Глава 1. Сказка

Сижу я, значит, в маленькой уютной кафешечке с люстрами в виде бумажных шаров, ковыряюсь в ноутбуке и пытаюсь собрать мысли в кучу. Мозги после бессонной ночи отказываются соображать и дописывать курсовую. И даже третья чашечка эспрессо мне не помогает сосредоточиться. Чтобы не заснуть лицом в стол, я решаю переключиться на социальные сети. Смена деятельности, говорят, очень полезна.

Я отвлекаюсь от пролистывания фотографий и несколько минут наблюдаю за тем, как люди на улице под зонтами куда-то спешат. Погода отвратительная, дождливая и промозглая. Я возвращаюсь к ноутбуку и недоуменно гляжу на двух наглецов, которые непонятно откуда взялись и уселись за мой столик.

Первый — со смешными темными кудряшками, бледным вытянутым лицом, высокими скулами и какими-то слишком чувственными губами. Глаза искрят изумрудами, и первая ассоциация, которая приходит мне на ум — дикий бес.

Второй — с модненькой стрижкой с выбритыми висками и выбеленными волосам на макушке. Четкая линия подбородка, васильковые глаза и глумливая усмешка на тонких и хорошо очерченных губах, а из под ворота кожаной футболки, поверх которой накинута кожаная куртка, выглядывают чернильные татуировки — под кадыком бабочка, а рядом распласталась ласточка с раздвоенным хвостом.

— Тут занято, — заявляю с небольшим раздражением.

— Хочешь сказку? — спрашивает Хохолок и хитро улыбается..

— Чего? — мои брови ползут вверх от удивления.

— Сказку, рыжая, — цокает Кудряшка.

— Ребят, если это какой-то подкат, — хмурюсь и качаю головой. — Не выйдет.

— Мы тебе сказку, а ты там уже сама решаешь, подкат это ил нет, — Хохолок прищуривается. — Хорошая сказка, тебе понравится.

Мне бы встать и уйти, но что-то меня держит. Любопытство? Возможно. Но раз курсовая не пишется, пусть меня ненадолго развлекут странные незнакомцы.

— Я могу начать? — вежливо уточняет Хохолок.

Я киваю и медленно закрываю ноутбук. Кудряшка откидывается на мягкую спинку диванчика и поправляет ворот льняной рубашки.

— Жила-была очень несчастная женщина, — вздыхает Хохолок. — Золотишка полно, муж — красавец и души не чаял в женушке, но не было у них детей. Как бы они ни старались, ничего не получалось. И позы меняли…

К моим щекам приливает кровь смущения. Хороша сказка начинается, с самого интересного. Кудряшка замечает румянец и криво усмехается. Мне неуютно и неловко, но я не предпринимаю попыток к бегству.

— И травки пили и целителей звали, — продолжает тихо Хохолок, — но увы. Ни намека не дитя. Одна старая знахарка сжалилась над женщиной и отправила к ведуну, который жил в жуткой глуши. Наши герои так отчаялись, что запрягли телегу и поехали к таинственному ворожею.

— Такой таинственный, что какая-то старуха о нем знала, — недовольно цыкает Кудряшка.

— Бабка просто пронырливая была, — Хохолок отмахивается от друга и говорит. — Ведун выслушал рыдающую жену и сказал, что знает, как ей помочь излечиться от бесплодия.

Томительная пауза и я спрашиваю:

— Как?

— Ведун был не из шарлатанов. Он вел дружбу с духами и даже лесным богом, чьи рощи были богаты на живность. Пушистые твари с его легкой руки плодились как ненормальные, — фыркает парень. — Ведун предупредил, что лесное божество за услугу стребует плату, а он, как посредник, получит долю. Гости начали предлагать золото, шелка и всякую другую ерунду ворожею, но тот отказался и дал женщине руну, которая приведет к божеству.

Хохолок вытаскивает из кармана овальный черный камешек с выбитым и незнакомым мне символом из нескольких черточек и кладет на стол перед собой. Замечаю, что на фалангах пальцев незнакомца выбиты темные, острые и немного оплывшие по краям знаки, которые почему-то на секунду меня пугают. Из под рукавов куртки видны линии других наколок. Очередной мамкин бунтарь, решивший подчеркнуть свою особенность уродливыми нательными рисунками. Похоже, Хохолок с ног до головы забит чернилами.

— Взяли наши герои руну, — Кудряшка касается длинными бледными пальцами камня, — и пошли. Долго они бродили среди деревьев и кустов, но все же вышли к лесному богу, который отдыхал на опушке и слушал пение пташек. Гости упали перед ним на колени и со слезами поведали о беде. Выслушал их Лесной Бог и сказал, что поможет им и будет у них множество детей, но…

Подлец замолкает, и я рассерженно гляжу на него, ожидая продолжения сказки.

— Но у всего есть цена, — тихо и с угрозой шепчет он. — Божество по своей природе не злое, но ему скучно жилось. Предложил дух следующее. Гостям здоровые дети, сколько душенька пожелает, а ему всего один из потомков в будущих поколениях. Случайный юноша или случайная девица будет принадлежать ему, и неизвестно, когда тень рока упадет на несчастную жертву. А, возможно, все закончится хорошо, жребий не будет выброшен. Это как игра в лотерею.

— Какая-то жестокая бессмыслица, — я делаю глоток кофе, глядя на Кудряшку.

— Муж и жена согласились. Понадеялись на удачу, — пожимает плечами тот. — Да и какое им дело до будущих поколений, лишь бы на своем веку насладиться родительством сполна. Лесной Бог отвел гостей к волшебному источнику и позволил им из него напиться. После нескольких глотков живой воды их захлестнула страсть и они на глазах Хозяина Леса предались жаркой любви. Со стонами и криками.

Я краснею. Кончики пальцев немеют. То ли от стыда, то ли от страха. Сказка приобрела какой-то очень непристойный и жуткий сюжет.

— А дальше что? — сдавленно спрашиваю, словно против своей воли.

— Хозяин леса, — усмехается Хохолок, — покинул бесстыдников, у которых потом аж пятнадцать детей уродилось.

— Разом? — изумленно охаю.

— Нет, — Кудряшка фыркает. — Не разом, но все выжили. Семь девочек, восемь мальчиков.

— Бедная женщина… — выпиваю остатки кофе.

— Счастливая, — Хохолок широко улыбается. — Она же этого и хотела.

— А Лесной Бог забрал жертву или все-таки повезло? — тихо интересуюсь я.

Глава 2. Грезы наяву

Курсовую приняли, на экзамены допустили, и студенческая жизнь заиграла новыми красками. Я могу дать себе небольшую передышку и насладиться несколькими днями спокойствия перед подготовкой к экзаменам. Поэтому я решила отправиться в центральный парк и насладиться солнечными деньками, которые пришли на смену пасмурным. Наконец, природа вспомнила, что на дворе весна и пора бы радовать нас теплом и обновлением.

С бумажным стаканчиком горячего кофе ухожу подальше от остальных отдыхающих и громких детей. Я хочу уединения, пения птиц и шелеста молодой листвы над головой, а люди и смеющиеся и ревущие малыши отвлекут меня от собственных мыслей. Я бы не сказала, что я сторонюсь других, но стоило мне зайти за резные ворота на территорию парка, как меня охватило острое желание скрыться.

И вот, я вышагиваю по аккуратной дорожке в рощу подальше от солнечной лужайки с детской площадкой и фонтанами и пытаюсь вспомнить примерный план лесопарковой зоны. Где-то к северу от главных ворот должен быть пруд с утками, однако через десять минут быстрой прогулки я понимаю, что я умудрилась заблудиться и сошла с тропы. Ясени и клены обступили меня со всех сторон, а на редкой и молодой травке пляшут солнечные зайчики. Тихо, лишь приглушенные трели пташек.

Я замедляю шаг и иду куда глаза глядят. Обхожу колючие кусты, резво перепрыгиваю кочки и корни и оказываюсь у пруда, но без уток. Водоем словно вырвали из сказки — солнце искрит радужными бликами на водной глади, над цветущими кустами лесной розы плывет дымка, а травяной ковер усыпан желтыми веселыми одуванчиками.

— Красота, — вдыхаю полной грудью воздух, и от сладкого аромата цветов и свежести молодой листвы кружится голова.

Из кустов справа выходит олень и недовольно трясет ветвистыми рогами, оплетенными белыми вьюнками. Шерсть на солнце лоснится, глаза подозрительные и почему-то горят зеленым огнем. Оленей я видела только в зоопарке, но у них радужка — темная и почти черная, а у этого очи — какие-то жуткие и инфернальные.

— Привет, — испуганно отступаю на один шаг.

При желании шерстистое чудище может при атаке наколоть меня на рога. Я девица некрупная и вряд ли смогу противостоять взбешенному оленю, если он решит напасть. И далеко не убегу. Рогатый фыркает и горделиво вышагивает к пруду, игнорируя мое приветствие. Самое время тихо и без лишнего шума уйти и оставить в покое оленя, но когда я еще смогу в одиночестве да в такой красоте помедитировать? К тому же, парк — городской, это не дикий лес, и рогатый красавец, скорее всего, ручной и прикормленный. Не дождавшись агрессивных нападок от оленя, я сажусь на мягкую траву под раскидистым платаном и делаю неспешный глоток сладкого и остывшего кофе, но вместо бодрости на меня наваливается уютная сонливость — она укутывает меня мягкими объятиями, и я не смею противиться ей. Ныряю желанную дремоту, из которой меня вырывает шепот. Открываю глаза и недоуменно гляжу в лицо того самого кудрявого незнакомца из кафе.

Он целует меня. В губы. Медленно, тягуче и сладко. Вместо того чтобы оттолкнуть нахала, я томным вздохом обнимаю его, словно желанного возлюбленного. Тело тает под его руками, и я хочу большего. Не только поцелуев. Из меня вырывается тихий стон, и пронырливые руки расстегивают блузу и уверенно сжимают правую грудь. Опьяненная желанием выгибаюсь в спине, и парень с усмешкой касается в дразнящем поцелуе моей шеи. Только в грезах можно кого-то так вожделеть, до белых пятен в глазах.

Рука Кудряшки проскальзывает под юбку, неторопливо пробегает по внутренней стороне бедра и замирает у кружев трусиков. Если он сейчас неожиданно передумает, я просто сойду с ума. Похоть, граничащая с помешательством, с головой накрывает меня, и я сдавленно шепчу в мужские губы:

— Трахни меня.

Да, вот так грубо и непристойно. В сновидениях можно побыть потаскушкой без манер и воспитания. В реальной жизни я бы не стала раздвигать ноги перед тем, чьего имени не знаю, и не упрашивала бы меня отыметь у пруда под деревом. Я скромная и пугливая.

— Повтори, — усмехается наглец и всматривается изумрудными глазами в лицо.

— Трахни меня, — повинуюсь приказу и жадно въедаюсь в губы, которые отдают сладкой малиной.

Мне не в первый раз снится эротический сон. И мне не стыдно. Уж в грезах я имею право насладиться близостью, которая вне жгучих фантазий жутко пугает. Настолько пугает, что я до сих пор не знала ни мужчин, ни женщин.

— Ну раз ты так просишь… — парень с треском рвет мои трусики и касается зудящей от возбуждения промежности. — Да у нас тут целый ручей…

Он медленно скользит пальцами по напряженному клитору, вырывая из меня стоны и крики. Внутри меня лопается с оглушительным звоном натянутая струна и в ослепляющей вспышке острого экстаза я открываю глаза. Никаких цветущих кустов, на грязном пруду трясут головами недовольные утки и громко крякают, требуя от человека, сидящего на покосившейся скамье под ясенем, еды.

— Как же ты умудрилась, рыжая, в наш-то век разврата и сексуального просвета остаться в девках? — цокает со скамьи незнакомец и оглядывается на меня.

Хохолок широко и надменно улыбается и приглаживает растрепанные выбеленные волосы:

— Какой сюрприз, — он прищуривается. — Вот уж точно выигрыш в лотерею. Еще лет сто назад девственницей никого не удивить, а сейчас вы прямо-таки штучный товар.

Я истерично запахиваю расстегнутую блузу и непослушными пальцами под смешливым взглядом застегиваю пуговки. Хохолок переводит взор наверх, указывая на что-то, и я в ужасе вижу на ветке свои разорванные кружевные трусики. Я ничего не понимаю, меня охватывает стыд и ужас. Это же был сон. Я ведь просто вздремнула под тенью дерева.

— Я закричу, — сглатываю комок и испуганно одергиваю юбку.

Мерзавец на скамье прищуривается и прикладывает палец к губам. Мою глотку схватывает спазм, а язык застывает ледышкой во рту.

— Составь мне компанию, рыжая, — парень отворачивается к пруду и вздыхает. — Нам есть что обсудить.

Глава 3. Всегда уточняйте детали сделки

Я девочка разумная и после встречи с Агатесом и Карноном явилась в полицию, где скучающему офицеру попыталась рассказать о двух безумцах, разгуливающих по городскому парку, но вот беда — я так и не смогла дать внятной информации о подозрительных типах. Я утонула в подробностях, описывая деревья, кусты, траву и прохладный ветерок, что трепал волосы на прогулке. Как только я хотела поведать о Кудряшке, укравшего мои трусики, и Хохолке с жутким пауком, так меня опять уносило в дебри ненужных мелочей.

— И ветерок в волосах… — с усилием давлю из себя.

— Вы зря тратите мое время, — офицер хмурит густые брови. — Я уже понял, что вы отлично погуляли.

— Но… — вспоминаю ехидное лицо Агатеса и с шипением выдыхаю, — кустики рябины… — я сжимаю переносицу и зло выхожу на улицу. — Да вашу ж мать…

Колдун или не колдун, но Агатес узлом перевязал мой язык. Творилась дикая чертовщина, о которой мне никому не рассказать. По пути домой заглядываю в “Лавку Чудес”, где меня встречает сухонькая старушка и с порога с криками и проклятиями выгоняет. Пучки трав, амулеты на стенах сердито вибрируют от ее воплей, а свечи на прилавке гаснут.

— Пошла прочь!

— Но…

Старуха зло указывает скрюченным пальцем на мою правую руку и кряхтит:

— Горишь черным огнем… Меткой Обманувшего Смерть! Пошла, шлюха гадкая, отседа! Потаскуха грязная!

— Эй! — обиженно взвизгиваю и печально гляжу на ладонь с руной. — Это не мое!

Бабка хватает веник со стены и с громкими матерками кидается на меня. С возмущенными воплями выскакиваю на улицу прямо в загребущие лапы смеющегося Агатеса.

— Ах ты, мерзавец! — рявкает старуха на него, но веник прячет за спину. — Явился!

На меня опять нападает паралич и я застываю каменным изваянием в объятьях подлеца, уткнувшись ему в грудь. Пахнет от него терпким можжевельником и древесной смолой.

— Милая Анна, — воркует Агатес, — как тебя жизнь-то потрепала, красавица моя! Где твои румяные щеки, сладкие губы и упругая грудь?

— Какими был уродом, таким и остался, — прерывисто и зло говорит старушка. — Новую игрушку нашел?

— Это не игрушка, это откуп за услугу, — ласково шепчет парень.

— Помогите… — сквозь крепко сцепленные зубы выдыхаю я.

— Эта сука тебе не поможет, — смеется Агатес. — Она таких девиц, как ты, губила десятками. Забирала красоту, молодость и…

— Это тоже был откуп за услугу, пупсик, — холодно отзывается старуха. — Да и забирала я не так уж много. Десяток лет…

— И видно дела твои совсем плохи, раз ты одной ногой в могиле, — усмехается парень. — Костлявая стоит уже за твоей спиной, Анна. Оглянись.

Бабуля испуганно оборачивается и замирает, глядя перед собой глазами, полными ужаса.

— Нет, Агатес… Помоги мне… Этот Ноа…

— Как бы я ни презирал Ноа, — парень цокает, — но в случае с тобой он был справедлив. Ты заигралась, Анна.

Агатес разворачивает меня к себе спиной и мягко толкает вверх по улице. Старуха бесшумно закрывает дверь, и до меня доносится звуки истеричных криков и рыданий, в которых сквозит ненависть и ярость. Я срываюсь с места и бегу прочь, расталкивая прохожих и утирая слезы страха. Сворачиваю в переулок и под шелестящий смех выскакиваю в подворотню, где меня ожидает хитрый Агатес.

— Рыжая…

— У меня есть имя! — кричу я и как маленькая девочка топаю ногами.

— Я знаю твое имя, куколка, но вот тебе первый урок от колдуна — не разбрасывайся им без надобности, — Агатес снимает с плеча паука и прячет под курткой.

— Отвали от меня! — рычу я и сжимаю кулаки. — Я тебе ничего не должна, ясно? И твоему дружку тоже! Это не моя сделка!

— Я бы не советовал тебе разрывать сделку своих предков, милая, — Агатес вглядывается в мои глаза, — если ты не готова к последствиям.

— Каким последствиям? — я нервно одергиваю юбку.

— Все потомки двух идиотов, которым мы помогли размножиться в веках, — с угрозой шепчет Агатес, — зачахнут. Вас не должно было существовать, в том числе и тебя, рыжая. Вы растянувшаяся в тысячелетии забава Лесного Божества. Ты можешь положить конец этому безумию, но готова ли ты сама к смерти?

— Ведь шутишь, да? В вашей сказке не было ничего такого… — меня сотрясает сильная дрожь.

— Это подразумевалось в сделке, — вздыхает Агатес. — Я же не виноват, что эти остолопы, желавшие детишек, не уточнили деталей.

Я перевожу пустой взгляд на баки с мусором и хочу проснуться. Мне привиделся кошмар, и вот-вот прозвенит будильник…

— Ты прекращаешь истерить и следуешь за мной, — сухо и равнодушно заявляет Агатес и прячет руки в карманах. — Тебе не повезло, Рыжая. У меня нет к тебе жалости или ненависти. Я, если честно, уже забыл о сделке с детишками и семейном счастье, но судьба-злодейка… Вечно выкидывает какие-то сюрпризы. Радует одно, что ты не мужик. Вот с мужиком хрен знает, что делать, а с тобой есть разные варианты…

Он глумливо улыбается. Гадкие намеки от древнего колдуна заползают склизкими червями под кожу и меня всю передергивает от омерзения и внезапной вспышки желания. Я понимаю, что потребуй он от меня сейчас задрать юбку и подставить зад, я это сделаю.

— Не лезь ко мне в мозги…

— Я тут ни при чем, — хохочет Агатес. — Я даже не пытаюсь тебя соблазнить. Идем.

Парень хватает меня за руку и тащит через подворотню мимо мусорных баков в черную густую тень. Меня обдает замогильным холодом, тревогой, а затем отчаянием. На мгновение нас поглотила тьма, и Агатес выводит меня на оживленную улицу, утыканную уродливыми стеклянными и бетонными высотками. Воздух горчит выхлопными газами, уши закладывает от шума, и меня выворачивает на клумбу с хлипким и кривым деревцем, чьи листья покрыты слоем черной пыли.

— Ему и так нелегко, — фырчит рядом бледный Карнон и недовольно закатывает глаза, — а ты его еще облевала.

Агатес протягивает льняной платок с вышивкой из красной нити по краям, и мне не остается ничего кроме, как принять лоскут и со стоном вытереть губы. С минуту мои сопровождающие тускло взирают на самый высокий муравейник, что сияющим в солнечных лучах исполином подпирает небеса, и синхронно с большим осуждением вздыхают.

Глава 4. Ноа в башне

— А нет никакой возможности разойтись полюбовно? — с надеждой спрашиваю я у Карнона, который с ненавистью сверлит взглядом светофор, ожидая, когда загорится зеленый человечек.

— Сделку можно было разорвать до рождения первого дитя, — глухо отвечает он. — И прекрати задавать глупые вопросы.

Агатес насмешливо щелкает пальцами, и мой язык прилипает к небу. Я зло мычу, и лицо колдуна расплывается в улыбке. Из-под ворота выглядывает паук и любопытно шевелит пушистыми хелицерами, которые в простонародье обычно называют жвалами, что всегда очень возмущает арахнофилов. Из всех троих, восьмиглазый монстр — самый милый.

Мы ныряем в поток людей на пешеходном переходе и вышагиваем к помпезной высотке. Я замедляюсь в желании затеряться в толпе и улизнуть, но невидимые руки толкают меня в спину, и я вновь оказываюсь между двух мрачных подлецов.

— Тебе не сбежать, — Агатес закидывает в рот мятный леденец. — Прекращай упрямиться, девочка моя.

Я кашляю от неуместных ласковых слов. Меня прежде никто не называл “моей девочкой” да еще с такой каверзной улыбкой. Провалиться мне бы сейчас под землю от стыда и неловкости. Я в заложниках, но любуюсь очаровательными ямочками на щеках беспринципного колдуна, которому хрен знает сколько лет.

Мы поднимаемся по лестнице к стеклянным дверям, которые приветливо разъезжаются в стороны, и Карнон нервно взъерошивает кудряшки. В душе злорадствую.

— Какая ты ехидна, — разочарованно цыкает Агатес. — А с виду кажешься милой и доброй.

— Прекрати лезть… — начинаю я.

— Да на твоем лице и так все написано, — Карнон сердито смотрит на меня.

В холле с высокими потолками, белыми мраморными стенами и массивной хрустальной люстрой нас встречает милая девочка-администратор, которая молча кивает. Мрачные охранники у дверей цепким взглядом провожают нас до лифта.

— Сутенеры, — шепчу я в просторной лифтовой кабине.

Агатес и Карнон молчат и стоят с двух сторон от меня. Загорается белым светом цифра “100”, и Чуба на груди хозяина недовольно скрипит.

— Я тоже не люблю Ноа, — Агатес закрывает глаза.

— И как мы допустили… — вздыхает Карнон и сжимает переносицу.

— Это полностью твоя вина, — тихо отзывается его друг. — Ушел в спячку. Вот тебе и результат, а я пытался тебя предупредить! Такие танцы с бубнами устраивал в лесу, но ты же как сурок дрыхнешь!

— Я имею право на отдых.

— Имел, — Агатес сжимает кулаки, — до того самого момента, когда в наши края явились переселенцы. Люди же как тараканы…

Я туплю глаза в пол. Меня разбирает любопытство, кто такой Ноа и почему двое мерзавцев так его не любят? Я знаю, что очень давно здесь был лес, пока его не вырубили. От густой чащи остался лишь кусок, который сейчас и служит центральным парком города. Мэрия очень гордится лесопарковой зоной и при каждом удобном случае местные политики говорят о том, какие они молодцы, что сохранили часть девственного леса, где можно встретить многовековые деревья и реликтовые кусты редких видов.

Двери лифта бесшумно разъезжаются и мы выныриваем в просторный кабинет на весь этаж. У панорамного окна стоит стол, который в масштабах помещения кажется крохотным, а за ним копается в бумагах мужчина. Перед столом стоит несколько кожаных кресел — простых и лаконичных, напоминающих мягкие кубы.

— Какой сюрприз, — говорит незнакомец, не отрываясь от бумаг.

Мы вышагиваем к столу. Ноа — молодой мужчина с резкими чертами лица, смуглой кожей и аккуратно зачесанными волосами назад. Он поднимает взгляд, и я мысленно удивляюсь его холодным васильковым глазам. Я молча опускаюсь в кресло прямо перед его столом и нервно сглатываю. Хищная личина Ноа меня пугает.

— Можно поинтересоваться, — мужчина переводит изучающий взгляд на Карнона. Голос низкий и бархатный, — что здесь происходит?

— Это знак нашей симпатии, — Агатес присаживается слева от меня и улыбается. — Юная и чистая дева.

— И что мне, простите, с ней делать? — Ноа прищуривается.

— Ну, я даже не знаю, — хмыкает Карнон слева и поглаживает пальцами подлокотник.

Ноа встает из-за стола, обходит его и замирает передо мной, облокотившись о массивную столешницу. Я про себя отмечаю, что серый костюм в мелкую полосочку сидит на нем идеально. Наверное, пошит на заказ.

— Ох, мои милые дикари, — усмехается Ноа. — Это так трогательно, но я предпочитаю опытных любовниц, а не испуганных девственниц, с которыми очень много возни.

Я выдыхаю. Хоть кто-то здесь мыслит здраво. Ноа цокает и тянется руками к ширинке. Вздрагиваю, съеживаюсь от страха и опускаю взгляд.

— Вот об этом я и говорю, мальчики, — мужчина смеется и скрещивает руки на груди. — Я люблю задорных шлюх, а не скромниц. Она же помрет от страха, если увидит мой член. Я ценю ваше стремление мне угодить.

Агатес и Карнон разочарованно переглядываются.

— Вы тоже бог или… — я с испугом смотрю на мужчину.

— Я — Ноа, — строго отвечает тот и смеривает меня презрительным взглядом. — Как тебя угораздило, милая, оказаться в рабстве у двух идиотов?

— Это откуп за услугу, — шипит Агатес. — Тебя и твоего города даже в планах еще не было.

— Отложенная сделка, — цокает Ноа и насмешливо глядит на Карнона. — А ты тот еще затейник.

— Как видишь, — пожимает плечами кудрявый мерзавец.

— Помогите мне, — печально шепчу я. — Это не моя сделка. Я не хочу быть в рабстве.

— Я не одобряю подобные сделки, — Ноа лживо улыбается мне, — но я ничем не могу тебе помочь. И, наверное, тебе не сказали, милая, что ты обязана служить своим новым хозяевам. Даже если им взбредет в голову отпустить тебя и исчезнуть и твоей жалкой и никчемной жизни, то ты медленно угаснешь и, в конечном итоге, умрешь.

— Что?! — я с ужасом всматриваюсь в непроницаемое и равнодушное лицо Агатеса.

— Такие правила, — Карнон откидывается на мягкую спинку кресла. — Но ты так не переживай, мы придумаем тебе какие-нибудь обязанности. Не знаю. Кормить уток на пруду, например. Или собирать мусор в парке после мудаков, которым лень донести упаковку от чипсов до урны.

Глава 5. Ноа Многоликий

Минута молчания обрывается возмущенным вздохом Карнона, и Агатес ухмыляется:

— Не будет тебе сисек, Ноа.

Терпеть не могу, когда мне приказывают или решают, что мне делать. Глупое упрямство выталкивает из груди страх. Собрались три подлеца, которые раскомандовались здесь, словно я их марионетка!

— Будет, — я уверенно под удивленными взглядами расстегиваю блузку и оголяю грудь, приспуская бюстгальтер.

Чуба испуганно прячется под курткой, а Агатес шумно выдыхает. Ноа скользит взглядом по ключице и груди и недовольно цокает:

— Сосочки миленькие, но опять же веснушки…

— Ты тоже не в моем вкусе, — цежу сквозь зубы нахалу в дорогом костюме и нервно поправляю бюстгальтер. — Ты…

Я не нахожу слов, чтобы как-то укусить Ноа. Холеный и красивый мужик. Как с обложки глянцевого журнала, в котором рекламируют элитные машины или дорогие часы для очень богатых и успешных мудаков.

— Продолжай, раз начала, — Ноа в заинтересованности касается подбородка пальцами.

На мизинце искрит печатка с черным камнем.

— Ты фальшивый, — я застегиваю блузку. — Как и твой город. Внутри, на задворках ты гнилой и грязный. Этот город не только про успех и богатство, но и про нищету и жестокость.

— Сильно, милочка, — смеется мужчина и смотрит на Карна. — Предложите ее другим Ноа. Я даже знаю, кто из нас с удовольствием примет ее. Например, Ноа Висельник.

— Жестоко, — Агатес качает головой. — Даже для тебя.

— Другие Ноа? — я сглатываю кислую слюну.

— Ты удивлена? Первого Ноа, кстати, давно уже не видели, хотя я не теряю надежды его встретить и лично познакомиться. Зря я, что ли, запрещаю сносить те ублюдочные бараки в центре города и недавно их реставрировал? Где-то прячется, маразматик старый, — рычит мужчина и нервно одергивает пиджак.

— Я пока насчитал с десяток Ноа, — Агатес выуживает из кармана очередную конфетку, — этот самый молодой и сильный из всех, но и он однажды уступит место следующему Ноа.

— Это вряд ли, — тихо не соглашается мужчина. — Я другой и меняюсь вместе с горожанами и городом. Я последний. Я венец эволюции.

— Кто такой Висельник? — испуганно шепчу я.

— Вот он у нас и отвечает за грязь, — Ноа широко и хищно улыбается. — Покровительствует бандитам, наркоторговле, сутенерам и убийцам. Он появился вторым.

— Вторым был Ноа Свободный, — Агатес раскусывает леденец. — Пьяница, бродяга и попрошайка. Мне он больше всех по душе. Висельник был Третьим. Четвертым — Ноа Ярый, который прищучил Висельника, но до конца дело так и не довел, потому что появился Пятый. Самый тупой из всех. Ноа Милосердный. Околачивается сейчас около приютов, церквей и всё пытается образумить Второго.

— А мне нравится Шестой, — мужчина чешет скулу. — Ноа Просвещенный. Правда, меня он недолюбливает, хотя я столько денег вливаю в образование.

— У него особая неприязнь к Пятому и Третьему, а ты ему не интересен, — Агатес качает головой. — Ты для него — кошелек.

Я совсем потерялась. Мозг отказывался воспринимать информацию, и я просто дожидалась, когда закончится пересчет загадочных Ноа.

— Седьмой, — Агатес задумался и цокнул, — Ноа Рабочий. Он же сейчас у тебя, по сути, в рабстве?

— Что так сразу в рабстве? — мужчина закатывает глаза. — У него просто не хватило ума стать кем-то большим. Он тупой и необразованный мужлан, который готов за копейки впахивать и подчиняться.

— Восьмой, — с неприязнью вздыхает Карн, — Ноа Эмигрант.

— Он себя предпочитает называть Гостем, — Агатес берет на руки Чубу и осторожно двумя пальцами поглаживает мохнатую спинку.

— Девятый — самый гандон, — шипит Ноа. — Бюрократ, чиновник и просто подлец.

— Так он тебя и породил, — Агатес кривится в улыбке. — Между вами разница только в том, что Девятый — толстый и старый, а подход у вас почти одинаковый. Не зря же вы так тесно сотрудничаете.

— Обижаешь, колдун, — губы мужчины вытягиваются в тонкую ниточку. — Я отвечаю за деньги, бизнес, успех и перспективы города, а этот только и умеет, что балоболить и думать о взятках.

— Ты тоже через взятки решаешь многие вопросы, — Агатес спускает Чубу на колени. — Грязные сделки, подкуп, черная бухгалтерия. Самый честный из вас — Ноа Свободный. Он ни с кем из вас никогда не вел и не ведет дел. Даже Ноа Милосердный нет-нет, да захаживает к тебе и Девятому, чтобы выпросить услугу для сирых и убогих. Вы клубок змей.

— А ты и твой дружок тогда чего тут делаете? — Ноа проводит языком по верхним зубам. — Ах да, вы же такие особенные! Один — слабый Божок, который возжелал власти, а второй — древний мудак, что сожрал тех, кого обещал оберегать.

— Ты людоед, что ли? — я в недоумении смотрю на парня. — Какие чудные открытия меня еще ждут?

— Хуже, он жрал духов, — Ноа сжимает кулаки.

— В мое оправдание скажу, что я перекусывал только плохими и зловредными духами, — Агатес блекло улыбается. — Я защищал людей, рыжая. Да, я обманом завлекал слабых мерзопакостных духов, а потом вместо того, чтобы их развеивать, я их поглощал. Не всех. Некоторых, — он кидает беглый взгляд на паука, который лениво ползал по его ноге, — оставлял в живых, если они обещали исправиться. У Чубы самый долгий путь к исправлению или ему просто нравится быть насекомым. Я склоняюсь ко второму варианту.

— Лучше бы ты сожрал Ноа, — Карнон накрывает лицо рукой.

— Так может, он и сожрал Первого! — с ненавистью рявкнул мужчина.

— Если бы я кого и жрал, то Третьего, — Агатес бьет кулаком по подлокотнику, — но вы же, мрази, изворотливые. Вы отражение человека! Его пороков и слабостей! Вас не уничтожить, вы будете вновь и вновь возрождаться. Кроме Первого, конечно же. Люди быстро забывают о своем прошлом. Может, Первый Ноа сам исчез. От того поселения, что было начальной точкой отсчета, ничего не осталось. Отреставрированные бараки не в счет. Сколько бы ты ни укреплял гнилые бревна и ни изгалялся с трухлявыми досками, это не вернет Первого.

Глава 6. Ноа №6

Первокурсников загнали в небольшой конференц-зал с мягкими удобными креслами, что шли полукругом у невысокой сцены, покрытой черным ковроланом Я не знаю, зачем нас сняли посреди пары, но одногруппница Лана шепнула, что видела вчера объявление о том, что нам сегодня расскажут о новых образовательных программах и грантах.

— Гранты? — я оживилась и торопливо выуживаю из рюкзака блокнот. — Мне бы не помешала повышенная стипендия.

Ноа и Карнон исчезли на несколько дней, и воспоминания о них блекнут и размываются с каждой минутой. Я уже и лиц их не вспомню, будто мне действительно приснился кошмар, поэтому я опять тону в студенческих хлопотах.

В зал входит крепкий и энергичный мужчина средних лет в твидовом костюме цвета хаки. Аккуратная темная бородка, резкий косой пробор на уложенной волосок к волоску короткой стрижке добавляют ему элегантности и собранности. Глаза — строгие, проницательные и изучающие. Мужчина поднимается на низкую сцену и оглядывает притихших студентов.

— Добрый день, — он вежливо улыбается и складывает руки в замок на животе.

Сердце замирает. На правом незнакомца замечаю серебряную печатку с черным камнем. Такое же кольцо было у Ноа. Мужчина представляется по имени и фамилии, и в его глазах мелькает тень лжи.

— Вау, — охает Лана, — это же тот самый мужик, который получил недавно нобелевку по физике. А он ничего так.

Я с осуждением смотрю на подругу:

— Ему же точно сорокет!

Конечно, Ноа Просвещенному гораздо больше, но выглядит он на сорокалетнего ухоженного и импозантного мужчину. Между ним и Последним Ноа сквозит что-то общее, но я никак не могу понять, что именно.

— А я люблю постарше и поопытнее, — хихикает Лана. — Так бы и подергала его за бороду.

Ноа Просвещенный кидает беглый взгляд на меня и подругу и его губа едва заметно дергается. Я почти не вслушиваюсь в его лекцию о новой программе с грантами, которая поможет отличникам учебы получить финансовую помощь. Я не отрываю взгляда от его перстня. Знали бы остальные студенты, что к ним на встречу явился не мужчина, а бессмертный дух, порождение человеческих любопытства и тяги к изучению мира! Так хочется встать и громко поведать всем жуткую правду, но кто мне поверит?

— Я готов ответить на ваши вопросы, — Ноа с ожиданием смотрит на собравшихся первокурсников.

Лана вскидывает руку, и Просвещенный кивает. Подруга с кокетливыми переглядками томно уточняет, кто будет рассматривать заявку на гранты. Мужчина не ведется на провокационное поведение молодухи — в глазах холодное безразличие к ужимкам студентки, а на лице дежурная и бесстрастная улыбка. Не всякий уважаемый профессор в нашем университете так стойко не держал оборону против скрытых манипуляций и заигрываний Ланы.

Когда вопросы у любопытствующих студентов закончились, зал опустел. Несколько первокурсников, в том числе и Лана, облепили Ноа Просвещенного со всех сторон. Я дожидаюсь, когда моя подруга закончит с глупыми заигрываниями. Наконец, она прощается и немного разочарованная удаляется из зала.

— Есть ко мне вопросы? — мужчина с ожиданием смотрит на меня.

— У вас очень интересный перстень, — я несмело подхожу к нему.

Ноа переводит взгляд на мой правый крепко-сжатый кулак и вздыхает:

— Как и ваша метка, — Ноа проходит к дверям и плотно закрывает их. — А я-то думаю, почему здесь так смердит Карном и его дружком.

— Может, вы подскажите, как мне избавиться от двух идиотов?

— Я, конечно, сомневаюсь в умственных способностях Карнона, но не в Агатесе, — Ноа поворачивается ко мне. — Колдун очень незаурядная личность. Я бы хотел узреть Агатеса в начале его пути.

— У меня есть вариант аннулировать сделку без обязательной смерти всех моих родственников или избавиться от метки каким-нибудь научным методом? — я слабо смеюсь. — Перспективы у меня не очень радужные, профессор.

— Где была заключена сделка? — Ноа подходит ко мне и заглядывает в глаза. — У источника? Так?

Я неуверенно киваю и печально заламываю руки.

— Уничтожить источник и убить Карнона и Агатеса, — мужчина поглаживает бородку. — Упустим, что для молодой особы будет очень непросто одолеть Божество и могущественного колдуна. Последствия в случае вашего успеха для города будут весьма неприятные. В том числе и для горожан, и для всех Ноа. Мы все часть единого целого. Как бы мы ни презирали Карна, но именно его источник и запустил процесс рождения Ноа, когда Лесное Божество ушло в спячку и пришли люди. И самое забавное, что мы тоже привязаны к городу. Мы не можем его покинуть на долгое время. Карн в отвратительном ритуале привязал себя к Источнику, и рожденные после оказались лишены свободы. Поэтому Ноа не любят двух балбесов, которые пошли против правил.

— Я, как и вы, в полной заднице? — горько усмехаюсь я.

— Есть еще вариант самой стать одной из нас.

— Одной из Ноа? — я удивленно вскидываю бровь.

— Нет, — смеется мужчина. — Стать духом. Но тут тоже свои нюансы. Только источник может переродить человека в иное существо. Соответственно, надо услужить ему, но после вы будете привязаны к городу, как и мы, однако никаких обязательств перед Карном и колдуном. Правда, тогда отпадет вариант с уничтожением источника и убийством Божества. Лесной дурачок в нашей иерархии на вершине и мы не можем ему навредить.

— Да как-то не особо похоже, что кудряш на вершине, — недовольно цокаю.

— Вы забавная, — Ноа прячет руки в карманы. — Город задохнется без Карна. Даже ваш милый уютный дворик университета и парк с эвкалиптами и глицинией перед главным корпусом зачахнут, если мальчик решит покапризничать. Наш город не просто так называют зеленой столицей. Да, конечно, мэрия вливает очень большой бюджет в озеленение города, но деньги здесь бесполезны без воли Божества. Кстати, я предполагаю, что последний Ноа вылупился таким неравнодушным к природе, потому что Карн сумел удержать в людях любовь к кустикам и белочкам. Вы бывали в нашем зоопарке? Это нетипичный зоопарк для других городов. Ноа и Карн высадили целый эвкалиптовый парк для двух коал. Я бы не стал заморачиваться. Я бы лучше опыты провел над этими милыми зверушками.

Глава 7. Зануда и Колдун

Кто-то хватает меня за руку, молча утягивает в пустую аудиторию и прижимает к стене. Карнон скалится в хитрой улыбке, а мои испуганные крики застревают в глотке острыми камнями.

— Расслабься, Рыжая, — шепчет кудрявый шутник. — Ты меня будто первый раз видишь.

— В общей сумме в четвертый, — говорит Агатес, восседая на парте на верхнем ряду аудитории, и с интересом рассматривает исписанную уравнениями доску. — Может, мне студентом стать? Будем с тобой, Рыжая, одногруппниками и на переменках в туалете предаваться любви и страсти.

Я несогласно качаю головой. Карн ухмыляется и неторопливо расстегивает две верхних пуговки на моей рубашке.

— Так лучше, — он расправляет воротничок, открывая яремную ямку и шею. — Теперь есть небольшой намек.

— Намек на что? — хрипло выдыхаю я, когда Агатес ослабляет свои чары.

— Намек на то, что скромница не прочь пошалить. Признавайся, ты же отличница, да?

— Да, — едва слышно отвечаю. — И я опаздываю на пару. Отпусти меня, пожалуйста.

— Ты же хотела прогулять, — цокает Агатес.

— Я передумала, — я упираюсь руками в крепкую грудь Карна, пытаясь его оттолкнуть, и замираю.

Слышу стук его сердца, что совершенно нелогично. Он же— дух, а тело вполне материальное, такое сильное и горячее. Я едва сдерживаю себя, чтобы не погладить Карна по его груди.

— У меня для тебя два задания на выбор, Рыжая, — лукаво шепчет парень. — Первое и сложное — поцеловать меня. Второе — объяснить, что за бред написан на доске.

Я мельком гляжу на уравнения, которые описывают первый закон термодинамики, и с печальным вздохом целую немного опешившего Карна. Легко и неторопливо провожу языком по его верхней губе и сама удивляюсь своей смелости.

— Ты все равно ничего не поймешь, — шумно выдыхаю в лицо изумленного Лесного Божества.

На меня накатывает теплая эйфория, и кончики пальцев покалывает живой энергией, которая разливается по телу воодушевлением и восторгом. Из груди вырывается тихий удивленный смешок. Я полна сил и задора.

— Что ты сделал? — спрашиваю я.

— Это награда за выполненную работу, — Агатес встает на парту грязными кроссовками и скачет вниз по столешницам, как по ступенькам.

— Эй! — я отпихиваю Карна и зло гляжу на Агатеса, который застыл на парте в среднем ряду с занесенной ногой для прыжка. — Ты обезьяна или все же разумное существо?

Я вытаскиваю из рюкзака пачку влажных салфеток и кидаю ими в невоспитанного дикаря:

— Слезай и протри за собой! Совсем охамел! — я гневно возвращаю рюкзак на спину, строго смерив Агатеса сердитым взором. — Кому ты уподобился, колдун? Придурочному подростку, которого плохо воспитали родители?

— Я сирота, Рыжая, меня никто не воспитывал, — парень сжимает пачку салфеток в кулаке. — Так что, ты права. Меня никто не воспитывал.

— И что? Это не оправдывает твоего поведения, — всплеснув руками, шагаю к партам. — Уж за сотни лет мог бы и сам себя воспитать. Ты не мальчик, а старое чудовище, что жрет духов. Не прибедняйся.

Агатес недовольно кривится и спрыгивает на пол, с шуршанием вскрывая салфетки.

— Впервые в жизни надел личину молодого и дерзкого и меня тут же отчихвостили, — бурчит колдун, вытирая столешницы.

Он отвлекается и холодно глядит на меня:

— А не охамела ли ты случаем, рыжая пигалица прыгать на Агатеса, Обманувшего Смерть?

— Ну, прямо не знаю, — я хмурю брови. — Сам решай. Ты повел себя, как подобает Обманувшему Смерть, или нет?

— Я могу приказать тебе вылизать парты и ты это сделаешь, — шипит мерзкий колдун. — Да я без слов заставлю тебя поработать языком.

Из-под куртки Агатеса на парту выскакивает Чуба и передними лапками тащит салфетку за собой. Затем паук неуклюже разворачивается и ползет в противоположную сторону. На мгновение он останавливается, трет пятнышко грязи и дальше пятится назад, что-то потрескивая на паучьем языке.

— И ты туда же? — Агатес вырывает из пачки новую салфетку и переходит к следующей парте с отпечатком подошвы кроссовка. — Нет, Чуба, я не хочу, чтобы ты был моим отцом!

Паук что-то опять стрекочет, и Карн глухо посмеивается, когда Агатес с возмущением смотрит на питомца.

— Нет. Мамой тебя я тоже не хочу звать! Демоны тебя дери, Чуба!

— Ох, как ты его, — шепнул Карн мне на ухо. — Я его редко таким сконфуженным вижу.

— На больную мозоль наступила? — перевожу жалобный взгляд с колдуна на его товарища. — Я же не знала, что он сирота.

Агатес собирает использованные салфетки и прячет их в карман. Чуба заползает ему на предплечье, и парень спешно спускается к нам.

— Ты зануда, — колдун вручает мне мятую пачку салфеток. — Это мне по возрасту положено воспитывать всех, а не тебе. А теперь к главному, что сказал Ноа Просвещенный?

— Мне, чтобы избавиться от навязанной сделки, надо уничтожить источник и убить вас двоих, — честно отвечаю я и тут же смущаюсь, но продолжаю, — или как-то подмазаться к источнику, чтобы я переродилась в подобную вам.

— Первый вариант на грани фантастики, а второй, Рыжая, совершенно нереализуем, — Агатес щелкает по носу. — Даже Карну непонятны желания источника. Поэтому будешь до самой своей смерти у нас в услужении. Пока ты молодая и красивая, мы с тобой повеселимся как следует, а как постареешь, будешь у нас бабулей на побегушках.

— Да вы только и горазды, что болтать, — я разочарованно и наигранно вздыхаю, — дальше поцелуйчиков и шаловливых пальчиков не заходите.

От сказанного я краснею до кончиков ушей и стыдливо опускаю взор в пол. Какая собака меня укусила, что я говорю такие отвратительные пошлости?

— Мы готовы устроить тебе немного студенческой романтики, — Агатес убирает непослушный локон мне за ухо. — Прямо здесь, под доской с уравнениями.

Он берет меня за руку и прижимает ладонь к ширинке, под которой прощупывается твердый от эрекции мужской половой орган. Я машинально стискиваю колдунское естество, как любопытная мартышка, и в ошеломлении открываю рот — хозяйство бесстыдника мне не обхватить пальцами одной руки.

Глава 8. Сказки о Колдуне и Лесном Божестве

Просыпаюсь я от странного кошмара с радужными пони, которые накалывали друг друга на рога и вырывали глотки хохочущим розовощеким гномам. На груди сидит Чуба, чьи восемь глаз в темноте горят жутким красным огнем. Я испуганно и тяжело выдыхаю, парализованная холодным страхом.

— Не суди строго, — слышится голос Агатеса. — Чуба старался создать милый сказочный сон. Для демона кошмаров он неплохо справился. Ты так не думаешь?

— Единороги были прелестные, — сдавленно шепчу я, вглядываясь в глазки паука. — А сияющие рога в бирюзовой крови выше всяких похвал.

Чуба стрекочет и спрыгивает с кровати на пол. Я смотрю на Агатеса, который стоит возле открытого окна и листает мои конспекты при свете луны.

— У тебя красивый почерк. Такой милый и кругленький, — тихо шепчет парень.

В другой комнате спит моя соседка Сюзи. В голову закрадывается нехорошее подозрение, что Карн сейчас над ней всячески изгаляется. Тискает жертву за все мягкие места, пока та сладенько посапывает на подушках.

— Так вот какого ты обо мне мнения, Рыжая, — обиженно шуршит Карнон справа от меня. — Я разочарован.

Я поворачиваю голову на шепот. Карн лежит на боку рядом. Почему-то голый. Из кудряшек торчат аккуратные ветвистые рожки. Я сглатываю и перевожу взгляд на его шерстистые бедра, а затем на колени, покрытые густым мехом. С ужасом взираю на вывернутые назад суставы у плюсны и упираюсь глазами на раздвоенные оленьи копытца.

— Мать моя женщина… — шепчу я и гляжу на эрегированный член чудовища, которое широко и самодовольно улыбнулось

— Лучшая похвала для меня.

— Жесть какая, — я пропускаю пальцы через мягкую шерсть на бедре Карна и едва слышно спрашиваю, всматриваясь в его горящие зелеными искрами глаза, — а хвост есть?

— Есть и хвост.

— А покажи, — я закусываю нижнюю губу.

Карн с небольшим разочарованием фыркает и ложится на живот. Между мохнатыми ягодицами — миленький пушистый хвостик. Короткий, длиной с мою ладонь. Я сажусь и зачарованно касаюсь шерстистого отростка, который тут же недовольно дергается.

— У вас какие-то очень странные брачные игрища, — Агатес откладывает тетрадь с конспектами на подоконник.

— Я не могу противиться юным девам, когда они просят показать хвост, — ворчит в подушку Карн.

Шерсть оканчивается пятнистым треугольником на пояснице Рогатого Гостя, и я не задумываясь ни на секунду зачем-то аккуратно почесываю основание его хвоста, который под тихий стон Карна приподнимается и замирает.

— Извращенец! — я одергиваю руку и прижимаю ладонь к груди.

— Присоединяюсь, — цокает Агатес.

— А могла бы и помассировать, — Карн переворачивается на спину, и я торопливо кладу на его бесстыдно вздыбленное хозяйство подушку.

— Какого лешего ты голый?!

— Это невоспитанно ложится в постель в одежде, в которой ты шлялся по злачным местам, — Карн встряхивает головой.

Рога и шерсть исчезают в мерцающей дымке, а копыта с хрустом обращаются в обычные человеческие ноги. Карн шевелит пальцами на ступнях и садится передо мной по-турецки, прижимая подушку к паху.

— У тебя забавная пижама, — говорит он с хитрой улыбкой. — Но я надеялся, что ты спишь голенькой.

Пижама у меня, и правда, замечательная — из тонкого хлопка цвета яичного желтка с принтом из арбузных долек.

— Вы же не против, — Агатес скидывает куртку и стягивает футболку, — я присоединюсь к вашей беседе?

— Ты чего творишь? — шепчу я, завороженная рельефами подлого колдуна.

Агатес игнорирует мой вопрос, сбрасывает кроссовки, снимает носки и медленно расстегивает ширинку на потертых джинсах.

— Я закричу, — едва слышно отзываюсь.

— Кричи, — Агатес улыбается и припускает джинсы.

Я прячу лицо в руках и съеживаюсь от смущения. Чары не вяжут мой язык в узел, но я не спешу кричать просьбы о помощи.

— Так, о чем вы там говорили? — Агатес усаживается на кровать, поджав под себя скрещенные ноги, и хватает вторую подушку, которую кладет поверх причинного места. — Точно. О пижаме. Я тоже не одобряю пижамы. Раздевайся, Рыжая. Это невежливо быть одетой в обществе приличных голых джентльменов.

— Зачем вы пришли? — пристыженно хнычу в ладони. — Мне завтра на пары.

— Завтра воскресенье, Рыжая, — с осуждением отвечает Карн.

Обреченно вздыхаю — у меня кончились все отговорки. И если честно, мне и не особо хочется, чтобы гости покинули меня. Присутствие нагих и красивых молодых ребят меня пьянит и будоражит. Мне нравится эта неприличная и опасная игра на грани. И я уверена, что желтая пижама меня защитит от посягательств голых и возбужденных подлецов, которых я могу немного подразнить. Однако я не знаю, как тонко пощекотать нервишки ночных гостей.

Мы все трое молчим. Через минуту тишины, потрескивающей напряжением, я открываю рот, чтобы предложить сыграть в карты, и Карн резко поддается ко мне с потемневшими от возбуждения глазами и требовательно въедается в губы. Я не отталкиваю наглеца и подчиняюсь жаркому порыву. Не быть мне коварной кокеткой, способной держать на расстоянии разгоряченных самцов. Карн с треском рвет пижаму на моей груди, но вожделение к горячему и сильному телу Божества давит возмущение.

Карнон касается губами шеи, стягивая с меня хлопковые штаны, которые тут же летят в лицо притихшего Агатеса, со стороны наблюдающего за возней на смятом одеяле, но присутствие колдуна меня совершенно не смущает. Мой стон заглушается жадным поцелуем, и я забываю об Обманувшем Смерть. Руки Карна скользят по телу, вытягивая из меня новые стенания и громкие вздохи. С нежными и неспешными поцелуями парень спускается к моей груди, а затем к животу. Я не успеваю взбрыкнуть, как подлец с алчным возгласом впивается в мои интимные прелести.

Я от неожиданности вскрикиваю от острой судороги, когда упругий язык с нажимом проходит по клитору, и Карн руками обхватывает мои бедра, не позволяя уползти от его пылкого рта. Сладостная пытка пробивает тело раскаленными прутьями наслаждения, что оглушает меня моими же стонами. Я стискиваю шелковые кудряшки и в прерывистом крике вжимаю в себя голову Карна. Волна пронизывающего экстаза выгибает мою поясницу, и я задыхаюсь, притягивая к себе парня, желая разделить с ним негу, что охватила мое тело. Губы его терпкие, солоноватые и пьянящие.

Глава 9. Ноа №2

Дурно пахнущий бродяга на углу супермаркета печально потрясает жестяной банкой перед прохожими, которые спешат с покупками к машинам на парковке. Я кидаю мелкую купюру, и попрошайка с рябым лицом и крупным носом-картошкой с рытвинами растекается в благодарностях. Искренних и добрых. Обычно пьяные побирушки кидают лживое спасибо и самодовольно ухмыляются. Я удивленно гляжу на мужчину — грязный, с опухшим покрасневшим лицом и глубокой царапиной на щеке. Перевожу взор на его ладонь, сжимающую банку с подаянием. На мизинце красуется серебряный перстень с черным камнем.

— Ноа, — вздыхаю я. — Второй.

— Мы знакомы, деточка? — кряхтит прокуренным голосом мужчина и прищуривает блеклые и мутные глаза. — Что-то я тебя не припомню.

— Я знакома лишь с двумя Ноа. С Последним и Просвещенным, — я встаю рядышком с духом пьяницы и бродяги и достаю из рюкзака бутылку газировки.

— Есть что покрепче? — тоскливо шмыгает мужчина.

— Комбуча устроит? — я слабо улыбаюсь. — Та еще хрень на вкус, но мне нравится.

— Давай свою комбучу, — Ноа садится на брусчатку, отставляя жестяную банку с монетками и мятыми купюрами в сторону. — Вечно вы, глупая молодежь, пьете всякую модную ерунду.

Я копаюсь в рюкзаке и услужливо протягиваю мужчине стеклянную бутылку ферментированной газировки из чайного гриба.

— Благодарю, красавица.

Бродяга хватает бутылочку, и янтарная жидкость под его пальцами немного темнеет. Затем Ноа зубами откупоривает крышечку, выплевывает ее и довольно улыбается.

— Попробуй.

Я несмело беру бутылку и делаю под хитрым взглядом пьяницы осторожный глоток, который обжигает язык жгучим спиртом. Я от неожиданности поперхиваюсь и истерично кашляю. Ноа со смешком забирает бутылку и изрекает:

— Отличная бормотуха, — и жадно присасывается к горлышку.

— Это не комбуча, — сипло отзываюсь я, торопливо запиваю мерзкий привкус спирта сладкой газировкой и вытираю губы от горькой слюны.

— Теперь нет, — мужчина причмокивает и закрывает глаза с тихим стоном. — С шипучкой из химикатов такой фокус не пройдет, поэтому всегда выбирай натур продукт.

Я делаю еще несколько крупных глотков газированной и подслащенной фруктовыми ароматизаторами воды и передергиваю плечами:

— Никакой больше комбучи.

— Молодая ты еще и жизнью не пуганная, — хмыкает Ноа, — поэтому не понимаешь всей прелести крепкого пойла.

— Предпочту быть не пуганной и дальше, — я печально вздыхаю и опускаюсь на корточки рядом с мужчиной, покачивая опустевшей наполовину бутылочкой перед собой. — У меня другие планы на эту жизнь.

— Какие? — заинтересованно глядит на меня Ноа. — Замуж, поди, выйти и детишек нарожать?

Я раскрываю ладонь и показываю розоватую руну из тонких шрамов:

— Для начала избавиться от Колдуна, Лесного Божества и их метки.

Прошла почти неделя с последней встречи с Агатесом и Карном, который бессовестно сбежал после того, как обесчестил меня под покровом ночи. И сегодня я встала с постели разбитой и с небольшой мигренью. К обеду меня одолели слабость и головокружение, но сытный перекус и крепкий сладкий кофе никак мне не помог. Сделка, совершенная много веков назад с двумя идиотами, начала высасывать из меня силы.

— Тут я тебе не помощник, но могу подсказать, где найти секретные точки с помойками, где можно отыскать даже почти свежие пирожные, — Ноа не мигает и улыбается. — Девочки же любят сладкое.

Зубы у него желтые, но крепкие, и они выбиваются из всего образа бездомного пропойцы.

— А ты Первого, случайно, не знаешь, где найти? — едва слышно спрашиваю я.

Вероятно, Колдун и Олень забыли о том, что Ноа Последний просил найти своего старшего собрата. Кроме головокружения и слабости меня накрыло сильное желание угодить “хозяевам”.

— В жопу этого и других мудаков, — Ноа гневно сплевывает желтоватой вязкой слюной на брусчатку и обиженно отворачивается от меня. — Дел никаких ни с кем из них не хочу иметь.

— Другие Ноа тебе чем-то насолили? — спрашиваю и прикладываюсь к газировке.

— Я должен был родиться одиноким бродягой, без связи с остальными духами, — зло шипит мужчина.

— У многих бродяг и пьяниц есть семьи, — я пожимаю плечами. — Разве не в этом смысл бродяжничества — отказаться от родственников и отринуть желание быть частью чего-то?

— Так выпьем за это, юная леди, — Ноа поднимает бутылку с бормотухой, и я согласно и звонко чокаюсь с ним.

Вежливо прощаюсь с мужчиной, тяжело поднимаюсь на ноги и медленно, кривясь от ноющей боли в области затылка, шагаю прочь. У меня есть два варианта — опрометчиво кинуться на безуспешные поиски Ноа Первого, чтобы впечатлить Карна и Агатеса усердием и рвением или отправиться в парк и попросить их о новом поручении, которое я с большой радостью исполню. Я горела навязчивой решимостью удовлетворить любой каприз Божка и Колдуна, какими бы он ни был абсурдным и гнусным.

Меня пробирает озноб и ускоряю шаг, кутаясь в тонкую флисовую курточку. Будь у меня машина времени, я бы отправилась в прошлое и накостыляла тем пустоголовым дурачкам, что из желания расплодиться так подло меня подставили. Утолили эгоистичное стремление оставить потомство, а я тут за них отдуваюсь спустя столько лет и поколений. Я ведь еще так молода! Почему рок не настиг какую-нибудь бабульку и старичка при смерти, чтобы удивить Карнона и Агатеса злой шуткой?

Глава 10. Капризный олень

Я замедляю шаг и замираю у пруда с утками. Меня мутит от частой одышки, словно я пробежала марафон без остановок. Не вижу ни зачарованных кустов лесной розы, ни радужной дымки над водной гладью, ни самого Лесного Божества. Чувствую себя идиоткой, которая пришла навязываться к коварному соблазнителю, укравшего мою невинность.

— Карн, — шепчу я, вытирая рукавом куртки испарину со лба, — будь так добр дай мне задание. Готова тебе услужить, как никогда прежде.

Пруд с ленивыми и равнодушными утками плывет перед глазами пятнами. Пошатываюсь и чуть не теряю равновесие, путаясь в побегах тонкого цветущего вьюнка. Воздух полнится сладким розовым ароматом, и неглубокий водоем на лесной опушке преображается в сказочное озерцо с мерцающими на солнце разноцветными бликами. На берегу, поросшей мягкой изумрудной травой, лежит печальный олень и меланхолично смотрит на искрящуюся водную гладь.

— Выглядишь ты скверно, Рыжая, — шелестит листва.

— И чья это вина? — я тяжело и зло сглатываю. — Я к вам на услужение не напрашивалась, олененочек мой ненаглядный. Чего ты хочешь?

— Боюсь, — тоскливо шуршит трава под ногами, — ты не в силах дать мне то, чего я действительно желаю.

Мне жаль Карна, который похоронил возлюбленную. Терять близких и родных всегда тяжело и горько, но я не знаю, как излечить тоску вечного существа, тонущего в густом отчаянии. Лучше бы Карн так и остался для меня придурочным и взбалмошным Божком без совести и стыда, потому что эгоистичному подонку можно и не сопереживать.

— Какая она была? — едва слышно спрашиваю я, не смея приблизиться к Лесному Божеству.

— Зачем тебе это знать? — вздыхает Карн.

— Умершие живут в воспоминаниях, — едва слышно отвечаю, — и историях. Ты не можешь обнять и поцеловать свою пастушку, но в силах прикоснуться мыслями к ее образу.

— О, — горько усмехаются тени в кустах, — не было ни единого дня, чтобы я не вспоминал лик Жули. Твое любопытство мне неприятно, Рыжая. Найди Колдуна, пусть он с тобой возится.

— Во-первых, я не любопытствую, — закрываю глаза и обмахиваю лицо ладонью, потому что озноб обратился в жар, — а, во-вторых, это подло, Ваше Божейство, так поступать со мной. И я хочу уточнить. Вселенная примет санкции против тебя и Агатеса в случае нарушения ваших обязательств по поручению заданий девочке на побегушках?

— Мы уже выполнили часть сделки, так что, никаких санкций, Рыжая, — олень недовольно встряхивает головой.

Прелестный пушистый хвостик Карна нервно дергается. Мне здесь не рады. Тени сердито вибрируют, цветы лесной розы закрываются в тугие бутоны, а ветви деревьев угрожающе потрескивают. Я бесшумно подкрадываюсь к рогатому молчаливому страдальцу, наклоняюсь к его мохнатой заднице. Потом решительно погружаю пальцы в шерсть у основания хвоста и неторопливо скребу ноготками оленью шкуру. Карн испуганно всхрапывает, вытягивая шею, и замирает, когда я начинаю сосредоточенно массировать крестец под его мехом.

Карн утробно урчит и резко валится на бок, хрипло выдыхая ноздрями струйки пара. Меня накрывает неожиданная волна эйфории и восторг, что живительной силой наполняет каждую клеточку моего тела, и я смеюсь:

— Неужели я угодила капризному Лесному Божеству?

— Оставь меня, смертная, — фырчит олень и закрывает глаза. — Ты меня утомляешь.

Я достаю из рюкзака румяное яблоко и спрашиваю:

— Перекусить не хочешь?

— Нет, не хочу, — бурчит Карн.

— Слушай, я никогда оленей не кормила с рук, — цокаю и улыбаюсь. — Давай, рогатенький, не упрямься и скушай яблочко. Фермерское. Так было написано на ценнике.

Карн недовольно взрыкивает, поднимается на копыта и неторопливо поворачивается ко мне. Воодушевленно протягиваю яблоко и прижимаю его к бархатным губам оленя, в чьих зеленых глазах сквозит раздражение и недоумение.

— Ешь, — я широко и дружелюбно улыбаюсь.

Карн нехотя хрустит яблоком, с легкой досадой глядя в мое лицо, и я пищу от восторга. Будь у меня домик в деревне, я бы вместо коз завела оленя. Лесное Божество в облике рогатого и царственного животного куда милее, чем в шкуре кудрявого наглеца.

— Невероятно, — я решительно обнимаю Карнона за его могучую шерстистую шею и трусь щекой о мягкий шелковистый олений мех. — Ты такой приятный на ощупь.

— Если ты пытаешься меня соблазнить, то…

— Ничего подобного, — с осуждением отзываюсь я, пропуская пальцы сквозь шерсть, и отступаю на шаг, прищуриваясь на Карна. — И вообще, нас теперь связывают лишь деловые отношения. Мы сглупили с тобой чуток, ага? Мне тоже сейчас не нужны душевные терзания. У меня экзамены на носу.

— Секс не всегда про любовь. Я бы сказал, что он часто не про любовь, Рыжая, — Фыркает Карн и горделиво вышагивает к пруду.

— Возможно, ты прав, — нервно шевелю пальцами в воздухе, — но я читала в юности слишком много женских романов, где квинтэссенцией любви двух героев был секс. Потрахушки без эмоциональной связи для меня не существуют.

— Теперь я понимаю, о чем говорил Ноа.

Олень медленно погружается в воду, заплывает на глубину и уходит под блики с головой. Я грешным делом думаю, что Карн решил с горя утопиться, но через минуту он выныривает у берега голым и невероятно самодовольным. Капли воды искрят на его соблазнительных рельефах, и он встряхивает влажными волосами, поднимая вокруг себя веер радужных искр. Ох, как я понимаю ту пастушку, которая в бегах наткнулась на рогатого красавца и решила с ним остаться в лесу. Глаз не оторвать от его крепкой груди и напряженного пресса, с которого струйками бежит вода к милым темным завиткам на лобке.

— Я, пожалуй, пойду… — судорожно выдыхаю.

— Ты многое теряешь, Рыжая. Я настоятельно советую разделить чувства и секс, — подлец хищно скалится. — Твой век короток, в старости на тебя никто не взглянет.

— Без чувств и эмоциональной близости я могу и вибратором побаловаться, — закидываю рюкзак на спину и затягиваю волосы на затылке в тугой хвост. — И они не болтают всякие глупости.

Глава 11. Паукокрадка

В осиновой чаще у ручья, что игриво журчит меж влажных камней, покрытых пушистым зеленым мхом, перевожу дыхание. Под водой замечаю пластиковую упаковку из-под чипсов, застрявшую под булыжником, и с недовольным вздохом тянусь к ней, погружая ладонь в ледяной поток.

— Обещанное дитя…

Я отдёргиваю руку и испуганно озираюсь по сторонам:

— Кто здесь?

Лишь птички заливаются веселыми трелями. Я касаюсь пальцами холодной воды и вновь слышу:

— Обещанное дитя…

И не разобрать — женский, мужской или детский голос. И звучит он будто в голове, где-то у мозжечка. И даже не звучит, а приветливо вибрирует.

— Обещанное дитя…

— Привет? — неуверенно говорю я, опускаясь на корточки возле ручья, и медленно шевелю пальцами в холодной воде.

— Обещанное дитя…

— Я Венди, — шепчу я.

Ручеет теплеет.

— Обещанное дитя Венди…

— Венди Бэлл, — уточняю я.

— Обещанное дитя Венди Бэлл… — мягко вибрирует голос в голове.

— Венди Бэлл с улицы Риз, — я провожу ладонью по журчащей воде.

— Обещанное дитя Венди Бэлл с улицы Риз… — повторяет шепот за мной.

Я подцепляю пакет в ручье и дергаю его на себя. Когда упаковка выскальзывает из-под камня, в ручей выныривает переливчатая крошечная лягушка, которая мельком смотрит на меня золотыми глазками, и торопливо исчезает в потоке ручья.

— Благодарю, Обещанное дитя Венди Бэлл с улицы Риз…

— Была рада помочь, — я ошарашенно гляжу на пляшущие блики, которые убегают вниз по ручью и скрываются за пучком травы.

Я на всякий случай проверяю мокрый пакет на наличие других лягушек и прячу шуршащую упаковку в рюкзак, предварительно вытряхнув остатки воды.

Покидаю ручей и выхожу на уютную аллейку под кронами платанов. На скамье в отдалении от остальных отдыхающих сидит Агатес и лениво глядит на полоску голубого неба.

— Я кажется, видела еще одного духа, — присаживаюсь рядом с колдуном, который удивленно смотрит на меня. — Только очень маленького. Крошечного лягушонка, такого с переливами и золотыми глазками-бусинками.

Агатес медленно моргает и опять молча пялится на меня.

— Это дух ручья? — с любопытством вглядываюсь в глаза Колдуна. — Такие бывают?

— Ты сейчас мне не лжешь, Рыжая? — сердито и едва слышно шепчет Агатес.

— Нет, — я спешно достаю из рюкзака влажную упаковку из-под чипсов и протягиваю ее парню. — Застрял в ручье, а в нем лягушка.

Колдун вырывает пакет и хмуро разглядывает его. На рваном уголке пластика вспыхивает яркой искрой капелька воды, и Колдун аккуратно подхватывает ее кончиком указательного пальца и жадно слизывает.

— Он говорил с тобой? — Агатес мнет упаковку и возвращает ее мне.

— Кто? — вскидываю бровь. — Лягушонок? Ну, это не совсем разговор был, а голос в голове, который повторял за мной мое имя.

Агатес отворачивается и задумчиво поглаживает подбородок, а потом утомленно вздыхает:

— Карн будет недоволен.

— Почему? Это была его лягушка? — прячу пакет в рюкзак. — Я же ничего плохого не сделала. Просто вытащила мусор из ручья.

— Это не лягушка, Рыжая, и даже не дух с тобой беседовал, — Агатес откидывается на спинку скамьи. — А Источник, а он не из болтливых.

— Я бы не назвала это беседой, — растерянно пожимаю плечами. — В общей сложности было сказано семь слов, два из которых — мое имя.

— Что конкретно тебе сказал Источник? — Агатес зло и ревниво взирает на меня, и я передергиваюсь от холодных иголочек тревоги, впившихся в загривок.

— Благодарю, Обещанное дитя Венди Бэлл с улицы Риз, — испуганно отвечаю я. — Это плохо?

— Как интересно, — цыкает Агатес, сузив глаза. — Благодарю?

— Да, лягушонок был очень вежливым, — я сглатываю кислую от смятения слюну и отодвигаюсь от колдуна.

— Вежливым? — кривится Агатес. — Источник — не человек, и не может быть вежливым или невоспитанным, Рыжая. Это стихия и сила. Где ты встретила лягушонка?

После моего сумбурного ответа Агатес поднялся и устремился по указанному пути. Я нерешительно окликнула колдуна и спросила:

— А мы будем искать Первого? Ты же помнишь о просьбе Ноа? Или у вас есть дела поважнее, кроме вонючей заправки, от которой вы, вроде как, хотели избавиться?

— Да легче заправку подорвать, чем найти Первого, — Агатес зло всплескивает руками и усмехается. — Или наслать проклятье, чтобы владелец разорился и сам прикрыл лавочку. Может, я этим и займусь в самое ближайшее время!

— А чего раньше так не сделал?

— Потому что, — колдун резко шагает ко мне и нависает грозной тенью, — черная магия у меня не в чести. Ясно? После таких фокусов легко скатиться во тьму, которая только и ждет, когда я ошибусь, и скрутит мои мозги безумием.

— Чего вы такие нервные? — я скрещиваю руки на груди. — Вы сами меня втянули в свои игры, а я за вами еще и бегаю и упрашиваю дать мне задание, чтобы не откинуть копыта. Это я должна нервничать и злиться! Я! У меня в лучшем случае полвека, которые я растрачу на службу двум безответственным и гадким уродам, которые из-за скуки подставили меня! Повеселиться им вздумалось! Мерзавцы!

Я встаю и отталкиваю молчаливого Агатеса и цежу сквозь зубы:

— И нечего уже крутить в твоей голове, Колдун. Ты как был старым маразматиком, так им и остался.

Агатес рывком притягивает меня ко мне и жадно впивается в мои губы. Я с возмущенным рыком кусаю его до крови, выкручиваюсь из требовательных, тискающих мой зад рук, и со всей дури бью охнувшего подлеца рюкзаком.

— Вот мудак, — я вновь замахиваюсь. — Озабоченный кобелина!

Агатес прижимает к окровавленным губам руку и ретируется размашистым и твердым шагом, заносчиво усмехаясь. Через мгновение он разворачивается и шипит:

— Чуба!

Под своими ногами вижу паука, который едва слышно что-то стрекочет и тянет ко мне передние лапки, словно упрашивая взять его на ручки.

— А он пойдет со мной! — поднимаю мохнатого восьмилапого монстра на ладошки и усаживаю на плечо. — Он у меня в заложниках до того момента, пока вы не дадите мне новое задание!

Глава 12. Колдуны любят фрикадельки

Я листаю конспекты, заучиваю определения, уравнения, формулы и всякую прочую ерунду, а Чуба в это время ленно и неторопливо вышагивает по моему телу восемью лапками, периодически заползает на лицо и замирает. В такие моменты я вздыхаю и аккуратно подталкиваю паучью мохнатую жопку, и он продолжает свою прогулку.

— Привет, Рыжая, — шепот Агатеса, и я от неожиданности вскрикиваю.

Выученная страница сложных уравнений тут же вылетает из головы, и я в ярости сминаю лист с конспектом. И громко с отчаянием рычу. Чуба испуганно спрыгивает с моей макушки и прячется в пустой кружке из-под кофе.

— Привет, Рыжая, — повторяет за спиной Агатес.

— Что тебе нужно?! — с криком разворачиваюсь к гостю и прижимаю ладонь ко рту, потому что воплями могу разбудить соседку. Делаю вдох и вновь спрашиваю, но уже шепотом. — Что тебе нужно? И как ты вошел?

— Через дверь, — Колдун снял куртку и кинул ее на кровать. Его руки в переплетении татуировок кажутся измазанными в черном дегте. — Как еще?

Я на несколько секунд отключаюсь от реальности, разглядывая яркий и несуразный принт, имитирующий рисунок граффити, и пытаюсь сложить кривые и острые буквы на футболке гостя вместе. Они срастаются в гадкую фразу с крепкими матерками. Если ее преиначить, то получится что-то вроде “Я хорош в постели, потому что у меня большой пенис”. Я перевожу взгляд на лицо парня и медленно моргаю. Агатес действительно выжил из ума.

— Отвратительно, — констатирую я. — По моему скромному мнению, колдун, это моветон — хвастаться перед всеми размерами своих гениталий.

— В смысле? — Агатес вскидывает бровь.

И тут я понимаю, что колдун, похоже, не знал, что у него написано на груди. Я молча указываю взглядом на принт футболки, и Агатес опускает голову, внимательно вчитываясь в уродливые буквы.

— А я-то думаю, чего это дамочки пялятся на меня, а потом заинтересованно смотрят вниз, — хмыкает Агатес.

Я перевожу взор на его ширинку и с осуждением вздыхаю:

— В принципе и без футболки ясно, что у тебя батон в штанах.

Джинсы в области паха недвусмысленно натянуты над внушительным бугром. Мне самой неожиданно становится как-то тесно и неуютно, словно это меня, а не член, втиснули узкие модненькие штанишки из жесткой ткани.

— Тебе там ничего не натирает, колдун?

— А что я могу поделать, мода сейчас такая, — Агатес ехидно улыбается.

— Ничего подобного, — я смотрю в смешливые и хитрые глаза гостя. — Ладно, разговоры о твоем члене меня утомили. Зачем пришел?

— У меня есть для тебя задание, — Агадес подходит и нависает пугающей тенью, глядя на меня сверху вниз. — Готова ли ты, обещанное дитя, услужить хозяину?

— Готова, — я поднимаю к нему лицо. — Мне как раз не помешает прилив сил, а то я уже выдохлась.

— Приготовь мне чего-нибудь домашнего и вкусненького, — Агатес улыбается. — Я голоден.

— Ты сейчас серьезно?

— Да, надоело мне по забегаловкам шариться, — гость пожимает плечами. — Я уже несколько дней думаю о твоих фрикадельках.

— А фрикадельки мы с Чубой съели, — я слабо и виновато улыбаюсь.

— Вот мое задание, яви мне фрикадельки, Рыжая, — мрачно шепчет Агатес, и Чуба согласно стрекочит из кружки.

Медленно поднимаюсь, откладывая ручку на стол, и шагаю к двери. Я и сама проголодалась, поэтому не стала упрямиться или возмущаться капризам гостя. И ко всему прочему, довольно мило и трогательно, что древний колдун возжелал домашней стряпни. В темном коридоре я прислушиваюсь к ночной тишине и прокрадываюсь на кухню. Я дожидаюсь, когда Агатес с Чубой на плече зайдет, и плотно закрываю дверь.

— Только не шуми. Соседке рано утром на работу, — едва слышно шепчу гостю.

— Мне нравятся девичьи квартиры, — Агатес усаживается за стол и вертит в руках солонку в форме пятнистого щенка. — Они всегда уютные и чистые.

— Не всегда, — я достаю фарш и кидаю его в микроволновку на разморозку.

— Ладно, квартиры отличниц всегда чистые и уютные, — усмехается колдун.

Я закатываю глаза и принимаюсь за готовку соуса, не отвлекаясь на гостя. Чищу и режу луковицу, спелые и сладкие томаты и измельчаю зелень. Достаю сковороду из нижнего ящика и замираю, потому что сзади пристраивается Агатес и медленно поглаживает меня по ягодицам.

— Сядь на место, — я сжимаю рукоять сковородки.

— Нет, Рыжая, — руки гостя ныряют мне под футболку и стискивают грудь. — Теперь меня одолел другой голод.

— Агатес, ты же сам говорил, что больше никаких игрищ в горизонтальной плоскости, — я закрываю глаза не в силах противостоять горячим и уверенным ладоням.

— А мы сейчас разве в горизонтальной плоскости? — жарко выдыхает Агатес в ухо, неторопливо забирает сковороду из рук и отставляет ее в сторону

Я вздрагиваю от волны теплого и ноющего желания. Так-то, конечно, колдун прав — мы с ним сейчас в вертикальной плоскости взаимного вожделения.

— Не шумим, потому что твоей соседке рано на работу, — шепчет Агатес и медленно стягивает с моей попы штаны.

Я бесстыдно выгибаюсь в спине, упираясь ладонями о столешницу. Хочу почувствовать нахала внутри. Пришел в своих таких замечательных обтягивающих джинсах и провокационной футболке! Агатес подразнивая и с нажимом проводит упругой головкой по чувствительной и зудящей от похоти промежности, и я глухо постанываю от нетерпения.

Толчок, и гость с хриплым вздохом прижимает ладонь к моему вскрикнувшему рту. Меня распирает изнутри колдунским естеством и мне кажется, что от любого неосторожного движения я разойдусь по швам, как туго набитая опилками кукла. Агатес медленно выскальзывает из меня, чтобы затем вновь ультимативно вторгнуться, вжавшись в мои бедра, но я и не хочу нежности. Грубые, резкие рывки, истерично дребезжащая посуда в ящиках и болезненная наполненность растягивают и рвут на клочки сознание.

Под писк микроволновки по телу прокатываются спазмы густого и теплого экстаза, и я с мычанием вжимаюсь в пах Агатеса, словно желая поглотить его вместе с мягко пульсирующим внутри утробы членом. Колдун с судорожным стоном наваливается на меня, душит в объятиях и влажно с придыханием целует в ямочку под мочкой уха. Содрогаюсь от новой волны затухающего удовольствия, и парень оханьем выныривает из меня. Я едва слышно ойкаю, разворачиваюсь к гостю лицом и сдуваю со лба непослушный локон. Затем в порыве нежности целую Агатеса в губы, ласково повисая на его плечах, и искренне радуюсь тому, что гость не отталкивает меня, а отвечает нежной взаимностью. Объятия его мягкие и уютные.

Глава 13. Трусость Колдуна

Колдун заботливо возвращает штаны на мою голую пятую точку и невесомо касается щеки пальцами, внимательно заглядывая в глаза. Через несколько секунд задумчивого молчания Агатес выуживает из заднего кармана отполированный прозрачный камешек размером со спичечный коробок с тонкими белесыми прожилками и говорит:

— Горный хрусталь, Рыжая.

— Ты решил сделать мне подарок? — я изумлением поднимаю на него взгляд.

— Можно и так сказать, — он прищуривается. — Я заключу в него твою влюбленность ко мне и Карну.

— Я не влюблена, — я вся сжимаюсь под цепким взглядом колдуна и поскрипываю зубами от негодования.

Знаю, что лгать забитому чернилами подлецу нет смысла, но я сама себе не хочу признаваться, что все эти дни только и ждала, когда кто-нибудь из моих “хозяев” заглянет в гости.

— Твои просыпающиеся чувства прекрасны, Рыжая. Мне и Карну они невероятно льстят, но это будет слишком жестоко наслаждаться твоей безответной любовью, — Агатес слабо улыбается. — И как фамильяру, они тебе только навредят.

Отворачиваюсь и закрываю глаза, чтобы не видеть лица жестокого мудака. Не хватало мне еще расплакаться перед ним.

— Я совсем никому из вас не симпатична, как личность? Вы во мне видите лишь кусок мяса? — подрагивающим голосом спрашиваю я.

— Если бы мы не видели в тебе человека, — едва слышно отвечает Агатес, — то проигнорировали глас рока, Рыжая. Не явись мы тогда в кафе, в котором ты клевала носом за ноутбуком, ты бы зачахла, сделка бы закрылась и жизнь пошла бы своим чередом. Видишь ли, мы действительно пожалели тех остолопов, которые хотели детей, но такие просьбы обычно обходятся очень дорого, и Карн схитрил, положившись на волю случая. Он не думал тогда, что лес будет уничтожен, а на его месте разрастется город, в который вздумает приехать девочка-потомок его просителей на учебу. Источник учуял в тебе отголосок сделки, запустил необратимый процесс. Выбери ты любой другой город, ты бы сейчас жила и не знала ни о Лесном Боге, ни о Колдуне.

— Так это я виновата? — возмущенно охаю.

— Нет, Рыжая. Виноваты Карн и я, — Агатес цокает. — Тогда мы были очень самоуверенны и опьянены силой и властью. Это мы посмели пойти против судьбы двух бесплодных смертных.

— Но страдаю я, — горько усмехаюсь и закрываю лицо рукой.

— Твоя служба может быть не обременена обидами, ревностью и болью, — Агатес мягко отрывает ладонь от моего лица и заглядывает в глаза. — Мы можем наслаждаться друг другом без чувств…

Наотмашь леплю колдуну звонкую пощечину и толкаю его в грудь:

— Я тебе не животное, чтобы жить без чувств и эмоций! Да и откуда мне знать, что ты, мерзавец, не налажаешь? Высосешь вместе с моей влюбленностью чего-нибудь лишнего, а потом опять мне разгребать? Хочу и буду страдать от безответной любви, ясно?! Это мое право плакать в подушку! Урод чернильный! Засунь себе горный хрусталь в жопу и сядь за стол! Такими темпами я тебя и твоего рогатого дружка возненавижу и утоплю в Источнике, чтобы вы, мрази, наконец, воссоединились со своими любимками на том свете и сношали им мозги, а не мне!

Агатес открывает рот, чтобы утихомирить меня, и я рявкаю:

— Сядь и жди ужина! Иначе я тебе в глотку сырого фарша затолкаю!

Колдун пятится и бесшумно усаживается за стол, и Чуба на потолке что-то ехидно скрипит на своем паучьем языке. Парень вскидывает голову и зло хмурится, поджимая губы. Прежде чем вернуться к готовке, я выхватываю стекляшку из пальцев гостя, кидаю на стол и под возмущенный вздох давлю ее сковородой.

— Это ведь был артефакт…

— А могла была быть твоя голова, — я зло трясу увесистой сковородой перед колдуном.

Чуба спрыгивает на столешницу и с хрустом подъедает хрустальную крошку. Пока леплю мясные шарики, меня так и подмывает разрыдаться от обиды и жалости к себе, но татуированный урод не дождется моих слез. Не буду я плакать из-за старого колдуна.

— Приятного! — шиплю я и буквального швыряю на стол тарелку с фрикадельками и приборы. — Кушай, не обляпайся!

— Вот это сервис, — цокает Агатес.

— А это тебе, Чубочка, — игнорирую гостя и придвигаю крошечную плоскую соусницу с двумя фрикадельками к пауку. — Ешь, мой хороший.

Я встаю у раковины, облокотившись на ящики и скрестив руки на груди, и молча гляжу на Агатеса.

— Ты так и будешь стоять над душой? — гость берет вилку и недовольно смотрит на меня.

— Ешь, — цежу сквозь зубы.

Агатес с сомнением глядит на Чубу, копошащегося в соуснице, и накалывает фрикадельку на вилку, которой я хочу пробить ему глаз. Он неуверенно жует и одобрительно хмыкает. Когда колдун подчищает тарелку от мясных шариков, я закрываю глаза и меня передергивает от разряда бурлящей энергии — Агатес доволен и сыт. Чуба тяжело подползает к хозяину, и тот подсаживает его на плечо.

— А теперь проваливай, — я убираю грязную посуду в раковину. — И начинайте обдумывать следующее задание.

— Если ты у нас такая смелая, то тебя не смутят, например, просьбы удовлетворить своих господ орально? — насмешливо интересуется Агатес.

— Что, вам тяжело удержать член в штанах? — оглядываюсь на гостя.

— Как и тебе не насадиться на него, — Агатес пожимает плечами и холодно улыбается. — Хотя постой, ты же свою шлюшью натуру решила прикрыть чувствами и прочей мишурой.

— Ах ты… Мудак!

— Да ладно тебе, — усмехается Агатес. — Бульварные романы тебя не научили, что любовь расцветает только к одному избраннику, а ты, жадная хапуга, двух мужиков решила к рукам прибрать. Или ты пока не определилась с выбором?

— Что ты несешь? — я теряюсь от глупого вопроса колдуна.

На секунду задумываюсь. Действительно, влюбиться в двух и хотеть ласки от каждого — немного по-шлюшьи. Я нервно и смущенно приглаживаю волосы и с пунцовым лицом отворачиваюсь от гостя. И вдруг до меня доходит, что колдун-то не просто так кидался в меня оскорблениями.

— Ты меня ревнуешь к Карну? — я удивленно оборачиваюсь на гостя.

Глава 14. Амулет, что дороже всего золота

Протягиваю портянку с решенными задачами сонному профессору. Под глазами его пролегли синяки, лицо — опухшее, а на шее под воротничком мятой рубашки — лиловый засос.

— Еще пятнадцать минут до окончания, — мужчина поднимает на меня удивленный взор. — Венди, ты уверена, что решила все задачи?

Твердо киваю. Не такой уж и сложный билет я вытянула. Мужчина забирает лист с ответами и с большим недоверием вздыхает. Прощаюсь и выхожу из аудитории. Одногруппники кидают на меня завистливые взгляды и возвращаются к листам и билетам.

В конце коридора у широкого окна стоит Карн и с сахарной улыбкой беседует со старшекурсницей, которая с пунцовым смущением на щечках накручивает локон на указательный палец. Ревность когтями впивается в глухо стучащее сердце, и я разворачиваюсь в другую сторону. Не буду мешать заигрываниям Лесного Божества и тихо, но гордо уйду.

— Рыжая! — меня догоняет негодующий возглас Карна.

Оглядываюсь, ускоряю шаг и врезаюсь во зло рыкнувшего амбала в маленьком, не по размеру для широких плеч, пиджаке.

— Смотри, куда прешь, цыпленочек.

— Цыпленочек у тебя в штанишках, — Карн берет меня под руку и хмуро смотрит в лицо парня, в чьих глазах промелькнула тень стыда. — Дорогу уступи.

Великан молча отходит в сторонку, и Карнон ведет меня, как юную герцогиню, мимо притихших студентов.

— Да ты прямо рыцарь в сияющих доспехах, — покрепче перехватываю ремень рюкзака на плече.

— Ты лучше мне скажи, Рыжая, почему Агатес вернулся от тебя сам не свой? — сердито шепчет Карн на ухо, интимно наклонившись ко мне. — Ты ему опять не дала?

— Дала, — честно признаюсь и краснею до кончиков ушей.

А затем утягиваю парня в закуток у лестницы.

— Наш татуированный старичок влюбился в меня, — вглядываюсь в изумленные глаза Божества и выуживаю из-под ворота блузы амулет из горного хрусталя, крепко обмотанного тонким кожаным шнурком. — Только вот он не готов терпеть тебя в соперниках и страдать от чувств к рыжей стерве.

— Я ему не соперник, — Карн в задумчивости касается стекляшки, вибрирующей теплыми всполохами.

Дыхание перехватывает от досады. Голос у Божества равнодушный и пустой.

— Карн, — открыто и смело гляжу в изумрудные глаза. — Он и мне предлагал избавиться от чувств к тебе… И к нему… — зажмуриваюсь. — Но я отказалась, и теперь я влюбленная в двух подлецов идиотка.

— Мне жаль, — отвечает Божество и хитро улыбается. — Наверное.

Больно. Не знаю, на что я надеялась, но не на глумливую усмешку и холодный огонь в жестоких зеленых глазах. Карн мог хотя бы для приличия опешить и смутиться, а тут лишь безжалостное любопытство, словно он смотрит на жалкого таракана в ладонях.

— Это не опасно для Агатеса, — я давлю желание расплакаться перед парнем, — отрывать от себя кусок души?

— Да разве это кусок? — Карн разочарованно щелкает языком. — Так, искра, которая за несколько дней восстановится.

— Ты же сказал, что он сам не свой, — хмурюсь и покусываю губы.

— Если проблема в амулете, то сегодня-завтра он уже будет прежним, — парень приободряюще улыбается. — Другое дело, если бы ты капризничала и отказывала ему в близости. Я думаю, что его нервируют фригидные дамочки, на которых у него стояк. Это сильно бьет по самооценке.

— Ты всегда был таким мудаком, Карн? — я прячу амулет под ворот.

— Зачем ты его хранишь? — Божество игнорирует мой вопрос.

— Потому что эта искра — настоящее сокровище, — блекло отвечаю я и приглаживаю льняную рубашку на груди Карна. — Для меня, но не для вас. И это грустно.

— Мне всегда нравилась в людях эта наивность, — парень беззаботно смеется. — Придавать смысл быстротечным и переменчивым чувствам. Вы за свою короткую жизнь влюбляетесь десятки раз и возводите якобы любовь в абсолют. Вы не умеете любить, вы только притворяетесь.

— Мне тоже нравится идея о великой и вечной любви, — печально улыбаюсь и кладу руки на плечи Карна, — но лишь в теории, потому что бесконечно влюбленные страдальцы делают другим больно. Они считают себя особенными, а значит и чувства у них исключительные, и все должны ходить перед ними на цырлах и восторгаться их трагедией.

— Тебе просто обидно, что тебя никто так не полюбит, — цинично ухмыляется Божество.

— Не хочу, чтобы меня так любили, — мои глаза задумчиво скользят по его лицу. — Я бы не желала того, чтобы после моей смерти кто-то веками страдал. Это эгоистично, а любовь не такая. Да, она делает больно, но потом затухает и вновь возгорается.

Мы минуту молчим, глядя друг другу в глаза. Вижу, что Божество со мной не согласно и сердится. Сердится, потому что я никогда его не пойму и не смогу познать прелести вечного отчаяния. Я в силах пережить скорбь, безответную любовь и сделать следующий шаг. Возможно, Карн сам желал того, чтобы его любили вечно. Как Божеству обидно, что его милая пастушка в новых жизнях, если, конечно, верить в реинкарнации, любила и будет любить других! Интересно, искал ли кудрявый олененок Жули? Хотя как бы он ее отыскал, если привязан к Источнику?

— Мерзавка, — хрипит Карн.

— А ты не читай чужие мысли, — отступаю на шаг. — Это невежливо.

— Вот тебе задание на всю твою поганую жизнь, — Божество в ярости приближается ко мне и злобно шипит. — Отыщи Жули, кем бы она ни была.

— Ты в своем уме? — возмущенно вскрикиваю. — Как я тебе мертвую бывшую отыщу? Я вообще не верю в перерождение душ! В моей картине мира человек — космическая пыль!

— Не мои проблемы, — скалится в улыбке беспринципное Божество. — В твоей картине мире — бесплодная сука с гнилым чревом никогда бы не понесла, и ты бы не появилась на свет. До смерти будешь скитаться по свету.

— Имей совесть, Карн, — из-за угла выныривает Агатес. — Даже мне не под силу твои хотелки исполнить. Она девка, конечно, тупая, раз не держит мысли в узде перед древним капризным духом, но и ты не лучше. Мертвых не вернуть.

Хрусталь под блузкой солнечным камнем греет кожу, и я несдержанно и истерично хлюпаю носом. Как школьница, которой отказал старшеклассник в чувствах.

Глава 15. Ноа №1

Бегу, расталкивая студентов и преподавателей. Приказы Агатеса остановиться, подчиниться и отдать ему артефакт разбиваются о призрачную и трепетную броню. Не отдам я древнему и бессердечному Колдуну искру симпатии к моей скромной персоне. Ни за какие коврижки. Я обязана сохранить слабый душевный порыв идиота, который хотел уподобиться бесчувственному камню на дне реки.

Толкаю входную дверь университета, перескакиваю через ступеньки и с молчаливой решительностью ныряю в толпу студентов, чтобы затем выпрыгнуть из нее испуганной мышью и броситься через сквер к оживленной улице с недорогими кафе и мелкими конторКами, расположенных на первых этажах старых каменных домов.

— Рыжая! — кричит мне в спину Агатес. — Стой! Ты об этом еще пожалеешь!

— У меня есть имя! — возмущенно взвизгиваю.

Юркнула между двумя потерпевшими прохожими. Кто-то уверенно и крепко хватает меня за ладонь и рывком утягивает в подворотню.

— Тихо, — смуглый юноша с хитрым прищуром карих глаз вжимает меня в стену и закрывает рот сухой ладонью. — Я не враг.

На мизинце наглеца — печатка с черным камнем. С мычанием вглядываюсь в вострое лицо в обрамлении густых тяжелых волос цвета вороньего крыла, и Ноа, неизвестно какой по номеру, широко улыбается, обнажая белые крепкие зубы. Любая красотка позавидовала бы высоким скулам, тонкому носу и изящной линии аккуратного подбородка.

Очаровательный плут убирает с моего рта ладонь и дружески приобнимает за плечи, когда у закоулка притормаживает разъяренный Агатес и растерянно оглядывается по сторонам — стоит в нескольких шагах, но не замечает меня и Ноа, словно выборочно ослеп. К нему подбегает Карн, и тоже никого не видит в подворотне у ржавой лестницы.

— Ты чего так всполошился? — Божество обеспокоенно всматривается в лицо Колдуна.

— Эта сука… — хрипит Агатес и сплевывает. — Рыжая дрянь…

— Камушек, видать, непростой, — Карн встряхивает кудрями и пробегает глазами по головам прохожих, выискивая меня.

— В ее руках стал непростым, — шипит Агатес и зло пропускает пальцы через выбеленные волосы. — Как же я проглядел, что веснушчатая поганка с задатками ведьмы?

— Все бы этому старику, — печально вздохнул Ноа, повисая на моих плечах, — списать на ведьмовство. Столько лет прожил, а ума так и не прибавилось.

— Почему они нас не видят? — испуганно шепчу.

— Потому что растеряли все крохи светлой надежды, — юноша качает головой. — Меня может узреть лишь тот, в ком горит огонек ожидания чуда и веры.

Агатес и Карн уходят, протягивая через поток смертных и узкие улочки чары, что должны отыскать меня, но они трепещущими нитями проскакивают мимо Ноа и ползут дальше.

— А в тебе есть лучик надежды, — юноша вглядывается в мои глаза.

— Какой ты Ноа?

Вряд ли это Висельник. Слишком милый и улыбчивый. Да и покровитель убийц и насильников не будет говорит о надежде.

— Первый.

Я недоверчиво фыркаю. Я, как и Ноа Последний, думала, что я увижу дряхлого маразматика, который будет под стать сгнившим баракам, спрятанным за каменными домами в старом городе.

— Ты разочарована? Но всему есть объяснение, Обещанное Дитя. Я олицетворение надежд первых поселенцев, их вера в светлое будущее и немного авантюризма.

— Последний Ноа хочет встретиться с тобой, — тихо говорю и боюсь спугнуть неуловимого духа. — Но не знаю зачем. Давай заглянем к нему в гости?

Юноша пропускает мимо ушей сказанные слова и с любопытством рассматривает шрам на моей правой ладони.

— Я награжу тебя за то, что ты порадовала меня смелостью и ярким всполохом того чувства, что сумела сохранить, — Ноа касается хрусталя, спрятанного под блузой и с улыбкой смотрит в лицо. — Не думал, что душа Агатеса еще жива. Это вселяет надежду, что Колдун все еще человек.

— И чем же ты меня одаришь? — заинтересованно склоняю голову набок.

— Выбором. Я могу дать подсказку, как освободиться, — юноша смахивает со лба непослушную прядь, — и избавиться от Карна и Колдуна. Либо ты меня отведешь к Ноа. Он давно разыскивает меня. Я не горю желанием с ним встречаться, но если для тебя это важно, то я сделаю исключение.

Да, мне очень хотелось избавиться от метки, но тогда капризное Божество и глупый Колдун потеряют ко мне всякий интерес, и нас ничего не будет связывать. Агатес отберет у меня Амулет, уничтожит его и исчезнет из моей жизни, а Рогатый скроется у зачарованного пруда, к которому я не смогу найти путь. Сейчас я их хоть немного развлекаю, вывожу на острые эмоции, пусть и негативные. Я напоминаю мелкими проступками, что они все еще живые.

Да и вонючую заправку у парка я бы тоже хотела закрыть. Горожане давно жаловались, что резервуары для топлива под землей постоянно протекают и отравляют почву бензином и дизелем. Они еще не знали, что лесопарковая зона и окрестности подпитываются волшебным источником, который, наверное, тоже загрязняется ядовитыми и горючими углеродами.

— А Карн и Агатес смогут тебя найти, Ноа? — я всмотрелась в глаза юноши. — Они хотят избавиться от заправки. Возможно, она вредит Источнику.

— Найдут, когда откроют сердца, — рассмеялся он и проследил взглядом за пробежавшей мимо тощей крысой. — И когда перестанут быть такими идиотами.

Однажды, много лет назад светлая надежда привела людей к лесу Карна, который, потеряв возлюбленную, уснул на сотни лет. Яркая эмоция и убежденность поселенцев, что здесь начнется новая веха в их жизни, всколыхнули Источник, что породил Первого. Милого плутоватого юношу с доброй улыбкой и сияющими глазами. Покуда будут здесь смертные, Ноа Мечтатель и Авантюрист будет жив и также неуловим для кто, потерял в вечности надежду.

— Идем к Ноа, — я коварно улыбнулась. — Он мне не нравится. Циничный и беспардонный мужик, но пусть увидит тебя. Пусть знает, каким он мог быть. А еще Карн и Агатес обзавидуются, что не они тебя нашли, а я.

— А они меня и не искали, — юноша обиженно потянул меня за собой, крепко сжимая ладонь. — Даже не пытались. Они просто смирились, что Ноа Первого давно никто не видел и его не найти.

Загрузка...