Русалка

Вот скажите мне — можно у нечисти помощи просить? Наш поп говорит — нельзя, нечисть слуги диавола, врага рода человеческого и искусителя. Это все так, попу виднее. Да ведь слаб человек, в иной раз так припрет, что у кого угодно помощи попросишь и за ценой не постоишь. Вот послушайте, есть про это одна сказка.

Жил в Торбееве парень Митрофан. Лет ему немного было, четырнадцать только минуло, звали все Митрохой. Больше всего на свете любил Митроха рыбу бреднем ловить. Есть у нас остров на Реке, верстах в двух выше Высоцкого. С одной стороны острова — песчаная коса, а другая лесом поросла, ольхой и ивняком. Ивняк прямо в воду спускается — там под берегом, в ямах, рыба и стоит. Я сам там в детстве таких лещей брал — еле в ведро влазили! А сома как поднимешь — трех человек надо, чтобы в лодку его затащить! Да рассказ не обо мне, а о Митрохе.

Пошел он как-то рыбачить на закате с ребятами, как раз перед Ивановым днем. Пригребли на лодочке до острова, у лесистого берега встали и пошли с бреднем ямы обходить. Митроха в лодочке сидит, следом гребет, помогает рыбу из бредня доставать и в кошелку складывать. Как до середины острова дошли, бредень на глубоком месте за корягу зацепился. Тянут его ребята потянут, вытянуть не могут — крепко засел! Митроха говорит: «Давай подсоблю!» Снял рубаху и прыгнул в воду, бредень отцеплять. Возился-возился, два раза выныривал воздуха набрать, и отцепил-таки, и не порвал сеть, все ячеи целые! Думает, ребята его похвалят, а они ругаются: «Ты почему лодку не привязал — вон ее унесло! Плыви сам теперь за ней!»

Митроха плавал хорошо, да вот беда — лодку уже на стремнину вынесло. Митроха плывет, из сил выбивается, да видит — лодку не догнать.

А вода холодная! Одно дело под берегом, где вода стоячая, другое — посреди реки. Чувствует Митроха — от холода у него ногу зажало, не разогнуть. «Бог с ней, с лодкой, — думает, — надо к берегу поворачивать». Вот уже осталось до берега саженей десять, а у Митрохи сил больше нет — вторую ногу тоже зажало. Стал он тонуть. Ушел с головой под воду, руками по ней молотит, хочет выплыть, да не получается. Воздуха ему не хватает, и чувствует Митроха, что сейчас захлебнется.

Вот уже совсем Митроха на дно опустился, как вдруг показалось ему, что все вокруг остановилось. Вода речная стала тягучая, как мед, водоросли вокруг не шевелятся, и тишина. И слышит в этой тишине Митроха голос девичий: «Не страшно помирать, а, молодец?» А Митрохе так страшно, что и словами сказать нельзя. Голос дальше молвит: «Хочешь мне службу сослужить и свою жизнь на чужую выменять?» Митроха головой кивнул. И как только он кивнул — видит, плывет к нему из зеленой глубины сквозь речную траву русалка. Лицо у нее белое, как рыбье брюхо, грудь голая в воде колышется, волосы длинные во все стороны распущены, а вместо ног — рыбий хвост! Подплыла она к нему, посмотрела в глаза, а потом за плечи обняла и в губы поцеловала. Как только русалка Митроху поцеловала, стало ему свободно дышать, как на воздухе.

Русалка говорит: «Я тебя на землю верну, а ты мне отплати — сделай, что приказываю». Митроха отвечает: «Сделаю, речная царица, сделаю!»

Русалка ему рассказывает: «Я раньше не русалкой была, а простой девушкой. И полюбил меня молодой барин из соседнего имения. Звали его Алексей Шубин. Высокий был, красивый, глаза зеленые, а волосы рыжие. А велеречив — заслушаешься! Влюбилась я в него без памяти и совсем про честь девичью позабыла. Мы с ним и на тройке катались, и по реке на лодочке, и в город вместе ездили, на ярмарку. Он мне уже и кольцо подарил, вроде как на обручение. Да вдруг стал Алеша мой про меня забывать, в условленный час на встречу не приходить и известий не присылать. Стала я разузнавать, что и как. И рассказали мне его дворовые, что готовит Алеша свадьбу — да не со мной, а с богатой вдовой из города. Имение-то у них было заложено и перезаложено, надо было выкупать, а не на что. Пришла тогда я к Алеше и говорю: „Что же ты, милый друг, меня опозорил, а теперь насмеяться хочешь и бросить? Я тебе свадебку-то расстрою, сама на венчание в церковь приду и про твою любовь и клятвы всем расскажу“. Стал меня Алеша просить-умолять, чтобы я сжалилась и на свадьбу не приходила. Деньги даже предлагал в откуп. А я ему в ответ: „Зови побольше гостей, пусть все про твои забавы холостяцкие узнают!“

Так неделя прошла, другая. В один день прислал ко мне Алексей посыльного и на встречу позвал в условленном месте. Я пришла, а Алеша меня обнял и говорит: „Ты одна мне мила, а вдовье богатство мне не нужно и даром. Поедем с тобой, как в старину, на лодочке покатаемся, а свадьбу я завтра прикажу отменить“. Я так обрадовалась — бросилась ему на шею и расцеловала. Пошли мы с Алешей к причалу, а там лодка стоит, коврами покрытая, а в ней корзина с разными кушаньями и вино заморское, шумпаньское, мое любимое. И поплыли мы на тот берег, где было у нас укромное местечко, одним нам только ведомое. Так нам с Алешей было на той полянке хорошо, так сладко! До вечера мы на том берегу миловались, а как солнышко стало садиться, повез меня Алеша обратно.

Я на носу сидела и венок из цветов плела. Вдруг у меня посреди реки венок в воду упал. Я за ним потянулась, да не удержалась и в реку свалилась. А плавать я тогда не умела, не научилась еще. Стала я на помощь звать Алешу, смотрю — вроде тянет он ко мне руку, да вдруг передумал, руку отдернул и стал в другую сторону грести. Я ему кричу: „Алеша, куда же ты, милый мой, спаси меня!“ А он не отвечает, гребет к берегу, и только слезы из его глаз катятся одна за другой. В этот день я его последний раз и видела. И показалось мне, что я заснула, а как проснулась, стала речной русалкой.

Теперь слушай, что я тебе прикажу. Разыщи ты этого барина, Алексея, и дай ему ковш воды напиться, а на дно кольцо наше обручальное брось. Вот тебе это кольцо. Вода эта заговоренная, будет для него как яд. Как он ее выпьет, так и умрет в страшных муках, да не быстро, а в три дня. И в каждый миг перед смертью будет он мое лицо видеть и тот день, когда он меня из воды не спас, вспоминать. А чтобы тебя никто не заподозрил — выпей этой воды и ты, тебе она вреда не причинит.

Только знай, молодец, — даю тебе времени на все год. Коли к следующему Иванову дню не выполнишь мой приказ, верну я тебя обратно, на это самое место, и захлебнешься речной водой. Согласен, что ли?»

«Согласен», — кивнул Митроха. А что ему делать было, скажите, — умирать-то страшно, да еще так, задаром, из-за лодки какой-то.

Тогда русалка Митрохе кольцо на руку надела, и как только надела — оказался Митроха на берегу, целый и не мокрый даже совсем.

Стал Митроха думать, как бы ему к барину подобраться и воды дать выпить, да подозрения потом от себя отвести. Не будешь же за ним по полям бегать с ковшом. Да и не пьют господа из ковша, только из рюмок стеклянных. Думал-думал и решил на работу в имение наняться — так скорее случай будет с барином увидеться, а там что-нибудь само придумается. Неделю Митроха ходил за управляющим, просил хоть какую работу дать в имении. Наконец управляющий согласился и взял Митроху в конюшню, навоз за конями выносить и овес им сыпать. Да только Митроха барина сперва не видел — тот в городе, в Москве жил.

Как-то раз, на яблочный Спас, стали слуги говорить, что господа из города возвращаются. Забегали все, стали к приезду готовиться. На следующий день две коляски к крыльцу подкатили. Из первой вышел молодой барин, в сиреневом сюртуке и белых перчатках. Точь-в-точь как русалка говорила: глаза зеленые, волосы рыжие, густые, и лицо белое, как у девушки. А следом за барином его отец ехал, он такой старый был, что его слуги на руках вынесли.

Приехали господа, расположились. Да как ни старался Митроха поближе к господскому дому подобраться, дворня его с крыльца прогоняла: иди, мол, на конюшню, чумазый! Так лето прошло. И тут представился Митрохе случай. Был при старом барине мальчик дворовый. Он за стариком ухаживал, на кресло его сажал, в кровать укладывал и в бане мыл. Да вот беда — застудил мальчишка спину, так что ни согнуться, ни разогнуться не мог, не то что старика на руках таскать. Стали ему замену искать, да никто не идет — работа хоть и нетрудная, да старый барин сварлив, все ему не по нраву. А еще надо денно и нощно при нем быть и все его прихоти исполнять.

Надел Митроха лучшее платье, вымылся и побежал к управляющему. Поклонился ему поросеночком и попросил к старому барину определить на работу. Управляющий подарок взял и пообещал с господами поговорить. А ввечеру Митроха уже в господском доме на стульчике сидел, в ливрее лакейской. А колечко русалочье он на веревочку повязал и себе на шею повесил, чтобы всегда при нем было.

Тут и осень пришла. Целый день Митроха со стариком возится, на прогулку его водит, постель за ним меняет, комнату проветривает, а по вечерам пятки чешет, чтобы тот спал крепче. А молодого барина целыми днями не видать — то он на охоте, то в гостях. Зимой все господа вообще в город уехали, а оттуда в заграницы, только старик в имении остался. Так они зиму вдвоем с Митрохой и коротали.

Вскоре весна пришла, за ней и лето, а молодого барина все нет. Как Троица прошла, старый барин крепко заболел — целый день у него жар, лихорадка. Управляющий доктора из Рязани вызвал и господам в заграницу отписал. Обрадовался Митроха — значит, молодой барин скоро вернется, может, случай откроется ему воды поднести. А меж тем старику все хуже. Митроха его целый день лекарствами поит с ложечки, как доктор приказал, подушки старику подкладывает — да что толку! Старик целыми днями не спит, кашляет, задыхается.

Стоит старику заснуть, как Митроха тотчас сам засыпает. Только сны у Митрохи недобрые. Чудится ему утопленница, вся в тине речной, которая его в воду тянет и приговаривает: «Что же ты, Митроха, не сделал того, что я тебе наказывала? Мало тебе времени осталось, скоро уж Иванов день. Поторопись, а то я ждать устала». Просыпается Митроха, весь в поту холодном, и в окно скорей бежит посмотреть — не приехал ли еще барин?

Наконец перед самым Ивановым днем барин из Москвы прикатил, да не один — со своей женой, с детьми. А еще они доктора с собой привезли, немца. Тот старика посмотрел, головой покачал и говорит господам (Митроха все через дверь слышал): «Батюшка ваш при смерти, проживет недели две, а то и того меньше. Так что готовьтесь, Алексей Алексеевич, к худшему».

Митроха испугался — а что, если старик и вправду скоро умрет, и его, Митроху, из дома господскою погонит обратно на конюшню? Как он тогда русалкино задание выполнит? Была не была! Взял он ковш, воды в него налил, кольцо со шнурка снял и на дно положил. А потом сел на стул ждать, пока барин мимо пройдет. Вот двери открылись, и господа вышли, доктора провожать. За барином его жена идет молодая, красивая, в платье кружевном, и вся заплаканная. Смотрит на нее Митроха и дивится: «Какая же она богатая вдова? Ей недавно лет осьмнадцать минуло, когда ж она овдоветь успела?»

Вдруг Митроху как осенило. Бросился он в залу главную, где картины висели родовые. На одной картине нарисован старый барин в молодости. Волосы рыжие, глаза зеленые — точно как русалка говорила! И звать их с молодым барином одинаково…

Понял тут Митроха свою глупость. Ведь он, дурак, хотел молодою барина отравить, а русалка ему про старого рассказывала! И весь год, почитай, был старый барин в полной его власти, из его рук пил и ел. И ежели сейчас его Митроха отравит, никакого подозрения на нем не будет — старик и так при смерти.

Схватил Митроха ковш с кольцом и к старому барину в покои побежал. Как вошел, смотрит — сидит старый барин на постели и плачет. Увидел Митроху, поманил пальцем к себе, усадил рядом, а потом говорит: «Ты мальчик добрый, послушай, что я тебе расскажу. Есть у меня на душе один грех. Уже пятьдесят лет я его в себе ношу и не могу ни спать крепко, ни жить весело. Погубил я одну девушку, погубил подло, из-за денег. И с тех пор каждую ночь она мне снится, и нет ни одного дня, когда я про грех свой страшный не вспоминаю. Тяжко мне было жить, а еще страшней умирать. А что умру я не сегодня-завтра, так мне это и без доктора ясно. Вот тебе записочка нашему попу: я церкви много денег оставляю, а поп за это пусть за меня молится, а еще пусть молится за упокой невинной души рабы Божией Анастасии. И чтобы пятьдесят лет в этой церкви молились за нее и не забывали! Да только никому больше про это не сказывай, а паче всего моему сыну или невестке. Пусть они этого не узнают никогда и об отце своем будут вспоминать с грустью, а не с отвращением. Вот тебе пять рублей за добрую твою службу: а если чем обидел, прости меня, ради Бога!»

Сказал это старый барин, голову опустил и снова заплакал, еще горше. Потом слезы утер, повернулся к Митрохе и говорит: «Дай мне, мальчик, напиться и ступай скорей». И рукой уже одной за ковш с водой взялся, где кольцо лежало.

Митроха видит, как старик ковш к губам подносит, и думает про себя: «Ведь я сейчас барина убиваю и свою жизнь этим купить хочу. А что, если я всю жизнь буду об этом убийстве помнить и каждую ночь старого барина видеть во сне, как он свою Анастасию-утопленницу? На что мне такая жизнь?»

И не успел старый барин из ковша отпить, как Митроха у него ковш из рук выбил и воду выплеснул.

Как сделал это Митроха, все вокруг него закружилось, завертелось, забулькало, воздух отяжелел и сделался зеленой водою. И вот он уже не в комнате, а снова на дне речном, и воздуха ему снова не хватает, и грудь теснит, и только где-то наверху, сквозь воду, лучики закатного солнца пробиваются. Думает Митроха, как бы ему помереть скорее. Посмотрел он в последний раз на солнечный свет и глаза закрыл.

Да не умер. Чувствует Митроха, как кто-то его переворачивает и на грудь давит, и голоса какие-то вокруг, да все не русалкины. Стал он кашлять, да так, что вода горлом пошла. Открыл глаза, глядь — а он снова на земле, и вокруг него мужики какие-то незнакомые смеются да все мокрые. А один, который его под руки держал, говорит ему: «Эй, паренек, на спор, что ли, реку переплывал? Ты, коли плавать не умеешь, не берись. Ведь утоп бы, ей-богу, если бы мы с Михайлой тебя не заметили!»

Это, оказывается, плотовщики были. Они Митроху с берега увидели и за ним нырнули. Сели они все у костра, вещи сушить развесили, ухи горячей Митрохе налили. Он поел и все им рассказал, по свой уговор с русалкой. Да плотовщики его на смех подняли. Говорят, старый барин в имении Шубиных уже год назад умер, а имение потом другим господам продали. А если в церкви и вправду за какую-то Анастасию молятся, то и что с того? Вон, в Высоцком полдеревни Настасьи! Так и не поверили плотовщики Митрохе. Да и он сам, как время прошло, не знал, взаправду ли все это было или привиделось.