Саамские сказки

Предисловие

Никто не знает, откуда саамы пришли на Кольский полуостров, но именно они считаются первыми жителями этого сурового края. В их честь была названа Лапландия, то есть «земля лопарей», включающая в себя владения Скандинавии, на которых проживали саамы. Об их землях рассказывается в карело-финском эпосе «Калевала» — в этой полусказочной стране нет ни солнца, ни луны, ни дневного света. На самом деле речь в древних книгах идёт, скорее всего, о полярной ночи и полярном дне, которые длятся почти по 40 дней.

Когда Кольский край ещё не был освоен, саамы ловили рыбу, охотились, их полукочевой образ жизни во многом зависел от главного богатства — оленей. В старину Кольские саамы редко одомашнивали оленей и держали не более 10 голов на семью. Олень был кормильцем и средством передвижения, поэтому саамы относились к нему с особым уважением. «Мы оленный народ», — говорили они. Они поклонялись духам-хозяевам охоты, рыболовства и оленеводства. Например, хозяину оленеводства саамы приносили в жертву кости оленей, чтобы летом северные олени находились под его защитой, а чтобы задобрить морских божеств перед ловлей рыбы, саамы бросали в воду монетку.

Саамы привыкли жить в скромных и суровых условиях, они по-прежнему чтят своих духов, берегут традиции, и поэтому их сказки вызывают большой интерес.

В этой книге читатели познакомятся с саамскими сказками в пересказе писателей, которые жили на Кольском полуострове и были влюблены в культуру этого самобытного народа.

Евгения Пация — журналист и краевед, хранительница Музея-архива истории изучения и освоения Европейского Севера. Главным делом своей жизни Евгения Яковлевна считала работу по сохранению саамского языка и культуры.

Станислав Панкратов — жил в городе Петразаводске, многие годы работал в журнале «Север», посвящал свои произведения природе, историческим достопримечательностям, народному искусству, труженикам Карелии и Кольского полуострова.

Сказка о солнце

Была такая страна — Тёмная большая страна на морском берегу. Не было над ней солнца: никто никогда не видел его.

Чёрное небо лежало над страной, и было там так Темно, что люди друг друга едва-едва видели. Так и называлась она Тёмной страной, а жители её назывались вежниками, потому, что вместо домов были у них только вежи.

Строили вежи из дёрна и прутьев, покрывали мехом, и гулял в них всегда лютый ветер.

Плохо жили люди в Тёмной стране.

Но среди Тёмной страны возвышалась круглая гора. На круглой горе росло много деревьев — целый лес. А посреди леса стоял большой бревенчатый дом. Жить в нём было тепло и хорошо. А жили там семьдесят чёрных братьев. Только у них одних во всей Тёмной стране был бревенчатый дом. Вокруг шёл бревенчатый забор, а за забором паслись сто тысяч оленей. Никуда на них не ездили чёрные братья, но и вежникам их не давали.

И продолжалось так тысячу лет, и ещё тысячу лет, и ещё тысячу лет. И решили все вежники, что так будет всегда, пока зима не развалится.

Но однажды — давно ли, недавно ли — в Тёмную страну приехал на чудесном олене большой человек. Борода его касалась колен. Когда он заговорил, глаза его засветились так, что все вежники рассмотрели его лицо. Они увидели, что лицо это красивое и мудрое. И сказал он вежникам:

— Живёте вы в Темноте, потому что не знаете солнца. Никто его не видал, а оно есть. Если достанете солнце, станет у вас тепло и светло.

Люди слушали и удивлялись: что за солнце такое, никто его не видал.

А чёрные братья тоже слушали. Слушали — и вдруг рассердились, закричали:

— Глупые вы, вежники, и слушаете глупости. Разве может быть в мире то, чего никто не видал? Приехал обманщик к вам, грех слушать обманщика. Бить его надо, зачем смущает вас небылицами.

Думали, думали вежники: может быть, и правду говорят чёрные братья? Быть может, лучше убить старика?

А мудрый старик, с бородою до колен, посмотрел на них, покачал головой, и погасли его глаза. Тронулся под ним чудесный олень и вошёл в мох. И исчез старик с оленем в высоком мху. Только в Темноте послышался его голос:

— Отныне покажусь только тому, кто поверит, что солнце есть.

…Жил среди вежников один юноша. Этот юноша был не такой, как все. Хотя и жил он очень бедно, но никогда не ходил на поклон к чёрным братьям. Гордый был юноша.

Скоро все забыли про мудрого старика. Только этот юноша один не забыл. Пошёл он туда, где олений ягель растёт, посмотрел на чёрное небо и сам себе говорит:

— Верю я, что есть солнце. Но тот мудрец с бородою ушёл, как найти мне его теперь?

Только сказал он это — раскрылся ягельник, высокий мох, и появился перед юношей чудесный олень.

— Садись, — говорит, — на меня.

И помчались они по мхам да болотам, перелетая через чёрные озёра.

Долго ли, коротко ли мчались, да вдруг остановился чудесный олень. А перед ним сидит на гранитном камне тот прекрасный мудрец с длинной до колен бородою.

— Здравствуй! — говорит мудрец юноше. — Знал я, что среди вежников найдётся человек, который разыщет меня. Рад я тебе. Великим теперь ты будешь.

— Спасибо тебе за похвалу. Но скажи, как мне кусочек солнца найти?

— Чтобы солнце достать, — отвечает мудрец, — надо много трудиться. Не достанешь его, пока не сплетёшь коробочку. Пусть каждый вежник даст тебе по одному волоску, из них ты сплетёшь коробочку.

…И юноша тот вернулся к своим. Вёл он умные речи, собирал от каждого по волоску. А когда он это кончил, начал плести коробочку.

Семьдесят дней и ночей плёл он коробочку. И когда сделал её, стал необыкновенно сильным мужчиной и мудрым человеком.

И вышел опять он к ягельнику, к высоким мхам, посмотрел на чёрное небо и сам себе говорит:

— Готова коробочка. Как же мне кусочек солнца добыть?

Только он сказал это — раскрылся высокий мох, и появился перед мудрым юношей чудесный олень.

— Садись, — говорит, — на меня.

И помчались они по мхам да болотам, перелетая через чёрные озера. Долго ли, коротко ли мчались, да вдруг вспыхнул красный свет. Видит мудрый юноша: на самом краю земли стоит огромное красное солнце.

— Не боишься ли ты сгореть? — говорит на бегу чудесный олень.

— Ничего не боюсь, — отвечает юноша.

— Тогда раскрой коробочку и крепко держи её, да и сам держись.

Раскрыл мудрый юноша коробочку, крепко держит её и держится сам. А чудесный олень мчится прямо на солнце. Подбежал к нему, задел его своими бархатными рогами, откололся от солнца кусочек и упал прямо в коробочку.

Помчались они обратно. Только достигли они вежников, исчез чудесный олень. Стоит среди вежников мудрый юноша и говорит:

— Все вы дали по волоску. Сплёл я из них коробочку и привёз вам в этой коробочке кусочек солнца. Давайте выпустим его. Пусть осветит оно наше небо.

Только сказал он это, прибежали с круглой горки чёрные братья. Замахали руками, закричали:

— Не смей выпускать! Высохнут наши озера. Железо в земле расплавится, зальёт наши жилища. Сам ты ослепнешь, и все мы сгорим.

Обступили чёрные братья мудрого юношу, хотят вырвать коробочку. Но тут вежники заступились.

— Нет! — закричали. — Не дадим вам коробочку!

Пожелтели от злобы чёрные братья, схватили мудрого юношу и потащили к болоту. Собирались утопить его в трясине вместе с коробочкой. Видят вежники — дело плохо, очень рассердились. Осмелели, впервые в жизни подняли с земли камни. Кинулись на чёрных братьев с камнями. Бьют их камнями, а те повытаскали из-под одежды острые рыбьи кости и давай колоть вежников. Полилась тут кровь, и капли крови мудрого юноши просочились в коробочку.

И вдруг раскрылась коробочка, и кусочек солнца вылетел из неё.

Красным светом вспыхнуло небо. Озарились болота. Упали в трясину обожжённые чёрные братья и утонули. А мудрый юноша стоит на месте и всё глядит на небо, по которому плывёт кусочек солнца. И все вежники в восторге глядят вместе с ним.

Вода в озёрах становится голубой, мхи делаются разными: одни — белыми, другие — красными, жёлтыми, зелёными. Никогда такого дива не видали жители Тёмной страны.

— Кто ты, мудрый человек? — закричали вежники. — Кто ты, принесший нам это чудо?

И побежали к нему со всех концов люди. Бегут и спрашивают его:

— Великий человек! Мы видим теперь: есть солнце. Но это лишь кусочек, а как нам добыть всё солнце?

И только сказали они это, раскрылся высокий мох, показался чудесный олень и говорит мудрому юноше:

— Скажи всем, чтобы вели сюда оленей, что пасутся за забором чёрных братьев.

И мудрый юноша сказал вежникам:

— Идите туда, где жили чёрные братья. Ломайте забор и берите оленей. Теперь вы поведёте их.

И вежники сломали забор и привели с круглой горки сто тысяч оленей. Сели тогда все и поехали.

Долго ли, коротко ли вежники ехали на оленях, наконец, подъехали к солнцу.

— Не боитесь? — спросил их мудрый юноша.

— Ничего не боимся. Скажи: как его взять?

— Пусть каждый подъедет с раскрытым сердцем и возьмёт по кусочку пламени.

Тогда все вежники раскрыли сердца и быстро помчались к солнцу. В каждое сердце вошло по кусочку пламени, и сто тысяч сердец стали горячими и счастливыми.

— Теперь поставьте всех оленей в ряды, — сказал мудрый юноша. Так и сделали вежники.

Чудесный олень коснулся солнца рогами, оно тронулось с места и плавно легло на рога всех оленей. И поехали сто тысяч вежников на ста тысячах оленей, несущих на своих рогах солнце.

И светит с тех пор над тундрой солнце. Голубеют озёра, и ловят в них вежники рыбу. Высохли болота, и пестреют на них цветы и растут злаки. Могучие леса шумят вдоль берега моря.

А великий человек живёт и не умирает, и не умрёт никогда, потому что он первый добыл людям солнце.

Богатырь Ляйне

Лежит в широкой тундре Ловозеро. Самое большое, самое красивое, самое рыбное, самое глубокое озеро в тундре. Главное озеро саамов. Самое главное.

С тех пор как солнце взошло над землёй, на Ловозере поселились вежники. Кто на берегах стал жить. Кто на островах вежу построил. Кому где понравилось.

Жили, рыбу ловили, детей растили, оленей пасли. Особого добра не наживали: больно уж глухие места.

И стоял на Ловозере остров Салма. А знаменит был тот остров тем, что поселился на нём саамский богатырь — Ляйне. Кто Ляйне не знал? Все знали, и свои, и чужие.

Сила у Ляйне была медвежья, хитрость лисья, бегал он быстрее оленя, а прыгал лучше белки.

Жил Ляйне на острове с женой, прекрасной Воавр, и с сыном, маленьким Пяйвием.

Пяйвий — по-саамски значит «солнышко». Его так назвали в честь того юноши, который первым поверил в солнце и принёс его вежникам.

Жил ещё на острове родной брат богатыря Ляйне — Арипий, с женой и сыновьями. И другие люди жили, много. Собрались однажды братья, Ляйне и Арипий, на рыбалку.

И маленький Пяйвий-солнышко просится:

— Возьмите меня с собой.

А Ляйне говорит сыну:

— Мал ты ещё для настоящей рыбалки. Подрасти, тогда и возьмём. А пока останься дома, матери помоги, будь за мужчину в доме.

Сказал — и уехали они с Арипием.

Ничего не поделаешь, слово отца — закон. Остался Пяйвий.

Уехали старшие, а на прощанье сказали, что проведают старых своих родителей на другом берегу Ловозера.

Только братья за порог — злая чудь подступила к острову.

А было так: вышла Воавр, жена Ляйне, посмотреть, что за шум на берегу, не братья ли вернулись с озера. Видит — злая чудь[1] бежит, копьями колет, мечами рубит. И впереди самый страшный чудин — Чудэ-Чуэрвь. Закричала Воавр страшным голосом, испугалась. Видит она — не убежать ей никуда, не спрятаться. Схватили её враги, связали прекрасную Воавр.

А жена Арипия в это время бельё полоскала на берегу. Услыхала она крик, обернулась, увидела страшную чудь и Чудэ-Чуэрвя — и бросилась недолго думая в озеро. Бросилась и поплыла. Долго плыла, сколько сил хватило. Доплыла до Тавь-острова, что стоит от берега вдали, на глубокой воде. Тем и спаслась.

А Воавр, жена Ляйне, попала в плен.

А Пяйвий в кустах успел спрятаться. Всё он видел, всё он слышал, всё запомнил: и как злая чудь вежников перебила, и как Воавр в плен взяли, и в какую сторону увели.

Долго ли, коротко — Ляйне с Арипием рыбы наловили, лодки загрузили, поехали старых своих родителей проведать. Обрадовались старик со старухой: сыновья приехали! Стол накрыли: свежее оленье мясо поставили, свежую рыбу сварили. Так рады, так рады…

Сидят старики с сыновьями за столом, не насмотрятся друг на друга, не нарадуются. Вдруг слышат — крик на берегу. Выбежали, а навстречу им жена Арипия идёт, шатается, плачет.

Потом рассказала: напала на остров Салма злая чудь. Кто был на острове, тот погиб. Кто не был на острове — тем и спасся. А она, жена Арипия, бельё на берегу полоскала, страшную чудь увидала — в воду бросилась и плыла, сколько могла. До острова доплыла, отлежалась, отдышалась — снова в воду бросилась, до другого берега доплыла. Едва не утонула, но весть принесла.

— Что ж, — говорят братья, — раз такое дело, рассиживать некогда. — Попрощались со стариками, бросились в свои лодки. Гребут вёслами что есть сил, на Салму торопятся, скорей, скорей, скорей…

Однако не успели. Ушла злая чудь и увела с собой Воавр, жену Ляйне. Ходят братья по своему острову, горюют: всюду люди лежат, побитые злой чудью, вежи сломаны, ветер плачет…

Ой, беда!

Вышел к отцу Пяйвий. Обрадовался Ляйне: сын живой. Спрашивает:

— Куда увела чудь мою жену, а твою мать, прекрасную Воавр?

— Туда, — показал рукой Пяйвий.

— Ладно, — сказал богатырь Ляйне. — Кто долго плачет, тот силу теряет. Не будем слёзы лить, пойдём злую чудь догонять. Скоро зима, чудь далеко не уйдёт, зима её остановит. Пойду следом я, найду Чудэ-Чуэрвя и убью его. И жену свою Воавр освобожу.

— Ладно, — сказал Арипий. — Иди, брат. Если выследишь чудь до снега, дай мне знать, я тебе на помощь приду. А не выследишь до снега — подожди до весны. Весной я тебя разыщу, и вместе врага осилим. Одному тебе с чудью не справиться, а по белому снегу чудь тебя самого выследит и убьёт. Будь осторожен, брат мой Ляйне, не давай сердцу своему воли, пусть всё голова решает.

— Ладно, — сказал Ляйне, — так и будет.

Настрелял Ляйне из лука много гагар. Нарубил Ляйне ворох кустов и вырезал целую охапку крепких стрел. И сделал он тем стрелам наконечники из гагарьих клювов. Такая стрела, пущенная богатырской рукой, насквозь врага пробивает.

Взял Ляйне четырёх оленей: на одного навьючил гагарьи стрелы, на другого — мясо, на третьего — рыбу. На четвёртого сам сел. Попрощался с Арипием, братом своим. Попрощался с сыном, Пяйвием. Говорит Пяйвий:

— Возьми меня, отец, с собой. Помогу я тебе выследить злую чудь. И за оленями присмотрю.

— Нет, — говорит Ляйне. — Тебе ещё расти надо. На твой век врагов хватит. Оставайся с Арипием, помоги новые вежи строить, рыбу ловить. Сделает тебе Арипий лук, учись стрелять. Скоро тебе это пригодится.

И уехал Ляйне. Долго бежали по тундре олени.

Чудь хитро уходила и следы заметала. Искал-искал Ляйне, вот уж и осень кончилась, и снег кружит.

Построил Ляйне вежу, стал в веже жить, зиму пережидать. А сам в разные стороны на оленях ездит, злую чудь разыскивает. Не могла чудь уйти далеко, где-то близко зимует…

Искал-искал — и нашёл. Видит однажды: дым на берегу озера. И ещё дым, и ещё, и ещё. Много костров. Значит, здесь чудь зимует. Обрадовался Ляйне: теперь не уйдёт от него Чудэ-Чуэрвь.

Стал Ляйне весны ждать. На охоту ходил, двух медведей добыл Ляйне. Шкура у медведя густая, тёплая, мясо у медведя вкусное очень. Но не ради шкуры убил медведей Ляйне. И не ради мяса. Заготовил он медвежий жир, заморозил его и высоко на дереве спрятал, чтобы жадные песцы не добрались.

Медвежий жир — первое лекарство для воина. Спрятал его Ляйне до весны, когда будет с чудью сражаться.

Вот и весна пришла. Солнце над тундрой всплыло, весь снег растопило. Ручьи побежали в речки, речки побежали в озёра, озёра вспухли и сбросили лёд. Рыба пошла к берегу, икру метать.

Поехал Ляйне туда, где зимой костры видел. Пока по озеру плыл, солнце спряталось, темь упала на землю, на воду, на небо.

Подплыл Ляйне к вражескому лагерю, лодку привязал и тихонько полез на вежу, где жил Чудэ-Чуэрвь. Эту вежу он просто узнал: из реппеня (отверстия наверху вежи) самый жирный, самый густой дым валит. И запах самый сильный — мясом пахнет, свежей рыбой.

Слышит Ляйне, сам Чудэ-Чуэрвь говорит:

— Что-то глаза у Воавр повеселели? Что-то тело моё играет, будто перед боем? Что-то дым в реппень худо идёт? Не Ляйне ли по веже лезет? Не он ли до нас добрался? Не он ли смерть свою ищет?

Услышал Ляйне эти слова — и скорей с вежи долой, и к берегу. Спрятался в кустах, ждёт. Долго ждал.

Слышит — идёт его жена, его Воавр, его любимая. Чудэ-Чуэрвь её за водой послал. Видит Ляйне — Воавр верёвкой привязана, и тянется та верёвка от самой вежи. Чудэ-Чуэрвь её как собаку держал, на привязи. И верёвка та непростая. Верёвка та из тысячи корней сосновых, тысячи корней еловых сплетена: не сразу топором разрубишь, не сразу ножом разрежешь.

Увидала Воавр своего мужа, своего Ляйне, обрадовалась, про воду забыла. Обнялись они крепко, и от радости их утро наступило, и солнце взошло, и птицы запели, и тростник качнулся.

Сказала Воавр, сколько врагов в стане, сколько охраны у Чудэ-Чуэрвя. Выслушал её Ляйне и говорит:

— Вот тебе нож, подрежь верёвку, которой привязана. И собери вокруг вежи Чудэ-Чуэрвя побольше хвороста и сухой бересты.

Тут Чудэ-Чуэрвь стал за верёвку дёргать. Ничего не поделаешь, пора Воавр обратно идти. Зачерпнула Воавр воды и пошла в вежу.

— Тебя только за смертью посылать, — ворчит Чудэ-Чуэрвь.

— За твоей смертью я бы бегом сбегала, — говорит Воавр, а сама снова из вежи идёт.

— Куда тебя опять понесло? — сердится Чудэ-Чуэрвь.

— Пойду растопку соберу, скоро еду варить, — сказала Воавр. Вышла она из вежи и стала обкладывать её хворостом и берестой, как Ляйне велел.

А Ляйне тем временем положил стрелу на тетиву и залез на вежу Чудэ-Чуэрвя. Заглянул в реппень, дымовое отверстие. Видит, Чудэ-Чуэрвь одной рукой верёвку держит, которой Воавр привязана, а другой рукой сиговую икру берёт на нож. Взял он сиговую икру, раскрыл свою пасть и только хотел икру проглотить — увидел через реппень Ляйне. Замер Чудэ-Чуэрвь, даже крик из него не идёт. А Ляйне выстрелил из лука прямо в пасть Чудэ-Чуэрвю. Стрела с гагарьим клювом пробила глотку Чудэ-Чуэрвю насквозь.

Воавр услыхала, как тетива звенит, схватила нож и обрезала верёвку. Ляйне спрыгнул с вежи и поджёг бересту. Огонь поднялся до неба — и спалил Чудэ-Чуэрвя.

А Ляйне схватил прекрасную Воавр за руки, и бросились они к своей лодке.

Увидели чудины, как вежа предводителя горит, и кинулись Ляйне ловить. Из луков стреляют, копья бросают, топорами машут — страх. Бьётся Ляйне, звенит тетива его лука, свистят гагарьи стрелы. И Воавр бьётся: хватает на лету топоры чудинов и со всего маху обратно во врагов бросает. Пробились Ляйне и Воавр к своей лодке, а всё же попали в Ляйне две стрелы, и один топор зацепил богатыря. Обливается кровью саамский богатырь, но метко посылает свои стрелы в страшную чудь, насмерть врага разит. Много положил, а чудь всё наседает, толпой прёт. Воавр вёслами гребёт изо всех сил, а Ляйне из лука стреляет.

Тут им помощь подоспела. Арипий ждал-ждал, когда Ляйне вернётся, дождался весны и сам поехал на помощь брату. В самый раз и успел.

Отстали страшные чудины, кто живой, кто мёртвый остались на берегу, а саамские богатыри уплыли на своих лодках.

— Спасибо тебе, брат, — сказал Ляйне. — Выручил ты нас из беды. Много чуди у Чудэ-Чуэрвя, мне бы одному не справиться.

Арипий смеется.

— Мы, — говорит, — ещё бы больше чуди перебили, если бы я твоего сына с собой взял, Пяйвия. Уж как он просился со мной, тебе на подмогу, как просился! Но сказал я ему твои слова: расти ещё, Пяйвий, силы набирайся, учись тетиву натягивать сильно, как настоящий мужчина. Оставил я его наши вежи охранять.

Обрадовался Ляйне словам брата. И Воавр обрадовалась. Пришли саамы в вежу, которую Ляйне зимой построил. И просит Ляйне брата Арипия:

— Достань мне, брат, с дерева медвежий жир. Двух медведей я убил зимой, теперь сослужат они мне добрую службу.

Не успел Арипий бровью шевельнуть — метнулась Воавр, как кошка-рысь взлетела на дерево, достала медвежье сало и принесла мужу.

Разделся Ляйне догола, обнажились страшные раны.

Завернулся Ляйне в медвежий жир, весь завернулся, только нос снаружи оставил и глаза. Долго ли, коротко ли так лежал — затянулись раны, потому что нет лучшего лекарства для боевой раны, чем медвежий жир.

Поднялся Ляйне на ноги — и поехали они все домой.

Приехали на остров Салма, на Ловозеро.

Обрадовались саамы возвращению братьев. Пир закатили, песни пели, пляски плясали, весело было.

Снова стали жить саамы — оленей пасти, рыбу ловить, охотиться.

Жить, как раньше жили.

Пяйвий и Куйва

Но недолго жили саамы в мире. Когда у саамов заводился лишний кусок хлеба или мешок сушёной рыбы — всегда находилось кому этот кусок отнять.

Злая чудь собрала новое войско. И злой чудин — Куйва — стал во главе войска. Решил Куйва вконец разорить саамов, убить богатыря Ляйне и жену его Воавр убить. И Арипия, брата Ляйне, убить. Всех — убить, под корень извести саамский народ.

Услышал Ляйне, что великое войско идёт на Ловозеро войной. Сказал брату Арипию:

— Ты брат мой, я — твой брат. Мы с тобой как четыре руки, четыре дружные руки. Биться нам насмерть со злою чудью, и трудно нам придётся, брат. Давай перехитрим врага. Как пойдём на бой — ты свой печок[2] накинь мездрой наружу, а руки в рукава не запихивай. И пуговицу застегни только верхнюю. Понял, брат? Не забудь мои слова, а не то быть беде.

И стали они к битве готовиться. Целый сугроб гагарьих стрел наготовили. Боевые топоры наточили. И ножи навострили на мягком камне.

Подошёл к отцу Пяйвий и сказал:

— Смотри, отец, вырос: птицу на лету сбиваю из лука.

В это время летела мимо дикая утка, быстрая, как солнечный луч. Вскинул Пяйвий свой лук, и упала утка у его ног.

— Смотри, отец, я уже вырос: топор мой до обуха входит в дерево, — сказал Пяйвий и одной рукой всадил топор по самый обух в крепкое бревно. — И без отдыха могу перегрести на лодке через всё Ловозеро, на дальний берег и обратно, — сказал Пяйвий. — Возьми меня в бой, отец! Я вырос, отец!

Сказал ему отец Ляйне, саамский богатырь:

— Верю тебе, Пяйвий, солнышко, мой сынок. Верю. Вижу — есть у тебя сила. Ты и вправду вырос. Но не спеши в бой, Пяйвий. В бою мало быть сильным и метким. Мужчина в бою должен быть спокойным: руки делают горячее дело, а голова холодная. И глаз всё видит, что слева и что справа. Сила у тебя есть, но должна быть и хитрость, и рассудительность. Послушай отца — и ступай настреляй уток к ужину.

Опечалился Пяйвий, ушёл, слова не сказал. Надо отцу доказать, что он не только сильный, но и хитрый, как настоящий воин. Но — как докажешь?

А тут пришла злая чудь, ещё злее, чем раньше.

Вышли на бой Ляйне и брат его Арипий. Ляйне надел печок мездрой наружу, мехом внутрь. Арипий же, сгоряча, забыл про слова Ляйне и не вывернул свой пенок наизнанку, надел, как всегда, наружу мехом.

Начали они биться с чудью.

Долго бились, смело бились, много врагов положили.

Мох от вражьей крови стал красным. Красные от крови ручьи потекли в озеро. Птицы замолкли. Трава завяла, и деревья перестали расти. Смерть летала над тундрой, небо двигалось к земле.

Устали братья. А злая чудь всё прибывает, толпой прёт, за десять убитых — сотни живых встаёт, одолевает злая чудь…

Схватили враги Ляйне за печок, а удержать не могут: скользят руки по голой мездре. Ухватили покрепче, насели толпой — застёжка оборвалась, остался печок у злой чуди в руках, а Ляйне вырвался.

Тогда схватили чудины Арипия за печок. Не вывернул Арипий печок, мехом наружу надел. Уцепилась злая чудь крепко, схватили и убили Арипия злые чудины.

А Ляйне, быстрый как ветер, ушёл от врагов.

Заскрипел зубами злой Куйва, видит — не догнать саамского богатыря.

Ходит Куйва по берегу Ловозера, думает, как бы Ляйне перехитрить, как бы ему саамских вежников под корень извести, от мала до велика.

Ходит Куйва по берегу Ловозера, думает свои злые мысли. А навстречу ему Пяйвий. В руках у Пайвия лук. И стрела с гагарьим клювом лежит на тетиве. А на поясе подстреленная утка.

Увидел Куйва маленького саама, захохотал:

— Хо-хо-хо! Сам с утку, и утка на поясе! Откуда ты тут взялся, отродье? Что ты тут вынюхиваешь? Иди сюда! Я тебя голыми руками в лоскутки порву и по ветру пущу!

Пяйвий про себя подумал: «Кричи, Куйва. Кричи. Грозись, Куйва, грозись. Умная стрела дурацкие глаза всегда закроет…» А вслух сказал Пяйвий:

— Большая у тебя борода, Куйва! Широкая у тебя борода, такая широкая, что и груди не видно.

— Хо-хо-хо! — грохочет Куйва. Мальчишка с луком и стрелами, не боится он мальчишку. Плотная кольчуга спрятана под одеждой на Куйве, крепкие боевые латы берегут Куйву, ни стрела, ни копье, ни меч, ни топор не возьмут Куйву. — Хо-хо-хо! — орёт Куйва. — Иди-ка сюда! Иди-ка! Я проверю, крепко ли пришиты твои руки-ноги, хорошо ли сидит голова на цыплячьей шее! Иди же!

— Иду, Куйва, иду! — отвечает Пяйвий. — Но скажи мне, Куйва, что у тебя на голове? Боевой шлем или котёл ты украл у саамов? И твоя ли это борода, Куйва? Не украл ли ты и её? Ведь не может же на дрянной земле вырасти хорошая трава! И не для того ты носишь бороду, чтобы прикрыть грудь, узкую, как щучье ребро?

— Хо-хо! Щенок! Ты хочешь поиздеваться надо мой перед смертью? — заорал Куйва.

— Перед твоей же смертью, — сказал Пяйвий.

— Хо-хо-хо! — загрохотал Куйва. — Скорей я в камень превращусь, чем смерть моя опередит твою смерть, щенок!

Смотри, заморыш, я покажу тебе свою настоящую грудь перед тем, как разорвать тебя! Смотри, пока я жив!

Куйва обеими руками бережно поднял вверх свою пышную бороду. Из-за густых волос он не видел, как Пяйвий сильно натянул свой лук и послал меткую стрелу прямо в горло злому чудину. Шея Куйвы не была защищена ни кольчугой, ни латами. Стрела пробила горло злому чудину, и упал он замертво. И — окаменел.

Пяйвий вытащил у Куйвы из ножен тяжёлый меч. Пришёл домой, слова не сказал, положил перед отцом меч Куйвы.

И тогда сказал Ляйне, саамский богатырь, своему сыну:

— Теперь я верю, что ты настоящий воин. Придёт враг, и мы вместе с тобой выйдем на бой. А ну-ка, Воавр, положи молодому воину свежей рыбы из котла!

И стали они дальше жить, как жили: оленей пасти, рыбу ловить, охотиться и детей растить.

А злые чудины навек ушли с саамской земли.

И снова выросла на земле трава, и расцвели цветы, и созрела морошка и брусника. И голубика, и ягель-лишайник, без которого не могут жить олени в тундре.

Семилетний стрелок из лука

В далёкие-далёкие времена на Нотозере стоял саамский погост[3] Сийтнярк, что значит Погостовый Мыс, хорошее место для жилья. Нотозеро богато рыбой. Всякая она здесь: и сиги, и щуки, и хариусы, и кумжа в сети попадались. А по реке Туломе сёмга нереститься поднималась. И сейчас все знают: лучше сёмги рыбы в целом мире нет. И леса вокруг озера могучие стояли. Сосны — в три обхвата. А дичи разной, горностаев да куниц — видимо-невидимо. А по речкам и ручейкам бобры жили. Мужчины в тех местах охотой промышляли. Искусными лучниками были. И тупы[4] себе из толстой сосны ладили. Мирно жили.

Как-то раз летом отправились саамы в лес за дичью. В погосте женщины, дети да один старик остался. Сил у него на охоту идти не было.

Женщины развели на берегу озера большие костры, поставили медные котлы с ольховой корой да трав разных в них положили, воды озёрной налили и начали сети красить. Обязательно красить надо, чтобы рыба их не боялась. На берегу озера хорошо работать, ветерок там. Поэтому и комар не кусает.

Старик тоже здесь. Взял топор в руки да керёжу к зиме новую ладить стал. Керёжа — это саамские сани, на лодочку похожие. Зимой в неё оленя впрягут, и он с такими санями легохонько по глубокому снегу бежит.

Кликнул внука, чтобы тот стружку да щепки в костёр относил. Только внук у старика ленивый был. Носил он стружки в костёр, носил, солнышко пригрело, спать ему захотелось. Взял он большую охапку стружек да и бросил в озеро. А сам в тупу пошёл, спать завалился.

Стружки эти поплыли себе по Нотозеру и попали в реку Тулому. На Туломе в это время чудь разбойничала. Увидели чудины, что по реке свежие стружки плывут, и догадались: где-то на озере саамский погост. А раз стружки в воду бросили, значит, нет в погосте мужчин. Взрослый саам никогда в воду стружек не бросал, знал: они путь врагу указать могут. Подобрались чудины к озеру поближе и стали ночи ждать: на спящих напасть всегда легче. А разведчиков своих вперёд отправили, чтобы дорогу поудобнее к погосту нашли.

Разведали всё те, идут обратно, не прячутся, радуются лёгкой добыче. В погосте одни дети да женщины.

А тут одна саамка в лесу хворост собирала. Увидела она чудинов — поняла, какая беда к ним идёт. Пошла потихоньку за ними следом и дорогу в лагерь разбойников высмотрела.

Вернулась она в погост, собрала всех, кто в нём был, и рассказала, что видела. Заплакали женщины и дети:

— Чудь пришла, всех нас убьёт. А нам и защищаться нечем. Мужчины на охоту ушли, все луки и стрелы с собой забрали.

У той саамки муж большой охотник был. Много зверя добывал, да только однажды зимой с охоты не вернулся. Искала его женщина, искала, а нашла лишь лук его со стрелами. Вот тот лук со стрелами в погосте и был. Пошла женщина в тупу, достала из короба лук и говорит семилетнему сыну:

— Твой отец лучший стрелок был в Нотозере. Нет у меня в доме другого мужчины, кроме тебя. Пора тебе, мой семилетний сын, брать в руки лук, погост спасать надо.

Взял мальчик лук, попробовал натянуть тетиву, да сил не хватает. Заплакал он.

А мать говорит:

— Не плачь, слёзы сил не прибавят. А нам с детьми маленькими да стариком далеко не уйти. Догонят чудины и всех нас убьют.

Высохли у мальчика от этих слов слёзы. Почувствовал он, как силы у него прибавилось. Взял он опять в руки лук, вскинул его. Тетива легко натянулась. Увидела женщина это, обрадовалась. Говорит всем:

— Прячьтесь в ямы и сверху дёрном закрывайтесь, сидите тихо. А я с сыном к врагам нашим пойду.

Спрятались женщины и дети в ямы, сидят тихо, дети плакать не смеют. А мать с сыном к разбойникам потихоньку подбираться стали. Чудины в это время пировали. Говорит она сыну:

— Видишь разбойника, в латы с головы до ног закутанного? Чуэт-Ахкам его имя. Он главный разбойник. Если его убить, чудины разбегутся.

Стал мальчик целиться в Чуэт-Ахкама. Да только трудно чудина убить. Весь он в латах железных.

В это время Чуэт-Ахкам большой кусок мяса в зубы взял, одной рукой придерживает, а другой, в которой нож, перед самым ртом отрезает маленькими кусочками.

Сказала мать мальчику:

— Попади ему в нож.

Натянул мальчик тетиву, пустил стрелу. Попала стрела прямо в нож, тот вонзился в Чуэт-Ахкама и убил его. Испугались чудины, побежали в разные стороны. Решили: это домой охотники вернулись и на них напали.

Пришли мать с сыном в погост, позвали всех:

— Теперь уходить надо.

— Враги знают, где наш погост. Позовут новую силу и снова придут грабить.

Собрали женщины своих оленей, что по лесам паслись. Добро стали в короба складывать. А в это время охотники из лесу вернулись.

Похвалили мальчика:

— Теперь ты настоящий мужчина, будешь с нами на охоту ходить.

А времени мало. Надо новое место для жилья искать. Жалко всем с Нотозера уходить, да делать нечего. Стали добро на оленей класть. На первого, самого сильного, оленя — короб с сушёной рыбой да вяленым мясом. На второго, самого смирного, самого мудрого, — слева мешок с разной кладью, а справа — зыбку с малым дитём. Котлы, ковшики для супа, плошки — на третьего. Верхом на оленей детей малых посадили. Оленей друг с другом связали одной хигной — верёвкой, сплетённой из сухой травы. Хозяин первого оленя хигну через себя перекинул и потащил всех оленей за собой. А хозяйка за конец хигны держится, рядом идёт, родимая душа, около самого хозяина. Так и пошли на новое место счастья искать.

Охотник

Мальчик, который Чуэт-Ахкама убил, вырос в отличного охотника. Женился, дети у него подросли. Только всё его в родные места тянуло, которые из-за чуди бросили. Взял он жену, сына и дочку и вернулся на Нотозеро. Поставил вежу так, что её никто найти не смог, и стал там жить и охотиться. Много зверя и дичи домой приносил.

Семья его хорошо жила, нужды не знала. Да только жене в том лесу скучно было.

— Что это мы одни живём, никого не видим, — говорит она мужу. — Совсем лесными людьми стали. Никто к нам в гости не придёт.

— Ты бы, — отвечает ей охотник, — лучше порядок в веже навела, новые сети сплела, вот тебе и не скучно было бы.

Ленивая жена у охотника.

— Всё работать да работать. Надоело мне! — ворчит она. Рассердился охотник, пообещал проучить как следует за такие слова и ушёл диких оленей промышлять. А жене сказал:

— Мусор в реку не выбрасывай, а то гостей накличешь.

Ушёл охотник, а женщина кое-как вежу прибрала, пошла мусор выносить да и бросила его в воду. По-своему сделала: «Может, кто увидит да в гости заглянет».

Поплыл мусор по реке, и увидела его чудьюльквик — пешая рать со своим предводителем Чудэ-Чуэрвем. Поднялись чудины по реке и увидели вежу охотника.

Увидела их женщина, обрадовалась: сразу сорок человек в гости пришли.

Стала женщина разбойников в вежу приглашать:

— Проходите, — говорит, — не бойтесь. Мой муж охотник, ушёл диких оленей промышлять, не скоро вернётся.

Угощает она гостей, мясо варит. Пирует чудь.

Уговаривает женщину и её дочь с ними уйти. Обещает им платья нарядные да жизнь весёлую в большом погосте. Хочется женщине и дочери её с чудинами уйти, но боятся они охотника.

Решил тогда Чудэ-Чуэрвь охотника погубить. Обрезал он у женщины её длинные красивые волосы и сделал из них силья — силок, ловушку. А силья из женских волос даже богатырю не разорвать.

Спросил у женщины, через какую дверь охотник домой войдёт.

— Через чистую, — отвечает хозяйка.

У саамов и на охоту и с охоты охотник через особую дверь проходил. Это — чтобы удача на пороге была.

Поставил разбойник силья у чистой двери. Своих людей в амбар отправил, а сам в веже улёгся.

Вернулся ночью охотник и запутался в сильях. Чудэ-Чуэрвь с женой охотника схватили его и к столбу в веже привязали.

— Мы, — говорит, — тебя утром убьём, нам спешить некуда.

Подождал охотник, пока Чудэ-Чуэрвь и жена-предательница уснули, и стал звать дочь свою:

— Доченька, доченька, проснись, развяжи мне руки!

А дочка ему отвечает:

— Если помогу тебе, ты не пустишь меня к чудинам, а я хочу в их погосте жить, они мне платья новые обещали. Не развяжу тебе руки.

Отвернулась дочь к стенке, ещё крепче уснула.

Стал тогда охотник сына звать:

— Сыночек, сыночек, проснись, развяжи мне руки!

Крепко спит мальчик. Маленький ещё.

Что делать охотнику? Скоро уж утро наступит. Проснутся чудины. Опять зовёт он сына. Услыхал его сын. Проснулся, бросился к отцу, стал силья развязывать, да не может, крепко узел завязан. Взял тогда мальчик из-под подушки Чудэ-Чуэрвя саблю. Боится отца поранить, а всё же верёвки режет. И освободил отца от них.

Рассказал ему, что в амбарах сорок разбойников спят. Велел ему отец на берегу озера спрятаться, а сам к амбарам пошёл. Подрубил у амбара матицу, которая крышу держала, упала та и врагов придавила. Тем, кто вылезти успел, охотник саблей голову отрубал. Видит, все враги погибли. Вернулся в вежу и сел на старое место. Верёвки на себя накинул — будто связанный.

Проснулся утром Чудэ-Чуэрвь, радуется — такого сильного человека победил.

— Знаешь, — говорит он охотнику, — какой мне нынче сон приснился? Как будто сорок мух одного ворона склевали так, что остались от него одни кости. А ты что видел, саамский сын?

— Видел я, — отвечает охотник, — как один ворон сорок мух склевал и ещё двоих доклюёт.

Сунул Чудэ-Чуэрвь руку под подушку — нет сабли. Догадался он тут, о каком сне охотник рассказывал, стал у него пощады просить. Да только нет разбойникам никакой пощады. Убил охотник Чудэ-Чуэрвя. Взял потом свой лук и стрелы. Посадил в лодку жену, сына и дочь, и поплыли они по большому озеру подальше от этих мест. Увидел охотник остров, причалил к нему. Вывел жену и дочь на берег и сказал:

— Здесь я вас оставлю. Живите сами, коль предали меня.

Стали мать и дочь спорить, кто из них виноват больше. Спорили, спорили до самого вечера, так и окаменели. На том острове по сей день два серых камня стоят.

А охотник с сыном забрали из погоста бабушку и отправились на другое озеро — новую жизнь начинать. Но об этом уже другая сказка.

Чахкли

Теперь уж никто и не знает, что это за чахкли и когда они на свете жили. Ну а если и были такие, то так давно, что даже сказки о них забывать стали.

Сказывают, что добрее чахкли в целом свете никого не было. Жили они под землёй и владели всеми её богатствами. А сами скромно жили. У них даже одежды никакой не было. Ростом чахкли маленькие, меньше ребёнка годовалого. И олени у них маленькие. В память о них на земле карликовые берёзы остались. Такие когда-то у чахкли в лесах подземных росли.

Случалось, правда, кто-то из саамов и обижал чахкли, обманывал, много богатства с их помощью наживал. Когда они догадывались, что их не в доброе, а в злое дело втянули, обижались и навсегда из тех мест уходили. Может, поэтому их в наших краях не стало, что многие стали больше живота своего хотеть. Раньше-то сказать «саам» — значит «честность». Бывало, купцы к погосту — так посёлки звались — приедут, а саамы на летних промыслах. Прикроют купцы товар, чтобы звери не растаскали, и знают: хоть через год приезжай, всё будет стоять нетронутым. Совсем недавно так было.

Саамские дети очень любили слушать сказки про маленьких голых человечков — чахкли, которые всем подземным богатством владели и многим, многим помогали.

Вот как про это в одной сказке рассказывают.

Шёл однажды охотник зимой на лыжах. Вдруг видит: среди зимы в небольшом распадке снега совсем нет и даже травка зеленеет. «Не иначе, — подумал он, — кто под землёй живёт». Приложил ухо к земле, голоса услышал, смех, олени рехкают. «Да здесь, наверное, чахкли поселились. Вот бы на них поглядеть!»

Устроился поудобнее и стал ждать. Вдруг чувствует: кто-то его разглядывает. Повернулся — стоит перед ним крохотный голый человечек. Охотник так и обмер. А чахкли смешной такой: что бы охотник ни сделал, всё за ним повторяет.

«Вот бы мне такого домой принести, детишек порадовать. Как бы поймать его?» — задумался охотник.

Хитрый он был. Размотал оборы, которые каньги, короткие меховые сапоги, держали. Одну обору — тесьму красивую, ярко окрашенную — поближе к чахкли положил, а другой давай себя обматывать.

Смотрел на него чахкли, смотрел, потом взял обору и давай вокруг себя тоже крутить. Чахкли всегда повторяли, что люди делали, очень они хотели у людей всему научиться. Чтобы в дружбе с людьми жить. Вот и… Обмотался весь, запутался, пошевелиться не может. Охотник взял его, положил за пазуху и поскорее домой отправился.

Принёс охотник чахкли в свою вежу — жилище такое, покрытое мхом и дёрном, похожее на шалаш. Дети обрадовались, говорить чахкли учат, в зыбке качают, на руках носят. Одежду ему саамскую сшили. А чахкли тоже старается, всё за ними повторяет — учится, значит, у них человеческим премудростям.

Да только случилась беда. Напала на тот погост чудь — враг саамов. Все мужчины за луки схватились, с разбойниками воевать стали. И чахкли с ними. Стали его уговаривать спрятаться. А чахкли не слушается. Увидел он чудинов и навстречу им побежал. Те его копьями колют, дубинками колотят, а ему ничего не делается. Испугались чудины, решили, что место здесь заколдованное, и поскорее прочь убрались.

Все саамы низко кланяются чахкли, благодарят его за то, что спас от чуди. А охотнику вдруг как-то не по себе стало. Стыдно ему, что чахкли обманом увёл. Взял его, посадил за пазуху и пошёл к тому тёплому распадку. Обрадовался чахкли, когда увидел родные места. Опустил саам его на землю. Благодарит чахкли охотника и подождать немного просит.

Смотрит саам, удивляется. Был чахкли — и вдруг не стало.

Прошло немного времени — появился, золотой и серебряный слитки в руках держит. Отдал их охотнику и говорит:

— Пусть саамы, когда у них нужда случится, сюда приходят. Мы всегда дадим им столько, сколько нужно будет.

Говорят, чахкли долгое время саамов поддерживали, во всём им помогали. До тех пор, пока кто-то разбогатеть не надумал.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.