Рыбин Гуд

Рыбин испытывал некоторую неловкость, которую при желании можно было бы трактовать даже как лёгкий стыд, но еще никогда и ничем ему не приходилось торговать. Прежде он изредка таким способом лишь избавлялся от становившихся ненужными вещей, но до сих пор торговля не воспринималась им как основное средство к существованию.

Однако времена менялись, и приходилось вынужденно изменяться вместе с ними. Правда, временам было легче с их быстропеременчивостью, а человеческая психика обладает слишком большой инерцией…

Рыбин терпел и сопротивлялся обстоятельствам долго, забираясь во всё более глубокие и устрашающие долги, надеясь нейтрализовать их своей зарплатой, но долги росли со скоростью снежного кома, а деньги на работе всё не давали и не давали.

Месяц. Два. Три… Страна рушилась в экономическую и финансовую пропасть со скоростью лавины, а лёгкие бумажные купюры скользили по воздуху всё дальше и дальше в вышине, заметно отставая от темпов падения жизненного уровня народа.

Нужны были живые, осязаемые на ощупь деньги, такие водятся лишь на рынках, и в середине июня Рыбин всё-таки себя уговорил на компромисс. Все серьёзные и классические аргументы в пользу честного труда само государство сводило на нет, поскольку таковой им совершенно не оплачивался, а посему вариантов у Рыбина попросту не было.

Сразу идти в рынок он не рискнул — торговать чем-то по-крупному у него пока не хватало смелости, да и стартового капитала.

Нужно было начинать с супер-малого бизнеса. Он порылся в своих книгах, выбрал из них те, которыми не очень дорожил, добавил к ним дешёвый плейер, купленный в Кабуле, и женские электронные часики, которые там же продавались на вес, как конфеты. Часики Рыбин хотел подарить своей будущей избраннице, но серьёзная нужда нашла его раньше монументальной любви. Он сложил всё, что предназначалось для разового поддержания его жизни, в дипломат, и для пробы поехал в книжную «Яму», где издавна торговали дефицитными изданиями.

Это место казалось ему менее постыдным, чем центральный рынок. Он не надеялся на бойкую торговлю, но несколько сотен рублей ему вполне улыбались. Хватило бы на неделю-две, а там, глядишь, и зарплата созреет хотя бы частично. Напечатают денежек и на его голодную душу… Надежда на улучшение жизни ещё теплилась, однако килокалорий в ней оставалось всё меньше и меньше…

Рыбин приехал в «Яму» довольно поздно: она уже бурлила и пенилась, и пёстрообложечные книги толстыми аппетитными пластами покрывали склоны затёртого ногами холма, повергая душу заядлого книголюба в лёгкий языческий трепет.

Продавцов было человек двести, и Рыбин впервые оказался одним из них, покинув более привычную для него среду покупателей. Он нашёл местечко в одном из незавершённых рядов, постелил на землю газеты, и стал опорожнять на них свой дипломат.

Кто-то уже заглядывал ему через плечо, кто-то протягивал руки к только что возникшей из недр дипломата книге. Среда мгновенно поглотила Рыбина, вобрав его в себя, и он почувствовал себя её почти полноценной частью. Стыд потихоньку улетучивался, уступая место трезвой рыночной расчётливости. Рыбин смотрел по сторонам, оценивал свои собственные первичные ощущения, и уже почти понимал, почему атмосфера негоцианства так легко и быстро растлевает Душу…

Рынок был сыт и пышен, и прямо-таки сочился лёгкими на вид деньгами, не оплаченными трудом и потом. Деньги здесь текли многочисленными ручьями из одного кармана в другой, они с аппетитным шелестом вытекали из истощающихся источников, и струились в наполняющиеся озёра. Хозяином положения был здесь не покупатель, а продавец, и на правах полновластного Господина диктовал любые условия.

Рыбин был дилетантом этой системы и двигался пока вслепую. Он назначил по его мнение божеские цены и книги стали уходить от него легко и быстро, радуя душу Рыбина тем, что всё это скоро кончится, и можно будет покинуть лобное место его вынужденного гражданского позора…

Сосед справа долго смотрел на то, как Рыбин почти задарма разбазаривает вполне материальные духовные ценности.

— Нет, парень, ты так много не заработаешь. Даже на налог не хватит. Они ж стоят раза в три дороже.

— Я не крохобор, — сказа Рыбин, улыбаясь. — Мне бы на батон и бутылку молока раз в день…

— Тогда подними цену хотя бы вдвое, иначе не получится. Всё уйдёт только в налоги…

— Какие налоги? — сосед сказал об этом уже дважды, но Рыбин пока не понимал, о чём идёт речь.

— Какие?.. — сосед странно усмехнулся и повертел головой, точно выискивая кого-то в плотной толпе покупателей-продавцов. — Скоро сам узнаешь… Татаро — монголы по утрянке уже собирали подати, но новых налогоплательщиков стараются не упускать.

— Рэкет, что ли? — сам догадался Рыбин.

— Он, родимый-проклятый…

Рыбин удивился.

— Но вас же тут такая прорва! А их — максимум человек несколько. Даже если вы все по разу просто хорошенько плюнете, от них и мокрого места не останется!

— А ты нас сначала заставь плюнуть… — странным тоном сказал сосед. — Всех… Одновременно… А один — не армия…

— Понятно… — сказал Рыбин. — Стадный инстинкт самосохранения. Панургово стадо. Одни овечки…

— Попробуй стать бодливым бараном, тогда и мы посмотрим.

Рыбину сделалось неинтересно. Всё это было слишком примитивно и потому понятно без перевода. Ему уже приходилось иметь дело с инертной толпой, которую редко удавалось завести, поэтому вступать в дискуссию с одиночным её фрагментом совершенно не хотелось.

Сосед был по-своему прав, и толпа — тоже. Смирение стоит всего лишь части денег, а противление — целой головы.

…Коршуны налетели внезапно, как им и полагалось. Длинный, плечистый малолеток максимум лет двадцати в заношенном спортивном костюме — «адидасе» неопределённого цвета, одинаково хорошо скрывавшего достоинства или недостатки телосложения, вынырнул из дебрей «Ямы», и напористо пошёл на Рыбина, оттесняя его в сторону.

Парень явно страховался от неожиданностей и старался изолировать свою жертву от непредсказуемой толпы.

— К вам уже подходили?..

— «Вежливый… — подумал Рыбин. — Сначала долго давит на интеллигентность, а потом сразу бьёт и в морду…»

— По поводу чего? — Рыбин разыгрывал дурачка, каковым в сложившейся ситуации, собственно, пока и был. И ещё он хотел снизить бдительность своего оппонента, расслабить его самого. Это могло пригодиться.

— Вы заплатили двадцать пять рублей за место? — у парня была хорошая, заученная инерция вежливости.

— Кому?.. — Рыбин исправно играл роль и выигрывал время. Парень здесь был не один — это не вызывало сомнений. Одиночки-криминалы не обладают такой безграничной смелостью перед противником, возможностей которого они пока не знают. Парень определённо имел хороший тыл, и вот его-то и следовало выявить.

Прежде чем принять решение, Рыбин хотел оценить обстановку и свои шансы. Отдавать деньги всем подонкам — слишком большое к ним уважение. Сегодня одним, завтра — другим, послезавтра появится кто-то ещё, и тогда всю жизнь будешь горбатиться только на них.

— Мне!.. — сказал парень уже с зачатками вызова.

Рыбин понял, что благообразный спектакль окончен. Дальше играть простачка было уже и стыдно, и бессмысленно — парень сразу поймёт, что его нагло дурачат. С точки зрения тактики, сейчас был предпочтительнее выпад, афронт.

— А с какой стати? — Рыбин чуть расставил ноги для большей устойчивости. — Ты кто здесь такой?

Парень понимающе усмехнулся. Ему всё стало ясно. Новичок… Ершистый… Решил, что сборщик один и с ним можно справиться. Ну что ж, такой вариант тоже предусмотрен системой. По сценарию он предполагал пока лишь демонстрацию силы. Вокруг было слишком много людей, чтобы затевать потасовку. А вдруг клиент тоже не один?

Рыбин уловил короткий и заученный взгляд парня, брошенный через его плечо.

— «Позвал подмогу… Прекрасно… Сейчас они подойдут и для начала попробуют метод коллективного морального воздействия. Вряд ли станут бить сразу и прямо здесь, скорее всего, отзовут в сторонку. Якобы, поговорить наедине… Знаем мы ваши приёмы!»

Рыбин сделал шаг в сторону и слегка развернулся, прикрывая себе спину продавцами.

Подельников вымогателя было двое. Такие же длинные, и в таких же бесформенных спортивных костюмах. Поди, догадайся, что там у них: стальные мускулы или сухожилия…

— Слушай, ты, — сказал смуглый с жёстким взглядом. — Не усугубляй. Четвертак — не деньги, зато так спокойнее…

— Кому? — вызывающе спросил Рыбин.

— Всем… — сказал смуглый. — Мы за мирное сосуществование волков и овец. Пока…

Тайм-аут, взятый Рыбиным, явно сошёл на почти нет. Продолжая в том же примитивном духе, он рисковал потерять главное — инициативу. Такие, как эти, не любят долгих препирательств, а Рыбин был сейчас уже на грани дозволенного.

И он сам пошёл в атаку.

— Слушайте, ребята, — сказал он нарочито громко, чтобы привлечь к себе всеобщее внимание. — Вы знаете, что такое толпа? Пока она не организована, с ней можно вытворять что угодно, но если кто-то с вами сцепится, она тут же поймёт, что вы вовсе не всесильны. И тогда она вас растопчет… С удовольствием растопчет… Я уже отвлёк вас на себя, и вы не знаете, что делается у вас за спинами…

Рыбин старался говорить без пауз, чтобы не давать противнику передышки, и не отпускал взгляд смуглого. Это определённо был центрфорвард, и его в случае чего следовало нейтрализовать в самом начале. Перворазрядник, максимум — кандидат в мастера по одному из видов единоборств; мастеров на все рэкет-группы вряд ли хватит. Остальные, скорее всего, шестёрки на подхвате. Знают пять-десять приёмов, отработанных до полного автоматизма на подставляющейся мишени. Чуть смести корпус и удара у них уже не получится. Рассчитывают, прежде всего, на психологическое давление, и на воспитательное значение боли…

Удар словами был рассчитан верно. Глаза смуглого вздрогнули, взгляд его ушёл в сторону.

Рыбин ждал именно этого момента. Он заранее перенёс вес своего тела на левую ногу и держал правую в резерве для броска.

Взгляд смуглого вернулся к Рыбину.

— Мы не любим таких шуто…

…Прыжок Рыбина вперёд был по старой армейской памяти почти молниеносным, и он оказался на расстоянии удара. Всё было просчитано заранее. Кулак правой руки ушёл смуглому под дых, пятка правой ноги чуть не снесла голову второму, и, развернувшись, Рыбин достал ногой пах уже пятившегося третьего.

Дело было сделано. Стоявший на карачках смуглый неумело закатывал куда-то под затылок глаза, пытаясь сделать вдох блокированными лёгкими. Удар Рыбина пришёлся на тот момент, когда выдох почти весь ушёл на последнюю фразу, и обморок от кислородного голодания мозга опережал включение вегетативной нервной системы дыхания. Второй рэкетир, после мощного удара врезавшийся спиной в толпу любопытствующих покупателей, валялся на чьих-то книгах. Сотрясение мозга ему точно было обеспечено. Третий лежал на боку и, скуля, сучил ногами, проверяя руками плачевное состояние своего бывшего мужского достоинства. Из всех троих он сейчас был самым опасным. Рыбин не сомневался в том, что рэкетиров здесь может быть не меньше десятка и, подняв крик, этот недобиток мог вызвать подмогу.

Рыбин поднял своего спарринг-партнёра с земли за поношенную и лживую куртку, поставил его на устойчивые четвереньки, и ребром ладони резко рубанул его по печени.

Скулёж перешёл в хрюканье, и парень лёг на землю уже основательно. Рыбин знал, что тот теперь довольно долго будет дышать крохотными порциями, и ни о каком полноценном крике не может быть и речи.

А самому Рыбину следовало отсюда быстрейшим образом сматываться. Очень может быть, что кто-то из уголовной команды был свидетелем побоища, и сейчас собирает в кучу своих.

У Рыбина было в запасе некоторое время. Рэкетиры не сунутся, не оценив обстановку и не исключив организованного отпора. Не меньше двух минут им потребуется на элементарные сборы, ещё примерно столько же — на принятие окончательного решения.

— Вот так и надо платить налоги… — сказал Рыбин негромко своему бывшему, обалдевшему от происшедшего, соседу по торговле.

Рыбин быстро собрал не проданные остатки своих книг в дипломат, и обыскал парней.

Добычей стали несколько пачек денег, газовый пистолет, два газовых баллончика и изящная финка ручной работы. Рыбин скидал и всё это в свой дипломат.

— Это мои боевые трофеи… Имею право… — Рыбин сказал это достаточно громко, чтобы услышали не единицы. Может быть, его активный индивидуальный пример в следующей подобной ситуации спровоцирует хотя бы троих-четверых. Номер был весьма эффективным и показательным…

Деньги полагалось раздать пассивным жертвам рэкета, но, конечно же, не сейчас. Сейчас следовало банально рвать когти, что Рыбин с удовольствием и сделал. Он нырнул в окружавшие «Яму» кусты и, прикрываясь ими, покинул поле боя и его окрестности.

Рыбин на всякий случай подстраховался и долго шёл пешком, прежде чем сесть на трамвай.

Погони он не заметил. Или преследования вообще не было, или оно пошло по ложному следу. Собственно, Рыбин был не такой уж большой рыбой, чтобы ради его поимки бросать такою сочную плантацию денежных купюр. Рыбин один, а золоторунных овец много. Он уже почти не сомневался в том, что, начни он раздавать сейчас людям их же деньги, они бы от них отказались во избежание конфликтов с рэкетирами. Рыбин пришёл и ушёл, а они остаются на лугу. И волки — тоже… И худой мир для здравомыслящего коммерсанта тоже лучше доброй ссоры…

Трамвай сам довёз Рыбина до центрального городского рынка и застрял из-за пробки впереди. Рыбин был слегка возбуждён недавним боестолкновением, нервное напряжение требовало какой-то физической разрядки, поэтому он выбрался из трамвая и пошёл пешком прямо через рынок. Длинные ряды с овощами, фруктами и барахлом не задержали его внимания, а вот торговцы книгами возродили к жизни идею не тащить свои обратно домой. Людей в рядах было более чем много, но место для Рыбина нашлось. Он примостился возле забора, чуть приоткрыл дипломат, прикрыв его от посторонних взглядов спиной, перепрятал боевые трофеи во внутренние его кармашки, и стал выкладывать из него книги прямо на землю.

Его тут же по-приятельски похлопали по плечу. Рыбин удивлённо обернулся, не надеясь встретить здесь своих друзей.

…Их было двое. Постарше тех, что в «Яме», и поздоровее. Правда, униформа на них была та же.

— За место полагается платить, дорогой, — нравоучительно сказал бугай со слегка отвислым животом и такими же жирными бицепсами. Здоровья в нём было с избытком, правда, в ущерб мобильности. Его напарник выглядел профессиональной шестёркой, максимум — десяткой.

Рыбин огляделся.

— Ещё такие же есть?.. — спросил он воинственно.

— Кто? — спросил бугай, поглаживая сильные руки, прущие из закатанной по локти куртки. Мощное брюхо колыхалось, нависая над книгами Рыбина.

— Дураки… — презрительно сказал Рыбин. У него не было ни желания, ни настроения разыгрывать очередной спектакль. Правая нога утонула коленом в брюхе бугая, снарядом отбросил его на затрещавший от натуги забор, а неопределённая цифра даже и не пыталась сопротивляться, смиренно приняв сокрушительный удар ребром ладони по шее.

Это был уже почти налаженный конвейер. В дипломат нырнули новые пачки денег, два газовых баллончика, и кастет. Собрать с земли немногие книги было минутным делом, и Рыбин предусмотрительно затерялся в рыночной толпе. Часто оглядываясь, он попетлял по торговым рядам, прежде чем покинуть рынок, поменял несколько трамваев, добираясь до дому, и последний пеший бросок сделал, держа в кармане газовый пистолет.

Дома он хорошо закрылся, вышел на балкон и основательно осмотрелся на предмет возможных хвостов и соглядатаев. Он понимал, что его могли пока отпустить, проследив за ним и выяснив место жительства.

С виду всё было вроде гладко. Два первых раунда боя Рыбин выиграл чисто, а к третьему можно было обстоятельно подготовиться.

Он разложил на полу свою добычу.

Для начала экспромтом было совсем неплохо. Целый арсенал и около четырёх тысяч рублей разными купюрами. Рыбин насыпал деньги бумажной горкой, сел в кресло и, глядя на них, серьёзно задумался.

Ему вдруг пришла в голову гениальная по своей простоте идея.

Рэкет рэкетиров… А что?… Почему бы и нет?.. Чем не денежный способ зарабатывать себе на жизнь? И, судя по разовой выручке, даже на некоторые предметы роскоши…

Деньги краденые? В какой-то степени — да, но, если разобраться, с каждого клиента на рынках рэкетиры берут почти мизерные символические суммы. Просто уже потом они складываются в то, что можно считать неплохим капиталом. Вернуть их законным владельцам не представляется практически возможным. Сдать в милицию? Глупо. Они там всё равно кем-то оприходуются… А ещё там могут и привлечь за грубое насилие в ответ на деликатные предупредительные разговоры. Так что можно считать, что моральная сторона вопроса не задета.

Почти…

Рыбин встал с кресла и возбуждённо заходил по комнате, перешагивая через горку многоцветных бумажек.

Сколько в городе фиксированных и стихийных рынков? Десятка три, и каждый из них кем-то стопроцентно курируется. Скорее всего, криминальных групп несколько, и город чётко поделён на зоны их влияния. Людей в каждой группе должно быть не слишком много — деньги легче делить на меньшее количество карманов. Методов их заколачивания по логике может быть лишь два: постоянное дежурство, либо регулярный обход своих владений. Первое производительнее второго, он позволяет отслеживать ситуацию и количество клиентов.

Сколько может быть дежурных? Всё зависит от размеров самого рынка. Максимум — десять человек, минимум — три. В цифре три было нечто магическое. Один человек — мало, два — ни то, ни сё, а вот три — это уже боевая единица.

Рыбин снова уселся в кресло и закинул ногу на ногу.

Итак, путь ясен. Выявить рынки с кураторами в количестве трёх — пяти человек, и заняться воспитанием одновременно с экспроприацией экспроприаторов. Вряд ли у рэкетиров разных групп существует хорошо налаженная связь, но даже если таковая имеется, у Рыбина был некоторый гарантированный запас времени, пока противник почувствует в его действиях хорошо продуманную систему.

Нужно было действовать быстро и решительно. Рыбин знал в городе десяток рынков и, по меньшей мере, три из них чётко вписывались в нужные ему параметры. Сегодня суббота, завтра — воскресенье, значит, рынки будут работать на полную нагрузку. Противник пока просто зализывает раны и этим следует воспользоваться. Нагрянуть, снять урожай, и через весь город — на другой плацдарм.

Вряд ли кто окажет ему серьёзное сопротивление. Они привычны к массовому повиновению и не учитывали внезапного появления супермена типы Рыбина, прошедшего прекрасную боевую школу полковой разведки. И уж тем более они не предполагали, что бывший «афганец» займётся столь экзотическим видом индивидуальной трудовой деятельности.

Да, конечно, нарушаются моральные и законодательные принципы, но государство своим поведением фактически провоцирует некоторых своих, экономически загнанных в угол граждан, на балансировку между Добром и Злом. И в каком Уголовном Кодексе есть статья, запрещающая эпизодически грабить перманентных грабителей?

Может, от этого будет какая-то польза. Может, бандюги перепугаются, и несколько умерят свой беспредельный пыл. Хотя бы на время, если Рыбина не отловит криминал, милиция, или пока он сам не откажется от продолжения. Пусть это станет неким утешением для его робко пытающейся возмущаться Совести…

Значит, завтра! Молниеносный рейд в несколько открытых торговых точек, а потом залечь на несколько месяцев в глубокой норе. Даже если на него всё-таки организуют облаву, она уже не достигнет своей цели, а за месяцы бдительность рэкетиров неизбежно ослабнет. Для лучшей маскировки можно будет устроить маскарады и грим.

Руки слегка дрожали от волнения после уже испытанного сегодня победного, и предвкушения пока неопределённого завтрашнего. И ещё Рыбин с бОльшим удовольствием, чем огорчением, вдруг понял, что в его крови опять забурлил боевой адреналин азарта и авантюры, и что от него не избавиться нравоучениями, пока он не реализует себя действиями…

…— «Успокоиться. Время ещё есть. Психологическая релаксация и хорошая тренировка для слегка распущенных гражданкой мышц».

Форму Рыбин старался поддерживать, но всего лишь в объёме рабочего бытового тонуса. Теперь нужен повышенный. И в плане физических возможностей, и на фоне психологических ожиданий. Реакция не должна подвести, навыки — тоже.

— «Завтра посмотрим на результаты, и оценим свои перспективные возможности.»

Рыбин взлетел над креслом, и пошёл в ванную, чтобы принять контрастный душ.

— «ЗАВТРА!!!»

Вставший на пути одной Войны, становится мишенью для многих…