Предисловие
Предисловие лучше не читайте. Вернее, сделайте это после прочтения. Но если все-таки решились его прочитать, то ладно.
Итак, написана «Русская Дания» была 24 июля 2019 года. А начата где-то весной 2017-го. Возникла идея спонтанно. Да и вообще, как мне кажется, во всем хорошем всегда присутствует спонтанность. Половина или две трети этой книги были написаны спонтанно. Вот так вот.
Первый абзац был начат мною, а затем подтянулся второй человек (тот еще засранец, надо сказать), но без него этой книги-бы не было, это точно. Он смог выдавить из себя какое-то количество первоклассных глав, а затем заглох. Вернее, они были не выдавлены, а написаны как раз спонтанно, на одном дыхании. Он не горел желанием что-то придумывать, как-то утруждать себя. Если не пишется, то мол, че поделать. Так он всегда рассуждал. Где-то осенью или зимой 2018-го года наша совместная работа с ним закончилась, этот лентяй вообще ничего не хотел делать. Я убедил его тогда передать эту эстафету мне, и продолжил заниматься романом сам.
Примерно тридцать процентов текста, может каплю больше (а может, каплю меньше), принадлежат ему. У него действительно есть писательская жилка – что не скажешь обо мне. У меня вообще мозг атрофирован, честно говоря. Я до сих пор удивляюсь, что смог закончить книгу, да и как она выглядит со стороны – я не знаю. Вот у «Аписа» – таков его псевдоним – определенно есть какие-то писательские навыки, в отличие от меня.
Какие-то главы – совместные, какие-то преимущественно – его, какие-то преимущественно – мои, какие-то – полностью его, какие-то – полностью мои. «Ад» – мы писали вместе. Кажется, это самое лучшее место романа. В общем, предисловие посвящено именно этому второму человеку. Апис – это вроде бы что-то из древнеегипетской мифологии – талантище.
Что еще стоит сказать. В тексте нет никакого экстремизма, в том числе русофобии. Попыток оскорбить чувства верующих тоже нет. «Русскую Данию» кстати даже немного читали работники из отдела по борьбе с экстремизмом, когда проводили у меня обыск. Не знаю, понравилось ли тому полицейскому…
Где-то здесь хромают знаки пунктуации… да и вообще многое здесь хромает. Но скажем, что знаки пунктуации это не очень интересно. Нормы языка – чистая фикция. Язык это не какое-то там бревно, он в вечном становлении. Сколько людей, столько и норм…
24.07.2019
«…в работе якутского семейства над изготовлением
одежды лежит уже зародыш Манчестера, как в якутской
землянке – зародыш Лондона…» (с) Н. Г. Чернышевский
Черная комната. Двое детей борются, перетягивая что-то из стороны в сторону.
– Отдай мне этот день! Отдай мне этот день! – кричит один из них.
– (Второй ему в ответ) – Нет! Это мой день, ты у меня его отобрал!
– Я его первым нашел!
– До этого он был моим, значит и сейчас этот день мой!
Так спорили между собой дети, перетягивая день как канатную веревку.
– …………………………………
А потом из темноты вышел Он и навис над детьми как бы приобнимая их, и спросил детей: «Почему вы спорите? Что вы не можете поделить между собой, дети мои?»
– Он отобрал мой день! – пожаловался ребенок.
– Он врет! День был моим с самого начала!
– О каком дне вы говорите? – поинтересовался Он.
И тогда дети одновременно стали ему объяснять:
– Это такой день.!
– Там был праздник.!
– Всем хотелось чего-то.!
– А потом кто-то упал.!
– А еще кошки и показывали кино.!
– Потом взрывы! Бам! Трам! Тра – та-та-та! Ба – бах!
– Бесята и колдуньи.!
– Бородатый дяденька и волшебный лес.!
– Говорящая летучая мышь.!
– Кентаврик с магическим веслом.!
– А еще человек на верблюде и дом, которого не было.!
– Еще был разноцветный марш, а потом все куда-то ушли.!
Тогда Он сказал детям, взяв их на руки: «Тише, дети мои! Вам все это приснилось».
– Нет! Нет! Мы все видели!
– Да, мы видели!
– Значит вы подглядели?
– Нет! Мы не подглядывали!
– Да, мы не подглядывали! Честное слово!
– Тогда откуда вы узнали об этом дне, дети мои?
Дети стыдливо замолчали, после чего Он сказал им:
– Раз вы такие любопытные, то я скажу вам, о чем этот день. Этот день о том, как русские решили переехать в Русскую Данию. Теперь передайте мне его.
Дети подчинились и передали ему тот день, который они перетягивали как канатную веревку.
– Это еще не все, – сказал Он им, – соберите все обрывки этого дня и так же передайте их мне.
Дети послушно подобрали все обрывки и передали Ему.
– Хорошо! А теперь идите, дети мои, идите и не оглядывайтесь.
***
Ах! Ах! Какое счастье привалило! Кричит наш простак-Иван. И что же это за прекрасный вид из их решетчатых окон. Эх, Лариска, идем в магазин! – кричит ей Анатолий. Что такое – отвечает Лариска. Праздник! У нас праздник! Мы попадем в тюрьму! В тюрьму? – удивится Лариска. Да! Именно в тюрьму! Но в датскую! В датскую тюрьму, блять!
Медведи ехали на велосипедах, радостный шум и гам стоял на улицах города Н. Выброшенные бутылки выпитой водки плавали в загаженном пруду среди остального мусора. Собаки приходили туда, чтобы справить свою нужду. Дорога к пруду была выстлана телами мертвых бомжей. Дети играли во вновь придуманную игру, скача по их распухшим от радости телам, и распивали украденную с праздничного стола наливку. Бомж Василий пытался утопиться, и добродушные дети помогли ему. Спасибо – крикнул уходящий на дно топориком Василий – я этого никогда не забуду!
Жители играли в излюбленную национальную забаву – не поскользнись на уличном дерьме, но, увы, выйти из нее победителями не удавалось никому. Опять эти придурки там скачут – кричала Лариска, выливая из окна на голову проходящих мимо на праздник людей скисшие щи. Что ты на меня уставился, иди танцуй на своем любимом дерьме, только не думай, что вот так просто я впущу тебя обратно.
– Так и не впустишь! – завопил Анатолий.
– Я тогда твоего ребенка пропью! – добавил он, ретируясь.
Но увы, путь из подъезда был не таким уж простым, множество разбухших тел стояли на пути у Анатолия. Пнет он одного, тело крикнет – куда прешь, пнет другого – те че мужик, глаза нарисовать? Преодолев этих обнаглевших сектантов, Анатолий вышел под козырек подъезда, и, обойдя лужу скисших щей, в торжественном прусском марше направился к магазину за очередной порцией портвейна.
Но в этот раз многострадальному Анатолию не очень-то повезло. Те добродушные детишки, что совсем недавно помогали Василию в освоении подводного пространства, не без радушия повстречали и Толю. Ай!– кричал Анатолий, вытаскивая заточку из правого бедра. Сука! – отбивался Анатолий от роя обезумевших праздником детей. Ощущение праздника витало в воздухе, смешавшись с осторожным ароматом свежих экскрементов.
Дания! – :удар: – Лариска! – :удар: – В тюрьму! – :удар: – кричал Толян, истекающий кровью под окнами родного дома. Да когда же ты уже сдохнешь, падлюка – откликнулась из окна Лариска, поглощенная отмыванием дерьма Анатолия, которое он оставил ей на прощание. Скоро! – крикнул громко в ответ Анатолий и с храбростью солдата принял подступившую топотом резиновых детских сапожек смерть.
«Вот ты и поскользнулся, Толян» – прокомментировала позже смерть своего мужа жена, описывая случившееся в вечернем выпуске региональных новостей.
***
С пердежом и свистом маленькие проказники убежали на праздник, где их родители уже давили сапогами свежеиспеченные блины и прошлогоднюю окрошку. Толян лежал совсем мертвый и смотрел в ненавистные ему небеса. Датский флаг на его футболке серьезно пострадал под натиском пищеварения. Эти изящные белые линии почернели, столкнувшись с предсмертным волеизъявлением ее владельца.
«Мало кто знает, но именно изображение датского флага на футболке Анатолия П. определило его судьбу. По словам свидетеля-очевидца, жены убитого, ее супруг вовсе не носил футболку с датским флагом. За пару суток до случившегося жена потерпевшего выкинула Анатолия из окна, вследствие чего он получил увечья в области груди и испортил любимую красную футболку. Жена утверждает, что Анатолий ловко вышел из ситуации, воспользовавшись лейкопластырем, и заклеил порванные участки футболки крест-накрест, отчего у него и получилось злополучное изображение датского флага. Дети утверждают, что Анатолий на протяжении долгого времени поддерживал политику западных государств в отношении России, а его футболка стала последней каплей, они просто не могли стоять в стороне. Как стало известно, судья города. Н. – П. Нарышкин огласил оправдательный приговор в отношении несовершеннолетних преступников, сославшись на статью Конституции, согласно которой дозволяется совершать самосуд в тех случаях, когда это не противоречит государственной идеологии. Таким образом, данные граждане Российской Федерации совершили полностью правомочное деяние, и не могут подвергаться каким-либо обвинениям со стороны правоохранительных органов. Супруга потерпевшего полностью поддерживает решение суда, и не собирается предпринимать каких-либо апелляционных действий. Приключившееся с ней несчастье она прокомментировала следующими словами: «Слава Богу, этот фашист наконец получил по заслугам!» Также на теле Анатолия были обнаружены детские экскременты, хотя следователи утверждают, что это не имеет отношения к случившемуся. На этом наш выпуск новостей заканчивается. Спасибо вам за внимание, и доброго вам дня!»
Во время судебного заседания в городе Н. в связи с приключившейся во время праздника ситуацией произошло некоторое оживление. И, так как судебное разбирательство переносить на другой день не стали, то это стало поводом для части заинтересованных граждан (некоторые из которых, судя по всему были знакомы с потерпевшим) столпиться у здания суда и ждать оглашения приговора. Так как ждать пришлось достаточно долго, то люди поневоле оживились, некоторые из них даже стали скандировать собственные вирши, дабы показать некоторую осведомленность в вопросе, да и вообще разрядить обстановку:
«Ох, ты бедный Анатолий,
Почивший на склоне лет –
неужель в Европе лучше
чем у нас кордебалет?»
«Толян лежит, праздник идет
правительство Дании в гости зовет
Толян обычный был человек:
Короткий шаг, быстрый разбег»
«Анатолий не без ярой
страсти чтил блатную масть,
как же можно так под старость
очень низко, низко пасть»
«Волки цвета триколор.
Нахуя нам Томас Мор?!»
После разбирательства праздник горячо продолжился. Резиновые сапожки детишек страстно давили блины, прямо с земли неистово потреблялась блаженная окрошка. Все чувствовали потребность в чем-то. Только бомж Василий умиротворенно лежал на дне пруда. Ему не о чем было больше мечтать – Василий отмучался.
***
– Эх, как хороша, наверное, жизнь в скандинавских тюрьмах! Но мы этого просто еще не познали, браток. Представь, каково среднему скандинаву, отбывающему срок в тюрьме. Не жизнь, а малина! Не малина, а малиновый звон! Сравни это даже с тем, как отбывают сроки зеки где-нибудь на карельских зонах – достоевщина, че уж там. Да скажи даже сейчас русскому, что он когда-нибудь переедет в датскую тюрьму, думаешь, поверит?
– А что, разве нет? Обрадуется, небось, образина.
– Ага, еще как, плюнет, ссутулится и пойдет своим курсом….
Разговаривали между собой два товарища, когда в этот же самый момент в подпольную типографию ворвался ликующий юнец, размахивая над головой иностранной газетой:
– Гляди, народ, что газеты пишут! – газета была озаглавлена «рабочий вопрос» – там в Дании никто не работает, и какой-то человек решил делом заняться, а эти датчане…его преследовать, мол, че это ты, дядь, делаешь, мы тут все не работаем, а ты мол… ну, и ополчились на него… а он такой психанул, да и прострелил себе руку из ружья….
– Не работают, говоришь?
– Да ты сам прочти, – старший из них выхватил у юнца газету, но, когда начал читать, прервался и вернул ее обратно, – ты мне че подсунул, мелкий. Я этот китайский не понимаю.
– Это финская газета, – тут один человек в типографии, спокойно до этого стоявший в тени тяжелого станка и куривший, подошел к спорившим однопартийцам, – финский не китайский, и курица разберет. Дай посмотрю…Так, парень дело говорит – какой-то дятел датский охотился на ежей, вся округа засуетилась. Финнам это видимо понравилось.
– Этот пиздюк что-то говорил про работу. Че они там реально не работают?
– Ага, реальнее не бывает, – ответил парень, затянувшись сигаретой, – а мужик тот как раз и решил пахать по чесноку. Видать, хана теперь ему.
– Че, так и пишут?
– Да нет, но ты сам посуди, когда при таких раскладах… – тут юнец ловко выхватил газету у него из рук и, подняв ее высоко над головой, побежал дальше по типографии, крича как мобилизованный индеец: охота на ежей! Начинается охота на ежей!
Мальчик бежал, пока не наткнулся на серьезно смотрящего здоровенного дядьку.
– Ой, извините, Ефим Георгиевич, я весть принес!
– Докладывай, сученок!
Мальчик выпрямился и с первым выдохом затрубил:
– Согласно последним данным, полученным из финской газеты, я смею полагать, что ни один нормальный датчанин не работает в своей стране, вследствие чего, я думаю, что эта информация была бы очень важна для вас!
– Излагай подробнее, опарыш! – и в этот момент дядька широким жестом перебросил бороду с левого плеча за правое, и ехидно улыбнулся.
– Так точно, товарищ Ефим Григорьевич!
– Георгиевич, едрить твою налево!
– Извините, товарищ Ефим Георгиевич! Итак, согласно последним сведениям, в Дании произошел инцидент. Гражданин этой страны решил заняться неприемлемым для соотечественников делом, а именно – начал работать. Вследствие чего, это вызвало бурный резонанс в их обществе, и в итоге попало в зарубежные СМИ, а точнее – в финские. Таким образом, мы имеем все основания полагать, что в такой стране как Дания абсолютно не приветствуется работа, и даже всячески порицается.
Несколько заинтересовавшись новостью, Ефим Георгиевич бросил беглый взгляд на газету в руках мальчика, где крупным форматом был показан человек с простреленной рукой. Распупин запустил пятерню в свою бороду, и тяжело, исподлобья, взглянул мальчику в глаза: юнец буквально остолбенел, и выронил из своих юных ненатруженных ладоней помятое издание, после чего Распупин внезапно смягчился во взгляде, как будто разглядел в вестнике всего лишь испуганного мальчишку, незаметно улыбнулся, немножко поворошил свою бороду, и, запрокинув ее уже за другое плечо, проследовал по типографии, заложив за спиной свои крепкие рабочие руки. Мальчик продолжал стоять словно завороженный, будто прежде знакомые вещи открылись ему не только со всех сторон, но даже немного изнутри.
Бронштейн уже мог слышать громкую поступь Распупина в коридоре, поэтому остановился в ожидании. В прошлом они были закадычными друзьями. Распупин до сих пор ему очень доверял. Познакомились при отбывании срока. Бронштейн в тюрьме был нарядчиком, посему тюремный люд его не особо уважал, но было в нем что-то, о чем на улице просто так не говорят. Он увлекался поздним психоанализом, и кропотливо, втайне от других, изучал их витиеватые труды и лекции. Как-то раз, в бане, просит он Распупина, передай мне, старик, вон ту бадью, на что Распупин, как-то даже с жаром, переспросил – какую бадью, Ален Бадью? – ну тут и нечего рассказывать, что они сошлись, минуя любые предрассудки. Ведь как известно найти в тюрьме собеседника не так-то просто, хотя куда сложнее, конечно, найти настоящего товарища.
– Что, Ефим Георгиевич, такой довольный?
– Эй, Броня! – нежно обратился к нему Распупин, – ты не представляешь, какой сегодня прекрасный день. Я прогуливался по улице и видел счастливые улыбки наших соотечественников, я видел парня, что стащил колбасу с прилавка, но ничего не сказал ему, а знаешь почему? Потому что вокруг творилось нечто необъяснимое. Тянуло редким, сладчайшим ароматом, подобно тому, как пахнут младенцы по весне. И везде была такая благодать, будто на исповедь сходил.
Все то время, которое Распутин посвятил легкому припоминанию, у его ног нежился какой-то египетский кот, и так как Распупин с детства к кошкам питал некую слабость, он не стал его прогонять, немного его погладил, после чего кот направился в сторону стоявшего рядом Бронштейна. Хитрый Бронштейн, предугадывая траекторию охочего до ласки животного, сдал немного в сторону, тем самым освободив коту дорогу, и беспрепятственно включился в исповедальный монолог товарища. Но на самом деле кот лишь сделал вид, что прошел мимо.
– Кстати, как там наша газета?
– Ефим-Ефим… из двух тысяч экземпляров люди разобрали только половину…
– Все дела начинаются с малого, – Распупин утверждающим взглядом посмотрел на Бронштейна.
– Да ведь уже как пять лет у нас это малое… а мы никакой копейки за это не получаем…
– Наши люди верят в это дело. И пока так, деньгами мы не обременены.
– «Западный вестник» долго не протянет… Я общался с однопартийцами, их терпение на исходе, им надоело прятаться в подвалах будто крысам, перебиваясь случайными объедками!
– Объедки? – Распупин гордо задрал подбородок, – мне часто доводилось питаться объедками в детстве, но я не хныкаю как баба! быть может, питание объедками это призвание всякого революционера! да настоящий революционер и землей не побрезгует! будет совать ее в рот так, что поминай как звали! мы ведь даже не европейцы, ты понимаешь? у нас мистика, кровь, земля! с одной стороны запад, с другой – варвары! слышишь меня?
– Трудно будет втолковать это нашим товарищам, Фима. Ведь на что мы нашу жизнь отдавали и натруживали спины здесь, под темными сводами? Чтоб щеки землей да объедками набивать одними?
– Ну ты-то, Броня, ты же понимаешь, о чем я говорю?
– Безуслов..
Раздался взрыв. Бронштейн, вытянувшись как штангенциркуль, в прыжке успел накрыть собой Распупина. Позже стало ясно, что теракт был совершен тем самым египетским котом. В известных кругах кота звали Рамсес, хотя также иногда можно было услышать о нем под прозвищем Муссолини. Все что удалось позже разузнать о нем, так это то, что все несколько коротких своих кошачьих жизней он повторял только одну фразу: «лучше прожить один день львом, чем всю жизнь – кошечкой».
***
Броня! Броня! Ты живой? – вернулся в сознание Ефим Георгиевич. На нем лежало тело его друга, покрытое кровью. – Броня! Броня! – попытался привести он его в чувства. Но Бронштейн лежал бездыханный, в нем не виднелось ни малейшего признака жизни. На взрыв сбежались все работники подпольной типографии. – Лекаря! – кричал Распупин. Но поблизости не было никого, кто мог бы помочь великому помощнику революции. Рядом лежал оглушенный мальчишка, еще миг назад державший в руке газету. Помещение было обагрено пролетарской кровью. Не успел никто толком прийти в себя, как была обнаружена группа надвигающихся египетских котов. – Коты! Коты приближаются! – прокричал один из работников типографии. – Это не к добру, подумал Распупин. – Он не мог идти. Его нога была вывихнута. К счастью, какой-то амбал смог взять его к себе на плечо, а пацана он бросил на другое. – К черту Бронштейна! Бежим! – кричал Распупин. И все дружно побежали к черному выходу.
В глубине души Распупин хотел остаться и захватить тело товарища с собой, но сильные руки амбала Иннокентия неумолимо несли его вперед. Иннокентий бы ни за что не оставил Ефима Георгиевича на растерзание котам, он прекрасно понимал, что герой еще не начавшейся революции должен выжить любой ценой, и поэтому с отвагой Геракла нес предвестника перемен к спасению.
Словно высовываясь из окна обреченно мчащегося поезда, Распупин, удаляясь, взглянул на останки своего товарища, друга и просто заместителя по партии. Обращенный лицом к догонявшим их извергам, он единственный кто мог в полной мере любоваться этими ускользающими кадрами его прошлого, настоящего и уже недоступного ему будущего.
Они наступают! – крикнул один из убегающих работников типографии. – Да без тебя видим, сука! Вдруг невежливо ответивший мужлан достал из-за пазухи автомат калашникова. – Сейчас эти твари вкусят свинца! Ха-ха-ха-ха-ха! – вскрикнул он, поглотившись новоприбывшей экзальтацией. Поредевшие отряды котов-подрывников, не смотря на плотный огонь в их сторону, продолжали отчаянное наступление. Вдруг, полностью осознавший, что жизнь типографии подходит к концу, Распупин, со слезами на глазах, достал из своих трусов тщательно спрятанную там гранату и, исполняя свой долг, швырнул ее в кошачьих.
Революционеры отступили в меньшинстве, а типография была разрушена. Работн…