Саботаж

Кристофер Энвил САБОТАЖ

Майор Ричард Мартин замер, положив руку на дверь кабинета полковника Тайлера. Из кабинета доносились громкие раздраженные голоса. Мартин оглянулся через плечо лейтенанта Шмидта на стройную, симпатичную, но сейчас слегка бледную секретаршу полковника. Кивнув, она подняла глаза к небу, от которого ее отделяло несколько тысяч километров грунта, бетона, стали и оборудования электронной защиты.

Мартин внутренне собрался, дождался затишья в криках за дверью и постучал.

Изнутри донеслось отрывистое сердитое: «Войдите!».

Мартин оглянулся на лейтенанта Шмидта, который поедал глазами хорошенькую секретаршу, и взял его под локоть.

— За мной, — бросил Мартин и толкнул дверь.

Сцена в кабинете наводила на мысль о передышке в кулачном бою. Полковник Тайлер стоял у стола вполоборота к двери. Его лицо пылало от ярости, в руке он сжимал сложенный лист бумаги. Еще один полковник, судя по эмблеме, штабной, с раздраженным выражением лица тыкал указкой в две группы маленьких светящихся фишек на большой настенной карте.

— Генерал крайне озабочен поисками пропавших тамарцев, — говорил он с нажимом.

Полковник Тайлер оглянулся, увидел Мартина, и его лицо немного смягчилось. — Ага, хорошо, вот и вы. — Потом перевел взгляд на Шмидта, нахмурился и посмотрел на Мартина с неодобрением:

— Совещание только для командного состава, майор.

— Знаю, сэр, — кивнул Мартин. — Лейтенант Шмидт здесь по другому вопросу.

Штабной полковник, нетерпеливо переминающийся у карты, бесцеремонно вмешался:

— Лейтенант может подождать в приемной, майор.

Мартин сжал локоть Шмидта и посмотрел на полковника Тайлера:

— Дело крайней важности, сэр.

— Дело подождет, — отрезал полковник штаба. — Выведите лейтенанта.

Сжимая локоть Шмидта, Мартин молча смотрел на полковника Тайлера.

Тот повернулся к штабному полковнику:

— Отложим наш бессмысленный разговор.

— Но генерал будет…

— Хватит! Неужели вы думаете, что мне наплевать на исчезнувшие единицы врага? Ваши пламенные призывы уже у меня в печенках!

— Но ситуация критическая…

— Критическая, — прорычал полковник Тайлер. — Да она критическая с тех самых пор, как первый разведбот нырнул в их чертову ядовитую атмосферу. С того самого момента, как наш первый пилот попал под воздействие пустозвона и свихнулся от боли. Критическая! Считаете, ситуация не была таковой, когда тамарцы внушили командующему Пятым флотом, что он должен выпустить импульсные торпеды по своей собственной базе? Или когда президент и министр обороны катались по полу, вцепившись друг другу в горло, и ни один не мог вымолвить ни слова, пока их не накрыли защитным полем? И это были лишь первые шаги пустозвонов! Критическая! Если б вы вынули голову из песка хоть на пару секунд, то увидели бы, что со времени первого долбанного критического контакта вокруг нет ничего, кроме большой критической кучи дерьма, причем прямо у нас под носом.

— Все верно! — прокричал полковник штаба. — Но у нас впервые есть шанс переломить ситуацию! Впервые мы увидели свет в конце тоннеля! Невежа! Разве вы не понимаете, что ситуация кардинально изменилась? Эти новые данные …

Глаза полковника Тайлера сверкнули, лицо потемнело.

— Полковник, вы отдаете себе отчет, что обсуждаете секретную информацию в присутствии офицера, не имеющего к ней допуска?

Полковник штаба осекся и уставился на лейтенанта. Мартин продолжал сжимать локоть Шмидта.

— Я вынужден доложить о нарушении устава, которое, к вашему сведению, произошло в присутствии двух свидетелей, — произнес полковник Тайлер с каменным лицом. — Забирайте свои бумаги и ждите в приемной.

Полковник штаба обвел присутствующих изумленным взглядом, задержался на лейтенанте Шмидте, собрался что-то сказать, но, посмотрев на полковника Тайлера, который бесстрастно наблюдал за ним, сглотнул, взял со стола длинный конверт и сложенный лист бумаги и вышел из кабинета.

Полковник Тайлер включил интерком.

— Сержант Дэйна?

— Сэр? — отозвался приятный женский голос.

— Полковник Барнет желает подождать в приемной. С моей стороны возражений нет.

— Хорошо, сэр.

— Но если он уйдет, неважно, по какой причине, немедленно доложите мне.

— Слушаюсь, сэр.

Полковник Тайлер отключил интерком и посмотрел сперва на Шмидта, потом на Мартина.

— Итак, майор, что за причина побудила вас прервать совещание?

— Сэр, похоже, мы обнаружили пропавшие вражеские единицы.

Тайлер внимательно, не перебивая, выслушал объяснения Мартина и Шмидта. Взял телефон, отдал несколько распоряжений, потом щелкнул интеркомом.

— Попросите полковника Барнета зайти ко мне на пару минут.

— Хорошо, сэр.

Полковник Тайлер глянул на Мартина.

— После того, как мы от него избавимся, хочу узнать все до мелочей.

— Да, сэр.

Полковник штаба, мокрый от пота, вернулся в кабинет. Тайлер холодно посмотрел на него, потом перевел взгляд на лейтенанта Шмидта.

— Лейтенант, пожалуйста, оставьте нас на несколько минут.

— Слушаюсь, сэр. — Лейтенант вышел.

Полковник Тайлер взглянул на полковника штаба.

— Трое из моих оперативных командиров сейчас на поверхности, рискуют головой ради безопасности населения, которое даже не подозревает об их существовании. Еще один командир — в горячем резерве, он абсолютно вымотан, и я не вызову его сюда, если только генерал не прикажет лично. Вы требуете, чтобы все оперативные командиры присутствовали на этом так называемом брифинге. Что ж, пожалуйста, майор Мартин здесь. Позавчера он был на поверхности и не успел даже отдохнуть. У него куча дел, требующих безотлагательного решения. Но он здесь к вашим услугам. И это все, что я могу сделать для вас, полковник. Скажу откровенно: я считаю, что вы попусту тратите наше время. А теперь давайте продолжим наш бессмысленный разговор.

Полковник Барнет сглотнул комок в горле и протянул сложенный лист бумаги — тот самый, который сжимал полковник Тайлер, когда Мартин вошел в кабинет.

— Прочтите, майор, и распишитесь на обороте.

Мартин взял листок и прочел:

СРОЧНО. Шесть тамарских проникновений до сих пор не локализированы после исчезновения из сектора II. Три единицы исчезли с Карты четырнадцать месяцев назад. Другая группа из трех единиц исчезла пять месяцев назад. Все шестеро до сих пор вне Карты. Как показывает прошлый опыт, вражеское проникновение в намеченные жизненно важные области происходит беспрепятственно. Обязываю личный состав проявить максимум усердия и изобретательности для выявления исчезнувших единиц противника в кратчайшие сроки.

Сообщение было подписано «Командующий генерал действующей армии 1 НАРД-КОМ СТРАЙК». Сверху и снизу страницы красовались штампы «Вручить лично в руки — расписаться и вернуть КГ ДА1».

Мартин перевернул лист бумаги и расписался чуть ниже спешно нацарапанной подписи полковника Тайлера. Факты, изложенные в сообщении, были известны ему уже давно, так что, как сказал полковник Тайлер, это было напрасной тратой времени. Мартин вернул бумагу полковнику Барнету.

Тот взглянул на подпись Мартина, потом извлек длинный конверт из внутреннего кармана и откашлялся.

— Теперь, господа, вот этот документ. — Он почтительно понизил голос. — Самый свежий анализ текущей ситуации.

Мартин терпеливо ждал. Полковник Тайлер раздраженно взглянул на часы.

Барнет продолжил:

— Запрещается читать документ громко вслух. Запрещается копировать его содержимое. Запрещается передача информации, содержащейся в документе, лицам, не читавшим документ. Обсуждение документа разрешается только в условиях максимальной секретности, под полной защитой и в присутствии, — его голос дрогнул, — лиц, имеющих достаточный уровень допуска. Прочитать, парафировать каждую страницу и расписаться на обороте последней.

Он вручил документ полковнику Тайлеру, тот бегло просмотрел текст, поскольку уже знал, о чем там речь, нацарапал инициалы постранично и полное имя — на обороте, после чего передал документ Мартину, а сам обратил взор к полковнику Барнету.

— Процесс ознакомления с документами значительно упростился бы, если бы ваши референты переводили их на какой-нибудь известный язык.

Мартин просматривал первый раздел документа.

1) Состояние конфликта, протекающего в настоящее время между контролируемым человеком космическим военно-социоэкономическим комплексом с центром планета Земля, и психологически-ориентированной культурой планеты Тамар VI (Код 146-BL110101- 976А-Раган), переходит на существующем этапе военных действий в решающую фазу, требующую от руководящего состава высочайшей оперативной бдительности, совместимой с достижением ранее обозначенных первостепенных целей…

Мартин прочитал текст еще раз, покачал головой и вернулся к началу. Теперь он читал медленно, стараясь разбивать текст на понятные фрагменты:

1) Война против Тамар VI переходит в решающую фазу, которая потребует от личного состава высочайшей бдительности.

2) По существу, это борьба между технологией и парапсихологическими способностями, которые можно описать, как умение проводить телепатические атаки и подчинять чужое сознание.

3) Два главных театра военных действий разделены огромным расстоянием. Это родные планеты двух противоборствующих рас. Мы способны физически преодолевать разделяющее нас пространство для нанесения бомбовых ударов по планете Тамар. Они способны перекидывать мост через пространство силой мысли, чтобы атаковать нас психологически. Каждая сторона действует наступательно. Ни одна из сторон не имеет по-настоящему эффективной защиты.

4) Наш основной план ведения войны остается прежним:

а) В нападении: нанесение ядерных и субъядерных ударов по планете Тамар.

б) В обороне: контрмеры по обезвреживанию или освобождению от захвата стратегически важных персон, ставших жертвами ментального проникновения Тамар.

5) Мы продолжаем пребывать в рамках серьезных ограничений:

a) В нападении: Тамар VI — огромная планета, окруженная химически-агрессивной атмосферой с плотной облачностью. Вследствие недостатка точных данных о планете и ее обитателях сложно планировать удары и оценивать их результат.

б) В обороне: из-за высокой стоимости защитного оборудования большая часть населения Земли открыта для ментальных атак Тамара. Известно, что каждая проникшая вражеская единица способна атаковать только одного индивидуума, и каждая атака занимает определенное время. Поскольку, как известно, лишь несколько сотен тамарских единиц проникли на Землю, то население в целом не подвергается опасности непосредственной атаки. Тем не менее, во избежание паники общественность не информируется об активности неприятеля и пребывает в уверенности, что военные действия ограничены регионом противника. Для обеспечения секретности оборонительных операций их финансирование производится через счета случайных организаций и из иных непостоянных источников средств. Это серьезно затрудняет планирование операций.

6) Основной план ведения войны, как зафиксировано выше, предполагает продолжение блокирования тамарских атак и достижение окончательной победы в результате атаки на планету Тамар. Для достижения этой цели современные линкоры дальнего действия класса III, базирующиеся в районе Тамар VI, будут усилены гораздо более мощными планетарными бомбардировщиками «Киллер» и «Реванш».

7) Однако, в силу большого опыта оборонительных сил противника, новая атака, как ожидается, не станет решающей. Местные тамарские единицы не просто внедряются в сознание незащищенного персонала. Они научились вносить помехи в работу самого передового электронного оборудования защиты, что приводит к катастрофическим последствиям. Нужно или экранировать оборудование, или заменять его, где допустимо, на механический, гидравлический, пневматический или другой тип вычислительной техники. Это, наряду со способностью противника периодически выводить из строя все оборудование, за исключением самых мощных корабельных щитов, делает конечный результат нашей атаки непредсказуемым.

8) По этой причине в настоящее время строятся два межзвездных привода, известных как «Фитиль» и «Матч». Использование этих устройств на Тамар VI запланировано через тридцать два месяца. Ожидается, что они вызовут субъядерную детонацию внутри планеты. Вероятность того, что планета выживет после такого взрыва, близка к нулю.

9) Задача, вытекающая из вышесказанного: вражеская активность к исходу следующих тридцати двух месяцев должна быть подавлена.

10) Помня о психологических возможностях тамарцев и о присущей им беспощадности, мы не допускаем, что враг смирится с грядущим уничтожением без изобретательного и чрезвычайно опасного сопротивления. Следовательно, нужна повышенная секретность относительно этого и других наших планов. Более того, когда наш проект будет близиться к завершению, нужно остерегаться новых и более подготовленных психологических атак Тамара. На то есть все основания.

11) Накопленный опыт доказывает невозможность осмысленного двустороннего обмена информацией с тамарцами или хотя бы установления временного перемирия. Культурный анализ тамарской цивилизации, хотя и страдающий некоторой неопределенностью, подтверждает, что их мировоззрение в своей основе не согласуется с мировоззрением людей. У нас нет общей системы ценностей, следовательно, примирение сторон невозможно.

12) Таким образом, следующие тридцать два месяца надлежит рассматривать, как критический и чрезвычайно опасный период.

Мартин парафировал каждую страницу, поставил подпись на обороте и протянул документ полковнику Тайлеру. Тот вернул бумаги Барнету и спросил:

— Это все?

— Да.

Полковник Тайлер потянулся к телефону.

Полковник штаба заметно занервничал.

— Э… о том, что я сказал ранее…

— Надеюсь, вы не хотите предложить мне сделать что-нибудь вопреки правилам, полковник? — холодно спросил Тайлер.

Полковник Барнет закрыл рот и сник.

Полковник Тайлер взял трубку.

— Я уверен, что я не… — начал Барнет с тревогой в голосе.

Тайлер положил трубку обратно, но руку с нее не убрал.

— Не я выдумал правила, но я обязан их выполнять. В присутствии лейтенанта Шмидта, не имеющего допуска к секретной информации, вы авторитетно заявили, что мы уже видим конец войны. Конечно, лейтенант Шмидт склонен разбалтывать информацию не больше, нежели майор Мартин или я. Но правила не допускают разночтений.

— Но я же приказал лейтенанту выйти! Я…

— Вы видели, что майор Мартин удерживал его. Или вы хотели побудить лейтенанта к неповиновению своему непосредственному командиру? Или пытались лишить моих офицеров возможности доложить о деле чрезвычайной срочности? И что, черт побери, вы делаете сейчас — уговариваете меня стать вашим сообщником в сокрытии преступления?

Полковник штаба открыл рот, закрыл и сглотнул.

Полковник Тайлер взял трубку. Он говорил коротко и по существу.

Повисло напряженное молчание. Через несколько минут тишину нарушил стук в дверь.

— Войдите, — сказал полковник Тайлер.

Вошли шестеро солдат в отутюженной форме военной полиции, двое из них были вооружены автоматами. Солдаты вежливо сопроводили полковника штаба к двери.

Полковник Тайлер взглянул на Мартина.

— Давайте сюда Шмидта.

Мартин выглянул в приемную: лейтенант вполголоса разговаривал с улыбающейся Дэйной.

— Шмидт.

— Да, сэр. Один момент.

Мартин шагнул обратно в кабинет. Он слышал, как девушка и Шмидт тихо переговариваются. Потом смущенный, но окрыленный надеждой лейтенант зашел в кабинет, и Мартин закрыл дверь.

Полковник Тайлер взглянул в лицо Шмидту и откашлялся.

— Лейтенант, ваша информация представляет интерес. Давайте пройдемся по ней еще раз и покопаемся в деталях.

— Есть, сэр.

— Начнем с того, что вы получили трехдневную увольнительную на поверхность.

— Так точно, сэр. Для встречи с моей… девушкой, сэр.

— Но она повела себя не слишком приветливо?

— Ну… не столько она, сколько ее мать, сэр. По легенде я — коммивояжер, продаю энциклопедии. Мать смотрела на мой товар с презрением и считала не лучшим женихом для своей дочери.

Полковник сочувственно кивнул.

— Я знаком с семьей Дженис уже давно, — продолжал Шмидт, — но они, видно, решили, что совсем меня не знают: мать выпустила в меня целую обойму вопросов. Думаю, я бы выдержал допрос, если б не был так измотан в тот день из-за неполадок на электростанции и не терял все время нить разговора. На пуфе рядом с диваном, где я сидел, лежала газета. В глаза бросился заголовок: «Предотвращен А-взрыв в Пенсильвании». Мне захотелось узнать, как все это выглядит в глазах тех, кто на поверхности. Так что прямо посреди ее нравоучений о том, как надо жить, я взял газету и принялся читать. Правда, недолго.

— Хотите, чтобы мы состряпали вам прикрытие получше? — улыбнулся полковник Тайлер.

— Спасибо, сэр, думаю, не нужно. Дженис в любой момент могла остановить этот допрос третьей степени, но она молчала и внимательно слушала. Мне даже показалось, что мать задает вопросы по ее просьбе. Некоторые из них были откровенно грубые, но Дженис ни разу за меня не заступилась. Так что с меня довольно.

Полковник кивнул.

— Что было потом?

— Ну, я вышел на улицу. По идее, я должен был опечалиться, но слишком устал для этого. Увольнение продолжалось, а я не знал, что с ним делать. Мог, конечно, пойти домой, но какой смысл? Там сплошная тоска, если не считать сестренки. Так что, за неимением лучшего, я зашел в книжный магазинчик, купил газету со статьей «Предотвращен А-взрыв в Пенсильвании» и погрузился в чтение. В магазин заглянули студенты из местного колледжа, и у меня родилась идея навестить альма-матер. — Шмидт нахмурился, и полковник подался вперед.

— Продолжайте.

— Ну, это непросто объяснить, сэр. Понимаете, я уже был там раньше. И чувствовал себя призраком: место вроде то же самое, но лица другие, и я никак не вписывался в общую картину. Но на этот раз все было по-другому.

Мартин внимательно слушал. Полковник стоял, подавшись вперед, и пристально глядел на Шмидта.

— Что-то было неправильно, и вы это заметили, верно?

— Не то чтобы неправильно. Скорее странно. Беда в том, что я был измотан и, боюсь, не слишком внимателен. Первое, что бросилось в глаза, это поведение студента, которого я никогда раньше не видел. Он повернулся ко мне, как к старому знакомому, и сказал: «Знаешь, чувак, я сыт этим по горло, а ты? Какой во всем смысл? Зачем суетиться?»

— Вы его встретили по дороге в колледж? — спросил полковник.

— Нет, сэр. Я как раз выходил из книжного магазина.

— И что вы ответили?

— Его слова вполне соответствовали моему настрою, и я согласился. И только потом задумался: а о чем это он? Мы неторопливо шагали в сторону колледжа. Как я уже сказал, я был как выжатый лимон. Он выглядел не лучше — казалось, едва передвигает ноги. Спустя некоторое время он сказал: «Я имею в виду, какая, вообще, от всего этого польза?» Ну, я не знал, о чем он, но у меня самого настроение было примерно такое же, и я ответил: «Прекрасно тебя понимаю». Мы дотащились до вершины холма, и там наши пути разошлись. Он сказал: «До встречи». Я ответил: «Пока».

— Больше вы ни о чем не говорили?

— Нет, сэр. Само по себе это мало что значит. Но по дороге мы встретили еще несколько студентов. И все они выглядели так, будто только что получили удар в живот. Когда я входил на территорию колледжа, то столкнулся в воротах с девушкой, которая выглядела как человек, давно потерявший надежду. Ну, я вошел в кампус, как раз была перемена, и… — Он покачал головой. — Это сложно описать. Но у меня была с собой небольшая камера — я собирался поснимать Дженис, но вместо этого снял несколько эпизодов в колледже.

— Камера при вас?

— Да, сэр. Ох, нет… — Он слегка покраснел. — Кажется, я оставил ее в приемной, сэр. Могу я..?

— Идите.

Лейтенант выскочил за дверь. Полковник глянул насмешливо на Мартина, тот молча улыбнулся в ответ.

Снаружи донесся приглушенный голос лейтенанта и тихий женский смех. Шмидт вернулся в кабинет с маленьким кожаным футляром и передал его полковнику. Тот вынул из футляра камеру, выдвинул два окуляра, убедился, что переключатель стоит в положении «воспроизведение» и начал смотреть.

Наблюдая со стороны, Мартин живо представлял себе отснятые сцены: он уже видел эту съемку. Первый эпизод: красивая девушка неторопливо идет навстречу камере. Она в полубессознательном состоянии, на ее лице блестят следы, похожие на дорожки от слез. Она проходит мимо трех небритых студентов, сидящих на ступеньках здания. Девушка очень привлекательная, но студенты, подперев головы ладонями, смотрят на нее уныло и безучастно.

После затемненного участка записи — еще одна сцена: большая группа студентов в полной апатии дефилирует по лужайке перед колледжем. Вот они расходятся. После них на траве остались ластики, карандаши, логарифмические линейки — их кто-то уронил, но никто не удосужился поднять.

Еще один эпизод: высокий скучающий студент с трехдневной щетиной на щеках — на одной половине лица она длиннее и местами пробрита, как будто вчера и сегодня он пытался бриться, но каждый раз бросал, едва начав.

Еще несколько фрагментов демонстрировали примерно то же самое: апатичные, унылые юноши и девушки в одиночестве или группами бродят по территории колледжа.

Полковник Тайлер еще раз просмотрел все эпизоды, потом положил камеру и взглянул на Шмидта.

— И весь колледж такой?

— Все, кого я видел, сэр. То есть, все студенты. О преподавателях и руководстве ничего сказать не могу.

— А как насчет городка в целом?

— Повсюду странная атмосфера, как будто люди задаются вопросом, к чему вся эта суета. Но нигде это не чувствовалось так сильно, как в колледже.

— А студенты, которых вы встретили за пределами колледжа, вели себя так же?

— Да, сэр. Все до единого.

— Есть какие-нибудь конкретные мысли на этот счет?

— Нет, сэр. За исключением того, что творится что-то неладное, и что тамарцы в прошлом уже наносили удары по учебным заведениям.

Полковник Тайлер задумчиво кивнул, вернул лейтенанту камеру и взглянул на Мартина:

— Ваши соображения?

— Только то, что за этим стоят тамарцы, сэр. Как и для чего — другой вопрос.

Полковник повернулся к настенной карте континента с крошечными светящимися точками разных цветов и группами белых точек на краю, обозначающих потерянные и пока не обнаруженные вражеские единицы.

— Касательно «как», — сказал он. — Шестью единицами из восьмидесяти, закрепленными за нашим материком, они способны создать массу проблем. А вот как именно они это сделают, хороший вопрос. — Он снова посмотрел на Шмидта. — Есть что добавить к тому, что заснято на видео?

— Нет, сэр. Все это показалось мне странным, но я был как после нокаута и не понимал, что все это может значить. Остаток трехдневного отпуска я просто отсыпался дома. И даже не думал о тамарцах, пока не пришла пора возвращаться на службу.

Полковник кивнул и задумчиво проговорил:

— А теперь насчет того, зачем им это нужно …

Зазвонил телефон. Полковник поднял трубку.

— Полковник Тайлер, — бросил он и некоторое время слушал. — Да. Понимаю. Считаете, это заслуживает нашего внимания?.. да… то есть, это неожиданная новость и для вас?… да… хорошо, Сэм. Спасибо. До свидания.

Вернув трубку на место, он улыбнулся.

— Ну, господа, разведка с нами согласна. У них нет лучшего объяснения происходящему, и, само собой, у них нет времени на полноценную проверку. Но десять минут назад они закинули туда группу новых портативных шпионов, и данные более чем красноречивы. — Полковник сиял. — Господа, мы нашли их. Завтра мы схватим их за шиворот. А пока отдохните и проверьте снаряжение.

* * *

«Отдохнуть» для Мартина означало оставить рабочее место, где служебные формуляры не помещались в корзину входящей корреспонденции, и отправиться домой. Подземная квартира Мартина соответствовала бюджету организации, которая финансировалась тайно и большую часть денег была вынуждена тратить на защитное оборудование. В квартире имелись: спальня, совмещенный санузел, кухонька и комната, шутливо прозванная «гостиная-столовая». Общая площадь всего этого составляла чуть больше двадцати квадратных метров. Гостиная-столовая размером два на полтора метра вмещала пару стульев с прямой спинкой, выдвижной стол и телевизор с подключенным пакетом кабельных программ. Человеку, склонному к клаустрофобии, могло показаться, что стены надвигаются на него. А поскольку обе люкообразные двери на противоположных стенах комнаты открывались внутрь, почти соприкасаясь в центре, эта иллюзия имела обыкновение становиться реальностью. Кухня была чуть больше, но битком набита бытовой техникой. Санузел являл собой апофеоз миниатюризации. Единственная комната, где два человека, закрыв двери, могли вздохнуть полной грудью, — спальня, просторная настолько, что по ней можно было ходить. В спальню выходила закрытая решеткой вентиляция, источник жутких шепчущих звуков, которые, словно бесконечное эхо, бродили по комнате всю ночь.

Мартин делил квартиру со своим заместителем, дородным капитаном по фамилии Барнс. Закинув руки за голову, Барнс лежал, растянувшись, на своей кровати с закрытыми глазами и выражением усталого раздражения на лице.

— Всегда одно и то же, — пожаловался он. — Шесть недель безумной гонки, люди валятся с ног от усталости, я сам ловлю себя на мысли, что не могу вспомнить, на дежурстве я или нет. А потом разведка теряет ублюдков, и следующие шесть недель нам нечем заняться, кроме как муштрой и заполнением формуляров. А потом — бац! Разведка цепляет их снова, и мы опять носимся как угорелые.

— На этот раз не разведка, — сказал Мартин. — Шмидт наткнулся на них во время увольнения.

Барнс открыл глаза.

— Хочешь сказать, случайно?

— Да.

— И как это вышло?

— Девушка дала ему от ворот поворот, и у него образовалась куча свободного времени. Он решил навестить колледж, в котором учился, и стал свидетелем странных событий, — Мартин описал ситуацию, и Барнс, хмурясь, сел в кровати.

— Хм, всеобщая апатия? Ну и…зачем? Не думаю, что тамарцы задействовали бы ради этого шесть единиц.

Мартин открыл свой шкафчик, вынул кобуру с пистолетом и бросил на кровать.

— Они могли задействовать не все шесть. Мы пока не знаем, что там происходит на самом деле.

Барнс кивнул, встал с кровати и шагнул к своему шкафчику.

— Все равно не понимаю, какая им от этого польза.

— Я тоже, — сказал Мартин. — Но они там. А значит, у нас проблема.

Мартин осторожно вынул из шкафчика маленькую оливкового цвета коробочку с двумя короткими проводками, потом шлем со слегка уплощенным выступом со стороны лица и маленькую белую коробку из матового пластика. Один за другим он разложил предметы на кровати рядом с пистолетом.

— Какой смысл заполнять колледж апатичными студентами? — спросил Барнс с раздражением. — В чем выгода? Как это может сказаться на наших военных операциях? У тамарцев не так много внедрившихся единиц, чтобы делать что-то просто так, из любопытства. — Он внезапно нахмурился. — Да, но с другой стороны — как они этого добились?

Мартин присел на кровать и начал разбирать пистолет.

— Вот-вот, теперь ты мыслишь в правильном направлении.

— Сколько студентов в колледже?

— Больше тысячи.

— И все, как в воду опущенные?

— Шмидт говорит, все.

Барнс чертыхнулся.

— Пустозвоны, похоже, на этот раз сорвали куш. Они всегда старались использовать левередж[1] или мультипликатор, потому что напрямую их единицы могут воздействовать лишь на ограниченное число людей.

Мартин тщательно чистил части пистолета.

— На этот раз они добились мультипликативного эффекта.

Барнс немного подумал, морща лоб, потом сказал:

— Допускаю, это вписывается в их систему. В первую очередь они стремятся установить контроль над теми, кто занимает ключевые посты. Если это не удается, переключаются на тех, кто займет ключевые посты со временем. Как в случае с Космической академией.

Мартин смазал части тонким слоем масла и собрал пистолет.

— Тот случай был идеальный — с их точки зрения, конечно.

— Верно. Взломай мозг паре-тройке преподавателей, а потом скармливай через них фальшивую информацию будущим офицерам. Закончив академию, они начнут совершать опасные ошибки. Нам повезло, что мы разрушили эту схему раньше, чем они сделали катастрофу неизбежной.

Мартин сунул пистолет обратно в кобуру.

— Все же, мультипликативный коэффициент был там не такой высокий, как здесь. Кадеты, которых затронул саботаж, получили искаженные знания только в одной области, несмотря на гипнотические способности тамарцев. То, что происходит сейчас, похоже на поражение не знаний, а духа. Если дух подавлен, знания бесполезны — в той или иной мере.

Барнс закончил чистку своего пистолета и, как и Мартин, проверил работу маленького переключателя, спрятанного за краем шлема.

— Я понимаю, что ты хочешь сказать. Но не представляю, как они это делают. До недавнего времени человека, в которого им удалось проникнуть, они использовали непосредственно: скажем, заставляли отдать приказ, который приводил к катастрофическим последствиям. Если они захватывали преподавателя, то внедряли через него в память студентов опасные фрагменты ложных знаний. Можно заставить человека поверить, что сероводород, несмотря на неприятный запах, совсем не ядовит. Это ложное знание, и оно опасно. Но оно не опустошает душу. Тамарцы могут внедрять тщательно отобранные порции ложных знаний, не сильно отступая от стандартной учебной программы. Вполне возможно, что незаметно для всех. Но как они заражают студентов апатией?

— Не знаю. — Мартин открыл белую коробочку и вынул предмет, похожий на зубной мост, с двумя маленькими кронштейнами из нержавейки, поддерживающими темно-красную капсулу. Он вставил мост себе в рот, осторожно прижал капсулу к нижнему коренному зубу, коснулся ее языком, покатал капсулу и почувствовал, как она повернулась вверх и легла на жевательную поверхность зуба. После этого он осторожно вынул устройство.

— Вопрос не столько в том, как именно они заражают студентов апатией, — сказал он, — сколько в том, как им удалось заразить целый колледж. Это же не конвейер массового производства. — Он вошел в ванную, сполоснул устройство под краном, высушил и убрал обратно в коробочку.

Барнс вставил свой мост с капсулой в рот и сосредоточенно тестировал устройство.

Мартин сложил все предметы, за исключением коробочки с двумя проводками, обратно в шкафчик, после чего достал оттуда длинный цельнокроеный комбинезон оливкового цвета, укомплектованный перчатками и ботинками на мягкой подошве.

Барнс вынул свою капсулу изо рта и переместился в санузел. За шумом воды его голос звучал приглушенно.

— Чем больше я думаю о ситуации, тем меньше она мне нравится. Пораженчество и так входит в моду. Может, они нашли способ усиливать его — вот только каким образом? У них же нет курсов по пораженчеству.

— Скорее всего, они называют это иначе.

— Например?

— Пока не знаю.

Мартин натянул комбинезон, застегнул молнию и осторожно прикрепил длинные тонкие блоки разъемов себе на бока. Нажав маленькую кнопку на торце оливковой коробочки, убедился, что свет крошечной лампы изменился на ярко-зеленый, сигнализируя о заряде аккумулятора. Опустил коробочку в карман комбинезона, подсоединил два проводка к разъемам, застегнул молнию на кармане и защелкнул соединительные блоки на боках. Барнс бубнил в санузле о тамарцах, войне и завтрашней операции.

— Может, завтра в это же время ты будешь радоваться удачному завершению дела, — сказал Мартин.

— Главное, чтобы операция не превратилась черт знает во что, как в прошлый раз. — Барнс вышел из санузла. — О, извини, Март. Я не собирался отвлекать тебя разговорами, когда ты борешься с комбинезоном.

Мартин хмыкнул и раскатал фигурный капюшон, скроенный так, чтобы целиком покрывать голову, с двумя отверстиями для глаз и двумя маленькими дырочками для дыхания. Застегнув молнию капюшона, он соединил последние разъемы. Потом положил руку в перчатке на грудь и нащупал под тканью переключатель, тонкие провода и крошечные сферические узлы, связанные воедино под подкладкой костюма. Нажав на переключатель, перевел взгляд на свою кровать у стены и поднял правую руку на уровень глаз. Ни кисти, ни самой руки он не увидел. Пальцы мягко коснулись ткани, закрывающей лицо, Мартин ощутил прикосновение, но видел только кровать.

Засунув руку в шкаф, он наблюдал, как шлем плывет к нему как будто сам собой. Осторожно надел шлем на голову, встроенные соединительные разъемы шлема и капюшона защелкнулись. Закрывая дверь в маленький санузел, он ощутил под пальцами твердый материал, но на деле все выглядело так, будто дверь захлопнулась сама. На оборотной стороне двери висело зеркало в полный рост.

Мартин посмотрел в зеркало, увидел шкафчик и кровать Барнса, самого Барнса, втискивающегося в комбинезон, но не увидел самого себя, пока не приблизился вплотную к зеркалу. Тогда он различил плавающие прямо перед лицом две черные точки. Его зрачки — единственное, что было видно.

Через минуту исчез и Барнс, и двое мужчин внимательно осмотрели друг друга.

— Отлично, — сказал Мартин. — Ничего не видно.

— У тебя тоже.

Мартин нажал на переключатель в центре груди. Почти в то же самое мгновение появился и Барнс. Они сняли шлемы, отложили их и начали отключать разъемы.

Завтра они повторят всю процедуру заново, только добавят пистолет, капсулы и некоторые другие стандартные атрибуты. А сейчас они осторожно выбрались из комбинезонов и аккуратно повесили их обратно в шкафчики.

— Я по-прежнему не понимаю, — сказал Барнс, — как пустозвоны добились такого результата.

Мартин усмехнулся.

— Время покажет. Просто подожди двадцать четыре часа.

— Верно, — согласился Барнс. — Если только к тому времени мы будем живы.

* * *

На следующий день полковник предпринял необычный шаг, проведя короткое совещание со сводным отрядом перед подъемом на поверхность.

— Господа, то, с чем вы столкнетесь сегодня, — смертельно опасный вид скрытой атаки, даже если на первый взгляд она будет казаться безобидной. Мы не можем позволить себе недооценить ситуацию и проиграть. Думаю, будет полезно обобщить прошлый опыт, чтобы увидеть ситуацию в динамике. — Он взглянул на Мартина. — Майор, дайте краткий анализ типичной вражеской атаки.

Мартин быстро продумал будущую речь и заговорил:

— Типичная вражеская атака делится на пять фаз. Первая фаза, как можно предположить, это что-то вроде психологической разведки, цель которой — выбрать подходящую тактику и прощупать сопротивление различных ключевых точек. С нашей точки зрения: ключевые точки — это персоны, занимающие важные посты и в той или иной мере восприимчивые к внешнему воздействию. Вторая фаза — психологический штурм с целью захвата выбранной ключевой точки. Как это делается — их секрет. С нашей точки зрения: человек, попавший под удар, испытывает давление, растущее напряжение, переходящее в тяжелую депрессию.

Если человек противостоит давлению, успешно очищает сознание от наведенных ощущений и продолжает сопротивляться, атака, в конечном счете, выдыхается. По-видимому, враг истощается физически или несет какие-то другие потери в процессе воздействия на объект, потому что после неудачной атаки происходит снижение вражеской активности. Если же психологическая атака успешна, то ключевая точка попадает под их полный контроль. Личность человека взломана, враг перехватывает контроль над ее поведением. Управление поведением — третья фаза, в течение которой объект, если он правительственный чиновник, принимает вредоносные решения, подписывает противоправные документы, дает ошибочные рекомендации. Если он преподаватель — внедряет в сознание студентов фрагменты ложной информации. Ущерб усиливается почти гипнотическим воздействием контролируемой личности: очевидно, так проявляются способности противника, осуществляющего психологический контроль.

Четвертая фаза атаки — это проявление последствий ложного обучения или ошибочных решений. Они нарастают, распространяются, как круги на воде, и, в конце концов, попадают в наше поле зрения.

Пятая фаза — отступление. Мы контролируем планету в целом, и нас, понятно, больше, чем их. Используя передовые электронные технологии, мы контратакуем, и враг ретируется, бросая ключевую точку. Вскоре они наносят ответный удар, атакуя другую ключевую точку, то есть, другого человека. Тем временем мы реабилитируем пострадавшего и устраняем последствия нанесенного ущерба. В каждый момент времени в нашем секторе разворачивается от двадцати до тридцати вражеских атак, за исключением тех моментов, когда противник получает отпор: тогда количество атак снижается почти вдвое. Впрочем, о некоторых атаках мы даже не подозреваем. Враг делает основной упор на маскировку, поэтому часто приходится реконструировать последовательность событий.

— Хорошо, — полковник кивнул и повернулся к Барнсу. — Капитан, как мы распознаём захваченную ключевую точку?

— Пока двумя способами, сэр. Во-первых, по череде происшествий, нити от которых ведут к одному лицу, например, аварии на производстве, в которых замешаны студенты одного преподавателя. Во-вторых, по характерной убедительности речи человека, находящегося под контролем врага, в тот момент, когда он проповедует ложные постулаты.

— Верно. Теперь еще один момент. Мартин, какова цель вражеских атак?

Мартин нахмурился.

— Вначале атаки носили явно беспорядочный характер, напоминая удары человека, нападающего в темной комнате. Но очень быстро тамарцы переключились на важных правительственных чиновников, законодателей и высший офицерский состав космического флота. Затем они нацелились на производство: сначала подчиняли непосредственных руководителей и технических специалистов, потом стали действовать опосредованно через искаженное обучение студентов промышленных специальностей. Что касается текущей атаки… — Мартин покачал головой. — Похоже, она направлена против всего студенческого корпуса. Но я пока не понимаю, какую задачу они отрабатывают.

Полковник кивнул.

— Противник ищет слабую точку. Однако ключевые посты в правительстве, на производстве и в армии, как правило, заняты людьми, устойчивыми к внешнему давлению и готовыми сопротивляться. После того, как те немногие, кто не имел иммунитета к воздействию врага, были взломаны, захвачены, а затем выявлены и заменены, противник изменил подход. Атака на учебные заведения использует мультипликативный эффект и протекает относительно проще, но и результат проявляется не так скоро. Выпускники редко занимают важные посты. Вложенные в них фальшивые знания провоцируют производственные аварии, которые, хоть и доставляют нам хлопот, но, чаще всего, не столь значительны по последствиям, и, к тому же, сразу приводят к дисквалификации причастного к аварии персонала. Поэтому противнику нужна новая тактика. На этот раз они вызвали эмоциональный шок у целого студенческого корпуса. Прошлые удары были нацелены на правительство и промышленность. Нынешний удар — на эмоции большой группы людей.

Полковник сделал паузу, и люди в помещении зашевелились, переваривая сказанное.

— Настроения человека заразны. Они определяют его поведение. Выбей оружие из рук человека — он найдет другое. Заставь лидеров предать его — он выберет новых. Испорти технику — он ее починит. Но измени его сознание так, что ему станет на все наплевать… — Полковник обвел помещение взглядом. — В общем, господа, проиграть этот бой мы не вправе.

* * *

Оказавшись на поверхности, Мартин и другие участники рейда рассредоточились по территории колледжа — незримая сеть невидимых глаз, ведущая наблюдение за каждой аудиторией, за каждым административным кабинетом, связанная воедино маленькими коротковолновыми передатчиками на шее и миниатюрными приемниками в ушах. Глаза внимательно наблюдали за происходящим, и, наконец, в ухе Мартина раздался голос сержанта Кейнса.

— Майор, думаю, я нашел.

— Где?

— Аудитория 24, корпус социологии.

Мартин мысленно представил схему здания, которую успел заучить, пока они поднимались на поверхность.

— Отлично. Что там происходит?

— Лекция по начальной психологии, все признаки налицо. Голос лектора проникает прямо в голову. Его слова заставляют меня чувствовать себя ничтожным, беззащитным. Приходится непрерывно защищаться, и борьба отнимает много сил.

— Похоже, это оно и есть. Мы скоро будем.

В ухе зазвучал голос полковника:

— Майор Карни, рассредоточьте своих людей вокруг корпуса социологии. Если объект попытается ускользнуть, мы пометим его красящими пулями. А вы устроите несчастный случай.

— Слушаюсь, сэр, — раздался голос Карни. — Он не уйдет, сэр.

— Майор Мартин, ваши люди продолжат наблюдение за остальными корпусами, но спецотряд должен быть у корпуса социологии. Сдается мне, навести здесь порядок будет не так-то просто. Сержант Кейнс, вы покинете аудиторию, как только откроется дверь, и будете ждать у входа. Операцию проводят майор Мартин, капитан Барнс и я.

* * *

Дверь аудитории 24 распахнулась, как будто от сквозняка. Полковник, Мартин и Барнс на счет три быстро шагнули внутрь, держась за плечо невидимого впереди идущего.

Справа от них рядами сидели студенты. Слева висела большая классная доска, дальше — закрытая дверь, возле нее — стол. У дальней стороны стола, лицом к доске, стоял человек с выражением абсолютного всезнания на лице. Он говорил, и в его голосе смешивались интонации недовольства, насмешки и торжества.

Но вот он замолчал, бросил взгляд через помещение, затем быстро и решительно направился к двери. Полковник, Мартин и Барнс шагнули в сторону. Пока преподаватель закрывал дверь, они пробрались мимо стола в противоположный угол комнаты, где потом стояли, привалившись к стене, и ждали.

Преподаватель вернулся за стол.

Мартин бегло оглядел студентов: у всех одинаково отрешенный вид. Многие как будто впали в каталептический транс и сидели неподвижно, уставившись в одну точку. Преподаватель прохаживался перед ними, подходил к исписанной каракулями доске, потом снова поворачивался к аудитории. Его голос напоминал жужжание готовящейся ужалить осы.

— А сейчас подытожим сказанное, — сказал он, повернулся к доске и двумя широкими взмахами начертил две почти горизонтальные линии на расстоянии полуметра друг от друга. Рука поднялась, замерла на мгновение, потом быстрым движением нарисовала неровный овал между двух линий, а над верхней линией торопливо набросала серию знаков «минус». Жесты казались почти театральными, но Мартин не заметил, чтобы кто-нибудь в аудитории улыбнулся или хотя бы изменил выражение лица.

Преподаватель повернулся к классу.

— Это — исходное состояние человека. Вот тут, — он чиркнул мелком по овалу, — его эго. Здесь, — стукнул по верхней линии, — антипатия. Здесь, — нижняя линия, — привлекательность. Что в результате? — Быстрым движением он нарисовал стрелку, направленную вниз. — Эго движется сюда. Его толкает антипатия и притягивает привлекательность. У эго нет собственной воли. Такого явления, как «воля», вообще не существует. Есть только желание. Оно коренится в подсознании. Мы не контролируем свое подсознание. Следовательно, желания, которые обуславливают наши поступки, являются, по сути, внешними силами, нам не подконтрольными. Мы не управляем желаниями. Это они управляют нами. Человек — марионетка. Отбросьте лицемерие и признайте свое безволие, беспомощность и бездуховность. Есть только желание, и ничего кроме желания, будь то алчность, похоть…

Голос то крепчал, то становился тише, и его воздействие на сознание теперь было вполне ощутимым. Мартину казалось, что его впихивают головой вперед в маленькую комнатку с искаженной перспективой, где вся мебель деформирована, стены и потолок сходятся под невозможными углами, а окна с кривыми стеклами смотрят на явно безумный мир.

В ухе раздался голос тихий, но внятный голос полковника:

— Мартин. Вытаскивай его.

Мартин нажал языком на капсулу, прикрепленную к нижнему зубу. Она повернулась и легла на жевательную поверхность зуба.

Он шагнул вперед.

Причитающий голос плыл по аудитории, но Мартин едва слышал его. Остановившись в метре от одутловатого лица, покрытого капельками пота, он поднял руку к краю шлема, сжал челюсти, почувствовал хруст капсулы, проглотил жгучую жидкость и одновременно сдвинул назад переключатель, расположенный в углублении на внутренней стороне шлема. Потом сосредоточил все свое внимание на стоящем перед ним человеке.

Как это произошло, Мартин не уловил, но внезапно угол зрения изменился. Он вдруг увидел класс прямо перед собой, хотя только что тот находился у него за спиной. Он услышал, как изменился тон бубнящего голоса и заметил перемену в яркости света, который теперь воспринимали другие органы зрения.

Послышался едва различимый скрип кожи и шелест одежды.

Голос продолжал:

— …не индивидуальность, а только запутанность. Психология становится наукой и опровергает саму себя, ибо души не существует. Душа — это фикция, а дух…

Голос внезапно затих, будто ожидая новых приказов.

Мартин почувствовал на своем плече короткое ободряющее пожатие. Кто-то прошел мимо — осторожное, едва ощутимое перемещение двух человек, бережно несущих третьего.

Глядя на мир сквозь чужую зрительную систему, Мартин представил себе, какая жестокая встряска ждет человека, поставленного врагами на службу распространения зараженной философии. Его, разумеется, «реабилитируют». Что он почувствует, когда вернется в свое беспилотное тело накануне восстановительного курса? Ему придется собрать волю в кулак и преодолевать одно препятствие за другим, чтобы убежать от надвигающейся мучительной боли. Хладнокровие и решительность будут постепенно закаляться — через испытания, провалы, пелену боли и новые испытания, пока, наконец, человек не станет достаточно сильным, чтобы преодолеть последнее препятствие. После этого он станет достаточно сильным для того, чтобы самостоятельно защищаться от психологических атак. Тогда ему доверят прежнюю работу. Человек не сохранит воспоминаний о пройденном курсе, но рефлексы и навыки останутся. Мартину, который прошел все это во время обучения не один раз, не очень понравилась мысль, что испытаниям подвергнется человек, который считает дух и волю вымыслом, а значит, не сможет обратиться к ним при необходимости.

Дверь в аудиторию снова распахнулась, как от сквозняка. Мартин выждал несколько секунд и закрыл ее. Класс сидел без движения, ожидая продолжения лекции.

Мартин вернулся к доске и мысленно взвесил ситуацию. Ключевая точка отбита, но ущерб еще предстоит нейтрализовать — настолько, насколько возможно. Для этого нужно внести небольшие изменения в подаваемый материал.

Он пытливо осмотрел класс, потом подался вперед и внутренне собрался.

Голос послушно наполнился энергией. Слова потекли сами собой.

— Верно, душа — это фикция. Выдумка. Фантом. Рудиментарный пережиток старых теорий, забавный, но бессодержательный и антинаучный. — Ручки дружно заскрипели, и Мартин понял, что безраздельно владеет вниманием аудитории. — Примитивная концепция донаучного мышления. Миф. Необоснованное предположение. Недоказанное, хотя и полезное для тех, кто верит в существование души. И до сих пор, конечно же, никем не опровергнутое.

Ручки продолжали скрипеть.

— Как не доказано существование свободы воли, как не доказана идея высшего существа, так и не опровергнуто ни то, ни другое. Эти концепции антинаучны — в той же мере, в какой антинаучно солнце, которое, тем не менее, существует.

Ручки продолжали скрипеть. Те немногие студенты, кто по-прежнему не делал заметок, следили за преподавателем туманным взглядом. Мартину на миг показалось, будто он скармливает данные компьютеру, который готов проглотить все, что ему подсунут, и действовать соответственно.

Восстановив в памяти предыдущую часть лекции, он решал, как разрушить те идеи, которые в его собственном сознании создали иллюзию тесной комнаты с искаженной перспективой.

— Эго. Его толкает антипатия и притягивает привлекательность. Но истинное сознание человека — это не эго в терминах психологии. Эго лишено свободы воли. А человеческое сознание обладает ею. Такой вещи, как свобода воли, нет, ибо свобода воли — не вещь. И, тем не менее, она существует.

Сосредоточенно концентрируясь на каждой мысли, Мартин отрабатывал пункт за пунктом, внося нюансы, разрушавшие все утверждения, которые он мог проследить в памяти.

— Человек — марионетка. Его телом управляют ниточки, называемые нервами. Его мозг — вычислительная машина, состоящая из протоплазмы. Если так рассуждать, то человек — существо сложное, но не обладающее индивидуальностью. Однако, тело и мозг — это еще не все. Что это за ученый, который сводит все только к телу и мозгу, игнорируя понятие души — древнее, антинаучное, недоказанное, но и не опровергнутое? Если есть марионетка, то кто дергает за ниточки? Где находится источник изменения электрического потенциала, управляющий телом и вычислительной машиной мозга?

Мартин безжалостно разрушал все, что было сказано раньше. Он стоял, обливаясь потом, а ручки в руках студентов продолжали скрипеть.

— Когда психология становится наукой, она перестает быть психологией, поскольку души не существует с точки зрения современных научных методов. Наука ее не видит, не может изучить, не может описать. Но и сама психология еще не выросла из пеленок. Ее выводы чисто умозрительны, они черновые. Неспособность психологии, как науки, зафиксировать некое явление не опровергает его существования. Человек, вооруженный несовершенными приборами, может не увидеть далекую звезду, однако это не означает, что звезды нет, — она там, где находилась всегда. Проблема не в том, что звезды не существует, а в том, что нет метода для ее обнаружения…

В какой-то момент Мартин почувствовал изменение. Ручки продолжали послушно скрипеть. Глаза некоторых студентов все еще казались расфокусированными, но ощущение общей апатии исчезло. Он понял, что разрушил фундамент, на котором базировалась предыдущая система понятий.

Теперь он говорил более раскованно и свободно, возвращая студентам веру в душу, дух, свободу воли, в характер, в личность, в способность человека бороться и, в конечном счете, побеждать. Он знал, что такой лекции нет ни в одной университетской программе, но это заботило его меньше всего. Мартин взглянул на часы: осталась пара минут. Аудитория демонстрировала готовность впитывать знания, студенты держали ручки наготове. Когда минутная стрелка приблизилась к часовой, чужая память подсказала Мартину, что лекция должна заканчиваться особым образом.

— Сейчас прозвенит звонок, — сказал он, незначительно изменяя процедуру, — и вы очнетесь. Вы придете в себя с четким пониманием того, что у вас есть способность мыслить, есть право выбора и свобода воли. Когда прозвенит звонок, вы почувствуете себя бодрыми, полными сил и энергии.

Часовая стрелка соединилась с минутной, и в коридоре громко зазвенел звонок.

Класс взорвался звуками: студенты зашевелились, зашуршали тетрадями, зашумели, живо переговариваясь и вскакивая на ноги. Аудитория стремительно опустела.

Мокрый от пота, Мартин прислонился к столу.

«А теперь, — подумал он, — пусть волна этого взрыва поразит всех остальных. Пусть энергия и уверенность покончат с апатией, а мы посмотрим, что будет дальше».

Мартин чувствовал глубокое удовлетворение: он только что выполнил важное задание.

В этот момент у него за спиной тихо щелкнул шпингалет.

* * *

Вспомнив о двери возле доски, Мартин обернулся. В дверном проеме стоял хорошо одетый мужчина и пристально смотрел на него. Мартин догадался, что это заведующий кафедрой.

Двое мужчин стояли друг напротив друга. Заведующий кафедрой молчал, но твердый пронзительный взгляд и исходившее от человека ощущение силы начали оказывать влияние.

Мартина внезапно охватил приступ безотчетного ужаса.

…С ним непременно случится что-то очень плохое…

Мысли спутались, страх железным обручем стиснул грудь. Сердце заколотилось. Ладони взмокли, колени ослабли, он с трудом держался на ногах.

Заведующий кафедрой улыбнулся и сделал шаг вперед.

У Мартина возникло ощущение, будто массивный объект с размаху врезался в гранитную скалу. Мощное сотрясение — но скала устояла. Мартин продолжал смотреть человеку прямо в глаза, концентрируясь на слабом свечении, которое, казалось, исходило из глубины его зрачков.

В голове мелькнула мысль: доводилось ли этому существу, кем бы оно ни было, проходить через эквивалент курса реабилитации? Приходилось ли ему в тысячный раз призывать на помощь всю свою волю и мужество, будучи отброшенным сквозь адскую боль в начало, чтобы проходить все заново с нуля?.. Каков предел его сопротивления?

Мартин шагнул вперед, фокусируя взгляд на слабом свечении в глазах человека. Снова возникло ощущение столкновения, и потом долгое время ничего не происходило. Незнакомец уступил. Свет не дрогнул в его глазах, но давление ослабло, а затем и вовсе исчезло.

Заведующий кафедрой внезапно покачал головой и сделал шаг назад. На мгновение Мартин поверил, что победил. И, когда уверенность в победе заполнила его сознание, где-то в глубине мелькнула мысль, что он раскрылся и стал уязвим. И в тот же миг ощущение страха вернулось. Незримый обруч туго сдавил грудь.

Заведующий кафедрой снова поднял взгляд, свет в его зрачках усилился и больше не дрожал. Он неотрывно смотрел Мартину в глаза.

Это был самый сильный удар из всех, испытанных Мартином. Комната поплыла перед глазами.

Внезапно Мартин осознал, что его атакуют с двух направлений: тот, кто стоит перед ним, и еще кто-то на расстоянии. Собрав волю в кулак, он старался удержать сознание.

И снова скала устояла. Но парализующий страх продолжал нарастать, все туже и туже сжимая грудь.

Поблизости раздался тихий шорох ткани. Продолжая фиксировать взгляд на человеке перед собой, Мартин отметил, что никто из них двоих не пошевелился.

И тут совсем рядом тихо шаркнула нога.

Давление продолжало нарастать, пока глаза не застлал красный туман. Кровь барабанила в ушах, он не мог вздохнуть. Преодолевая боль, Мартин держался из последних сил.

И вдруг как будто что-то сломалось. Сила давления упала в несколько раз, попыталась восстановиться.

Мартин глубоко вздохнул. В голове мгновенно прояснилось. Он разорвал путы и очистил сознание от чужих мыслей, которые изо всех сил пытались взять его под свой контроль.

Человек перед ним покачнулся.

Мартин смотрел на него, не совсем уверенный в том, что произойдет дальше. Потом он заметил, что у человека изменился взгляд: из него словно выглянула другая личность.

Ткань на плече заведующего кафедрой на мгновение примялась, как от ободряющего пожатия невидимой руки.

Да, полковник очень грамотно спланировал захват: он дождался момента, когда враг задействует резерв, и только тогда сделал ответный ход.

Мартин усмехнулся. Пустозвоны на этот раз проиграли. И это только начало.

Совершенно ясно, почему вирус пораженчества распространялся так быстро. Психология — важная дисциплина. Враг получил возможность саботировать формирование личности студента прямо во время обучения. А дальше сами жертвы невольно саботировали обучение других. И проблема росла, как снежный ком.

Имей тамарцы в распоряжении больше времени, какой бы катастрофой все это закончилось? Но теперь, с помощью их же приемов, мы будем формировать взгляды, противоположные тем, что хотели привить они. Пострадавшие преподаватели пройдут восстановительный курс. Они вернутся с частичной потерей памяти, ничего не помня о страшном испытании, зато приобретут новые навыки, необходимые для выживания. Со временем, когда новейшие чудеса электроники расшифруют личность человека, причиненный вред будет полностью устранен.

Опираясь руками о стол, Мартин наблюдал, как аудиторию заполняют новые студенты. Внезапно он представил себе древнего рыцаря с мечом и его совершенно иной способ ведения боя. Он отстраненно оглядел спокойную, мирную обстановку и покачал головой.

Теперь все по-другому.

Но так же смертельно опасно.

Перевел Сергей Гонтарев