Рыбалка в море Демонов

Тим Пауэрс Побег с бродячим цирком (статья)

По словам Джоан Дидион, и Трюффо, и Феллини говорили о «цирковом аспекте» кинематографа. По-моему, это означает, что в кино всякого рода безумств и яркости красок должно быть больше, чем того требует материал, причем именно ради них самих. Замечание Дидион пришло мне на память потому, что только такие развлечения захватывают меня целиком и надолго. Хочется иногда дать осторожному начинающему писателю совет: «Начиная с этого момента, вот с этой страницы, просто сойди с ума».

Но это, разумеется, не совсем точно. Публика, требующая экстравагантных зрелищ, вовсе не ждет от писателя горячечного потока сознания, – во всяком случае, не больше, чем наспех наляпанной на холст краски от художника или посредственных съемок и беспорядочного монтажа от режиссера. Напротив, нам бы хотелось, чтобы и замысел художника, и его исполнение были так же чисты и ясны, как свежевымытое стекло, чтобы ничто не мешало нам разглядывать позолоченные башни, гладиаторов, танцовщиц и чудовищ. Только там, позади этого магического окна, пусть гротеск цветет пышным цветом.

И вот тут уж нам подавай безумства по полной программе. Гойя не подошел бы на роль иллюстратора «Ниффта Проныры»: тонкость выражений, дипломатичность комментария, сдержанность здесь ни к чему. Было бы куда интереснее взглянуть, каким увидели бы шедевр Майкла Ши Доре или Босх: громадные, перегруженные деталями массовые сцены на фоне диких скал или сновидческой архитектуры Пиранези, в отблесках апокалипсического пламени.

Ахиллесова пята фэнтези – невозможность описываемых событий, причем не только на данный момент, как в случае с научной фантастикой, но невозможность абсолютная, вечная; читателя необходимо заставить об этом забыть.

Требуется отсрочить момент включения механизма читательского недоверия. Чтобы этого добиться, писатель должен сделать придуманный им мир абсолютно осязаемым. Нам, читателям, хочется прежде всего посмотреть, пощупать и даже понюхать, что там происходит внутри. Автор «Ниффта Проныры» без видимых усилий дает нам такую возможность на каждом шагу. Когда Ниффт и Барнар привязывают труп ползуна к потолочным балкам над самыми головами стражников, охраняющих дверь обреченного Короля Года, зрительный ряд и акустика происходящего настолько отчетливы, как если бы мы стояли бок о бок с героями; во время ужасающего появления Далиссем из скалы в пустыне мы слышим, видим и ощущаем весь кошмар происходящего; когда Ниффт и Барнар с грохотом несутся в модифицированной вагонетке для руды вниз по отвесному шахтовому склону, направляясь в подземный мир, мы ощущаем себя свидетелями того, что Альгис Будрис в одной беседе назвал «лучшим спуском в ад во всей мировой литературе».

Залитую ярким светом прожекторов одинокую фигурку канатоходца на проволоке со всех сторон окружают веревки, крючья, туго натянутый брезент, и, кроме артистов в ярких костюмах, в цирке есть водители, бухгалтеры и уборщики, которые выметают ореховую скорлупу из проходов после представлений и убирают слоновий навоз, а запах сладкой ваты наполняет ночной воздух далеко за пределами шатра. И оттого-то ты знаешь, что все это на самом деле, а не во сне.

Хотя цирк, наверное, производил бы не меньшее впечатление и без этих второстепенных деталей, потому что он-то на самом деле есть. Магия же отчаянно нуждается в видавших виды подмостках и подпорках, потертых веревках и поцарапанных шляпках болтов, потому что читатель, если дать ему хотя бы на секунду опомниться, тут же сообразит, что ее просто нет.

Магия Майкла Ши так же убедительна, как перегревшийся мотор автомобиля. Прежде чем спуститься в подземный мир, Ниффт проводит инвентаризацию имеющегося в его распоряжении оружия, а описания физических ощущений, которые вызывают Благословение Путника, Заговор Быстрой Крови и Крючок Жизни, отчетливы, как похмелье или вызванная чрезмерным употреблением кофе взбудораженность; демоны, которых он встречает на своем пути, сумасшедше причудливы, но каждый из них принадлежит к тому или иному биологическому виду; а когда Либис ведет свою армию на поиски стада литофагов, их движение замедляется, так как увеличение расстояния между ней и Богиней ослабляет ее способность принимать телепатический сигнал. Да и предисловия Шага Марголда создают эффект присутствия собрата-читателя – проницательного, эрудированного, с тонким чувством юмора, а к тому же, очевидно, убежденного в реальности происходящего.

В общем, Майкл Ши втирается к читателю в доверие и полностью завладевает им еще до того, как тот успеет призвать скептицизм на помощь. После этого он превращается в безжалостного завоевателя, силой уводя читателя за собой на бескрайние равнины, населенные странными существами, в поражающие утилитарностью архитектуры города, наподобие Наковальни-среди-Пастбищ, так что нам остается лишь держаться за стулья да разевать рты, глазея на громоздящиеся вокруг нас чудеса.

Нет ничего плохого ни в попытках прозреть «конфликт человеческого сердца с самим собой», ни в том, чтобы служить «зеркалом общественной морали», ни в обличении язв и пороков современной цивилизации…

Но хочется, черт побери, иногда настоящего горластого, смачного цирка.

ТИМ ПАУЭРС

Санта Ана, Калифорния, 1994