Щенки-медвежатники

Заход

Гипотенуза, пересохшая дева с воротником по самые уши, перебирала глазами учеников: кого бы вызвать к доске? Кто-то тянул руку, а кто-то вжимал голову в плечи.

Андрей придавил ногу Мишке и прошептал:

– Ну, чего тянешь?

Мишка громко спросил:

– Можно выйти?

– В чем дело, Левитин? – прогундела Гипотенуза.

– Приспичило, – со смешком пояснил Андрей.

Мишка пихнул его локтем. Андрей врезал ему по шее.

Гипотенуза треснула ладонью по столу.

– А ну, встали и вышли. И чтобы я вас больше не видела! Лоботрясы чертовы!

Давясь от смеха, приятели выскочили из класса.

Они вышли из школы, сели на скамейку возле жилого пятиэтажного дома. Закурили. Пригревало апрельское солнце. Уже можно было загорать и не париться в этой чертовой школе.

– Домой надо, – сказал Мишка, – но так неохота.

– Чего тебе-то дома делать? – поинтересовался Андрей.

– В аптеку надо бы сбегать.

Андрей вздохнул.

– Меня тоже задание ждет. В письменном виде.

Андрей знал, что говорил. На кухонном столе лежала записка. Мать по пунктам расписала, что надо сделать. 1. Купить хлеба и молока. 2. Вытереть пыль. 3. Помыть полы. 4. Сдать бутылки.

Андрей поставил пластинку Владимира Трошина и начал прибирать квартиру.

Когда пластинка кончилась, Андрей поставил Гелену Великанову.

– Ландыши, ландыши, светлого мая привет, – пела Великанова.

Пришла мать. Она, как сержант в казарме, провела рукой под диваном, посмотрела на пальцы. Были видны следы пыли.

– Сейчас, небось, на кино будешь просить. Не заслуживаешь, – проворчала мать.

Андрей мигом вытер пыль там, где схалтурил. Мать открыла кошелек, отсчитала мелочь.

– Эти пятьдесят копеек ты даешь мне уже лет десять, – с досадой сказал Андрей.

– А что, цены на кино выросли? – ехидно отозвалась мать.

– Я вырос.

Мать поняла намек.

– Нечего баловать. Пусть на свои ходят.

– Я все-таки мужчина…

– Какой ты мужчина? Лучше бы об учебе думал. Сдай бутылки – будет тебе рубль.

– Мама, сдавать бутылки – такая стыдуха.

– Ничего, с тебя не убудет, – отрезала мать.

Хрустальщик был гад. Это у него на роже было написано. Каждого, кто подходил к нему с авоськой, полной пустых бутылок, он окидывал пакостным глазом: мол, я тут царь и бог, захочу – все приму, а захочу – все забракую.

Очередь покорно молчала. Потом одна женщина не выдержала:

– Каждый день новые правила. То темные бутылки не принимают! То светлые, то большие, то маленькие! То они тут работают! То не работают. Мало того, что идем сюда, стеклом звеним, еще и здесь унижение терпим.

Женщину поддержала бойкая бабулька:

– Принимает на копейку, а богатеет на тысячу. Видали, уже на «Москвиче» разъезжает.

Хрустальщик огрел очередь тяжелым взглядом.

– Бабы, еще одно слово – вообще ни у кого ничего не приму.

Очередь примолкла. Подошел черед Андрея. Хрустальщик осмотрел его бутылки, пощупал горлышки и отставил в сторону не меньше пяти. Почти половину.

– В чем дело? Нормальные бутылки, – возмутился Андрей.

– Где нормальные? Со сколом, – прорычал приемщик.

Андрей повысил голос:

– Где хоть один скол? Покажи!

– Будешь тут еще командовать? – рявкнул хрустальщик. – А ну, вали отсюда!

Андрей сложил все свои бутылки обратно в сумку. Его трясло. Он так надеялся на навар. Можно было сказать матери, что не приняли пять бутылок, а деньги зажилить.

Андрей был уже у выхода, когда хрустальщик крикнул вслед:

– Чтоб я тебя больше здесь не видел!

Андрей с размаху жахнул сумкой по стенке подвала. Вытряхнул битое стекло и со всей силы хлопнул за собой дверью.

– Ну, погоди, сволочь такая! Ты мне еще попадешься! – вопил хрустальщик.

Андрей подошел к своему дому. Генка и Мишка ждали у подъезда.

– Что-то случилось? – спросил Мишка.

– Убил бы гада, – с ненавистью выдохнул Андрей.

Генка протянул ему сигарету.

– Я говорю, давайте возьмем магазин, – подал голос Мишка.

– Закрылся б ты, Мишаня, – проворчал Генка.

Помолчали. Поплевали на тротуар. Потом Генка сказал:

– Андрюха, у меня идея. Давай купим сто лотерейных билетов. Вдруг выиграем?

– Купим… – передразнил Андрей. – На какие шиши?

Генка с гордым видом вынул из кармана деньги.

– Продал сегодня Крюку выкидушку и два кастета. Давай я покупаю билеты, а ты приносишь лотерейную таблицу. Завтра, ага?

– Глупо, – обронил Мишка.

– Что глупо? – спросил Генка.

– Играть с государством в азартные игры глупо.

– Лучше украсть?

– Представь себе. Шансов разжиться куда больше.

Андрею на вельветовую курточку села божья коровка. Мишка осторожно снял ее и сказал:

– Андрюха, загадай три желания.

– Загадал, – отозвался Андрей.

– Ну, говори.

– Хочу свободы и денег.

– Деньги и свобода – одно и то же, – сказал Мишка.

– Значит, много денег.

– Ладно, давай еще два желания.

– Хочу кого-нибудь поиметь, – признался Андрей.

– Ну, это само собой. А третье?

– Чтобы слободские и центровые не мешали жить.

– Много хочешь, – вставил Генка.

– А я с Андрюхой согласен, – сказал Мишка.

Снова помолчали.

– Мы всем еще покажем, – запальчиво произнес Андрей.

Генка и Мишка промолчали; видно, они не разделяли этой уверенности.

Ребята еще немного посидели и разошлись по домам.

– А где деньги? – спросила мать, когда Андрей вернулся.

– Нет денег.

– То есть как?

– Так. Завтра отдам. Заработаю и отдам.

Удивительно, но мать не стала ничего выяснять.

Андрей ушел в свою комнату, взял книгу Льва Шейнина «Старый знакомый», лег на диван и стал читать про благородных грабителей и удачливых медвежатников.

Послышались осторожные шаги матери. Андрей взял учебник химии и прикрыл им книгу Льва Шейнина.

– Что читаешь? – поинтересовалась мать.

– Как видишь, химию.

– Покажи-ка дневник, химик.

Андрей протянул дневник. Мать полистала, вздохнула:

– Сплошные тройки.

– Ну почему? – возразил Андрей. – И пятерки есть, и четверки. По истории, по географии, по литературе, по физкультуре.

– А где двойки? Тебе что, двойки не ставят?

– Хорошо, получу двойки, если так хочешь, – согласился Андрей.

– Не верю я тебе, – сказала мать.

«В кого же мне быть лучше?» – подумал Андрей.

Мать пошла на кухню. Андрей проводил ее взглядом и начал соображать, как бы отомстить хрустальщику. Ничего путного в голову не приходило. Откуда Андрею было знать, что судьба уже распорядилась.

Когда очередь к хрустальщику иссякла, к приемному пункту подошли четверо пацанов лет четырнадцати-пятнадцати. Один остался стоять на стреме. Трое спустились в подвал. Один встал в дверях. Двое самых старших и крепких подошли к хрустальщику.

Тот сидел на стуле среди ящиков с бутылками, которые громоздились под самый потолок.

– Гони монету! – приказал пацан.

– Чего? – набычился хрустальщик. – Салага, ты на кого тянешь?

Другой пацан сказал твердо:

– С тобой люди говорили? Говорили. Тебя предупредили? Предупредили. Плати, урод!

Хрустальщик поднялся с шоферской монтировкой в руках.

– Сейчас заплачу.

Но он не успел даже толком замахнуться. Пацаны толкнули на него ящики. Бутылки с грохотом посыпались вниз. Хрустальщик упал, порезал руки об осколки, но тут же вскочил и бросился на пацанов.

Те кинулись к двери. Они готовы были сбежать, но на пороге выросли двое постарше с ножами, какими обычно режут свиней.

Они проткнули хрустальщика с двух сторон. Мужик издал стон, похожий на рев животного, и стал оседать на пол.

Один из старших обвел глазами пацанов:

– Ну чего стоите? Делайте!

Пацаны вытащили отточенные велосипедные спицы и принялись тыкать неподвижное тело хрустальщика.