Рыцарь

Рыцарь был больше локтя величиной, кованый, в меру инкрустированный самоцветами, а подставкой ему служила массивная колонна из красного дерева. Точнее, это был и не рыцарь вовсе, а древнерусский воин, но рыцарем его прозвали как-то сразу. Была в нем благородная (и при этом ничуть не помпезная) величавость и ясность взгляда. Когда Важенин принес рыцаря в салон и водрузил у дверей, экспедитор Васька расправил плечи, кассирша Люсенька внезапно перезабыла все свои попсовые анекдоты, баба Катя после обеденного перерыва появилась в новой голубой шали. А директор Юрген Югрин, то есть Юрий Геннадьич из Югры, по пути домой остановился возле цветочного киоска. Володю всё это позабавило, но во сне он с удивлением обнаружил себя перед зеркалом с ножницами и расчёской. Борода торчала в разные стороны вполне по-походному, усы были один больше другого, голова была ужасно всклокочена, сто лет немыта и напоминала облитый сахарным сиропом одуванчик — ужасно! Утром он ничего такого страшного не обнаружил, но всё-таки вымыл голову и бороду подровнял, не преминув посмеяться над собой и рассказать об этом соседу Максу.

— Борода — это к деньгам, — разъяснил Макс. — Стричь её — это к их потере.

Володя ещё раз посмеялся и пошёл на работу. В салоне он работал временно. Вернулся с геологической вахты, истратил почти все деньги на зубного, но обратно что-то не захотел: не отдохнул ещё, и вообще ему захотелось разнообразия. Пошёл сдать горсть камешков в салон сувениров, а там продавец в декрет ушла. Предложили — согласился. В общем-то, сидишь среди красивых вещей, приятно. Про камни рассказываешь.

Цену за рыцаря Важенин назначил с учётом комиссионных — двести тридцать тысяч.

— Дороговато, — улыбнулась баба Катя. — Долгонько будешь ждать, пока на твово паренька какой-нить новый русский польстится.

— Искусство стоит дорого, — отрезал Важенин. — Дешевле не отдам.

— А мне что? По мне — чем дольше стоит, тем дольше меня порадует, — пожала плечами баба Катя.

А Юрген наставительно сказал, когда Важенин ушёл:

— Вот! Вот как узнаешь настоящего художника. Никогда себя задёшево не отдаст! И не по всякому заказу работать станет. Уважаю! Володька — запомнил?

Володя подумал про себя, что у него другие критерии настоящего искусства, но промолчал, а запомнить запомнил.

Посетители на рыцаря реагировали. Замечали. Разглядывали. Как в картинной галерее. Говорили:

— Эх, не купить, так хоть поглядеть!

— Как хорошо, что русский! Вот красота!

Володя сидел прямо напротив и с улыбкой за ними наблюдал.

А потом появилась эта девушка. С длинной косой, без макияжа — Володя это мгновенно отметил, когда она остановилась напротив русского молодца в металле и камне. Остановилась и сказала:

— Ах!

— Не ах, а ёлки-палки, — сказал её спутник, серый, массивный и высокий. — Вон куда посмотри: всего-навсего четверть миллиона! Может, тебе парочку купить? Одного домой, другого на работу.

— Аркаша! — тихо взмолилась она, обнимая его за локоть.

— Так, я понял: в этот магазин мы больше не заходим, — сказал мужчина. — Если нас тут с порога такие встречают.

— Я никуда не уйду, — ответила девушка. — Буду на него смотреть. И не дёргай меня, я тебе не цепная собачка.

Она сложила руки на груди, выпрямилась и так стояла.

— Ну-ну, — сказал мужчина и отошел к Володиным витринам. У него был очень холодный взгляд, так что Володе даже показалось, что от него дует.

— На этого рыцаря все ахают, — примиряюще сказал Володя. — Уже две недели как. Ваша дама в этом не одинока.

— Колечки есть? — сухо спросил Аркаша.

— Дешевле, дороже? Золотые вот, справа, а по мелочи — вот здесь всякого разного, — Володя подал ему коробочку.

— Юлька! — позвал мужчина. — Гляди, сколько колечек! И недорого. О, вот это тебе понравится. Иди глянь. Да иди, говорю, что тебе, пять раз доставать их будут? Юлька! Ну как знаешь, мне эта дребедень ни к чему. Идём домой.

— Я тебе сказала, что я отсюда не уйду, — ответила женщина. — Буду долго стоять и смотреть. А ты можешь идти без меня, если тебе неинтересно.

— Девушка, а девушка, — осторожно сказал Володя. — Мне, конечно, он тоже нравится, но я бы за него тоже столько денег не отдал. Все только ахают, а покупать — ну в самом деле, накладно.

— Просмотр тоже платный? — спросила она, обернувшись и окатив его грозовым взглядом. — Я заплачу. Сколько за час?

— Ну и сиди тут, я ушёл и ждать тебя не буду! — рассердился мужчина, махнул рукой и ушёл.

— До свиданья. Плов в холодильнике, молоко не куплено, — бросила она вслед.

Стояла, стояла около воина, вздыхала, потом печально обернулась, глянула на Володю.

— Такова жизнь, — сказал Володя. — А вы правда колечки любите или ваш Аркаша только сказал так? Сейчас есть несколько интересных колечек с камушками, рисунок очень любопытный, это, кстати, я сам с гор принёс. Совсем недорогие. Посмотрите? Да вы не стесняйтесь, здесь можно сколько угодно смотреть и ничего не покупать. Не запрещено. Вам какой цвет нравится? Вот хризолит. Если он под солнце попадает — светится…

Девушка подошла, стала разглядывать колечки.

— Правда сами принесли — или это вы так, шутите?

— Нет, я не шучу, я геолог.

— А где вы их находите? — спросила она.

— Каждый камень в своем месте рождается. Если это знать, то знаешь, где его искать. А потом если на поверхности, можно ножиком аккуратно взять, а если глубже, то есть такой специальный геологический молоток.

— Значит, чтобы добыть камни для колечек, надо дробить горы? — с некоторой тревогой спросила девушка.

— Ну, если массово искать, то вообще-то да, — вздохнул он. — Я это тоже не очень люблю… я больше подбираю, что мне по пути встречается. Ведь в горах бывают самые разные камни, они сами откалываются из-за ветров и вод, скатываются, попадают в расщелины, застревают там… Например, подтаяла вода, затекла в трещину. Стало холодно — замёрзла в лёд, а лёд-то камень подпирает, вот он и трескается. Получается скол.

— А этот камешек вы нашли?

— Нет, этот не я.

— А какие вы?

— Ну… вот, например… ещё, пожалуй, вот это… — он занялся поиском в коробочке «своих» колечек, потом достал ещё медальончики. Девушка была очень приятная и обаятельная, и ему доставляло радость ей всё это рассказывать.

— Вот это ваше, да?

— Да.

— Откуда? Как вы нашли этот камешек? Расскажите.

— Это камешек с Северного Урала. В тот день, когда я его нашёл, была пасмурная, дождливая погода, и мы с тремя товарищами пробирались по ущелью…

Девушка слушала, вертела в руках колечко и смотрела его на свет. Дослушала историю, спросила:

— И сколько?

— Эти по сорок семь, — ответил он.

Девушка тут же выгребла всё из карманов и разочарованно произнесла:

— Не везёт так не везёт! Сорок три рубля восемнадцать копеек. Что за день!

— Нате, держите, — сказал Володя, зачерпнув из кармана мелочь и протянув ей на ладони. — Только тихонько, чтобы кассирша Люсенька не видала, а то рассердится.

Девушка взяла четыре рубля, в самом деле послушно повернувшись к Люсеньке спиной, и сказала:

— Я вам завтра отдам. Вы завтра работаете?

— Каждый день, — согласился он.

— Я отдам, — повторила она, пошла в кассу. Вернулась с чеком, взяла колечко.

— Очень люблю все красивое, — решила поделиться она. — Северный Урал… — вздохнула. — Знаете, что я подумала про вашего рыцаря? Вот представьте, если вы ребёнок, вам три-четыре года, и вот у вас в доме стоит такой рыцарь. Мама спит, папа спит, бабушка спит, а вы на цыпочках выходите в коридор, где он стоит, зажигаете маленькую свечку или фонарик, чтобы никто не увидел, и смотрите на него, как он там стоит. И вам чудятся разные рассказы про героев, про подвиги, вот уже как будто кони скачут по полю, и такой закат красный над степью… Представляете? А днём вы включаете телевизор, а там показывают Тома и Джерри, как Джерри бьет Тома скороводкой по голове или засовывает в духовку, а тот кричит от боли. И тогда вы немедленно выключаете этот гадкий телевизор, бежите к рыцарю, обнимаете колонну, потому что до самого рыцаря вам не достать, и просите его, чтобы он вам помог, чтобы и вам скакать по степи на коне, чтобы красивое замечать, чтобы знать, что такое боль и радость, ответственность и труд, чтобы… А если рыцаря нет, то куда вы спасётесь от этих Тома и Джерри в три-четыре года?

— Нда, — потрясенно отозвался Володя на эту речь. — Нда… Послушайте, знаете что, я подумаю, поищу что-нибудь для ваших детей, такое же красивое, просто поменьше и подешевле. Что-нибудь придумаем, правда-правда. В какую сумму это должно уложиться?

— У меня пока нет детей, — сказала она. — А поменьше и подешевле не поможет. Детям нельзя предлагать всякие поделки и безделушки. Взрослые с этим пообвыклись, а детям нельзя. Ну, а настоящая вещь, конечно, будет стоить дорого. Это не странно. Ничего, если я буду приходить сюда смотреть на него? Ваша Люсенька не будет смеяться или сердиться?

— Пусть только попробует, — сказал Володя. — Лишь бы ваш муж не сердился, а то он у вас суровый.

— Аркашка? — переспросила она. — Да ну его! Он не суровый, он искусства не понимает. Не было у него в детстве вот такого рыцаря.

— А у вас был?

— Не знаю. Я любила ветер и бурю, — сообщила она. — И сейчас люблю. До свидания.

И ушла. Володя собрал колечки и медальоны обратно в коробку. Прошёлся вдоль витрин, посмотрел, что у них есть в наличии. Девушка была права, ничего такого, к чему можно было убежать от телевизора и припасть как к роднику, не было. Только большой древнерусский воин. И он стоил двести тридцать тысяч.

В обед Володя сходил к киоску и купил газету объявлений. Предлагали сетевой маркетинг, предлагали работу грузчикам, но все это было смешно и не то. Двести тридцать тысяч так быстро и запросто с неба не падают.

Узнал номер Важенина, позвонил ему в мастерскую.

— Слушай! Тут такая девушка пришла, просто умирает по твоей скульптуре, таких вещей понарассказывала, что я чуть не заплакал. Может, у тебя есть такие же, только маленькие? А?

— Нет, маленькие — это не то, это если даже сделать, это совсем будет не то, — авторитетно сказал Важенин, потом, помолчав, добавил другим голосом:

— А что… очень красивая девушка?

Володя хотел бросить трубку, но потом решил, что лучше ответить:

— Она замужем, и муж у неё весьма плечистый.

— Не, не буду я маленьких делать, я не подмастерье, я художник, — сказал Важенин.

Дома, засыпая, Володя вдруг вспомнил и позвал Макса:

— Макс, а Макс! А это ты в самом деле сказал, что борода к деньгам?

— Веками проверено! — подтвердил Макс. — Меньше издевайся, сам увидишь. Только если ты её стриг во сне, то хорошего мало: как получишь деньги, так тут же и потеряешь.

— Это ерунда, — отмахнулся Володя. — А как ты думаешь, могут ли у человека внезапно появиться двести тридцать тысяч?

— Конечно, могут, лотерея или рулетка, — ответил Макс. — Да если ты её стриг, то что выиграешь, то и спустишь. Но сумму-то ты не хилую захотел, это надо такую бородищу во сне увидать, чтоб запинаться об неё!

Володя засыпал и думал, пересиливая смех: «Хочу увидеть бороду. Большую-большую. Я Буратино, я взял золотой ключик, а тут мне навстречу Карабас-Барабас…»

Но увидел он во сне совсем другое. Ему приснилось, как будто он летит по городу и видит в окно, что серый Аркаша усадил детей перед телевизором смотреть «Тома и Джерри», чтобы дети ему не мешались под ногами. Юля пытается помешать мужу, но у неё это не удаётся, и она убегает плакать на балкон.

— Зачем вы вышли за него замуж? — спрашивает Володя. — Зачем?

— Да разве найдёшь другого? — отвечает Юля и заставляет его оглянуться. В десятках окошек вокруг — точно такие же телевизоры, такие же Аркаши и их дети. А за домами — высотки, а за высотками — небоскрёбы, и нет им конца, и горизонта нет.

— Сделай что-нибудь, — просит Юля. — Ну сделай же что-нибудь! — кричит она.

Он мучительно хватается за голову… И становится деревом. Огромным деревом, которое растёт прямо из асфальта, вырастает выше всех небоскрёбов, и тогда из всех окошек, бросивши свои телевизоры, толпится посмотреть на него народ, а он растёт всё выше, выше — к небу…

Но сон — это сон. А что ты сделаешь наяву? Что?

Юля приходила каждый день. И даже телефон свой написала, сказала:

— Если вдруг я не приду, а что-то такое появится, вы мне обязательно позвоните, хорошо? Обязательно! Вы точно не потеряете мой телефон?

Володя при ней переписал телефон в свою личную книжечку, чтобы она не волновалась.

К ней уже привыкли. Называли её «Володькина девушка». Юля подолгу смотрела на каменного рыцаря, а Володя рассказывал ей всякие истории про то, откуда какой камешек привезён, и некоторые она покупала. Один раз во время такого рассказа заглянул её серый муж.

— Так и знал, что ты здесь торчишь! — сердито крикнул он.

— А я тебе и сказала, что буду глядеть на моего рыцаря столько, сколько мне захочется! — насупилась она.

— Ты не на рыцаря глядишь, ты деньги просаживаешь и к мужику этому прилипла! — весьма неприветливо сказал муж. — Я тебе что вчера говорил?

Юля немедленно оставила все колечки, взяла мужа за локоть и из магазина вывела. Там, за стеклянными дверями, они беззвучно поругались, потом ушли.

На следующий день она не пришла, а пришёл серый Аркаша с какой-то другой девушкой. Володя в это время по просьбе Люсеньки, засучив рукава, чинил ей сломавшуюся дверцу при кассе, и Аркаша спросил у него, подойдя вплотную и глядя сверху вниз:

— Это у вас тут было объявление, что требуется продавец?

— Да, у нас, — согласился он.

— Объявление раньше было, а теперь у нас Володичка работает, — запротестовала Люсенька. — И у нас никто столько товара не продавал, сколько Володичка, потому что он всем всё рассказывает, и покупатели его очень любят. Вот так. И я его люблю. И никого я вместо него сюда не пущу.

— Да, болтать он умеет и деньги из покупателей выманивать, это я хорошо знаю, — мрачно согласился Аркаша.

— А что, молодой человек, вы хотите предложить работника с наоборотными талантами? — с лёгкой улыбкой спросила, подходя, баба Катя. — Чтобы, значит, покупатели его за километр обходили и ничего не покупали?

— Да ладно вам! — поднялся с пола Володя, отложил молоток, отряхнул руки. — Разве так встречают нового сотрудника? Девушка, не волнуйтесь, пришли вы правильно, я ведь только временно работаю, пока никого другого не найдётся. А как найдётся, так и уйду. Уйду, уеду, улечу далеко-далеко… — сказал он больше для Аркашиного успокоения. — Вы можете сходить к директору нашему, Юрию Геннадьичу, узнать условия, а потом, если вы там поладите, приходите ко мне, я вам тут объясню, чего и как. Хорошо? Вас как зовут? Я Володя.

— Ласточка перелётная, — сквозь зубы сказал Аркаша.

— Да нет, это вы как-то слабо метафоры подбираете, — принял пас Володя. — Коршун кочующий! Вот это будет уже ближе к делу! Сколько я из вашего семейного бюджета денег хищно повыхватал, говорите давайте, я их вам отдам, раз вам и такая сумма в напряг, а не только что скульптуру купить, на которую человек надышаться не может!

— Остынь, мужик, остынь, — сказал Аркаша, поглядев на его основательные руки. — Чего ты ко мне привязался? Если ты такой щедрый, чего ты-то ей до сих пор рыцаря этого не подарил? Тебе-то небось он вообще в полцены станет по дружбе.

— Ну смотри, — усмехнулся Володя. — Ты меня сам попросил. Потом не возмущайся, если что.

— Дари-дари, — насмешливо сказал Аркаша. — Весь магазин дари. Я не возражаю. Только желательно не на словах, а на деле.

Володя написал заявление на увольнение, сдал рабочее место и пошёл домой в общагу. Только до дома не дошёл, а повернул, сел на автобус и поехал на древокомбинат. Купил там бревно подходящее, поймал газельку, притащил бревно домой. Инструмента кое-какого прикупил тоже. Макс вечером увидел — захохотал:

— Ну, Володька, это, я так понимаю, ты надумал хитрый способ деньгами разжиться! Выстругаешь Буратинку, отправишь его на поле чудес денежное дерево выращивать!

— А ты не мешайся, — сказал Володя. — Понял? У меня тут очень серьёзный вопрос встал. Ясно?

— Ладно, ты мне только по ночам молотком не стучи, а то твой Буратинка живо в окно полетит, — шутливо предупредил Макс.

По ночам Володя не стучал. И по вечерам тоже не стучал, накрывал простынёй то, что получалось, потому что не хотел никому показывать. Первое бревно запорол, поехал ещё за тремя.

— Дело серьёзно, — заметил Макс. — Осталось мне писать мемуары — «Как я жил на лесопилке». Галатею ваяешь? Ну-ну. Ты вон лучше подставку под чайник выпили, а то ставишь чайник где ни попадя, весь стол уже мне спалил.

Подставку Володя сделал, а второе бревно тоже не получилось. На пол-работе раскололось, с трещиной было, он нечаянно вдарил по этой трещине, оно и раскололось.

Макс перестал трунить над ним, со вздохом подбирал стружки, когда заставал Володю за работой, и покупал ему на ужин замороженные вареники.

Хуже было в последние сутки, когда он покрыл статую лаком. Конечно, большая часть лака проветрилась ещё днём, и Максу достались только остатки, но сам Володя переусердствовал и слегка отравился, точнее, даже не слегка — до высокой температуры, так что Макс самоотверженно ходил для него среди ночи за молоком и очень при этом ругался.

— Макс, — сказал Володя сквозь дурноту и головную боль, принимая от него тёплое молоко. — Милый мой Макс. Какой ты всё-таки человек хороший. И все хорошие. Все помогают. Все такие весенние. Как будто какой-то праздник у всех. Слушай, может, страны большой восьмёрки заключили какой-нибудь пожизненный мирный договор взаимопомощи, а я сижу тут и ничего не знаю? Что стало с этим миром? Он никогда ещё не был таким торжественным, как в последние месяцы…

— Я хороший? Я злой как пёс! — закричал Макс. —

Я скоро не только твои брёвна, но тебя самого за дверь выставлю! Тут тебе не столярка! А я тебе не сиделка! Праздник у него! Договор взаимопомощи… Я с тобой никакого договора о взаимопомощи не заключал! На! — и кинул ему ещё какой-то медицинский пакетик с адсорбентом.

Володя ещё раз подумал, какой он все-таки хороший, этот Макс, и какое везение иметь такого соседа. Да и вообще такую судьбу. А в мире явно что-то происходило, просто бедняга Макс устал и у него не было сил заметить это и обрадоваться.

Потом Володя кое-как уснул, и ему приснилось, будто он просыпается, идёт к зеркалу и видит себя совершенно обросшим.

«К деньгам», — подумал он, а потом понял, что это не сон, а самое натуральное зеркало, и пошёл мыться, стричься, стираться и так далее, улаживать разные нужные дела.

Вечером Макс увидел скульптуру без простыни — раскрыл глаза и изрёк:

— Ну, Вовка, ты Микеланджело! Сила!

— Получилось? — спросил он.

— Не то слово! — похвалил Макс, ходил кругами и цокал языком. Потом сказал:

— Хотя, если придираться, какой-то он у тебя… это самое… ну, знаешь ли… неправильный. Вот знаешь, что в нём не то? Вот по мне, так был бы он этак раза в два-три побольше, и стоял бы в таком большом зале, где всё такое большое, а я бы… я бы смотрел снизу. Вот тогда будет самое то. Хотя с другой стороны, больше он быть не должен. Эх! Здесь, брат, простой арифметикой не обойдёшься. Настоящее искусство мастера — которое в самую точку бьёт — это тебе не дважды два.

— Да-а, это точно, — с умным видом подтвердил Володя, стараясь не очень широко улыбаться от такой характеристики.

— И чего ты с ним делать будешь? — поинтересовался Макс. — А? Или это и до сих пор секрет?

— Да как тебе сказать… Вот есть такой муж, серый, скучный, сердитый… и есть у него жена. Жена всё ходила на рыцаря в салоне поглядеть, а муж её за это гонять начал. Я ему сказал, что он не прав, а он говорит: ну если ты прав, вот ты ей и дари этого рыцаря за двести тридцать тыщ. И как-то меня это так за душу взяло…

— На «слабо», что ли, взял? — усмехнулся Макс.

— При чём тут «слабо», — ответил Володя. — А только раз он сам напросился, я возьму вот теперь и подарю ей, и пусть он попробует мне только слово сказать.

— А-а, вон ты что задумал! — запрыгал на стуле Макс. — То-то я гляжу… И что? Хорошенькая она?

— Какие вы все!.. — в большой досаде сказал Володя. — Не знаю, хорошенькая или нет! Я чужих жён не разглядываю.

— Ну и не разглядывай! Чудак! Мне-то что! Так значит, на «слабо» друг с другом сошлись, я же и говорю, — пожал плечами Макс.

Володя вздохнул на его непонятливость и пошёл бабе Кате звонить.

— Володюшка! — обрадовалась она. — Приехал? Или не уехал? Мы-то все думали, что тебя нет как нет! Ну, как дела твои, как здоровье, чего звонишь?

— Нормально дела, — сказал Володя. — Как у вас там рыцарь наш поживает?

— У! Чего вспомнил! — ответила баба Катя. — Давно купили твово рыцаря, вот как ты ушёл, так и купили.

— Да ну! — удивился Володя, одновременно обрадовавшись и расстроившись. — В самом деле? Ну, значит, не зря я его тогда поддел, Аркашку этого железобетонного! А, баб Кать?

— При чем тут твой железобетонный? Его продавщица наша новая, Ниночка, какому-то клубу спортивному продала. Русского рукопашного боя. Чего он, говорит, стоит тут у нас, людей смущает? Его надо не людям, а организациям предлагать! Наделала с него снимков, пошла показывать, вот, клуб его и купил.

— Ясно, — сказал Володя. — Значит, хороший продавец Ниночка?

— Да уж как тебе сказать по правде, чтоб не обидеть — хороший она продавец, — согласилась баба Катя. — С этим самым, менеджерским подходом. Она, глядишь, уж скоро и Юргена за пояс заткнёт. Профессионал, понимаешь? Это мы с тобой любители: работу любим, посетителей да друг друга, а она — другое, она профессионал. Может, скоро Юрген её в замы возьмёт, и опять продавец понадобится. Не хочешь опять к нам, а?

— Нет, баба Катя, прости, тут дело такое… Девушка-то моя появляется в салоне, нет?

— Юлечка-то? А чего ей появляться — рыцаря-то нет. Да и тебя нет. Чего бы ей появляться? Появилась один раз, да и всё. А вот Аркашка серый ходит мимо. По улице. Заглянет, значит, мельком сквозь стекло и дальше пойдёт. Иной раз Ниночке рукой помашет, этак, знаешь, как генерал солдатам, а она так по-деловому наклонит головку, кивнёт и дальше своим делом занимается.

— Вроде агента, что ли? Да-а… А у меня есть секретнейшее дело, — сказал Володя. — Баба Катя, можно тебе тайну сердечную доверить? Ты ведь меня не выдашь?

— Можно-то можно, только ты гляди, не греши, худого не задумывай, — наставительно сказала она.

— Сделал я ещё одного рыцаря, баба Катя. Для Юли. Из дерева только. Только вот дарить ей не хочу, понимаешь? Злой у неё этот муж, ещё проблемы будут. А ей этого рыцаря здорово надо. Так вот я что придумал. Я его в магазин принесу, а ты его и спрячь где-нибудь. А я ей позвоню и скажу, чтоб она в салон приходила, потому что поступил в продажу рыцарь, как ей надо, только дешёвый. Завтра суббота, она наверняка дома. Ну так вот она придёт, а ты ей рыцаря и продашь. А если Аркашка придёт, так и того лучше. Пускай думает, что это он ей такой подарок сделал. Ну а цену — не знаю, спроси пятьсот рублей, а если Аркашка придёт — с того возьми одну тысячу сто сорок восемь рублей и тридцать копеек, в таком духе что-нибудь, понимаешь? А, баба Катя? А я уж лучше не появлюсь там. Чтоб проблем не было. Хорошо?

— Эх, Володька-Володька, небесная ты душа, — вздохнула баба Катя. — Чего уж тебе ответить? А деньги я куда дену? А если узнает кто? Грех ведь, у Юргена-то за спиной… Скажет: налево торгуете, — знаешь ведь его…

— Ну, давай я его в магазин сдам по накладной, как камешки, — сказал Володя.

— Накладные-то Нинка с Люськой выписывают, — посетовала баба Катя.

— Ну уговори Люсеньку, да и всё, а этой Нине нечего знать, а то доложит ещё Аркаше, и пойдёт-поедет.

— Приходи, — решилась баба Катя. — С утречка приходи. Нинка всегда ровно в десять появляется, а ты раньше приходи.

Собрал он вещи, отвез своего деревянного рыцаря в салон, сдал бабе Кате да Люсеньке, потом набрал номер. Повезло ему: Юля сама трубку взяла.

— Это звонит салон сувениров, — отрапортовал он, и голос его ничуть не подвёл. — Вам ещё нужен рыцарь?

— Доброе утро, салон сувениров, — ответила она и засмеялась. — Рыцарь нужен мне очень. Но ведь он исчез?

— Приходите, взамен того найдете другого, — бодро продолжал Володя. — Да только смотрите быстрей приходите, пока и этот не исчез вслед за первым. Придёте?

— Конечно, — ответила она. — Спасибо, что вы про меня не забыли.

Он положил трубку. Вздохнул. Сказал:

— Ну что, баба Катя. Прощайте, не поминайте лихом. А я поехал.

— Куда ж ты теперь поедешь, голубь ты мой? — сочувственно спросила баба Катя.

— Я не голубь, я кочующий коршун, — вспомнил он и засмеялся. — А на какой поезд успею, на том и поеду. Куда-нибудь до Урала, а захочется — так и до Иркутска… Пока, баба Катя. Будь здорова. Счастливо, Люсенька. Обещай мне, что хуже меня дядек в мужья брать не будешь, договорились?

— Да-а, обещай, лучше б сам остался, кочевник ты этакий! — надула она губы. — Ну ладно, ладно. Ни пуха тебе, Володька!

Закинул рюкзак на плечи и пошёл.

Сел в поезд и задремал под стук колёс, и снится ему, что идёт он по городу, а борода у него, борода — никакому Рокфеллеру не снилась. Везут её за ним на лошадях, на подводах, в вагонетках… А из окна общаги Макс высунулся и кричит:

— Это к деньгам! К деньгам! Только смотри не стриги её, а то всё потеряешь!

А Володя смеётся, берёт ножницы да и отстригает напрочь эту глупую бороду. Несут её в приёмный пункт париков, и дают ему за эту бороду целый мешок золота. Идёт он к бабе Кате, чтобы выкупить у неё своего рыцаря деревянного, но баба Катя вдруг плачет и говорит:

— Опоздал ты, Володюшка, опоздал! А купил его Аркашка за рубль с полушкой, да топором-то и разрубил! Вот ведь беда какая! И железного ты не купишь: Важенин как узнал, что ты с золотом идешь, так он теперь два мешка золота цену заломил! Так что идти теперь Юленьке к нему в горничные!

Ну, тут Володька возмутился, золото бросил, взял геологический молоток и к Важенину пошёл. А там его уже милиция ждёт, молоток отнимает и говорит:

— Ваши документы, гражданин! Гражданин, проснитесь, покажите ваши документы!

Володя проснулся, на Важенина злой, показал паспорт. Ему говорят:

— Так-так. Вы, гражданин, в салоне сувениров на улице Ямской работали?

— Работал, раньше, с месяц назад, а что случилось? — встревожился он.

— Извините, гражданин, пройдёмте, — сказал милиционер, показав и своё удостоверение. — В указанном салоне сегодня произошло крупное хищение, вы там сегодня были, вас приказано задержать. Мы сейчас всё проверим, выясним, если всё благополучно выяснится, поедете дальше по тому же билету. Где ваши вещи? Давайте поможем вам их вынести. Граждане, пожалуйста, укажите нам, где вещи этого гражданина.

Сумасшедший дом! Володя собрался, пошёл за милиционерами. Один — спереди — это который его в вагоне будил — молодой, с погонами старшего сержанта. Другой — сзади — постарше, в плаще, погонов не видать.

— А что украли? — спросил он, шагая между ними по гравию полустанка.

— Это следователь выяснит, а нам приказано тебя задержать, — сказал тот, что в плаще. — Вот следователь приедет, ему будешь вопросы задавать.

Хорошенькое дело, подумал Володя. Сначала на «вы», теперь на «ты», что будет дальше?

Впереди идущий позвонил по сотовому, доложил что-то кому-то, потом Володю в приёмную комнату завели.

— Клади сюда свой рюкзак, сиди и жди, — сказал молодой милиционер. — Вон, хочешь — чаю бери.

— А почему не в бокс? — спросил Володя. — А если я золото изо рта достану, в чай выкину и вылью?

Милиционер в плаще хихикнул, головой покачал.

— Подозреваемый, сиди молчи, — поглядел исподлобья старший сержант. — А то в самом деле в бокс угодишь. Характеристика на тебя хорошая поступила, ясно? А задержать надо. И остальное не ко мне.

— Ну ладно, — сказал Володя. — Я, в общем-то, никуда не тороплюсь. Можно и посидеть. Чего у вас чай-то, пустой? Подозревающий, у меня варенье есть, сгущёнка и лимон. В верхнем кармане. Возражений против их изъятия не имею.

Тот поглядел на него, на рюкзак, почесал карандашом переносицу и спросил:

— Из чего варенье? Из рубинов?

— Да чего там, из алмазов, — сказал Володя.

— Давненько алмазов не едал, — кивнул милиционер в плаще. — Семёнов, давай-ка доставай нам этот эксклюзив. Оприходуем.

Потом они довольно мирно распили чай с вареньем.

— Подозреваемый, а вот скажи, — внезапно спросил старший сержант Семёнов, — если б шёл ты, шёл, и вот лежат чужие 230 тысяч. Но ты точно знаешь, что если возьмёшь — никто тебя не поймает. Взял бы или нет? Если бы они, скажем, тебе для какой-нибудь благородной цели были нужны. А?

— По-моему, благородные цели неблагородными средствами не достигаются, — очень серьёзно сказал Володя, перестав улыбаться. — Хотя не знаю. Если б это что-то совсем экстраординарное было, заложники какие-нибудь, которых через пять минут убить грозятся, или ещё что-то такое, тогда бы взял. Но если б даже и взял, я бы потом вернул. В первоочередном порядке. А к чему такая теория?

— Зачем теория — это практика, — сощурился Семёнов. — Вот есть безумно красивая и любимая девушка, и ей очень нужны 230 тысяч. Чтобы у неё выросли хорошие, благородные дети, и принесли пользу отечеству. А ведь вокруг вас — куча драгоценных камней, всяких штучек ювелирных… Что такое эти камни? Всего лишь чья-то роскошь. А деньги так нужны… — он насмешливо смотрел на Володю.

— Вы ошибаетесь, — холодно сказал Володя. — Всё это слишком лукавая логика, и мне она глубоко противна.

— Мне тоже, — кивнул старший сержант. — Хотя иногда просто руки чешутся. Закуришь?

— Спасибо, не курю, — коротко мотнул головой Володя. — Вы мне скажете, что произошло, или вы надеетесь, что я тут вам как-то хитро проговорюсь? Что там украли?

— Ага, я тебе скажу… а ты его в чай… и выплеснешь, и был таков, — усмехнулся милиционер, уставившись на огонёк своей зажигалки и не торопясь её погасить. — А сам-то ещё не догадываешься?

— Нет, не догадываюсь.

— Особые приметы подозреваемого в хищении, — сказал Семёнов. — Глаза — умные и благородные. Осанка — величественная. Руки — мужественные и, это самое, как там… — он достал из кармана листочек. — А, вот: невозможно исцарапанные… Что ещё? Ветров не боится, гроз не трепещет, тыщу историй знает про камни… Свитер рыжий, огромный. Отбыл не то на Урал, не то в Иркутск, ну и в конце всех справок и концов примета выходит простая: вагон пятый, место семнадцатое. А хищение более чем крупное: украдено сердце прекрасной девушки с длинной косой… Я сразу говорил ей, что живой рыцарь лучше каменного, но она мне не верила. Я, говорит, с живыми без тебя разберусь. А тут звонит и говорит — караул, говорит, спасай! Я ей говорю: Юлька ты моя ненаглядная, сколопендра ты этакая, если человек от тебя сбежал, то ловить его, говорю, не только противозаконно, но и бесполезно! Любовь, говорю, это не алименты, это дело добровольное, милиция этим не занимается! Нечего было своё сердце налево и направо раздавать! А она давай плакать. Представляешь? Ну а я чего сделаю? Я не могу, когда она ревёт. Понимаешь? Вот такие они, красивые. Закуришь?

— Спасибо, не курю, — оторопело повторил Володя. — Ничего себе история…

— Ты давай башкой не мотай, а говори, чтоб я больше не мучился: спаситель я или преступник, что я тебя с поезда снял? Короче, любишь ты её или нет?

— Нет, если она просила, тогда, конечно, правильно… — растерянно сказал Володя. — Только… Понимаешь, я ведь что хотел, я просто хотел подарить ей этого рыцаря, мне даже казалось, она не должна догадаться, что это я ей подарил…

— Какого? За двести тридцать тысяч? — присвистнул тот.

— Ну откуда у меня столько! Я из ствола вырезал. Похожего. Понимаешь, она каждый день приходила на этого рыцаря смотреть, а её муж начал злиться…

— Какой ещё муж? — нахмурился Семёнов. — Это ты кого имеешь в виду?

— Ну не муж, так жених, какая разница, — пожал плечом Володя, хотя тут же подумал, что всё-таки разница может быть очень большая, и порядком заволновался. — Высокий такой, злой, Аркаша зовут. А… что, он ей только жених?

— Тебе такого занудного жениха! — усмехнулся старший сержант. — Это брат её… А ты, значит, подарил рыцаря? Тогда понятно, чего она за тобой так полетела… Да, Юлька в долгу оставаться не любит. А я вот не литейщик и не скульптор. И сам не каменный. Чего не дано, того не дано. Обидно! Ладно, не слушай меня. Пойду я пройдусь. Скоро её электричка прикатит. Никитич, пошли, оставим мужика подумать, чего ему в жизни надо…

Они ушли курить на улицу.

Володя сидел и бессмысленно вертел чашку в руках. Что ты радуешься, эгоист, ну что ты радуешься? Что серый Аркаша ей не муж — это, конечно, очень хорошо, разговору нет. Но вот что ты ей скажешь в ответ на то, что она, «как честный человек», в долгу оставаться не любит? Тоже мне благодетель, подарил кабальный подарочек! Что тебе, обязательно самому было звонить? Голос, видите ли, последний раз услышать хотел!

Но если… — Что «если»? Твоё «если» надо было до подарков выяснять, а не после. А теперь она и сама теперь навряд ли знает, зачем побежала за тобой… Всё, «поезд уехал»!

Да, поезд… уже вторая электричка прошла. А, нет, не остановилась, значит, не электричка, товарняк. Скорей бы уж!..

Минуты тянулись невыносимо. Наконец зашумел ещё один поезд, стукнула дверь, забежала в комнатку Юлька. И взволнованно заговорила (Володя встал ей навстречу):

— Я злая, я скверная, так никто не делает, это хамство… но вы… Если вы спешили, мы купим вам билет на самолет и вы везде успеете, куда вы спешили, но если бы я не поймала вас сейчас, то могла бы не поймать уже никогда… Скажите мне, почему вы меня не дождались? Если у вас было так мало времени, почему вы не сказали мне подойти на вокзал, почему… нет, у вас было время, вы купили билет только что, значит, вы сбежали, почему вы сбежали? Сначала позвонили, а потом передумали и сбежали, почему? Вы можете бежать куда хотите, я больше не стану вас останавливать, только скажите мне: почему вы сбежали? И зачем вы звонили, что вы хотели сказать и не сказали, когда вы звонили?

— Почему не сказал — я сказал… — проговорил Володя, мучась, что говорит совсем не то, но ему тоже нужно было выяснить всё до конца. — Вы просили позвонить, если появится такой рыцарь, как вам нравился, только подешевле. Вот он… появился, и он был подешевле, у меня оставался ваш телефон, я и позвонил… Вам баба Катя показывала его? Деревянный такой рыцарь.

Девушка помолчала несколько мгновений, потом сказала:

— Нет, я поняла всё иначе. Вам будет смешно, но я подумала, что вы… назвали рыцарем себя самого. Я большая дурочка, но я не жалею, что я теперь знаю это совершенно точно, и…

— Юля, — перебил он и попытался поймать её ладони, но она тут же выдернула их обратно:

— Нет-нет! Вам не надо меня утешать. Я не такая ранимая, как может казаться, я вполне переживу… Будем думать, что это забавное приключение. Верно?

— Юля, — сказал Володя, настойчиво поймав её в свой «свитер рыжий, огромный», и в «мужественно исцарапанные руки». — Юля, я взял большое-большое бревно. Вроде меня самого. Я взял большое бревно и вырезал для вас большого деревянного рыцаря на колонне. Почти такого же, как тот, на которого вы приходили смотреть. Потому что я хотел, чтобы ваши дети могли не только каждый день смотреть на этого рыцаря, но даже и ронять его сколько им вздумается, потому что ведь дети всё время бегают и что-нибудь роняют, вы не подумали об этом, когда хотели железно-каменного. А вы представляете, что будет, если ребёнок полезет на каменного рыцаря и уронит его? Хорошо ещё, если он всего-навсего рухнет на пол и расколется, а если он упадёт на ребёнка? Я сделал вам деревянного, причём он не упадет со своей колонны, потому что они из одного куска… Причем это всё так мало стоит, почти ничего… Камень рождается тысячелетиями, потому он дорогой, а дерево растёт за сто лет, поэтому оно дешевле…

Она печально-ласково улыбнулась и сказала:

— Разумеется. Осталось вам добавить, что вы росли всего три десятка лет и потому не стоите вообще ничего… Я всегда так и думала, что вы такой. Я обещаю вам, что ваш рыцарь обязательно будет у детей. Если у меня не будет своих, я обязательно найду других, я вам обещаю. Я, правда, его ещё не видела, но я нисколько не сомневаюсь, что он очень хорош.

— Юля, не то… Не глядите на меня как этот серый человек Аркаша, которого я принял за вашего мужа, и только поэтому… Юля, я не учился говорить речей и владею своими исцарапанными руками куда лучше, чем языком. Хотите, я вам их отдам? Берите. Берите всё, что вы тут найдёте пригодного для хозяйства.

— Он не серый, — тихо возразила она. — Не говори о нём так, ты его не знаешь… — глубоко вздохнула и наконец полностью доверила себя его рукам.

Тут дверь открылась, и милиционер сказал:

— Подозреваемый и обвиняющая, время свидания истекло. Обратный поезд уже свистит на горизонте.

Володя почему-то с этих слов испугался, схватил рюкзак и ринулся из домика так, будто поезд был последний.

Юля задержалась на пороге и молча смотрела на своего старшего сержанта.

— Ладно, ладно, — засмеялся Семёнов. — Порядок. Топай. Если всё ладом, смотри на свадьбу не забудь пригласить, а если чего не так, звони, я его с удовольствием арестую, — и подмигнул Володе. — Варенье у него что надо…

Володя с Юлей забрались в вагон, героический мужик Семёнов кивнул им с грустной улыбкой, помахал рукой вслед и пошёл в свой домик.

С поезда они пошли в салон. Баба Катя, увидав их из-за дверей, очень испуганно спрятала лицо в шали.

— Баба Катя! Что стряслось, какая беда? — спросил он.

— Хулиган ты несчастный, Володька, на кой только ты сюда рыцаря своего притащил, — страдальчески сказала баба Катя. — Притащил и сбёг! А я что? Я человек маленький. Нешто меня кто слушать будет?

— Да случилось-то что? — улыбаясь, спросил он.

— Что, что! Да как на грех, пришёл к дирехтуру гость какой-то, начальник какой-то с области, увидел твою статую и давай её торговать! Я так, и сяк, ну Володька, ты нашего Юргена знаешь, ни дна ему ни покрышки! — она расплакалась.

— Продали, что ли, моего рыцаря? — удивился он. — Баб Кать, да ты, главное, не плачь. Жаль, конечно, много я в него вложил, но ничего, я, если надо, и нового вырежу. Искусство должно идти в массы. Ты подумай, это здорово, баба Катя, что областному начальнику мой рыцарь понравился, а не эта вон кикимора в изумрудах. Есть вкус у человека. Верно я говорю, Юль? М?

Она тихонько вздохнула, прижалась щекой к его плечу.

— От грех-то, от грех, — сказала баба Катя неизвестно по какому поводу.

Тут сам Юрген появился.

— Герой! — возгласил он и хлопнул Володю по плечу. — Я твоего истукана за пять тыщ продал! Нельзя было не продать. Рад?

— Вообще-то это подарок мой свадебный, Юрий Геннадьевич, — сказал Володя. — Так что дадите вы мне адрес этого вашего покупателя, и поеду я с ним объясняться, а ему, если надо, другого истукана вырежу, и не за пять тысяч, это мало за такую работу. А если не отдаст, то ты, Юрий Геннадьевич, к нему сам поедешь и сам объясняться будешь. Ясно?

— Ну и злыдень, ну и жадина, — сказал директор. — Взял у меня торговые площади в аренду без спроса, и ещё возмущаешься. Это замгубернатора был с соседней области, что я ему, отказывать буду? Ты своего рыцаря по платёжкам пропустил — пропустил! Чего тебе ещё надо?

Володя руки сложил на груди, наклонил голову и поглядел выразительно.

— Ладно, авантюрист, давай так: я сейчас позвоню, — капитулировал Юрген, — объяснюсь, но ты мне клянёшься, что сделаешь другого взамен, притом с учётом парочки замечаний. Морилку другую возьмёшь, потемнее, колонну поменяешь — у него там какие-то колонны свои, вот надо, чтоб в стиль подошло, ну и чего-то он мне там про шлем говорил, шлем у тебя какой-то там неправдашний, а ему надо историческую правду, это ты уже у него спросишь. И сколько же ты хочешь, что тебе пяти тыщ мало?

— Да уж не меньше тридцати, — сказал Володя. — У вас вон одна колонна двадцать стоит. Тоже мне, нашли бесплатную рабсилу для нищего замгубернатора.

— Чудак, — засмеялся директор. — Долларов же, не рублей. Короче, режь, Володька, своих идолов, пять штук вырежешь — квартиру жене купишь. А то придумал тоже: деревяшки на свадьбу дарить. Правильно я говорю, девушка? Вам чего больше хочется на свадьбу: идола в неправильном шлеме или квартиру?

— Мужа, — сказала Юля из-за Володиного плеча. Она все это время так и не отпускалась от него. Ни в поезде, ни теперь.

— О! Золото девушка, — похвалил директор. — Ну что, девушка, вам решать, какого рыцаря продавать будем: этого за сто сорок тысяч рублей или нового за тридцать?

— Нового за сто сорок, — не моргнув ответила она. — А за правильный шлем ещё три рубля наценка.

— Хороша девушка, мне б такую, — сказал Юрген. — На этот раз, девушка, хватит с вас сто двадцать. За авантюризм. Минус НДС. А вот к наценке я ещё свои восемьдесят копеек прибавлю. В подарок на свадьбу.

Подмигнул и к телефону пошёл.

Володя сказал:

— Чудеса! Юльк, а квартира — это ведь, в целом, тоже неплохо, а?

— Не жадничай, — ответила она. — Главное, чтобы получилось красиво, с душой.

— Кому — замгубернатору? С душой?

— А у него тоже дети есть или внуки, — сказала Юля. — Может, им в жизни-то больше ничего по-настоящему живого не встретится, кроме твоего рыцаря деревянного.

Со звонком обошлось благополучно. Директор хотел Володю самого в гостиницу направить, да так и удобней было со всех сторон, но Володя вспомнил, что по Юргену настоящий художник — это тот, кто диктует, и не согласился:

— Кто без спросу скульптуру продал: я или ты? Тот и обратно доставит.

— Не только злыдень, но и зануда, — сказал директор. — Девушка, зачем вы за него замуж выходите? Вы ему купите подарок, а он скажет: неси обратно в магазин! Сама купила, сама и неси.

— Сама выхожу, сама и разберусь, — сказала Юля.

— А вот я не злыдень, — в своей наставительной манере подчеркнул директор. — Вот я бы мог сказать Ваське, чтоб он сюда деревяшку твою вернул, и ещё за самовольную аренду места с тебя штраф взять. А я вот Ваське велю по адресу груз доставить. Диктуйте!

Потом они пошли домой и всё не могли по дороге наобниматься, к неудовольствию некоторых прохожих.

— Ты как весенний сугроб, — говорила Юлька. — Такой большой весенний сугроб в лесу: бум! Упадёшь, провалишься и в небо глядишь, а захочешь выбраться — и не выберешься.

— Ой, Юлька, ты меня прости, но я не умею так разговаривать, — отвечал он.

— А сугробы и не разговаривают, — ответила Юлька, чем заставила его долго смеяться.

На звук открывающейся двери из кухни выглянул Аркаша.

— А! Кочующий коршун, — сказал он. — Что, уже принес полмагазина? Или опять полон рюкзак баек? Так я и знал, что этим кончится. Это что, его с квартиры согнали? И ты думаешь, я его сюда впущу?

— Кто бы ещё тебя спросил, — сказала Юлька. — А за обзывательства и приставания — ужина не получишь и рубашки свои сам гладить будешь. Ясно?

Аркаша молча закрылся в своей комнате.

Потом Васька привёз рыцаря, и Володя долго двигал мебель в комнате, потому что Юлька хотела поставить его на самое правильное место. Но дизайнерские опыты ей не удавались, и она махнула рукой, заявив: «Ставь куда хочешь, мне уже всё равно». Володя поставил его у дверей, и она успокоилась, согласившись, что лучше не придумаешь.

Тут запахло палёным и появился Аркаша в майке и с утюгом и ярко-зелёной рубашкой в руках.

— А если я больше не буду к вам приставать? — спросил он.

— Обсудим это завтра, — ответила Юля.

— Юлька! — не согласился несчастный Аркаша. — У меня тридцать пять минут осталось. Ну чего ты меня мучишь?

— Надень свитер, вот и не будет видно, что ты мятый, — она пожала плечом.

— Юлька, не разрушай мою личную жизнь! — Аркаша свёл брови. — Я вот тебе по поводу твоей ничего не говорю!

Юля засмеялась, взяла у него утюг и сказала:

— Чего это такое у тебя в руках? Дизайнер! Белую давай или синюю.

— Эта последняя, — сказал Аркаша, кусая рот и исподлобья глядя на Володю, и Володя в первый раз увидел, что у этого Аркаши тоже бывают весёлые глаза.

Разрешив вселенски важный вопрос рубашки, Аркаша стал восприимчив к окружающему, наконец увидел деревянного рыцаря, удивился и сказал:

— Ёлки-палки! Ты что, в самом деле его раскрутила на эту штуковину? А сколько изгибов! От пыли протирать замучишься!

— Аркаша! — тихо взмолилась она и повисла у него на локте — точь-в-точь как в первый день в салоне.

— Коршун, слушай, как ты её выносишь? — спросил Аркаша. — Ты её ни в какой музей не водил? И не води ни за что: на первой фразе тебя дернут за руку, на второй попросят замолчать, на третьей бросят одного и оставят без ужина. А если станешь молчать, и того хуже: застынет возле какого-нибудь крымского пезжажа из одной стенки и пары деревьев и полчаса там простоит, точно сама экспонат!

— «Старый крым» Боголюбова, школа Куинджи? — спросил Володя. — Русский музей в Питере? Если б его ещё увидеть в изначальных красках…

Аркаша сделал круглые глаза, покачал головой и вышел. Юля очень засмеялась и сказала:

— Я не знала, что ты такое сокровище!

— Я нечаянно, — поспешил признаться Володя. — Уверяю тебя, из всей живописи знаю не больше пары десятков картин! Но у тебя ещё будет возможность меня повоспитывать.

…Позже, разглядывая светлого деревянного рыцаря на светлой колонне, облитого лунным светом — и несмотря на это всё-таки солнечного, — Володя сказал:

— Знаешь, а мне немножко жаль. Как бы тебе это объяснить… Понимаешь… конечно, я очень рад, что ты изловила меня со своим милиционером… но в каком-то смысле я бы хотел оказаться на его месте.

— В каком таком смысле? — спросила она.

— Ты не подумай ничего, но… когда я назвал этого малого свадебным подарком, у меня что-то внутри немного ёкнуло… это не свадебный подарок. Это рыцарь, которого хотел и не мог обрести хороший человек для своих детей, понимаешь? Я очень хотел как лучше, а получилось как-то… ну, банально и запросто, что ли, я не знаю… Нет, ты не подумай, мне очень хорошо с тобой, но понимаешь — я бы хотел больше. Делать что-то, дарить, радовать, и не только тебе, а и всем, понимаешь?

— Тогда ты должен постараться и очень хорошо вырезать нового рыцаря для детей замгубернатора.

— Да я постараюсь, только ведь он за это неплохо заплатит.

— Во-первых, раз уж он согласен заплатить, то значит, ему это надо и ему это нравится. Что ж в этом такого? А во-вторых, ну вырежи следующего для кого-нибудь бесплатно.

— Когда у тебя есть деньги, быть щедрым не так трудно, — вздохнул он.

— Тогда ты должен придумать что-то лучше, чем рыцаря, — сказала она. — Что-то ещё вдохновеннее.

— Должен?

— Если хочешь быть настоящим творцом, то должен, — подтвердила она. — Конечно, это здорово, когда у ребёнка есть большой деревянный рыцарь. Но ещё лучше, если у него есть настоящий большой творец. Володя, ты бы мог подарить нам большого творца?

— Ой, — сказал Володя. — Да уж, ты ничего маленького не попросишь, это уж я понял. А ты потом не будешь сердиться, что я плохо вмещаюсь в комнату, так что для мебели не хватает места, а для тебя времени?

— Постараюсь, — улыбнулась она. — Если уж я хочу видеть рядом большого творца, то придётся ещё и не так постараться. Как там тебя угораздило выразиться — камень рождается тысячелетиями, поэтому он дорогой… Володя, а сколько тысячелетий рождается творец?

— Не знаю. Юля, меня поражает, как ты умудряешься в каждом камешке увидеть мироздание, да ещё и назвать его словом. Наверное, мне тебя никогда не догнать. Я ведь просто жил и ни о чём таком не думал…

— Он просто жил, — сказала Юля. — В трещины затекала вода, замерзала в лёд, от горы откалывались драгоценные камни и падали к его ногам… А он их просто подбирал. Что может быть проще!

— Ну да, всё так и было. Разве что с одной маленькой поправкой: порядочный десяток лет перед тем он потратил на то, чтобы научиться эти драгоценности замечать. Так что тут ничего удивительного нет, — ответил Володя. — Но бывают и в самом деле необъяснимые вещи. Еду себе в поезде, снимает меня милиция и говорит: подожди, за тобой счастье гонится, задержать просило… За что? Юль, ты ведь даже про рыцаря ничего узнать не успела, когда ловить меня бросилась, да и в того уж не ахти сколько труда я вложил, не настолько уж это событие великое… с моей стороны во всяком случае. Три бревна да пара недель времени!

— И целая жизнь до этого, когда ты делал себя таким, какой ты есть, — засмеялась Юля. — Володя, я думаю, что справедливость существует, только надо уметь её заметить, вот как твои камешки, и уметь понять правильно. Между прочим, гналась за тобой всего лишь я, а счастье нам с тобой ещё ваять и ваять.

Потом она уснула, а Володя глядел на деревянного рыцаря и думал, что очень правильно отнял его обратно. А деревянный рыцарь глядел на них и тоже думал что-то своё. Как хорошо, что у Володи тогда не нашлось двухсот тридцати тысяч купить важенинского, а то бы ничего этого не было. Юлька-то, может быть, и была бы, но всё было бы куда банальнее и мельче. Деньги — это неплохо, но они никогда не родят ни вот этого светлого стража, ни столь глубоко любимого человека, ни просьбы о большом творце… Их можно отдать только за то, что уже есть. А то, чего ещё нет, они не сотворяют…

— Дружище, а ты не боишься, что если мне удастся работать вдохновеннее, то ты останешься в тени? — спросил Володя у рыцаря.

Рыцарь счёл его вопрос смешным и ничего не ответил.