Рыжее наказание в подарок (СИ)

Глава вторая

Я вылезаю на конечной остановке в некоторой растерянности. Кругом ни шиша. Только лес.

Перед тем как спуститься по ступенькам старого автобуса, похожего на аквариум, я спросила у водителя, туда ли я вообще приехала, и он сказал, что мне километра три вон по той тропинке.

Три километра по колено в снегу?

Очешуеть!

Зря я все-таки не послушала совета Антонины Ивановны и не взяла такси. Денег пожалела.

Это в городе выпавший за ночь снег уже испачкался и растаял, расползаясь знаменитой новогодней грязюкой. А за городом, как в песне, зима.

Делать нечего. Все равно обратно я смогу уехать только вечером.

Кабы не щипучий морозец, я бы восхитилась ветвями, облепленными снегом, склоняющимися красивой аркой как раз над тропинкой, и белыми шапками на елях. Но даже те пять минут, что я трачу на тоскливое провожание взглядом неуклюже развернувшегося автобуса и кислый осмотр местности, дают понять, что стоять и восхищаться – сейчас не ко времени, пальцы ног уже подмерзают.

Делать нечего, двигаю в указанную сторону, и те самые красивые издалека ветви являют свое коварство. С пушистых лап сыплется снежное крошево и прямо мне за шиворот.

Блин.

Топаю по хрустящему снегу в бело-голубую глубь, ежесекундно проваливаясь в наметенные сугробы и черпая полные сапоги.

Через двадцать минут прогулки с нагрузкой, я набредаю на хорошо укатанную лыжню с собачьими следами вдоль нее, и жить становится немного легче. Точнее, становится легче идти. А так я по-прежнему взопревшая, со снегом в сапогах и покалывающим от мороза носом. Только теперь мне еще и пить хочется.

Воды я взять с собой естественно не додумалась, зато у меня в кармане пуховика есть мандарин. Это даже символично. Хвойный дух, лесная свежесть, незамутненная запахами города… Как в детстве.

Только я бы лучше дома под одеялком отлежалась.

Замерзающими пальцами на ходу чищу оранжевый шарик, и от аромата цедры, рот наполняется слюной. Хочется горячего сладкого чая и почему-то бутерброда с селедкой. И смотреть на развешанные на окнах гирлянды, считая каких огоньков больше – синих или красных.

А не вот это вот все.

И мандарин уже слопан, а я все иду.

У меня закрадывается подозрение, что могу заблудиться, и когда паника уже начинает точить об меня свои коготки, я, наконец вижу впереди забор.

Ну слава тебе, яйца.

Вообще, нехреново дед забрался.

Что ж он так далеко от цивилизации-то? А если сердце прихватит?

Подойдя ближе, радуюсь, что это тот самый дом, что мне нужен, ибо на нем есть даже номер и название улицы, что вызывает у меня нервный смешок. Улицы? Серьезно? Я покрутилась вокруг себя. По-прежнему, глухая лесная опушка, лишь вдалеке над деревьями виднеется столб жидковатого серого дыма. Скорее всего, кто-то баню топит.

Нащупав в кармане холодную связку ключей, я атакую калитку и, открыв ее, в испуге отпрыгиваю назад. Мне требуется несколько минут осознать, что ничего страшного не происходит, просто с той стороны к ней была прислонена лопата, которая, когда я дернула ручку на себя, полетела на меня, целя черенком прямо в глаз.

С колотящимся сердцем подбираю инвентарь. А тяжелая какая!

Хороша была бы Снегурка с бланшем под глазом.

Мысленно матеря несознательного владельца за разбросанные вещи, я пристраиваю лопату у ворот.

Вторым сигналом от вселенной, что не стоило мне приезжать, становится ручка швабры, чуть не тюкнувшая меня по лбу, когда я тяну на себя входную дверь.

Строго говоря, я не ожидала, что она открыта, и швабра падает рядом, а не мне на голову только потому, что, дернув слишком сильно легко поддавшуюся дверь, я по инерции отступаю назад.

В этом доме мне определенно не рады.

Надо позвать хозяина.

Сейчас только выдохну.

Убрав с дороги еще одно оружие домохозяйки, я проникаю в дом, боязливо оглядываясь по сторонам. А ну как еще что-нибудь свалится?

Вроде обходится, и я с наслаждением снимаю сапоги, разминая окоченевшие пальцы ног, и расстегиваю пуховик, под который тут же проникает тепло хорошо натопленного дома.

За шуршанием капюшона я упускаю появление нового персонажа в прихожей, если так можно назвать длинное помещение, которое, похоже, идет вдоль всего дома.

Догадываюсь я, что что-то не так, по усилившемуся влажному запаху дерева и бергамота.

Вскинув глаза, я застываю ошалев.

На дальнем конце прихожей, судя по всему в дверях домашней сауны, стоит обнаженный Адонис, увлеченно вытирающий волосы полотенцем.

Я тут же пялюсь туда, куда хорошие девочки никогда не смотрят.

Прежде чем я успеваю себя остановить, у меня от смущения вырывается:

– В этом доме хоть что-нибудь стоит, как надо?

– Что? – уставившись на меня, рычит голый перец.

Ой. Кажется, меня поняли превратно…