую попавшуюся душевую кабину, чтобы я смыла с себя кровь. Я сидела на холодном кафельном полу, позволив воде омыть меня. В сток красными тонкими ручейками стекала кровь. Хорошо же меня приложили. Ребра и поясница болели, но я была рада тому, что не позволила этому уроду отыметь меня. Я прекрасно понимала, что это всего лишь маленькая и временная победа в бою, но уж точно не во всей гребаной войне. Война с самого начала уже была проиграна. Пофиг. Возможность дать отпор помогала мне, кое-как подкрепила и позволила понять, что я всё-таки далеко не пустое место.

Кто-то тоже зашел в ванную. Девушка. Высокая, красивая и совершенно мне незнакомая. Похоже, она здесь появилась после того, как я уехала. Она глянула на меня с неприкрытым сочувствием. Наверное, решила, что меня впервые здесь оттрахали и я страшно перепугалась.

— Помочь? — она осторожно подошла ко мне поближе и присела на корточки.

— Нет, — я сплюнула в сток сгусток крови. — Лучше помоги себе, если не хочешь оказаться на моем месте.

— Ты новенькая? — задала она вполне очевидный вопрос.

— Не-а, я здесь нахожусь намного дольше, чем ты, — из меня вырвался нервный смешок. — Не заморачивайся, занимайся своими делами, — я с трудом встала на ноги и подставила лицо струям горячей воды.

Что теперь? Меня снова вернут в зал? Дадут отдохнуть? Нет, это вряд ли. Своими уходами и приходами я хорошенько потрепала нервы Блэйку. Теперь он так просто от меня уж точно не отцепится.

Искупавшись, я оделась и вышла в коридор, где меня уже ожидала Агнес. Она была злой и нервной. Цепная собака получила команду «фас» от босса? Черт, я не учла тот факт, что за свои козни в приватной комнате огребу еще и от начальства. Хотя это был слишком очевидно.

— Считаешь себя здесь самой умной? — прищурившись, прошипела Агнес и наотмашь ударила меня по лицу.

Я спиной привалилась к стене, но не упала. Боль в щеке расцвела красным пульсирующим цветком. Да какого, мать его, черта?!

— Твоя работа — давать каждому, кто за тебя заплатит, поняла меня? — Агнес еще раз ударила и в этот раз я не устояла на ногах. — Я тебя научу ходить по струнке! Тварь! — она несколько раз хорошенько так ногой ударила меня в живот, а потом остановилась. — Это для профилактики, вдобавок посидишь без еды денек-другой, — она отдышалась и выпрямилась. Жирная сука! — Оттащите ее в комнату, чтобы она никого здесь не пугала своим видом.

Двое охранников схватили меня под руки и поволокли по коридору. Я едва могла перебирать ногами. Дикая, просто невероятная боль внизу живота заставила меня забыть обо всём на свете, даже о том, как нужно правильно ходить. Меня бросили на кровать и оставили одну.

Всё перед глазами плыло и растекалось, словно бы под водой. Я дрожала и поскуливала от боли, будто побитая собака. Двигаться было просто невозможно, поэтому я приняла позу эмбриона и даже дышать боялась, иначе эта проклятая странная боль в животе могла снова дать о себе знать. Что-то глубоко внутри меня бешено пульсировало. Кажется, Агнес отбила мне какой-то орган. Класс! Лучше быть просто не может.

Дрожь усиливалась, словно бы я находилась на морозе. Зуб на зуб не попадал, а сознание то проваливалось во тьму, то ненадолго выплывало из нее. Так плохо мне, наверное, еще никогда не было. Боль не уходила, а даже наоборот — усиливалась, к тому же к ней еще прибавилась жуткая слабость. Я ничего не чувствовала, кроме холода, боли и… Чего-то теплого, что скользило по ногам. Мозг постепенно начал отключаться, я уже с трудом понимала, что вообще происходило.

Через какое-то время в комнату вошла Лора. Да, это была она. Не думала, что она всё еще здесь. Я не видела ее с того момента, как вернулась сюда. Должно быть уже настала ночь, раз Лора здесь. Всё такая же красивая и всё с таким же колючим взглядом темно-синих глаз. Мои сухие губы изогнулись в смехотворном подобии улыбки.

— Блядь, Мотылёк, что с тобой?! — в голосе Лоры послышалась паника. Может, мне это только показалось? Она подошла к моей кровати.

— Розмари, — едва слышно прошептала я. — Меня зовут Розмари.

— Ты вся в крови! — соседка откинула в сторону одеяло, которое так и не смогло меня согреть. — Сука! Эй, эй, — я начала терять сознание, Лора, кажется, принялась бить меня по щекам. — Не вырубайся! Слышишь меня?! Чёрт! — ее голос эхом отдался у меня в голове, лица я уже не видела. — Блядь! Молли!!! Кто-нибудь сюда! Не вырубайся! — я бы с радостью, но не получилось.

Я видела только какие-то обрывки. Сначала мелькнуло лицо нашего коменданта — Молли, она была напугана не меньше Лоры. Потом появилась Агнес. Сука. Хотелось ей врезать, но я была слишком слаба. Потом на какое-то время наступила тьма. Позже, когда я снова сумела разлепить глаза, меня уже куда-то везли. Кто-то сбивчиво говорил по телефону и просил подъехать Джо к нашему медпункту. Опять тьма. Неприятный запах больницы. Боль. Головокружение.

В следующий раз, когда мое сознание вернулось к реальности, я увидела перед собой три новых лица: Амис, Джо и женщина… Та самая женщина, к которой меня когда-то возил на осмотр Дьявол. Что они все здесь делали?

Белые стены, яркий свет, который невыносимо раздражал глаза. Чьи-то всхлипы. Мне что-то вкололи, затем надели на лицо какую-то маску, призывая вести обратный отсчет от десяти до одного. Это говорила та женщина-гинеколог. Десять… Девять… Восемь… Семь… Шум прибоя… Сознание снова оказалось вне реальности. Я гуляла по залитому солнцем берегу. Горячий песок, крик чаек. Полный покой и умиротворение.

Снова столкновение с действительностью. Несколько врачей склонились надо мной, среди них я увидела Джо. Он стянул медицинскую маску на подбородок и строго посмотрел на меня. Фокус плыл.

— Звоните ему немедленно, — послышался твердый приказ кому-то, кто, вероятно, тоже находился в палате. — Он просил оповестить его, если что-то пойдет не так.

3.

Я не могла в это поверить. Мозг усердно отторгал только что полученную информацию. Казалось, что всё происходило не со мной. С кем-то другим, кого я не знаю, но уж точно не со мной. Кто я? Просто существо, просто неприкаянная тень. С такими как я могло произойти всё что угодно, но только не это. Вся сложившаяся ситуация казалась такой же аномально нереальной, как если бы Дьявол, например, припал к моим ногам, моля о прощении и нашептывая признания в любви.

Мозг будто бы завис. Будто бы внезапно закоротило какой-то жизненно важный нейрон. Я продолжала дышать, слышать, жить, в конце концов, но взгляд уперся в одну точку, тело совсем не двигалось. Я сидела на больничной койке и, наверное, напоминала куклу… Обезображенную, с порванными ниточками, сломанную куклу.

Кто-то вколол мне успокоительное, видимо, опасаясь, что я вот-вот мог начать биться в истерике. Не знаю, не уверена, что мне на это хватило бы сил. Рядом со мной сидела Амис. Я могла только недоумевать, как ей удалось отпроситься у Блэйка. Впрочем, он временами бывал слабохарактерным и, если правильно надавить на болезненные точки, он быстро сдавался. Подруга хорошо знала об этих уязвимых местах, правда, не всегда могла ими воспользоваться. Если где-то рядом шастала Агнес, то Блэйка было невозможно продавить. Но, похоже, в этот раз Амис всё-таки повезло.

Алестера я не видела, хотя сейчас его компания мне совсем не повредила бы. Доктор и медсестра вышли. Я всё также продолжала сверлить невидящим взглядом одну точку, рассеянную в светлом пространстве больничной палаты. Не было ни слез, ни истерик. Я уже давно превратилась в выжженное поле, на котором вряд ли что-то когда-то снова сможет зацвести.

— Мотылёк, — нежно произнесла прошлое имя Амис, накрыв своей теплой ладонью с изящными длинными пальцами мою холодную как лед руку.

— Розмари, — тихо поправила я.

— Что?

— Меня зовут Розмари. Это мое настоящее имя. Розмари Энн Маерз, если быть точной.

— Откуда ты узнала его?

— Он достал откуда-то информацию обо мне, — тихий голос предательски дрогнул, механизм запустился, мое дыхание резко участилось.

— Какой же он всё-таки урод, — зло проговорила Амис. — Собственными руками вырвала бы ему яйца и заставила их сожрать. Ублюдок.

— Не говори так, — я нахмурился и прикоснулся рукой к своему животу. — Пусто, — горькая кривоватая улыбка мелькнула на моих сухих искусанных в кровь губах. — Теперь там пусто, представляешь?

— Прекрати думать об этом. Доктор ведь тебе четко сказал, что ты сможешь в будущем иметь детей.

— Ты серьезно думаешь, что в нашем мире это нужно расценивать как подарок? — мой голос стал громче.

— Ну не знаю, — Амис немного растерялась. — Жизнь иногда делает поворот на сто восемьдесят градусов. Этот Алестер… Он хороший мужик. Если бы наш бордель находился под покровительством какого-нибудь местного чиновника или мафиози, то Алестер не оставил бы от него даже фундамента. А так… «Крыша» у нас хрен знает, где находится. К нам никак не подступиться, вот и вся суть. В любом случае больше ты не вернешься в эту яму. Может, что-то и срастется. Время всё лечит.

— Ничего не хочу, — отстранённо проговорила я, практически не слушая, что мне говорила подруга. — Жить не хочу. Я так от всего этого уже устала. Сил нет, — я легла на бок и медленно притянула колени к груди, будто стремясь защитить то, чего уже нет. Оно погибло.

— Не говори так, — Амис нахмурилась. — Я понимаю тебя, после такого трудно остаться в своем уме. Сама проходила через это. Но с другой стороны, так даже лучше. Что было бы с этим ребенком? Ничего хорошего. Обрекать его на такую жизнь, как у нас? Тем более доктор тебе объяснил, что под воздействием сильных противозачаточных процент того, что ребенок мог родиться здоровым — критически мал. Похоже, высшие силы обеими руками были против его рождения.

— Перестань, — рыкнула я и накрыв голову подушкой, сжала в руке кулон Калэба. Слезы сдавили горло, но я будто бы пьяная, да еще и под воздействием успокоительного, не могла их пролить.

— Прости, я не хотела тебя обидеть.

Меня буквально всю выворачивало от этой гребаной ситуации. Я не хотела думать о ребенке, о том, что его нет, о том, что он был моим и его. Не хотела искать оправданий Дьяволу. Не хотела находиться в подвешенном состоянии. Меня всё раздражало и убивало. Даже проклятые белые стены забивали последний гвоздь в крышку гроба моего никчемного существования. Казалось, что еще одно неверное слово или движение, и я сойду с ума, по-настоящему и навсегда.

Закрыв глаза, я снова видела его, наш танец в тот вечер, наш безумный секс, когда я его вымазала в красной помаде, его окровавленное тело. Это было невыносимо! Слишком трудно! Больно! Но хуже было оттого, что я ничего, ничего не могла с собой поделать. Меня тянуло и к нему, и к Калэбу. Я словно стала одержимой, больной.

Кто-то внезапно коснулся моей руки. Я выглянула из-под подушки. На корточках у моей кровати сидел Алестер. В его глазах затаились печаль и сожаление. Так странно было это видеть в мужчине, особенно, после того как уже давно привыкла к колючему взгляду темно-карих глаз. Я разрыдалась до обжигающей боли в груди. Алестер ничего не сказал, и за это я была ему бесконечно благодарна. Он просто обнял меня, словно бы утащив в размеренный круговорот своей светлой и гармоничной энергетики. Похоже, успокоительное ни черта не действовало, только голова болела.

— Всё пройдет, — единственное, что тихо нашептывал мне Коулман, пока я оставалась безутешной. — Всё обязательно пройдет.

Прошло черт знает сколько времени, прежде чем я всё-таки смогла взять свои разбушевавшиеся эмоции под контроль. Мне нужно было поплакать, отпустить себя, вывести на поверхность всё то, что так сильно тревожило меня и убивало изнутри.

Алестер поглаживал меня по спине и терпеливо ожидал, когда моя истерика ослабнет. Я была удивлена тому, что человек, которого трудно было назвать даже другом, просто случайный знакомый, проявил ко мне такое внимание и заботу. Внутренний голос меня не подвел, когда я впервые встретила Алестера. Он оказался очень добрым. Эта доброта плескалась в его ясных голубых глазах. Даже прикосновения Коулмана моим сознанием воспринимались иначе: без отвращения, без опасения, что вот-вот придется защищаться.

4.

Лола хвостиком увязалась за нами, пока Алестер показывал мне свой дом. Если честно, то мне было совсем не до экскурсий. Хотелось просто прилечь где-нибудь, хоть на полу и отдохнуть, чтобы никто не трогал, не мешал. Из-за слабости и вообще всей этой ситуации у меня не было сил строить из себя вежливую гостью, да и напрягать Коулмана лишний раз совсем не хотелось. Он и так сделал для меня слишком много хорошего.

— Думаю, здесь тебе обязательно понравится, — он открыл дверь и пропустил меня в небольшую спальню. Ничего необычного в ней не было: кровать, гардеробная, кресло, прикроватные тумбочки и торшер. Стены были выкрашены в нежно-зеленый цвет, который мне показался очень даже симпатичным.

— Да, неплохо, — я попыталась из последних сил выдавить из себя улыбку, но получилось как-то неважно.

— Иди сюда, — Алестер прошел вглубь комнаты и остановился у окна.

Я, ничего не говоря, подошла к нему и замерла на месте, когда увидела сквозь прозрачное стекло океан. Он был неспокойным, мутно-серым, но это никак не приуменьшало его силы, мощи и красоты. Значит, мне всё-таки не послышался шум прибоя. Что же, похоже, пока что рассудок решил не покидать приделы моего покорёженного сознания.

— Потрясающе, — тихо прошептала я, рассматривая воду так, будто впервые ее увидела.

— Я знал, что тебе понравится такой вид, — Алестер явно был горд собой. — Знаешь, я где-то читал, что вода успокаивает. Надеюсь, что океан тебе поможет в этом непростом деле.

— Спасибо, — я не знала, что еще следовало сказать. Слова никак не хотели выстраиваться в предложения. Все чувства и эмоции смешались между собой. Всё это трудно было описать привычным человеческим языком.

— Не за что. Я тогда оставлю тебя, понимаю, что тебе хочется побыть одной. Я если что буду работать в гостиной. Что-нибудь понадобится, зови, ладно?

— Да, конечно, — я по привычке прикусила нижнюю губу.

Алестер взял Лолу на руки и вышел из спальни, тихонько прикрыв за собой дверь. Я еще некоторое время постояла у окна, наслаждаясь видом. Водная гладь уходила далеко за горизонт и распространялась на многие километры. Другой мир, другая вселенная, где правили совершенно другие правила. Почему-то глядя на этот океан, я внезапно почувствовала себя маленьким существом, крошечной песчинкой, безликой составляющей обширного природного механизма, у которого был свой особый замысел. Это ощущение впечатлило меня и даже немного напугало.

В конце концов, я всё-таки отлипла от окна и легла на кровать прямо поверх одеяла. Пустота внутри меня постепенно начала заполняться болью и страхом. Никогда прежде, как именно в эту минуту, я не ощущала себя до такой степени уязвимой. Моя жизнь настолько резко изменила вектор своего движения, что меня всё еще немного потряхивало. Хотелось заблокировать все тревоги, все страхи, всю боль. У меня ведь это неплохо получалось, когда я находилась рядом с ним. Сейчас же мои нервы были обнажены, и мне их даже нечем прикрыть. Единственное на что хватало сил — не думать об утрате ребенка. Я ничего не знала о детях, материнстве, семье, но сердце всё равно ныло, будто бы от него нещадно оторвали кусок.

Я зажмурилась до серебристых точек. Всё пройдет, всё пройдет, всё всегда проходит. Я пыталась найти в сложившейся ситуации хоть что-то позитивное, и оно было, как бы странно не звучало. Бордель остался далеко позади и это уже само по себе являлось огромной удачей. Я не умерла, а это главное. Всё же как бы судьба меня не испытывала, а жизнь оставалась при мне. Слабо, но подобные доводы немного утешали.

Свернувшись калачиком, я крепко сжала в руке кулон и провалилась в тревожный сон, почти что кошмар. Мне снился океан, я сидела на песке и наблюдала за кораблем, который плыл по линии горизонта. Я кого-то ожидала, но, кажется, так и не дождалась. Оттряхнув свой сарафан, который был чем-то похож на те сарафаны, которые мне купил в свое время Калэб, я поднялась и направилась гулять вдоль пустынного берега. Я продолжала кого-то искать, но всё безуспешно. Горячий ветер трепал мои длинные волосы, а теплая океанская вода — омывать мне ноги. Где-то далеко-далеко раздался детский надрывный плач. Я была совершенно уверена, что плакала девочка. Без конца осматриваясь по сторонам, я усердно искала, испытывая невероятный страх за нее. Плач звенел прямо у меня в голове, но ребенка нигде не было видно. Прищурившись из-за яркого солнца, я снова посмотрела на корабль, который уплывал вдаль. Не знаю почему, но я твердо решила, что девочка находилась именно на том корабле. Я хотела броситься в воду, чтобы доплыть до судна, но внезапно проснулась.

Когда я осознала, что всё это был лишь сон, стало немного легче. За окном уже сгустились сумерки. Я чувствовала себя будто пьяной. Голова болела, но слабость уже отступила. Встав с кровати, я хорошенько размяла шею и вышла из комнаты. Хотелось курить, причем настолько сильно, что я готова была взвыть раненной волчицей.

На цыпочках я прошла в гостиную и увидела Алестера. Он в домашней одежде сидел на диване, и, кажется, пил пиво из жестяной банки. На журнальном столике стоял ноутбук, окруженный каким-то бумагами и ручками. Из освещения горели лишь пара торшеров. Я уже хотела выйти из тени, чтобы попросить у Алестера сигарету, отчетливо помня, что он тоже курит. Но в самый последний момент остановилась, когда услышала тихий разговор:

— Всё в порядке. Лерой, я умею держать дела под контролем.

Сердце пропустило удар, когда я поняла, с кем именно разговаривал Коулман.

Черт, даже сквозь расстояние я чувствовала его, будто он находился в шаге от меня. Я обратилась в слух, силясь услышать тот голос, который был способен как уничтожить, так и возродить мое полуразложившееся сердце. Но, к сожалению, я ничего не смогла расслышать, отчего ощущение нереальности ситуации лишь увеличилось. Внутри меня в агонии забился тот беспечный и безрассудный Мотылёк, которым я еще совсем недавно была. Он тянулся к Дьяволу, хотел пасть к его ногам, рассыпаться вокруг него той болезненной любовью, от которой я хотела всеми силами избавиться. Чистый мазохизм!

5.

Поспать мне удалось лишь под утро. Да и сном это было сложно назвать. Просто смутное состояние на грани между реальностью и забвением. Разные мысли не давали покоя, и как бы я не старалась от них отделаться, они всё навязчивей и навязчивей кружились у меня в голове. Единственное, что у меня сносно получилось, так это не расплакаться. Хоть Алестер пытался меня убедить в том, что принимать свои слабости — нормально, я всё равно не могла себе этого позволить. Однажды я по неосторожности сделала подобное и во что всё в итоге вылилось? В психическое расстройство, которое нынче зовется «любовью», потерю неродившегося ребенка и практически тотальное разрушение самой себя. Теперь же я решила, что нужно быть осмотрительней.

Встав с кровати, я подошла к окну. Серебрился рассвет и, судя по чистому небу, погода сегодня обещала быть ясной. Это хорошо… Мне так не хватало солнца. Весь этот мрак уже давно въелся под кожу. Хотелось пробудиться, стряхнуть его с себя и поднять голову повыше. Но пока что у меня это никак не получалось сделать. Похоже, просто еще не настало нужное время.

Рассматривая спокойный океан, я неосознанно потянулась рукой к животу. Стало мерзко… От самой себя мерзко. Никогда себе не прощу того, что не почувствовала ребенка внутри своего чрева, не уберегла его. На что же я тогда вообще гожусь, если даже первостепенную функцию женщины выполнить не могу? Чтобы не загонять себя глубже Марианской впадины, я приложила максимум усилий для блокировки депрессивных мыслей. Уже ничего нельзя вернуть и как бы горько, больно и невыносим не было на душе, но такова правда жизни.

Устало потерев руками лицо, я почувствовала, как желудок неприятно сжался. Казалось, что я не ела целую вечность, но, если честно, аппетит всё еще отсутствовал. Если бы не урчание в желудке, я бы про еду еще не скоро вспомнила.

Застелив постель, я пошла на поиски Коулмана и его кухни. В гостиной хозяина дома я не обнаружила, ровно, как и на всём первом этаже. Отыскав кухню, я нашла только пустой холодильник. Да уж… Усевшись на высокий табурет, я положила подбородок на колени и уставилась в окно, что выходило во двор. Вероятней всего Алестер уехал за продуктами. Сам же вчера говорил, что только вернулся из командировки и из съедобного есть лишь пиво и недоеденная шоколадка.

Не успела я опомниться, как увидела въезжающий белый автомобиль. Через несколько секунд на улицу вышел Коулман в куртке и берете, а за ним выскочила Лола. Я улыбнулась, наблюдая за этой милой парочкой. Алестер разговаривал со своей собакой, как с ребенком, а она бегала возле него, почти что подпрыгивая. Когда они зашли в дом, я вышла к ним навстречу.

— О! Кого я вижу! — Коулман улыбнулся мне и протянул увесистые пакеты с едой.

— И тебе привет.

— Как настроение? — он снял берет и смахнул с него налипшие снежинки.

— А грязно выругаться можно?

— Лучше не стоит.

— Тогда я промолчу.

— Пытаешься шутить? Это уже неплохо. Ты пока спала мы с Лолой съездили в ближайший супермаркет. Я подумал, что хороший завтрак и немного свежих фруктов тебе пойдут исключительно на пользу.

— Тоже на это надеюсь.

Мы втроем переместились на кухню, и пока Лола уплетала свой сухой корм, я помогала Алестеру с завтраком. Мне нравилось то, что вот такие мелкие заботы, как готовка, помогали хотя бы на время, но всё же отвлечься от мрачных мыслей. Пожалуй, мне стоило бы подробней рассмотреть предложение Коулмана насчет того, чтобы найти себе какое-нибудь занятие. Иначе мне уже точно не справиться.

— А почему у тебя нет в доме прислуги? — спросила я, пока всеми силами пыталась взбить смесь для блинчиков.

— Не знаю, — Алестер чистил яблоки и бананы. — Даже как-то не задумывался об этом. Я постоянно в командировках и не вижу смысла содержать прислугу. Прибраться всегда сам могу, да и приготовить — тоже.

— А как же Лола?

— Если есть возможность, то беру с собой, а нет — оставляю своему другу.

— Понятно.

— Что там у тебя со смесью?

Я посмотрела на эту смесь для блинчиков скептическим взглядом. Эх, знать бы, какой она должна быть в идеале!

— Пока еще в тарелке, — хохотнула я, отчетливо осознав, что мой смех прозвучал нездорово. Стало даже как-то жутко от самой себя.

— Годится, — дал свою оценку Коулман, глянув в тарелку. — Хочешь попробовать приготовить блинчик?

— Не знаю. В готовке у меня нулевой опыт. Я столы у Блэйка драила, а не готовила.

— А тут всё предельно просто, — Алестер поставил на включенную плиту сковороду, подождал, пока она нагреется, потом взял половник и налил смесь на сковороду. — Долго не жди, иначе сгорит, — одно легкое движение рукой и блинчик перевернувшись в воздухе, шлепнулся обратно жариться. Таких фокусов даже Билл не умел делать.

— Ты настоящий волшебник!

— Ничего подобного, просто умею немного готовить. Иди сюда, теперь твоя очередь.

Я и плита. Уже само по себе такое сочетание звучало смешно и до одури нелепо, но я всё равно приняла предложение. Пока первый блин уже остывал на тарелке, Коулман подал мне половник, наполненный смесью. Кое-как я налила ее на сковороду, вроде бы получалось неплохо.

— А теперь попробуй перевернуть его, — инструктировал меня Алестер.

— Может, я просто вилкой его поддену?

— Нет, так будет неинтересно. Давай, у тебя непременно получится, — Коулман показал мне в воздухе как следует управляться со сковородой.

Я сделала ровно так, как мне показал мой «инструктор», но в итоге мой первый блин благополучно упал на пол.

— Получилось, — пробормотала я и с досадой посмотрела на свое неудавшееся кулинарное творение.

— Ничего страшного в этом нет. Сейчас всё быстро приберем, — Алестер суетливо избавился от мусора. — Попробуешь еще раз?

— Нет, как-то не хочется, — весь мой азарт куда-то резко исчез, уступив место мрачным депрессивным мыслям.

Остаток готовки прошел в полном молчании. Я сидела за столом и поглаживала Лолу, которая решилась запрыгнуть ко мне на руки и задремать. Тепло живого существа немного успокаивало и дарило иллюзорное ощущение внутренней гармонии.

6.

Алестер явно не ожидал, что именно такую задачу я поставлю перед собой. Она была трудной, крайне трудной, но я это прекрасно понимала и принимала ее. Раз уж так случилось, что жизнь собственного ребенка мне не удалось уберечь, то я сделаю всё, чтобы подарить нормальную жизнь Амис. Возможно, тогда-то я и искуплю ту вину, которая отравляла мне кровь и мучила долгими бессонными ночами.

— Что же, — начал Коулман, потерев свою переносицу. — Это похвально. Но для достижения такой цели нужна огромная подготовка.

— Я знаю, — мой голос прозвучал твердо и уверено.

Мне нравилось то, что понемногу я начинала становиться собой. Воинственный дух вновь пробуждался от долгого и болезненного сна.

— Тебе нужны документы, работа, — меж тем продолжил Алестер. — Я тебе со всем этим, конечно, помогу.

— Правда? — я не поверила своим ушам. По правде говоря, я еще смутно понимала, как и где буду работать, но Коулман одной своей фразой тут же рассеял всю неопределенность и неоднозначность ситуации.

— Но у меня будет только одно условие.

Я немного насторожилась, но постаралась отогнать от себя это чувство. За то время, что я провела в доме Алестера, он ни разу не позволил усомниться в нем. Я всё еще не могла понять, за какие такие заслуги он решился мне помочь. Ведь до всего этого ужаса мы разговаривали всего лишь несколько раз. Я часто задавала вопрос Коулману, почему он взял меня под свое крыло. Он всегда мрачнел и просто отвечал, что хочет помочь. Но я всё равно была убеждена, что в его милосердии крылось нечто значительно серьезней, чем просто обычная тяга помогать нуждающимся.

— Какое? — облизнув пересохшие губы, спросила я.

— Роза, думаю, ты и сама прекрасно знаешь, что после всего произошедшего твое душевное состоянии немного… Пошатнулось.

— Знаю, — мне стало неловко. Представляю, как я выглядела со стороны, поехавшая истеричка, которая то смеется без причины, то ревет. Такое поведение меня тоже напрягало и пугало.

— Я всё же хочу настоять на сеансах у психоаналитика. Он поможет тебе разобраться в себе, поможет прийти ко внутренней гармонии. Раз в неделю я буду приглашать доктора Соммера к нам. Пока я займусь подготовкой твоих документов, ты позанимаешься с психоаналитиком. Позже я тебя введу в курс дела. Если ты хочешь работать, зарабатывать деньги, то должна понимать, что твое душевное состояние просто не имеет права быть опасно нестабильным.

— Хорошо, — идея с психоаналитиком мне совсем не нравилась, но если он мог мне помочь освободить Амис, то я была готова пойти наперекор внутреннему протестующему голосу.

— В таком случае завтра же вечером я его приглашу.

— Хорошо, — я поджала губы. — Спасибо тебе. Твоя поддержка для меня очень ценна, особенно, сейчас.

— Не за что. И еще я тут подумал, что было бы неплохо нам немного развеяться. На выходных приедет моя подруга, — Коулман как-то странно выделил слово «подруга». — Новые знакомства пойдут тебе на пользу, да и в целом нужно разрядить обстановку. Хватит уже сидеть в раковине, жизнь всё же продолжается, — короткая речь Алестера вселила в меня надежду, дала некоторую мотивацию.

— Я тогда пойду спать? Завтра предстоит важный день.

— Конечно, я тоже буду закругляться с работой, иначе она начнет мне скоро сниться.

Когда я лежала в своей кровати и практически уже заснула, мозг вновь стал транслировать образ Дьявола. Это было слишком тяжело и невыносимо, когда не всё можно взять под контроль. Днем я старалась о нем не думать, но это мало чем помогало. Дьявол поселился у меня где-то под коркой, и просто так вытравить его уже не получалось. Может быть, психоаналитик действительно поможет мне справиться с этой маниакальной одержимостью? Хотелось верить, но горький привкус неправильности решения начать сеансы никак не покидал меня. Не знаю почему, но я была уверена, что ничего хорошего из этого не получится.

Следующим утром, когда я спустилась к завтраку, Коулман пил кофе и с кем-то разговаривал по телефону. Я тихо поздоровалась и тоже налила себе кофе. Лола, как обычно, бегала под ногами, держа в зубах резиновую игрушку в виде рыбки. Вообще это была ее самая любимая игрушка.

Это утро казалось мне правильным и вполне нормальным, пока я не расслышала, с кем именно разговаривает Алестер. Обычно, он всегда вел телефонные переговоры со своими коллегами и партнерами. Для этого у него даже имелся отдельный сотовый. Вот и сейчас Коулман говорил по рабочему телефону. Я собиралась уйти из кухни, чтобы не мешать, пока не услышала, как Алестер произнёс имя Калэба. Задержавшись на выходе, я крепко сжала в своих руках чашку, не чувствуя насколько больно она сейчас обжигала пальцы.

— Всё будет хорошо, — твердо заявил Коулман. — Когда появится первая же возможность, я обязательно к тебе приеду. Только не расстраивайся. Твой брат сейчас очень занят, но у тебя есть Хэтти.

Я медленно обернулась и встретилась с тревожным взглядом Алестера. Кулон на груди внезапно стал невыносимо тяжелым. Сердце быстро-быстро забилось в груди. Я очень сильно хотела поговорить с Калэбом, а еще лучше было бы снова его увидеть. Обнять, прижаться к нему и почувствовать тонкий молочно-шоколадный аромат.

— У меня для тебя есть небольшой сюрприз, — вдруг заявил Коулман, жестом подозвав меня к себе. — Только Лерою о нем ни в коем случае нельзя знать, — Алестер передал мне телефон.

Я поставила чашку на стол и взяла мобильник. Во рту пересохло, а тяжелые удары сердца теперь зазвучали где-то в области горла. Приложив телефон к уху, я с некоторой робостью произнесла:

— Привет.

Повисла долгая пауза. Сделать хотя бы один вдох никак не получалось. Я слышала его дыхание в трубке, мы были близко и в то же время непростительно далеко.

— Мотылёк? — заикаясь, но всё же спросил Калэб, будто не поверил в реальность происходящего.

Любого другого я бы уже давно поправила, это вошло у меня в какую-то дурацкую привычку. Но мое прежнее имя, сказанное Калэбом, звучало так естественно, мелодично. Кажется, сердце пропустило удар. Я вспомнила нашу последнюю встречу, которая словно произошла в другой жизни, в другой вселенной. Тоска, что всё это время плескалась на дне моей души, всплыла на поверхность. Мне не хватало этого человека с чистым сердцем ребенка. Я скучала и тосковала по нему так же, как если бы мать разлучили с ее ребенком.

7.

— Эдвард, — Алестер в знак приветствия пожал доктору руку. — Как добрался?

— Нормально, без пробок, — мистер Соммер улыбнулся лишь уголками губ.

— Мы уже закончили, так что можете свободно переместиться в гостиную. Я вам мешать не стану.

— Хорошо.

— Роза, удачи тебе, — Коулман убрал грязные тарелки в посудомоечную машину и ушел.

Повисла неловкая пауза. Я ощутила, что мои щеки резко стали горячими и наверняка покраснели как спелый помидор. Не стоило мне так резко выражаться про человека, которого я даже еще не увидела. Это было крайне неразумно с моей стороны. Всё же как бы там ни было, а временами я вела себя, как типичный неуправляемый подросток, и это совсем мне не нравилось. Я должна учиться быть взрослой и мудрой, чтобы… чтобы снова не обжечься и не наделать кучу непоправимых ошибок.

— Здравствуйте, — я прикусила нижнюю губу, мой голос звучал неуверенно.

— Здравствуйте, — доктор Соммер заулыбался, похоже, мои слова его не очень-то и задели. Если бы мне такое сказали, я бы давно нос сломала. — Роза? Я прав?

— Да. Розмари.

— Отлично. Тогда мы, возможно, переместимся в гостиную?

— Конечно.

Я села на диван и скрестила руки на груди. Психоаналитик положил на журнальный столик свой портфель, открыл его, достал блокнот, ручку с причудливой мордашкой пуделя на конце и удобно разместился в кресле. Короткие ножки мистера Соммера не доставали до пола, но несмотря на свою миниатюрность, у меня ни разу в голове не пронеслась мысль о том, что этот человек какой-то не такой. Я воспринимала доктора как обычного мужчину, каким, например, являлся Алестер. Особенность тела мистера Соммера лично никак не влияла на мое восприятие. Наверное, пришлось долго идти к тому, чтобы принять себя таким, каков есть и всем своим поведением показать окружающим, что ничем не хуже остальных.

— Простите меня за те слова, — внезапно выпалила я, потому что чувство стыда всё еще грызло меня где-то изнутри. — Мне очень неловко…

— Почему? — мистер Соммер внимательно посмотрел мне прямо в глаза.

— То есть?

— Почему вам неловко?

— Я… Я не знаю.

— Знаете. Полагаю, вы ожидали увидеть какого-нибудь молодого специалиста, высокого и подтянутого? Если бы всё так и случилось, вы вряд ли ощутили неловкость. Ваши догадки частично подтвердились бы. А зашел я и сломал своим видом привычные стереотипы о человеческой внешности. Вам неудобно, потому что на подсознательном уровне вам меня жаль, а того, кого жаль в принципе нельзя оскорблять.

— Это не совсем так, — осторожно произнесла я и плотней скрестила руки, буквально впившись пальцам в свои предплечья.

Мистер Соммер молчал, вероятно предоставив мне возможность озвучить свою версию.

— Да, я действительно не ожидала увидеть такого человека, как… как вы. Но мне неловко не из-за этого. Несмотря на вашу особенность, вы ведете себя достойно. Уверена, это не так уж и легко дается. Наш мир временами для обычных людей плохо устроен, а для тех, у кого есть ряд ограниченных способностей, вообще трудно бывает. Но вы научились жить в этом мире и это достойно уважения. Поэтому мои слова в этом случае прозвучали еще оскорбительней. Именно из-за этого мне и неловко, — я выдохнула, надеясь, что четко и понятно описала то, что чувствовала.

— И как же вы поняли, что я научился жить в нашем мире? Возможно, я всё-таки богатенький сынок с купленной лицензией? — доктор сделал какие-то пометки себе в блокнот и снова внимательно посмотрел на меня.

— Нет, — тут же ответила я. — Вы не богатый сынок, судя по вашему старому, но не потерявшему свой лоск портфелю. Вы следите за собой, не стремитесь затеряться среди других людей. Аккуратная прическа, ухоженная одежда. Вам не нужно выделяться, просто достаточно быть, как и все остальные. А профессия, где нужно постоянно контактировать с людьми, говорит о вас как о человеке, который не боится коммуникации. Так что, я могу сделать вывод — вы научились сосуществовать с внешним миром, — я почувствовала гордость за себя, когда увидела тень положительно удивления на лице доктора Соммера.

— Поразительно, — пробормотал он сам себе и внес новые пометки.

У меня сложилось такое впечатление, что это я проводила сеанс и у меня есть лицензия. Но то, что я сказала, казалось мне вполне очевидным, но судя по удивлённому лицу психолога, он так не считал.

— Хорошо, — твердо произнес доктор после короткой паузы. — Теперь поговорим о вас. Любая информация, которую вы расскажите не выйдет за пределы этой комнаты. Расслабьтесь и постарайтесь поведать мне о том, что считаете необходимым изучить.

Мне было трудно собрать все мысли воедино и начать рассказывать о своих проблемах. Наверное, их было слишком много, чтобы вспомнить все и сразу. Я попыталась расслабиться, в определенной степени это у меня даже получилось, но руки всё равно остались скрещенными.

— Не знаю с чего начать, — я решила, что нужно быть честной. Раз уж доктор Соммер призван оказать мне помощь, то для лжи здесь явно не осталось никакого места.

— Хорошо. Такое бывает. Это нормально, когда сразу сложно начать диалог, — голос психоаналитика звучал мягко и спокойно. Мне нравился его тембр, а неторопливость в произношении слов даже немного успокаивала. — Давайте начнем с воспоминания, которое, на ваш взгляд, является одним из самых счастливых.

— Прием пищи, — долго не думая ответила я, а затем смутилась такому тривиальному ответу.

— Почему именно он?

— Ну, еда делает меня счастливой. Когда я не голодна, мне проще сосредоточиться на чем-нибудь другом. Там, откуда я прибыла, едой сильно не баловали. Поэтому, наверное, я так по-особенному и реагирую на нее.

— А как вы сейчас относитесь к приему пищи?

— Намного спокойней. У меня сейчас много других проблем и еда сама собой отошла на второй план.

— Хорошо, — доктор поставил еще одну пометку в своем блокноте. — Тогда продолжаем искать другое счастливое воспоминание.