Сборник рассказов

6

На самом деле, я уже плохо помню, как здесь оказалась. Помню что командировка, что срочная, что опаздываю на поезд, такси, таксист-таджик знает город хорошо, но только Душанбе. Перекресток, автобус, удар. Одна больница, вторая, позвоночник, ноги, гипс. Все прошло. И замужество мое, в процессе лечения, тоже. Слава Богу детей не было…вроде бы. А вот в третьей больнице я, как раз, и задержалась. Ну, не спешат они расставаться со мной, куда ж мы, говорят, без тебя. Седьмая муниципальная, психушка, между нами, девочками. Посттравма плюс сотрясение сделали из меня то, что имеем. Ну, может, не дуру, но психичку уж точно. Так, надо покурить пойти, пока сестричка с охранником жмется. Тапочки, коридор. «Тихо, Маша, только не ори, свои это, курить крадусь». Миссия выполнена – окно в конце коридора. Так, здрасьте, это чья у нас тут спина? Мужская? Гмм…

– Вы позволите?

– Пожалуйста.

Ух ты, глазами не сжирает, значит недавно здесь.

– Давно здесь?

– Вчера приехал.

Ха-ха…сам? Значит правильно приехал. Нестарый и нестрашный. Глаза загадочные…ну это на дурку спишем, не будем увлекаться.

– А у вас какой диагноз? – ну да, конечно, в психушке поговорить больше не о чем…

– Я до сих пор сама точно не в курсе, – поддерживать надо трудный разговор – а у вас?

– Шизофрения… хотя врачи пока не уверены, – ужас какой, настоящий псих. – Понимаете, от меня жена ушла… я страдал… и пил… а потом понял что мне нужна помощь.

Пробую подбодрить человека – Я тоже разведена.

– Вы… из-за него здесь?

– Еще чего! – и гордо так – Автобус!

– А… это ужасно, ужасно… – и глаза такие грустно-сочувствующие, как у спаниеля. Вот тут-то я не выдержала… ну дура, что с меня взять?

– Ты чё вздыхаешь, – говорю – сволочь? – как глаза-то округлились, не человек прям, а жаба декоративная.

– Простите?!

– Не прощу… ты хоть понял что я сказала-то, урод? АВТОБУС! Большая такая машинка. Наехал на маленькую. Буквально. А я как раз в маленькой была. И когда меня оттуда вытаскивали, в сознании, кстати, очень долго не могли понять, где мои кишки, а где водителя. И я здесь вот теперь. И с удовольствием пошла бы домой, только не пускают, это, во-первых, а во-вторых, я не помню где он, этот дом, и есть ли вообще. А ты стоишь здесь и рассказываешь мне, как тебя жена бросила, и ты нашел повод страдать и пить, а вчера с похмелья решил, что тебе помощь нужна, козел!

Последнее почти прокричала, для пущего эффекта. Все, тушим свет и гордо сваливаем. Коридор. «Маша, это мы, немцы». Дверь, кровать. Хорошо! В коридоре визг, крики.

– Я к вам САМ пришел, а у вас тут психи одни… где мои вещи?!

Э-эх… какой у меня по счету излечившийся-то, пятый ? Нет, шестой.

Рыцарь и дракон

Дракон скучал. У рыцаря по имени Регир не было настроения разговаривать, а больше заняться было нечем, только топать по пыльной дороге.

-Еще долго?

-Заткнись, а? – вот всегда так.

-Я есть хочу! – и еще одна попытка завязать непринужденную беседу натолкнулась на холодное молчание.

Злой. А кто ж виноват?

Дракона звали Рекс.

Сколько уже времени прошло с тех пор, как его стали звать именно так? Лет двадцать. Тогда дракон имел глупость оказаться побежденным одним молодым человеком в честном бою, во имя какого-то там местного королька и его дочки. Не то, что бы он слишком досаждал мирному населению, но короли на дух не переносили драконов на своей земле. Причин для этой фобии просто не было, но факт остается фактом – драконов травили, как могли. Что уж там пообещал Великий Владыка пятидесяти квадратных километров за этот подвиг, но героев набралось человек двадцать. При избытке гордости и глупости они шли на ратный подвиг поодиночке, так что особых проблем не доставляли. Кроме последнего. То ли от страха при виде туши ящера, то ли, действительно, от храбрости, но этот рыцарь так приложил дракона по черепу щитом, что тот очнулся связанным во дворе небольшого каменного здания, которое, из вежливости, все называли королевским замком.

Что там не поделили Регир с королем, осталось тайной, но уходя, рыцарь увел с собой дракона и пригрозил отпустить сразу же, за воротами. Но обещания своего, к сожалению, не сдержал. А, поскольку, был не только смелым, но и умным, а, главное, бедным, то у него возникла очень хорошая мысль, как стяжать себе славу и заодно прилично заработать. Идея была проста, но гениальна.

Так как в соседних королевствах не было победителей драконов, решено было сыграть на этом. Очень быстро по земле поползли слухи о великом рыцаре Регире, победившем ужасное чудовище, которому он, к тому же, сохранил жизнь и теперь показывает всем желающим королям за весьма умеренную плату. Короли не скупились. За небольшое шоу с полетом, демонстрацией клыков, огня и грозного рычания, Рекс увозил на себе телегу с едой и вином, не считая полученного золота. Поначалу у партнеров были проблемы. Дракон наотрез отказывался выступать, угрожал съесть всю королевскую семью и сжечь город. Но методом «убью и кормить не буду» удалось добиться взаимопонимания. Вскоре они стали друзьями ровно настолько, насколько могут быть таковыми, побежденный дракон и рыцарь.

– Я хочу есть! – только вздох и тоскливый взгляд в ответ.

– Я. Очень. Хочу. Есть!

– Скоро будет озеро, остановимся и поедим. Заодно ты напьешься.

– А что, вино кончилось?

– Забудь об этом. Тебе выступать. Я не хочу повторения недавнего кошмара, когда КОЕ-КТО полтора часа пел кельтские песни. Даже мне стало не по себе, а несчастную королеву отливали водой. Ты этого, конечно, не помнишь, потому что уже спал в ее покоях. Но должен помнить, как ты там застрял и как мы тебя оттуда вытаскивали, и …

– Ладно-ладно, я просто попью воды из этого грязного озера.

Наконец, долгожданный привал. Жуя кусок мяса, дракон чувствовал, что настроение вроде бы улучшается.

– Фто ва мефто?

– А? – не понял рыцарь

– Что за место, спрашиваю?

– А… не помню названия, но мы там уже были, лет пятнадцать назад.

– Регир. Реги-и-ир!

– А? Что?

– Ты о чем думаешь?

Рыцарь глотнул вина, вздохнул…

– Посмотри на меня, дракон…

– Ох, не начинай.

– Да нет, я серьезно. Мне много лет, я из благородной семьи. Но что я сделал в жизни? Жены и наследников у меня нет, замок разрушен. А чем я занимаюсь? Я – шут, фигляр, а не рыцарь… – еще глоток вина.

– Ну, ты, в конце концов, победил меня, а это не так уж и просто.

Рыцарь вздохнул.

– Ты прав, мой друг, это единственное утешение. Возможно, было бы лучше убить тебя…

– Что-о-о-о???– прорычал Рекс, превращаясь из мягкотелого увальня в монстра, – Что ты сказал?!

– Да это я так, к слову… Жизнь уходит. Утекает. Где моя былая слава? Меня даже не зовут в походы! Где подвиги, которые я, без сомнения, мог бы совершить? Меня не воспринимают всерьез. И мы с тобой уже далеко не так востребованы, как раньше. А что будет дальше, через три года, через пять?

Рексу нечего было возразить, хоть он и слышал это уже, далеко, не в первый раз. В словах Регира было больше истины, чем хотелось бы.

Вечерело. В молчании рыцарь и дракон двинулись дальше. За холмом появились очертания главной башни замка. Вскоре они вошли в город через пустые ворота и направились к площади.

– Странно, что нас никто не остановил.

– Рекс, странно, что нам пока вообще никто не встретился.

– А что это за шум? Праздник что ли?

– Не знаю, – сказал Регир. – Но сильно сомневаюсь, что это в нашу честь. В любом случае, нам лучше поторопиться.

На площади собрался весь город. Вскоре друзья выяснили причину. Горел королевский замок. Напуганный король в ночной рубашке и короне метался среди придворных и солдат.

Из обрывков разговоров в толпе Рекс и Регир оценили ситуацию. Пожар начался давно. Из замка успели вынести все самое ценное и вывести людей, кроме единственной дочери монарха, которая, разумеется, была в самой высокой башне, уже отрезанной огнем. И теперь король обещал все блага мира любому дураку, который решится её спасти.

Слова партнерам были не нужны. Регир мгновенно вскочил на спину Рекса и сбросил с его шеи бутафорские цепи. Дракон взвился в воздух и через секунду был у нужного окна. Принцесса, невероятно красивая и невероятно напуганная, стояла на подоконнике.

-О, прекрасная принцесса! Я – Регир, действительный член ордена Сумрачных Храбрецов, единственный член палаты Настоящих повелителей драконов, почетный член собрания Благородных Пилигримов …

Во время этой рыцарской речи, необходимой для спасения принцесс, глаза жертвы пожара все больше стекленели. Рекс понимал ее чувства. Тут и так неприятности, а еще какой-то идиот прилетает на драконе и несет всякую чушь. Пора было заканчивать.

-Прыгай мне на спину и хватайся за рыцаря, а то сгоришь, – прорычал он.

Умной девушке дважды повторять не пришлось.

На следующее утро народу на площади собралось не меньше, чем накануне вечером. Друзья, слегка уставшие от ночной попойки, но при полном параде стояли возле трона. Король заканчивал читать Указ.

– …и повелеваю назначить дракону Рексу пожизненную пенсию и кров, а также дать ему офицерское звание, а Героическому рыцарю Региру отдаю в жены свою единственную дочь и право на владение южной частью моего великого королевства.

Тут Рекс не удержался и хмыкнул, размеры «великого королевства» он уже знал.

Принцесса, само обаяние и воплощение грации, соскользнула с трона и направилась к спасителям.

– Я выйду замуж только за настоящего героя – прозвенела она сказочным голосом и… обняла дракона за шею. – А если кто-то чем то недоволен, пусть вызовет моего жениха на поединок!

Толпа вздохнула. Рекс тоже. И положил лапу на плечо рыцаря.

– Ну что, друг, ты ведь мечтал о подвигах, не так ли? Только не думай, что это будет так же легко, как в первый раз!

Подарок Деду Морозу

Дела шли даже хуже, чем обычно. Хорошая работа, подвернувшаяся в соседнем городе, была потерянна безвозвратно. Деньги кончились, ночевать было негде. Этот Новый Год грозил стать самым мрачным за все совместное существование Хозяина и Билла.

И все-таки Биллу нравилась зима. Когда с неба падали белые снежинки, ему казалось, что в его душе играет тихая музыка. Глубокое заблуждение, что у собак нет души. Билл всей душой любил Хозяина. Тот часто говорил с Биллом, и друг начинал понимать его. Так что историю взлетов и падений Хозяина Билл знал наизусть. Когда они познакомились, а это было позапрошлой зимой в заснеженном мрачном парке, Хозяин уже был в трудном положении и неприглядном виде.

Билл его понимал, любил и жалел. Был рядом. Хозяин пил, работал, и снова пил. Сначала они жили в маленькой квартирке. Потом стали жить везде.

– Эй, парень! Если поможешь разгрузить этот чертов грузовик, я помогу тебе отметить чертов праздник.

Хозяин помог. Иногда немного, это лучше чем ничего. На полученные деньги поесть по настоящему было нельзя, но можно было выпить кофе.

Они зашли в кафе без претензий, где Билл осторожно прокрался под столик Хозяина. Кафе было пустым, и никто его не заметил. Хозяин заказал кофе с булочкой. Когда заказ принесли, булочка была отдана Биллу. Не бог весть что, но все-таки еда. Дверь открылась, впустив немного снега, холода и посетителя, одного из «Дедов Морозов», поздравляющих горожан на улицах и в магазинах.

Билл напрягся. Липовый «Дед Мороз» шел прямо к их столику. «Что, негде присесть в пустом кафе?». «Дед Мороз» сел напротив Хозяина, что-то себе заказал. Билла он не заметил, и тот расслабился, даже немного вздремнул. Сквозь сон он слышал их неторопливый разговор, но говорили они о вещах, недоступных собачьему уму, и Билл не понимал почти ничего. Потом Хозяин разбудил его, они втроем вышли из кафе на холодный зимний воздух и заспешили по широкой улице, среди прохожих. Люди шли быстро, и Билл старался не отставать. Остановились возле довольно обшарпанного здания. Внутрь Билла не впустили. Он послушно отошел от подъезда, и прилег на железную крышку на асфальте. Крышка было теплая, и Билл снова задремал. Разбудил его «Дед Мороз». Билл потянулся, зевнул и спросонок зарычал. Но «Дед Мороз» заговорил с ним, и он узнал голос Хозяина. Это было неплохо. Это – работа.

Они шли по главной улице города, мимо украшенных витрин магазинов, среди людей, «Дедов Морозов», крикливых торговцев безделушками и грустных бизнесменов, выходящих из дорогих бутиков вместе с веселыми женами. Билла тоже принарядили. Его круглую, лохматую голову украшала красная шапка, с белыми оленьими рогами. Дети с мамами и папами останавливались, гладили Билла, получали от Хозяина конфеты, рекламные листки и шли дальше. К ним подошел мальчик, на взгляд Билла, лет семи. Он взял Хозяина за рукав, и Билл недовольно заворчал.

– Успокойся, – сказала Биллу мама мальчика, и тот замолчал, но продолжал следить за происходящим.

– Дед Мороз, а ты выполняешь все-все желания? – спросил мальчик Хозяина. – Я хочу папу. Настоящего.

Тот молчал, просто смотрел то на ребенка, то на его мать. Билл испугался. Он не видел, что бы Хозяин что-то сегодня пил. А вдруг? Так они потеряют и эту работу.

– Здравствуй, Мэтт, – сказала женщина Хозяину.

Они вчетвером стояли на автобусной остановке. Уже стемнело, улицы пустели, все спешили домой, отмечать праздник. Хозяин держал сына за руку. Билл услышал тихую музыку и поднял голову. С неба падали белые снежинки.

Неудачный день

Улицы Большого города просто кишели богатыми людьми, с туго набитыми кошельками. Но Полу и Тэду жутко не везло сегодня. То народу много, то полицейский рядом, то обладатель кошелька был очень уж грозного вида. Зачем рисковать здоровьем? Ох, тяжело работать стало, действительно тяжело. Хорошо хоть судьба свела их вместе, а то одиночкам еще хуже. Вон Ирландец Билл совсем опустился. Пошел работать, докером. Что жизнь с людьми делает…

– Слышь, Тэд, – коренастый, смуглый Пол тронул напарника за плечо, – как тебе вон тот тип, с усами?

Рыжий Тэд презрительно посмотрел на товарища с высоты своего почти двухметрового роста.

– Ты последние мозги растерял, приятель. Видишь его трость? А как ловко он с ней управляется? Хочешь получить по башке, давай, действуй.

Пол грустно вздохнул. По башке не хотелось, зато очень хотелось бифштекс, пива и девочек. Когда Полу становилось грустно, он начинал ворчать, раздражая и без того вспыльчивого друга.

– С утра шляемся, уже пятки горят. Что за невезуха сегодня. Есть охота. И пива. Дай сигарету. Проклятый город проклятых придурков…

– Заткнись, – посоветовал Тэд, – и смотри по сторонам. Если бы ты больше думал о работе, мы бы уже отдыхали в «Прайзе».

Но Пола уже понесло. Случайно задевший его плечом прохожий был обозван собакой и скотской мордой, когда же Пол перешел на предков несчастного, Тэд схватил товарища за шиворот и затащил в ближайшую подворотню.

– Ты что делаешь, идиот? Привлекаешь к нам внимание? – зло зашипел он. – Хочешь, чтобы этот тип позвал полицейского? Давно в участке не отдыхал? Будут тебе там и пиво и девочки! Послал дьявол кретина – напарника! Да я без тебя уже давно бы…

– Да!? – взвизгнул, вырываясь, Пол, – ты, без меня!? Вспомни, на какой помойке я тебя нашел!

– Ты – меня!? – от возмущения Тэд выпустил воротник друга. – Это я тебя подобрал в сточной канаве!

Ссора закончилась вполне стандартно и обыденно, мордобоем. Рост Тэда давал некоторое преимущество, зато Пол был крепче и подвижнее. Разошлись, как всегда, в ничью. Сняв стресс, и приведя себя в порядок, приятели отправились дальше. Такие встряски были совсем не редки и, безусловно, укрепляли взаимное уважение и дружбу партнеров.

Когда Большой город окутал вечерний туман вперемешку со смогом, а на центральных улицах зажглись фонари, уставшие и голодные друзья присели отдохнуть на лавочку в небольшом сквере. Рядом протекала река, закованная в камень набережной. Отдых и шум воды настроил Тэда на социально правильный лад.

– Эх, Пол, какие же мы с тобой дураки! Ну вот чем мы занимаемся?

– Голодаем, – загробным голосом отозвался Пол.

– Да я не об этом. Пора нам задуматься о будущем, приятель. Надо начинать жить честно. Работать, завести семью. Хватит бегать от полицейских, мы уже не в том возрасте. Судьба подбрасывала нам шансы, помнишь того банкира? А что делали мы? Вкладывали монеты в какое-нибудь дело? Черта с два! Все проматывали. Рестораны, девочки. Кто-то, помниться, купил себе здоровенный золотой перстень, а потом, когда стало туго, пропил его, даже не пригласив товарища…

– Потерял я его, потерял, – устало ответил Пол, – сколько можно говорить об этом? Ты хандришь, потому что сегодня неудачный день. А если бы у нас в карманах было по сотне монет, ты бы пел совсем по-другому…

– Знаешь, приятель, а ведь день может закончиться совсем не так плохо, – перебил его Тэд, усиленно кося глазами на неухоженную дорожку сквера.

По дорожке шел человек, одетый дорого и со вкусом. Чутье не могло обмануть опытного жулика, это была серьезная добыча. Человек шел ни куда не торопясь, и явно задумавшись. Иногда он даже начинал что-то бормотать себе под нос. Руки в карманах дорогого пальто, шляпа модного покроя чуть сдвинута на затылок. И трости нет, одни плюсы! Уже почти совсем стемнело, но фонари в сквере были, и друзьям удалось рассмотреть лицо прохожего. «Длинноносый» – тут же окрестил его физиономист Тэд. У мужчины действительно был чересчур длинный нос, из-за которого остальные черты лица не привлекали особого внимания. Немолод, но и не старик. Походка уверенная, не слабак. Ну ничего, их же двое, в конце концов. Партнеры заняли боевые позиции. За год совместной работы все было отрепетировано и отточено до мелочей,

– Добрый вечер, – вежливо поздоровался Тэд, – приподнимая свой поношенный котелок, – не могли бы вы сказать, сколько сейчас времени?

– Мог бы, – ответил прохожий, несколько холодно посмотрев на улыбающегося Тэда, – семь.

– Но вы даже не взглянули на часы? – удивился Тэд.

Прохожий молча достал из кармана массивные серебряные часы на длинной цепочке и поднес циферблат к самому носу любознательного собеседника.

– Действительно семь, – весело констатировал Тэд, – спасибо.

Мужчина кивнул. В этот момент, подкравшийся сзади Пол сунул руки в карманы пальто прохожего, а Тэд ухватился за часы, и потянул к себе. Все, однако, оказалось не так просто. «Длинноносый» среагировал неожиданно и быстро. Он выпустил часы и резко, ребрами ладоней ударил по рукам Пола. Тот взвыл от боли и отскочил назад, тряся отбитыми конечностями так, как будто собирался взлететь. Отразив нападение с тыла, агрессивный прохожий занялся несколько обомлевшем от происходящего Тэдом, ухватившись за цепочку часов. Тэд снова рванул часы на себя. Мужчина улыбнулся. У грабителя сложилось впечатление, что он играет в перетягивание каната с фонарным столбом. Ситуация вырисовывалась достаточно плачевная, но Тэда спасло стечение обстоятельств. Цепочка не выдержало нагрузки, и порвалась. Джентльмен удачи потерял равновесие, и улетел в кусты, росшие вдоль дорожки.

– Беги, Пол! – заорал, забыв о конспирации Тэд и, зажав трофей в кулаке, побежал к реке.

В кустах на другой стороне послышался шум, как будто кто-то вспугнул стадо кабанов.

Это Пол последовал мудрому совету напарника.

– Мерзавцы! Жалкие трусы! – кричал им вслед обиженный прохожий. – Жабы! Подлые жабы!

Тэд усмехнулся на бегу, пусть трусы, пусть жабы. Зато с часами. Пол нагнал товарища на берегу, и партнеры еще какое-то время бежали вдоль темной воды, спотыкаясь о камни, а потом нырнули в большую нишу, предназначенную для отдыха купающихся. На самом деле, добропорядочные граждане Большого города складывали там мусор. Запыхавшиеся друзья присели на неуютную каменную лавку.

– Руки болят, – пожаловался Пол. – И кошелек не успел достать.

– Ерунда, – улыбнулся Тэд, – все это мелочи. Смотри, что я достал! Часы, серебряные! И обрывок цепочки, тоже серебряной, кстати.

– Покажи! – воодушевился Пол.

– Вот, смотри. Руками не трогай, сломаешь что-нибудь! Сейчас посидим часок, и пойдем к Змею. По отдельности пойдем! Там сдадим это дело, и в «Прайз»! Неделя полного блаженства нам обеспеченна.

-Слышь, Тэд, – задумчиво сказал Пол, – мне кажется, я где-то видел этого экс-обладателя часов. Только не помню где.

– Да, ты прав. Такой шнобель сложно забыть. Я потом узнал его. Это тот парень с афиш, которыми заклеили весь этот чертов город.

– Точно. У него еще такая смешная итальянская фамилия…Пипини…Фисини…

– Гудини, Пол. Его зовут Гарри Гудини. Он фокусник.

– Фокусник?

– Да, знаменитый фокусник.

– Получается, Тэд, мы с тобой ограбили знаменитого фокусника, который сам может облапошить кого хочешь?

– Точно, – рассмеялся Тэд, – молодцы мы с тобой, Пол. Кстати, ходят слухи, что он самый настоящий волшебник, и продал душу дьяволу!

– Бр-р…знаешь, не по себе мне как то, приятель. Кто их знает, этих магов и фокусников…

– Да брось ты трястись, враки все это! – проквакал в ответ Пол, и ловко поймал длинным, липким языком пролетавшую мимо муху.

Орган

Маленькая, европейская страна. Древний, заброшенный замок. Четыре башенки, остатки крепостной стены и подъемного моста. Живописно…Представляет историческую ценность. Стоит на высоком холме, окруженным лесом, рядом протекает река. Чтобы проехать к нему на стареньком, взятым на прокат «Пежо», пришлось преодолеть два кордона охраны. До «огней большого города» – тридцать километров. Владелец, то ли барон, то ли виконт, пригласил экспертов (то есть меня и Виктора), для простой и ясной задачи: определить, сколько будет стоить реставрация. И уже исходя из цены решить, заниматься замком самому, или «подарить» государству в качестве жеста доброй воли, под какой-нибудь музей. Пусть у чиновников голова болит, где брать огромные деньги на восстановление. А виконту – слава, почет, благодарность. С первого взгляда мне стало ясно – замок достанется государству. Только на реставрацию фасада уйдет целое состояние. Причем «реставрация» – слово не совсем подходящее, тут понадобятся основательные ремонтно-строительные работы. Крыша кое-где провалилась, по стенам трещины. И так далее…

-А что он из него хочет сделать, этот эрцгерцог? – спросил Витька, разглядывая остатки витражей в окнах первого этажа. Внутрь мы пока не входили, грелись на ярком, весеннем солнце.

-Виконт. Гостиницу. То есть отель.

-Кто бы ему разрешил, – фыркает он. – Это же живая история!

-Во-первых, не такая уж и живая. Во-вторых, это замок принадлежал его предкам до черт знает какого колена, а теперь принадлежит ему. Что хочет, то и делает. Сохраняя целостность архитектурного памятника, разумеется.

-Спасибо за лекцию, профессор!

-Всегда рад, сынок. Все равно это пустые разговоры. Не хватит у барона денег, не хватит…

-У виконта. А если он его продаст?

-Не знаю. Да и кто купит? Огромные деньги за сам замок, бешенные на ремонт…

-Дикие на экспертов.

-Вот именно.

-А почему он сам здесь не живет? Вернее, почему здесь вообще давно никто не живет? – Не унимается Виктор.

-А я откуда знаю?

Лениво переговариваясь, входим внутрь, с трудом открыв тяжелые дубовые двери. История всегда производила на меня сильное впечатление, а уж история к которой можно буквально прикоснуться – тем более. Огромные залы, немного зачехленной мебели, самых разных эпох. Пыльные гобелены, картины, скульптуры. Барельефы, некоторые в отличном состоянии.

-Можно уже сейчас вешать табличку: «Музей», – резюмирует Витька, и открывает ноутбук. – Так, так…что мы имеем? Построен…завершен…давненько, надо сказать…первый хозяин, рыцарь де Бригдаа…а…не могу выговорить. В общем – феодал. Далее: потомки, потомки, потомки. Ха, в чужих руках-то и не был. Чудом уцелел, чудом уцелел…в том числе и в двух мировых войнах. Ров зарыт…хм, давно. Стены разрушены прапрадедом нынешнего графа.

-Виконта.

-Не важно. Важно, что ни разу не перестраивался, по большому счету.

-Здорово!

-Ничего особенного в нем, кстати, больше и нет. Никто из серьезных товарищей не родился, не крестился, не женился и не умирал. Хм…никто даже не осаждал. Вот. Никто не живет с …больше ста лет, короче. Кроме приведе-е-е-ений….

-Нет, Вить, и они не живут.

-Почему это?

-Дорого, – вздыхаю я, смахивая пыль со спинки кресла времен французской революции.

-Что ты все о деньгах-то? Посмотри вокруг, красота какая.

-Смотрю, смотрю. Работать давай, эксперт.

-Успеем, три дня еще. Да тут и так все понятно.

-Понятно – непонятно, а отчет с примерной стоимостью нужен. Кстати….

В дальнем, темном углу большого зала я увидел нечто, заставившее и меня забыть о работе. Там стоял орган. Настоящий орган, причем огромный.

-Это что еще такое?

-Это? – Витька придирчиво оглядел инструмент, – это печка. Нет, шучу, средневековая кофемолка.

-Виктор Евгеньевич, я знаю, что это орган, просто мне интересно, что он вообще здесь делает?

-А что, нельзя?

-Это же не собор, в конце концов.

-Ну и что? Может, один из владельцев был любителем. Вроде Дэйви Джоунса из «Пиратов».

-Не знаю, не знаю…Посмотри, такое впечатление, что он такой же древний, как и замок. Изношенность, материал…

-Значит, строитель сделал. Романтик был, хоть и эксплуататор.

-Этого не может быть, Витя. Я конечно, не знаток кафедральной музыки, но это похоже даже не на итальянскую конструкцию, а на немецкую.

-Поясни.

-Такие органы появились намного позднее, чем был построен замок.

Виктор вздохнул.

-Интересно, конечно. Но всему есть объяснение.

-Слушаю.

-Рыцарь с непроизносимым именем был великим изобретателем музыкальных инструментов.

-Принято, как версия. Как дурацкая версия. Как, на редкость, тупая и неправдоподобная…

-Я понял, понял, – Витька трагически закрыл лицо руками, – прости, что оскорбил, учитель. Работать будем? А к кофемолке вернемся потом.

-Ты повторяешься. В досье есть что-нибудь про него?

-Сейчас, кровопийца. Так…так…не-а. Нет.

-Не может быть. Он что, не привлек ничьего внимания?

-Видимо, только твое. Хм, забавно…

-Что там тебе «забавно»?

-Да вот…Все поколения владельцев замка называли себя хранителями.

-Хранителями чего?

-Не знаю, – Виктор пожал плечами, – тут не написано. Самому интересно.

-Может, вот этого органа?

-Ты сходишь с ума, старший брат.

-Ладно, позвоню барону, из гостиницы. Узнаю. Там ничего больше про хранителей нет?

-Виконту. Всякая средневековая чушь, вроде «чистой души», «тайны поколений», «избранные» и так далее. Только драконов почему-то нет.

-Ясно. Ладно, потом. Через три часа начнет темнеть, давай работать.

Из замка мы уезжали, когда совсем стемнело и дальнейшее исследование стало невозможно. Долго препирались с охранником, не хотевшим нас выпускать. Впускали-то нас франкоязычные ребята, а этот говорил по-немецки, и напрочь отказывался понимать и мой французский, и даже очень хороший английский Виктора. Языком Ницше мы тоже не владели, поэтому добрались до отеля только за полночь. Тем не менее, я решился на звонок хозяину замка, этот орган не выходил у меня из головы.

-Доброй ночи, князь. Прошу прощения за поздний звонок.

-Доброй ночи, только я виконт. Как дела? Что-нибудь можете сказать?

– Новости не очень. Гобелены, картины, мебель, скульптуры, учитывая их возраст, в отличном состоянии. Но вот сам замок… Уникальные барельефы утеряны частично, а витражи практически не сохранились. Мозаичный пол на втором этаже пострадал очень серьезно. Да и вообще, общее состояние…крыша, стены, все очень плохо.

-Понятно, – барон вздохнул, – так я и думал. Мой отец еще как-то пытался поддерживать замок в сносном виде, а вот я, увы…Нет времени. Что же, видимо с ним придется расстаться. Хотя конечно, я дождусь окончательных результатов.

-А продать его вы сможете?

-Что вы, конечно нет! Все-таки это одна из жемчужин в короне моего древнего рода. Правда, трудно понять, почему…Да и правительство не позволит. Историческая ценность.

-Понятно. Скажите, ба…виконт, а что это за орган стоит у вас на первом этаже?

-Орган? У меня?

-Да, такой большой музыкальный инструмент, из духовых, но скорее похож на большое пианино. У вас в замке.

-Я знаю, что такое орган, но поверьте мне, никакого органа в замке нет. Это же не собор.

-Как это нет?

Я сел на кровать, а Витька подавился пивом, которое пил прямо из горлышка.

-Вот так, нет, – голос виконта оставался спокойным и уверенным.

-Но…мы его видели, – промямлил я, причем по-русски.

-Что, простите?

-Мы его видели. Я и мой коллега. Громадный орган в большом зале, на первом этаже.

-Послушайте, мсье…эээммм…

-Не трудитесь. Все равно, когда вы произносите мою фамилию, это звучит как ругательство.

Барон аристократически рассмеялся.

-Хорошо, мсье ЭКСПЕРТ. Да, я давно был в этом замке, но все-таки был, поверьте мне. А ребенком, часто приезжал туда, вместе с отцом. Там нет органа.

-Понятно, – ответил я, хотя на самом деле, конечно, мне ни черта понятно не было. – А что вы знаете о хранителях?

-Хранители? Да просто семейная легенда, уже забытая. Что там они хранили, уже неизвестно. Это имеет какое-то отношения к вашей работе?

-Наверное, нет.

Я наспех пожелал графу спокойной ночи, повесил трубку, и повернулся к Виктору.

-Там нет органа. Он так говорит.

-Понятно, – Витька отхлебнул пива, и понимающе кивнул головой, – надо было спросить про кофемолку.

-Тебя ничего не настораживает?

-Нет.

-Вот как?

-Да он был там много лет назад, сам же говорил. Просто забыл, или не обращал внимания. Подумаешь, орган!

-Действительно! Пройдешь и не заметишь!

-Герцог мог и не заметить. Ему это вряд ли интересно.

-Виконт. Все равно, трудно не обращать внимания на махину, издающие громкие звуки, если она стоит у тебя дома. Даже если этот дом очень большой.

-А ты уверен, что эта махина издает звуки?

-Думаешь, не работает? Вот завтра и проверим!

-Маньяк, – пробормотал Виктор, но мне было все равно. Я выясню, что это за орган, и узнаю, работает он или нет. Ну не мог он остаться не замеченным. Не мог! И в досье о нем ничего нет. Вот из таких исторических казусов и рождаются легенды о приведениях, исчезающих предметах и прочих летучих голландцах…

-Все, спать! – приказал я, обломав Витьке ночную программу. – Если завтра что-нибудь раскопаем, сниму тебе отдельный номер. Люкс. С роялем!

-Можно и без рояля, – заулыбался Виктор, – спасибо, шеф!

Рано утром мы уже были у замка. Виктор отчаянно зевал и тихо ругался. К подъему в шесть часов он явно не привык. Пока он отстегивал ремень безопасности и вылезал из машины, я успел открыть двери и войти. Орган, несмотря на мои некоторые опасения, стоял на своем месте. Пыльные трубы уходили к потолку, массивный деревянный корпус еще сохранял кое-где следы росписи.

-Посвети-ка, – попросил я подошедшего Виктора. Света в углу не хватало.

Он зажег фонарик.

-Очень интересно. Всего одна клавиша. Смотри, что-то нарисовано.

Витька посмотрел, зевнул.

-Ага. Только рисунок совсем стерся. Ничего не понятно. Значки какие-то.

-Угу, значки. Интересно, их можно восстановить?

-Понятия не имею. Вот тут, кажется, солнце…

-Похоже. А почему клавиша-то всего одна?

Виктор опять зевнул.

-Хватит зевать! Пробую?

-Давай! А я пока еще в базе пошарю, может, что-нибудь пропустил?

Я сдул пыль с клавиши, кажется, они называются «мануалы».

-Ну, с Богом… – почему-то я волновался. Может, правда схожу с ума?

-Что ты там бормочешь?

-Ты работай, коллега. Не отвлекайся.

Указательным пальцем правой руки я нажал на клавишу.

В первый момент мне показалось, что замок взорвался. Орган заиграл, причем не одну ноту, как можно было ожидать, а сразу целую мелодию, и заиграл очень громко, мягко говоря. Музыка чем-то напоминала кельтские мотивы, но расслышать ее как следует, мне не удалось. Голова закружилась, все как будто ушло на второй план, даже рев органа стало еле слышно. Перед глазами замелькали картинки, как в калейдоскопе. Картинки из моей жизни. Вот я совсем маленький, на руках мамы, школа, друзья, институт…Картинки побежали медленней. Остановились.

Я стою на автобусной остановке, жду автобус. В моем городе зима, очень холодно. Стою долго, уже опаздываю. Что-то прикоснулось к моей ноге. Вздрагиваю от неожиданности. Маленький, пушистый котенок сел мне на ботинок, и смотрит прямо в глаза. Ясно, что на морозе он уже давно. На лапках льдинки, его просто трясет от холода.

-И где твоя мама?

Котенок мяукнул, продолжал смотреть. А я опаздываю на работу. Что же делать? Остальные люди отворачиваются, у них тоже много дел. И потом, он подошел именно ко мне. Это моя проблема. Ну что во мне такого, почему именно во мне он увидел спасение своей маленькой жизни?

Я прекрасно помню, что тогда сделал. Подошел автобус, я сел в него, и уехал. Я уже говорил, что опаздывал на работу? Он замерзнет, жизнь уйдет, и на очищенном от снега асфальте останется лежать маленький, окоченевший трупик. И все.

Я взял котенка на руки, положил во внутренний карман теплой куртки, и зашел в автобус. Вытащил телефон, набрал номер секретаря.

-Светка, у тебя молока нет?

-Нет, я не корова.

-Да я не об этом, шутница, в офисе есть?

-Есть. А что это с вами? Вы же молоко не пьете.

-Я не себе.

-А кому это?

-Вот приедем, познакомлю.

Картинка ушла так же внезапно, как и появилась.

Я стоял, и молча смотрел на Витьку. А он на меня. Его ноутбук лежал на полу. Органа в углу не было.

Как долго мы пялились друг на друга, сказать сложно. Но всякой идиллии приходит конец.

-Что это было, – первым подал голос мой коллега.

-Орган, – ответил я. – Я так понимаю, что ты тоже что-то видел?

Виктор кивнул.

-А ты?

Я рассказал.

-А я от Светы не ушел, как будто, – тихо сказал он.

-Витя, я не знаю конечно, что тут происходит, но вот насчет «как будто»…этот кот живет у меня дома, ему два года, и Люда назвала его Барсиком. Я это точно знаю, хотя ТОГДА я ни какого котенка не взял. Виктор Евгеньевич, вы меня слышите?

Витька не ответил, просто молча показал правую руку, с обручальным кольцом на безымянном пальце. Хотя никакого кольца не носил, уже три года. Снял сразу, как ушел от Светланы.

Мы лежали на траве, возле остатков крепостной стены, и грелись на солнце.

-Что думаешь-то, Вить?

-Да что тут думать? – мой недоверчивый друг уже успел позвонить бывшей – нынешней жене, и задать очень умный вопрос «А ты где сейчас живешь?», приведя чувствительную Свету в шоковое состояние. – Просто нам дали шанс. Что-то исправить. Наиболее важное, на данный момент. Помнишь, как картинки мелькали? Орган выбирал.

-Странно, все-таки, – я потянулся, перевернулся на живот, – ты вот к жене, хм…вернулся? А у меня котенок. Что я, ничего хуже в жизни не сделал, что ли?

-Не знаю. Может и сделал. Хотя с другой стороны, что может быть важнее жизни? Даже котенка.

-Виктор, а ты вообще-то, рад? Что теперь со Светой?

-Ты даже не знаешь, как я потом жалел. Рад, это не много не то слово. Как-будто заново родился, и теперь все будет хорошо. Ты мне лучше скажи, почему его граф-то не видел?

-Виконт. Не знаю, Вить. Может, он очень хороший. Нечего ему исправлять в своей жизни.

-Может быть. А может, он и есть…

-Хранитель? Значит, согласен, что это они орган охраняли?

-С этим трудно спорить. Но барона спрашивать, мне кажется, бесполезно.

-Виконта, – ответил я, – доставая телефон.

-Здравствуйте.

-Добрый день, как там мой замок?

-Замок пока на месте, а вот органа нет, вы были правы. Нам, видимо, показалось.

-Я очень рад, мсье эксперт, что вы увидели, что там уже нет органа. В вашем отчете это выглядело бы хм…немного странно.

-Согласен. Кстати, об отчете. А что вы хотите, что бы мы там написали?

-Ну, раз вы сами предложили…что же, друг мой, я бы хотел, что бы все осталось на месте, не вызывая подозрений. Для меня перестраивать замок дорого, для правительства тоже. Для частных лиц – тем более. Некоторые предметы, которые имеют некоторые интересные свойства, надо беречь, вы не находите?

-Согласен с вами.

-Рад был знакомству, мсье.

-Взаимно, барон. Всего хорошего.

Я убрал телефон, посмотрел на Витьку.

-Он виконт, – улыбнулся мой счастливый коллега.

Ангел – хранитель

Кевин затушил сигарету, посмотрел на ночное, летнее небо. На балконе, конечно, хорошо, но надо возвращаться в душный кабинет, еще есть дела, которые надо закончить. В кабинете, в любимом кресле владельца апартаментов, сидел незнакомый мужчина. Хотя десять минут назад там никого не было. Интересно. Кевину Джонсу не исполнилось еще и тридцати, но его уже трудно было чем-то удивить. Слишком уж богатая на события у него жизнь. Но в этой ситуации не удивиться было невозможно. Во – первых, старый особняк, принадлежащий мистеру Джонсу, охранялся не хуже президентского дворца. Во-вторых, если этот человек все-таки проник в кабинет с дурными намерениями, (а какие у него еще могут быть?) то почему он, Кевин, еще жив? Удивиться – не значит испугаться, и он абсолютно спокойно обратился к незнакомцу: – Кто вы такой?

-Присаживайся, Кевин.

Голос у непрошенного гостя был четким и глубоким, этот человек явно умел подчинять себе. Да и внешний вид мужчины притягивал взгляд. Белый костюм, такого же цвета шляпа, чуть надвинутая на черные, пронзительные глаза. А вот черты лица слишком правильные, а потому не запоминающиеся.

-Как скажете! – Кевин сел за свой стол.

Человек в белом не заметил иронии, кивнул.

-Прежде чем я представлюсь, я хотел бы объяснить цель моего визита.

-Весь внимание.

-Не жми на кнопку, Кевин, это тебе не поможет, никто не придет.

Мистер Джонс прикусил губу.

-Вы, кажется, хотели мне что-то сказать?

-Я хотел поговорить с тобой, Кевин Лайнел Джонс, о твоей душе.

-О чем, о чем?

-О душе.

-Вы что, проповедник?

-Нет.

-Ясно. Вы сумасшедший. Но как вы проникли в мой дом?

-Это не составило большого труда. Видишь ли, я твой ангел-хранитель.

Кевин рассмеялся, искренне и заразительно.

-Вот здорово! Своего ангела у меня еще не было. Все было, а вот этого – не было.

Мужчина мягко улыбнулся.

-На самом деле, я был у тебя всегда. Именно – был.

-Так вы уходите? Вас проводить?

-Я уйду не только из твоего кабинета, Кевин. Я уйду из твоей жизни. И вернуть меня будет не просто. Не смейся. Когда никто не охраняет твою душу, это большая потеря, поверь мне.

-Откуда вы сбежали? Или просто пудрите мне мозги? Очередная шутка доблестной полиции? Чего вы добивайтесь этим бредом?

-Просто хочу предупредить, что больше меня рядом не будет. Я обязан это сделать.

-Напрасно вы себя утруждали!

-Я и сам не хотел, если честно. Но правила есть правила…

-Вот невузуха! – весело посочувствовал мистер Джонс, – а почему не хотели-то?

«Ангел» задумался.

-Ты очень плохой человек, – сказал он после паузы.

-Это все знают! И это все?

-Этого вполне достаточно. Ты вор, убийца, вымогатель. В тебе не осталось ничего человеческого. Единственное, что у тебя еще было – это душа. Но теперь, без моей защиты, ты лишишься и ее. Очень скоро. Если, конечно, не сможешь меня вернуть.

-Даже если я на миг сойду с ума, и поверю, что вы – ангел, что от этого измениться? Мне плевать на то, о чем вы говорите. Вы мне не нужны. Я не замечу вашего отсутствия.

-Я знал, что слова тебя не убедят. Но все не так просто…

-Но я вам не верю! – резко перебил Кевин, – я не псих, как вы! Кто вас послал? Обещаю, если вы назовете имя шутника, то уйдете отсюда живым.

-А что сделаешь с «шутником»? – мягко спросил «ангел».

-Не ваше дело! Хотя, почему не ваше? Я просто убью его. Довольны?

-Сбросишь с моста? Как Моралеса? Или застрелишь, как О’Конелла? Или сожгешь…

-Хватит, – проскрипел Кевин, – его стеклянные глаза впились в незнакомца, – откуда вам это известно? Хотя…неважно. Да, они сдохли, потому что стояли на моем пути! Кто вас послал? Предупреждаю, это ваш последний шанс!

-Меня послал Бог, – просто ответил «ангел».

-Ах, Бог…Что же, можете передать ему, пусть убирается к дьяволу! И вы тоже, отправляйтесь! – Кевин весело улыбнулся, и, вытащив из верхнего ящика стола небольшой, черный револьвер, направил на собеседника.

-Еще минуту, Кевин, – спокойно попросил мужчина.

-Последнее «ангельское» желание?

-Нет. Когда я уйду, ты останешься один. Некому будет защищать тебя. И все преступления, которые ты совершил, вернуться к тебе. Сначала они будут бледными, как туман. Потом все ярче, отчетливей. Ты будешь слышать их крики, ты будешь видеть лица, ты сам почувствуешь, как это – умирать…Прощай, Кевин.

Мужчина указательным пальцем чуть сдвинул шляпу, и посмотрел ему в глаза. Кевин отшатнулся. На какой-то миг ему показалось, что напротив него сидит не этот чертов «ангел», а Рико Моралес, да упокоит Господь его трижды проклятую душу…

-Всего хорошего, – вежливо ответил мистер Джонс, и, перегнувшись через стол, в упор выстрелил в сердце незнакомца. «Ангел» равнодушно посмотрел на небольшую черную дыру в своем белоснежном пиджаке. Дыра была круглая, и слишком уж глубокая. Она вела не внутрь слабого человеческого тела, а куда-то далеко – далеко…"Ангел» поднялся, приподнял шляпу, и вышел.

Через несколько секунд в комнату вломились Тони и Гарри, личные охранники мистера Джонса. Их босс так и полулежал на столе, вытянув вперед руку с пистолетом.

-Что случилось?! – завопил Тони, – босс, в кого вы стреляли?

Более деятельный Гарри осматривал комнату, выскочил на балкон, вернулся, пожал плечами.

-Уйдите, – тихо попросил Кевин, – здесь никого нет…

Раненный Моралес уцепился за поручни моста, пришлось бить его рукоятью пистолета, ломая пальцы. Тогда он упал. Падал Рико долго, бесконечно долго…

-Но, босс…

-Пошли вон! – проревел Кевин.

Тони и Гарри выскочили за дверь.

Комнатушку помощника комиссара полиции все называли «склепом». Без окон, тусклая лампа под потолком. Сейчас в «склепе», за прямоугольным, обшарпанном столом, сидело три человека. Сам помощник, лейтенант О’Хара, и невысокой мужчина в дорогом плаще, с зачесанными назад черными волосами. Помощник комиссара широко улыбался.

-Я очень рад, что вы нашли время зайти. Кофе?

-Да, спасибо.

-Минутку. С сахаром?

-Нет, просто черный. Так в чем дело, комиссар Штольц?

-Пока только помощник, – смущенно улыбнулся тот. Вы, без сомнения, помните мистера Кевина Джонса?

-Разумеется. Месяц назад я посещал его.

Помощник понимающе кивнул.

-Да, да…посещали. У меня есть новости про него.

-А что с ним?

О’Хара не выдержал, и фыркнул. Штольц неодобрительно взглянул на него.

-Он уехал. В Бразилию, представляйте?

-Очень рад за него.

-Это еще не все! Знаете, чем он теперь занимается?

-Представления не имею, – нетерпеливо отозвался обладатель модного плаща.

-Он стал католическим священником!

Мужчина кивнул, улыбнулся.

-Я правда очень рад за мистера Джонса. Конечно, это немного неожиданно…но приятно!

Штольц приподнялся и крепко пожал ему руку.

-Мистер Гудини, вы не представляете, как я вам благодарен! Ведь это была моя идея…В конечном итоге, я рисковал не только своей карьерой, но и вашей жизнью!

-А, пустяки! – небрежно отозвался фокусник, – ничего опасного. Вот тут вчера, после выступления, один студент ударил меня в живот, без предупреждения, так до сих пор болит…

-Что вы, какой студент! – картинно схватился за голову Штольц, – мы же говорим о самом Кевине Джонсе!

-И вы так мне и не объяснили, почему не смогли справиться с ним сами!

Помощник комиссара вздохнул.

-Все не так просто, мистер Гудини! Джонс был обложен адвокатами, как Форт Нокс охраной! Не подступишься… Постоянные встречные иски! Иногда казалось, что это не мы хотим посадить его, а он нас…Конечно, есть еще и так называемые «свои» методы…их мы тоже пытались использовать.

О’Хара кашлянул. Штольц не обратил на него внимания.

-Пытались кое-что подкинуть…безрезультатно! Отвертелся. А человек, осуществлявший эту хммм…операцию, не полицейский, конечно, бесследно исчез. Как и многие наши осведомители. Джонс – преступник нового поколения, мистер Гудини. Он холоден, расчетлив, умен. Женщины, выпивка, игра – все в меру. Без семьи. Без слабых мест. Совершенный злодей. Поэтому я очень благодарен вам за все, что вы сделали.

Гудини взял со стола шляпу: – Это был мой долг, долг человека. Но благодарность принимается… Мне, пожалуй, пора.

-Еще минутку, мистер Гудини, – заерзал на своем жестком стуле Штольц, – а вы нам не расскажете, как вы это сделали? Мы ведь вас толком и не расспросили тогда, после этого эээ…дела.

-Что вас интересует?

-Все!

-Я не раскрываю своих секретов, – мягко улыбнулся фокусник, – проникнуть в дом, это дело техники. Как и выйти из него. Плюс элементарный грим. Кстати, очень помогла информация, полученная от вас. Все просто.

-Но он стрелял в вас!

-Ерунда. Стрелял он холостыми. У меня было много времени. А еще я заранее поработал над пулевым отверстием, чтобы эффектней было…

Штольц кивнул: – И гипноз, которым вы владеете в совершенстве!

-Послушайте, помощник комиссара, – Гудини нетерпеливо повел плечом, – я не гипнотизировал Кевина, в общепринятом смысле этого слова.

-Как не гипнотизировали?

-Вот так. Гипноз – это внушение. А я ничего ему не внушал.

-Что же вы сделали?

-Я заставил его посмотреть на свои поступки с другой точки зрения. Кевин испорченный, жестокий, холодный человек. Но абсолютно уверенный, что поступает правильно. По своему, конечно. Он жил в мире, где по-другому нельзя. Теперь он смотрит на мир другими глазами. И все, что он сделал, выглядит для него не так, как раньше. Конечно, это несколько жестоко, но я заставил его чувствовать, что такое быть жертвой. Занять ее место. Умирать вместе с Моралесом, и прочими. Если бы он был безнадежен, это не произвело бы никакого эффекта. Но что-то у него еще было в душе, что-то очень глубоко спрятанное…Так что, никакой это не гипноз. И преображение Кевина в основном его заслуга, не моя. Надеюсь, его настоящий ангел – хранитель вернется к нему…А теперь – прощайте. Мне пора.

Когда Гудини ушел, Штольц повернул к лейтенанту.

-Слышал? А ты – «фокусник», «циркач»! Если бы не мистер Гудини, до сих пор по ночам бы не спали…Как это он сказал? «Теперь он смотрит на мир другими глазами…»Какой человек!

-Лучше бы он заставил его застрелиться, так оно спокойнее, – буркнул О’Хара.

Васины рецензии

Рецензия на произведение Л. Толстого «Война и мир».

Мне понравилось! Интересно, местами даже очень. Особенно удались батальные сцены. А вот любовь скучная, и какая-то голубиная, что ли. Природу вы любите, сразу видно. Произведение сильное, законченное, но немного затянутое. Выучил французский, спасибо. Так держать!:))

С уважением, Вася.

Ответ автора:

Спасибо, Василий! Очень рад, что вам понравилось. )) Про любовь перепишу, не привыкать! Заглядывайте еще.

С уважением, Л. Толстой.

Рецензия на произведения автора В. Пелевина «Чапаев и Пустота».

Хм. Интересно. Оригинально, свежо. Читается только тяжеловато, поработайте над слогом. А Внутренняя Монголия, это где? Там правда есть белые слоны? Интересная интерпретация отношений Петьки и Василия Ивановича. Но если бы вы сделали их геями, было бы еще круче! А про психушку больше всего понравилось!))

С уважением, Вася.

Ответ автора:

Очень рад, что про психушку понравилось, Вася. А Внутренняя Монголия – в нас самих. И слоны там есть, белые. А геев и так хватает, в том числе и пишущих рецензии.

С уважением, В. Пелевин.

Ответ Васи:

Нет во мне никакой Монголии. Рентген снимок: www.vasynorgan.com (адрес ссылки).

Рецензия на произведение Ф. Достоевского «Преступление и наказание».

Вы знаете, неплохо. Написано ярко, со вкусом. Образы четкие, рельефные. Очень переживал за Сонечку. А вот студент Рассольников не понравился. Рефлексивен, сентиментален. Но подлинной глубины в нем не увидел. Действительно, «тварь дрожащая…» Бабушку жалко. :( Пишите еще, хорошо получается!

Ответ автора: Вася, пожалуйста, посиди еще в шкафу. Может, тебя не найдут? «Алису» написал другой автор, Кинчев. Пока!

Рецензия на произведение У. Шекспира «Отелло».

Ничего, но читается трудно. Может потому, что я попросил книгу в подлиннике? Девушку жалко, мавр – сволочь. А Яго вообще расстрелять надо, он потом еще Аладдину гадил, хороший мультик, кстати. Не вы сценарист? В общем, понравилось.))

– Держи, – сухо сказал он маме, протягивая тщательно закрытую небольшую коробку. – Пришлось выстоять километровую очередь.

– Дорогой, ты ведь знаешь, что я не для себя…

Меня дежурно поцеловали и отправили спать, даже без молока и печенья, значит, будут ссориться.

Дверь на кухню закрывалась неплотно. Главное, тихо подкрасться, тогда можно услышать, о чем говорят родители. Папа ругался. Мама называла это «старый монолог».

-…что они себе позволяют? Обложили со всех сторон, обязательный кредит, обязательные дети, обязательные книги, наконец! И кого!? Морального урода, переписывающего классиков! Нас просто духовно стерилизуют! Ты читала его стихи? Читала, конечно. Это был когда-то Пушкин! Пушкин!!! Как можно было «Евгения Онегина» переделать в «Хвалу Единственной Партии»?! Я бы убил эту сволочь!

-Дорогой, пожалуйста, потише, – мама старалась говорить спокойно. – Ты прекрасно знаешь, что мы должны, обязаны это читать. К тому же, больше все равно нечего. А если кто-то спросит или догадается, что мы не читали? Я боюсь представить, что с нами будет. Вспомни своих коллег! Они тоже не читали. И где они теперь?

Отец устало вздохнул. « Чудесный вечер прошу считать открытым», – зло пробормотал он.

Послышался шелест страниц… и я, как ужаленный, отскочил от двери. Отец был вне себя.

– Они совсем с ума сошли!!! – ревел он.

Потом я услышал стук, падающего на пол, предмета, и как вскрикнула мама.

Я из всех сил прильнул к дверной щели, пытаясь рассмотреть происходящее. На полу лежала раскрытая книга. Ветер из форточки лениво переворачивал ее страницы. Они были удивительно белыми и абсолютно чистыми.

Лукин и Горыныч

Мне приснился страшный сон. Как будто я, верхом на драконе, убегаю от чего-то страшного, холодного и мертвого, окружающего нас, как туман. И не могу убежать, слишком поздно, могильный холод накрывает меня…

Проснувшись, и быстро выбравшись из спального мешка, я проверил оружие и заглянул в пещеру. Пистолет в наплечной кобуре был на месте, а вот моего подопечного в пещере не оказалось. Обходя холм, в недрах которого распологалось его логово, я посмотрел на часы и поежился. Всего шесть часов утра, было еще прохладно и сыро. Да и вообще, лето в этом году какое-то… не летнее! А еще из головы не выходил ночной кошмар. Ну, дракон – это понятно, когда охраняешь Змея Горыныча еще и не такое присниться, а вот что это за туман, так испугавший меня?

Хитрый змей, как и предполагалось, не прятался за холмом, а опять удрал на охоту, в нарушении всех инструкций и правил. Это было далеко не в первый, и, скорее всего, не в последний раз, но сегодня я по-настоящему расстроился и разозлился. Сколько можно? Я все понимаю, процесс «притирки» может занять много времени, но я уже две месяца состою при неблагодарной рептилии «партнером-телохранителем», можно бы уже и воздержаться от подобных выходок. Нет пока между нами настоящего контакта, нет. Еще и чары пытался напустить, как пить дать, чтобы я не проснулся. Поэтому и сны дурацкие сняться. Посетовав немного на злую судьбу и спрятав спальный мешок в пещеру, я пошел искать трехголового монстра, с излишне развитым интеллектом и самомнением. Конечно, по инструкции я должен был сразу связаться с Конторой, и сообщить о пропаже подопечного, но по негласной договоренности, если ситуация не была критической, партнер должен справляться сам. Что же, буду справляться…

Я всегда знал, что буду работать в Конторе. И когда, после института и узкопрофильной военной академии, пошел в шпионы, чувствовал, что это не надолго. Через год более-менее плодотоворной работы в разведке меня пригласили на собеседование. Когда я, в первый раз, задыхаясь от восторга и волнения, шел по чистым и прямым коридорам Агенства безопастности, или просто Конторы, меня не покидало ощущение какой-то правильности и логичности происходящего. Так и должно быть… так и случилось. Мечта десятков тысяч молодых, и не очень, сотрудников различных военных ведомств, в моем конкретном случае, осуществилась.

Через полгода стажировки я услышал об отделе «Сказка». Раньше при мне о нем то ли не говорили, то ли я пропускал эти разговоры мимо ушей. Теперь же меня заинтересовало необычное название, и я, конечно, поитересовался, что это за «Сказка» такая. Разнообразие мнений было потрясающим. Отдел был строго засекреченным, а значит, о нем должны были знать все и всё, но не тут-то было. Кто-то говорил, что отдел занимается поиском Атлантиды, с ее уникальными технологиями, кто-то точно знал, что отдел ищет следы внеземной цивилизации на земле. Было мнение, что «Сказка» охраняет президента от внеземных цивилизаций…

Мой же новый товарищ, Виктор, работающий в Конторе больше пяти лет, вообще считал, что такого отдела не существует.

– «Сказка» – это сказка, – сказал он мне как-то, – нет такого отдела.

– Но все говорят…

– Знаю, что говорят. Я думаю, это старики наши придумали, чтобы исскуственно повысить амбиции сотрудников.

– В смысле?

– В прямом. Дескать, есть такой отдел, мальчики, очень секретный и важный, фиг знает, чем занимается, но чем-то ОЧЕНЬ интересным. Будете хорошо работать – попадете туда, а не будете, так до пенсии и просидите на перехвате «е-майлов» президента Замбии любовницам.

Логика Виктора меня не очень убедила, но доля истины в ней была. В самом деле, что это за отдел такой, о работе которого никто ничего толком не знает? Я пожал плечами, и успокоился. Мне то что? Я, лично, ни в какую «Сказку» не собирался, пределом моих мечтаний был аналитико-логический сектор Отдела внешней безопастности.

После окончания стажировки меня вызвал «один из главных стариков» и сказал, что я зачислен в отдел «Сказка», с работой которого он лично абсолютно не знаком. Поэтому мне надо брать ноги в руки, и топать на минус тридцатый этаж, где я познакомлюсь с сотрудниками, сутью и объемом работы, а также с начальником отдела – Александром Михайловичем Беренцом. На этом этаже я никогда не был, и даже не знал о его существовании. Через час, получив с десяток пропусков и двух крепких ребят в качестве сопровождения, я добрался до бронированной двери с кучей датчиков и электронных замков. Дверь находилась, кстати, на глубине киллометра под землей. Один из сопровождавших меня товарищей постучался, скрипнул засов и дверь открылась.

– Проходите, – двухметровый крепыш сделал приглашающий жест, – нам туда нельзя…

Я послушно прошел по длинному узкому корридору с абстрактными репродукциями на стенах и слегка вздрогнул, когда стальная дверь захлопнулась позади меня. Никто не встретил нового сотрудника и кто открыл скрипучий засов, было абсолютно непонятно. Дойдя до конца коридора, я уперся в обитую исскуственной кожей дверь со скромной табличкой «А.М. Беренц». Значит, нам сюда.

– Войдите, – отозвался в ответ на мой стук голос из-за двери.

Александр Михайлович оказался невысоким лысым человечком в толстых очках. Еще он улыбался, потирал сухие ручонки, и был одет подчеркнуто безвкусно.

– А, новенький! Проходите, проходите.

Кабинет никак не соответствовал внешности его владельца – мебель из черного дерева, старинная люстра, массивный, громадный стол, на котором стояло сразу три монитора.

– Я не люблю долго разговарить с новыми сотрудниками, – объявил мне Беренц, – стараюсь сразу познакомить их с предметом… хм… деятельности. В конце концов, раз вас сюда прислали, значит, вы подходите. Да и я, что греха таить, ознакомлен с вашим досье. Вы ведь в аналитический собирались?

– Да, в «аналитичку».

Начальник «Сказки» кивнул.

– Работа для пенсионеров. Мы вам предлагаем нечто особенное. Наверняка, вы многое слышали о нашей работе, но, уверяю вас, все эти слухи – ничто по сравнению с правдой. Идемте, сами увидите!

Я послушно поплелся за Александром Михайловичем, с трудом сдерживая десятки вопросов, вертевшихся на языке. Вышли мы совсем не в ту дверь, через которую вошел я, а в маленькую и неприметную, терявшуюся среди роскошной обстановки кабинета. И запетляли по бесчисленным коридорам, периодически заходя в кабины лифтов, то опускавших нас вниз, то поднимавших наверх. Даже если бы я, вполне подготовленный человек, задался целью самостоятельно найти путь назад, у меня это вряд ли бы получилось. Что еще удивило – по дороге нам встретился только один человек, да и тот поспешно кивнул Беренцу и быстро пошел дальше. Он был в белом халате, основательно испачканным чем-то зеленым и ужасно вонючим.

– У вас много сотрудников? – не выдержал я.

– Хватает. – уклончиво ответил Александр Михайлович.

Больше мы не разговаривали. А через пять минут подошли к другой, вполне обычной двери, защищенной лишь одним электронным замком.

– Пришли! – весело сказал Беренц, и заглянул, встав на цыпочки, в большой дверной глазок – Не спит, это хорошо. Что ж, идем!

Он вошел первым, я последовал за ним. В огромном помещении, размером с бальный зал, было очень мало мебели. И все равно было тесно. Почти все пространство занимала громадная темно-зеленая чешуйчатая туша, расположившаяся к нам задом. Кроме упомянутой части тела, я увидел длинный хвост, украшенный гребнем, и левую заднюю лапу с мощными острыми когтями.

– Вот, знакомьтесь! – заулыбался Беренц, – Змей Горыныч Лукоморьев, собственной персоной.

Произошло легкое землятресение, туша чуть сменила положение, и зубастая голова на длинной шее, с роскосыми желтыми глазами, повернулась ко мне. Позже я узнал, что это была левая голова.

– Этот, что ли? – спросила голова глухим ревом, сопровождая вопрос клубами дыма из ноздрей.

– Этот, – кивнул Александр Михайлович, – зовут его Алексей Владимирович Лукин. Твой новый партнер, Горыныч.

– Люди в черном! – крикнул я и потерял сознание.

– Псих какой-то.

Это было первое, что я услышал, приходя в сознание. Сказанно это было голосом Змея Горыныча. Простите, какого змея?! Да у меня просто галюцинации! Меня чем-то накачали, это точно. Или это тест какой-нибудь идиотский. События дня пронеслись в моей голове с холодной и логичной последовательностью. Беседа с начальством – определение в «Сказку» – даже не дали толком удивиться – бюрократия – два «качка» – коридор – Беренц – коридоры и лифты (плюс, загаженный чем-то, сотрудник) – дверь с большим глазком – зал – туша – голова (говорящая) – «знакомьтесь, Змей Горыныч» – отключка. Кажется, я что-то кричал. Ужас! Я приоткрыл один глаз, и попытался, не двигая головой, осмотреться. Все тот же зал, железные шкафы у стен и, нервно подергивающийся, громадный хвост. Остального я не видел, но голоса слышал прекрасно. Говорили, естественно, ящер и Беренц, а я лежал в стороне на какой-то неудобной кушетке. Кто, интересно, меня сюда перенес? Надеюсь, начальник страшной «Сказки».

– Да не псих он, Горыныч, – голос Беренца был наполнен медом, – просто не ожидал такого человек.

В ответ громко хмыкнули.

– Разведчик бывший… Слюнтяй! В обморок грохнулся! Что, других кадров не нашлось?

– Этот – лучший.

– Докатились! – проревели в ответ хором.

– Психологически устойчив, – невозмутиво продолжил Александр Михайлович, заставив меня покраснеть, – отличная физическая подготовка, хорошо стреляет, реакция отменная. Контактный, жизнерадостный, холостой. Умен, логическое мышление на высоком уровне, способен правильно оценить ситуацию, действует быстро и хладнокровно. Ну и, самое главное, лишен каких-либо предрассудков и фобий. Плюс, чароустойчив.

– Насколько? – впервые в рёве прозвучало что-то, отличное от крайнего презрения.

– Достаточно! – веско ответил Беренц, – так что пытаться не советую. Воздействовать, так сказать.

– Верните Степаныча… – в голосе Горыныча прозвучала искренняя тоска.

– Горыныч! Миленький! Ну сколько можно говорить?! Степанычу – восемьдесят пять! Понимаешь? Он уже не в состоянии…

– Мне с ним хорошо было, – всхлипнул (да, именно всхлипнул!!!) ящер, он опытный, все знает…

Послышался тяжелый вздох и голоса смолкли. Минуты через две Беренец сказал, уже другим тоном:

– Федор Степанович посвятил тебе всю жизнь, Горыныч. Он стар, он болен, он одинок. Ему нужен отдых. Лукин – хороший парень, вы сработаетесь. Понимаю, будет нелегко, но сработаетесь. Ладно, для первого знакомства достаточно. Позову санитаров, придет в себя, проведу подробную беседу.

Однако наша беседа с Беренцем состоялась только через три дня. Скоро сказка сказывается… Эти дни не прошли для меня даром: я съехал со своей холостяцкой квартиры и поселился в «общежитии» отдела, занимающим целый отдельный блок подземного комплекса. Еще я много читал о работе «Сказки», обживался в своем (отдельном!) кабинете и занимался с психологами. Ни Александра Михайловича, ни своего «подопечного» я в эти дни не видел. И это было к лучшему. От полученного шока я, «человек без фобий», отходил на удивление тяжело. Одно дело, подглядывать с помощью спутника за женами какого-нибудь шейха, или охранять иностранных разведчиков от своей же контрразведки, другое – общаться с говорящим драконом из бабушкиных сказок. Змей Горыныч… С ума можно сойти!

Через три дня я предстал перед толстыми очками Александра Михайловича. Он, как не трудно догадаться, улыбался.

– Отошли, Алексей Владимирович? Психолог говорит, что все в порядке, а я склонен доверять его мнению. Присаживайтесь, не стойте. Думаю, из полученных материалов, вы уже поняли, какого рода работа вам предстоит?

– Да. Охранять… Змея Горыныча.

Знали бы вы, каким идиотом я себя чувствовал, произнося это!

Беренц поморщился.

– Не совсем так. Дело в том, что высокое звание «партнер-телохранитель» именно поэтому так и именуется, что работа ваша не ограничивается только охраной. Прошу заметить, что термин «партнер» стоит первым. Вы должны стать другом Горыныча, другом и товарищем, которому бы он полностью доверял.

– Как Степанычу. – вставил я.

– Да, если возможно. Как Федору Степановичу, с которым, вы так же скоро познакомитесь. Ну и, конечно, вы должны будете защищать. Горыныча – от посторонних и себя самого, посторонних – от Горыныча.

– Ясно.

– Это хорошо. – Александр Михайлович пошелестел бумагами на столе, – наш отдел, как вы уже знаете, существует очень давно, еще при Иване, так сказать, Грозном, существовал отряд опричников, охранявших, выражаясь современным языком, «тайный лес», где жили необычные существа, вроде вашего будущего подопечного. Мы гордимся своей историей, своей аполитичностью, и верностью своему делу. Не подведите нас, Лукин. Можете идти.

Я кивнул и направился к двери.

– А, Алексей Владимирович! Совсем забыл. Что-то с памятью моей стало… то, что было с водяным, помню. Вы-то согласны? Работать у нас. Еще не поздно отказаться. Пойдете в столь милую вашему сердцу «аналитичку». Бывали такие случаи.

– Согласен, – уверенно ответил я, чувствуя, что совершаю самую большую ошибку в своей жизни.

Если вы думаете, что меня не заставило задуматься более чем странное развитие событий, то заблуждаетесь. Слишком все быстро произошло, предопределенно. И мнение-то мое спросили в самый последний момент. Но я не стал зацикливаться на этом. В конце концов, я знал, что буду работать в Конторе. А Беренц, видимо, всегда знал, что я буду работать именно в «Сказке».

Следующий месяц был одним из самых тяжелых в моей тридцатилетней жизни. Тренировки, занятия рукопашным боем, упражнения в тире, изучение методов работы «Сказки», изучение истории «Сказки», работа с психологами и обещанное знакомство, и многочасовые беседы в Федором Степановичем Голициным, экс-«партнером-телохранителем» Горыныча. В течение шестидясяти лет, кстати. Безусловно, беседы с этим бодрым старичком с проницательными глазами и профессорской бородкой, за чашкой чая или кофе, дали мне большую часть моих нынешних знаний. Степаныч рассказывал мне все: что ест Горыныч, что любит, что не любит, чем болеет, чего боится. Так, например, я, с ужасом, узнал от, ехидно улыбавшегося наставника, что любимым писателем «гражданина Лукоморьева» является Роберт Хайнлайн, а фильм «Чужие» он терпеть не может.

– Вообще кино недолюбливает, только Чаплина уважает, – рассуждал Степаныч, грызя рафинад вставными зубами, – и правильно! Такую дрянь показывают…

Кроме бесед с экспертом, меня очень увлекало изучение истории «Секретного отдела «Сказка"». Это отделение Конторы действительно отличалось предельной закрытостью и сознательным дистанцированием от политической ситуации в стране и мире. В своем нынешнем формате, «Сказка» существовала относительно недавно – со времен Николая Второго, который, своим указом, учредил специальный полк жандармов, охранявших «необычных существ» от посторонних глаз. Много интересных и страшных событий произошло с тех пор. В революцию, Змея Горыныча и прочих возили по все стране в специальном бронепоезде, нигде подолгу не задерживаясь, чтобы не подвергать ненужной опасности. Когда власть сменилась окончательно, бронепоезд остановили в Херсоне, его команду увели в ближайший овраг, откуда они больше не вернулись, а на их места заступили новые «кадры», одетые в красные кожаные куртки. И, так же, рьяно, и до последней капли крови, начали выполнять свои обязанности. В войну, эвакуация всех «изучаемых редких существ», как они стали именоваться после тридцать пятого года, эвакуировали в Туркменистан и Сибирь, причем средств на это выделили столько же, сколько полагалось на эвакуацию пяти оборонных заводов. Застой, перестройка, развитой капитализм – все это не должно было отражаться, и не отражалось на подопечных отдела «Сказка». Говоря о подопечных во множественном числе, я имею ввиду всех, кого только может представить, в меру больное и не в меру пьяное, воображение. Кикиморы? Есть. Пятнадцать штук. Живут, под присмотром, в болотах Ленинградской области. Лешие? Не много. Четыре особи мужского (предположительно) пола, обитают в сибирских лесах, разумеется, под опекой «партнеров». Водяные? К сожалению, остался только один, адрес: озеро Байкал. Домовые? Больше сотни. Живут, в основном, в домах сотрудников «Сказки». Змеи Горынычи? Есть. В одном экземпляре. Ждет нового партнера, то есть, меня. Список можно продолжать. Вся эта веселая шайка не только живет, но и изучается самым тщательным и деликатным образом лучшими учеными страны. Работающими в нашем отделе, разумеется. Им, кстати, довольно давно удалось выяснить, что Змей, кикиморы, и прочая нечисть – бессмертны, но до определенной степени. Сами они не умирают, но физическим воздействием их убить можно, если застать врасплох, до того, как они смогут защититься «магией». «Магия», или «чары» – допустимый, хотя и ненаучный термин. Других пока не придумали. Вобщем, моя голова буквально распухла от новой информации. Однако, во множестве, предоставленных в моё распоряжение, сверхсекретных файлов, ответов, на два, главных для меня, вопроса, не было. Первый вопрос – откуда они все взялись? Второй – почему мы так долго и тщательно их охраняем? Это я и спросил у Беренца, при первой же возможности.

– Помилуйте, Лукин! – Александр Михайлович схватился за голову, – лучшие умы, десятки лет бьются над этим вопросом, и тут, вы приходите ко мне – и меня, вдруг, осеняет! Так, по-вашему?

– Я думал, вы знаете…

Беренц вздохнул.

– Точно мы пока знаем только то, что ничего не знаем. Ну, или почти ничего. Они – много древнее нас, это факт. Кто они, на самом деле? Мы не знаем. Обладают, мягко говоря, необычными способностями, которые, принято называть «волшебством» – факт. Источник и суть этих способностей? Мы не знаем. Всегда контактировали, в той или иной степени, с коренным населением – факт. Всегда ли они вызывали суеверный страх, или существовали какие-либо другие отношения «необычных существ» с людьми? Мы не знаем. Ну а то, что Змей Горыныч и другие персонажи из списка, с которыми ты, безусловно, знаком, всегда жили в славянских землях, не переходя условные границы – факт. Это все, что я пока могу тебе сказать по этому вопросу. Остальные данные засекречены.

– Второй вопрос… – начал я.

– Не требует ответа, – перебил Беренц. – Ты достаточно умен, чтобы знать, почему мы скрываем их от людей. Практически от всех. По той же причине британская «Дикси» скрывает фей и эльфов, иранская «Алия» – джинов и девов, и так далее. Мы имеем дело с поистине самым уникальным и удивительным явлением на земле: воплощенным волшебством. О котором, к тому же, мало что знаем. Но мы знаем точно, что, попади они под плохое влияние или в плохие руки, их способности, из удивительных, станут страшными. Я уже не говорю о том хаосе, которое может вызвать простое их появление среди людей… почитай о восстании «горных духов» в Швейцарии в семьдесят седьмом: многое станет ясно.

– У меня нет доступа к этим файлам.

– Теперь есть. Иди, работай.

Через месяц, нас с Горынычем перебросили на место временной дислокации. В оренбургские степи, сроком на полгода. Пустынное место, отсутствие трасс, до ближайшего города – триста киллометров. А так же легенда о, будто бы, проведенном здесь, когда-то, ядерном взрыве, из-за которого, находиться в этом районе, крайне опасно? Легенда старательно поддерживается, дружественными нам, СМИ и, в своей благоустроенной пещере, с библиотекой и громадным запасом еды, наглая рептилия чувствует себя в полной безопасности. И даже решается на несанкционированные прогулки, чтобы позлить меня. За месяц моей подготовки мы виделись с Горынычем всего пару раз, и эти визиты длились не более десяти минут, что сильно меня удивляло. Но Беренц сказал, что это обычная практика. Все у них тут «обычная практика»… Сказочники!

Не успел я пройти и сотни метров, как громкое пыхтение, из-за ближайшего естественного кургана, сообщило мне о приближении подопечного. Появившийся, вслед за паровозными звуками, Горыныч был явно не в себе. Переохотился, что ли?

-Лу… Лукин! – выкрикнула левая, «самая нервная», голова.

-Там человек, – спокойно сказала правая, «самая хладнокровная».

-Который, точно знает, что ищет! – закончила центральная, самая умная, наглая и бесцеремонная.

Раз уж мы заговорили о головах, я должен кое-что пояснить. Змей Горыныч Лукоморьев – это совсем не одно существо с тремя головами, это три существа на одном отвратительном зеленом теле. Каждая голова – отдельная личность, интеллектом, характером и привычками, отличающаяся от других. Как они еще не перегрызли друг другу глотки? Это вопрос. Возможно, просто срабатывает инстинкт самосохранения. Или привычка. Во всяком случае, между собой они вполне мирно существуют, а их совместным решениям бытовых проблем позавидует любая семейная пара.

– Что за человек? – бодро спросил я, тем не менее предчувствуя что-то, очень нехорошее.

– Я не знаю, – нестройным хором ответили головы.

– Как он тебя заметил? Ты летал?! Отвечай!

– Конечно, нет, – центральная голова презрительно сплюнула, отчего ближайший куст чего-то колючего загорелся, – я просто гулял по окрестностям, набрел на какую-то избушку…

– Избушку?! Здесь не может быть никаких избушек!

– Ты дашь закончить?! – взвизгнула левая голова, а центральная невозмутимо продолжила:

– Из нее вышел человек, и сказал: –«Тебя-то мне и надо»!

– А ты?

– Убежал, конечно. А он смеялся, и что-то кричал.

– А ты?

– А я бежал, по инструкции.

– Ах, по инструкции?! – взвился я, но все-таки решил отложить костер инквизиции до лучших времен, – ты знаешь этого человека?

– Первый раз вижу, – ответила правая голова, обладающая прекрасной памятью, – хотя что-то знакомое в нем проскальзывает…. что-то неуловимое, я бы сказал.

Левая голова согласно закивала, а центральная насупилась и отвернулась.

– Куда идти?

– За курган, и топай не сворачивая, не ошибешься, – снизошла до ответа центральная, даже не повернув наглую морду в мою сторону.

– В пещеру! – коротко приказал я, – готовиться к экстренной эвакуации. Не выходить, запереться. Без фокусов!

Здравый смысл подсказывал, что мне надо двигать вместе с Горынычем, но странная уверенность, что тот человек, который смог напугать непослушного змея, стоит и ждет меня, погнала за курган. В конце концов, Горынычу в пещере ничего не угрожает, а что это за смутно знакомая личность и загадочная избушка, надо выяснить. Кроме того, я уже нажал на кнопку. А кнопка располагалась на маленькой коробочке, с которой «партнер-телохранитель» не должен расставаться никогда. Кнопка, прозванная каким-то шутником «ядерной», вызывала группу эвакуации, которая обязана прибыть в течении нескольких минут на место, и вызволить вас из любой беды. Пользоваться ей разрешалось только в экстренных случаях. Что же, нас увидел посторонний, этого более чем достаточно. В подобных случаях запрещалось пользоваться мобильным телефоном, беседы, по которому, могут услышать или перехватить те, кому не надо. Всё просто: кнопка – сигнал – группа. Все визжат от восторга. За курганом последовал еще один, потом еще и еще, а потом я увидел избушку. Обычный такой домик, похожий на жилище лесника, если бы такой нашелся в, выжженной солнцем, степи. Из домика вышел человек, и улыбнулся.

Улыбки бывают разные: искренние, заискивающие, ободряющие, идиотские, есть еще улыбки милиционеров и налоговых инспекторов. Улыбка этого человека не была похожа ни на одну из перечисленных. Это была улыбка удава, увидевшего перед собой кролика, добровольно идущего в его пасть без всякого гипноза. Внешность и одежда незнакомца так же приковывали к себе внимание. Все на нем было как будто с чужого плеча: волнистые черные кудри никак не сочетались с желтой кожей, а зеленые глаза – с красным галстуком и высокими болотными сапогами. Создавалось впечатление, что незнакомец черпал свои познания о мужской одежде из обрывков модных журналов разных десятилетий. Возраст нескладного человека определить было трудно, ему могло быть и тридцать пять, и пятьдесят. Рост средний, руки в карманах пиджака времен НЭПа. Болезненно худой.

– Здравствуйте, – вежливо поздоровался я.

– Здоров, коли не шутишь! – проскрипел человек.

Голос был под стать всему остальному: неприятный, резкий, исскуственный.

– Здесь закрытая зона, вам тут находиться нельзя, – так же вежливо продолжал я.

– Это почему? – удивился человек, – я геолог, работаю тут. Нефть ищу!

Неприкрытая ложь странного незнакомца заставила меня осознать всю опасность происходящего. Если до этого оставался маленький шанс, что все обойдеться, то теперь стало ясно, что человек этот действительно знает, что ему надо и за чем, вернее, за кем, он пришел.

– А, – «догадался» обладатель красного галстука, – это из-за дракона, что ли? Видел его, напугал он меня – ужас! А ты кто? Из КГБ, да?

Я достал пистолет и направил в грудь тощего вруна.

– Слушай, геолог хренов, стой на месте, и не дыши, понял? Сейчас сюда примчиться очень много крепких ребят, им и объяснишь, что за нефть ты тут искал.

Хриплый смех, больше похожий на карканье, заставил меня отступить на шаг.

– Так я, сынок, того, давно не дышу! А на ребят твоих плевать хотел, опричник! Где Горыныч? Куда, сволочь, пятишься?

Человек вдруг завертелся волчком с невероятной быстротой, а когда остановился, у меня отвалилась челюсть. «Геолог» исчез. Передо мной стоял высокий, тощий старик, древний, как сама земля. На нем был черный ветхий плащ и ржавые доспехи, покрытые непонятными символами и рунами. Редкие седые волосы пучками свисали до костлявых плеч, между ними виднелся, обтянутый мертвенно бледной кожей, череп, а глаза, выцветшие, ввалившиеся глаза, горели невероятной силой и ненавистью. В руках старика был длинный двуручный меч, так же покрытый знаками и рисунками.

Он, по-юношески легко, поднял его над головой, а я выстрелил, целясь в голову, и побежал, не оглядываясь. Так я не бегал никогда. Что же, сутуация, по крайней мере, немного прояснилась. Это Кощей Бессмертный. Ренегат.

Ренегатами у нас называют существ, отказывающихся сотрудничать со «Сказкой». Таких не много, но они есть. И Кощей, конечно, самый яркий из них. Он много лет пудрит нам мозги: то является с повинной, и живет какое-то время тихо-мирно, то снова сбегает, и портит жизнь роду человеческому, как может. Двадцать лет назад он исчез окончательно, убив своего «партнера-телохранителя», и с тех пор сведений о его жизни и местонахождении немного. Вернее, было немного.

Я бежал, спотыкался, падал, и снова бежал, не оглядываясь. Начиналось что-то страшное. Небо заволокли тяжелые, низкие тучи, воздух стал как-будто плотнее, дышать стало тяжело. Мир вокруг погружался в холодный, липкий туман, наполненный нечеловеческим воем, ненавистью, ужасом. Я, как ненормальный, продолжал жать на «ядерную» кнопку, прекрасно зная, что одного раза вполне достаточно. Где эвакуационная группа? Где стрекот вертолетов, гул реактивных двигателей, шум моторов? Я бежал к пещере. Она была уже близко, оставалось преодолеть только один курган. Я начал карабкаться вверх, когда рядом со мной, едва не придавив, плюхнулась многотонная туша Горыныча.

– Лукин! – заревела левая голова, – карабкайся мне на спину!

– Ты почему не в пещере?! Ты что, лететь собрался? – прокричал я сквозь усиливающийся вой и визг, к тому же поднялся сильный ветер, – нельзя! Нас заметят!

Центральная голова повернулась ко мне.

– Садись, идиот! Послал Беренц кретина на наши головы!

Я быстро вскарабкался, цепляясь руками и ногами за чешую, на спину Горынычу. Тот, расправив громадные кожистые крылья, поднялся в воздух с грацией тяжелого вертолета. Наверху было еще страшнее: солнца не было видно совсем, вокруг был только туман и воронки небольших черных вихрей, танцующих вокруг нас. И еще этот вой, забыть который мне не суждено до конца дней. Если на свете существует абсолютная ненависть, то это она была там, наверху, над степями и курганами оренбуржья.

Туман сгущался, черные воронки стали больше и ближе к нам, а вместо воя все чаще стал слышен громкий смех, очень похожий на воронье карканье.

– Горыныч, быстрее! – крикнул я, в ответ послышалось только возмущенное ворчание.

Внезапно там, где раньше было солнце, появились выцветшие, холодные глаза. А смех стал громче. Ничего не хотелось, только бы не слышать и не видеть этого. Мы всё летели сквозь белое молоко, прорезаемое черными вихрями, дышать стало почти невозможно, взмахи мощных крыльев Горыныча становились все судоржней и тяжелее. Мне стало по-настоящему страшно. Я встал на колени, держась левой рукой за какой-то шип на чешуе, и достал пистолет. Ерунда, конечно, но просто так я не уйду. Я выстрелил, целясь прямо в глаза, презрительно смотревшие на нас сверху. Один выстрел, второй, третий… некоторое время я щелкал курком разряженного пистолета, перезарядил обойму – и снова стрелял, в туман, в вихри, в глаза, в этот мерзкий вой и смех… Не знаю, кто кого ненавидел в тот момент больше, Кощей меня, или я его.

– Я только начал работать! – орал я, стреляя, – Горыныч – мой подопечный! Ты убил своего партнера, гад!

Горыныч тоже приободрился, веселее замахал крыльями, и даже выпустил несколько длинных струй огня, но все это было бесполезно.

Мы не могли убежать, слишком поздно, и могильный холод накрыл нас…

Внезапно все стихло. На небе было обыкновенное, чудесное солнце, ветер шевелил мои волосы, а еще было очень тихо. Я лежал на земле. Приподнявшись, я увидел, что рядом со мной, кверху желтым брюхом, лежит Горыныч. Гражданин Лукоморьев был жив – он тяжело дышал. А недалеко от нас, стоя на коленях, скрючился тощий старик. Длинный меч валялся рядом.

– Что, Кощеюшка? – внезапно спросила левая голова, – поднадорвался? Силенок не расчитал? Бывает, бывает…

Кощей посмотрел на него, и криво усмехнулся: – Рано радуешься, Змеюшка! Погоди, будет и на моей улице праздник!

– Ага! – легко согласилась центральная голова, – после дождичка в четверг…

Ренегат сверкнул глазами, сплюнул, и исчез. Двуручный меч тоже пропал.

Мы лежали на траве, и не могли нарадоваться солнцу, небу, ветру. Жизни, которой чуть не лишились.

– Что же, все-таки, произошло? – спросил я, – почему он не убил нас?

– Меня он и не собирался убивать, – ответила правая голова, – я бы в плен попал, а вот тебя – точно бы грохнул. Он это любит.

– А почему дело до конца не довел , я уже сказал – надорвался, – вступила в разговор центральная. – Покуражиться хотел, старый дурень. Всю силу свою показать, вот и не выдержал, с непривычки. А еще, когда ты, Лукин, палить начал, то разозлил его, он еще больше разошелся… а силенки-то и кончились! И взять неоткуда.

– А ты ему зачем?

– Ох и дурень ты, Лукин, хоть и смелый! – вспылила левая. – Кощей сам по себе – не сахар, а верхом на мне, да с моими чарами в подчинениии… сам подумай!

Меня слегка передернуло.

– Ты лучше вот что скажи, – повернулась ко мне центральная, и прищурила желтые глаза, – ты почему на кнопку не жал? А? Жить надоело, герой?

– Я нажимал, и не один раз.

– Чего!? Ну-ка, дай приборчик!

Я нехотя протянул Горынычу стальную бронированную коробочку с красной кнопкой. Тот аккуратно взял ее в когти, повертел перед глазами правой головы, и вдруг – разломил пополам!

– Ты чего делаешь…

Змей присвистнул: – Эхе, вот это да! Учебка!

– Да ну! – вздохнула левая.

– Точно, – подтвердила центральная, и Горыныч швырнул мне обратно остатки «ядерной» кнопки.

– Держи, студент! Учебку тебе подсунули. А с виду, как настоящая.

Я вертел кусочки железа в руках.

– С чего ты взял?

Горыныч вздохнул, причем тремя головами сразу.

– Видишь, буковки на внутренней стороне? Это маркировка. И номер. У твоей игрушки впереди стоит буква «У» – учебная, значит. Понял? Что б реакцию там проверять, и так далее. Ты вообще, учился, нет?

– Учился, – вздохнул я.

– Это кто же нашему Лешке-то такую свинью подложил, – завздыхала левая, – чуть жизни парень не лишился… И ведь наверняка нарочно, они же сто раз оборудование проверяют!

– Это мне еще предстоит выяснить, – веско ответил я.

– Нам предстоит, «партнер-телохранитель»! – отозвалась правая, и подмигнула мне.

– Слышь, Лукин, – заговорила центральная, ковыряя в зубах длинным когтем, – у тебя мобильник-то настоящий? Звони тогда Беренцу, выбираться отсюда надо…

Status quo

– Рассказать, как вы умрете? В качестве бонуса.

– Спасибо. Не стоит.

– Как знаете, усмехнулся Сатана. – Ну, все формальности соблюдены, мне пора.

– Не смею задерживать.

– Послушайте, дьявол задумался, – А зачем вам все-таки это? Если не хотите, можете не отвечать. Но я был бы весьма признателен за честный ответ.

– Почему вас это интересует?

– Вы не похожи на тех, кому я нужен. И вы очень настойчиво искали встречи со мной.

– Вероятно, мне нужно то же, что и всем «проклятым», подписавшим договор.

– Я предпочитаю вас так не называть. К тому же это ложь. Ну, не говорить – это ваше право. Всего хорошего.

Сатана исчез, оставив после себя клубы дыма и сильный запах серы.

– Эффектно. – пробормотал человек, – Теперь придется проветривать.

Он встал, открыл окно, и снова тяжело опустился в кресло. Мужчине на вид было около сорока лет. На нем был дорогой костюм, который он обычно одевал на переговоры с партнерами. А еще у него были усталые серые глаза. Он невесело улыбнулся, вспомнив вопрос дьявола. Тому, у кого есть все, не нужен повелитель тьмы. А у него было все. Все, за что обычно продают душу.

Человек встал и вышел из кабинета в просторный холл, поднялся по широкой лестнице на второй этаж. Бесшумно открыл одну из дверей и, не включая света, прошел внутрь небольшой уютной спальни. На кровати спал мальчик десяти лет. Его сын. Присев на край кровати, он погладил ребенка по голове. Жена человека, дремавшая в кресле, проснулась.

– Это ты?

– Да. Спи.

– Я не спала.

– Как он?

Женщина вздохнула. Если объединить все диагнозы, которые врачи поставили ее сыну, то получиться один, очень короткий – обречен.

– Как всегда. У тебя кто-то был? Я слышала голоса.

– Это…в общем, я теперь его клиент.

– Ты не умеешь врать. Очередной врач?

– Да, ответил он после паузы, – Доктор Сайнт. Он только что приехал.

– Так поздно?

– Да, я его вызвал. Ночевать он не остался.

– Что он предлагает? Она грустно улыбнулась, – Съездить на воды?

– Нет. Это хороший доктор. Я пойду, надо поработать.

– Хорошо.

Человек спустился вниз, но пошел не в свой кабинет, а на кухню. Достал из аптечки пузырек с глазными каплями, вылил содержимое в раковину, тщательно вымыл, налил в него минеральной воды из холодильника, закрыл крышкой. И снова поднялся наверх, к спальне. Он постоял какое-то время перед закрытой дверью, прислушиваясь. Тихо вошел. Жена не уснула.

– Доктор привез лекарство, надо дать его Марку.

– Сейчас, среди ночи? И что это за лекарство?

– Просто общеукрепляющее. Не волнуйся. Но его нужно дать сейчас.

Она помогла ему, приподняв голову сына над подушкой. Ребенок проснулся.

– Папа?

– Просто выпей это, Марк. Это недолго.

– Оно горькое?

– Нет, по вкусу как минералка, я пробовал.

Перед тем как дать пузырек сыну, человек сжал его в руке и на миг закрыл глаза. Конечно, можно было обойтись без воды, но все должно выглядеть более-менее натурально.

Когда ребенок уснул, человек поцеловал жену и сказал:

– Иди спать. Я посижу с ним. Все будет хорошо.

Он сидел в кресле и смотрел на сына, впервые за два года, спящего спокойным, здоровым сном.

Единственное чудо, данное ему по договору, было потрачено.

Сатана смотрел на неспокойное, свинцового цвета море из небольшого окна полуразрушенной древней башни.

– Асмодей, – тихо позвал он.

– Я здесь, владыка тьмы.

– Явись, только тихо, к вчерашнему «клиенту». Скажи ему, что я разрываю договор.

– Но, повелитель…

Сатана обернулся.

– Мне он не нужен. Пусть оставляет себе свое чудо и свою душу. Если мы будем брать все, что попало, то превратим ад в рай. Ты этого хочешь?

Асмодей поклонился и исчез.

Прогулка со Смертью

-Морально тяжело, наверное?

-Конечно. Но со временем, ко всему привыкаешь. Как опытный хирург. Хотя есть отдельные случаи, к такому привыкнуть невозможно. И, я бы сказала, таких немало.

Мы прогуливались по тихой алее, засаженной кустами роз. Весна. На небе – ни облачка. Вот только птиц совсем не слышно. Дорожка, выложенная древним, покрытым мхом булыжником, приглушает звук наших размеренных шагов. Смерть взяла меня под руку, и почти прошептала: – Дети, особенно дети. Этого я никогда не смогу понять.

-Ты винишь Его?

-Нет, нет. Он дал вам все, чтобы жить, и быть счастливыми. Но где-то вы Его неправильно поняли. От этого все и происходит…все это…

Некоторое время мы идем молча, думая каждый о своем. Я почти физически ощущаю ее мудрость, ее спокойствие. Мудрость и спокойствие вечности. Смерть убирает белоснежный локон со лба, ее глаза, серые, с чуть зеленоватым оттенком,смотрят туда, куда мне не заглянуть. Смерть вспоминает, ей есть что вспомнить. Невольно улыбаюсь. Она замечает это, улыбается в ответ: – Чего это ты?

-Ты ведешь себя как настоящая женщина. Когда смеешься, у тебя ямочки на щеках. И рука совсем теплая.

-Я и есть женщина! А ты чего хотел? Скелет с косой в ужасном, черном балахоне, тебя больше устраивает?

-Нет, так лучше, честное слово. Ты очень красивая.

-Ты что, флиртуешь со мной? Да шучу я, не бойся, – она подмигивает, а я призываю на помощь все свое мужество, чтобы сохранить на лице непринужденную улыбку.

-Я не боюсь. Но, мне кажется, пока рано. Или нет?

-Рано, конечно. Не волнуйся, тебе еще многое предстоит сделать.

-Что, все-таки, самое трудное? – стараюсь вернуть разговор в прежнее русло.

-Ну, кроме того, о чем я уже говорила…это ваше понимание. Когда приходишь, и человек тебя уже видит…и все понимает. Очень тяжело. Эти глаза…

-У всех?

-Нет, конечно. Некоторые улыбаются, они рады мне. Это избавление. Ведь боль действительно бывает невыносимой.

-Твой мир, это последняя остановка?

-Ты видишь здесь кого-нибудь, кроме нас? – она пожимает плечами, – тут живут только цветы, и я. Остальные идут дальше. Только, пожалуйста, не спрашивай: «куда?» Я далеко не все знаю, это во-первых, а во-вторых, не могу ничего рассказывать. Только о себе, любимой. Я проводник, избранный Им, и все, – она грустно улыбнулась, – порой очень капризный проводник.

-Тогда расскажи, как ты понимаешь, что кому – то…

-Пора? Не смогу. У тебя же этого нет. Хотя…ты же понимаешь, что любишь какого-нибудь человека?

-Да.

-Вот и я, так же, наверное, чувствую, что кто-то пойдет домой…

-Много работы?

-В последнее время, очень. Вроде и глобальных катастроф нет, войн…не понимаю.

-А…кто ты? Ну…

-Я поняла. Наверное, часть Его. Хотя не уверена. Для вас, юноша, – она присела в шутливом реверансе, – я просто Смерть.

-Очень приятно.

-В данных обстоятельствах, верю!

-А тебе запомнился кто-нибудь? Из великих?

-Знаешь, если человек ярко жил, это не значит, что он ярко умрет. По-разному. Даже самые мужественные люди…умирают не всегда мужественно.

-Ну, расскажи…

-Ох, не люблю я этого…вот пристал! – она легонько ущипнула меня за руку, – Кто тебя интересует? Классические герои? Наполеон боялся забвения, но он болел, ждал меня. Цезарь был в такой ярости, что даже ничего не заметил…

-Гитлер?

-Сам не догадываешься? Был в ужасе, – она помолчала, и добавила тихо, – кто сам, те вообще больше всего бояться. Боялись жизни, и меня, когда видят, тоже…

-Ты не устала? От всего этого?

-«Устала» – слишком земное слово. А я все-таки не человек.

Она неожиданно останавливается, поворачивается ко мне, смотрит в глаза.

-Мне надо идти. Работа, – Смерть пытается улыбнуться, – не хочу ее потерять!

-Я понял. Мне подождать?

-Нет, тебе нельзя здесь оставаться. К тому же, это надолго, я смотрю…

Мне кажется, или в серо-зеленых глазах блеснули слезы?

-Так что ты сейчас уйдешь, – она жмет мне руку, все еще невесело улыбаясь,– продолжим в следующий раз, хорошо?

-Хорошо.

-Ну, тогда пока.

Утром, по дороге на работу, я вспомнил ее слезы и подумал, что все-таки Смерть обманывает себя. Она очень устала.

Ночь в пустыне

В кабине душно, тесно, и вообще, меня укачивает. Я не люблю летать, не люблю самолеты, боюсь высоты.

-Вам плохо? – спрашивает, перекрывая шум мотора, летчик.

-Да нет, все нормально, – выдавливаю я кривую улыбку.

Он ободряюще похлопывает меня по плечу.

За бортом – ночь. Под крылом – море. Самолет летит в Африку.

Внезапно двигатель глохнет, наступает тишина.

-Что за … – летчик вглядывается в мерцающие огни приборов, поворачивается ко мне,– Топливо кончилось, не пойму почему. Видимо, в баке пробоина. Приготовьтесь, мы падаем.

-В море?

-Нет. Мы почти прилетели. Будем садиться в пустыне.

В этот момент я должен был испугаться, но не успел. Удар, скрежет металла, полет. Удар.

Очнулся я на песке. Надо мной были звезды, непривычно большие и яркие. Почему-то мне было хорошо. Может, я умер? Тогда это очень приятно. Спокойно, легко…

-Вам не надоело валяться? – идиллию прервал летчик, он наклонился ко мне и широко улыбнулся.

-Вижу, что вы живы. Ничего не сломали?

-Да вроде нет, – ответил я, поднимаясь и отряхиваясь.

-Повезло. А вот ему – нет, – кивнул он в сторону.

Действительно, самолету не повезло. Груда металла и дерева.

Мы сидим у костра, едим поджаренное на огне мясо, пьем коньяк из фляжки. Коньяк очень хороший, кстати. Я завернулся в одеяло, ужасно холодно, здесь, в Сахаре. Мы разговариваем. Говорим о доме, каждый о своем, о семьях, о жизни. Иногда замолкаем, на минуту или две, и снова потоком льются слова, невысказанные, спрятанные, которыми можно делиться только вот так, в пустыне. У костра, сложенного из обломков самолета.

-По существу я – философ, – говорит летчик. Просто в моей философии нет ничего сложного. Не обязательно подниматься в самую высь и опускаться на самое дно терминов и истин, достаточно просто внимательно посмотреть на человека, на любого человека, и начнешь понимать его, любить, жалеть. Хотя понимать – это главное. Многие говорят, что я никакой не философ. Возможно, они правы, эти многие…

-Я знаю вас давно, и тоже не считаю философом. Вы – летчик. Причем ваш полет не ограничен кабиной самолета. Хотя многое вы видите именно оттуда. А еще вы – аристократ, что меня всегда немного смешило.

-Ну да, меня тоже, иногда. Забавно, правда: я выхожу, из так называемых, избранных кругов, хотя сам всю жизнь болел за идеи равенства, свободы…

-«Испытывать стыд, когда видишь нищету»…

-Вот-вот.

-Мне нравиться ваша философия. Если это философия, конечно.

Он улыбается, но вдруг становиться серьезным, резко меняет тему:

-Очень жаль, что до сих пор идут войны.

-Но глобальных конфликтов…

-Это не имеет значения, наверное. Какая разница, погибнут тысячи людей в одной мировой войне, или во множестве мелких стычек?

-Пока нам есть что делить…

-Вот тут вы правы. Главное, успеть понять, что делить нечего.

-Мне очень жаль, что вы умерли, – глупые, ненужные слова сами срываются с языка.

-Не надо. Помните «Маленького принца»? Я ведь так и не нашел его тела. И моего тела тоже не нашли. Я не умер, просто вернулся домой, к своей розе. У каждого должна быть своя роза, вы не находите?

-Вам хорошо, там, дома? – спрашиваю я.

Он улыбается, но ответить не успевает. Я просыпаюсь.

Последний убийца

-Внимание! – надрывался диктор, – Срочное сообщение! Сегодня, в этот солнечный день, который, безусловно, войдет в историю, произошло событие, которого мы ждали долгие семь лет. Последний убийца пойман! Сограждане Свободного мира! Нашей доблестной полицией задержан последний человек, совершивший это страшное преступление! Интервью с поймавшим преступника комиссаром Фридманом, сразу после короткой молитвы!

Люди, побросав свои дела, ринулись к телевизорам. Такое событие заслуживало внимания. Тем более, хотелось получить информацию из первых рук. Это была действительно сенсация! Человека, совершившего семь лет назад последнее в истории убийство, искал весь мир. Искал безуспешно. Никто точно не знал, кто он, искали по приметам, со слов свидетелей, видевших убийцу только в ночью и то мельком. На обществе, где преступность была уничтожена как вид, это нераскрытое преступление лежало пятном позора.

– Итак, мы продолжаем! Скажите, комиссар, – обратился репортер к суровому седому человеку, чей подбородок напоминал ковш небольшого экскаватора, – Почему преступнику удавалось так долго скрываться от правосудия?

-Отсутствие четких примет, Ларри. А так же изворотливость и хитрость убийцы, присущая всем глубоко порочным людям.

-Как же вам удалось найти его, этого монстра?

-Терпение, профессионализм и немного удачи.

-Скажите, комиссар Фридман, ему удалось избежать обязательной «инъекции доброты», или он каким-то образом оказался устойчив к ней?

-Вряд ли это возможно. Скорее всего, он обманул врача сектора, где проживал. Ведь известно, что после инъекции самый отъявленный негодяй бежал каяться к полицейскому священнику! Хочу также сказать, что следствие еще не закончено, и возможно, мы узнаем еще много шокирующих фактов.

-Большое вам спасибо, комиссар! Надеюсь, ваше расследование не затянется!

-Ни в коем случае, Ларри!

-А теперь, дорогие телезрители, еще одна новость! Завтра, в полдень по общему времени, наш телеканал «В добрый путь» возьмет интервью у последнего убийцы! Не пропустите!

На следующий день, в назначенное время, весь мир замер у экранов телевизоров.

-Внимание, голос ведущего заставил биться чаще сердца миллионов, – Это канал «В добрый путь», репортаж из комнаты раскаяния ведет Ларри Лайтхэд! Сейчас вы увидите и услышите последнего убийцу!

Камера перешла с торжественно – восторженного лица репортера на середину комнаты, стены которой были разрисованы цветами и изображениями крылатых существ, отдаленно напоминающих ангелов. Там стоял стол и стул, по бокам от стула стояли два полицейских, а на стуле сидел молодой мужчина, лет тридцати, с серьезным, упрямым лицом. Репортер подошел к столу, и сунул микрофон арестованному под нос.

-Как вас зовут, убийца?

-В первую очередь, я настаиваю на том, чтобы меня так не называли. По крайней мере, до суда.

-Как угодно, – Лайтхэд криво улыбнулся, – Так как ваше имя?

-Меня зовут Пол. Пол Эвил.

-Вы можете рассказать, Эвил, как вы могли совершить такое страшное злодеяние, как убийство, в нашем совершенном обществе? Или вы отрицаете свою вину?

-Нет, не отрицаю. Это вышло случайно. Семь лет назад нас еще не стерилизовали полностью, и возвращаясь домой поздно ночью, я столкнулся с нетрезвым человеком. Подрался с ним. Я сильно толкнул его, он упал и ударился головой.

-Он был нетрезв? Но уже семь лет назад существовал закон об алкоголе.

-Тем не менее, это так.

-Ваша история звучит странно, к тому же все это совершенно вас не оправдывает.

-Согласен, я виноват. Но я уже сказал, что это был несчастный случай.

-Эвил, а где вы скрывались?

-Я нигде не скрывался. Я испугался, убежал. Но я поехал домой, и все это время жил там и ходил на прежнюю работу.

-Почему же полиция не могла так долго вас найти?

-Спросите у них.

-Еще вопрос. Пять лет назад был принят закон об обязательной «инъекции доброты» все гражданам. Эта инъекция – гарантия нашего счастья. Как известно, человек после нее никогда не сможет совершить преступление. Мало того, он стремиться раскаяться в прошлых грехах. Как вы избежали этого, Эвил?

-Я подменил шприц у врача. Вот и все.

-И добавили к своему страшному преступлению еще одно! Вы просто чудовище, Пол Эвил!

-Я боялся. Вы бы тоже боялись на моем месте. Я не убийца и не злодей, каким вы меня выставляете! Это был нелепый, несчастный случай!

-Позвольте суду решить, кто вы. Лайтхэд повернулся лицом к оператору. – Дорогие граждане! Пример этого человека говорит о том, что от правосудия не уйдешь! И Боже, какое счастье, что этот человек последний!

Через два дня народные представители вынесли приговор – виновен. Наказание – смертная казнь. Общее мнение выразил Ларри Лайтхэд – «Туда ему и дорога!» – сказал он после окончания репортажа из зала суда.

Казнь решили сделать публичной – событие того заслуживало. На стадионе в центре столицы собралось несколько тысяч человек, миллионы смотрели шоу в прямом эфире по телевидению. На месте футбольного поля соорудили громадный помост, с местами для судей, палача и приговоренного.

Когда Пола Эвила посадили на стул, стоявший в центре, вздох нетерпеливого ожидания волной прокатился по толпе. Послышались крики – «Убейте его! Раздавите гадину!»

Лайтхэд метался между судей и почетных гостей с удивительной скоростью. Председатель поднялся со своего места, поднял руку, восстанавливая тишину, и сказал то, что уже и так все знали – Эвила сейчас казнят. Выстрелом в затылок. Высокая честь убить последнего убийцу досталась комиссару Фридману. Когда у осужденного спросили, хочет ли он что-нибудь сказать, тот, бледный, с опухшими и красными глазами, лишь процедил что-то сквозь зубы.

Палач подошел к Эвилу, приставил пистолет к затылку. Все замерли. Фридман взвел курок, подождал несколько секунд…и опустил руку. Над Свободным миром повисло молчание, было ощущение, что все вдохнули, но вот выдохнуть никак не могут.

-Что происходит с Фридманом? – спросил ошарашенный председатель суда у соседа, полицейского священника.

-Чертова «инъекция доброты», – ответил тот. – И как это мы забыли о ней?

Творческий акт

-Нет, – смеялась муза, – нет, нет и нет!

-Да ладно, – уговаривал поэт, – что тебе стоит! Ты же не в первый раз?

-О, какие непристойные вопросы! Теперь тем более – нет!

-Ну, не обижайся, – заныл поэт, – я же знаю, у тебя были поэты…

-И что? – нахмурилась муза, – я свободная, взрослая женщина. Да, мне нравятся творческие люди, поэты в частности. Имею право.

-Тем более, – обрадовался он, – одним больше, одним меньше…

-Ну, не скажи! Дело не в количестве. Я ведь тоже должна получить удовольствие. От процесса.

-Получишь – гарантирую! – выдохнул поэт.

Муза с сомнением посмотрела на него.

-Что-то не верится. Не выглядишь ты по-настоящему талантливым. А у меня и так в последнее время сплошные разочарования. Ты и ухаживать-то толком не умеешь. Пиво, бутерброды…Какое может быть вдохновение, после пива?

-О, ты меня не знаешь, – задрал римский нос поэт, – я такой поэт! Ты будешь поражена…

-Слышали мы это, – отмахнулась муза, – и неоднократно. Хотя…ладно, давай! На безрыбье…как твоя фамилия-то?

-Сидоров! – выпалил поэт.

-Вот-вот, и Сидоров – Шекспир. Ну что, поехали?

***

-Это все?

-А что? По-моему, было совсем не плохо.

-Неплохо? Ты издевался надо мной два часа, и сложил одну жалкую рифму: розы – слезы. Это, по-твоему, неплохо?

-Раньше и такого не было, – обиделся поэт, – и вообще, тут многое и от музы зависит, знаешь ли…

-Ага, вали все на меня. Муза виновата. Я старалась, как могла! Это талант у тебя, скажем прямо, вялый.

-Может, еще раз попробуем? – загорелся поэт, – точно получиться! Я чувствую прилив вдохновения!

-Нет, – устало вздохнула муза, не попробуем. Не дано, так не дано.

Беглец

Стефан оглянулся, и прибавил шаг. Обычная улица, обычные прохожие. Его никто не преследовал, но он почти побежал. Впрочем, Стефан привык к этому. Бежал он все последние пятнадцать лет.

Город, где беглец остановился, чтобы передохнуть, находился на маленькой планетке звездной системы Лейлы, и был похож на все остальные периферийные столицы Конфедерации. И здесь, как и везде, Стефан не нашел покоя. Навстречу, поглядывая по сторонам, шел полицейский. Стефан поднял воротник пальто, надвинул шляпу на самые глаза. Страх, ужасный, непреодолимый страх сковал его сердце, проник холодной, липкой змеей в каждую клеточку тела. Полицейский равнодушно взглянул на сжавшегося в комок человека, и прошел мимо. Стефан привалился к фонарному столбу, вытирая платком пот со лба.

В маленькой, неприметной гостинице, он заперся в одноместном номере, задвинул шторы, принял душ, лег в постель, хотя еще не стемнело, и попытался уснуть. Он уже пятнадцать лет пытался лечь пораньше, и уснуть. Но страх был сильнее, он шептал невнятные угрозы, заставлял прислушиваться к музыке, голосам, шагам, шорохам и прочим звукам, наполняющим отели. Этот кошмар будет длиться долго, часов до двух ночи. А на его место придет, круша стены и мозг Стефана, ужас. Трясясь и шатаясь, он упадет на колени перед окном, и прочтет короткую молитву. Снова ляжет в холодную и мокрую от пота постель, и заплачет. Заснет беглец только под утро, но и сон не принесет ему покоя. Ему будут сниться земные полицейские, ведущие его на казнь, легендарные тюрьмы Венеры, врачи, кромсающие мозг преступников. И бар, проклятый бар, где он, когда-то давно, в другой, настоящей жизни, убил человека. Почти пятнадцать лет назад.

Рассвет он встретил чашкой черного кофе и обычным удивлением, что сохранил рассудок. Утром Стефан был уже в космопорту. Рейс на Сатурн. Очередной визит на далекую планету. В его кармане был фальшивый паспорт, а в сердце – привычные страх и надежда. Надежда на то, что в многомиллионных городах Сатурна он сможет затеряться настолько, что вновь обретет покой, забудется, начнет новую жизнь. Напрасные мечты. Смешавшись с оживленной толпой пассажиров и провожающих, он с возрастающей тревогой двигался к посадочному терминалу, с дежурившими там таможенниками и полицейскими.

В удобном кресле лайнера Стефан подумал, что, будь он профессиональным преступником, о его везучести в определенных кругах сложили бы легенды. Пятнадцать лет он, убийца, дурачит все полицию Конфедерации. Конечно, у него были кое-какие сбережения, на которые он смог обзавестись фальшивыми документами, и скромно существовать все эти годы, практически каждые сутки меняя город, страну, планету. Но все же он счастливчик. Его даже останавливали несколько раз на улицах, но, проверив паспорт, отпускали. Видимо, помогала нехитрая маскировка и прошедшие годы, изменившие его. Ведь наверняка в каждом полицейском участке есть фотопортреты опасных преступников.

Пилот был молодым, и не опытным, пришедшим, видимо, из военной космоавиации. Стефан определил это по слишком резкому взлету. Он стал опытным пассажиром, и опытным путешественником. Он побывал практически в каждом уголке Конфедерации, от миллиардных мегаполисов до небольших городов. Он был неплохим беглецом, раз его еще не поймали. Но вот от себя самого Стефан сбежать не мог. Все бы неплохо, но страх, проклятый, постоянный страх, не дающий остановиться, подумать, вспомнить. Стефан задремал, и ему приснилась его невеста, Бланка. Они должны были пожениться после его возвращения с Венеры, пятнадцать лет назад. И все было бы просто чудесно. Где она сейчас? И с кем? Помнит ли она о нем? Наверняка помнит, и стыдиться. Невеста убийцы…Сколько раз он порывался купить билет на Землю, посмотреть на Бланку, хоть издалека. И еще на маму, отца. Что с ними? Живы ли они? Но страх останавливал его. Земля – родина Стефана, где его наверняка ищут намного тщательнее, чем на остальных планетах Конфедерации. Земля, и, конечно, Венера были ему недоступны.

Пятнадцать лет назад ему было всего двадцать пять, на прошлой неделе стукнуло сорок. Лучшие годы он провел в бегстве. Зачем он, направленный фирмой в краткосрочную командировку в Венус – Сити, пошел в тот бар? Пошел, не зная толком местных обычаев и темперамента. Пошел, чтобы скоротать время за бокалом коктейля. Быть на Венере в первый раз, и не попробовать местный коктейль? Немыслимо. С тех пор он побывал во многих барах, попробовал множество коктейлей. Правда, Стефан никогда не позволял себе лишнего. Боялся потерять контроль над собой, раскрыть свою страшную тайну. Спор начался из-за пустяка, продолжился выяснением, где лучше, на Земле или Венере, потом перешел на личности спорщиков. Началась потасовка, и пьяный Стефан выхватил револьвер. Обычный огнестрельный револьвер, семейная реликвия, с которым он никогда не расставался. Это, почти сувенирное оружие, к несчастью, было разрешено не только на Земле, но и на большинстве других планет. Стефан выстрелил, и затеявший спор венерянин упал. А Стефан побежал. И бежит до сих пор.

Конечно, он думал о том, чтобы сдаться. Остановить этот бег. Думал не раз, и не два, а практически каждый день. Но он боялся, боялся ужасно, и не без оснований. Слишком много он знал о венерианских законах. Суд был быстрым, а наказание – предельно жестоким. Уже будучи беглецом, он читал о тюрьмах Венус – Сити, обезличивающих человека, об операциях, которые делают патологическим преступникам, о казнях, носящих печать жутких местных ритуалов. Правда, все это применялось достаточно давно, но ведь и серьезные преступления стали редкостью. Стефан не сомневался, что его ждет все самое страшное. И теперь он беглец. Лучше жить в постоянном страхе, чем сгнить в тюрьме, или ходить с вечной улыбкой на губах. Так он думал, теперь, спустя годы, не был в этом уверен. Но Стефан уже не мог остановиться. Вечное бегство стало его жизнью, единственным, что он умеет. Разумеется, у него бы ничего не получилось, если бы не страх, постоянный, неизменный, привычный, подгоняющий и разрушающий его тело, мозг и душу страх.

Космопорт Альмеды, столицы Сатурна, был накрыт громадным, прозрачным куполом. Когда он был здесь в последний раз, его еще не было, да и сам порт выглядел гораздо скромнее. Снова толпа, в которой можно затеряться, скрыться. Рослый таможенник взял его паспорт, повертел в руках и вернул обратно.

-С вами все в порядке, сэр?

-Да, да, все хорошо, – пролепетал Стефан.

Язык отнимался, сердце замерло в тревожном предчувствии, холодный пот застилал глаза.

-Вы уверены, сэр? Вы неважно выглядите. Может, вам стоит пройти в медицинский модуль?

-Нет, спасибо, со мной все в порядке…

-Как хотите, но вид у вас нездоровый. Советую вам обратиться к врачу. В каком отеле вы остановились?

-В «Путнике», – быстро соврал беглец, чувствуя, что сейчас потеряет сознание.

-Там наверняка есть хороший доктор. Конечно, опасные вирусы исключены, но и обычный насморк не подарок. Особенно здесь, у нас, на Сатурне….

Он плохо помнил, как дошел до стоянки, как сел в такси. Только в машине немного успокоился, пришел в себя. Проклятая сатурнианская вежливость…Внезапно он понял, что так и умрет, от безобидного вопроса или проявленного к себе внимания. Сердце не выдержит.

Сейчас машина привезет его в отель, где все начнется сначала. Ночь без сна, тщетное вымаливание прощения у Бога, слезы. Он попросил водителя остановиться за два квартала до гостиницы, пошел пешком. Взгляды прохожих жгли его каленым железом, а вид постового на перекрестке вызвал лихорадочную дрожь. Стефан мельком взглянул на зеркальную витрину какого-то магазина, и замер. На него смотрел глубокий старик, седой, высохший, с впавшими глазами, красными от постоянных слез. Стефан прикоснулся кончиками пальцев к отражению. Неужели это он? Конечно он. Жизнь прошла, и никогда не вернется. Он убийца, и беглец, он и должен так выглядеть. А тот венерянин уже никак не выглядит, его давно кремировали, согласно местным обычаям. У него тоже были мать и отец, была жена, или невеста. Может быть, у него были дети. И он совсем не виноват, что у пьяного Стефана был револьвер. Беглец просил у него прощения каждый день, и сейчас снова мысленно сделал это. Ты можешь спать спокойно, венерянин. Твой убийца наказан, и наказан жестоко. Днем он мечется по незнакомым улицам чужих городов, подгоняемый тревогой и страхом, а ночью задыхается от ужаса. А еще беглец одинок, АБСОЛЮТНО одинок. У него нет друзей, нет знакомых, нет никого. За пятнадцать лет он по настоящему не поговорил ни с одним человеком. Не поцеловал ни одной женщины. Правда, лет семь назад, он настолько оттаял, что пригласил к себе в номер девушку. Стефан сидел в баре какой-то забытой богом планетки, и красивая землянка у барной стойки ему сразу понравилась. Он даже смог пригласить ее за свой столик. Они немного поговорили, немного выпили. У нее были длинные, светлые волосы, и большие глаза, смотревшие на беглеца мягко и спокойно. Она не скрывала своих намерений скрасить одинокий вечер в хорошей компании, и легко согласилась подняться к нему. Но…ничего не произошло. В номере Стефан запаниковал, ему показалось, что она из полиции, что она выследила его, и с минуты на минуту на его руках защелкнуться титановые наручники. Он еще выпил, но смелости это не прибавило. В конце концов, он просто выставил ее, растерянную, обиженную, разочарованную…Той ночью он совсем не спал, и не только от страха. Больше от осознания того, что отныне и навсегда будет один.

Вдруг всё кончилось. Неожиданно, и быстро. Глядя на свое изможденное лицо, Стефан почувствовал, что страх внезапно ушел, осталась только боль и тоска, тоска по утраченной жизни, которую он мог бы прожить. Вместе с отцом, матерью, Бланкой. Он их любит, любит всем сердцем. И с него хватит. Надо найти полицейский участок. Пусть все это кончиться. Стефан повернулся, посмотрел на улицу. Прохожие не обращали на него внимания, постовой с отсутствующим видом махал светящимся жезлом. Надо подойти, спросить у него….

-Это вам.

Незнакомец в черном плаще сунул в его руку белый конверт, и быстро пошел дальше. Наверное, какая-нибудь реклама. Стефан неплохо понимал сатурнианский диалект, но читал с трудом, и на штемпеле смог прочесть только три слова «филиал» и «Республика Сатурн». Он рассеянно вскрыл письмо, думая о своем, и достал лист плотной белой бумаги. Текст был набран официальным шрифтом, и написан на «земном английском». Стефан нахмурился, надел очки, и начал читать.

«Уважаемый Стефан Пантелич! Сатурнианский филиал Управления Полиции Конфедерации с радостью сообщает Вам, что сегодня истек срок вашего пятнадцатилетнего наказания, за преступление «покушение на убийство», совершенное на планете Венера, город Венус – Сити, бар «Искушение». Разумеется, вы не могли знать о том, что несете заслуженную кару, предписанную Королевским судом Венеры, так как к вам был применен засекреченный метод, именуемый «Беглец II». Однако, Управление Полиции Конфедерации надеется, что вы полностью прочувствовали эффективность такого наказания, и готовы жить нормальной жизнью. Считаем необходимым сообщить, что метод «Беглец III», более жесткий и продолжительный, не был применен к Вам потому, что пострадавший от вашей руки венерянин (Мик Роуз, гуманоид) выжил, и вполне оправился от ранения. Так же заверяем, что так называемый «гипнолуч», вызывавший в вашем сознании постоянный страх и чувство опасности (возможно, паники) не вызвал в вашем организме никаких органических изменений и прочих процессов, способных повредить здоровью. Наши данные говорят о том, что вы раскаялись, и готовы к новой жизни, так что в продлении вашего наказания нет необходимости.

Если вы пожелаете, то сможете увидеться с венерянином Роузом, но только с разрешения местных властей. Если вы пожелаете, то сможете увидеться (без разрешения местных властей) с вашими живыми родственниками (отцом), планета Земля, город Белград. Если вы пожелаете, то сможете увидеться (без разрешения местных властей) со своей бывшей невестой Бланкой Зорич, планета Земля, город Белград, которая ведет уединенный образ жизни, и, следовательно, вы не можете внести дискомфорт в ее существование. Если вы пожелаете, то сможете вернуться на родину для постоянного проживания (Земля, Белград). Ограничений по вашему перемещению по Конфедерации нет, ограничений по роду занятий нет.

Считаем нужным, сообщить, что ваши родственники и невеста были информированы, о вашем (якобы) исчезновении на планете Венера. Вам следует придерживаться этой версии, объяснив, что вы попали в аварию и лежали в клинике, потеряв память. Вы не имеете права ни в какой форме рассказывать о случившимся с Вами, ни одному человеку, прессе и никаким официальным лицам, кроме сотрудников полиции. Вся информация о методах класса «Беглец» приравнена к государственным тайнам, со всеми последствиями. Это письмо самоуничтожиться сразу после прочтения. Всего Вам доброго.

Управление Полиции Конфедерации. И да свершиться правосудие!»

Упавший на колени старик рыдал, закрыв лицо руками, а столпившиеся прохожие и растерянный регулировщик тщетно пытались его успокоить, или хотя бы выяснить, что случилось…

Пророк

Человек сел в кресло. Режиссер перестал бегать и орать. Осветители, операторы, люди за пультом заняли боевые позиции. Ведущий сел в соседнее кресло, и улыбнулся человеку профессионально и холодно. До эфира осталось несколько секунд, и гость телешоу, сутуловатый рыжий мужчина в очках, покрылся холодным потом. Нервничал он совсем не из-за пятнадцатиминутной беседы, для которой его, довольно известного астронома, пригласили в программу «Вечер с нами». В дрожь и пот его бросало то, что он должен сказать на самом деле. Это сильно отличалось от беседы, задуманной режиссером и ведущим. Никакого космоса и возможности существования инопланетян. Рыжий мужчина был пророком, самым настоящим.

О своей миссии он узнал ровно год назад, скучным осенним вечером. Мужчина, а его звали Марк, задремал дома в любимом кресле, и услышал голоса, мужской и женский. Обычное дело, скажете вы, но Марк не пил, не курил и не употреблял наркотиков. Поэтому он испугался, и рассказал о голосах жене. Это не помогло, ночью голоса вернулись, стали настойчивее, наглее. Они сверлили мозг астронома, не давали уснуть, забыться. И, наконец, заставили себя слушать. Создатели Миров, так они представились, сообщили Марку, что он избранный, и через год должен произнести пророчество, которое услышит весь мир. О том, как это будет, ему сказали, но текст пока не дали, объяснив, что это будет сделано чуть позже. «Надо еще кое-что исправить», – сказал мелодичный, но чуть с хрипотцой, женский голос. На следующее утро Марк пошел к доктору. Ночью Создатели сказали, что бы он перестал валять дурака, и серьезней отнесся к возложенной обязанности. В доказательство, что всё это не следствие переутомления, они на два часа заменили всю воду в квартире избранника-скептика на красное церковное вино, которое Марк терпеть не мог. Убежденный таким образом, астроном сдался, а через два дня получил текст пророчества, из-за чего впал в глубокую депрессию. Через два месяца от него ушла жена, не выдержавшая ночных слез и криков мужа. Больше ничего примечательного в его жизни за этот год не случилось, не считая нескольких попыток попасть под машину или упасть с моста, закончившихся плачевно, то есть неудачей, и жесткими выговорами Создателей. Жизнь астронома превратилась в унылый, серый бред, заполненный работой, ночными инструкциями, и тревожным сном. «День истины» он ждал с ужасом, но в то же время с надеждой на свободу и облегчение.

Режиссер что-то рявкнул, ведущий повернулся, всем своим видом выражая вежливый интерес, к сжавшемуся в своем кресле, Марку. После короткого представления гостя программы телезрителям и вступительных вопросов, на которые Марк отвечал сквозь зубы, время пришло. Рыжий мужчина почувствовал это каждой клеточкой тела, каждым закоулком своей чистой души. Он выпрямился, снял очки. Его серые, бесцветные глаза таинственно заблестели, и пророк заговорил, перебив ведущего на полуслове. Марк знал, что сейчас происходит в мире. Знал, что сами собой включаются теле и радио приемники. Знал, что во всех уголках мира все каналы показывают только его передачу. Такого рейтинга у «Вечера с нами» никогда не было и не будет. Знал он так же, что люди, влекомые непонятными им силами и неясным предчувствием, заходят в дома, бары, клубы и смотрят на него. Что на улицах гигантские экраны сменили привычные рекламу и футбол на изображение скромного рыжего пророка. И Марк говорил, говорил, говорил… говорил не своим голосом, и не свои слова. Он знал текст наизусть, но как будто сам слышал его впервые. Марк говорил собственным сердцем, принявшим пророчество, и волей Создателей Миров, заставивших весь мир слушать. Слушать так, как слушает ночью мать дыхание собственного ребенка.

Марк говорил о создании мира, о жизни, подаренной обычной, небольшой планете. О войнах, царях, диктаторах, империях. О деньгах, храмах, религиях, мессиях. Пророк рассказывал то, что все и так знали, но теперь вынуждены были не только слышать, но и всей душой понимать и принимать то, что он говорил. Марк говорил о детях, о боли, о болезнях. О голоде, о мертвых народах, истребленных своими же братьями и соседями, и вообще он очень много говорил о смерти, такой уж был у него текст. Он почти ничего не сказал об этике, морали, культуре, но, видимо, эти сферы прошли мимо внимания Создателей. Наконец, он подошел к самому главному, к пророчеству. Вступление закончилось.

-Вы почти убили себя, – произнес пророк, чуть тише, еще более изменившимся голосом.

-У вас почти не осталось времени. Но, не желая полностью оставлять вас в неведении и темноте, мы, Создатели Миров, говорим вам, люди…

Марк сделал крошечную паузу, вытер рукавом пот и слезы, пора было заканчивать, сил не осталось.

-Говорим вам, люди, что даже если через десять лет случится катастрофа, и ваше солнце погаснет, вы не должны сдаваться. Зная теперь всё, вы должны жить каждый день так, как будто он последний. Исправьте то, что еще можно исправить. Любите, и не только деньги. Наслаждайтесь, и не только властью. Боритесь за чужую жизнь так, как будто это ваша собственная жизнь. Это ваш последний и единственный шанс, и другого не будет. У вас мало времени, но оно есть. Вы будете жить, если откроете глаза, и осознаете всю глубину своего падения. В этом наше Пророчество, произнесенное устами Избранного…

Тишина повисла над миром. Тишина царила в студии. Бледный Марк поднялся, и вышел. Никто даже не отреагировал на внезапный уход странного гостя. Ведущий по прежнему сидел на своем месте, с никому уже не нужной улыбкой на тонких губах.

В небольшом, тускло освещенном зале, стояли только длинный кожаный диван и гигантский плазменный телевизор, теперь выключенный. На одном конце дивана сидела, подобрав ноги, молодая женщина, кудрявая, черноволосая, и красивая. На другом – высокий, серьезный мужчина, с атлетическими плечами и зачесанными назад светлыми, длинными волосами. Женщина смеялась, громко и заразительно. Она хохотала, запрокинув голову, хлопала себя узкой ладонью по точеному колену, и сгибалась пополам в приступах смеха. Взглянув на мрачного соседа, ни разу не улыбнувшегося, она закатилась так, что даже начала похрюкивать. Наконец, немного успокоившись, женщина подняла с пола хрустальный бокал с водой и сделала большой глоток, чтобы унять икоту. Мрачный мужчина вздохнул, и негромко спросил:

-Может быть, Создательница Тьмы, ты объяснишь, что здесь смешного?

Ответом ему был новый взрыв хохота, еще более громкий и продолжительный. Когда же женщина сумела все-таки взять себя в руки, она ответила мелодичным, чуть с хрипотцой голосом:

-Создатель Света, ты разве ничего не слышал?

-Я слышал, – сурово произнес мужчина, – изгаженное пророчество. Как этот червяк посмел? Как он… предлагаю немедленно выкрутить их дурацкую лампочку.

-О, нет, этого не будет, – спокойно ответила женщина, – и ты абсолютно напрасно называешь его червяком. Да, он несколько (она снова хихикнула) изменил текст, но он кто угодно, только не червяк. И винить мы можем только себя, надо было тщательней выбирать избранника. Но откуда же в этой доброй, чистой, но абсолютно безвольной душе столько сил? А мы вообразили, что знаем людей…

-Он посмел использовать силу пророка в своих целях! Весь мир внимал ему, и весь мир поверил! Да мы с тобой просто смешны!

-Да, но как…– женщина покачала головой, – не понимаю. А что касается сроков, и думать не смей, десять лет, как договорились, у них есть.

-Но его мы накажем! – не унимался блондин.

-Нет, – легко не согласилась женщина, – мы его не накажем, Создатель Света, он разделит участь всего человечества, какой бы она не была… и перестань делать вид, будто случилось что-то серьезное. Но как он все-таки смог, а? Бороться с нашей волей, и победить. Я восхищена…

-«Что-то серьезное»? – голос мужчины засипел, как у слегка придушенного, – да, «что-то серьезное», Создательница Тьмы! У них было время! Они бы подготовились… Они бы задумались о душе, они бы молились, они бы раскаялись! Раскаялись, перед тем, как кануть в вечность. Вечность бы поняла… И все это он отнял у них!

-Но дал им намного больше, – улыбнулась женщина, – он дал им надежду, надежду на спасение.

-Ничего он им не дал! Через десять лет их солнце погаснет!

-Но если люди хорошо слушали, а они хорошо слушали, они справятся, не сомневаюсь. Они зажгут себе новое солнце, или научаться обходиться без него, что-нибудь придумают. Они очень сильные, иногда даже сильнее нас с тобой, мой друг Создатель. Разве ты не убедился в этом сегодня?

Что было дальше

Как-то на просторах интернета я встретил информацию о том, что автор книг о Гарри Поттере, Джоан Роулинг, предложила поклонникам ее творчества написать продолжение приключений юного волшебника. Михаил Афанасьевич Булгаков никому не предлагал написать продолжение Мастера и Маргариты. Честно признаюсь, мне он тоже этого не предлагал. А я и не собираюсь. Просто хочу немного пофантазировать на тему, «Что было дальше».

Вино в бокалах играло оттенками рубинового цвета, Мастер тихо смеялся, а его подруга рассказывала что-то очень интересное. Маргарита закружилась в танце, вальсируя под несуществующую музыку, и вдруг почти упала на широкий деревянный подоконник.

– К нам гости! Слышишь? Гости!

Мастер удивленно взглянул на нее. Гости часто бывали в маленьком доме с садом и камином.

– Да не обычные гости, а особенные… – почти пропела Маргарита и кинулась к двери.

На пороге стоял юноша, бледный и красивый, в костюме пажа, с черным пером в бархатном берете.

– Бегемот! – воскликнул Мастер, – сколько лет, сколько…

– Зим, – закончил паж Воланда, поклонившись, – правда, зимы в здешних местах весьма редки, и зависят целиком от вашего настроения… вы позволите войти?

Маргарита под руку подвела гостя к столу, усадила, налила из кувшина вино рубинового цвета. В течение всего этого времени Бегемот решительно заявлял, что он только на минуту, проездом, и вообще не надо никаких церемоний.

Все-таки дав себя уговорить, он лихо опрокинул свой бокал и, откинувшись на спинку стула, начал довольно бесцеремонно разглядывать хозяев.

– Да, давненько не виделись, – сказал он наконец, – лет тридцать, не меньше.

– Тридцать лет! – ахнула Маргарита, и с картинным ужасом бросилась к зеркалу, рассмешив Мастера и гостя.

– Ну, может, и не тридцать, а двадцать, – успокоил ее паж, – да это и не важно. Для вас, Маргарита Николаевна, время не имеет значения. Как и для вас, уважаемый Мастер… а я к вам по делу. У меня есть небольшой подарок и послание. От мессира.

– Ну что ты, дорогой Бегемот! Какие могут быть дела? Расскажи нам, как поживают Гела, Азазелло, Фагот… сам великий Воланд?

Маргарита забралась на кресло, подобрав ноги, и с жадным любопытством вглядываясь в лицо демона.

– Я вижу, вы совсем не изменились не только внешне, – улыбнулся поджигатель Грибоедова.

– Что же, могу сказать, что у всех все хорошо, хотя свита мессира и потерпела некоторые изменения. Гела-то осталась, как и Азазелло, а вот Фагот был освобожден мессиром в ту же памятную ночь, когда вы, Мастер, освободили некоего всадника… только я один знаю, как мне его не хватает… Фагота, конечно, всадник-то мне и даром не нужен.

Тут Бегемот всхлипнул, причем было непонятно, то ли он и правда расстроен потерей друга, то ли опять валяет дурака.

Мессир чувствует себя хорошо, – продолжал он, вытерев слезы, – только вот колено… А недавно мы были в Париже! А до этого – в Каире, а еще раньше – в Нью-Йорке. Забавный городок, надо сказать…

– Эти города не в руинах? – улыбнулся Мастер.

– Нет, стоят, как миленькие!

– Как там, в Париже? – с легкой грустью спросила Маргарита.

-И в Париже, и в Каире все одно и тоже, Королева Марго. Там живут люди, такие же, как и везде.

– Везде живут люди… – задумчиво повторил Мастер.

– Именно! – весело подтвердил Бегемот, – именно люди, и именно живут. Иногда даже неплохо живут,смею вас заверить… ну а вы-то как? У вас бывают гости?

– О,да! – хором ответили Мастер и его подруга.

– Мессир всегда выполняет свои обещания, вы не одиноки… кстати, о его подарке.

Бегемот вытащил из широко кармана своего камзола небольшую черную коробку и передал Мастеру. В коробке оказались чернильница и перья, исскусно сделанные удивительными мастерами.

– Спасибо, – расстроганно сказал Мастер, – это чудесный подарок. Правда, все это у меня есть…

– И все-таки Воланд подарил вам именно это, – сказал Бегемот. И просил передать, что талант не должен спать. У вас есть вечность, так воспользуйтесь ей! Пишите, дорогой Мастер, пишите… Рукописи не горят, но даже самые великие творения, не перенесенные на благородную бумагу, гниют в головах. Музыка Моцарта по вечерам, интересные гости и ваша любовь – все это просто чудесно. Но посмотрите, как вы устали без работы, Мастер…

Когда теплый вечер зажег в домике свет, гость простился с Мастером и его подругой. Обошлось без слез, но с искренним теплом и сожалением о слишком коротком визите пажа Воланда.

Маргарита еще долго не могла успокоиться после ухода Бегемота.

– Как же я рада, как рада! Нас не забывают. Это событие надо отметить, конечно, непременно отметить… мы позовем сегодня…

– Сегодня, – мягко перебил ее Мастер, – мы не позовем никого. Сегодня ты, моя радость, будешь вспоминать, какое это мучение, писать под мою диктовку… мой роман начнется так: Лунная дорога, так манившая всадника, закончилась…

Свет в пустых окнах

Он сам не понял, как оказался у их бывшего дома. Скорее всего, это жестокий ветер пригнал его сюда, в гавань прошлого счастья. Окна на третьем этаже чернели безжизненностью и пустотой. Это еще их квартира,её продать не успели. Последнее, что объединяет его с женой. Бывшей женой. Неудачно заканчивается вечерняя прогулка, он не хотел здесь оказаться. Просто заблудился в тумане, и еще этот ветер…

Гранитный город давил на него всей массой, надо было где-нибудь спрятаться от ветра, тумана, голосов, сигналов машин. Он нащупал в кармане связку ключей, и подошел к подъезду.

Она не хотела приходить сюда. Ветер в этом городе любит шутить с людьми. И еще туман, в котором так легко заблудиться. Очень странное сочетание – ветер и туман. Так не бывает. Она стояла около их дома. Пока что ее и его.

Некоторые разводы необъяснимы. Есть любовь, нет лжи, есть доверие, и нет равнодушия. И, кажется, так будет всегда. Одно неосторожное слово, брошенное в ссоре, раскалывает жизнь, ломает ее, рвёт на части свадебные фотографии и судьбы. И вот уже кто-то произнёс слово «развод». Не всерьёз, конечно. Просто чтобы напугать, заставить извиниться. А потом это происходит. Они разводятся. Кто бы мог подумать. Никто, и, они сами, в первую очередь. И свобода не манит, не зовет, а медленно убивает ненужностью и одиночеством.

Он зажег свет, и прошелся по полупустой квартире. Она еще носила следы, часть уюта их совместной жизни. На, оказавшемся никому не нужным, трюмо лежит горка дисков, в углу стоит старый пылесос. Он зашел на кухню, не раздеваясь, сел на единственный оставшийся табурет. Он смотрел в окно и ждал её. Может быть, она увидит свет. Случайно окажется где-нибудь недалеко и увидит. Она придёт и они поговорят. Без обид, без ненужных эмоций. Они поговорят и поймут, что все еще любят друга друга, и им совсем не нужно расставаться. Черт с ним, с этим разводом…

Она просто замерла. Ноги отказывались идти дальше. В их окнах горел свет. Почему? Там никто не живет, свет не должен гореть. А потом она все поняла. Конечно, он там, он ждет её. Они обязательно поговорят, поговорят обо всем. Они любят друг друга, а остальное не имеет значения. Они вернут себе все потерянные месяцы, недели, дни, часы! Она бегом поднялась по лестнице, позвонила, потом еще раз, потом еще…

Звонки разбудили его. Сначала он ничего не понял, а потом бросился к двери. Она пришла?

На пороге стоял бывший сосед.

– Привет! Вот уж не ожидал. А я слышу, дверь открывают, ходят. Дай, думаю, проверю. Может, по соточке, встречи ради? У меня есть. Только у тебя, ладно? А то жена…

– Давай! – согласился он.

Она открыла дверь своим ключом, вошла. Его не было, в квартире было тихо и пусто.

Она зря поднялась сюда, она забыла, что ничего нельзя вернуть. И еще она забыла выключить свет, когда была здесь в прошлый раз. Она ходила по пустой квартире, и вспоминала его.

Он сидел с пьяным соседом в другой пустой квартире, и думал о ней. И он, и она думали о своих потерянных половинках, под смех ветра и дыхание гранитного города.