Сага о шпионской любви

Глава первая. Сумерки резидента

Был уже двенадцатый час дня, когда полковник Гасан Ахмед-паша, военный атташе посольства Турции в Москве и по совместительству резидент военной турецкой разведки, проснулся от тревожного сердцебиения. С трудом освобождаясь из пут сна, более похожего на наркотическое забытье, огляделся. Высокие портьеры на окнах посольского особняка спущены, свет розового ночника, едва пробиваясь сквозь клубы табачного дыма, слабо освещал разбросанные по огромной постели шелковые подушки и подушечки. Сил едва хватило, чтобы, помянув недобрым словом свою беспечную жену Ширин, заядлую курильщицу, протянуть руку и включить кондиционер. Подтянув штаны пижамы и не найдя вторую туфлю, Ахмед-паша босиком прошлепал в ванную комнату. Приблизив свое крупное лицо с черными жокей-клубскими усами к зеркалу, движением, ставшим привычным за последние два месяца, он поочередно оттянул нижнее веко правого, затем левого глаза.

«На все воля Аллаха!» — еле шевельнулись губы военного атташе, ибо белки по-прежнему тускло мерцали желтизной, и он, держась за правый бок, с трудом вошел в душевую кабину, включил горячую воду.

Ценнейший дар жизни — оптимизм — Гасан Ахмед-паша начал утрачивать после того, как во время прохождения плановой диспансеризации в американском военном госпитале узнал из разговора врачей, что умирает.

Вспомнив, что пациент прекрасно владеет американским слэнгом, доктор Джек Макквин спохватился и, извинившись, предложил продолжить разговор вне смотрового кабинета.

«Мистер Ахмед-паша, — сказал он, как только они уселись в глубокие кожаные кресла комнаты для доверительных бесед с высокопоставленными клиентами, — вам следует начинать думать, что ваша жизнь продлится месяцы, а не годы».

Стало ошеломляюще тихо. Доктор нервно кашлянул. Турок кашлянул в ответ.

«У вас так называемый “тлеющий гепатит” — хронический активный гепатит, вызванный столь неуловимым вирусом, что он имеет отрицательное название: “не-А, не-Б”. Специалисты по болезням печени знают этот вирус по “отпечаткам пальцев”, которые он оставляет, и по его репутации тихого убийцы. Хронический активный гепатит — это снижение мужской функции, прогрессирующее недомогание, которое разрушает печень, потом мозг, самый сложный орган человеческого тела. Печень — это источник энергии и обезвреживающий агрегат организма. Орган, столь же важный для жизни, как и более популярный, но менее сложный насос — сердце. Ваша болезнь тихо и без предварительных симптомов перешла в цирроз, рубцевание печени, которое часто вызывается алкоголизмом…»

«Но я ведь никогда не употреблял алкоголя», — парировал Ахмед-паша.

«…Но также и вирусным гепатитом, врожденными и наследственными болезнями или воздействиями токсинов, — не обращая внимания на возражение пациента, продолжал Макквин. — Поскольку нарушился нормальный ток крови через печень, у вас возникло варикозное расширение вен пищевода. Если эти варикозные вены разорвутся, вы можете умереть от потери крови, а ваши шансы остаться в живых через год после серьезного кровотечения пищевода примерно пятьдесят на пятьдесят… Но даже если вы переживете кровотечение, то в лучшем случае вам останется лет шесть-семь жизни… Кроме того, когда ваша печень больше не сможет фильтровать токсины из вашего организма, вы начнете впадать в ступор».

«В чем это выразится?»

«Вы не сможете прочесть газету, закончить фразу, иметь дело с деньгами. Через некоторое время вы неожиданно для себя выясните, что вам все труднее пользоваться основным инструментом вашей профессии — словами. При бездействии печени другие органы начнут разрушаться. Появятся эпизоды спутанности сознания, похожие на симптомы болезни Альцгеймера. Регрессия половой функции даст о себе знать в первую очередь, а это скажется на ваших супружеских отношениях. Жена попросту покинет вас. Если я не ошибаюсь, в приемной находится ваша супруга, которая, как мне кажется, много моложе вас, не так ли?»

«Жена покинет меня? У восточных народов это не принято…»

«В таком случае, страдая сами, вы обречете на физические страдания и ее, она начнет изменять вам. Вы, наблюдая ее неверность, будете страдать вдвойне».

Этот аргумент подействовал сильнее других.

«Где же выход?» — внешне сохраняя присутствие духа, поинтересовался разведчик.

«Операция… Пересадка печени от донора! Безусловно, это дороже, чем пересадка сердца, и процесс реабилитации длится значительно дольше и сложнее, а значит… еще дороже, но другого не дано!»

«Сколько пришлось бы заплатить?»

«Более пятисот тысяч долларов…»

Военный атташе протяжно посмотрел на доктора. Мог ли он объяснить собеседнику, что одна лишь учеба двух сыновей от первого брака в американской военной академии Вест-Пойнт не позволяет ему менять личный автомобиль чаще, чем раз в три года? Что он ждет присвоения генеральского звания, а ляг он на больничную койку сейчас — прощай служба, после чего он уже не нужен будет своей жене, двадцатипятилетней красавице Ширин? Что, наконец, Коран против хирургического вмешательства в человеческие внутренности?!

Полковник запротестовал, говоря, что прожил счастливую жизнь, имеет любящую жену и четырех взрослых детей, упирая на то, «что есть время жить и время умирать».

«Дети — детьми, — спокойно отреагировал Макквин, — но молодая жена… Я не пытаюсь вникнуть в подробности вашей личной жизни, вдовец вы или разведенный — мне все равно. Но уже одно то, что вы женились на такой красавице, свидетельствует о вашей любви к жизни… Хотя бы только из-за нее вы должны продолжать бороться за жизнь…»

Это был едва ли не самый сильный аргумент доктора. Турок надолго задумался. Именно тогда Макквин нанес решающий удар.

«Вы знаете, дорогой Ахмед-паша, если со мной что-то случится, я был бы счастлив, если бы кто-то вроде вас остался жить с моей печенью, то есть для такого мужественного человека, каким в моем представлении являетесь вы, я мог бы выступить в роли донора…»

Расчувствовавшись, полковник, не отдавая отчет своим словам, поспешно произнес:

«Доктор, для вас я бы сделал то же самое!»

Макквин вскинул руки в притворном ужасе:

«А вот этого не надо! Я бы совсем не хотел иметь вашу печень!»

Искренне рассмеявшись и пожав друг другу руки, расстались друзьями.

…После многих лет упорной борьбы с хронической болезнью печени, которая разрушала его организм, но не успела помрачить рассудок, Гасан Ахмед-паша, услышав вердикт врача, все еще не думал о смерти. Ему, боевому офицеру, в молодости не раз смотревшему в глаза смерти во время операций по усмирению курдских повстанцев, не пристало отступать под натиском неприятеля!

Будучи не в состоянии спать, он начал много читать по ночам, ища утешения в книгах. Особо запомнились слова, будто они были посвящены ему: «Не ждите от Бога той мелочности, которую вы обнаружили в себе».

Полковник не стал «сердиться на умирающий свет». Более того, он стал снова учиться жить, учиться вести жизнь по-новому, осторожно, как держат воду в ладонях кочевники в пустыне. Теперь ему постоянно приходили на память строки классика турецкой литературы Махмуда Абдул Бакы, признанного знатока искусства умирать:

«Все безнадежно больные, услышав свой смертный приговор, проходят через несколько кругов: отрицание, гнев и, наконец, принятие».

Подтверждение своему отказу от хирургического вмешательства военный атташе нашел в беседах по телефону из Москвы с Мусой, старшим братом, психиатром стамбульской клиники.

«Гасан, запомни, — неоднократно повторял брат, — больные с пересаженной печенью никогда не выздоравливают. Они только обменивают смертельную болезнь на тот срок жизни, который может обеспечить для них Аллах и достижения медицины. Поэтому стоит ли выбрасывать на ветер деньги? Не лучше ли довериться консервативному лечению химическими препаратами и аутотренингу, в крайнем случае, прибегнуть к помощи психоневролога или психиатра, в совершенстве владеющему искусством гипноза? Пойми, после трансплантации ты будешь чувствовать себя в обществе людей как прокаженный с колокольчиком на шее. Дар Аллаха — жизнь — превратится для тебя в пытку. На мой взгляд, надо дождаться кризиса, то есть того кровотечения, о котором тебе говорил американец, а там будет видно. Читай Юнуса Эмре, у него есть прекрасные строки: “Вы можете увидеть радугу только после дождя. И вы можете разделить радость, только испытав боль”. Сколько, кстати, запросил с тебя американец за операцию?»

«Более полумиллиона долларов…»

«Ширин знает о диагнозе?»

«Нет, но доктор предупредил меня о неминуемом снижении половой потенции. Рано или поздно она догадается, что со мной не все в порядке…»

«Думаю, Гасан, перед Ширин ты сможешь оправдать свое бессилие занятостью по работе. Да и вообще, тебе не следует преждевременно извещать ее о результатах медицинского обследования…»

«Я тоже так думаю!»

Некоторое время братья молчали, думая каждый о своем. Наконец старший произнес:

«Даже если бы мы сумели убедить дядю Гаджи продать мебельную фабрику, нам все равно не удалось бы собрать требуемую сумму. Думаю, что с трансплантацией торопиться не следует. Кризис решит все, Аллах акбар!»

…Ахмед-паша на словах внял совету старшего брата, потому что находился еще в круге первом — отрицании смертного приговора — и операции предпочел лечение лекарственными препаратами, полученными от доктора Макквина, которые он в тайне от молодой супруги глотал пригоршнями.

Одновременно, готовясь к худшему — трансплантации, военный атташе начал предпринимать некоторые шаги, которые, по его расчетам, должны были помочь в кратчайшие сроки собрать требуемую для операции сумму. Идею, сам того не подозревая, подсказал старший брат, упомянув мебельную фабрику родного дяди.

«Если мы соединим мою безупречную репутацию офицера разведки и капиталы дядюшки, получится неплохой результат: я спасу свою жизнь, а Гаджи-ами удвоит, нет — удесятерит свое состояние! С помощью русских я получу даже больше, чем полмиллиона, я добуду миллион долларов! Надо немедленно слетать в Стамбул, дядя не может не соблазниться предприятием, которое я ему предложу. Он поймет меня, так как привык жить в мире осязаемых, земных ценностей, а не заниматься распродажей небесных светил! Аллах акбар!»

…Скаредность Гасана Ахмеда-паши — в целях экономии он вел международные телефонные переговоры с братом из своего служебного кабинета — была с аплодисментами воспринята российскими «слухачами».

Содержание разговоров «ЯНЫЧАРА», под этой кличкой он проходил по оперативным учетам ФСБ — «Федеральной Службы Быта», — пришедшей на смену КГБ, который ранее был известен эстетствующим персонажам из столичной богемы как «Контора Глубокого Бурения», — незамедлительно было доложено генерал-майору Казаченко, чье подразделение занималось оперативной разработкой иностранных разведчиков, под различными прикрытиями действующих в Москве.

Моральное и физическое состояние, в котором пребывал военный атташе, Казаченко оценил как основу, благоприятную для вербовочного подхода. Вопрос был в том, как его реализовать: напрямую или опосредствованно?

Действительно, у каждого смертного свой недуг. У кого-то больна печень и ему требуются деньги на лечение, а кто-то страдает зудом обладать чужими секретами, и для этого ему нужны вербовки кадровых сотрудников противоборствующих спецслужб, и чем больше их будет, тем лучше…

Глава вторая. Напутствие генерала Карпова

Зверское убийство английского разведчика в Шереметьевском аэропорту капитаном Аношиным Ганнибалом Ганнибаловичем, было воспринято руководством ФСБ достаточно спокойно, как личная месть за убиенного в свое время его отца, самодержца Чада, но вот его исчезновение вызвало настоящий переполох. Состоялась Коллегия ФСБ, которая вынесла вердикт: генерал Карпов отправляется на пенсию, Казаченко занимает его должность, и ему присваивается звание генерал-майора.

Передавая дела Казаченко, Карпов извлек со дна сейфа потрепанную общую тетрадь под грифом «Сов. секретно. Хранить вечно».

— Олег Юрьевич, говорят, самый отъявленный атеист — это поп-расстрига, ставший таковым по воле неправедного решения Синода. Лицемерить не стану, — потухшим голосом произнес Карпов, — санкции в свой адрес я действительно считаю несправедливыми и чувствую себя обиженным. Но не на религию, которую я исповедовал около тридцати лет и которую по должности представляет Синод, то есть Коллегия нашего ведомства, а лишь на некоторых ее членов. Во время моей службы начальство одновременно вешало на меня и собак, и ордена. Я благосклонно, как вердикт судьбы, принимал и то и другое, но сейчас — нет! Не могу согласиться с решением Коллегии… Короче, так! Эту тетрадь, будь я обижен на нашу религию, я со спокойной душой уничтожил бы по акту…

Генерал протяжно глянул на своего бывшего подчиненного.

— Но делать этого не буду, ибо уверен, что сведения, здесь собранные, по-прежнему актуальны и помогут дать ответы на некоторые вопросы нашей повседневной работы.

Заметь, эта тетрадь — не свод ответов на кроссворды, которые нам, контрразведчикам, приходится решать каждый день. Это — не молитвенник, который, однажды зазубрив, ты сможешь, представься случай, по памяти читать и за здравие, и за упокой. Отнюдь! Здесь собраны и описаны достаточно оригинальные методы разведывательных ухищрений противника и способы им противодействия. Особо обрати внимание на последние…

Лекцию читать тебе не стану, ты и сам прекрасно знаешь, что дело это пустое — искать разницу между «благородной разведкой» и «низменным шпионажем», а уж то, в какие тяжкие нам приходится пускаться, чтобы переиграть противника, ты извещен не хуже моего. Словом, здесь ты встретишь нестандартные ситуации — открой и полистай этот талмуд. Его вел мой наставник, ему он достался по наследству от его предшественника, ну и так далее…

Думаю, не все содержание талмуда пригодится тебе, но одно знаю наверняка: все материалы, касающиеся лично «КОНСТАНТИНОВА», обязательно пригодятся в ходе работы с ним. В добрый час!

…Планируя мероприятия по активизации разработки «ЯНЫЧАРА» и его жены, проходившей под оперативной кличкой «ШЕХЕРЕЗАДА», Казаченко не преминул воспользоваться советом бывшего шефа и, засидевшись допоздна в рабочем кабинете, неспешно перелистывал ту часть тетради, где в деталях были описаны операции по разработке объектов заинтересованности Службы, в которых был задействован агент «КОНСТАНТИНОВ».

Одинаково впечатляли и материалы талмуда, и сведения из личного дела агента — все читалось как приключенческий роман.

Глава третья. Тайный кружок «Корсара»

Из личного дела №-00000 секретного агента КГБ «КОНСТАНТИНОВ»

«…В начале ХХ века Османская империя занимала первое место по численности жителей-армян (второе — Российская империя) и второе после Греции по количеству проживавших в ней греков. Армянские и греческие общины существовали во всех больших городах Турции. Трапезунд (ныне Трабзон), где в 1899 году родился дед агента, которого назвали в честь завоевателя Малой Азии греческого царя Митридатом, исключением не стал. Там существовал и греческий квартал, где семья Иоакимиди держала скобяную лавку, и греческая школа, и православная церковь. Жизнь текла своим чередом. Митридат переходил из класса в класс и уже подумывал о продолжении образования после школы, как вдруг началась Первая мировая война.

Турция была союзницей Германии, а значит, противником Российской империи, чьей армией на Южном фронте командовал православный армянин Андроник-паша. Поэтому если турки радовались успехам кайзера Вильгельма, то турецкие армяне и греки приветствовали победы царя Николая, но старались делать это так, чтобы турецкое окружение этого не видело. Однако радость в глазах православных после каждой удачной вылазки российских войск была видна все отчетливее, и 24 апреля 1915 года в Турции начались погромы православных греков и армян. Сначала в Константинополе, а затем и в приграничных с Россией городах. Отец Митридата сразу осознал смертельную опасность и, погрузив все свое семейство на утлое суденышко, отбыл в сторону Батума.

Исколесив все побережье Черного моря, семья наконец обосновалась в Геленджике, где в 1947 году родился Аристотель Константинович Иоакимиди, будущий секретный агент КГБ «КОНСТАНТИНОВ».

В детстве, пока были живы прадед и дед, Аристотель неплохо освоил разговорный турецкий язык, которым пользовались старейшины семьи Иоакимиди, чтобы обмениваться мнениями о своих невестках и зятьях, которые, в отличие от них, владели только греческим и русским. Маленький Ари, постоянно вертевшийся у стариков под ногами, впитывал, как губка, каждое произнесенное ими слово. Разумеется, прежде всего он научился ругаться матом по-турецки. Но это так, к слову…

Окончив греческую школу, он в 1964 году поступил учиться на факультет романо-германской филологии в Краснодарский пединститут. Способный к языкам студент, к тому же яркой внешности, Аристотель не мог не привлечь внимания сотрудников местного управления КГБ. Получив предложение о негласном сотрудничестве, он долго не раздумывал и навсегда связал свою жизнь с органами госбезопасности.

…21 апреля 1967 года группа армейских офицеров совершила в Греции государственный переворот и установила режим военной диктатуры. Офицеры, больше известные мировой общественности как «черные полковники», действовали по планам, разработанным в штаб-квартире ЦРУ в Лэнгли, и поэтому первый свой удар обрушили на резидентуры КГБ и ГРУ Генштаба ВС СССР. Наши разведчики, работавшие под прикрытием дипломатической, торговой и других миссий, были высланы или бежали из страны.

Десятки греческих граждан — секретные агенты, действовавшие в интересах наших спецслужб, были схвачены и зверски замучены в застенках АСФАЛИИ — политической полиции Греции.

В КГБ СССР было принято решение восполнить понесенные в Греции потери активизацией работы по греческим дипломатам, находящимся в Москве. Цель — приобретение в их среде источников информации. Для этого Центру нужны были люди. Второе Главное управление (контрразведка Союза) обязало местные органы: ищите молодых греков, способных к чекистской работе. Из Краснодара ответили: есть такой человек.

Из характеристики агента «КОНСТАНТИНОВ»:

…Глубокое проникновение в суть дела, трезвая расчетливость, дальновидность, основательность. Адаптация к новой обстановке высокая. Ответственность за свои обещания, обязательства выполняет аккуратно и в срок. Постоянно нацелен на успех. Имеет высокий уровень навыков и умений в изучении людей, установлении и закреплении контактов, добывании информации, интересующей органы госбезопасности. Обладает развитой наблюдательностью, быстро ориентируется в незнакомой среде и трудной ситуации. В достаточной мере владеет психологическим механизмом выведывания.

Легко сходится с людьми, независимо от их социального положения. Держится просто, непринужденно, с достоинством. Имеет разнообразные утилитарные, познавательные, культурные, престижные потребности. Вполне надежен. Может быть использован в качестве агента-вербовщика.

Пользуется безусловным успехом у женщин, независимо от возраста. Внешне весьма привлекателен. Обладает от природы повышенной мужской функцией…

В Москве «КОНСТАНТИНОВ» оказался под началом Карпова, тогда еще носившего лейтенантские погоны и работавшего в отделе Второго Главного управления КГБ, занимавшегося разработкой иностранных разведчиков, действовавших «под крышей» зарубежных посольств. Ему удалось убедить свое руководство в целесообразности оформить Иоакимиди как особо засекреченного спецагента с выплатой ежемесячно ставки, равной окладу оперуполномоченного центрального аппарата КГБ. Кроме того, агента надо было обустроить в Москве.

С жильем в столице всегда было трудно, большинство кадровых сотрудников ютились в коммуналках, отдельные квартиры предоставлялись только начальствующему составу.

«КОНСТАНТИНОВУ» с учетом той деятельности, которой ему предстояло заниматься, требовалась отдельная квартира. Пришлось пожертвовать одной из конспиративных квартир в Староконюшенном переулке. Ответственным квартиросъемщиком стал некий Александриди. На эту фамилию агенту был выдан паспорт, а позднее и бессрочное свидетельство об освобождении по состоянию здоровья от воинской службы — «белый билет», чтобы не докучали военкоматы…

В связи с осложнением оперативной обстановки в Греции первостепенное значение приобретало создание каналов проникновения в среду греческих дипломатов, аккредитованных в Москве.

Чем увлекались иностранные дипломаты вообще, и греческие в частности, в столице конца 1960-х годов? Бизнесом на антиквариате, иконах, ювелирных украшениях, являвшихся фамильными реликвиями русской придворной знати. Секретари всех рангов всех посольств, не говоря уж о простых клерках, не считали для себя зазорным проведение операций с советской фотоаппаратурой и часами. Во внерабочее время иностранцы устремлялись в театры и на поиск красивых и уступчивых женщин. В этих сферах и планировалось использовать «КОНСТАНТИНОВА», там предстояло ему искать встреч, завязывать знакомства.

«Послушай-ка, Ари, а не сделать ли тебя морским офицером?» — предложил как-то Карпов.

Морская форма преобразила «КОНСТАНТИНОВА». Яркой внешности от природы, Аристотель в мундире капитан-лейтенанта стал вообще неотразим.

Не прошло и месяца, как он превратился в завсегдатая театров, антикварных и художественных салонов, комиссионных магазинов. Чаще всего его можно было встретить в ювелирном магазине в Столешниковом переулке. Там на ниве бизнеса он сошелся с секретарем греческого посольства. Обоюдный интерес к драгоценностям закончился согласием дипломата помочь информацией и шифрами. Удача! Орден и молниеносное продвижение по служебной лестнице Карпову были обеспечены: начав операцию лейтенантом, он завершил ее капитаном.

Проплаченные Комитетом репетиторы из Большого театра натаскивали «КОНСТАНТИНОВА» по части светских манер, ставили ему литературное произношение, давали уроки хороших манер и обхождения с дамами из советского высшего света.

Скоро Аристотель свободно ориентировался в мире московской богемы, ее тайн и интриг, капризов и интересов.

Разве можно устоять под взглядом этих зеленых оливковых глаз, разве можно отказать обезоруживающей улыбке этого морского дьявола? А его широта и щедрость? Они не знали границ. Что ж, досрочно списанный на берег бывший командир атомной подводной лодки, а ныне начальник отдела в Главном штабе Военно-морского флота СССР получал неплохие деньги. К тому же он не женат и детей не имеет. Вскоре подружки Аристотеля дали ему прозвище «КОРСАР». Не было случая, чтобы «абордаж» новых кадров «КОНСТАНТИНОВЫМ» потерпел неудачу.

Через некоторое время, перепробовав поочередно каждую из вновь рекрутированных опереточных танцовщиц или певичек, Аристотель приглашал их на ужин в дорогой ресторан. Обычно это были «Берлин» или «Метрополь». Как-то случайно за столом оказывались иностранные дипломаты. Неотразимый и сияющий «КОНСТАНТИНОВ» блестяще произносил тосты, шампанское лилось рекой, языки развязывались, информация хлестала через край…

Москва конца 1960-х годов — театральная, музыкальная, пьющая, фарцующая, гулящая. Вот в этой Москве — светской и одновременно распутной — «КОНСТАНТИНОВ» был своим человеком.

Галантный, остроумный капитан-лейтенант производил впечатление надежного мужчины, готового быть деловым партнером и другом, способного провернуть дельце и вывернуться из любой непредвиденной ситуации, и в то же время устроить для очередной любовницы из Большого незабываемую ночь-праздник, сексуальный фестиваль, после которого она уже отвергала домогательства других поклонников. Все это был Аристотель Иоакимиди, в иночестве — «КОНСТАНТИНОВ».

Его видели с артистками в «Пекине» и «Национале», он собирал компании на подмосковных дачах, талантливо раскручивал флирты и интриги, за оргиями не забывая своего основного предназначения — добывания интересующей КГБ информации.

Карпов прекрасно знал, на чем замешана трагедия Кирова — на балеринах Ленинградского оперного театра. Любовницы-танцовщицы приревновали лидера ленинградских коммунистов к его последней пассии — официантке Мильде Драуле — и сделали все возможное, чтобы ее ревнивый до безумия муж узнал о приключениях ненаглядной женушки с трибуном партии большевиков. Было известно Карпову и роковое увлечение маршала Тухачевского примы-балериной из Большого. Поэтому-то его усилия были направлены на то, чтобы в фокусе внимания «КОНСТАНТИНОВА» постоянно находились лица, вращающиеся в околотворческой среде…

Советской власти за время своего существования не удалось изменить психологию мужской половины Советского Союза, а уж об иностранцах и говорить не приходится.

Наши партийные и военные деятели, иностранные дипломаты всех рангов по-прежнему «западали» на модных актрис, певиц и изящных балерин. Информацию об интересующих КГБ людях «КОНСТАНТИНОВ» добывал через своих многочисленных наложниц, которых он сначала укладывал в постель объекта, а затем в свою, где ему ничего не подозревавшие подружки, как на исповеди, выкладывали все…

…Однажды в Столешниковом «КОНСТАНТИНОВ» познакомился с молодой женщиной ослепительной красоты, которая пыталась сбыть золотой браслет. Агенту было достаточно одного взгляда, чтобы определить, что вещь представляет собой не столько материальную, сколько художественно-историческую ценность. Разговорились. Выяснилось, что Тамаре — так представилась незнакомка — браслет подарил иранский дипломат, а сбыть она его решила не от хорошей жизни: нужны были деньги на аборт. «КОНСТАНТИНОВ», как всегда в форме морского офицера, предложил за браслет цену, вдвое превышавшую оценочную. Не без патетики заявил, что офицерская честь не позволяет ему наживаться на горе такой красивой женщины. Просил полчаса, чтобы достать недостающую сумму. На самом деле эти тридцать минут нужны были агенту, чтобы, известив Карпова, принять совместное решение. Когда «КОНСТАНТИНОВ» обрисовал шефу женщину, тот заорал в трубку, что немедленно высылает бригаду «наружки» для захвата «продавщицы» с поличным…

Через час женщина оказалась на Лубянке, где серьезные дяди сказали: статья такая-то, спекуляция в особо крупных размерах, восемь лет как минимум, и к бабке не ходи… Тамара плакала, умоляла простить. Но дяди объяснили, что Лубянка — не церковь, где можно отмолить грехи, здесь их отрабатывают. Через час перед ней положили папку — «Уголовное дело №…», в котором основным фигурантом была она. Разговор по душам закончился предложением выполнить несколько деликатных поручений, познакомившись с иностранцами, на которых укажут дяди. Сразу предупредили, что для их выполнения, возможно, придется вступать в сексуальную связь с объектами… Способ разоблачения шпионов поначалу показался Тамаре несколько странным, но чего не сделаешь на благо своей социалистической Отчизны, и чтобы избежать зоны?!

Олег, взглянув на часы, положил талмуд и личное дело агента на дно сейфа, и со словами: «Надо срочно ввести “КОНСТАНТИНОВА” в разработку “ШЕХЕРЕЗАДЫ”! — покинул кабинет.

Глава четвертая. Орудие главного калибра — к бою!

Как уже было сказано, «КОНСТАНТИНОВ», участвуя в оперативных мероприятиях по разработке объектов заинтересованности контрразведки, выступал в роли офицера Главного штаба Военно-морского флота СССР.

Действительно, трудно придумать лучшую визитную карточку для агента, чем военная форма. С ее помощью можно не только без труда познакомиться с объектом, но и в течение нескольких минут завоевать его доверие, создав предпосылки для последующего развития контакта с целью получения необходимой информации.

Военно-морская форма на плечах агента имела еще одно преимущество. Если он привлекался к разработке установленных разведчиков — сотрудников военных атташатов недружественных стран, — то через него, как офицера, имеющего доступ к сведениям, составляющим военную тайну, можно «гнать дезу» — поставлять ложную информацию о нашей обороноспособности и военных приготовлениях.

Через три месяца круглосуточного наблюдения за «ЯНЫЧАРОМ» и «ШЕХЕРЕЗАДОЙ», в котором использовался весь комплекс оперативных средств: осведомители из числа обслуживающего персонала в местах жительства и работы объектов, «наружка» и аудио-видеоконтроль — генерал Казаченко пришел к выводу, что взаимоотношения супругов достигли критической точки и «курс лечения» — их разработку — пора активизировать, применив самое действенное оперативное снадобье, — «амурный дар» особо ценного агента «КОНСТАНТИНОВ».

О необходимости принятия экстренных мер свидетельствовало, прежде всего, состояние здоровья «ЯНЫЧАРА». С каждым днем увеличивалось количество опорожненных упаковок от медикаментов — об этом докладывала агент «ВИОЛЕТТА», служившая у объектов горничной. Кроме того, она сообщила, что в личных вещах «ШЕХЕРЕЗАДЫ» обнаружила десяток различных размеров фаллоимитаторов.

Наконец сыщики наружного наблюдения зафиксировали сближение «ШЕХЕРЕЗАДЫ» с Эббой Йонсен, женой шведского посланника, известной в дипломатических кругах лесбиянкой. И хотя инициатива нарождавшейся «розовой» любви принадлежала шведке, стало ясно, что ее домогательства были бы отвергнуты турчанкой, если бы не прогрессирующая болезнь и сексуальная несостоятельность «ЯНЫЧАРА».

Промедление — провалу разработки подобно, и Казаченко отдал приказ:

«Орудие главного калибра — агента “КОНСТАНТИНОВ” — к бою!»

Глава пятая. Утро секретного агента

«КОНСТАНТИНОВ» брился, стоя перед зеркальным шкафом. Что может быть лучше ощущения горячего прилива жизни! Черт возьми, какая легкость во всем теле! Кровь так всего и омывает, пена для бритья так и кипит на щеках — вены готовы взорваться от адреналина. Так славно вчера все получилось! А этот новый шеф, молодой генерал Казаченко, оказывается, не глупее мудрого змия Карпова. Надо же, как тонко все просчитал!

«КОНСТАНТИНОВ» повел плечом, и ноги сами притопнули по ковру. Это же счастье — жизнь, полная приключений! А кто их создает? Правильно — иностранные разведки и КГБ, или как бишь его теперь называют? А, ну да — ФСБ!

И, вдруг испугавшись: не прыщик ли? — Аристотель придвинулся к зеркалу. Прыщика не было.

— Нет, он есть. Прыщик — это я! — вслух сказал себе «КОНСТАНТИНОВ». — А иностранные разведчики и генералы Карпов и Казаченко — это мои целители…

От этой мысли стало чуть-чуть грустно.

«Ничего, — успокоил себя агент, — у каждого своя судьба и свое предназначение — кому-то кашу заваривать, а кому и пробу с нее снимать. Вы, ребята, придумывайте, анализируйте, противоборствуйте, а пенки наслаждений снимать буду я! И как можно чаще вводите меня в разработку таких красоток, как вчерашняя турчанка! Такую девочку надо еще поискать. А найди ее кто-то, на вас не работающий, так вы же сами его к ней и не подпустите, потому как она — объект вашей оперативной заинтересованности! И что б я делал без вас, дорогие мои операторы?! Воистину:“плыть по течению особенно легко при попутном ветре”.Вы — тот самый ветер, который надувает мои паруса…»

Повеселев от оценки собственной роли в контрразведывательных мероприятиях и воспоминаний о вчерашнем событии, Аристотель бросил бритву на стеклянную доску, выбежал из ванной комнаты и схватил лежащую на письменном столе визитную карточку.

«Надо же придумать такую должность — помощник советника по этническим вопросам! Наверняка на дипломатическую службу она попала по блату. Интересно, кто ее спонсор? Да, облагодетельствовать такую кошечку — одно удовольствие. А коль скоро филантропия сегодня не в моде, то какой же страстной должна была быть ее благодарность? Стоп! Казаченко что-то там говорил о ее муже, “шишкаре” в посольской резидентуре, он — основная цель разработки. Ничего, доберемся и до него! Будем продвигаться к мужу не торопясь, короткими перебежками, а лучше — ползком. Сначала раскрутим роман с турчанкой, а Казаченко подождет! Дольше едешь — больше командировочных. Это — аксиома!

Вообще, черт возьми, как удивительно устроен этот мир! Ах, Ширин, Ширин! Стоило нам встретиться с тобой глаза в глаза, как мы сразу поняли, что наш роман состоится! Не будь я связан заданием, не будь “наружки” вокруг, — а то, что она была, сомнений быть не может, зря я, что ли, четверть века отпахал на генерала Карпова, — мы бы с тобой, моя красавица, уже через десять минут мчались ко мне домой!

Да, определенно что-то есть в тебе такое, дорогая моя, чего не заметил в тебе еще ни один мужик! Ты не просто красива, ты обворожительная фея! Твои глаза — два манящих капкана, из которых не выбраться! А какая глубина! Это же пучина, пропасть. Смотришь в них, и дух захватывает, голова кружится, будто в бездну сорвался!»

…Аристотель повернул никелированные краны, горячая вода зашумела в белую ванну, поднимая облачка пара. Закрыл воду, сбросил пижаму и, вздрагивая от звериного наслаждения, с шумом окунулся по самый подбородок. Продлевая наслаждение, поворачивался с боку на бок, оживляя в памяти подробности вчерашнего знакомства с прекрасной турчанкой.

Стоило молодой красавице наклониться, чтобы запереть дверцу темно-синего «мерседеса», как тут же порыв ветра, выпорхнув из-за угла Тверской на Страстной бульвар, насмешливо забросил ей на плечи юбку, обнажил ее соблазнительные чресла. Проходившие рядом мужчины на мгновение застыли в изумлении, наслаждаясь импровизированным стриптизом.

Небрежным жестом женщина одернула платье и царственной поступью направилась к подъезду. На грохочущем лифте поднялась на пятый этаж и потянула на себя ручку обшарпанной двери.

— По вам, дорогая Ширин, можно сверять кремлевские куранты! — раздалось в глубине квартиры, и навстречу жене турецкого военного атташе выплыла известная в кругах московской артистической богемы портниха-белошвейка, великая искусница Эсфирь Моисеевна.

Женщины манерно обнялись. Хозяйка тараторила не умолкая, изливая на иностранку ушаты восторженных похвал. Не были забыты ни умопомрачительной красоты фигура гостьи, ни ее глаза, волосы, кожа и прочая, прочая, прочая…

Под конец Эсфирь Моисеевна сделала провокационный комплимент Ширин, отметив ее изысканный вкус. Хотя Ширин была в восторге от работы белошвейки, эта ее уловка, превратившаяся в подобие ритуала, изрядно надоела турчанке. Она дипломатично парировала грубую лесть, ограничившись нейтральным замечанием.

— Извините, Эсфирь Моисеевна, я сегодня очень занята, поэтому кофе мы выпьем в следующий раз. Не возражаете?

— Ну что вы, что вы… Я вообще удивляюсь, как вам удается выкроить время, чтобы посетить меня. Я готова примчаться к вам по первому же сигналу, вы только позвоните!

…Лишь только дверь за очаровательной клиенткой закрылась, как лицо угодливой хозяйки приобрело бульдожьи черты. Вынув из передника переговорное устройство, закамуфлированное под портняжный мелок, она прорычала:

— «Первый», «Первый»! Я — «Второй». Манекен вышел! Как поняли? Прием!

«Первый» прохрипел в ответ, что сигнал принят.

Турчанка вышла из подъезда, и ее взгляд уперся в спущенное колесо. Вынула из сумочки мобильный телефон. Секунду постояла в раздумье, но вдруг решительно открыла багажник и вытащила насос. Вспомнила, что для предстоящих манипуляций необходим еще и домкрат, но куда он запропастился, да и вообще, черт подери, как с ним обращаться?!

Ширин растерянно рассматривала свои перепачканные маслом белые перчатки, как вдруг к тротуару лихо свернула черная «Волга», и из нее выпрыгнул писаный красавец в форме морского офицера.

…Все жены профессиональных разведчиков, сопровождающие мужей во время длительных загранкомандировок, как наши, так и «ихние», в обязательном порядке проходят ускоренные «курсы повышения квалификации оперсостава» (хотя о какомповышениии о какомоперсоставеможет идти речь?!). Поэтому Ширин не только определила звание офицера, выпрыгнувшего из «Волги», как черт из катапульты, но и, заметив, как ладно на нем сидел мундир, сделала вывод, что он — штабной служака. Однако количество орденских планок говорило о том, что на берег каперанг списан недавно, — таская дым в штанах по штабным коридорам, и за двадцать лет не заработать шестнадцать наград!

«Ему, похоже, еще нет и пятидесяти… О, Аллах, да у него орден Красного Знамени и орден Красной Звезды! Значит, он воевал? А что? Говорит же Ахмед-паша, что русские ни на один день не прекращали тайных войн с момента прихода к власти большевиков, — вот передо мной живое тому подтверждение. Ничего себе сюрприз! Вот за такими русскими флибустьерами Ахмед-паша и приехал сюда поохотиться. Но этот чертовски хорош собой! Прямо-таки языческий Бог, правда, изрядно поседевший. А глаза! Цвета морской волны, они просто завораживают…

Да, ордена просто так не даются… Вот бы Ахмед-пашу сюда! И почему ему не везет с русскими морскими офицерами? Поймай он в свои капканы парочку таких вот орденоносцев — давно стал бы генералом! Стоп! У этого корсара восточный профиль! Кто он? Армянин? Азербайджанец? Ахмед-паша говорит, что в бывшем Советском Союзе кровосмешение достигало таких масштабов, что чистокровными остались лишь ахалтекинские скакуны и восточно-европейские овчарки…»

— Мадам, у вас проблемы? — «КОНСТАНТИНОВ» взглядом указал на насос в руках Ширин. — Если вас это не очень огорчит, мой водитель в вашем распоряжении. Старшина! — оборот головы к «Волге» — Ко мне бегом, марш! Надо же, оказывается, сказки бывают не только в книгах, но и на московских улицах: встретить красавицу из восточных сказок — это даже не сказка — это фантастика! — вперив пронзительный взгляд в зрачки турчанки, с искренним восторгом произнес агент.

— Спасибо за комплимент…

— Вы — женщина, не нуждающаяся в комплиментах!

Турчанка, не ожидавшая такого натиска, вмиг зарделась, опустила насос себе под ноги и тихо сказала:

— Спасибо и за этот комплимент… Не стоит беспокоиться. Я позвоню в посольство. Они приедут и все сделают…

— Посольство? Так вы не россиянка? А откуда вы?

— Я из Турции…

Услышав это, агент взял Ширин под локоть и увлек ее подальше от кромки тротуара.

— Бог мой, вот так сюрприз, — лицо «КОНСТАНТИНОВА» озарила улыбка, от которой таят льды на Северном полюсе. — Через месяц мне предстоит командировка в Стамбул. Вы в Москве по коммерческим делам?

— Нет, я сотрудник посольства…

— Ну да, конечно… Как это я сразу не обратил внимание на номер вашей машины! Хотя сейчас многие иностранные бизнесмены разъезжают по Москве на машинах дипломатических корпусов своих стран.

«КОНСТАНТИНОВ» испытующе смотрел в глаза собеседницы.

— Нет-нет, я не коммерсантка…

Ширин, еще больше смутившись под этим гипнотическим взглядом, безотчетно сняла испачканные перчатки и бросила их в урну. Вдруг она решительным жестом распахнула сумочку и вынула визитную карточку.

— Вот, пожалуйста, возьмите!

«КОНСТАНТИНОВ» внимательно прочитал текст.

— Откровенно говоря, я бы проехал мимо, если бы знал, что вы сотрудница посольства. Я приказал водителю остановиться, увидев красивую женщину с насосом в руках. В таких руках привычнее видеть цветы, бокал вина, но никак не… Что ж, видно, не судьба!

«КОНСТАНТИНОВ» умолк, театрально потупив взгляд.

— Что вас смущает? Насос в моих руках или моя национальность? Турция — не самая плохая страна, не так ли? — с вызовом спросила Ширин.

— Меня? Ничто! Но мое начальство… — агент коснулся рукой погона. — Турция — в составе НАТО, нынешнее продвижение Североатлантического альянса к границам России и так далее… Я лишь могу сказать, как плохо, что большая политика мешает простым людям общаться, влюбляться, устраивать личную жизнь!

— Вы такой влюбчивый?

— Я бы не сказал… Я — вдовец.

— Простите, я не хотела вас обидеть…

— Ну что вы, не стоит извиняться, уже семь лет, как я потерял жену.

— У вас есть дети?

— Нет… А что это мы всё обо мне да обо мне? Давайте о вас поговорим! — агент многозначительно посмотрел на часы. — До совещания в Генеральном штабе у меня есть еще двадцать две минуты. Вы здесь по делу или просто проезжали мимо?

— По делу. Здесь живет моя портниха…

— Так, может, это она иголкой проколола колесо? Вы, наверно, ей плохо платите? Если что, можете рассчитывать на мою помощь!

«КОНСТАНТИНОВ» комично округлил глаза и подмигнул турчанке.

Рассмеялись. Ширин смеялась особенно громко — сказывалось нервное напряжение. Взгляд каперанга будоражил глубины души и вместе с тем притягивал, манил какой-то неземной силой.

— Благодарю вас, мой муж — военный атташе и неплохо зарабатывает. Кстати, в пятницу в нашем посольстве состоится прием, я приглашаю вас…

— По какому случаю прием?

— Колесо готово, Аристотель Константинович! — раздалось за спиной.

Агент, продолжая смотреть турчанке прямо в глаза, сжал ее руку.

— Как тебя зовут?

— Ширин… На визитке есть мое имя…

— Я хотел услышать, как произносишь его ты, чтобы называть тебя так, как тебе нравится. Это ведь древнее турецкое имя, я не ошибаюсь? — «КОНСТАНТИНОВ» перешел на шепот.

— Да! Такое же древнее, как твое… Ты — грек? — спросила турчанка, не заметив, что они вдруг перешли на «ты».

— Греция — не самая плохая страна, не так ли? Что же вас смущает? Погоны на моих плечах или моя национальность?

«КОНСТАНТИНОВ» в точности воспроизвел слова и интонацию иностранки. Снова рассмеялись.

— Вы — остроумный человек, с вами надо держать уши острыми…

— Держать ухо востро…

— Извините… Я еще плохо знаю русский язык…

— Поверь мне, ты знаешь его в достаточной мере, чтобы понять слова любви… Вопрос в том, будет ли у меня возможность тебе их произнести? — комок застрял в горле агента, а глаза вмиг увлажнились. Срывающимся голосом агент спросил:

— Когда в следующий раз ты должна быть здесь? Скажи, и я приеду! Я брошу к черту все дела и примчусь немедленно!

Дыхание турчанки участилось, взгляд лихорадочно метался по лицу собеседника, она вдруг увидела стоявшие в его глазах слезы. С трудом переведя дыхание, женщина прошептала:

— Аристотель, не надо…

«КОНСТАНТИНОВ» уже двумя руками сжимал локти Ширин.

— Надо! Хотя бы одно свидание. Оно ведь ни к чему тебя не обязывает, поверь… Я позвоню, дай мне свой домашний телефон!

— Нет-нет! Завтра. Здесь. В это же время…

Турчанке показалось, что грек не расслышал ее слов, так как в это время он, склонив голову, покрывал поцелуями ее руки.

— Аристотель… Завтра… В это же время! — полузакрыв глаза, повторила Ширин. «КОНСТАНТИНОВ» резко поднял голову, крепко поцеловал женщину в губы и, развернувшись по-военному на каблуках, нырнул в «Волгу»…

«Значит, сегодня у нас с тобой, дорогая Ширин, примерка. Похоже, она должна была состояться не сегодня, а позже, но для того, чтобы встретиться со мной? ты ответила так решительно: “Завтра!” Девочка, ты и не подозреваешь, что за примерка предстоит нам обоим! Постараемся тебя не разочаровать! По-русски ты говоришь превосходно. Интересно, это тоже входит в обязанности помощника советника по этническим вопросам?

Черт! Забыл сказать Казаченко, что нужен букет роз. Прийти на первую встречу без цветов? Да никогда! Это все равно, что заявиться к женщине на первое свидание в несвежих носках и нажравшись чеснока. Первое — тут же станет последним! Значит, придется заехать на Центральный рынок. Розы! И только белые! Как символ чистоты и невинности моих помыслов, наших будущих встреч и наслаждений… Приготовьтесь, господин Казаченко, выделить деньги еще и на розы. Судя по тому, сколько вы мне дали на сегодняшние развлечения, в вашей “Федеральной Службе Быта” напряженка с деньгами. Н-да, у Карпова в “Конторе Глубокого Бурения” было по-другому. Старина Карпов был прав, повторяя:“Средства, потраченные на ухаживания за объектом, — гроши по сравнению с тем капиталом — информацией, которой он располагает!”

Ну и времена настали! Похоже, у вас, чекистов, кроме чистых рук, горячих сердец и холодных голов, теперь появилось еще одно отличие от прочего люда — пустые кошельки! Так, долой лирику, пора приниматься за дела!»

Глава шестая. Первая проба сил

В назначенный час «КОНСТАНТИНОВ» на черной «Волге» со служебными номерами Министерства обороны подкатил к знакомому подъезду на Страстном бульваре.

— Ширин, добрый день! Первый раз в жизни встречаю такую пунктуальную женщину! — сказал Аристотель, усевшись в «мерседесе». — Признаться, я думал, что мне придется или долго ждать, или уехать ни с чем…

— Почему? — вместо приветствия спросила турчанка.

— Видишь ли, хотя я уж и не вспомню, когда последний раз назначал свидание женщине, но мне известно, что все женщины лишены чувства времени, поэтому всегда и всюду опаздывают. А во-вторых…

Агент умолк, выжидательно глядя на собеседницу.

— А во-вторых? — лукаво улыбнулась Ширин.

— А во-вторых, первым на свидание прибывает тот, кто от него ожидает большего, чем…

— Ты — опасный человек, Аристотель! — ударив ладонью по рулю, с грустью в голосе заметила Ширин.

— Самый безобидный и беззащитный человек на свете — это мужчина, сбежавший со службы, чтобы встретиться с возлюбленной! Почему же я опасен? — кротко произнес «КОНСТАНТИНОВ», а про себя подумал: «Привыкай, девочка! Я — тиран, деспот и буду все время, играя на грани фола, подавлять твою психику… Но, в конце концов, поверь, тебе это понравится!»

— Потому что ты — психолог… Действительно, первым приходит тот, кто от свидания ожидает большего, чем другой…

«КОНСТАНТИНОВ» прижался щекой к женскому плечу и примирительно сказал:

— Ширин, дорогая! О чем это мы с тобой заговорили? Кто из нас ждет от свидания больше, а кто меньше? Ну что нам с тобой делить? Уже одно то, что мы с тобой в служебное время вырвались на свидание — это разве не доказательство, что от него мы ждем одинаково много?! Жаль, что я только в душе поэт, а то бы я сложил поэму, как сутки напролет, не смыкая глаз, поминутно смотрел на часы, ожидая наступления этой сказки — возможности вновь увидеть тебя! Пойдем, я тебе что-то покажу…

Агент нежно взял турчанку за руку и открыл дверцу. Ширин, безотчетно повинуясь, выбралась из машины не через свою дверь, а вслед за Аристотелем.

Увидев целый стог белых роз, заполнивших заднюю половину салона «Волги», турчанка, головой окунувшись в него, еле слышно выдохнула:

— Ты — поэт, Аристотель… Не на словах — в жизни!

Так и ехали: «КОНСТАНТИНОВ» — за рулем, Ширин — в дурманящем цветочном сугробе сзади.

Когда выбрались на Можайское шоссе, Ширин вдруг спросила:

— Аристотель, а куда ты меня везешь?

«Отлично сказано, девочка! Мысленно я тебе, нет, не тебе — себе аплодирую! — оценил вопрос турчанки агент. — Ты правильно поставила вопрос: не куда Мы едем, а куда Я тебя везу! Значит, подсознательно ты уже готова к тому, что ведущий — я, а ты — ведомая».

Бесстрастным тоном, как если бы вопрос о маршруте был уже согласован, «КОНСТАНТИНОВ», не отрывая глаз от дороги, коротко заметил:

— На дачу моего приятеля…

В ответ Ширин согласно кивнула головой. Затем, спохватившись, обеспокоенно спросила:

— А кто, кроме нас, там будет? Приятель?

«Это очень хорошо, что у тебя, девочка, всех-то и проблем — будет ли на даче приятель, а не когда мы вернемся и чем мы будем там заниматься! Или последнее — это уже для тебя вопрос решенный? Ну-ну, посмотрим, как ты поведешь себя дальше!» — «КОНСТАНТИНОВ» весело рассмеялся.

— Нет, приятеля там не будет! Он — не поэт… Он — мой сослуживец, и в рабочее время подсчитывает и оценивает секреты, украденные нашей разведкой у военно-морских сил стран НАТО. На даче будет только сторож. Он приготовит шашлыки, пока мы будем кататься на катере. Ты каталась когда-нибудь на катере по Москва-реке?

Надо было срочно перевести стрелки мыслительных процессов иностранки на любой свободный путь, переключив ее внимание, пока она не передумала, ехать или нет.

«Всё как будто идет по плану, но черт его знает, как ты поведешь себя в следующую секунду! Мало ли что может заставить тебя, девочка, круто изменить намеченный генералом Казаченко и мною маршрут?!»

— Долго нам ехать?

Оценив вопрос, агент с облегчением вздохнул — возвращаться с полпути не придется.

— Уже почти приехали…

Как только с Можайского выехали на Успенское шоссе, «КОНСТАНТИНОВ», чтобы окончательно отвлечь турчанку от возможных размышлений о ее безрассудном поступке, начал нести всякую чепуху о мелькавших за окном строениях, их мнимых хозяевах, не забывая забрасывать попутчицу вопросами.

— А вот здесь Молотов принимал свою любовницу, балерину из Большого… Помнишь такого заместителя Сталина?

— Конечно… Я училась в Сорбонне и прослушала специальный курс о вашей советской истории. Там я начала учить русский язык…

Агент, будто никогда не слышал от генерала Казаченко, что турчанка получила европейское воспитание и образование, разыграл искреннее изумление.

— Как?! Ты училась во Франции? Вот оно, оказывается, в чем дело! А я-то, влюбленный глупец, думаю, почему моя дорогая Ширин по Москве разъезжает не в парандже?! Н-да, как поет Володя Высоцкий: «Она жила в Париже, куда мне до нее! — Ты слышала, Ширин, песни Высоцкого?

— Конечно…

— А вот здесь, смотри-смотри, Микоян жарил шашлыки из осетрины и чуть не погиб, подавившись костью! А правда, что это ваше национальное блюдо — шашлык из осетрины?

— Ну, не совсем наше… Скорее, это иранское национальное блюдо…

— А вот здесь, знаешь, что происходило в сталинские времена?..

Импровизировал агент искренне и самозабвенно, а в памяти всплывали эпизоды из жизни Ширин, рассказанные генералом Казаченко в ходе последней явки…

Глава седьмая. Из девушки по вызову — в агентессы

Ослепительной красоты девочку-подростка, доставленную в стамбульскую клинику с диагнозом «гнойный аппендицит», на операционном столе изнасиловал врач-маньяк.

Суд приговорил вурдалака к четвертованию, но горю семьи и репутации пятнадцатилетней Ширин это помочь не могло.

Ширин Фаттах-кызы, единственная дочь у родителей, внучка известного в Турции соратника Ататюрка, скрываясь от местных папарацци и людских пересудов, вынуждена была покинуть родину и выехать в Париж.

Вскоре, не вынеся горя и позора, покончил с собой ее отец, высокопоставленный правительственный чиновник, и Ширин, студентка факультета славянской филологии Сорбонны, осталась без материальной и моральной поддержки…

…Умопомрачительно красивое юное создание, к тому же иностранка, Ширин не могла остаться незамеченной парижскими сутенерами, вербовавшими наложниц в студенческой среде.

Начали с малого: предложили за большие деньги позировать для мужских журналов. Один парижский журнал поместил ее цветное фото на обложке, и для Ширин это явилось следующей ступенью по лестнице, ведущей вниз.

Экзотическая красота и загадочный шарм турчанки, наконец, безупречные формы тела обратили на себя внимание людей, рассматривающих такие снимки с коммерческой точки зрения. Она получила предложение от нескольких почтенных парижских клубов и приняла самое выгодное из них. За 250 франков в неделю она поступила в кабаре гостиницы «Пале-Рояль».

В воздушном, украшенном блестками наряде она проделывала на маленькой сцене несколько ритмических движений, после чего по приглашению кого-нибудь из посетителей подсаживалась к его столику.

…Однажды обер-кельнер передал ей приглашение от Жоржа Бофиса. Обычно в таких случаях он говорил девушке несколько слов о кредитоспособности приглашающего.

Когда Ширин ворчливо спросила, что представляет собой этот Бофис, обер-кельнер коротко ответил:

— Я был бы рад получить десятую долю той суммы, на которую он раскошелится, если ты сумеешь ему понравиться.

Обер-кельнер не преувеличивал, хотя и не подозревал, что Бофис, успешно проворачивая спекулятивные сделки с недвижимостью, является платным агентом американской резидентуры ЦРУ в Париже. Когда Ширин подошла к его столику, он сразу перешел к делу:

— Здесь не место для тебя. Если хочешь, я помогу тебе достигнуть большего. Если ты доверишься мне, я введу тебя в высшие круги европейского общества…

Ширин почувствовала, что Бофис сулит ей не воздушные замки, и решила рискнуть. В тот же вечер, отказавшись от ангажемента в кабаре, она, уступив желанию Бофиса, переехала к нему на виллу в предместье Парижа.

Самым, пожалуй, удивительным в их отношениях было то, что стареющий повеса не прикоснулся к сказочно красивой турчанке, не сделал ее своей любовницей, хотя Ширин несколько месяцев жила у него.

Бофис, циничный покровитель молодого дарования, подобно театральному режиссеру, проходил с ней роль, которую ей предстояло играть на празднествах, устраиваемых им для своих друзей и партнеров по бизнесу. Эта была всего лишь роль девицы легкого поведения, но Ширин должна была добиться вершин совершенства.

Турчанка оказалась чрезвычайно способной ученицей: в пятнадцать лет едва отведав из чаши греха, с годами она стала пить полными глотками, подтверждением чему служили многие известные ее любовники, от Марлона Брандо до Майкла Дугласа и Ричарда Гира.

…Во время одного приема, который Бофис устроил у себя дома для друзей из американского посольства, все приглашенные — дипломаты и девушки по вызову — нагишом взапуски бегали по саду, изображая Адама и Еву. Совокуплялись, не таясь, на подстриженных лужайках.

Ширин, которой хозяином возбранялось принимать участие в подобных игрищах, обнаженная лежала на надувном матрасе в бассейне, наблюдая за забавами гостей. Она заметила, как Бофис, занятый приготовлениями ночной программы, отвел в сторону какого-то джентльмена в смокинге и указал на нее, а затем украдкой сделал ей знак: на эту ночь ты принадлежишь ему.

Как впоследствии выяснилось, проституируя в среде мультимиллионеров, красавица турчанка попала в поле зрения «охотника за головами», офицера-вербовщика из ЦРУ Майкла Селлерса, который, ознакомившись с ее личным делом в Сорбонне и установив за ней наружное наблюдение, пришел к выводу, что из девочки можно воспитать агентессу экстра-класса.

…Селлерс, молодой привлекательный мужчина, подошел к краю бассейна и, представившись американским дипломатом, на хорошем французском сделал девушке то же предложение и в тех же выражениях, что полгода назад она услышала из уст Бофиса. Разница состояла в том, что незнакомец предлагал ввести ее «в высшее американское общество».

Ширин, для которой к тому времени менять покровителей стало так же привычно, как ежедневная смена носового платка в сумочке, немедленно ответила согласием. Ей и в голову не могло прийти, что Майкл Селлерс — так представился американец — является заместителем главы резидентуры ЦРУ в Париже и по совместительству оператором ее содержателя Жоржа Бофиса.

Не растерявшись, девушка поставила одно условие: оплатить ее обучение в университете.

«Меня вполне устраивает факультет, на котором вы обучаетесь, поэтому я готов оплатить вашу учебу», — ответил Селлерс.

Сделка состоялась. В последующие несколько лет никто из них не пожалел о заключении устного контракта.

…Цэрэушник начал обхаживать Ширин. Лишенная возможности общаться с богатыми клиентами, она вскоре полностью перешла на его содержание, не подозревая, что деньги он тратит не из собственного кошелька, а из кассы Управления.

Поначалу ей казалось, что Майкл хочет с нею просто дружить, но зачем? Если Бофис не дотрагивался до нее, приберегая для своих друзей и партнеров, под которых он подкладывал ее без всяких колебаний, получая огромные комиссионные, то Майкл даже разговоров об интиме не заводил! В чем же дело?!

В ходе многочасовых бесед Селлерс часто повторял турчанке одну и ту же фразу: «Я не хочу с тобой любовных отношений, потому что в таком случае будет нарушен существующий между нами пафос дистанции».

Однако, в конце концов, Майкл не устоял перед соблазном и однажды вступил с турчанкой в интимный контакт, предупредив ее, что женат, имеет двух малолетних детей и никогда не оставит семью.

«Нет отбросов — есть кадры!» — лозунг любой спецслужбы.

Американец, проплатив обучение Ширин в Парижском университете, начал «втемную» использовать турчанку в изучении сотрудников советской дипломатической миссии в Париже. Ширин, не подозревая о коварстве своего «благодетеля», стала весело, походя, добывать интересующую Селлерса информацию…

Со временем цэрэушник стал выводить Ширин в свет. Она стала его постоянной спутницей на дипломатических раутах в советском посольстве. Окружающим он представлял ее как свою жену. Свое стремление познакомить турчанку с кем-либо из присутствующих дипломатов американец объяснял желанием помочь ей как можно быстрее овладеть русским разговорным языком.

…Окончив Сорбонну, Ширин по настоянию Селлерса вернулась в Турцию и, благодаря связям покойного отца, начала работать в русском отделе турецкого министерства иностранных дел, совершенно не понимая из-за своей невероятной наивности, каким лакомым кусочком является для американца, для которого постельные забавы с необыкновенно красивой куколкой были лишь пикантной приправой к основному блюду — шпионажу.

Ширин абсолютно не понимала, во что вовлек ее «благодетель». Полагала, что, пересказывая Селлерсу содержание подслушанных разговоров русских дипломатов и изредка занимаясь с ним сексом, она таким образом погашает долг за проплаченную им учебу в университете.

Разведчик же, перебравшись за своей подопечной в Турцию, выжидал. В ожидании строил грандиозные планы по выводу турчанки, будущей агентессы экстра-класса, на разведывательные просторы России. И Судьба, наконец, взяла его за руку!..

Однажды, во время очередной встречи с турчанкой, Селлерс рассказал ей часть правды о своей работе. Ширин была шокирована. Майкл же, вслед за признанием, попросил сделать ему одолжение.

«Часть моей работы заключается в наблюдении за русскими дипломатами, я пытаюсь понять, что они замышляют. Ты знаешь этих людей, и ты бы мне очень помогла, если бы поделилась со мной некоторыми из своих открытий и наблюдений и передавала мне, о чем они говорят. Так мне проще будет вычислять среди них моих коллег-разведчиков».

«Хорошо. — ответила Ширин. — Если тебе это принесет пользу»!

«Не мне, а нам с тобой!» — поправил турчанку разведчик.

Скоро Ширин стала весьма полезным источником, сообщая Селлерсу о содержании бесед, которые она проводила с русскими дипломатами в качестве помощника атташе по культуре турецкого МИДа. В Лэнгли решили, что «плод созрел», и завели агентурное дело «ДЖОКОНДА».

Через полгода после возвращения в Турцию Ширин поняла, что злой рок следует за ней по пятам. Стамбул встретил ее в штыки — в местной печати снова замелькали заметки с подробным описанием глумления над ней врача-маньяка, а его родственники приложили немало усилий, чтобы с помощью отвязных папарацци добыть и предать гласности факты из ее порочной жизни в Париже. Скандал разрастался. С работой в МИДе пришлось распрощаться. Обвиняемая в распространении и популяризации проституции в Турции, Ширин, получив очередную повестку в суд, поняла, что родина в очередной раз ее отвергла. Не знала она, что публикации в местной прессе о ее похождениях в Париже инспирированы и проплачены… Селлерсом.

…Когда Ширин разрыдалась на плече у своего «благодетеля», обвиняя всех и вся и грозясь покончить с собой, Майкл успокоил ее, пообещав познакомить со своим приятелем.

— Кто он? — всхлипывая, спросила турчанка.

— Овдовевший военный атташе Турции в Москве, который сейчас находится в Стамбуле и подыскивает себе жену, чтобы увезти с собой в Россию, — с готовностью ответил Селлерс.

Разумеется, американец умолчал о том, что жених смертельно болен и жить ему осталось даже не годы — месяцы. Спасти его могла только операция по трансплантации печени, но стоила она более полумиллиона долларов — сумму, которой у турка не было, и в обозримом будущем взять ее было неоткуда…

Последнее обстоятельство вполне устраивало цэрэушника, так как после смерти турецкого военного атташе он был уверен, что вправе рассчитывать на исчерпывающее использование всего потенциала «ДЖОКОНДЫ», как в разведывательном, так и в интимном плане.

— Да, Майкл, — это выход! — вытирая ладонями мокрое от слез лицо, воскликнула турчанка. — Выйдя замуж и уехав в Россию, если, конечно, это удастся сделать, я, наконец, избавлюсь от моих преследователей и позора… Спасибо, Майкл, Аллах послал тебя мне в помощь!