_________________
ГРАФ АРДЕН ТОРК
_________________
Я был юн и не так давно начал бриться, когда вокруг внезапно оказалось множество привлекательных девушек. Они бегали в передниках прислуги и сверкали стройными щиколотками, поднимаясь по лестнице. Отец, перехватив мой взгляд, позвал меня в кабинет, и начал напрямую, без обиняков: — Пользоваться теми, кто от тебя зависит, недостойно благородного человека, сын. Если естество требует свое, возьми для охраны солдата из гарнизона и съезди в таверну "Белая Лилия", что за селом Три Сосны. И не забудь выпить настойки. Одной стопки на три дня достаточно.
Он протянул мне флягу. — Что это? — Ни бастарды, ни дурные болезни Торкам не нужны. Впрочем, если так станется, что появится бастард, отдашь в хорошую семью и выделишь золотые на воспитание. — А если мне подсунут чужого? — любопытство юности не знало границ. — Ты видел, как светится родовой перстень? — Я кивнул, и отец пояснил: — Перстню все равно, был зачат потомок Торков после храма или во грехе. Поэтому, сам понимаешь, не дело это, кровь свою расплескивать. Все понял? — Понял. Но если они… ну, сами… — Замковых не трожь. Тебе не нужна обиженная прислуга за спиной и драки между служанками. Если в городе, иди с ней в комнату в таверне. Не оскорбляй предков, превращая родовое гнездо в веселое заведение. Желтый Клык предназначен для освященных храмом уз. Если захочешь завести мистресс, сними ей дом в городе. — Он усмехнулся, глянув на меня. — И удвой уроки с господином Свордом: и клинок, и кулаки тебе не раз пригодятся.
Я соблюдал отцовские заветы и повидал немало горожанок, селянок и веселых девок.
А потом появилась она, мой ангел, который приходил ко мне даже в снах. Белокурая, с глазами цвета неба и голосом как перезвон колокольчиков — дочь виконта с нежным именем Леа. Я боялся прикоснуться к ней, и лишь позволял себе поцеловать кончики ее пальцев. Едва она вошла в брачный возраст, как я уговорил отца на сватовство. Мысль об обладании ею казалась кощунственной, но я хотел любоваться ею, поклоняться ей, обожать ее.
Вернувшись, отец огорошил меня известием, что Леа уже сговорена за друга ее семьи, и отменять соглашение виконт отказался. Ее отдавали старику тридцати пяти лет!
Неделю я просидел в своей комнате, едва притрагиваясь к еде, пока отец не наорал на меня самым простецким образом, вытащив на очередной объезд земель — сердечные томления не отменяют моих обязанностей как наследника.
Через полгода я получил записку от Леа, теперь уже замужней женщины, которая пожелала меня видеть. В тот же вечер я вскочил на коня и полетел в город в двух часах езды, где жила Леа после свадьбы. Служанка моей любимой провела меня через парк к балкону, на который я без труда взобрался. Леа встречала меня в легкой накидке, которая облегала ее тонкий стан, струилась по очертаниям тела, ее нежный голосок звенел извинениями за то, что она вынуждена была покориться воле отца, но никто не заставит ее отказаться от меня. Я потерял голову, и ушел от нее лишь с рассветом.
Я пробирался к ней всякий раз, когда она вызывала меня запиской, коря себя и ругая за то, что не могу отказаться от тайных свиданий. Пока однажды не обнаружил, что мы в спальне не одни. Перемахнув в условленный день балконную ограду я поднырнул под занавеску в комнату, где при свечах мой ангел сидел на коленях офицера. Мундир незнакомца был распахнут, и Леа положила ручку ему на грудь. Его же рука поглаживала моего ангела по бедру. — Ах, Арден, я решила познакомить вас с лейтенантом. Вы оба такие чудесные, что непременно подружитесь, и мы сможем приятно провести время вместе. Мне не хочется делить мои ночи, когда муж уезжает, между вами двумя. Вам понравится, Арден, обещаю!
С этими словами мой ангел отправилась к разобранной кровати и скинула шелка. — Ну же, Арден, идите ко мне. Капитан, я вас тоже жду!
Не в силах двинуться с места, я наблюдал, как офицер разоблачается на пути к кровати и кивнув мне, будто старому знакомому, устраивается между коленей Леа. Я не мог поверить, что я видел именно это: как содрогаясь под его ударами мой ангел протягивает руку ко мне и вздыхает: — Ах! О! Арден, ну что же вы медлите! идите сюда… о-о-о!… Арден, сейчас же!
Я попятился, чуть не сорвал гардину, и выпутавшись из ткани, едва не выпал с балкона.
Следующую неделю я обошел, казалось, все известные мне веселые дома. Я не считал монет, я не считал выпитого, а женские лица слились в одно пятно, из которого то и дело выплывало лицо Леа, томно стонавшей под офицером.
Когда я вернулся домой, отец ничего не сказал. Позже я понял, что он знал и о моих свиданиях, и о моем сопернике, и был уверен, что рано или поздно я увижу настоящее положение дел.
Я вернулся к делам наследника с двойным пылом, пытаясь забыться от пережитого. Я тратился на веселых девок не скупясь, и редко отказывался, если женщины приходили ко мне заработать золотой. Раздобыв редчайший артефакт невинности, я отчитывал тех, кто пытался продать мне целомудрие, и выставлял их вон — если ангел желает стать развратницей, то пусть не со мной.
Все женщины поделились на тех, кто уже развращен, и тех, кто будет развращен позже. Небесные сестры? Не в силах противостоять разврату, они укрылись от соблазна за толстыми стенами дома небес. Юные прелесницы благородного сословия, которые краснеют от взгляда на мужчин? Леа тоже была скромницей когда-то. Молоденькие кокетки на выданье, с которыми доводилось танцевать на балах? Я мог поспорить, что пригласи я любую в темный сад, как получил бы свое.
И приглашал, но для веселья иного рода. Не раз и не два я удалялся, оставив распаленную благородную деву с распущенным лифом, и вместо того, чтоб воспользоваться благосклонностью, высмеивал ее готовность задрать юбку как простая селянка на сеновале. О сколько проклятий в спину я выслушал! Меня пытались обвинить в мужском бессилии, но мои замужние и вдовые любовницы опровергали эту репутацию, живописуя товаркам в будуарах мои способности.
Став из наследника графом я принял обязанности лорда земель. Торки издревле не отличались жестокостью, не было такого в нашем роду. Во времена прадеда поселянам разрешили переезжать без дозволения лорда, и уже дед придумал, как удержать людей. "Кошка живет там, где много мышей, и есть молоко в миске, а не там, где сапогом пинают", — говорил он. Во времена отца наше графство стало самым богатым в королевстве, мне оставалось только удерживать достояние предков.
Когда отряд королевской гвардии, остановившись у поселения в графстве Торк, решил, что им все дозволено, я немедленно отозвался на зов о помощи. Приехав с половиной гарнизона я разъяснил капитану, как положено вести себя на моих землях, и намекнул, что если безобразия не прекратятся, учить бесчинствующих негодяев будет не только меч стражника, но и селянское дреколье, и я как лорд ничуть не буду против.
Через месяц после этой стычки король прислал разряженных придворных крючкотворов в попытке призвать меня к ответу. Я передал им письмо для Его Величества с уверением в полной преданности королевству и готовности защитить его подданных любого сословия против кого бы то ни было. Король намек понял, но злобу на меня затаил. Навестив столицу и потратив немного золотых я разузнал, что королевские казначеи убедили Его Величество не трогать благосостояние графства — подати я платил исправно, и лишиться притока монет им было не с руки. Но меня предупредили, что так просто король меня не оставит.
За всеми заботами у меня оставалось все меньше времени для любовных подвигов, что поубавило их количество, но не качество. Оскорбленные мужья не раз подсылали ко мне убийц, обиженные соперники вызывали на дуэли, но я не зря тратил многие часы с господами Свордом, Даггером и Локом, и умел защитить себя даже будучи навеселе и без клинка в руках. Подкупить кого-то из слуг не представлялось возможным — мои люди слишком дорожили благополучной жизнью, и все попытки становились мне известны.
Когда-нибудь мне придется жениться на девушке из благородной семьи. Зная, что происходит дальше, я всячески оттягивал этот момент. Прекрасные развратницы прекрасны, когда они замужем за кем-то другим.
Про иных в мужском кругу рассказывали, что зачинать с ними наследника — пытка хуже некуда: супруга молит Великого Отца поскорее закончить греховное занятие, а Добрейшую Мать — дать наследника, и возносит молитвы Небесным родителями прямо во время зачинания. В лучшем случае подобные женщины молчат со скорбным лицом. Такую жену я посчитал бы сущим наказанием. Этим дамам место в Небесной Обители, а не в супружеской постели.
Я слишком долго избегал брака, и король воспользовался моей свободой, чтоб связать нас с Агатой на горе нам обоим. На столичном балу мне представили эту скромную бесцветную девушку, смотревшую в пол, дрожащую, когда мужчина подходил к ней ближе, чем на три шага. Мне хотелось удушить Его Мерзкое Величество и за себя, и за нее. Я возблагодарил Небесных Родителей с несвойственным мне пылом, когда Агата сбежала. Если бы не графство, я бы сделал то же самое, но я не мог оставить людей, которых мне вверили поколения предков.
Как только пришло сообщение, что Агату видели на юге, я немедля отправился к северу, изменив внешность, насколько мог. Воспользовавшись инкогнито, я решил повеселиться и пробрался на карнавал к Трикатам.
Сапфировая Бабочка поставила меня в тупик. Неужели кто-то протащил на бал молоденькую мистресс, которая уже утратила застенчивость невинности, но не успела приобрести развязность дамы полусвета? Понаблюдав за ней, я перестал что-либо понимать. Она флиртовала, но не жеманничала. Она не стреляли глазами по сторонам в поисках кавалеров, в то же время показывая, что ей противно даже думать о мужчине. Дамы такого сорта питались комплиментами, даже самыми пошлыми, как оголодавшие курочки селянским мусором. Но мимо Бабочки цветистые банальности пролетали, ничуть ее не задевая. Зато на мои слова о подозрениях в ее занятии она не стала ни притворно возмущаться, ни пытаться завлечь в свои сети, а ловко поставила меня в ряд злопыхателей и удалилась, будто и правда все, что ее интересует — шаловливый кураж для собственного удовольствия.
Против воли меня потянуло к ней. Но я был уверен, что это временно. Немного усилий, и она полетит за мной в темную беседку. Воспитанница Трикатов? Что ж, я не буду оскорблять дом Трикатов соблазняя их протеже, но проявить ее нутро не помешает. Я уже представлял, как спущу ей платье с плеч и докажу, что она ничем не отличается от прочих мотыльков. М… После этого, пожалуй, я наведуюсь в одно заведение на окраине. Мысль о Бабочке в таковом виде привела меня в черезчур бодрое состояние.
Наглец Веркок пошел за ней на балкон. Он не узнал меня — в попытках затеряться на другом конце королевства я сбрил бороду и усы. Но я узнал его. Возможно, Бабочка поддастся этому негодящему кавалеру, и тогда все окажется совершенно безыинтересно. А может быть, его напор испугает девицу, и я покажу ей истинную куртуазность.
Первое испытание Бабочка прошла чудесно: когда я вышел на балкон, она всерьез сопротивлялась Веркоку, этому позору благородного сословия. Я счел себя обязанным помочь девушке и наказать хама. Если он завтра вызовет меня на дуэль, тем лучше. Оставлю пару отметок на его смазливой физиономии. Давно пора это сделать. Но кидаться в мои объятия спасенная Бабочка не спешила. Я призвал все свое умение очаровывать, чтоб добиться поцелуя. Сейчас она ослабеет в моих руках, я увлеку ее в парк и… может статься, не стану останавливаться. На невинную деву эта Бабочка вовсе непохожа. Странно, неужели Трикаты не уследили за подопечной? Но смазливому Веркоку она не поддалась. Это интриговало.
Бабочка не воспользовалась возможностью оттолкнуть меня — и попалась. Когда она быстро, на одно мгновение ответила на поцелуй, я уверился, что девушка обладает некоторым опытом. Артефакт невинности у меня был с собой, и если этот цветочек уже побывал в чьих-то руках — что ж, тем интереснее, тем приятнее будет провести с ней время.
Каких тварей я решил снять с нее маску? Я поторопился, я хотел видеть ее лицо здесь, где из окон лился свет, но Бабочка неожиданно пришла в себя и упорхнула. Твари, она совершила невероятное для воспитанной девицы — перескочила через парапет, приземлилась на клумбу и убежала! Прислуга, разумеется, врала, что никого не видела, но скандалить в чужом доме было бы неприличным.
Нет, это не скромница, которая впервые видела мужчину так близко. Но недостойную девушку бургомистр не взял бы на воспитание. Утром я пришел к Трикатам. Горожанка, неблагородная? Мне было плевать. Возможно, девушка попала в беду, Трикаты выручили ее и теперь устраивают ее судьбу. Я был готов заняться этим лично. Я был готов… твари чешуйчатые, я был готов стать этой судьбой! Если она сумела вызвать благоволение Трикатов, то это не та девица, которая скачет по мужчинам. Уж лорд Трикат не был образцом добродетели и дам полусвета видел насквозь. Если после встречи с ней я не разочаруюсь, то немедленно поведу ее к чаше, и будь, что будет. Моя несчастная невеста, Агата, еще спасибо скажет, что я избавил ее от себя. А с королем я разберусь.
Но Трикаты оказались непоколебимы. Я устроил слежку за их особняком, пока две недели спустя не выяснил, что меня обвели вокруг пальца. Бабочка исчезла.
Я ездил по соседним землям, пытаясь найти ее следы. Мне приходилось возвращаться в свое графство, чтобы заниматься делами и получать сообщения от короля о поисках Агаты. Его Величество был рассержен тем, что я не прилагаю никаких усилий, но ему оставалось удовольствоваться тем, что я не отказываюсь от брака — пока! Пока я не нашел мою Бабочку.
Я навещал Трикатов в надежде, что они раскроют мне ее имя, но в одно из посещений Трикат огорчил меня известием: маркиз Рамбаух похвастался, что обнаружил леди Лизток, и теперь ее везут в мой замок. Мне пришлось признать, что Бабочка потеряна для меня навсегда. Я вернулся, чтобы не заставлять несчастную Агату жить в заточении в ожидании своей участи. Бедняжка не виновата в том, как храмовники ее воспитали.
Его Величество вызвал меня в Весенний Дворец и имел со мной пренеприятный разговор. Кроме магического брака он требовал немедленной консумации, чтоб я не смел отказываться от вклада в баронство Лизток. Я бы и так занялся землями баронства, но подозреваю, что наш монарх желал отомстить нам с Агатой: ей — за отказ матери стать его фавориткой, и за ее собственный побег, мне — за своеволие, и что посмел обрести в своих землях такую опору, что вздумай я пойти против королевской власти, у меня получилось бы собрать достаточно верных людей.
Самое гнусное, что меня сделали орудием мести Агате — тем, кто должен надругаться над целомудренной девой, воспитанной в порицании всего плотского. Я ни разу не брал женщин силой. Подставить спину под королевскую плеть мне показалось лучшим решением. Спина заживет, совесть — никогда.
Бедняжка дрожала всю церемонию, и я счел нужным объясниться с ней, как только мы приехали в Желтый Клык. Я собирался оставить ей возможность жить небоугодной жизнью. Это лучшее, что можно сделать с нашим браком. Когда из-за двери в комнату супруги послышались голоса Маргариты и Гертруды, я понял, что наш с королем разговор не остался тайной для слуг. По заветам отца я хорошо относился к тем, кто берег мой покой и благополучие в Желтом Клыке — власть ради власти мне неинтересна, а прикрытый тыл дорогого стоит. И теперь мои люди пришли защищать меня перед моей же женой? Я счел их беспокойство забавным, достал яблочную наливку и принялся ждать молитв Агаты во славу Небесных Родителей.
Я слышал, как она расхаживает по комнате. Я уже, было, думал заглянуть к девочке и успокоить ее, но решил посмотреть, какое решение примет она сама. Все-таки, нам с ней волей Его Гнусного Величества так или иначе придется разделить жизнь.
Агата пришла, пытаясь уберечь меня от порки. Это было приятно. Я повторил, что не собираюсь ее трогать, уважая ее нежелание. Услышав ответ, я едва не поперхнулся наливкой. Агата советует мне пробудить в ней чувственность? Твари зубастые, я сплю? В изумлении я решил припугнуть странную девицу обнаженным торсом. Девица воззрилась на меня как кошка на сметану. Что, твари вас раздери, происходит? Леди Лизток нашла похожую на себя как две капли воды девушку? Я не видел никаких внешних отличий от Агаты, но будто бы в этом теле был кто-то другой.
Когда она подтвердила мою невероятную догадку, я не сразу поверил в происходящее, но это, сожри меня твари, объясняло всё! Давно уже никто не выбивал меня из равновесия так, как эта женщина, но кусочки головоломки постепенно собирались в картину — невероятную, но единственно истинную.
Я пил наливку и пытался понять, что мне со всем этим делать. Теперь, когда я узнал тайну Бабочки, меня тянуло к ней еще сильнее. Ее душе шестьдесят лет? Плевать. По мнению многих храмовников, нашим душам тысячи лет, но мы не помним прошлого. Она помнит прошлую жизнь и своих мужчин? Как я ни старался найти привычные в распутницах черты, пришлось признать — ее прошлое честнее и чище, чем многих известных мне "приличных" леди. Она обещала, что в ее постели не будет других мужчин, и я верил, что она сдержит слово.
Она заговорила про настоящий брак, и мне до рогатых тварей захотелось настоящего брака, когда не нужно терпеть супругу и заводить любовниц, когда можно проснуться рядом в родовом замке и наслаждаться друг другом, улыбаться за завтраком, обсуждать прошедший день за ужином, сидеть летом в час заката на балконе и зимним вечером у камина. И все это было рядом, только руку протяни… но если сейчас, когда все так хрупко, я сделаю неловкое движение — моя Бабочка упорхнет!
Впервые в жизни я смотрел на женщину и чувствовал страх перед неизвестностью. Раньше все было просто, понятно и предсказуемо. Твари, я всего второй раз узнал, что такое неизвестность, и второй раз с ней же, с моей Бабочкой, с моей неожиданной женой!
Я не прощу себе, если покорюсь своему страху. И где-то внутри зрела уверенность, что если я соглашусь, соглашусь принять ее полностью такой, какая она есть, с ее прошлым, с ее миром, то даже если мне доведется оступиться, моя Бабочка не даст нам упасть. Это было ново. Это было интересно.
А потом моя Бабочка расправила крылья страсти, и сомнения исчезли. Мы полетели вместе. Навсегда.