— «Какой чудесный день, какой чудесный пень…» — пропела Тошка, аккуратно выложила повидло на серединку теста и облизала ложку. — Готово, — торжественно возвестила она, — все двадцать штук. Мам, а можно я в этот раз тоже попробую закрывать пирожки? Все-таки я уже девушка взрослая.
Рина, наряженная в голубой фартук с белыми цветочками, вытерла руки полотенцем и лукаво посмотрела на дочь.
— Полагаешь, тебе уже можно доверить такое ответственное дело?
— Угу, — кивнула Тошка, — думаю, что доросла.
— Ну что же, тогда гляди сюда и делай, как я.
Подхватив со стола кусочек теста, Рина принялась ловко лепить маленький пузатый пирожок, и Тошка тут же последовала ее примеру.
Золотой солнечный лучик, просочившись сквозь кружевную занавеску, рассыпался на сотню желтых шариков, которые задорно заскакали по большой светлой кухне. Здесь сегодня с самого раннего утра дым стоял коромыслом — две хозяйки, мама и дочка, занимались тем, что месили тесто, готовили аппетитные начинки и пекли десятки пирогов на любой вкус. В воздухе плавал соблазнительный сдобный запах, а упитанный старый самовар блестел начищенными боками, демонстрируя свою готовность возглавить предстоящее сегодня вечером чаепитие.
Тошка полюбовалась на слепленный своими руками комочек, бережно уложила его на противень и притворно тяжело вздохнула.
— Все, прощай, детство! Шестнадцать лет — это тебе не хухры-мухры.
— Если я не ошибаюсь, твое детство кончилось уже сто лет назад, — хмыкнула Рина.
— Это как это? — искренне удивилась Тошка.
— Неужели не помнишь? Тебе тогда было лет пять, и ты категорически заявила, что уже вполне взрослый человек и самостоятельная личность.
— Так и заявила? — засмеялась Тошка.
— Вот этими самыми словами.
— Глупая была. Не понимала, как замечательно быть маленькой — весело и беззаботно!
— Это ты сейчас так говоришь. На самом деле у маленьких тоже свои проблемы и огорчения.
— Ма-аленькие проблемочки, — протянула Тошка, показывая руками, какие на самом деле крохотные заботы у малышей.
— А им они кажутся большими и вполне серьезными.
— Не знаю… Наверное, ты права. Но мне кажется, у меня не было вообще никаких проблем. До самого второго класса.
— А что случилось во втором классе? — удивилась Рина.
— Я влюбилась в Левку Заботкина, — вздохнула Тошка.
— А он?
— А его перевели в другую школу.
— Да-да, что-то такое я припоминаю.
— Как ты можешь что-то припоминать? — возмутилась Тошка. — Я тщательно скрывала от всех свои страдания. Даже Маришке ничего не рассказала.
Маришка была единственной Тошкиной подружкой «навек», с которой они с незапамятных детсадовских времен были не разлей вода. С Маришкой, и только с ней, совершались бесчисленные вылазки в кино и театры, обсуждались новости моды и кулинарии, планировались летние каникулы. Вдвоем они ходили на курсы французского и в секцию айкидо. Но несмотря на то что девчонки были по-настоящему неразлучны, именно Маришке отправлялись и от нее же получались тысячи эсэмэсок в день.
— О, тогда это и впрямь было серьезно, — согласилась Рина.
— Ну конечно, я ж и говорю! Зато сейчас я чувствую себя абсолютно счастливой, легкой и воздушной. И мне так замечательно!
Тошка раскинула в стороны вымазанные тестом руки, задрала голову и почему-то высунула язык.
— Неужели такое бывает с шестнадцатилетними девицами? — улыбнулась Рина. — Я думала, все тинейджеры должны быть угрюмыми, агрессивными и без конца ссориться с родителями.
— А я — прекрасное исключение!
— Что верно, то верно — очень даже прекрасное.
Тошка радостно засмеялась, вскочила со стула и начала кружиться по кухне, распевая во все горло: «Я танцевать хочу, я танцевать хочу до самого утра». Ее длинные медовые волосы, стянутые на затылке в тяжелый хвост, переливались в солнечных бликах, а сапфировые глаза сияли искренним девчачьим задором.
Рина, улыбаясь, следила за дочерью. Тошка действительно была потрясающим ребенком. Вообще-то, конечно, давно уже не ребенком, а юной очаровательной девушкой. Да что там очаровательной — просто красивой. И характер у нее был красивый — добрый и покладистый. В нее влюблялись все мальчишки подряд, как в школе, так и во дворе. А девочки, как водится, ей завидовали. Но Тошка, казалось, ничего не замечала — ни влюбленности одних, ни зависти других. У нее со всеми были нормальные приятельские отношения, но не более того. Она ни с кем не тусовалась, не ходила на вечеринки, не собирала сплетни. Подруга Рины Наталья называла ее негламурной красавицей, и это была чистая правда.
Поначалу Рину немного беспокоило то, что ее замечательная во всех отношениях дочь держится несколько особняком от той жизни, которую принято называть общественной. И то, что она, по словам классной руководительницы, не проявляла достаточной социальной активности. Но Тошка, не выказывая по этому поводу никаких сожалений, казалась вполне счастливой, и Рина в конце концов успокоилась.
Глядя на то, как раздухарившаяся Тошка приплясывает посреди кухни, Рина снова подумала о том, как ей повезло, что Бог послал ей такого чудесного ребенка. И что они с Тошкой любят друг друга и доверяют друг другу, и не таят друг от друга своих секретов. А та единственная тайна, о которой Тошка ничего не знает, так и останется тайной, и даже вспоминать о ней нет никакого смысла.
— Что это ты сегодня так разошлась? — смеясь, спросила Рина. — Снова влюбилась?
— Ну что ты! Это на меня ожидание праздника оказывает какое-то волшебное действие.
Тут Тошка остановилась, и, немного отдышавшись, призналась:
— Почему-то такое чувство меня обуревает… Не могу придумать определение…
— Щенячий восторг?
— О, точно! Именно щенячий. Вот хочется прыгать, скакать, плясать и песни распевать. И все это так, без всякой причины.
— Как же без причины? — не согласилась Рина. — Наши Мартовские иды — это действительно повод для хорошего настроения.
Мартовскими идами в семье Острожиных называлось крупномасштабное празднование всех дней рождения скопом. Традиция эта воцарилась в тот год, когда на свет появилась Рина. Она была пятым по счету членом семьи, которого угораздило родиться именно в марте. Пять дней рождения в сочетании с Международным женским днем превратили этот весенний месяц в нескончаемый поток праздников. Тогда отцу Рины Алексею Михайловичу пришла в голову грандиозная мысль: объединить все маленькие торжества в одно большое, отмечать его прямо в середине марта и назвать по этому случаю Мартовскими идами. На том и порешили. За долгие годы этот семейный праздник претерпел множество изменений и теперь представлял собой вечернее чаепитие с пирогами, которые пеклись в несметных количествах. На Мартовские иды было принято приходить без приглашения, но никто из друзей и знакомых никогда не забывал об этом чудесном событии.
К сожалению, количество отмечаемых дней рождения с годами значительно сократилось, и на данный момент именинниц было всего две — Рина да Тошка.
— А ты тоже чувствуешь? — спросила девочка, весело глядя на мать.
— Что чувствую?
— Восторг. Щенячий.
— Вряд ли это восторг, но радость — несомненно.
Тошка немного помолчала, как будто прислушиваясь к чему-то, а потом раздумчиво сказала:
— Мамуль, у меня в животе скопилось предчувствие.
— Да почему в животе-то? — снова засмеялась Рина.
— Не знаю, но точно в животе. Я как подумаю про надвигающийся праздник, так у меня внутри сначала все вверх взмывает, а потом падает вниз.
— То есть в живот?
— Да, прямо, как на американских горках.
— Интересно, что бы это значило? Вроде бы никаких сюрпризов я тебе не обещала…
— Не знаю. Но думаю, это все же предчувствие.
— И что же ты предчувствуешь своим животом?
— Зря смеешься, между прочим. А может быть, я жду чуда? Ты веришь в чудеса?
— Нет.
— Ну хотя бы надеешься?
— Чтобы надеяться на чудо, надо иметь точное представление о том, что ты под этим подразумеваешь, — пожала плечами Рина.
— Элементарно, Ватсон! Под чудом подразумевается заветная мечта, в осуществление которой ты особо не веришь, но расстаться с которой тебе было бы жалко. Вот и говорят: живет с надеждой на чудо.
— Нет, я в чудеса не верю.
— А во что ты веришь?
— В здравый смысл.
— Фу, как ужасно скучно!
— Согласна, но это факт.
В этот момент раздался звонок в дверь, и Тошка, быстренько обтерев руки мокрым полотенцем, помчалась открывать. Не заглядывая в глазок, она распахнула дверь. На пороге стояла подруга Рины Наталья. Она держала в руках большой пакет с апельсинами, который тут же вручила Тошке:
— Держи, Ребенок. Это тебе — два кэгэ витамина цэ.
— Теть Нат, а я с сегодняшнего дня больше не ребенок, так что можете называть меня Антониной Сергеевной.
— И в связи с чем же у вас тут такие сурьезные перемены?
— Ну как же, ведь мне только что стукнуло шестнадцать.
— Действительно, что это я? Ну, на Антонину Сергеевну можешь не рассчитывать — будешь Тошкой.
— Да я и так Тошка!
— Для меня всю жизнь была Ребенком.
— Это правда. Ну ладно, с вами все равно не поспоришь. Теть Нат, а хотите пирожок попробовать? С повидлом или с яблоками? Мы как раз только что очередную партию из духовки вытащили.
— Ты не Антонина Сергеевна, а змей-искуситель, — возмутилась Наталья. — Официальное пирогопоедание состоится только в семь часов, а ты хочешь, чтобы я начала преступное накапливание калорий прямо сейчас?
— Да вы только понюхайте, как пахнет, — продолжала соблазнять Тошка.
Наталья втянула носом воздух, громко сглотнула и безвольно пошла на запах, как крыса на звуки дудочки крысолова.
— Приветик, — весело пропела она, засовывая голову в кухню. — Готовитесь кормить гостей на убой?
Рина отбросила со лба прядку волос и кивнула подруге.
— Ой, и не говори, что-то мы с Тошкой в этот раз разошлись. А ну как все останется?
— Тю-ю, — протянула Наталья, бочком подвигаясь к стоящим рядком блюдам, покрытым льняными салфетками. — Зря переживаешь — подберем все до крошечки. А рулет с маком будет?
— Конечно, специально для тебя, — усмехнулась Рина. — А ты что это сегодня так рано? — удивилась она.
— Это я на минутку заскочила, по делу — собираюсь у тебя кое-что одолжить.
— Надеюсь, не мое любимое вечернее платье? — ехидно улыбнулась Рина.
В вопросе звучал откровенный сарказм, поскольку у подруг категорически не совпадали не только размеры, но прежде всего вкусы. Невысокая миниатюрная Рина предпочитала в одежде классический стиль и сдержанные цвета. Наталья же, которая, напротив, была довольно высокой и крупной, отличалась вкусом экстравагантным и даже несколько агрессивным. На этой почве у подруг порой случались стычки, из которых никто и никогда не выходил победителем. Наталья считала Рину консервативной до мозга костей. Рина же в свою очередь не могла не возмущаться вызывающими нарядами подруги и всегда откровенно высказывала ей свое мнение. Однако сбить Наталью с толку было абсолютно невозможно, равно как и смутить критическими замечаниями.
Вот и сейчас, легко проигнорировав выпад в свой адрес, она только презрительно фыркнула и пожала плечами. Потом неожиданно закричав «Смотрите сюда!», она широким жестом пьяного купца распахнула свое длинное коричневое пальто, и Рина от неожиданности чуть не села мимо стула. Тошка прикрылась ладошкой и украдкой хихикнула.
Представшая перед ними картина была совершенно ошеломляющей.
На Наталье были черные мягкие легинсы, которые, облегая довольно стройные мускулистые ноги, убегали в глубь ярко-красных полусапожек. Сверху же на ней красовалась длинная шелковая кофта ядовито-желтого цвета. Вся она была усеяна крупными блестящими маками, а довершал все это великолепие гигантский бант, свисавший с правого бедра.
При виде очередного невероятного одеяния подруги обычно довольно сдержанная и тактичная Рина разом утратила самообладание. Она закатила глаза и тяжело вздохнула.
— Ну как? — с веселым вызовом завопила Наталья. — Как я вам нравлюсь?
— У нас что, на дворе год Петуха? — спросила Рина насмешливо.
— По-моему нет, но это неважно. В данном случае твои комментарии не требуются. А требуется дружеская помощь.
— Боюсь, Наталья, что тебе уже ничто не поможет.
— Только не заводи свою старую шарманку, о’кей? У меня сегодня важный клиент, надо произвести на него неизгладимое впечатление. Так что давай лучше подскажи, чего бы такое мне повесить на шею? Видишь, шея совершенно голая и не украшенная.
— Да тут один бант чего стоит, — хмыкнула Рина. — Он мгновенно отвлечет на себя внимание твоего клиента, и ему будет уже совершенно безразлично, какая у тебя шея.
— Да брось ты, — легко отмахнулась Наталья. — Шикарный бант, мне нравится! Скажи, Тошка?
— Шикарный бант! Мне тоже нравится! — весело подхватила девочка.
— Кто бы сомневался, — откликнулась Рина.
— Ну, к счастью, не все у нас обожают одеваться в стиле «Черный квадрат», — съехидничала Наталья.
— Господи, а Малевич-то тут при чем?
— Ну как же! Твой идеал — маленькое черное платье и в пир, и в мир, и в добрые люди. Как на тебя глянешь, так первым делом Малевич и приходит на ум.
— А глядя на тебя, сразу вспоминаются «Золотые рыбки» Матисса.
— Прекрасная, кстати сказать, вещь. Обожаю постимпрессионизм!
— Скорее всего ты обожаешь авангардизм. Тебе бы очень подошла желтая фуфайка Маяковского.
— Почему бы и нет, с удовольствием примеряла бы! Все лучше, чем выряжаться в монашеские тряпки.
— Ой, мам, теть Нат! Какие вы смешные! — не выдержав, расхохоталась Тошка. — Вы обе самые красивые на свете, честное слово. Ну что, мир?
— Да мы и не ссорились вовсе, — тоже улыбнулась Наталья.
— Ты же нас знаешь, — поддакнула Рина. — Так чего, ты говоришь, твоему наряду сегодня не хватает?
— Бусиков каких-нибудь, — оживилась подруга. — Или медальончика. Я все свои закрома проинспектировала — ничего не подходит.
— Сколько же ты времени на это положила, милая моя? — всплеснула руками Рина.
Зная, какое несметное количество побрякушек хранится в многочисленных шкатулочках и коробочках Натальи, можно был смело предположить, что на эти бесплодные поиски она угробила как минимум неделю.
— Да уж, немало, — подтвердила та ее предположение. — Ну так что, приходит что-нибудь на ум?
— Сейчас посмотрим, погоди, — сказала Рина и направилась к большому старинному трюмо, которое величаво замерло у стены в коридоре.
Достав из верхнего ящика огромную коробку красной кожи, она поманила к себе Наталью. Та не заставила себя упрашивать, и Тошка тоже с любопытством заглянула матери через плечо. Вскоре они все втроем с интересом вытаскивали из футляра всевозможные цепочки, бусы, кулоны, медальоны и подвески.
— Ого-го! Вот это я понимаю — настоящий клад! — с восхищением воскликнула Наталья.
Она восторженно взирала на украшения, которые гроздьями свисали с ее растопыренных пальцев.
— Даже не подозревала, что ты владеешь такими сокровищами.
— А я подозревала, — заявила Тошка. — Я в детстве очень любила доставать эту коробку и все на себя навешивать.
— А я вообще про них забыла, — призналась Рина. — Это все бабушкино и мамино, я почти ничего из этого не ношу.
— И почему это я совсем не удивилась? — хмыкнула Наталья. — Следовательно, для меня здесь непременно должно что-нибудь найтись.
Они все вместе еще долго колдовали над коробкой и в итоге выбрали крупный золотой медальон в виде резного цветка с красной рубиновой серединкой. Хотя Рина считала его слишком вызывающим, даже она не могла не признать, что он удивительным образом гармонирует с маками на броском наряде подруги.
Наталья самозабвенно любовалась на свое яркое отражение в высоком зеркале. Судя по тому как она вертелась перед ним, то отходя подальше, то утыкаясь в него носом, то подбочениваясь, то вытягивая шею, новое украшение произвело на нее неизгладимое впечатление.
Рина с Тошкой следили за ней со снисходительностью взрослых, которым удалось угодить любимому чаду с подарком.
— Нутром чую, что эта штукенция принесет мне удачу, — заявила Наталья, отходя наконец-то от зеркала.
— Удачу в личной жизни? — уточнила Рина.
— Разве мой Капустин — это личная жизнь? — махнула рукой Наталья. — Нет, в данном случае я имела в виду исключительно удачу на трудовом фронте.
— На этом фронте у тебя и так все в порядке.
— Тьфу-тьфу, — почему-то грустно вздохнула Наталья. — Ну что, — снова встрепенулась она. — Тогда я побежала?
— Лети-лети, голуба моя! — подбодрила ее Рина. — Ждем вас с Толиком к семи.
— Абгемахт, Маргарита Пална! Чао, Антонина Сергеевна!
Наталья смачно чмокнула в щеку сначала Рину, потом Тошку и стремительно направилась к двери, застегивая на ходу свое шикарное пальто.
— Мам, правда, теть Ната всегда приносит с собой положительный энергетический заряд? После ее ухода как-то немыслимо сесть, например, и книжку почитать. Кажется, что надо срочно заниматься какой-нибудь кипучей деятельностью.
— Есть такое чувство, — согласно кивнула Рина. — Жаль только, что всю свою позитивную энергию она растрачивает на окружающих, а на себя ее уже не остается. Ладно, хватит философствовать, а то у нас сегодня посуда останется немытой. Давай-ка, разворачивай свою кипучую деятельность.
Однако не успели они собрать со стола миски и ложки, как кто-то снова позвонил в дверь.
— Рановато что-то начались визиты, — удивилась Рина, невольно взглянув на висящие на стене часы. Они с Тошкой гуськом вышли в коридор, чтобы вместе встретить очередного гостя.
В этот раз за дверью обнаружилась соседка Анна Викентьевна. В старые добрые времена она была близкой подругой Рининой матери и считалась почти что членом семьи, тем более что день рождения у нее тоже пришелся на март.
— Не пугайтесь, дорогие мои, я буквально на минутку, — прямо с порога заявила Анна Викентьевна и шагнула в прихожую. В длинном синем платье-балахоне с кружевным воротничком, с красиво уложенными седыми волосами старушка выглядела очень импозантно. В одной руке она держала плотный голубой конверт, а в другой — маленький керамический горшочек с торчащим из него мясистым кактусом. На самой макушке кактуса распустился крохотный красный цветок, похожий на бант первоклашки.
— Я принесла вам подарки, — торжественно объявила Анна Викентьевна. — Во-первых, мне не терпится увидеть вашу радость, — пояснила она и вручила конверт Рине. — А во-вторых, моя глупая Матильда уже трижды пыталась откусить вот этот самый цветочек и мне трижды пришлось вытаскивать колючки из ее морды.
Матильда действительно была на редкость глупой кошкой, которая получила свое имя за поразительное сходство с любимицей домомучительницы фрекен Бок.
— В общем, я решила, что проще будет поскорее доставить вам этот подарок, чем объяснить Моте, что кактусы не съедобны.
Пока она все это говорила, Рина открыла конверт и вытащила оттуда два длинных желтоватых листочка бумаги.
— Тошка, это же билеты в Большой театр! — воскликнула она с неподдельной радостью. — На «Жизель».
— Ой, как здорово! — завизжала Тошка, которая была завзятой театралкой и к тому же обожала балет.
Она бросилась старушке на шею, прижалась к ее щеке и выпалила:
— Анна Викентьевна, вы — замечательная!
— Просто я вас люблю, девочки мои, — расторгалась та. — И знаю, чем вас можно порадовать.
В прошлом Анна Викентьевна была балериной. На вопрос о ее ролях она с гордостью отвечала: «Хотя мне так и не довелось станцевать Одетту, зато мой лебедь был самым грациозным в ее стае». Несмотря ни на что, в искусстве Анна Викентьевна не разочаровалась, чувства юмора не утратила и до сих пор продолжала оставаться невероятной оптимисткой.
— Надеюсь, вам повезет и вы попадете на хороший состав, — выразила надежду она. — А кактус — это лично тебе, Антонина. Поставь его возле своего компьютера. Говорят, эти колючки что-то такое улавливают и помогают сохранять здоровье.
— Спасибо вам, Анна Викентьевна, — тепло улыбнулась старушке Рина. — Ждем вас на пироги.
— Непременно буду, — заверила ее соседка и, махнув на прощание рукой, исчезла за дверью.
— Праздник начинается, — весело возвестила Тошка, размахивая над головой цветочным горшком.
— Да уж, начало очень приятное, — согласилась Рина. — А теперь вперед, у нас с тобой забот — полон рот.
Они дружно принялись за дела, и к вечеру у них все уже было готово. Возле окна красовался длинный стол, покрытый старомодной льняной скатертью с вышивкой по углам. На огромных блюдах румяными горками высились пироги и плюшки, на фарфоровых блюдечках приплясывали от нетерпения голубые чашки, а посреди стола самодовольно побулькивал степенный самовар.
Народу в этот раз собралось множество. Здесь были многочисленные Ринины коллеги и знакомые, ее друзья и старинные друзья ее родителей, семейный доктор и добрые соседи. В общем, кого здесь только не было! Однако праздничное чаепитие меньше всего походило на традиционное застолье. Оно скорее напоминало фуршет — эдакий шведский стол с пирогами. Гости с чайными чашками в руках рассредоточились по просторной гостиной: одни устроились на диване, другие подсели к столу, третьи и вовсе остановились посреди комнаты. Все оживленно общались друг с другом, кто-то знакомился, кто-то обменивался новостями, со всех сторон слышались громкие голоса и смех.
Рина и Тошка, нарядные и возбужденные, неутомимо порхали туда-сюда, отвечали на вопросы и комплименты и без конца подливали в чашки чай. Одни гости уходили, другие приходили, и в доме весь вечер не умолкал людской гомон.
К одиннадцати часам веселье пошло на убыль, и Наталья настояла на том, чтобы помочь убирать со стола. Ее муж с кислой миной уселся перед телевизором и принялся смотреть какое-то невразумительное ток-шоу.
— Если бы не мой капризный благоверный, осталась бы у тебя ночевать, — вздохнула Наталья, вытирая тарелки большим кухонным полотенцем. — Уселись бы с тобой под торшером, налили бы по бокалу винца и потрепались бы за милую душу.
— Не огорчайся, — откликнулась Рина, — какие наши годы. Давай, приезжай в любое подходящее время, и мы непременно осуществим твою мечту.
— Договорились, — сразу же ожила Наталья, — обязательно приеду — я хочу кое-что с тобой обсудить. — Кстати, — спохватилась она, сняла с шеи «цветочный» медальончик и протянула его Рине: — Очень полезная вещь — рекомендую.
— Что, действительно пригодился?
— Еще как! Я такое дельце провернула — обалдеть. А ведь все висело буквально на волоске. Думаю, это все он — цветик-семицветик.
— Я за тебя рада, — сказала Рина, беря в руки украшение. — А если будешь хорошо себя вести, то подарю тебе эту штукенцию на какое-нибудь торжество или на Новый год.
— Буду стараться, ваше благородие, — засмеялась Наталья.
Наконец с посудой было покончено, Рина с благодарностью чмокнула подругу в нос, и за четой Капустиных захлопнулась входная дверь.
— Господи, как же я устала, — выдохнула Рина и без сил упала на диван. Тошка тут же плюхнулась рядом, поджала под себя одну ногу и повернулась к матери.
— Какая у нас здоровская кутерьма получилась, правда? — воскликнула она.
— Правда, — улыбнулась Рина. — И ведь Наталья как в воду глядела — пирогов оказалось в самый раз, практически ничего не осталось. Видишь, какие мы с тобой искусные пекари.
— Ага, — засмеялась Тошка. — Я уж думала, что придется нашу заначку доставать.
Она имела в виду творожную ватрушку, которую они с Риной припрятали для себя, не без основания полагая, что в суматохе праздника до угощения могут попросту не добраться.
— Мне тоже приходила такая мысль, — призналась Рина. — Но ничего, кажется, все остались довольны.
— И я тоже осталась довольна, — подхватила Тошка. — Подарки просто суперские. Ты видела, какое шикарное издание «Мастера и Маргариты» притащила мне Маришка?
— А Наталья, как я понимаю, подарила тебе французские духи?
Тошка поджала губы и немного смущенно кивнула.
— Они пахнут весной, и ужасно мне нравятся.
— Ох, шестнадцать лет… — вздохнула Рина, — надо начинать постепенно привыкать к этой мысли.
— Да чего тебе привыкать-то? — вскочила на ноги неугомонная Тошка. — Ты сама еще девушка хоть куда, и выглядишь совсем как моя подружка.
— Мерси, — хмыкнула Рина, — комплиментов я сегодня уже наслушалась.
— Я серьезно, — насупилась Тошка. — Ты у меня ужасно молодая и красивая, и поэтому Веник тебе совершенно не подходит.
— Тошка, какая же ты все-таки вреднятина, — нахмурилась Рина. — Сколько раз я просила тебя не называть Вениамина Веником.
— У меня просто не получается выговаривать это жуткое имя Ве-ни-а-мин, — невинным голосом объяснила дочь. — Веник куда проще.
— Не прикидывайся, — продолжала Рина. — Человек, который выучился говорить по-французски, не может жаловаться на трудности произношения. К тому же мне не нравится тон, которым ты о нем говоришь.
— О, боже, — завела глаза к потолку Тошка, — каким еще тоном можно говорить про этого зануду?
— Антонина Сергеевна, вы забываетесь, — строго одернула ее Рина.
— Молчу, молчу, — подняла та руки кверху, выражая таким образом свою покорность. — Но ты не можешь не согласиться, что твой Вениамин безумно чопорный. К тому же у него абсолютно отсутствует чувство юмора.
— Возможно, — кивнула Рина, — однако он мой друг, и я не хотела бы с тобой его обсуждать.
Тошка надулась.
— На фиг нам сдались такие друзья, — пробурчала она себе под нос, но Рина не обратила на ее ворчание никакого внимания.
Это была единственная тема, которую они обсуждали неоднократно и никогда не приходили к согласию. В душе Рина всякий раз удивлялась тому, что обычно покладистая и доброжелательная дочь сразу же приняла ее приятеля в штыки.
С Вениамином Рина встречалась уже больше года. Они познакомились на новогоднем корпоративном вечере, куда ее зазвала Наталья. Натальин муж по случаю насморка валялся в постели и не смог сопровождать жену на это мероприятие. Однако та категорически отказалась жертвовать хорошим настроением из-за хлюпающего носом Толика и уговорила Рину пойти вместо него.
Поскольку праздник на поверку оказался балом-маскарадом, Рина выбрала для себя костюм Летучей мыши, а Вениамин, по странной прихоти судьбы, нарядился в тот вечер Мистером Иксом.
— У нас получилось какое-то опереточное знакомство, — любил он шутить по этому поводу, вспоминая их первый танец.
Мистер Икс в черном цилиндре и плаще с яркой подкладкой выглядел элегантно. К тому же он проявил себя предупредительным кавалером, ухаживал несколько старомодно, но уверенно, и Рина была откровенно польщена его вниманием. Так завязался их роман.
Вениамин, занимавший солидную должность в большом банке, был человеком деловым и занятым. И еще очень положительным. Педантичный от природы, он любил во всем порядок, а к жизни, во всех ее проявлениях, относился весьма критически.
Живой и веселой Тошке Вениамин сразу же не понравился, и она немедленно стала называть его Веником.
— Он такой занудливый, — оправдывалась девочка, когда Рина обвиняла ее в необъективности.
— А по-моему, в своей оценке Вениамина ты исходишь из чисто эгоистических соображений, — не соглашалась Рина. — Тебя волнует, что я решу выйти за него замуж, и это нарушит нашу с тобой идиллию.
— Вовсе нет! — пылко протестовала Тошка. — Я очень даже хочу, чтобы ты кого-нибудь полюбила. Кроме меня, имеется в виду. Просто мне кажется, что Вениамин не слишком подходящая кандидатура тебе в мужья.
— И тебе в отцы, — ухмылялась Рина. — Боишься, что он заставит тебя по струнке ходить?
— Вот именно, — не сдавалась Тошка. — Тут же введет в нашем доме кодекс поведения и в два счета уморит нас с тобой своими нотациями и претензиями.
Обычно Рина быстро сворачивала подобные разговоры, не позволяя их спору разгореться. Она и сама знала, что Вениамин далеко не романтик, но ей по-прежнему были приятны и его ухаживания и, его внимание, поэтому она категорически отказывалась идти у Тошки на поводу. Вот и сейчас она попыталась побыстрее сменить тему и, лукаво взглянув на дочь, сказала:
— А живот-то твой, между прочим, подвел — ничего экстраординарного, слава богу, так и не произошло.
— Ой, действительно, — удивленно подняла брови Тошка. — Если не считать небывалого нашествия народу и невероятной кучи подарков, то ничего эдакого и впрямь не случилось.
Однако на следующее утро выяснилось, что предчувствия Тошку все же не обманули.